Завтра сегодня станет вчера,. Владимир Егоров

Завтра сегодня станет вчера,

или

Нековидные эмоции в ковидные времена

Владимир Егоров

(В купе поезда двое. Мужчина и женщина. Сидят напротив друг друга. Он читает книгу, делая пометки маркером. Книга – учебник японского языка. Время от времени поглядывает на сидящую перед ним спутницу.

На женщине большие наушники. Что-то внимательно слушает, откинувшись назад и закрыв глаза. )

ОН. Уже около часа едем, а ничем кроме кивка головой, причем довольно сдержанного, спутница меня за все это время не удосужила. Интересно, она слышит меня в этих наушниках?

(Женщина снимает наушники и вопросительно смотрит на мужчину. )

ОН. Знаете, когда я ехал на вокзал на такси, из пятнадцати светофоров на пути восемь, на удивление, были зеленого цвета.

Я часто играю в эту игру: считаю долю таких, без ожидания, светофоров. Если больше сорока процентов, уже неплохо. Ну а если процентов пятьдесят и больше, как сегодня, то в этот день тебя непременно ждет удача. Проверено.

А вот видеть зеленый свет светофора далеко впереди не люблю. Как только подъедешь к перекрестку, обязательно зажжется красный, иногда на целую минуту. А то и полторы. Лучше, когда там горит красный, причем уже довольно давно. Тогда зеленый часто включается прямо у тебя перед носом.

Кстати, я заметил, что это же справедливо и в отношении любых планов. Если сначала все выглядит хорошо, а особенно отлично, то есть кажется, что горит«зеленый», то вскоре почти неизбежно случится какой-то подвох.

Нет, лучше, когда понимаешь, что без вмешательства «красных» все равно никак не проскочишь.

К чему я это все вам рассказываю? Может быть, чтобы скоротать время. А может быть, рассчитываю, что пятьдесят зеленых процентов все-таки сегодня сработают. Тем более, что красный передо мной здесь горит уже около часа. Пора бы и цвет поменять.

Давайте познакомимся. Ведь нам несколько часов придется быть довольно близко друг от друга. А такая комбинация – своего рода выигрыш в лотерею. Говорят, на нашей Земле то ли семь, то ли восемь миллиардов человек. Можно легко посчитать, с кем из них вы за свою жизнь пробудете рядом хотя бы несколько часов, особенно только вдвоем. Нет, не пробудете, а только можете пробыть.

У вас случайно нет чистой бумаги? Да вот салфетка подойдет. Допустим, вы проживете девяносто лет. Ладно, не буду жадным, пусть все сто. Или даже стодесять.

ОНА. у меня два вопроса. Во-первых, почему придется? Мне кажется, это слово подразумевает какую-то степень принуждения, хотя каждый из нас в этом купе оказался совершенно по своей воле.

Он. А вы, оказывается, реагируете на мои слова, а то я вначале подумал, что придется ехать с египетским сфинксом. Да, вероятно, этот термин я выбрал не совсем удачно. Соглашусь.

Пусть будет «несколько часов, так случилось, мы проведем довольно близко друг от друга». Можно сказать, будем дышать одним воздухом, что в наше время уже само по себе порой опасно. Но, надеюсь, не здесь и не сегодня.

Ну, а второй какой ваш вопрос?

Она. Почему такое странное число? Почему стодесять?

Он. Ну, более-менее осмысленную жизнь человек начинает самостоятельно вести лет с десяти. Конечно, это так, приблизительно. Некоторые и до сорока остаются почти младенцами. А есть и такие, которые вообще этот мир покидают невинными овечками. Но давайте ориентироваться на нормальных особей. Для них, если от стадесяти отнять десять, получается сто лет. Так просто удобнее считать.

В каждом году пусть будет сто дней, когда каждому из нас выпадает шанс провести какое-то более-менее длительное время в обществе другого человека, приятного, так себе или отвратительного – как повезет.

Конечно, про сто дней в год, как и про сто лет, я загнул. Так часто и так долго наедине, если вы только ни психотерапевт или, скажем, батюшка в церкви, который любит поговорить о душе, особенно заблудшей, в обычной жизни не общаются. Особенно в нынешней.

Она. Мне кажется и психотерапевта со священником тоже нужно исключить. Прежде всего потому, что такое общение функциональное, то есть в какой-то мере вынужденное. Как и с продавцом любого товара.

Он. И здесьдолжен с вами согласиться. Но что у нас получается даже в идеальном варианте? Тут и салфетка не нужна. Сто на сто. Десять тысяч шансов из, для простоты счета, десяти миллиардов человек. Итого примерно одна миллионная, к тому же растянутая на целый век, и поэтому на каждый год приходится вообще капелюшечка. А в реальности таких встреч, конечно, еще меньше.

Она. И к чему вы мне это все говорите?

Он. А к тому, милая барышня, что мы обычно не умеем, да и не хотим, пользоваться этими редкими моментами. И к тому же особыми. Ведь говорят же, что ничто и никто в этой жизни не встречается просто так, полностью случайно. Все предопределено. Но каждый такой случай нужно реализовать до конца. Ведь второго именно такого шанса никогда больше не будет.

Она. Если предопределено, это значит, что где-то лежит сценарий, где все мы и все наши действия и встречи подробно расписаны. Так, по-вашему?

Он. Не знаю, есть ли такой сценарий физически, но... Вы ведь знаете, что у каждого человека отпечатки пальцев уникальны. Зачем? Может быть, там и записан такой сценарий. Ведь в природе ничего просто так не делается. Можно вспомнить и о хиромантии. Или вот родинки на теле. Это ведь только кажется, что у каждого человека они расположены хаотично, но, скорее всего, за этим кажущимся беспорядком лежит что-то, чего мы пока не знаем.

Она. Но если все расписано, то и исход каждого действия и каждой встречи известен. В этом случае результат автору этого сценария не интересен: он и так его заранее знает. Хотя, может быть, это все демонстрируется каким-то не ведомым нам зрителям, хотя вряд ли.

Поэтому, с научной точки зрения, это уже не опыт, а подтверждение результата, то есть проверка.

Нет-нет. Мне думается, здесь более вероятен другой вариант. Рассказать мою версию?

Он. Я весь внимание.

Она. Каждому человеку при рождении или даже зачатии выдается (уж не знаю, кто или что выступает в роли такого кладовщика) определенный набор качеств. Пусть число таких качеств – пятьдесят, и каждое из них по силе проявления может варьироваться от единицы до десяти тысяч.

Причем этот набор никогда в точности не повторяется. Вот, вы, допустим, на входе получили 341 единицу злости, 507 единиц любознательности, 7999 единиц ревности и так далее. А мне выдали 17 единиц гнева, 2564 единиц робости, 701 единиц гордыни плюс остальные ингредиенты. А потом те, кто проводят с нами опыты, смотрят, какими будут наши результаты на выходе.

Он. То есть каждый человек полностью уникален?

Она. Почти, так как где-то обитает или уже прожил человек, у которого весь набор качеств почти точно такой же, как у вас, и отличается всего на одну единицу какого-то качества, например, он совсем чуть-чуть более бесстрашен, чем вы. Хотя, может быть, такой набор будет выдан когда-нибудь в будущем.

Он. А узоры на пальцах, линии на ладонях и родинки на теле?

Она. А это своего рода бирки. Знаете, как на этикетках товаров сейчас пишут мелким шрифтом: соевого масла столько-то, жира – столько-то и далее по списку.

ОН. А какое отношение все это имеет к тем гипотетическим встречам, о которых я тут так долго распинался?

ОНА. А никакого. Во всех этих ваших десяти тысячах житейских пересечений каждый участник всего лишь реагирует на другого как на часть внешней среды, в которой он оказался. Другими словами, каждая из этих встреч – частный случай, не более важный для человека, чем..., скажем, выволочка начальником на работе.

Он. Интересная трактовка. А для чего проводятся эти опыты?

Она. А для того, чтобы посмотреть, какая комбинация качеств наиболее подходит для обитания на этой планете или для определенных условий жизни.

Он. Акем?

Она. А я этого не знаю. Но ведь есть же теория, что людей на нашей планете когда-то стали выводить как какую-то огородную культуру или вид домашних животных. Причем относительно недавно, всего несколько десятков тысячелетий назад. Для истории это сущий пустяк.

Он. Первый раз о такой гипотезе слышу, хотя этой темой давно интересуюсь. Знаете, что смущает в вашем рассказе?

Она. Что?

Он. Слишком много «кто-то», «кому-то», «зачем-то». Поэтому воспринимается слишком расплывчато. Но, соглашусь, достаточно увлекательно. Сами все это придумали или где-то прочитали?

Она. Честное слово, сама.

Он. Конечно, за несколько тысяч лет нахождения в пустыне сфинкс может и не такое выдумать. А как вы полагаете, ваша теория распространяется только на людей или и на остальную флору и фауну?

Она. Может быть. мы ведь общаемся не только друг с другом. Очень многие заводят себе собак или кошек. Да и другие живые существа в домах встречаются.

Он. Особенно у незамужних дамочек после сорока. Нужно ведь на кого-то обрушить свою не растраченную до конца любовь. У вас, кстати, дома какая-нибудь живность есть?

Она. Нет, пока обхожусь общением с себе подобными, хотя и не всегда с большой охотой. А у вас есть четвероногий друг?

Он. Упаси Бог. Я, наверно, в прошлой жизни был кошкой. И поэтому в этой меня все собаки облаивают, даже самые маленькие.

Она. Интересно, а у животных отпечатки лап индивидуальны?

Он. Может быть. Но мы, как говорил Александр Сергеевич, «ленивы и нелюбопытны». Нам гораздо проще закутаться в свои мысли, послать про себя или даже вслух куда подальше спутника или временного соседа и несколько часов медитировать, хотя рядом, может быть, в этот момент с тобой оказался именно тот или та, с кем тебе сильнее всего нужно пообщаться на этой Земле.

ОНА. Я догадываюсь, на кого вы намекаете.

ОН. Поэтому давайте знакомиться.

Михаил Сергеевич. Можно просто Михаил. Или даже, если только у вас число единиц смелости больше трех тысяч, Миша.

Она. Ну, Миша, а я Маша. Просто Мария. Может быть, помните, был мексиканский сериал с таким названием. Я его, правда, не смотрела. Маленькая тогда была, но название запомнила.

