Е. П. БЛАВАТСКАЯ 39 страница

И, однако, как мало поняты и как мало ценятся широкой общественностью сокровища знаний, накопленные этими иерофантами!

" Есть еще собрание писаний и традиций, носящее название " Каббала", приписываемое ученым Востока", — говорится в " Искусстве магии" [ 278, с. 97], — но так как этот замечательный труд не представляет собою почти никакой ценности без ключа к нему, который можно получить только от братства Востока, то копия его ничего не дала бы обычному читателю".

И как они высмеиваются каждым коммивояжером, который разъезжает по Индии в поисках " заказов" и пишет корреспонденцию в " Таймс", как ложно они истолковываются каждым трюкачом, который, пользуясь ловкостью рук, претендует на то, что он демонстрирует перед разинувшей рты толпой чудеса восточных магов!

Но несмотря на свою несправедливость в Алжирском деле, Роберт Гудини, авторитет в искусстве фокусничества, и Мореау-Цинти, другой, оба честно свидетельствовали в пользу французских медиумов. Во время перекрестного допроса со стороны академиков они честно показали, что никто, вероятно, кроме " медиумов", не в состоянии производить феномены стуков стола и левитацию без надлежащей подготовки и специально приспособленной для этой цели мебели. Они также показали, что так называемые " левитации без соприкосновения" представляют явления, недостижимые для профессионального фокусника; что для них, если не будет помещении с секретной аппаратурой и вогнутыми зеркалами, такой фокус невыполним. Кроме того, они добавили, что простое видение просвечивающейся руки в помещении, в котором обеспечено исключение сообщничества, при условии, что медиум был предварительно обыскан, явилось бы доказательством, что это не дело рук человеческих, а каких-то других, какие бы они ни были. После этого " Siиcle" и другие парижские газеты опубликовали свои подозрения, что оба эти очень ловкие джентльмены стали сообщниками спиритуалистов!

Профессор Пеппер, директор Лондонского Политехнического Института, изобрел искусную аппаратуру для демонстрирования явлений духов на сцене и продал свой патент в Париже за сумму в 20000 франков. Создаваемые этим аппаратом призраки выглядят реальными; они мимолетны и быстроисчезающи, будучи только отражением, отбрасываемым сильно освещенным предметом на поверхность листового стекла. Эти отражения кажутся появляющимися и исчезающими; они ходят по сцене и играют свои роли в совершенстве. Иногда один из этих призраков садится на скамью; после этого один из живых актеров затевает с ним ссору и, схватив тяжелый топор, рассекает призрака с головы до ног на две части. Но, после соединения этих двух частей вместе призрак снова появляется целехоньким на расстоянии нескольких шагов к великому удовольствию публики. Это устройство работало прекрасно и каждый вечер привлекало много публики. Но чтобы производить таких призраков, требуется специальный аппарат и не один сообщник. Тем не менее нашлось несколько репортеров, которые из этого представления сделали повод насмехаться над спиритами — как будто эти два класса явлений имеют что-либо общее между собой!

То, на выполнение чего претендуют призраки Пеппера, может быть выполнено обыкновенными развоплощенными человеческими духами, когда их отражение материализовано элементалами. Они сами разрешат продырявить их пулями, разрубать саблями, расчленить и затем мгновенно восстановят себя снова. Но по-другому обстоит дело у космических и у человеческих духов-элементарнев, ибо сабля или кинжал, или даже заостренная палка заставляет их в ужасе исчезать, это покажется необъяснимым для тех, кто не понимает, из какой материальной субстанции состоит элементарий; но каббалисты прекрасно поняли. Письменные источники античности и средних веков, не говоря уже о современных чудесах Сайдвиля, которые достоверно засвидетельствованы, подтверждают эти факты.

