Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





НИКОЛАЙ ГОГОЛЬ. ИВАН ФЁДОРОВИЧ ШПОНЬКА. И ЕГО ТЁТУШКА. ни земля, ни небо, ни всё, что вокруг меня …». Н.В.Гоголь. ИВАН ФЁДОРОВИЧ ШПОНЬКА. СТЕПАН ПЕТРОВИЧ КУРОЧКА. ВАСИЛИСА КАШПОРОВНА ЦУПЧЕВСЬКА. ГРИГОРИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ СТОРЧЕНКО. МАРИЯ ГРИГОРЬЕВНА, девица, е



 

Театру Сатиры

НИКОЛАЙ ГОГОЛЬ

ИВАН ФЁДОРОВИЧ ШПОНЬКА

И ЕГО ТЁТУШКА

Пьеса Николая Коляды по мотивам произведений Николая Васильевича Гоголя.

 

 

Екатеринбург

2008 год

 

 «… Внутри рвёт меня, всё немило мне:

ни земля, ни небо, ни всё, что вокруг меня …»

Н. В. Гоголь

 

 

Действующие лица:

ИВАН ФЁДОРОВИЧ ШПОНЬКА

СТЕПАН ПЕТРОВИЧ КУРОЧКА

ВАСИЛИСА КАШПОРОВНА ЦУПЧЕВСЬКА

ГРИГОРИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ СТОРЧЕНКО

МАРИЯ ГРИГОРЬЕВНА, девица, его сестра

НАТАЛЬЯ ГРИГОРЬЕВНА, девица, его сестра

ИВАН ИВАНОВИЧ БАТЮШЕК

НАТАЛЬЯ ФОМИНИШНА, бабушка-старушка

ЖИД-ИЗВОЗЧИК

МАЛЬЧИК-СЛУГА

ГАПКА

ПРОХОР

ОМЕЛЬКА

Дело было однажды в Малороссии.

Точнее сказать: дело было давно и - неправда.

 

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

* * *

Дело этой истории началось на военной службе. Сидели, болтали два товарища – подпоручик Иван Федорович Шпонька и ротный командир Степан Петрович Курочка.

Такие вот были у них фамилии.

И-и, Господи! Да на Руси есть такие прозвища, что только плюнешь да перекрестишься, коли услышишь. Ну дак что ж теперь?

Сидели вот Курочка и Шпонька.

Сидели себе в избе у Курочки.

Да, в избе. И что тут такого? Пехотный полк, в котором служили Курочка и Шпонька, был совсем не такого сорта, к какому принадлежат многие пехотные полки. И несмотря на то, что основною частию полк стоял по деревням, однако ж был он на такой ноге, что не уступал иным и кавалерийским. Большая часть офицеров пила выморозки (это такая замороженная водка – ух, какая крепкая! ) и умела таскать жидов за пейсики не хуже гусаров. Зачем? Да просто так. Чтоб боялись.

А несколько человек из служивых даже танцевали мазурку. Командир полка этим страшно гордился, и так и говорил: «У меня-с, - говорил он обыкновенно, трепля себя по брюху после каждого слова, - многие пляшут-с мазурку; весьма многие-с; очень многие-с».

Но не о том речь, а вот о чём.

Закручинившись навалившимися заботами, Шпонька сообщал Курочке соображения про свою дальнейшую жизнь.

ШПОНЬКА. Ухожу вот я, Степан Петрович, в отставку. Ша. Хватит. Наслужился.

КУРОЧКА. Боже ж мой на свете, в розовом корсете! Да хоть бы в худом, но в голубом!

ШПОНЬКА. Оставь, право, свои шуточки. При чём тут корсеты? У меня сердце захолон у ло, как подумал поменять свою жизнь, а ты?

КУРОЧКА. Ну, Иван Фёдорович! Ой, Иван Фёдорович! Ай, Иван Фёдорович!

ШПОНЬКА. Да что «Иван Фёдорович»? Что?

КУРОЧКА. Да я же ж за тебя радуюсь, Иван Фёдорович! Ведь уйдёшь – получишь поручика. Вот представь себе: лёг ты спать подпоручиком, а встал и уже – поручик, и уже другой человек! Вот ведь как красиво жизнь устроена, а?! Был – подпоручик, а стал – поручик. А?! Нет, ты представь: был – подпоручик, а стал – поручик!

ШПОНЬКА (размяк и заулыбался). И правда. Устроена жизнь удивительно. Был, можно сказать, никто, а стал вдруг в один день – всё.

КУРОЧКА. Так-то, брат. Вот я и говорю: Боже ж мой на свете, в розовом корсете! Да хоть бы в худом, но в голубом!