Сразу же добавлю всю остальную информацию, которую вы у меня все равно будете у меня выведывать. Сорок один год. разведенная. детей нет. по профессии биолог. Живу в Пущино. это на юге Московской области, в сторону Тулы, недалеко от Серпухова. Работаю в одном НИИ.

Ну и... чтобы не приставали (это за вами, мужиками, обычно водится), добавлю, что есть мужчина, с которым я, скажем так, дружу уже больше трех лет. Еду в командировку на двенадцать дней.

Вот, все секреты рассказала, и пытать меня вам уже не придется. Да и интерес у вас к попутчице после этого явно поубавится, что, может быть, и хорошо.

Хотя, если исходить из вашего утверждения о неслучайности общения, это пересечение в поезде для чего-то нужно.

Он. Да, действительно. И знаете, что еще интересно. Если судить по вашему краткому биографическому спичу, описание всей нашей жизни можно уложить, если по-крупному, секунд в десять-двенадцать.

Она. Но все равно это длиннее, чем потом, когда, оказывается, каждому из нас в конце жизни хватает всего пары восьмерок цифр и черточки между ними. Меня это всегда интересовало.

Как и вы, я свою первую восьмерку знаю, а вторую, хотя бы наполовину, нет. А как бы я себя вела, если бы она мне тоже была известна? Допустим, это седьмое июля, пусть и без указания года. Это значит, что при приближении этого летнего дня я была бы предельно настороженной и ожидала бы какой-то пакости или чего-то необычного. Зато после того как часы покажут полночь была бы полностью уверена, что у меня в запасе есть по крайней мере еще год, целый год.

Он. Ба, да вы философ. Хотя чего еще другого ждать от научного работника и, вероятно, любительницы заумных текстов. Давайте, если вы не против, я буду называть вас Сфинкс. Правда, это существо вроде бы мужского рода. Тогда надо как-то ваша имя подкорректировать. Нет, не имя. Ник. Так ведь сейчас говорят.

Вы в социальных сетях как себя кличете? Просто Маша? Или более экзотически? Леди М? Госпожа удача? Нефертити?

Она. Не ломайте голову. Нет у меня никакого ника, потому что я вообще не пользуюсь социальными сетями. У меня даже телефон все еще кнопочный. Да и наушники, как вы заметили, древние. Но менять не хочу. Я сильно привязываюсь к вещам. Да и к людям тоже.

Он. И правда сфинкс. Откопан три дня назад археологами в одной из пустынь Африки и телепортирован в Россию.

(Слышен звонок телефона в ее сумочке. Достает. )

Она. Привет... Все нормально... Никаких проблем... Как приеду, позвоню... Арриведерчи... Бачи и аббрачи...

Он. О, синьора знает итальянский?

Она. Синьора в этом языке пока знает всего несколько фраз, но его старательно учит. Именно этим я и занималась до нашего разговора: слушала очередной урок.

Мы договорились этими фразами пользоваться, когда вокруг кто-то есть, а то как-то неудобно говорить «целую» при других.

ОН. А почему итальянский, а не, скажем, английский?

ОНА. Ну, во-первых, в наши дни на английском многие фразы почти всем так же хорошо знакомы, как и на русском, а во-вторых английское «кисс» сильно похоже на наше кис-кис, что не совсем, а точнее совсем неромантично. А после поездки в Италию два года назад, которая произвела на меня огромное впечатление, я решила выучить язык этой страны. Но начала заниматься этим более-менее регулярно только недавно. Так что убиваю сразу двух зайцев: и новым языком овладеваю, и немного шифруюсь.

Он. Он женат?

Она. Да (немного задумавшись), у меня в этом отношении все почти так же, как у той Нади с тем Ипполитом. Только Женя Лукашин никак не появится. Я уж и дверь на Новый год не закрывала, и в баню 31 декабря ходила. Осталось только напиться до беспамятства и поехать самой его где-нибудь искать... Шучу.

Он. Бывает.

Пока вы тут упражнялись в итальянском со своим другом, я подумал, что до сих пор совершенно несправедливо относился к черточке между датами рождения и смерти у людей. Я все внимание уделял цифрам. Иногда считал возраст, до которого они дожили. А ведь, если подумать, черточка даже важнее и первой даты, и второй.

Первой люди обязаны родителям, вторая просто показывает время ухода человека со сцены, а все главное в жизни, оказывается, спрятано в этой черточке, почти незаметной в надписи.

Она. Вот. Заставила вас задуматься. Да и вы меня тоже со своим Сфинксом. Он мне понравился. Запомню. Вдруг когда-нибудь я все-таки запутаюсь в социальных сетях или все-таки обзаведусь какой-нибудь живностью. Вот тогда я себя или ее так и назову.

Он. У меня знакомый завел улиток. Я никогда не ожидал, что такая животина может быть кому-то интересна. Биологи, зоологи и прочие естествоиспытатели, конечно, не в счет, так как это им по должности положено. Но ему действительно нравится за ними наблюдать. Оказывается они вовсе не одинаковы, как может показаться. У него две ленивые и малоподвижные, зато третья очень активная.

А вы, если провести аналогию, к какой категории улиток себя относите, сонных или динамичных?

Она. Хищных. Все-таки какие вы все мужики одинаковые. Начинаете с философских вопросов, а очень быстро скатываетесь на бытовуху. Хотя бы полчаса в первоначальной роли повыступали.

Более того, я даже знаю, как вы себя будете вести дальше. Давайте я об этом на салфетке запишу. Потом ее спрячу, а в конце вам покажу. Только условие. Если все произойдет по моему сценарию, обещайте, что исполните одно мое желание.

Он. Согласен, но только, если это не будет опасно для моей жизни. ну, и не сильно повредит моему кошельку.

Она. Миша, да вы, оказывается, жадина и трус. Ах да, вы ведь в этом не виноваты. Такой набор качеств вам достался, в том числе 7114 единиц трусости и 6689 единиц жадности.

Он. Может быть. Поэтому с меня все взятки гладки. Хотя меня скорее можно назвать просто разумным человеком. Хомо разумус. А вообще я считаю себя рациональным оптимистом.

Он а. Ладно. Дайте мне две минуты, чтобы записать сценарий того, что вскоре произойдет. Почти неизбежно.

(Пишет на салфетке. Потом прячет ее в сумочку. )

Он. Закончили? Можно продолжать?

Она. Можно, Миша-разумус.

Он. Хорошо, что к нам никто больше не подсел. А то случайно попалась бы какая-нибудь толстая противная тетка или мрачный мужик. И ночью он храпел бы.

Она. Но, как говаривал один известный литературный персонаж, случайно даже кирпич не падает, что с учетом вашей теории означает, что каждая такая тетка и каждый такой мужик для чего-то в нашей жизни нужны.

Он. Ну да. Хотя бы для того, чтобы послужить нам примером и назиданием. Чтобы не стать такими же.

Она. Вы действительно рациональный тип, Миша. Расскажите о себе чуть больше. А то я сразу же всю ценную информацию о себе выложила, а вы отделались пока только именем. Да и в отношении него у меня большие сомнения. Может быть, вы американский шпион? Слабо показать паспорт?

Он. Маша, может быть, вы снова начнете исполнять роль сфинкса. Ваш напор начинает меня пугать. Когда вы молчали, мне было как-то...

Она. ... комфортнее?

Он. Нет, не совсем то. Просто мне было почему-то легче молоть языком.

Она. Это потому, что вы были в свободном плавании, а теперь я на вас, неосознанно или намеренно, влияю. Вероятно, просто хочу быстрее вас вывести на мой сценарий.

Нужно же мне проверить, умею ли я быстро разбираться в людях, а не только в инфузориях и некоторых вирусах и бактериях.

Он. Хорошо, что вы биолог, а не психолог, хотя каждая женщина, как у меня сложилось впечатление, уже с детства может отлично манипулировать другими, особенно мужчинами.

Она. Что, огромный опыт накоплен в этой области? Как говорят в науке, выборка была большой?

Он. Ну, не то чтобы огромный, но какие-то результаты за пятьдесят девять лет жизни появились.

Она. Так. Возраст свой шпион выдал, если не соврал.

Тут не очень хорошо видно, но кажется, что на безымянном пальце его правой руки на нижней фаланге видна полоска чуть более светлого цвета, чем у остальной руки. Колечко давно сняли? Перед поездкой? Или уже здесь, в купе?

Он. И правда говорят, что бабы (сорри за это выражение) в первую очередь на этот палец у мужчин обращают внимание.

Она. Все? Или только свободные?

Он. Все. Любая женщина, независимо от своего семейного положения и возраста, вольно или невольно оценивает каждого встречающегося на ее пути самца. Конечно, в определенных возрастных пределах. То есть дети и глубокие старики не в счет. Хотя иногда такие старцы также пользуются вниманием, причем повышенным, правда, исключительно по меркантильным причинам.

Более того, вы хотите нравиться даже тем, кто вам не нравится. Для тренировки, наверно.

Причем весь процесс оценивания у вас происходит на автомате и очень быстро. Я где-то читал, что психологи выяснили, что для такой оценки женщинам достаточно всего сорока пяти секунд. Более того, изменить у вас эту оценку очень трудно, почти невозможно.

Она. А что у мужчин другой подход? Вы к нам относитесь, конечно, всегда равнодушно и воспринимаете нас совершенно нейтрально.

Он. Конечно, нет. Разумеется, тоже оцениваем, но гораздо реже и дольше.

Она. Ну, а я попала в вашу выборку? Или не удостоилась такой чести?

Он. Попали-попали. В противном случае я просто очень сдержанно поздоровался бы, когда вы вошли, и больше не распинался бы. Признаюсь, хочется произвести на вас положительное впечатление.

Она. А если уже поздно? Вдруг моя оценка, сделанная за первые сорок пять секунд наблюдения, оказалась негативной? Ведь изменить ее уже, скорее всего, не удастся. Может быть, зря стараетесь?

Он. Если все оказалось так плохо, то хотя бы попробую извлечь из этой встречи полезные уроки.

Она. Это каким образом?

Он. Вы мне расскажите, что вам во мне не понравилось, и в следующий раз я постараюсь эти недостатки хотя бы не демонстрировать, если уж избавиться от них не удастся.

Она. А с чего вы решили, что я буду вас просвещать. Вдруг вы мне показались совершенно несносным типом, с которым и разговаривать вообще не хочется. Лучше почитать что-нибудь или хотя бы подремать.

