Без слов для чувств. (Алекситимия)

Без слов для чувств

(Алекситимия)

Часть 1

And If i stay a second longer

I'll rip apart these bones

Мягкая поверхность его кожи резко деформировалась под давлением свинцового жала. Ощущения исчезли, мысль застряла еще в зародыше, пропали, эмоции, страхи, перспективы, прошла хандра, перспектива идти завтра на работу больше не пугала. За считанные секунды порвался эпидермис, кости превратились в труху, нервы перестали передавать хаотичные импульсы, кровеносные сосуды выпустили из себя свое составляющее. Затылочная кость с бесшумным визгом выплюнула наружу и кровь, и труху, и мысли, образовав на стене парковки очередной шедевр современного изобразительного искусства. Душа, всю жизнь стремившаяся быть выплеснутой наружу своим хозяином, наконец-то достигла своего, но помог ей в этом, к сожалению, не высокий душевный порыв, девятимиллиметровая пуля, движимая воспламенением порохового заряда. Желто-зеленый бордюр принял удар на себя, сломав позвоночник. Постепенно остывающий асфальт встретился с постепенно остывающим телом, которое нелепо распласталось по этому жесткому полотну, окропленным насыщенно-гранатовой жидкостью. Запах порохового дыма рассеялся в знойном воздухе, в только что зажегшемся фонаре, в крышах красных семнадцатиэтажек, в озаряющем двор багровом закате, в закате и дня, и жизни. Будто где-то там чья-то кровь также медленно стекала за горизонт.

Он обнаружил себя посреди иссиня-белой пустыни. «Пустыня» - именно это определение первым пришло в его голову, не смотря на то, что ни песка, ни цвета не было, да и головы не было тоже. Он не знал как это «Прийти», как это «Думать». Все, что он знал: «Это есть, я это вижу, я могу назвать это, описать, но не более того. Сути нет, все имеет лишь название, весь этот набор слов является лишь набором слов. Мои мысли – замкнутый круг. На любой вопрос есть ответ, подразумевающий идиотски простой вывод. Существует ли это место? Существую ли я? «Я» - это кто? » Количество несущих в себе определенную информацию потоков уничтожало уже выпущенный из черепной коробки рассудок. Именно здесь хаотичность находила свой резонанс, парадоксально сливаясь с настроенной в унисон гармонией. Мир чистых как помыслы Адама эмоций, переживаний, обликов, грез, страхов, агоний имел бесконечное количество обличий. Наделенный знанием «Он» был воплощением бесконечно зацикленной парадоксальности. Он был не кем-то, не чем-то, не в том понятии, в котором мы привыкли воспринимать слово «быть», а в исходно заложенном смысле обретения какого-либо облика, будь то простреленный череп или иссиня-белая пустыня.

Его облик постепенно начал каким-то образом подниматься наверх. Под собой постепенно проглядывались черно-белые коридоры, тянущиеся все дальше и дальше – это был лабиринт. Огромное количество хаотично разбросанных путей, поглощающих горизонт. Был один вход, но выхода не было. Уйди кто-нибудь в другую сторону от возможно и существующего выхода, он бы никогда не нашел завершение этой вермешелеобразной поверхности. Обратив свой взор в небо, он увидел матово черную пленку, которая была окутана бирюзовой и розоватой пылью. Там, возможно, либо появлялась жизнь, либо она бродила так же бессмысленно, как жизнь блуждала по коридорам лабиринта. Мир, который он привык видеть вокруг себя, разделился на мир чувств, запахов, звуков и картинок. Весь спектр ощущений был подвластен ему. Сырость раннего летнего утра, приятный сквозняк в квартире, пропахшие духами волосы, кошеная трава, запах вишневых сигает во дворе, залитое солнечными лучами полотно лежащего на асфальте пуха, неприятное ощущение грязи на ссадине, улыбка на губах спящего поблизости человека, приятная теплота кожи, гарь от салютов, запах застоявшееся воды у кладбища, звуки любимой музыки, знакомые голоса, зовущие тебя по имени, тень листьев от желтого фонаря, ощущение ледяного снега за шиворотом, привкус слез на губах, приятная боль от расставаний, неописуемое счастье встреч, привязанность к родным и близким, ощущение неполноценности и апатии, счастье за себя и за любимых тобою. Этот список можно продолжать бесконечно, но всю полноту душевного очарования передать невозможно.

