Пока в Царицыне стояли, КазАки время не теряли - Решили стены править. Пришли в негодность, развалились, Местами дыры в них светились И руки сами в бой просились - Хотели всё исправить. «Без крепостей никак нельзя, Коль биться выпала стезя. Об этом помнит

Пока в Царицыне стояли, КазАки время не теряли - Решили стены править. Пришли в негодность, развалились, Местами дыры в них светились И руки сами в бой просились - Хотели всё исправить. «Без крепостей никак нельзя, Коль биться выпала стезя. Об этом помнить надо. Начнём, ребята, по утрУ, Доверим руки топору. Чтоб все явились, по добру, Не то - плетьми награда! Не важно - ты казак, мужик. Не явишься - тогда дрожи. Нещадно сечь кнутами. Работы всем невпроворот, Начнём от городских ворот. Всё, расходись честной народ, Я завтра буду с вами». И вот, с утра пошла работа, Да дружно, до седьмого пота. Сам Разин взял топор. На руки сплюнул, размахнулся, Ударил, крякнул, чуть пригнулся. Топор в его руках проснулся, Играет лих и скор. Доволен разинец, кивает: «Наш батька дело туго знает, Глянь, как заправский плотник! Лишь щепки в сторону летят! » На батьку разинцы глядят, Отстать в работе не хотят - Казак во всём работник! Так с песней, смехом, прибауткой День пролетел по нЕбу уткой. На славу потрудились. Устал и батька, кончив дело, К спине рубаха прикипела. «Ну, а теперь гуляйте смело! Как казакИ, сгодились? » Довольны городские люди: «Спасибо, батька, не забудем, Что в трудный час не кинул. Спаси Христос тебя, родной! Давай по чарке! Выходной! » «Ну, что же, можно по одной», - Степан кафтан накинул. Вечерним холодом подуло. Хлебнув, спросил у есаула: «Все вышли хоть? » «Пусть грозен, батька, твой приказ - Нашлись ослушники у нас! » И, наливая в ковшик квас: «Ну что, отец, пороть? » Ослушников случилось двое. Стоял у Сеньки на постое Казак один - Егор. С утра они поднЯлись вместе, Умылись, завтрак - честь по чести, По рыбке, запечённой в тесте. «Твой как, остёр топор? » Семён не выспавшись, зевнул, Хлеб, сало в тряпку завернул - Работать до темна. Короче, честно собралИсь, Но видно рано поднялИсь И оба в кости принялИсь, Ведь времени сполна. Бросает быстро кости Сенька: «Гляди, руками не задень-ка! » Бросает и Егор. То к одному идёт удача, Семён козлом кричит и скачет, Немного погодя - уж плачет, Азартен ихний спор. Играть решили на одежду. У каждого в душе надежда: «Отломится кусок! » И вот, то Сенька всё продует, Сидит как в бане и кукует, А то смеётся и смакует Победный свой бросок. Забыли про работу черти, Азарт для них сильнее смерти. Глазами ловят кости. «Ура! Я выиграл сапоги! Снимай быстрей сапог с ноги! » И смотрят, словно вороги, А к ним уж вечер в гости. Поймали этих игроков, Глядят на них, на дураков: «Ослушались приказ! » Степан: «Семёну десять палок. И хорошо, чтоб перепало! Чтоб не казалось ему мало! Егорке - двадцать раз! » КазАки разом зароптали: «Ты что же, атаман», - сказали - «Раз свой, так бей до смЕрти?! » «Невелика для нас потеря, Что городской изменит вере! В своих же должен быть уверен, С вас высший спрос, поверьте! Без дисциплины нам не жить, А просто - головы сложить! Пусть каждый это знает. Приказ старшого - всем закон! Всегда так было, испокон. Ну, а Егор, казак коль он, Пусть терпит, не рыдает! » Царская кровать

Игорь Шептухин

Опять пошли по Волге вверх, Чтоб закрепить побед успех. «Встречай, Царицын, снова! » Уже шли мирно, без боёв. ПолнО свободы, до краёв, А сердце радостно поёт, С груди бежать готово! Народ окреп, воспрянул духом: «Ну, берегитесь, злые мухи! Бояре да князья! Теперь уж не далёк тот час, Вот доберёмся мы до вас! Москва ещё попомнит нас! Ведёт туда стезя! » В Царицыне восставших ждали, Как дорогих гостей встречали. А кто они же есть?! Везде ворота пооткрыли И с радости столы накрыли, Да медовухи наварили. «Давайте пить, да есть! » Дом подготовили Степану, Родному батьке-атаману. Да так, что наших знай! «Отец, всё для твоей особы! Тут всё подобрано особо. Не бойся никакой хворобы, Живи и отдыхай! » Боярский дом, из камня, справный. Ступеньки сделаны исправно И крыша из железа. Из дуба двери, пол не гнётся, Хоть полк пляши - он не прогнётся! Решётки в окнах, свет лишь льётся. И кто сюда полезет! Ведут по горницам раздольным. «Ну, батька будет наш довольным! », - Тихонько люд шептался. «Вот тут боярин ел и пил, Тут - Господу поклоны бил, А тут - нам спины драл, коптил. Да буде, поигрался! А вот опочивальня, батька. Кровать царёва словно, глядь-ка! » СтоИт чиста, опрятна. «Перины, да подушки тронешь - Как будто в омуте утонешь. Лежишь себе, кряхтишь и стонешь - Ну, до чего приятно! Давай, родимый, отдохни. Небось, намаялся за дни? Ложись, с лихвой поспишь! » Один остался Разин в спальне. «Что ж, велика опочивальня! » С усмешкой смотрит в угол дальний: «Тут сотню разместишь! » Застыл, сюда попав насильно. Как будто в склеп вошёл могильный - Повсюду камень давит. Разделся Стенька, лёг в кровать. От мыслей – крУгом голова. «Эх, отдыхать, так отдыхать! Сон мысли все поправит! » Но сон вдруг сразу испарился. Как не пытался, не стремился - Не может он уснуть. Перина с непривычки колет. «Сейчас бы в степь с конём на волю! Там под кустом поспал бы вволю! », - Почёсывает грудь. К тому же блохи одолели, Что волк голодный осмелели. «Боярские, заразы! » Степан в перине целый час Крутился. Сон ушёл из глаз. «Ну, доберусь же я до вас! », - Вскочил со стоном Разин. «Да будь ты проклята, кровать! » И саблей ну её рубать, На середину сдвинув. Перо и пух до потолка. Запомнят стены казака, Ласкает сильная рука Подушки, да перину! Спустил чуть пар. Гнев отошёл. На улицу казак пошёл. Скорей - к ночной прохладе! В лицо ударил ветер вольный. Моргнули звёзды - он довольный. Расправил грудь, вздохнул привольно И - в сторону, к ограде. В углу приметил сена стог, Вот на него он и прилёг. И - богатырским сном!.. Идут людишки по домам: «Ну, будет рад наш атаман! Попомнит он Царицын сам, Навек запомнит дом! » И, правда, помнил с той поры Степан боярские дворы. Хоромы невзлюбил. На сене казакУ покой. Да чтоб седло под головой, В обнимку с матушкой-землёй!.. Ну, а бояр он - бил! Две руки