Он. Думаю, в моем случае все не так плохо. Иначе вы не стали бы мне столь быстро раскрывать важные детали своей биографии, причем в расчете на взаимность.

Она. Ладно. Явных отрицательных эмоций вы во мне не вызвали. По крайней мере пока.

Он. И на том спасибо.

Она. Пожалуйста.

Он. Можно полюбопытствовать, какая моя черта вам показалась главной.

Я почему спрашиваю. Вы меня совсем не знаете, через несколько часов каждый из нас отправится своим путем и очень скоро забудет о спутнике, с которым провел какое-то время в одном купе. И с вероятностью 99, 99999 процентов мы больше никогда в этой жизни не пересечемся.

Говорят, первое впечатление – самое верное. Поэтому хотелось бы увидеть себя, так сказать, со стороны. Вашими глазами.

Да чего там мелочиться и спрашивать всего об одной черте. Давайте весь портрет. В полный рост. Только прошу, ничего не приукрашивайте. Кройте правду-матку. Мне действительно понравилась ваша теория о градации качеств, что свидетельствует о том, что вы умеете классифицировать.

Она. Знаете, я вас как-то не анализировала в деталях, а воспринимала и воспринимаю целостно и поверхностно... ну, почти как тот пейзаж, что проносится за окном, хотя из-за скорости и сумерек он различим гораздо хуже, чем вы.

Поэтому, если говорить о впечатлении, то... Могу рассказать только о первом. А уж окажется ли оно верным или поверхностным... вам судить.

Он. У меня даже повысился пульс от возможности все о себе узнать, почувствовать себя подопытным кроликом или белой мышкой.

Она. Ну, для мышки вы немного великоваты.

ОН. Не придирайтесь к объекту исследования. Начинайте же. Не томите.

Она. Что ж, сами напросились.

Скорее всего, вы, если очень коротко, маменькин сынок. Долго не решались жить самостоятельно. Потом мама познакомила вас с дочкой подруги, симпатичной, скромной, хозяйственной девушкой. Женились довольно поздно, сильно после тридцати.

Что касается быта молодой семьи, то все было хорошо, чего не скажешь о физической близости, потому что у нее никакого опыта в этой части не было, да и ваши познания были поверхностными, и поэтому эта часть семейной жизни у вас оказалась на дохлую троечку. Дети? Дети как-то не получились.

Теперь о профессии. Вы, вероятно, хорошо образованный человек. Гуманитарий. Пусть вы будете историком. Может быть, даже защитили кандидатскую. Могу вам даже тему придумать. Скажем, такую. «Влияние духовенства на городскую жизнь России XIX века». Сейчас едете на какой-нибудь симпозиум. Хотя вряд ли. В наше время все такие мероприятия проводят в онлайне. Поэтому вы едите...

Он. ... к любовнице.

ОНА. Вряд ли. Пусть к родителям. Проведать или помочь им в чем-нибудь.

Нет. Вы едите, чтобы продать оставшуюся после них квартиру, из-за которой у вас ссора... пусть... с младшей сестрой. Она считает вас и так богатым и хотела бы, чтобы квартира полностью досталась ей. Только такая или похожая на нее причина могла заставить вас в наши дни отправиться в дорогу.

Теперь о спорте. Регулярно делаются попытки бегать по утрам, но после пары таких пробежек наступает перерыв в несколько месяцев. Дома есть турник над дверью, на котором Миша периодически пытается висеть. Получается редко.

Хобби. Лежать на диване и смотреть футбол.

Политические взгляды. Благодаря историческому, как сейчас говорят, прости господи, бэкграунду, консервативные. Мол, все равно ведь в этой жизни все идет по кругу. Поэтому рано или поздно все сменится само собой. Поэтому не дергаемся.

Религия. Категорически неверующий человек, за что особое спасибо октябрятской, пионерской и комсомольской организациям, в которых Миша провел свою юность, и папе, партийному деятелю низового звена.

Друзья. Таких нет. Как-то с ними не получается. Да и жаль на них тратить и время, и деньги. Есть приятели, большинство из которых со временем плавно переходят в категорию хороших знакомых, а потом просто знакомых.

На этом препарирование окончено. Если бы у меня было бы побольше времени и возможностей для проведения опыта, добавила бы к этому портрету некоторые детали. Но в целом вот такая картина у меня сложилась. Пока.

Он. Вот это да. Я поражен, ошеломлен и местами даже ошарашен. Сразу видно, что человек привык заниматься классифицированием и раскладыванием образцов и результатов по пробирочкам и баночкам.

Она. Ну, и на сколько процентов моя картина, с вашей точки зрения, оказалась верной? Только не врите, пер фаворе, то есть пожалуйста.

Он. пер фаворея понял и без вашего перевода, но должен откровенно сказать вам, если вы так настаиваете, что Сфинкс сел в лужу. По самую шею. Нет. Даже с головой.

Она. Неужели? И где же в пустыне он нашел столько воды? Поясните, пер фаворе.

Он. Ну, начнем с маменькиного сынка. Хотя я матушку, как и батюшку, действительно очень любил и продолжаю любить, может быть, даже еще сильнее, чем в детстве, в моем случае говорить об итальянском варианте отношений сына и матери совершенно не приходится.

Ваш покорный слуга был оторван от материнского подола в возрасте десяти лет, когда он поступил (или, вернее, его поступили) в суворовское училище. Трудные, но золотые годы...

Она. Ладно, с этим я промахнулась. Клеймите меня дальше.

Он. О семье. Первый раз я женился в конце пятого курса. Брак этот был, как у нас тогда говорили, прежде всего гормонический.

Она. Это как? Полная гармония с избранницей?

Он. Совсем нет. Свою роль в первую очередь сыграло сверхсильное давление гормонов, типичное почти для всех молодых людей. На нашем факультете на последнем курсе и сразу же после выпуска женились почти все, но уже через пять лет, как мы на встрече выпускников подсчитали, больше половины из нас вновь были свободны.

Она. Ну это вполне объяснимо. Ведь выборка (придется опять воспользоваться этим научным термином), в пределах которой ищет типичный молодой человек, очень маленькая. Обычно это всего несколько особей, оказавшихся в поле его зрения в тот период времени, когда он присматривается к потенциальным спутницам.

Он. Троим моим сокурсникам пришлось жениться из-за беременности пассий, то есть имел место, по нашей тогдашней терминологии, «залетный» брак. Вот тут слово «пришлось» самое подходящее, так как в таких случаях девицы всегда получали мощную поддержку парткома.

А еще парочке моих коллег удалось заключить «трамплинный» брак. Это когда женишься на страшненькой, а нередко и очень страшненькой дочке большого начальника, и тот выступает в роли трамплина, который подбрасывает зятя на немыслимую для остальных высоту.

Были еще какие-то категории. Что-то вроде «похмельный» и «компанейский». Но я точно не помню. Давно все это было, больше тридцати пяти лет назад.

Она. Классификация забавная, но, если вы не против, я вернусь к той небольшой группе девушек, из которой выбирает молодой человек. Конечно, в первую очередь он хотел бы связать себя узами Гименея с той, которая ему нравится больше всего.

Но у нее ведь тоже есть свой круг претендентов, в котором он совсем не обязательно в числе первых кандидатов. И поэтому будущему жениху не всегда достается лучшая в его тогдашнем понимании даже из рассматриваемых.

Он, вольно или невольно, осознает, что приходится идти на компромисс. В этом случае насилие над ним внутреннее: давят разбушевавшиеся гормоны.

Он. Да, где-то так. Знаете, вы поделились со мной классной теорией о качествах. Давайте я вам расскажу свою теорию. О браках. Я ее уже несколько лет проверяю на парах, которые прожили вместе более 40 лет и последовательно отмечают всякие там золотые, рубиновые, брулиантовые и им подобные свадьбы. Хотите?

Она. Давайте. Все равно читать почему-то не хочется. Да и прослушанный урок итальянского пусть получше уляжется в голове.

Он. Теория моя такова. Если каждого мужа и каждую жену из такой пары спросить, но только по отдельности, вышли бы вы снова за этого человека, если машина времени вернула бы вас назад на 40, 50 или более лет, как вы думаете, сколько из опрошенных ответили бы утвердительно, а еще более интересно, в каком числе пар такие ответы совпали бы.

Какими, по-вашему, могли бы быть такие цифры, если ответы были бы максимально честными?

Она. Ну, нужно подумать и вспомнить хотя бы некоторые из знакомых мне таких пар... Давайте начну с моих родителей. Я эту пару знаю, думаю, лучше остальных.

Они вместе уже 43 года и отлично, как всем и мне в том числе кажется, ладят друг с другом. На зависть многим знакомым. Уверена, мама точно согласилась бы на повторный брак, в вот в отношении отца я бы на сто процентов не поставила.

Он. Есть какие-то сигналы, по которым можно судить о том, что он не всем доволен?

Она. Да нет. Мама у нас молодец. Красавица, всегда в хорошем настроении, без серьезных болячек, отличная хозяйка, очень заботливая жена... Но...

Он. И чего же вашему папеньке не хватает?

Она. Мне кажется, он из той породы мужчин (ну таким набором качеств его наделила природа, если вернуться к моей теории), которые все время хотят чего-то нового. Поэтому они могут, образно говоря, хотя бы на время отказаться от очень вкусного блюда, которое им готовят каждый день, чтобы отведать какую-нибудь непривычную, а тем более экзотическую еду. Ну хочется ему попробовать что-то новое только потому, что это новое.

А если еще проще сказать, шило у него в одном месте.

Он. Делаем вывод, что даже в вашей вполне благополучной семье вы не до конца уверен, что оба ее члена были бы готовы снова вступить в брак.

Я вам больше скажу. Я пока не встретил ни одной семьи со стажем сорок лет и больше, в отношении которой можно было бы с полной уверенностью утверждать, что и муж, и жена согласились бы повторно пуститься в совместный путь.

Она. Я позже более серьезно обдумаю вашу теорию. Она, правда, меня заинтересовала. И я даже подозреваю, что ее как-то можно скрестить с моей. Что-то вроде полноты взаимодополнения пакетов качеств.

Он. Понятно, почему заинтересовала. Она нас всех затрагивает. Понятно и то, почему такие в целом плачевные результаты. За долгие годы пары неизбежно пережили, кто больше, кто меньше, сцены, в которых он или она показали себя далеко не самыми положительными персонажами.