Он помнит, что и ранее он испытывал подобное чувство. Если сейчас это лишь знание, ничего кроме самого факта существования образа, некогда описанного органами слуха, зрения и обаяния, то при жизни это называли «мелочь». Тогда отсутствие счастья заставляло людей искать его в тех самых мелочах, но что же такое эта мелочь? Все привыкли считать, что это какое-либо приятное событие небольшого масштаба, которое можно мысленно раздуть до восприятия на эмоциональном уровне как настоящего, например, успеха. Утверждая, что надо радоваться мелочам, люди забывали, что помимо удачно сложившихся обстоятельств, есть вещи, которые не меняются, откуда можно черпать истинное вдохновение. Где же эти вещи? Везде. У вас за спиной, на балконе, на горизонте, в наушниках, в чувствах, запахах, звуках и картинках. Глупо утверждать, что все вокруг красиво и прекрасно, но нельзя отвергать от себя плохое. Пройди обычный путь до своего дома и найди в обычных вещах не прикольное, а красивое, тогда я поверю, что ты счастлив, научись сохранять в себе здравый рассудок и адекватное мышление, не стоит бросаться на первый счастливый случай и считать, что ты теперь понял, где искать счастье, но и не стоит при первом же неприятном происшествии злиться на все или отбрасывать этот случай, восприняв его как нелепую случайность.

Посреди отрывков его размышлений, имеющих место быть еще при жизни, он внезапно в который раз понял, что мертв. Его больше не было, однако вставал вопрос: «Был ли он еще при жизни, или это даже «был» нельзя назвать? ». Ради какой цели он умер? Его волновало не то, что он сделал неправильно, кого обидел, испортил ли кому жизнь, а ради какой цели он умер? Зачем? Все время, которое он себя помнит: было ли оно наполнено смыслом? Не важно каким. Им мотивировала идея или мечта? Изменилось ли хоть что-то после плевка крови на стену той парковки. После смерти он не обрел дар творения вселенных, не понял смысл жизни, не увидел бога, не смог получить ответы на мучающие его всю жизнь вопросы. Нет. Он всего лишь потерял свою физическую оболочку. Однако не только картинки из своей жизни он видел. В его голове хаотично всплывали неслыханные ему крики, цоканье копыт, свист стали, треск дерева и речи неизвестных ему людей. Постепенно отдаляясь от места, где он обнаружил себя, он решил узнать что за события таило от него время, какие чувства, запахи так же как и его когда-то имели место быть в том мире.

Часть 2

Он обнаружил себя в темном помещении. Пол был жестким, мелкие камешки неприятно впивались в кожу, с потолка свисали небольшие сталактиты. Судя по всему это было что-то вроде пещеры. Но откуда она тут взялась, и каким образом он оказался тут? Он ощущал свои конечности, дыхание его было идеально ровным, глаза не слипались, а голова была поразительно чистой. Он хотел было осмотреть свое тело, которого, казалось бы, он уже лишился, но окутывающая пещеру тьма не давала ему этого сделать, поэтому он направился в сторону еле видимого освещаемого солнцем куска пещеры. Похоже, отсюда был выход. Споткнувшись пару раз и не ощутив боли в еще не окрепших костях, он добрался до выхода и еле еле пролез в узкую расщелину.

