Инцидент. Синерджисты

Инцидент

Я поехал в деревню купить в лавке гвозди, особую смазку для газонокосилки, вилки для электрических розеток и еще белой краски — в общем, всякой всячины — и закатил свой «пассат» на маленькую, но удобную стоянку за главной улицей. Некоторые лица были мне знакомы, поскольку в последние пару недель я часто наезжал в Кентрип, и двое местных жителей даже кивнули мне, когда я направился к магазину. Наверное, как это водится в небольших сообществах, слух о том, что мы с Мидж обосновались в Грэмери, быстро разошелся по деревне; я определенно привык к случайным странным взглядам, и было даже приятно, что тебя узнают.

Стояло утро, и в магазине было не очень оживленно. Взяв из стопки у входа железную корзину, я прошел мимо стеллажей, по пути выбирая, что мне нужно, и, естественно, прихватывая то, что, мне казалось, может когда-нибудь пригодиться (удивительно, как редко это пригождается).

Я рассматривал разные «суперклеи» в пластиковых тюбиках, что свисали с металлических зубьев, как куколки насекомых, и размышлял, не вылезет ли из куколки бабочка, чтобы тут же улететь, когда мои дневные грезы прервал чей-то грубый голос.

За стеллажом, не видная мне, находилась касса, и я обернулся удивленный, но тем не менее готовый оплатить свои покупки. Грубый голос принадлежал хозяину лавки, дородному детине по имени Хоггс, которого я всегда считал очень добродушным (из-за своей не слишком амбициозной деятельности в духе «сделай сам» я стал постоянным посетителем), и потому меня удивило злобное выражение на его лице.

По ту сторону кассы спиной ко мне стояла девушка, на ней была свободная блузка, заправленная в длинную узорчатую юбку, волосы заплетены в косы. Ремешки ее сандалий обвивали лодыжки и поднимались почти до подола юбки. Хозяин сердито рылся в железной корзине, поставленной девушкой перед ним, набирая цену каждой покупки на кассовом аппарате. Сама девушка держала в руках две упаковки — я не смог разобрать, что это было. Наверное, она спросила у хозяина, что лучше взять для какой-то работы, а тот ответил что-то вроде «Сама разберешься! », и меня это слегка потрясло, так как раньше я знал его неизменное добродушие.

К чести девушки, она просто протянула ему одну из банок, а другую вернула на полку рядом.

Хоггс поймал мой взгляд и быстро возвел глаза к небу, показывая свое раздражение. Когда девушка повернулась, я заметил, что она бледна, почти болезненно бледна, и отсутствие всякого выражения на ее лице то ли искусно скрывает печаль, то ли отражает истинное отсутствие эмоций. Она залезла в холщовую сумку и вынула оттуда кошелек, а хозяин тем временем вытащил из ее железной корзины оставшиеся покупки и с очевидным раздражением швырнул на прилавок.

Мне стало жаль девушку, когда он чуть ли не прокричал ей сумму, а она робко протянула деньги. Покупки перекочевали в пластиковый мешок, и девушка поспешила к выходу, даже не взглянув на меня.

Водрузив свою железную корзину на деревянный прилавок, я посмотрел на хозяина с некоторым трепетом.

— Доброе утро, мистер Стрингер, — поздоровался он, и мне полегчало от его дружелюбного тона.

Я мотнул головой в сторону закрывшейся двери:

— Проблемы с оплатой?

— А? О нет, ничего подобного, — заверил он меня, и в его голосе как будто бы послышались нотки раздражения. — Просто она из той шайки, вот и все.

— Да ну? Что еще за шайка?

Хоггс перестал выкладывать покупки из моей корзины и удивленно взглянул на меня. У него было широкое лицо с розоватым румянцем, словно он не успел толком загореть.

— Вы что, еще не слышали о них? — Он покачал головой и ткнул пальцем в кнопку на устаревшем кассовом аппарате. — Она из Храма, одна из этих... — Снова щелчок аппарата. — Из синерджистов. — Хоггс снова посмотрел на меня. — Дурацкое название.

Я кивнул, изображая согласие.

— И что это значит?

— Что значит? Значит, что это шайка психов, вот что значит. — Он заговорщицки наклонился. — Мы их не любим, мистер Стрингер, не любим таких. Они несут сюда свои странные идеи. А нам этого не надо.

— Они принадлежат к какой-то религиозной секте? — Я уже начал догадываться: девушка очень подходила к компании Хьюба, Джилли и Нейла.

— Что-то вроде этого, хотя толком не знаю. Мы просто не хотим, чтобы они безобразничали у нас в деревне, выпрашивали деньги.

— Они попрошайничают?

— Ну, почти что. Продают барахло, знаете, которое никто не хочет покупать. Плетут корзины, циновки и прочее. Потом пытаются охмурить наших подростков, накачивают их наркотиками в так называемом Храме. Скажу вам по-дружески, что-то в этой компании не так.

