Картина 4

Сценарий спектакля по мотивам рассказов Зощенко и Чехова

" НЕРВНЫЕ ЛЮДИ"

Колпаков Николай Петрович - бухгалтер (36 лет)

Колпакова Наталья Митрофановна - его жена (39 лет)

Гусев Дмитрий Павлович - дворник (40 лет)

Мадам Гусева - его жена, " староста" коммуналки (37 лет)

Иван Саввич Бутылкин - художник (45 лет)

Матрена Васильевна Бутылкина - его жена (42 года)

Прасковья - молодая хористка (18 лет)

Нюша Кошелькова - незамужняя девушка (20 лет)

Бабка Анисья (68 лет)

Мария Ильинишна -ветеринар (52 года)

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина 1

Кухня в коммунальной квартире. На сцене большой обеденный стол с самоваром, что-то вроде тумбы, заставленной кастрюлями, мисками, снедью, лестница, с развешенным на ней скарбом, метла в углу. На полу ковер. Ширма посередине сцены отделяет кухню от комнаты. В комнате стул (кресло), небольшой стол и еще что-то)

Действие начинается в полной темноте. Слышны фразы героев. На сцене Бутылкин, его жена Матрена, Мадам Гусева, Нюша Кошелькова. Гусев вкручивает лампочку:

Матрена Васильевна: -Палыч, Долго ты там возиться еще будешь? Третий час без света сидим, пес бы тебя побрал!

Иван Саввич: -Мда... Это что ж происходит в рабоче-крестьянском строительстве!

Гусев: - Не говорите! Дожили и мы, граждане, с вами до настоящей жизни. В собственной хате стаканы нащупать не можем!

Иван Саввич: -Вот-вот! Сто целковых на окраску ухлопали. Одни дождевые трубы в пятерку рублей вскочили, а всего этого и углядишь без света-то!

Гусев кряхтит, наконец-то свет зажигается. Все довольны, продолжают заниматься своими делами.

Матрена Васильевна: -Зато управдом наш, Щукин Ефим Петрович, говорит, что придется у жильцов вперед плату просить. Дом красить собирается. Сам всюду лезет, малярам показывает, где красить. К вечеру прямо зеброй домой возвращается, а электричество у нас хромает.

Гусев: - Да он бы заместо этой раскраски лучше бы мне пол в квартире настлал. Третий год пола нету. Прямо хоть на потолке живи.

Мадам Гусева: -А Корюшкин, недавно, видите ли, себе ножку сломал. Пьяненький возвращался, ну и в темноте сунулся в пролет. Перил-то в этом месте не было. Сломаны были перила. А он дом красит!

Иван Саввич: -А кто этому Корюшкину виноват? Сам и виноват. Пьяному человеку на что перила? Пьяный может и на четвереньках домой возвратиться.

Входит Наталья Митрофановна Колпакова с огромными сумками, молча ставит их у двери. Жильцы замолкают, уставившись на нее.

Матрена Васильевна (мадам Гусевой): - А это кто?

Мадам Гусева (после некоторого молчания) -А! Это жиличка новая, тьфу, совсем забыла. Добро пожаловать, здрасте!

Матрена Васильевна ( с недоумением): - Куда ж к нам-то?!

Мадам Гусева: -Так в подсобную управдом прописал.

Иван Саввич (вздыхая): - Эх, потесниться придется населению...

Гусев: - А метлы-то я куда дену? Вот только бы вселить! НЭПманское отродье!

Наталья Митрофановна, видя всеобщее недоумение начинает плакать и причитать.

Наталья Митрофановна: -Да куда ж мне теперь теперь деваться-то? Отовсюду гонят! Муж родной выгнал... (продолжает рыдать)

Мадам Гусева: (заинтересованно): - Муж? Это как же?

Наталья Митрофановна: - Да и рассказывать стыдно.

Матрена Васильевна (не обращая внимания): -Нечего тут заливаться. Нам-то как быть?!

