Каждый охотник желает знать 1 страница

Каждый охотник желает знать
Автор:	tesey
Бета:	нет
Рейтинг:	G
Пейринг:	Гарри Поттер; Северус Снейп
Жанр:	AU, General
Отказ:	Все права, традиционно, у автора канона. У меня только любовь.
Аннотация:	Общеизвестно, что жизнь - явление полосатое. Хотя иногда она похожа на радугу.
Комментарии:	Эта история - просто хулиганство на заданную тему, в которое автор ввязался, чтобы потешить двух очаровательных девушек. Не нужно искать здесь глубины мысли и сурового обоснуя. Maski Mavki и brekikex, надеюсь вам понравится и даже пригодится для дальнейшего творческого использования! А еще теперь, благодаря 19011967 и Mad Bee, история существует в виде самой настоящей книги - с совершенно сумасшедшей красоты оформлением и потрясающими авторскими коллажами от Mad Bee. (И кучей прочих красивостей с просторов инета). За что создателям сей красоты - мое огромное авторское спасибо! Скачать можно здесь - в удобном для вас варианте: книга pdf https: //yadi. sk/i/rVdewF2yi5vff в формате doc https: //yadi. sk/i/LNucW94Ci5vjK в формате fb2 https: //yadi. sk/i/smF4p9PBi5vni в формате pdf https: //yadi. sk/i/HCVCN3XHi5vpS ссылка на иллюстрации https: //yadi. sk/d/0wr6DpI2hrqHa Желаю приятного просмотра!
Каталог:	AU, Школьные истории, Книги 1-3, Альтернативные концовки
Предупреждения:	OOC, AU
Статус:	Закончен
Выложен:	2015-05-24 16: 11: 49 (последнее обновление: 2015. 05. 25 22: 52: 39)
Maski Mavki и brekikex за многократные вдохновительные пинки моей обленившейся музе!

	просмотреть/оставить комментарии

Глава 1. Красный Красный… Мир опять окрашен красным. Декан Слизерина Северус Снейп устало прикрыл глаза. Мерлин! Как же не вовремя!.. Грядущий день не обещал быть легким даже и без очередного мучительного приступа мигрени. Первое сентября… Начало учебного года. Вчера Альбус устроил торжественное чаепитие на тему «Этот-год-будет-совсем-не-таким-как-другие-потому-что». Убаюканный привычной воркотней директора, Снейп задремал, занавесив лицо волосами. Вот кто бы мог подумать, что и от неопрятных, немытых волос может быть какой-то прок! И, разумеется, прослушал, о чем шла речь. Пока не прозвучало: «Гарри Поттер». Снейп списал все на навалившийся во сне кошмар. Но нет. Это было бы слишком просто для его совсем непростой жизни. Что нужно, чтобы и без того не лучший день стал попросту дерьмовым? (Почему-то именно в такие мгновения в голове взрослого и солидного человека, профессора Зельеварения, декана факультета Слизерин всплывали самые что ни на есть подзаборные ругательства, которыми был столь богат лексикон его презренного отца-маггла). Что нужно? – Да очень просто! Первое сентября. Толпа неуправляемых детишек в коридорах родного Хогвартса. Новые ученики, переданные под его личную ответственность давно сошедшей с ума старой ветошью по имени Распределяющая Шляпа. И… Ах, да! Гарри Поттер. По правде сказать, вот уже десять лет Северус Снейп искренне надеялся не дожить до этого дня. Мало ли! Воскресший Темный Лорд. Бывшие друзья-Пожиратели. Ранний инфаркт. (Имелись предпосылки! ) Кирпич на голову… Но подобные надежды, как оказалось, были слишком уж оптимистичны. После педсовета директор произнес: - Северус, мальчик мой, задержись на пару минут… Никогда еще Северус Снейп не был так позорно близок к побегу. (Швырнуть на стол заявление об уходе, покидать в саквояж самое необходимое, быстрее ветра добежать до границы аппарации и аппарировать – на край земли, в Тупик Прядильщика, в Азкабан, к Мерлину на куличики! ) Все эти мысли промелькнули в сознании, оставив после себя блаженный холодок где-то в районе позвоночника, и скрылись в неизвестном направлении. Когда-то Северус Снейп дал клятву. Никто не тянул его за язык, никто не принуждал под Империо, никто – сам, все сам. И нынче настал срок исполнить эту клятву. Потому что сын Лили получил письмо из Хогвартса. (Скажи себе правду, Северус! Сын Лили и Джеймса Поттера. Мальчик по имени Гарри Поттер). Северус Снейп всегда ужасно завидовал тем людям, кого Великие Мойры наделили блаженной способностью забывать. Сам он таким талантом, к сожалению, не обладал. И слушая разглагольствования директора о том, какая ответственность ложится на их плечи теперь, когда Мальчик-который-выжил придет, наконец, учиться в школу Чародейства и Волшебства, чтобы стать настоящим волшебником, Снейп, точно молитву, твердил про себя: «Пусть он будет похож на Лили! » - Как ты рассеян сегодня, Северус, - заметил, наконец, Дамблдор. И добавил: - Съешь лучше лимонную дольку. Все как-нибудь обойдется. Северус Снейп не верил в чудотворную силу лимонных долек. И в то, что «все обойдется». Ни с его везеньем. И правильно, как выяснилось, делал, что не верил. Утром первого сентября его накрыла мигрень. Природа этого заболевания до сих пор приводила в недоумение как лучших колдомедиков магического мира, так и лучших маггловских специалистов, к которым Снейп, впав в отчаяние, тоже несколько раз обращался за помощью. Зелья не действовали. Самые сильные маггловские препараты от мигрени только чуть-чуть уменьшали боль. А еще эта кроваво-красная пелена перед глазами… «Похоже на мигрень, но не мигрень», - говорили маггловские врачи. «Похоже на темномагическое проклятие, но не проклятие», - вторили им маги. «Случай, не описанный в медицине», - соглашались и те и другие. «А что делать? » - спрашивал Снейп. И получал в ответ: «Терпите. Пройдет само». Само оно обычно проходило на третий-четвертый день. Единственным, кто дал более-менее удобоваримое истолкование природы снейповского заболевания, был старенький маггловский доктор со странным наименованием «психотерапевт». Он сказал: «Это, батенька, у вас реакция на мощный блок сознания, которым вы старательно отгораживаетесь от чего-то в своем прошлом. И не можете отгородиться. Вот мозги и не справляются с нагрузкой. Чем больше стараетесь забыть, тем сильнее болит голова. Попробуйте простить сами себя и заменить ненависть любовью – и болезнь сойдет на нет». Простить самого себя… Если бы это было возможно! Северус Снейп не умел прощать. И любить. Его любовь могла принести только страдания и смерть тем, кого он любил. Мама. Лили… Если бы он никогда не появился на свет, возможно, брак его матери с Тобиасом Снейпом, магглом, был бы значительно счастливее, и мама бы не умерла молодой. Если бы он не пошел тогда в «Кабанью голову», Лили была бы жива. Единственное, что он может сделать для мальчика - возненавидеть его. Да, он запутался. Это было очевидно. Впрочем, защищать можно и испытывая ненависть. Легко! Даже не придется выходить из образа. Интересно, на кого будет похож мальчик? …Мальчик был вылитый Джеймс Поттер: те же непокорные черные вихры, те же очки, та же походка. В какой-то момент Снейпу, сидящему за учительским столом рядом с бормочущим что-то себе под нос Квирреллом, показалось, будто время рвануло вспять. Вот сейчас в зал войдет и он сам, тощий нелепый вороненок в старой потертой мантии. А рядом… Нет. Девочка с золотыми волосами больше никогда не переступит порог Хогвартса. Потому что он, Северус Снейп, однажды убил ее. Эта мысль отрезвляла и возвращала на грешную землю. Проклятую, залитую кровью землю. Северус Снейп позволил себе коснуться пальцами виска. Иногда ему казалось, что от этого привычного жеста головная боль становится чуточку менее сильной, слегка втягивает острые безжалостные когти, кромсающие на куски его несчастные мозги. Разумеется, подобное тоже проходило по ведомству самообмана. Но ничего другого у Северуса давно не было. И в этот момент, словно услышав его, мальчишка вскинул глаза на учительский стол и прижал ладонь ко лбу. К тому самому знаменитому шраму, что оставила Авада Темного Лорда. Их взгляды скрестились. На миг Северусу Снейпу показалось, что мир замер – и проклятая боль отпустила. Не было ни прошлого, ни будущего, только здесь и сейчас. Глаза в глаза. Момент истины. А потом Поттер опустил взгляд и что-то спросил у стоящего рядом с ним рыжего мальчишки. (Не иначе еще одного представителя неисчерпаемого на отпрысков клана Уизли). Тот в ответ страстно зашептал Поттеру в ухо, не отрывая от Снейпа испуганных глаз. Северус усмехнулся. «Легенды и мифы о Страшном и Ужасном профессоре Снейпе». Неистребимый хогвартский фольклор, в возникновение которого он каждый год вносил свой немалый вклад. Его ненавидели и боялись. Теперь его будет ненавидеть и бояться Поттер. В этом виделась какая-то особая высшая справедливость. «Ненавидь меня, Поттер, - подумал он. – А я буду ненавидеть тебя. И мы будем квиты». Старая Распределяющая шляпа исполнила дурным голосом свой очередной шедевр, в котором, по большей части, отсутствовали рифмы и размер, зато присутствовало много самовосхваления. Северус одобрительно кивнул, выслушав, как про его родной факультет сказали: мол, они все - «хитрецы, которые к цели идут, никаких не стесняясь путей», бросил быстрый взгляд в сторону благостно-святочного Дамблдора, являющегося, по мнению Снейпа, живым доказательством того, что все вышесказанное относится не только к выпускникам Слизерина, и стал терпеливо ждать. Поттеру «повезло» оказаться почти в конце воистину бесконечного списка новоприбывших. (И где, скажите на милость, последствия той самой пресловутой «демографической ямы», которая, если верить писакам из «Ежедневного Пророка», образовалась в годы террора бесследно сгинувшего ныне Волдеморта? ) Наконец дошла очередь и до мальчишки. Услышав, как по залу при имени, названном Минервой МакГонагалл, прокатилась волна взволнованного шума, Северус устало прикрыл глаза и снова погладил пальцами висок. «Ну, конечно! Как же иначе! Гарри Поттер - наша новая знаменитость». А ведь мальчишка не сделал ничего, чтобы прославиться. Не совершил никаких подвигов. Не пожертвовал собой. И всего-то, что выжил, когда за него умирали другие. (Ты стоил ее жизни, Поттер? Зачем ты выжил?! ) Сколько раз выживал сам Северус Снейп, он уже и считать забыл. Но кого это когда-нибудь волновало? Между тем Поттер взгромоздил на табурет свою тощую задницу и замер, как совенок на жердочке, с Распределяющей шляпой на голове. Северус Снейп даже удивился, что Шляпа отчего-то медлила. Все было очевидно уже до рождения Поттера: Лили Поттер, Гриффиндор, Джеймс Поттер, Гриффиндор. Представить их сына на каком-то другом факультете было совершенно немыслимо. Если бы над колыбелью поттеровского наследника какая-нибудь добрая фея (Северус хмыкнул) догадалась повесить полог фамильных цветов, то этот полог, вне всякого сомнения, был бы красно-золотой, цвета гриффиндорского флага. Да и на лбу самого Гарри, аккурат рядом со знаменитым шрамом в виде молнии, было от рождения начертано крупными (для того, разумеется, кто умеет видеть, а не только смотреть) буквами: ГРИФФИНДОР. - СЛИЗЕРИН! – радостно провозгласила Шляпа. В зале повисла странная тишина. Замер на своем золотом кресле-троне благодушно улыбающийся Дамблдор. Замолчал вечно что-то приборматывающий и поправляющий свой идиотский фиолетовый тюрбан Квиррелл. Остолбенела уже начавшая было приветственно поднимать в сторону Поттера правую руку декан Гриффиндора Минерва МакГонагалл. Замолчали, как будто почувствовав что-то недоброе, за своими столами студенты и даже беспечные, ничего не понимающие первокурсники, словно кто-то наложил на них Силенцио. И Снейп не удержался: в этой абсолютной тишине он демонстративно поднял вверх бледные кисти рук и очень громко трижды хлопнул в ладоши. Глава 2. Оранжевый В тот день, когда Гарри Поттеру исполнилось одиннадцать лет, его жизнь изменилась совершенно бесповоротно. Как будто Хагрид со своим нелепым розовым зонтиком включил свет в темном сыром подвале. Или в чулане. Под лестницей. А затем кто-то от души плеснул на серые будни из стаканчиков с разноцветными красками. И больше всего среди этих красок было почему-то оранжевой. Так казалось Гарри. Оранжевыми были апельсины на лотке маленького продуктового магазинчика в Литтл Уингинг за углом дома миссис Пигг. Оранжевой была обложка учебника по трансфигурации («Пособие по трансфигурации для начинающих»), который произвел на Гарри совершенно неизгладимое впечатление. Оранжевым было предзакатное солнце, наполняющее самую обыкновенную Тисовую улицу тайными шепотами и обещаниями дальних стран. Оранжевыми были волосы Рона Уизли, с которым Гарри познакомился на вокзале Кингс-Кросс и которого уже с удовольствием представлял в роли своего друга. Оранжевые отблески бросали зачарованные факелы на стены Хогвартса, школы Чародейства и Волшебства. Оранжевым было настроение самого Гарри, как те самые, пахнущие солнцем и чудом апельсины. И ничто на свете не могло этого изменить. Строгая профессор МакГонагалл походила на исполненную чувства собственного достоинства кошку, тайно усмехающуюся себе в усы. Привидения (даже Кровавый Барон) были совсем не такими жуткими, как в тех фильмах, что любил смотреть вечерами Дадли. А в бороде директора Дамблдора звенели колокольчики. Песенка, которую спела Распределяющая Шляпа, была странной, но довольно милой. (Не то чтобы Гарри являлся большим знатоком и ценителем песенных красот). Но она навела его на серьезную мысль о выборе факультета. Он, определенно, не считал себя умным настолько, чтобы его взяли на Рейвенкло. И, по правде сказать, сильно сомневался в своем терпении и упорстве, что автоматически исключало Хаффлпафф. Слизерин представлялся ему этаким инкубатором для грядущих Темных Лордов и прочих Злых Волшебников, и все его существо жесточайшим образом сопротивлялось перспективе учиться там, где когда-то сошел за своего убийца его родителей. Так что оставался Гриффиндор. Там обучались его мама и папа. Там обучалось практически все семейство рыжих Уизли, с которыми Гарри уже успел познакомиться в поезде. К тому же после стольких лет в роли жертвы рядом с кузеном Дадли и его подпевалами, ему была просто жизненно необходима уверенность в собственной отваге. И почему фамилия Поттер не находится в самом начале алфавита? Гарри терпеть не мог выматывающих ожиданий. Казалось, бесконечные запасы терпения, накопленные им за годы не слишком-то счастливого детства, внезапно иссякли именно в этот судьбоносный день, оставив лишь острое желание, чтобы распределение уже завершилось. По правде сказать, хоть чем-нибудь. (Исключая, разумеется, поступление на Слизерин). Больно резануло шрам. Вообще-то, Гарри давно привык к этой странной особенности собственной внешности и до последнего времени не слишком обращал на него внимания. Тем более, что шрам никогда не болел, в отличие от самой головы, о чем дядя Вернон имел привычку ехидно и очень остроумно (как ему казалось) комментировать, разглядывая поутру бледное и невыспавшееся лицо племянника: «Чему там болеть, Поттер? У тебя же сроду не водилось мозгов, одна кость! » Кость или не кость, но изредка накрывавшие Гарри головные боли были довольно сильными и выматывающими. А вот шрам… Шрам никогда не болел. До сего дня. И это было не просто больно, а как-то… странно. Как будто чей-то недобрый взгляд пытался забраться под череп, наподобие того сверла, которыми торговал дядя Вернон. Гарри вскинул глаза и вздрогнул от неожиданности: да, это действительно был взгляд. На него в упор смотрел человек в черном, сидящий рядом с профессором Квирреллом. Среди красочного разнообразия зала, на фоне праздничных одежд других преподавателей черная мантия, черные волосы и черные глаза смотрелись… неправильно. Слишком мрачно. Слишком вызывающе. Однажды Гарри довелось ухватить по телевизору в отсутствие Дадли кусок фильма о космосе. В нем шла речь об образовании черных дыр. Так вот, человек в черном выглядел как та самая черная дыра. Загадочная и неизученная. Не имеющая дна. Наводящая ужас одним своим существованием. Гипнотизирующая. Гарри поймал себя на том, что не может отвести