ПРОЛОГ. 3. Изгнание

ПРОЛОГ

Протокол допроса номер 1472.

Допрашивает: старший следователь по вопросам идеологии 104-го сектора Тувчук А. М.

Допрос применён к...

- Назаров Йе-Шеа. Возраст - двадцать четыре.

- А теперь ещё раз, чтобы я понял.

- Меня зовут Яков.

- Вот так. Ты хоть сам чуешь, в чём тебя обвиняют, Яков?

- Нет. Я ничего дурного не сделал.

- Ты считаешь? Так, давай ещё раз пройдемся по твоему делу. Расскажи мне всё с самого начала.

***

Липкий туман оседает к полу, освобождает стены и угловатый бетонный свод потолка. Морок клубится и едва заметно блестит масляными разводами - правда, этого никто не видит.

В воздухе цвета чернил стоит тишина, похожая на смерть. Кажется, что здесь остановилось само время - в этом блоке и во многих других. Они объяты тишиной, из которой возникли бетонные стены и в которую всё однажды уйдёт. Тишина - голос этого мира, самый естественный из всех его звуков.

Тишина - это удел жертв, спрятавшихся за гермодверями... А уделом охотников всегда был победный рёв, и неважно, рвётся ли он из живой глотки или из огнемётного сопла - вместе с чешуйками пепла и каплями кипящей смеси.

Из тумана вырывается силуэт человека - тьма во тьме. Он кажется големом, спаянным богами из металлических пластин и каучука; он огромен, а глазницы его остро блестят во мраке. В руках у него труба огнемёта, из конца которой под давлением вырываются невидимые пары. Не останавливаясь, он проходит мимо одинаковых запертых дверей; за ним из мглы появляются всё новые и новые бойцы. Пара, отделение, взвод - закованные в химзу ликвидаторы не оставляют туману ни единого шанса зацепиться и рвут его в клочья своими огромными телами. Металл подошв гремит по разбитому полу.

Лучи ламп скользят по стенам и поднятой пыли, выхватывают трубы и надписи на бетоне - " Жилой блок номер... ", " ЩН-12", " Лабораторный комплекс - направо 200 м. "... Буквы цвета кровяного концентрата выведены строго по трафарету.

- Товарищ лейтенант, здесь чисто, - рычит в маску первый ликвидатор.

Отвечает ему хриплый приёмник шлема:

- В этом никто не сомневался. Надеюсь, Яков, что и сегодня ты нас не подведёшь.

Первый ликвидатор замирает на полпути:

- Подождите, как Вы меня сейчас назвали?..

Сирена спускается сверху неожиданно, как всегда. Она похожа на зуд вдоль спины, но воплощённый в звуке. Сирена похожа на агонию. Сирена похожа на...

1. Сын

- Как давно ты стал ликвидатором?

- Три гигацикла назад. Какое-то время нас перед этим тренировали, потом я впервые вышел в составе группы. Мы зачищали четыреста сорок вто...

- Там ты и родился?

- Нет. Родители пришли вместе со мной из другого блока, не знаю номера. Не помню.

- Что с твоими родителями?

- Кажется, они там же сейчас и живут. Правда, давно не проходило от них писем. Я даже не знаю, всё ли в порядке.

- Ты хорошо их помнишь?

***

Поиски увенчались успехом. Блудный сын найден.

- Яша, зачем ты туда пошёл!? Совсем один, да ещё и под самую сирену! Мы с отцом чуть с ума не сошли. И где мы должны были тебя искать? И что могло с тобой случиться? Ты хоть понимаешь это, Яша?

Весь четыреста сорок второй блок собрался, чтобы послушать как ему прилетает от матери. Люди стоят и смотрят подслеповато, как она всё сильнее распаляется и кричит. Кто-то бросил свои дела, чтобы потаращиться: поставил жестяные вёдра на пол, опустил мешок конц-брикетов к стене... А много тут и простых зевак. В середине бытовой площадки стоит мальчишка-дошкольник, а вокруг - десятки взрослых людей, которые ничем не могут ему помочь.

Внезапно силы матери иссякают и приходит катарсис: она тянет тщедушного Якова за плечи и прижимает к своей груди. Яков робко обнимает её с боков - ручонки до маминой спины не дотягиваются ещё - и оба молча плачут. Он не знает, что сейчас нужно сказать. Что он больше не будет уходить из ячейки без просу?

Будет, конечно. Есть вещи, которые даже маме не объяснишь.

Над ними нависает тень.

- Идём, Маша. Идём домой, - это пришёл папа. Яков знает, что он не будет ругаться тут, при всех, но дома каждый получит своё. Кесарь - кесарево, Яша - яшино.

Он уже не боится отца. А вот за мать ему обиднее... но ведь иначе нельзя. Яков пришёл к лаборанту Фёдорову сию смену, придет и завтра снова, и потом опять. Всё потому, их с Фёдоровым з о в у т. Отказать никак нельзя.

Яков думает об этом по дороге через путепровод, крепко держа мать за руку. Он не знает, что завтра к Фёдорову нагрянет проверка, что под полосатым матрасом у него найдут ту самую книгу, что люди в форме уведут его по подозрению в культизме... Что его никогда уже не приведут обратно.

А потом эти же люди станут стучаться к другим, смена за сменой выносить гермодвери и обыскивать ячейки, уводить с собой жильцов, опять и опять - об этом Яков тоже ещё не знает.

2. Брат

- Я читал, в твоём блоке накрыли секту с целой кучей культистов. Ты помнишь такое, Яков?

- Помню. Я был тогда ребёнком.

- Твои... способности как-то связаны с этим?

- С арестом? Или с религией?

- Не придуривайся. Ты меня отлично понял, парень.

- Я не знаю, с чем они связаны. Я даже не знаю, что это такое и как ими управлять.

- Ладно, расскажи о своих приключениях.