Плюс, как вы сказали, желание новизны. Плюс несходство интересов и темпераментов, хотя эта причина в данном случае, думаю, маловероятна. Такие пары разбегаются очень быстро.

Уверен, если какая-нибудь социологическая служба провела бы изучение этой теории, то результаты были бы катастрофическими.

Хорошо, если бы в пользу второго раунда катания на жизненной карусели в той же самой кабинке с тем же самым спутником отправилась бы одна пара из тысячи. Но даже эта оценка, может быть, завышена.

Она. Это все очень интересно, но вы как-то ловко ушли от критического разбора собственного портрета, гениально, хотя и схематично написанного мною. Может, вернемся? На чем мы остановились?

Он. На браке, в который я, по вашим словам, вступил под надзором маменьки только после тридцати. На самом деле мне было чуть больше двадцати двух. Со своей избранницей я познакомил родителей только накануне свадьбы, так как понимал, что они будут не в восторге от моего выбора. Причин было три.

Она. Какие-то особенные?

Он. Ну да. 25 лет, разведенная и манекенщица в доме моды. Чудесный набор для молодого парня.

Она. И где вы с ней познакомились?

Он. В доме моды. А если точнее, то благодаря этому заведению. Их руководство попросило наше прислать несколько курсантов, умеющих танцевать. Они хотели на новый год провести костюмированный бал, а мы должны были изображать то ли юнкеров, то ли молодых офицеров. Я уже детали не помню.

Было это в конце октября или в начале ноября. Я учился тогда на пятом курсе. Наш начальник спросил, кто умеет танцевать. Поскольку я в суворовском немного научился не наступать партнерше на ногу, по крайней мере больше трех раз за танец, я тут же отозвался. Меня ведь всегда тянет ввязаться в какую-нибудь авантюру.

Она. Так и запишем. Авантюризм в районе девяти тысяч. Ой, извините, постараюсь больше не перебивать.

Он. Всего нас со всего курса набралось человек шестнадцать. И начали мы ходить в этот дом моды дважды в неделю по вечерам на репетиции. Там каждому из нас выделили по писаной красавице. Девушки были все как на подбор. Одна лучше другой.

Правда, как нам вначале показалось, сильно спесивые. Они занимались с нами так, словно их заставили делать неприятную работу. Но так было только вначале. Чуть позже девицы раскрепостились, некоторые даже слишком, и даже, как опять же нам тогда казалось, уже ждали нашего прибытия.

Примерно через месяц стали готовы костюмы для бала, и занятия продолжались все дольше и дольше.

Она. И одна из этих девушек стала вашей партнершей, а потом и женой?

Он. Нет, Марина (так ее звали) вообще не участвовала в этом шоу, хотя тогда это слово, по-моему, не употреблялось. Где-то подвернула немного ногу и не могла нормально танцевать, хотя в показе мод продолжала участвовать.

На наших репетициях я ее иногда видел, но мельком, когда она в перерывах о чем-то разговаривала с Наташей, моей партнершей и своей подругой.

Она. Тогда каким же образом вы (подыскивает слово)... сблизились?

Он. После новогоднего бала Наташа пригласила меня и двух моих приятелей к себе домой, на вечеринку. Там оказалась и Марина. Вначале нас было человек шесть, но потом появились еще какие-то молодые люди и девицы. Собралось столько народу, что было трудно найти свободное место, хотя квартира у девушки, вернее ее родителей, была по тем временам очень большая – трехкомнатная.

для чего-тоя пошел на кухню. Там увидел Марину. Она сидела на табуретке. У нее болела нога, и она выглядела очень грустной.

Познакомились. Разговорились. Девушка показалась мне умной, начитанной и более скромной, чем Наташа. Она рассказала, что несколько лет назад приехала из Саратова в Москву поступать в МГУ, на исторический, как золотая медалистка, но не получилось. Идти в другой вуз не захотела. Возвращаться домой тоже.

Остановилась она у незамужней и бездетной тетки, которая жила на окраине в скромной однушке. Та работала то ли швеей, то ли закройщицей в знаменитом доме моды на Кузнецком мосту и как-то посоветовала племяннице сходить на пробу моделей, хотя они тогда, кажется, как-то по-другому назывались.

Тетка даже помогла ей, как она потом часто заявляла, оказаться в числе отобранных. У нее были хорошие отношения с директрисой этого заведения.

Она. Так что, ее взяли по блату?

Он. Думаю, нет. Им ведь на самом деле фактура нужна. Да и у тетки совсем не тот уровень влияния был. Просто Марина по всем весовым, ростовым и фигуристым параметрам полностью им подходила. Да и лицо у нее было очень бросающееся в глаза – невинное. Я бы сказал, редкое по своей трогательности. Я думаю, ее в любом случае взяли бы.

Она. Хотите сказать, что девушка оказалась в нужное время в нужном месте?

Он. Наверно. И начала она там работать. Конечно, ее, как и всех новеньких, вначале учили мастерству. Потом она стала участвовать в выездных демонстрациях, когда они показывали платья в других городах, чаще всего в Подмосковье.

Она. Набиралась опыта?

Он. Скорее приобретала психологическую закалку выступать на публике. Потом стала привлекаться к «подтанцовкам» и на Кузнецком, в тех случаях, когда требовалась массовость. А со временем закрепилась прочно в основном составе, правда, не на первых ролях.

Она. И как же такая звезда оказалась вашей добычей?

Он. Случайно, а точнее от безысходности. Ее незадолго до нашего знакомства бросил муж, за которого она вышла примерно через год после того, как стала участницей основного состава. Он был главным специалистом в одном из отделов Министерства финансов и как-то попал на показ мод. Девушка ему понравилась, оказалась, на удивление, скромной (что было огромной редкостью среди ее товарок), и он сделал ей предложение. Хотя он был на 15 лет старше ее и разведен, она согласилась. После свадьбы переехала к нему. Но категорически отказывалась рожать. Ей казалось, что из-за перерыва в работе она может потерять место в основном составе.

Она. И он ее бросил.

Он. Да. И выгнал.

Она. А вы подобрали?

Он. А я подобрал. И был очень доволен, что это случилось. Вы же знаете, первая любовь бывает очень сильной.

ОНА. И слепой.

ОН. Нет, это был не мой случай. Я глядел во все глаза. И видел красавицу и умницу. К тому же, конечно, льстило и то, что сокурсники мне дико завидовали. Как это Ване удалось такую жар-птицу поймать?

ОНА. А почему Ваня? Вы же вроде Миша.

ОН. Видите ли, я из самой простой семьи. А в нашем очень-очень-очень престижном институте основную массу составляли детки и племянники больших начальников. Поэтому для них такие как я, особенно на первом курсе, все были «Ванями».

ОНА. А как же вы вообще смогли поступить туда?

ОН. В основном благодаря суворовскому: там нас хорошо учили. Плюс, конечно, везение. Я вообще по жизни везунчик. Грех жаловаться.

ОНА. Большой конкурс?

ОН. В основном среди родственников. Года за три до моего поступления таких как я там вообще можно было по пальцам пересчитать. Но, оказалось, что после выпуска детки в своей массе не желали ездить по горячим точкам. Опасно. И поэтому «квоту на простых» увеличили. Нужно же было оправдывать предназначение института – готовить защищающих Родину на дальних рубежах.

Хотя отношение ко мне к пятому курсу в значительной степени у сокурсников улучшилось, во многом из-за того, что я шел на медаль и был контактным парнем, мой брачный улов многие из них восприняли как нонсенс.

Особенно те... со своими бабами-ягами и суперназначениями. Видели бы вы как они презрительно-завистливо смотрели на нашу пару во время выпускного.

ОНА. Пытаюсь представить такую комбинацию, но что-то не получается.

Он. Да, она встречается нечасто. К тому же оказалось, что ягини проиграли моей Марине не только по фигуре и лицу, но и по платью.

Вот такой подлянки они уж совсем не ожидали. Думали, что благодаря толстым кошелькам своих папаш купят в закрытой секции ГУМа что-нибудь супер-пупер. А Марине разрешили взять самую лучшую модель из предпоследней коллекции. И она стала королевой выпускного.

Я даже не смог с ней тогда потанцевать. Там целая очередь выстроилась желающих, начиная от какого-то самого большого начальникадо моих сокурсников. Они мне говорили, что у меня она всегда будет под боком, а у них это, якобы, единственная возможность. Не жадничай, мол, друг.

Так что я почти весь вечер просидел за столом и довольно сильно, от нечего делать, употребил, хотя обычно этим не увлекался и не увлекаюсь.

ОНА. А ее в кино не приглашали сниматься?

ОН. Нет, хотя в каком-то новостном журнале она раз мелькнула.

ОНА. Думаю, еслираспределение медалей происходило бы после выпускного, вам бы ее не дали.

ОН. А мне ее и так не дали.. Претендентов на медали оказалось больше, чем их было выделено на институт. Тогда ведь везде была разнарядка.

Поэтому мне достался только красный диплом. Но ведь главное не красивые корочки, а знания. А они у меня действительно были хорошие. Я очень старательно учился.

ОНА. Теперь я понимаю, почему то, что ваша невеста до этого уже была замужем и старше, вас не смущало.

ОН. нисколько.

Она. Чего не скажешь о ваших родителях.

Он. Тут вы полностью правы. Но надо сказать, Марина очень быстро заставила их поменять о себе мнение. Она очень правильно себя вела.

Она. Это как? Помогала вашей маме по хозяйству и приносила самые свежие выкройки одежды, а папе доставала билеты на футбол и хоккей?

Он. Нет. Может показаться очень странным, особенно учитывая ее профессию, но она действительно была очень скромной. Причем все это было не показное, а внутреннее, и сразу чувствовалось.

Она. А где вы жили? С вашими родителями или у ее тети?

Он. Надеюсь, это у вас такой специфический юмор. Это я про тетю. Нет. Мы с первого же дня нашей совместной жизни стали снимать небольшую двушку в Лефортово. Оттуда нам было обоим удобно ездить на работу, да и до центра было недалеко.

Она. И как долго продлился ваш брак и почему вы расстались?

Он. Я после выпуска стал лейтенантом и получил назначение в одну хитрую часть, расположенную на окраине Москвы. Однако из-за своей специальности я почти все время проводил в командировках в жарких, во всех смыслах, странах.