— И все они живут в особняке, что я видел у леса?

— Раньше его называли Крафтон-холл, но больше так не называют. Теперь они превратили его во что-то вроде церкви, теперь это их поганый синерджистский Храм.

Я полез за бумажником.

— Наверное, они довольно безобидны.

От того взгляда, которым хозяин наградил меня, я почувствовал себя величайшим в мире идиотом. Хоггс сказал мне, сколько я должен, взял деньги и отвернулся.

— Я подыщу вам коробку для всего этого, — проговорил он, отойдя к концу прилавка и шаря под ним.

Упаковав свои покупки, я по-дружески попрощался и вышел из лавки, держа картонную коробку под мышкой.

Да, значит, мое беспокойство по поводу наших новообретенных друзей не было совсем уж безосновательным. И все же они выглядели довольно невинно, и, возможно, лишь приписываемая им дурная слава вызывала у меня опасение. Девушка в скобяной лавке вела себя совершенно безобидно, хотя у нее были все основания ответить на грубость Хоггса тем же. Наверное, чужакам потребуется немало лет, чтобы их приняли в таком тихом и довольно глухом местечке, как Кентрип, так что организация, исповедующая какую-то непонятную религию, непременно столкнется здесь с проблемами. И все-таки что это за чертовщина такая — синерджисты? Вокруг более чем достаточно других странных религий, но о такой я еще не слышал. Настоящая религия или сумасшествие? Или настоящее сумасшествие? Кинселла и его спутники казались вполне нормальными и не напоминали религиозных фанатиков-изуверов (хотя их напористое дружелюбие вызывало некоторую неловкость).

Ну, мы-то с Мидж уже не такие юнцы, чтобы поддаться внушению, так что ничего страшного, если они время от времени к нам заезжают. Совершенно ничего страшного.

Я свернул за угол и по узкой дорожке направился к стоянке, где в дальнем углу стоял мой «пассат», когда снова заметил ту девушку. Она стояла рядом с уже знакомым «ситроеном», и не одна. Задняя дверь автомобиля была открыта, и они вместе с Джилли Слейд грузили покупки. Обе с каменными лицами не обращали внимания на докучавших им троих юнцов.

Подойдя ближе, я увидел, что мальчишки — с виду им было не больше пятнадцати-шестнадцати — похожи на опустившихся панков: спутанные волосы, рваные, заляпанные джинсы, изодранные башмаки. Даже в такую жару на одном была кожаная куртка, а на его приятелях — рваные и размалеванные футболки. Да, сельская жизнь переменилась, сказал я себе.

Кожаная Куртка приплясывал вокруг девушки, которую я видел в магазине, хватал ее за косы и тупо гоготал, хорохорясь перед своими друзьями, как это водится у таких типов. Другой парень ухватился за корзину, что Джилли запихивала в машину, а панк номер три стоял рядом и ковырял в носу.

Что касается меня, то я всегда за версту обхожу всякие ссоры, и до попавших в беду дам мне нет никакого дела. Теперь я прежде всего подумал, достаточно ли они заняты, чтобы обратить на меня внимание. Если я забыл что-то купить в лавке, будет ли это достаточным поводом, чтобы вернуться? Но даже мне это показалось слишком трусливым. И я продолжил идти вперед, притворяясь, что ничего не замечаю.

Панк номер два все испортил — он вывалил содержимое корзины на землю и нагнулся за чем-то, что привлекло его внимание. Джилли оттолкнула его, и он ответил ей тем же, но толкнул сильнее, так что она отлетела на крыло машины. Девушка покраснела и была готова заплакать. К несчастью, тут она заметила меня, и слезы в глазах сменились облегчением и мольбой.

Я про себя застонал. Попался. Выхода нет. Дерьмо! Я подошел с полным внешним безразличием и с дрожью в коленках и, стараясь говорить басом в лучших традициях Клинта Иствуда, спросил:

— Все в порядке, Джилли?

Панки посмотрели в мою сторону, на прыщавой роже Кожаной Куртки застыла идиотская ухмылка. О Боже, подумал я, это сцена из плохого фильма для подростков.

Джилли уже выпрямилась, а другая девушка с интересом смотрела на меня.

— Да, все в порядке, Майк, — ответила Джилли и снова нагнулась, чтобы собрать высыпавшиеся из корзины вещи. Панк номер два ногой отшвырнул банку прямо из-под ее пальцев и завизжал от восторга, что получилось так забавно.

Я подошел к нему, радуясь, что он ниже, и сказал:

— Думаю, тебе лучше убраться. И поскорее.