Яркий свет ослепил его, солнце обдало его жаром. Он нелепо прикрыл глаза рукой и внезапно удивился белоснежности своей кожи, коротким пальцам, которые очень плохо разгибались, малюсеньким ноготкам. На своей голове нащупал крошечную прядь завивающихся волос. Обернувшись в сторону пещеры и мысленно соизмерив себя и величину расщелины, через которую он вылез, он понял, что рост его составлял не более половины метра. Вопросы исчезали так же быстро, как и появлялись, будто что-то хотело обратить взор этого ребенка на нечто иное.

В очередной раз, обернувшись, он, смог увидеть то, что сначала закрыл от него солнечный свет: до горизонта тянулось песчаное море, цвета уставшего осенью кленового листа. Покрытые барханами (волны из песка) песочные холмы сдували со своих вершин мелкую красноватую гальку, чтобы на их месте через некоторое время заполнить пустоту по направлению ветра. Будто кто-то рассыпал по земле какао и в замедленном действии играется во властителя пустынь. Сотни, тысячи ли миль были подвластны его взору, охватывающий этот пейзаж с неестественно находящемся здесь обрывом, обозначивающим границу между похожим на скалу массивом и песчаной гладью.

Его созерцание было прервано доносящимся протяжным гулом. С двух противоположных сторон он все четче слышал хаотично переплетающиеся звуки. Постепенно он смог различить две тянущиеся друг на друга пятна, подождав немного он увидел очертания коней, человеческих исхудалых тел, отблески посеребренных шлемов. Все четче и четче стали очертания людей: рассеченные брови, впадины на щеках, красные от горячего песка лодыжки, черные и распухшие руки, эбонитовые волосы и смыкающиеся от ветра блеклые глаза. Все стремительнее эти хаотичные клубки направлялись друг на друга, выкрикивая непонятные слова и принимая более распознаваемое очертание. Протяжный визг – слово, описывающее неподвластное осознаю в голове ребенка эмоцию. Он увидел как две массы слились воедино. Кривые у острия клинки распарывали человеческую плоть, оставляя ее печься на раскаленном песке. Кости ломались как тростинка под весом лошадиных туш, величественно приземляющихся на обагренные солнечным светом щиты. Будто вытащенные из котла с вином, бардовые копья вспарывали песчаное пространство, иногда наслаждавшись возможностью насытить свой цвет. Бежевая ткань накидок, сшитых где-то далеко дома накидок, потеряла свой естественный оттенок, превращаясь в золу не только саму себя, но и черствую кожу каждого, кто хоть раз напарывался на горячие языки. Песок ушел из под ног, теперь поверхностью стала обездвиженная площадка из мяса. Постепенно крики утихли, имена царей, фараонов, императоров и прочих правителей перестали беспорядочно витать в воздухе. Сталь нашла свое упокоение посреди трупов людей и животных. Солнце же не колыхнулось, какое ему дело до лежачих на песке тел, только свет стал немного краснее: уставшему солнцу надоело светить на бесформенную глыбу.

Ребенок молча стоял, переваривая увиденное им. В его голове не было чувства жалости, страха, возмущения или восхищения. Он не понимал ради чего были выплавлены эти мечи, сабли. Выращены прекрасные кони, дети, идеи и приоритеты. Неужели один возглас перед смертью удовлетворит тебя и с доброй совестью отправит в мир иной? Непонимание – все, что заполняло его маленькую головку. Стоит ли человек имени другого? Вскоре очередные дяди в красивых головных уборах будут отсылать рабов, крестьян, воевод на поглощение песков. Мертвые не умеют чувствовать. Акен прокатит их на лодке, а тело будет покоиться под тоннами желтого камня, но вокруг будет тот же песок. Возможно непонимание и есть тот самый барьер, не позволяющий определить готовность человека отдать свою жизнь во имя чего либо.

Ответ не мог появиться из неоткуда, была еще куча вещей, которые ребенок должен был увидеть. Он закрыл глаза и растворился в знойном воздухе, который плавил обрезанные лоскуты забрызганного обмундирования. Постепенно песчаный холм переползет пустоту, которую лишь дополнили чем-то напоминающие людей создания. Они не послужат примером, но послужат кормом для стервятников.