- Простите?

- Как ты оказался в отряде, и что было потом. Я хочу знать детали - напрямую от тебя.

***

- Вань, нам через полсмены на развод, к шести часам. Ты вообще в своем уме? - Яков хмурится, пытаясь понять весь замысел друга. Он так же медлителен и осторожен, как и все свои двадцать два года. Иван - лучший из его друзей, почти брат; но он чего-то явно недоговаривает.

- Ничего не будет, мы смотаемся за сорок минут и вернёмся назад. Никто даже не заметит. Цепляй химзу, погнали.

- Вань, если нас заметят между блоками, то выпрут нафиг. Мы даже билет ещё не получили, а уже...

- Ты долго будешь ломаться, я не пойму? Или ты мне не веришь? Было бы там что-то обычное, стал бы я тебя звать. Ну что, ты со мной или как? - Ваня перебирает пальцами холостяцкий пушок на подбородке и ждет ответа. Он теперь не отстанет ни при каком раскладе.

Яков мнётся с минуту, поглядывая на часовых у каптерки. Иван наклоняется к нему и продолжает тихо:

- Самосбор был всего две смены назад. Чего ты, блин боишься?

- Мы идём. Только быстро и аккуратно. Я обещал отцу, что с первого раза сдам нормативы и поступлю. Если из-за этого всё накроется, то я тебя найду и... и...

- И что? - Иван ликует, потому что знает про друга всё.

Обидит ли Яков муху? Нет, скорее муха бросит Якова через бедро, ударит в челюсть и заставить отжиматься на костяшках. Иван представляет себе это и смеётся, обнажив мелкие зубы.

Огромная муха рычит, а смирный Яков отжимается: раз-два, раз-два.

Они с серьёзным видом берут из каптёрки номерные комплекты: противогазы, сапоги и комбинезоны из резины. Долго объясняют прапору, что просто почистят и вернут всё к утру. Солгать нельзя, поэтому чистить все равно придётся, даже если придётся жертвовать сном.

" Раз-два. Отжимайся, Яков, чего на меня пялишься. Мух, что ли, никогда не видел? "

Натянув хрустящие резиной костюмы, друзья покидают подблок казарм через технический тоннель - и выходят во тьму. Фонарь у Ивана есть, но...

- Включать его сейчас нельзя. Ты совсем что ли, братан?

Они идут на ощупь вдоль стены. Иван ведёт, потому что он уже бывал там. Где это он бывал? Что он там такое видел?

- Сейчас спустимся и сам всё увидишь. Не гони вперёд Самосбора.

Комбинезоны у них широкие, а тоннель - нет; иногда складки резины шуршат по стене, которую не видно, а сапоги бьются об углы. Шум эхом остаётся в тоннелях, и неизвестно, кто его ещё слышит. Хорошо это или плохо, людей вокруг нет.

Лабиринт - неприятное и неизученное место между блоками 442 и 443; оно похоже на аномалию или на огромную " причуду" Гигахруща, ведь нормальные бетонные тоннели нигде не ведут себя так, как здесь. Люди рассказывают, что коридор или проход в Лабиринте может запросто повернуть под углом градусов в двести - и при этом не пересечь сам себя. Люди рассказывают, что полноценный тоннель с рельсами и шпалами может вдруг повернуть вертикально вниз или вверх - как хочешь, так и верь. Много чего рассказывают эти люди, но мало кто видел это вживую. Обычно рассказчик прибавляет в конце имена тех, кто сгинул в этих тоннелях навеки; имена эти не всегда выдуманные.

- Кажется, нам сюда, - шипит темнота голосом Ивана.

- Тут что, люк?

- Да, лестница ведёт вниз. Не дрейфь ты, нормально. Метров пятнадцать ползти.

Яков стряхивает оцепенение и ведёт большими глазами по сторонам. В противогазе да в темноте этого никто не видит.

" Пятнадцать метров по лестнице во тьму; нормально. Нормально? "

- Фонарь включишь?

- Неа. Братан, он нам скоро уже будет не нужен. Давай лезь, всё сам увидишь.

Яков медленно опускает руки на бетон. Неизвестно, холодный он или горячий, шершавый или обтёсанный - перчатки химзащиты глухи к ощущениям.

Пальцы нащупывают прямой срез в полу - это металлический оклад люка. За ним уже пустота, где нужно вслепую отыскать ступени и ухватиться за них. Это как пройти пешком по поверхности воды в бассейне отстойника, только тут ещё опаснее.

Свесившись вниз, Яков нащупывает скобу и уже ногами ищет следующие. Наконец, он спускается вниз, надеясь на честное слово Ивана и на то, что ступени не закончатся внезапно. " Тынк-тынк-тынк, " - стучат по скобам подошвы.

- Ну как, идёшь? - эхо откуда-то снизу.

- Я иду. Подожди меня.

Лезть сначала боязно, потом становится скучно, а дальше... А дальше вдруг твёрдое дно. Устать Яков не успевает, лишь удивляется.

- Ну и как тебе такое?

- Вань, это очень странно. Я не понимаю, что там.

- А ты подойди поближе.

- Давно оно здесь?

- Нет. Это всё последняя перестройка. Сам случайно наткнулся - сразу после прошлого Самосбора.

- И что мы будем делать? Расскажем старшине? - Яков напряжённо вглядывается в молочную мглу, будто подсвеченную изнутри. Глазам больно, поэтому он пока что видит только большое бледное пятно на весь тоннель.

- Ни в коем случае. Если мы расскажем, нас четвертуют, брат. А сами они полезут в свою погибель... Нет, мы пока никому не скажем. Пусть будет секрет. Красиво, правда?..

Яков многие циклы продолжал помнить о том, что они увидели в Лабиринте. Он не забывал об этом даже тогда, когда Иван погиб в Самосборе - сразу после учебки (на всём уровне в тот раз не включилась сирена, и как раз Яков с бригадой отправился её чинить).