Игорь Шептухин

Со всех сторон к восставшим люд, Прознали, что свобода тут. Тяжёл неволи камень! И взяли в руки топоры, Да вилы, косы и багры, А кто, и просто до поры, Лишь с голыми руками. Шли к Разину толпой крестьяне. «Уж там боярин не достанет! » Ночами тихо шли. Скрывались днём в лесу, Где гуще. «Не то догонит, дьявол сущий! » Сёл обходили взгляд зовущий. «Собаки б не нашли! » Народ в лаптях, портки до дыр, Не унывает командир. «Грустить нам не пристало! » Мужик, что надо был Митяй, Привык работать, не лентяй И голова варила, Чай Уже пожИл немало. Народец смирный поучал, Беседы вёл он, не молчал: «Коль спросит атаман - Как, саблею, мужик, владеешь? А пикой как, колоть умеешь? Да - отвечай, не пожалеешь! Что скалишься, болван?! » Явились к Разину крестьяне. Доволен каждый, Перестанет В лесу как заяц бегать. «Бери в своё нас, батька, войско! », - Сказал Митяй ему по-свойски. «Да ты, отец, не беспокойся, Мы всё умеем делать! » «Как сабелькой? А пикой как? » «Да я, отец, во всём мастак! » «Да ну? », - не верит Разин. «А ну, коня ко мне давай! Ну, бородатый, залезай! На саблю, пику - начинай! А мы посмотрим разом». Не ожидал Митяй проверки. В глазах от страха всё померкло: «Враз голову снесёт! » И стал выкручиваться леший: «Да мы, отец, всё больше пеши». И мыслями дурными тешит: «Авось и пронесёт! » «Казак и пеши? Ну, хватил! Давай в седло, аль позабыл? », - Глазами чуть смешит. КазАки быстро подхватили, В седло Митяя усадили. «Ну, борода, давай по пыли! Да саблей помаши! » Потом присвистнули... Гик... вой... Митяй взмахнул над головой Клинком и поскакал. А сабля - тут же из руки. Захохотали казакИ, Кричат: «Держи, мужик, портки Пока не потерял! Саблюка с норовом! », - гогочут - «На кой она ему, Захочет - Он с лаптем прямо в бой! » Обидно стало вдруг Митяю: «Ты лихо, батька, саблей - знаю, А стань к сохе, я поиграю, Потешусь над тобой! » От смеха Разин разошёлся: «Ну, напугал! Гроза нашёлся! А вот возьму и стану! Тащи соху, чего там ждать, Эк, невидаль, сохой пахать! » И ну - землицу ковырять, А борозда - местами. «Ты глубже, мелко пласт берёшь! Да прямо, ну куда ведёшь?! Давай, давай! Ровняй! » Степан сильнее навалился - Сошник на части развалился. Мужик на землю повалился И хохотать давай: «Соха-то с норовом, не пашет! А он землицу саблей вспашет! », - Настал крестьян черёд. «Ты землю сабелькой! », - кричали, Но, спохватившись, замолчали. «Ещё обидится в печали И в войско не возьмёт! » Однако Разин веселится: «Ну, борода, давай дружиться! Спасибо за науку! Теперь отныне и до века, Мы - две руки у человека! Чего там рассуждать, кумекать?! Давай свою, брат, руку! » Треть аршина

Игорь Шептухин

Когда восставшие ударом Крушили головы боярам И брали города, Приказывал всем строго Разин: «Купцам не строить, чтоб проказы! Беречь их от беды и сглаза! Нужны купцы всегда! » «Ну, как же, тронешь их, обидишь! Ты ж, батька, сам прекрасно видишь, Они б не обижали! » КазАки жалобно вздыхают, А в Очах - так и полыхает, Там черти бесятся, играют, От смеха задрожали. «Да, вас обидишь! », - Разин тоже В улыбке, видя эти рожи - «С купцами надо дружно! А коль обвесят и обмерят - Так взыскивать всё по потерям! Тогда торговцы будут мерить По чести, так как нужно! »… Вступили в Астрахань отряды, Купцы открыли лавки рядом, Товары разложили. Прошёл сам Разин по рядам, Доволен, шумно тут и там. «Давай алтын, за два - отдам! » Торгуются, знать - живы! Хлеб покупают, мясо, сало. Везде всего лежит навалом. «Да, без купцов - не жить! » Берут парчу, сафьян и шёлк. КазАки тоже знают толк, Зазнобушек ведь целый полк - Всех надо ублажить! Собрался люд у бочки с квасом, А дальше - лавка, где атласом Торгует сам Кувшинов. Народ атлас себе скупает, Купец отрезы отмеряет И быстро так их обмеряет На треть аршина. А мысли в голове летают: «Чего бояться?! Не поймают! Не в первый раз такое! » С улыбкой руки потирает, И барыши в уме считает. Ничто беды не предвещает, Стоит купец, спокоен. Прошло полдня, обман - раскрылся. Казак какой-то спохватился: «Ты, что же, тать, вражина? Да он ведь, братцы, дурит нас! », - Казак в руках держал атлас - «Короче, мой намётан глаз, Отрез на треть аршина! » Померили длину и верно! На треть аршина всех примерно Купчишка обманул. Вспылил казак, что было мОчи: «А если каждый так захочет? Держите его крепко очень, Чтоб он не улизнул! » «Держи его! Судить злодея! К ответу вора, лиходея! Обмерил вон на сколько! Давай ему начистим рыло, Другим чтоб не повадно было! Кончай купца! Его могила Исправит только! » Когда сменился караул, Зашёл с докладом есаул: «Купца укоротили! » «Как? », - ничего не понял Разин. «На треть аршина. Раз и сразу С плеч голову. Ему, заразе, Обмера не простили». «Да что им, растудыть твою, Уж не достаточно в бою Рубить чужих голов?! Сюда! Ко мне, кто это справил, Купцу кто голову поправил! Ужо найду на них управу! Давай быстрее, Пров! » Пришли, стоят казАки тихо. «Вы, что же, и народу лихо? За тряпки - животом? Купец обмерил?! Треть аршина?! И сразу головы лишили?! », - Потом хлебнул чуть из кувшина - «Да чёрт с ним, со скотом! Я вижу дело не в аршинах. Наукой станет всем Кувшинов. Пускай народ запомнит, Что надо честно торговать, Не обмерять, не воровать! Об этом каждый должен знать. Знать и на веки помнить! » Дьявол