Скептики и даже скептические спиритуалисты часто несправедливо обвиняют медиумов в обмане, когда последние им отказывают в том, что они считают своим неотъемлемым правом — испытывать духов. Но на каждый один такой случай приходится 50 случаев, где спиритуалисты позволяют обманывать себя трюкачам, в то же время пренебрегая и не ценя подлинных манифестаций, проявляемых их медиумами. Будучи невеждами в законах медиумизма, такие люди не знают, что когда духи завладели честным медиумом, будь эти духи развоплощенными людьми или элементалами, медиум уже не хозяин себе. Он не может управлять ни действиями духов, ни своими собственными. Они делают из него куклу, которая должна танцевать для их удовольствия и они дергают нити за сценой. Фальшивый медиум может казаться впавшим в транс и выкидывать трюки все время; тогда как настоящий медиум может показаться находящимся в полном сознании, когда фактически он очень далеко, и его тело оживляет другой, его " индийский руководитель" или " контроль". Или же он может быть в трансе в его кабинете в то время, как его астральное тело (двойник) или doppelganger, ходит по комнате, будучи движимо другим разумом.

Из всех феноменов — феномен отражения, тесно связанный с феноменом билокации и воздушного " путешествия", — наиболее поразителен. В средние века его ставили во главу колдовства.

Гаспарин в своих опровержениях сверхъестественного характера сайдвильских чудес трактует этот предмет во всех подробностях; но его поддельные объяснения все в свою очередь были опрокинуты Мирвилем и Мюссе, который, хотя и потерпел неудачу в своих попытках доказать, что в сайдвильских чудесах повинен Дьявол, все же доказал их духовное происхождение.

" Чудо отражения", — говорит де Мюссе, — " происходит, когда удар, нацеленный на духа, видимого или невидимого и принадлежащего отсутствующему живому лицу, или удар, нацеленный на призрак того лица, которое он представляет, попадает в самого этого живого человека, в то же время и в то же место, куда удар был нацелен! Поэтому мы должны думать, что это отражение, как бы отскакивающее от изображения живого человека — его призрачного< < 272> > дубликата — повторяется на своем физическом носителе, человеке из плоти и крови, где бы он ни находился.

Так, например, какая-то личность появляется передо мною, или же, оставаясь невидимой, объявляет мне войну, угрожает и вызывает во мне опасения одержания. Я наношу удар по тому месту, где, как я чувствую, этот призрак находится, где он как будто бы движется, где я кого-то чувствую, кого-то, кто пристает, досаждает мне, сопротивляется мне. Я наношу удар; иногда в том месте после удара появляется кровь, а иногда даже можно услышать крик боли; он — ранен, а может быть, даже мертв! Так это происходит, и у меня есть объяснение этому факту". < < 273> >

" Несмотря на все это, в момент нанесения моего удара, по показаниям достойных доверия свидетелей, объект, которому наносился удар, находился в другом месте; я видел — да, я видел ясно, что я нанес призраку рану в щеку или в плечо, и в точности такая же самая обнаруживается потом на живом человеке, вследствие отражения на его щеку или плечо. Таким образом становится очевидным, что факт отражения находится в тесной связи с билокацией или дупликацией — либо духовной, либо физической".

История салемского колдовства в таком виде, как она записана в трудах Коттона Мэтира, Калефа, Апхема и других служит любопытным подтверждением факта появления двойника и знакомит с тем, что получается, когда духам-элементариям предоставляется свобода действий. Эта трагическая глава истории Америки никогда еще не была написана в соответствии с истиной. Группу из четырех или пяти молодых девушек " развивали", чтобы сделать из них медиумов; занятиями руководила негритянка из Западной Индии, занимающаяся колдовством Обеах. Девушки стали испытывать всяческие физические мучения, а именно, щипки, булавочные уколы, у них появлялись ссадины и отпечатки зубов на различных частях тела. Они упорно заявляли, что их обижают призраки различных лиц, и мы узнаем из знаменитого " Повествования Деодета Лаусона" (Лондон, 1704), что

" некоторые из них признались, что они в самом деле причиняли боль пострадавшим (то есть, молодым девушкам), в то время и тем образом, в каких они были впоследствии обвинены. Когда их спросили о том, что они делали для того, чтобы причинить боль девушкам, некоторые говорили, что они втыкали булавки в кукол, сделанных из тряпок, воска и других материалов. Одна, которая созналась после подписания ей смертного приговора, сказала, что она обычно причиняла им боль тем, что сжимала руки, делала щипки и желала, чтобы боль ощущалась девушкой в таком-то месте таким-то образом, и — это происходило" [ 107 ].