глаз. Казалось, между ним и человеком в черном натянули прочный волшебный канат, похожий на телеграфный провод, по которому бегут сейчас навстречу друг другу какие-то чертовски важные мысли. И когда они настигнут адресата… - Гарри, ты чего? – дернул его за рукав стоящий рядом Рон. - Кто это? – спросил Гарри, кивая на человека в черном. - Это профессор Снейп, - жарко зашептал Рон. - Мне рассказывали близнецы: он преподает зелья, но сам мечтает о Защите от темных искусств. А еще он декан Слизерина. Мрачная личность! С таким лучше не сталкиваться на узкой дорожке. Говорят даже… Но что именно еще говорят о зловещем профессоре Снейпе, Гарри услышать не успел, потому что именно в этот момент профессор МакГонагалл провозгласила каким-то особенно торжественным голосом, как будто специально предназначенным для самых важных исторических событий: - Поттер, Гарри! По залу словно прошелся могучий порыв ветра: все зашептали, зашуршали и стали повторять на разные лады: «Она сказала Поттер? Тот самый Гарри Поттер? » Гарри поежился. Была на свете одна вещь, без которой он совершенно спокойно мог бы обойтись - это популярность. Тем более, настолько странная, ничем не заслуженная популярность. Популярность, связанная со смертью родителей и множеством других не слишком-то приятных событий. Но Шляпа ждала, а Гарри ужасно не хотелось привлекать к себе еще и дополнительное внимание. И он шагнул к старой выщербленной табуретке, явно отполированной задницами многих поколений студентов. Затем… Затем все исчезло, как будто кто-то опустил на мир тяжелую завесу. - Гм-м-м, - задумчиво произнес ему в ухо тихий голос. – Куда же мне тебя определить? Имеется в наличии острый ум. И смелость. И таланта хватает. И желания проявить себя. И некоторое пренебрежение правилами. «Только не в Слизерин! – умоляюще подумал Гарри. – Только не в Слизерин! » - Не в Слизерин? – переспросила Шляпа. – Ты так уверен? Но должны ли мы потакать нашим комплексам и страхам, вот в чем вопрос? Или лучше сразу столкнуться с ними лицом к лицу? Чего боишься ты, Мальчик-который-выжил?.. К тому же, - пробормотала она, как будто слегка отвлекшись, - на Гриффиндор уже распределилось гораздо больше народу, чем на другие факультеты. Послевоенное поколение, идеалисты! Нет, Министерство нас за такой дисбаланс по головке не погладит… А на Слизерине нынче недобор… Что ж, решено! СЛИЗЕРИН! Шляпа исчезла с головы Гарри, но ему показалось, что вокруг ничего не изменилось. Все та же тишина. И мрак. Никто не аплодировал, как другим первокурсникам. Никто не кричал: «Иди к нам, Гарри! » Даже студенты Слизерина сидели со странно-озадаченными лицами, словно не знали, что им делать с новым приобретением факультета. Один Малфой улыбался злорадной улыбкой. И Гарри его отлично понимал. Рон смотрел как-то брезгливо-жалостливо, точно уличив своего нового друга в чем-то абсолютно недостойном. Профессор МакГонагалл по-совиному хлопала своими широко распахнутыми глазами. Улыбка директора Дамблдора выглядела слегка натянутой. Рот профессора Квиррелла напоминал букву «О». Северус Снейп сидел, глядя куда-то в никуда, а потом, совершенно неожиданно, несколько раз хлопнул в ладоши. Аплодисменты прозвучали как три отчетливых выстрела. И снова воцарилась тишина. Гарри мог часами разглядывать преподавателей, лишь бы только не идти к своему столу. Но делать было нечего – и он решился. Говорят, первый шаг – самый трудный. Но, по правде сказать, второй оказался ничуть не легче. И третий. И четвертый. Свободное место обнаружилось с краю – как раз рядом с Малфоем. - Ну, теперь повеселимся, Потти! - ухмыльнулся тот. – Кажется, я был недостаточно хорош, чтобы пожать мне руку? Гарри Поттер понял, что попал в ад. Он почти не помнил, как закончилось распределение, не слышал странной речи Дамблдора, которую Малфой, скривившись, назвал «бредом сумасшедшего», не заметил, что за блюда возникали перед ним на столе. Кусок не лез в горло, даже несмотря на то, что съеденные в поезде сладости давно сделались лишь жалким воспоминанием. Желудок сводило вовсе не от голода, а от страха, как честно признался себе Гарри. Факультет, на котором учился Волдеморт – в качестве нового дома, Драко Малфой – в качестве соседа по комнате, и Северус Снейп – в качестве декана. Было от чего прийти в ужас! Когда прозвучала команда старостам разводить первокурсников по отведенным для их факультетов помещениям, Гарри вышел из-за стола с тем самым ощущением, с каким, вероятно, заключенные отправляются на казнь. Но тут же решительно распрямил спину, чтобы не показать окружающим своей неуверенности и слабости. Уж чему-чему, а этому Дадли и компания отлично его научили: слабых бьют, и бьют тем больнее, чем сильней презирают. Староста, высокий костлявый парень с лошадиной физиономией, чьего имени Гарри не запомнил, решительно провел их через океан гомонящих студентов, через несколько лестниц, которые периодически меняли направление (от чего у Поттера бешено кружилась голова и начинало тошнить), мимо появляющихся и исчезающих портретов в сырые и мрачные подземелья. Возле одной такой холодной и мрачной стены, ничем, на взгляд Гарри, не отличающейся от прочих стен в этом коридоре, староста остановился и решительным голосом произнес: «Разделяй и властвуй! », и часть стены послушно отъехала в сторону, пропуская первокурсников в гостиную. - Ну, сейчас повеселимся, Потти, - шепнул сзади Малфой. – Ох, повеселимся! Надеюсь, тебя распределят в нашу спальню. Там четыре кровати, ты в курсе? Нам с Крэбом и Гойлом как раз не хватает четвертого. - Народу нынче приняли мало, - сказал между тем староста, - так что… Малфой, бери своих – ваша комната первая налево. Поттер, Забини – ваша следующая. Девочки – направо. Гарри разрешил себе наконец-то выдохнуть. Невысокий (чуть выше самого Поттера) мальчишка, фамилия которого, по-видимому, и была Забини, безразлично шевельнул плечом: - Лучше уж Поттер, чем Малфой. Прости, Драко, у вас всегда слишком шумно, - и двинулся в указанном направлении. Гарри последовал за ним, стараясь сохранять неторопливость походки и каменное выражение лица. Малфой выглядел взбешенным, точно кошка, у которой прямо из-под носа только что исчезла наглая мышь, самим провидением предназначавшаяся на роль кошачьего обеда. Да не просто исчезла, а показала напоследок большой и смачный кукиш. - Мы еще увидимся, Поттер, - выдохнул он проходившему мимо Гарри. - Обязательно, Малфой, - очень доброжелательно ответил, почти пропел тот, исчезая следом за Забини за дверью своей спальни. - Нарываешься? – проницательно спросил Забини, едва за ними закрылась дверь. – Имей ввиду: Малфой – сволочь злопамятная, просто так от тебя не отстанет. … Кстати, я – Блейз. Ты можешь не представляться. Гарри пожал протянутую руку и устало опустился на ближайшую кровать. В комнате было сыро и холодно, но не это волновало его в настоящий момент. - Так и так не отстанет, - вздохнул он. – Я тут неосторожно отказался от его милостивого предложения дружбы. - Сожалеешь? – Забини кинул на соседнюю кровать свой чемодан и принялся его распаковывать. - Нет, - мотнул головой Гарри. - Он мне не нравится, на каком бы факультете я ни учился. – И самокритично добавил: - Но бить будут. Блейз окинул его проницательным взглядом: - Думаешь? Ты же вроде тот-самый-Гарри-Поттер, который еще в пеленках угробил Темного Лорда. Гарри тоскливо вздохнул. - Толку-то! Все равно ничего об этом не помню… Разве что зеленую вспышку… Маг из меня пока вообще никакой. Я и о существовании магии-то узнал всего месяц назад. Конечно, один на один я бы этого Малфоя и без магии постарался уделать, только он ведь не дастся – один на один. - Хреново, - кивнул Забини. – Хочешь добрый совет? Поттеру стало по-настоящему смешно. Добрый совет! На Слизерине! Вот уж, воистину, не знаешь, где найдешь, где потеряешь! Но, похоже, его сосед по комнате был настроен крайне серьезно, и Гарри благодарно кивнул. В конце концов, кто он такой, чтобы разбрасываться добрыми советами? - Начинай дружить с библиотекой. Я тебе против Малфоя не помощник, мне с ним ссориться не с руки. Стало быть, ты должен научиться защищаться самостоятельно, поскольку ничему такому нас здесь учить еще очень долго не будут… И, кстати, опасайся Снейпа. Он с Малфоевским папашей дружен еще со школьных времен. Можно сказать, в колыбели Дракусечку качал. - А ты откуда знаешь про Снейпа? – не удержался Гарри. - Ну-у-у… - неопределенно протянул Блейз. – У нас все про всех знают. Если, конечно, уметь слушать. И еще, Поттер… - Забини задумчиво почесал кончик носа. – Снейп уважает умных. - Спасибо, Блейз, - очень серьезно сказал Гарри. - Я запомню. Совершенно неожиданно, впервые после того, как Распределяющая шляпа отправила его на Слизерин, на душе стало тепло и спокойно, как будто мрачные тучи разошлись и выглянуло солнце: оранжевое, словно апельсин. Глава 3. Желтый Желтые. Глаза у заспиртованной в банке ящерицы имели омерзительный желтый цвет. Наверное, потому, что это был давным-давно ставший редкостью магический подвид геккона-фельзума, чьи желтые глаза не меняются даже после смерти. Северус Снейп поймал себя на том, что вот уже десять минут неотрывно пялится на заспиртованную тварюшку, как на что-то редкое и драгоценное. На самом же деле, проблема заключалась вовсе не в несчастном фельзуме, а в том, что на сегодня в расписании мастера Зельеварения значился первый совместный урок в группах первого курса Слизерин-Гриффиндор. И если присутствие представителей львиного факультета его давно не напрягало и даже служило своеобразным громоотводом для отрицательных эмоций, то Слизерин с некоторых пор вызывал крайне противоречивые эмоции. С тех самых пор, как растреклятая Шляпа определила туда самого Гарри Поттера, мальчика-который-на-кой-то-черт-выжил. Снейп сдержанно скрипнул зубами. Именно что сдержанно, потому что начни он скрипеть зубами от души – и скоро сточил бы их под корень, а беззубым в магическом мире приходится ой как не сладко. В душе Северуса бушевал самый настоящий ураган, порожденный общим когнитивным диссонансом нынешней нелепой ситуации. Чтобы успокоиться, Северус Снейп несколько раз повторил про себя зубодробительную (опять!!! ) маггловскую формулировочку: «Когнитивный диссонанс. Когнитивный диссонанс. Когнитивный диссонанс! » Не помогло. Ураган продолжал бушевать, вызывая совершенно нетипичное для Снейпа нервное подергивание нижнего правого века. «Так я скоро совсем заикаться начну, как Квиррелл», - мрачно подумал Северус. Всему виной, разумеется, как уже не раз случалось в жизни профессора, был Поттер. И для разнообразия – Шляпа. А ведь все было так хорошо придумано и распределено на годы вперед! Снейп третирует сына ненавистного Джеймса Поттера, прикрываясь ненавистью к Гриффиндору, тешит свои многочисленные комплексы (в существовании коих не было ни малейшего сомнения, уж себе-то Северус никогда не лгал! ) – и мальчик закаляется в боях с несправедливостью. А что теперь? Третировать ученика собственного факультета было… непрофессионально. Северус Снейп потратил годы своей жизни, чтобы защитить тех, кого после падения пресловутого Темного Лорда не пинал разве только ленивый. Еще бы! Дети приспешников Самого! Те, кто проиграл. Слизеринцы: бывшие, настоящие и будущие. О том, что дети за отцов не отвечают, никто, как водится, не вспоминал. Об этом ведь хорошо читать в старых книгах… Северусу понадобилась вся сила его воли, весь мерзкий характер и слава бывшего Пожирателя, чтобы раз и навсегда показать желающим попинать поверженного врага: змеи – существа ядовитые. И мстительные. Никто и никогда не смел безнаказанно обижать Слизерин. Ага. И что теперь делать с Поттером? Северус Снейп боялся. Впервые боялся не Темного Лорда, не проклятых Мародеров, не, упаси Мерлин, Поттера – он боялся себя. Боялся сорваться и натворить дел. Боялся выглядеть смешным. Боялся перегнуть палку. Боялся разрушить что-нибудь из того, что не подлежит восстановлению простым «Репаро». Снова начинала болеть голова. Предстоял выход на арену. К хищникам. Северус Снейп не любил детей. Никаких. Все его воспитательные методы, по сути, сводились к одной сомнительной максиме: «Боятся, значит, уважают». Или: «Боятся, стало быть, не лезут под кожу и держатся на расстоянии». Преподавание представлялось ему неким аналогом маггловской забавы под названием «цирк», где на круглую, посыпанную белым песком арену выходит дрессировщик и щелкает устрашающего вида кнутом. И если ему удалось внушить своим подопечным мысль, что он намного сильнее и страшнее их, то тигры и львы покорно садятся на тумбы, дают сунуть в пасть давно не мытую голову или прыгают сквозь горящий обруч. Но если ты допустил оплошность, показал собственную слабость – тебя попросту сожрут, оставив лишь старую мантию да клочки сальных волос. И никого на целом свете не будет интересовать, почему ты так редко моешь голову… (На самом деле, на это всегда не хватает времени, но, как уже было сказано, кого волнуют такие подробности! ) И вот уже десять лет своей жизни Снейп выходил на арену и щелкал кнутом. И хищники замирали на своих тумбах. То есть партах. Поблажки делались только своим. Тем, кто был заинтересован в нем больше, чем все остальные. Так уж вышло, что змеям он отдавал явное предпочтение, и ему отвечали взаимностью. А сегодня ненависть к Поттеру боролась в душе дрессировщика с чувством долга по отношению к рептилиям. Урок не обещал быть простым. «Вечером напьюсь», - торжественно пообещал сам себе Северус Снейп в тот момент, когда первокурсники стали просачиваться в класс зельеварения. Заначенная «на черный день» бутылка дорогого огневиски, подаренная на прошлый день рождения закадычным врагом Люциусом, определенно, дождалась своего часа. «Если Поттер опоздает, - мстительно подумал Снейп, - назначу ему отработку. Парень овладеет тонким искусством чистки котлов, а я хоть немного отведу душу». Кстати, желание отвести душу совершенно однозначно противоречило утверждениям тех злопыхателей, кто уверял, что у Северуса Снейпа вовсе нет души. Поттер не опоздал. Пришел за десять минут до начала урока, сел на первую парту, аккуратно разложил перед собой все необходимое для урока и уткнулся носом в учебник, старательно проигнорировав очередной наезд младшего Малфоя. Снейпа передернуло. Не потому, что он был на стороне Малфоя. Сынок Люциуса вызывал ничуть не больше симпатий, чем его скользкий папаша. (Не случайно Северус в первый же день учебы прозрачно намекнул слизеринскому старосте, Говарду Честертону, что Поттера следует отделить от Малфоя каменной стеной, так сказать, во избежание. Как детки будут разбираться между собой в светлое время суток, его не касалось, но, во всяком случае, того-самого-Гарри-Поттера не найдут поутру незатейливо придушенного подушкой). А вот то, что Поттер из каких-то своих тайных соображений делал вид, будто его на самом деле интересуют Зелья… Это бесило просто несказанно. И Северус дал себе клятву прилюдно смешать наглеца с навозом фестрала и размазать по полу аудитории. (А потом заставить вылизать этот самый пол языком, да! ) Стремительным шагом Северус покинул подсобку, где хранилось все необходимое для проведения уроков (в том числе и непонятно как попавший туда фельзум с желтыми глазами), и влетел в класс. Монолог про «то, как закупорить смерть» и «дурацкие взмахи волшебной палочкой» вот уже более десяти лет пользовался неизменным успехом. Дети замерли, точно суслики перед удавом. (Снейп поморщился: Темный Лорд обожал змей. Был просто помешан на них. Причем, чем крупнее и ядовитее, тем лучше. Вероятно, в связи с этим Северус придерживался прямо противоположных взглядов, даром, что символом его собственного факультета была змея. Ладно, скажем так: профессор готов был мириться со змеями, пока они выступали