Указ об амнистии 1953 г. и пересмотр дел осужденных

А. В. Беляков, кандидат юридических наук

Указ об амнистии 1953 г. и пересмотр дел осужденных

(на материале нижегородских архивов)

Середина 1950-х годов явилась началом большой работы по реабилитации жертв политических репрессий. Особенно интенсивно реабилитация шла на рубеже конца ХХ и начала ХХI веков. За этот период в СССР было реабилитировано около 5, 5 миллионов человек, в том числе около 30 тысяч наших земляков-нижегородцев. В этой связи особенно значимой оказалась амнистия, проведенная по указу Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года «Об амнистии»[1].

Источниковой базой настоящей рассмотрения этого вопроса явились документы и материалы Государственного казенного учреждения «Центральный архив Нижегородской области» (фонд Р-5980 – «Прокуратура Горьковской (Нижегородской) области», фонд Р-5603 – «Коллекция документов Горьковской областной комиссии по восстановлению социальной справедливости и ликвидации последствий беззаконий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов», сборники документов и материалов нижегородских архивов по политическим репрессиям[2], исследования специалистов[3].

По указу 1953 г. в Горьковской области было освобождено 10 750 человек из тюрем и колоний, сокращены сроки наказания для 4, 3 тыс. человек[4]. На основании того же указа проводились первые мероприятия по пересмотру дел о политических преступлениях. Печально знаменитая статья 58 УК РСФСР, принятого в 1926 году, выделяла восемнадцать составов контрреволюционных преступлений. Часть 1 ст. 58 гласила: «Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, призыву или ослаблению власти, а также действие в направлении помощи международной буржуазии к ее свержению путем интервенции или блокады, шпионажа, финансирования прессы и т. п. ». В части 1 особо подчеркнута «организация восстания, участие в контрреволюционной организации, организация террористических актов, распространение враждебных слухов». В использовании этой статьи на практике наиболее часто отмечалась часть 10 ст. 58 – «шпионаж, сбор с целью передачи сведений, содержащих государственную тайну».

В середине 1930-х годов эта статья уголовного кодекса дополнена изменениями в действующее уголовно-процессуальное законодательство о сокращении сроков следствия и принятии решений без участия суда внесудебными органами на основе указа ПВС СССР от 1 декабря 1934 года. Были приняты и другие решения для ускорения следствия. Это привело к известным искажениям правовой политики в государстве. По данным Центрального архива ФСБ РФ, специалистами (О. Б. Мозохин) подсчитано, что только за 1934-первую половину 1941 года по Горьковской области органами государственной безопасности привлечено к уголовной ответственности по 58-й статье 35 773 человека, а в известный период с августа 1937 по ноябрь 1938 года реально репрессировано 16 261 человек[5].

Перед войной, в годы войны и первый послевоенный период областной прокуратурой (ее специальным отделом) осуществлялся надзор над органами государственной безопасности. Перед нами статистика прокуратуры Горьковской области и территориальному ГПУ по первому послевоенному периоду

Годы	Количество уголовных дел по ст. 58 УК РСФСР и действующего законодательства (данные спецотдела прокуратуры Горьковской области)	Количество осужденных по данным прокуратуры Горьковской области	Количество привлеченных к следствию по ст. 58 УК РСФСР (по материалам ОГПУ)





1950



ВСЕГО:

В итоге за послевоенный период (до смерти И. В. Сталина) в Горьковской области подготовлены постановления судов с уголовной ответственностью по нормам ст. 58 УК РСФСР и действующего законодательства 627 уголовных дел, по ним осуждено 710 человек. За этот период органами государственной безопасности в Горьковской области задержано 2386 человек. Данные прокуратуры отличались от статистики ОГПУ. Органами государственной безопасности привлекалось большее количество граждан без суда в рамках дознания и следственных действий.

Принятый после смерти И. В. Сталина Указ ПВС СССР от 27 марта 1953 года имеет историческое значение не только в пересмотре гуманитарной политики рассмотрения большого количества дел по общеуголовным преступлениям и иным делам, но и, как оказалось на практике, с этого времени органами суда и прокуратуры впервые рассмотрены дела политической направленности[6]. Он явился одним из первых нормативно-правовых актов, поддержавших систему международных норм и правил гуманитарной политики и оказавших влияние на деятельность суда, прокуратуры, правоохранительных органов[7].

По указу ПВС СССР от 27 марта 1953 года «Об амнистии» предписывалось освобождение из мест заключения, а также от других мер наказания, не связанных с лишением свободы лиц, осужденных на срок до 5 лет включительно. Также освобождались лица, осужденные за преступления, не связанные с насилием против личности, за должностные и хозяйственные преступления, за воинские преступления, перечень которых содержался в Указе. Было предписано освободить из мест заключения, независимо от срока наказания осужденных женщин, имеющих детей в возрасте до 10 лет, и беременных женщин, несовершеннолетних в возрасте до 18 лет, мужчин старше 55 лет и женщин старше 50 лет, а также осужденных, страдающих тяжелым неизлечимым недугом. Было принято решение сократить срок заключения наполовину осужденным к лишению свободы на срок свыше пяти лет. Указ не применялся к лицам, осужденным на срок более 5 лет за контрреволюционные преступления, крупные хищения социалистической собственности, бандитизм и умышленные убийства.

28 марта 1953 г. Совет Министров СССР принял постановление, в котором обязал органы власти на местах принять меры к трудоустройству амнистированных граждан, в первую очередь одиноких беременных женщин и женщин, имевших несовершеннолетних детей. Однако содержавшееся в данном постановлении требование относительно трудового устройства лиц, освобожденных по амнистии, на местах так и не было выполнено. В соответствии с приказом министра внутренних дел, министра юстиции и Генерального прокурора СССР № 08/012/085с от 28 марта 1953 г. работу по освобождению из мест заключения лиц, подлежавших амнистии, требовалось завершить к 1 июня 1953 г. На основании этого нормативно-правового акта в Горьковской области освобождено 10. 750 человек из тюрем и исправительно-трудовых лагерей, сокращены сроки наказания для 4, 3 тыс. человек[8].

Всего в СССР по этому указу было освобождено 1. 201. 606 человек. В результате этого акта общая численность заключенных в лагерях к 1954 году сократилась на 52, 7%. Указ практически не коснулся тех, кто был осужден за контрреволюционную деятельность. Таких к началу амнистии в стране насчитывалось 590. 287 человек, то есть половина из оставшихся в лагерях заключенных. Однако именно с этого распоряжения начался процесс проведения процедуры амнистии за политические преступления.

Отправка к местам прописки амнистированных прошла организованно. Для этого было отправлено 381 товарно-пассажирских состава. Из отдаленных лагерей вывоз амнистированных производился морским и речным транспортом, для чего использовались 38 парохода и 15 специально оборудованных барж. На всех крупных железнодорожных узлах работали группы сотрудников лагерей и колоний, они оказывали помощь в отправке к местам избранного жительства транзитных пассажиров из числа лиц, освобожденных по амнистии.