Мистер Апхем повествует, что Абигайл Хобс, одна из этих девушек, признавалась, что она стала сообщницей Дьявола, который " приходил к ней в виде мужчины", и приказывал ей причинять боль девушкам, принося при этом сделанные из дерева изображения на подобие девушек и терновые шипы, которыми она должна была колоть эти изображения, что она и делала, после чего девушки закричали, что она их мучает.

Насколько эти факты, достоверность которых доказана безупречными свидетельскими показаниями на суде, совершенно подтверждают доктрину Парацельса! До чрезвычайности странно, что такой опытный ученый, как мистер Апхем, собравший в тысячу страниц в двух томах такую уйму достоверных свидетельских показаний, сводящихся к тому, что в этих трагедиях повинны земные души людей и шаловливые духи природы, не мог добраться до истины.

Много веков тому назад Лукреций вложил в уста старого Энея такие слова:

" Bis duo sunt hominis, manes, caro, spiritus umbra;

Quatuor ista loci bis duo suscipirent;

Terra tegit carnem; — tumulum circumvolat umbra,

Orcus habet manes".

В данном случае, как и в каждом подобном ему, ученые, не будучи в состоянии объяснить факт, будут утверждать, что такого не может быть.

Но мы сейчас приведем несколько исторических примеров, доказывающих, что некоторые демоны или духи-элементарии боятся сабли, ножа или чего-либо острого. Мы не претендуем на объяснение причины этого явления. Это — дело физиологии и психологии. К несчастью, физиологи еще не в состоянии установить соотношений между речью и мыслью и поэтому поручили этот дело метафизикам, которые в свою очередь, по словам Фурнье, ничего не сделали. Ничего не сделали, мы говорим, но заявили права на все. Нет факта, когда он преподносился кому-либо из них, который оказался бы слишком великим для этих ученых джентльменов и которого они не пытались бы, по крайней мере, засунуть в одну из своих коробок с приклеенным к ней хитрым греческим названием, выражающим все, что угодно, кроме истинной сущности феномена.

" Увы! увы! мой сын! " — восклицает мудрый Муфти из Алеппо своему сыну Ибрагиму, когда тот подавился головою огромной рыбы. — " Когда же ты поймешь, что твое брюхо меньше океана? " Или, как миссис Катерина Кроу говорит в своей " Темной стороне природы", когда наши ученые признают, что " их умы не мера замыслов Всемогущего Бога? "

Мы не будем спрашивать, который из писателей древности упоминает факты, кажущиеся сверхъестественными: мы скорее спросим — кто из них не писал о таких фактах? У Гомера мы находим Улисса, вызывающего духа своего друга; предсказателя Тирезия. Приготавливаясь к церемонии " пира крови", Улисс вытаскивает свой меч и, таким образом, отпугивает тысячи призраков, привлеченных жертвоприношением. Сам друг его, долгожданный Тирезий, не осмеливается приближаться к нему до тех пор, пока Улисс держит это страшное оружие в своих руках [ 269, V, 82]. Эней готовится спускаться в царство теней и как только он приближается ко входу, Сибилла, которая служит ему проводником, произносит предостережение троянскому герою и, приказывает ему вынуть меч и прокладывать себе дорогу через густую толпу носящихся теней:

" Tuque invade viam, vaginaque eripe ferrum"

[ 168, VI, 260].