Наталья Митрофановна (бежит к своим сумкам): - А я тут и гостинцев принесла, думала как к друзьям-товарищам...

Достает две бутылки самогона, ставит на стол.

Гусев (увидев самогон, потирает руки и переглядывается с Иваном Саввичем): - ну-ка цыц, бабы! Не видите что ли- наш человек! Места навалом, потеснимся уж. ( К Наталье Митрофановне) А ты рассказывай, не стесняйся.

Женщины приносят стаканы, ставят нехитрую закуску, разливают " гостинцы". Наталья Митрофановна начинает свой рассказ.

Наталья Митрофановна: - Мой муж-бухралтер Николай Петрович Колпаков- познакомился как-то с одной хористкой...

Появляется хористка Прасковья(Паша), проходит на авансцену.

Паша (почти в зал): -Здрасьте!

Наталья Митрофановна: - и, как водится, приударил за ней.

Из за кулисы на четвереньках выползает Николай Петрович Колпаков, изображая котика и заигрывает с Пашей.

(ребята, вот тут надо конкретно работать с Чеховским текстом, потому что он очень выбивается из общей массы. Я пока заменила только " сударыню" на " гражданку", но этого явно недостаточно))

Николай Петрович Колпаков (снимет верхнюю одежду): - Как же, Пашенька, у тебя душно!

Далее невнятное щебетание и заигрывания двух любовников. Колпаков дарит колечко Паше. Наталья Митрофановна выходит на авансцену и громко стучит в импровизированную дверь. Паша и Колпаков вздрагивают от неожиданности.

Колпаков: - Кто это, Пашенька?

Паша (смущенно): -Не знаю. Может подруга или почтальон. Я пойду посмотрю.

Колпаков на всякий случай берет в охапку снятую одежду и уходит за ширму. Паша немного прихорашивается и бежит к двери. За дверью Наталья Митрофановна.

Наталья Митрофановна: - Здравствуйте! Что Вам угодно?

Наталья Митрофановна делает шаг вперед, медленно оглядывает комнату и садится с таким видом, как будто не могла стоять от усталости или нездоровья; потом она долго шевелит бледными губами, стараясь что-то выговорить.

Наталья Митрофановна: - Мой муж у вас?

Паша: - Какой муж? ... Какой муж?

Наталья Митрофановна: - Мой муж... Николай Петрович Колпаков.

Паша: - Не... нет, сударыня... Я... я никакого мужа не знаю.

Наталья Митрофановна несколько раз проводит платком по бледным губам и, чтобы побороть внутреннюю дрожь, задерживает дыхание, Паша стоит перед ней неподвижно, как вкопанная, и глядит на нее с недоумением и страхом.

Наталья Митрофановна: - Так его, вы говорите, нет здесь?

Паша: - Я... я не знаю, про кого вы спрашиваете.

Наталья Митрофановна: - Гадкая вы, подлая, мерзкая Да, да... вы гадкая. Очень, очень рада, что, наконец, могу высказать вам это!

Наталья Митрофановна: - Где мой муж? Впрочем, здесь он или нет, мне всё равно, но должна я вам сказать, что обнаружена растрата и Николая Петровича ищут... Его хотят арестовать. Вот что вы наделали!

Наталья Митрофановна встает и в сильном волнении проходит по комнате. Паша глядит на нее и от страха не понимает в чем дело.

Наталья Митрофановна: - Сегодня же его найдут и арестуют. Я знаю, кто довел его до такого ужаса! Гадкая, мерзкая! Отвратительная, продажная тварь. Я бессильна... слушайте вы, низкая женщина!.. Я бессильна, вы сильнее меня, но есть кому вступиться за меня и моих детей! Бог всё видит! Он справедлив! Он взыщет с вас за каждую мою слезу, за все бессонные ночи! Будет время, вспомните вы меня!

Паша: - Я, гражданка, ничего не знаю. (плачет)

Наталья Митрофановна: - Лжете вы! Мне всё известно! Я давно уже знаю вас! Я знаю, в последний месяц он просиживал у вас каждый день!