Его петушиная ухмылка утратила часть своей петушиности, и он оглянулся на приятелей, ища поддержки. Кожаная Куртка пододвинулся ближе, а номер три по-прежнему был поглощен содержимым своего носа.

— Ты что тут? — выкрикнул Кожаная Куртка, тяжело дыша мне в шею (этот оказался выше).

— Не твое дело, — ответил я, обеспокоенный, что мой голос посреди фразы дрогнул.

При ближайшем рассмотрении я увидел, что это просто щенки, а не настоящие хулиганы из трущоб; они играли роль, но, похоже, сами не были в себе уверены. Это придало мне духу.

Но все же их было трое, и я задумался. Говорить был черед Кожаной Куртки, но, похоже, ему с трудом удавалось складывать фразы (а возможно, и мысли), и я пришел на помощь:

— Или вы оставите их в покое, или я вас огорчу.

Я постарался напустить на себя угрожающий вид.

Я сам испугался, но на панка, похоже, это произвело обратный эффект: он схватил меня за рубашку и попытался ударить головой в лицо. Я инстинктивно присел, и его рот и подбородок резко ударились мне о темя. Его растерянный болезненный вой заметно ободрил меня, хотя верхняя часть головы у меня онемела. Когда я выпрямился, парень обеими руками зажимал свой рот, сквозь пальцы уже сочилась кровь, и вместе с ней доносились монотонные стоны.

— И еще получишь, — предупредил я, радуясь и удерживаясь от того, чтобы потереть голову.

У панка номер два, наверное, хватило сообразительности понять, что своей раной Кожаная Куртка скорее обязан случайности, чем злому умыслу, и он бросился на меня с воинственным кличем, звучащим примерно так:

— Т-т-т-ы-ы-ы-ы!..

Когда мне грозит боль, у меня хватает проворности: я шагнул назад, уклоняясь от его вытянутых рук, и он сам налетел животом на мой кулак. Это вряд ли можно назвать ударом — основную силу обеспечила его инерция, — но парень замер, хватая ртом воздух. Я толкнул его на капот автомобиля, а металл, очевидно, накалился под жгучим солнцем и обжег парню щеку, потому что тот завопил и отшатнулся. Но я стоял тут же за спиной и прижал его голову обратно, навалившись всем весом, чтобы он лучше прожарился.

Номер три наконец кончил ковырять в носу и начал скрести под мышкой; озадаченное выражение на его лице придало чертам некоторую осмысленность. Кожаная Куртка по-прежнему издавал приглушенные звуки, его окровавленные пальцы напоминали красную повязку на подбородке.

Я немного запыхался, но сумел вызвать на лице суровую улыбку.

— Только не говорите, что я вас не предупреждал, — проговорил я, наслаждаясь моментом и понизив голос на целую октаву.

К моему ужасу, двое стали приближаться, Кожаная Куртка теперь бормотал ругательства, а тот, кого я прижимал к капоту, задергался, пытаясь освободиться.

— Ребята, ребята, что происходит? — раздался новый голос Он принадлежал маленькой головке, высунувшейся из окна только что подъехавшего автомобиля. Я был готов расцеловать эту головку, которая, я заметил, возвышалась над белым кольцом воротничка.

Викарий, или просто священник, казалось, был потрясен, словно только что въехал на окраины Гоморры.

— Майлес Карвер, это ты? — Он посмотрел в упор на Кожаную Куртку.

Майлес? ^[3] Я улыбнулся, ко мне снова начало возвращаться довольство собой.

— Ради Бога, что вы затеяли?

Священник заглушил двигатель и вылез из машины, в ужасе взирая на нас. Это был невысокий человек, и при взгляде на это юное, гладкое лицо можно было дать ему от шестнадцати лет до пятидесяти, но зачесанные вниз волосы, которые ровными волнистыми рядами прикрывали просвечивающую под ними розовую лысину, служили признаком того, что он все же немолод. На моем спасителе был твидовый пиджак поверх черной рубашки с белым воротничком, а желтовато-коричневые брюки болтались на ногах, словно он взял их поносить у старшего брата.

— Может быть, кто-то снизойдет объяснить мне, что тут происходит? — потребовал он.

Майлес что-то пробубнил — мол, ничего такого. Панк номер два перестал извиваться у меня в руках, хотя и старался оторвать лицо от раскаленного металла, а третий теперь засунул руки в карманы, сознательно стараясь держать их подальше от носа и подмышек.

Первой заговорила Джилли:

— Они хотели нас ограбить, а мистер Стрингер как раз проходил мимо и остановил их.

Я с удивлением посмотрел на нее. «Ограбить» — довольно сильно сказано.

— Боже мой! — воскликнул викарий. — Это правда, Майлес? — Он пропустил мимо ушей бессвязный протест, наверное, уже привыкнув к таким отрицаниям. — Неужели вы никогда не поумнеете? В прошлый раз только мое личное вмешательство уберегло тебя от условного срока, а теперь я вижу, что ты снова подвел меня. Боюсь, мне придется поговорить с твоим отцом.