Следственными, органами, учреждениями по исполнению наказания Горьковской области в связи с указом от 27 марта 1953 года осуществлена проверка содержания лиц в местах лишения свободы. Были освобождены: осужденные до 5-ти лет – 6. 897 человек; осужденные за ненасильственные преступления (ст. 2 Указа) – 225 человек; осужденные женщины с детьми (ст. 3) – 1. 733; женщины с детьми, дети – 372; несовершеннолетние – 130; мужчины старше 55 лет – 601; женщины старше 50 лет – 269; больные – 333. Также освобождены лица за отбытую половину срока –1858. Всего – 10. 715.

Кроме того, произведено сокращение срока наказания с правом оставления в местах заключения – 4. 273 человек. В итоге исполнение указа «Об амнистии» в Горьковской области было распространено на 14. 994 человек. Из них 13. 576 содержалось в исправительно-трудовых лагерях; 1. 418 человек – в тюрьмах[9].

По постановлениям следственных органов в Горьковской области освобождено 161 человек, по определениям судов 108 человек, освобождено 15 спецпоселенцев. На основании ст. 1 Указа амнистировано со снятием судимости 7. 992 человек, из них: по Указу от 14 июля 1951 г. – 2. 478 чел.; по Указу от 15 апреля 1942 г. – 1. 724 чел.; отбытием установленного срока на предприятиях – 2. 217 чел.; отбыванием срока исправительно-трудовых работ в колхозах – 1. 125 чел.; осужденных инженерно-технических работников на общих основаниях – 287 чел.; привлеченных по административным постановлениям – 161 человек[10]. Всем осужденным к исправительно-трудовым работам и освобожденным на основании Указа «Об амнистии» было объявлено о снятии судимости.

Освобожденным по амнистии, проживающим в пределах Горьковской области, выдавались паспорта по месту жительства. Каждый освобожденный, обращаясь к администрации лагерного подразделения, приобретал железнодорожный билет до места следования. При массовом отбытии, амнистированных отправляли до станции, где осуществлялась посадка в вагоны в организованном порядке. По требованию амнистированного деньги на проезд администрация выдавала. Женщинам с детьми выдавали питание.

Процесс помилования был продолжен применением указов Президиума Верховного Совета СССР: от 24 апреля 1954 года — «О порядке досрочного освобождения от наказания осужденных за преступления, совершенные в возрасте до 18 лет»; от 14 июля 1954 года — «О введении условно-досрочного освобождения из мест заключения»; «О досрочном освобождении заключенных инвалидов, престарелых, лиц, страдающих неизлечимым недугом, беременных женщин и женщин, имеющих малолетних детей», и, наконец, пересмотром дел в отношении лиц, осужденных за контрреволюционные преступления.

Разумеется, последствия неустроенности не заставили себя ждать. Вопросы транспортировки, трудового и бытового устройства лиц, подлежавших освобождению по амнистии, их социальной реабилитации были недостаточно продуманы и проработаны. Так, из числа освобожденных по общеуголовным делам по указу от 27 марта 1953 года в городе Горьком в 1953 году было прописано 5. 567 человек, из них трудоустроено 3. 048, на работах – 2. 519 человек. К середине июня 1953 года свыше 35% амнистированных по всему СССР не были обеспечены хоть какими-то рабочими местами.

С применением амнистии в 1953 году по сравнению с предыдущим годом общеуголовная преступность в СССР увеличилась более чем в два раза: со 153. 199 до 347. 134 криминальных проявлений[11]. Следует отметить, что в течение следующего 1954 и последующего 1955 годов, как отмечала статистика, оперативная обстановка как в стране, так и в Горьковской области, оставалась весьма сложной. Так, в Горьковской области среди осужденных в 1955 году были ранее судимые лица за однородные преступления – 368, за другие преступления – 958 чел., всего 1. 326 человек. Особенно много рецидивистов осуждено за хищения личной собственности, хулиганство, нанесение тяжких телесных повреждений. Всего осуждено 2. 115 человек, только по городу Горькому – 1941, из них ранее судимые 691, только по городу Горькому 359 человек. Отмечалось, что за период проведения амнистии с 1953-1955 гг. преступность снизилась по линии хищений социалистической собственности. Однако значительно увеличилось число иных общеуголовных преступлений[12]. Органы управления объясняли это как недостатками карательной политики судебных органов, милиции, так и досрочным освобождением по амнистии значительного числа лиц, недостатками в работе по учету нарушений. Отмечались недостатки в воспитательной работе профсоюзных, общественных организаций, неудовлетворительная работа по воспитанию амнистированных[13].

Необходимо отметить, что с 1 сентября 1953 года Верховный Суд СССР получил право пересматривать дела ОГПУ, Особого совещания, троек и тогда появились первые амнистированные, осужденные на срок менее пяти лет. Таких по стране было немного. Был введен упрощенный порядок рассмотрения подобных дел, но и даже тогда этот вердикт оказался не окончательным.

За первый послевоенный (до 1953 года) период органами государственной безопасности в Горьковской области в рамках дознания и следственных действий фактически привлечено 2386 человек[14] по ст. 58 УК РСФСР 1926 года. Эти данные по Горьковской области нами приводятся на основании обобщенного статистического материала из государственных, в том числе ведомственных архивов, приведенных в исследовании профессора Академии ФСБ О. Б. Мозохина. Они объективно дополняют статистику судебных органов и прокуратуры Горьковской области по специальным делам. По материалам названных выше учреждений получение обобщенных данных по этим делам представлялось делом практически невозможным.

С 1954 года органы прокуратуры получили право истребовать из МГБ архивные дела. Для ускорения процесса создаются выездные комиссии, которым разрешалось применять решения об освобождении заключенных. Этот процесс происходил под контролем Президиума ЦК КПСС «так как ситуация постепенно накалялась»[15].

Прокуратура РСФСР распоряжением от 7 января 1955 года создает комиссию по пересмотру дел о контрреволюционных преступлениях, которая могла бы сообщать в прокуратуру РСФСР о числе осужденных и количестве дел в специализированные комиссии, а также информировать о лицах, содержащихся в местах заключения. В приказе Прокурора РСФСР за №9/1-с отмечалось, что в связи с амнистией за контрреволюционные преступления и приказом о создании комиссии по пересмотру уголовных дел о преступлениях требуется сообщать в прокуратуру РСФСР о числе осужденных и количестве дел в специализированные комиссии, а также сообщать о задержании списков.

