Смерть Кухулина

" Кухулин в последний раз поехал к своей матери Дехтире. Она вышла ему навстречу из дома, потому что знала, что он едет биться с ирландским воинством, и налила ему полную чашу вина, как делала всегда, когда он приезжал к ней.

Кухулин взял у нее из рук чашу, а в ней оказалась красная кровь по самые края.

— Горе мне! — вскричал Кухулин. — Понятно, почему все отказываются от меня. если даже родная мать подносит мне кровь вместо вина.

Дехтпре налила другую чашу и третью, но каждый раз, едва Кухулин брал ее в руки. вино в ней превращалось в кровь.

В ярости Кухулин хватил чашей о камень, и она разбилась.

— Не твоя это вина, милая мать. Счастье отвернулось от меня, и моя жизнь подходит к концу. На этот раз не вернуться мне живым домой.

Дехтире принялась умолять его подождать еще один день, а там, глядишь, подоспеет на помощь Конал, но Кухулин сказал так:

— Не проси. Я не буду ждать. На все богатства земли не променяю я мое доброе имя. С того самого дня, когда я в первый раз взял в руки меч, не бегал я от сражений и поединков. И сейчас не побегу, потому что доброе имя дороже жизни.

Он отправился дальше, и с ним Катбад, который не оставлял его ни на мгновение. Неожиданно они увидели девицу, стройную, белокожую, светловолосую, которая стирала чьи-то одежды, терла и никак не могла оттереть алые пятна, отчего заливалась слезами и беспрерывно причитала.

— Милый Пес! — воскликнул Катбад. — Ты видишь девицу? Твои одежды она стирает и плачет над ними, потому что ты идешь на смертельный бой с воинством Медб. Это дурное предзнаменование, и лучше тебе повернуть назад.

— Милый учитель, — отвечал ему Кухулин, — ты прошел со мной большой путь. Неужели ты думаешь, что я поверну обратно и не отомщу мужам Ирландии, пришедшим разрушить мой дом и ограбить мою землю? Что мне до женщины из племени сидов? Пусть она стирает грязные тряпки. Скоро у нее будет много других одежд, запачканных кровью. Много будет копий, мечей и щитов в кровавых лужах, потому что я возьму в руки мой меч и мое копье. А если ты печалишься, что я иду сражаться, то я-то этому рад, хотя могу погибнуть. Возвращайся в Эмайн к Конхобару и Эмер. Передай им от меня привет, скажи, пусть они живут долго, а я больше с ними не увижусь. Горько мне расставаться с ними! — И он отвернулся от Катбада. — Ох, Лаэг, ждут нас вдалеке от Эмер тьма и несчастья, но было время, когда мы с радостью возвращались к ней из далеких земель.

Катбад покинул Кухулина, а он продолжил путь. Вскоре ему повстречались три старухи, слепые на один глаз, которые колдовали над ветками рябины, жаря себе на обед пса. Мимо хотел проехать Кухулин, понимая, что это не к добру.

Однако одна из старух окликнула его:

— Стой, Кухулин, побудь с нами.

— Нечего мне с вами делать, — отозвался Кухулин.

— Это потому, что нам нечего предложить тебе, кроме пса.

А будь у нас богатый стол, ты бы придержал коней и стал нашим гостем, но нам почти нечего тебе дать, и ты едешь мимо. А ведь того не почитают, кто не почитает малых, коли сам велик.

Кухулин подошел к ней, и она протянула ему собачью лопатку в левой руке, и он взял ее левой рукой, а потом положил левую руку на левый бок, и ему показалось, будто ударили его в левую руку, а потом в левый бок и силы покинули их.

Отправился дальше Кухулин по дороге Меадон Луахайр, что проходит возле Слиаб Фуат, и его увидел его враг Эрк, сын Кайрпре. В руке у него полыхал красным огнем меч. Страшен был его лик. От волос, заплетенных в косы, исходило золотое сияние, менявшее цвет, словно под рукой кузнеца. Ворона брани кружилась над его головой.

— Кухулин близко, — сказал Эрк мужам Ирландии.

Они перегородили дорогу щитами, соединив их все вместе, а трижды по два мужа посильнее Эрк поставил друг против друга, как будто они бьются не на жизнь, а на смерть, чтобы им сподручнее было звать Кухулина на помощь. Возле каждой пары стоял друид, и Эрк наказал им просить у Кухулина копье, потому что не сможет Кухулин отказать друиду.

Не просто так он это сделал, а потому что дочери Галатина предсказали, что погибнет Кухулин от своих же копий.

Еще Эрк наказал мужам Ирландии кричать что есть мочи при виде Кухулина, который, подъехав поближе, взялся за меч и копье, и после трех громовых ударов равнина Муиртемне была усыпана отдельно головами, руками, ногами, словно морской берег песком, словно небо звездами, словно майская трава росой, словно земля снежинками зимой или листьями осенью. Красной стала равнина после трех ударов Кухулина.