Майлес заметно побелел.

— Ничего страшного не случилось, — вмешался я. — Вещи рассыпались, вот и все.

Викарий переключил внимание на меня, и мне стало прохладно от его взгляда.

— Надо полагать, было бы правильно отпустить этого мальчика, — сказал он, указывая на мою жертву.

— Разумеется. — Я ослабил хватку, и парень отпрянул от капота, словно его вытолкнуло. Он угрюмо посмотрел на меня, потирая шею.

— Томас Бредли, и ты тоже. — Викарий со скорбным смирением покачал головой.

Панк номер три с подобающим видом стыдливо понурил голову — видимо, викарий был знаком и с его отцом.

— Могу лишь просить вас простить этих ребят, — обратился священник к девушкам и ко мне. — Они только что окончили школу, а поскольку в этих местах трудно найти работу... — Он оставил извинение висеть в воздухе, чтобы мы могли сами додумать причину их плохого поведения.

Как я ни старался, я не смог найти ответ, но бросил поиски, радуясь, что остался невредим и выглядел неплохо.

— Ребята очень сожалеют, что потревожили ваших знакомых... — (Честно сказать, мне так совершенно не казалось. ) — И я уверен, что такое больше не повторится. — Викарий бросил на каждого «панка» угрожающий взгляд и велел им идти своей дорогой, и поживее.

Они побрели прочь, причем Майлес (Майлес? Неужели его так и звали? ) оставлял за собой дорожку из капель крови. Меня позабавило, что маленький человечек вроде викария смог произвести на них такой успокоительный эффект, и уже не в первый раз я убедился, что сельская жизнь значительно отличается от городской.

Джилли и ее подруга собрали покупки и сложили в машину, и я заметил, что священник смотрит на них с плохо скрываемым презрением.

— Спасибо за помощь, — сказал я ему. — А то я уже начал терять самообладание.

Он посмотрел на меня, и как в выражении его лица, так и в голосе ощутилась очевидная враждебность:

— Да, конечно, такие инциденты прискорбны. Однако мне действительно хотелось бы, чтобы ваши люди... — И опять он оставил предложение незаконченным.

Справившись со своей работой, Джилли подошла ко мне, пока ее подруга закрывала заднюю дверь.

— О, Майк, как нам вас отблагодарить? Мы с Сэнди так перепугались!

— Это просто щенки, — скромно ответил я.

— Бандиты, — поправила она, и я только пожал плечами, не желая распространяться на эту тему.

К нам присоединилась другая девушка, Сэнди; мне показалось, что ее все еще трясет.

— Вы Майк? — спросила она. — Мне рассказывали про вас и Мидж. Надеюсь, вам удалось обустроиться в Грэмери.

Викарий как будто пересмотрел свое отношение ко мне.

— Так вы — та пара, что поселилась в коттедже Флоры Калдиан?

— Половина пары, — признал я.

Он тут же с распростертыми объятиями шагнул мне навстречу.

— Тогда разрешите мне пригласить вас в наш приход и попросить у вас извинения, что я до сих пор не выбрался навестить вас и вашу почтенную супругу. Конечно, я слышал, что вы приехали, но мои пастырские обязанности в последнее время не отпускали меня. Я намеревался...

Я пожал ему руку, уже привыкнув к его незаконченным фразам и извинениям.

— Все в порядке. Мы сами были немного заняты. Меня зовут Майк Стрингер.

— Питер Сиксмит. — Он сжал мою руку. — Преподобный Сиксмит.

— Нам пора возвращаться, Майк, — прервала его Джилли. — С вашей стороны было так любезно выручить нас — надеюсь, вы позволите нам вернуть долг.

— Не вижу проблем, — сказал я, теперь немного смущенный (и тем не менее довольный собой). — Да и возвращать-то нечего. Я рад, что оказался тут. Скоро увидимся, да?

— Обязательно.

Я не считал это приглашением. К моему удивлению, обе девушки, перед тем как сесть в машину, поцеловали меня в щеку. Викарий и я отошли в сторону, пока Джилли выруливала со стоянки, а выезжая, она помахала рукой из окна.

— Мистер Стрингер, — сказал преподобный Сиксмит, напустив на свое мальчишеское лицо серьезность, — вы... м-м-м... вы хорошо знакомы с этими людьми?

Я нахмурился.

— Не совсем. Джилли и двое ее друзей заезжают к нам время от времени. Они очень общительны.

— Да. Да. — Слова у викария вырывались, будто он обдумывал последствия. — Скажите, вы не будете возражать, если завтра я навещу вас? Знаю, надо было сделать это раньше, но, как я уже объяснил...

