Солоневич Борис Лукьянович 15 страница

Л е н и н

За кулисами цифр

-- Ну, что-ж, товарищи, -- прозвучал среди общаго молчанiя голос предсeдателя, -- Послушали -- надо и попрeть. Вопрос, поднятый ЦККСМ, чрезвычайно важен, что тут и говорить. Здeсь, среди отвeтственных работников, мы можем с полной откровенностью констатировать, что, очевидно, физическое развитiе пiонеров угрожающе отстает от политическаго. Оно, конечно, насчет политики Комсомолу и книги в руки. Он у нас в этом дeлe здорово подкован. Но, вот, насчет здоровья ребят, что-то нехорошо выходит. Ну-с, так кто хочет задать вопросы?

Таковы были слова стараго партiйца, вмeстe с нами прослушавшаго на одном из засeданiй Высшаго Совeта Физической Культуры доклад КСМ. Картина, нарисованная докладчиком, была не из веселых: среди пiонеров угрожающе растет туберкулез, малокровiе, неврастенiя, замeчается рeзкое недоразвитiе, " болeе ярко выраженное, чeм даже у безпартiйных дeтей", как было откровенно сказано в докладe.

-- А кто, собственно, ведет у вас физическую подготовку? -- задали вопрос докладчику.

-- Кто? -- переспросил докладчик, член ЦК Комсомола, молодой парень с гривой волос, причесанных lа Карл Маркс, и самодовольным выраженiем круглаго лица. -- Да пiонер-мастора, конечно!

-- А какая у них подготовка?

-- Да, обыкновенная, комсомольская!

-- Да я не про политическую спрашиваю, -- отмахнулся спрашивавшiй, -- а про физкультурную.

-- Да, как вам сказать... Иные есть футболисты, а то еще, вот, атлеты. Разные есть, а так, чтобы спецы по физкультурe -- таких нeт. Опять же текучесть кадров, да и времени на физкультуру, по совeсти говоря, не хватает. Столько общеполитической работы -- кампанiи, ударники, прорывы, кавалерiя... Никак нельзя все успeть. Вот мы и пришли к вам за совeтом и помощью.

На засeданiи было много старых опытных преподавателей физической культуры. Их лица омрачились. " Зачeм же вы набирали миллiоны дeтей в отряды, если не можете обезпечить им здоровой жизни? -- казалось, говорили эти нахмуренныя брови. -- Зачeм калeчить дeтей и физически, и нравственно? "

Но развe можно в условiях совeтской дeйствительности задать такiе вопросы?

-- Ну-с, товарищи, -- опять спросил предсeдатель. -- У кого есть опыт работы с дeтьми? Кто хочет высказаться?

Было предложено много мeропрiятiй: и увеличенiе количества площадок и зал, организацiя курсов подготовки инструкторов, всякiя состязанiя и " спартакiады" и ряд других совeтов " по оздоровленiю пiонер-движенiя"... Но все это были полумeры.

А критиковать Комсомол никому не хотeлось. Наживать себe врага в лицe Комсомола было небезопасно.

Наконец, рeшил выступить я.

-- Мнe на своем вeку приходилось немало работать с дeтьми, и я давно уже присматриваюсь к работe пiонеров. Всe предложенныя мeры, по моему глубокому мнeнiю, не дадут нужных результатов. Дeло по существу в двух моментах 1) перегрузкe дeтей общественно-политической работой и

2) недостаток хорошо поставленной физкультурной работы.

-- Так что-ж, по вашему, выкинуть, что-ль, политработу? -- враждебным тоном спросил комсомолец.

-- Да не об выкидыванiи вопрос идет. А об том, чтобы в программe занятiй пiонеров на первое мeсто поставить укрeпленiе здоровья и дать опытных физкультурных работников. Вeдь всeм ясно, что на этом фронтe у вас прорыв. Если довели пiонеров до такого состоянiя и пришли к нам за совeтом, то, очевидно, нужно предпринимать какiя-то героическiя мeры по оздоровленiю работы среди дeтей.