Гланвиль дает замечательное описание призрака " Тедвортского барабанщика", что имело место в 1661 г.; когда син-лека или двойник колдуна-барабанщика, очевидно, очень испугался сабли. Пселл в своем труде< < 274> > приводит длинное повествование о своей невестке, приведенной в страшное состояние вселившимся в нее демоном-элементарием. Наконец ее излечил некий чародей, иностранец по имени Анафалангий, который начал угрожать невидимому засольщику ее тела обнаженной саблей, пока, наконец, выгнал его. Пселл дает целый катехизис по демонологии в следующих выражениях, поскольку я их помню:

" Вы хотите знать", — спросил чародей, — " уязвимы ли тела духов для сабли или другого оружия! < < 275> > Да, уязвимы. Удар, нанесенный любым твердым веществом, дает им ощущение боли. И хотя тела их не построены ни из плотной, ни из прочной материи, они все равно чувствуют, ибо у существ, одаренных чувствительностью, не только нервы чувствуют, но также и пребывающий в них дух... тело духа чувствительно в целом так же, как в каждой из его частей. Без помощи какого-либо физического органа дух видит, слышит, и если вы его тронете, ощутит ваше прикосновение. Если вы его разделите надвое, он будет ощущать боль точно так же, как ее ощутил бы живой человек, ибо он все еще есть материя, хотя и настолько тонкая, что в общем она остается невидимой для нашего глаза... Одно, однако, отличает его от живого человека, а именно: если у человека отняли конечность, ее невозможно присоединить. Но разрежьте демона надвое, и вы убедитесь, что они немедленно снова соединятся. Как вода или воздух снова сливаются в одно после прохождения твердого тела< < 276> > чрез них, и точно так же тело демона снова сливается после того, как проникшее в него оружие из раны вынуто. Но, тем не менее, каждый порез причиняет ему боль. Вот почему демоны боятся острия сабли или любого острого оружия. Пусть попробуют те, кто хотят посмотреть, как они убегают"

Один из наиболее образованных ученых своего века Бодин, демонолог, придерживался того же мнения, что, как человеческие, так и космические элементарии " весьма боятся сабель и кинжалов". Таково же было мнение Порфирия, Ямвлиха и Платона. Плутарх об этом упоминает много раз. Практикующие теурги хорошо знали и поступали соответственным образом; многие из них утверждали, что " демоны страдают от любого пореза, сделанного на их телах". Бодин рассказывает нам, по этому поводу, замечательную историю в своем труде " О демонах", стр. 292.

" Я вспоминаю", — рассказывает этот писатель, — " что в 1557 году один злементальный демон из тех, кого называют громовыми, упал вместе с молнией и попал в дом сапожника Пудо, и сразу начал бросать камни по всей комнате. Мы подобрали этих камней так много, что хозяйка дома наполнила ими целый сундук после того, как тщательно закрыла все двери и окна и заперла самый сундук. Но это ничуть не помешало демону доставлять в комнату другие камни, никому, при этом, не причиняя вреда. Латоми, который был тогда четверть-президентом, < < 277> > пришел убедиться, в чем дело. Как только он вошел, дух сразу сбил ему шапку с головы и обратил его в бегство. Так продолжалось более шести дней, пока Жан Могнес, советник президиума, не пришел за мною, чтобы я посмотрел на это непонятное явление. Когда я вошел в этот дом, кто-то советовал хозяину помолиться Богу всем сердцем и ходить по комнате, крутя над головой обнаженной саблей. Он это проделал. На следующий день его хозяйка сказала нам, что с того момента, как он это проделал, они больше не слышали ни малейшего шума в доме; но в течение предыдущих семи дней у них не было ни минуты покоя".

Книги о колдовстве средних веков полны таких повествований. Очень редкий и интересный труд Гланвила под заглавием " Триумф саддукейства" может сравниться с трудом вышеупомянутого Бодина, как один из самых лучших. Но теперь мы должны предоставить место некоторым повествованиям более древних философов, которые в одно время и описывают, и объясняют.