Паша: - Да. Так что же? Что ж из этого? У меня бывает много гостей, но я никого не неволю. Вольному воля.

Наталья Митрофановна: - Я говорю вам: обнаружена растрата! Он растратил на службе чужие деньги! Ради такой... как вы, ради вас он решился на преступление. Послушайте, у Вас не может быть принципов, вы живете для того только, чтоб приносить зло, это цель ваша, но нельзя же думать, что вы так низко пали, что у вас не осталось и следа человеческого чувства! У него есть жена, дети... Если его осудят и сошлют, то я и дети умрем с голода... Поймите вы это! А между тем есть средство спасти его и нас от нищеты и позора. Если я сегодня внесу девятьсот рублей, то его оставят в покое. Только девятьсот рублей!

Паша (очень тихо): - Какие девятьсот рублей? Я... я не знаю... Я не брала.

Наталья Митрофановна: - Я не прошу у вас девятисот рублей... у вас нет денег, да и не нужно мне вашего. Я прошу другого... Мужчины обыкновенно таким, как вы, дарят драгоценные вещи. Возвратите мне только те вещи, которые дарил вам мой муж!

Паша: - Гражданка, они никаких вещей мне не дарили!

Наталья Митрофановна: - Где же деньги? Он растратил свое, мое и чужое... Куда же всё это девалось? Послушайте, я прошу вас! Я была возмущена и наговорила вам много неприятного, но я извиняюсь. Вы должны меня ненавидеть, я знаю, но если вы способны на сострадание, то войдите в мое положение! Умоляю вас, отдайте мне вещи!

Паша: - Гм... Я бы с удовольствием, но, накажи меня бог, они ничего мне не давали. Верьте совести. Впрочем, правда ваша, они как-то привезли мне две штучки. Извольте, я отдам, ежели желаете...

Паша роется в тумбе, достает оттуда браслет и колечко.

Паша: - Извольте!

Наталья Митрофановна: - Что же вы мне даете? Я не милостыни прошу, а того, что принадлежит не вам... что вы, пользуясь вашим положением, выжали из моего мужа... этого слабого, несчастного человека... В четверг, когда я видела вас с мужем на пристани, на вас были дорогие броши и браслеты. Стало быть, нечего разыгрывать передо мной невинного барашка! Я в последний раз прошу: дадите вы мне вещи или нет?

Паша: - Какие вы, ей-богу, странные... Заверяю вас, что от вашего Николая Петровича я, кроме этой браслеты и колечка, ничего не видела. Они привозили мне только сладкие пирожки.

Наталья Митрофановна: - Сладкие пирожки... . Дома детям есть нечего, а тут сладкие пирожки. Вы решительно отказываетесь возвратить вещи? Что же теперь делать? Если я не достану девятисот рублей, то и он погиб, и я с детьми погибла. Убить эту мерзавку или на колени стать перед ней, что ли? Я прошу вас. Вы же ведь разорили и погубили мужа, спасите его... Вы не имеете к нему сострадания, но дети... дети... Чем дети виноваты?

Паша рыдает.

Паша: - Что же я могу сделать, сударыня? Вы говорите, что я мерзавка и разорила Николая Петровича, а я вам, как пред истинным богом... заверяю вас, никакой пользы я от них не имею... В нашем хоре только у одной Моти богатый содержатель, а все мы перебиваемся с хлеба на квас. Николай Петрович образованный и деликатный гражданин, ну, я и принимала. Нам нельзя не принимать.

Наталья Митрофановна: - Я прошу вещи! Вещи мне дайте! Я плачу... унижаюсь... Извольте, я на колени стану! Извольте!

Наталья Митрофановна падает на колени.

Паша: - Хорошо, я отдам вам вещи! Извольте. Только они не Николая Петровичевы... Я их от других гостей получила. Как вам угодно-с...

Паша снова бежит к тумбочке, роется там и достает оттуда брошку, коралловую нитку, несколько колец, браслет.