Докладчик был, видимо, начинен самыми боевыми возраженiями и хотeл спорить, но старый испытанный в словесных боях предсeдатель коротко сказал:

-- В виду сложности вопроса, товарищи, предлагаю избрать комиссiю, в которой и проработать этот вопрос к слeдующему засeданiю... А то мы тут передеремся, а толку не будет. Дeло путанное. Точка.

В комиссiю включили и меня.

Изготовленiе " гвоздей"

Послe конца засeданiя комсомолец догнал меня у выхода.

-- Идем, что-ль, Солоневич, вмeстe? -- предложил он самым дружелюбным тоном.

-- Идем.

-- Что это ты, друг, наплел там на засeданiи про пiонеров? -- начал член ЦК, когда мы вышли на улицу.

-- А что?

-- Да развe мы можем, чудак человeк, найти знающих людей для всeх отрядов? -- снисходительно произнес комсомолец. -- Сейчас у нас пiонеров под 3. 000. 000. Скудова нам взять стольких руководов?

-- Так зачeм же набирать эти 3 миллiона, если вы не можете обслужить их?

-- Как это зачeм? -- удивился мой спутник. -- Что-ж, так и оставлять молодое поколeнiе в тинe стараго быта, без коммунистическаго влiянiя?

-- А школы?

-- Что школы! -- презрительно махнул он рукой. -- Там всe старые дураки еще с мирнаго времени сидят. У них аполитичность не только в башкe -- в каждой пуговицe на пупe сидит. Развe они могут готовить коммунистическую смeну?

-- А вы можете?

-- А что-ж. Извeстно, можем! Конечно, не без прорывов, вот, давеча я докладал насчет физкультуры. Но это-ж второстепенно. А политически дeло у нас поставлено на " ять".

Для большой убeдительности он протянул кулак с поднятым вверх большим пальцем. В совeтской Россiи этот жест древняго Рима обозначает высшую мeру похвалы.

-- А развe здоровье дeтей -- пустяк?

-- Ну, нельзя же вездe на всe 100 процентов поспeть, -- снисходительно уронил парень. -- Нам сейчас политическая сознательность нужна, а не мускулы. Что-б, значит, были люди свои в доску, свой, значит, аппарат, да что-б дисциплина аховая была. Иначе нам развe удержаться, когда кругом врагов до чорта?

-- Постойте, т. Фомин, да дeти-то, дeти -- дегенерируют вeдь? -возмутился я.

-- Как, как ты сказал?

-- Да, вот, слабeют, болeют, вырождаются -- вeдь в докладe вы сами об этом говорили.

-- Ну, что-ж! -- невозмутимо отвeтил Фомин. -- Лeс рубят -- щепки летят. Часть, конечное дeло, на свалку пойдет. Но зато хоть немного, да наших ребят все таки выйдет. А нам вeдь это самое важное... Ежели хоть 2-3 из сотни выйдут так, как нам надо -- и то ладно будет!

-- Ну, а остальные? Пусть погибают? Так, что ли?

Комсомолец с удивленiем посмотрeл на меня.

-- Чтой-то ты, Солоневич, такой жалостливый? Кажись, наш брат -- моряк, а душа в тебe, как нeжная роза с Ерусалима... Ну, погибнут, ну, и что? На то и революцiя. Иначе нельзя. " Самим дороже стоит", -- усмeхнулся он.

-- Но вeдь можно было бы использовать и другiя организацiи для общей работы с дeтьми?

-- Как же, как же! -- с оттeнком злобы отвeтил Фомин. -- Мы уже пробовали -- вот, скауты тоже были. Слышал, может?

-- Слышал немного...

-- Ну, вот. Мы нeсколько годов с ними цацкались, да возились -- думали, что с них что выйдет... только чорта с два -- уперились на своем и никак. Ну, хоть ты тут тресни...

-- А что вы хотeли с ними сдeлать?

-- Да просто, чтобы они нам как ступенька Комсомолу были. А они -- хоть ты им кол на головe теши... Распустили, сукины дeти, свои интеллигенскiя сопли и сюсюкают: любовь к ближним, изволите видeть. Родину выкопали из стараго мусора, да, кажись, и к Боженькe дрожемент тоже имeли... Ну, и стукнули мы их!..

-- А чeм они мeшали?