ШПОНЬКА. Да постой ты, Степан Петрович. Спросить вот хотел. Как думаешь, орден мне при отставке дадут, Степан Петрович?

КУРОЧКА. Орден?

ШПОНЬКА. Орден.

КУРОЧКА. Ну, знаешь ли, Иван Фёдорович: каравай-то не по рылу.

ШПОНЬКА. Почему это, Степан Петрович? Ты меня опять обижаешь. Я хотел просить тебя за меня замолвить слово перед начальством.

КУРОЧКА. С чего же ты хочешь, Иван Фёдорович, орден? И как это вдруг – орден? Ты понимаешь, что это не просто так, а уже – ого-го что. Ого-го как. Ишь, орден ему.

ШПОНЬКА. А почему бы мне, Степан Петрович, не помечтать про орден?

КУРОЧКА. Да зачем тебе? Уж не хочешь ли ты, Иван Фёдорович, пойти на государственную службу?

ШПОНЬКА. Как знать, как знать, Степан Петрович … Многие идут-с и ничего-с, получается.

КУРОЧКА. Да нет! Ты, брат мой, Иван Фёдорович, никогда не станешь поступать на государственную службу.

ШПОНЬКА. Отчего же-с? Почему ты так превратно про меня думаешь, Степан Петрович?

КУРОЧКА. Да ты, Иван Фёдорович, не умеешь хоронить концы. А это на государственной службе – главное!

ШПОНЬКА. Хоронить концы? Разве-с?

КУРОЧКА. А то. Мы же вместе учились! И у тебя с младых ногтей не было удачи в том, чтобы – схоронить концы.

ШПОНЬКА. Да какие же концы, побойся Бога, Степан Петрович? И на что их хоронить и почему следует?

КУРОЧКА. Ну, помнишь, как сделали тебя аудитором?

ШПОНЬКА. Помню-с.

КУРОЧКА. А помнишь, как один из вверенных тебе учеников, чтобы склонить тебя, своего аудитора, написать ему в списке по-латински «skit», что означает «знает», тогда как он своего урока в зуб не знал, принёс в класс завернутый в бумагу, облитый маслом блин?

ШПОНЬКА. Помню-с.

КУРОЧКА. И что было тогда?

ШПОНЬКА. Нет, нет, Степан Петрович! Не смейся, Степан Петрович! Я всегда держался справедливости, Степан Петрович! И никогда бы в жизни не написал ему «skit», что означает «знает». Но на ту пору я был голоден и не мог противиться обольщению.

КУРОЧКА. Вот-вот. Взял блин, поставил перед собою книгу и начал есть. И так был занят этим, что даже не заметил, как в классе сделалась вдруг мертвая тишина. Тогда только с ужасом очнулся, когда страшная рука учителя, протянувшись из фризовой шинели, ухватила тебя за ухо и вытащила на средину класса! Вот смеху было!

Степан Петрович и Иван Фёдорович, вспоминая молодые годы, стали мелко и долго хихикать, стукая себя по коленкам кулачками.

ШПОНЬКА. Да, да, брат! И кричит, главно: «Подай сюда блин! Подай, говорят тебе, негодяй, блин! ». И схватил пальцами масляный мой блин и выбросил его за окно!

КУРОЧКА. И ещё строго настрого запретил бегавшим по двору школьникам поднимать его!

ШПОНЬКА. После этого тут же высек меня пребольно по рукам. А зачем по рукам-то?

КУРОЧКА. И дело: руки виноваты, зачем брали, а не другая часть тела. Вот я и говорю: не умеешь ты хоронить концы.

ШПОНЬКА. Как бы то ни было, Степан Петрович, только с этих пор робость, и без того неразлучная со мной, увеличилась еще более. Очень я робкий человек. Никогда ни о чём не попрошу. Разве что вот только орден …

КУРОЧКА. Ага, орден ему. Наша Дунька не брезгунька, жрёт и мёд. Так?

ШПОНЬКА. Да при чём же тут мёд, Степан Петрович? И при чём же тут какая-то Дунька-брезгунька? Может быть, это самое происшествие было причиною того, что я не имел никогда желания вступить в штатскую службу …

КУРОЧКА. … видя на опыте, что не всегда удается хоронить концы!

Посмеялись ещё. Табаку понюхали. Чихнули разом.

ШПОНЬКА. Было-с, да-с. Зато пошёл я на военную службу и стал подпоручик. А теперь буду поручик. Всё бы ничего, да вот только … Получить бы орден!

КУРОЧКА. Да зачем тебе, Иван Фёдорович? Вот заладил.

ШПОНЬКА. Поскольку ты мне любезный друг, Степан Петрович, прочту тебе, с твоего позволения, письмецо, что написала мне моя тётушка Василиса Кашпоровна.