Игорь Шептухин

Нагой Макарка, Федька Белый На площади крутились смело У ПриказнОй палаты. Глядят - казАки хворост носят, Поленья, чурбаки подносят. Глаза на них со смехом кОсят: «Ну, как дела, солдаты? » А те, своим сопливым носом, К казАкам тянутся с вопросом: «Дядь, для чего огниво? » «Да, дьявола казнить зачнём! СпалИм его в огне живьём, А пепел пО ветру пошлём, - Вот вам и диво! » Сказал неверящий Макарка: «Ты, дядька, видно выпил чарку Здесь прямо у палаты! » Смеялся громко он до слёз, А Федька понял всё всерьёз, КазАкам задаёт вопрос: «А, правда, он - рогатый? » ПотОм – по улице нарезал И ну, орать, как будто режут, Махать руками. «КазАки дьявола жечь будут! Уже снесли поленьев груду! Скорей глядеть на это чудо! Ведь он - с рогами! » Собрался быстро люд на площадь. Платки у баб слегка полощет. «Ну, где ваш этот бес? » Макарка с Федькой в первый ряд. Глаза огнём у них горят, У Федьки пуще, ведь не зря - Кострище до небес! И вот, казАки в круг выносят Сундук огромный, Чтобы бросить Его скорей в огонь. «Ага, знать дьявол в сундуке, Сидит рогатый там в тоске», - Макарке шепчет, а в руке Дубина, только тронь! «Там дьявол! Дьявол там рогатый! " Мужик какой-то бородатый Сказал мальцу в ответ: «Да там ещё страшнее, Федька! Дымина, гля, какой, заметь-ка! » А сам на парня дышит редькой, Уже видать обед. Поднял глаза в испуге Федька: «Страшнее дьявола?! Ты редьки Объелся, дядька, разом! » Но тут на площадь Разин вышел, Затих народ, стоит не дышит, Стучит как сердце, каждый слышит - Ждут, что промолвит Разин. А атаман снял шапку в круге И поклонился всей округе. Таков обычай Дона. «ЗдорОво, Астрахань, привет! Свободы тебе сотни лет! Живи, народ, без всяких бед, Без горя и без стона! » «Ура! », - над площадью несётся. Кутум услышал и смеётся, Качает камыши. Откинул Разин крышку смело, У Федьки холодок по телу: «А ну, как выпрыгнет умело Рогатый И - ищи! » Закрыл глаза свои со страху И шмыг - за мужика рубаху, Оттуда наблюдает. А Разин вдруг бумаги вынул, Рукой над головою вскинул И все в огонь их лихо кинул. Пущай огонь сжирает! «Вот тут она - неволя ваша! Вся кабала», - рукою машет - «Все муки ваши тут! » «Так вот, что в сундуке лежало», - Расстроен Федька - «а пужали! » Губа его слегка дрожала: «Чего же люди ждут? Чего кричат на пламя, глядя? » Малец за руку тянет: «Дядя, Так, где же он, рогатый? » «Вот! Вот, сынок! », - от счастья плачет Мужик. Как козлик, рядом скачет. «Вот наши беды, неудачи! Вот он, проклятый! » Перекрывая шума крики, Сквозь дым густой и пламя блики Над площадью слова: «Нет больше никого над вами! Свобода, воля, счастье с вами! Отныне жизнь вершите сами! Вы сами - Голова! » Астрахань

Игорь Шептухин

Ночь... Разгулялась непогода...
Дождём расплакалась природа
И пО небу зарницы...
Над Астраханью небо в тучах.
В Кремле стрельцы собрались в кучу,
Их воевода громко учит.
«Ну что не спится? »
Был астраханским воеводой
Князь Прозоровский.
Он народа
Терпеть не мог.
«Вокруг холопы! Воры! Тати! »
Стрельцов порол сам, аккуратен,
Красив, высокий ростом, статен
И правил здесь как Бог.
Как черти ладана, боялись
Стрельцы его
И к стенам жались:
«Всё может статься!
Повадился подряд три ночи
На стены! »
Взгляд сосредоточен.
«Везде суёт свой нос - знать хочет
Живым остаться! »
А дело в том, что рядом - Разин.
Вот он, поэтому и лазит,
Всё штурма ждёт.
И, хоть в Кремле высОки стены,
Но неспокойно: «Вдруг измена?!
В стрельцах порядком всякой пены,
Когда она сойдёт? »
Так Прозоровский думал, стоя.
Над ним - порывы ветра, воя.
«Ещё погодка та!
Ну что разбойник этот ждёт?
А может, кат, подкоп ведёт,
Иль на подмогу ждёт народ?
Нет, нет на нём креста!
Иль всё ж решил измором брать?
Да, чтоб ты сдох, вор, Стенька, тать!
Ещё мне будешь охать!
А может, просто отдыхают?
На жилах - вороньё - играют?
Не ладно, черти только знают,
Откуда ждать подвоха? »
Все эти дни казАки тоже
Никак понять не могут:
«Что же
В Кремль не суёмся?
Отец, что мы сидим без дела?
На стены надо грудью смело!
Царицын взяли! », - закипело -
«И здесь прорвёмся! »
«Да Астрахань вам не Царицын!
Похлеще тут придётся биться!
ВысОки стены - камень.
Их высота - саженей восемь,
Да ров, да вал - с него и сбросят!
Застрелят, и как звать не спросят!
Ну, как их взять руками?!
Оно, конечно, грудью можно,
А ум на что вам? », - осторожно
Промолвил им отец.
И вот сегодня, в ночь лихую,
Когда дождина, ветры дуют -
В такие ночи не штурмуют -
Сказал он: «Наконец!
На штурм! Вперёд! Пошли, ребята!
Хотели видеть супостата?
Так вот он, перед вами! »
КазАки только подивились,
Рты удивлённые раскрылись:
«Как в темноте бы не побились,
Штурмуя этот камень! »
Шептался меж собой народ:
«Собак хозяин бережёт
В такую непогоду.
Темно, как в ухе у коня!
Огня бы, да где взять огня -
Стеной дождина. Мало дня! », -
Злость подошла к народу!
«Тут в темноте родного брата
Зацепишь саблей или свата! »
«А вы того, потише!
Не больно саблею машите,
Не всё ломайте и крушите,
Голов рубить вы, не спешите
И лезьте словно мыши! »
Стоит князь-воевода, мокнет,
Устал, как будто бы ног нет,
Но держится, не спит.
«Небось, хмельное Стенька хлещет!
Ну, попадёшься, сволочь, в клещи! »
А дождь ещё сильнее плещет.
«Стрельцы, кто там храпит? »
На небе вновь стрелой зарница,
Хотел князь быстро закреститься,
Но глянул вниз - там тать!
Со всех сторон на стены лезут,
Взревел он так, как будто режут:
«Стрельцы! Сюда! Всех перережу!
Проспали, вашу мать! »
Не зря Степан ждал тёмной ночи!
Уверен в астраханцах очень.
«Да, что вам эта грязь?!
Вы тише саблей! », - молвил снова -
«Не все враги там, право-слово
И многие помочь готовы!
Ну, с Богом, помолясь! »
И точно, к стенам подбежали,
А их уже как будто ждали.
То там, то здесь стрельцы
Со стен вниз лестницу спускают
И на арканах поднимают,
Поднявши, тут же обнимают:
«ЗдорОво, удальцы! »
«Бей супостата! Ну же, бей!
Давай, ребята! Не робей! », -
Стрелец ревёт белугой.
И тут же вниз бросает ловко
Тем супостатам две верёвки
И тянет их, а те - сноровка -
Минута - и у друга!
Но, правда, кое-где стояли
Стрельцы на смЕрть, их быстро смяли.
По шапке Разин дал.
Открыла Астрахань ворота.
«ЗдорОво, воевода, что-то
Не рад ты нам?! », - промолвил кто-то -
«Неужто нас не ждал? »
И смеха громкие раскаты.
«А ну, давай его с раската!
Не бойся! Не дрожи!
Поправил, хватит кровь сосать!
Кончай его, чего там ждать! »
И - вниз на пики, там, где рать.
Знать, милый, заслужил!