Паша: - Возьмите, ежели желаете, только я от вашего мужа никакой пользы не имела. Берите, богатейте! А ежели вы благородная... законная ему супруга, то и держали бы его при себе. Стало быть! Я его не звала к себе, он сам пришел...

Наталья Митрофановна: - Это не всё... Тут и на пятьсот рублей не будет.

Паша порывисто вышвыривает из тумбы еще золотые часы, портсигар и запонки.

Паша: - А больше у меня ничего не осталось... Хоть обыщите!

Наталья Митрофановна заворачивает вещи в платочек и, не говоря ни слова, уходит. Из за ширмы появляется Колпаков бледный, со слезами на глазах.

Паша: - Какие вы мне вещи приносили? Когда, позвольте вас спросить?

Колпаков: - Вещи... Пустое это — вещи! Боже мой! Она перед тобой плакала, унижалась...

Паша: - Я вас спрашиваю: какие вы мне вещи приносили?

Колпаков: - Боже мой, она, порядочная, гордая, чистая... даже на колени хотела стать перед... перед этой девкой! И я довел ее до этого! Я допустил! Нет, я никогда не прощу себе этого! Не прощу! Отойди от меня прочь... дрянь! Она хотела стать на колени и... перед кем? Перед тобой! О, боже мой!

Колпаков отталкивает Пашу, быстро одевается, уходит.

Картина 2

За столом сидят Наталья Митрофановна, Мадам Гусева, Гусев, Матрена Васильевна. (тут нужно куда-то деть Ивана Саввича, тк он должен появиться потом).

Матрена Васильевна: - Ну дела...

Встает, наливает чай, уходит за ширму в комнату.

Мадам Гусева: - Да уж, эти артистки – те еще проходимки! Вот тебе и интеллигенция! У нас вот тоже сосед живет - живописец Иван Саввич Бутылкин, не слыхали? Он, между прочим, мог бы очень недурно жить. Только хорошим здоровьем не отличается, хотя и имеет весьма крупное дарование в своей профессии.

Гусев: - Здоровье здоровьем, так на его плечах еще супруга- Матрена Васильевна, на которой он имел несчастье жениться до революции, не понимая еще, что значит такое подруга жизни. Вы же, бабье племя, бездарные, понимаете свою женскую долю как такое, что ли, беспечальное существование, при котором один супруг работает, а другой апельсины кушает и в театр ходит.

Из соседней комнаты слышно пение Матрены Васильевны.

Мадам Гусева: - Да, супруга его невозможно крикливая баба, любительница ничего не делать. Своими ежедневными грубыми возгласами, криками и скандалами выворачивает наизнанку слабую и поэтическую душу нашего художника и живописца. Требует, чтоб он больше зарабатывал. А Она хочет только ходить в кино и кушать разные фрикасе и прочее.

Гусев: - И вот, представьте себе, Иван Саввич опять захворал. Все тишины требует, чтоб не шаркали мы и не разговаривали громко. Ну, прямо-таки помереть собрался человек.

Входит Иван Саввич. Он тяжело плетется мимо стола и проходит в свою комнату, где горлопанит Матрена Васильевна.

Иван Саввич: - Моть, селедочки бы...

Матрена Васильевна: - Гляди ж ты.. Ты ж ее в жизни не ел. На вот, поешь.

Матрена достает из кармана яйцо, разбивает его о голову мужа. Иван Саввич не обращая внимания плетется к ковру, ложится прямо на него.

Матрена Васильевна: - Ах, скажите, пожалуйста, зачем, ты лег? Может, ты нарочно привередничаешь. Может, ты работу не хочешь исполнять. И не хочешь зарабатывать.

Иван Саввич: - Мне бы перед смертью на лоно природы поехать, посмотреть, какое это оно. Никогда ничего подобного в своей жизни не видел.

Матрена Васильевна: - Точно помираешь?

Иван Саввич: - Да уж, извиняюсь… Помираю… И вы перестаньте меня задерживать. Я теперича вышел из вашей власти.

