Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений. Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.. В целом мире зима

Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений. Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.

В целом мире зима
Оригинальное название:	The Winter Out There
Автор:	Emily Waters, пер.: Convallaria
Бета:	alley_skywalker, Rebecca
Рейтинг:	NC-17
Пейринг:	СС/ГП
Жанр:	AU, Angst, BDSM, Darkfic
Отказ:	Все права на персонажей и сюжет " Гарри Поттера" принадлежат Дж. К. Роулинг. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Вызов:	Вместе поневоле
Аннотация:	Северус создал для Гарри новый мир. Мир, ограниченный стенами его дома. Перевод выполнен на конкурс «Вместе поневоле» на Астрономической Башне.
Комментарии:
Каталог:	нет
Предупреждения:	насилие/жестокость, сексуальные извращения
Статус:	Закончен
Выложен:	2013-02-13 11: 08: 30

	просмотреть/оставить комментарии

Ночью Гарри снятся пакеты, полные волос. Аккуратно подписанные маггловские полиэтиленовые пакеты с пластиковыми застежками. Надписей на этикетках Гарри не различает, но содержимое вызывает тошноту. Он хочет закричать, но не может издать ни звука. Потом он просыпается. * * * * * Утро, и привычное ощущение наручников на запястьях успокаивает и помогает прийти в себя. Кошмар отступает. Не торопясь, стараясь не шуметь, Гарри пытается лечь удобнее. От движений железная цепочка, приковывающая его к изголовью, чуть слышно звенит. Кланц. Кланц. Кланц. Северус рядом возится, обхватывая Гарри за бедра: — Спи, — говорит он. Гарри сдерживает дыхание, стараясь именно так и поступить. Но задача оказывается непосильной: Северус играет нечестно, он скользит пальцами между ягодиц Гарри, ласкает анус, и без того растянутый вчерашними интенсивными упражнениями. — Это довольно трудно сделать, когда ты пристаешь, — жалуется Гарри. — Специально даешь невыполнимое задание, чтобы можно было наложить взыскание. — Не знал, что мне нужен повод. Гарри хмыкает, хотя в сухом тоне Северуса нет и намека на шутку. Смешок переходит в скулеж, когда Северус хлестко шлепает его по заднице. — Раз уж ты не спишь, я, так и быть, воспользуюсь твоей дыркой. На живот, ноги раздвинуть, — приказывает Северус. Гарри подчиняется моментально, получая удовольствие от того, как руки Северуса сильно сжимают его бедра и тянут вверх, раздвигают ягодицы. Северус трахает сильно, яростно; Гарри двигается навстречу, пытаясь приспособиться к его ритму. Внутри горячо и немного больно, но это благословенная боль, посылающая к паху мучительно сладкие волны. Невыносимо, нестерпимо, — но кончить он не может, ему не справиться самому. — Еще, — шепчет Гарри. — Еще! Ему очень нужно кончить, он готов умолять, он готов звать: «Хозяин», — но Северусу это безразлично. Ему не нужны мольбы, не нужно унижение. Он требует другого. Гарри чувствует, как член погружается в него в последний раз. Потом пальцы Северуса касаются его живота, находят член и сжимают. Гарри отвечает долгим стоном, выплескиваясь ему в ладонь. Северус отстраняется, отпускает его и ложится рядом. Гарри придвигается так близко, насколько позволяют кандалы. Утыкается лицом в худое плечо любовника. Тот рассеянно гладит его по спине. Гарри вздыхает. Даже обнимая его, Северус как будто отстранен, он где-то далеко, а не с ним рядом. Гарри прижимается к нему сильнее, желая вплавиться в него, срастись с ним. Иногда кажется, что ему это почти удается, и он чувствует себя чем-то вроде продолжения Северуса. Гарри ничего не имеет против, ведь он чувствует себя нужным, а это единственное, что по-настоящему имеет значение. Северус тянется к прикроватной тумбочке за палочкой. Быстрым и резким движением снимает с Гарри наручники. Гарри знает, что надо подниматься, но ему не хочется, и они просто лежат в постели. Оба сейчас обнажены. Северус костистый и нескладный, кожа бледная, метка вызывающе темнеет на левом предплечье. Северус замечает, что Гарри смотрит на нее, и напрягается; а Гарри думает: как странно, пять лет назад закончилась война, а это чертова штука нисколько не потускнела. Но может, некоторые вещи никогда не случаются. Северус ведь тоже остается прежним, неизменным. Жизнь Гарри теперь тоже образец постоянства. Каждый новый день повторяет предыдущий. А с недавних пор все дни сливаются в