|
|||
Голос второй женщины.(напевает) Высоко на дереве спи, дедулька, спи, Ветер укачает и навеет сны, Только сук обломится — колыбельки нет. И внизу окажутся и усы и дед. Первый голос. Маленькие девочки прячут немигающих, похожих на попугайчиков, старичков в едва освещенных и суетливых углах новой кухни, где под покровом своей крошечной ночи, не смыкая бусинки глаз, несут они караул, стерегут, чтобы смерть не застала во сне. Второй голос. Незамужние девицы, наедине с собой, в торжественных, как у новобрачных, спальнях пудрятся и завиваются для большого танцевального вечера. Звуки гармоники, чуть слышно. Они учатся перед зеркалом придавать лицу презрительные или доброжелательные выражения, адресованные молодым людям, подпирающим в настоящий момент на улицах углы, освещенные светом фонарей, ждущим на порывистом ветру того момента, когда сами завоют и засвистят. Звуки гармоники становятся громче, потом опять удаляются. Первый голос. Пьяницы в «Объятьях Морехода» пьют за то, чтобы бал сорвался. Пьяница. К черту вальсы и прыжки. Черри Оуэн. Танцы — это против естества! Первый голос. Голосом праведника говорит Черри Оуэн, только что проглотивший семнадцать кружек выдохшегося желтого густого горького валлийского пива. Второй голос. Тускло мерцает фонарь где-то на ферме, искорка на склоне Ларегиба. Звуки гармоники замирают в тишине. Первый голос. Ларегиб-хилл — пишет в своей поэтической комнате преподобный Дженкинс… Преп. Эли Дженкинс. Ларегиб-хилл, таинственный холм, памятник народу, населявшему его склоны еще до того, как кельты покинули землю Лета, место, где старые колдуны превращали цветы в своих жен. Второй голос. Мистер Вальдо в своем углу в «Объятьях Морехода» поет.
|
|||
|