Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья



БЛОКАДА И ШТУРМЪ КАРСА.



 

" РУССКАЯ СТАРИНА", 1870 Г., Т. II, изд. третье.

 

БЛОКАДА И ШТУРМЪ КАРСА.

Запнски войска Донскаго генералъ-лейтенанта Я. П. Бакланова и разсказы прочихъ участннковъ въ событіи).

1855 г.

 

Сѣ рымъ волкомъ въ полѣ рыщешь,

Бродишь лѣ шимъ по ночамъ —

И себѣ ты славы ищешь,

И несешь ты смерть врагамъ....

 

 

(Казачья пѣ сня 1855 г. )

 

I.

Баклановъ. — Обложеніе Карса.

 

 

Въ декабрѣ мѣ сяцѣ 1854 года, вмѣ сто князя Михаила Семеновича Воронцова, намѣ стникомъ кавказскаго края и главнокомандующимъ отдѣ льнымъ кавказскимъ корпусомъ назначенъ былъ генералъ отъ инфантеріи, генералъ-адъютантъ Николай Николаевичъ Муравьевъ, командовавшій до того войсками гренадерскаго корпуса.

По осмотрѣ кубанской линіи, главнокомандующій прибылъ на лѣ вый флангъ въ исходѣ января мѣ сяца 1855 г. Генералъ-маіоръ Яковъ Петровичъ Баклановъ, по званію начальника кавалеріи, выѣ халъ къ нему на встрѣ чу съ донскимъ казачьимъ полкомъ[1] и встрѣ тилъ поѣ здъ на пути изъ крѣ пости Воздвиженской въ Грозную, около Ермоловскаго кургана, со всѣ ми военными почестями. Муравьевъ вышелъ изъ экипажа. Баронъ А. Е. Врангель, командовавшій тогда войсками лѣ ваго фланга, тотчасъ представилъ ему Бакланова, и главнокомандующій, окинувъ его съ ногъ до головы пристальнымъ взглядомъ, сказалъ отрывисто:

—  «Садитесь со мной въ коляску: мнѣ надо говорить съ вами! »

Надо сказать, что еще въ концѣ 1854 г. Баклановъ, тяготясь своимъ положеніемъ въ Грозной, гдѣ съ званіемъ начальника кавалеріи лѣ ваго фланга не было сопряжено никакихъ постоянныхъ обязанностей[2], началъ хлопотать о переводѣ въ южную армію. Война, принимавшая тогда громадные размѣ ры на Крымскомъ полуостровѣ, манила его къ себѣ и обѣ щала дѣ ятельность, какую не могъ представить ему Кавказъ, который въ виду міроваго событія долженъ былъ временно ограничиться только оборонительными дѣ йствіями. Ничего не загадывая впередъ, генералъ Баклановъ не разъ высказывалъ въ кругу своихъ собесѣ дниковъ мысль, что масса донскихъ казаковъ, находившаяся при южной арміи, далеко не приносила той пользы, которую, по стариннымъ заслугамъ донцовъ, въ правѣ были отъ нея ожидать и требовать. Причина тому, по мнѣ нію его, заключалась единственно въ недостаткѣ энергической власти, способной устранить тѣ злоупотребленія, которыя обыкновенно низводили донскіе полки на степень этапныхъ командъ, лишая ихъ возможности дѣ йствовать въ полѣ, какъ дѣ йствовали ихъ отцы и дѣ ды, озаренные вѣ чною славою двѣ надцатаго года. Князь Горчаковъ сознавалъ это самъ, и, принявшись хлопотать о переводѣ къ себѣ Бакланова, вошелъ въ переписку съ военнымъ министромъ (кн. В. А. Долгоруковымъ), а тотъ отнесся въ свою очередь къ Муравьеву. Новый главнокомандующій Кавказской арміей отвѣ чалъ, что Баклановъ, по своимъ достоинствамъ и пріобрѣ тенному опыту въ тамошнемъ образѣ войны, совершенно необходимъ на Кавказѣ.

— «Получивъ приглашеніе сопровождать главнокомандующаго въ Грозную», говоритъ въ своихъ запискахъ генералъ Баклановъ: «я думалъ, что Муравьевъ коснется въ разговорѣ именно моего перевода; но вышло иначе. Смотря на казаковъ, скакавшихъ по сторонамъ экипажа, главнокомандующій замѣ тилъ, какъ бы мимоходомъ:

— Здѣ шніе казаки хороши, но на правомъ флангѣ лучше! »

«Я отвѣ чалъ, что не видалъ казаковъ праваго фланга, но что могу увѣ рить его, что духъ здѣ шнихъ полковъ не оставляетъ желать ничего лучшаго.

«Затѣ мъ наступило продолжительное молчаніе.

— «Знаете-ли вы, что я беру васъ съ лѣ ваго фланга на лезгинскую линію? » сказалъ Муравьевъ, и, не ожидая отвѣ та, прибавилъ: «тамъ будутъ находиться подъ вашею командою четыре донскіе полка съ конною батареею... Такого количества казаковъ, кажется, не бывало ни въ чьей командѣ со времени вашего знаменитаго Платова.. »

— Я не современникъ Платова и не знаю, что находилось у него въ командѣ, отвѣ чалъ я, стараясь быть краткимъ: но въ здѣ шнихъ экспедиціяхъ мнѣ приходилось командовать отрядами гораздо большими.

— «Дѣ ло не въ количествѣ войскъ», перебилъ меня Муравьевъ, «а въ важности порученія, которое будетъ возложено на васъ; въ Грозной вы получите на этотъ счетъ подробныя приказанія.... »

Послѣ дствіемъ обозрѣ ній, сдѣ ланныхъ главнокомандующимъ на линіи, было то, что онъ убѣ дился въ возможности направить отсюда въ Грузію восемь баталіоновъ резервной дивизіи, три донскіе полка, двѣ пѣ шія резервныя и одну донскую батарею. Донскіе полки должны были идти, подъ командою генералъмаіора Бакланова, въ Кахетію, гдѣ главнокомандующій намѣ ренъ былъ избрать центральный пунктъ для этого коннаго резерва, къ которому предполагалось въ послѣ дствіи присоединить одинъ казачій полкъ изъ Грузіи. Этотъ летучій отрядъ, сильный въ своемъ составѣ, не долженъ былъ раздробляться, а находиться въ полной готовности переносигься, куда бы ни потребовала надобность. Этимъ распоряженіемъ главнокомандующій надѣ ялся оградить Сигнахскій и Телавскій уѣ зды отъ новаго вторженія Шамиля; а кромѣ того, при личномъ разговорѣ съ Баклановымъ, онъ объяснилъ ему, что всѣ войска лезгинской линіи будутъ находиться въ его непосредственномъ вѣ дѣ ніи, и что съ этими войсками, въ случаѣ разрыва съ Персіею, онъ долженъ будетъ идти къ ея границамъ.

Въ началѣ апрѣ ля мѣ сяца 1855 г. генералъ Баклановъ выѣ халъ изъ Грозной, но, по прибытіи въ Владикавказъ, гдѣ собирались донскіе полки, назначенные къ походу, онъ неожиданно получилъ предписаніе главнокомандующаго, что начальникомъ лезгинской линіи назначается генералъ-лейтенантъ князь Андрониковъ и что Баклановъ съ его летучимъ отрядомъ долженъ находиться въ полномъ его распоряженіи.

— «Такая перемѣ на сильно меня изумила и огорчила», говоритъ Яковъ Петровичъ: «я хорошо понималъ, что, находясь подъ командою князя Андроникова, я буду связанъ во всѣ хъ своихъ дѣ йствіяхъ, а между тѣ мъ, если бы ПІамиль повторилъ вторженіе въ Кахетію, какъ было въ 1854 году, то общественное мнѣ ніе все-таки обвинило бы не князя Андроникова, а меня, какъ начальника самостоятельнаго летучаго отряда. Съ этою мыслію я не могъ помириться и откровенно высказалъ ее главнокомандующему, когда, по пріѣ здѣ въ Тифлисъ, подалъ формальный отпускъ съ тѣ мъ, чтобы хлопотать о переводѣ въ южную армію.

— «А если я возьму васъ въ дѣ йствующій корпусъ, останетесь-ли вы на Кавказѣ? » спросилъ меня Муравьевъ.

«Я отвѣ чалъ, что останусь, если только главнокомандующему угодно будетъ дать мнѣ въ арміи соотвѣ тствующее положеніе».

— «Хорошо, сказалъ на это Муравьевъ: поѣ зжайте въ Александрополь: вы будете довольны вашимъ назначеніемъ».

Былъ уже май мѣ сяцъ, когда Баклановъ выѣ халъ изъ Тифлиса, обгоняя по дорогѣ войска, со всѣ хъ сторонъ тянувшіяся къ Александрополю. Изъ Петербурга торопили открытіемъ кампаніи. Быстрые успѣ хи союзниковъ съ каждымъ днемъ увеличивали необходимость въ скорѣ йшихъ наступательныхъ дѣ йствіяхъ со стороны Анатоліи, чтобы уравновѣ сить потери, понесенныя нами въ Крыму, на берегахъ Азовскаго и Чернаго морей. Чѣ мъ ранѣ е открыли бы мы кампанію, тѣ мъ существеннѣ е могло бы быть ея вліяніе на общее положеніе дѣ лъ въ Европѣ и на возстаніе Курдистана, на который у насъ расчитывали. Но прежде чѣ мъ перейти границу, главнокомандующій долженъ былъ озаботиться внутреннею обороною края, распоряженіями по лезгинской кордонной линіи, учрежденіемъ резервовъ внутри страны и, наконецъ, повѣ ркою состоянія войскъ и положенія дѣ лъ въ гурійскомъ отрядѣ. Все это надолго задержало пріѣ здъ главнокомандующаго въ Александрополь, и только въ началѣ мая дало ему возможность остановить свое вниманіе исключительно на дѣ йствующемъ корпусѣ; начальство надъ нимъ поручено было генералъ-лейтенанту Бриммеру.

Званіе начальника всей кавалеріи было упразднено. Драгунскіе полки, составившіе особую дивизію, поручены были въ команду генералъ-маіора графа Нирода. Начальникомъ иррегулярной конниды назначенъ былъ генералъ-маіоръ Баклановъ[3].

Наконецъ всѣ приготовленія были окончены и дѣ йствующій корпусъ, перейдя границу двумя колоннами, сосредоточился, 28-го мая, въ с. Аджанъ-Кала, нѣ сколько сѣ вернѣ е Карса. Здѣ сь ожидали прибытія третьей колонны, которая, двигаясь со стороны Аджаріи, должна была овладѣ ть Ардаганомъ. Такъ какъ при этой колоннѣ не было конницы, то для открытія съ ней сообщенія изъ главнаго лагеря отправили линейный казачій полкъ и два дивизіона нижегородцевъ съ четырьмя орудіями, подъ начальствомъ Бакланова.

Онъ выступилъ ночью и, бросивъ въ сторонѣ большой ардаганскій трактъ, пошелъ напрямикъ, черезъ горы. Такъ какъ это было первое движеніе его въ Азіятской Турціи, то онъ съ чрезвычайнымъ вниманіемъ присматривался къ мѣ стности, столь не похожей на мѣ стность Чечни или кумыкской плоскости, изучалъ характеръ и бытъ мирнаго населенія, собиралъ свѣ дѣ нія о регулярныхъ войскахъ противника, ѣ здилъ съ разъѣ здами и по цѣ лымъ суткамъ не сходилъ съ коня. Его неутомимость служила предметомъ общаго удивленія даже среди кавказцевъ, извѣ давшихъ всѣ трудности походовъ. Съ этого похода начинается та огромная популярность, которою Яковъ Петровичъ пользовался въ войскахъ дѣ йствующаго корпуса.

«Оставивъ главный отрядъ, говоритъ одинъ изъ офицеровъучастниковъ въ этой экспедиціи, мы шли напролетъ цѣ лые сутки по незнакомымъ мѣ стамъ, безъ проводниковъ, безъ карты и къ ночи поднялись на горы, покрытыя еще глубокимъ снѣ гомъ. Морозъ держался около 5-ти или 6-ти градусовъ. Люди, одѣ тые по лѣ тнему, сильно терпѣ ли отъ холоду. Я былъ дежурнымъ по отряду и, забившись въ палатку, старался отогрѣ ть свои окоченѣ вшіе члены, какъ вдругъ на самомъ разсвѣ тѣ ординарецъ доложилъ мнѣ, что генералъ отправился въ драгунскія коновязи.

«Накинувъ на себя теплую шинель, я вышелъ изъ палатки,

и что же увидѣ лъ? Яковъ Петровичъ босикомъ, въ растегнутой рубашкѣ, поверхъ которой на-опашъ накинуто было только одно холодное пальто, гулялъ по коновязи, пошучивая, какъ ни въ чемъ не бывало, съ драгунами, у которыхъ зубы, что называется, выбивали барабанную дробь. Увидѣ въ меня, онъ полушѵ тя замѣ тилъ, что ночью холодно. «Только не вамъ! » отвѣ чалъ я, съ удивленіемъ оглядывая легкій костюмъ генерала. Онъ засмѣ ялся. «Что нѣ мцу смерть, то русскому здорово! » проговорилъ онъ громко и приказалъ ударить подъемъ...

Какъ ни торопился Баклановъ къ Ардагану, однако же верстахъ въ пятнадцати отъ города съ нимъ встрѣ тились милиціонеры, ѣ хавшіе отъ Кавалевскаго[4] съ извѣ стіемъ, что Ардаганъ сдался безъ бою и что колонна уже идетъ на соединеніе съ главными силами: Баклановъ спустился съ горъ и прикрылъ ея движеніе со стороны карскаго лагеря, мимо котораго она должна была проходить верстахъ въ десяти или въ двѣ надцати.

На другой день, по прибытіи колонны Ковалевскаго, изъ лагеря предпринята была рекогносцировка восточныхъ укрѣ пленій Карса. Войска, ходившія съ Яковомъ Петровичемъ въ летучій отрядъ, оставлены были для отдыха, но самъ онъ получилъ приказаніе находиться въ свитѣ главнокомандующаго. Рекогносцировка убѣ дила генералъ-адъютанта Муравьева въ невозможности овладѣ ть Карадагомъ и заставила его перейти въ Мугараджикъ, чтобы осмотрѣ ть южную сторону крѣ пости.

Переходъ сдѣ ланъ былъ 6-го іюня, а 14-го предпринята была вторичная рекогносцировка. Войска, прикрывавшія ее, состояли изъ 16-ти баталіоновъ пѣ хоты, 4-хъ эскадроновъ драгунъ и нѣ сколькихъ сотень казаковъ при 44-хъ орудіяхъ. Турецкая пѣ хота не выходила изъ-за своихъ окоповъ; но кавалерія въ продолженіи всей рекогносцировки стояла внѣ лагеря, въ полѣ, хотя и не удалялась отъ своихъ батарей далѣ е пушечнаго выстрѣ ла. Даже турецкіе фланкёры не выѣ зжали для перестрѣ лки съ нашими конными цѣ пями.

