Глава 2. ОТШЕЛЬНИК

Глава 2

ОТШЕЛЬНИК

Старик был в комнате один-одинешенек. Он сидел за столом лицом к двери; еще одна дверь находилась у него за спиной. Огромный стол почти целиком занимали причудливо разложенные карты Таро. Время от времени старик осторожно передвигал их с места на место, то делая пометки на листе бумаги, то сверяясь с древним манускриптом, лежащим на краю стола. Карты настолько поглотили его, что он не услышал шагов и поднял голову, только когда открылась дверь. Вошел Генри Ли.

— А-а, Генри! — воскликнул старик. Молодой человек быстро оглядел разложенные карты и улыбнулся.

— Ну как, добрался до чего-нибудь? — спросил он.

— Пока нет, — со вздохом ответил старик. — Не все сразу. Дай только срок, и я обязательно сделаю это. — Он опять вздохнул. — Видишь, я все записываю, так что рано или поздно это случится. Генри кивнул в сторону второй двери.

— А они как? — спросил он, немного понизив голос.

— Я наблюдаю за ними, — откликнулся старик. — Но, знаешь, это слишком сложно. Впрочем, все равно ведь надо. А ты… не хочешь вернуться и помочь мне?

— Почему бы не помочь, — отозвался Генри, снимая куртку.

Аарон Ли поднялся на ноги. Он действительно был очень стар. Судя по маленькой согбенной фигуре, темной коже и лысому черепу, ему исполнилось никак не меньше сотни лет. Однако двигался он не по-стариковски уверенно. Руки твердо опирались о стол, а голос, если и дрожал немного, то от возбуждения, а не от дряхлости.

— Ты хочешь сказать, что напал на след? Что ты узнал? Ты… раскрыл тайну?

Генри присел на край стола и рассеянно взял одну из карт.

— Рано пока обольщаться, — проговорил он. — Мне и самому не верится. Насчет тайны — не знаю. Видно, нам все-таки вместе придется ее разгадывать. Но, — он уронил карту и посмотрел на деда в упор, кажется, я нашел оригинал.

Аарон ахнул.

— Неужели, .. — начал он, и тут его затрясло так, что пришлось опуститься в кресло. Наконец возбуждение спало, и он проговорил:

— Это невозможно.

— Ты уверен?

— Расскажи мне, — воскликнул Аарон, подавшись вперед, — какие они? Почему ты считаешь… — голос у него прервался от волнения, но чуть погодя он справился с собой и опять повторил:

— Расскажи мне. Расскажи.

— Все это довольно неожиданно, — начал Генри, — но ведь с ними никогда не знаешь, чего ждать. Кто может знать, как они лягут завтра? Скажи, ты по-прежнему каждый день раскидываешь карты на мое будущее?

— Конечно, — кивнул Аарон.

— И что выпало мне на сегодня?

— Ничего особенно важного, — ответил старик. — Что-то должно было прийти к тебе, какая-то удача. Туз чаш лег поверх Колеса фортуны, но я решил, что это относится к твоей юриспруденции.

— Стар ты стал, дед, — вздохнул Генри. — Разве чаши означают только денежные дела?

— А что мне оставалось? — запротестовал Аарон. — Расклад был сделан на день — я и представить не мог… Так что же ты все-таки нашел?

— Я уже говорил тебе, что помолвлен, — начал Генри, тщательно подбирая слова. — Так вот, ее отцу досталась в наследство от умершего друга коллекция игральных карт… Ничего интересного, кроме одной колоды. Он нам показывал, и попомни мои слова, это и есть та самая первая колода. Я специально сегодня вечером ездил убедиться.

— Ты их привез? — быстро спросил старик. Генри покачал головой.

— Спешить некуда. Ты лучше вспомни, какая у них Колесница: египетская повозка, запряженная двумя сфинксами, а правит грек, и вся расписана городами и островами?

— Именно так.

— А Смерть — нагой крестьянин, с серпом в руке и сандалиями у пояса?

— Так и есть.

— Значит, все сходится, — заключил Генри. — А теперь пойдем посмотрим на них, я ради этого и приехал.