Я поколебался. Религиозность не входила в список моих добродетелей — во всяком случае, организованная религиозность, — и я не мог представить себя регулярно посещающим воскресную службу. Мидж — возможно, но не я. Не то что я не верую, вовсе нет, но для меня вера — это очень личная, интимная вещь, и делить ее с другими мне всегда неловко. В церкви я начинаю суетиться. Однако что же сказать этому беспокойному священнику?

— Конечно, это будет прекрасно. Я скажу Мидж, что вы приедете.

— Мидж — это ваша уважаемая супруга?

— Это моя девушка.

— А! — Это было просто коротенькое «а! », не повлекшее за собой осуждения за «сожительство во грехе». — Я буду ждать встречи с вами обоими. В утренние часы будет ничего?

Я кивком дал свою санкцию.

— Прекрасно. И надеюсь, сегодняшний маленький инцидент не оставил у вас плохого впечатления о нашей деревне, мистер Стрингер. Такое случается у нас очень редко, уверяю вас — Он открыл дверь своей машины, но не сразу сел, а спросил меня: — Вы знали, что эти ваши новые друзья принадлежат к секте синерджистов?

— Я узнал это сегодня.

— Понятно. Они не упоминали об этом раньше?

— Нет. Это мистер Хоггс в скобяной лавке сказал мне.

— А они ничего не говорили вам о самом Грэмери? Совсем ничего?

Странный вопрос, подумалось мне.

— М-м-м, нет. В основном они интересовались, как мы там живем, и больше ничего. А почему вы спросили?

Он посмотрел на часы.

— Я уже опаздываю на одну встречу, так что должен поставить машину и бежать. Возможно, нам удастся обсудить это завтра. — Он нырнул в машину и высунул голову из окна. — Хочу вас предостеречь: будьте осторожнее с этими людьми, мистер Стрингер. Да, будьте очень осторожны.

Я оставил его заруливать на место, освобожденное «ситроеном» Джилли, а сам пошел к своей машине, не уверенный, насколько серьезно следует воспринимать викария. Может быть, он просто не любит эксцентричных религий. А может быть, в самом деле знает об этих людях что-то нехорошее.

Так или иначе, я не сомневался, что скоро это выясню. Я чувствовал это потрохами.

Синерджисты

Позже тем же вечером приехал Кинселла, один, если не считать двух бутылок домашнего вина.

Я сидел на крылечке, бросая хлебные корки в Румбо, который шустро хватал их и, неистово отмахиваясь от налетающих птиц, скорее удирал, чтобы спрятать добычу тут же, у дорожки. Мидж внутри мыла посуду.

— Тебе потребуется чемодан, чтобы отнести все это домой, — посоветовал я Румбо, и он заверещал на меня, чтобы я продолжал игру. Я всегда считал, что белки едят только орехи, желуди и ягоды, и удивлялся, что этот пройдоха готов схрумкать все, что дадут.

На этот раз Кинселла прикатил в другой машине, в красном «эскорте», и я с любопытством наблюдал, как к калитке подъехал незнакомый автомобиль. Но поняв, кто это, я ощутил, как внутри меня что-то напряглось: очевидно, предупреждение викария усилило мои собственные опасения насчет этого белокурого молодца и его товарищей.

Кинселла махнул мне рукой из-за калитки и почему-то остановился там, словно ожидая приглашения войти. До меня вдруг дошло, что ни он, ни его друзья не ступали на территорию Грэмери, наши беседы всегда протекали у забора. Весьма учтиво, сказал я себе, у них явно старомодные представления о хороших манерах. Тяжело поднявшись, я побрел по дорожке к Кинселле, и Румбо выразил свое раздражение, что игру прервали: он сжал кулачки и сердито застрекотал. Я бросил оставшиеся корки в его кучу, и он, немного успокоившись, стал приводить в порядок свои запасы, но позади я по-прежнему слышал ворчание.

— Привет, Майк! — сказал Кинселла, когда я приблизился. Держа вино в одной руке, он приветственно поднял другую. Американец широко улыбался — сплошные белые зубы на загорелом лице. — Я принес кое-что, чтобы выразить нашу признательность за совершенное вами сегодня.

— А, вы про неприятности в деревне? — проговорил я смиренно, изображая удивление. — Это были просто щенки, вышедшие немного похулиганить.

— Как я слышал, не такие уж и щенки. Джилли рассказала, что вы им устроили! Она и Сэнди шлют свою благодарность и признательность, а я привез вина.

— Знаете, в этом нет никакой необходимости.

— Несомненно, есть. Почему бы нам не откупорить одну прямо сейчас? Уверяю вас, очень вкусно.

Он стоял за калиткой, держа бутылки за горлышки, и с моей стороны было бы верхом невежливости не пригласить его войти, поэтому я распахнул калитку и, сделав приглашающий жест, сказал:

— Звучит прекрасно.