Съ того мѣ ста, гдѣ были остановлены наши войска, хорошо были видны турецкія укрѣ пленія, раскинутыя по обоимъ берегамъ Карсъ-Чая. «Я тотчасъ замѣ тилъ», говоритъ Баклановъ, «что вся оборонительная линія, прикрывающая городъ съ южной стороны вплоть до карадагской возвышенности, только что начинала еще воздвигаться и укрѣ пленія не имѣ ли между собою надлежащей связи, а потому, если бы безостановочно идти впередъ, то можно было занять ихъ прежде чѣ мъ непріятель успѣ лъ бы стянуть свои силы, разбросанныя по ту сторону рѣ чки. Подъѣ хавъ къ главнокомандующему съ этою мыслію, я прямо высказалъ ему свой взглядъ на положеніе дѣ лъ, прибавивъ, что настоящая минута есть самая благопріятная для овладѣ нія Карсомъ и что въ противномъ случаѣ кампанія затянется на долго. Корпусный командиръ былъ того же мнѣ нія, но штурмъ не входилъ въ расчеты главнокомандующаго ».

Въ соображеніяхъ своихъ объ общемъ планѣ кампаніи, Муравьевъ развиваетъ, между прочимъ, слѣ дующее: «штурмъ Карса представляетъ нѣ которые виды на успѣ хъ, но можетъ быть и неудача. Въ послѣ днемъ случаѣ, разстроенныя духомъ и силами войска, оставшіяся за значительнымъ урономъ, вынуждены будутъ отступить къ Александрополю, гдѣ и стоять въ оборонительномъ положеніи до окончанія кампаніи. Тогда все наше вниманіе будетъ отвлечено внутреннимъ состояніемъ Закавказскаго края, иновѣ рное населеніе котораго будетъ готовиться къ возстанію, да и самая Персія скорѣ е обнаружитъ свою вражду къ намъ. По симъ причинамъ полагаю, что къ штурму можно приступить только съ болыпею увѣ ренностію на успѣ хъ, а это можно сообразить только по окончаніи всѣ хъ рекогносцировокъ». < Если бы>, продолжаетъ онъ далѣ е въ письмѣ къ военному министру: < въ моемъ распоряженіи находилось еще 15 тысячъ войска, то, облокировавъ Карсъ, я безостановочно пошелъ бы къ Арзеруму; но при настоящихъ силахъ я не рѣ шусь дробиться подобнымъ образомъ, хотя буду стараться всячески избѣ жать осады, которая, утомляя войска, связала бы меня во всѣ хъ движеніяхъ, тогда какъ я долженъ быть на-готовѣ двинуться въ случаѣ надобности и на встрѣ чу могущимъ придти сюда новымъ турецкимъ войскамъ, а можетъ быть и къ персидскимъ границамъ. Но Карсъ покорить надо; а потому прежде всего полагаюдѣ йствовать на всѣ тѣ способы, которые непріятель могъ бы имѣ ть для усиленія гарнизона и подвоза продовольствія».

Главные интендантскіе склады турецкой арміи, по слухамъ, были учреждены по ту сторону Саганлугскаго хребта; но было извѣ стно также, что и во многихъ окрестныхъ селеніяхъ находились продовольственные запасы, которые, по недостатку времени и средствъ, остались неперевезенными въ крѣ пость. Для уничтоженія ихъ главнокомандующій началъ высылать летучіе отряды, изъ которыхъ одинъ, подъ личною командою Якова Петровича, пренебрегая разлитіемъ рѣ къ, простеръ свои набѣ ги такъ далеко, что въ ночь на 9-е іюня дошелъ до с. Бегли-Ахматъ и Чаплакли, лежавшихъ уже у самой подошвы Саганлугскаго хребта. Баклановъ истребилъ здѣ сь нѣ сколько магазиновъ, разогналъ всѣ хъ грековъ, занимавшихся у турокъ хлѣ бопеченіемъ и такимъ образомъ первый указалъ дорогу въ мѣ ста, гдѣ въ послѣ дствіи мы были полными хозяевами.

Убѣ дившись, что слухи объ огромныхъ запасахъ, заготовленныхъ на противоположной сторонѣ горъ, были справедливы, главнокомандующій, въ началѣ іюня мѣ сяца 1855 г., оставилъ часть дѣ йствующаго корпуса для охраненія лагеря, перенесеннаго имъ къ Каны-Кёю, а самъ съ остальными войсками предпринялъ движеніе по арзерумской дорогѣ, съ цѣ лію истребить эти запасы. Баклановъ командовалъ авангардомъ. Безъ выстрѣ ла онъ занялъ укрѣ пленіе, покинутое турками на вершинѣ Саганлуга и, спустившись внизъ, напалъ въ Бардузѣ на башибузуковъ, у которыхъ отбилъ значительный аробный транспортъ. Въ ЕниКёѣ, Каракурганѣ, Бардузѣ и Зевинѣ сожжено было затѣ мъ болѣ ѳ тридцати тысячъ четвертей хлѣ ба, ячменя и другихъ запасовъ. Но бѣ дствія турокъ этимъ не кончились. Теперь вниманіе главнокомандующаго обратилось на то, чтобы, стѣ сняя непріятеля въ его укрѣ пленныхъ линіяхъ, совершенно отдѣ лить анатолійскую армію отъ областей, которыя она обязана была защищать и отъ которыхъ могла еще получать продовольствіе. Съ этою цѣ лью, по возвращеніи къ Каны-Кёю, онъ продолжалъ господствовать надъ арзерумскою дорогою посредствомъ отдѣ льнаго кавалерійскаго отряда, расположеннаго при Тэкмэ и порученнаго въ команду Бакланова, который перехватывалъ транспорты, отбивалъ почты, ловилъ одиночныхъ курьеровъ, пробиравшихся съ депешами изъ Арзерума или Константинополя, и каждый день доставлялъ главнокомандующему новыя и важныя свѣ дѣ нія.

Убѣ дившись наконецъ, что всѣ сообщенія блокированной крѣ пости съ этой стороны были прерваны, главнокомандующій перевелъ въ Тэкмэ главныя силы[5] и началъ высылать летучіе отряды для поисковъ по окружнымъ дорогамъ, ведущимъ въ Карсъ пзъ Ардагана, Ольты и Пеняка.

Первый изъ этихъ отрядовъ порученъ былъ Бакланову.

2-го іюля, какъ только смерклось, войска, назначенныя къ движенію, собрались впереди аванпостной цѣ пи. Тутъ были Новороссійскій драгунскій полкъ, линейные казаки съ своею батареею, курды, карапапахи и горская дружина. Скоро пріѣ халъ Баклановъ и, собравъ вокругъ себя офицеровъ, отдалъ приказаніе идти, какъ можно осторожнѣ е, не позволяя людямъ курить и разговаривать. Въ самую полночь войска сѣ ли на коней и, молча, при страшныхъ завываніяхъ бури, сопровождаемой ливнемъ, двинулись за генераломъ, ѣ хавшимъ впереди съ проводникомъ-татариномъ. Пользуясь воробьиною ночью, отрядъ прошелъ почти у самаго подножія западныхъ укрѣ пленій Карса и съ восходомъ солнца, выйдя на сѣ верную сторону, двинулся рысью по берегу какой-то рѣ чки, на противоположной сторонѣ которой, по равнинѣ, скакали башибузуки. Были-ли они высланы изъ Карса слѣ дить за нами, или это просто былъ сбродъ вооруженныхъ жителей, — только Баклановъ, торопясь въ Топаджуръ, куда непріятель высылалъ своихъ фуражировъ, — строго запретилъ завязывать съ ними перестрѣ лку. Но карапапахи, слѣ довавшіе въ хвостѣ колонны, не выдержали и, перейдя рѣ чку, бросились на башибузуковъ. Башибузуки ихъ смяли. Завидѣ въ неустойку, всѣ милиціонеры бросились къ переправѣ, но Баклановъ заставилъ ихъ остановиться. Отрядъ двинулся дальше, не заботясь объ участи каранапаховъ, предоставленныхъ въ наказаніе собственнымъ силамъ. А карапапахамъ пришлось плохо. Прижатые къ обрывистомуберегу, они не попали на переправу и, спѣ шившись, вынуждены были залечь за камнями съ прикладомъ у щеки. Это спасло ихъ. Башибузуки, попавшіе подъ мѣ ткій огонь, повернули назадъ, а наши удальцы по добру по здорову перебрались за рѣ чку. Баклановъ не сказалъ имъ ни слова, считая ихъ достаточно наказанными уже за свою опрометчивость. Въ это время передовые казаки, завернувъ въ лощину, увидѣ ли турецкую фуражировку. Вся иррегулярная конница гикнула за ними въ шашки и турки, отрѣ занные отъ крѣ пости, частію были изрублены, частію захвачены въ плѣ нъ и только не многимъ удалось бѣ жать въ сосѣ днія горы.

Къ ночи отрядъ прошелъ еще верстъ пятнадцать и остановился въ долинѣ рѣ чки Инджа-су, въ окрестныхъ горахъ которой укрывалась шайка Ишимъ-Оглы. Нѣ когда крестьянинъ князей Орбеліани, Ишимъ-Оглы долго разбойничалъ въ нашихъ предѣ лахъ, но наконецъ, преслѣ дуемый повсюду, бѣ жалъ къ карапапахамъ и пріобрѣ лъ между ними извѣ стность отважнаго и смѣ. лаго наѣ здника. Съ открытіемъ войны онъ сдѣ лался грозою нашихъ пограничныхъ селеній и скоро получилъ у турокъ чинъ штабъ-офицера и два знака отличія. О немъ говорили много съ начала весны, когда при анатолійской арміи находилось еще до шести тысячъ кавалеріи; но съ тѣ хъ поръ, какъ эта кавалерія, запершись въ Карсѣ, по неволѣ отказалась отъ дѣ йствія въ полѣ, онъ набралъ себѣ вольную шайку и жилъ съ нею въ горахъ, волнуя всю сѣ верную часть карсскаго пашалыка. Бакланову поручено было водворить спокойствіе въ сѣ верныхъ санджакахъ и, если возможно, уничтожить Ишимъ-Оглы вмѣ стѣ съ его шайкою.

Ночь была темная, дождь лилъ, какъ изъ ведра, а между тѣ м, людямъ не велѣ но было спать и отрядъ, послѣ 40 верстнаго перехода, всю ночь держалъ лошадей въ поводѵ. Два дня ходили затѣ мъ по горамъ, замыкающимъ карсскую равнину со стороны Ардагана, захватили нѣ сколькихъ вооруженныхъ разбойниковъ, но главное скопище откочевало въ Аджарію. На третью ночь позволено было наконецъ разложить огни, но вслѣ дъ затѣ мъ яви лись лазутчики съ извѣ стіемъ, что какой-то турецкій отрядъ идетъ отъ Ардагана къ Карсу. Черезъ четверть часа отрядъ полною рысью шелъ уже на встрѣ чу непріятелю; но такъ какъ свѣ дѣ нія не подтвердились, то Баклановъ послѣ кратковременнаго отдыха направился на перерѣ зъ дороги, идущей изъ Ольты черезъ гельскій санджакъ и сдѣ лалъ засаду почти подъ стѣ нами Карса, расчитывая, что турки, о которыхъ все еще носились неясные слухи, вздумаютъ пробираться этою окольною дорогою. Убѣ дившись однако же, что непріятеля и въ этомъ направленіи ожидать нельзя, отрядъ передъ разсвѣ томъ обогнулъ опять шорахскія высоты и вышелъ на равнину, какъ разъ къ своему главному лагерю. Замѣ чательно, что послѣ шестидесяти-верстныхъ переходовъ, дѣ лаемыхъ въ сутки, послѣ четырехъ безсонныхъ ночей, проведенныхъ подъ проливнымъ дождемъ при рѣ зкомъ и холодномъ вѣ трѣ, въ отрядѣ Бакланова не было ни одного заболѣ вшаго солдата.

9-го іюля Баклановъ съ значительнымъ числомъ иррегулярной кавалеріи еще разъ обошелъ окрестности Карса, а вслѣ дъ затѣ мъ главнокомандующій самъ предпринялъ вторичный походъ за Саганлугъ съ тѣ мъ, чтобъ разбить Вели-пашу, стоявшаго у Керпи-Кёва и отнять у гарнизона послѣ днюю надежду на возможность выручки со стороны Арзерума.

Болѣ знь — послѣ дствіе старинныхъ ранъ — помѣ шала Якову Петровичу принять участіе въ этой экспедиціи. Однако же наканунѣ своего отъѣ зда Муравьевъ посѣ тилъ Бакланова и долго бесѣ довалъ съ нимъ о цѣ ли своего похода. «Когда главнокомандующій», разсказываетъ Яковъ Петровичъ: «сказалъ мнѣ, что планъ заключается въ томъ, что кавалерія главнаго отряда, отправленная впередъ, должна обойти лѣ вый флангъ непріятеля и стать на его сообщеніяхъ съ Арзерумомъ, между тѣ мъ какъ эриванскій отрядъ будетъ наступать на непріятеля съ фронта, — я отвѣ чалъ, что выполненіе на дѣ лѣ такого сложнаго маневра встрѣ титъ не малыя затрудненія, во-первыхъ, потому что съ правой стороны Керпи-Кёва тянутся сплошныя болота, о чемъ я разузналъ подробно еще во время своего набѣ га къ Бегли-Ахмату и Чаплакли, а во-вторыхъ, при подобныхъ дѣ йствіяхъ трудно будетъ избѣ жать недоразумѣ нія между обоими начальствующими лицами». Главнокомандующій возразилъ мнѣ, что «этого опасаться нельзя, потому что дѣ ло отдано имъ въ надежныя руки». Къ сожалѣ нію, случилось именно такъ, какъ я говорилъ: недоразумѣ нія были и Вели-паша ушелъ въ Арзерумъ, не оставивъ въ нашихъ рукахъ ни одного солдата, ни одной повозки изъ своего обоза[6].

Въ то время, какъ главныя силы ходили за Саганлугъ, войска, оставшіяся подъ Карсомъ, подвинулись впередъ и стали лагеремъ у с. Комацуръ, верстахъ въ пяти или въ шести отъ крѣ пости. Время было горячее; турки почти ежедневно стали выходить изъ крѣ пости въ значительныхъ силахъ, угрожая нападеніемъ на наши колонны, фуражировавшія по берегамъ КарсъЧая. Чтобъ остановить непріятеля, надо было держать его въ

страхѣ, а этого можно было достигнуть только безпрерывными тревогами на его сообщеніяхъ. Бриммеръ поручилъ генералу Бакланову взять линейный казачій полкъ съ дивизіономъ черкесской милиціи, и произвести поискъ къ сѣ веру отъ Карса.