в качестве аллегории). Поттер на первой парте ничем не отличался от остального стада болванов, но почему-то раздражал в разы больше. - Поттер! – неожиданно Снейп остановился перед этой самой первой партой и посмотрел сыну своего школьного врага прямо в глаза. По Хогвартсу ходили легенды, что от подобных взглядов профессора Снейпа некоторые особо впечатлительные личности порой даже падали в обморок. Но, определенно, не Поттер. Мальчишка только вздрогнул и выжидающе посмотрел в ответ. «Ладно! – подумал Снейп. – Сейчас упадешь». – Что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни? На лице Поттера отразилась напряженная работа ума. Снейп уже мысленно потирал руки, готовясь произнести убийственную реплику про умственные способности «нашей новой знаменитости», как вдруг послышалось робкое: - Напиток «живой смерти», сэр? Северус Снейп вздрогнул, точно от удара. Это было, по меньшей мере… неожиданно. Его тонкие губы неприятно скривились, изображая усмешку. Мальчишка, определенно, оказался не так прост. Что ж, подобная мысль требовала некоторых уточнений. - Если я попрошу принести мне безоаровый камень, где вы будете его искать? На подвижном лице Поттера мелькнуло явное облегчение (видимо, вопрос показался ему легким), и Снейп тут же дал себе мысленного пинка. - В желудке козы, сэр? Следовало все-таки поставить маленького наглеца на место, и Северус задал третий вопрос, обычно повергающий первокурсников в состояние глубокой прострации: - В чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха? Повисла пауза. Поттер задумчиво шевелил губами. Снейп уже успел мысленно сказать себе: «Браво! », когда послышалось радостное: - Так это же одно и то же растение, сэр! На физиономии проклятого Поттера светилось самое настоящее торжество. За подобную наглость следовало немедленно снять баллы, но, к сожалению, в данном случае это было невозможно: профессор Снейп НИКОГДА не снимал баллы со своего собственного факультета. Сидящий за Поттером Малфой гнусно хихикнул. Снейпа передернуло. - Мистер Поттер, вы – невыносимый всезнайка! – прошипел он. – Однако сегодня вы продемонстрировали, что в своем преклонном возрасте уже научились различать буквы и складывать их в слова. Поттер побледнел и закусил губу. Малфой снова хихикнул. В мертвой тишине аудитории этот смешок прозвучал особенно отчетливо. Северус склонил голову к плечу. - Правильный ответ мистера Поттера приносит Слизерину пять баллов. А вы, мистер Малфой, сейчас расскажете нам в подробностях, для чего именно используют аконит. Дальнейший урок прошел без неожиданностей. Малфой не смог ответить ничего внятного и начал дерзить, за что схлопотал отработку по чистке котлов, изначально предназначавшуюся Поттеру. Разбив учеников на пары (Поттер – Забини, Малфой – хм! – Гойл), Снейп дал им задание приготовить элементарное зелье от фурункулов. Сам он при этом ходил по классу, зловеще шурша своей длинной черной мантией (трюк, на освоение которого было в свое время потрачено достаточно много усилий, зато на нервы учеников действовало превосходно) и следил за тем, как юные бездари взвешивают высушенные листья крапивы и толкут в ступках змеиные зубы (некоторые исхитрялись напортачить и здесь). Снейп раскритиковал всех (особенно досталось Гриффиндору), не сделав исключения даже для собственного факультета. По правде сказать, пристойное зелье получилось, в конечном итоге, всего у двоих: у гриффиндорской заучки Грейнджер и все того же Поттера. (Но этого Северус, разумеется, им говорить не собирался). Незадолго до конца урока Невилл Лонгботтом расплавил чей-то котел, обливший всех стоявших рядом ярко-желтой вонючей жижей. К счастью, серьезно никто не пострадал. Северус Снейп снял десять баллов с Гриффиндора и почувствовал себя почти счастливым. Глава 4. Зеленый Если бы кто-нибудь догадался спросить Гарри Поттера, как ему жизнь в Хогвартсе, он бы очень честно ответил: «Как в сказке». В такой, знаете, несколько мрачноватой сказке, где герой все время влипает в какие-то неприятности, с ним бесконечно что-нибудь этакое приключается, загадки и тайны множатся вокруг с устрашающей скоростью, и не совсем понятно, что ждет в конце: спасение или смерть. А еще в его жизни внезапно образовался явный переизбыток зеленого цвета: зеленый кафель в душе, зеленый полог в спальне, зеленый на гербе факультета, на диванах в слизеринской гостиной, на полосатых шарфах и даже на галстуке. Если вдруг внезапно наваливалась тоска, она тоже была… зеленая. С серебром. Одно утешало (хотя и не слишком): несколько дней назад он совершенно случайно услышал, как Панси Паркинсон сказала Миллисент Буллстроуд, что зеленый с серебром галстук Слизерина удивительно идет к его глазам. Гарри не очень понял, о чем это она, но, кажется, у девчонок подобные высказывания называются «комплимент». То есть его хотя бы не ненавидели. Хотя, с «комплиментами» или без, Гарри все равно не нравились девчонки со Слизерина: по большей части, они были слишком недалекие и высокомерные. А вот кто Гарри действительно нравился, так это Гермиона Грейнджер с Гриффиндора. Так случилось, что их пути в последнее время довольно часто пересекались в библиотеке, где можно было с удовольствием поболтать о прочитанных книгах и о своей жизни среди магглов, абсолютно непонятной чистокровным волшебникам. После одиннадцати лет, проведенных в полном одиночестве и изоляции, благодаря чудесному кузену Дадли, оказалось совершенным блаженством просто общаться без оглядки на чье бы то ни было мнение с человеком, который тебя понимает. Разумеется, Гермиона была куда умнее и начитаннее Гарри, но изо всех сил старалась не демонстрировать ему своего превосходства. А если ее иногда и «заносило», то потом она честно просила прощения. Кстати, именно Гермиона подсказала Гарри несколько чудесных заклинаний, благодаря которым Малфой с некоторых пор предпочитал обходить Поттера стороной. И этому замечательному примеру следовали оба его тупоголовых головореза. Гарри подозревал, что особое впечатление на троицу произвело весьма впечатляющее заклинание Таранталлегра, заставившее всех троих при полной тишине полтора часа выделывать затейливые танцевальные коленца в пыльном и темном ответвлении слизеринских подземелий, где они надеялись поймать и наконец-то примерно проучить наивного Поттера. А еще на них были опробованы такие простые, но действенные, с точки зрения Гермионы, вещи, как Риктусемпра (чары щекотки), Коллошио (заклинание приклеивания ног к полу) и заклинание быстрого роста ногтей на ногах. В общем, Малфоя можно было понять. Его бурная и искренняя ненависть к Поттеру перешла в очень (очень! ) сдержанную стадию. И хотя было очевидно, что в конце концов изобретательный на гнусности ум Малфоя придумает какую-нибудь новую гадость, еще некоторое время Гарри мог спать спокойно. Жизнь, определенно, налаживалась. Распределение на Слизерин перестало казаться такой уж печальной штукой. Блейз в качестве соседа по комнате был то, что надо. Правда, дружбы у них с Гарри так и не случилось, но Поттер воспринял это философски: не всем везет с первого раза. Зато у него была Гермиона. Учеба при ближайшем рассмотрении выглядела не такой уж и страшной, если не спать на занятиях и регулярно делать уроки. Существовал только один-единственный предмет, для которого первое условие категорически отказывалось работать: История магии была просто создана для крепкого и здорового сна, а бедолагам, страдающим от бессонницы, следовало прописывать полтора часа профессора Бинса в день. Что до всего остального… Гарри нравилась Трансфигурация. Профессор МакГонагалл, хотя и была довольно строгой, объясняла просто великолепно. На последнем занятии у Гарри, хоть и не с первого раза, получилось трансфигурировать чернильницу в яблоко. (Правда, яблоко получилось какого-то сомнительного фиолетового, а не зеленого цвета, но, как сказала, доброжелательно улыбнувшись, профессор, с этим уже можно было работать). Еще Гарри доставляли огромное удовольствие уроки мадам Хуч. Полеты на метле превзошли его самые смелые ожидания! Это было гораздо круче велосипеда, которого ему так никто и не удосужился купить, и о котором он мечтал все свое детство. Парить над миром, ловить руками ветер, нестись быстрее молнии! Гарри точно знал, что в следующем году попытается пройти отборочный тур в квиддичную команду Слизерина. Квиддич оказался игрой ничуть не хуже футбола, и Гарри ужасно хотелось попробовать. Жаль, что первокурсников в команду не брали ни за что и никогда. Но, если честно… Даже больше квиддича Поттера манили Зелья. Слова профессора Снейпа про славу и смерть не выходили из головы. Гарри не слишком-то прельщала слава, но вот смерть… Почему-то она всегда была слишком близко. Иногда ночами Гарри снились кошмары, в которых Смерть ходила где-то рядом, обдавая холодом сомкнутые веки, а потом раздавался надрывный женский крик. Гарри понимал, что рано или поздно им со Смертью придется столкнуться лицом к лицу – и вот тогда ему понадобиться оружие. То оружие, которое обещал профессор Снейп. Гарри нравился профессор Снейп. Он не говорил лишних слов, не раздавал направо и налево приторных улыбок, не посвящал большую часть урока разговорам ни о чем и порою выглядел довольно пугающим. (Особенно, если тебе не повезло чем-то вызвать его неудовольствие). Но он был…. Странным. Умным. Сильным. Опасным. Интересным. Его хотелось понять. А ключом к пониманию профессора Снейпа были опять-таки Зелья. Так что про славу и смерть стоило всерьез подумать когда-нибудь в будущем, а вот об эссе по Зельеварению – прямо сейчас. Гарри категорически не желал вызывать гнев профессора Снейпа – даже за десять шоколадных лягушек. И не потому, что боялся. Впервые Гарри Поттеру хотелось добиться уважения от человека, которому было в высшей степени наплевать на знаменитый шрам, украшающий поттеровский лоб. Даже несмотря на ставший давно привычным рефрен: «Вы идиот, Поттер! » и «Распоследний косорукий горный тролль сварил бы это зелье лучше, чем вы! » Кстати, о горных троллях. До недавнего времени Гарри считал, что никаких горных троллей на свете не бывает. Что все это сказки. Выдумки. (Как и трехголовые собаки, собственно! ) Определенно, неприятности начались с трехголовой собаки по имени Пушок. Так это чудовище называл Хагрид. Гарри нравился Хагрид. Все-таки он был первым, кто открыл для Гарри мир магии и был по-настоящему добр к нему. Но позже Гарри понял, что добрым хогвартский лесничий может быть по отношению даже к самой злобной и жуткой твари, лишь бы эту тварь не звали «Вол… Вол…» Гарри улыбнулся. С Пушком Гарри оказался виноват сам. Замечтался, глядя на звезды на верхней площадке Астрономической башни. Вообще-то, первокурсникам вход на башню был строго воспрещен. Но Гарри решил, что это тот самый случай, когда «некоторое пренебрежение правилами», упомянутое Распределяющей шляпой, не только вполне оправдано, но даже абсолютно необходимо. Иногда Гарри ужасно хотелось побыть одному: без Блейза, без Гермионы. И уж, абсолютно точно, без Малфоя и его шайки. Хотелось тишины. Гарри не тяготило одиночество. Иногда оно ему было попросту необходимо. Гарри заворачивался в одиночество, как в огромную, не по росту мантию. А еще после чулана под лестницей он научился ценить открытые пространства. И звезды. Растворялся в тишине, покое, магии ночи. И, к сожалению, совершенно забывал о времени. Находиться в коридоре после отбоя категорически не рекомендовалось, а путь с башни в слизеринские подземелья был долог. К тому же во тьме обитал жутковатый завхоз мистер Филч со своей дьявольской кошкой. Встретить хотя бы одного из этой пары было, однозначно, к беде. И к снятию баллов. А Гарри ни в коем случае не хотел вызвать неудовольствие слизеринского декана. Выход был один – бежать. Лететь быстро и бесшумно, как маленький летучий мышь. И надеяться на свою удачу. Удача… Если бы Гарри был серьезным и начитанным взрослым, он бы непременно порассуждал о том, какая ненадежная штука – удача и какая ветреная дама – надежда. А так… Он просто громко и отчетливо сказал: «Блин! », споткнувшись о жутко взмякнувшую Миссис Норрис, ужасную кошку ужасного завхоза Филча. - Мяу! – возмущенно возопила Миссис Норрис. - Блин!!! – еще раз с особым чувством повторил Гарри – и побежал еще быстрее. Быстрее ветра, быстрее молнии. - Деточка моя, - донеслось сзади, - кто тебя обидел? Какой маленький мерзавец обидел мою кошечку? Голос Филча неумолимо приближался. Гарри рванул к ступенькам, совершенно не глядя, куда именно ведет данная лестница. Куда-куда! Лишь бы отсюда! Тем более, что, вроде бы, вполне по пути. Как вдруг проклятая лестница стала менять направление. Плюс был один: Филч еще не успел даже добраться до нее. Минус – Гарри понятия не имел, куда забросило его своевольное хогвартское колдовство. Но выбора не было. И он нырнул в темный коридор. - Люмос! – на конце волшебной палочки вспыхнул огонек. Этой штуке обучил его Блейз, знавший еще со времен своего нормального магического детства кучу бытовых заклинаний. Старинные ржавые доспехи тускло поблескивали в нишах. На стенах не было ни одной картины. Коридор выглядел пустым и пыльным. «Не тот ли это запретный коридор третьего этажа? – с ужасом подумал Гарри. – Мне конец! » Шаги Филча и его возмущенные причитания звучали все ближе и ближе. Выхода не было. Зато был вход: тяжелая старинная дверь с витой кованной ручкой и здоровенными ржавыми петлями. Гарри попробовал ее открыть – тщетно. «Все, - отчетливо прозвучало у него в голове. – Меня отчислят, а Снейп… Снейп…» Представлять гримасу полнейшего разочарования на физиономии слизеринского декана почему-то было особенно неприятно и больно. Стоп! Что там недавно раскопала Гермиона? Что-то такое… против замков и дверей… Она еще страшно гордилась своим открытием. Открытием… Двери… - Алохомора! – прошептал Гарри, постучав своей волшебной палочкой по запертому замку. При этом огонек, разумеется, погас, и коридор погрузился в полную темноту. Зато дверь бесшумно распахнулась, и Поттер стремительно проскользнул внутрь, как раз тогда, когда шаркающие шаги Филча раздались в самом начале коридора. Гарри плотно прикрыл дверь и прислонился к ней щекой, стараясь не дышать. - Девочка моя! Кисонька! Отдавить хвост! Я отомщу… я страшно отомщу… - даже сквозь толстую дверь доносилось возмущенное бормотание Филча. А еще… Еще прямо над ухом было слышно чье-то громкое дыхание. И не одно. Гарри почувствовал себя, как в фильме ужасов, когда главный герой точно знает о монстре за своим плечом, но не решается обернуться. Гарри не собирался повторять дурацких киношных ошибок. Если стоять спиной к монстру, тот никуда не денется. Наоборот, у него будет куда больше шансов схватить свою беззащитную жертву. - Люмос, - прошептал он, оборачиваясь. Готовый буквально ко всему. Упс! Не ко всему. К этому он оказался, определенно, не готов: почти все помещение занимала собака. Или три собаки. Или… Нет, все-таки одна собака с тремя головами. Каждая башка была размером с Гарри и внимательно принюхивалась к пришельцу, слегка приоткрыв глаза. «Сожрет», - с ужасом подумал Гарри. - Где он, Миссис Норрис? – донеслось из-за двери. – Где этот проклятый мальчишка? Дверь подергали со стороны коридора – она не поддалась. - Р-р-р! – сказала одна собачья голова. Потом вторая и третья добавили следом за ней: - Р-р-р-р-р! Гарри понял, что настал его конец. А еще он понял, что ни в коем случае не побежит назад, за помощью к Филчу. И потому сделал единственное, что пришло в голову: шагнул вперед, прямо к собачьим мордам. «Никогда не показывайте собаке, что боитесь ее, - объяснял им в прежней школе на уроке биологии мистер Булман. – Собаки отлично чувствуют страх. Никогда не пытайтесь бежать. Просто заставьте ее признать в вас вожака и авторитет. Вы – человек, она – собака. Вы сильнее». Хорошо было говорить об авторитете мистеру Булману, крепкому сорокалетнему мужчине вполне баскетбольного роста. Гарри же в свои одиннадцать лет был ровно настолько мелким и хлипким, чтобы не выглядеть внушительно даже среди ребят чуть младше себя. «Р-р-р-р-р! » стало еще дружнее и громче. «Сила не в росте, - подумал Гарри, - а в уверенности в себе. Я человек и маг, а это– всего лишь собака». - Ну и что ты тут рычишь? – спросил он, внутренне сжимаясь от ужаса, потому что огромная тварь приподнялась на своих здоровенных передних лапах, точно перед прыжком. Однако голос его не дрогнул. - Разве приличные собаки так себя ведут? - Р-р-р? – показалось или нет? - но вроде бы рык чудовищного пса прозвучал как-то вопросительно. А Гарри изумился тому, что до сих пор жив. Кажется, выбранная им стратегия работала. - Ты здесь что-то охраняешь, да? – не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы заметить рядом с правой собачей лапой крышку люка, с приделанным к ней массивным железным кольцом. - Р-р-р, - согласился пес на несколько тонов тише и пристально посмотрел Гарри в глаза. Гарри всю жизнь мечтал о собаке. О большой доброй верной собаке с карими глазами. Разумеется, не о такой большой. И с головами у данной собаки вышел перебор. Но глаза… Это были точно те самые собачьи глаза. Сердце Гарри дрогнуло – и вовсе не от страха. Он сделала еще один осторожный шаг вперед. - Р-р-р… - как-то неуверенно сказал пес, и головы переглянулись, как будто не зная, что делать дальше. Гарри протянул руку и коснулся собачьей морды возле мокрого черного кожаного носа. - Хороший… Его толкнули слева, затем – справа. Две других собачьих головы тоже хотели ласки. - Р-р-р! – сурово предупредила средняя голова своих соседок. - Фр-р-р! – презрительно фыркнула левая, и осмелевший Гарри, встав на цыпочки, потрепал ее за ухо, похожее на ухо вполне себе приличного слона. Несмотря на размеры, ухо было нежное и шелковистое. - Ахр-р-р! – огромный влажный язык прошелся по поттеровской щеке, а затем еще и еще раз. Гарри понял, что влюбился. Кажется, у него появился новый друг. Он еще какое-то время провел, поглаживая и почесывая свою не совсем обычную собаку, бормоча ей всякие глупости, которые вроде бы сами собой срываются с языка счастливых собаковладельцев во время тесного общения с четырехлапыми (и трехголовыми) питомцами. Когда пришло время расставаться, Гарри захотелось плакать. - Я приду завтра, - сказал он псу, который смотрел на него тремя парами грустных ореховых глаз. – Не скучай. Несколько вполне себе громоподобных ударов хвоста по каменным плитам можно было бы перевести с собачьего, как «приходи скорее, я буду ждать». Это было одно из самых грустных прощаний в жизни Гарри. Впрочем, хотелось верить, что встреча не заставит себя ждать. Нет большей гнусности на свете, чем обмануть ждущую тебя собаку. До подземелий он добрался без приключений, а на следующий день после занятий рванул обратно в запретный коридор. В школьной сумке лежало три заныканных с обеда сэндвича с ветчиной – угощение для нового друга. Правда, другу пока что не хватало имени, но на сей счет у Гарри реально отказывало воображение. Чубака? Барри? Болто? Все было не то. Впрочем… Пес был абсолютно черный – черный, как самая беззвездная ночь. - Мрак, - решительно сказал Гарри. – Я назову тебя Мрак. Пес не возражал. Мрак был так рад приходу Гарри, что едва не растоптал его, уронив от полноты восторга на пол и слегка поваляв, а также основательно обслюнявив. Гарри порадовался, что выспросил сегодня у Гермионы про Очищающее заклинание. Сэндвичи исчезли в огромных пастях практически моментально и вызвали радостное помахивание огромного хвоста. Жизнь налаживалась. Одно вызывало сомнение: все-таки что-то такое пес охранял. Гарри бы ни за что не поверил, будто подобное чудовище само по себе случайно забрело в запретный коридор. Да и не только поттеровские смешные сэндвичи поддерживали жизнь в его огромном энергичном теле. Значит, пса кормили и делали это с завидной регулярностью. Гарри прикладывал максимум усилий, чтобы не столкнуться с теми, кто был приставлен следить и ухаживать за трехголовым стражем. В общем-то, ему везло. Их с Мраком встречи проходили в полной тайне. Гарри не сказал о собаке никому, даже Гермионе. Ему страшно нравилось быть единственным обладателем самой настоящей, всамделишной тайны. И самой лучшей в мире трехголовой собаки. А потом кто-то выпустил тролля. Глава 5. Голубой Северус Снейп ненавидел голубой цвет. Романтики утверждают, что голубой – это цвет надежды. Всякие там голубые мечты, голубые розы, голубые птицы. Голубое небо, голубые глаза возлюбленной. Что ж! Северус Снейп никогда не был романтиком. В том клоповнике, где прошло его детство, серые люди жили в серых домах под серым небом. Только однажды в жизни забитого одинокого мальчика случился проблеск солнца: это солнце сияло в волосах волшебной девочки с волшебным именем Лили. Пожалуй, это был единственный раз, когда небо над головой Снейпа действительно стало голубым. Но ненадолго. Совсем ненадолго. Видимо, тот, кто несет в своем сердце серое небо, не может быть достоин голубого. Лили ушла – и правильно сделала, как иногда горько думал Снейп. Джеймс Поттер был как раз из породы солнечных мальчиков. Золотых мальчиков, к которым так естественно тянутся золотые девочки. Которым прощается все, что не прощается жалким нищебродам с серым, землистым цветом лица и омерзительным желчным характером. Северус Снейп ненавидел праздники. Особенно Рождество и Хэллоуин. И День святого Валентина, и собственный день рождения. Вообще-то, он ненавидел ВСЕ праздники. Но особенно – Хэллоуин. В Хэллоуин погибла Лили. И это он убил ее, солнечную девочку своего детства. Пусть не специально, пусть совсем того не желая – он убил ее. И сколько бы после ни пришлось ему замаливать и искупать свою вину – это не имело ровно никакого значения: бывает на свете вина, которую просто невозможно искупить. Поэтому каждый Хэллоуин Снейп ставил перед собой только одну крайне актуальную цель: не сдохнуть. Лучше всяких зелий в этом непростом деле ему помогала бутылка Старого Огденского. Но не в этот раз. В этот раз какая-то скотина выпустила в коридоры Хога тролля. И Северус даже догадывался, кто именно является автором этой несмешной шутки. Потому сразу же бросился к люку: было совершенно очевидно, что тролль мог быть только отвлекающим маневром. Отвлекающим от чего? Правильно, от того самого, скрытого в тайных подземельях. Результат оказался плачевен: Квиррелл опять ускользнул, самого Северуса цапнул за ногу проклятый взбесившийся пес, а горный тролль едва не прикончил Поттера и его гриффиндорскую подружку Грейнджер. Спасло мальчишку, как обычно, потрясающее везение и то, что Грейнджер вовремя смогла воспользоваться дубинкой тролля и элементарным заклинанием для первокурсников. Директор снова сделал вид, что ничего не случилось. Похоже, все шло по его чертовому тайному плану. Северус Снейп ненавидел Альбуса Дамблдора. Иногда ему даже хотелось его убить. Без сомнения, Дамблдор был одним из самых великих волшебников современности и гениальным стратегом, но иногда, по мнению Снейпа, его заносило. Вот как в ситуации с Поттером. Почему, спрашивается, было не найти мальчишке нормального опекуна, вместо того, чтобы забрасывать его к этим ужасным, даже на взгляд Снейпа, Дурслям? Защита крови? Вот уж во что Северус не верил даже на мгновенье. Просто старик ковал оружие: бедный зашуганный сиротка, который внезапно попадает в сказку, сделает все, чтобы эту сказку защитить. Даже пожертвует собой. Тролль был из той же оперы. Мальчик должен учиться действовать в непредвиденных обстоятельствах. Проявлять находчивость и смекалку. Выковывать характер. Северус был просто уверен, что Альбус следил за поединком первокурсников с троллем при помощи какого-нибудь Следящего заклинания, будучи готовым вмешаться, если станет совсем горячо. Впрочем, Поттер справился. И вот настало Рождество. И Альбус снова оказался в своем репертуаре: взял и подарил мальчишке мантию-невидимку, которая некогда принадлежала поттеровскому отцу по линии Певереллов. Как будто от мальчишки и без мантии было мало головной боли. При мысли о том, что может дать Поттер, помноженный на древний артефакт, в висках начинала скручиваться привычная головная боль. Хорошо хоть директор счел необходимым предупредить слизеринского декана о новых возможностях его подопечного! А то с Дамблдора сталось бы и промолчать. А еще Альбус велел достать из тайника проклятое зеркало Еиналеж. И поставить в пустующую аудиторию так, чтобы Поттер, с его неуемным любопытством, ни за что и никогда не прошел мимо. Зеркало Северуса и доконало. Он был взрослым человеком, не склонным к самообману, но нынче вечером со всей определенностью собрался надраться в компании окаянного стекла. И того, что оно ему намерено показать. Последний раз Снейп смотрел в зеркало Еиналеж в тот самый год, когда умерла Лили. Смотрел и не замечал, как медленно вытекает темная густая кровь из аккуратно перерезанных запястий. Когда бы не Альбус, которого зачем-то принесла нелегкая… Северус Снейп ненавидел Альбуса Дамблдора. Он ненавидел зеркало Еиналеж, которое даже спустя десять лет показывало все то же: золотоволосую девушку, идущую к нему навстречу по зеленому лугу под огромным пронзительно-голубым небом. Он ненавидел вкус Старого Огденского – тот отдавал загубленными надеждами. Северус Снейп ненавидел Гарри Поттера за то, что тот выжил. И за то, что был похож на своего отца. И за то, что распределился на Слизерин. Но больше всех на свете Северус Снейп ненавидел самого себя. Новый год он встречал в компании зеркала и Лили – самой лучшей компании в мире. Еще один год, который не будет легким. Еще один проклятый год. Шагов за спиной он не слышал. - Сэр! Звон разбитого бокала, упавшего на каменные плиты пустой аудитории, мог спокойно заменить праздничные колокола. (И перебудить всю школу). - Что вы тут делаете в такое позднее время, Поттер? - Мне… не спалось, сэр, - разом подрастерявши всю свою уверенность, подтолкнувшую его к сидящему прямо на полу перед зеркалом декану Слизерина, мальчишка, мялся, делал длинные паузы и комкал в руках тряпку грязно-голубого цвета, которая не могла быть ничем иным кроме мантии-невидимки. Той самой мантии, скрываясь под которой, Джеймс – чтоб его! – Поттер столько лет отравлял жизнь плохо одетому школьнику по имени Северус Снейп. «Ему не спалось… Само собой. Альбус, ты гений! Единственная не до конца прикрытая дверь в строгих подземельях Слизерина. Единственный обитатель этих подземелий в компании бутылки Огденского. И его единственный студент, не уехавший домой на рождественские каникулы. Плюс мантия Певереллов. Случайность? Альбус, я тебя когда-нибудь убью». Снейп потер рукой грудь: где-то там, за грудиной, отчаянно ныло его несуществующее в природе сердце. Лили в зеркале улыбалась ему самой светлой из своих золотых улыбок. - Вам плохо, сэр? Может быть, позвать кого-нибудь? Мадам Помфри? - К Мордреду Помфри! И вас, Поттер, если вы сейчас же не заткнетесь. Северус и сам не мог бы объяснить, почему не прогнал мальчишку. Испугался одиночества? Постеснялся плохо выглядеть перед Лили? Какая глупость! - Что это? – мальчишка вполне предсказуемо замер перед проклятым зеркалом. Ну… Кажется, в этом и состоял план. - Зеркало. - Но там… Мои родители, сэр… Северус нехотя поднялся с пола и встал рядом с Гарри, пристально глядя в холодную гладь волшебного стекла. Что будет, если два человека одновременно подойдут к зеркалу Еиналеж? Да ничего не будет. Каждый увидит что-то свое. «И только счастливый человек увидит в зеркале самого себя, Северус», - вспомнил он давние слова Дамблдора. - Это зеркало Еиналеж, Поттер, - сказал Снейп, снова опускаясь на пол. (Все-таки ноги держали плохо, сказывалось количество выпитого. Слизеринского декана качали в своих ласковых объятиях волны вселенского пофигизма и черной меланхолии. И всякие другие волны, которые тоже… качали). Мальчишка несколько секунд постоял, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, потом уселся рядом со Снейпом на пыльный холодный пол. - Постелите себе мантию, простудитесь, - неизвестно зачем посоветовал Снейп. Ну… Не всем же быть такими холодоустойчивыми, как он. А возиться потом с заболевшим Поттером – удовольствие ниже среднего. Как ни странно, мальчишка послушался, и древний магический артефакт мгновенно оказался низведен до роли вульгарного подпопника. За это стоило выпить. Однозначно. Стакан пришлось собирать при помощи «Репаро», но заклинание сработало на удивление пристойно. Стало быть, он все еще был недостаточно пьян. А посему… Виски обожгло горло. - Зеркало Еиналеж, Поттер, - продолжал между тем Северус, блаженно полуприкрыв глаза, - это такая мерзкая магическая хрень, которая показывает тебе твои самые заветные желания. Вам она, понятно, показывает родителей, которых вы никогда не знали. - А вам... сэр? – вдруг спросил Поттер, покосившись на опустошенную чуть более чем на половину бутылку Огденского. - А мне… - тут можно было привычно соврать. Привычно рявкнуть на мальчишку, чтобы тот убирался к растакой-то матери. Привычно промолчать. Внезапно старые привычки встали у Северуса поперек горла. Или он просто слегка перебрал в этот проклятый Новый год у этого проклятого зеркала? –Мне оно показывает вашу маму, Поттер. - Вы знали мою маму? – не стоило смотреть на мальчишку, когда он сидит так близко. Совсем не стоило! Потому что… И как Северус исхитрился до сих пор не заметить этого? Глаза у мальчишки были… мамины. Глаза Лили. Глаза… И как теперь продолжать видеть в нем ненавистного Джеймса Поттера? Мерлин! Кажется, Снейп в очередной раз проиграл судьбе. Что тут скажешь? – Неудачник! - Откровенность за откровенность, Поттер. Я объясню вам про Лили, а вы мне – про горного тролля. Какого Мордреда вас понесло геройствовать? Гарри мечтательно улыбнулся зеркалу. (Северус предположил, что в отражении Джеймс с гордостью потрепал сына по плечу, а Лили поцеловала в лохматую макушку. Разве не так должны вести себя родители, которые гордятся своим сыном? Впрочем, откуда Снейпу знать). В его собственном отражении Лили подошла совсем близко и провела ладонью по стеклу, как будто хотела коснуться его… руки? щеки? волос? Он никогда не видел в проклятом зеркале себя. Только ее. - Мы не геройствовали, сэр. Перед ужином Малфой обозвал Гермиону «грязнокровкой». Она заплакала и убежала, я даже не успел понять, куда. (Бил рожу Малфою, - перевел для себя странную поттеровскую неторопливость Снейп. Действительно, на ужине Малфой-младший был задумчив и демонстрировал всем заинтересованным лицам превосходный немагический фингал. Поттер подтвердил его догадки, машинально потерев давно уже зажившие костяшки пальцев). - А когда закричали про тролля, Парвати Патил сказала, что видела, как Гермиона плакала в туалете для девочек. - И вы бросились ее спасать, никого не предупредив. Поттер нашел в себя достаточно совести, чтобы слегка смутиться. - У меня… не слишком много друзей, сэр. - У вас есть декан. В следующий раз я жду, что со всеми своими проблемами подобного рода вы обратитесь ко мне. Ему просто не хотелось быть ответственным за нелепую смерть надежды магического мира. Ничего больше. И глаза Лили тут совершенно ни при чем. Как и еще один глоток Огденского. Неожиданно мальчишка улыбнулся – широко и солнечно, в точности, как… - Я запомню, сэр. - Запомните. Лили тоже улыбнулась, как улыбалась еще тогда, когда верила, что из Северуса может получиться что-нибудь настоящее, человеческое. Эта улыбка словно говорила: «Ну вот, видишь, ты молодец». «Я не молодец, - глухо подумал Снейп. – Я старая слизеринская сволочь. И у меня на руке