По части чудес в первом ряду стоит Прокл. Его перечень фактов, большинство которых он подкрепляет ссылками на свидетелей, иногда — известных философов — потрясающий. Он зарегистрировал многие случаи своего времени, когда обнаруживалось, что умершие в своих гробницах меняли свое лежачее положение на сидячее или стоячее, что он приписывает тому, что они — лярвы, и о чем, говорит он, было сказано у Аристия, Эпименида и Гермодора в древности. Он приводит пять таких случаев из истории Клеарха, ученика Аристотеля. 1. Клеонима афинянина. 2. Поликрита, прославившемуся среди эллинов. Историк Номахий повествует, что Поликрит умер, и на девятый день после смерти вернулся. " Хайро Ефесский и другие историки", — говорит Тэйлор, его переводчик, — " свидетельствуют истинность этого факта". 3. В Никополисе то же самое произошло с неким Эуринусом. Последний ожил на пятнадцатый день после своих похорон и жил еще некоторое время, ведя примерную жизнь. 4. Руфус, священнослужитель из Фессалоники, возобновил свою жизнь на третий день после смерти для того, чтобы совершить некие священные церемонии по обещанию; выполнив это, он умер вторично и больше уже не оживал. 5. Случай с некоей Филонеей, которая жила при царствовании Филиппа. Она была дочерью Демострата и Харито из Амфиполоса. Будучи против воли выдана замуж за некоего Кротера, она вскоре умерла. Но на шестом месяце после ее смерти ожила, как говорит Прокл, " из-за своей любви к юноше по имени Махатес, который приехал к ее отцу Демострату из Пелла". Она посещала его много ночей подряд, но когда это в конце концов открылось, она, или скорее тот вампир, который ее представлял, умерла от бешенства гнева. До этого она заявила, что она действовала таким образом по воле земных демонов. Ее мертвое тело после этой второй смерти, лежащее в доме ее отца, видели все жители города. При вскрытии подземелья ее гробницы, она оказалась пустой, в чем убедились ее родственники, которые, сомневаясь в подлинности, пришли удостовериться. Это повествование подтверждено " Письмами Гипарха", а также " Письмами Ариедуса к Филиппу". < < 278> >

Говорит Прокл:

" Многие из древних собрали исторические данные о тех, кто казались умершими и затем оживали. Среди таких был и натурфилософ Демокрит. В своих писаниях, касающихся Гадеса, он подтверждает, что (речь шла об отдельном случае] смерть не выразилась в полном уходе жизни из тела, но прекращение жизни было вызвано каким-либо ударом или раною; но связи с душой все еще оставались закрепленными где-то в глубине, и сердце сохранило в глубинах своих искру жизни; и раз эта искра осталась, то она, приспособившись, снова восстановила погасшую было жизнь"

И далее он опять говорит:

" Пусть душа может покинуть тело и снова в него возвращаться, видно по деяниям того лица, которое, по словам Клеарха, пользовалось духо-притягивающцм жезлом над спящим мальчиком, и которое убедило Аристотеля, как сообщает об этом Клеарх в своем " Трактате о сне", что душу можно отделить от тела, и что она входит в тело и пользуется им, как жилищем. Ибо, ударив этого мальчика жезлом, он извлек из него душу и отвел ее на некоторое расстояние, чтобы продемонстрировать перед присутствующими, что тело мальчика в это время становится бездвижным, хотя оно не повреждено; затем он опять, пользуясь жезлом, привел душу обратно в тело мальчика, и тот рассказал подробности. Из этого опыта и Аристотель, и другие зрители убедились в существовании души отдельно от тела".

Можно считать нелепым, абсурдным, такое частое напоминание колдовства при полном сиянии девятнадцатого века. Но сам век уже состарился; он постепенно приближается к роковом у концу и, кажется, впадает в старческое слабоумие; он не только отказывается припомнить, с какой достоверностью и изобилием факты колдовства были установлены, но и отказывается признать то, что совершалось на его глазах по всему миру в течение последних тридцати лет. После промежутка времени в несколько тысяч лет мы можем сомневаться в магических способностях фессалонийских священнослужителей в " колдовстве", упоминаемых Плинием [ 56, XXX, 1]; мы можем с недоверием отнестись к сообщению Свайдаса, которое повествует о полете Медеи по воздуху и таким образом забыть, что магия являлась высочайшей областью знания натурфилософии; но как можем мы отделаться от частых случаев точно таких же путешествий " по воздуху", когда они происходят перед нашими собственными глазами и подтверждаются свидетельскими показаниями сотен лиц, находящихся, по-видимому, в здравом уме? Если бы всеобщность распространения могла бы служить доказательством какому-либо верованию, то мало нашлось бы фактов, которые лучше установлены, нем колдовство.