Часть 3

Его веки вновь медленно отдалились друг от друга, давая возможность узреть очередное «нечто». Он окинул взглядом помещение, в котором была только набитая сеном подушка, подпирающая его голову. Из похожей на бойницу дырки в стене неуверенные лучики света еле еле озаряли пыльный пол, оттуда же доносились громкие голоса и тянулся неприятный запах гари. Ступни ребенка уверенно коснулись холодной земли, глаза привыкли к полумраку, стена послужила ему верной опорой, к которой мгновенно прильнула рука. Он больше не был ребенком, хоть в голове и царила такая же необъяснимая пустота. Ноги уверенно держали его, лицо местами было покрыто розоватыми ямками, светлые волосы прикрыли широкий лоб, на коленке не переставая чесалась болячка. Юношеское желание двигаться подтолкнуло его в сторону двери. Юноша – таковым он очутился неизвестно где и неизвестно когда.

Сопровождаемый неприятным скрипом, юноша вышел на узкую улицу. Вокруг не было ни души, однако голоса стали четче и он решил направиться к источнику этого гула, минуя разбросанные бадьи, упавшее с веревок белье, и заполненные навозом колеи. Дома над его головой напоминали поставленные друг на друга землянки, которые слепили грязью. Трубы над строениями не выпускали дыма, зато он мог не опасаться, что на него из окна какая-нибудь уставшая хозяйка выльет ведро с помоями.

Медленно выходя с улицы на открытое пространство, он начал различать очертания наваленной друг на друга мебели, огромных балок, строительных лесов, кусков карет. Запах пороха все неприятнее щекотал его нос. Перед ним возвышалось высокое здание с украшенными львами колоннами, изящно выглядывающими балкончиками и еле еле отблескивающем на солнце куполом. Будто кто-то смял грозовую гряду и оставил красоваться единственную скалу, искусственно украсив ее снежной шапкой.

Из за кучи хаотично наваленного мусора периодически прорезали воздух блеклые штыки, а крик «Le monde des huttes, guerre de palais» ежеминутно разрывал сковывающий легкие воздух.

Баррикады находились напротив помятых железных ворот, являющихся входов в здание с колоннами, будто раскалывая скалу надвое. Оттуда с нарастающим гулом все чётче доносился гул слаженно топчущих брусчатку сапог. Железная пасть раскрылась и будто блеснув деснами выпустила из своего чрева стройную вереницу идущих в колонну по пять людей в красивых темно-синих мундирах. В их еле видимых из за плотно натянутых колпаков глазах читалась беспечность и усталость. Они встали в несколько рядов, плотно огородив каменного исполина. Звук бренчания металла за баррикадами смолк. Гвардейцы несинхронно обхватили руками стволы и курки своих мушкетов, направив их в сторону гор чернеющего мусора. Крысы затаились в канализациях, пожирая мертвых воронов. Будто регулируемые одним механизмом, из за деревянных преград показались лезвия грубо заточенных металлических предметов. Как стая озлобленных волков люди перепрыгивали поломанные куски кирпича, тотчас градом опадая на чёрную почву, разбивая черепную коробку об землю. Свинцовые осы беспорядочно рассекали воздух и находили свою цель, заставляя сзади идущих спотыкаться об трупы, либо присоединиться к ним. Из порохового дыма гвардейцы, оскалив тусклые зубы, бросились навстречу живой волне, насаживая на штык обезображенную плоть и тотчас осматривая свои изуродованные конечности. Все это походило на банку с черничным вареньем, в которое глупый ребёнок запустил свою руку.

Спустя некоторое время стая сумела свернуть челюсть исполина, переломав все его зубы. Позади осталась гнить куча бесформенных тел. Идея, за которую эти люди согласились выжать из себя всю кровь, частично осталось лежать под первым же упавшим. Революция дальше будет греметь по закоулкам, а цена останется неизменной. Неужели и люди в мундирах и те, кто строил баррикады, отдали свою жизнь за достойную идею? Стоит ли идея жизни других? Лозунги перестанут произноситься хриплыми голосами, новая мысль будет господствовать, а в гору трупов полетит небрежно брошенный факел, зажигая последнюю искру.

