ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Ригден, — вызвал Мор.

Наступила угрожающая тишина. Мор вел урок латыни в пятом классе. Это бремя иногда возлагали на него, когда болел куратор пятиклассников, мистер Бейсфорд. Это было на следующий день после приема у Демойта. Был жаркий полдень, то время сразу после ленча, которое Мор мучительно не любил. Муха жужжала на оконном стекле. Двадцать мальчиков сидели, раскрыв перед собой элегии Проперция. Ригдена явно застали врасплох.

— Ну, Ригден, — устало произнес Мор, — смелее. Переведи первое слово.

— Ты, — промямлил Ригден. Странноватый мальчик с очень мелкой головенкой. Боготворящий Мора, но неспособный завоевать ответную симпатию. И это стало трагедией его школьной жизни. Он озабоченно склонился над страницей.

— Правильно. Теперь второе слово.

Из соседнего класса слышался веселый смех. Там Пруэтт вел урок математики. К несчастью, он совершенно не умел поддерживать дисциплину. Мор понимал, что умение держать аудиторию дается от природы, и в то же время не мог не порицать Пруэтта. Самому Мору стоило лишь взглянуть на ребят, и тут же воцарялась тишина.

— Только, — произнес Ригден.

— Так. Ну, продолжай.

Ригден уперся взглядом в страницу:

— Пока позволено.

— Lucet, неуч, а не Licet. Кард.

Джимми Кард был одним из врагов Мора. И в то же время закадычным другом его сына Дональда. Мору с ним всегда было тяжело.

— Пока светит свет, — прочел Кард. Слова он произносил небрежно, едва шевеля губами, словно делал одолжение.

— Верно. Ригден, продолжай.

Ригден, по всей видимости, потихоньку впадал в истерику. Он кусал губы, напряженно вглядываясь в строчки.

— Побыстрее. Мы не можем тратить весь урок на этот отрывок. — Где-то в отдалении монотонно гудело шоссе. Мор вздохнул. В начале урока в его памяти смутно мелькнуло, а теперь прорезалось напоминание о том, что в четверть четвертого у него встреча с художницей. Предстояло показать мисс Картер школу. Этим утром в ящичке для корреспонденции Мор нашел записку от Эверарда с просьбой показать портретистке школу, и принял эту просьбу как нечто вполне заурядное. Хотя нет, по какой-то ему самому непонятной причине он испытывал окрашенное легким недовольством разочарование от того, что вторая встреча с мисс Картер произойдет не на завтраке у Эверарда, как было условлено, а в совершенно неожиданном месте.

— Жизнь не заслуживает плодов, — произнес Ригден так, будто ему стало все равно, что там будет и как.

— Нет. Ты подготовился к уроку, Ригден?

— Да, сэр, — ответил Ригден, не поднимая глаз и вместе с тем таким тоном, будто он старался, а его незаслуженно подозревают.

— Что ж, тогда тебе придется остаться после уроков, проверим твои знания. Урок заканчивается. Кто-нибудь может перевести? Кард, ты как, осилишь эти шесть строк?

Кард не торопясь просматривал текст. Опытный учитель, Мор терпеливо ждал. Кард был способным учеником, а Мор ценил способных людей. В установившейся в классе тишине, Мор еще раз пробежал глазами элегию. Он выбрал ее утром как материал для перевода. Возможно, текст оказался трудноват. Возможно, не совсем удачно выбран. Взгляд скользил по строчкам.

Tu modo, dum lucet, fructum ne desere vitae.

Omnia si dederis oscula, pauca dabis.

Ac veluti folia arentes liquere corollas,

Quae passim calathis strata natare vides,

Sic nobis, qui nunc magnum speramus amantes

Forsitian includet crastina fata dies. ^[2]

Кард кашлянул.

— Слушаем тебя, — Мор глянул на часы. Урок вот-вот должен был закончиться, и легкое беспокойство охватило его.