один, нескончаемый. Нет больше будней и выходных, нет Рождества и Пасхи, нет учебных дней и каникул. Где-то там остался мир, в котором все это есть; мир, где Волдеморт уничтожен пять лет назад, мир, где люди продолжают жить привычной жизнью. Ну а здесь — здесь только они вдвоем: Северус, Гарри, ошейник, надетый Северусом на шею Гарри, рука Северуса под головой Гарри. Гарри не уверен, что этого должно быть достаточно, но его завораживает ощущение того, что он нужен кому-то: не из-за своего прошлого, не из-за имени, не как часть того, другого мира. Снейпу нужен сам Гарри — такой, какой он есть. Гарри помнит, как все началось: пять лет назад, в ночь, когда закончилась война. * * * * * Пять лет назад… Хогвартс полнился смехом и праздничной музыкой. Большой Зал украсили плавающие свечи; музыкальная группа, впопыхах прибывшая из Глазго, исполняла что-то заводное, мажорное. Смеющуюся Макгонагалл, чьи глаза сияли, приглашали на танец близнецы, оба сразу. Она не слишком сурово возражала, что трое — не по правилам. Люпин и Тонкс тоже пришли; они держались в стороне от шумного веселья, но были счастливы, как и все присутствующие. Рон и Гермиона танцевали: им вполне хватало друг друга. Изредка они встречались глазами с Гарри и улыбались ему, но так и не пригласили присоединиться. Гарри смотрел на них и грустил, понимая, что им троим никогда уже не быть вместе как прежде. Колин Криви носился по залу как одержимый со своими бесконечными съемками, всех раздражая до чертиков. А потом события закружили ураганным ветром: музыка и шампанское, Гарри и Снейп ругались по-черному, опять шампанское, долгий путь вдвоем до комнат в подземелье, а затем — распахнутые двери, огонь, мерцающий в камине, Снейп, обнимающий Гарри, Гарри, обнимающий Снейпа. И больше, кажется, ничто не имело значения: только они вдвоем; Снейп, распаленный от страсти, шептал на ухо Гарри о том, как желал его, ждал его, только его, его одного. На другое утро Гарри проснулся до зари. Опьянение победой исчезло; он совершенно не представлял, как будет жить дальше. Он чувствовал себя свободным — но опустошенным. И только в одном был уверен: эта страница его жизни — война, Волдеморт и все, что связано с ним — закончена; он сделал все, что мог, и отныне был предоставлен лишь сам себе. Сам себе. К слову, не об этом ли просил его Снейп? — Я согласен, — прошептал Гарри ему на ухо. И тот проснулся — мгновенно, словно по тревоге, и прижал запястья Гарри: хватка у него была железная. — Ты хоть представляешь, на что соглашаешься? — прошипел он, опрокидывая Гарри на спину и наваливаясь сверху. Гарри смотрел на него снизу вверх, распятый железным объятием. Отчаяние, страсть, ожесточение исказили лицо Снейпа. — Согласен быть моим? Согласен быть моей собственностью? Согласен быть с тем, кто желает тебя так, что никогда не отпустит от себя? — Да, черт побери, — шепотом ответил Гарри, пьянея от ощущения, что подошел к самому краю пропасти, откуда предстоит прыгнуть. Да не этому ли занятию он посвятил свою жизнь, всю, год за годом? И этот обрыв, вероятнее всего, последний. * * * * * И вот пять лет назад Гарри прыгнул. Иногда ему кажется, что Северус подхватил его, остановив падение в последний момент. А иногда — что он все еще падает. * * * * * Северус касается плеча Гарри, напоминая, что пора вставать. — Поднимайся уже, — говорит Северус. — Одевайся, готовь завтрак. Короткие приказы, ясные инструкции, правила послушания. Они определяют жизнь Гарри, они управляют им, они да еще стены дома Северуса. Северус и Гарри редко покидают дом, несколько раз в год, если точнее. Северус не любит отпускать Гарри во внешний мир. — Одеваться, — повторяет Гарри, выбираясь из кровати. — Как две недели назад? Гарри всегда обнажен днем; Северусу нравится его нагота, он хочет видеть все. Одевается Гарри только в дни, когда у них бывают гости. — Придут твои друзья, — подтверждает Северус. Голос его спокоен, но Гарри замечает легкую тень неудовольствия на лице. Северусу не нравятся эти визиты. На самом деле он доволен, только когда в доме они вдвоем. Гарри думает, что его друзья заметили это. Близнецы, Луна, Джинни, Тонкс и Ремус больше не приходят. Только Рон и Гермиона навещают каждые две недели, как по часам. Дни сколько угодно могут сливаться друг с другом, Гарри будет измерять время