Я ожидал, что Кинселла тут же и ввалится, полный добродушия и излучая здоровье, но не тут-то было — он застыл у калитки, как нерешительная невеста. Я уставился на него, и только тогда, словно вспомнив о моем присутствии, он очнулся.

— Гм, прошу прощения, — быстро сказал он. — Я вдруг подумал, что навязываюсь. Вы, может быть, очень заняты.

— Не в это время дня. Сказать по правде, я бы не прочь выпить.

Кинселла шагнул в сад, и мне показалось — только показалось — что он содрогнулся.

— Вы неплохо поработали над дорожкой, — заметил он, идя вслед за мной.

— Тут главная заслуга Мидж. Поразительно, как она управилась со всем этим множеством цветов. Наверное, переезд сюда оживил ее садоводческие инстинкты.

Румбо, который явно размышлял, как унести все запасы в гнездо, вздернул голову при нашем приближении, и его маленькие острые зубки в тревоге обнажились. Меня позабавило, что Румбо так робок к чужакам — он ракетой взлетел на склон вдоль стены коттеджа и исчез в листве.

— Милая домашняя зверюшка, — хохотнул Кинселла.

— Это скорее регулярный визитер. Обычно он более приветлив.

Мы подошли к входной двери, и я вошел, а Кинселла задержался на крыльце, очевидно, чтобы еще полюбоваться садом.

— Фантастические краски, — услышал я. — Невероятно!

— Мидж! — позвал я. — У нас гость.

Она появилась из соседней комнаты, вытирая руки посудным полотенцем, с вопросительной улыбкой на лице. Я указал на дверь, и Мидж выглянула.

— Хьюб! Вот приятная неожиданность!

— Смотрите, Мидж, — я принес вашему герою знак нашей признательности.

— Герою? А, вы имеете в виду его рыцарский подвиг сегодня утром.

(Не будучи великим молчальником, я счел инцидент достойным упоминания. Однако я ничего не сказал о словах преподобного Сиксмита про синерджистов, оставив это на завтра, когда он сам получше разъяснит их. )

— Он определенно спас наших сестер от серьезной неприятности. Они вернулись взволнованные и вовсю превозносили Майка.

— Эй, не стойте за порогом! — сказал я, чувствуя, что краснею. — Заходите.

Кинселла принял приглашение, но, мне показалось, неуверенно, как и раньше. Впрочем, может быть, правильнее сказать — осторожно, как купальщик заходит в воду, медленно и осмотрительно. Солнце село, в кухне стало темнее, чем обычно, и Кинселла не сразу привык к темноте, он несколько раз быстро моргнул, осматриваясь.

— Мы решили, что пора откупорить бутылку, — сказал я Мидж, и эта мысль, очевидно, ей понравилась.

— Я принесу стаканы, — сказала Мидж, подходя к буфету.

Она достала из ящика штопор и бросила мне, а сама опустилась на корточки у дверцы и вынула два стакана.

— Вы присоединитесь к нам, Мидж? — спросил Кинселла, потирая ладонями руки над локтями, словно замерз.

— Не беру в рот ни капли. Говорите что хотите, а я чокнусь с вами кока-колой.

Мы втроем уселись вокруг кухонного столика, и я налил вина себе и американцу, а Мидж пила кока-колу прямо из горлышка.

— Мы очень благодарны, Майк, — сказал Кинселла, поднимая стакан.

— А-а-а, вы знаете этих типов — трусы и бахвалы. Увидели двух девушек и решили, что можно позабавиться. Они бы не сунулись, если бы с Джилли и Сэнди были вы.

— Не знаю. Кажется, нас не очень любят в этих краях.

— Правда? — сказал я, словно меня это удивило.

Он мрачно кивнул.

— Нас принимают за шайку религиозных фанатиков или что-то вроде того. Вы знаете, как это бывает в маленьких захолустных общинах, тут все подозрительны к приезжим, особенно если те занимаются чем-то непонятным для местных жителей.

— Синерджистский Храм? Должен признаться, я тоже не понимаю. Это что, какая-то новая религия?

Он усмехнулся, а Мидж приподняла брови.

— Синерджисты? — переспросила она.

— Кто-то в деревне уже рассказал вам о нас, — проговорил Кинселла.

— Да, хозяин скобяной лавки.

— Тогда вам уже известно, что нас здесь не любят.

Я почувствовал себя так, словно меня уличили во лжи, но Кинселла улыбнулся мне через стол.

— Синерджисты? — переспросила Мидж, громко постучав бутылкой кока-колы по деревянной поверхности стола, чтобы привлечь внимание.

Кинселла повернулся к ней.

— Так называется наш Орден.

— Странное название. Думаю, раньше мы о таком не слышали. И что точно означает это слово?