— Пока светит свет, — высоким напряженным голосом и вместе с тем медленно начал Кард, — не отказывайся от радостей жизни. Если ты отдашь даже все свои поцелуи, то и тогда отдашь слишком мало. И как листья опадают с увядшего венка и, кружась, плавают в чаше, так и мы, столь сильно верящие в любовь, завтра станем, быть может, добычей рока.

— Верно, — кивнул Мор, — верно. Отлично, Кард. Спасибо. Урок закончен, все свободны. Ригдена попрошу остаться.

Тут же поднялся гомон, захлопали переплеты книг и крышки парт, все заспешили к дверям. Кард вышел первым. Мистер Пруэтт, очевидно, тоже отпустил свой класс на волю, и, судя по грохоту, два потока соединились в коридоре. Быстренько вразумив Ригдена, Мор вышел в душный коридор, мимоходом разогнал расшалившихся сорванцов и через секунду уже стоял на крыльце, оглядываясь по сторонам.

То здание, из которого он только что вышел, именовалось официально довольно неуклюже — «главная школа». Основные строения Сен-Бридж, а они были разной высоты, группировались вокруг обширной асфальтированной площадки, называемой «игровым полем», хотя как раз играть здесь строго-настрого запрещалось. Комплекс состоял из четырех краснокирпичных блоков: той самой главной школы — в ней находился актовый зал и аудитории старших классов, именно это здание венчала неоготическая башня; библиотеки, где помимо собрания книг находились дополнительные классные комнаты, собственно библиотека располагалась справа от главной школы, под прямым углом к ней; напротив библиотеки — общежитие, где проживали те ученики, чье обучение шло за счет стипендий; а напротив главного здания возвышался «наука и спорт» — корпус, включавший в себя спортивный зал, ряд лабораторных комнат, административные помещения, а также квартиры учителей, живущих при школе. Угодья Сен-Бридж были обширны, но находились на склоне холма, отчего возникали печально известные трудности со спортивными площадками, устроенными позади главной школы и сбегавшими вниз, к первым домам городка, к сплетению проселочных дорог, среди которых стоял и дом Мора. Пройдя по тропинке через учительский садик, а затем по усыпанной гравием площадке, можно было через главные ворота выйти к шоссе. На пологом склоне позади библиотеки рос настоящий лес — березы, дубы, понизу густо заросшие папоротником и подлеском, и всю эту чащобу прорезали извилистые тропинки, еле заметные, усыпанные прелой листвой — словом, подлинное раздолье для учеников младших классов. На опушке леса, доступная обозрению из окон библиотеки, виднелась школьная церковь, построенная относительно недавно — приземистое продолговатое здание из светлого кирпича, которое по незнанию можно было принять и за бойлерную. Дальше, за церковью, прячась среди деревьев, располагались три общежития для учеников разных классов, не попадающих под категорию стипендиатов; тут они жили, столовались, причем у каждого из старшеклассников была своя отдельная комната. Одно общежитие курировал Мор, второе — Пруэтт, а третье находилось под началом Бейсфорда, потому и имело вид весьма плачевный. Общежития назывались именами кураторов, между которыми шло постоянное соперничество, вдобавок еще и подогреваемое учительским коллективом. За лесом, на той стороне, где невдалеке проходила оживленная магистраль, находился павильон, включающий корты для сквоша и плавательный бассейн, напротив павильона, едва ли не впритык к частным домам, располагались помещения для занятий музыкой и изостудия. В самом низу холма зеленела неухоженная лужайка, здесь явно пытались развести цветник, потом разведение забросили; а по другую сторону лужайки стоял белый дом в викторианском стиле, официально принадлежавший мистеру Эверарду. И тут территория школы заканчивалась.