У Чёрного Яра

Игорь Шептухин

Кричал народ, сорвавший путы, В тяжёлый час великой Смуты: «Руби, круши бояр! » По Волге Разин шёл как туча, Скакал он гордый и могучий, Далёко видно было с кручи: «Вперед, на Чёрный Яр! » Был городок собой не мал, Его в округе каждый знал. Царю там на обед, Ловили жирных осетров, Белугу били, да сомов, Да стерлядь, в общем, был улов, Какой не видел свет! КрепкИ и стены городка. И, где излучины река, Решили бой затеять. По берегам растёт камыш. «Здесь спрячем наше войско, слышь! » А рядом благодать и тишь - Пахать, ребята, б! Сеять! С небес пылает солнце жаром, Князь Львов стрельцов торопит к Яру: «Ужо держись, злодей! » Попутный ветер гонит струги, От стругов - волны по округе, Слышна сынов стрелецких ругань: «Вор, Стенька, лиходей! » «Погодь, срублю ему башку! », - Хвалясь, стрелец кричит дружку И в Волгу пальцем тычет: «Гляди-ка, Фрол, плывёт белуга, Такую не объедешь плугом». Смеясь, подначивает друга: «Ну, что глаза набычил! » Узнав, что близок караван, Послал за бабами Степан: «Доставьте срочно баб! » «Баб?! », - есаулы поразились, Глаза от смеха прослезились, Как пацаны они резвились: «Никак без ихних лап? » «Их самых», - Разин отвечает, Помощников не замечает И шутки сразу стихли. Собрались бабы - молодухи, СладкИ как ковшик медовухи И, жизнью сОгнуты, старухи. Молчат стоят, притихли. «ЗдорОво, ягодки-цветочки! Невесты, жёны, бабки, дочки! »- «Здрав будь и ты! » - «Ну, что? Детишки как, как внуки? Не бьют вас мужики от скуки, С похмелья, разминая руки? Да вы все - как цветы! » И вдруг: «А что стирать бельишко На Волгу не идёте? » «Слишком Опасно нам, отец! Стрельцы не ровен час... Они же Идут сюда, всё ближе, ближе. Уж больно князь Семен обижен. Раз стрЕльнет и конец! » «Ну что для вас князь этот Львов?! Как будто вобла на улов! Его ли вам бояться?! Давайте, все на рЕку разом! Да, чтоб белья побольше сразу, Потом проверю! », - молвит Разин - «И хватит вам смеяться! » «Ну, бабы! Атаман с чудинкой! » Но делать нечего. Корзинки - И нА реку спешат. А Разин снова вдруг чудит: «Собрать мне рыбаков! », - гудит. Лазутка-есаул зудит: «Гоняет, как мышат! » СобрАлись рыбаки сполна: «По кружке всем раздать вина! Здоров, народ рыбацкий! Ну, как там рыбка, как улов? » «Да, что улов, когда сам Львов Сюда спешит. Снесёт голов, Ведь это вам не цацки! » «Но что стрельцы вам, ведь вы сами», - Смеясь, сказал Степан - «с усами! Ведь вам же всё с руки! Ужель ошибся в вас, ребята? Да вы, как на подбор солдаты! Зачем зады свои вам прятать?! Ведь вы же - рыбаки! » «Нет! Не ошибся! Нет! », - галдят, Глазами весело глядят И ладят дружно сети. А меж собой смеются лица: «Видать, наш захотел ушицы, Ну, что, народ, давай молиться. Дай Бог, покуда светит». Князь Львов лазутчиков послал И строго им пересказал, Чтоб всё проверить в Яре. «Всё мирно в Яре-городке, Бабьё полощется в реке, Рыбацки лодки вдалеке, Спокойно всё, боярин! » Подходят струги каравана. Всё тихо, видно без обмана. Одна лишь благодать. Стоят - не дрогнут камыши, На речки плещутся в тиши Старухи, бабы, малыши. «Сбежал трусливый тать! » Зевнул князь Львов на небеса: «На берег! Прячьте паруса! » И вдруг, глазам не верит. Из-за излучины реки На вёслах мчатся казакИ, Уже челны их так близки. «Знать, видно быть потере! » И камыши вдруг расступились, Стрелецкие сердца забились - Окружены солдаты. «Сарынь на кичку! », - воздух рвёт. И каждый клич кто этот ждёт, Его всегда, везде поймёт. «Руби стрельцов, ребята! » На всё, про всё - не больше часа. «Стрельцов разбито войско», - басом Кричит казак лихой. С петлёй на шее тащат Львова. «На мачте вздёрнуть и готово! Иль рыбам в реку для улова! Живой он нам на кой?! » Но Разин Львова отпустил, Умел прощать он и простил. «Пущай живёт примерно! Ведь он и стрЕльнуть не успел! » Смеялся Разин: «Вот пострел! Видать, он мирный, не хотел! Да он - за нас наверно! » Поймёт и не осудит

