Рауш-наркоз.. (Рауш в переводе с немецкого - быстрый.)

Рауш-наркоз.

(Рауш в переводе с немецкого - быстрый. )

Капитан Николай Людоедов служил в морской пехоте с удовольствием. Хотя закончил он очень приличное командное военно-морское училище, в морской пехоте он был не случайным человеком.

С детства он выделялся среди своих сверстников богатырским здоровьем, красным цветом лица и незамысловатыми шутками, над которыми сам же и смеялся безудержным смехом, напоминающем ржание подорванного коня. Каким бы видом спорта не занимался юный Коля, всюду он достигал впечатляющих успехов, а по сему адекватно не мог оценивать свой интеллектуальный уровень.

Читать книжки Коля не любил, да и некогда было парню ерундой заниматься. Но, однажды увидев по телевизору фильм про моряков, запал на морскую форму и решил про себя, что после школы обязательно пойдёт «учиться на матроса», о чём самолично известил родственников.

Вполне серьёзно полагая, что полученных на школьных выпускных экзаменах троек в единственной средней школе города Краснозадрючинск достаточно для поступления в один из лучших ВУЗов страны, Николай пришёл в приёмную комиссию, где и угодил в распростёртые объятия начальника кафедры физвоспитания полковника Баобабова.

- Такие люди нужны училищу, - сказал начальник кафедры физо кому надо.

Абитуриент Людоедов радостно и с одинаковым успехом бегал, прыгал, грёб, играл в волейбол и перетягивал канат, поэтому вскоре был зачислен на первый курс с перспективой стать через пять лет специалистом по минам и торпедам, но последнее интересовало Николая в меньшей степени.

Прыжки прыжками, но уже на первой сессии курсант Людоедов обнаружил полное отсутствие присутствия хоть капли мозга, отвечающей за накопления инженерных знаний.

- Такие люди нужны училищу, - опять тихим голосом намекнул экзаменаторам начальник кафедры физо полковник Баобабов, умевший всегда появляться в нужное время в нужном месте.

После такого недвусмысленного намёка экзаменаторы единодушно удовлетворили скромные познания курсанта Людоедова, учитывая поразительные спортивные достижения экзаменуемого. При этом Коля хохмил и веселился все пять лет, не переставая.

Так или иначе, Коля постиг смысл торпедного треугольника и дотянул до окончания училища. Оценки в его дипломе отличались умиротворяющей стабильностью и удовлетворяли всех, и Николая в первую очередь.

Но были два предмета, успехи по которым вселяли надежду в родных и близких молодого офицера. По предметам «Тактика морской пехоты» и «Физическая культура» в оценочной графе стояла оценка «Отлично». На фоне стройных рядов каллиграфически выведенных «Удовлетворительно», это выглядело вполне оптимистично.

* * *

Лейтенант Людоедов попал служить на забытый богом и начальством бомбосклад в маленьком североморском посёлке Большой Бибис в непосредственной близости от границ вероятного противника. Был он третьим офицером на базе, были, правда, ещё пять мичманов, которые от полярной тоски и тяге к романтике периодически уводили друг у друга жён, но недалеко. Причём с бурными страстями и чувствами на всю тундру. Некоторые из них страдали уже по второму кругу. Большинство детей приходились друг другу многоюродными братьями и сёстрами, так как в степени их родства родители давно запутались сами.

Недолго думая и собираясь, молодой лейтенант добавил свежую струю в прямом и переносном смысле в однообразную жизнь военнослужащих посёлка и их семей.

Он радостно окучил всех женщин, живших на базе, включая жену и старшую дочь командира склада, целого капитана третьего ранга, после чего загрустил. Ему явно не хватало спортивных побед, любимой спорткафедры и перетягивания каната на плацу по праздникам.

Перспектива стать «старым» лейтенантом Николая не бодрила вовсе, и он, повинуясь здоровым амбициям, начал обозревать североморские окрестности в надежде отыскать более интересное место службы.

Так или иначе, в одну из командировок в центр североморской цивилизации он оказался в компании бравых офицеров - морских пехотинцев, которые, увидев могучего старлея с помятыми погонами и лицом, сразу приняли его в свою компанию.