В записке говорилось, что мисс Картер будет ждать его на игровом поле. Мор поспешно огляделся по сторонам, но никого не увидел. Жаркое солнце косыми лучами соединяло библиотеку со зданием «науки и спорта», усеивая золотистыми отблесками похоронно-черную поверхность асфальта. Воздух слегка дрожал над раскаленным полем. Кого Мор заметил, так это своего сына Дональда, стоящего в дальнем конце площадки возле библиотеки. А к нему по горячему, как сковорода, асфальту бежал, попутно проделывая немыслимые пируэты и подскоки, Джимми Кард. И поэтому не просто подбежал, а со всего маху стукнулся об него, будто посланный чьей-то мощной рукой мяч. Обхватив друг друга за плечи, мальчишки завертелись волчком. Какое-то время без особой радости Мор наблюдал за происходящим. Потом и сам пошел к библиотеке. По пути он озирался, ища мисс Картер, и в то же время краем глаза следил за все еще буйствующими мальчишками. Мор подошел к дверям библиотеки. Только тогда Дональд и Кард заметили его и отступили друг от друга; и через секунду, снова вприпрыжку, вращая, словно обезумевшая мельница, растопыренными пятернями, Кард промчался в сторону общежития, сделал в дверях заключительный выкрутас, и тут же исчез. Кард был стипендиатом. Дональд остался в одиночестве возле библиотечного здания. И явно был растерян. Ему наверняка тоже хотелось улизнуть, но теперь, на глазах у отца, он не мог так поступить. Но при этом Дональд вовсе не торопился навстречу родителю. Он стоял, сжимая в руке книжку, и застывшим взглядом следил — войдет ли отец в библиотеку, или направится к нему.

Мор тоже раздумывал, как поступить. Такие вот случайные встречи во время занятий смущали обоих, поэтому Мор избегал их, насколько было возможно. Но сейчас сделать вид, что не заметил Дональда, он не мог. Это может ранить мальчика. И он пошел к сыну. Замерев на месте, Дональд ждал.

— Здравствуй, Дон. Как дела?

Дональд взглянул на него и тут же отвернулся. Он был достаточно высок и, когда отец приблизился почти вплотную, мог смотреть ему прямо в глаза. Копия отца — такие же как у Мора черные жесткие волосы, такой же крючковатый нос и такая же манера, улыбаясь, чуть кривить рот. Но глаза у него были темнее, смотрели более пристально. Карие глаза Мора отливали серым оттенком, а у Дональда темная глубина глаз, наоборот, еще больше затемнялась какой-то неотвязной думой. Темные точечки на подбородке предвещали в будущем черную густую бородку. Но лицо пока хранило детскую округлость. И рот у него был еще по-детски пухлый, неоформившийся.

Медленно взрослеет Дональд, с какой-то грустью думал Мор, слишком медленно. Это странное отсутствие зрелости огорчало Мора. Сам-то он помнил себя в этом возрасте, помнил, с какой жадностью поглощал все книги подряд в ненасытной жажде знания. А у Дональда, кажется, вообще нет никаких интеллектуальных запросов. Химию если и учит, то как-то вяло, урывками, ровно настолько, чтобы избежать родительских упреков, одним словом — лентяй, это совершенно ясно. Массу времени тратит на болтовню с Кардом и с другими мальчишками, слоняется по окрестностям то с компанией, то в одиночку, что больше всего озадачивало Мора. Может подолгу что-то высматривать из школьного окна. Или уходит вниз, на опушку леса, и, обхватив руками колени, сидит там, погруженный в мечтания. Такой образ жизни был абсолютно непонятен Мору. Но он не решался бранить сына и даже не спрашивал, почему тот так странно себя ведет. Если мальчика видели с книжкой, то это были либо «Трое в лодке, не считая собаки», которую он перечитывал вновь и вновь, заливаясь всякий раз неудержимым смехом, либо различные книжицы по альпинизму, тщательно скрываемые от матери. Во время каникул он превращался в неутомимого и неразборчивого посетителя кинотеатра. Глядя на сына, пытаясь поймать его уклончивый взгляд, Мор испытывал чувство глубокой печали оттого, что не умеет выразить свою любовь к сыну и еще от мысли, что мальчик, вполне возможно, и не догадывается об этой любви.

