|
|||
Глава I. 16 СЕНТЯБРЯ 1991 Г.Глава I
16 СЕНТЯБРЯ 1991 Г.
Сегодня наконец-то началось! На нашем счету первое дело после стольких лет болтовни – и ничего другого, кроме болтовни. Мы объявили войну Системе, и это уже не словесная война. Не могу заснуть, поэтому попробую записать мысли, не дающие мне покоя. Разговаривать здесь небезопасно. Стены тонкие, и соседи могут заинтересоваться ночной беседой. Кроме того, Джордж и Кэтрин уже спят. Бодрствуем только мы с Генри, но он уставился в потолок и молчит. А я взвинчен. Нервы до того расходились, что едва могу усидеть на месте. Да и вымотан – дальше некуда. На ногах с половины шестого утра, когда позвонил Джордж и предупредил о начавшихся арестах, а сейчас уже за полночь. Весь день на нервах и в беготне. И все же у меня прекрасное настроение. Наконец-то мы начали действовать! Никто не знает, сколько времени мы сможем сопротивляться Системе. Не исключено, что все закончится завтра утром, но об этом нельзя думать. Начало положено, значит надо идти дальше в соответствии с планом, над которым мы постоянно работали с тех пор, как два года назад начались Ружейные Рейды. Ну и удар это был для нас! Стыд и позор! Столько патриотической болтовни: «Правительству никогда не отнять у меня мое оружие» – а на поверку, все молча покорялись. С другой стороны, расстраиваться тоже не стоит, ведь многие из нас и тогда были вооружены, хотя прошло уже почти полтора года после принятия Закона Коэна, сделавшего преступниками всех граждан Соединенных Штатов, которые имеют огнестрельное оружие. Только потому, что многие из нас не подчинились и припрятали свои ружья и пистолеты, вместо того чтобы их сдать, правительство не смогло доказать всю свою жестокость во время Ружейных Рейдов. Никогда не забуду тот отвратительный день: девятое ноября 1989 года. В пять утрах нам постучали. Ничего не подозревая, я встал с постели. Когда я открыл дверь, четверо Не ворвались в комнату, прежде чем я успел им помешать. У одного в руках была бейсбольная бита, у двоих за поясами торчали длинные кухонные ножи. Тот, с битой, затолкал меня в угол и сторожил, держа ее наизготовку, пока остальные трое переворачивали все вверх дном. Первой моей мыслью было, что меня грабят. Слишком часто после принятия Закона Коэна банды Не стали врываться в дома Белых, грабить и насиловать, зная, что жертвы, даже если у них есть оружие, не посмеют им воспользоваться. Потом тот, который стерег меня, на секунду сунул мне в глаза какую-то карточку и заявил, что он и его бандиты называются «специальными представителями» Совета Гуманитарных Связей Северной Виргинии. Они искали оружие – по крайней мере, так он сказал. Я не поверил. Такого просто не могло быть. А потом разглядел зелёные повязки у них на левых рукавах. Выбрасывая все из ящиков на пол, опустошая шкаф, они не обращали внимания на вещи, мимо которых не прошли бы грабители: ни на новенькую электрическую бритву, ни на золотые карманные часы, ни на молочную бутылку с десятицентовиками. Они искали оружие! Сразу, как был принят Закон Коэна, все члены нашей Организации спрятали оружие и патроны подальше от чужих глаз. В моей ячейке все хорошенько смазали винтовки и пистолеты, упаковали в ящик» и в один из скучных выходных мы закопали их на глубине в восемь футов за двести миль от дома в лесу Западной Пенсильвании. И все-таки один револьвер я оставил себе. В дверной раме между кухней и комнатой ждет своего часа магнум 357 с полусотней патронов. В случае нужды, вытащив два гвоздя и одну доску, могу достать револьвер буквально за две минуты. Я проверял. Но полицейским его ни за что не найти. И Черномазым олухам он не достанется, ищи они хоть миллион лет. После того как трое, занимавшиеся обыском, облазали все, что можно, они принялись резать матрас и подушки на диване. Я заорал на них и даже подумал было не сбежать ли. Как раз в это время зашумели в коридоре. В комнате молодой пары нашли под кроватью