визитами Рона и Гермионы. * * * * * Рон и Гермиона приходят через несколько часов. Возникает неловкая заминка, когда Гарри смотрит на своих друзей и не может отвести взгляд. У Гермионы щеки раскраснелись на морозе, в жгуче-рыжих волосах Рона запутались снежинки. Наверное, там, снаружи, зима, думает Гарри. Скоро Рождество. Гарри молча смотрит на них и не знает, что сказать. Потом медленно, неуверенно подходит и заключает в объятия обоих сразу. Волосы Гермионы щекочут нос, ронов свитер царапает кожу, а Гарри не разжимает рук. Ему не хочется их выпускать; ему кажется, он не видел их целую вечность, а может, и дольше. — Я скучал по тебе, — шепчет Гарри в волосы Гермионе. Потом обращается к свитеру Рона: — Где вы были так долго? — Не так уж долго, — отвечает Гермиона, гладя Гарри по спине. — Прошло всего две недели. Гарри! Отпусти, ты меня задушишь. Он разжимает руки, и все трое идут в гостиную. Северус кивает Рону и Гермионе и выходит, оставляя их втроем. А потом снова повисает неловкое молчание, словно бы им не о чем говорить. В конце концов Гермиона решается нарушить молчание. Она рассказывает о своей работе в Министерстве, она трудится в Департаменте по делам… что-то, связанное с защитой прав волшебных существ, Гарри забыл, а переспрашивать неудобно. Рон все еще в Аврорате, он командир отряда и гордится этим. Рон важно взмахивает палочкой, готовый продемонстрировать новые заклинания. В какой-то момент Гарри пугается, что Рон захочет устроить с ним дуэль, тренировочный бой. При мысли об этом Гарри цепенеет: он пять лет не брался за палочку. Вряд ли он вспомнит, как держать ее в руках. К счастью, ничего такого Рон не предлагает. Рон и Гермиона говорят без остановки. Гарри с трудом их понимает: слишком отвык от внешнего мира. Он просто смотрит на них, внимательно вглядывается в их черты — и не может отделаться от ощущения, что совсем с ними незнаком. Совсем. Он не узнает улыбку Гермионы и смешинок в роновых глазах. Когда Рон щекочет Гермиону, не узнает ее смеха. Он отворачивается, не желая смотреть. Все, чего ему хочется — сбежать к Северусу, спрятать лицо в мантии Северуса и остаться с ним вдвоем, только вдвоем. — Так чем занимаешься, Гарри? — с преувеличенной жизнерадостностью спрашивает Рон. — Ну… Просто… знаешь, — Гарри делает неопределенный жест, — всяким. Гермиона смеется незнакомым смехом. Гарри вздрагивает. — Ну да, — поспешно произносит Гарри, скрывая замешательство, — а что вы двое делаете на Рождество? — Ээ… Ну, у моих родителей есть домик в Шотландии. Им он не нужен. А мы решили съездить туда, — отвечает Гермиона, немного смущаясь. — Можно мне с вами? — выпаливает Гарри, сам обескураженный тем, что напрашивается третьим на романтическое свидание. — Всего на несколько дней. Будем пить глинвейн или эггног и рассказывать страшные истории, и… не знаю, строить снежную крепость или вроде того. А? — Гарри тяжело сглатывает. Самому не верится, насколько он жалок. Честно сказать, он не знает, можно ли так вообще — строить снежные крепости с людьми, с которыми почти не знаком. Предложение застает Гермиону врасплох, но она быстро находится: — Конечно, Гарри, поедем! Будет весело. И Снейпа тоже возьмем с собой. — Угу, — соглашается Рон, улыбаясь. — Было бы круто. Проведем время… И вот опять — заминка. Гарри опускает голову. Он уже знает, что никуда не поедет. Как и Северус. Северус возвращается в гостиную и начинает мерить ее шагами, бросая вокруг угрюмые взгляды. Он обычно дает Гарри и его друзьям немного времени, чтобы поболтать, но его вежливое гостеприимство быстро иссякает. Час максимум, а потом он старается выставить гостей из дома, и это удается без лишних слов. Никто и никогда не задерживается у них дольше, чем на пару часов. Стоит Северусу появиться в гостиной, как Рон и Гермиона начинают спешно собираться, ослепительно улыбаясь Гарри и поглядывая в сторону двери. Гарри провожает их, испытывая одновременно и облегчение, и сожаление от того, что надо расставаться. — Возвращайтесь скорее, — говорит он. — Приходите через неделю. — Постараемся, — уверяет Гермиона. — Если не через неделю, то через две. А потом они уходят. * * * * * Северус кажется взбешенным, обозленным и измученным. Гарри снимает одежду и убирает подальше. В ближайшие дни она не понадобится. Он подходит к Северусу, встает на