— Нормально, — пожал плечами Дональд. — Я иду на спортивную площадку. — Дональд был фанатом крикета.

— Ты в команде общежития? — поинтересовался Мор. Дональд относился к подопечным Пруэтта.

— Да, сэр. С прошлого года.

Мальчик стоял сейчас вполоборота, не зная, уходить ему или еще подождать.

А Мору не хотелось его отпускать, хотелось подольше задержать, дождаться какой-нибудь по-настоящему искренней фразы. Хотелось, чтобы Дональд взглянул ему прямо в глаза. И до боли резало слух обращение «сэр».

— Кард хорошо перевел на уроке латыни, — Мор сказал это специально, чтобы похвалить приятеля сына.

— А, понятно.

Мор спросил себя, перескажет ли Дональд Карду эти слова, и как тот воспримет похвалу. Как мало он о них знает. Дональд сунул книгу под мышку. А если спросить, что за книжка? По опыту Мор знал, что сыну не нравятся такие вопросы. Но любопытство пересилило.

— Что читаешь, Дон?

Мальчик молча протянул ему книжку. «Пятьсот лучших шуток и загадок» значилось на обложке.

Не найдя что сказать, Мор вернул книжку.

И тут поодаль, за спиной у Дональда, появилась маленькая фигурка. Это была мисс Картер. Мор тут же с неодобрением отметил, что на ней брюки. Дональд обернулся, увидел ее и, пробормотав что-то вроде приветствия, побежал к крикетному полю.

— Извините за опоздание. Надеюсь, я не помешала разговору? Это ваш ученик?

— Мой сын.

Мисс Картер удивленно взглянула на Мора.

— Я и не предполагала, что у вас может быть такой взрослый сын, — сказала она, и в ее предельно четком голосе промелькнул оттенок шутливости.

— Как видите, может, — неуклюже пожал Мор плечами. Как вызывающе она выглядит в этих брюках, раздражено думал он. Плотно облегающие, сужающиеся книзу черные брючки, ярко-синяя блузка, синие же парусиновые туфли и никаких украшений. У нее неплохая фигурка, подумал Мор, и в то же время она сейчас похожа на девочку-школьницу, переодевшуюся в костюм парижского уличного мальчишки.

— Когда есть вот такой взрослый сын, это прекрасно.

— Неплохо, хотя случаются и грозы. Идемте? — И они направились к дверям библиотеки.

— Чувствую, вас раздражает мой сегодняшний наряд, и если бы я подумала, то не надела бы брюки. Но обычно я так одеваюсь для работы, и мне не пришло в голову, что такая одежда в школе неуместна. В следующий раз оденусь иначе.

Мор рассмеялся, его недовольство рассеялось целиком и полностью. Они вошли в читальный зал, прошли в тишине между столами, за которыми склонялись над книгами ученики старших классов, и Мор поймал себя на мысли — помнит ли мисс Картер, как вчера в темноте взяла его за руку? Наверняка позабыла. Этот вопрос облачком проплыл в сознании Мора и так же тихо растаял. Когда они выходили из библиотеки, он уже об этом не думал.

Пройдя по асфальту игрового поля, они приблизились к главной школе. Теперь покажу ей актовый зал, решил Мор. Зал встретил их гулкой пустотой. Окна были распахнуты, за ними открывался вид на поросший соснами склон, и можно было разглядеть вдали спортивные площадки. Летняя меланхолия здесь чувствовалась особенно сильно. Высоко, у самых стропил, порхали бабочки. Закрывающие сцену бархатные занавески колыхались от легких дуновений ветерка. Звонкое эхо их шагов отражалось от стен.

— Это наш зал, — каким-то бесцветным голосом проговорил Мор. Ему стало скучно. Он знал здесь все назубок.