Аарон поднялся, вынул из кармана куртки ключ и медленно направился к внутренней двери. Генри шел следом. Старик вставил ключ в замочную скважину, повернул и открыл дверь. Пространство за ней от пола до потолка перекрывали тяжелые черные занавеси. Тронув рукой одну из них, старик словно засомневался на мгновение, затем решительно отодвинул ткань, прошел внутрь и придержал полотнище, давая пройти внуку.

Эта комната была меньше предыдущей. Стены ее были задрапированы плотными темными тканями. Она освещалась каким-то странным светом, который не мог проникать сюда ни через окно, ни через дверь. Казалось, сам воздух светился разными оттенками — то наливался красным, словно отблесками далекого пожара, то зеленел, будто пробивался сквозь толщу незримых вод, то темнел, взвихриваясь туманными испарениями, но мгновение спустя туман рассеивался, и комнату заливал чистый свет рассветной зари. Впрочем, ни один из вошедших не обратил внимания на странные сполохи. Оба смотрели на стол, стоявший посреди комнаты.

Он был сработан из какого-то странного дерева и стоял на единственной центральной опоре. У самого пола она разделялась на четыре ствола, каждый из которых, в свою очередь, образовывал четырнадцать ветвей, так что в итоге стол опирался на пятьдесят шесть лап. Столешница была крыта золотом и расписана загадочным узором или, скорее, двумя орнаментами: одним, состоящим из квадратов, а вторым — из кругов, так что взгляд выделял то один, то другой из них, как на шахматной доске. На золотой поверхности помещалось множество маленьких фигурок, каждая около трех дюймов в высоту, тоже из золота и весьма тонкой работы. На первый взгляд, они напоминали шахматные фигурки, только их было больше, и они постоянно двигались. Они перемещались легко и непрерывно, никогда не сталкиваясь, словно подчиняясь какому-то сложному ритму, и вместе с тем по собственной воле. Их было около сотни. Стол издавал тихую музыку — скорее отзвуки, чем звуки. Золотые фигурки точно следовали то убыстряющемуся, то замедляющемуся ритму — если только сама мелодия не была следствием их гармоничного движения.

Медленно и осторожно Генри сделал несколько шагов вперед; он словно боялся, как бы маленькие фигурки не услышали его. Так же вкрадчиво приблизился к столу и Аарон. Оба остановились, не сводя глаз с фигурок. Молодой человек сравнивал их с изображениями на недавно виденных картах. Он быстро нашел фигурки, державшие монеты, мечи, жезлы и чаши. Затем он принялся разыскивать те, которые должны были соответствовать Старшим Арканам. Как только он останавливал взгляд на одной из них, остальные словно таяли, превращаясь в золотистые пятна. И однако, все они были здесь: и Жонглер, танцевавший у самого края круга, подбрасывая и ловя крошечные шары; и Император с Императрицей; и оба Иерофанта — мужчина и женщина; и старый Отшельник с тяжелой поступью, и Влюбленные, кружащиеся, держась за руки; и Колесница, запряженная сфинксами в сопровождении четырех младших арканов; и фигура, зажимающая пасть льву, а рядом — еще одна, прикрывающая ладонью чашу; и фигурка с весами — но на глазах у нее не было повязки. Эти три были обозначены на картах как Сила, Воздержание и Правосудие. Вот вращается Колесо фортуны, его поддерживают два слепца; еще две фигурки несут на плечах шест или, скорее, крест, на котором подвешен за ногу маленький человечек; вот вездесущая и стремительная Смерть, вооруженная серпом; рогатое чудовище, погоняющее две скованные цепью жертвы; башня, растущая и рассыпающаяся на части, чтобы вскоре подняться в новом месте; женщина в короне из звезд; два одинаковых зверя, каждый — с лунным серпом на голове; дети-близнецы с сияющими солнечными дисками у каждого во лбу; небесный судья с трубой возле губ, танцующий со скелетом, наполовину освобожденным от могильных одежд; и одинокая фигура, исполняющая головокружительные пируэты и олицетворяющая Мир. Генри узнавал их одну за другой, припоминая название каждой, а сложный танец не прекращался ни на миг. Через несколько минут молодой человек оглянулся.

— Они точно такие же, до мельчайших деталей, проговорил он.

— И вот этот? — тихо спросил Аарон, указывая на Шута в самом центре.