винтовку. На обоих сразу же надели наручники и силой потащили к лестнице. И мужчина, и женщина были в одном нижнем белье, и женщина громко рыдала из-за оставшегося без присмотра младенца. Пришел еще один мужчина – смуглый кавказец. У него тоже была зеленая повязка, а в руках он нес портфель-атташе и дощечку с зажимом. Не почтительно приветствовали его и доложили о безрезультатном обыске: «Оружия нет, мистер Теппер». Теппер пробежал пальцем по списку фамилий и квартирных номеров, прикрепленному к дощечке, и нашел мою фамилию. Он нахмурился. «Этот из худших – сказал он. – Замечен в расизме. Дважды упомянут в списках Совета. За ним числятся восемь штук несданного огнестрельного оружия». Теппер открыл портфель и достал что-то черное размером с пачку сигарет, присоединенное к электронной системе в портфеле. Широкими движениями он принялся водить этим предметом по стенам, а из портфеля донеслось глухое урчанье. Урчанье извращалось в писк, когда прибор приближался к включателям, но Теппер был убежден, что это изменение тембра показывает наличие в стене металлической коробки с оружием. И он продолжал искать. Когда он провел прибором над левой стороной двери в кухню урчанье сменилась пронзительным воем. Теппер довольно хмыкнул, а один из Не вышел в коридор и почти тотчас вернулся с кувалдой и рычагом. Этому Не и двух минут не потребовалось, чтобы достать мой револьвер. Без лишних разговоров меня заковали в наручники и вывели в коридор. Всего в нашем доме арестовали четверых. К паре из соседней квартиры прибавили пожилого мужчину с четвертого этажа. Оружия у него не нашли, зато в шкафу на полке обнаружили четыре пулеметных ленты. Это тоже считалось противозаконным. Мистеру Тепперу и его «представителям» надо было произвести еще несколько обысков, и с нами на улице оставили трех огромных Не с бейсбольными битами и ножами. Нас заставили просидеть на холодном тротуаре, хотя все мы были почти голыми, больше часа до появления полицейского фургона. Когда остальные жильцы нашего дома выходили, чтобы ехать на работу, они не сводили с нас любопытных взглядов. Все мы заметно дрожали, а молодая женщина с моего этажа непрерывно рыдала. Один из жильцов остановился и спросил, что произошло. На это страж порядка ответил, что мы все арестованы за незаконное хранение оружия. Уставясь на нас, мужчина неодобрительно покачал головой. Потом Не показал на меня со словами: «А этот еще и расист». Все еще качая головой, мужчина отправился дальше. Герб Джонс, который был членом Организации и до принятия Закона Коэна одним из самых хвастливых «им – не – найти – мою – пушку», торопливо прошел мимо нас, пряча глаза. Его квартиру тоже обыскали, но Герб был чист. Он практически одним из первых в городе отнес оружие в полицейский участок, испугавшись того пункта в Законе Коэна, по которому его могли приговорить к десяти годам заключения в федеральной тюрьме. Именно это должно было ждать нас четверых, сидевших на тротуаре. Однако получилось иначе. И причиной стало то, что в результате проведенных по всей стране рейдов в сеть попало куда больше рыбы, чем рассчитывала Система: всего было арестовано более 800 000 человек. Поначалу средства массовой информации не жалели сил, чтобы науськать на нас общественное мнение и продолжать рейды. Отсутствие достаточного количества тюрем по всей стране не должно было стать помехой, потому что газеты предлагали держать нас за колючей проволокой и без крыши над головой, пока не построят дополнительных помещений. Это в мороз-то! До сих пор помню заголовок в «Washington Post», вышедшей на другой день: «Фашистско-расистские организации уничтожены, незаконные оружейные склады ликвидированы». Но даже американская публика, как ей ни промывали мозги, не поверила, что почти миллион сограждан могли состоять в тайных вооруженных организациях. Выяснялись все новые и новые подробности, и недоверие людей крепло. Больше всего обеспокоил население тот факт, что