Баклановъ выступилъ 21-го іюля и, переночевавъ при устьѣ Бердыкъ-Чая[7], на разсвѣ тѣ слѣ дующаго дня открылъ вьючный транспортъ, пробиравшійся горными тропинками къ Карсу. И турки и казаки увидѣ ли другъ друга почти одновременно, но между тѣ мъ какъ вьючники стремились къ воротамъ укрѣ пленія, стараясь избѣ жать погони, Баклановъ во весь опоръ летѣ лъ на перерѣ зъ и въ разстояніи двухъ пушечныхъ выстрѣ ловъ отъ крѣ пости перехватилъ весь транспортъ[8]. Въ Карсѣ ударили тревогу. Толпы башибузуковъ, регулярная конница, пѣ хота, орудія — все двинулось въ поле, но такъ какъ нашъ отрядъ, исполнивъ свое дѣ ло, сталъ отходить назадъ, то они не рѣ шились преслѣ довать.

Сдавъ транспортъ въ Комацурѣ, Баклановъ отправился на новые поиски. 24-го іюля, утромъ, онъ былъ за Карадагомъ, гдѣ мимоходомъ разогналъ турецкую фуражировку, отбилъ табунъ рогатаго скота, ходившій за Карсъ-Чаемъ, и захватилъ нѣ сколькихъ плѣ нныхъ. Отсюда онъ перешелъ къ Меликъ-Кёю и, думая развить партизанскія дѣ йствія, притянулъ къ себѣ еще летучіе отряды полковниковъ барона Унгерна изъ Ардагана, и Едигарова — со стороны Кюрюкъ-даринскаго поля. Оба отряда прибыли ночью на 26-е число и, такимъ образомъ, на главныхъ сообщеніяхъ анатолійской арміи съ сѣ верными провинціями стала масса нашей кавалеріи силою до 2, 000 коней.

«До сихъ поръ всѣ наши дѣ йствія», писалъ Муравьевъ къ военному министру: «шли весьма успѣ шно. Генералъ Бриммеръ, оставленный подъ Карсомъ съ строжайшимъ приказаніемъ не домогаться безъ меня покоренія крѣ пости, развѣ представился бы къ тому благопріятный случай, котораго однако же нельзя было предвидѣ ть, — съ неболыпимъ числомъ кавалеріи содержалъ городъ, посредствомъ дѣ ягельнаго и опытнаго генерала Бакланова, въ тѣ сной и строгой блокадѣ; но 26 числа предпринята была имъ фуражировка, во время которой войска попали подъ выстрѣ лы крѣ постной артиллеріи и понесли чувствительнѵ ю потерю>. Несчастное происшествіе это, по словамъ Муравьева, произошло «отъ ошибки и несвоевременной отваги, съ которою Бриммеръ подошелъ подъ непріятельскій лагерь безъ видимой пользы и надобности». Турки, замѣ тивъ съ высотъ движеніе нашихъ колоннъ, подпустили ихъ на близкое разстояніе и вдругъ со всѣ хъ батарей праваго берега (за исключеніемъ Карадага), открыли батальный огонь изъ орудій. Войска, засыпанныя ядрами, вынуждены были начать отступленіе съ большою потерею[9]. Потеря была бы еще значительнѣ е, если бы войска не были скрыты отчасти волнистою мѣ стностью.

Въ это время генералъ Баклановъ, ничего не зная о предпріятіи Бриммера, проходилъ съ своими летучими отрядами мимо карадагской возвышенности. Вдругъ онъ услыхалъ страшную канонаду, загорѣ вшуюся по южному фронту непріятельской линіи, и, проскакавъ впередъ, съ удивленіемъ увидѣ лъ нашу пѣ хоту, отступавшую уже отъ нижняго турецкаго лагеря. Не понимая въ чемъ дѣ ло, но убѣ дившись въ одномъ, что все вниманіе непріятеля обращено въ ту сторону, Баклановъ бросился съ кабардинскою сотнею прямо на Карадагъ и, проскакавъ подъ самымъ брустверомъ, отхватилъ большое стадо рогатаго скота, ходившее на гласисѣ крѣ пости. Пока ошеломленные турки собрались открыть по немъ орудійный огонь, — Баклановъ былъ уже внѣ выстрѣ ла и къ вечеру съ своею добычею возвратился опять на комацурскую позицію.

Неудачная фуражировка Бриммера настолько ободрила турокъ, что 28-го іюля, въ полдень, пѣ хота ихъ въ значительныхъ силахъ, съ артиллеріею, вышла изъ крѣ пости и стала подниматься на высоты впереди нижняго Караджурана, въ двухъ или въ трехъ верстахъ отъ нашей позиціи. Не успѣ ли въ лагерѣ пробить тревогу, какъ обнаружилось, что подъ прикрытіемъ этой колонны турецкая конница спустилась на противоположной сторонѣ съ шорахскихъ высотъ и рысью пошла къ Бозгаламъ, куда потянулись также четыре баталіона пѣ хоты при восьми орудіяхъ. Такъ какъ еще наканунѣ, по возвращеніи изъ Меликъ-Кёя, Баклановъ сообщилъ Бриммеру, что турки ожидаютъ транспорта, который долженъ придти изъ Пеняка, подъ прикрытіемъ тысячи башибузуковъ, — то по первой тревогѣ Я. П., съ пятью казачьими сотнями, въ карьеръ понесся къ Базгаламъ на перерѣ зъ турецкой кавалеріи. За нимъ, для поддержанія его въ случаѣ надобности, отряжены были два баталіона съ четырьмя орудіями. Остальныя войска выведены были въ поле и стали строить боевой порядокъ лицомъ къ Караджурану. Всѣ ожидали общаго дѣ ла, но турки ограничились только большой фуражировкой.

По возвращеніи главнокомандующаго изъ-за Саганлуга, когда приступлено было къ тѣ сной блокадѣ, Баклановъ назначенъ былъ командовать отдѣ льнымъ кавалерійскимъ отрядомъ, который, расположившись у Меликъ-Кёя, долженъ былъ наблюдать за сѣ верною стороною Карса[10].

Но прежде чѣ мъ стать на эту позицію, Яковъ Петровичъ еще разъ предпринялъ движеніе на ардаганскую дорогу съ тѣ мъ, чтобы выслѣ дить транспортъ, все еще стоявшій въ Пенякѣ, и, если возможно, выманить изъ крѣ пости часть гарнизона и разбить его въ полѣ. Для этого Баклановъ, зная, что турки подсылаютъ лазутчиковъ слѣ дить за его движеніями, часто останавливался ночевать въ такихъ котловинахъ, изъ которыхъ, повидимому, не было выхода.

— «Чѣ мъ хуже позиція, говаривалъ генералъ Баклановъ, — тѣ мъ болыпе вѣ роятія ждать непріятеля; прошу васъ, господа, запомнить только мои наставленія; днемъ аванпосты успѣ ютъ дать знать заблаговременно о приближеніи непріятеля, значитъ напрасно тревожить отряда нечего. Я требую строгаго исполненія моихъ приказаній, а не мелочныхъ формальностей. Приходите ко мнѣ и днемъ и ночью, приходите за-просто, такъ, какъ застаете меня (въ широкихъ казачьихъ шароварахъ, въ рубашкѣ, безъ сюртука). Теперь дни жаркіе, а такъ и легче и удобнѣ е... Но помните, что ночью непріятель можетъ появиться внезапно, и намъ придется выдерживать бой, пока другіе не поспѣ ютъ отрѣ зать ему отступленіе. Послѣ вечерняго водопоя всѣ лошади осѣ дланы, мундштуки надѣ ты, люди спятъ въ аммуниціи. Въ драгунскихъ эскадронахъ ружья составлены въ козлы; по тревогѣ драгуны разбираютъ ихъ и строятся пѣ шкомъ. Здѣ сь, на пересѣ ченной мѣ стности, они должны мнѣ замѣ нить пѣ хоту. Тверской пикинерный дивизіонъ, казаки и милиція садятся на коней и ждутъ моихъ приказаній: одна часть встрѣ чаетъ непріятеля, другая — прикрываетъ коноводовъ».

" Подобными распоряженіями" — говоритъ очевидецъ «руководствовались и прежніе летучіе отряды, ходившіе подъ командою этого генерала. Бывало, нѣ сколько разъ въ ночь онъ самъ слетаетъ на аванпосты, самъ обойдетъ весь лагерь, правда, не надѣ вая для этого формы, а по-просту, въ одной рубашкѣ, часто босикомъ, но зато ничего не проглядитъ его орлиный взглядъ, все замѣ титъ, все выслѣ дитъ, и добрый геній его бодрствуетъ нерѣ дко одинъ надъ спящимъ отрядомъ»[11].

Проходивъ нѣ сколько дней и все-таки не выманивъ изъ крѣ пости турокъ, смекнувшихъ, чѣ мъ пахнетъ подобное дѣ ло, Баклановъ вернулся въ Меликъ-Кёй[12] и сталъ въ блокадную линію.

Раскинувъ ставку на высокой скалистой горѣ, съ которой видны были окрестности города, Баклановъ сдѣ лался грозою турокъ, не позволя имъ выглянуть изъ своихъ окоповъ. Его казаки безпрерывно гарцовали подъ самыми укрѣ пленіями и ни одинъ табунъ, выгоняемый на пастьбу, ни одна фуражировка, направлявшаяся изъ крѣ пости, не ускользали изъ подъ ихъ ударовъ. Самъ Яковъ Петровичъ не зналъ въ это время покоя: дни проводилъ онъ въ полѣ, на конѣ, гарцуя съ своими казаками, или въ палаткѣ, откуда по цѣ лымъ часамъ сдѣ дилъ за тѣ мъ, что дѣ лается въ Карсѣ. Ночь заставала его внѣ лагеря, пробиравшагося самъ-другъ, или самъ-третей къ турецкимъ укрѣ пленіямъ: тамъ онъ провѣ рялъ показанія лазутчиковъ и личныя свои наблюденія, сдѣ ланныя днемъ въ подзорную трубу надъ новыми батареями, изучалъ окрестную мѣ стность и скоро достигъ того, что зналъ каждый камень и кустъ, лежавшіе по дорогѣ къ Карсу. Турки знали страшнаго для нихъ генерала и, называя его «Бакланъ-пашею» и " Батманъ-клычемъ" (богатырь съ полупудовымъ мечомъ), — разсказывали чудеса о его сверхъ-естественной силѣ.

Какъ велико было нравственное вліяніе Якова Петровича на наши войска, объ этомъ можно судить по тому, что иногда, во время фуражировокъ, онъ отдавалъ приказъ убирать аванпостную цѣ пь и, лежа на высокомъ курганѣ съ неизмѣ нною, Ермоловскою трубою[13], кричалъ солдатамъ: «ребята, не бойтесь, я самъ караулю васъ! » Солдаты, до фанатизма вѣ ровавшіе въ Бакланова, кричали ура! и бросались выкашивать траву подъ самыми стѣ нами крѣ пости. " Почему имъ турки не рѣ зали головъ", замѣ чаетъ одинъ очевидецъ: «это остается тайною». Надо полагать, что, зная Бакланова, турки подозрѣ вали военную хитрость и не хотѣ ли попасться въ ловушку. Два-три случая окончательно утвердили ихъ въ той мысли, что для Бакланова нѣ тъ ничего невозможнаго[14].

Набѣ ги Якова Петровича дѣ йствительно отличались необыкновенною смѣ лостью; такъ, напримѣ ръ, однажды, замѣ тивъ стадо, ходившее на пастьбѣ между самыми укрѣ пленіями, онъ поручилъ эсаулу Наслѣ дышеву отогнать, что можно, а самъ устроилъ засаду въ крутомъ оврагѣ при сліяніи Бердыка съ Карсъ-Чаемъ.

Наслѣ дышевъ съ двадцатью охотниками, среди бѣ лаго дня, сдѣ лалъ быстрый налетъ въ дер. Калаба-Килисса, расположенную въ ущельяхъ около самаго города, и выхватилъ оттуда непріятельское стадо, несмотря на перекрестный огонь, открытый съ батарей, мимо которыхъ онъ долженъ былъ скакать съ своею добычею[15]. Башибузуки пустились, было, въ догонку, но замѣ тивъ двѣ баклановскія сотни, скакавшія на нихъ съ опущенными пиками, повернули назадъ...

В другой разъ, гарцуя съ своими казаками[16], Баклановъ вдругъ бросился на Карадагскія высоты и изъ-подъ самыхъ батарей, открывшихъ по немъ огонь ядрами и картечью, угналъ табунъ и взялъ девятнадцать плѣ нныхъ.

Какъ ни великъ былъ страхъ, внушенный Баклановымъ, однако же необходимость пополнять фуражные запасы заставляла турокъ время отъ времени высылать изъ Карса сильныя колонны фуражировъ. Если подобныя фуражировки назначались къ сторонѣ Меликъ-Кёя, то въ прикрытіе къ нимъ, кромѣ башибузуковъ, назначалось обыкновенно нѣ сколько полковъ регулярной конницы, пѣ хота и артиллерія; принимались всевозможныя мѣ ры противу внезапныхъ нападеній и, несмотря на это, Баклановъ всегда захватывалъ колонны врасплохъ, наносилъ имъ страшныя пораженія, забиралъ лошадей, скотъ, оружіе и плѣ нныхъ. Долго ни турки, ни наши солдаты не могли понять, какимъ образомъ Баклановъ знаетъ время, когда выходятъ турецкіе фуражиры. Изъ лагеря положительно нельзя было видѣ ть того, что дѣ лается по ту сторону Карадагской горы, а между тѣ мъ, едва растворялись крѣ постныя ворота, какъ казаки скакали уже изъ МеликъКёя и нападали, прежде нежели турецкіе гонцы изъ Карса успѣ вали предупреждать своихъ о грозящей опасности. Это наводило на турокъ суевѣ рный страхъ, а дѣ ло въ сущности было простое: Баклановъ распорядился, чтобы пикетъ, стоявшій на самомъ отдаленномъ курганѣ, при появленіи непріятеля, поднималъ на пикѣ едва замѣ тный бѣ лый значекъ, который служилъ условнымъ сигналомъ, что надо было скакать на тревогу.

Первое подобное дѣ ло случилось 18-го августа. Яковъ Петровичъ, спокойно сидѣ вшій въ своей палаткѣ, вдругъ крикнулъ: «казаки на-конь! » и во весь опоръ понесся съ ними по лѣ вому берегу Карсъ-Чая[17]. Почему началась тревога, казаки узнали только тогда, когда, вскочивъ на Карадагскія высоты, увидѣ ли внизу болыпую турецкую фуражировку. Ошеломленные внезапнымъ нападеніемъ, турки бросились бѣ жать, разметавъ по полю собранные вьюки съ травою и хлѣ бомъ. Башибузуки ускакали первыми. Въ погонѣ за ними казаки наткнулись на регулярную конницу, смяли ее и гнали почти до самыхъ воротъ укрѣ пленія. Одно орудіе изъ батареи Двухжоннаго, заскакавъ впередъ, осыпало бѣ гущихъ картечью... Уланы, башибузуки, фуражиры столпились въ одну безпорядочную массу и гибли подъ ударами казачьихъ шашекъ. Напрасно, чтобы отогнать казаковъ, турки начали дѣ йствовать изъ орудій большаго калибра: ядра летѣ ли надъ головами и вся наша потеря состояла изъ одного раненаго офицерагорца, да трехъ убитыхъ казачьихъ лошадей.