О ваниной находке он продолжал помнить и потом, когда уже стал знаменитостью и постоянно ездил с командировками в разные блоки Гигахруща. О друге и о той его " причуде" Яков помнил всегда.

" Не время для скорби, пацан. Отжимайся, несмотря ни на что, ты понял? Раз-два. "

3. Изгнание

- Я просматривал архивы и видел, что твой друг погиб в Одиннадцатый Тихий вместе с целым этажом - это правда?

- Да. Кто-то испортил сирену и сделал это специально.

- Как ты это выяснил?

- Мы прибыли на ликвидацию и всё сразу стало понятно. Цепи были разорваны, исчезли десятки метров провода. Нам пришлось потом почти всё отладить по новой.

- Яков, скажи, ты хотел бы отомстить им?

- Зачем? И кому?

- Знал бы я ответы, сделал бы всё сам. Ну да ладно. Продолжаем - сразу после того монтажа ты стал героем, не так ли?

- Не героем... Как сказать... Нет, это случилось не после, а прямо во время монтажа.

- Расскажи мне, Яков. Пожалуйста, расскажи мне всё, как там было.

***

Сиреневый туман тянется из вентиляции по потолку, он остро пахнет разложением и экскрементами. Первым их - запах и цвет - замечает матёрый ликвидатор по фамилии Суханов. Его древний противогаз задирается кверху и мычит:

- Что ж это делается-то братцы? Что же это за хрень такая?

Другие оборачиваются - и замирают чёрными статуями в комбинезонах. Немая сцена: восемь огромных мужиков в громоздкой защите с мотками проводов и инструментами в руках таращатся на потолок. Лишь перламутровая плёнка мерцает в стёклах глазниц. Кто-то приходит в себя раньше других:

- ЛЮДИ... АТАС! ВСЕМ В УКРЫТИЕ, БЫСТРО! - и без приказа срывается с места, бежит к жилым блокам. Если ОНО идёт с этой стороны, то ещё можно успеть задраить гермы и дать шанс гражданским...

Яков тоже успевает скинуть оцепенение и выйти из транса. После смерти Ивана он всё ещё чувствует, как слиплось в нём вместе невозможное, вероятное и обыденное, образовав удивительный сплав спокойствия и космического равнодушия. Слиток из этого сплава стал новым сердцем и отравил всё тело новой кровью. Весь мир вдруг стал другим... да и плевать.

Но зато теперь Яков слышит, как они снова з о в у т его. Тело повинуется им само, и он, медленно распрямившись, шагает навстречу Самосбору.

Яков слышит, как товарищи кричат ему вслед - проклятия или молитвы? Все слова лишены смысла, ведь главное это сохранение: именно этому Голоса Без Слов учат Якова.

Не дать распаду идти по этому блоку.

Сохранить всё, что возможно.

Остановить заражение.

Яков чувствует себя символом в какой-то абсолютной формуле. Нет, заглавной буквицей в огромном тексте - но кто читает его? И кто написал?

Повинуясь внезапному порыву, Яков вскидывает руку и произносит:

- Исчезни. Здесь тебе не место.

Совсем человеческий и абсолютно ненужный жест, но иначе Яков не может выразить свои ощущения. После этих слов он чувствует, как замерзает воздух впереди и как движение распада останавливается. До этого - раз, и включился с щелчком фиолетовый фонарь энтропии, освещая мух и зловонные миазмы. Два - и всё схлопнулось, исчезло в первородной тьме.

Яков ещё чувствует запах фекалий, вьющийся под потолком, но его эмиттер уже исчез. Дело сделано. Реальность начинает возвращаться.

- Он... он прогнал Самосбор, мужики. Вы это видели?..

- Послал его, как чушку...

- Не может быть. Этого просто не может быть...

Яков медленно разворачивается к ним и стягивает с лица пропотевшую блестящую резину.

- Слушайте, давайте поторопимся с этими проводами. Нужно проветрить тут да людей успокоить, - устало тянет он и стучит зубами от озноба.

Возвышение простого двадцатилетнего парня по имени Йе-Шеа стало лишь вопросом времени. Сначала партийные кадры и офицеры отказывались верить в то, что случилось в Двенадцатый Тихий. Это событие быстро стало известно под названием Изгнания, хотя Яков и не считал это слово верным. Кто его слушал? Важнее оказались его действия и их интерпретации очевидцами - другими ликвидаторами. И неважно, что каждый понял происходившее по-своему. Говорили об Изгнании только шёпотом, но слухи по блоку расходятся быстро.

Яков тогда пытался избежать внимания, но по-настоящему смог этого добиться только в одиночной камере изолятора, когда был арестован за организацию волнений в пределах жилого блока. Уже потом он осознал, что отделался легко - если бы правда о контакте с субстанцией Самосбора дошла до органов, то всей команде Якова голов бы не сносить. А так никто даже не пострадал.

В изоляторе Яков провёл почти полный семисменок. Он уже успел смириться с любым вариантом своей участи, когда за ним снова пришли - и в шею выгнали из блока. Началась круговерть с этапированием: бесконечные форменные фуражки, погоны, речь конвойных, состоящая из шифровок и ругательств, а ещё гулкий перестук колёс по рельсам и пряный запах плесени в тоннелях между блоками. Когда переезд закончился, Яков остался на платформе, где его уже ждал местный зампред - с охраной, разумеется.

Там Яков и узнал, что 442-й блок сфабриковал его бегство, пытаясь убить двух зайцев сразу: избавиться от неугодного элемента и ничем не замарать свои руки. На их счастье вдруг возникло руководство 456-го блока, предложившее взять арестанта на себя. Зачем им это было нужно?