Кинселла наклонился на своем стуле.

— Во-первых, мы не религиозные безумцы, как многие нынче, так что, пожалуйста, не связывайте нас с ними. Мы не благотворительное общество и не религиозная секта в прямом смысле этого слова. — Он все улыбался, но теперь успокаивающе переводил взгляд с одного лица на другое. — Позвольте мне объяснить вам, что такое синерджизм. В основе своей это вера в то, что человеческая воля и Божественный Дух — это два фактора, взаимодействующие при возрождении.

В это утверждение мне и Мидж следовало вникнуть. Мы бессмысленно уставились в пространство, а улыбка Кинселлы раздвинулась до оскала. Впрочем, несмотря на его свободные манеры, я различил в глазах американца серьезное напряжение.

— Как различные химикаты воздействуют друг на друга, — продолжал Кинселла, — так и мысль, порожденная человеческим умом — который, вы знаете, является всего лишь сложной последовательностью химических реакций, — может взаимодействовать с Божественным Духом, коллективной душой, если хотите, чтобы произвести уникальную энергию.

Я под столом лягнул Мидж, но та не обратила внимания.

— О каком роде энергии вы говорите? — спросила она Кинселлу.

— О самой разнообразной. О силе исцелять, о силе влиять, силе творить... Она может проявляться таким множеством способов!

— Вы упомянули возрождение...

— Возрождение — это слово, которое мы используем, чтобы обобщить все аспекты нашего учения. Оно означает возрождение нашего собственного духа, возрождение... — Здесь он прервался, и теперь его улыбка стала извиняющейся. — Вам, наверное, кажется, что все это звучит безумно, да?

Мне пришлось согласиться, хоть я и промолчал.

— Но посмотрите, приверженцы всех религий молятся своему божеству, будь это христиане, мусульмане, иудеи — список бесконечен. В большинстве случаев они молят о Божественном Вмешательстве, чтобы что-то случилось или, возможно, не случилось. Они могут молиться за себя, за своих любимых, или даже за весь мир целиком. Дело в том, что они пытаются направить естественный ход вещей, свое частное божество, посредника, или побудителя, или конкретно творца этих событий. Наше учение разительно отличается...

Он откинулся на стуле, давая нам время осознать его откровение.

— Значит, отличается, — подтолкнул я его к продолжению.

— Лишь в том, что с помощью нашего основателя и проводника мы учимся складывать и направлять нашу энергию в более физическом смысле, и, конечно, мы действуем вместе с Божественным Духом.

— Простите, — сказал я, — но я не совсем вас понял. Этот, хм, «Божественный Дух» — что это?

— Вы, я, наши мысли. — Он экспансивно взмахнул руками. — Сам окружающий нас воздух. И сама земля, производимая ею энергия.

Он понизил голос, и я обнаружил, что даже у меня захватило дух. Воодушевление Кинселлы словно зарядило атмосферу.

Казалось, никто не хотел прерывать возникшую паузу, и я заметил, что в кухне стало совсем темно. И вместе с вечером пришел холод.

Мидж подняла бутылку кока-колы, чтобы отпить, ее глаза не отрывались от Кинселлы.

— И много... много вас живет в сером доме? — спросила она, поднеся бутылку к губам.

— Наверное, человек от сорока до пятидесяти. Кстати, мы называем дом своим святилищем; это наше убежище, так же как и храм. И наше число постоянно растет. — Он подался вперед и облокотился на стол. — Знаете, вы обязательно должны прийти к нам. Мне действительно кажется, что этот опыт заинтересует вас.

Не дав Мидж ответить, я заговорил сам:

— Мы все еще довольно заняты по дому...

Он рассмеялся и похлопал меня по руке.

— Не волнуйтесь, Майк, мы не собираемся обращать вас в свою веру. Нет, мы действуем совсем не так.

Я вспомнил слова Хоггса утром, утверждающие обратное.

— Вы познакомитесь с очень интересными людьми, — горячо продолжал Кинселла, — и со всех концов света. Может быть, вам даже удастся повидаться с Майкрофтом.

Я поднял стакан, и немного вина пролилось.

— Майкрофтом?

— Да Элдричем П. Майкрофтом, нашим основателем, это поистине уникальный человек. — До того Кинселла едва пригубил вино, но теперь сделал большой глоток. — Неплохое вино, а? Мы немного зарабатываем, продавая этот напиток. Видите ли, чтобы не просить пожертвований, мы продаем самодельные товары.

— И этого хватает для потребностей вашей организации? — спросила Мидж.

— Храма, Мидж, мы называем ее Храмом. Ответ на ваш вопрос — нет, не совсем. Впрочем, у нас есть частные фонды. Становится прохладно, вам не кажется? — На этот раз он обеими ладонями потер плечи. На лбу у него почему-то выступил пот. — Да, холодает. — Кинселла снова отхлебнул вина, его глаза обежали комнату.