Другое, еще сильнѣ йшее пораженіе непріятель понесъ 22-го августа. Турки, фуражировавшіе въ этотъ день на правомъ берегу Карсъ-Чая, удалились отъ крѣ пости на значительное разстояніе и дали возможность отрѣ зать себѣ отступленіе. Черкесская милиція первая понеслась на тревогу и, перескочивъ КарсъЧай, гикнула въ шашки. Башибузуки, превосходные числомъ, осадили горцевъ. Къ счастію, на помощь къ нимъ подоспѣ ли двѣ сотни линейцевъ, а вслѣ дъ за ними прискакалъ самъ Баклановъ съ остальными казаками, орудіемъ и 14-ю ракетными станками.

Какъ только вся эта масса врѣ залась въ середину турецкихъ фуражировъ и ракеты пустили бѣ глый огонь, башибузуки бѣ жали въ разныя стороны. Большая часть ихъ была однако же отрѣ зана отъ Карса и истреблена въ быстрой погонѣ къ сторонѣ Александрополя. Въ эту минуту изъ крѣ постныхъ воротъ выѣ халъ полкъ турецкой кавалеріи и съ опущенными пиками кинулся вслѣ дъ за казаками. Драгуны, спрятанные за Карадагскою высотою, пустились ему наперерѣ зъ. Батарея Двухжоннаго снялась съ передковъ, ударила картечью и смѣ шавшіеся уланы, обгоняя другъ друга, поскакали обратно... Пораженіе было рѣ шительное. «Въ этомъ дѣ лѣ », разсказываетъ Баклановъ, «я съ удивленіемъ видѣ лъ, что выстрѣ лы туредкихъ орудій были направлены не въ насъ, а въ толпы бѣ жавшихъ башибузуковъ, значительная часть которыхъ была перебита собственными снарядами... »

Хлопотливый день смѣ нился еще болѣ е хлопотливою ночью, потому что турецкая кавалерія, вышедшая изъ Карса, вздумала пробиться въ Арзерумъ по Самоватскому ущелью и наткнулась на засаду, устроенную нижегородцами[18]. Яковъ Петровичъ не принялъ прямаго участія въ истребленіи этой кавалеріи; но его распоряженія по блокадной линіи весьма содѣ йствовали общему успѣ ху.

Наконецъ, послѣ днее пораженіе нанесено было туркамъ въ полдень 11-го сентября, когда Яковъ Петровичъ самъ устроилъ засаду подъ Карадагскими высотами. Какъ только турецкая колонна стала выходить изъ Карса, казаки разомъ кинулись на нее со всѣ хъ сторонъ, смяли и, несмотря на огонь, открытый съ карадагскихъ батарей, гнали и рубили бѣ гущихъ до самаго укрѣ пленнаго лагеря. Одинъ кабардинецъ ворвался даже въ ворота, но былъ израненъ пиками и саблями башибузуковъ. Казаки однако же успѣ ли его выручить. Кромѣ этого кабардинца потери у насъ не было. Турки потеряли сорокъ двѣ, лошади иплѣ нныхъ, въ числѣ которыхъ оказался безсмѣ нный ординарецъ самого мушира. Въ донесеніи Баклановъ, по своему обыкновенію, не упоминалъ о числѣ убитыхъ турокъ, но полагалъ, что приблизительно потеря ихъ простирается до 40 человѣ къ, потому что, кромѣ труповъ, лежавшихъ на полѣ, лазутчики наши, бывшіе въ то время въ Карсѣ, видѣ ли, какъ провезли черезъ площадь шесть непріятельскихъ тѣ лъ и 14 раненыхъ.

 

II.

Передъ штурмомъ.

 

Съ половины августа мѣ сяца начали носиться слухи о сильныхъ подкрѣ пленіяхъ, идущихъ на освобожденіе Карса. Въ первыхъ числахъ сентября было получено положительное свѣ дѣ ніео дессантѣ, сдѣ ланномъ турками въ Батумѣ, и о сосредоточеніи турецкой арміи на берегахъ Чороха. Эти-то извѣ стія и были, какъ полагаютъ, главнѣ йшими причинами, побудившими генералъ-адъютанта Муравьева измѣ нить планъ своихъ дѣ йствій и отважиться на приступъ, уснѣ хъ котораго, по мнѣ нію нѣ которыхъ лицъ, окружавшихъ главнокомандующаго, не подлежалъ никакому сомнѣ нію.

2-го сентября Яковъ Петровичъ неожиданно былъ вызванъ изъ Меликъ-Кёя въ главную квартиру, и слѣ дующимъ образомъ описываетъ первый разговоръ, бывшій у него съ главнокомандующимъ по поводу предстоявшаго штурма:

«Прибывши въ Чавтли-Чай, я тотчасъ же отправился къ главнокомандующему, не зная зачѣ мъ меня требуютъ. Когда я вошелъ, Муравьевъ сидѣ лъ за большимъ письменнымъ столомъ, на которомъ разложены были планы. Возлѣ него находились генералъ-маіоръ Броневскій и полковникъ Константинъ Кауфманъ[19]. Кромѣ ихъ, въ палаткѣ не было никого. Сдѣ лавъ мнѣ нѣ сколько незначущихъ вопросовъ о состояніи меликъ-кёйскаго отряда, главнокомандующій вдругъ перемѣ нилъ разговоръ:

— < Яковъ Петровичъ! посмотрите сюда: можете-ли вы сказать, что это такое? > — Онъ показалъ рукою на развернутую карту.

< Я подошелъ къ столу и началъ внимательно разсматривать планъ, на которомъ красными и синими черточками обозначалось движеніе войскъ.

— «Это планъ штурма! » — воскликнулъ я, не умѣ я скрыть своего изумленія.

— «Такъ! вы угадали, живо возразилъ Муравьевъ. — Скажите же мнѣ, что вы можете сдѣ лать съ своею кавалеріею, если я поведу атаку на Шорахскія высоты?

< Этотъ вопросъ поставилъ меня въ затрудненіе. — Я зналъ, что главнокомандующему были уже извѣ стны мои сужденія, не разъ высказываемыя въ кругу сослуживцевъ о невозможности въ то время штурма, а потому рѣ шился быть осторожнѣ е.

— < За всю мою долговременную службу я не пріучилъ себя въ подобныхъ случаяхъ давать свои личныя мнѣ нія, отвѣ чалъ я уклончиво. Съ меня довольно въ точности исполнить ваше распоряженіе. Приказывайте! — И если ваши приказанія будутъ удобоисполнимы, вѣ рьте, сдѣ лаю болѣ е того, что вы желаете; въ противномъ случаѣ не будьте ко мнѣ взыскательны.

< Муравьевъ не далъ договорить мнѣ.

— 3наю, знаю, что вы хотите сказать этимъ, перебилъ онъ съ досадою: но предваряю васъ, мое рѣ шеніе неизмѣ нно. — Скажите одно: если я атакую Шорахъ, можете-ли вы съ кавалеріею заскакать въ тылъ шорахскимъ укрѣ пленіямъ?

— < На такой вопросъ я не могу отвѣ чать сію минуту, дайте мнѣ время подумать: я осмотрю мѣ стность и тогда доложу обстоятельно.

— < А какъ вы изучите мѣ стность?

— < Въ одну прекрасную ночь я отправлюсь лично съ моими пластунами къ чакмахскимъ батареямъ, осмотрю ихъ, измѣ рю рвы и спущусь въ шорахскій оврагъ, чтобы видѣ ть куда вести кавалерію.

— < Этого не можетъ быть! сказалъ Муравьевъ.

— < Въ такомъ случаѣ я докажу вамъ противное.

— < Хорошо, посмотримъ; черезъ два дня я жду вашего отвѣ та.

Затѣ мъ онъ изложилъ въ короткихъ словахъ общее предначертаніе штурма и отпустилъ меня, предваривъ, чтобы все сказанное оставалось до времени въ тайнѣ.

< Возвратясь домой, я тотчасъ потребовалъ къ себѣ своего безсмѣ ннаго ординарца Скопина, и приказавъ ему, съ трзмя пластунами[20], ночью пробраться на Чакмахъ и осмотрѣ ть турецкія укрѣ пленія.

— < Не допускаю мысли, сказалъ я ему на прощаніе, чтобы ты, мой неизмѣ нный боевой товарищъ, отступилъ передъ опасностію; но предваряю, что завтра ты поведешь меня и, если твои показанія окажутся невѣ рными, я, какѣ трусу, собственною рукою размозжу тебѣ голову.

< Какъ только стемнѣ ло, я самъ проводилъ пластуновъ за аванпостную цѣ пь и, возвратясь въ палатку, провелъ цѣ лую ночь въ самомъ мучительномъ состояніи. Сонъ меня покинулъ; мнѣ все казалось: вотъ-вотъ гдѣ -нибудь раздастся предательскій выстрѣ лъ и мои пластуны будутъ открыты. Я вздрагивалъ при каждомъ шорохѣ, но сколько ни напрягалъ и слухъ и зрѣ ніе, ни единаго звука не долетало до меня со стороны непріятеля. Нѣ тъ, видно мои молодцы работаютъ на чистоту, по-кавказски, подумалъ я, и только сталъ забываться дремотою, какъ слышу, кто-то назвалъ меня по имени. Это былъ Скопинъ, съ своими товарищами...

 «Они передали мнѣ слѣ дующее:

< Вся линія чакмахскихъ укрѣ пленій, обращенная фронтомъ къ сторонѣ Меликъ-Кёя, тянется отъ самой рѣ чки Карсъ-Чая вплоть до шорахскаго оврага и состоитъ изъ трехъ люнетовъ, вооруженныхъ 15-ю орудіями и связанныхъ между собою непрерывнымъ брустверомъ. Люнеты закрыты съ горжи; но, благодаря ничтожности рвовъ, могутъ быть взяты одною кавалеріею. За то, лѣ вѣ е ихъ, на самомъ изгибѣ шорахскаго оврага, находится фортъ, называемый Вели-Табіею, который носитъ характеръ временнаго укрѣ пленія и вооруженъ тридцатью двумя орудіями; глубокіе рвы снабжены подъемнымъ мостомъ, убирающимся однако же на ночь. Самый оврагъ, по словамъ Скопина, былъ доступенъ для кавалеріи только въ своихъ верховьяхъ: но далѣ е оканчивался вездѣ такими обрывами, что всадники могли спускаться въ него не иначе, какъ переводя лошадей въ поводу подъ огнемъ съ четырехъ батарей, расположенныхъ на ближній картечный выстрѣ лъ.

< На слѣ дующій день, какъ только смерклось, я, въ сопровожденіи трехъ пластуновъ, вполнѣ мнѣ преданныхъ, выѣ халъ изъ лагеря. Оставивъ на главной заставѣ своихъ лошадей, мы пѣ шкомъ поднялись на Чакмахскую гору и стали подбираться къ турецкимъ редутамъ такъ тихо, что часовые, ходившіе на валахъ укрѣ пленій, не обратили на насъ ни малѣ йшаго вниманія. Къ полуночи всѣ батареи были осмотрѣ ны, рвы вымѣ рены, орудія сосчитаны и шорахскій оврагъ изслѣ дованъ до самой Вели-Табіи. Отсюда я повернулъ назадъ и, благополучно выбравшись къ своимъ аванпостамъ, отпустилъ пластуновъ, а самъ, не переодѣ ваясь, какъ былъ въ походномъ полушубкѣ, сѣ лъ на коня и поѣ халъ въ главную квартиру.

< Несмотря на ранній часъ утра, въ ставкѣ главнокомандующаго горѣ ли свѣ чи. Онъ нринялъ меня немедленно и я въ короткихъ словахъ объяснилъ ему результаты своего осмотра. < Кавалерія>, сказалъ я: < должна скакать на протяженів трехъ верстъ подъ огнемъ сорока семи орудій. Девять десятыхъ изъ нея, конечно, останется на мѣ стѣ, и если на Шорахъ прискачутъ со мною триста, четыреста всадниковъ, они не принесутъ ни малѣ йшей пользы>.

< Главнокомандующій замѣ тилъ, что я преувеличиваю опасность.

— < Я сужу по мѣ стности, которую видѣ лъ, отвѣ чалъ я: но, впрочемъ, если будетъ угодно, пошлите со мною одного изъ вашихъ довѣ ренныхъ лицъ: я проведу его сквозь линію турецкихъ укрѣ пленій и тогда вы будете имѣ ть подробный планъ, начертанный искусною рукою.

— < Этого не нужно, возразилъ главнокомандующій: я вѣ рю вашимъ словамъ. Но что же вы беретесь сдѣ лать съ вашею кавалеріею?

— < Сдѣ лаю все, что будетъ возможно. Но прежде я попросилъ бы откровенно высказать свои собственныя мысли. Выслушавъ меня, быть можетъ, вы остановитесь, быть можетъ нѣ тъ: по крайней мѣ рѣ я не упрекну себя въ молчаніи.

— < Говорите, сказалъ Муравьевъ: посмотримъ, какъ вамъ удастся поколебать мое непреклонное рѣ шеніе.

— «Если ваше рѣ шеніе дѣ йствительно непреклонно, отвѣ чалъ я, въ такомъ случаѣ я все-таки исполню свой долгъ и буду откровененъ. Позвольте предложить вопросъ: съ какого разстоянія осмотрѣ ны, сняты и нанесены на этотъ планъ карсскія укрѣ пленія?

— < Въ телескопъ, отвѣ чалъ главнокомандующій.

— «Значитъ, на разстояніи семи, а можетъ быть и болѣ е верстъ.

— < Да. Вы хотите сказать, быстро перебилъ меня Муравьевъ, что этотъ планъ не можетъ быть вѣ ренъ?