- У нас есть для тебя боевая задача, сынок. Мы хотим поручить тебе одно важное дело и заодно проверить слухи о тебе - правда ли это.

- О чём речь? - Яков ещё слепнет от света на платформе. Запястья зудят от наручников - даже лицо рукой не прикрыть.

- Меня зовут Игорь Никитич, и теперь ты будешь общаться напрямую со мной. И ты будешь выполнять мои приказы.

- Почему?

Кто-то дёргает его за руки, ковыряясь в замке ключом.

- Потому что у тебя нет иного выбора, сынок.

Наручники с хрустом расходятся, ладони сразу начинают пухнуть.

- Итак, ты всё понял?

Мгновение тишины, затем отрешённый кивок:

- Да. Я жду приказа.

4. Дом

- Игорь Никитич Лазарев, вот мы до него и дошли. Очень хитрый человек, не так ли?

- Да, я это заметил. Мы называли его ИгНик.

- В ту смену он решил, что сможет использовать тебя?

- Да. Я думал, что он пытается помочь жителям блока, но это оказалось не совсем так.

- Чем он пытался им помочь?

- Спасти от Самосбора, конечно же. Рано или поздно он настиг бы их, а все гермодвери находились в состоянии блокировки; они были недавно модернизированы, но с какой-то производственной ошибкой, и в один момент перестали закрываться по команде. Рабочие начали менять приводы, все ресурсы блока пошли на эту операцию, но ведь мгновенно такое не провернёшь. Жителей успокаивали тем, что это всего лишь плановый осмотр механизмов, который скоро закончится. На самом же деле все гражданские - почти две тысячи человек - стояли на краю пропасти, и это понимал каждый взрослый.

- За такое Партия никого не прощает. Выходит, ты спас всех от Самосбора, а персонально Лазарева - от справедливого наказания?

- Причём дважды. За полный цикл работ сирена включалась два раза, и оба раза всё обошлось.

- Но снова арестовывать тебя не стали...

***

Конечно, его теперь никто не посмеет арестовать, ведь местное партийное отделение уже официально признало его героем. Тихо, скромно и без шумихи Якову дали орден и предоставили отдельную комнату - живи, мол, рядом с нами. Теперь он обитает в ячейке рядом с этими людьми и не знает, стоит ли ему куда-то уходить. Когда-то давно Якову казалось, что у него есть особый путь, которому нужно следовать всю жизнь. О том же ему говорили и Голоса Без Слов, но теперь их опять не слышно.

Яков сидит на раскладушке, прислонившись к стене и размышляя. Он не сразу слышит стук в свою дверь - настойчивые удары по металлу. Когда стук достигает слуха, Яков вскакивает с постели и отпирает замок. Полотно двери шипит и покорно отходит в сторону по смазанным рельсам. Воздух пахнет маслом и нагретым металлом.

ИгНик безо всяких прелюдий заходит внутрь, бросив охране приказ остаться снаружи. Руки, как молнии взлетают к козырькам, дверь идёт обратным ходом и запирается. ИгНик со скрипом плюхается на кровать и пристально смотрит на Якова.

- Как твоё настоящее имя, сынок?

- Йе-Шеа, товарищ заместитель...

- Больше не заместитель. Мой шеф вчера был арестован за эти проклятые двери, теперь все его заботы легли на меня. Вместе с ним сняли с должностей почти всё партийное отделение блока. Знаешь, а ведь и я мог попасть под раздачу. Угадай, кому я обязан спасением? Тебе, Йе-Шеа. Ты нам всем очень помог - и избавил нас от внутреннего врага.

- Я не знаю, кто был врагом.

- Тебе и не нужно. Ты уже сделал самое главное, теперь моя очередь исправлять их ошибки.

Даже без подсказки голосов Яков чувствует, как захлопывается вокруг него капкан. В чём именно подвох, пока непонятно.

- Я нужен Вам, не так ли?

- Нужен, сынок, и не только мне. В эту смену я общался с очень влиятельными людьми - звонил в самое сердце Гигахруща, разговаривал о тебе с Партией.

- И... что?

- Ты нужен не только здесь, Яков. Многие рады будут принять твою помощь. Честно говоря, мне нелегко тебя отпускать отсюда, но ничего поделать нельзя: мы не избранные и заслужили чуда не больше других. Отныне тебя станут вызывать те, кто нуждается в тебе больше. Несмотря на это, ты всегда можешь считать мой блок своим домом.

- Домом?

- Да. А прямо сейчас тебя уже ждут в блоке номер...

Яков внутри себя расправляется, как возвратная пружина.

- Сначала я хочу посетить свой дом, товарищ председатель. Я поеду в 442-й блок, к родителям.

ИгНик сдерживает эмоции, но что-то в его лице тектонически меняется:

- Но ведь оттуда тебя изгнали, Йе-Шеа. Мне будет очень трудно договориться о возвращении. Это на самой грани возможного.

- Но это моё условие. Я готов ездить по всему Гигахрущу, чтобы не подвести Партию, а взамен прошу лишь этого. Вам придётся помочь мне, товарищ председатель, - теперь Яков смотрит не мигая.

ИгНик застывает под его взглядом. Шестерни в его лысой голове прокручиваются со скрипом, который почти слышно. Наконец, он кивает сам себе:

- Да будет так, Йе-Шеа.

Так, Яков смог увидеться с родителями и походя ввергнуть весь блок в новый бунт. Второе его почти не интересовало, а вот первое придало сил и уверенности. Они сперва даже поверить не могли, что вернулся он живым и без наручников.

- Ну что же ты, Маш. Радоваться надо, угощать, а ты гостя даже внутрь не пускаешь.

Мать кивает, не спуская глаз с сына, потом робко тянет его за рукав. В её коротких волосах блестит проседь, в глазах стоят слёзы.

Накрывают стол. Отец засовывает руку в пыльные антресоли по самое плечо, достаёт оттуда свёрток - с блок спичек размером.