" Каждый народ, от самого грубого до наиболее утонченного, а мы еще могли бы добавить — во все века, верил в сверхъестественные силы, которые мы подразумеваем под этим термином", — говорит Томас Райт, автор книги " Колдовство и магия", скептический член Национального Института Франции. — " Эта вера была обоснована на не менее широко распространенном веровании, что, кроме собственного видимого существования, мы живем в невидимом мире духовных существ, которые часто направляют наши действия и даже мысли, и которые обладают в какой-то степени властью над элементами и ходом органической жизни".

Далее, удивляясь тому, как эта таинственная наука процветала повсюду, он отмечает несколько знаменитых школ магии в различных частях Европы и объясняет это поседевшее от времени верование; также он указывает на разницу между колдовством и магией в следующих словах:

" Маг отличается от колдуна тем, что, в то время как последний является невежественным инструментом в руках демонов, первый стал их хозяином при могущественном посредничестве науки, которая доступна только немногим, и которой эти существа не в состоянии противиться" [ 97, т. III].

Это определение, установленное и известное науке времен Моисея, автор выдает, как полученное им " из самых достоверных источников".

Если от этого маловера мы обратимся к авторитету адепта той таинственной науки, к анонимному автору " Искусства магии", мы найдем у следующее указание:

" Читатель может задать вопрос, в чем заключается различие между медиумом и магом?.. Медиум есть человек, через астральный дух которого могут проявляться другие духи, извещающие о своем присутствии различными феноменами. Каковы бы ни были эти явления, медиум только пассивное орудие в их руках. Он не может приказать им ни явиться, ни удалиться; не может заставить их совершить какое-либо специальное задание, и не может направлять их действие. Маг же, наоборот, может созывать и распускать духов по своей воле. Он может совершить большие чудеса силою своего собственного духа; он может вызывать и принуждать духовные существа, которые ниже его самого, оказывать ему помощь и совершать преобразования как в одушевленных, так и в неодушевленных телах" [ 278, с. 159, 160].

Этот ученый автор забыл указать на заметное различие в медиумизме; с которым он, должно быть, очень хорошо знаком. Физические феномены являются результатами манипуляций с силами через физическую систему медиума со стороны невидимых разумов какого-то ни было класса. Одним словом, физический медиумизм зависит от своеобразий организации физической системы; духовный медиумизм, который сопровождается проявлениями субъективных, интеллектуальных феноменов, зависит от своеобразия духовной природы медиума. Подобно тому, как горшечник из одной глыбы глины делает сосуд для нечистот, а из другой глыбы — сосуд благородного употребления, так и между физическими медиумами пластический астральный дух одного может быть подготовлен для определенной категории объективных феноменов, и астрал другого человека — для другого рода явлений. Если такой медиумизм образовался, то, очевидно, трудно изменить его фазу точно так же, как трудно применить выкованный для специальной цели стальной стержень для других целей. Как правило, медиумы, развившиеся в направлении какого-либо одного класса явлений, редко переходят в другой, но повторяют одни и те же феномены до бесконечности.

Психография или непосредственное записывание посланий и сообщений духами требует участия обоих форм медиумизма. Само писание есть объективный физический факт, тогда как содержащиеся в нем мысли могут быть самого возвышенного свойства. Последнее всецело зависит от нравственного состояния медиума. Вовсе не требуется, чтобы он был образованным и писал философские трактаты, достойные Аристотеля, или был бы поэтом и писал стихи, которые делали бы честь Байрону или Ламартину; но от него требуется, чтобы его душа была настолько чиста, чтобы могла служить каналом для духов, которые способны на выражение таких возвышенных мыслей.

В " Искусстве магии" одною из наиболее прелестных картин, преподносимых читателю, является описание невинного малыша-медиума, в чьем присутствии в течение трех последних лет было написано четыре тома рукописей на древнем санскритском языке — написано духами без карандашей, перьев и чернил.