«Болѣ е. Я удивляюсь, какъ ваше высокопревосходительство рѣ шаетесь основывать на немъ свои предположенія, когда на разстояніи какой-нибудь полуверсты зоркій глазъ, вооруженный отличнымъ биноклемъ, меня обманываетъ. Въ прошедшій разъвамъ было угодно показать мнѣ на планѣ ворота, въ которыя должна войти 18-я дивизія. Вы говорили: < ворвавшись, полки распространятся направо и налѣ во по валамъ укрѣ пленія». На это скажу вамъ: не разъ, а десятки разъ въ лунныя ночи проѣ зжалъ я съ моими пластунами по этимъ мѣ стамъ въ разстояніи близкаго ружейнаго выстрѣ ла отъ непріятеля, и признаюсь: тріумфальныхъ воротъ, поставленныхъ для торжественнаго вступленія нашихъ войскъ, не видѣ лъ. Тамъ есть калитка, куда спѣ шенные кавалеристы водятъ своихъ лошадей, но если туда попадетъ дивизія — она будетъ разстрѣ ляиа, прежде чѣ мъ головная рота успѣ етъ протѣ сниться въ эти ворота. Время, удобное для приступа, продолжалъ я: нами пропущено. Карсъ надо было брать, пользуясь тѣ мъ впечатлѣ ніемъ, которое произвело на турокъ прибытіе нашего корпуса, сильнаго, бодраго и страшнаго своими побѣ дами. Теперь впечатлѣ ніе это ослабло; турки опомнились; они возвели на нашихъ глазахъ цѣ лый рядъ укрѣ пленій и будутъ драться отчаянно, полагая, что неудача заставитъ насъ отступить отъ крѣ пости.             

«Далѣ е, продолжалъ я, успѣ хъ вашъ вы основываете на предположеніи, что найдете непріятельскія батареи открытыми съ горжи. Можетъ быть это и такъ, но на Чакмахѣ есть горжи; нѣ тъ, стало быть, причины предполагать, чтобы ихъ не было и на Шорахѣ. Къ тому же, въ войскахъ не приготовлено ни лѣ стницъ, ни фашиннику, а безъ этихъ пособниковъ исторія не учитъ насъ брать сильныя крѣ пости. Если вамъ извѣ стны иныя средстваг научите имъ прежде насъ, вашихъ ближайшихъ сотрудниковъ. Простите мнѣ выраженія, облеченныя, можетъ быть, въ рѣ зкуіо форму. Не пріучилъ я себя съ-молоду говорить иначе. Не скрою отъ васъ и того, что, блокируя Карсъ въ теченіи многихъ мѣ сяцевъ, мы ровно ничего не сдѣ лали, чтобы ознакомиться съ положеніемъ крѣ пости. Колонны, конечно, двинутся ночью, но тѣ, кто поведетъ ихъ, не зная мѣ стности, могутъ ошибиться направленіемъ или встрѣ тить препятствія, о которыхъ никогда не думали. Этихъ случайностей вы отвратить не можете, а между тѣ мъ онѣ способны обратить въ ничто всѣ ваши расчеты, и тогда тяжелая отвѣ тственность въ потерѣ лучшей и храбрѣ йшей арміи ляжетъ прямо на васъ, ея главнокомандующаго... Не торопитесь приступомъ: время года, скудные съѣ стные припасы гарнизона —все предвѣ щаетъ близкое паденіе крѣ пости. Черезъ мѣ сяцъ, много черезъ два, Карсъ со всею Анатоліею и безъ пролитія крови будетъ въ вашихъ рукахъ. Но если обстоятельства, мнѣ неизвѣ стныя, побуждаютъ васъ безотлагательно испытать для покоренія крѣ пости такое крайнее средство, какъ приступъ, тогда ведите главную атаку противу Чакмахскихъ вьісотъ: онѣ доступнѣ е и могутъ быть взяты съ меньшею потерею, нежели Шорахскія. Завладѣ въ Чакмахомъ, мы охватимъ сильныя шорахскія укрѣ пленія съ тылу и гарнизонъ ихъ, лишенный сообщенія съ крѣ постью, вынужденъ будетъ или заблаговременно очистить редуты, или пробиться въ поле, или штурмовать насъ самихъ на Чакмахѣ. Но то, и другое, и третье совершенно немыслимо для турокъ. Вѣ рнѣ е всего они положатъ оружіе. Говорю это съ увѣ ренностію, потому что знаю Чакмахъ и Шорахъ не по однимъ разсказамъ. Скажу еще болѣ е: съ одною моею кавалеріею я берусь занять всю линію чакмахскихъ батарей, за исключеніемъ Вели-Табіи. Поддержите меня.

— «А сколько вамъ надо пѣ хоты? спросилъ главнокомандующій.

— «Восемь баталіоновъ.

— «Этого я не могу дать.

— «Въ такомъ случаѣ не могу принять на себя и отвѣ тственности за успѣ хъ предпріятія, отвѣ чалъ я: Вели-Табія очень сильна, а не завладѣ въ ею, нельзя будетъ удержаться и на Чакмахѣ: турки разстрѣ ляютъ насъ перекрестнымъ огнемъ. Но разъ рѣ шаясь на штурмъ, не пожалѣ йте войска. Шорахъ вы не возьмете и съ 15-ю баталіонами, въ этомъ да будетъ вамъ порукою моя голова, посѣ дѣ вшая въ битвахъ.

«Муравьевъ медленно приподнялся съ мѣ ста.

— «Генералъ, сказалъ онъ рѣ зко, дѣ лая удареніе на каждомъ словѣ: въ отвѣ тъ на вашу рѣ чь напомню вамъ русскую пословицу: яйца курицу не учатъ, а слушаютъ. Вы слишкомъ опрометчиво ручаетесь своею головою; поэтому я возвращаю вамъ ваше слово назадъ. Возвратитесь къ отряду. Наканунѣ приступа получите вы приказанія, которыя я обязываю васъ исполнить въ точности.

«Съ тяжелымъ предчувствіемъ выѣ халъ я изъ главной квартиры, давъ себѣ слово болѣ е ни во что не вмѣ шиваться и исполнять только то, что будетъ приказано. Случай заставилъ меня, однако же, скоро отказаться отъ моего намѣ ренія. Разъ, передъ вечеромъ, я лежалъ въ своей палаткѣ и по обыкновенію смотрѣ лъ въ подзорную трубу на то, что дѣ лается въ Карсѣ. Вдругъ мнѣ показалось, что на Чакмахѣ происходитъ какое-то необыкновенное движеніе. Я началъ вглядываться и вскорѣ убѣ дился, что турки производили ученье: войска ихъ по барабанному бою входили въ редуты и стройно, безъ суматохи становились на валахъ укрѣ пленій. Какъ молнія мелькнула въ головѣ моей мысль, что турки знаютъ о предстоящемъ штурмѣ, и я подъ этимъ впечатлѣ ніемъ, схвативъ перо, тотчасъ написалъ записку къ главнокомандующему. Муравьевъ оставилъ ее безъ отвѣ та».

Между тѣ мъ, спустя нѣ сколько дней послѣ этого происшествія, въ полдень 11-го сентября[21], съ карской цитадели вдругъ загремѣ ли пушечные выстрѣ лы. Турки стрѣ ляли холостыми зарядами и, какъ мы узнали въ послѣ дствіи, праздновали паденіе Севастополя. Это печальное событіе только ускорило роковое рѣ шеніе главнокомандующаго. Вотъ что говоритъ объ этомъ самъ генералъ-адъютантъ Муравьевъ въ своихъ запискахъ о войнѣ въ Малой Азіи: «Видимое изнеможеніе непріятеля, бодрое состояніе нашихъ войскъ, духъ, оживлявшій ихъ, негодованіе, порожденное паденіемъ Севастополя, желаніе отмстить врагу и всеобщій порывъ къ бою служили въ то время лучшймъ ручательствомъ за успѣ хъ — и приступъ Карса былъ рѣ шенъ въ мысляхъ генерала Муравьева»[22].

Предпріятіе это хранилось однако же въ величайшемъ секретѣ.

«Войска», говоритъ Муравьевъ въ письмѣ своемъ къ военному министру: «домогались штурма, но я воздерживалъ порывы, выражавшіеся въ разговорахъ, пока не настало для этого время, и сіе мнѣ ніе мое, прежде рѣ шенія, передалъ я на обсужденіе опытнѣ йшимъ изъ моихъ сотрудниковъ, единогласно признавшихъ необходимость штурма».

Дѣ йствительно, 15-го сентября главнокомандующій собралъ у себя нѣ сколько лицъ, пользовавшихся его особенною довѣ ренностію[23]; но въ строгомъ смыслѣ это не былъ военный совѣ тъ, потому что вопросъ о томъ — быть или не быть штурму — не былъ передаваемъ на общее обсужденіе. Генералъ-адъютантъ Муравьевъ просто изложилъ причины, заставившія его рѣ шиться на приступъ и приказалъ читать диспозицію, послѣ чего присутствовавшимъ пришлось ограничиться только нѣ которыми мелочными замѣ чаніями, и то преимущественно касавшимися самаго строя, въ которомъ предполагалось атаковать непріятеля[24].

Серьезное возраженіе противу диспозиціи сдѣ лалъ Майдель уже по выходѣ отъ Муравьева, потребовавъ, чтобы князь Гагаринъ, вопреки распоряженіямъ главнокомандующаго, поддерживалъ своею промежуточною колонною не тѣ войска, которыя будутъ отбиты, а тѣ, которыя взойдутъ на валъ и будутъ брать батареи[25]. «При успѣ хѣ », сказалъ ему Майдель: «ваши три свѣ жіе баталіона могутъ упрочить за нами побѣ ду; при неудачѣ они ничего не сдѣ лаютъ и только напрасно увеличатъ общую потерю». Ковалевскій былъ того же самаго мнѣ нія. Однако же Гагаринъ не успѣ лъ привести въ исполненіе ни того, ни другаго: онъ атаковалъ Яриманъ-Табію, но былъ отбитъ и Майдель лишился черезъ это содѣ йствія въ самую необходимую для него минуту.

Но изъ того, что никто изъ присутствовавшихъ при совѣ щаніи не выразилъ и не отстаивалъ мнѣ нія о невозможности штурма, нельзя заключить еще, чтобы всѣ одинаково были убѣ ждены въ его успѣ хѣ и необходимости. Нѣ которые, какъ напримѣ ръ Ковалевскій и Майдель, были положительно противъ штурма, и не возражали только потому, что главнокомандующему были уже извѣ стны ихъ мнѣ нія, поднимать которыя снова, послѣ категорическаго приказанія идти на приступъ, они считали неумѣ стнымъ. Когда Муравьевъ спросилъ однажды Майделя, что думаетъ онъ о приступѣ къ Карсу, тотъ отвѣ чалъ: «Мы потеряемъ семь тысячъ и все-таки можемъ отступить безъ успѣ ха»... «Зачѣ мъ вы сказали семь тысячъ», живо перебилъ его Ковалевскій: «не семь, а десять, двѣ надцать тысячъ уложимъ мы въ Карсѣ и всетаки ничего не подѣ лаемъ[26].

Почему въ военномъ совѣ тѣ не участвовали нѣ которыя лица, которыя по своему положенію въ арміи имѣ ли на то полнѣ йшее право, мы не знаемъ Знаемъ только, что Баклановъ находился въ числѣ послѣ днихъ. Онъ оставался въ Меликъ-Кёѣ и на слѣ дующій день, когда получена была диспозиція, съ удивленіемъ узналъ изъ нея, что штурмъ Чакмахскихъ высотъ порученъ былъ не ему, а генералу Базину, который съ тремя баталіонами долженъ былъ прибыть изъ-подъ Ардагана[27].                                                                                                    

Базинъ, дѣ йствительно, прибылъ 16-го числа и помѣ стился съ своею пѣ хотою въ дер. Чаглаурѣ, подъ горою, гдѣ стоялъ въ послѣ днее время баронъ Унгернъ, отодвинутый теперь къ Ардагану.

Съ прибытіемъ Базина, Баклановъ, какъ младшій въ чинѣ, поступилъ въ его командованіе. Надо сказать, что Базинъ назначенъ былъ начальникомъ ардаганскаго отряда послѣ того, какъ генералъ-лейтенантъ Ковалевскій получилъ въ командованіе часть дѣ йствующаго корпуса, т. е. въ послѣ днихъ числахъ іюля мѣ сяца. Будучи сперва начальникомъ резервной дивизіи отдѣ льнаго кавказскаго корпуса, а потомъ командуя войсками въ окрестностяхъ Ардагана, Базинъ до сихъ поръ не имѣ лъ случая принять участія въ военныхъ дѣ йствіяхъ. Поэтому, придвинутый къ Карсу только за нѣ сколько часовъ до приступа, онъ, по необходимости, вынужденъ былъ ограничиться самымъ поверхностнымъ знакомствомъ съ турецкими укрѣ пленіями, насколько можно было видѣ ть ихъ въ зрительную трубу съ передовыхъ высотъ, занятыхъ нашими постами. Само собою разумѣ ется, что подобнаго знакомства было бы весьма недостаточно, если бы Баклановъ не принялъ на себя обязанности лично сопровождать повсюду генерала Базина и дополнять евоими разсказами то, чего нельзя было видѣ ть ни въ какія зрительныя трубы. Занимая эти мѣ ста съ самаго начала блокады, Баклановъ зналъ Чакмахскія вксоты, какъ свои собственныя владѣ нія, и указанія его, безспорно, имѣ ли для Базина неоцѣ ненную важность.

Между тѣ мъ, передъ самымъ вечеромъ въ отрядъ пріѣ халъ изъ Ардагана одинъ офицеръ, который передалъ за вѣ рное, что ардаганскимъ жителямъ извѣ стно о нашихъ приготовленіяхъ къ штурму. Пораженный этимъ извѣ стіемъ, Яковъ Петровичъ немедленно сообщилъ о томъ главнокомандующему, прибавивъ: «Теперь болѣ е, чѣ мъ когда-нибудь не нахожу нужнымъ брать назадъ мое слово о ручательствѣ своею головою. Да будетъ она готова на плаху, если вамъ удастся занять на Шорахѣ хоть уголъ непріятельскаго редута... »

Въ заключеніе Баклановъ писалъ: «диспозиціи объ общемъ движеніи и штурмѣ 17-го сентября получены мною въ три часа пополудни. Войска стоятъ на готовѣ, и если къ вечеру не получу вашихъ приказаній объ отмѣ нѣ, то въ назначенный часъ двинусь вмѣ стѣ съ Базинымъ по направленію къ Чакмаху».

Отвѣ та не было.

Вечеромъ изъ главнаго лагеря прибылъ адъютантъ главнокомандующаго, капитанъ Ермоловъ[28]. Онъ передалъ Бакланову конвертъ, въ которомъ заключались нѣ которыя дополнительныя распоряженія о штурмѣ, вслѣ дствіе чего Яковъ Петровичъ долженъ былъ отдѣ лить дивизіонъ Тверскаго полка съ однимъ орудіемъ, для наблюденія за Карадагскими высотами, а съ остальною кавалеріею идти по слѣ дамъ пѣ хоты и въ случаѣ надобности поддерживатъ ея атаку на англійскія линіи.

 

III.

Штурмъ Карса.