Теперь об этом можно рассказывать, а тогда только самые близкие знали, что я езжу в некоторые африканские государства, где был переводчиком для наших военных специалистов.

ОНА. А что они и вы там делали?

ОН. Помогали национально-освободительным движениям. «Я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». Правда, в моем случае это было поюжнее.

Другими словами, занимались троцкизмом – раздували пожар мировой революции, угольки которого кое-где до сих пор еще тлеют.

Она. И пока вы исполняли интернациональный долг, Марина вам изменила?

Он. Вовсе нет. Все произошло совсем по другой причине. Ей очень хотелось получить высшее образование. И она решила поступить в ленинградскую Академию художеств. Кажется, она так называлась, но я точно не помню. Там был факультет по искусствоведению, причем с вариантом заочного обучения.

Она. Поступила?

Он. Да. Причем без всякого блата и местных репетиторов. А потом стала очень старательно учиться. Я бы даже сказал, неистово. Она все время говорила, что уже старая, что потеряла напрасно кучу времени и что это ее последний шанс стать специалистом, а не ходячим пугалом, как она себя часто называла в хорошем настроении.

Она. А в плохом?

Он. Ходячей вешалкой или ходячей селедкой.

И так случилось, что мы постепенно стали жить параллельными жизнями. После работы она все время занималась, часто в библиотеке, потому что ей были нужны самые разные книги, особенно по искусству. Приезжала домой поздно. Да и не торопилась, так как меня там часто не было.

И через какое-то время, года через полтора, мы поняли, что каждый из нас может обойтись без другого. Причем очень легко. И в один не очень прекрасный день мы решили расстаться и остаться просто друзьями.

Она. Остались?

Он. Первое время поздравляли друг друга открытками с Новым годом и днями рождениями, но ни разу не виделись, и постепенно вообще перестали общаться. Сейчас я ничего о ней не знаю.

Она. То есть расстались без битья посуды и дележа имущества?

Он. Да нам и делить-то было практически нечего. Она осталась в той же квартире, где мы жили, а я в вернулся к родителям, получив от начальства большой нагоняй за то, что мой семейный тыл оказался непрочным. Тогда с этим было строго.

После этого меня почти два года в зарубежные командировки не посылали. А за них очень хорошо платили. И из-за этого я не попал в число военных наблюдателей ООН, когда появилась такая возможность. Так мне и не довелось поносить голубую каску.

Она. Вы хотите сказать, что здесь нужно было оставить заложника на тот случай, если вы захотите сбежать за «бугор»?

Он. Ну, так вопрос напрямую не стоял, по крайней мере вслух об этом не заявляли, но о необходимости соблюдать моральные принципы коммунизма тогда говорилось из каждого утюга.

Она. Вероятно, вы и в партии состояли?

Он. Вот именно. Состоял. Это даже не обсуждалось.

Она. Таким образом, в возрасте примерно двадцати пяти лет вы снова стали свободным человеком, но уже получившим достаточно большой житейский опыт.

Он. Даже слишком большой. Потом у меня было года три очень разгульной жизни. Были деньги, причем огромные по сравнению с большинством моих сверстников. И я загулял. Почти как в одной блатной песне: «Менял я женщин, вы представьте, как перчатки».

Чуть не вылетел из армии. Капитана долго не давали, почти на год задержали. Но вовремя встретил ее, Женю.

Она. И снова женились.

Он. Да. Она работала в библиотеке нашей части. И как-то меня включили в состав комиссии по проверке секретной литературы. Это своего рода наказание. Нужно каждую книжку перелистать и посмотреть, все ли листы на месте. После чего на одной из последних страниц расписаться, что ты провел проверку и что все в порядке.

Ну, и пока я листал, а это продолжалось недель пять, мы с Евгенией Николаевной все время разговаривали.

Нам захотелось продолжать это общение и после окончания той проверки. С тех пор это и делаем, причем с удовольствием. Сначала года два в неформальном режиме, потом – в законном браке.

Она. А дети есть?

Он. К сожалению, нет.

Да, кстати, о снятом кольце, на что вы, мисс Марпл, так наблюдательно обратили внимание. Буквально за пару дней до этой поездки мы с женой пошли в ювелирную мастерскую и попросили мастера снять с моего пальца кольцо – распилить и расширить его. У меня немного распухли суставы, и снять кольцо, даже с мылом, не получалось.

Она. А почему его снова не надели?

Он. Должен был пойти к мастеру завтра, чтобы забрать, но пришлось очень срочно уехать. Мне позвонила жена моего лучшего друга и сообщила, что он умер. Совершенно неожиданно. Поэтому я все бросил и помчался на похороны.

ОнА. От...?

Он. Нет-нет. Тромб оторвался. Знаете, странно. Всего несколько дней мы с ним по телефону разговаривали, шутили, договаривались, что, может быть, снова поедем кататься на горных лыжах – как это делаем... вернее, теперь уже делали, уже много последних лет, когда у обоих одновременно была такая возможность, а теперь его нет. Был и нет. Я до сих пор не могу в это поверить.

Она. Болел?

Он. Какой там. Всегда бодрый, здоровый, ни на что никогда не жаловался, не курил, почти не пил. Спортивный. Рукастый. Дачу полностью сам построил, хотя и долго с ней провозился. Мечта всех женщин.

ОНА. Знаете, о чем я сейчасподумала. А ведь у нас с вами есть одно большое общее, правда, негативное.

ОН. Это какое же?

ОНА. Ни вы, ни я не оставляем после себя ничего по настоящему важного. Я имею в виду детей.

У вас еще есть шанс, правда небольшой, исправиться. Я недавно слышала, что один актер стал отцом в шестой раз в 90 лет.

А вот у меня этот шансик гораздо меньше, а очень скоро вообще исчезнет. Разумеется, я говорю о классическом варианте, а не о суррогатном материнстве и отцовстве.

ОН. А вы считаете, это действительно серьезное упущение?

ОНА. Это вообще самое серьезное, что есть в нашей жизни.

Люди ведь, если исходить из базовых вещей, выступают как участники своего рода эстафеты, которые передают своего рода палочку или факел следующему поколению. А мы с вами свои факелы, по-видимому, не донесем.

ОН. И куда эти факелы несут?

ОНА. В светлое будущее, наверно.

ОН. Честно говоря, не знаю, хочется ли мне участвовать в эстафете, которая устроена неизвестно кем и неизвестно для чего.

ОНА. А у вашего покойного друга дети есть?

Он. Да, две девушки, вернее, уже молодые женщины. Герман успел даже дедушкой себя почувствовать.

Она. Вот он свой факел донес.

Он. Не только донес, но и передал.

Кстати, а как вы относитесь к эвтаназии?

ОНА. В целом, положительно. Если только с этим не будет мошенничества. А то у нас ведь в этом случае найдется много желающих помочь.

ОН. А как же с вашей теорией? Мол, с нами проводят эксперимент. На входе в жизнь что-то дают, а в конце хотят посмотреть, что в итоге получилось. А при эвтаназии этот конец как бы наступает преждевременно.

ОНА. Я думаю, особенного противоречия здесь нет. Общую свою картину почти каждый из нас рисует довольно быстро, и поэтому экспериментаторам в целом становится так же быстро понятно, что получится в итоге.

Более того, немощными руками или покосившимися мозгами можно испортить даже то немногое, что до этого было создано более-менее хорошо.

ОН. А у меня пока по этому поводу четкого мнения еще не сложилось. Хотя понимаю, что принципиально нового у меня в этой жизни уже не будет, но еще хочется посмотреть этот сериал.

ОНА. Но ведь вы еще не дряхлый и даже не пожилой. По крайней мере внешне. Поэтому кто знает, какие с вами фортели еще может выкинуть жизнь.

Давайте-ка лучше вернемся к вашему социологическому вопросу. Вы ведь тоже уже где-то около тридцати лет в браке. Если вам можно было бы снова вернуться в прошлое, предложили бы вы руку и сердце своей нынешней жене?

Он. Если помните, сударыня, я говорил о 40, 50 и большем числе лет в браке. Так что мне пока этот вопрос задавать рано.

ОНА. Понятно. Темните. Хорошо. Лет через 15мы к этому вопросу вернемся. Поэтому поехали дальше. В прямом и в переносном смысле.

Если судить по вашим словам, я, значит, и с друзьями, и со спортом, и с целью поездки в отношении вас тоже ошиблась.

Он. Полностью.

Помимо катания на лыжах, в том числе и на обычных, я каждый выходной играю в футбол с такими же любителями всех возрастов. Причем и зимой тоже. Только если раньше был нападающим, то с годами все ближе сдвигаюсь к воротом. Сейчас только защитником.

Когда есть возможность, много плаваю. Небыстро, но долго.

Родители мои, слава Богу, еще живы, а вредной сестры, да и брата, у меня нет.

Если же говорить о друзьях, не скажу, что их у меня много, но есть несколько давних.

И я терпеть не могу слова «друзья» в социальных сетях. Испоганили этот термин. «У меня в друзьях больше восьми тысяч человек». И это пишут на полном серьезе. Какая чушь. Поэтому я никого в такие «друзья» не включаю и сам не отвечаю, когда меня приглашают стать таким «другом».

Я понимаю, что появление новых слов в языке неизбежно, но меня воротит, когда слышу такие слова, как «эквайринг», «маркетплейс», «мерчендайзер». Наверно, к старости лет становлюсь Шишковым. Был такой ревнитель русского языка примерно двести лет назад. Из его предложений сейчас помню только «мокроступы» вместо калош.

Но вы, наверно, с такими «друзьями» мало сталкиваетесь, потому что, по вашим словам, этими сетями не пользуетесь.

Она. Мне вполне хватает поисковиков в Интернете. Все что мне нужно, я почти всегда там легко отыскиваю.

Что там у нас еще осталось от нарисованного мною портрета? Кажется, религиозные убеждения.

Он. Вот тут я ничего говорить вам не буду. После одного общения на эту тему с очень хорошим знакомым я себе запретил обсуждать с другими вопросы религии. Да и политики тоже.

К сожалению, не всегда получается.

Она. После этого разговора этот человек, судя во вашей реакции, стал нехорошим знакомым.

Он Нет, просто знакомым, из категории «здрасьте» и только.