цыпочки, стараясь заглянуть в глаза. Поймать ответный взгляд не получается. Северус всегда не в духе после визитов Рона и Гермионы и до самой ночи отказывается дурачиться или заниматься сексом, или просто разговаривать с Гарри. Гарри кажется, что эти посещения отравляют Северусу жизнь; удивительно, что он вообще соглашается на них. Совсем запретить опасается, наверное, чтобы Гарри не бросил его. Вот дурак, думает Гарри. Никогда уже он не сможет уйти. Ему нужно все это, нужен Северус, нужно знать, что и Северусу он нужен. Северус отстраняет его, но Гарри не сдается. Он старается обнять крепче и шепчет на ухо: — Выпори меня. — Иди прочь. — Нет, правда, — говорит Гарри. — Выпори меня. Жестко. Я так хочу. Гарри цепляется за него, удерживает его, обнаженной кожей трется о мантию Северуса. И тут мир рушится и падает, как пала бы снежная крепость, выстроенная из сухого снега, потому что Северус отталкивает его и оставляет одного. * * * * * Ночью Гарри пробирается в постель и вытягивается рядом с Северусом. Тот лежит спиной к Гарри и притворяется спящим. В темной комнате Гарри разглядывает его худую спину и острые плечи и хочет сказать что-нибудь, чтобы разрушить молчание, разделившее их, опутавшее словно паутиной, убивающее обоих. Гарри не знает, какие нужны слова. Я люблю тебя? Я не хочу, чтобы они снова приходили? Мне нужен только ты? Накажи меня? Что с тобой?.. Все не то. — Я хочу выйти завтра, — говорит Гарри. Северус забывает дышать, словно произнесенные слова для него — удар под дых. Гарри закусывает губу, проклиная себя. От Рона и Гермионы Северуса раздражается — но прогулки Гарри он просто ненавидит. Каждый выход во внешний мир — а это нечасто бывает, — складывается паршиво, и Северус терпеть не может их прогулки. Он выбирает уединенные места — места, где их никто не должен узнать и окликнуть, — но они обязательно натыкаются на прежних знакомых. Старые друзья радуются им обоим и несут чушь, говорят ни о чем, а Северус только и мечтает о том, чтобы вернуться домой, где нет никого, кроме него самого и Гарри. Гарри ничуть не удивляется тому, что Северус почти не работает. Они никогда не говорят о деньгах, но назначенная Министерством пенсия, должно быть, более чем достойная, чтобы ни в чем себе не отказывать. А Северусу не надо много — внешний мир его не интересует. Ему нужен только Гарри. Гарри ждет. Тишина отвратительной паутиной вьется, скручивается, превращается в петлю на шее Гарри. Дышать трудно — и он забывает дышать, как и Северус. — Ладно, — внезапно произносит Северус. — Что? — Я сказал: ладно. Погуляешь завтра. Спи теперь. * * * * * Гарри спит. Ему снится снежная крепость где-то на взгорьях Шотландии и солнечное рождественское утро. Воздух ясен и холоден. Рон падает спиной в сугроб, двигает руками и ногами, делая снежного ангела. Гарри запинается о Ронову ногу и падает на крышу снежной крепости. Под его весом она ломается и разваливается. Гарри спешит подняться и смотрит на Гермиону: нехорошо, если она расстроится. Гермиона не расстроена; она смеется и протягивает Гарри глинтвейн в кружке, еще горячий. У глинтвейна вкус корицы и специй; Гарри пьет, пьет из кружки в ее руках, а когда вино кончается, видит человеческий волос на дне. Он давится и пытается кричать, но звука нет, а Гермиона говорит: — Прости, Гарри, таков рецепт. Ничего не могу поделать. * * * * * С утра Северус невозмутим. Гарри наблюдает, как он встает и одевается. Есть что-то завораживающее в том, как Северус одевается по утрам: он выглядит как человек, приговоренный к смерти и готовящийся встретить ее достойно. Белый крахмальный воротничок рубашки резко оттеняет черноту мантии. — Ты будешь одеваться? Или хочешь появиться на Диагон-аллее голым, в ошейнике и на поводке? — сухо спрашивает Северус. Гарри вздрагивает. Он знает, что это пустые угрозы, но до сих пор немного опасается, когда Северус говорит нечто подобное. Гарри поднимается с постели и начинает одеваться. Надевает нижнее белье, джинсы, футболку и свитер. Ему требуется время, чтобы найти зимние ботинки и еще больше времени — чтобы зашнуровать их. Пальцы не слушаются, но он упорно сражается со шнурками, пока Северус смотрит и ждет. — Идем уже, — говорит наконец Северус. Они выходят из дома. Порошит, крошечные сухие снежинки ложатся на крыльцо и мощеную