В прокуратуре Горьковской области возникали вопросы различного содержания, прежде всего при ответах населению на поставленные вопросы о реабилитации. Так, в обращении прокурора Горьковской области И. Н. Михайлова на имя заместителя Генерального прокурора Д. Е. Салина сформулирована просьба разъяснить, «что следует отвечать гражданам, если им объявили, что их родственники, осужденные к лишению свободы, отправлялись в дальние лагеря без права переписки? Следует ли признавать незаконными и опротестовывать ли решения тройки УНКВД в отношении осужденных к высшей мере наказания, если по Уголовному кодексу за это преступление установлена санкция в виде лишения свободы? Такой вопрос был возможен потому, что областная прокуратура, - отмечал И. Н. Михайлов, - не имеет Положения о тройках. Может ли быть законным подобный орган? Особым тройкам УНКВД было предоставлено право приговаривать к высшей мере наказания с учетом личности независимо от того, что уголовный закон не конкретизирует преступление и установление ответственности за наказание в виде лишения свободы»[16].

Известен ответ Д. Е. Салина: «Во-первых, жалобы и заявления следует направлять в УКГБ. Во-вторых, если отсутствует состав уголовного преступления, следует по делу внести протест на предмет прекращения производства. При установлении, что виновность в контрреволюционном преступлении доказана, а меры по этого рода делам завышены, вносить протест нецелесообразно»[17].

В этой связи представляется важной информация И. Н. Михайлова на имя заместителя прокурора РСФСР А. М. Узунова. В отчете по исполнению предписания об амнистии осужденным было отмечено, что изучено 836 дел на 939 человек[18]. По рассмотрению этих дел приняты соответствующие решения. На 28 января, отмечал И. Н. Михайлов, разрешено 941 дело, принято к рассмотрению еще 145 дел[19]. Только по статье 58-10 УК РСФСР 1926 года прокуратурой с 1953 по 1958 годы было реабилитировано 29 горьковчан и 31 житель Горьковской области[20]. Появляются десятки первых реабилитированных и по другим частям статьи 58 УК РСФСР. Однако процесс амнистии по политическим преступлениям в середине 1950-х годов происходил неспешно. В одной из листовок с названием «По ленинскому пути», оставшейся в архиве УКБ по Горьковской области за 1955 год отмечалось: «О том, что кучке авантюристов во главе со Сталиным удалось захватить власть. Миллионы заключенных, подавление всяких свобод, вот что такое «сталинский коммунизм»[21].

Середина 1950-х годов явилась лишь началом большой работы по реабилитации жертв сталинского режима. Это сказалось на развитии системы лесных исправительно-трудовых учреждений в стране. Еще к началу 1954 года в УНЖЛАГе, территориально располагающимся в том числе и в Горьковской области, находилось 17 тыс. осужденных по политическим мотивам и около 10 тыс. по общеуголовным статьям[22]. Как отмечает Марк Фурман, проходивший срочную службу по призыву в конвойных войсках, автор книги воспоминаний «Записки конвоира», «в 1956 году началось непривычное движение людей за колючей проволокой на волю. Так, к январю 1957 года в 6-ом ОЛП УНЖЛАГА из двух тысяч осужденных осталось не более 50-60 по ст. 58 УК РСФСР и не более сотни по общеуголовным статьям»[23]. В своем изложении М. Фурман нередко использует известные всей стране фамилии осужденных, содержащихся лагерях Унжлага по материалам документального повествования Сергея Граховского[24]. УНЖЛАГу в 1950-е годы посвящена обширная статья в «Нижегородском рабочем»[25], документальные рассказы журналиста А. Сизова[26].

Уроженец этих мест, А. Сизов отмечал, что Унжлаг совсем немалый остров Архипелага выкачивал из деревень, вбирал в себя крестьянское население по Ветлуге – устраивались надзирателями. Проводниками собак, десятниками, путейскими рабочими. Столица – станция Сухобезводное. Оно и сегодня центр здешнего исправительно-трудового управления и их число по числу пальцев на руке – 5. Осужденные здесь работают. Собирают комплектующие материалы для использования.

Станция 55 километр – Лапшанга – конечный путь. Унжлаг уходит на добрую сотню километров в Костромскую область. И на всем пути уходят железнодорожные ветки станции – суть лагеря: Поеж, Рассвет, Белый Лух. От каждой ветки ответвления – как от ствола дерева. Каждый железнодорожный ус оканчивался отдельным лагерным пунктом (ОЛПом). Как свечки в именинном пироге натыкано в окрестных лесах: 12. 14. 24, 26, 30, 32. 94, 96.

Станция Лапшанга - тоже уцелевший лагерный осколок Унжлага. Здесь был лагерь и в нем содержалось до двух тысяч человек. Лагерь ликвидировали, а народ остался. Да еще из других лагерных пунктов понаехали. В 1963 году сломали ОЛПы. Как отмечал упомянутый нами нижегородский журналист А. А. Сизов: «Да ушел в небыль позор социалистического строительства – архипелаг со своим Унжлагом. Здесь содержалось много политических заключенных, что подтверждается документальными данными, а также воспоминаниями людей, в том числе из окрестных мест»[27].

Особенно сложно было в военные годы. Зимой 1942 года в селе Ахпаевке появляются мужчины-нищие. В лагерях голодали. Оказывается, бывшие заключенные, вышедшие на волю собирали еду у населения из ближних мест[28]. Выручала печеная картошка. Нужно помнить, что люди гибли не только защищая родину на фронтах, но и в глубоком тылу. А «железнодорожные станции строились на костях людей»[29].

Развитию системы исправительно-трудовых учреждений Нижегородско-Горьковского региона посвящена книга воспоминаний Заслуженного работника МВД СССР В. М. Герасимова[30]. Воспоминания этого уважаемого человека энциклопедических знаний, прошедшего службу с низовых должностей в годы Великой Отечественной войны, а с середины 1950-х годов ставшего одним из руководителей учреждений системы исполнения наказания, показывают специфику служебной деятельности, предостерегают от поспешных заявлений в адрес рядового и начальствующего состава этих учреждений. Развитие системы исправительно-трудовых учреждений Горьковской области, в том числе в 1950-е годы, изложено и в брошюре профессора истории Е. И. Подрепного[31].

В одном из первых монографических исследований по истории лесных исправительно-трудовых учреждений В. Бердинских подчеркивает, что пик наполняемости произошел к концу 1949 года и составлял 28 тыс. осужденных, из них 31, 7% - это осужденные по политическим мотивам. Начальник Вятлага, получив распоряжение МВД, Минюста и Прокуратуры от 4 января 1954 года в рамках исполнения Указа ПВС СССР от 27 марта 1953 года о создании комиссии по проверке дел по ст. 58 УК РСФСР, распорядился уничтожить переписку по этим делам[32]. Что заставляет задуматься о законности действий этого руководителя учреждения.