У меня в семье все отлично, но вот по вопросам политики мы с женой непримиримые люди. Она – государственник, причем ярый. Все, что ни делают наши власти, она полностью и безоговорочно оправдывает. У меня же к ним много вопросов. Это потому, что мы, думаю, разными источниками информации пользуемся. Она почти все политические ток-шоу смотрит по ящику, а у меня выбор гораздо больше: весь Интернет.

ОНА. И сильно спорите?

ОН. До того, что порой несколько дней дуемся друг на друга.

Я не раз ей говорил, что, если бы случилась гражданская война, не дай Бог, мы оказались бы по разные стороны баррикад. Она была бы за красных, а я симпатизировал бы белым. И она в конце концов сдала бы меня в ЧК.

Мне кажется, что в нашей стране много людей, особенно среднего, а тем более пожилого возраста, воспринимают власти как нечто священное, как представителей другой породы. И чем выше должности этих представителей, тем к ним более сакральное отношение.

На Западе же, как у меня сложилось мнение, превалирует более рациональное отношение. Это просто служащие, части большой государственной структуры. Если у нас приоритет отдается личностному, то там, как мне опять же кажется, – функциональному.

Поэтому, если очень коротко, у нас все надежды на «отца родного», там же – на постепенное улучшение машины.

ОНА. Ну да! Как же! Вот в одной западной стране, храме на холме, недавно сменилась власть, и главный механик ихней машины тут же стал ее чинить после своего предшественника. Это разве не свидетельствует от том, что и у них фактор личного столь же силен?

ОН. Ну, я говорю об общем векторе развития общества.

ОНА. А что у нас хорда или гипотенуза! Тоже вектор, но свой. Конечно, он у нас кривенький, но зато наш кровный, родненький. Другие ведь у нас просто не приживаются. Вон сколько попыток делалось.

Разумеется, среди наших чиновников есть свои упыри, причем на всех уровнях. Но ведь они не с Марса к нам прилетели.

Я вам больше скажу. Если бы многие из нас оказались на их месте, из нас еще больше вурдалаческого вылезло бы. Ведь среда, в которой мы обитаем, примерно одинаковая у нас у всех.

Может быть, это даже заложено у нас на генетическом уровне. Недаром ведь уже тысячу лет назад варягов призывали, тогдашних внешних управляющих. Как там у одного из Толстых: « Земля наша богата, Порядка в ней лишь нет».

И среди ученых, поверьте, свои вампиры встречаются. Как и везде.

Мы просто слишком политизированы.

ОН. Все?

ОНА. Практически все.

Вот итальянцы о политике в обычной жизни почти не говорят. У них на первом месте еда, потом спорт, прежде всего футбол и велосипед, мода, представители другого пола и нередко выигрыши в лотерею.

А у нас в разговорах почти всегда прежде всего политика. Ну разве ее можно воспринимать так близко к сердцу! Лучше бы так же горячо относились к судьбе своих родственников.

Но теперь мне понятно, почему вы отказались отвечать на свой же социологический вопрос. Ждете, попадете ли в ЧК в ближайшем будущем или все-таки избежите этой участи.

Он. Ноу коммент. Это в отношении вашегопоследнего утверждения.

ОНА. Понимаю. Рассказывать всю правду о себе никогда не хочется.

ОН. Знаете, хотя я стараюсь, как сказал, не обсуждать вопросы политики, могу с вами поделиться одним филологическим наблюдением из этой области.

ОНА. Какой у нас с вами интенсивный обмен мыслями. Прями пинг-понг какой-то.

ОН. Мне как-то пришло в голову (не буду говорить, в каком месте это случилось), что у всех ярких руководителей нашей страны, что СССР, что России, фамилии были из двух слогов. Ле-нин, Ста-лин, Хру-щёв, Бреж-нев, Ель-цин. Пу-тин.

Я не говорю сейчас об оценке этих личностей, положительной или отрицательной, а только о степени их влияния на страну.

ОНА. Но ведь были и другие.

ОН. Да, но они либо правили совсем недолго, как Черненко или Андропов, либо не запомнились ничем по-настоящему масштабным. Правда, как почти в каждом правили, здесь есть исключение – Гор-ба-чев. Да и того на Западе часто называли короче – Горби. По-своему, тоже подходит для общего ряда.

ОНА. А вы знаете, это в какой-то степени проявляется и в других странах. Смотрите. Мер-кель, Мак-рон, Джон-сон (который Борис), Бай-ден.

ОН. О, таких в истории было много. Це-зарь, Ма-о, Гит-лер, Чер-чиль, Руз-вельт, Фи-дель, На-сер, Клин-тон, Ган-ди, Не-ру.

Можно еще покопаться в памяти, и наверняка вспомнятся и другие похожие фамилии.

Вот всплыли: Гай-дар, Чу-байс, Рей-ган, Ху-сейн, Тэт-чер, Ча-вес.

ОНА. А первые двое здесь каким боком? Они вроде самыми главными никогда не были.

ОН. По должности не были, но по влиянию на происходящее вполне может быть.

ОНА. И у вас есть объяснение этой подборке?

Он. Есть, но оно вряд ли научное.

Я вижу здесь какую-то связь с энергией. При фамилии из одного слога эта энергия не успевает накопиться. При трех слогах и более она распыляется. А вот два слога в самый раз, что особенно наглядно проявляется при скандировании. Возьмем, к примеру, последнего из победителей. Бай-ден, Бай-ден.

Видите, на первом слоге энергия как бы аккумулируется, а на втором выплескивается.

А если сравнить односложные фамилии политиков и трехсложные, то победа по энергетике будет за более длинными.

Опять же давайте попробуем поскандировать: О-ба-ма, Кен-не-ди, Сар-ко-зи. Конечно, не так складно, как, скажем, Ле-нин-Ле-нин, но покричать тоже можно. А вот в конце коротких фамилий возникает какой-то затык: Коль, Буш, Гор, Мэй (которая Тереза), Трамп.

Правда, я что-то не припомню односложных фамилий у нас наверху. Разве что Греф, да и он только во втором эшелоне.

Поэтому думаю, что длинные обычно побеждают коротких. Но обязательно при прочих равных условиях. Ведь при почти равенстве сил даже маленькая гирька может повлиять на конечное положение весов.

ОНА. Можно дальше еще пойти: Шек-спир, Дан-те, Пуш-кин, Го-голь, Че-хов, Мо-царт, Ре-пин, Бу-нин, Шук-шин.

Или даже Спар-так или Зе-нит.

ОН. Плюс Бар-са, Ми-лан, Ре-ал, Пор-ту, Ю-ве, Чел-си, Ин-тер.

Это первое, что мне в голову пришло из этой группы.

ОНА. Можноеще что-нибудь придумать похожее.

ОН. Да легко. Му-му, Лай-ка, Бел-ка, Стрел-ка, Чи-жик, Пы-жик, Ба-ба Я-га, Ос-тап Бен-дер, Карл-сон, Штир-лиц, .

Но нет, Это уже перебор.

Моя гипотеза предполагала, что испытуемые должны быть только из числа крупных, национального масштаба, политиков. Пыжик на площадях не скандируют.

Да это и не гипотеза вовсе, а так, как я сказал, филологическое наблюдение.

ОНА. Знаете, в этом все-таки что-то есть. Вот смотрите из Библии: А-дам, Е-ва.

ОН. Ка-ин, А-вель, Да-вид, Эс-фирь.

ОНА. Да и ко многим столицам и крупным городам это относится. Моск-ва, Лон-дон, Бер-лин, Па-риж.

А давайте сыграем в одну игру. Будем по очереди называть такие города, но только действительно важные. Проигравший – тот, кто за 10 секунд не сможет предложить свой вариант, будет кукарекать. Конечно, такие города, как, скажем, Ту-ла, в этом случае не подойдут. Только столицы или очень-очень известные места. Согласны? Или слабо?

ОН. Почему же слабо? Вы же сами мне приписали девять тыщ авантюризма. С таким показателем от соперничества не уходят.

Вот. Кладу часы на стол для контроля времени и так, чтобы вам было хорошо видно положение секундной стрелки.

Кто начнет?

ОНА. Вы. Я закончила Парижем. Разумеется, уже названные повторять нельзя.

Он. Что ж, начнем. Ос-ло.

ОНА. Сток-гольм.

ОН. Ве-на.

ОНА. Мад-рид.

ОН. Пе-кин.

(Чем дольше идет соревнование, тем паузы между ответами становится длиннее, особенно у нее, но в то же время игроки, прежде всего она, ведут себя все более азартно).

ОНА. Де-ли.

ОН. Нью-Йорк.

ОНА. Глаз-го.

ОН. Бей-рут.

ОНА. Ми-лан.

ОН. Ка-ир.

ОНА. Пи-тер.

ОН. Ладно, приму. Ли-ма

ОНА. Это где?

ОН. Столица Перу.

ОНА. Шан-хай.

ОН. Тай-бэй.

ОНА. Мухлюете?

ОН. Почему? Это столица Тайваня. Там больше восьми миллионов живет.

ОНА. Бел-град.

ОН. Баг-дад.

ОНА. Ба-ку.

ОН. Ал-жир.

ОНА. Но это вроде название страны.

ОН. И ее столицы тоже.

ОНА. Мммм. Брюс-сель.

ОН. Ха-ной.

ОНА. Ки-ев.

ОН. Акк-ра.

ОНА. Первый раз слышу.

ОН. Столица Ганы.

ОНА. Мммм... Мммм.... Фэн-шуй.

ОН. А вот это не прокатит.

Все. Прошло даже больше, 15 секунд.

Трагуардо. Лей, синьора, а персо.

ОНА. Не поняла.

ОН. Это на любимом вами итальянском означает финиш и то, что вы, синьора, проиграли.

ОНА. Кукарекать?

ОН. Обязательно, хотя могу обменять этот проигрыш на один ваш поцелуй по окончанию поездки. В щечку. Просто на память.

ОНА. Нет. Я отыграюсь. Давайте через час проведем такую же игру, но только с писателями, поэтами, композиторами, художниками и другими известными деятелями искусства.

Признаю, в географии вы оказались сильнее, особенно со своими африканскими странами.

Но я уверена, что во втором туре обязательно состоится реванш.

ОН. Согласен, но только при одном условии. Этот час мы будем болтать, и никто из нас ничего не будет записывать, а то вы втихаря будете готовиться к сражению.

ОНА. Какой вы, однако, ... предусмотрительный.