- Неужели это...

Одним движением нож срывает бечёвку со свёртка. Бумага распахивается в стороны и обнажает блестящий красный брикет, покрытый инеем и каплями талой воды. Отец слегка кривит уголки рта - улыбается.

- Откуда?

- От старых времён запасы, Яша. Режь себе ломоть, не думай ни о чём. Мы рады тебя здесь видеть, сын...

…Через площадку идти к железной дороге на станцию - сквозь очереди жильцов, мимо каскадов гермодверей, через заросли газопровода и бетонных колонн. Яков видит, как в его сторону тычут пальцами и слышит за спиной волны людского шёпота. Ему не интересно, что Партия сделает с теми, кто его изгнал. Ему неинтересно, что сейчас думают все эти люди кругом. Главное, что сирена в блоке работает громко, а дверь у родителей закрывается герметично; Яков проверил всё лично. После этого можно плотнее запахнуть новую кожанку (с огромной белой буквой " Я" на спине) и уехать со спокойной душой.

5. Путь

- Как я понимаю, началось твоё путешествие по Гигахрущёвке?

- Всё верно. Я посещал разные места в разных его частях, но везде видел одно и то же.

- То есть?

- Люди и их проблемы повсюду одинаковы, товарищ следователь. Они живут в пределах своего блока и даже в теории не готовы выйти за его рамки. Везде ими руководят одинаковые партийные отделы, однообразно некомпетентные председатели пытаются на них нажиться, а однотипно вооружённые бригады ликвидаторов защищают партийный порядок. Да, я теперь знаю, что ликвидаторы не только с выродками Самосбора воюют.

- Тебе приходилось работать с ликвидаторами в команде, не так ли?

- Ага. В детстве я хотел стать одним из них, да не срослось. Судьба такая, видимо. Обычно меня привозили в целевой блок, там мы с группой уже общались предметно, выясняли проблемы.

- Например? С чем ты обычно сталкивался?

- Обычно - с Самосбором и человеческой тупостью. Я даже не знаю, что страшнее...

Были и нестандартные истории, да.

В 488-м блоке я попал на протесты операторов-герметиков, из-за этого никто не мог изолироваться и жить за дверью. Пока они выясняли отношения с Партией, я прикрывал гражданских от Самосбора.

В 460-м блоке выродки и мутанты организовали улей на нижних этажах, пришлось их тоже " изгонять". Мы работали восемь смен без отдыха: с боем пробирались к сердцу улья, в заброшенный реактор. Каких только гадов там не было...

В 434-м блоке Самосбор наступал " пунктиром": каждые семь часов включалась сирена, потом туман уходил, а через семь часов всё повторялось вновь. У них там погибло сорок процентов населения, фабрики и фермы остановились. Весь блок был залеплен слизью - я работал по колено в этом холодце. За четыре смены люди успели перестроить почти все коммуникации и научиться жить по-новому, работая прямо из дома.

А вот в 411-й мы опоздали. Когда я приехал и встретил группу, там уже некого было спасать.

***

Яков вскидывает руку, глядя в сиреневое марево коридора. По сторонам чернеют распахнутые гермодвери, из ячеек несёт разложением и смертью. Отряд успел проверить две из них и потерять одного бойца (какая-то тварь на кухне смяла его в мясной комок и вытянула за собой в разодранную вытяжку; хруст стоял невероятный). В другие комнаты было решено не лезть.

Слабо надеясь на ответ, Яков иногда зовёт выживших. Разумеется, никто ему не отвечает.

- Надо уходить отсюда. Отступать обратно к дрезине, - просит его старший ликвидатор.

- Если мы это сделаем, то откроем шлюз на станции, и все эти гады рванут за нами в тоннель, разорят окрестные блоки. Этого нельзя делать, - Яков говорит твёрдо, как настоящий офицер. Ему всегда хотелось выглядеть таким - суровым и сильным, строгим и умным. Однако он сдерживает отряд от отступления не ради позёрства; Голоса Без Слов предупреждают, что впереди ждёт беда, которую нельзя выпускать наружу.

- Ты уверен? Что здесь произошло?

- Оно происходит прямо сейчас. Самосбор не закрыт, он прячется где-то под нами - и плодит монстров.

- Ты можешь его закрыть?

- Могу. Но есть что-то ещё, что он к нам не пускает. Рядом другая опасность.

- Опасность хуже Самосбора? Ты серьёзно сейчас? - старший таращит окуляры.

- Не хуже, просто она другая. Я хочу определить, кто это.

- Слушай, мужик, выключай его сейчас, это всё уже не шутки. Если он нас накроет, ты сам будешь давать отчёт начальству и нашим родным, понял?

Яков кивает. Да, это он упустил из виду.

- Тогда приготовьте оружие. Я не знаю, кто там впереди, - и снимает с плеча свой автомат. Много циклов тот висел балластом, а теперь вот пригодится. Теперь Яков хоть на время станет настоящим ликвидатором.

Сердце бьётся сильнее. Прислушавшись к Голосам, Яков исходит мурашками, ведь Самосбор сейчас бьётся ровно под ними. Ушами этого не различить, глазами не увидеть, но Яков чувствует хаос сквозь метровый железобетон. Он садится на колено, прикладывает ладонь к полу и замирает на несколько секунд. Так же беззвучно встаёт, отряхивается.

- И это всё? - неуверенно спрашивает старший.

Яков кивает. Он трясётся, как от лихорадки, но уже держится за автомат; у Изгнания всегда есть побочные эффекты: упадок сил, неврозы или истерики. Сколько оно продлится в этот раз, неизвестно - а стрелять придется всё равно. Яков ловит взгляд стершего:

- Ты ждал каких-то заклинаний? Ритуалов?

- Не знаю. Я просто пытаюсь верить тебе на слово.