Игорь Шептухин

Идёт по Волге люд восставший, С оружием свободным ставший От злых боярских блох. Летят, встревожены гонцы. Как будто бы весной скворцы, Несётся весть во все концы: «СполОх в Руси! Сполох! »... Боярский сын Труба-Нащокин Хлестал крестьянина по щёкам. Он в этом мастер. Потом давай кнутом пороть, Драть человеческую плоть, Ударом рвать спины ломоть На кровяные части. «На, получай, холоп, мой кнут! Всех научу, как шапки гнут! Не будешь забывать! » Отдышится, на рану соли. Мужик хрипел, стонал от боли: «За что же мне такая доля! » А барин: «Будешь знать! » «Помилуй, барин, пожалей! Водою раны мне полей! Горят они огнём! Не видел я тебя при встрече, Прошёл ты рядом, не замечен, К тому ж на улице был вечер. Вот если б было днём». Не слышит стоны и мольбы, Упрям боярин, словно бык. Кнутом он, как рубака. Уже вспорол ударом ухо, На кровь, слетаясь, лезут мухи, Мужик, собрав все силы, с духом: «Ну, погоди, собака! Придёт наш атаман, придёт. Порядок быстро наведёт. Вам отольются слёзки». И вдруг услышал, как народ Кричит: «Идёт, отец, идёт! » Боярин сразу в огород, Уж больно клич был хлёсткий. Собрав толпу на людном месте: «Принёс вам радостные вести, Дарую хлеб и волю! »- Так начал Разин речь держать. Крестьяне - руки крепко жать, «Ура! » от радости кричать. Что-что, а это вволю. Потом продолжил речь Степан: «В селе вам нужен атаман. Кого избрать хотите? » «Кирьяна, Кирьку, он умней! Всех справедливей, всех мудрей! » «Давай, Кирьян, селом владей! Как нет? А ну, ищите! » «Он дома, батюшка, лежит! »- Казак к нему, стремглав бежит. «Побит он шибко! » Оставил Разин круг и рьяно Пошёл за Кирькой, за Кирьяном, А тот сам выполз из бурьяна И на лице улыбка. «ДождАлись», - тихо прошептал И богу жизнь свою отдАл - Покинул дух старшого. «Боярин где? Сюда тащи! Ну, бородатый, не взыщи! В котёл его, как кура в щи! Сварить в котле живого! » «Нет, батька атаман, нигде! Всё обыскали мы в избе! » А Разин плетью машет. Взревел, ну чисто бык, грозит, От взгляда так и морозИт, Под руку попадёшь - сразит, Во гневе батька страшен! «Искать убивца, всем искать! Не то плетей вам, вашу мать! » КазАки чуть не плачут: «Так нет его! » - «Ищи в чулане! В чулане нет - смотрите в бане! Кровь закипела в атамане: «Дать надо сдачи! » И точно, в бане, Там, где печка, Забился под неё, Колечком Лежит, ужом. КазАки к Разину волОчат, Довольны: «Подожди, примочат! Сейчас у нас споёшь ты, кочет! Долг красен платежом! » Труба-Нащокин плачет звонко, Как баба жалостно и тонко: «Помилуй! Атаман! » И в три ручья по щёкам слёзы, Но Разин на него морозом: «Аркан ему и - на берёзу! Кончайте балаган! » Малец пролез к нему украдкой И тянет за кафтан, где латка: «Ты, дяденька, прости! » Притих народ, стоявший в круге, Затихла сразу как-то ругань И слышно стало по округе Как ветер шелестит. Стоит малец и ожидает. «К добру, дитё коль, осуждает? », - Промолвил кто-то тихо. «Уж не безбожное ли дело Затеял, атаман, ты смело? Гляди, чтоб к нам не залетела Беда, а с нею лихо! » Уставился народ и ждёт Себя как Разин поведёт, А ветер лица стУдит. Но атаман, как будто лёд И, чтобы слышал весь народ: «Когда он подрастёт - поймёт! Поймёт и не осудит! За муки ваши, плач и слёзы, Тащи боярина к берёзе! И жалости - не быть! Дорогу выбрали мы сами! Добро должно быть с кулаками! Пока я жив, двумя руками - Боярский род рубить! » Леший