ОН. А то...

ОНА. Блин, а чего же я не сказала Вильнюс, Таллин, Рига, Прага... Мюнхен... Где-то по далеким африкам и азиям шастала, а рядышком забыла. Сейчас бы вы у меня кукарекали. Причем в коридоре, чтобы все слышали.

Я вот что еще подумала. Теперь на выборах, когда буду сомневаться за кого голосовать, то получше присмотрюсь к тем кандидатам, у которых такая двухсложная фамилия. Особенно на президентских.

ОН. Вот видите, наше общение уже принесло вам практическую пользу.

Она. Вы где, кстати, учились? Вы упомянули о военной стезе, но почему-то говорили о переводческой деятельности. У нас иностранные языки и в гражданских-то вузах почти везде и всегда не в почете, а у военных их вообще, думаю, проходят только для галочки. Наверно, ограничиваются только «Хэнде хох» и «Гитлер капут», хотя в наше время нужно, скорее, учить «Хэндс ап» и «Обама, Трамп, Байден и далее по списку капут».

Он. Видите ли, я заканчивал не обычное военное заведение, где иностранные языке третьестепенный предмет, а специализированное – Военный институт иностранных языков. У нас все было наоборот. Именно языки были основными предметами.

Он а. И в каких специализировались вы?

Он. Португальском и английском. Потом более-менее хорошо самостоятельно выучил французский, итальянский и испанский. А сейчас начал заниматься японским.

ОНА. А я подумала, когда увидела у вас в руках учебник японского, что это так, для понта.

Он. Ну да, я заранее знал, что моей спутницей будет интересная молодая женщина, и поэтому взял с собой именно эту книгу. Да и таким атрибутом в наше время впечатление не производят. Скорее даже наоборот.

ОНА. А каким производят?

ОН. Может быть, золотой цепью на шее толщиной в палец, огромным перстнем-печаткой или дорогущим смартфоном. Но, как вы видите, ничего этого на мне и у меня нет. А если еще учесть мой уже уже немолодой вид, то приманка из меня плохая.

Она. Не прибедняйтесь. Вид еще вполне товарный.

Вам новые языки для работы нужны?

Он. Только французский в свое время для этого пригодился. С его помощью лучше узнал север Африки.

А остальные хобби. Правда, помимо чистого интереса, надеюсь, что с помощью него я отодвину встречу с двумя веселыми ребятами, Паркинсоном и Альцгеймером, а может быть, и вообще разминусь с ними.

ОНА. Слушайте, у меня к вам как к филологу вопрос. Я как-то задумалась, а почему у нас США переводятся как Соединенные Штаты Америки?

ОН. А что вас тут смущает?

ОНА. То, что в этом варианте перевода слова united получается, что как будто штаты соединил кто-то другой, а не они сами в лице своих представителей приняли это решение.

ОН. А какой вариант предложили бы вы?

ОНА. Соединившиеся Штаты Америки, а еще лучше Объединившиеся Штаты Америки. В слове «соединившиеся» есть какой-то механический оттенок, нет намека на тот «плавильный котел», о котором они так много говорят. А вот «объединившиеся» в этом смысле намного точнее по смыслу, да и исторически.

Кстати, то же самое можно сказать и об ООН. В нашем варианте опять же получается, что нации кто-то объединил извне, а не они сами.

ОН. Вы об этом только подумали или что-то попытались с этим сделать?

ОНА. Написала как-то в посольство США атташе по культуре и задала этот вопрос, но никакого ответа не получила.

ОН. Да, ученый в вас глубоко сидит. Замечаете такие вещи, на которые почти никто не обращает внимание, считая их само собой разумеющимися. Даже не из своей области исследования.

Надо будет через знакомых преподавателей попросить, чтобы кто-нибудь из студентов, будущих историков, политологов или филологов, изучил старые газеты и источники и постарался выяснить, когда этот вариант названия стал использоваться в дореволюционной России, а потом и дальше.

Она. Вы, наверное, как человек с филологическим образованием и стихи пишете.

Он. В юности баловался, как почти все в то время. Тогда ведь поэты и многие их стихи были в почете. И стихи были замечательные. Может быть, помните:

«А снег повалится, повалится, и я прочту в его канве, что моя молодость повадится опять заглядывать ко мне»

Или:

«Город весь, словно войлочный. Занавесь окна полночью. »

И еще там же:

«Жизнь трясет по обочинам. Вот и все. Вот и кончено. »

Она. А свое что-нибудь помните?

Он. Когда-то была целая тетрадка своих вирш, да куда-то затерялась. Некоторые из них были, как мне тогда казалось, даже ничего. Вот огрызок одной вертится в голове.

«К чему пытаться выписать роман,

когда нас и на повесть не хватило.

Пускай рассказ... »

Дальше еще было несколько довольно приличных, как мне тогда думалось, строк, но я их забыл.

Она. А сейчас пишите?

Он. Конечно, нет. Но в начале распространения этой заразы я серьезно заболел. Были опасения, что не выкарабкаюсь. Долго держалась очень высокая температура. И именно в таком состоянии, не поверите, у меня как-то сами сочинились несколько строк, а может быть, мне их кто-то сверху или снизу продиктовал. И я их очень хорошо запомнил. Прочесть?

Она. Конечно.

Он. «И сразу все стало неважным.

И сразу все стало ненужным.

И улетело – навсегда».

Она (задумчиво). Здорово!

Эти строчки заставили меня вспомнить есть еще одну теорию. Заметьте, опять же свою собственную.

Вы, конечно, помните полоску с увеличивающимися процентами на экране компьютера, которая часто появляется при загрузке программ. Уже загрузилось 24%, потом 38, затем 64, 89 и наконец все 100.

Я часто думаю, интересно, а насколько моя жизненная программа уже реализовалась? Где я сейчас? В середине, прошла три четверти или до конца осталось всего несколько процентов?

Он. Сфинкс, честно говоря, я в последнее время не встречал женщин, которые так глубоко копают в сущностных вопросах бытия. Да и вообще что-то таких не припомню. Это, скорее всего, потому, что я мало соприкасался с миром настоящих ученых. А вы, как я понял, серьезный исследователь.

Правда, меня кое-что пугает.

Она. Что именно?

Он При всем вашем внимании к объекту исследования нарисованный вами мой портрет оказался совершенно отличен от оригинала.

Не получается ли так, что все те выводы, которые вы делаете уже в своей профессии, так же сильно не соответствуют реальному положению дел?

Только не обижайтесь. Ладно?

Она. Спасибо за прямоту. Вы оказались честнее и лучшего, чем я вначале подумала. А сейчас я открою вам страшную тайну.

Я вовсе вас не анализировала. Просто вы внешне очень похожи на моего бывшего мужа. Очень. Я даже вначале испугалась, когда вас увидела. Особенно потому, что год назад он погиб в автомобильной аварии. Именно поэтому я целый час сидела нахохлившись и вас через ресницы изучала.

Он или не он? Может быть, реинкарнация? Вы только, может быть, чуть-чуть помоложе выглядите, хотя и старше по возрасту. Но ненамного, на три года.

Я решила, что форма – то есть то, что я увидела, определяется содержанием, и поэтому так оперативно и полно – «в кавычках» – выдала вам всестороннюю характеристику. Просто описала его, начиная от маменькиного сынка, темы диссертации, над которой он очень долго потел, но так, кстати, и не защитил, до любви к дивану и отсутствию друзей.

Кстати, его характер, особенно проявлявшийся в последние годы, вошел и в тот сценарий, который я недавно здесь сочинила.

Он. А я еще сильно удивился. Подумал, как быстро вы все обобщили, хотя про себя похихикивал.

А скромная, хозяйственная и неопытная девушка это Вы?

ОнА. Когда-то, наверно, была такой. Хотя со стряпней и сейчас люблю повозиться. Но уже нет той прыти, что была раньше.

ОН. Что, укатали Сивку крутые житейские горки? Но, может быть, у вас уже наступил период, когда все подъемы вы преодолели, и теперь будет легче.

ОНА. Хотите сказать, что я уже с ярмарки?

ОН. Нет, просто у каждого из нас бывают периоды, когда нужно долгое время карабкаться в гору. Бывают и более спокойные (и более скучные), когда едешь по ровному шоссе, без подъемов и спусков, и редкие, когда большие трудности позади и можно воспользоваться созревшими плодами. Именно на последний вариант я и намекал.

И еще. Только не обижайтесь.

Мне теперь понятно, почему вы сейчас одиноки.

ОНА. Ну, не такая уж я одинокая. Сейчас вообще институт брака одновременно и рушится, и очень сильно меняется.

Так все-таки почему же?

ОН. Вы слишком правильная. Нет. Даже не так. Слишком... глубокая. А обычный мужик любит поплавать там, где мелко. Там неопасно. Где не утонешь.

А что касается меняющейся житейской полоски, то она из той же серии, что и вторая восьмерка цифр в нашей жизни, которую мы не знаем до самого конца.

Видно, вас этот вопрос серьезно беспокоит. Если придумаете к нему третий подход, сообщите, если все-таки пересечемся.

Она. А он у меня уже есть. И знаете, парадоксальный.

Он. Это какой же?

Она. Нам не нужно знать ни второй восьмерки, ни процентов, потому что это совсем неважно. Все дело в том, что независимо от дат и процентов мы все время, если разбирать по крупному, бежим по одному и тому же кругу, форма и размеры которого в основном определены тем набором качеств, о котором я уже говорила. Конечно, с учетом текущего положения дел.

Скажите, вы ведь не раз в этой жизни собирались в ней что-то серьезно поменять и в качестве стартовой даты назначили для себя следующий понедельник, первое число следующего месяца, первый день следующего года или хотя бы завтрашний день. Сознайтесь, проделывали такое?

Он. И не раз. Как и все.

Она. Успешно?

Он. Честно? Нет. Ведь есть такое чудесное слово – завтра. Вот завтра я это обязательно сделаю. Ну, сегодня просто день такой был, что уже ни сил, ни желания нет.

Но завтра... Завтра – это вкуснейшая морковка, болтающаяся перед нашим носом. Причем, что самое главное? Я начну новую жизнь ни когда-нибудь, а очень скоро, на следующий день. Уже ЗАВТРА.

Только оно почему-то всегда оказывается сегодня. Но ведь снова есть завтра. Оно никуда не делось. Просто чуть-чуть, совсем чуть-чуть, отодвинулось.