снова горит проклятая метка, а значит…» - Теперь ваша очередь, сэр, - сказал мальчишка. – Вы обещали рассказать про маму. Вы ведь знали ее? - Когда-то мы были друзьями. Потом… Потом я любил ее. Он не хотел этого говорить. Не хотел говорить никогда, никому. Даже Альбус не знал, что заноза в сердце жива до сих пор. Страшно представить, какое мощное оружие Дамблдор выковал бы из этой проклятой занозы. Директор – тот еще делатель человеков. Великий Мастер. Кукловод. Мальчишка посмотрел странно. Что может такой мелкий клоп знать о любви? Или, если уж на то пошло, о ненависти? «Мечешь алмазы перед флоббер-червями, Северус? » - А мой отец? - А вашего отца я ненавидел. Ну… Он, похоже, отвечал мне полной взаимностью. Он и его дружки. Им… нравилось унижать тех, кто слабее. Он не смотрел в зеркало, только на свои сцепленные в замок пальцы. Вряд ли сейчас Лили одобрила бы то, что он говорит сыну Джеймса Поттера. Мертвые не имеют недостатков. Особенно те, кто шагнул в легенду. Особенно в глазах своих детей. Снейп поежился. Иногда он забывал, какой, на самом деле, холод наполнял подземелья Слизерина. Или это был другой холод? Сейчас мальчишка должен крикнуть: «Ты лжешь! » Ему всегда так говорили, когда он по первости пытался пожаловаться на красу и гордость Гриффиндора. «Нехорошо лгать, Северус», - стараясь быть снисходительной, улыбалась профессор МакГонагалл. Улыбка не доходила до глаз. «Они всего лишь дети», - пожимал плечами директор. («А ты маленький лгун», - читалось в его доброжелательных интонациях). «Джеймс не такой! » - убежденно твердила Лили на все его попытки объяснить ей истинное положение вещей. Гарри молчал. Только смотрел в зеркало. На свою красавицу-маму и замечательного отца. Лучшего отца в мире. Отца, который умер, чтобы мальчик жил. «Вот сейчас он наконец меня возненавидит, - подумал Снейп почти с облегчением. - Наконец-то. Давно пора». - Почему он… унижал вас? - Потому что был сильнее, - просто ответил Снейп. – Потому что мог. - Он был… как Малфой? Северус вздрогнул. На миг ему показалось, что это не вопрос. - Да. Но потом он встретил вашу маму. И… вырос. (А я ее потерял. И так и остался на долгие годы одиноким, озлобленным на весь свет мальчишкой. Но этого я тебе, сын моего врага, не скажу). - А вы? - А я пошел служить тому, кто пообещал мне силу. - Вы служили Волдеморту? – глаза у мальчишки стали круглее, чем галлеон, и больше, чем у испуганной совы. Любишь страшные сказки, Поттер? - Служил. Пока не узнал, что он собирается убить… Лили. - Я не понимаю, - прошептал мальчишка. – Зачем ему было ее убивать? - Пророчество. Всегда дело в каком-нибудь пророчестве. Хотите узнать, как звучит ваше, Поттер? «Альбус меня убьет, - как-то лениво подумал Снейп. – И будет прав. Но… плевал я на Альбуса! » - Разве обо мне есть пророчество? - А вы думаете, ваш знаменитый шрам – это просто так, зигзаг удачи? Снейп прикрыл глаза и произнес нараспев: - «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... » Какое-то время мальчик молчал. Смотрел в зеркало и молчал. Северус даже подумал, что он впал в ступор: в конце концов, не каждый день слышишь, что тебе, оказывается, на роду написано победить самого могущественного волшебника наших дней. Потом коснулся рукой шрама. - А почему он решил, что это я? - А хрен его знает, - махнул рукой Снейп, расплескав янтарную жидкость из своего стакана. Говорить так было не-пе-да-го-гич-но. Особенно то самое слово на букву «х». Но ему уже было все равно. Он почти достиг блаженного состояния астрала, когда слова совершенно не имеют никакого значения. – Больной ублюдок. – («Ублюдок» тоже нельзя было отнести к правильным словам). - Собственно, было две кандидатуры: вы – и Лонгботтом. - Невилл? - Вы знаете много Лонгботтомов, Поттер, которые бы учились с вами на одном курсе? Сарказм получился так себе. У него все нынче получалось так себе: вспоминать, забывать, каяться. Даже напиться должным образом никак не удавалось. - А…почему не Невилл? Если мы так похожи. - Вы ему понравились больше. Снейп не дал бы и ломаного кната за свою теорию выбора, сделанного Темным Лордом, но другой у него не было. - Родители Лонгботтома были чистокровными волшебниками. Ваша мама происходила из семьи магглов, то есть вы полукровка, как и сам Лорд. - Волдеморт – полукровка? – изумился Поттер. Казалось, от потрясения его очки вот-вот полезут на лоб. - Его отец был магглом, - просто ответил Северус. – У Лорда на этот счет… пунктик. Вы, он – как магические близнецы, зашифрованные в тексте пророчества. Так или иначе, но во враги он выбрал вас, Поттер. - А при чем здесь вы, профессор? - А я был тем, кто рассказал Лорду о пророчестве. - Зачем?! Вы же сказали, что… любили мою маму! Мальчишка сжал кулаки и, казалось, всерьез собрался сломать своему декану его выдающийся нос. Не то чтобы Северус всерьез дорожил красотой профиля… - Я просто оказался не в том месте не в то время. Вы знаете, что такое «ирония судьбы», Поттер? Хотя откуда вам… Так вот, подозреваю, это была как раз она. Когда я понял, кого Лорд определил в свои враги – было уже поздно. - Вы их убили. Вы убили моих родителей. Слово было произнесено. То самое слово, к которому они шли весь этот бесконечный разговор перед лицом зеркала Еиналеж. Перед лицом Лили Эванс. Лили Поттер. - Да, я их убил. Мальчишка не набросился на него, не ударил. Просто молча встал, кинул последний взгляд в сияющие голубым глубины зеркала и вышел из комнаты. А Северус остался. Глава 6. Синий - Сэр, я хочу перевестись на другой факультет. Гарри и сам не мог поверить, что сказал это директору Дамблдору, но, определенно, слова были произнесены. Директор посмотрел на него поверх ярко-синей чашки и вздохнул. - Присядь, Гарри. Гарри послушно сел. В седой бороде профессора Дамблдора тихонько позвякивали колокольчики синего цвета. Мантия нынче тоже была пронзительно-синей. Видимо, у директора случился внезапный приступ любви к этому цвету. Синий день. Гарри налили чаю в такую же, как у директора, синюю чашку из синего чайника и положили целых три кусочка сахара из синей сахарницы. К величайшему облегчению Гарри, засахаренные лимонные дольки все-таки были привычного желтого цвета. На какой-то миг мальчик даже забыл, зачем так решительно добивался встречи с директором. Но ненадолго. - Так что ты сказал, мой мальчик? Голос директора был теплым и сладким, как чай с медом. Гарри внутренне подобрался. Жизнь не приучила его к переизбытку сладостей. - Я хотел бы перевестись со Слизерина, - повторил он. И как можно более вежливо добавил: - Сэр. - К сожалению, это невозможно, - вздохнул директор и покачал головой. Колокольчики радостно зазвенели. – Распределяющая шляпа никогда не ошибается. Гарри на мгновение закрыл глаза. Что-то в этом роде он и предполагал. Взрослые никогда не отказываются от своих решений. Даже если эти решения были совершенно неверными. - Мои родители учились на Гриффиндоре. - Прекрасно учились, мой мальчик, - кивнул профессор. – Просто прекрасно. - Я тоже хочу учиться там. - Увы, мой мальчик. На Гриффиндор в этом году поступило слишком много народа. Там попросту нет мест. - Тогда на Рэйвенкло. Хаффлпаф. Куда угодно! Я больше не собираюсь учиться на Слизерине. - Почему теперь? Ведь прошел уже целый семестр. И, помнится, прежде ты не возражал. Директор, как ни в чем не бывало, потягивал чай из пронзительно-синей чашки. Гарри к своей даже не притронулся: от волнения отчаянно тряслись руки. - Я не хочу, чтобы моим деканом был профессор Снейп, сэр. - Профессор Снейп не простой человек, Гарри. Но он тебе не враг. Гарри вздохнул. Он очень надеялся, что все обойдется простой просьбой. Что не придется озвучивать свой главный аргумент. Все-таки обвинить в таком своего преподавателя... И не просто преподавателя, а декана… Но боль была слишком свежей и слишком сильной. - Он убил моих родителей. - Что? – синяя чашка профессора Дамблдора звонко брякнула по такому же синему блюдцу. Гарри почувствовал, что от переизбытка синего у него начинает слегка кружиться голова. Или она начала кружиться от чего-то другого. – Кто тебе такое сказал, мой мальчик? Это же просто гнусная клевета. - Мне сказал об этом профессор Снейп. Вот так всегда: взрослые защищают друг друга во всем, а дети… Дети просто пытаются выжить в этом взрослом мире. По правде сказать, Гарри давно осточертело выживать. Он глупо надеялся, что в Хогвартсе ему удастся избавиться от старых привычек и наконец начать просто жить. Ключевое слово «глупо». Директор вздохнул, потеребил бороду (колокольчики жалобно звякнули), пожевал сухими старческими губами. Потом едва слышно прошептал: - Бедный глупый мальчик… Почему-то у Гарри сложилось четкое ощущение, что это высказывание относится не к нему. Тогда к кому? К профессору Снейпу? Не может быть! - Профессор Снейп не убивал твоих родителей, Гарри, - весьма решительно сказал наконец Дамблдор. – Что бы он там ни думал по этому поводу. Он не убийца. Он просто человек, который ошибся. - Конечно, - мрачно кивнул Гарри. – Так это теперь называется. Солидарность взрослых! Тьфу! - Гарри, - профессор Дамблдор стал смертельно серьезен, - то, что я тебе сейчас расскажу, должно остаться между нами. Гарри кивнул. Он умел хранить тайны. Хотя вовсе не был уверен, что хочет стать обладателем еще одной тайны профессора Снейпа. Подумать только, совсем недавно он Снейпом восхищался! - Я расскажу тебе одну историю. Просто историю – без имен и деталей, - сказал, помолчав, Дамблдор. – Можно считать, что это такая сказка. Не имеющая счастливого конца. Гарри фыркнул. Жизнь не приучила его к сказкам. И тем более – к счастливым концам. - Жил-был мальчик… - начал директор. – У него были папа и мама, но они его не любили. - Это как? – не понял Гарри. Если и были в его собственной Вселенной какие-то абсолютные ценности, то среди них, определенно, значилась родительская любовь. Его собственные родители отдали за него жизнь, даже ненавистные Дурсли обожали своего ненаглядного Дадличку. Как же иначе? - Его мама была ведьмой, которая поссорилась со своими родными и назло им вышла замуж за маггла. Отца мальчика волшебство пугало, он ненавидел своего сына за то, что тот был не такой, как все. А мама слишком боялась вызвать гнев мужа. Про «быть не таким, как все» Гарри знал почти все: «уродец», «чокнутый», «больной на всю голову». Это если еще не вспоминать эпитеты из жизни собак, которыми любила его награждать тетушка Мардж. Кажется, «бракованный» было самым нейтральным. - У них почти не было денег, отец мальчика пил, они жили в маленьком грязном домишке на окраине города. У мальчика никогда не было друзей. Он слишком отличался от всех. Он был другим. А потом на соседней улице поселилась семья, в которой были две девочки. «Петунья и Лили», - мысленно закончил фразу Гарри. Раз уж договорились – без имен. - Одна из них была добрая и веселая, совсем солнечная девочка, а еще она была волшебницей. Так они и познакомились: девочка и мальчик, чужие в окружающем их мире. А потом они вместе поступили в школу чародейства и волшебства. Мальчику казалось, что это самый счастливый день в его жизни. Гарри вспомнил свои ощущения, когда впервые входил в Большой зал, и подумал, что может понять того мальчика. - Шляпа распределила их на разные факультеты: девочку – на Гриффиндор, мальчика – на Слизерин. У девочки появилось много новых друзей, а у мальчика – нет. Для одних – ему не хватало солнца, для других – положения в обществе и денег. Иногда старая, не по росту одежда может стать препятствием для общения с людьми. «Особенно на Слизерине, - мысленно кивнул Гарри, - где учатся такие, как Малфой. Кстати, папа Драко не учился ли, случайно, в одно время со Снейпом? » - Как бы там ни было, мальчик и девочка взрослели. И однажды мальчик понял, что нет никакой дружбы, а есть любовь. Любовь, о которой он даже не смел сказать вслух, чтобы не разрушить дружбу. Гарри попытался представить, что было бы, влюбись он, скажем… в Гермиону. Ничего не получилось. Оставалось верить директору на слово. Хотя и очень не хотелось. Голос Дамблдора журчал, как веселый ручеек, уносящий в ливневую канализацию остатки случайно выпавшего снега. Гарри прикрыл глаза: ему так было значительно легче воспринимать информацию. Это повелось еще с чулана под лестницей: в гостиной на полной громкости орал телевизор, к которому Гарри, разумеется, не допускали, зато он мог вволю представлять себе то, что происходит на экране, просто на изнанке опущенных век. Как будто снимал свое собственное кино. Так и теперь. Вот мальчик, напоминающий гордого, независимого вороненка, которого пожевала и выплюнула чересчур разборчивая кошка: длинный нос, длинные немытые волосы, старая потертая мантия, ботинки, словно вытащенные из бабушкиного сундука. Вот солнечная девочка, держащая этого мальчика за руку и смеющаяся в ответ на какие-то его слова. Вот другие мальчишки, сильные, свободные, хорошо одетые, один из которых чем-то похож на самого Гарри – и все же они, как Малфой, как Дадли. Они выбирают жертву. Гарри отлично известно, что такое – быть жертвой. Их четверо, а вороненок один. Всегда один. Потому что… Нет, к солнечной девочке он за помощью не пойдет: гордый. А потом однажды он видит ее вдвоем с тем самым Джеймсом Поттером. И она улыбается проклятому Поттеру точно так же, как когда-то улыбалась ему самому. И смотрит на Поттера так, как никогда не смотрела на Северуса Снейпа. А потом… Потом случилось нечто значительно более страшное. Директор не стал объяснять, сказав, что это не его тайна. Но Северус и Лили расстались почти врагами. Лили вышла замуж за Джеймса. Они вступили в ряды тех, кто боролся с Волдемортом. (Воображение Гарри тут же нарисовало зловещую фигуру в черной, как полночь, мантии с капюшоном). А обиженный на весь свет Северус Снейп стал одним из ближайших сподвижников проклятого Темного Лорда. Потому что его там ждали. Потому что там он был нужен. И там была сила. - Бедный мальчик, - грустно сказал Дамблдор. – Он очень страшно ошибся. Запомни, Гарри: ненависть не дает силы – только любовь. А потом он оказался не в то время не в том месте. И случайно услышал то, что ему не предназначалось… - Пророчество… - прошептал Гарри. - О! Ты знаешь? – удивился Дамблдор. – Вообще-то это тайна. - Он мне сказал… Профессор Снейп. Гарри стало зябко. Без такой тайны он бы с удовольствием обошелся. - Надо же… Чем-то ты Северуса зацепил. «Не я, а зеркало», - подумал Гарри. Но вслух ничего не сказал. Одной тайной больше – одной меньше. К тому же, это точно была не его тайна. Он почему-то вспомнил, каким несчастным выглядел профессор Снейп, сидящий в обнимку с бутылкой какой-то дряни перед зеркалом Еиналеж. - Он мог не рассказывать этому… своему… Волдеморту! – упрямо сказал Гарри. – Он мог промолчать, и мои родители остались бы живы. - Мог, - согласился директор. - Но он просто передал некую информацию, совершенно не подозревая об ее истинной ценности. А его господин очень быстро сложил два и два. И сделал свои выводы. Он решил, что его врага зовут Гарри Поттер. Если кто и виноват в смерти твоих родителей, то это Волдеморт. - И профессор Снейп, - упрямо сказал Гарри. - Когда Северус понял, что натворил, он пришел ко мне с просьбой защитить Лили. Он обещал сделать все, что угодно, лишь бы она осталась жива. - И что же вы потребовали? (Мама умерла. Папа умер. Это была самая непреложная истина на свете, что бы там ни обещал когда-то профессору Дамблдору Северус Снейп). - Я попросил его стать нашим шпионом в ставке Волдеморта. - И он согласился? - Да. - Но они все равно… - Потому что я не выполнил свою часть соглашения, - устало сказал директор, поднимая глаза от синей чашки с остывшим чаем. – Я поверил не тому человеку. А он… он предал твоих родителей. Он. А не Северус Снейп. Так что, если хочешь