дорогу. Северус вынимает из кармана повязку для глаз. Гарри вздыхает: — Я не собираюсь сбегать. — Для меня, — обманчиво мягким голосом говорит Северус. Гарри понимает, что это — приказ. Он берет повязку и накладывает ее на глаза. Не жульничает — завязывает плотно, надежно; он ни черта в ней не видит. Он в полной власти Северуса — тот обнимает его и аппарирует обоих. Гарри не может видеть, но догадывается, что они на Диагон-аллее; ему кажется, он узнает ароматы пирожных Фортескью. Но запах все-таки немного не тот; что-то изменилось за последние пять лет, и Гарри не понимает, что. Он вдруг задумывается о том, что могут подумать окружающие: на глазах повязка, и Северус ведет его. И решает, что ему плевать. Пальцы крепко держат Гарри за локоть, Северус ведет его куда-то. Там, куда они входят, тепло, пахнет глинтвейном, корицей, свежесваренным кофе и горячим хлебом. Северус снимает повязку. Гарри осматривается. Большое кафе, деревянные столы и стулья вокруг, гигантский камин, в котором играет огонь. Хозяйка, высокая женщина с волосами, собранными в тугой узел, приветливо улыбается Гарри. Гарри не отвечает ей, он смотрит на Северуса. — Ты снял все кафе только для нас двоих? — Да, — коротко отвечает Северус. Гарри кусает губы. Ему хочется наорать на Северуса за то, что… что… Гарри сам не знает, за что. Но ему хочется схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть. — В чем проблема? — спрашивает Северус, вскидывая бровь. Гарри выдыхает, вновь становясь покорным. — Нет. Вообще никаких проблем. Все нормально. Спасибо. Они усаживаются. Северус делает заказ на двоих. Гарри равнодушен. Не этого ему хотелось, но Северус не виноват и, Мерлин тому свидетель, держится он достойно. Приносят заказ: свежие круассаны и кофе, мед и джем. Они приступают к завтраку. — Да, что ты хочешь делать в Рождество? — спрашивает Гарри с набитым ртом. — М? — Северус, кажется, вздрогивает, услышав вопрос. — Мы могли бы поехать с Роном и Гермионой — они приглашали. У них есть дом в Шотландии. Как думаешь? Северус словно цепенеет, но выражение лица остается прежним. Он молча жует, плотно сжав губы. — Могли бы, — говорит он в конце концов. — Раз тебе надо. Гарри смотрит на него неверяще: — Вот так просто? — Вот так просто, — равнодушно произносит Северус. Гарри сопит. Умом он понимает, что выторговал уступку, но радости не чувствует. С жутким скрипом открывается входная дверь. Гарри оборачивается посмотреть — и хлопает глазами. Кто угодно мог войти, но входит Колин Криви, с улыбкой от уха до уха и со старым фотоаппаратом в руках. Хозяйка торопится выставить его, но он ныряет ей под руку и подбегает к столику Гарри. — Привет, Гарри! — Голос Колина срывается от волнения. — Я слышал, что ты поблизости, думал… О, привет, профессор Снейп. Черт, Гарри, как я рад снова тебя видеть! Колин протягивает руку, и Гарри ничего не остается, кроме как пожать ее. У Колина на удивление крепкое пожатие, крепче, чем помнилось Гарри. Все-таки пять лет не виделись; Колин теперь немного выше и полнее, чем был тогда. А на лицо не слишком изменился, да и обращении он тот же: непосредствен и не считается с внешними приличиями. На другом конце стола Северус вздыхает, но не пытается прервать встречу. И вообще, любая прогулка кончается тем, что они встречают кого-нибудь из прошлого. В прошлый раз это были близнецы, которые по необъяснимой случайности прибыли в Кардифф в то же самое время, что и Гарри с Северусом. А до того, год назад, они столкнулись с Макгонагалл в Эдинбурге. Она тогда говорила и говорила, все про Хогвартс и про студентов, пока Гарри смотрел и удивлялся ее седине и неестественной приклеенной улыбке. Гарри непонятно, как старые друзья ухитряются пересекаться с ним в дни, когда Северус берет его с собой. Наверное, они волнуются за Гарри; может быть, следят за ним. От этой мысли Гарри грустно улыбается и кивает на пустой стул. — Так присаживайся. Кофе будешь? Чем занимаешься? — О, у меня все великолепно! Кофе не надо, спасибо… Ну, я работаю на «Пророк», мы сейчас готовим статью о… — Колин говорит и говорит о чем-то, связанном с домовыми эльфами, но Гарри почти не слушает его. Он почему-то не верит ни единому слову Колина, он знает, что Колин лжет, но не понимает, зачем. Все выглядит ненатурально — все: и кафе, и недоеденный завтрак, и столы