После ХХ съезда КПСС, принявшим историческое постановление по докладу Н. С. Хрущева «О культе личности и его последствиях», появляются материалы в советской печати на эту тему. Известный писатель-орденоносец, лауреат многих писательских премий, лауреат Государственной премии в области литературы Н. И. Кочин в своем заявлении 20 декабря 1956 года в комиссию партийного контроля Горьковского ОК КПСС отмечал: «Все дело было сфальсифицировано от начала до конца. Все обвинения летом 1943 г. (в создании контрреволюционной организации, пропаганде и агитации – А. Б. ) нам были продиктованы под видом чистосердечного признания, в условиях, исключающих всякую возможность к сопротивлению»[33]. Он оказался одним из граждан, который устоял под непрекращающимися преследованиями и в местах заключения. Не менее известный писатель А. И. Патреев[34], отбывший срок по одному делу с Н. И. Кочиным, в своем заявлении комиссии партийного контроля Горьковского ОК КПСС отметил, что не выдержал пыток, продолжавшихся 4, 5 месяца и дал признательные показания. Проблемы адаптации к новой жизни помилованных, ярко отражены, в частности, в повести Н. И. Кочина «По вольному найму»[35], тиражированной его учениками после ухода из жизни.

Впервые в послевоенный период процесс помилования касался трудовых дел, преступлений средней тяжести. По данным специалистов из зарегистрированных в годы войны 18 млн. уголовных дел, более половины из них были по закону от 26 декабря 1941 года за дезертирство с объектов военной промышленности. Во исполнение приказа Прокуратуры, НКВД, НКГБ, НКЮ СССР от 12 июня 1945 года принято распоряжение «Об амнистии в связи с Победой над гитлеровской Германией»[36] По немусокращены сроки уголовного преследования, прекращено рассмотрение уголовных и административных дел в отношении 32 тыс. жителей Горьковской области, в том числе для осужденных к лишению свободы 6. 656 человек, к исправительно-трудовым работам 14. 894 человек[37]. Также на территории Горьковской области в первый послевоенный период находилось в лагерях, спецпоселениях, спецгоспиталях МВД-МГБ более 40 тыс. военнопленных[38]. К началу 1950-х годов большинство военнопленных интернировано на родину.

Таким образом, указу Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии» от 27 марта 1953 г принадлежит историческая роль по началу реабилитации осужденных по делам политической направленности. При этом выделяются как субъективные (смерть И. В. Сталина), так и объективные условия (наличие большого числа людей в местах лишения свободы при обширных задачах восстановления народного хозяйства после войны) его исполнения. В сознании людей ясно обозначилась необходимость изменения условий жизни, а они невозможны без решения вопросов, находящихся в связи с правами и свободами человека.

Вот как описывает Николай Иванович Кочин в рассказе «По вольному найму», содержавшем материал автобиографического характера[39], сам факт выхода на свободу своего героя по фамилии Петров.: «Когда за мной затворились ворота, я вышел на свободу, то…растерялся, я отвык ходить за стену лагеря. Я был как тот пес, которого держали десять лет в темной конуре, спустили с цепи и вытолкнули за дверь. Я растерялся, я отвык ходить за стеной лагеря один: мы ходили пятеркой, сцепившись под ручку, не оглядываясь по сторонам…и вдруг такая беспомощность идти без правил одному, глядеть куда захочется, останавливаться. Я стоял за воротами и все не решался отойти от них. Нас выпустили человек 50. К выпущенным подходили женщины, приглядывались к ним, осматривали их, трогали их руками. Так было всегда, когда группа выходила из лагеря. Это была ярмарка женихов. Вдовы и девушки из окрестных селений ждали выхода освобожденных….. Я домой еду. У меня есть жена на Волге…Я плакал». А далее предстояла поездка на железнодорожном транспорте в Свердловск, и в конечный пункт поездки-город Горький.

Предстояло трудоустройство. Прописка. Все это представляло сложность. Временное пристанище у женщины-пенсионерки. Работа могильщиком. Наконец, прописан. Как отмечает автор рассказа далее: «Вместе с пропиской вырос мой дух». Стал заниматься трудоустройством по специальности. …»Я пошел в горком, в редакцию областной газеты, которую сам когда то редактировал и которая находилась в районе ярмарки. Редактировал газету Кирилл Шапкин, при мне работавший репортером в отделе городской жизни. Отца у него арестовали раньше меня. Так он от него отрекся. Сам говорил, что отец народ обманул и требовал для него расстрела. Никогда я не знал, что он может в чем-либо сомневаться. Без высшего образования и протеже подняться по служебной лестнице было сложно. И вот я у него. Не протянул руку, не дал стула. Спросил о прописке – город Бор. Разговор на «Вы».

«Не Вы первый, кто приходит к нам с того света. И хочет исправить свое положение, совершенно непоправимое. Я на вашем месте стыдился бы появляться тут, да еще публично. Напоминать гражданам города о сделанных своих преступлениях…их все знают и порицают. Объективно – это вредительство. Они успокоились, стали все забывать, подросла смена, которые не слышали ни о шпионах-шахтинцах, ни о правых, ни о троцкистах, ни о кулаках. Вы своим появлением бередите наши раны, поднимаете наш гнев, возмущение, заставляете ворошить прошлое. Это второй ряд преступлений против народа. И хоть вы уже тень прошлого – но и тень мы не хотим видеть.

- Это вы какой-то род помешательства или бесстыдства. Приходите просто туда, где вас проработали и после ареста с фактами в руках разоблачили.

- И далее. При царском режиме жандармы попробовали сочинять процесс еврея Бейлиса. Якобы пил христианскую кровь. Общество не допустило его оклеветать. А при социализме можно оклеветать тысячи?

Я не мог возразить его логике.

- «Мы не виноваты». Слышали мы это. Значит сотни тысяч врагов народа – ошибка? Да может ли быть это? Ведь подумать так страшно. Значит органы ошиблись? Значит суд ошибся? Партия прошляпила? Значит советская власть ошиблась? Общественное мнение ни в чем не разобралось, оно – нуль? Так выходит? Все ничего не поняли, только вы все поняли? Все наоборот получается. Не так видите, посмотрите сквозь пальцы перила моста, и вы увидите, как мост плывет на неподвижной воде. Вам кажется, вы видите, куда-то плывете, а вы остаетесь на месте. Иллюзии - ужасная вещь.

Я молчал, ведь у него была своя логика.

- Когда я говорю матери, что царь подлец, она только усмехалась: выходит весь народ дурак, только ты один умный, и все хорошее на свете подлецами управляется.

- Мы ощущаем общественное бедствие настолько, насколько они отражаются на наших личных делах, - начал я робко, - на вас все отразилось только в благоприятной мере.

- Ах, оставьте эти интенции для своих друзей и не умничайте…Да знаете ли вы, что я когда от отца отказался, за одну ночь жизни. Ведь я отца любил. Но идеалы партии превыше всего! Да ведь и ваша дочь в той же газете от вас отказалась. Выходит мы слепые, предатели, предавшие своих отцов! Если в этой мысли содержится хоть гран правды, разве можно после этого жить!