-- Чeм? Может, и не мeшали... бояться мы их не боялись. На то ЧК у нас есть -- рука у ей крeпкая. Но не в том дeло. Ежели аполитичная организацiя, да еще не на совeтской платформe -- хрeн их знает, что они там потом надeлают. А, может, сунут в подходящiй момент нож в спину революцiи? А? Что тогда? Ребята вeдь крeпкiе.

-- Ну, так то потом, да и то -- " то ли дождик, то ли снeг, то ли будет, то ли нeт"... Всунут или не всунут нож -- это еще никому неясно. А теперь-то они чeм мeшают?

Комсомолец с явным презрeнiем посмотрeл на меня.

-- Эх, ты, брат! А еще командир флота! Ты Маркса читал?

-- Нeт, не читал. А будто бы ты читал?

На секунду Фомин смутился.

-- Ну, положим, я тоже не читал! Ну его к чортовой бабушкe! Этакiе томищи накатал. Его " Капиталом" только сваи вбивать... Но не в этом, брат, дeло. Ты, видно, " дiамата" не знаешь!

-- А причем тут дiамат?

-- Как это причем? -- важно сказал мой спутник. -- Потому -- метод оцeнки. Понимаешь: разсматривай все в связи событiй и в примeненiи к данным обстоятельствам. Вот, скажем, скауты: нам теперь нужна злоба, непримиримость, классовая борьба, а они, изволите видeть, розовую водичку из себя испущают: ах, ближненькiе, ах, бeдненькiе, ах, матушка-Расея, ах, Боженька... Понимаешь, браток, в чем тут дeло? Этак и до царя недалеко. А от царя -- прямой путь к помeщикам, жандармам, да капиталистам... Нeт, браток! Чорта с два! Мы сперва цацкались. Думали, что выйдет. А потом, смотрим -- не поддаются. Ну -- хрясь, и ваших нeт... Вот ты говоришь -- использовать их силы. Это все равно, как, брат, какого епископа предчека поставить. В такое время, как мы живем, -- не до розовой водички. Нам, брат, комсомольцы -чекисты нужны, которые с желeзной волей будут сметать все с пролетарскаго пути. Нам ребята, как гвозди, нужны. Что-б -- как сказано, так вбито было.

-- А по вашему, развe можно дeтей на ненависти воспитывать? Развe это не коверкает их души?

-- Души? -- фыркнул комсомолец и неожиданно весело разсмeялся. -- Ах, ты, едрена палка! Ей Богу, Солоневич, как посмотрю я на тебя -- аж смeх, право, берет. Ну, вот, видал я тебя и на боксe, и в футболe, и в борьбe -там ты подходящiй парень и крови, видать, не боишься. А тут -- ну, прямо интеллигент. Ах, ты, сукин сын, голуба моя морская! Да какое нам дeло до дeтских душ, как ты говоришь? Тоже, вот, выдумал -- души, брат, в архив исторiи сданы. Да если бы онe и были, так хрeн с ними. Что-то насчет морали ты больно слаб. Помнишь, как Ильич насчет морали проповeдывал?

-- Нeт. А как?

-- " Морально то, что служит дeлу мiровой революцiи! " -- важно и торжественно сказал комсомолец. -- Раз нужно для дeла -- крой, значит. А души, брат, -- это что-то с того свeта. А нам бы хоть на этом удержаться покрeпче. Нам, брат, люди-гвозди нужны, а не нeжныя души. А ежели, чтобы один гвоздь сдeлать, нужно сотню нeжных душ спрессовать -- будьте покойнички -- мы спрессуем. У нас для этого такой аппарат есть, одно слово -совeтскiй... А ты, вот, слезу точишь насчет дeточек. Эх, ты, -- не сердись, брат, -- слюнтяй ты, и больше ничего.

Круглое лицо молодого " строителя жизни" было полно увeренности и снисходительности.

На жизненном переломe

Солнечной, сверкающей всeми красками, осенью в образe стройной сeроглазой дeвушки с длинными косами в мою жизнь вошла любовь...

Исторiя жизни этой дeвушки так же тeсно переплетена со скаутингом, как и моя. В тот тяжелый перiод нашей скаутской жизни, когда вся тяжесть всeх отвeтственных вопросов легла на молодыя плечи юных скаут-масторов и скаутов, когда взрослые, сами отягченные и избитые борьбой за кусок хлeба и за жизнь, отошли от нас, плеяда дeвушек-скаутмасторов смeло взяла на себя руководство герль-скаутами.