со стульями, и хозяйка, которая следит за спектаклем, разыгрывающимся здесь. — Можно я сфотографирую вас обоих? — спрашивает Колин, поднимаясь. Гарри смотрит на фотоаппарат в его руках. А потом словно щелкает что-то: Гарри бросается к нему и с силой бьет. Камера падает на пол и разбивается с жалобным звуком. Колин пятится, Гарри идет на него, сжав кулаки. И чувствует руки Северуса на своих плечах. — Хватит, Гарри, — говорит он. Голос Северуса возвращает его к реальности. Вот что настоящее: руки Северуса, его голос. Колин разворачивается и бежит, словно обезумевший несется к выходу. Гарри отворачивается и утыкается лицом в мантию Северуса. Северус успокаивающе гладит Гарри по спине и аппарирует их обоих домой прямо из кафе. * * * * * Только дома Гарри приходит в себя. Он сам не знает, что на него нашло, не может объяснить. Северус озабоченно поглядывает на него, опускаясь на диван. — Гарри, — мягко говорит он. — Я понимаю, что… Быть только со мной тебе тяжело. Прости меня за это. И я понимаю: что бы я ни делал для тебя, я делаю из эгоистических соображений. Тебе от жизни нужно куда больше, чем я способен дать. Гарри резко, сердито мотает головой. Опускается на колени, прячет лицо в складках северусовой мантии. — Никто мне больше не нужен, — шепчет Гарри. — Почему ты бросился на своего друга? Зачем разбил фотоаппарат? — спрашивает Северус. Только спрашивает, не обвиняет. — Даже не знаю. Все было… странно. Я разозлился. Не знал, что делал. Прости меня. Он правда не знает, что на него нашло. Может, он совершенно одичал за пять лет с Северусом, скрывшись от всего мира. А может, он сходит с ума. Наверное, стоит рассказать Северусу про сны, про волосы, думает Гарри — но прогоняет эту мысль. — Скажи, чего бы тебе хотелось, — уговаривает Северус, гладя Гарри по голове. Эта рассеянная нежность одурманивает, и Гарри молчит. Северус не настаивает. Просто переносит его на диван, и Гарри засыпает, положив голову Северусу на колени. * * * * * Вечер. Гарри обнажен, стоит на четвереньках в постели, вжимаясь лбом в матрас. Он знает, что выглядит непристойно, и это стыдно, волнительно и возбуждающе, все сразу. Если честно, в этом больше настоящего, чем в целом мире, оставшемся где-то там. Северус стоит позади. Гарри призывно двигает бедрами в безмолвном приглашении. Когда хлыст первый раз опускается на ягодицы, Гарри едва может сдержать крик. Удары ложатся неторопливо, размеренно, аккуратно. Первые — жалящие, за ними — жгучие, потом — просто чертовски тяжелые, но Гарри все по вкусу. В голове туманится, и он забывает дневные неприятности и ночные кошмары. Ничего нет — только он, удары хлыста, а немного погодя — руки Северуса, гладящие рубцы. — Ноги шире, — приказывает Северус. Гарри с готовностью подчиняется. Он раскрыт настолько, насколько это вообще возможно, но все же хочет — и может — отдаваться Северусу еще полнее. Иногда он думает, что может порвать себя пополам — если Северусу удобнее будет брать его именно так. Северус не раздевается полностью, только расстегивает халат и брюки, когда начинает его трахать. На каждый толчок Гарри энергично подается назад, сжимая мышцы, когда Северус вынимает член, и расслабляя, когда скользит внутрь. Гарри почти не возбуждается во время секса, но это неважно, главное, что Северус кончает, а потом они вдвоем лежат в постели, вымотанные. Задница горит огнем, но Гарри ничего не имеет против. Он ложится на бок и смотрит на Северуса. Северус закрывает глаза; только ресницы дрожат, как порванные крылья бабочки. — Все хорошо, — шепчет Гарри. — Совсем не больно. Северус прижимает его к себе и баюкает до тех пор, пока Гарри не засыпает. * * * * * Гарри снится разбитый фотоаппарат Колина, брошенный в кучу светлых волос. * * * * * Когда Гарри просыпается, стоит глубокая ночь. Из холла доносятся голоса, один Гарри узнает: Северус. Что-то не так, сознает он. Садится на постели, надевает очки, пытается найти свою палочку — и понимает, что потерял ее. Он не пользовался ей несколько лет. Дверь в спальню отворяется ударом ноги, на пороге внезапно возникает Северус. Гарри глядит на него. — Поттер, подъем, — сквозь зубы цедит Северус. Гарри встает, по-прежнему обнаженный. В желудке резь: Северус очень давно не называл его «Поттер». Внезапно ему хочется прикрыться. Северус бросает в него