Потом он увидел будто бы ссорящихся мужей, и друид позвал его разнять их.

— Дай мне свое копье! — крикнул друид.

— Клянусь клятвой моего народа, тебе оно не так нужно, как мне сегодня. Мужи Ирландии пошли на меня войной, а я иду против них.

— Я пущу про тебя худую славу, если ты мне откажешь, — пригрозил Кухулину друид.

— Не было еще такого, чтобы я кому-нибудь отказал.

С этими словами Кухулин метнул в него копье и пробил ему голову, убив заодно и мужей, которые стояли за ним.

Кухулин направил коней на ирландских воинов, и расступились они, а тем временем Лугайд, сын Курой, подобрал копье.

— Кто падет от него, дочери Галатина? — спросил он.

— Король падет.

Лугайд метнул копье в повозку Кухулина и попал в Лаэга, сына Риангабра. Он упал на подушки, и кишки вывалились у него из живота, окрасив все вокруг кровью.

— Горе мне! — вскричал Лаэг. — Я умираю!

Кухулин выдернул копье из живота Лаэга, и Лаэг еле слышно простился с ним.

Кухулин сказал:

— Быть мне сегодня и воином, и возницей.

Потом он увидел еще двух мужей, как будто бившихся друг с другом, и один из них крикнул, что Кухулин покроет себя позором, если не поможет ему.

— Дай мне свое копье, Кухулин, — попросил друид.

— Клянусь клятвой моего народа, тебе оно не так нужно, как мне сегодня, ибо предстоит мне одному освободить Муиртемне от воинов четырех королевств Ирландии.

— Я пущу о тебе худую славу.

— Не привык я дарить больше одного подарка в день, а за свое имя я уже заплатил.

— Тогда я пущу худую славу об Уладе.

— Еще никто не хулил Улад из-за меня. Пусть мне мало осталось жить, но сегодня не ляжет позор на Улад.

С этими словами он метнул копье в друида и пробил голову ему и еще девяти мужам, которые стояли позади него, а сам отправился дальше, и воины расступались перед ним.

Копье же взял Эрк, сын Кайрпре Ниа Фера.

— Кто падет от него? — спросил он у дочерей Галатина.

— Король падет. .

— То же самое вы сказали Лугайду, — напомнил им Эри.

— Правильно. Лаэг, сын Риангабра, возница Кухулина, король всех ирландских возниц, пал от него.

Эрк метнул копье, и попало оно в Серого из Махи. Кухулин вытащил копье и простился со своим конем. Серый из Махи ушел от него, не сняв упряжи, и вернулся в Глас-линн, серое озеро в Слиаб Фуат.

А Кухулин продолжил свой путь между расступавшимися перед ним воинами и увидел еще двух мужей, будто бы бившихся в поединке, и он встал между ними, как делал это прежде. Опять друид потребовал у него копье, и опять Кухулин отказал ему.

— Я пущу о тебе худую славу, — сказал друид.

— Я уже заплатил тому, кто хотел опозорить мое имя, и ие могу делать это дважды за один день.

— Я пущу худую славу об Уладе.

— И за это я уже заплатил, — отозвался Кухулин.

— Тогда я пущу худую славу о твоем роде.

— Не быть этому. Никогда не узнают улады, что позор на них пал из-за меня, ведь не вернуться мне больше к ним. Мало осталось мне жить.

С этими словами он метнул копье и пробил голову друиду и многим мужам, которые стояли позади него.

— Не по-доброму творишь ты добро! — воскликнул, падая, друид.

В последний раз Кухулин поехал сквозь расступающееся воинство, а копье вытащил Лугайд.

— Кто падет от него, дочери Галатина? — спросил он.

— Король падет.

— Вы уже говорили это Эрку.

— Правильно, — отвечали дочери Галатина. — Пал Серый из Махи, король всех коней в Ирландии.

Тогда Лугайд метнул копье и попал в Кухулина. Сразу понял Кухулин, что настал его смертный час. Упал он на подушки, и вывалились у негаМй живота кишки, окрасив все вокруг кровью. И его единственный конь Черный Кинглайн покинул своего хозяина, короля героев Ирландии, умиравшего в Муиртемне.

Сказал Кухулин:

— Прежде чем умереть, хотелось бы мне испить воды из озера.

— Иди, если обещаешь вернуться.

— Вернусь, если вы придете за мной. Мало осталось у меня сил.

Он затолкнул кишки обратно в живот и направился к озеру. Испив воды, он весь вымылся, чтобы встретить смерть как подобает, а потом призвал к себе своих врагов.

Неподалеку он увидел камень-колонну и привязал себя к ней, чтобы не встретить смерть лежа. Враги окружили его, но боялись подойти близко. Не верили они в его смерть.