— Пожалуй, я закрою дверь, — предложила Мидж, уже готовая встать.

— Нет-нет, все в порядке, — быстро проговорил американец, взглянув в дверной проем, и продолжил, каким-то странным, чересчур оживленным тоном: — Приятно, когда из сада доносится этот аромат. Цветы там просто радуют, Мидж. Да, Майк, девушки могли бы здорово помочь вам. В коттедже все в порядке? Пока нет больших трудностей? Кроме летучих мышей. Вас они еще беспокоят?

Мы с Мидж переглянулись. Неужели этот парень опьянел от одного стакана вина?

— Нет, пока не беспокоят, — ответил я.

Я попробовал еще вина, оно вроде бы не забирало.

— Вы всегда можете рассчитывать на любую нашу помощь, помните об этом. — Его пальцы снова обхватили стакан на столе. — Здесь, на этой просеке, рано темнеет, — сказал он и рассмеялся, и этот звук резко контрастировал с вечерним затишьем.

— Как перед грозой, — заметил я.

— Перед грозой? Да, правда, приближается гроза. — На лице у Кинселлы замерла бессмысленная улыбка, но казалось, что ему не по себе, словно его загнали в угол. Он начинал действовать мне на нервы.

Я подумал, что Мидж пытается успокоить его, когда она спросила:

— И все люди в Храме примерно вашего возраста, Хьюб?

— О нет. У нас есть все возрастные группы. Среди наших питомцев есть один-два, кому за шестьдесят. Вы знаете, мы так зовем наших последователей: питомцы.

Боже, подумал я, и спросил:

— И вы питомец?

— Нет, Майк. Я первый служитель.

— Звучит как «большая шишка».

— Ну, в Храме много народу, и они несут тяжелую ношу. Надеюсь, не будет большой грозы. Вы чувствуете в воздухе напряжение?

Я чувствовал. Оно было почти осязаемо. Я чувствовал, что, если щелкну пальцами, полетят искры.

Кинселла одним глотком допил вино, и я хотел налить еще, но он махнул рукой, отказываясь.

— Мне действительно пора уходить, уже поздно.

— На дорожку? — предложил я.

— Спасибо, но нужно выехать, пока не началась гроза.

Он встал, и его стул громко скрипнул по плиткам. Мы с Мидж тоже поднялись, но не успели толком встать на ноги, как Кинселла уже оказался в дверях.

— Помните, что я вам сказал. — Левая сторона его улыбающегося лица судорожно дернулась. — Заходите в любое время, мы устроим вам грандиозный прием.

Как только мы приблизились, он выскользнул за дверь и поспешно проговорил:

— Не провожайте меня до калитки, вы можете промокнуть, если хлынет дождь.

Хотя теперь уже совсем стемнело, я увидел, что Кинселла весь в поту, и тем не менее он передернулся, словно по спине его пробежал холод.

Кинселла поспешил по дорожке, как будто опаздывал еще на какую-то встречу. Мы с Мидж удивленно переглянулись.

— Как тебе кажется, с ним все в порядке? — проговорила Мидж, искренне встревоженная.

— Я подумал то же самое. Может быть, мы что-то не то сказали?

Она поежилась — несомненно, жертва того же сквозняка.

— Странно, Майк. Странно. Ты бы сходил за ним, убедился, что он сможет ехать.

— Эй, Хьюб! — позвал я, но он, наверное, не услышал. Машина, должно быть, оставила на обочине глубокие следы — так быстро он тронулся с места. Пока я шел к калитке, «эскорт» уже скрылся из вида.

— Счастливо! — сказал я пустой дороге.

Закрыв калитку, я повернулся к Грэмери и теперь заметил, что никаких грозовых туч нет. Я остановился и оглядел небо. На горизонте виднелась темная полоса облаков, застилающая последние лучи заходящего солнца, концы лучей приобрели красный оттенок, но небо наверху было относительно чистым. Растения на клумбах шевелил ветерок, и приглушенные в сумерках разноцветные пятна неторопливо колыхались. От крыши коттеджа отделился маленький темный силуэт — летучая мышь вылетела на вечернюю охоту, — а я стоял, картинно скребя затылок и удивляясь, с чего это все мы решили, что собирается гроза.

И тут этот холодный сквозняк коснулся и меня.

Я поежился и сгорбил плечи. Мой взгляд привлекло что-то за пределами сада. Ничто не шевелилось. Ничто не производило ни малейшего звука. Однако снова на краю леса стояла какая-то фигура, и лицо ее виделось как темное размытое пятно.

Но я знал, что она смотрит на меня. И знал, что она ждет.

Фигура двинулась вперед, всего на шаг. И я убежал в коттедж.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