Игорь Шептухин

На волжском берегу сидел И, молча, нА реку глядел, Задумавшись, Степан. «Куда мне повернуть свой путь? С него уже мне не свернуть. За гуж, коль взялся - смелым будь! Ведь ты же - атаман! На юг, по матушке-реке? На Астрахань, что вдалеке И в Каспий-море? А может на Москву идти? Казань, Самару - всё смести, Им разрушения нести, Чтоб нА голову горе?! Москва, Москва! Всем градам град! Да, шутишь! Силы мало, брат! Пока не сметь туда. Нам пушек, пороху, мушкетов, Пищалей... Всё б сгодилось это! И одежонку справить летом, А то - одна беда! Всех откормить, одеть, обуть, Отладить войско хоть чуть-чуть. Долой из глаз, чтоб грусть! А там... », - у Разина дух спёрло. «Бояр рукой схватить за горло! Чтоб кровь из них рекой попёрла! Живи свободной, Русь! » Сидит у берега реки, А думы где-то далеки. И края им не видно. «Спасите, помогите, братцы! » «Понёс кого-то бес купаться», - Стал Стенька быстро раздеваться И в воду прыгнул. Над ним гуляет темнота. «Кругом не видно ни чертА», - Под нос себе бурчит. Рванулся Разин на стремнину, Плывёт привычно, чуб откинул И мысли: «Только бы не сгинул, Который так кричит! Эй, где ты, парень? Кто там звал? » Не слышно - видно опоздал. «Зря что ль летел стрелою?. Что ж, видно надо мне назад. Темно, хоть выколи глаза». Расстроился донской казак, Качая головою. Но только в этот самый миг Раздался снова рядом крик. Степан к нему как уж. «Ну, а теперь постой, брат, врёшь! Теперь не сгинешь, не уйдёшь! И жизнь свою опять найдёшь! Да не теряй уж! » На берег выволок с трудом, Детина, что хороший дом. Коленом грудь нажал. Из носа хлынула вода И изо рта. «Пусть, не беда! Жить долго будешь, борода! Своё ты отдрожал! » Спасённый приоткрыл глаза: «Спаси Господь тебя, казак! Должок теперь за мной! » Глядит на незнакомца Разин. Что ж, вид, конечно, безобразен: В лаптях, портки, рубаха в грЯзи. «Ты кто же, брат, такой? » «Я беглый, к Разину, хотел. Но вот на дно чуть не успел». И застонав, забылся. А рядом: «Батюшка! Степан! Ты где? Откликнись, атаман! », - Его помощник, лих и рьян. «Видать хватился». Отпрыгнул Разин в темноту, Там где кусты, за их черту. Пусть парень отдыхает. Нашли казАки мужика, ПоднЯли, отнесли пока И только быстрая река Разгадку тайны знает. На утро сотни опросили, КазАков всех порасспросили: «Спасал его же кто-то! » Молчат, руками лишь разводят. «Не наши были это вроде. Никак тут леший хороводит? Его, его работа! » Смеялся Разин: «Леший! Леший! А кто ж ещё? Да он, конечно! Кому ж ещё тут быть! Видать нам леший помогает. Он тоже от бояр страдает. А леший умный, он уж знает С кем дружбою водить! »... Пробыв в Царицыне неделю, Попили сладко и поели. «Пора, браты! В дорогу! На Астрахань пойдём, ребята! Там примечали нас когда-то, Дома знакомы там и хаты, Авось, они помогут! » ЯИцкий городок

Игорь Шептухин

«Хитёр наш батюшка, хитёр!
И ум его всегда остёр! »-
Еще смеялись долго.
«Теперь Лопатина ищи,
По свету белому свищи,
Попался словно кур в ощип!
Тому свидетель - Волга! »
«Хитёр», - кивали те, кто с ним
На Ишпагани шли сквозь дым
И сквозь огонь персидский.
И тут же стали вспоминать,
Как городок ходили брать,
Чтоб зиму им прозимовать.
Был городок ЯИцкий...
Огромны башни городка,
ШирОки стены, да река,
Не просто так - Яик.
«Тут отдыхать казАкам зиму», -
Подумал Разин. «Да не примут,
ВысОки стены - быстро снимут,
Уложат в тот же миг!
Нет, думай, атаман, не спи! »
И вот поймали вдруг в степи
Испуганных людей.
«Их человек примерно тридцать,
Идут к святым местам молиться».
Рассержены монахов лица:
«За что нас, лиходей? »
Хотел их Разин отпустить,
Святые люди - им и жить,
Но передумал.
«А ну, кончай точить тут лясы!
Скидай, давай монашьи рясы! »
«Не казакАм ли это часом? »
Знать, что-то он надумал.
Не спят в Яицком городке,
Прознали, что невдалеке,
В степи ночует Разин.
Начальник крепости кричать:
«Пришёл разбойник, вор и тать!
Не спать мне, вашу мать, не спать!
Глядите в оба глаза!
Охрану у ворот усильте!
Огни, смотрите, не гасите! », -
Бросает всем приказы.
«И без доклада не впускать
Мне в крепость и не выпускать,
А то пролезет этот тать,
Горазд он на проказы! »
Стоят дозорные, не спят
И в степь внимательно глядят,
Трясутся: «Страшно! Жуть! »
И вдруг: «Откройте! Мы к иконам
Идём с молитвенным поклоном,
Недолго мы пробудем в оном,
Помолимся и в путь! »
«Нельзя ворота открывать!
В степи ночует рядом тать.
Возьмёт ещё - обидит! ».
«Ах вы, безбожники! Забыли
Про веру и глаза залИли!
Господь попомнит, как вы жили.
Ведь он - всё видит! »
Стоят дозорные, решают.
Монахи больше их стращают,
А на дворе уж ночь.
Пришёл начальник: «Сколько их?
Душ тридцать. Да они свои!
Тать где-то за холмом стоит.
Ну, как им не помочь! »
«Бог с ними! Пусть идут молиться,
Но так, чтоб было только тридцать.
Разуй глаза! »
И вот засовы опускают,
Ворота тихо открывают,
Монахов медленно считают,
Как приказал.
«Один, второй... тридцатый, стой!
Всё! Хватит! » «Да ты что! Постой!
Где грамоте обучен?
Ты что, считать не можешь, милый?
А может, глаз вином залИло?
Ведь только десять проскочило!
Уж я научен! »
Стрельцы носы с досады тёрли.
«Вот мужики уже попёрли
И морды лошадей.
Один, второй и третий конный», -
Стрелец крестился полусонный.
«Вот с пикою казак огромный,
Неужто лиходей?
Стой! Стой! Измена у ворот! »
Да где там, кляпом тычут в рот
И руки повязали.
Стрельца нагайкою огрели,
Казаки пулей налетели,
Как будто снежные метели.
Без крови крепость взяли.
«Был городок как будто ваш,
Но жизнь идёт, и стал он наш!
Да это не беда!
Яик - река была казачья!
Своё берём, а не иначе.
Уж вы не больно громко плачьте,
В Яике есть вода! »