рейды, как правило, не затронули районы, где жило много Не. Сначала это объясняли тем, что в хранении оружия в первую очередь подозревались «расисты», поэтому не было необходимости обыскивать дома Не. Заявления, основанные на этой странной логике, не выдержали критики, когда стало известно, что рейдеры арестовали довольно много людей, которые едва ли могли считаться «расистами» или «фашистами». Среди них были два журналиста из солидной либеральной газеты, в первых рядах ратовавшие за поход против оружия, четыре Черных Конгрессмена (они жили в Белом окружении) и поразительно большое количество правительственных чиновников. Список людей, которых предполагалось обыскать, как потом выяснилось, составляли на основании документов о продаже оружия, которые торговцы обязаны были сохранить. Если покупатель сдавал оружие после принятия Закона Коэна, его фамилия вычеркивалась. Если нет, фамилия оставалась, и девятого ноября он был подвергнут обыску – конечно, не в Черном районе. Кроме того, в список проверяемых попали определенные категории людей, независимо от того, покупали они оружие или нет. Попали в него и все члены Организации. Правительственный список подозреваемых был столь велик, что пришлось задействовать в рейде представителей «надежных» гражданских объединений. Полагаю, планировавшие эту акцию думали, что большинство в их списке или продало свое оружие в обход магазинов еще до принятия Закона Коэна, или избавилось от него каким-то другим образом. Скорее всего, ожидалось, что будет взята под стражу примерно четверть от реального числа арестованных. Как бы то ни было, власти вскоре пришли в замешательство и, не в силах справиться с ситуацией, в течение недели многих освободили. Ту группу, в которую попал я, примерно человек 600, три дня продержали в школьном гимнастическом зале в Александрии, прежде чем отпустить. В эти три дня нас кормили всего лишь четыре раза и мы почти совсем не спали. Но полицейские, тем не менее, всех до одного сфотографировали, у всех взяли отпечатки пальцев и всех допросили. Отпуская, они предупредили нас, что мы практически остаемся под арестом, и в любую минуту нам может быть предъявлено обвинение. Какое-то время средства массовой информации еще громко требовали возмездия, но постепенно все сошло на нет. Система не справилась с задуманным. Несколько дней нас обуревали лишь два чувства – страх и радость свободы. Очень многие именно тогда вышли из Организации, не желая вновь попасть в руки полиции. Другие остались, но под предлогом оружейных Рейдов не проявляли активности. Они говорили, что в то время, когда патриотическая часть народа разоружена и все мы отданы на милость Системы, надо соблюдать максимальную осторожность. Они требовали, чтобы мы прекратили вербовочную деятельность, и «ушли в подполье». Как вскоре выяснилось, они хотели, чтобы Организация свела свою деятельность до «безопасных» акций, то есть до оплакивания, желательно шепотом, ужасного состояния общества. С другой стороны, более воинственные члены Организации настаивали на том, чтобы немедленно выкопать оружие и начать реализацию террористической программы против Системы, казня судей, редакторов газет, законодателей и других ее представителей. Им казалось, что пришло время подобных действий, на фоне Ружейных Рейдов мы могли бы таким походом против тирании завоевать симпатии населения. Сейчас трудно сказать, были они правы или нет. Лично мне кажется, что нет – хотя в то время я был одним из них. Вне всяких сомнений, мы могли убить многих, ответственных за беды Америки, но на длинной дистанции наверняка проиграли бы. Во-первых, об этом говорит хотя бы отсутствие достаточной дисциплины, необходимой для проведения кампании террора против Системы. В Организации хватало трусов и пустозвонов. Информаторы, идиоты, слабаки, безответственные ничтожества привели бы нас к гибели. Во-вторых, и теперь я в этом уверен, мы слишком оптимистично судили о настроениях