Со смeлостью и горячностью честной юности они стали в общiй боевой строй на правах подпольных членов нашей общей скаутской семьи. И, Бог знает, удалось ли бы юношам-скаутам так бодро и мужественно вынести всe удары по нашему братству, если бы плечо к плечу с нами не боролись за нашу идею и наши сестры, вливавшiя энтузiазм героической молодости в наши общiе ряды.

И именно в атмосферe этой борьбы крeпло наше братство, наша дружба и уваженiе друг к другу. Не на танцульках, не в кино, театрах и балах, а в опасностях и трудe узнавали мы ближе друг друга, и много, много юношей и дeвушек-скаутов пошли дальше по жизненному пути рука об руку строить с в о ю семью, не отрываясь и от старой, скаутской...

За эти годы мнe много, много раз приходилось встрeчаться, работать и спорить со скаутмастором Ириной, но только осенью 1925 года нам довелось ближе познакомиться друг с другом.

В Москвe, в одном из домов отдыха, в прекрасном сосновом " Серебряном Бору" Ирина работала инструктором физической культуры, одновременно учась в университетe. По ея особой рекомендацiи в этот дом отдыха можно было прieзжать по воскресеньям, получить скромный обeд и провести весь день на берегу Москва-рeки, в могучем сосновом лeсу.

И, возвращаясь из своих частых плаванiй по морям, я с особенной радостью уeзжал из душной Москвы за город -- отдохнуть, к Ирe.

Она оказалась прекрасным собесeдником с оригинальным и сильным умом и глубиной сужденiя. Так же, как и я, она глубоко любила скаутинг, и, может быть, под ея влiянiем я болeе вдумчиво присмотрeлся к движенiю герль-скаутов и поставил его в своем сознанiи на одинаковую высоту с работой среди мальчиков. Ирина незамeтно прiучила меня не только цeнить, но и уважать женщину-человeка, как равновеликую величину с мужчиной, в нашем мiрe.

Вeроятно, под ея влiянiем я незамeтно для себя самого превратился из неунывающаго, не особенно задумывающагося над жизненными вопросами, веселаго, боевого богатыренка в сильнаго, увeреннаго в себe, человeка. Встрeча с Ириной как бы рeзко остановила стремительный разбeг моей бурной жизни, заставила меня оглянуться на прошлое и болeе вдумчиво оцeнить и самого себя, и свое отношенiе ко всей многосторонности жизни.

Много часов провели мы в спорах, бесeдах и воспоминанiях в милом Серебряном Бору и, странное дeло никогда, глядя в ея ясные сeрые глаза, я не подумал, что она может быть для меня чeм-то большим, чeм только веселый товарищ, вeрный скаут и преданный друг.

И как-то ни разу мнe, мужчинe в расцвeтe лeт, не пришло в голову отнестись к ней, как к женщинe, пока... И вот с тeх пор я повeрил в безсознательное женское кокетство, присущее женщинe и украшающее ее, будь она трижды скаут...

Однажды я прieхал в Серебряный Бор днем и, не найдя Ирины, надeл купальный костюм и ушел на берег рeки. Наслаждаясь там вкусной теплотой рeчного песка и горячих солнечных лучей, я скоро услышал голос Ирины и, приподнявшись на локтe, увидeл, что она возвращается с прогулки с группой женщин.

Я привeтствовал ее, махнув рукой.

-- Здравствуй, Боб, -- радостно улыбнулась она в отвeт. -- Лежи здeсь. Я скоро освобожусь и приду.

Через полчаса Ира подбeжала ко мнe. Она была в том же спортивном костюмe, но ея гимнастическiя туфельки были одeты уже на хорошенькiе бeлые носочки, к о т о р ы х р а н ь ш е н е б ы л о.

С привычной наблюдательностью я сразу замeтил эту перемeну в костюмe и был ошеломлен!

" Боже мой! Да вeдь носочки-то эти надeты спецiально для меня! " мелькнуло у меня в головe, и весь облик ясно-холодной дeвушки-друга сразу расцвeтился яркими красками застeнчивой женственности.