После опустошения третьей литровой ёмкости огненной воды под разговоры про службу и женщин, Николай начал понимать, что «пятнадцатилетний» капитан лучше «старого» лейтенанта, да и коллектив был ему явно по душе.

Морпехи, приняв томления старшего лейтенанта как свои, в один голос закричали:

- Давай к нам переводись, ты же наш человек, - после чего съели ещё два литра, полирнули пивом, догнались «шилом» и успокоились кто где смог.

По возвращению на ненавистный склад, Коля сразу же подал рапорт о переводе в бригаду морской пехоты, и в скором времени без особого сожаления сменил жёлтый просвет своих погон на красный. Он наповал сразил кадровика отличной оценкой в дипломе по предмету «Тактика морской пехоты», который он в первый раз предъявил без малейшей доли стеснения. Пройдя все перипетии оформления, он снова с удовольствием начал бегать, прыгать и всячески играть в войнушку, чему сам радовался необычайно.

Правда, с женщинами стало сложнее, так как ослабленных службой в бригаде не было, некоторые даже не укачивались. Подруги офицеров тоже были весьма не слабого десятка. Привычку Людоедова направо и налево размахивать «кожаной шашкой», не деля население на своих и чужих, новые сослуживцы не одобряли и тихо посоветовали Николаю держаться.

Совсем недолго прокомандовав взводом, Николай получил капитанскую звезду и стал командиром роты. Отдельные знания по специальности всё-таки закрепившиеся в его мозгу, всплыли весьма кстати, и поднимали его рейтинг в глазах коллег, пришедших на флот в основном из пехотных училищ.

* * *

Служба бойца морской пехоты невозможна без полевых учений. Как-то раз на очередных учениях среди тундровых мхов и камней капитан Людоедов умудрился испачкать в каком-тодерьмище свои новые ватные штаны. Офицеру морской пехоты свойственна подтянутость и аккуратность даже в боевых условиях.

Недолго думая, Коля открыл бензобак своего ГАЗ-66 - «Шишиги» на языке военнослужащих - насосал бензина в банку из-под тушёнки и принялся яростно оттирать от грязи заднюю часть своих великолепных штанов.

Матросы его роты отдыхали у чахлого костерка, где их непосредственный начальник и решил ускорить процесс высыхания важнейшей части своего полевого мундира.

Присев на корточки в непосредственной близости от источника открытого пламени, капитан Людоедов мгновенно полыхнул задней частью своего костюма как подбитый бомбардировщик. Он от чего-то даже не испугался произошедшего, более того, это его безумно развеселило. Пытаясь затушить пламя, он принялся бегать и прыгать из стороны в сторону, колотить себя руками и елозить задом по замшелым валунам, при этом, радостно гогоча, как будто не горел, а парился в бане.

Матросам, проявив сноровку, всё же удалось повалить яростно отбивающегося командира и погасить пламя, но тлеющая вата командирских штанов в процессе стягивания всё же успела поджарить ягодицы, задние поверхности бёдер и ещё кое-какие нужные причиндалы их весёлого ротного.

Ему сделали обезболивающий укол промедола, положили на живот в кузов «Шишиги», прикрыли какой-то сухой ветошью и рванули по просёлку на полной скорости в сторону госпиталя. Растопырившись в кузове как паук-крестовик, Коля дымил голым обугленным задом, постанывая и периодически взрываясь хохотом сквозь слёзы, как будто наблюдал со стороны за самим собой.

- Это у него нервное, - объяснял трясущимся в кузове матросам сопровождающий обгоревшего прапорщик.

Перед самым госпиталем капитан Людоедов потерял сознание.

* * *

- Да-а-а, третья степень А, однозначно, впрочем, коллеги, скорее третья Б, но жить будет, - единодушно решил консилиум флотских врачей, после чего было назначено максимально эффективное лечение.

Жизнь Николая Людоедова в госпитале протекала, главным образом, на животе. Ему своевременно меняли повязки, и раз в неделю иссекали омертвевшие ткани на пострадавших местах. Процедура с поэтическим названием некрэктомия длилась 10-15 минут под общим наркозом, и делом была весьма малоприятным.

Заповедные места, пострадавшие в меньшей степени, регулярно смазывались и заживали сами собой, причём гораздо быстрее остального организма.