Отряд движется вперёд по путепроводу, обходя останки людей и целые холмы из слизи. Распахнутая дверь торчит на пару метров в коридор, Яков подходит и касается её пальцами.

Что-то не так.

- Все жители были убиты намеренно, - тянет он.

- С чего ты взял?

- Двери открыты настежь. Сирена не сработала... Её кто-то сломал... А сейчас убийцы добились своего - и даже Самосбор теперь ушёл. И вот они идут сюда.

Старший вдруг понимает:

- Мародёры! Всем в укрытие! Занять позиции!

Поздно. Одновременно с приказом из темноты прилетают пули. Из стен вышибает крошки, бойцы падают ничком - кто ждёт момента перебежать за угол, а кто уже и не встанет никогда.

Яков со старшим оказались привязаны к толстой двери, которую пули пробить не смогут.

- Вот они мрази... кто портит провода в сигналках по всему сектору...

Яков кивает - да, эту задачку решили. Теперь осталось просто выжить.

- Что мы можем сделать? Как нам воевать с ними?

Старший только мотает головой, пытаясь выглянуть. В какой-то момент он просто упирает руку с автоматом в полотно, натягивает ремень и высовывает оружие из укрытия, с рёвом сжимает крючок. От выстрелов его начинает трясти, слов почти не разобрать:

- Жрите!.. Вот вам!.. Рванина!.. Уроды...

Потом его магазин пустеет, вспышки пламени гаснут, но убрать руку старший не успевает - точный выстрел выбивает из неё кровавую кашу и раскручивает человека, как вентилятор. Старший падает, захлёбываясь ругательствами. Яков перешагивает через него, механически подходит к краю двери - а дальше что? Как быть-то?

В коридоре тишина. Где-то в темноте сыплется расстрелянный бетон и мычат раненые.

- Вы кто такие? - срывается Яков.

- Тебя это не должно касаться. Уйди с нашей дороги или раздели её с нами, Изгоняющий.

Яков морщится и подтягивается рукой к краю. Автомат он схватил за рукоять, палец лежит на холодной скобе.

- Мы знаем много. Тебе придется нас убить, чтобы мы не победили. Иначе... Иначе ты станешь тем, кем тебе предначертано. Есть только один способ...

С первобытным рёвом Яков выпрыгивает из-за полотна и несётся к следующей двери. Автомат в его руках дёргается и греется, воздух вокруг вскипает. Вспышки освещают ему дорогу, а пули летят к врагам, за баррикады из ящиков и камней.

Наконец, укрытие. Яков дрожащими руками вырывает магазин и со второй попытки втыкает в гнездо новый рожок. Ещё максимум одна перебежка - и всё, война окончена.

Он прислоняется спиной к двери и сползает вниз. Что-то невыносимо зудит под правым ребром. Яков шарит рукой под свитером - рубец? Шрам?

Задело по касательной. Кровь пульсирует на коже, но умереть от такого нельзя. А вот что с остальными?..

Коридор вспыхивает светом со всех сторон. Глаза прожигает сквозь веки, от мира остаётся лишь едкое красное пятно. Судя по воплям, мародёры тоже попали врасплох; сейчас бы неплохо выйти и добить гадов, но только кто будет этим заниматься?

Снова гремят выстрелы, уже издалека. Приближаются шаги, топот смешивается с ударами и криками боли.

- Всем лежать, ублюдки! Кончился ваш путь. Все у меня под суд пойдёте.

Яков ещё слеп, но чувствует, что снаружи всё сильно изменилось. Он понимает, что выбора больше не осталось:

- Эй, народ! Я свой, не стреляйте!

- Живой кто? Выходи, руки за голову. Лицом ко мне.

Яков шагает вслепую, рыча от боли. Он снова слышит шаги и щёлканье затворов.

- Народ, у нас там раненые, - кивок назад, - их хоть перевяжите сначала.

- Сделаем. А сам стой, где стоишь, - Яков снова чувствует забытый холод наручников под рукавами. Несмотря на это, он с удовлетворением слышит, как вдалеке за его спиной кто-то идёт к ликвидаторам и расстёгивает молнию на аптечке...

6. Исход

- И вот ты, наконец, с нами, так? Привезли тебя две смены назад, уже сразу в камеру.

- Верно. Меня тоже перевязали, но рана всё равно болит. Я даже не вижу, что там.

- Уверяю тебя, всё там нормально. Твоих товарищей уже отпустили домой, в 411-й. В бою вы потеряли только одного ликвидатора, остальным повезло. Да и операция была проведена чисто.

- Хоть и не нами?

- Да. Хоть и не вами. Ты здорово отвлёк всю эту вредительскую сволочь, затем наша спецгруппа подобралась с тыла и всех задержала. Гадов будут допрашивать, но мы ведь с тобой и так всё понимаем.

- Выходит, это они портили в секторе системы охраны? Выходит, это они подставляли целые блоки под Самосбор? Выходит, пытались нажиться таким образом и выйти сухими из воды?

- Да, Яков, да и да. Мы давно уже напали на след этой группировки, да не вживую никак не могли встретиться. Блок 411 - это целиком наша операция... не считая Самосбора, конечно. Мы не хотели, чтобы такое произошло, но и не воспользоваться рецидивом не могли - подготовились, вызвали тебя, выгадали время. Окружили их. Теперь вся верхушка банды у нас в руках, они уже сдают свои укрытия и подельников. Допросы довершат начатое и скоро наш сектор будет отмщён, Яков. Ты сильно в этом помог.

- Что со мной будет?

- Мы ждём решения Партии. Она уже в курсе ситуации и скоро отдаст свои приказы...

***

Следователь выключает массивное записывающее устройство, лениво перекатывает во рту тлеющую сигарету.

- Вы двое, выйдите наружу. Мне нужно допросить его как следует.