— Расскажите о мистере Демойте, — вдруг попросила мисс Картер.

— Что же вы хотите узнать? — Мор понял, что подсознательно давно ждал этого вопроса. Они уже вышли из школы и продолжали неторопливый разговор.

— Все. Расскажите все, что знаете. Как вы понимаете, создание портрета это не просто — сел и фиксируй, что видишь. Для портретиста личное отношение к тому, с кого пишешь портрет, чрезвычайно важно. Когда мы лучше узнаем кого-то, этот человек в наших глазах меняется. Ну есть, разумеется, задачи рангом пониже, их тоже надо решать. Костюм, поза, настроение, фон, окружающие детали. Надо все это обдумать заранее, потому что есть связь между изобразительными приемами и техникой. В спешке ничего хорошего не получается.

Мор про себя улыбнулся горячности ее слов, произнесенных чуть самоуверенным, наставительным тоном. Они шли к «науке и спорту». Любопытно, думал Мор, это ее собственные убеждения или она повторяет отца? Отчасти, чтобы проверить, он спросил:

— А правильно ли, что вы хотите так подробно узнать о Демойте? А вдруг чье-то мнение о нем окажется ложным? Не кажется ли вам, что тот самый первый взгляд, когда знания ваши ограничивались лишь вашим зрительным восприятием, — есть правда и мы, знающие его долгие годы, лишь собьем вас своими рассказами с толка?

— Я профессиональный портретист, — строго нахмурилась мисс Картер, — и меня пригласили написать вашего мистера Демойта, а не моего.

Мор даже присвистнул про себя. Теперь понятно, что Демойт подразумевал, когда говорил, что в своем профессионализме она похожа на тяжелый паровой молот. Они зашли в спортивный зал. Там было полно учеников младших классов: кто-то лез по канату, кто-то крутился на перекладине, там прыгали через коня, тут подскакивали и носились друг за дружкой, что вполне естественно для маленьких мальчиков. Хензман, учитель физкультуры, с улыбкой помахал Мору. Мор симпатизировал ему. Учитель физкультуры был из тех, кто доброжелательно относился к Дональду.

Мисс Картер какое-то время наблюдала за этой веселой возней. Потом, когда они покинули спортивный зал, вернулась к прерванному разговору:

— Конечно, вам мои слова могли показаться претенциозной бессмыслицей, чепуховиной, как выразился бы мистер Демойт. Вот видите, я его изучила немножко, даже знаю его излюбленное словцо. Нет, это не бессмыслица и не чепуховина. Я просто хочу написать такой портрет, чтобы все уловили внутреннее сходство. В каждом человеке заключена его собственная истина, но чтобы эту истину понять, нужно время. Мне кажется, вы знаете истинного мистера Демойта, а мне еще только предстоит его отыскать.

Пройдя по площади, они вошли в общежитие. Мор впервые почувствовал уважение к мисс Картер и даже что-то вроде симпатии. Его заинтересовало, где она получила образование? Наверняка в каком-нибудь французском lycé e. Он хотел было спросить, но понял, что сейчас не время.

— Постараюсь вам помочь, — улыбнулся он. — Здесь у нас спальня для школьников, получивших стипендию. — Он отворил двери, за которыми обнаружились два длинных ряда железных кроватей, прикрытых синими покрывалами. Возле каждой — белая тумбочка, на крышку которой пансионеру разрешалось ставить не более трех предметов. Кровати разделялись белыми занавесками, в дневное время раздвинутыми.

Это помещение, кажется, заинтересовало мисс Картер больше, чем гимнастический и актовый залы.

— Похоже на Голландию, — проговорила она. — Но почему? Много белизны и света… Ваш сын здесь ночует?

Вопрос озадачил Мора.

— Мой сын не стипендиат. К тому же, только ученики младших классов спят в общей спальне. У старших — отдельные комнаты.