Иван Фёдорович высморкался, достал, как драгоценность, из кармана мятый листок и принялся важно и громко читать.

Вот что, Степан Петрович, пишет тётушка мне: «Любезный племянник, Иван Федорович! Посылаю тебе белье: пять пар нитяных карпеток и четыре рубашки тонкого холста. Да еще хочу поговорить с тобою о деле: так как ты уже имеешь чин немаловажный, что, думаю, тебе известно, и пришел в такие лета, что пора и хозяйством позаняться, то в воинской службе тебе незачем более служить …» Надо сказать, что тётушка моя замужем никогда не была и обыкновенно говорила, что жизнь девическая для нее дороже всего. Впрочем, сколько мне помнится, никто и не сватал её. Это происходило оттого, что все мужчины чувствовали при ней какую-то робость и никак не имели духу сделать ей признание.  

КУРОЧКА. Вот ведь тётушка твоя, Иван Фёдорович, как проницательна, мысли твои читает. Видишь, и она тебе пишет про отставку? Знать, любит тебя.

ШПОНЬКА. Позволю продолжить письмо, Степан Петрович. «Я уже стара и не могу всего присмотреть в твоем хозяйстве. Да и действительно, многое притом имею тебе тайн, как вести хозяйство, открыть лично. Приезжай, Ванюша. В ожидании подлинного удовольствия тебя видеть, остаюсь многолюбящая твоя тетка. Василиса Цупчевська».

КУРОЧКА. Всё?

ШПОНЬКА. Нет. Вот ещё приписка: «Чудная в огороде у нас выросла репа: больше похожа на картофель, чем на репу». (Иван Фёдорович вздохнул). И посему: ехать надо ж, однако ж, уходить со службы, что тут поделаешь.

КУРОЧКА. И что ж ты, брат, ответил?

ШПОНЬКА. А вот что …

Иван Фёдорович вынул из другого кармана другой мятый листок.

Вот письмо к тётушке, собираюсь отправить, да вот хотел у тебя, Степан Петрович, совету спросить – ладно ли? (Иван Фёдорович прокашлялся и принялся громко читать). «Милостивая государыня, тетушка Василиса Кашпоровна! Много благодарю вас за присылку белья. Особенно карпетки у меня очень старые, что даже денщик штопал их четыре раза и очень от того стали узкие. Насчет вашего мнения о моей службе, я совершенно согласен с вами и третьего дня подал в отставку. А как только получу увольнение, то найму извозчика. Прежней вашей комиссии, насчет семян пшеницы, сибирской арнаутки, не мог исполнить: во всей Могилевской губернии нет такой …»

КУРОЧКА. Всё?

ШПОНЬКА. Всё. Хотел ещё написать, как я люблю тётушку, да постеснялся: мне уж тридцать восьмой годок идёт и ни к чему эти собачьи ласки.

КУРОЧКА. Ну и хорошо.

ШПОНЬКА. Да что ж хорошего?

КУРОЧКА. Да Боже ж мой на свете, в розовом корсете! Да хоть бы в худом, но в голубом!

ШПОНЬКА. Да при чём же тут, Степан Петрович, опять твои корсеты?

КУРОЧКА. Да при том!

ШПОНЬКА. Посоветуй, брат, что еще написать?

КУРОЧКА. А напиши ты ей для хозяйства полезное. Пиши вот что: «Свиней же здесь в Могилевской губернии кормят большею частию брагой, подмешивая немного выигравшегося пива».

ШПОНЬКА. Верное замечание. Напишу-ка я. Вдруг и ей это в хозяйстве пригодится. Только как же это? Свиньи будут у нас всегда пьяные, а?

КУРОЧКА. Ну дак и хорошо, Иван Фёдорович!

ШПОНЬКА. А что ж хорошего?

КУРОЧКА. Дак весело будет!

ШПОНЬКА. Правда твоя. Пусть им всем там будет веселее. Хорошо. Допишу, подпись вот только поставлю такую красивую: «С совершенным почтением, милостивая государыня тётушка, пребываю племянником Иваном Шпонькою». Письмо сегодня же отправлю, да и начну собираться.

Они посидели, помолчали, так как все разговоры друг другу уже сказали и пора была расставаться.

КУРОЧКА. Что ж ты, брат, задумался?

ШПОНЬКА. Да вот опять про орден …

КУРОЧКА. Боже ж мой на свете, в розовом корсете! Хоть бы в худом, но в голубом! Да на что он тебе, Иван Фёдорович?!

ШПОНЬКА. А на то.

КУРОЧКА. Да не задумал ли ты жениться и посему для солидности хочешь нацепить себе на пузо медальку?

ШПОНЬКА. Право, ты меня в краску вгоняешь.