кого-нибудь обвинять в происшедшем, обвиняй и меня. Много было сделано ошибок. Слишком много. - Я должен подумать, - сказал Гарри, вставая. – Спасибо за чай, директор. - Это большее, на что я мог бы надеяться, мой мальчик, - глухо ответил Дамблдор. У дверей Гарри помедлил. Был еще один вопрос, который не давал ему покоя: - Что охраняет трехголовый пес, сэр? - Пушок? – седые брови директора в изумлении поползли вверх. – Ты знаешь про Пушка? - Пушок? Вы назвали огромную трехголовую собаку «Пушок»? – несмотря на серьезность ситуации Гарри не смог удержаться от смеха. - Вообще-то, это была идея Хагрида, - потупил глаза Дамблдор. – И… Гарри… Каким образом ты попал в запретный коридор? - Заблудился, сэр, - не моргнув глазом соврал Гарри. Что-что, а откровенничать с директором после сегодняшнего разговора ему не хотелось. – Лестницы меняли направление. Увидел собаку и убежал. - И правильно сделал. То, что охраняет… хм… Пушок, к тебе не имеет ни малейшего отношения. И в следующий раз нарушителя школьных правил будут ждать суровые кары. - Конечно, сэр, - кивнул головой Гарри. – Еще раз лезть к подобному монстру… Ни за что. И… Большое спасибо за откровенность, сэр. Директор расплылся в солнечной улыбке: - Всегда пожалуйста, мой мальчик. Всегда пожалуйста! Приходи, если вдруг захочешь поговорить. - Конечно, профессор. До свидания. Гарри вежливо прикрыл за собой дверь, хотя хотелось изо всех сил шабаркнуть ею о косяк. Еще со времен жизни у Дурслей ложь он чувствовал хребтом. В том, что директор не сказал ему всей правды, не было ни малейшего сомнения. Интересно, все взрослые лгут, или это только ему так несказанно везет? А вот, кстати… Странным именем Пушок собаку назвал Хагрид. Может быть, он расскажет Гарри, что охраняет трехголовый пес? Несмотря на поздний час (дело двигалось к отбою), в коридорах Хогвартса было оживленно. Казалось, и студенты, и преподаватели срочно спешат доделать неоконченные дневные дела. О том, чтобы незаметно покинуть замок, нечего было и думать. И тут Гарри вспомнил о своем рождественском подарке. Ну конечно! Мантия-невидимка. По сути, у него до сих пор не было приличного повода опробовать ее в деле: не для того же она ему досталась, чтобы проникать по ночам в библиотеку! Вытащив свое сокровище из сундука с вещами и предупредив Блейза, что, по всей видимости, задержится, Гарри незаметно выскользнул из гостиной Слизерина. - Главное, не попадись Снейпу, - напутствовал его Блейз. Гарри трижды сплюнул через левое плечо. Его не покидало нехорошее предчувствие, что от пронизывающего взгляда профессора Снейпа мантия не спасет. Покинуть замок удалось без труда. Зябко ежась на пронзительном зимнем ветру, Гарри побежал к стоящей в отдалении хижине хогвартского лесничего. В окнах горел свет, дверь легко подалась под рукой (Хагрид никогда не запирал двери), но в доме никого не было: ни Хагрида, ни Клыка. Больше всего на свете Гарри хотелось вернуться в тепло замка. И поговорить с Хагридом как-нибудь потом: завтра. Или послезавтра. Или через неделю. Подумаешь, Страшная Тайна Пушка! Но это было бы самой настоящей трусостью. И, по правде сказать, до завтра Гарри просто лопнул бы от любопытства. Он вышел из хижины Хагрида и огляделся: куда тот мог исчезнуть на ночь глядя? В Хогвартсе медленно гасли огни. Отбой. Совсем близко, рядом нависала громада Запретного леса. Бр-р-р! Похоже, все-таки домой. И в этот момент Гарри заметил огонек. Точнее, свет огромного фонаря, который так часто таскал с собой Хагрид, не имевший возможности засветить «Люмос» на конце волшебной палочки. - Хагрид! – закричал Гарри и бросился на свет. От хижины Хагрида к лесу вела хорошо утоптанная тропинка, да и снега в этом году выпало совсем немного: кое-где виднелась черная промороженная земля. Фонарь мелькнул у самой опушки, и создавалось впечатление, что до него всего несколько шагов. Потом еще несколько… и еще… и Гарри сам не заметил, как по тропинке влетел в Запретный лес, потом соскользнул с тропинки (фонарь вспыхивал все ближе), потом... А потом фонарь совершенно неожиданно скрылся за деревьями, и Гарри остался в лесу совсем один, если не считать маленького глупого огонька на конце волшебной палочки. Первый порыв был заорать во весь голос и начать судорожно метаться из стороны в сторону, но Гарри отлично помнил, что именно так вели себя герои «ужастиков», которыми Дадли одно время обожал запугивать своего впечатлительного кузена. Сначала герой орет и мечется, а потом… Твари, затаившиеся во тьме, открывают сезон охоты на героев. И к утру кто-нибудь находит окровавленные ошметки. Первым делом Гарри попытался найти собственные следы, чтобы по ним выбраться из леса. Бесполезно. В лесу снега почти не было, только в ложбинках. Последние несколько сотен метров он шел по голой земле, на которой не осталось никаких следов. Кажется, Гермиона упоминала о заклинании Поиска, но в тот момент Гарри явно был занят чем-то другим. Он вздохнул и прислушался. Тишина. Потом вдруг где-то чуть справа послышался шорох. Гарри вздрогнул. Конечно, это могли идти по лесу Хагрид или его пес Клык, но, скорее всего, просто оживились не слишком-то дружелюбные к людям обитатели Запретного леса. Не зря же проклятый лес получил такое дурацкое прозвище. Гарри шепнул: - Нокс! – и поплотнее закутался в мантию-невидимку. Шорох повторился чуть громче. А потом послышался голос, человеческий голос. Облегченно выдохнув, Гарри пошел на звук. Людей он не боялся. Сквозь облетевшие к зиме кроны деревьев светила луна. Бормотание становилось все ближе: спорили два голоса, хотя слов до сих пор было не разобрать. Гарри ускорил шаг и сам не заметил, как выбрался на небольшую полянку. Сначала он отчаянно хотел закричать: - Эй! Я здесь! Помогите! А потом… Потом - немедленно убежать. Кто бы ни разговаривал там, на поляне, спасения от него ждать явно не приходилось. Первым, что бросилось Гарри в глаза, был мертвый единорог. Гарри никогда прежде не видел единорогов – только на картинках. Но перепутать оказалось невозможно: серебряная грива, растекшаяся по земле, мерцающий перламутровым совершенством рог, похожий на клинок из лунного серебра, неловко подвернутая передняя нога с изящным копытом. И странная фигура в длинном черном плаще, которая зачем-то прижималась губами к шее мертвого животного. Страшная боль пронзила шрам. В последнее время шрам часто напоминал о себе, но так не было еще никогда. «Он пьет кровь единорога! » - с ужасом подумал Гарри, прижимая ладонь ко лбу и отступая назад, в спасительную темноту леса. Его теперь совершенно не смущали лесные твари: самое страшное он уже видел. Под ногой предательски хрустнула ветка, человек в черном вздрогнул и вскинул голову. - Кто здесь? Гарри показалось, что слова звучат как-то странно, как будто губы, их произносившие, не были приспособлены для членораздельной речи. Так могла бы говорить змея. - Не беспокойтесь, мой господин, - ответил другой голос, обладатель которого остался невидим для перепуганного Поттера. – Мы его найдем. - Найди, - согласился первый. – Свидетели нам ни к чему. Человек на поляне оторвался от мертвого единорога и двинулся в сторону Гарри. Казалось, он даже не касается ногами земли, а тихо скользит над ней. Это было уже слишком. Гарри развернулся и побежал. Он бежал, не зажигая Люмоса, не разбирая дороги, почти вслепую, мертвой хваткой вцепившись в мантию-невидимку, прекрасно осознавая, что только она – его единственная надежда на спасение. Несколько раз он спотыкался, падал, вставал, снова пускался бежать. Тихий шорох, преследовавший его, не утихал, напротив, становился все громче и отчетливей. Кровь билась в ушах. В легкие словно насыпали битого стекла, ноги уже не держали. «Вот и все, - подумал Гарри. – Вот и все. Как глупо! » И в этот момент его схватили. Нет, не так. В этот момент он со всего маха врезался в кого-то, а потом его схватили. И сдернули мантию. - Поттер, - прошипел до боли знакомый голос – голос профессора Снейпа. – Какая приятная неожиданность! Изволите прогуливаться перед сном? На миг Гарри посетила ужасная мысль, что профессор и был тем, кто пил кровь единорога, и он стал вырываться изо всех сил. Бесполезно. Железная хватка снейповских пальцев на плече не давала даже иллюзии свободы. - Стоять! – злобно рявкнул Снейп, вжимая вырывающуюся жертву в свое жесткое, костлявое тело. Края мелких пуговиц, традиционно «украшавших» одеяние слизеринского декана, слегка оцарапали Гарри щеку. – Стоять, Поттер, или я вас по-настоящему обездвижу. Гарри замер, как испуганный кролик. Пуговицы… Черт побери! Пуговицы. У того, кто пил кровь единорога, не было никаких пуговиц. Только развевающиеся складки черного одеяния с капюшоном. От облегчения Гарри всхлипнул и изо всех сил прижался к Снейпу, стараясь унять бьющую тело дрожь. Ужас медленно оставлял его. Снейп! Конечно, грозный декан Слизерина справится с любой здешней нечистью. Даже с тем, кто…. - Там… Там… – пролепетал Гарри, не в силах говорить связно. Снейп озадаченно смотрел, как сын Джеймса Поттера мертвой хваткой вцепляется в его мантию, точно в последнюю надежду и убежище. Зрелище было довольно странным, особенно, если вспомнить их последний разговор возле зеркала Еиналеж. - Поттер, я был лучшего мнения о ваших умственных способностях. Придите, наконец, в себя, - велел Снейп и сунул в руку Гарри тут же наколдованный носовой платок. Гарри подумал, что, к счастью, некоторые вещи не меняются. На Снейпа и на его способность говорить гадости вполне можно было положиться в любой ситуации. - Там, сэр, - прошептал он, предварительно громко высморкавшись, чем вызвал недовольную гримасу на лице своего декана, - там… мертвый единорог. И кто-то пьет его кровь. Гарри до сих пор был слишком близко к Снейпу, чтобы не почувствовать, как тот напрягся. - Где? Гарри махнул рукой куда-то назад. Снейп произнес: «Люмос максима! » - и на снегу стала отчетливо видна петляющая цепочка поттеровских следов. - Сейчас вы очень плотно завернетесь в ваш проклятый плащ, - прошипел Снейп, - и не издадите ни звука, что бы ни случилось. Иначе, клянусь, вылетите из школы быстрее, чем я успею сказать… - «Квиддич»! – хихикнул Гарри, вспомнив любимую присказку мадам Хуч. Он, конечно, тут же зажал себе рот рукой, но сказанного было уже не вернуть. У Снейпа странно дернулся уголок рта, как будто он решал: какое проклятие лучше всего наслать на вконец обнаглевшего Поттера. - Простите, сэр, - как можно более покаянно пробормотал Гарри. – Это нервное. - Вижу, - по каким-то своим причинам Снейп не стал развивать тему. – Полагаю, мы поняли друг друга. - Да, сэр, - очень тихо произнес Гарри, от души надеясь, что декан не оставит его здесь одного, когда отправится на поиски единорога. Но Снейп крепко стиснул его ледяную ладонь и решительно двинулся в сторону, откуда тянулись следы. Когда Гарри бежал со страшной поляны, ему показалось, что миновала вечность. Обратно же они дошли очень быстро. Даже слишком быстро, на его вкус. Впрочем, поляна была совершенно пуста, если не считать мертвого единорога. Кто бы ни преследовал Гарри в лесу, сейчас он исчез. Снейп шагнул к мертвому животному, облитому холодным светом луны. Сейчас было отчетливо видно, что шея единорога рассечена и из раны медленно стекают капли густой серебристой жидкости. - Кровь единорога спасает жизнь, даже если человек находится на волосок от смерти, - тихо сказал Снейп. – Но тот, кто выпьет ее, будет вовеки проклят. Нет страшнее преступления, чем убить единорога. - Кто же решится на такое? - ужаснулся Гарри. - Тот, кому нечего терять, - просто ответил Снейп. И, подняв волшебную палочку к небу, выпустил сноп ярко-алых искр. - А что теперь? – спросил Гарри. - Теперь – ждать. Ждать пришлось недолго: вскоре в лесу послышалось странное шевеление, как будто сквозь чащу пробиралось какое-то древнее чудовище. Впрочем, Гарри даже испугаться толком не успел (да и твердая рука профессора Снейпа, все еще сжимавшая его ладонь, казалась настоящим спасительным якорем), когда на поляну буквально вывалился Хагрид. Его борода была всклокочена больше обычного, а в глазах сверкала чистейшая первобытная ярость. Таким хогвартского лесничего Гарри еще не видел и понадеялся, что не увидит больше никогда. - Вы нашли его, профессор? - выдохнул Хагрид, от волнения даже не замечая стоящего рядом со Снейпом мальчика. - Нашел, - скривил губы Снейп. – Как мы и предполагали. А еще я нашел Поттера. - Гарри! Только тут Хагрид обратил внимание на то, что профессор Снейп по дороге на поляну обзавелся весьма странной компанией. Хорошо еще, что мантию-невидимку Снейп с Гарри содрал и засунул в карман своего мрачного одеяния. А то Хагриду пришлось бы лицезреть голову Поттера на фоне профессора Снейпа. Вышло бы совсем некрасиво. Гарри не успел опомниться, как оказался в почти смертельных объятиях полувеликана. При этом он поймал себя на странной мысли, что почему-то ужасно не хочет выпускать руку профессора. С этой рукой мир казался куда более безопасным местом. - Гарри! Что ты делаешь в лесу? – похоже, Хагрид никак не мог прийти в себя. - Э-э-э… - протянул Гарри, покосившись на застывшего черной безмолвной скалой Снейпа. – Вообще-то, я искал тебя. Мне нужно было спросить. - Потом, Поттер, все потом, - внезапно ожившая «скала» ухватила Гарри за плечо, выдернула из объятий Хагрида и поволокла прочь. – Мы поговорим с вами в замке. - Профессор… - попытался было вступиться за мальчика Хагрид, но был остановлен ледяным шипением: - Займитесь своим делом и предоставьте мне разбираться с моими. По лесу шли молча. Каким чудом профессор Снейп находил дорогу в ночном лесу, Гарри так и не понял, но выбрались они на опушку довольно быстро. Почему-то не покидала одна-единственная, но очень мрачная мысль: «Вот и все. Здравствуй и прощай, Хогвартс! Теперь меня совершенно точно отчислят». - За мной, живо! – мрачно бросил Снейп, рванув по лестнице вниз, в подземелья. Гарри не посмел ослушаться. Внутреннее чутье подсказывало ему, что взывать к абстрактному милосердию в данном случае совершенно бесполезно. И к справедливому суду директора Дамблдора – тоже. Пророчество пророчеством, а школьные правила – штука совершенно незыблемая, практически священная. Дверь в кабинет декана захлопнулась со зловещим скрежетом. Стул сам ударил под коленки. - Сидеть! – злобно приказал Снейп. Потом рявкнул: - Кофе, с корицей! И чай. – И мстительно добавил: - Без сахара. В мгновение ока словно бы из ниоткуда соткался расторопный домовик с подносом. Только тут Гарри почувствовал, что замерз. Зубы выстукивали барабанную дробь, и он едва не подавился обжигающе-горячим чаем. Северус Снейп, похоже, тоже получил не малую порцию холода: руки у него ходили ходуном, когда он ухватился за свою кружку, пахнущую кофе и корицей. «Сейчас он мне скажет, - обреченно подумал Гарри. – Вот прямо сейчас». Но декан молчал. Молчал он долго, пока в кружке еще оставался кофе. Потом посмотрел с сожалением на дно, словно раздумывал о гадании на кофейной гуще, и вскинул на Гарри свои пронзительные черные глаза. Правда, прозвучавшие слова были совсем не похожи на те, каких ждал Поттер: - Вы хоть понимаете, что едва не погибли сегодня, глупый мальчишка? Гарри не поверил своим ушам. Пожалуй, впервые он по-настоящему заслужил «идиота», «дебила» и «недоумка», а получил всего-навсего «глупого мальчишку»? Если бы он не знал, что Северус Снейп ненавидит всех студентов на свете, а особенно – Гарри Поттера, то подумал бы, что тот сильно переволновался. Кто же все-таки был там, в лесу, возле мертвого единорога? Впрочем, у Гарри имелась одна догадка. Ему совсем не хотелось ее озвучивать и даже думать о ней, но коль скоро терять все равно было нечего… - Скажите, сэр, - как можно спокойнее спросил он, - тот, в лесу, как-то связан с вещью, которую