- Я вышел из редакции. – ТАМ стена глухая. Стена она была и ТУТ», с горечью завершил свое повествование Николай Иванович Кочин. Так отображено Н. И. Кочиным в известном документальном рассказе «По вольному найму». Состоявшийся писатель-орденоносец еще до применения к нему репрессии в довоенный период и после 13 лет мытарств продолжавшему заниматься любимым делом и добившемуся в нем больших успехов[40], став лауреатом Государственной премии и многих писательских премий общесоюзных и республиканских организаций.

Давление органов государственной безопасности ощутило и последующее поколение интеллигенции[41]. Анатолий Кельмансон, известный в СССР партийно-хозяйственный деятель, работал в Москве в Промбанке, был соратником Орджоникидзе и Серебровского, возглавлял Чермет, строил в Чимкенте металлургический комбинат, был заместителем председателя Госплана Казахской ССР. Семья Кельмансон покинула Россию после еврейского погрома в Одессе в 1911 году, - вспоминает И. А. Кирпичникова. Бабушка, которая плохо видела, предпочла остаться в Одессе, а другие родственники обосновались в Париже. Мой папа отправился в Бразилию, оттуда в Америку, где и получил образование, потом жил и работал в Европе.

Ему легко давались иностранные языки, он владел шестью. Шпионаж в пользу разведки тех стран, языками которых папа владел, ему и вменили в качестве обвинения после ареста. Из тюрьмы папа прислал маме единственную записку, в которой просил прислать ему словарь, так как «португальский он знает в совершенстве, а испанский – нет»…

Мой дед очень хотел вернуться на Родину. Вдохновленная Октябрьской революцией, семья Кельмансон вернулась в Россию, но после пересечения государственной границы в 1918 году об их дальнейшей судьбе ничего не известно. Потом мне в Москве потомки таких же ре-эмигрантов сказали, что из получивших визы на въезд дальше границы никто не уехал: все составы были уничтожены. Особенно уничтожали без промедления приезжавших знаменитостей. Из папиного близкого окружения были те, кто подобно руководителю комбината на Балхаше Иванову отстреливался до конца, а потом покончил с собой. Большинство было осуждено по ст. 58 (из руководства Чесайского рудника расстреляны Качурин, Абатуров, Князев, Вознесенский, Кельмансон, один Новохацкий умер своей смертью).

По папиному делу было арестовано немало людей: оно было коллективным. Ровно через 20 лет и один месяц после расстрела отец был реабилитирован за отсутствием состава преступления (на момент расстрела ему был 41 год). Я была в Чимкенте на том горнорудном предприятии, которое было построено отцом, в заводоуправлении увидела музей. Одна стена музея – расстрелянные строители завода… В Жаналыке, на месте массовых захоронений жертв расстрелов в подвалах НКВД Казахстана, побывал президент Назарбаев, так там вспомнили отца, и я очень благодарна.

Мама моя- продолжает далее И. А. Кирпичникова – Елена Федоровна Верещагина, дипломированная стенографистка. Семья мамы не была религиозной, но в церковь обязательно ходили, чаще по праздникам. Мама была очень красивой, статной, хорошо одевалась. На пасху она открывала крестный ход. Отец ее по образованию был бухгалтером, жил в Павлодаре и был одним из немногих, кто владел казахским языком. Павлодар несколько раз переходил из рук в руки: красные, белые… Мама Елены Федоровны была домохозяйкой, она закончила специальные курсы, была великолепным кулинаром, шила и вышивала и дочерей к этому приучила. Семья мамы не была зажиточной, но у них были две коровы, свой дом. Конечно, когда мама вышла замуж за еврея, они очень переживали из-за типичного для России антисемитизма, думали, что маму будут преследовать, как всегда преследовали евреев…

Мама окончила школу второй ступени, рисование у нее преподавал друг Льва Толстого, а директором школы и преподавателем словесности был Костенко, впоследствии министр образования Казахской ССР. После окончания школы выпускники должны были обязательно отработать на ликвидации неграмотности, и мама преподавала в Ермаке (Казахстан, Ермаковская ГЭС). После этого она уже закончила школу стенографисток и какое-то время работала в «Заготхлебе», затем получила направление в горно-металлургический институт и оказалась в Алма-Ате. Там она зарабатывала на жилье тем, что была стенографисткой в исполкоме. В Казахстане они и познакомились с отцом в 1928 году.

Маму арестовали через год после ареста отца, в конце 1936 года. Родители состояли в официальном браке, однако фамилию мама оставила свою. А когда ее арестовали, то в документах НКВД она значилась уже как Верещагина-Кельмансон: их необходимо было для ее осуждения связать…

Сначала она сидела в тюрьме. Поначалу получила срок, который позволял ей выйти на свободу в 1943 году, но, в связи с военными событиями, не только мама, но и все остальные узники концлагеря, имевшие право на освобождение, получили дополнительные сроки и освободились только в 1945–1946 годах и позже.

О местах отбывания наказаний. Карлаг – Карагандинский исправительный трудовой лагерь МВД особого режима в Казахстане, в двадцати километрах от Караганды. В нем было 19 отделений. Через него прошли люди, составлявшие цвет советского общества – А. Л. Чижевский, химик, биолог, физик, астроном, соратник и друг К. Э. Циолковского; В. С. Пустовойт, знаменитый селекционер, академик, дважды Герой Соцтруда; ученики В. И. Вернадского А. М. Симорин и А. А. Корнилов, поэт Н. Заболоцкий, профессор В. Фортунатов, профессор Р. Цион, всемирно известный специалист по бруцеллезу, и десятки тысяч других…

Акмолинский лагерь жен изменников родины (далее – АЛЖИР) изначально создавался как отделение Карлага, так называемая «26-я точка». Позже – пункт «Долинка» (вначале название вели от слова «долина», а вскоре – от тяжелой доли заключенных). Он занимал площадь 2 млн. га – равную Франции. Фактически, это было государство в государстве. В нем даже была своя прокуратура, которая могла добавить срок заключенному. Начинался лагерь с небольшого поселения, куда были привезены первые партии заключенных – вдов арестованных и погибших по ст. 58, п. 10, 11 УК РСФСР.

Когда маму привезли в лагерь, на 26-й точке было всего два барака. Было очень тесно: барак рассчитан на 350 человек, а размещали там до 500 человек. И лагерное начальство сказало: «Если не хотите сдохнуть, вот вам речка, идите и рубите камыш».

Заключенные представляли собой разновозрастную группу женщин, одетых по-осеннему, обувь их совершенно не отвечала суровым условиям и не защищала от холода и грязи. Их начали забирать как «контингент ЧСИР» – членов семей изменников родины с 1935 года и выселять в Сибирь, Мордовию. Их вообще не судили, так как не было соответствующей статьи в УК РСФСР. На станции, когда их привезли, на какую-то импровизированную трибуну поднялся человек с портфелем, набитым маленькими квиточками. Он выкрикивал: «Верещагина – восемь, Татаева – пять! » и так далее – вот это был весь суд! Моя мама дружила с женой Татаева, сотрудника торгпредства во Франции. Она кричала: «Лелька, Лелька, тебе сколько? » – «Восемь! » – «И мне! Вот как хорошо, вместе будем! ».