Фигурка, образующая центральную ось причудливого танца, не двигалась. Рысь (а может быть, это был молодой тигр) около нее тоже не шевелилась. Они словно замерли — человек на бегу и зверь перед прыжком — в самый разгар танца, а вокруг них, скользя, изгибаясь, взлетая легкими балетными прыжками, кружились остальные.

— И он точно такой же, — сказал Генри и медленно повернулся.

Старик шагнул ему навстречу.

— Но тогда, — прошептал он так тихо, что голос его почти слился с музыкой, — тогда мы можем узнать — в любой момент — о чем говорит танец? Мы сможем, наконец, узнать будущее!

— Наверное, — подумав, ответил Генри. — Но ведь Шут неподвижен. Как это сказывается на предсказаниях? Что об этом говорят твои книги?

— Ни одна из них вообще никак не объясняет его, — сказал Аарон.

Минуты две-три они стояли, молча наблюдая за непрестанным движением, слушая несмолкающие звуки и сами меняясь в переменчивом свете. Наконец Аарон произнес:

— Пойдем-ка отсюда. Не стоит смотреть слишком долго, если не изучаешь танец.

Генри, однако, не спешил.

— Сомневаюсь, можно ли постичь танец, не будучи среди танцоров, — задумчиво произнес он.

— Мы и так среди них, — торопливо ответил старик. — Мы там, как и все остальное.

— «Остальное! » — насмешливо перебил Генри. — Остальное — это камни, ветра, корабли. Но ведь они не знают. А чтобы знать… — он внезапно умолк и стоял, погрузившись в размышления, пока дед не потянул его за руку; тогда молодой человек неохотно повернулся к выходу, прошел под занавесями и вернулся в первую комнату. Аарон запер дверь, устроился в кресле за столом и испытующе поглядел на внука.

— И что же ты собираешься делать с этой колодой? — спросил он.

Генри резко поднял голову, отогнал какую-то навязчивую мысль и улыбнулся. Но глаза его при этом оставались серьезными.

— Не знаю, — признался он. — Не забудь, я их и увидел-то совсем недавно.

— А нынешний хозяин, ну, отец этой девицы, он не собирается их продать? — с надеждой спросил Аарон.

Генри побарабанил пальцами по столу.

— Едва ли, — медленно произнес он, — впрочем, сейчас трудно сказать… Предполагается, что после его смерти — а может, и перед ней, — вся коллекция перейдет в распоряжение Британского музея.

— Что? — Сообщение привело Аарона в неподдельный ужас. — Но это же идиотизм. Значит, наверняка продаст, если предложить ему побольше.

Генри покачал головой.

— Не уверен. Он из тех людей, которые легко получают все, что им захочется, и тут же обнаруживают, что оно им совершенно ни к чему. А уж деньги-то ему и подавно не нужны. Он не в силах придумать, что могло бы доставить ему удовольствие, поэтому терпеть не может, когда что-то доставляет особое удовольствие другим. Нет, он не жестокий. Даже добрый по-своему. Но он цепляется за свое, как ребенок за сломанную игрушку — вдруг она ему когда-нибудь понадобится, или вдруг кто-то другой начнет играть с ней.

— А деньги? — упорствовал Аарон.

— Я ведь уже сказал.

— Может быть, он их дочери подарит? — предположил Аарон. — Ты же собираешься на ней жениться?

— Как он отдаст ей одну колоду, если должен передать в музей всю коллекцию? — пожал плечами Генри. — Да, я собираюсь на ней жениться. Думаю… ладно, пока неважно. Но если он отдаст ей все, то будет страдать, потому что нарушил волю своего друга; а если подарит одну колоду, то будет страдать из-за необходимости объясняться с музеем; а если отдаст коллекцию в музей, то будет страдать, что упустил ее.

— Что-то я не понял. Ты же говоришь, он решил хранить ее до самой смерти, тогда как же он ее упустит? — уточнил старик.

— По-моему, он несчастен так, что дальше некуда. Он все думает о том, что потеряет, когда умрет. Всю жизнь он только и делает, что ждет компенсации.

Аарон Ли подался вперед.

— Просто необходимо, чтобы он продал их, или подарил, или потерял, что ли, — беспокойно сказал он.

— Вряд ли их можно потерять, — усмехнулся Генри. — Ты не забыл о силе самих карт?