охраняет трехголовый пес? И троллем? Вопросов, по правде сказать, наслоилось сразу несколько, но Гарри понадеялся, что получит ответ хотя бы на один. Снейп странно посмотрел на него, точно на метлу для квиддича, если бы та вдруг изволила заговорить. - Почему вы решили спросить об этом меня, Поттер? - Вы сказали, что со всеми проблемами я могу обращаться к вам, сэр. - Кажется, я был сильно пьян, - заметил Снейп. - Не знаю, - честно похлопал ресницами Гарри, а потом осторожно заметил: - Но, похоже, это и есть те самые проблемы, сэр. Снейп задумчиво поводил кончиком указательного пальца по своим тонким губам, зачем-то внимательно посмотрел на Поттера, словно решая: свернуть шею наглому мальчишке сейчас или чуть погодя, тяжело вздохнул. (Вздыхающий Снейп – Гарри почувствовал, что его мир никогда уже не будет прежним. Муки совести перед неизбежным убийством наглого Поттера? ) - Хорошо, - внезапно сказал Снейп, как будто шагнул с вершины Астрономической башни. – Вы имеете право знать. Проклятые тайны! Мне они изгадили жизнь, Поттер. Может быть, вам повезет больше. Гарри позволил себе расслабиться. Кажется, немедленное убиение отменялось. - Вам, должно быть, рассказали, что, убив ваших… родителей, Волдеморт умер… Впервые Гарри видел, чтобы слова давались декану Слизерина с трудом. Как будто ему приходилось глотать раскаленные угли. В чем-то Гарри его понимал. - Хагрид объяснил мне, что это… не совсем так, - Гарри поморщился и машинально приложил ладонь к шраму. Тот не болел, но касаться его в трудную минуту, похоже, становилось дурной привычкой. - Хагрид? Оказывается, он не безнадежен, - пробормотал Снейп. – Темный Лорд не умер, Поттер. Он только потерял тело. Гарри кивнул. Это совпадало с его собственными выводами. - А теперь он хочет вернуться? - Похоже на то, - Снейп дернул плечом. – Он пьет кровь единорога, чтобы поддержать свою жалкую жизнь. И надеется добраться до того, что охраняет Пушок. - А что охраняет… Пушок? – Гарри не смог сдержать нервной ухмылки. Обозвать его волшебного Мрака Пушком! Почему-то в устах профессора Снейпа эта кличка прозвучала особенно нелепо. - Он охраняет философский камень. Глава 7. Фиолетовый «Избави меня Мерлин от общения с любознательными малолетними мерзавцами! Особенно с проклятым Поттером! » Северус Снейп чувствовал настоятельную потребность снова напиться. Идиотский фиолетовый тюрбан Квиррелла, маячивший рядом с ним на очередном педсовете, вызывал головную боль почти на грани любимой мигрени и обострение панкреатита в компании с гастритом и холециститом. Северус с наслаждением несколько раз повторил про себя маггловские названия болезней, словно самые черные на свете темномагические проклятия. Какой нормальный человек в наши дни станет носить на голове столь омерзительный головной убор? Снейп не относил себя к большим ценителям и знатокам моды, но даже на его вкус тюрбан был явным перебором. Снейпу не нравился фиолетовый цвет. Снейпу не нравился квиррелловский тюрбан. Снейпу не нравился сам Квиррелл. Квиррелл был подозрителен. Слишком часто Северус замечал его в самых неподходящих местах. Слишком показушно-нелепо вел себя новый преподаватель Защиты от темных сил. Снейп ему не доверял. Или попросту не верил. О чем он там разговаривает сам с собой? И с собой ли? К сожалению, одних подозрений было недостаточно. Для обвинений требовались железные доказательства, а их-то как раз и не было. Снейп с грустью подумал, насколько легче живется Пожирателям: «Авада Кедавра! » - и дело с концом. Почему зло всегда сильнее добра? – Господа, это явно риторический вопрос. Задумавшись, он не заметил, как народ стал расходиться. - Северус, задержись на пару минут, - очень доброжелательным голосом промолвил Дамблдор. Снейп приготовился к неприятностям. Объем неприятностей, которых стоило ожидать от директора, обычно можно было определить по степени сладости его голоса. Нынче голос был практически приторным. Снейп напрягся. Неприятности обещали быть очень-очень большими. Так и случилось. - Северус, мне нужно на несколько дней покинуть Хогвартс. От неожиданности Снейп не удержался и вслух помянул давно покойную Мерлинову матушку. - Альбус! Только не сейчас! - Прости. Мне нужно увидеться с Николасом. Камень пора уничтожить. Снейп и сам прекрасно понимал, что камень представляет из себя нешуточную угрозу. Он изначально был категорически против того, чтобы тащить потенциально опасный артефакт в набитую детьми школу и ловить на него Темного Лорда, точно Великого Кракена на корабль с сокровищами. Но кто бы его послушал! А теперь… - Северус, только тебе я могу доверить жизнь и безопасность мальчика. Будь ты проклят, Альбус! Неужели тебе все еще мало? - Благодарю за доверие! Дамблдор сделал вид, что не заметил издевки. - Вот и славно! Тогда я отправлюсь сегодня же вечером. Выпьешь со мной чаю? - Боюсь, это окончательно переполнит чашу моей радости, Альбус. - Тогда иди спать. Время позднее. На миг Северусу показалось, что глаза Дамблдора из-за стекол очков-половинок посмотрели на него с сочувствием. Показалось. Снейп шел в свои покои через расчерченный глубокими фиолетовыми тенями Хогвартс и думал о превратностях судьбы. Тема была практически неисчерпаема. А уж если к ней добавить Гарри Поттера и Темного Лорда… Перед тем, как лечь спать, Снейп проверил привычный набор пузырьков с зельями в бездонных карманах своей мантии, просто так, на всякий случай. Выложил на видное место изъятую у Поттера во время приснопамятной прогулки по Запретному лесу мантию-невидимку. И еще кое-что, что могло бы пригодиться в самом крайнем случае. И лег на диван не раздеваясь. Пока Альбуса не будет в замке, про спокойный сон можно забыть. Кто же знал, что он выбрал не ту специальность? Ему следовало заняться предсказаниями. Не успел Снейп даже немного провалиться в сон, как в дверь его апартаментов постучали. Причем постучали так, что не осталось никаких сомнений: что-то случилось. И не случилось, а стряслось. «Началось! » - обреченно подумал Северус, открывая. Он ждал кого угодно: дежурившего сегодня Флитвика, Минерву, на худой конец, Волдеморта. А может, даже – самого Гарри Поттера. Но не ее. На пороге его комнаты стояла мисс Гермиона Грейнджер, самая невыносимая из всех гриффиндорских всезнаек. Чтобы скрыть свое изумление, Снейп поинтересовался как можно более холодно: - Что вы делаете, мисс Грейнджер, здесь… в такое время? Он надеялся на более-менее вменяемый ответ, но получил именно то, чего так боялся – короткий выдох: - Гарри! - Что с Поттером? – это Снейп спросил уже на ходу, рванувшись к столу и запихивая в безразмерные карманы заготовленные с вечера артефакты. Ему будут нужны свободные руки, чтобы держать в них палочку. - Он… - шмыгнула носом Грейнджер, - он… - Быстрее! – рявкнул Северус. - Он просил передать, что кто-то усыпил Пушка. - Расскажете по дороге! – Снейп рванул к выходу. Проклятый путь до проклятого коридора из подземелий занимал слишком много времени. Даже если бежать. - Что вы делали вне спален после отбоя? Бежавшая за ним следом Грейнджер, к счастью, не стала мяться и нести околесицу. - Гарри хотел показать мне свою собаку… сэр. - Собаку? – Северус не поверил собственным ушам. Неужели девчонка имела ввиду страшное трехголовое чудовище, которое где-то раскопал слабоумный Хагрид? - Мрака… то есть Пушка, сэр. Гарри с ним… подружился. Подружился. С цербером. Впрочем, учитывая ситуацию с самим Снейпом, похоже у Поттера был просто талант уживаться со странными существами. - И? - Мы специально задержались в библиотеке. Гарри сказал, днем коридор охраняет мистер Филч. Еще бы! Северус лично переговорил с завхозом по поводу запретного коридора. Но даже Филчу иногда требовалось отдыхать, есть и посещать туалет. - Когда мы пришли, пес спал. А рядом играла арфа. Северус скрипнул зубами. Конечно! Трехголовая скотина засыпала, едва заслышав музыку. Кто-то знал. К несчастью, Северус догадывался, кто. «Поттер! Я тебя убью. Вытащу из этой жопы – и сразу убью». - Гарри сказал: «Беги к профессору Снейпу…» - девчонка уже почти рыдала, едва поспевая за стремительной походкой Снейпа, летевшего по лестницам, как черный торнадо. - А сам полез в люк, - злобно выплюнул Снейп, наконец останавливаясь перед неплотно прикрытой дверью. За ней зачарованная арфа наигрывала что-то печальное. - Мисс Грейнджер, - решительно сказал Северус, глядя в глаза гриффиндорской всезнайке. – Вы немедленно пойдете к профессору МакГонагалл. Нужно поставить в известность директора, который сейчас отсутствует в замке. «А ТОТ об этом прекрасно знает». - Расскажете то же, что и мне. - Но… профессор! Я с вами! – в этот момент мисс Грейнджер напоминала маленького, но очень решительного краппа, вцепившегося зубами в хозяйскою тапочку. - Мисс Грейнджер, не заставляйте меня тратить на вас драгоценное время. К профессору МакГонагалл. Живо. Пару секунд девчонка пристально всматривалась в его лицо, а потом, не говоря ни слова, бросилась вниз по лестнице. А Северус пошел вперед. Если бы он верил хоть в одного из древних богов, то, наверное, именно сейчас начал молиться. «Сделайте так, чтобы мальчишка был жив! » Но Снейп ни во что такое не верил. Он верил только в себя. И, как ни странно, в Поттера. В Гарри. Не зря же профессор все последние месяцы (считая с приснопамятной встречи в Запретном лесу) натаскивал его по боевой и защитной магии, прикрывая эти занятия невинным словом «отработки». Мальчишка был не дурак: учился легко и быстро. Правда, защита сознания ему пока что не давалась ни в какую – но тут уж все дело было в возрасте. Одиннадцать лет – это чертовски мало, если речь идет о легилименции. Иногда Снейп думал, что стоит Альбусу узнать, как именно проходят пресловутые отработки несчастного Поттера, и Северус будет вынужден мгновенно покинуть Хогвартс. Но Альбус не знал – мальчишка стойко держал язык за зубами. Вздыхал, пил горькие зелья из личной коллекции Снейпа, сводил заживляющей мазью синяки – и ни разу никому не пожаловался. В конце концов Северусу пришлось признать, что тот ни капельки не похож на своего отца. А похож… Проклятый Поттер был удивительно похож на самого Снейпа, когда тому было одиннадцать лет. Только намного светлее и искреннее. Северус на секунду замешкался в поисках подходящего слова. Солнечнее. Это досталось ему от Лили. Размышления не мешали, а, скорее, помогали двигаться вперед. Не было времени задумываться о том, что (или кто) ждет впереди. Не было времени на панику. Созданная силами хогвартских преподавателей для защиты артефакта «полоса препятствий» не представляла из себя никакой трудности. Трехголовая собака не проснулась, убаюканная сладкой песней арфы. «Дьявольские силки», в чью обязанность входило обеспечить мягкую посадку и крепкие, лучше всего, смертельные объятия для незваного пришельца, валялись на полу отвратительно пахнущей мертвой грудой. Снейп сомневался, что Поттер настолько хорошо знал травологию, чтобы справиться с этой ловушкой. А, стало быть, растение уничтожил тот, кто шел первым. Гарри не досталось мягкой посадки. Сам же Северус воспользовался левитирующими чарами и просто аккуратно спланировал на жесткий пол, чуть в стороне от мерзкой кучи. Возле двери с крылатыми ключами царила тишина. Они валялись на полу, точно стая мертвой саранчи, а в замочной скважине из последних сил трепыхался, пытаясь вырваться, тот самый серебряный ключ с помятым крылом. Метла валялась рядом. В то, что Гарри мог поймать ключ, Снейп, безусловно, верил. Только зачем? Чары спадали после первого же прохода. Одноразовый заслон… Идиоты. Впереди были шахматы. Шахматы оказались бы для Поттера гораздо хуже, чем Запретный (или темный) лес. Но Северус уже не сомневался: фигуры мертвы. Колдовство иссякло. Шахматное поле напоминало какое-то гротескное кладбище после того, как по нему основательно прошлись «Бомбардой»: каменные осколки, крошево, пыль. Руки, головы, части тел. Королевская корона, валяющаяся далеко за краем доски. Квиррелловского тролля ждать не приходилось. Тот уже сыграл свою роль на Хэллоуин и был выпровожен из Хогвартса в специальный заповедник для опасных магических существ. Оставался… подарок самого Северуса. Но огненная фиолетовая стена не взметнулась, не возникла и черная, а разбитые пузырьки валялись на столе. Ловушка была мертва. Что и говорить, Темный Лорд всегда славился просто убийственной логикой. Северус на секунду задержался перед последней дверью, накидывая на себя мантию-невидимку. Оставалось надеяться, что тот, кто сейчас находится внутри, слишком занят общением с Гарри, чтобы обращать внимание на сквозняки, гуляющие по заброшенным залам. Только бы мальчишка был жив. …Мальчишка был жив. Стоял с испуганным видом перед проклятым зеркалом Еиналеж, крепко опутанный веревками, и не отрываясь смотрел на Квиррелла. Квиррелл… Снейп никогда и не сомневался, что тот является лазутчиком Лорда в Хогвартсе. Потому и сунулся в ночь Хэллоуина к трехголовому псу. Потому и намекнул однажды совсем не по-дружески заикающемуся коллеге на свои подозрения. Квиррелл просто обязан был испугаться: Снейп умел быть крайне убедительным. Но он не испугался. А это значит…. Именно то, что уже некоторое время подозревал Северус: Квиррелл не был просто одиноким шпионом в стане врага. Он был спутником. В это время Квиррелл принялся разматывать свой ужасный фиолетовый тюрбан, и Снейп увидел…. Если бы он не ожидал увидеть там Темного Лорда, то ни за что бы не признал своего бывшего господина. Лицо, проступающее из затылка бывшего профессора ЗОТИ, было ужасно, но не потому, что торчало из головы другого человека, а потому что во внешности Темного Лорда почти не осталось ничего человеческого: как если бы черты человека и змеи сплавили в единое целое, а еще слегка переусердствовали, добавив красного к цвету глаз. - Гарри Поттер, - проговорило лицо. Гарри попытался отступить назад, но чуть не упал: мальчишка, наконец, по-настоящему испугался. Даже взрослому, много видевшему Северусу было не по себе. Он представил, что сейчас чувствует Гарри, и приблизился к нему почти вплотную. Его пальцы сомкнулись на плече Поттера и осторожно погладили, как бы говоря: «Не бойся, ты не один». Сначала мальчишка дернулся, а потом ощутимо расслабился. Из затылка Квиррелла что-то мелодраматично вещал Темный Лорд – Снейпу было наплевать. Он наклонился к уху Гарри и тихо шепнул: - Если удастся – коснись его. Там, где открытая кожа. Держи крепче и не отпускай. Он понадеялся, что мальчишка вспомнит, как профессор Квиррелл избегал его прикосновений. - Итак, - внезапно сказал Волдеморт, - почему бы тебе не отдать камень, который ты прячешь в кармане? Гарри вздрогнул. Северус понимал, что, начав колдовать, только раньше времени выдаст свой секрет. Судя по всему, Волдеморт в теле Квиррелла утратил большую часть силы и проницательности и пока еще не догадывался о присутствии в зале своего бывшего слуги. Но и пребывать в бездействии было нельзя: мальчишка не должен встретиться со своим врагом беспомощным жертвенным агнцем. Палочка привычно скользнула в ладонь. В комнате стало жарче. - Никогда, - твердо сказал Гарри. – Никогда ты не получишь его, мерзкая тварь! - Забери у него камень! – рявкнул Волдеморт, и Квиррелл, наконец повернувшись к Поттеру лицом, приблизился почти вплотную. Его рука коснулась запястья Гарри. Квиррелл закричал. Это был как раз тот самый подходящий момент, которого ждал Снейп: он стремительно вынырнул из-под мантии, кинув в Поттера «Фините Инкантатем» (веревки упали), а в Квиррелла, с чувством глубокого морального удовлетворения – «Авада Кедавра». Несмотря на явно терзавшую его руку боль, тот успел выставить щит, и зеленая вспышка, отрекошетив, растворилась где-то в глухой тьме огромного зала. А палочка самого Снейпа стремительно исчезла следом за