— Общие спальни, в них есть что-то, щемящее сердце, — произнесла мисс Картер. — Мне приходилось испытывать такое же чувство при виде кладбищенских надгробий.

Они пошли вниз по лестнице.

— Мне показалось, что мистер Демойт намеренно обманывает меня относительно некоторых вещей. Например, одежда. Я уверена, что до моего приезда он носил совсем другой наряд. Это выдает не только запах нафталина, но и то, как все эти одежки на нем сидят.

Мор рассмеялся. Он не чувствовал себя обязанным хранить нелепый секрет Демойта.

— Вы угадали. Демойт очень редко надевает костюм. Днем он обычно ходит в вельветовых брюках и спортивной куртке, а вечером переодевается в черные брюки и домашнюю куртку. Ну, к этому, разумеется, еще галстук-бабочка.

— Я подозревала, что должен быть галстук-бабочка, потому что он постоянно делает такой характерный жест, словно что-то поправляет на шее. Но к чему весь этот спектакль?

— Не хочет, чтобы юная девица его разгадала, — ответил Мор, искоса глянув на нее.

— Но я его разгадаю, — улыбнулась мисс Картер. — Разгадаю!

Нет, это не голос отца, подумал Мор. Это ее собственное. Они пошли вниз по склону, по примятой траве, отделяющей библиотеку от начала лесных зарослей.

— Хотите посмотреть часовню?

— Нет, благодарю, — решительно отказалась мисс Картер. — Я для этого неподходяще одета. Не хочу оскорбить чьи-то чувства. А скажите-ка, мистер Демойт и в самом деле издал когда-то томик своих стихотворений под названием «Увядшие цветы»?

Мор расхохотался.

— Ничего подобного! А он уверяет, что это его стихи?

— Да. Я попросила показать все его опубликованные работы. Й он извлек эту книжку. Да еще сказал, что вот-вот выйдет несколько новых сборников.

— Он еще и не такое способен выдумать. Я даже сожалею, что испортил его шутку. «Увядшие цветы» — это давние поэтические опыты мистера Эверарда.

На этот раз расхохоталась мисс Картер.

— Догадываюсь, мистер Демойт развлекается. В таком случае, я буду полагаться на вас. Могли бы вы показать мне его книги? Вы, надеюсь, не подведете? — она произнесла это с такой холодной решимостью, что Мор вполне мог обидеться.

— Согласен! — радостно согласился Мор. Он не обиделся. — Я покажу вам все, что он написал. Не так уж много. Монография о восточных коврах, несколько статей о книжных раритетах, сборник речей, произнесенных на торжественных собраниях в школе. Это все очень давно публиковалось. К тому же Демойт страшно рассердится, если узнает, что я дал вам его книги.

— Я сохраню это в тайне.

На минуту на душе у Мора стало тревожно, ему показалось, будто он предает старика, но в то же время ему хотелось сделать одолжение мисс Картер, просьбы которой, как ему казалось, были вполне обоснованы.

— Что бы еще вы хотели увидеть? Может быть, изостудию? Там устроили выставку по случаю вручения наград. Думаю, работы еще не убрали.

— О да, с удовольствием. Я очень люблю творчество детишек.

Странно, что она называет школьников детишками, подумал Мор. И тут же понял, что видит в мисс Картер существо, куда более юное, чем его собственные ученики. Жара отступила, они шли по прохладной лесной тропинке, где шуршала под ногами листва, похрустывали сухие ветки и желтели то здесь, то там пятна солнечного света.

— А мистер Бладуард, мы его там не встретим?

— Вы не хотите? В такой солнечный день мы его вряд ли застанем. Наверняка он повел учеников на этюды.

— Я с ним еще не встречалась, и мне как-то беспокойно.

— Он совершенно безобидный тип, наш Бладуард, разве что немного странный. Он, в некотором роде, первохристи анин. Это влияет и на его воззрения в области портретной живописи. Он считает — надо либо возвращаться к византийскому стилю, либо вообще отменить портретистику.