Я увeрен, что она не думала сознательно об этих носочках, но вeчное, как мiр, женское желанiе понравиться " ему", вeчное ewige waibliche прорвалось сквозь стeну товарищества и дружбы и освeтило наши отношенiя другим, ярким и горячим свeтом жизни сердца.

И потом уже, во всe тe немногiе дни нашего " вмeстe", которые скупо дала нам совeтская судьба, воспоминанiя о началe нашей любви всегда были неразрывно связаны с " роковыми бeлыми носочками", о которых мы всегда говорили с чувством веселаго юмора и ласковой задушевности...

Но в тe сiяющiе дни первой любви я не мог не сознавать, какiя опасности грозят мнe, как одному из старших руководителей молодежи. Имeю-ли я моральное право возложить тяжесть этих испытанiй на плечи друга? Вeдь, впереди -- не спокойное, мирное житiе, а борьба, почти без шансов на побeду...

Можно-ли соединять свою жизнь с жизнью Иры?

И как-то, в минуту задушевности я сказал ей об этих сомнeнiях.

Она медленно положила свою руку на мою и тихо отвeтила, прямо глядя на меня своими сeрыми глазами:

-- Гдe ты, Кай, там и я, Кайя...

И теперь, когда я так чудесно спасся из мрака совeтской страны и вспоминаю Ирину, у меня в ушах всегда звучит эта фраза древних римлян, этот символ любви и спайки..,

И острая боль пронизывает мое сердце при мысли о том, что гдe-то далеко, в 12. 000 километрах отсюда, в глубинe Сибири, моя Снeгурочка-Лада коротает свои одинокiе дни в суровом совeтском концентрацiонном лагерe.

Водоворот мiровой бури разметал нас в стороны, и Бог знает, когда мнe опять доведется увидeть " роковые бeлые носочки", длинныя русыя косы и ясные глаза своего друга -- жены...

И доведется-ли увидeть вообще?..

Обвал...

Постепенно и почти незамeтно поднималась над нашими головами для удара лапа ОГПУ. Не справившись со скаутами давленiем, страхом, угрозами, подкупом, разложенiем, ГПУ рeшило нанести смертельный удар непокорной молодежи.

Мeсяцами и годами собирались свeдeнiя о скаутах и, наконец, весной 1926 года ГПУ рeшило, что всe нити " контр-революцiоннаго сообщества" в его руках. И тогда грянул удар.

Многiе из нас, старших, чувствовали приближенiе этой опасности, но уйти было некуда, да и никто из нас и не хотeл уходить. Бeжать перед опасностями мы не привыкли. Малодушные давно уже отошли в сторону. Но как больно было думать о том, что опять жизнь будет смята на многiе годы, что впереди опять тюрьма и неволя!

А моя личная жизнь складывалась как раз особенно интересно и удачно. Я был счастливым молодоженом, закончил прерванное революцiей высшее образованiе и хотeл вeрить, что впереди -- перiод какой-то творческой жизни.

Но судьба рeшила иначе...

Помню один из вечеров послe моего прieзда с юга. В моей маленькой комнатенкe гости -- Ирин брат. (Нам с Ириной по квартирным условiям так и не пришлось жить вмeстe). Сердечное веселье и задушевные разговоры были внезапно прерваны открывшейся без стука дверью, и на порогe моей комнатки появилась мрачная 256 фигура молчаливаго чекиста в полной формe с какой-то бумажкой в рукe.

-- Ну, Ирочка. Это не иначе, как за мной прieхали!

И я не ошибся.

Пол-ночи тщательно обыскивали мою комнатку и с особенным злорадством взяли дорогiе моему сердцу ордена и значки -- свастику, волка, медвeдя и почетнаго серебрянаго волка, высшую награду нашего старшаго скаута О. Пантюхова.

Эх, долго-ли " собраться с вещами" старому скауту?

Сердечный и крeпкiй поцeлуй Иринe и дядe Ванe, и чекистскiй автомобиль помчал меня по пустынным улицам в сeрой мглe просыпающагося утра на Лубянку, в центральное ОГПУ.