ней, видимо, выбитая невербальным Экспелиармусом. На миг Снейпу сделалось страшно: не за себя, за Гарри. Квиррелл, ставший живым носителем Волдеморта, был силен. - Северус! Друг мой! – прохрипел Темный Лорд. – Как хорошо, что ты решил все-таки присоединиться к нам. Сменил хозяина? - У меня нет хозяев, - ответил Снейп, стараясь осторожно задвинуть мальчишку себе за спину. Лорд в гневе и раньше-то был скор на расправу, а уж в нынешнем своем безумном состоянии… - Это хорошо, - как-то совсем по-девчачьи хихикнул Волдеморт. – Значит, ты умрешь свободным. …Убей его, он мне не интересен, - обратился Лорд к Квирреллу. – И мальчишку заодно. - С наслаждением, мой господин, - Квиррелл повернулся и медленно поднял волшебную палочку. «Конец? » - со странным спокойствием подумал Снейп. И тут Поттер шагнул вперед, навстречу Квирреллу. - Не надо! Я не хочу умирать. Квиррелл замер на середине жеста, видимо, остановленный приказом своего жуткого симбионта. - Я… отдам вам камень, - Гарри сделал еще шаг. – Я… отдам вам Дамблдора. Я… буду вашим самым верным слугой, мой Лорд! Каждая фраза сопровождалась одним шагом вперед. И вот уже мальчишка стоит почти вплотную к Квирреллу и вынимает руку из кармана. Руку, в которой зажат пылающий яростным алым цветом философский камень. Самодовольно ухмыльнувшись, Квиррелл взял камень. Поскольку его левая ладонь все еще болела после ожога, а в правой была зажата палочка, то палочку он, секунду поколебавшись, переложил в больную руку. И в этот момент Гарри молча и решительно вцепился в его физиономию, туда, где находились глаза. Квиррелл страшно закричал, все его лицо мгновенно покрылось ожогами. Совсем забыв и о философском камне, и о палочке, и о самой способности колдовать, он попытался оторвать от себя Гарри, но его пальцы, едва сомкнувшись на поттеровских запястьях, стали распадаться серым пеплом. То же происходило с его лицом. Сказать, что Квиррелл кричал, значит, ничего не сказать. Он кричал до тех пор, пока не осыпался к ногам потрясенного Поттера, оставив после себя лишь горку нелепых фиолетовых одежек, да туманное, словно бы дымное, пятно в воздухе, смутно напоминающее очертаниями человеческое лицо с красными глазами. Настал черед Северуса: он снял крышку с небольшого, явно старинного серебряного сосуда, который все это время сжимал в левой руке, и произнес длинную, сложную фразу на древнеарабском. Дымное пятно с негодующим воем втянулось в сосуд. Гарри начал оседать на пол – Снейп едва успел подхватить его. Пришлось обоим опуститься на покрытые легким пеплом камни. Северус вытащил из своих бездонных карманов пузырек, подал Поттеру. - Укрепляющее, пей. Гарри смотрел на него непонимающим взглядом и не мог даже пошевелиться. Пришлось от души тряхнуть его за плечи (отвесить живительную оплеуху Снейп все же не решился: мальчишке и так сегодня досталось по полной). - Поттер! – рявкнул он, стараясь, чтобы прозвучало как можно более злобно. - Не вздумай уплывать! Дело еще не закончено. - Не закончено? – мальчишка все-таки прижал пузырек к губам и, поморщившись, выпил. Северус его отлично понимал: зелье было горьким. - Конечно. Ты что, исхитрился забыть пророчество? Именно ты должен победить Темного Лорда. - А разве… - Поттер показал глазами на серебряный сосуд, небрежно валяющийся на полу рядом с грязной подошвой северусова ботинка. - Да, - кивнул Снейп и взял старинную вещицу в руки. – Это древний арабский артефакт, созданный тысячу лет назад в Магрибе, чтобы держать в нем в плену джиннов – могущественных духов арабского мира. - Я знаю, кто такие джинны, - слабым голосом сказал Поттер. – Я смотрел «Аладдина». - Ты молодец, - почти серьезно сказал Северус, поддерживая мальчишку под плечи. – Но тебе придется сделать еще одно дело – покончить с ним раз и навсегда. - Как? – Гарри исхитрился слегка дернуть плечом, и Снейп с интересом опознал довольно точно скопированный свой собственный жест. На душе стало чуть-чуть теплей. - Нужно просто приоткрыть крышку и от души пожелать тому, кто внутри, исчезнуть. Навсегда. Видишь ли, обитатель этого сосуда просто обязан выполнить любое желание того, кто откроет крышку. Такое правило. Гарри недоверчиво покосился на него из-за треснувших стекол очков. - А как мы узнаем, что он исчез? - Узнаем, - ухмыльнулся Снейп. – Можешь мне поверить. Он и сам не понял, почему вдруг произнес эту последнюю фразу. С чего вдруг сын Джеймса Поттера должен верить ему, человеку, по чьей вине мальчишка остался сиротой? Просто… Просто вдруг ужасно захотелось, чтобы Гарри взял и поверил. Вот так, без всяких доказательств. На слово. - Тогда давайте уже покончим со всем этим, - кивнул тот. – А то я как-то… не очень… Голова кружится. Северус протянул ему сосуд. Детская рука с ободранными в кровь костяшками и обломанными ногтями крепко стиснула изящное горлышко старинного артефакта. Другой рукой мальчишка торопливо отвинтил крышку, украшенную крупным аметистом. Знакомый дымок начал формировать в воздухе некое подобие человеческой головы, когда Гарри отчетливо сказал, словно продавливая каждое слово сквозь упругий магический кокон: - Я хочу, чтобы ты исчез. Навсегда. Раздался едва слышный хлопок, и облачко исчезло, точно его никогда и не было. - Ну? – едва шевельнул обветренными губами Поттер, без сил сползая на пол, но все еще не решаясь выпустить из рук артефакт. Северус закатал рукав мантии, под которым скрывалось его личное рабское клеймо, знак ненависти и позора – Черная метка. Ему было все равно, что подумает о нем мальчишка: на кон оказалось поставлено слишком многое. Метка исчезла, об ее существовании напоминала лишь нежная розовая кожа, вроде той, что формируется на месте сильных ран и ожогов. Снейп прикрыл глаза. Все кончилось. Глава 8. Эпилог. Радуга Гарри проснулся в тишине и не спешил открыть глаза. Все, произошедшее накануне, казалось просто довольно-таки жутким сном. Болела голова. Обычная головная боль, а не тот дергающий ужас, который накрывал его при одном только взгляде на профессора Квиррелла, не говоря уже о Волдеморте. Гарри привычно потер рукой лоб: шрам ощущался всего лишь легкой выпуклостью на коже, ничуть не страшнее, скажем, шрама на коленке, который он получил однажды в детстве, запнувшись о кирпичный садовый бордюр возле дома Дурслей. - Болит? – спросил чей-то смутно-знакомый голос, и на лоб легла чужая прохладная рука. - Болит, - кивнул Гарри. - Голова болит, - уточнил он, надеясь, что человек поймет. - Конечно, - человек понял. Гарри открыл глаза, и ему в руку тут же сунули неожиданно-целые очки. Рядом с постелью сидел Снейп. Декан Слизерина выглядел совершенно как обычно: черный, застегнутый под самый подбородок сюртук, черная мантия, неухоженные волосы. Тревожный, внимательный взгляд. - Все в порядке, сэр? Снейп кивнул. - В полном, Поттер. Сейчас я дам вам зелья, и мы вылечим вашу голову в два счета. Гарри демонстративно скривился. Зелья Снейпа были просто как на подбор – одно гаже другого. Снейп ухмыльнулся уголком рта. - Предпочитаете еще немного поумирать? - А у меня есть выбор? - Выбор есть всегда. Несколько долгих минут Гарри всерьез раздумывал. С одной стороны, было ужасно соблазнительно снова ощутить себя маленьким ребенком, о котором заботятся во время болезни: пару дней полежать под теплым одеялом, поесть чего-нибудь вкусненького с хогвартской кухни, почитать в тишине книжки. С другой… Гермиона, должно быть, волнуется. Да и собаку не мешает проведать. Гарри обреченно вздохнул: - Давайте ваши зелья, сэр. Может, ему и показалось, но по суровому лицу профессора Снейпа скользнула одобрительная улыбка. Зелий оказалось так много, что Гарри заподозрил неладное. - Давно я здесь, сэр? - Три дня, Поттер. По правде сказать, мы уже начали волноваться. - Три дня?! А… что со мной? - Ничего. – Снейп подошел к кровати, осторожно присел на самый край. – Просто магическое и всякое прочее истощение. Не каждый день маг вашего возраста вступает в схватку с самым могущественным волшебником современности и выходит из нее победителем. Когда-то давно Гарри был бы просто счастлив услышать подобный комплимент из уст своего декана, а теперь… Теперь ему стало слегка неловко. - По правде сказать, сэр… Если бы не вы… - Бросьте, Поттер. Если бы вы не кинулись тогда на Квиррелла, то меня уже попросту не было бы в живых. Они замолчали. Молчание было неловким, но вовсе не тяжелым. Казалось, они молчали о чем-то очень важном. За окном сгущались сумерки. - Сейчас вечер? – спросил Гарри, чтобы просто нарушить затянувшуюся тишину. - День, - откликнулся Снейп. – Правда, собирается гроза. Второй день тучи ходят. Думаю, и ваша головная боль – родом оттуда же. Гарри прислушался к себе: голова уже не болела. Все-таки профессор Снейп варил замечательные зелья! - Скажите, профессор, - спросил Гарри, как будто на что-то решившись, – мне обязательно возвращаться на каникулы… к родственникам? Теперь… Когда он мертв. Волдеморт ведь мертв? – в голос прорвалось отчаянное беспокойство, терзавшее его с того момента, как он пришел в себя. - Несомненно, - кивнул Снейп. – Окончательно и бесповоротно. А насчет каникул… Думаю, вам стоит поговорить с директором Дамблдором. - С директором… да… - протянул Гарри. Снейп пристально посмотрел на мальчишку. Тот как-то вдруг съежился и затих под светлым больничным одеялом. У сердца кольнуло каким-то острым ощущением неправильности. - Поттер… - осторожно спросил он, боясь спугнуть. – Вы что-то хотели… спросить? Мальчишка дернул головой. Снейп подумал, что, если бы здесь поблизости была стенка, тот уткнулся бы носом в стенку и так и промолчал до самой ночи. Но спасительная стенка была далеко, а прятаться под одеяло Гарри явно посчитал ниже своего достоинства. Наконец раздалось тихое: - А вы куда-то собираетесь на лето, профессор? Снейпу внезапно показалось, что он разучился дышать. «В Рим, черт возьми! В Неаполь. В Венецию». Наконец-то он был абсолютно, просто фантастически свободен! Северус пару раз моргнул и сказал, как ни в чем не бывало: - Да вот, собираюсь остаться здесь и заняться своими научными проектами. Мальчишка помолчал. Потом до чуткого уха Снейпа донеслось почти неслышное: - А вам не нужен помощник, сэр? Я… Вы сами говорили, что у меня неплохо по Зельям. - Я вам бессовестно льстил, мистер Поттер. Не иначе в помрачении рассудка. Гарри кхекнул, как будто подавился смешком. Надо же, этот малолетний мерзавец позволяет себе хихикать над самим Северусом Снейпом! - Но согласитесь: я все-таки не совсем безнадежен, - в голосе Поттера слышалось откровенное веселье. Снейп сделал вид, что задумался: - Вынужден признать, вы чуть-чуть лучше Лонгботтома. - Ну и? – Гарри вопросительно приподнял одну бровь. Это было очень – очень! – знакомо. С кем поведешься, Поттер? И Снейп решился. Сидя три страшно долгих дня возле постели находящегося без сознания мальчишки, он пришел к одному очень странному выводу. Неутешительному выводу. Абсолютно безумному, с точки зрения формальной логики, выводу. - У меня есть встречное предложение для вас, Поттер. Гарри заинтересованно вскинул глаза. Зеленые лучистые глаза, так похожие на… Северус заставил свой внутренний голос заткнуться. Сейчас ему требовались вся его воля и вся решительность. Никогда еще он не боялся так, как сейчас. Даже когда протягивал руку под Темную Метку. А это о чем-то да говорило. - Я весь внимание, сэр. - Как вы смотрите на то, чтобы я стал вашим опекуном? Мальчик замер, своей абсолютной неподвижностью напоминая каменных истуканов с далекого острова Пасхи. Пауза затянулась. Не в силах больше выдерживать напряжение, Северус встал и подошел к окну. За окном шел дождь, и бушевала гроза. А он и не заметил, когда она началась. На миг Северусу показалось, что он смотрится в зеркало Еиналеж. И сейчас опять увидит там свое несбыточное, от чего ему только и останется, что уйти в безнадежный запой. Из глубины зеркала показалась фигура мальчика в больничной пижаме и криво сидящих круглых очках. Мальчик подошел и встал рядом с Северусом. Снейп не отрываясь смотрел на два отражения, стоящие совсем близко, рядом – только руку протянуть. - Вы действительно этого хотите, сэр? – серьезно спросил Гарри. – Дядя и тетя всегда уверяли, что я – маленькое чудовище. - Да и я тоже не подарок, - хмыкнул Снейп. Чудовище! Надо же! – Но вообще-то – да, я действительно этого хочу. - Зачем? Это оказалось, пожалуй, самым сложным вопросом, и Снейп не думал, что у него имеется в запасе достойный ответ. Обычная язвительность здесь не годилась, а быть сентиментальным он не умел. - Мне показалось…- голос мучительно сорвался на какой-то странный полушепот-полухрип, - мне показалось, что мы с вами, Поттер, совсем неплохо сработались. - Гарри, - очень тихо, почти неслышно прошептал мальчишка. – Там, внизу, вы называли меня Гарри. Скажите сейчас. - Гарри, - ответил Северус. Это оказалось много проще, чем он думал. – Гарри. Спустя мгновение его руку обхватила маленькая прохладная ладонь. - А мне можно будет называть тебя Северус? - Конечно. - А ты разрешишь мне держать дома собаку? Снейп обреченно вздохнул. Кажется, в его жизни только что появился не только маленький одинокий мальчик, но и большой трехголовый пес. - Ты имеешь ввиду Пушка? - Его зовут Мрак. Мальчик в зеркале неуверенно улыбнулся, чтобы скрыть неловкость. Рука мужчины в черном просто, как будто проделывала это сто тысяч раз, легла ему на плечи. Подумаешь, собака! Даже если у нее целых три головы. И не с таким справлялись! Северус Снейп смотрел в окно, как в волшебное зеркало, и невероятно отчетливо, словно в хрустальном шаре Сибиллы Трелони, видел в нем будущее. Не только, кстати, свое. Будущее, которые они с Гарри сделали возможным. В этом будущем Снейпа больше не будут мучить кроваво-красные мигрени. В этом будущем мальчишке не придется жертвовать собой ради всеобщей победы, а Северусу - умирать от клыков огромной змеи на полу Визжащей хижины. В этом будущем профессор Дамблдор никогда не упадет с Астрономической башни, будет долго и счастливо управлять Хогвартсом, используя все свои многочисленные стратегические таланты, и, может быть, даже станет автором мемуаров о своей непростой жизни. В этом будущем придется вытащить из Азкабана крестного отца Гарри Сириуса Блэка, которого Снейп по-прежнему люто ненавидел, но в вину которого никогда по-настоящему не верил. А мальчику нужны будут какие-никакие близкие люди. В этом будущем преподавать Защиту от темных искусств в следующем году пригласят одного из проклятых Мародеров, Ремуса Люпина – и Снейп не скажет ни слова против. Пусть. И даже сварит своему бывшему врагу самое лучшее в Британии волчелычье зелье. В этом будущем Гарри станет самым молодым ловцом команды Слизерина. Северус сделает все, чтобы мальчишка попал в команду, и купит для него самую лучшую, самую быструю метлу. А еще… Северус даже зажмурился от полноты предчувствия, резанувшего по нервам, точно острый нож для нарезания ингредиентов. Одна маггловская писательница никогда не напишет семь знаменитых книг, ограничившись только одной – первой. Так будет. Неизвестно за какие поступки и свершения, судьба дала им всем второй шанс. Мир словно замер в пронзительном равновесии, прежде чем откачнуться в обратную сторону и начать новый отчет. Северус за плечи притянул к себе Гарри Поттера. Гарри, всхлипнув от переизбытка чувств, прижался к своему новому опекуну. Ему вдруг почему-то поверилось, что теперь у них все будет хорошо. Оба смотрели в окно. Дождь кончился, тучи почти развеялись, и с отмытого до невероятной синевы неба светило солнце. А в небе разноцветным сказочным мостом, словно опираясь одним концом на Хогвартс, а другим – на далекие вершины Запретного леса, выгибалась двойная радуга. 14. 12. 14 - 23. 05. 15

" Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"

12 Следующая ⇒