Заключенных запрещалось использовать по специальности, только по распоряжениям лагерного руководства. Прибывших в «теплушках» и «столыпинских вагонах»-тюрьмах сдавали лагерному начальству по головам – мертвых и выживших. Политические заключенные находились вместе с уголовниками. Были севшие «за колоски»… На место будущего лагеря их свозили эшелон за эшелоном, им запрещались посылки, письма, любая переписка. Только пробывших в АЛЖИРе два года переводили на общалагерный режим.

В годы войны заключенных, даже тех, чей срок кончился, не освобождали. Им разрешалось жить там же, где они отбывали срок, и трудиться как вольнонаемным. Мама получила паспорт после смерти Сталина, и в нем стояло «минус 39 городов» для возможного проживания. Большинство женщин в лагере (90%) были с высшим образованием: профессора, художники, полный состав Харьковского театра оперетты, Вахтанговского театра, много врачей и учителей, инженеров. Они сами строили себе лагерь, делая так называемый камышовые кирпичи – саманные. И первые бараки были именно камышовые, камыш их спас. Камыши связывали в снопы и привязывали к телу, перенося до 20 и более за один раз.

Среди заключенных находились Тухачевские, Подвойская, сестры Фаина и Зоя Гамарник, Нина Эргельнардт, дочь члена Госсовета России, жена и дочь Авеля Енукидзе, жена члена ВЦИК Н. Н. Крестинского, жена члена ВЦИК К. П. Мехоношина, жена поэта В. Багрицкого, этапом проходила Лидия Русланова…

Условия жизни естественным образом приводили к высокой смертности, хотя заключенные пытались создавать хоть какие-то условия для выживания матерей с детьми. Дети до 3-х лет могли оставаться с родителями, старше – отнимались. Вот мать Майи Плисецкой была именно с младшим ребенком – Борисом. С детьми были мать Германа Гофмана, бывшего руководителя нижегородского отделения общества «Мемориал», мать горьковчанки Делории Ивановой.

Бытовые условия были очень тяжелыми. Выстиранные пеленки сушили прямо на себе. Содержание заключенных в расчете на один человеко-день стоило государству 82 копейки, учитывая затраты на содержание охраны и даже мясо служебным собакам, одежду, обувь, двухразовое питание. Отправка в барак для нетрудоспособных – «доходяжный» – означала медленную смерть от истощения. Люди нередко теряли надежду, были случаи самоубийств – один из молодых ленинградских юристов пытался повеситься на яблоне, его вынули из петли: он утратил смысл дальнейшей жизни…

Ирина Анатольевна Кирпичникова вспоминает, что ее мама была ассенизатором, долбила и грузила фекалии, а весной, когда стало тепло, все оттаяло, у нее открылась сильная рвота, и она просто погибала, теряла сознание, и ее перевели мыть котлы. Котлы были огромные, один раз она упала в котел.

Однажды в Долинку приехал Фирсов, начальник, который фактически тайком сделал перепись по профессиям всех заключенных. Он сформировал команду из сметчиц, архитекторов, и они начали проектировать строительство для нужд лагеря, которое велось из саманных кирпичей. Спроектировали швейную фабрику, электростанцию, котельную, баню, столовую, подсобные помещения...

Считаю необходимым сказать, как много патриотизма было в душах людей. И выражался он не только в том, что в годы Великой Отечественной войны все шили одежду для фронта. Всепобеждающая жизнь, воспитанное не при большевиках самоуважение заставляли заключенных стремиться к жизни, достойно жить любой ценой. Они создали в Долинке прекрасную среднюю школу, где преподавание велось на достойном уровне, поликлинику, уникальный театр, который помогал многим просто выживать и не терять рассудок. Читали стихи, записывали мелодии из фильмов…

В Долинской средней школе обучались дети руководящих работников Карлага, дети заключенных и бывших заключенных лагеря, вышедших на поселение и работавших в лагере в качестве вольнонаемных. Учителя тоже были из «бывших». Директором была Лидия Ивановна Рязанцева. Предметниками были тоже знаменитости, например, ученик Фаворского Борис Николаевич Одинцов.

Очень много было случаев и примеров проявления обычной для нас, но такой дорогой в тех условиях человеческой доброты. Даже не только в среде заключенных, но и среди сотрудников администрации лагеря находились те, кто помогал заключенным, иногда рискуя жизнью. Даже в годы Великой Отечественной войны лагерное начальство жило материально очень хорошо. На всю страну гремела слава Карагандинского совхоза МВД СССР, его опытной сельскохозяйственной станции, где трудились выжившие знаменитые советские ученые – Д. А. Усов из Наркомзема и другие.

«Организованный в 1931 году Карагандинский совхоз-гигант ОГПУ получает почетное и ответственное задание освоить громадный район Центрального Казахстана», – один из первых директивных документов Карлага. Осваивали его непосильным трудом заключенных: как ни крути, по сути, это огромный концентрационный лагерь, где жизнь человека не стоила ничего. Тех, кто жил в Долинке до создания «Совхоза ОГПУ» – 27 тыс. человек – всех переселили. Когда в 1954 году Дмитрия Усова освободили, и он приехал в Тамбов, там его немедленно арестовали, осудили и привезли назад в Карлаг: равноценной замены не нашли, ведь на нем была вся система мелиорации лагеря и, собственно, земель совхоза. Территория лагеря все время расширялась…

Хоронили заключенных почти как скотину – похоронные команды клали голые тела в яму в три слоя по пять человек в каждом. На ногу и руку надевали жестяные кольца с выбитыми номерами. Каждый слой пересыпался землей. Бывали случаи, когда трупы зарывали плохо, и собаки откапывали их. По Карлагу везде разбросаны безвестные кладбища. Карлаг был страной в стране, куда не просачивалась никакая информация с воли. «Освенцим без печей, где погибли миллионы людей», – так называл сталинские лагеря в «Письмах старому другу» Варлам Шаламов.

Меня воспитывала моя тетя – «мама Оля», родная сестра моей мамы. Она была в отпуске, когда маму забрали, со мной оставалась няня. Мама Оля разыскивала сестру после ареста, звонила в НКВД, второй, третий раз… И получила ответ: «Еще раз позвонишь, будешь там же, где сестра», и она просто осталась со мной. Когда посадили маму, первая жена отца Ольга Николаевна стала разыскивать меня по детдомам, стремясь забрать меня к себе. Когда я к ней приехала в первый раз, она советовала мне никому не говорить о том, кто я. И вот в общей компании за столом меня узнали люди, которые знали отца еще по учебе в Одесском техникуме.