Матрена Васильевна: - Ну, это посмотрим. Я тебе, подлецу, не верю. Я, позову сейчас медика. Пущай медик тебя, дурака, посмотрит. Тогда, и решим — помирать тебе или как. А пока ты с моей власти не вышел. Ты у меня лучше про это не мечтай.

Матрена зовет Марию Ильинишну - ветеринара. Заходит Мария Ильинишна, достает непонятные предметы из чемоданчика.

Иван Саввич: - Да ты что, мать?! Она ж живность всякую лечит! Она ж у Гусевых собаку Нинку неделю с тому лечила.

Матрена Васильевна: - И чего?

Иван Саввич: - Вылечила, кажись. Бегает, вроде.

Матрена Васильевна: - Ну вот. А тебе скотине, чего надобно? А то сейчас прям за профессором побегу.

Мария Ильинишна: - Пьет?

Матрена Васильевна: - А то как же!

Мария Ильинишна совершает странные действия над больным: потирает руки, держит над больным, нюхает итд.

Мария Ильинишна: - Серебряную ложечку принесите.

Матрена Васильевна: - Так серебряных не имеем. С таким мужем разве ж наживешься? Токма мельхиор.

Мария Ильинишна: - Несите мельхиор.

Матрена Васильевна приносит ложечку. Мария Ильинишна собирается уходить.

Мария Ильинишна: - У него или тиф, или воспаление легких. И он у вас очень плох. Он не иначе как помрет в аккурат вскоре после моего ухода.

Мария Ильинишна уходит, прихватив с собой ложечку. Матрена в растерянности бежит за ней.

Матрена Васильевна: - Эй, ложечку-то куда!

Мария Ильинишна (убегает): -Это в счет оплаты за предоставленные услуги!

Матрена Васильевна: - Значит, взаправду помираешь? А я, между прочим, не дам тебе помереть. Ты, бродяга, лег и думаешь, что теперь тебе все возможно. Врешь. Не дам я тебе, подлецу, помереть.

Матрена Васильевна: - Это странные ваши слова. Мне даже медик дал разрешение. И вы не можете мне препятствовать в этом деле. Отвяжитесь от меня…

Матрена Васильевна: - Мне на медика наплевать. А я тебе, негодяю, помереть не дам. Ишь ты какой богатый сукин сын нашелся — помирать решил. Да откуда у тебя, у подлеца, деньги, чтоб помереть! Нынче, для примеру, обмыть покойника — и то денег стоит.

Бабка Анисья всовывет голову в дверь.

Бабка Анисья: Я его обмою. Я, Иван Саввич, тебя обмою. Ты не сомневайся. И денег я с тебя за это не возьму. Это, говорит, вполне божеское дело — обмыть покойника.

Матрена Васильевна: - Ах, она обмоет! Скажите, пожалуйста. А гроб! А, например, тележка! А попу! Что я для этой цели свои гардероб буду продавать? Тьфу на всех! Не дам ему помереть. Пущай заработает немного денег и тогда пущай хоть два раза помирает.

Бабка принимается причитать, начинает стягивать с Ивана Саввича одежду. Матрена отталкивает ее и выгоняет.

Иван Саввич: - Как же так, Мотя? Очень странные слова.

Матрена Васильевна: - А так, не дам и не дам. Вот увидишь. Заработай прежде. Да мне вперед на два месяца оставь — вот тогда и помирай.

Иван Саввич: - Может, попросить у кого?

Матрена Васильевна: - Я этого не касаюсь. Как хочешь. Только знай — я тебе, дураку, помереть не дам.

Матрена уходит на кухню. Иван Саввич поднялся с койки, покряхтел и выходит " на улицу" (спускается в зал). Там встречает дворника Гусева. (тут тоже надо сделать так, чтоб Гусев был на улице)

Гусев: - С поправлением здоровья.

Иван Саввич: - Вот, Дмитрий Палыч, положеньице. Баба помереть мне не дает. Требует, понимаешь, чтоб я ей денег оставил на два месяца. Где бы мне денег-то раздобыть?