- Есть! - конвойные выскакивают наружу, гермодверь за ними гладко встаёт в пазы и защёлкивается.

Следователь молчит не меньше минуты, и молчит он тяжело. Кажется, что он морально готовится к делу, которое очень не хочет начинать. Или заканчивать?

Яков видит всё это едва ли: зрение ещё не вернулось полностью, и мир кажется большим кровавым пятном, где движутся силуэты и мигают огни. Голоса Без Слов иногда дают ему подсказку, но жить в таком состоянии всё равно нелегко.

- Яков, скажи, ты веришь в справедливость?

- Не знаю. Всю жизнь я видел лишь поступки и их следствие, и это вполне исчерпывает описание мира. Справедливость есть, но она нас почти не касается. Обходит стороной или живёт на самых верхних уровнях Гигахруща.

- Да ладно тебе, - следователь усмехается, - не всё так плохо. Не везде. Яков, слушай, я хотел бы рассказать тебе сейчас всю правду.

- Поэтому Вы и прогнали конвойных?

- Именно. У нас существуют процедуры допроса, которые никому не нравятся и которые уж точно не стоит записывать на плёнку - зато они эффективны. Я ими тоже владею, к слову, и скоро применю к буграм тех мародёров. Они расколются и всё мне расскажут.

- Но со мной Вы так не будете поступать?

- Нет, Яков. Ты ничем не заслужил этого зла, но имеешь право знать правду. Итак, операция была нашим проектом, тут всё уже понятно. Ты оказался там именно потому, что мог отключить Самосбор и открыть доступ группе захвата. Вместе с тем, Партия... рассчитывала захватить и тебя тоже. Всё это произошло в тайне, официально ты сейчас безвестно пропал... или умер - если кто станет искать концы и узнает о перестрелке. Партия всё продумала в мелочах и поручила мне тобой заняться. Знаешь почему?

Яков молчит и дважды бессильно мотает головой.

- Ты им мешаешь. С самого начала мешал - ещё с 422-го, но там они самодеятельность руководства всё испортила. Дальше тебя завербовал 456-й блок в лице нашего дорогого Игоря Никитича Лазарева. Ты не просто спас жителей блока, ты не просто уберёг его самого от ареста и расследования - ты стал его счастливым билетом, Яков. С твоей помощью этот человек убрал всех своих конкурентов, пришёл к власти и начал пользоваться ей. Да, он содержал свой блок в порядке и безопасности, но какой ценой? Ты правда думал, что твои вылазки были бескорыстной помощью другим блокам? О, нет. Ты был агентом Лазарева, давал ему огромный ресурс и возможность брать гонорар за твои подвиги. Не знал, правда?

- Не знал.

- Мимо тебя шли огромные богатства. Пока ты бился с Самосбором по колено в слизи, в 456-й блок шли эшелоны с концентратом, с оружием и техникой, с одеждой и припасами. Они росли за счёт тебя, а ты и не знал. Как ты понимаешь, Лазарева мы тоже выслеживали давно - и тут снова ты помог ему оступиться и упасть. Кара настигнет его через две-три смены. А теперь ты, Яков. С помощью тебя Партия сумела уничтожить бандитов, вывести на чистую воду коррупцию в нескольких блоках и даже спасти многих простых людей от верной гибели. Как тебя следует называть?

- Я не знаю. Вы можете чуть приглушить свет?

Следователь удивлённо замирает от такой просьбы, но кивает и отворачивает лампу в сторону:

- Твоё зрение должно вернуться, так говорят врачи. Тебе нужно время, которого почти нет.

- Что Вы имеете в виду?

- Партия хочет завершить блестящий проект под названием " Подвиги Якова Назарова" - и убрать тебя из игры. Есть только один способ это сделать, и ты знаешь, какой.

- Меня казнят? За что?

- Просто за то, что в лице народа ты оказался сильнее их. Понимаешь суть? Партия далеко и высоко - а ты рядом с людьми. Партия - это просто слово, а ты - реальный человек. Партия списывает людей, попавших в беду - а ты их спасаешь. Твоё влияние стало непростительно мощным. Нам было приказано извлечь из тебя всю пользу и ликвидировать самого... да и узнал ты слишком много. А Партия должна остаться гарантом безопасности и порядка, ведь иначе вся иерархия рухнет, наступит хаос... Ну хватит громких слов - теперь только самое важное.

Следователь шумно втягивает дым, готовясь к откровению.

- Я сам организовал ситуацию таким образом, чтобы твоё дело оказалось у меня. Я сам вызвался следить за тобой и искать возможность тебя схватить. Знаешь, почему? Потому что хотел сделать это безопасно. Потому что другие мои коллеги совершенно точно стали бы выполнять приказ до конца.

- Вы хотите сказать...

- Справедливость, Яков. Я хочу верить, что это не пустой звук. В 434-м блоке я оставил свою дочь, когда строил карьеру. Жена моя попала под Самосбор много циклов назад, осталась лишь дочь. Пожалуй, это единственное, что для меня сейчас ценно. Веришь или нет, но с моей работой многие вещи попадают под пересмотр. Жизнь видится не такой, как раньше... а дочь я люблю по-прежнему. И вот я узнаю, что в её блоке Долгий Самосбор, из-за которого погибло сорок процентов населения, а фабрики и фермы перестали работать. Я начинаю звонить и искать, я боюсь узнать правду, но ищу способ связаться с ними... Понимаешь, к чему я клоню?

- Я спас ей жизнь.

- Да, Яков. Сам факт этого оказался важнее всего, чем я жил на службе и во что верил. Когда я узнал о тебе, то принял решение, которое Партии не понравится.

- Разве здесь нет " жучков"?