Силенцио, а следом еще одно заклинание. — Иди, — приказывает Северус. Гарри старается выполнить приказ. Второе заклинание связывает ему руки. Он может ходить, хоть и очень медленно: ощущение такое, словно он шагает в толще воды. В ушах звенит, не хватает воздуха. Куда я иду, хочет спросить он, но чары молчания делают его немым. — Видишь ли, Поттер, у нас гости, — говорит Северус, держа Гарри за плечо. Голос Северуса холоден и бесстрастен. — Гости желают видеть тебя во всей красе. Гарри судорожно сглатывает. Он и представить себе никогда не мог, что Северус способен так его унизить: выставить в чем мать родила перед посторонними. Это нечто запредельное. Наверное, Северуса что-то вывело из себя — или он сам дошел до точки. Наверное, это Гарри его довел. Может, Северус действительно не в силах забрать Гарри у всего мира и поэтому хочет разделить его с кем-то еще? Гарри хочется умолять, клясться, обещать никогда больше не выходить, никогда не просить встреч с друзьями, но Силенцио не позволяет говорить, и все, что ему остается — беспомощно шагать, голому, в ошейнике и с выпоротой задницей. Он сам не знает, кого ожидает увидеть, войдя в гостиную. Ремуса и Тонкс или Рона и Гермиону, или Колина с новым фотоаппаратом. Но уж точно не того, кто, завернувшись в плащ, высится в гостиной. Он не может здесь быть, отчаянно думает Гарри, невозможно, невозможно, они же убили его, Гарри убил его, Гарри же помнит. Гость смотрит. На уродливом, лишенном всего человеческого лице мелькает что-то вроде удовольствия. — Я слышал, твой зверек сегодня вызвал шум на Диагон-аллее, — говорит Волдеморт. — Это досадно. — Он совершенно безвреден, мой Лорд, — отвечает Северус, берясь за кольцо на ошейнике и встряхивая Гарри для большей убедительности. Гарри хотел бы вырваться, но чары не позволяют шевелиться. Его силой разворачивают, чтобы продемонстрировать гостю беспощадно исполосованную задницу. Гарри хочет ударить, но руки и ноги не действуют. Холодные ладони Волдеморта ложатся ему на плечи, сжимают и заставляют повернуться лицом. — Безвредный Гарри, — медленно произносит Волдеморт, глядя на Северуса. — Так тебе еще не надоела твоя игрушка? Стираешь ему память после таких вот инцидентов? — Да, мой Лорд. — И все так же платишь посторонним, чтобы они под Оборотным и чарами старения изображали его друзей, — продолжает Волдеморт с улыбкой. — Я-то удивлялся сначала, зачем тебе волосы всяких ничтожных магглолюбов, которых приходилось казнить. Да ты просто извращенец, Северус. Северус улыбается — горько, безрадостно: — Я знаю, кто я такой, мой Лорд. Но вы простите мне мою прихоть, не правда ли? — До сих пор я был снисходителен. Полагаю, небольшая уступка делу не повредит. Хотя странно, что ты до сих пор взваливаешь на себя столько забот. Очень трудоемкая, должно быть, задача — создавать иллюзорный мир для одного человека. В голосе Северуса прорезается арктический холод, который пробирает до костей. — На самом деле проблем почти нет, мой Лорд. Он повинуется во всем и не пытается бежать. Волдеморт кивает и задумчиво смотрит на Гарри. Потом выходит из дома, не сказав ни слова. * * * * * Гарри едва ли что-то сознает, когда Снейп ведет его на кухню, усаживает за стол. Он снимает Силенцио, но оставляет связывающие чары. Гарри кусает губы. Снейп достает палочку. — Погоди, — шепчет Гарри. — Не сейчас. Расскажи мне. — Что тебе рассказать? — устало спрашивает Снейп. — Что случилось? Тогда, пять лет назад? — Ты и твои друзья попались во время поиска хоркрукса. И Темный Лорд… не оставил вам шансов. — Так что… пир в честь победы… и следующая ночь… что это? Фальшивые воспоминания, которые ты создал? — Да. Хотя, знаешь, некоторые вещи я никак не смог бы тебе внушить — не будь в тебе изначально склонностей определенного рода. — Так значит, именно ты организуешь случайные встречи со старыми друзьями, когда мы куда-то выходим? Только затем, чтобы я поверил, что мы все еще живем в нормальном мире? Черт возьми, Снейп! И сколько ты должен заплатить, чтобы кто-то притворился Гермионой и обнял меня? Снейп дергает уголком рта: — Деньги не имеют значения, Поттер. — И что бы ты сделал, если б я настоял на путешествии в этот дурацкий домик в Шотландии с Роном и Гермионой, а? Ответь мне! Снейп вздыхает. — Вышло бы дороже, конечно. И потребовалось бы