Гусев: - Копеек двадцать я тебе могу дать, а остальные, валяй, попроси у кого-нибудь.

Иван Саввич выходит в зал, садится на рампу. В отчаянии снимает шапку, спустя какое-то время засыпает.

Картина 3

Далее действие происходит на кухне. Матрена рыскает по кастрюлям, к ней подходит Мадам Гусева с сумкой.

Мадам Гусева: - Ой, а я тут на Петропавловку ходила... (далее Гусева с упоением рассказывает про все, что видела).

Мадам Гусева: - Забыла, я что пришла -то!

Открывает сумку, показывает Моте кальсоны.

Мадам Гусева: - Ты помнишь, немец у нас жил. Ну который прям из Берлина?

Матрена Васильевна: - Как же, страшный такой. Помню! Почти два месяца прожил, помню.

Мадам Гусева: - Да-да, и не какой-нибудь там чухонец или другое национальное меньшинство, а настоящий германец из Берлина. Правда по-русски — ни в зуб ногой.

Матрена Васильевна: - Ага, руками и головой изъяснялся.

Мадам Гусева: - Одевался, конечно, ослепительно. Бельё чистое. Штаны ровные. Ничего лишнего. Ну, прямо, гравюра. Я же дама честная, намекнула немчику аккуратно перед самым отъездом — дескать, не впопыхах ли изволили заграничную продукцию оставить. А Немчик головой лягнул, дескать, битте-дритте, пожалуйста, заберите, об чём разговор, жалко что ли. Вот, гляди: у меня Гусев уже вторую неделю с этими немецкими кальсонами в руках носится. Всем показывает, хвастается немецкой продукцией.

Гусева и Марена рассматривают вещи, примеряя на себя и нахваливая немецкую продукцию. Входит Гусев с поломанной метлой.

Гусев ( к Мадам Гусевой): -Мать, дай рубь!

Мадам Гусева: - Зачем? Опять глаза заливать будешь? Не дам, отстань!

Гусев: - Дай, говорю! Не видишь орудие сломалось! Починка рубля требует.

Мадам Гусева: - Сам почини! Руки тебе на что!

Матрена Васильевна: - Так у него руки от водки трясутся. Выпьет - перестанут!

Гусев: - Дай, говорю я тебе!

Мадам Гусева: - На, только отстань!

Гусев: - Вот! Другое дело!

Гусева и Матрена продолжают рассматривать оставленные немцем вещи. Гусев направляется к столу с кастрюлями, роется там, за что получает от Матрены затрещину.

Мадам Гусева: - Хотя и ношеные, однако, слов нет, — настоящий, заграничный товар, глядеть приятно! А Какая-то фляга не фляга, плоская банка с порошком. А Порошок внутри розовый, мелкий. И душок довольно симпатичный — не то лориган, не то роза.

Матрена Васильевна: Мож это мелкий немецкий тальк для подсыпки только что родившихся немецких ребят?

Гусев: - Мелкий немецкий тальк мне ни к чему. Только что родившихся ребят у меня нету. Пущай это будет пудра. Пущай я буду после каждого бритья морду себе подсыпать. Надо же культурно пожить хоть раз в жизни.

Матрена и Гусева уходят, продолжая обсуждать вещи. Гусев направляется в другую комнату, бреется.

На сцене появляется Колпаков с Нюшей Кошельковой под ручку. Они проходит мимо заснувшего Ивана Саввича.

Нюша: Ой, мертвый что ли?

Колпаков (пинает ногой): Кажись живой..

Нюша: Уж больно жалкий... Давайте ему монетку подкинем?

Колпаков роется в карманах, достает мелочь, кидает в шапку Ивана Саввича. Иван Саввич удивленно смотрит в шапку и заметно приободрившись, направляется в зал с шапкой в руках.

Нюша: Ой, а вот во Франции я ела такие замечательные булочки! Просто объеденье, а не булочки! А Вы когда-нибудь были в Париже?