Она. Завтра, завтра, не сегодня! – так лентяи говорят. Помните такую присказку?

другими словами, вывсегдаснова возвращались на свой круг.

А я вот вывела для себя чудесную формулу, которая помогает мне все задуманное делать сегодня. Готова с вами ею поделится. Работает. По крайней мере у меня. Хотите?

Он. Безвозмездно, то есть даром?

Она. По бартеру. Мне ваши последние стихи очень понравились. Вносят в жизнь правильный масштаб и показывают, что на самом деле в ней важно.

Он. Как я понимаю, ваша формула предназначена для достижения серьезных целей.

Она. Вовсе нет. Это скорее формула для нормальной повседневной жизни.

Он. Неужели нашу бытовуху можно подогнать под какую-то формулу?

Она. Можно. Тем более, что она очень сильно перекликается с вашим гимном следующему дню.

Внимайте и запоминайте.

ЗАВТРА СЕГОДНЯ СТАНЕТ ВЧЕРА.

Поэтому все должно происходить сегодня. Для простоты я всегда исхожу из того, что никакого завтра просто нет. Нет, и все.

Он. Звучит. И правда, похоже на формулу. Чеканная формулировка. Как у Ленина. Например, у него количество переходит в качество. А у вас сегодня переходит во вчера. Красиво.

ОНА. Это не Ленин, а кто-то другой так впервые сформулировал. Кстати, я с этим законом в работе часто сталкиваюсь. Он, действительно, работает.

ОН. Я не знаю, помните ли вы, но раньше были такие настенные отрывные календари небольшого размера. Мне кажется, они в материальном виде представляют вашу формулу. Оторвал лист в полночь, когда через две секунды начнется завтра, и сегодняшний день улетел во вчера, а, точнее, в мусорную корзину.

Она. Действительно очень наглядная демонстрация. Можно сказать, презентация идеи без всяких там компьютерных штучек. У меня тетя такими календарями до сих пор пользуется. Там куча всяких советов. На каждый день.

ОН. Правда, у меня главным днем является не сегодняшний, как у вас, а именно завтрашний.

Поэтому я вашу формулу немножко подкорректировал бы. Возьмете в соавторы? Создадим закон с двумя родителями, вроде Бойля-Мариотта.

ОНА. Как вы быстро примазались к моему открытию. И как же он будет звучать?

ОН. Завтра завтра станет сегодня.

Ваша формула чеканная, но как ею пользоваться в реальном мире обычному человеку со всеми его слабостями? Может быть, она и правда работает с такими железными леди, как Маргарет Тэтчер и вы, но что делать мне и остальным слабым людям?

А в моем варианте два раза звучит «завтра», и это не напрягает, а успокаивает. Мол, все успеем.

Она. Вы зря думаете, что я железная. Самая обычная. Просто я себе все время говорю, что каждое дело – это самолет, который улетит без меня, если я его не сделаю.

Вы ведь не станете откладывать полет только из-за того, что вам лень, что вы устали или вам просто не хочется ехать в аэропорт?

Не полететь, если билет уже на руках, можно только по очень-очень важным причинам, которые случаются очень-очень редко.

Он. Господи, неужели в реальной жизни бывают такие идеальные женщины! И дюже красивые, и дюже умные!

Вас, наверно, в одной из секретных научных лабораторий вывели. Может быть, вы биоробот? Сознавайтесь.

Она. Ни за что! Это государственная тайна.

А какой из моих дюжили дюжей, уж не знаю, как правильно сказать, вам кажется более сильно выраженным?

ОН. Трудно определить... Но красивых в жизни больше, чем по-настоящему умных. Поэтому отдам предпочтение второму дюже –умному.

ОНА. Ах так! В этом случае я вас, Михаил, добью. Я же дюже умная.

Представьте, что у вас появилась возможность задать один, всего один, вопрос Всевышнему или тем, кто с нами экспериментирует. что вы захотели бы тогда узнать?

Он. Я как-то пока не задумывался над этим. Может быть, выигрышную комбинацию цифр в новогоднюю лотерею, где разыгрывают, якобы, миллиард рублей. Чтобы стать немножко итальянцем.

Шучу, конечно. Такой вопрос должен быть по-настоящему экзистенциальным. И у вас он уже, конечно, есть.

Она. Есть.

Он. Расскажите?

Она. Если хотите. С меня не убудет.

Он. Очень хочу. С вами так интересно общаться. Каждую минуту чем-нибудь огорошиваете.

Она. Спасибо.

Я спросила бы: «Насколько я реализовала тот потенциал, который у меня имелся изначально? »

Он. Вам это и правда важно знать?

Она. Очень. Вдруг мой сегодняшний уровень – это и есть все то, на что я способна, или я еще где-то в пути.

ОН. Наверно, я циник, но я тут немного почесал репу и решил, что выиграть таким образом миллиард рублей было бы куда полезнее, чем узнать, что я, оказывается, задумывался как ого-го, а на выходе получился, эх, ни то ни се.

ОНА. И чтобы вы делали с этим миллиардом? Купили бы самую крутую тачку, переехали бы в очень красивый дом или как-то еще потратили? Вам ведь даже оставить эти деньги некому.

ОН. Дайте мне этот миллиард, а уж на что его разумно потратить, я придумаю.

ОНА. Если выиграете, удочерите меня. По возрасту подхожу. Ладно?

ОН. Подумаю. Причем хорошенько. Не обещаю, что решение будет положительным.

ОНА. А я уже губы раскатала. Для начала я бы...

(В ее сумочке звонит телефон, но она его не слышит. )

Он. Вам снова звонят.

(Маша вынимает телефон. )

Она. Здравствуйте, Сергей Васильевич... Как отменяется?.. И что мне теперь делать?... Хорошо.

(Задумчиво кладет телефон на столик. )

Он. Я вначале подумал, что это опять Ипполит.

Она. Лучше бы он.

ОН. Кстати, а как его зовут на самом деле?

ОНА. Это не важно.

Он. А что случилось? Вы чем-то расстроены.

Она. Это мой шеф. Командировку почему-то отменили. Сказал, чтобы я немедленно возвращалась. Видно, у нас произошло что-то серьезное.

Он. Вы, вероятно, очень важная птица, раз без вас не могут обойтись. Жаль, что мы почти все время говорили обо мне. Вы ведь о себе почти ничего не рассказали. Ограничились лишь самыми крупными мазками. Вдруг я познакомился с будущим Нобелевским лауреатом. С вас станет. И что вы теперь будете делать?

Она. Хорошо, что мы пока недалеко отъехали. Сейчас посмотрю, какие есть варианты.

(Достает из большой спортивной сумки ноутбук. Включает. )

Ах да, связь. Можно воспользоваться вашим смартфоном как модемом?

ОН. Разумеется, но только если здесь ловит нормально.

ОНА. Сейчас проверим. Какой у вас пароль?

(Он пишет на салфетке и передает ее Маше. Она читает и смотрит на него с недоумением. )

Она. Странное слово. Почему такое?

ОН. Это по-грузински «привет», написанный на латинице. Я таким образом каждый год запоминаю по 12 выражений на языках бывших республик СССР.

В месяц по выражению. Мелочь, а при общении с этими ребятами, когда случаются, очень помогает быстро налаживать контакты, особенно с молодежью. Да и они после этого охотнее пользуются русским. Если знают, конечно.

Я этим приемом пользуюсь с Африки, когда овладевал там местными диалектами. Только тогда я на каждое выражение давал себе не месяц, а всего три дня.

(Маша возится с ноутбуком. )

ОНА. Работает. Сейчас посмотрим...

Через 15 минут остановка. Успею вернуться в Москву на электричке или на автобусе. Хорошо, что они отправляются прямо от вокзала. Поэтому у меня есть все шансы успеть на ближайший, через 35 минут, хотя времени впритык. Его ведь еще найти надо. Часам к 10 вечера приеду в Москву и еще успею на последний автобус до Пущино.

Он. Очень жаль. Если мы за такое короткое время добрались до таких серьезных философских вещей, то каких глубин достигли бы еще за несколько часов.

Она. Да ну их, эти глубины. У нас и так с вами получился не простой, нормальный треп, а какой-то симпозиум.

О, меня осенила одна идея. Вы говорили, что хорошо танцуете. А в купе вы когда-нибудь это пробовали делать?

Он. Да вроде танцплощадка маловата.

Она. Сейчас проверим.

(На минутку садится за ноутбук, что-то на нем ищет и включает музыку. Это «Маленький цветок» на саксофоне в исполнении Фаусто Паппети. )

Они встают и начинают танцевать почти на месте, вначале на максимально большом расстоянии друг от друга, но постепенно все ближе и ближе друг к другу.

Он. Может быть, поедешь... сорри, синьора, поедете дальше, а вернетесь завтра.

Она (остановившись в нерешительности). Мы же только что говорили о том, что никакого завтра нет. Всегда все нужно делать только сегодня. Нет, поеду сейчас. Так будет лучше...

(Задумчиво и немного растерянно) Двух Ипполитов я не вынесу.

(Складывает свои вещи в сумку. Надевает пальто. )

Она. Только, пожалуйста, не провожай... те. И прощайте.

Он. До свидания. Кстати, еще один вопрос... напоследок. Вы там какой-то сценарий написали. Я вел себя в соответствии с ним?

Она (достает из сумочки салфетку, складывает ее и протягивает Мише). Пожалуйста, прочитайте его только после того, как я сойду. И не сильно хмыкайте. Я с ним опять села в лужу. Еще глубже, чем до этого.

(Выходит из купе.

Он сидит немного нахохлившись.

Неожиданно она снова входит, подходит к нему и крепко целует. В губы. )

ОНА. Не люблю незакрытых долгов. Это за мой проигрыш.

(так же стремительно уходит.

Через несколько секунд он разворачивает салфетку.

Ее голос читает написанные строки)

«Через несколько минут достанете из сумки бутылку коньяка и коробку с конфетами. Предложите выпить за знакомство. Потом, чтобы перейти на ты, предложите выпить на брудершафт. Потом станете приставать. Не делайте этого, пожалуйста. »

Он. Не буду... Честное слово, не буду.

(Видит забытые Машей на столе наушники. Берет их. Встает и начинает задумчиво перечислять)

Пущино... научно-исследовательский институт... Сергей Васильевич... Мария... биолог... 41 год...