больше… волос. У Гарри вырывается короткий, нервный смешок: — Значит — что? Все вранье? Рон не работает в Аврорате? Колин не репортер «Пророка»? — Гарри, нет больше никакого Аврората. И «Пророка» тоже нет. Все… Все вообще по-другому. Если говорить точнее — нет больше Уизли, нет Криви, нет больше Грейнджер. Не осталось никого из Ордена, Армии Дамблдора или сочувствующих им. Гарри хочется мотать головой, отказываясь верить, но заклинание все еще сковывает его, заставляя сидеть прямо и смотреть перед собой. Он не в состоянии осознать, что близнецы, Макгонагалл, Ремус и Тонкс, Колин и все остальные исчезли. Он не в силах представить, что Рон и Гермиона погибли пять лет назад, и нет никакого домика в Шотландии, и ничего не осталось, кроме волос, которые бросают в Оборотное, чтобы вернуть их на пару часов. Ему хочется взъяриться, кричать от ярости, требуя освободить его. Но он знает, что у него слишком мало времени до того, как Снейп изменит ему память, и он знает, что должен взвешивать каждое слово. Может быть, если он найдет нужные слова… — Ты же знаешь, что не можешь бесконечно так делать, — пытается убедить его Гарри. — Стирать и изменять мои воспоминания. Как часто ты это делаешь, кстати? Раз в два месяца? Раз в месяц? Знаешь, я замечаю. Все теряет четкость. Я уже не понимаю, что реально, а что нет. Скоро от меня и моих мозгов ничего не останется — не считая того, что ты вложишь туда. Снейп опускает голову. — Я предусмотрел такую вероятность, — признает он. — Я стараюсь действовать аккуратно. Он снова берется за палочку, и Гарри кусает губы, в отчаянии пытаясь остановить его. — Не делай этого, Снейп. Послушай меня. Кто-то должен был остаться! Мы должны их отыскать и объединиться с ними… — Ни одного не осталось, — шепчет Снейп, и нотки безумия прорезаются в его голосе. — Ни одного из всех. Назови любое имя — я покажу тебе пакет с волосами. — Тогда для чего? — Гарри срывается на крик. — За каким чертом, Снейп? Зачем это тебе, почему ты оставляешь меня в живых? Выражение лица Снейпа немного смягчается. — Потому что ты мне нужен, — просто говорит он. — Ты — единственный, кто остался из той жизни. Гарри хочет еще что-то сказать, но не подберет слов. Ему кажется, это не первый раз, когда он не может подобрать аргументы — и не последний. Когда Снейп поднимает палочку, Гарри смотрит в сторону. * * * * * Гарри просыпается рано утром. Запястья прикованы к спинке кровати. Он пытается высвободиться из наручников, но быстро сдается: бессмысленное занятие. Вчерашний день он помнит неясно, — как и позавчерашний, — все дни для Гарри сливаются в один. Его это не то чтобы беспокоит — правда, не беспокоит, — ведь он с Северусом, он нужен Северусу, остальное неважно. Мелькает мысль о мучительном одиночестве, но Гарри гонит ее от себя. Северус трогает его за плечо: — Надо вставать, — говорит Северус. Он легко взмахивает палочкой, освобождая Гарри от оков. — Одевайся. — Одеваться, — бормочет Гарри, лениво потягиваясь. — Что, уже прошло две недели? Придут Рон и Гермиона? — Да. И да. Гарри лежит на животе и наблюдает за тем, как Северус одевается. Северус сегодня совершенно невозмутим, и насколько Гарри может судить, в нем нет даже тени неудовольствия от предстоящего визита Рона и Гермионы. Гарри не знает, Северус смирился или просто держит себя в руках лучше обычного. Гарри зевает, потягивается и начинает искать свою одежду. И не может сообразить, куда убрал ее после того, как надевал в последний раз. — Гардероб в прихожей, вторая полка, — сообщает Северус. — Ох. Ага. Счастье еще, что хоть один из нас что-то помнит. * * * * * Час спустя приходят Рон и Гермиона. Гарри встречает их у дверей. У Гермионы на щеках румянец от мороза, в огненно-рыжих как вулканическая лава волосах Рона тают снежинки. Гарри смотрит на них. Смотреть отчего-то больно. Кажется, они встречались только вчера. И чудится, что не виделись годы, годы и годы. Гарри шагает к ним и обоих сжимает в объятьях. Глубоко вдыхает и чувствует, как кружится голова от запаха мокрого снега на куртке Рона и в волосах Гермионы. Гермиона отрывисто смеется. Рон хлопает его по спине. Гарри прижимает обоих к себе и думает, что никогда не сможет без них. — Скучал по вам, — тихо говорит он. — Где вы были так долго? Конец

" Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"