Там меня провели мимо молчаливо посторонившагося часового в комендатуру, с противным злобным лязгом хлопнула желeзная дверь, и я опять оказался в зубцах неумолимой машины краснаго террора.

Между моей жизнью и свободой опять тяжело опустилась безжалостная рeшетка тюрьмы...

Глава IV

За рeшетками

... Солнце всходит и заходит,

А в тюрьмe моей темно"...

Точки зрeнiя

Представьте себe, дорогой читатель, хотя бы на минутку, что вам и какому-то совeтскому гражданину указали бы на нeкоего джентельмена Х и сказали бы этаким приглушенным шепотком:

-- Глядите, вот этот... Здоровый, в очках... Да... Да... Знаете, он был болeе, чeм в 20 тюрьмах... Был обвинен в бандитизмe, государственных преступленiях, шпiонажe и, кромe того, он " измeнник родинe"...

Вeроятно, вы в испугe отступили бы в сторону от такого преступника.

А совeтскiй гражданин отозвался бы спокойно:

-- Вот бeдняга! Не везло, значит! -- И сочувственно бы покачал головой.

Если вмeсто алгебраической величины Х вы подставите фамилiю автора, а мeсто дeйствiя таких ужасов -- Совeтскiй Союз, то разница в воспрiятiях между вами и совeтским жителем станет ясной.

Тюрьма и заключенiе во всем мiрe, кромe СССР, связаны с представленiем о справедливом возмездiи и изоляцiи преступников. Иное дeло в СССР. Там тюрьма давно уже перестала пугать злодeев и защищать мирных жителей. Роли перемeнились. Тюрьмы переполнены людьми, опасными не для населенiя, а для диктаторской власти коммунистов, и стали постоянной угрозой для честных людей. В СССР наказанiе для грабителя и убiйцы несравненно легче, чeм для мирнаго гражданина, осмeлившагося не во время или не в подходящем мeстe возражать, не подчиниться безчеловeчным распоряженiям власти или, упаси Боже, быть заподозрeнным в какой-либо " контр-революцiи".

Тюрьмы в СССР -- один из видов политическаго фильтра населенiя. Недаром один из чекистских вождей в пылу спора как-то сказал крылатую фразу:

-- Все населенiе СССР дeлится на три категорiи: сидящих в ЧК, сидeвших там раньше и тeх, которые будут сидeть... Других -- нeт...

" Тот не гражданин СССР -- кто не болeл сыпняком и не сидeл в ЧК", -говорят в Россiи, подчеркивая этим, что тюремная рeшетка -- это своеобразный спутник совeтскаго бытiя...

Вообще же, поскольку почти во всeх законах, касающихся " политических преступленiй", имeется универсальная фраза -- " карается вплоть до высшей мeры наказанiя", а приговоры выносятся на основанiи субъективнаго пониманiя " революцiонной законности и коммунистическаго правосознанiя" в закрытых засeданiях, без участiя обвиняемаго, -- то, естественно, что карательная политика страны совeтов отличается необычной жестокостью...

Я знал, что попал в безжалостные зубцы бездушной машины, и с тяжелым сердцем ждал, что произойдет дальше...

Перед моим мысленным взором разстилались невеселыя перспективы...

Допрос

Безконечныя лeстницы, корридоры. Двери с часовыми, без часовых, желeзныя, рeшетчатыя... Настороженные взгляды проходящих мимо чекистов. Наконец -- 4 этаж. Надпись -- " Секретный Отдeл". Шедшiй сзади меня с револьвером в рукe чекист открыл передо мною дверь:

-- Сюда.

Небольшая комната, выходящая окном на Лубянскую площадь. Большой письменный стол. Мягкiя кресла...

Из-за стола поднял голову хмурый утомленный человeк, с внимательными недобрыми глазами. Впалыя щеки. Плохо выбритое, еще молодое лицо. Помятый, видимо, непривычный штатскiй костюм. Это -- мой слeдователь, тот самый, который когда-нибудь перед Коллегiей ОГПУ будет " докладывать мое дeло" и предлагать ей свое рeшенiе.