Похожие поначалу на хорошо прожаренную яичницу с колбасой, они беспокоили капитана своим цветом и перспективой самоампутации при резких движениях, но вскоре молодой организм пошёл на поправку, и органы, на которые оказывалось повышенное давление, стали беспокоить Николая совсем по другому поводу.

Но в силу положения, поразить женский медперсонал лечебного учреждения своими скрытыми достоинствами капитан Людоедов возможности не имел.

Вскоре зов плоти довёл Николая до того, что он стал активно хватать женский персонал госпиталя, имевший неосторожность попасть в радиус действия его огромных ручищ, за филейные места. Медсёстры заходили сзади, но и это их не спасало от вездесущих рук, маявшегося от постоянного давления на ретивый орган, морского пехотинца. Даже семидесятилетняя санитарка баба Шура была прихвачена обгоревшим бойцом за некоторые места, о существовании которых последняя давно забыла сама.

- Вот же позорище, проститут вездесущий, а ещё ахфицер! - возмущённо вскрикнула испуганная санитарка, грохнув об пол судно с продуктами жизнедеятельности самого проститута. Обрызганный ловелас ржал на всю палату как малолетний хулиган, радуясь своим проделкам.

Госпитальная администрация в лице начальника госпиталя полковника Витамингера и всех его заместителей не раз настоятельно просила выздоравливающего умерить свою похоть, обещая сообщить командованию бригады, где служил капитан, о нездоровых наклонностях Людоедова, но это только распаляло охотничий азарт весельчака.

Но час расплаты наступил! Неотвратимо и неожиданно, как это всегда и происходит.

Перемещаемый по коридору на каталке в операционную двумя выздоравливающими матросами Николай заметил впереди по коридору женскую фигуру, явно до сих пор не охваченную его вниманием.

Непроинструктированные о пагубных наклонностях перевозимого пациента матросы пилотировали каталку, не думая о плохом, как вдруг перевозимый вытянул руку и похлопал даму с видимым удовольствием чуть пониже спины. Дама остановила каталку и резко обернулась.

Смехоржание Людоедова резко оборвалось, матросики вытянулись по стене коридора.

Перед ними с внезапно проступившим румянцем негодования на щеках стояла интересная женщина лет тридцати пяти, и не просто женщина, а майор медицинской службы, и не просто майор, а врач-анестезиолог госпиталя.

- Да, что вы себе позволяете! Как вам не стыдно! - возмутилась женщина - Вы, капитан Людоедов, явно перегнули палку! Вас, как я вижу, на процедуру везут? Так вот, все манипуляции над вашим многострадальным задом с этого момента будут производиться без обезболивания, чтоб неповадно было! Впрочем, я погорячилась, это негуманно, будет вам рауш-наркоз, вот тут-то вы и повеселитесь! Следуйте в операционную, товарищи матросы, - обратилась она к оторопевшим транспортникам.

Матросы с места врубили повышенную передачу, и Николаю пришлось судорожно вцепиться в края каталки, чтобы не вылететь на вираже.

* * *

У открытой форточки перед входом в операционную стоял худой и высокий, но спокойный как слон, старший лейтенант медицинской службы Прохор Денисов. Доктор смотрел на серые, унылые сопки и курил странно пахнущую сигарету, не снимая перчаток, но, держа её хирургическим зажимом. Он мысленно бродил по широким проспектам родного города - колыбели трёх революций и понимал, что ему жутко хочется на «дембель», и так утомительно носить гордое звание военного врача, что хоть вой.

И вообще, последнее время урология как отрасль медицины интересует его гораздо больше, чем по глупости обгоревшая задница озабоченного капитана, да и денег приносит несравнимо больше.

- Грузите тело на стол, - расслабленным голосом сказал врач.

Молчавший всё это время недопустимо долго для своей энергичной натуры пациент выглядел как-то странно, шевелил губами, явно пытаясь что-то спросить, но, стесняясь это что-то произнести неправильно.

- Товарищ старший лейтенант, а что такое рауш-наркоз? - как-то необычно тихо для себя спросил Николай.

- О-о-о-о, как всё непросто! - с интонациями просветлённого произнёс доктор, догадываясь, что этот вопрос задан явно неспроста.