Колпаков мнется, не зная что ответить, затем видит в окне бреющегося Гусева.

Колпаков: - Палыч, привет! Ты чем это занимаешься?

Гусев (показывает издалека коробочку с пудрой): - Не видишь, марафет навожу! Сколько лет уродовал свою личность разными русскими отбросами и вот наконец дождался. И когда эта пудра кончится, то прямо и не знаю, как быть. Придётся выписать ещё баночку. Очень уж чудный товар. Прямо душой отдыхаю. А еще бы и телом отдохнуть!

Колпаков: - Да бросай! Идём-ка лучше сегодня в театр.

Нюша: - Спектакль — «Грелка».

Гусев: Ну уж нет! Видели, знаем мы ваши театры. Я вот горло собирался промочить.

Колпаков: -Горло, Палыч, от тебя не убежит! А вот в театре буфет!

Нюша: - И булочки!

Гусев: Ну раз буфэт, говоришь, то это можно. Все-таки культура культурой.

Картина 4

Пришли к театру. Стоят у входа в театр. Вдруг голос из за кулис:

Голос: - Польта сымайте.

Колпаков с Нюшей моментально скидывают пальто.

Гусев: -Прямо, товарищи, не знаю, чего и делать. Я сегодня одет неважно. Неловко как-то мне пальто сымать. Все-таки подтяжки и сорочка опять же грубая.

Колпаков: -Ну, покажись.

Колпаков: - Да, — действительно видик...

Нюша: - Я, лучше домой пойду. Я, не могу, чтоб кавалеры в одних рубахах рядом со мной ходили. Вы бы, ещё подштанники поверх штанов пристегнули. Довольно, вам неловко в таком отвлечённом виде в театры ходить.

Гусев: - Я не знал, что я в театры иду, — дура какая. Я, может, пиджаки редко надеваю. Может, я их берегу, — что тогда?

Колпаков: - Вот чего. Я, Василий Митрофанович, сейчас тебе свою жилетку дам. Надевай мою жилетку и ходи в ней, будто тебе всё время в пиджаке жарко.

Колпаков: - Ой, — говорит, — мать честная, я, сам сегодня не при жилетке. Я, тебе лучше сейчас галстук дам, всё-таки приличней. Привяжи на шею и ходи, будто бы тебе всё время жарко.

Нюша: - Лучше, я, ей-богу, домой, пойду. Мне, дома как-то спокойней. А то, один кавалер чуть не в подштанниках, а у другого галстук заместо пиджака. Пущай, Василий Митрофанович в пальто попросит пойти.

Голос: - Это, не девятнадцатый год — в пальто сидеть.

Колпаков: - Вот чего. Ты, подтяжки отстегни, — пущай их дама понесёт заместо сумочки. А сам валяй, как есть: будто у тебя это летняя рубашка апаш и тебе, одним словом, в ней всё время жарко.

Нюша: - Я подтяжки не понесу, как хотите. Я, не для того в театры хожу, чтоб мужские предметы в руках носить. Пущай Василий Митрофанович сам несёт или в карман себе сунет.

Гусев снимает пальто. Стоит в рубашке, Дрожит.

Нюша: Скорей вы, подлец этакий, отстёгивайте помочи. Народ же кругом ходит. Ой, ей-богу, лучше я домой сейчас пойду. Дамам противно на ночные рубашки глядеть

Нюша убегает, Колпаков и Гусев за ней.

( вот тут можно все-таки вставить остатки рассказа))

Картина 5

Коммуналка кухня, Мадам Гусева, Матрена Васильевна, Наталья Митрофановна. Появляется Иван Саввич с шапкой в руках. Матрена Васильевна подбегает к нему и пытается вырвать у него шапку, понимая что там деньги.

Матрена Васильевна: А-ну покаж!

Иван Саввич: - Не тронь погаными руками! Мало еще! Завтра еще пойду!

Мадам Гусева: - Так ты, Саввич, прям на глазах выздоравливаешь! Еще чуть-чуть бы тебя подлатать- и как новенький!