" Достаточно", — говорит автор, — " положить чистые листы бумаги на треножник, тщательно затененный от непосредственных лучей солнца, но так, что остается слабая видимость для глаз внимательного наблюдателя. Ребенок садится на землю и кладет свою голову на треножник, обхватив его ножки своими ручками. В такой позе он обычно спит около часа, и за это время листы; лежащие на треножнике, оказываются исписанными изящным почерком на древнем санскритском языке".

Это такой замечательный пример психографического медиумизма, так основательно иллюстрирующий вышеприведенные принципы, что мы не можем удержаться от цитирования нескольких строк из этих санскритских писаний, тем более, что в них заключена часть учения герметической философии, касающаяся предшествующих состояний человека, которые мы до этого объясняли менее удовлетворительно.

" До своего прихода на эту землю человек живет на многих землях. Мириады миров кишат в космосе, на которых душа в зачаточном, рудиментарном состоянии совершает свои паломничества, прежде чем доходит до большой и сияющей планеты, называемой Земля, прекрасная функция которой заключается в том, что она должна дать ему самосознание. Только на этой точке он — человек. Во всех других этапах своего безбрежного, глухого пути он только зачаточное, эмбриональное существо — мимолетная временная форма материи — тварь, в которой часть, но только часть высшей, заключенной в ней души, просвечивает; она — только рудиментарная форма с рудиментарными функциями, все время живущая, умирающая и ведущая смутное духовное существование, такое же рудиментарное, как та материя, из которой оно появляется; она — мотылек, покидающий свою кукольную оболочку, но всегда, в ее беге вперед через новые рождения, новые смерти, новые воплощения, чтобы умирать и снова жить, всегда стремящийся кверху и вперед по головокружительной, страшной, утомительной, скалистой тропе, чтобы просыпаться еще и еще раз материальной формой, чем-то из праха, творением из плоти и крови, но теперь — человеком" [ 278, с. 28].

Однажды в Индии мы были свидетелями испытания по искусству владения психическими силами, своего рода состязании между неким святым госсейном (факир, нищий) и колдуном (так называемый фокусник), что припомнилось нам в этой связи. До этого мы обсуждали соответственные силы питри, — до-Адамовых духов, помощью которых пользовался факир, и невидимых помощников колдуна. Договорились устроить испытание, и пишущая эти строки, была избрана третейским судьею. Мы предавались полуденному отдыху у небольшого озера в Северной Индии. На гладкой поверхности озера плавало множество водяных цветов и большие блестящие листья. Факир, приложив свой лист к груди, скрестил над ним руки и мгновенно погрузился в транс. Затем, перевернув лист поверхностью вниз, он положил его на воду. Колдун же прикинулся, что он в силах управлять " хозяином вод", то есть духом, который обитает в воде; и хвастал, что он заставит водяного духа предотвратить питри от какого-либо проявления на листе факира в своем элементе. Он взял свой лист и швырнул его вводу, предварительно проделав обряд варварского заклинания. Лист произвел сильное волнение, тогда как другой лист оставался совершение бездвижным. По истечение нескольких секунд оба листа были вынуты. На листе факира, к великому негодованию колдуна, мы обнаружили что-то похожее на симметрический рисунок, намеченный мелочно-белыми письменами, точно сок этого растения был употреблен в качестве едкой жидкости для письма. Когда лист подсох, и представилась возможность его тщательно изучить, то нанесенные знаки оказались необычайно изящным санскритскими письменами, в целом, представляли собой изречение высоконравственного содержания. Считаем нужным добавить, что сам факир не умел ни читать, ни писать. На листе же колдуна были обнаружены черты наибезобразнейшего злобного лица. Так что каждый лист носил на себе отпечатки или аллегорическое отражение характера состязующегося указывал на качество духовных существ, которыми он был окружен. Но к глубокому сожалению, мы опять должны оставить Индию с ее голубым небом и таинственным прошлым, религиозными последователями и вещими волшебниками и на волшебном ковре историка перенестись обратно в затхлую атмосферу Французской Академии.

⇐ Предыдущая 34 35 36 37 383940 41 42 43 Следующая ⇒