Вот уже и изостудия показалась, длинное, не блещущее изяществом строение, бывшее некогда амбаром. Мелькали среди деревьев сборные металлические домики, там размещались музыкальные классы и оттуда доносились, растворяясь в летнем воздухе, звуки пианино и духовых инструментов. Мисс Картер вдруг остановилась. Видно было, что она смущена.

— Что с вами? — удивился Мор. — Не бойтесь. Я отсюда вижу, что в студии никого нет.

По траве, по жухлой листве они спустились к мощенному булыжниками двору и, пройдя по нему, подошли к дверям изостудии. Мор вошел первым. Запах краски ударил ему в ноздри, цельный, самовлюбленный, запах искусства, сменивший легкомысленную мелодию, рожденную дуновениями ветерка и шуршанием листвы, сопровождавших их на лесных тропинках. В студии и в самом деле не было ни души.

— Путь свободен, заходите! — крикнул он мисс Картер, которая все еще стояла на булыжной площадке, и казалось, в любую секунду готова убежать. И вошла она тоже очень настороженно.

И тут же ее вниманием завладели живописные работы, приколотые к высоким, расставленным вдоль стен мольбертам. Она увлеклась рассматриванием картин. Сквозь высокие окна солнечный свет лился в комнату щедрым потоком, придавая ей сходство с некоей церковью, оформленной в современном духе. Впервые за весь этот длинный день Мор почувствовал себя свободным, в такой степени свободным, что позволил себе понаблюдать за спутницей. Он уселся на табурет и стал смотреть, как она переходит от одной детской работы к другой. Да и сама она сейчас стала похожа на девочку с детского рисунка, доверчивую и прос тодушную. Черные волосы падали ей на лоб. Он видел юношескую округлость ее сосредоточенного лица и вдруг подумал: «Как редко я теперь смотрю на женщин».

— Как необыкновенно дети умеют видеть! — взволнованно произнесла мисс Картер. — Взгляните на эту сценку… сколько чувств! Взрослый художник не смог бы это вытянуть. Получилось бы просто слащаво.

Мор взглянул на картинку. Девушка заходит в вагон поезда, а юноша снизу протягивает ей розы, и в глазах его и в позе чувствуется отчаяние. Мор еще не успел ничего сказать, а мисс Картер уже стояла перед другой картинкой, и вновь послышался восхищенный возглас. В конце ряда мольбертов лежала стопка белой бумаги и стояла баночка с краской. Осмотрев последнюю картинку, мисс Картер вдруг схватила кисточку, макнула в краску и одним махом нарисовала круг на белом листе. Да так стремительно, что Мор невольно рассмеялся.

— Знаете этот анекдот о Джотто? — спросила она. — Какие-то знатные господа пришли к нему заказать картину и потребовали доказательство его мастерства. Тогда он взял кисточку и нарисовал круг, безупречный. И получил заказ. Этот рассказ в детстве очень впечатлил меня. И с тех пор я тоже рисую круг, словно залог успеха.

— А это трудно?

— Попробуйте. — И мисс Картер протянула Мору измазанную краской кисточку.

Мор повертел в руке непривычный предмет и вывел овал, очень неуклюже.

— Увы! — со смехом воскликнул он. — Какой-то овалокруг получился. А теперь нам пора идти.

Он обещал доставить мисс Картер в Подворье к вечернему чаю и вдруг встревожился, как бы не опоздать.

— Но я не хочу уходить, — заупрямилась мисс Картер. — Запах красок действует на меня магически. — И она отправилась бродить среди табуретов и мольбертов, вдыхая воздух и разводя руками. — А это куда ведет? — спросила она, указывая на деревянную лестницу под самым потолком студии, заканчивавшуюся дверцей.

— Да будет вам известно, что здесь прежде был амбар, — пояснил Мор. — Лесенка вела к сеновалу. Там прекрасное освещение. Передняя часть помещения отдана под гончарную мастерскую, а в дальней — жилище мистера Бладуарда, если это можно так назвать.