Наталья Митрофановна: - А я вот старый запорожский способ знаю: чеснок в нос суешь и все болезни долой!

Матрена Васильевна: - Это как так - в нос?

Наталья Митрофановна: - А вот так!

Берет чеснок и засовывает его в обе ноздри. Затем обе женщины делают то же самое, а также суют чеснок в нос Ивану Саввичу и мажут его горчицей.

В это время входят Гусев, Колпаков и Нюша.

Гусев ( Матрене): -Вот же жадная баба! Не дала мужику помереть!

Матрена Васильевна: - А ты помолчи! Не твое дело. Это он распарился от волнения, перепрел и с потом вышла у него болезнь наружу. А ты, пьяница, опять своих собутыльников сюда тащишь.

Колпаков: - А вот позвольте, гражданочка, без оскорблений! Я представлюсь: Николай Петрович Колпаков!

В этот момент Наталья Митрофановна поворачивается и с недоумением несколько секунд смотрит на своего мужа.

Наталья Митрофановна: - Ах ты, гаденыш! Ты меня преследовать собрался! Спасу от тебя никакого нет. И тут меня отыскал!

Колпаков сторониться, получает от Колпаковой несколько оплеух полотенцем, бегает от нее вокруг стола, пытаясь увернуться и оправдывается. Жильцы пытаются разнять пару. Затем все успокаиваются и вновь садятся за стол. Гусев достает приобретенное на тот самый рубль спиртное. Женщины вновь выставляют на стол закуски, стаканы. Гусев достает коробочку с пудрой и показывает ее Колпакову.

Гусев: - Вот и хорошо, что с театра ушли, а то бы еще штраф какой платить заставили. Тут хоть" чаю" попьем. Помнишь, рассказывал тебе о немецкой пудре? Вот погляди, ты ж по ихнему читаешь?

Колпаков (читает): " Mittel gegen Flö he". Э, брат! Так это немецкое средство против разведения блох!

Гусев: - Вот это я понимаю, вот это качество продукции! Вот это достижение! Это, действительно, не переплюнешь товар. Хочешь морду пудри, хочешь блох посыпай! На всё годится. А у нас что? То-то я гляжу — что такое? Целый месяц пудрюсь, и хоть бы одна блоха меня укусила. Жену, мадам Гусеву, кусают. Сыновья тоже цельные дни отчаянно чешутся. Собака Нинка тоже скребётся. А я, знаете, хожу, и хоть бы что. Даром что насекомые, но чувствуют, шельмы, настоящую продукцию. Вот это действительно...

В этот момент слышен стук в дверь. Гусев идет открывать. На пороге хористка-Паша.

Паша: - Гражданин, у Вас сахару полстакана не найдется. Соседи весь извели.

Гусев: - Сейчас глянем сахару. Да Вы заходите, через порог-то не дают. ( к жене). Сахар- есть у нас?

Мадам Гусева: Закончился. У Моти спроси.

Гусев: - Матрен, одолжи сахара полстакана?

Матрена Васильевна кряхтя отправляется в свою комнату на поиски сахара. Тем временем

Паша заходит в кухню. Ее узнает Наталья Митрофановна. Начинает ругаться и скандалить, остальные присоединяются. затем начинается драка. Матрена в это время поет у себя в комнате " Из-за острова на стрежень" и ничего не слышит. Слышны возгласы:

Гусев: - Уходи, Саввич, последний дух вышибут!

Иван Саввич: - Пущай! А только не могу я теперича уйти. Мне сейчас всю амбицию в кровь разбили.

Колпаков: - Запасайтесь, дьяволы, гробами, сейчас стрелять буду!

Слышен выстрел.

Хористка падает. Все в страхе разбегаются. Наталья Митрофановна снимает с пальца кольцо и кладет рядом с мертвой девушкой. Матрена со стаканом сахара заходит в кухню, где никого нет, кроме лежащей на полу Паши. Останавливается, стакан с сахаром падает на пол, рассыпается.

ЗТМ