Две головы

Игорь Шептухин

Прошло три года длинных, долгих И Разин вновь пришёл на Волгу. Не за наживой. Не добывать себе богатства И строить призрачное царство. Войну он объявил боярству: «Вперёд, народ служивый! » Встал первым на пути Царицын. «Вот здесь начнём за волю биться! » КазАки рады. Чуть выше города на склонах Устроил лагерь батька скоро, Да смотрят на него с укором: «Не мешкать надо! Бери, отец, Царицын, сразу! » И горожане молвят: «Разин! Ждут в городе тебя! Откроем мы тебе ворота, Свободы больно всем охота. Бери, бери» - его торопят - «Послушайся ребят! » Однако батька не спешит. Чуб ветер вольный ворошит. Не верит языкам. По Волге движутся на стругах Стрельцы, Они царёвы слуги, У них пищали, пушки - туго Придётся казакАм. Делам там ратным все способны, Одеты справно, не голОдны, Да командир удалый. Ведёт их Голова Лопатин. Огромный, борода лопатой, Такому землю бы копать-то, Здоровьем пышет малый! А тут? Пищаль на сотню наших, А из еды – одна лишь каша. Зарядов бы поболе! Ну, есть у казакОв саблюки И держат крепкие их руки, Которым в битве не до скуки. Так это ж в чистом поле! «Как меньшей их побить бы силой? Под корень сразу и в могилу! » Задумался, отчаян. Всё ближе, ближе Голова. Всё яростней звучат слова, А Разин просит чайный взвар: «Подайте, братцы, чая! »... Стрельцы лазутчиков послали, Те обсмотрели всё, сказали: «СтоЯт по кручам». «Вот дурни! Нету у них умных! Им дьяков бы туда, да думных, А так, разгоним их бесшумно, Как ветер - тучи! » Вновь умаляют атамана: «Бери град, батька, без обмана! Бери, его рубака! » И вдруг - пропал враз атаман, А тут - стрелецкий караван, Лопатин всех язвит, чуть пьян: «Даёшь, собаку! » Довольный чешет он макушку, Салютом с крепости бьют пушки. «Сбежал, видать, буян! » И вдруг - так это не салют! По стругам пушки метко бьют И больно ядрами клюют. «Потопят караван! » На городской стене приметен Кафтан казацкий стал. Взмах плетью, То Разин приподнЯлся. «Назад! Разбойники! От града! Ужо попали мы! Засада! Бежать нам надо без огляда! », - Трусливый клич поднЯлся. Стрельцы как овцы сбились в кучу. Лопатин взвыл: «Вот племя щучье! Ну, я вас одарю! Куда лазутчики глядели? Какие песни мне тут пели? Тать рядом был на самом деле, Всех насмерть запорю! » Но в это время по приказу, ОтдАл его восставшим Разин, Раскрылись камыши. И устремились словно пчёлы, КазАки на челнах точёных, Лопатин сразу не учёл их. «Бей! Головы круши! » В миг завертелась заварушка! Со стен пальнули снова пушки, А дальше – сабли в ход. Но, правда, шибко не рубали: Стрельцы оружье побросали И молча в страхе ожидали, Что дальше Бог пошлёт. Врагов нагОлову разбивший, Казак смеялся победивший: «ПоддАли Голове. У Головы - одна головка. Не голова, а так - морковка. Наш - головой владеет ловко. Да у него их - две! » Один другому равен!

Игорь Шептухин

Встречали радостно донцов. Летела весть со всех концов, А то и ждать устали. Ходили слухи, что не живы, Что буйны головы сложили, Из пленных персы тянут жилы - Рабами персов стали. И вдруг - целЫ и невредимы, Видать пути неисповедимы, Знать, в жизни знают толк! «Ну, как оно, в краю персидском? » А глаз на серебро косИтся, На злато, шубы из лисицы И на заморский шёлк. С расспросом лезут словно мухи: «Эй, батька! Верно ходят слухи, Что вновь туда пойдёшь? Нас тоже взять бы не мешало, Уж мы б тебе не помешали, Добыли б шубы, жёнкам - шали, Таких, что не найдёшь! » Другая думка на душе. Хмельна, точь в точь - вино в ковше: «Ужель в богатстве дело? Набьёшь богатствами карман, Пограбив смелых басурман, Год-два побудешь сыт и пьян И снова в дело? Нет односумы-други, братцы! Не может дело быть в богатстве! Свободу бы! Свободу! Эх, оседлал боярин Русь. А может, на дыбы и пусть Им нА головы горе-грусть, А не народу?! » Ходил, стирая сапоги, Искал свободы пироги, Да где им взяться. Бывал в Москве, на Белом море, В Крыму, в Нагаях - тоже горе. «Пора нам жизнь свою устроить, За саблю браться! » Дивились казакИ речам, Те, кто богаче, тот молчал И не кричал: «Согласен! » Но большинству по сЕрдцу слово: «Веди нас, батька! Мы готовы. Пора нам сабли вынуть снова, Хоть путь опасен»... Пришлось Степану быть в столице, В Черкасск приказано явиться, В столицу батьки-Дона. И там, в гостях у Войскового, А нрава Ходнев был крутого, Держал с ним Разин крепко слово, Шёл поперёк закона! «Уж больно, Стенька, ты зарвался! В какой ещё поход собрался? Зачем мутить народ? » «Я ль их мучу, ты что, Корнила! Ужель глаза тебе застИло. Бояре - вот пока что сила. Вот давит кто и гнёт! » «Послушай, Стенька, спрячь язык! Не бАлуй! Я добром привык! » «Эх ты, Корнила! Видать высОко ты взлетел, К боярской стае захотел, Как бы с небес не рухнул тех, Чтоб не прибило! » Нахмурил брови атаман. «Ты, Стенька! », - руки за кафтан. Да вовремя затих. В почёте Разин, знает Ходнев, За ним Дон-батюшка сегодня. «Не стоит ссориться нам вроде, Ведь мы ж свои! Так за какую же ты Русь? » Смеясь, расправил Ходнев ус И раскрывает ставень. «Где нету бедных, нет богатых, Судить, чтоб только виноватых, Как жили на Дону когда-то, Один другому равен! » СимОшкина чалма

Игорь Шептухин

Вернулись казакИ... Устали... На отдых в Астрахани встали. Везде у них друзья. Когда в походы уходили - Рубахи дырки облепили. Совсем бедняги обносились, Смотреть нельзя. Ну, а теперь - глаза рябят, В кафтанах бархатных сидят, Кто в шубе лисьей. Кто шапку соболем подбил, Халат персидский нацепил, А кто парчой штаны обшил И пришивает бисер. А солнце сверху пАлит жаром, Горит под шубами пожаром. Пот льётся градом. Однако терпят удальцы, Лихие, смелые донцы. «Какие всё ж мы молодцы! », - Красуются нарядом… Когда добычу разделили, Её как следует обмыли. Положено сполна. Досталась нА руки Симошке, Кривому на глаза немножко, Не то, чтобы добычи крошка - Богатая чалма. Напялил он её на чуб И стал похож на турка вдруг. Ни дать, не взять! Народ за ним толпой бредёт, Все пальцем тычут - турок вот! Мальчишки, те, разинув рот, Как вкопаны, стоят. Гулял по улицам Симошка, Над ним роями вились мошки. Вдруг видит - атаман. А тот стоит, расставив ноги, Как раз по ходу, на дороге, И так, чтоб слышно было многим: «Смотрите - басурман! » Опешил, оробел казак, Глядят, испугано, глаза: «Так это ж я, Кривой! » «То, что кривой, так это вижу. Да, видно Богом ты обижен, Когда, одной наживой движем, Забыл кто ты такой! » «Я ж с Дона, батька атаман! С тобой ходил на Ишпагань, Ужели ты забыл? » Насупился, суров стал Разин, В суровости похож на Разю. И рядом тихо стало сразу. Симошку пот пробИл. На сердце ёкает от страха: «А ну, зарубит как с размаха, С турецкой этой тряпкой! » И вдруг сообразил, проснулся, К рядам он пулею метнулся, Прошла минута и вернулся Назад с казацкой шапкой. Увидев шапку, молвил Разин, Смеясь, подмигивая глазом: «Вот, сразу видно! » Казак потом всё сокрушался: «Ну, как же я ему попался, Чалмой я б выгодней сменялся, А так - обидно». Историю с чалмой прознали, Вздыхая, казакИ сказали: «Пора и нам снимать. Покрасовались в шубах, будет! А то они нас всех погубят, Враги в них саблями порубят! Нам рано помирать! » Надев вновь свитки, зипуны И отдохнувши от войны, Опять бойцы в дороге. «Хоть в Астрахани жизнь раздольна, Да загостились мы, довольно. И на Дону нам всё ж привольней, Там Родина для многих! » ИшпагАнь