— Значит, он живет наверху? — Да.

— Я хочу посмотреть!

Мор не успел опомниться, как она уже взбежала по лесенке и толкнула дверь.

— Минуточку! — крикнул Мор и поспешил за ней, но подняв голову, увидел лишь подошвы синих туфель, исчезающих за дверью. Когда он вошел, мисс Картер уже прохаживалась между гончарными кругами, которыми была уставлена комната. Мору припомнилась сцена в розарии. Тревожно ухнуло сердце.

— Мне кажется, нам лучше уйти. Бладуард может неожиданно вернуться.

— А где его комната? Вон там? Я хочу посмотреть. — Она побежала в дальний конец помещения и отворила дверь. Мор пошел за ней.

Просторная комната с покатым потолком, очень светлая, служила Бладуарду одновременно и спальней, и гостиной. Кухня и ванная находились внизу, в пристройке, и туда надо было спускаться по шаткой лесенке. Мор прежде был здесь лишь один раз, и теперь застыл в изумлении. Это была начисто лишенная украшений бесцветная комната. Пол выскоблен, стены побелены. Никаких картин, вообще никаких красочных пятен. Мебель из светлого дерева, даже постель покрыта белым покрывалом.

Мисс Картер обвела взглядом комнату.

— Никаких красок, — пробормотала она. — Любопытно.

— Ну вот, посмотрели, а теперь идемте, — жалобно попросил Мор.

— Надо проверить кровать. Интересно, насколько она жесткая. — И резво пробежав по комнате, она улеглась на постель, вытянув обтянутые черными брючками ноги и подперев ладонью щеку. На фоне этой белизны она казалась Мору чумазым мальчиком-трубочистом, пытливо разглядывающим его.

Мор был рассержен и изумлен. Но в то же время старался не показать виду, как-будто перед ним был ребенок, который чем больше на него обращают внимания, тем сильнее шалит. Насколько она искренна в своей шалости, он еще не разобрался. Он вернулся к входной двери, отворил ее и хотел было спуститься, и тут холодок пробежал у него по спине — глянув вниз на хорошо освещенный квадрат студии, он заметил, что дверь с улицы начинает отворяться. Укороченная ракурсом, возникла на пороге фигура Бладуарда. По обыкновению понуро свесив голову, он вошел в помещение и начал бродить по нему, по всей видимости что-то разыскивая. Он был весь погружен в поиски, к тому же длинные волосы падали ему на глаза и, как шоры, закрывали обзор, поэтому открытую верхнюю дверь вряд ли заметил. Хождение внизу длилось и длилось. Мор наблюдал за ним, испытывая легкое чувство вины. Так иногда бывает, когда следишь за кем-нибудь сверху; он мог бы окликнуть Бладуарда, и в какой-то момент это прозвучало бы вполне естественно. Но надо было придумать, что сказать, и к тому же там, в комнате, мисс Картер все еще лежит на постели. В общем, пока Мор взвешивал все «за» и «против», Бладуард вышел из студии. Он прислушался — шаги удалялись в сторону леса.

— Что случилось? — раздался голос мисс Картер. Все это время она лежала на постели, наблюдая в полуоткрытую дверь спальни за маячившим вдали Мором.

Он вернулся и приблизился к ней.

— Бладуард! — сдержанно произнес он. — Но теперь он ушел.

Мисс Картер спрыгнула с постели и торопливо, явно желая загладить вину, начала поправлять покрывало.

— Боже мой! Он нас не заметил? И как меня угораздило!

Заверив, что ничего страшного не случилось, Мор осторожно повел ее вниз. Но в душе корил себя за то, что не окликнул Бладуарда, и злился на девушку за ее неуместное озорство. Вот, кажется, еще один секрет, маленький, глупый секрет, возник между ними. А Мор не любил секретов.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 Следующая ⇒