— Хм, значит, остается насилие… Впрочем, это неблагоразумно, — Аарон рассуждал сам с собой. — Но если просто взять их… взять именно для этой цели… Я не вижу, почему бы этого не сделать?

— У мистера Лотэйра Кенинсби другое мнение на этот счет, — сухо заметил Генри. — Я даже не уверен, что смогу уговорить Нэнси.

— Да она-то тут при чем? — недоуменно спросил старик.

Генри попытался беззаботно улыбнуться, но улыбка не получилась.

— Хотел бы я знать! Только, имей в виду, я против ее воли не пойду, по крайней мере, пока… Он замолчал и Аарону пришлось спросить:

— Пока — что?

— Пока не узнаю, нельзя ли разыграть карту Влюбленных, — закончил Генри. — Знать — видеть изнутри — понять танец. Ладно, посмотрим. — Он перевел взгляд на внутреннюю дверь и медленно проговорил:

— Нэнси…

— Но ты должен что-то предпринять, и быстро, перебил Аарон. — Мы не можем рисковать. Несчастный случай…

— Или приступ меланхолии, — подхватил Генри, и карты окажутся в музее. Да, ты прав: рисковать нельзя. Между прочим, ты что-нибудь знаешь о Джоанне?

— Я ее уже несколько месяцев не видел, — ответил старик, пожав плечами. — Летом она была здесь. Да я же тебе говорил…

— Я помню, — кивнул Генри. — Она все такая же сумасшедшая? По-прежнему выкликает имена своих давно умерших богов?

Аарон беспокойно шевельнулся.

— Давай не будем об этом. Я ее побаиваюсь.

— Боишься Джоанны? — удивился Генри. — С чего бы это? Чем она может нам помешать?

— Джоанна не в своем уме, и это опасное сумасшествие, — сказал Аарон. — Если она узнает, что Таро могут соединиться со своими оригиналами и мистерия обретет завершение…

— И что тогда смогут сделать старуха и мальчишка-идиот? — спросил Генри.

— Лучше бы ты называл их безумной пророчицей и юным покорным Самсоном, — вздохнул Аарон. — Иногда она представляется мне одной из тех. Если она решит, что тело ее сына найдено и оживлено… если узнает о картах, то вполне может… Безумный Иерофант…

— Может быть, она, наоборот, успокоится, когда узнает, что ее ребенок нашелся? — спросил Генри.

— Ты хочешь сказать: когда узнает, что мы прячем его от нее? — усмехнулся старик. — Спроси у своей крови, что бы ты стал делать, Генри. Твой дух ближе к ее духу, чем мой. Когда мы с ней оба были молоды, я выбрал свое предназначение — постичь смысл танца, а она вообразила, что будет помогать мне в этом, и занялась изучением древних египетских преданий. Тридцать лет она изучала их, и ее ребенок должен был стать Величайшим в этом мире. Он родился, и в тот же день умер… Генри резко перебил его.

— Ты никогда не рассказывал мне об этом. Значит, Джоанна намеревалась создать жизнь в согласии с танцем? Почему умер ребенок? И кто был отцом?

— Может быть, сердце у него было слишком великое, а может, тело слишком слабое: откуда мне знать? — пробормотал дед. — Она вышла замуж за человека знающего, но он вел дурную жизнь и казался ничтожеством рядом с ней. Ей хотелось им восхищаться, а приходилось смеяться над ним… и над собой. Но она так хотела его, что сделала отцом своего ребенка, хотя и не переставала ненавидеть за слабость. Она издевалась над ним, даже била, пока ребенок был у нее в утробе — из любви, смешанной с ненавистью, гневом, пренебрежением и страхом. Ребенок родился семимесячным и тут же умер. Муж сбежал от нее накануне родов и в ту же ночь, пьяный, попал в аварию и погиб. Когда Джоанна узнала, что младенец мертв, она страшно закричала, вот тогда-то с ее лицом и случилась эта перемена. И не только с лицом… Карты Таро, которые она, как и все мы, искала, предания о богах, которые она изучала, и ребенок, который виделся ей Владыкой силы и чье тельце, прожившее только пять часов, лежало перед ней — все это навеки смешалось в ее сознании.