Паспорт мама получила только в 1950-м, до этого у нее была на руках в качестве основного документа только справка об освобождении. Право на поездки мама получила только в 1955 году – еще до XX съезда партии. После XX съезда она работала стенографисткой в Совнархозе, в исполкоме, потом – в Совете Министров Казахстана.

Мама умерла в 1996 году. Она дожила до тех дней, когда бывшие заключенные и их дети – все узники АЛЖИРа – смогли встретиться на месте лагеря и вспомнить события тех страшных лет - вспоминает Инна Анатольевна Кирпичникова, дочь узницы «АЛЖИРа».

Итак, как отмечается в материалах Комиссии по ВПРЖПР при Президенте РФ специальными органами начата работа по реабилитации и восстановлению прав реабилитируемых с 1953 года. Очевидны этапы реабилитационного процесса: 1 этап – март 1953-середина 1987гг. 2 этап – с 28 сентября 1987 функционирование комиссии Политбюро ЦК КПСС. 3 этап. – с 18 октября 1991 г. В течение 1953-1961 г. происходит высвобождение более 700 тыс. человек, осужденных за политические преступления[1]. Кроме того освобождено много спецпоселенцев («бывшие кулаки) и пр. На 1 января 1953 г. их насчитывалось 2. 753. 356 чел. в том числе репрессированных по национальному признаку (из них только лиц немецкой национальности 1. 274. 971 человек)[2]. Комиссией Политбюро ЦК КПСС. Пересмотрено 12 тыс. дел, реабилитировано более 13 тыс. человек.

18 октября 1991 г. был принят Закон Российской Федерации
“О реабилитации жертв политических репрессий”. В этом Законе впервые была дана не только правовая и нравственная оценка государственного террора против собственного народа, но и подчеркнута необходимость ликвидации его последствий. Закон положил начало широкой деятельности по политической реабилитации всех жертв политических репрессий, подвергнутых таковым на территории Российской Федерации с 25 октября (7 ноября) 1917 г., восстановлению их в гражданских правах, устранению иных последствий произвола и обеспечению посильной для государства компенсации материального и морального ущерба. Впервые реабилитация могла быть инициирована не только представителями органов власти, но и самими репрессированными, равно как любыми лицами или общественными организациями. Закон, разумеется, не мог сразу решить многочисленные проблемы репрессированных. Поэтому в последующие годы и в сам Закон, и в нормативные акты, регулирующие порядок его исполнения, вносились изменения и дополнения. В 1992, 1993 и 1995 гг. в Закон были внесены изменения и дополнения, существенно расширившие круг лиц, на которых распространяется его действие. Так, право быть реабилитированным или пострадавшим от политических репрессий было распространено на членов семей репрессированных: на детей, супругов, родителей. Внесенные в Закон в соответствии с решением Конституционного Суда Российской Федерации от 23 мая 1995 г. изменения позволили признать подлежащими реабилитации детей, находившихся вместе с родителями в местах лишения свободы, ссылке, высылке, на спецпоселении. Принятыми во исполнение Закона постановлениями Правительства Российской Федерации утверждены: Положение о порядке выплаты денежной компенсации реабилитированным за время их пребывания в местах лишения свободы (16 марта 1992 г. № 160); Положение о порядке предоставления льгот реабилитированным лицам и лицам, признанным пострадавшими от политических репрессий (3 мая 1994 г. № 419); “О погребении реабилитированных лиц в случае их смерти за счет государства” (постановление принято 1 июня 1994 г. № 616); Положение о порядке возврата гражданам незаконно конфискованного, изъятого или вышедшего иным путем из владения в связи с политическими репрессиями имущества, возмещения его стоимости или выплаты денежной компенсации (12 августа 1994 г. № 926). Законом персональная реабилитация граждан – жертв политических репрессий возложена на органы прокуратуры и внутренних дел. В процессе реабилитации участвуют также органы ФСБ России, архивные учреждения, судебные органы, комиссии по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий, действующие при органах государственной власти субъектов Российской Федерации и органах местного самоуправления. Реабилитация лиц, необоснованно репрессированных до введения в действие Закона по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, входит в компетенцию органов прокуратуры. Органы внутренних дел занимаются реабилитацией (по заявлениям физических лиц и общественных организаций) граждан, подвергнутых ссылке, высылке, направлению на спецпоселение, привлечению к принудительному труду в условиях ограничения свободы и иных ограничений прав и свобод, осуществлявшихся в административном порядке. Для выполнения Закона в Генеральной прокуратуре Российской Федерации и Министерстве внутренних дел Российской Федерации созданы специальные подразделения по реабилитации жертв политических репрессий, проделавшие со времени принятия Закона большую работу.

За первые 10 лет исполнения Закона РФ №1761-1 органами прокуратуры по состоянию на 01. 01. 2000 пересмотрено более 547 тыс. уголовных дел в отношении 748, 7 тыс. лиц. Восстановлено доброе имя почти 565 тыс. граждан. Рассмотрено около 700 тыс. обращений. Пострадавшими от политических репрессий признаны 399 тыс. человек, 9787 граждан реабилитированы по ст. 1-1 Закона (дети, находившиеся с родителями в местах лишения свободы, в ссылке, высылке, на спецпоселении). Только в 1998-1999 гг. прокуроры 3814 раз выступали в средствах массовой информации с разъяснением положений Закона и политики государства в этом направлении. Для оказания методической помощи тем, кто занимается проблемами реабилитации жертв политических репрессий, Генпрокуратурой России в 1999 г. издан двухтомный сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. По результатам ревизии архивных фондов органам прокуратуры в последующем пересмотрено еще свыше 415 тыс. дел и более 50 тыс. дел в отношении иностранных граждан дальнего зарубежья.

Для выполнения задач, возложенных Законом на органы внутренних дел, в МВД России и его территориальных органах в составе информационных центров созданы специальные подразделения по реабилитации жертв политических репрессий. Координация работы этих подразделений возложена на Центр реабилитации жертв политических репрессий и архивной информации Главного информационного центра МВД России. За период 1991-1999 гг. в органы внутренних дел поступило 3. 866. 591 обращение граждан по вопросам реабилитации. По результатам их рассмотрения выдано 1. 609. 178 справок о реабилитации и около 300. 000 справок о признании соответствующих лиц пострадавшими от политических репрессий. Кроме этого, архивные подразделения органов внутренних дел за указанный период выдали свыше 1 млн. архивных справок о сроках нахождения репрессированных граждан под надзором органов внутренних дел, о конфискации и изъятии имущества в ходе репрессий, подтверждающих иные факты применения политических репрессий. Деятельность органов Федеральной службы безопасности Российской Федерации по исполнению Закона проходила в тесном взаимодействии с Генпрокуратурой России, органами внутренних дел и другими заинтересованными органами государственной власти. В общественных приемных органов ФСБ России принято 115. 600 человек, рассмотрено 498. 597 обращений граждан, запросов государственных и общественных организаций, связанных с решением широкого круга социально-правовых вопросов: установлением судеб репрессированных; предоставлением копий документов, подтверждающих конфискацию имущества; выдачей архивных справок о месте жительства и составе семьи и т. д. В рамках реализации Указа Президента Российской Федерации “О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основой для массовых репрессий и посягательств на права человека” органами безопасности переданы на хранение в государственные архивы 1. 520. 720 рассекреченных уголовных дел, опубликованы сотни ведомственных приказов, директив, инструкций, в соответствии с которыми реализовывался механизм репрессий в годы советской власти.
и др. ). .