Игорь Шептухин

Родился Разин на Дону, Уходят корни в старину, В казачий род удалый. Отца его все звали Разей, С лихвой имел с отвагой связей, На раны тратил много мазей. И сын стал добрый малый. Красив, широкоплеч Степан. Грозою был для басурман - Воспитывал так батя. «Пред сильным шапку не ломай, Будь честен, друга выручай. Сражайся за родимый край И, чтоб душою - статен. Казацкой честью дорожи, В бою под пулей не дрожи И будь всегда мастак. Руби врага сильней с плеча, Не бойся сабли и меча, Свой суд верши не с горяча, Ведь ты ж - казак! » И вот, собравши молодцов, Таких же смелых удальцов, На ИшпагАнь пошли. К персидским ханам прямо в гости, Рубить безжалостно их кости. «Не ждали вы, ну, это бросьте. Мы сами к вам пришли! » Бояться супостата – нам ли? Отведай, друг, казацкой сабли! Посмотрим, чья возьмёт?! Свободы дух да Бог за нами, Да вера дЕдов и их память! Бей в тулумбасы! Выше знамя! Пущай коней в намёт! Пройдя Ширван и Астрабад, Баку, Дербент и Фарабад, Из пушек постреляли. Сражались с персами в горах, Их, разбивая в пух и прах, В бою неведом был им страх, Везде донцы гуляли. С эскадрой ихней лихо бились, Отважно саблями рубились, Немало вёрст прошли. Чуть не погибли, там зимуя, Зимой там ветры тоже дуют, И храбро смерть свою минуя, Свободы не нашли. Но всё ж, пройдя довольно стычек, Вернулись все назад с добычей. По Каспию плывут. Попутный ветер гонит к дому, Такому милому, родному И к батюшке, седому Дону, Где любят их и ждут. «Ах, Ишпагань, ты, Ишпагань. Да, видно дело, братцы, дрянь! Свободной нет земли. А стоит ли искать нам счастья, И добывать на пиках власти, И душу рвать свою на части От Родины в дали. Скрутить бы враз своё боярство, Разбить их прОклятое царство И людям - хлеб, да волю». Да, дерзки думы атамана. «Не время, рано ещё, рано. Ведь без продуманного плана Не завоюешь долю». А солнце пуще жаром метит. «Свободной нет земли на свете», - Качает головой. Над ними чайки уж летают И крики радостно встречают, Смеясь, их берег примечает Такой родной. Боярский конь

Игорь Шептухин

По мотивам книги Сергея Алексеева " Грозный всадник"

Скакал отряд крестьянским полем...
Довольны данной Богом волей -
Смеялись казаки.
По свЕту хожено немало,
В бою не раз дралИсь удало
И многим в жизни перепало,
Но им ведь - всё с руки!
Вдруг видят – эко, братцы, диво?
СтоИт на поле нерадиво
Мужик с сохой.
А вместо лошади в упряжке,
Впряглись,
Труд, выполняя тяжкий,
Старуха-мать, да сын в пристяжке,
С понурой головой.
Бойцы седые к ним рысцою,
Разинув рты между собою,
И молвит вдруг старшой:
«Ты, что ж, мать твою, людина,
Семью запряг взамен скотины,
Глаза закрыла паутина
Иль почерствел душой? »
Забыв как звать себя с испугу,
Глядит крестьянин с перепугу
Из-под прикрытых век.
СтоИт пред ним, ему прикрикнув,
С коня гнедого быстро спрыгнув,
В руках нагайку лихо выгнув,
Огро-о-о-мный человек.
«Видать боярин знатный родом
Гуляет со своим народом», -
Решил мужик укромкой.
И слёзы в миг по бороде,
Он растянулся в борозде
И проклиная свой удел,
Стал причитать негромко:
«СирОты стали мы, боярин.
Кормильца за долги забрали,
Приходится вот так,
Не помереть, чтоб с голодухи».
И протянул к нему вдруг руки,
А на лице такие муки
И пена изо рта.
Старшой лицом перекосился,
Стал хмурым, весь переменился
И мужику в ответ:
«На, забирай коня! Возьми.
Наступят радостные дни,
Запляшут по земле огни,
Ещё придёт рассвет! »
Опешил и застыл мужик:
«Неужто леший ворожит? »
СтоИт, не шелохнётся.
«Бери же, ну!.. Кому сказал! », -
Глаза сверкают как гроза.
Старшой чуть слышно приказал:
«Всыпь плетью, пусть проснётся! »
Мужик от счастья обалдело
Смотрел в глаза коню несмело,
Качая головой.
«Неужто это правда! Боже!
Не колдовство ли это всё же?
Такой красавец-конь, за что же?
А может - не живой? »
К хвосту рукою потянулся
И, вскрикнув громко, отшатнулся -
Приладил конь копытом.
С дырой в портках на видном месте,
Пошёл мужик плясать в присесте.
А с ним семья его, все вместе,
От радости забытой.
Казачьи просветлели лица.
«Постойте, за кого ж молиться? », -
Он снова рухнул наземь.
Сказал казак, стоявший рядом,
Дымя из трубки самосадом,
Коня по полю тронув шагом:
«Так это ж - Разин! »

⇐ Предыдущая 1 2 3 45