Как и все военные врачи, доктор Денисов обладал своеобразным юмором.

- Знаете ли, любезный, лет эдак сто тридцать тому многие граждане нашей страны не ездили к туркам отдыхать, а ездили в Крым их, проклятых, воевать. Так вот, в те стародавние времена жил-был такой доктор Пирогов, который очень любил и жалел простых русских матросов, которые, собственно, этого турка и воевали. Воевали они воевали, но периодически получали от супостата то штыком, то пулей, то осколком, а это, согласитесь, весьма больно и неприятно.

Доктор Пирогов их лечил, и для этого иногда резал.

Матросикам было больно, и они от этого умирали. А наркоз тогда ещё не изобрели. Так вот, был у доктора специально обученный матрос, который специальной колотушкой слегка ударял раненого в специальное место на голове. От этого раненый отключался и не чувствовал боли, тем самым не мешал доктору себя оперировать, и, соответственно, не погибал на операционном столе, на котором вы в данный момент имеете честь пребывать, - расслабленно закончил доктор краткий экскурс в историю.

- А сейчас.... - начал было задавать вопросы Людоедов, но в этот момент в операционную вошла женщина-анестезиолог, и смущённый Николай отвернулся и замолчал.

Подготовка к процедуре шла своим чередом. Коля сосредоточенно сопел и думал о чём-то своём. Неожиданно в поле зрения пациента появилось нежное создание, которое Николай видел впервые. Создание совсем недавно окончило медучилище и очень старалось. Девушка стояла совсем рядом и раскладывала на подносе хирургические инструменты. Как в замедленном кино рука страдальца сама, непроизвольно, как будто жила своей отдельной от остального организма жизнью, вдруг потянулась к юному созданию и легла девушке на бедро.

Девчонка от неожиданности ойкнула, дёрнулась в сторону, и, свалив на пол поднос с инструментами, запнулась и начала заваливаться, пытаясь удержаться от падения хоть за что-нибудь. Задетая при падении сестрички стойка с подвешенными на хлипких бинтиках бутылками с физраствором не устояла и понеслась вниз, повинуясь законам физики. Удар пришёлся как раз в то место, о котором только что Николаю рассказал доктор.

Крепкий череп капитана Людоедова выдержал рауш-наркоз! Последнее, о чём успел подумать Николай на пути в нокаут, была мысль: «Не обманула, контра! »

И свет померк.

* * *

Пациент обошёлся без общего наркоза.

Многие заметили, что после последней процедуры капитан Людоедов стал какой-то тихий и задумчивый. Внезапное спокойствие полового агрессора в первую очередь отметили дежурные медсёстры, которым чаще других приходилось приближаться к больному на расстояние постановки укола. Вместо обычных непристойных действий Николай попросил принести ему из библиотеки госпиталя книгу по истории военно-полевой хирургии, которую, не отрываясь, прочитал за одну ночь.

Прошло полтора месяца. Капитан Людоедов быстро выздоравливал, стремительно обрастая новой кожей, при этом так увлёкся чтением, что к выписке прочитал все книги, что нашлись в библиотеке по выбранной тематике.

Придя после выписки из госпиталя в родную бригаду, он устроил грандиозный сабантуй по случаю своего возвращения к привычной жизни, но пил мало, всё больше беседуя с начальником медслужбы, явно мешая последнему спокойно отдыхать.

Коля уже почти безболезненно мог сидеть, но периодически предъявлял опалённые места бригадному доктору, с которым вскоре особенно сблизился на почве внезапно обретённого знания в области истории военной медицины вообще, и проблем обезболивания в частности, и даже стал выпивать с доктором чаще, чем с остальными.

Вскоре он сделал предложение той самой молоденькой девушке-медсестре, из-за которой так красиво получил сеанс старинного обезболивающего, по простоте душевной предположив, что некосметические рубцы и залысины на его боевом заду никогда не обрастут буйным волосом, но вряд ли испугают настоящего военного медработника в повседневной жизни.

Ухаживания его были молниеносны и напористы, как атака морской пехоты. Однако невеста его наотрез отказалась менять фамилию и пожелала остаться как в девичестве Машей Витамингер.

Коля был так рад, что совсем не обиделся.