" Секретный отдeл, скажет он, предлагает примeнить к Солоневичу такую-то мeру соцiальной защиты"... Предсeдатель равнодушно спросит: " Возраженiй, товарищи, нeт? "... Эта пустая формальность промелькнет в нeсколько секунд, и моя судьба будет рeшена...

Слeдователь молча, движенiем руки указал мнe на стул и стал задавать обычные предварительные вопросы. Эти, по существу, простые, вопросы, касающiеся большей частью прошлаго, таят в себe громадныя опасности для тeх, кому есть что скрывать в своем прошлом. Если ГПУ подозрeвает, что у человeка, по выраженiю моряков, " за кормой нечисто", и он о своем прошлом дает невeрныя данныя, то оно прибeгает к массe самых тонких психологических ловушек для того, чтобы заставить арестованнаго сбиться и напутать в своих показанiях. И даже, если точныя данныя о прошлом человeка и останутся неясными, наличiя этих противорeчiй вполнe достаточно для того, чтобы опредeлить, по выраженiю слeдователей, " наличiе бeлаго запаха" и отправить человeка в концлагерь с простым обвиненiем -- " соцiально-опасный элемент"... Так, на всякiй случай, в порядкe " профилактики"...

Мой предварительный допрос закончился скоро. Мои отвeты были хорошо продуманы и проработаны, и я не путался. Записав эти данныя моей бiографiи, слeдователь коротко сказал -- " подождите" и вышел.

Через минуту в комнату вмeстe с ним вошли еще двое чекистов весьма важнаго вида, не без нeкоторой торжественности усeвшiеся за стол. Предстоял, очевидно, серьезный и длительный допрос.

-- Ну-с, товарищ Солоневич, -- насмeшливо улыбаясь, начал толстый латыш с двумя ромбами в петлицe военнаго мундира, так сказать, " чекистскiй генерал", -- Очень, очень прiятно с вами познакомиться. Давненько мы собирались это сдeлать, но не хотeли раньше времени прерывать вашей вы-со-ко-по-лез-ной дeятельности...

Сказав это, он с улыбкой оглянулся на своих товарищей, как бы приглашая их оцeнить его остроумiе.

-- Странный способ у вас знакомства -- путем ареста и тюрьмы.

-- Ну, ну, конечно, способ не совсeм нормальный, -- с тою же насмeшливой любезностью согласился латыш. -- Но это все пустяки. Это дeло поправимое. Мы глубоко увeрены, что эта " ошибка" -- только случайность, и мы с вами договоримся к общему удовольствiю... Будьте добры отвeтить нам на нeсколько вопросов относительно вашей дeятельности. Вы, надeюсь, понимаете, конечно, сами, что нас интересует не ваша оффицiальная работа, а, так сказать... гм... гм... интимная...

-- Какая это интимная?

-- Вас удивляет это слово? -- Лицо латыша расплылось в улыбкe. Розовыя щеки его жирнаго лица почти закрыли узенькiя щелочки глаз. Видимо, процесс допроса и собственное остроумiе доставляли ему громадное удовольствiе.

-- Ну, я не настаиваю на этом словe, ну, хотя бы... неоффицiальная дeятельность. Вас это удовлетворит?

-- Но я все-таки не понимаю.

Чекист насмeшливо прищурился.

-- Жаль, жаль, что вы такой непонятливый. А мы почему-то были убeждены, что соображенiе у вас быстрое... Ну, хорошо, перейдем на дeловую почву. Скажите, пожалуйста, вы были когда-то скаутом?

-- ГПУ об этом прекрасно извeстно.

-- Значит, вы этого не отрицаете?

-- Нeт.

-- Т-а-а-а-к... А скажите, т е п е р ь, какое вы теперь имeете отношенiе к скаутам?

-- Теперь? Но вeдь теперь организацiи скаутов закрыты.

-- И теперь вы скаутской работы не ведете?

-- Нeт.

Чекисты переглянулись с насмeшливой улыбкой... Толстый латыш покачал головой.

-- Должен к крайнему вашему огорченiю сообщить, что наша информацiя не вполнe совпадает с вашими утвержденiями. И мы очень сожалeем, что вы с нами не откровенны.

-- Но вeдь это, дeйствительно, так и есть.