Веки юноши начали тяжелеть, одна неумолимо тянулась к другой, как солнце каждый вечер плывет навстречу горизонту. Он догадывался, что как только черное полотно окутает его, он больше не сможет окинуть взглядом чернеющую массу. Запах пороха исчезнет, будто унесенный резким ветром. Уши будто потеряют способность слышать лязг и карканье. Глаза не откроются, пока сами не захотят.

Часть 4

Резкий толчок заставил его вывалиться из гамака, не позволив спокойно очнуться и рассмотреть очередное место действия. Он нелепо ударился об ящик, с которого на него упала металлическая круглая штуковина. «Граната» - мгновенно прозвучало у него в голове. Не успев осмотреть ее, он поднял голову, и невольно закрыл уши, ведь дикий звон разорвавшегося снаряда отнял на время возможность что-либо услышать. Краем глаза он заметил турбину удаляющегося самолета, скрывшегося за деревьями.

Наступила тишина. Слух постепенно возвращался, он медленно встал на ноги, ощущая ноющую боль в коленях. Вновь осматривая самого себя, он обнаружил, что волосяной покров на теле стал гуще и неприятнее на ощупь, а волосы на голове иногда теряли свой естественный цвет, меняя его на блекло-серый. Проведя рукой по щеке, он ощутил колючие ворсинки. Немного сгорбленная спина и неторопливость выдавала в нем уже не полного сил и энергии юношу. Мужчина – так можно было охарактеризовать высокого, немного подуставшего и потерянного посреди этих джунглях человека.

Закончив рассматривать себя, он обратил свой взор в сторону полосы леса, перед которой находился небольшой пляж. Вид на море был прекрасен. Небо было немного затянуто серыми облаками, но это не мешало солнечным лучам освещать увиденное. Зеленеющие везде пальмы умиротворяли и прогоняли мысли о лежащей в руке гранате. Заросли бамбука уходили куда-то в глубь джунглей, пряча от глаз недавно засыпанные ямы. Везде виднелись воронки диаметром в три-четыре метра. Вокруг них был разбросан различный мусор, разряженные магазины и потертые каски болотного цвета.

Гробовую тишину распорол нарастающий рокот вертолетов, тянущихся вереницей по направлению к берегу. В грязные окна можно было разглядеть очки и наушники о чем-то разговаривающего пилота. Стальные птички медленно опустились на теплый песок, который сразу же был разметан успокаивающимися лопастями и кожаными ботинками солдат. В глазах этих людей читалось смешанное со злостью безумие. Они быстро попадали в воронки, замерев и направив дула своих винтовок в сторону леса.

Их невнятные голоса отдавали нерешительностью. Они чего-то ждали. Из леса донесся четкий выкрик, и первая же выпущенная из за куста пуля с ярким хрустом прошла через рот и раздробила трахею, отбросив стоявшего у вертолета солдата, который напоролся на задний винт и вывалил на песок содержимое своей головы. Это была не единственная пуля, выпущенная из куста. Множество других последовали по пути первой. Из воронок последовали ответные выстрелы. Более громкий хлопок принес из лесу летящую в вертолет ракету. Взрыв раскурочил стальное тело, обуглив и откинув в воду тело молодого бойца, прячущего за машиной и держащегося за крест. Звук стрельбы был приглушен ревом двигателей мигом пролетевших над головой мужчины самолетов. Выпущенные из их жерла снаряды ознаменовали свое столкновение с землей матово-оранжевым всплеском огня, заслонив горизонт и спровоцировав нечеловеческие визги. Стрельба со стороны леса закончилась. Люди с берега перебежками направлялись в сторону почерневшей от подожженного бензина лесополосы, иногда падая навзничь.