И вот уже пятьдесят лет она ищет его, и называет Осирисом, потому что он умирает, и Гором, потому что он живет, а по ночам обращается к нему с тысячей ласковых имен. У существа, живущего в ее сознании, один и еще двадцать ликов, и все они — образы карт Таро. Когда она найдет те части тела, которые разбросал по всему свету ее враг, он же ее муж, он же Сет, он же — все мы, потому что мы тоже ищем карты, — тогда она снова станет Небесной владычицей, и боги будут служить и поклоняться ей с фимиамом и гимнами. Конечно, она сумасшедшая. Генри, но я бы предпочел иметь дело с тем твоим ненормальным владельцем колоды, а не с ней.

Генри, глубоко задумавшись, молча бродил по комнате, потом остановился и сказал:

— Я, в общем, не понимаю, как она узнает — если только в воздухе учует.

— Она и это может, — подтвердил Аарон. — Ее жизнь не похожа на нашу, а воздух — это ведь старшие карты жезлов.

— Во всяком случае, я не вижу, как она может нам помешать, — ответил Генри. — Шанс у нее был, и она его упустила. А я уж постараюсь не упустить свой. Что же касается Кенинсби… — он опять прошелся по комнате. — Я хочу уговорить их приехать сюда на Рождество. Впереди еще месяц — так что возможности найдутся. Надеюсь, ты не возражаешь?

— И зачем это все? — угрюмо поинтересовался старик.

Генри сел.

— Видно, придется кое-что рассказать Нэнси и ее отцу. Чтобы он отдал нам карты, у него должны быть хоть какие-то причины, и насколько я понимаю…

— Ты что, собираешься показать их? — воскликнул Аарон, оглядываясь на дверь за спиной.

— Почему бы и нет? — небрежно ответил Генри. — Что в этом особенного? А объяснить можно что угодно. Во всяком случае, Нэнси должна их увидеть, тогда ей будет проще уговорить отца.

— Но он же всем расскажет!

— Что он сможет рассказать? — возразил Генри. — И кто ему поверит? А после того, как мы получим карты… Да мы и сами не знаем, что мы тогда сможем! Я уверен, так будет лучше. Предположим, я приглашу Нэнси, а она, надо думать, позовет с собой тетю…

— Ах, есть еще и тетя? — сварливо перебил Аарон. — И сколько же гостей ты намерен зазвать?

— Тетя, — спокойно продолжал Генри, — полная противоположность ее отцу. Такая же невозмутимая и безмятежная, как., как они. Ничто не может вывести ее из себя; ничто не задевает ее. Однако она не глупа. Но все равно, она — существо совершенно безвредное. Ей будет интересно, но не больше. Так что Нэнси, тетка и отец. От брата я постараюсь избавиться. Такой зануда! Так что их трое, да мы с тобой. Рождество ведь в субботу? Ну, позовем их с четверга до вторника, или еще на день-два. Согласен?

— А он приедет? — засомневался Аарон.

— Почему бы и нет? Конечно, ему не захочется, но, раз ему все равно ничего не хочется, стоит попытаться. Только держи Джоанну подальше.

— Я понятия не имею, где она сейчас, — раздраженно заметил старик.

— Спроси у карт, — безмятежно посоветовал Генри. — Неужели и для этого нужна настоящая колода? — выражение лица у него резко изменилось, он приблизился к столу и заговорил тихо и решительно. — Мы получим их. И тогда, может быть, поймем, что означает Шут и почему он не танцует.

Аарон придержал его за рукав.

— Генри, — прошептал он, — если… произойдет какой-нибудь несчастный случай… кому достанутся карты?

— Перестань! — воскликнул Генри. — Не ты ли учил меня, что насилие несовместимо с мудростью карт?

— Так говорят, — задумчиво произнес старик, — но я не понимаю… во всяком случае, незачем совершенно постороннему…

— Не спеши, — ответил молодой человек и повернулся за курткой. — Мне нужно возвращаться. — Он потянулся и вдруг рассмеялся. — Нэнси пожелала мне спокойной ночи, и вот на что я ее потратил — на разговоры с тобой.

— Поменьше болтай с этой публикой, — проворчал Аарон, — и со своей Нэнси тоже. Генри уже надел куртку.

— Нам с Нэнси о многом надо рассказать друг другу, и, пожалуй, еще ни одна влюбленная парочка не вела таких разговоров. Спокойной ночи. Я сообщу, что мне удастся сделать в Лондоне.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