американцев. За всеобщее возмущение Ружейными Рейдами, которые нарушают права граждан, мы принимали пассивную неловкость из-за волнений, неизбежных при массовых арестах. Как только средства массовой информации убедили американцев, что им ничего не грозит, что правительство преследует только не желающих расставаться с незаконным оружием «расистов, фашистов и другие антисоциальные элементы», общество успокоилось и вернулось к своим телевизорам и страничкам юмора в газетах. Увидев это, мы были, как никогда, обескуражены. В основу наших планов – на самом деле, и Организации тоже – была заложена твердая уверенность в том, что американцы внутренне против тирании, и когда Система перегнет палку, их будет легко повести на ее свержение. Мы глубоко заблуждались, недооценивая, насколько материализм разъел души наших сограждан и насколько средства массовой информации могут манипулировать их чувствами. Пока правительство держит на плаву экономику, как бы она ни задыхалась и ни хрипела, народ принимает любой произвол. Несмотря на постоянную инфляцию и постепенное снижение уровня жизни, большинство американцев еще в состоянии набить живот, и мы не должны отворачиваться от того факта, что это для них главное. Несмотря на разочарование и сомнения, мы все же начали строить планы на будущее. Первым делом было решено не отказываться от программы вербовки новых членов. Более того, мы бросили на нее дополнительные силы и намеренно сделали ее максимально вызывающей. Нашей целью было не только привлечь новых боеспособных членов, но также избавить Организацию от трусов и случайных людей – «болтунов». Еще мы занялись дисциплиной. Исключали пропустивших два собрания подряд. Исключали не выполнивших задание. Исключали нарушивших запрет болтать об Организации. Мы решили создать Организацию, которая в следующий раз была бы готова воспользоваться шансом. Нас безжалостно мучил позор из-за нашего провала в 1989 году, нет, нашей неспособности действовать. Возможно, это был самый важный фактор, который закалил нас в стремлении сделать Организацию боеспособной, несмотря ни на какие препятствия. Помогло еще и то – во всяком случае, мне – что нас в любую минуту могли опять арестовать и бросить за решетку. Даже если бы мне захотелось все бросить и присоединиться к толпе телезрителей и читателей юмористических страничек, я не смог бы. Какие там планы на «нормальное», цивильное будущее, если понятия не имеешь, что Закон Козна готовит тебе на завтра? (Конституционную гарантию быстрого правосудия, естественно, «переинтерпретировали» в судах, пока она не стала столь же бессмысленной, как конституционная гарантия права покупать и иметь при себе оружие. ) Итак, я и, насколько мне известно, Джордж, Кэтрин, Генри без остатка отдались работе на благо Организации и строили только те планы на будущее, что были с ней связаны. Никакой личной жизни. Насколько Организация в самом деле «готова», думаю, скоро станет ясно. Пока все хорошо. Наш план, как избежать массовой облавы, подобной той, что была в 1989 году, вроде бы сработал. В начале прошлого года мы начали внедрять наших новых членов, неизвестных политической полиции, и в полицию, и в различные полуофициальные организации типа совета гуманитарных связей. Это была наша осведомительная сеть, которая информировала нас о планах Системы. Нас самих удивило, с какой легкостью удалось создать сеть и оперировать ею. С ней нам не грозило вернуться во времена Дж. Эдгара Гувера. По иронии судьбы получилось так, что Организация долгое время внушала американцам, как опасна расовая интеграция в нашей полиции, и эта самая интеграция обернулась нашим благословением в деле маскировки. Мальчики, получившие «равные возможности», поработали на славу, разрушая ФБР и другие подобные учреждения и сводя на нет их эффективность. Все же нам не стоит быть очень уж самоуверенными или беззаботными. Бог ты мой! Уже четыре часа. Надо немного поспать!
|
|||
|