Постепенно лес поглотил шум удаляющейся стрельбы. Лес вяло догорал, последние капли бензина хватались за огонек и догорали. Черный остов вертолета красовался на фоне заходящего солнца. Застывшие в завидных для гимнастов позах солдаты уткнулись головой в землю. Кто-то рассматривал не реагирующими на свет глазами бескрайнее небо. Небо, за которое они нажимали на курок, стирали зубы об чеку из под гранаты. Они увидели это небо в последний раз и не увидят его больше. В любое время они бы могли поднять голову и наблюдать, как белые облака медленно ползут в никуда. Небо для всех одно, а жизнь у всех одна.

Пальцы мужчины ослабели и выпустили холодную гранату.. Сухой кашель слился со звуком потрескивающего огня. Он устал, но не знал от чего. Ему хотелось на что-нибудь присесть, но движения его были невероятно медлительны, будто он очутился в густой сметане. Выпущенный из руки металлический шар больно упал на ногу мужчине. Закрыв глаза от наступившей боли, он открыл их уже не посреди зеленеющих крон.

Часть 4

Спина облокотилась об холодную бетонную стену. Правый зрачок помутнел и со стороны походил на заляпанное грязными руками стеклышко. Левый же медленно различал очертания каменных джунглей. Рука мертвой хваткой держалась за трость. Юноша в который раз посмотрел на свои руки. Жесткие ворсинки сменились увядающим белыми волосами. Ноги еле еле держали его, мысли путались, не успевая пройти процесс осознания. Сжавшаяся на кончиках пальцев кожа ощутила облысевшую макушку неуверенно поднятой головы. Он постарел. Энергия тускло сочилась из его очей.

Старик. Таким он очутился посреди погружающегося в ночь спального района. Вокруг стояли машины, в окна которых виднелись лежащие на задних сиденьях детские игрушки. Желтый фонарный свет неприятно слепил глаза и освещал разбросанный мусор. Вдалеке виднелись трубы электростанций, изрыгающих густую струю пара. Косяки птиц кружили над ним, иногда пропадая за красными домами и резко шмыгая между натянутыми между домов проводами.

Старик устал, багровое небо клонило его в сон, отдавая приятной теплотой расплесканных по стенам лучей. Вокруг не было ни души, только отдаленный неизвестный шум сливался с безмолвием.

Он услышал шаги и повернулся. Звук доносился из невысокого прямоугольно здания, на стену которого он облокотился. Вялым шагом миновав шлагбаум и очутившись внутри, старик отчетливо увидел фигуру, направляющая дуло пистолета в сторону него. Того самого «него», которым он был при жизни. Он узнал в этом месту ту самую парковку и себя, принимающего порцию свинца. Его собственное тело прямо перед ним обезобразилось и шурша плащом тихо ударилось об бордюр. Он умер. Просто так умер, не смотря в небо и не посвящая чему-либо свое последнее издыхание.

Мысль, давно покинувшая его, снова резко впилась в его голову: «Его больше не было. » Его не стало давно. Всех, кого он видел, не стало давно. Их поглотила пустыня, баррикады, воронки. Он же остался лежать один посреди бетонных нагромождений, но разницы не было. Красота, мечты, идеалы, приоритеты, люди – ничто из перечисленного не сподвигнуло его на отчаянные поступки, так же лишивших других способности думать и чувствовать.

Трость треснула. Веки, не дав еще раз убедиться в том, что он это на самом деле видит, захлопнулись как стальные ворота. Кожная складка, закрывающая глазное яблоко не распахнется больше никогда. Теперь он точно умер? Пропал, исчез, погиб, скончался, уснул, угас, потух, сдох, дал дуба, сыграл в ящик, испустил дух. Все, что будет дальше с сущностью, характеризующей его после смерти, уже не важно. Он перестал существовать вместе с рабами, гвардейцами в красивых мундирах и перепуганными солдатами, видевших точно такое же небо, какое ты увидишь сейчас, если выглянешь в окно.