 

«Въ самую полночь — такъ разсказываетъ К. А. Ермоловъ, два баталіона Бѣ лостокскаго полка вмѣ стѣ съ резервнымъ баталіономъ грузинскаго гренадерскаго и сотнею горійской пѣ шей дружины, при восьми орудіяхъ, выступили изъ лагеря подъ начальствомъ Базина[29]. Особымъ эшелономъ двигалась за ними кавалеріясъ донскою казачьею батареею[30]. Самъ Баклановъ, съ своими пластунами, уѣ халъ впередъ показывать дорогу пѣ хотѣ. Благодаря пересѣ ченной мѣ стности и сумраку ночи, ему удалось незамѣ тно подвести наши войска къ самому подножію Чакмахской воввышенности. Здѣ сь приказано было остановиться и отдохнуть, такъ как колонна Базина должна была начать атаку нѣ сколько позже другихъ, направленныхъ со стороны Шораха. Пользуясь временемъ, я вызвалъ охотниковъ, надъ которыми долженъ былъ принять команду. Ихъ вышло около трехъ сотъ человѣ къ; я ихъ расчиталъ, поставилъ въ головѣ колонны, и, приказавъ быть на готовѣ, возвратился къ Базину. Ночь была холодная. Солдаты лежали на сырой землѣ и съ нетерпѣ ніемъ поглядывали на Карсъ, ожидая призыва къ бою.

«Нѣ сколъко поодаль отъ войска, на одной разостланной буркѣ, лежали Баклановъ, Базинъ и я; мы разговаривали въ полголоса. Баклановъ съ напряженнымъ вниманіемъ смотрѣ лъ на Шорахъ и давалъ мнѣ наставленія, какъ надо дѣ йствовать.

— «Ты, говорилъ онъ: направляйся съ своими охотниками прямо на крайнюю батарею... Недалеко отсюда будетъ небольшой пригорокъ, черезъ который старайся перебѣ жать какъ можно скорѣ е, потому что турки хватятъ тебя картечью разомъ изъ трехъ редутовъ. Потеря будетъ большая, но если ты перебѣ жишь бугоръ — батарея будетъ взята. Брустверъ въ ней не высокій; подсаживайте одинъ другаго; въ случаѣ пошатнутся охотники — держись: я буду близко и въ ту же минуту прискачу съ казакали... Если ворвешься одинъ, помни: какъ только подоспѣ етъ пѣ хота— иди правѣ е: тамъ батареи идутъ за батареями; но это ничего: старайся только захватывать ихъ съ горжи...

«Несмотря на разговоры, время тянулось для всѣ хъ невыносимо медленно. Наступалъ разсвѣ тъ, а грозная крѣ пость казалась погруженною въ глубокій сонъ: такъ тихо и безмолвно было на ея батареяхъ. Многимъ эта зловѣ щая тишина вовсе не показалась зловѣ щею; они расчитывали, напротивъ, что турки безпечно

предаются сну и торопились воспользоваться благопріятною минутою. Иначе думалъ объ этомъ Баклановъ. «Попомните» — сказалъ онъ Базину: —«турецкая пѣ хота стоитъ на валахъ и молча ждетъ нападенія».

«Прошло еще съ полчаса. Вдругъ на Шорахѣ грянулъ пушечный выстрѣ лъ и страшная канонада съ его батарей подтвердила справедливыя опасенія Бакланова. Не теряя времени, я ринулся впередъ съ своими охотниками; приказалъ имъ сбросить капсюли, чтобы не заниматься пустою перестрѣ лкою, и быстро сталъ подниматься на крутую Чакмахскую гору. Пѣ хота отъ насъ не отставала. Ночь еще не развиднѣ лась. Надо было знать, въ какомъ разстояніи находимся мы отъ непріятельскихъ укрѣ пленій. Вопросъ этотъ предложили Бакланову.

— «Они — отвѣ чалъ Я. П., подпустятъ насъ близко и не будутъ стрѣ лять до тѣ хъ поръ, пока охотники не появятся вонъ на томъ бугорочкѣ; теперь же мы находимся отъ батарей на пушечный выстрѣ лъ[31]».

Дѣ йствительно, какъ только охотники взбѣ жали на бугоръ—со всѣ хъ батарей грянулъ убійственный залпъ и непріятельскіе снаряды, съ воемъ и визгомъ, полетѣ ли надъ нашими колоннами. Лошадь подъ Ермоловымъ была убита; ядро сорвало съ него шапку[32]; картечь контузила его въ пахъ, но медлить было нельзя: онъ крикнулъ «впередъ! » и, обѣ жавъ редутъ, атаковалъ его съгоржи. Въ ту же минуту подоспѣ ли штурмовыя колонны. Базинъ находился впереди, съ охотниками, и вмѣ стѣ съ ними верхомъвъѣ халъ въ укрѣ пленіе. Съ паденіемъ перваго редута, второй держался недолго; но турки перебѣ жали въ третій и оттуданачали поражать наши войска сосредоточеннымъ пушечнымъ и ружейнымъ огнемъ. Въ эту минуту Баклановъ, зорко слѣ дившій за дѣ йствіями пѣ хоты, привелъ въ карьеръ донскую батарею и началъ осыпать непріятеля картечью; къ нему присоединилась пѣ шая артиллерія. Тогда, покинувъ и этотъ редутъ, турки искалиспасенія уже въ Вели-Табіи, но это постыдное бѣ гство послужило только къ ихъ гибели, потому что казаки, взобравшіеся на валъ въ разныхъ мѣ стахъ, напали на нихъ въ промежуткѣ между укрѣ пленіями.

Третій редутъ, тотчасъ же занятый ротою гренадеровъ, отдѣ лялся отъ Вели-Табіи глубокою лощиною, вдоль которой, со стороны занятыхъ нами укрѣ пленій, тянулись завалы, составляющіе родъ траверзовъ. Сюда собралась вся наша пѣ хота, а между тѣ мъ Баклановъ распорядился ввести въ покинутые редуты спѣ шенныя казачьи сотни.

Такимъ образомъ, въ исходѣ пятаго часа вся линія Чакмахскихъ укрѣ пленій находилась въ нашихъ рукахъ, со всею своею артиллеріею. Взяты были 15 орудій, два знамени, 12 значковъ, лагерь и нѣ сколько плѣ нныхъ. Будь въ это время подъ рукою три, четыре свѣ жіе баталіона, можно было бы сдѣ лать попытку противу самой Вели-Табіи. Ермоловъ, съ горстію своихъ охотниковъ, бросился-было къ ея укрѣ пленіямъ, но встрѣ ченный картечью изъ тридцати орудій, вынужденъ былъ поспѣ шно укрыться за траверзами. Надо было ждать подкрѣ пленія.

Еще въ разгарѣ самаго боя, когда пѣ хота овладѣ ла первымъ редутомъ, Баклановъ послалъ Скопина, находившагося при немъ ординарцемъ, извѣ стить главнокомандующаго объ этомъ успѣ хѣ. Слѣ домъ за нимъ поѣ халъ хорунжій Баклановъ[33], съ донесеніемъ о занятіи нами уже всей англійской линіи и съ просьбою прислать подкрѣ пленіе.

— Какъ счастливъ ты, сказалъ главнокомандующій, выслушавъ Скопина, что можешь передавать мнѣ подобное извѣ стіе. Взгляни на Шорахъ: тамъ нѣ тъ успѣ ха[34]!

Въ это время подскакалъ къ нему капитанъ Ермоловъ.

— Ваше высокопревосходительство! Я присланъ отъ генерала Базина просить четыре баталіона.

— Что вы тамъ сдѣ лали? спросилъ главнокомандующій.

— Взяли все, что было назначено по диспозиціи, отвѣ чалъ Ермоловъ; теперь дѣ ло остановилось: войскъ мало; мы не можемъ взять Вели-Табіи, но если угодно будетъ прислать четыребаталіона, мы перейдемъ оврагъ и черезъ полчаса соединимся съ вами на Шорахѣ. Баклановъ и Базинъ приказали сказать, что головами ручаются за успѣ хъ предпріятія.

— Подожди, сказалъ главнокомандующій отрывисто.

Онъ началъ слѣ дить въ подзорную трубу за ходомъ боя на Шорахскихъ высотахъ. Прошло съ четверть часа. Ермоловъ рѣ шился напомнить о себѣ, но получилъ тотъ же лаконическій отвѣ тъ: < обождать! > Свободныхъ войскъ подъ рукою рѣ шительно не было. Послѣ дніе резервы или введены были въ дѣ ло, или двигались къ Шораху, чтобы поддержать колонну храбраго Майделя, которая, взобравшись на шорахское плато, гибла въ безполезныхъ усиліяхъ овладѣ ть Тахмасъ-Табіею. Двѣ остальныя колонны[35] были отбиты и отведены обратно въ лагерь. Главнокомандующій казался чрезвычайно озабоченнымъ. " Скачи скорѣ е назадъ", сказалъ онъ наконецъ Ермолову: «и скажи Бакланову и Базину, чтобы отступали; у меня огромная потеря и я не могу овладѣ ть Шорахомъ».

Ермоловъ поскакалъ[36].

Между тѣ мъ турки, видя бездѣ йствіе отряда, занявшаго англійскія линіи, оправились отъ страху и начали поражать его перекрестнымъ огнемъ съ Вели-Табіи и съ Карадага. Было уже восемь часовъ утра; разсвѣ ло совершенно. Изъ Карса вышла значительная колонна и пошла на помощь войскамъ, сражавшимся на Шорахѣ. Она проходила по ту сторону скалистаго оврага, отдѣ лявшаго Чакмахскую гору отъ города. Четыре орудія донской батареи Двухжоннаго сыпнули по ней картечью; но турки, устилая путь трупами, прошли мимо редутовъ и скрылись за возвышенностью. Вслѣ дъ затѣ мъ Баклановъ прислалъ сказать Базину, что дѣ ла на Шорахѣ идутъ плохо, и что пѣ хотѣ надо или укрѣ питься, гдѣ стоитъ, или отступить, потому что турки, управившись съ колонною Майделя, тотчасъ пойдутъ на выручку англійской линіи.

Это предсказаніе не замедлило исполниться. Въ исходѣ 11-го часа головы турецкихъ баталіоновъ, спускавшихся съ Шораха, стали показываться уже въ Чакмахской лощинѣ и скоро крайній, ближайшій къ Вели-Табіи редутъ былъ сильно атакованъ непріятельскими толпами. Три нападенія были отбиты, но держаться долѣ е было безполезно. Пріѣ халъ Ермоловъ и передалъ приказаніе отступать: " Шорахъ уже покинули, сказалъ онъ Базину: потеря громадная; Шорахскую гору не видать за нашими убитыми и ранеными... "

Баклановъ вышелъ изъ редутовъ послѣ днимъ. По его приказанію казаки подняли на лошадей три непріятельскія орудія, а остальныя, подъ его наблюденіемъ, были заклепаны, сброшены съ лафетовъ и вообще приведены въ такое состояніе, что не могли вредить намъ во время отступленія.

Вся кавалерія, стоявшая за скатомъ горы, теперь выдвинулась впередъ и, пропустивъ за себя пѣ хоту, также начала отходить эшелонами. Турки, высыпавшіе изъ укрѣ пленій, стали на нее насѣ дать. Въ одну минуту сборный линейный казачій полкъ князя Витгенштейна повернулъ на лѣ во-кругомъ и гикнулъ въ шашки. Атака, по словамъ Якова Петровича, произведена была съ такою энергіею, какую рѣ дко доводилось ему видѣ ть за всю боевую службу. Рубя бѣ гущую пѣ хоту, линейцы буквально втоптали ее въ самый редутъ и прежде, чѣ мъ непріятель, опомнившись, открылъ огонь, они въ разсыпную унеслись изъ-подъ выстрѣ ловъ. Пользуясь этой атакой, кавалерія успѣ ла поднять убитыхъ и раненыхъ[37].

Войска продолжали отступать, какъ вдругъ на передовыхъ высотахъ опять загорѣ лась страшная канонада. Яковъ Петровичъ поднялся на пригорокъ и съ удивленіемъ замѣ тилъ какую-то часть, пробивавшуюся съ Шораха въ нашу сторону. Это былъ подполковникъ Михаилъ Кауфманъ, отрѣ занный съ баталіономъ Рязанскаго полка и охотниками изъ колонны Майделя на Шорахскихъ высотахъ; онъ пробивался сквозь всю непріятельскую линію къ Чакмаху, въ надеждѣ присоединиться къ Базину, но Базинъ, какъ мы сказали, уже оставилъ турецкіе редуты. Соображая мѣ стность, Баклановъ увидѣ лъ, что баталіонъ, спускавшійся въ Чакмахскую лощину, долженъ будетъ проходить у самой подошвы башибузукской горы, гдѣ скрытно стояли два турецкіебаталіона и батарея изъ пяти орудій. Миновать эту батарею было нельзя и турки ожидали только минуты, когда колонна поровняется съ ними, чтобы засыпать ее картечью. Къ счастію, Кауфманъ во время остановился и послалъ казака извѣ стить о своемъ положеніи Базина. Донской урядникъ, раненый и на раненой лошади, издали завидѣ въ Бакланова, подскакалъ къ нему со словами: " Ваше превосходительство! спасите подполковника Кауфмана". Болѣ е распрашивать было нечего. Трубачъ, находившійся съ Баклановым, подалъ сигналъ остановить пѣ хоту, а Яковъ Петровичъ, схвативъ донскую батарею, маршъ-маршемъ понесся съ нею къ чакмахскому обрыву[38]. По его командѣ батарея снялась съ передковъ и послѣ трехъ убійственныхъ залповъ, открыла бѣ глый огонь, подъ покровительствомъ котораго Кауфманъ двинулся впередъ и благополучно вышелъ изъ-подъ выстрѣ ловъ турецкихъ укрѣ пленій, вынеся съ собою до ста пятидесяти раненыхъ. Между тѣ мъ турецкіе баталіоны, разстроенные огромною потерею, обратились въ бѣ гство, оставивъ на мѣ стѣ изъ числа пяти — три подбитыя орудія и зарядный ящикъ, взорванный нашею гранатою.

Этимъ эпизодомъ закончился штурмъ передовыхъ карсскихъ укрѣ пленій.

Попытка овладѣ ть ими стоила намъ 4 генераловъ, 248 офицеровъ и до семи тысяч нижнихъ чиновъ, выбывшими изъ строя[39]. Изъ этого чйсла на долюБазина потеря сравнительно пала ничтожная и не превышала 475 человѣ къ[40]. Трофеи, добытые на штурмѣ, принадлежали большею частію также колоннѣ Базина: она вынесла съ собою три непріятельскія орудія и 14 знаменъ, украсившихъ собою ставку главнокомандующаго[41].

Сличая офиціальныя донесенія генералъ адъютанта Муравьева съ частными записками современниковъ и нѣ которыми сочиненіями иностранныхъ писателей, нельзя не придти къ заключенію, что, помимо общихъ распоряженій во время самаго боя[42], неудача штурма объясняется слѣ дующими главнѣ йшими причинами:

1) огромнымъ урономъ въ людяхъ.

2) Потерею главныхъ начальниковъ во всѣ хъ трехъ колоннахъ, атаковавшихъ Шорахъ.

3) Неудачнымъ выборомъ главнаго пункта атаки.