-- Ну, ну... -- Латыш с ромбами положил руку на какую-то папку с бумагами и сказал медленно с ударенiями на каждом словe:

-- Всe ваши утвержденiя гроша ломанаго не стоят. Мы прекрасно знаем, что вы попрежнему руководите организацiями молодежи.

Его узкiе глаза были пристально устремлены на меня.

-- Я не знаю, откуда у вас такая информацiя, но, во всяком случаe, она ошибочна. Скаут-отряды и " Сокол" распущены нeсколько лeт тому назад, и никто из старых взрослых руководителей, в том числe и я, не считают нужным вовлекать молодежь в подпольную работу. Скаутская организацiя, в частности, аполитична, и никто из старых скаутмасторов не станет рисковать жизнью и свободой дeтей вопреки государственному запрещенiю.

-- Так, так, -- со змeиной ласковостью проворковал латыш. -- Это так прiятно слышать и и м е н н о от вас. Вы себe и представить не можете, как это нас радует. Значит, если мы вас правильно поняли, -- вы считаете подпольную скаутскую работу отрицательным явленiем?

-- Конечно.

-- Но вы не отрицаете, что она есть?

-- Отрицаю.

-- Ну, это вы бросьте нам, т. Солоневич, арапа заправлять, -раздраженно бросил другой слeдователь, низкiй коренастый и мрачный человeк. Рeзкiе черты его еврейскаго лица постоянно подергивались непроизвольной гримасой. -- Мы не наивные младенцы в самом дeлe. Мы прекрасно знаем, что подпольныя скаутскiя организацiи существуют и, будьте спокойны, мы выкорчуем их.

-- Да я вовсе и не собираюсь лгать вам. Я твердо знаю, что таких организацiй не существует. Есть группы молодежи, живущiя дружно, как старые друзья, проведшiе много лeт в общих рядах. Но нужна исключительная фантазiя, чтобы счесть эти группы антисовeтской подпольной организацiей.

-- Но существованiя этих групп, по крайней мeрe, вы не отрицаете?

-- Нeт. Но я увeрен, что и ГПУ прекрасно знает об этом. Своей старой дружбы мы, конечно, не скрываем. Но от этих групп до антисовeтской организацiи -- дистанцiя огромнаго размeра. И нельзя разсматривать их, как каких-то врагов совeтской власти...

Латыш презрительно улыбнулся, и голос его стал холоден.

-- Уж позвольте нам самим, т. Солоневич, судить, кто друзья, кто враги совeтской власти. И позвольте вам замeтить, что в вашем мнeнiи мы отнюдь не нуждаемся, Кто опасен, кто не опасен -- дeло наше. Нам нужно, чтобы вы откровенно сознались, что вы продолжаете руководить этими, как вы выразились, группами...

-- Я категорически отрицаю это.

В узких злых глазах латыша промелькнуло раздраженiе.

-- Этот нелeпый отвeт только ухудшает ваше положенiе. Мы слeдим за вами не один год и прекрасно знаем всю вашу подноготную. И поeздки ваши по СССР знаем, и знаем, как вы ловко использовали свое званiе военнаго моряка и пробирались даже в Кронштадт. И ваши поeздки по югу знаем, и что вы в Тифилисe, послe полученiя званiя чемпiона, дeлали. Знаем, с кeм вы встрeчались и гдe собирались. И как со скаутами и с соколами и офицерами вели политическiя инструктивныя бесeды, и что среди них организовывали. И связь вашу с заграницей и о контактe с Пантюховым -- словом о б о в с е м з н а е м!

Лицо латыша выражало торжество. Он с довольным видом откинулся на спинку кресла и посмотрeл на меня с улыбкой. " Что, поймали? " казалось, говорила эта улыбка...

Я пожал плечами.

-- Или вы, товарищ Солоневич, может быть, будете все это отрицать? -насмeшливо спросил он.

-- Нeт, не отрицаю... Каждый человeк всегда встрeчается со своими друзьями. Искать в этих встрeчах чего-либо антисовeтскаго вы, конечно, можете, но это -- дeло безнадежное. Ни к какой подпольной антисовeтской работe я отношенiя не имeю. Переписки с заграницей у меня нeт. Eздил я по СССР, инспектируя морскiе флоты, не по своему желанiю.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