ЛИТЕРАТУРА

1. Ведомости Верховного Совета СССР. 1953. №4.

2. Толстова Н. Н. От документа к историческому источнику: информационные возможности материалов о репрессиях /Человек и документ. Материалы УI Нижегородской межрегиональной архивоведческой конференции 1-2 ноября 2010 г. - Н. Новгород, 2011. С. 126-133. Забвению не подлежит: сборник документов в трех томах. - Н. Новгород, 1993-1995. Книга памяти жертв политических репрессий: в девяти томах. - Н. Новгород, 1997-2006. Общество и власть. Российская провинция: сб. докум. В 6 тт. - Н. Новгород, 2000-2008.

3. Мозохин О. Б. Право на репрессии. – М., 2003. Фурман М. Так это было или возвращение в прошлое //Преступление и наказание. 2007. №5. С. 60-67. Бердинских В. История одного лагеря. Вятлаг. – М., 2004.

4. По материалам ЦАНО. Ф. 5980 - Прокуратура Горьковской (Нижегородской) области.

5. Мозохин О. Б. Право на репрессии. М.: Академия ФСБ РФ, 2003.

6. Реабилитация: как это было. Документы ЦК КПСС и другие материалы: в 3-х томах. Том 1. Март 1953- февраль 1956. Составители: Артузов А. Н., Сигачев Н. Н., Хлябов В. Г., Шевчук И. Н. – М., 2000.

7. Статья 58-10 УК РСФСР 1926 г. Надзорное производство прокуратуры СССР по делам об антисоветской пропаганде и агитации. Март 1953-1958. Аннотированный каталог. - М., 1999. Козлов В. А. Массовые беспорядки при Н. С. Хрущеве и Л. И. Брежневе. 1953-1980. - М., 2010.

8. ЦАНО. Ф. 5980. Оп. 2. Д. 156. Л. 23.

9. ЦАНО. Ф. 5980. Оп. 2. Д. 156. Л. 31-49.

10. Там же. Л. 47.

11. ЦАНО. Ф. 5980. Оп. 2. Д. 170. Л. 17.

12. ЦАНО. Ф. 5980. Оп. 2. Д. 170. Л. 31.

13. Там же. Л. 34.

14. Мозохин О. Б. Право на репрессии. - М., 2003.

15. Реабилитация: как это было. Документы ЦК КПСС и другие материалы: в 3-х томах. Том 1. Март 1953-февраль 1956. Составители: Артузов А. Н., Сигачев Н. Н., Хлябов В. Г., Шевчук И. Н. – М., 2000.

16. ЦАНО. Ф. 5980. Оп. 2. Д. 170. Л. 13.

17. ЦАНО. Ф. 5980. Оп. 2. Д. 170. Л. 17.

18. ЦАНО. Ф. 5980. Оп. 2. Д. 170. Л. 8.

19. ЦАНО. Ф. 5980. Оп. 2. Д. 170. Л. 13.

20. Статья 58-10 УК РСФСР 1926 года. Надзорное производство прокуратуры: март 1953-1958 гг. Аннотированный каталог. - М., 1999.

21. Книга Памяти жертв политических репрессий по Нижегородской области. Т. 8. Н. Новгород, 2006. С. 50.

22. Фурман М. Так это было или возвращение в прошлое //Преступление и наказание. 2007. №5. С. 62.

23. Фурман М. Так это было или возвращение в прошлое //Преступление и наказание. 2007. №5. С. 64.

24. Граховский Сергей. Зона молчания. - Исповедная повесть //Неман. 1992. №3. С. 9-105.

25. Жильцова Н., Мошков Н. Унжлаг //Нижегородский рабочий. 2001. 27 июня.

26. Сизов А. Унжлаг, остров архипелага //Земля нижегородская. 2010. №4, 5, 6. Он же. Самая долгая дорога (Унжлаг, остров архипелага). - Н. Новгород, 1991. С. 23-36.

27. Сизов А. Самая дальняя дорога. Н. Новгород, 1991. С. 23-36.

28. Ленинский путь (Воротынский район). 1992. 11 января.

29. Там же. 1991. 21 ноября.

30. Герасимов В. М. Записки лагерного чекиста. – Н. Новгород, 2003.

31. Подрепный Е. И. Вместе с Российским государством. – Н. Новгород, 2009.

32. Бердинских В. История одного лагеря. Вятлаг. - М., 2004. С. 16.

33. Книга Памяти жертв политических репрессий по Нижегородской области (в девяти томах). Т. УIII. - Нижний Новгород, 2006. С. 75.

34. [1]Там же. С. 77.

35. По вольному найму /Кочин Н. И. Зона: повести и рассказы. - Н. Новгород, 1993. С. 75-106.

36. Ведомости Верховного Совета СССР. 1945. №39.

37. ЦАНО. Ф. 5980. Оп. 2. Д. 53. Л. 77.

38. Коршак С. И. Иностранные военнопленные в Заволжье /Записки краеведов. Н. Новгород, 2006. С. 84. Военнопленные в СССР. 1939-1956: документы и материалы. - М., 2006.

39. По вольному найму: рассказ. Кочин Н. И. Зона. – Н. Новгород, 1993 С. 75-106.

40. Справка: Кочин Н. И., Патреев А. И., Штатнов П. П. (зав. Издательством), Зеленин М. М. (наборщик в типографии). Весной 1945 года был арестован Жиженков Ф. В., замеченный в том, что говорил о неподготовленности страны к войне. Прокуратура в последствии при ответе на заявление дочери о реабилитации отца отмечала, что «оснований для пересмотра дела нет. «. Только по закону 1991 года он был реабилитирован.

41. Павленков Владлен. Пока на Руси бог спит //Нижегородский рабочий. 1990. 16, 17, 19, 20 ноября. Беседа с М. С. Капрановым //Нижегородские новости. 1993. 3 сентября. Пономарев С. М. Свой крест. Воспоминания. Нижний Новгород, 2008.

[1]Правительственный вестник. 1990. 37. С. 11.

[2]Петров А. Г. Реабилитация жертв политических репрессий: опыт историко-правового анализа. М., 2005.