КУРОЧКА. Угадал! Жениться, мерзавец, задумал?! (Степан Петрович встал и принялся приплясывать, припевая): «Каждый раз лишь только я! Заряжаю пушку! Вспоминаю я тебя! Миленькую душку! »

ШПОНЬКА. Да при чём тут пушки и душки, Степан Петрович?!

КУРОЧКА. Задумал, задумал, задумал!

ШПОНЬКА. Но ты … Ты сам разве ж не женат?

КУРОЧКА. Женат. А знал бы ты, как я скорблю по холостяцкой жизни. В Петербурге-то как было, а? Сколько в молодости натворил! Боже ж мой на свете, в розовом корсете! Со мной, впрочем, всегда такие истории. Иной раз, право, совсем не виноват, с своей стороны решительно ничего. Ну, что ты прикажешь делать? (Говорит тихо). Когда я жил в Петербурге, то вот по вскрытии Невы всегда находили две-три утонувшие женщины. Не знаю, как сейчас, находят или нет. А тогда – две-три по весне. А я молчу, скорблю и даже не говорю, что я тут причастен и что тут имеет место несчастная любовь ко мне. Молчу, потому что в такую еще впутаешься историю... Всех ведь не обогреешь. Да, любили и любят, а ведь за что бы, кажется? Лицом нельзя сказать, чтобы очень...

ШПОНЬКА. Потому что у тебя Владимир третьей степени, вот-с. А у меня нету.

КУРОЧКА. Ну и что ж? Куда конь с копытом, туда и рак с клешней, так?

ШПОНЬКА. При чём тут рак с какой-то, извиняюсь, клешнёй? Орден такое производит действие на слабый пол – ой-ёй-ёй.

КУРОЧКА. Да тебе-то что он? Молодой, собой хорош. Ну?

ШПОНЬКА. Ну, нет-с, не сильно-с. Что ж будешь делать, ведь у меня такой характер. Чем бы я теперь не был, если бы сам доискивался? У меня бы места на груди не нашлось для орденов. Но что прикажешь! Не могу! Стороною я буду намекать часто, и экивоки подпускать, но сказать прямо, попросить чего непосредственно для себя... Нет, это не моё дело! Другие выигрывают беспрестанно... А у меня уж такой характер: до всего могу унизиться, но до подлости никогда! (Вздохнувши. ) Мне бы теперь одного только хотелось - если б получить хоть орденок на шею. Не потому, чтобы это слишком меня занимало, но единственно, чтобы видели внимание ко мне начальства.

Помолчали. Степану Петровичу надоела эта тема, и он просто сидел, хмурился, тряс ногой и смотрел в окно.

Я всё никак не спрошу: а что супруга твоя, Елизавета Павловна?

КУРОЧКА. Слава богу! Неделю, впрочем, назад было захворала.

ШПОНЬКА. Э!

КУРОЧКА. В груди под ложечкой сделалась колика и стеснение.

ШПОНЬКА. И что же?

КУРОЧКА. Доктор прописал очистительное и припарку из ромашки и нашатыря.

ШПОНЬКА. Вы бы с ней попробовали омеопатического средства.

КУРОЧКА. Чудно, право, как подумаешь, до чего не доходит просвещение. Вот, ты говоришь, Иван Фёдорович, про меопатию.

ШПОНЬКА. Говорю.

КУРОЧКА. Недавно был вот я в представлении. Что ж бы ты думал? Мальчишка, росту, как бы вам сказать, вот этакого (показывает рукою), лет трех не больше. Посмотрел бы ты, как он пляшет на тончайшем канате! Я тебя уверяю сурьезно, что дух занимается от страха.

ШПОНЬКА. А при чём же тут омеопатия?

КУРОЧКА. А при том.

ШПОНЬКА. А-а. Ну тогда я тоже вот что скажу. (Пауза). Очень хорошо поет Мелас.

КУРОЧКА (значительно). Мелас? О да! С большим чувством!

ШПОНЬКА. Очень хорошо.

КУРОЧКА. Заметил ли ты, как она ловко берет вот это? (Вертит рукою перед глазами).

ШПОНЬКА. Именно, это она удивительно хорошо берет. Однако уж скоро два часа.

КУРОЧКА. Куда же это ты, Иван Фёдорович?

ШПОНЬКА. Пора! Мне нужно еще места в три заехать до обеда. К господину полковнику доложиться. Похлопотать надо до увольнения, хоть и поздно уже, по поводу ордена. Ухожу, ухожу со службы, Степан Петрович, еду в деревню, прощай!

КУРОЧКА. Ну, так до свидания. Когда ж увидимся? Да, я и позабыл: ведь мы завтра у Лукьяна Федосеевича, нашего ротного командира?



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.