  4) Готовностію турокъ встрѣ тить наше нападеніе — и

5) Недостаточвымъ знакомствомъ колонныхъ начальниковъ съ мѣ стностію Шораха, вслѣ дствіе чего генералъ Ковалевскій началъ движеніе ранѣ е, чѣ мъ бы слѣ довало, принялъ влѣ во и попалъ во входящую часть ренисовской линіи подъ страшный перекрестный огонь. Почти тоже самое произошло со второю колонною князя Гагарина, а резервъ ея и вовсе не участвовалъ въ дѣ лѣ: онъ очутился непонятнымъ образомъ гдѣ -то далеко, на лѣ вомъ флангѣ атакующей линіи, и уже въ послѣ дствіи присоединился къ Майделю.

Неудачу третьей колонны обыкновенно приписываютъ тому, что войска, бывшія подъ командою храбраго Майделя, неожиданно нашли редутъ замкнутымъ съ горжи и встрѣ тили превосходныя силы, которыя непріятель успѣ лъ стянуть сюда послѣ отраженія несвоевременныхъ атакъ Ковалевскаго и князя Гагарина:

«Русская пѣ хота[43]», говоритъ генералъ Кмети, «выказала до конца величайшую неустрашимость; но все дѣ ло въ цѣ ломъ было ведено безъ глубокихъ соображеній, на авось. Русскій главнокомандующій, полагая, безъ сомнѣ нія, что горжа Тошмасской флеши была не сомкнута, основалъ свой планъ штурма именно на этомъ предположеніи и, повидимому, ни на минуту не опасался возможности неудачи. Встрѣ тивъ непредвидимую преграду, онъ не измѣ нилъ своихъ первоначальныхъ предположеній и упорствовалъ въ намѣ реніи буквально схватить быка за рога».

По мнѣ нію Вильямса, неудача произошла оттого, «что турецкая армія стояла въ полной готовности отразить нападеніе. Русскіе это скоро замѣ тили и, несмотря на то, что дѣ ло потеряло безвозвратно характеръ нечаяннаго нападенія, все-таки направили главныя колонны на Шорахскія высоты. Тогда, продолжаетъ Вильямсъ, я снялъ шляпу и, обратившись къ окружавшимъ меня генераламъ, поздравилъ всѣ хъ съ побѣ дою: овладѣ ть Шорахомъ посредствомъ открытаго штурма было дѣ ломъ болѣ е, чѣ мъ невозможнымъ».

Къ вечеру, по окончаніи боя, войска возвратились на прежнія позиціи.

«На слѣ дующій день — говоритъ въ своихъ запискахъ Баклановъ — я сидѣ лъ въ палаткѣ мрачный, подавленный тяжелой скорбью о тѣ хъ потеряхъ, которыя я предрѣ калъ, но которыя предотвратить было не въ моей власти. Наконецъ я не выдержалъ, сѣ лъ на коня и поѣ халъ къ главнокомандующему.

«Муравьевъ встрѣ тилъ меня сухимъ и суровымъ вопросомъ:

— «Что вамъ угодно?

«Я вспыхнулъ и отвѣ чалъ: пріѣ халъ я только для того, чтобы спросить: кто оказался правымъ — генералъ-ли Муравьевъ или генералъ Баклановъ? »

«Главнокомандующій не нашелся, что отвѣ тить.

«Я повернулся, вышелъ изъ палатки, сѣ лъ на коня и уѣ халъ къ своему отряду»

 

IV.

Послѣ штурма.

 

Меликъ-кёйскій отрядъ снова поступилъ въ непосредственное вѣ дѣ ніе генерала Бакланова. Рѣ шено было продолжать блокаду. Эта настойчивость главнокомандующаго, рѣ шившагося оставаться подъ Карсомъ, вопреки мнѣ нію многихъ генераловъ, составляетъ дѣ йствительную и едва-ли ни единственную заслугу въ эту кампанію генерала Муравьева: ей обязаны мы покореніемъ Карса и плѣ неніемъ анатолійской арміи.

Между тѣ мъ, въ Петербургѣ извѣ стіе о неудачѣ подъ Карсомъ поразило всѣ хъ своею неожиданностію. Тамъ ожидали совершенно противнаго. «Письмо, въ которомъ вы сообщаете о неудачномъ штурмѣ, предпринятомъ 17-го сентября на укрѣ пленія Карса" — писалъ военный министръ къ генералу Муравьеву — «немедленно было отправлено мною въ гор. Николаевъ на высочайшее усмотрѣ ніе государя императора».

«Извѣ стіе эго, конечно, будетъ весьма горестно для его велиличества. Нельзя не скорбѣ ть о тяжкой потерѣ, понесенной храбрыми нашими войсками и въ особенности о томъ, что вы лишились при этомъ многихъ достойнѣ йшихъ помощниковъ».

«Искренно оплакивая потерю столькихъ героевъ, столько опытныхъ и даровитыхъ военачальниковъ, я, съ другой стороны, не теряю надежду, что государь императоръ найдетъ много утѣ шительнаго въ подробностяхъ описываемыхъ вами событій, не оставляющихъ никакого сомнѣ нія въ томъ, что войска кавказскія и въ этотъ несчастный день явили себя вполнѣ достойными своей славы        »

Первые дни послѣ штурма прошли въ тревожномъ ожиданіи вылазки со стороны непріятеля. Носились слухи, что турки, пользуясь одержанною побѣ дою, намѣ рены пробиться изъ Карса, или напасть на отрядъ Бакланова и, уничтоживъ его, принудить насъ къ отступленію отъ крѣ пости. Ожиданія эти разрѣ шились однако же тѣ мъ, что ночью, 10-го октября, изъ Карса выступила партія лазовъ, думая пробраться черезъ отрядъ Бакланова, но замѣ ченная во-время, она была окружена и послѣ недолгаго, слишкомъ неравнаго для нея боя, положила оружіе, въ числѣ двухъ офицеровъ и 116 нижнихъ чиновъ. При лазахъ найдено было семь знаменъ иррегулярнаго войска.

Взятіемъ этихъ трофеевъ оканчивается дѣ ятельность Якова Петровича, какъ начальника самостоятельнаго отряда. Спустя нѣ сколько дней послѣ описанной стычки, утромъ 13-го октября, онъ получилъ предписаніе главнокомандующаго, въ которомъ между прочимъ сказано было, «что на случай выступленія части дѣ йствующаго корпуса изъ-подъ Карса, блокадная линія, со всѣ ми остающимися въ ней войсками, поступаетъ въ полное вѣ дѣ ніе генералъ-маіора Бакланова, которому предписывалось тотчасъ сдать меликъ-кёйскій отрядъ полковнику Тихоцкому[44], а самому прибыть въ главную квартиру для полученія на этотъ счетъ личнаго приказанія».

Поводомъ къ такому распоряженію послужило слѣ дующее: получены были свѣ дѣ нія, что Омеръ-паша, двинувшись въ Гурію, въ тоже время направилъ особый отрядъ къ сторонѣ Ахалдыха съ тѣ мъ, чтобы войти въ связь съ войсками, стоявшими около Арзерума. Вслѣ дствіе этого главнокомандующій, предписавъ генералу Базину перейти опять въ Амаръ-агу и оттуда дѣ йствовать независимо отъ главныхъ силъ по тѣ мъ свѣ дѣ ніямъ, которыя будутъ получаться о непріятелѣ со стороны Аджаріи[45], расчитывалъ самъ идти къ Саганлугу на встрѣ чу Селимъ-пашѣ, котораго предполагалъ уже въ движеніи къ Карсу[46] и побѣ дою въ полѣ ослабить впечатлѣ ніе, произведенное на край нашею послѣ днею неудачею. Поэтому, когда Баклановъ явился къ Муравьеву, между ними произошелъ извѣ стный разговоръ, который самъ Яковъ Петровичъ передаетъ слѣ дующимъ образомъ:

— «Я потребовалъ васъ, сказалъ мнѣ главнокомандующій, для того, чтобы передать нѣ которыя приказанія на случай моего выступленія. Вы, конечно, знаете обязанности, которыя будутъ лежать на васъ, какъ на начальникѣ блокадной линіи.

— «Знаю, отвѣ чалъ я, и постараюсь, насколько съумѣ ю, исполнить ихъ.

— «Обязанности эти велики, но я надѣ юсь на васъ болѣ е, чѣ мъ на кого-нибудь другаго, продолжалъ главнокомандующій; дѣ ло вотъ въ чемъ: я получилъ вѣ рныя свѣ дѣ нія, что Селимъпаша двинулся изъ Арзерума и намѣ ренъ угрожать мнѣ въ то время, когда Омеръ-паша будетъ приближаться сюда изъ Батума[47]. Цѣ ль ихъ, какъ понимаю я, достигнуть Карса и продлить оборону, пока не подоспѣ ютъ французскіе или англійскіе дессанты. Надо разстроить этотъ планъ, надо помѣ шать ихъ соединенію и разбить Селима, прежде чѣ мъ сердарь успѣ етъ перейти черезъ горы. Скажите мнѣ, что вы объ этомъ думаете?

— «Если вы требуете моего сужденія, возразилъ я, то долженъ сознаться, что я на вашемъ мѣ стѣ не позволилъ бы себѣ ни на одинъ шагъ отступить отъ крѣ пости.

— «А почему такъ?

— «Потому что вѣ сти, полученныя вами изъ Арзерума, не заслуживаютъ никакого довѣ рія. Селимъ, подобно Вели-пашѣ, бѣ гавшему цѣ лую кампанію передъ ничтожнымъ отрядомъ Суслова, имѣ етъ войско, составленное на половину ихъ башибузуковъ. Число ихъ не можетъ простираться свыше 10-ти, 12-ти тысячъ. Вѣ роятно-ли, чтобы съ такими малыми средствами онъ перешелъ Саганлугскія горы и далъ бы полевое сраженіе? Другое дѣ ло Омеръ-паша: въ его распоряженіи находится до тридцати тысячъ войска; но время года не позволитъ ему и думать объ открытіи новой кампаніи. Теперь уже октябрь: дороги повсюду испорчены, рѣ ки въ разливѣ, горы завалены снѣ гомъ и черезъ нихъ нельзя переправить не только обозовъ, но даже полевую артиллерію. Съ чѣ мъ же онъ явится? Съ одними ружьями, да съ двухъ, трехъ-дневнымъ продовольствіемъ, принесеннымъ въ ранцахъ! Нѣ тъ, ваше высокопревосходительство, я полагаю, что Омеръ-паша не будетъ такъ простъ, чтобы попасть въ западню, и утверждаю, что полученныя вами свѣ дѣ нія — утка.

— «Какая-же цѣ ль ея? спросилъ Муравьевъ.

— «А вотъ какая. Кто изъ насъ поручится, что въ Пенякахъ не заготовлено нѣ сколько тысячъ вьюковъ съ продовольствіемъ, которые ожидаютъ только случая, чтобы проникнуть въ крѣ пость. Лучшее средство для этого, конечно, отвлечь часть нашего корпуса въ противоположную сторону. И вотъ, лазутчики подосланы. Положившись на нихъ, вы отойдете отъ Карса, а турки сдѣ лаютъ сильную вылазку, раздвинутъ нашу блокадную линію и впустятъ къ себѣ цѣ лые транспорты продовольствія. Если это случится, тогда всѣ жертвы и труды нынѣ шней кампаніи останутся безплодными. Быть можетъ я ошибаюсь, что позволяю себѣ опровергать полученныя вами свѣ дѣ нія. Но допустимъ, что со стороны Батума и Арзерума дѣ йствительно приближаются сильные сикурсы. Ну, что-же? въ добрый часъ! На вашемъ мѣ стѣ я приказалъ бы раздвинуть блокадную линію и пропустить ихъ въ Карсъ безъ всякаго препятствія. Торжество турокъ будетъ не продолжительное. Напротивъ, они придутъ въ отчаяніе, какъ только узнаютъ, что ни Омеръ-паша, ни Селимъ-паша не принесли съ собою продовольствія. Въ два, три дня эти свѣ жія массы истребятъ послѣ дніе, скудные запасы гарнизона и тогда, чтобы не погибнуть съ голоду, вынуждены будутъ или дать полевое сраженіе, или положить оружіе. Въ первомъ случаѣ всѣ шансы будутъ на нашей сторонѣ, потому что мы владѣ емъ сильною артиллеріею, тогда какъ наши противники должны ограничиться одними штуцерниками[48]; во второмъ — вы будете имѣ ть удовольствіе видѣ ть въ плѣ ну не только главнокомандующаго анатолійскимъ корпусомъ, но самого сердаря съ его значительною арміею.

— «Позвольте, перебилъ меня Муравьевъ; вы справедливо сказали, что въ Пенякахъ могутъ быть транспорты; но развѣ эти транспорты не могутъ доставиться въ Карсъ подъ прикрытіемъ сорока-тысячнаго корпуса?

— «Могутъ. Но въ этомъ случае я попрошу ваше высокопревосходительство дать мнѣ полную свободу дѣ йствій съ моими казаками. Ручаюсь вамъ головою, что ни одинъ ешакъ, навьюченный чѣ мъ бы то ни было, не проскользнетъ къ непріятелю.

«Муравьевъ задумался.

— " Да, вы правы, сказалъ онъ наконецъ и подалъ мнѣ руку: я остаюсь подъ Карсомъ... "

Несмотря на такое рѣ шеніе, часть дѣ йствующаго корпуса все-таки продолжала находиться въ полной готовности къ выступленію въ 24 часа, если бы того потребовала надобность; Яковъ Петровичъ также оставался въ главной квартирѣ и, перебравшись внизъ, за Карсъ-Чай, помѣ стился въ палаткѣ казачьяго полковника Петрова[49]. Морозы въ это время доходили уже до нѣ сколькихъ градусовъ; лагери обстроились теплыми землянками и турецкія названія деревень совершенно исчезли изъ разговорнаго языка. Солдаты прозвали Меликъ-Кёй < Баклановкою> и это названіе удержалось до самаго конца, несмотря на то, что меликъ-кёйскимъ отрядомъ командовалъ уже не Яковъ Петровичъ.

Жилъ онъ въ это время далеко не роскошно, отказывая себѣ часто въ самыхъ необходимыхъ предметахъ. Одинъ изъ адъютантовъ Муравьева[50] довелъ объ этомъ до свѣ дѣ нія главнокомандующаго, прибавивъ, что наканунѣ Яковъ Петровичъ при немъ отдалъ послѣ дній имперіалъ какому-то лазутчику, являвшемуся къ нему изъ Карса. Муравьевъ тотчасъ пригласилъ Бакланова.

«Я пришелъ къ нему, разсказываетъ Яковъ Петровичъ, вечеромъ, запросто, какъ для обыкновенной бесѣ ды. Мы долго говорили о положеніи карсскаго гарнизона, какъ вдругъ главнокомандующій круто перемѣ нилъ разговоръ.