- Нет. Это кабинет старшего следователя сектора, Яков. Здесь безопаснее, чем где-либо в Хруще. Поэтому я и принялся за это дело, ни секунды не намереваясь тебя убивать. Мне кажется справедливым хотя бы дать тебе шанс после всего, что ты сделал. Честно говоря, меня уже не страшит Партия и её методы, но ты должен выжить вопреки им, и этот план я реализую сполна. Пусть даже он станет последним.

Яков не показывает никаких эмоций. За последние полчаса он узнал столько всего, что просто не в состоянии дать этому нормальную оценку.

- Если это так, то спасибо Вам. Но если это лишь попытка снова подставить меня перед лицом народа? Снова сделать зеком-беглецом?

Следователь вздыхает с такой тяжестью, с какой стены целого блока Гигахруща давят на нижние блоки.

- Ты в полном праве так считать. После всего, что с тобой сделали, ты не можешь верить никому, даже мне. Скажу лишь, что расстрельная команда прибудет завтра, а я смогу оттянуть следствие ещё на пару смен максимум. Если в это время придёт Самосбор, ты сможешь бежать. Да, кстати - ключ от камеры вшит в твой воротник. Он не металлический, поэтому у тебя будет лишь одна попытка, прежде чем он погнётся... зато его не найдут. И ещё одно - когда прозвучит сирена, у тебя будет пара минут на то, чтобы скрыться. Тебе нельзя будет отключить Самосбор, ведь тогда они узнают о побеге. Ты окажешься в большой опасности, но у тебя будет шанс уйти живым. Кроме того, я укажу тебе путь за пределы блока и покажу, где переждать беду - когда смогу организовать всё это. Тебе останется просто ждать сирены и уходить из изолятора, как только охрана покинет пост.

- Звучит заманчиво - как если бы Вы хотели выполнить приказ, не замарав рук, и заманить меня в ловушку.

- Да, очень похоже. И я не знаю, Яков, как мне убедить тебя, что это правда. Речь сейчас о доверии, ведь ты получаешь шанс спастись.

- И вечно жить в тоннелях, как призрак? Прятаться от людей и воровать еду?

- Прости меня, Яков. Иного я пока предложить не могу. Но и казнить тебя не буду! Если мы будем упираться лбами, твоё дело передадут другому следователю, и тогда...

- Ключ в воротнике, план на бумаге, за две минуты до Самосбора. Я всё понял.

- Да, я включу сирены раньше. Выиграем время. Ты правда решил довериться мне, Яков?

- Нет. Я решил покинуть это место любым способом, а потом уже бороться за себя на свободе. И да, если Вы меня обманули - ведь я вернусь. Не за Вами вернусь, понимаете?

- Понимаю, Яков. Именно поэтому я честен с тобой...

Следователь не обманул. Удивительно, но Яков под звуки сирены так и не пересёкся ни с кем в коридорах, ни встретил запертых дверей в тупиках и вполне успешно выбрался из блока под самый Самосбор. Захлопнув тяжёлую дверь укрытия на самой границе, он бессильно осел на кушетку, слушая, как за стеной распад перемалывает пространство и меняет реальность. Не поймав момента, Яков крепко заснул, чтобы проснуться совсем в другом мире.

ЭПИЛОГ

- Бодя, ты где взял эту куртку?

- Стянул из утиля в изоляторе. Кто-то из зеков сбежал в Самосбор, прикинь? Даже тела не нашли потом. А вот шмотки его остались лежать, я и утащил под шумок. Ну ты гляди, какая кожанка офигенная!

- Ну ладно, давай уже надевай. Пора ликвидировать идти.

- Ща, погоди. Идите на развод, парни, я догоню...

... Старший в отряде рад несказанно - ещё бы, с ними рядом идёт живая легенда! Точнее, впереди их. Лица, правда, он не видит (противогаз же, ну), но хорошо помнит эту самую куртку с фирменной буквой " Я", которую Изгоняющему нарисовали поклонники. Всё будет в порядке, думает старший и улыбается под маской. Самосбор только что закончился, следующий будет не скоро, а если и скоро - с ними Яков...

... Из тумана вырывается силуэт человека - тьма во тьме. Не останавливаясь, он проходит мимо одинаковых запертых дверей; за ним из мглы появляются всё новые и новые бойцы. Пара, отделение, взвод - закованные в химзу ликвидаторы не оставляют туману ни единого шанса зацепиться и рвут его в клочья своими огромными телами. Металл подошв гремит по разбитому полу.

Лучи ламп скользят по стенам и поднятой пыли, выхватывают трубы и надписи на бетоне, буквы цвета кровяного концентрата выведены строго по трафарету.

- Товарищ лейтенант, здесь чисто, - рычит в маску первый ликвидатор.

Отвечает ему хриплый приёмник шлема:

- В этом никто не сомневался. Надеюсь, Яков, что и сегодня ты нас не подведёшь.

Первый ликвидатор замирает на полпути:

- Подождите, как Вы меня сейчас назвали?..

***

Он нашёл Лабиринт спустя два цикла поисков (на самом деле, не так уж и долго); там он привычными уже движениями спустился в самый низ вентшахты и снова увидел " причуду". Снова вспомнил Ивана - хоть никогда и не забывал его. Голоса привели его сюда, в белый туман, чтобы он нашёл в нём выход и проверил его.

Говорят, Гигахрущ бесконечен - хоть вверх, хоть вниз, хоть вправо, хоть влево. Всюду одно и то же.

Он думал об этом, проходя сквозь хлопья тумана и чувствуя, как свежеет воздух. Зрение так и не вернулось целиком, но пятна тумана он видит почти ясно. Размахивая руками, он подходит к стене, в которой виднеется пустой проём. Пространство за ним нестерпимо белое, ослепительное.

Он садится прямо в проём, свесив ноги вниз - и чувствует скобы лестницы, ведущей вниз.

Он решает посидеть пару минут, а потом отправиться вперёд - туда, где никогда ещё не был.