— «Правда-ли, что вы въ кругу своихъ задушевныхъ друзей говорите, что знаете въ Карсѣ такое мѣ сто, на которое съ ручательствомъ за успѣ хъ можно повторить нападеніе?

— < Правда, отвѣ чалъ я: пунктъ этотъ лежитъ на Карадагскихъ высотахъ, но шансы, какъ на успѣ хъ, такъ и на неудачу, совершенно равные.

— < Почему такъ?

— < Потому что Карадагскія высоты могутъ быть взяты только врасплохъ; слѣ довательно, малѣ йшая оплошность съ нашей стороны прибавитъ къ жертвамъ 17-го сентября только новыя и безполезныя жертвы.

— «А сколько по вашему соображенію потребовалось бы войска?

— «Войско здѣ сь ничего не значитъ, отвѣ чалъ я: здѣ сь надо темную ночь, да тысячу самыхъ отборныхъ охотниковъ, которые были бы способны, какъ змѣ и, проползти между непріятельскими укрѣ пленіями. Резервы должны оставаться въ лагеряхъ и броситься только тогда, когда охотники будутъ уже на батареяхъ. Условія, какъ видите, нелегкія. Если охотники сохранятъ порядокъ, если резервы не потеряютъ ни одной минуты — успѣ хъ несомнѣ ненъ; въ противномъ случаѣ потеря будетъ больше, нежели была 17-го.

«Муравьевъ молчалъ нѣ сколько времени.

— «Сважите мнѣ, но скажите откровенно, воскликнулъ онъ вдругъ съ необыкновенною живостью: что думаете вы о духѣ нашего войска? Пойдутъ-ли солдаты на вторичный приступъ?

— < Пошли бы, но, къ сожалѣ нію, минувшій штурмъ лишилъ насъ лучшихъ офицеровъ, къ которымъ они питали неограниченную довѣ ренность.

— < А вы-то что-же? перебилъ Муравьевъ, начиная горячиться. Развѣ я не знаю, что васъ они считаютъ своимъ божкомъ, и что за вами пойдутъ въ огонь и въ морскую пучину.

— < Быть можетъ это и такъ, отвѣ чалъ я; но вспомните, ваше высокопревосходительство, что на штурмѣ 17-го сентября не я одинъ былъ божкомъ этого храбраго войска. Майдель былъ боготворимъ солдатами и потеря его была поворотною точкою цѣ лаго сраженія. Ковалевскаго любили не менѣ е. Пока я живъ, ручаюсь, что войска пойдутъ за мною, куда бы я ни повелъ ихъ; но пуля дура; картечь и ядро — не умнѣ е. Если меня убьютъ, охотники останутся одни, потому что, кромѣ меня да трехъ человѣ къ пластуновъ, никто не знаетъ карадагской возвышенности. Поэтому, продолжалъ я, если вы хотите узнать мои мысли, я никогда не посовѣ тую вамъ предпринимать вторичнаго приступа. Покореніе Карса надо предоставить времени, а время это не за горами и черезъ двѣ, черезъ три недѣ ли, турки непремѣ нно положатъ оружіе.

«Вскорѣ послѣ этого разговора, продолжаетъ Баклановъ, главнокомандующему кто-то представилъ необходимость уничтожить турецкій аулъ Шорахъ, расположенный у высотъ того же названія, откуда турки будто бы добывали топливо. Главнокомандующій приказалъ назначить для этой цѣ ли отрядъ подъ моимъ начальствомъ. Однако же мнѣ объявили объ этомъ только тогда, когда до выступленія отряда оставалось не болѣ е получаса.

«Я бросился къ корпусному командиру, чтобы просить его объ отмѣ нѣ этого приказанія, потому что для разборки аула достаточно было послать ночью однихъ охотниковъ. Когда я началъ говорить, что аулъ находится подъ выстрѣ лами крѣ пости, что потеря будетъ большая, меня не хотѣ ли слушать, меня старались увѣ рить, что я ошибаюсь, и приводили въ доказательство то, что во время штурма ни одинъ непріятельскій снарядъ не упалъ даже близко отъ этого мѣ ста.

«я отвѣ чаіъ, что въ этомъ случаѣ слагаю съ себя всякую отвѣ тственность, но, выведя колонну изъ лагеря, остановилъ ее близь Столовой горы и выслалъ впередъ однихъ охотниковъ, за которыми въ полуверстѣ долженъ былъ подвигаться обозъ, назначенный для вывозки изъ аула годнаго дерева. Кавалерія шла за обозами. Я самъ поѣ халъ впередъ и, поднявшись на небольшой пригорокъ, сталъ наблюдать въ подзорную трубу за тѣ мъ, что дѣ лается въ Карсѣ. Въ редутахъ уже били тревогу. Какъ только обозначилось движеніе нашей колонны, турки стали въ ружье и скоро съ передовой батареи загремѣ лъ пушечный выстрѣ лъ. Началась канонада. Снаряды, перелетая аулъ, стали ложиться въ обозъ. Къ счастію, войска остановлены были внѣ выстрѣ ла. Я тотчасъ потребовалъ къ себѣ на пригорокъ нѣ которыхъ начальниковъ и предложилъ имъ полюбоваться картиною.

— «Это удивительно, ваше превосходительство, отвѣ чали мнѣ; надо полагать, что послѣ штурма турки поставили сюда орудія большаго калибра».

— «Казакъ! подыми ядро! сказалъ я ординарцу и пригласилъ присутствующихъ посмотрѣ ть, какого оно калибра».

«Ядро оказалось шести-фунтовое».

«Я приказалъ начать отступленіе, не скрывая уже болѣ е накипѣ вшей досады... »

Размолвка эта была доведена до главнокомандующаго и имѣ ла послѣ дствіемъ то, что Баклановъ до самаго паденія Карса жилъ при главной квартирѣ, не получая уже никакихъ порученій.

Наконецъ, 16-го ноября 1855 г. Карсъ сдался...

В. А. Потто.


[1] Подполковника Фролова.

[2]Такъ какъ кавалерія подчинялась ему только во время экспедицій. Въ прочее же время званіе начальника кавалеріи могло считаться однимъ офиціальнымъ титуломъ.

[3] Иррегулярная кавалерія состояла изъ семи полковъ: два донскіе, два сборные линеіные (кубанской и терской линіи), два конно-мусульманскіе и одинъ куртинскій; кромѣ того, къ ней причислялись три сотни карапапаховъ н дивизіонъ черіеесской милицiи.

[4]Генералъ-лейтенантъ, начальникъ 13-й пѣ хотной дивизіи.

[5]Съ этой позиціи, 28-го іюня, Яковъ Петровичъ, по распоряженію главнокомандующаго, произвелъ рекогносцировку карсскихъ укрѣ пленій, которыя лежали на Чакманскихъ высотахъ, по лѣ вому берегу Карсъ-Чая, и оставались до сихъ поръ еще неосмотрѣ ннымп. Во время рекогносцировкп Баклановъ имѣ лъ перестрѣ лку и отбилъ 30 арбъ, возвращавшихся въ крѣ пость сь накошеннымъ сѣ номъ. (Арх. генер. штаба: дѣ ла кавказскія» за 1855 г. «О сдачѣ Карса»).

[6] Подробности эхого дѣ ла можно видѣ ть въ сочиненiи г. Лихутина: «Русскіе въ Азіятской Турціи», стр. 323, глава XIV.

[7] Къ сѣ веру отъ Карса.

[8] Транспортъ состоялъ изъ 60-ти вьюковъ съ виноградомъ.

[9] Кромѣ нижнихъ чиновъ, мы потеряли убитыми: командира батареи подполковника Тальгрена, капитана генеральнаго штаба Прохорова и смертельно раненымъ — командира Тверскаго драгунскаго иодка генералъ-маіора Куколевскаго.

[10]Отрядъ состоялъ изъ полковъ: Тверскаго драгунскаго, Донскаго № 35-й, 1-го сборнаго линейнаго казачьяго князя Витгенштейиа и дивизіона черкесской милиціи.

[11]Военный Сборникъ 1863 года № 3-й: «Воспоминанія о Закавказскомъ походѣ 1854 и 1855 годовъ».

[12]Селеніе это лежитъ по теченію Карсъ-Чая, верстахъ въ пяти или въ шести ниже города.

[13] Эта труба подарена была Бакланову сыномъ А. П. Ермолова, Клавдіемъ, служившимъ адъютантомъ при ген. -ад. Муравьевѣ.

[14]Однажды въ разговорѣ съ плѣ нными турками кто-то, шутя, сказалъ, что Баклановъ нѣ сколько разъ ходилъ переодѣ тымъ въ Карсѣ по ихнимъ лагерямъ. Они тотчасъ же повѣ рили и стали припоминать между собою какіе-то два случая, когда по лагерямъ ходилъ незнакомый человѣ къ такой наружности, которая на всѣ хъ производила сильнѣ йшее виечатлѣ ніе.

[15] Наслѣ дышевъ контуженъ былъ при этомъ двумя ружейными пулями.

[16] Это было 31-го августа.

[17]Это были дивизіонъ черкесской милиціи и два полка донскихъ и линейныхъ казаковъ.

[18] Это было въ ночь съ 22-го на 23-е августа 1855 г.

[19]Полковникъ Кауфманъ исполнялъ должность начальника инженеровъ дѣ йствующаго корпуса, а генералъ Броневскій — былъ начальникомъ военно- походной канделяріи ыавнокомандующаго.

[20]Въ чисдо ихъ Баклановъ назначилъ своего младшаго сын

[21]Въ то самое время, когда Яковъ Петровичъ имѣ лъ нзвѣ стное уже намъ дѣ ло съ турецкими фуражирами.

[22] Изъ записокъ ген. -ад. Муравьева о войнѣ 1855 г. въ Малой Азіи («Рус. Вѣ стникъ», 1863 г., № 1). (В. П. )

[23]Это былн генералы Бриммеръ, Ковалевскій, князь Гагаринъ, Майдель, Броневскій и полковникъ Кауфманъ.

[24] Со словъ генерала Майделя, который настоялъ на томъ, чтобы первая линія шла не въ баталіонныхъ, а въ ротныхъ колоннахъ, употребленныхъ уже нмъ съ особою пользою въ 1854 году въ извѣ стномъ дѣ лѣ на р. Чолокѣ.

[25] По диспозиціи колонна князя Гагарина должна была атаковать въ про- межутокъ между укрѣ пленіями Яриманъ-Табія и Тошмасъ-Табія и затѣ мъ войти въ связь съ войсками остальныхъ колоннъ. (Соч. Черкесова: «Блокада Карса», стр. 101).             

[26] Со словъ барона Е. И. Майделя.

[27] На военномъ совѣ тѣ не участвовалъ также и графъ Ниродъ, командовавшій блокаднымъ отрядомъ у Каны-Кёя, и назначенный во время штурма произвести днверсію противъ ннжняго турецкаго лагеря. В. П.

[28] Клавдій — сынъ знаменитаго А. П. Ермолова.

[29] Эти три баталіона, по распоряженію главпокомандующаго, были перефор- мироваиы въ четыре — каждый трехъ-ротнаго состава.

[30]8 эскадроновь Тверскаго драгунскаго полка, 10 сотень донскихъ и линей- ныхъ казаковъ, 7 орудій донской батареи Двухжоннаго и 8 ракетныхъ станковъ.

[31]Кромѣ записокъ Я. П. Баклаиова, на это есть указаніе и въ воспомина- ніяхъ о походѣ въ Азіятскую Турцію. (См. «В. Сб. » 1868 г., № 6, стр. 273)

[32]Въ лошадь попало 8 картечныхъ пуль, изъ которыхъ одна зацѣ пила Ермолова, но, къ счастію, будучи на излетѣ, причинила ему только сильную контузію. Около этого же времени и Яковъ Петровичъ былъ контуженъ ядромъ въ голову; по оба оии остались во фронтѣ.

[33] Младшій сынъ Якова Петровича.

[34] Записано со словъ Скопина.

[35]Генераловъ Ковалевскаго и князя Гагарина.

[36] Изъ разсказовъ К. А. Ермолова. (В. П. )

[37] Въ отрядахъ Бакланова и Базина. Князь Витгенштейнъ за эту атаку и капитанъ Ермоловъ за взятіе орудій въ непріятельскихъ редутахъ — по удостоенію кавалерской думы — награждены были орденомъ св. Георгія 4-й ст.

[38]Батарея эта дѣ йствовала подъ прикрытіемъ дивизіона Тверскаго полка, который былъ спѣ шеиъ для того, чтобы представить меньшую цѣ ль непріятельскоё артиллеріи.

[39]Надо полагать, что на самомъ дѣ лѣ потеря въ офицерахъ была нѣ сколько болѣ е, потому что многіе раненые и контуженные, оставаясь во фронтѣ, не пошли потомъ на перевязочный пунктъ и не попали въ списокъ, представленный главнокомандующему. Мы укажемъ только на двухъ: генерала Бакланова и капитана Ермолова, но, по всей вѣ роятности, кромѣ ихъ, были и другія лица.

[40]Въ томъ числѣ 16 офицеровъ.

[41]Четвертое орудіе было взято на Шорахѣ. в. П.

[42]Главпокомандующій во время штурма находился на Столовой горѣ. Мол- чаливъ, серьезенъ и спокоенъ, сидѣ лъ онъ. на камнѣ, слѣ дя за ходомъ боя въ трубу: " когда пробьетъ барабанъ къ штурму — я уже болѣ е не начальникъ", говорилъ онъ. Свита адъютантовъ и ординарцевъ стояла въ сторонѣ въ иочти- тельной тишинѣ и въ полной готовности»... (Воспомиианіе о Карсѣ А. Корсакова)

[43]Описаніе блокады Карса въ 1855 году, Георгія Кмети.            В. П.

[44]Вслѣ дъ за этимь начальникомъ мелнкъ-кёйскаго отряда назначенъ былъ генералъ Базинъ.

[45] Базину разрѣ шалось при этомъ не только перейти въ Ахалцыхъ, но даже имѣ ть въ готовности 1-й баталіонъ Бѣ лостокскаго полка съ вьючнымъ обозомъ для отправленія его, если укажетъ надобность, горами черезъ М. Багдадъ прямо въ Кутаисъ, оставивъ въ этомъ случаѣ только конно-мусульманскій полкъ въ Ардаганѣ для сообщенія черезъ этотъ пунктъ съ нашими главными силами. (Ар. генер. шт. переписка ген. -ад. Муравьева).

[46]Селимъ-паша назначенъ былъ муширомъ въ гор. Арзерумъ и принялъ Вели-пашу подъ свое начальство.

[47]Въ это время у насъ еще не знали о дѣ лѣ на берегу Ингура и о наступленіи Омеръ-паши къ предѣ ламъ Мингреліи        

[48]У насъ было извѣ стно, что полевая артиллерія не могла выступіть изъ Карса по недостатку лошадей.

[49] Командовалъ 1-мъ сбориымъ линейнымъ казачьимъ полкомъ.

[50] Капитан Е.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.