— Позор вам! — крикнул Эрк, сын Кайрпре. — Не можете вы отрубить ему голову, как он отрубил голову моему отцу!

Пришел Серый из Махи защищать Кухулина, пока теплится в нем жизнь и геройский огонь не погас над его головой.

Трижды ирландские воины хотели подойти к Кухулину, и трижды Серый из Махи не подпускал их, убив раз за разом пятьдесят мужей зубами и тридцать — копытами. Потом люди говорили: “Пришлось много потрудиться Серому из Махи, когда умирал Кухулин”.

Прилетела откуда-то птица и села на плечо Кухулину.

— На эту колонну птицы никогда не садятся, — сказал Эрк.

Тут вышел вперед Лугайд, убрал Кухулину с плеч волосы и отрубил ему голову под громкие крики ирландцев. Меч выпал из руки Кухулина и, падая, отсек правую руку Лугайду. Тогда ирландцы в отместку отрубили Кухулину еще и руку. Огонь над головой Кухулина погас, и лицо у него стало белым, как только что выпавший снег.

Ирландцы решили между собой, что если Медб собрала воинство, то ей увозить в Круахан голову Кухулина.

— Нет, — отказалась от этой чести Медб. — Пусть Лугайд берет ее.

Лугайд со своими воинами отправился на юг по направлению к реке Лифи и увез с собой голову и правую руку Кухулина.

В это время выступило против врагов воинство уладов под предводительством Копала. На пути им повстречался окровавленный Серый из Махи. Понял Конал, что умер Кухулин, тогда повернул он Серого из Махи и поехал за телом героя. Кухулип все еще стоял, привязанный к камню-колонне, и Серый из Махи подошел к нему и положил голову ему на грудь.

— Серый из Махи много потрудился, чтобы защитить его, — сказал Конал.

Копал вернулся к своему воинству, по дороге обдумывая, как ему отомстить за смерть Кухулина. Много лет прошло с тех пор, как Конал и Кухулин договорились мстить убийцам того, кто падет первым.

— Если меня убьют первым, — спросил тогда Кухулин, — сколько тебе понадобится времени, чтобы отомстить за меня?

— До вечера того же дня, — обещал Конал, — ты будешь отмщен. А если я погибну первым, сколько тебе понадобится времени?

— Не успеет высохнуть твоя кровь на земле.

И Конал помчался следом за Лугайдом к реке Лифи.

Лугайд уже собирался мыться, но предупредил своего возницу:

— Гляди по сторонам, как бы кто не подошел незамеченным. Возница исполнил приказ:

— Воин мчится сюда. И верно, все вороны Ирландии кружат над его головой. А впереди него хлопья снега ложатся на землю.

— Это не друг, — понял Лугайд. — Это Конал на Дабдеарг.

А птицы, которых ты видишь, — комья земли из-под копыт коня. Хлопья снега — пена, что падает с морды коня. Смотри зорко, не свернет ли он в сторону.

— Он мчится по следам воинства, — сказал возница.

— Пусть едет мимо, — отозвался Лугайд. — Не время мне биться с ним.

Однако Конал заметил Лугайда и не свернул с пути.

— Удача не изменила мне и не спрятала от меня лицо должника, — сказал Конал, — Ты в долгу у меня, и я приехал за долгом. Ты убил Кухулина. И теперь ты заплатишь мне за его смерть.

Они решили биться в Маг Аргетрае, и Конал ранил Лугайда копьем. Потом они бились у Ферта Лугайд.

— Честно бейся со мной, — потребовал Лугайд.

— Что значит — честно?

— Бейся одной рукой.

Конал согласился и привязал одну руку к боку. Долго они бились, и силы у них были равны. Никак не мог Конал одолеть Лугайда, и тогда его конь Дабдеарг приблизился к Лугайду и укусил его за бок.

— Горе мне! — вскричал Лугайд. — Нечестно ты, Конал, ведешь себя!

— Я веду себя честно, потому что не было промеж нас уговора насчет коня.

— Знаю я, что ты будешь биться, пока не отрубишь мне голову, как я отрубил голову Кухулину.

— Береги же свою голову! Поставь свое королевство против моего королевства, свою славу против моей, и, будь ты даже первым героем Ирландии, не уйти тебе от меня!

Конал убил его и увез голову Кухулина к камню-колонне, где все еще оставалось его тело.

К этому времени Эмер уже узнала о том, что случилось, о том, что ее мужа извели мужи Ирландии и колдуньи, дочери Галатина. Леборхам рассказала ей обо всем, потому что Конал Кернах повстречал ее на пути и велел везти худую весть в Эмайн Маха. Леборхам отыскала Эмер в ее доме в верхней комнате. Она сидела у окна и смотрела в даль, ожидая гонцов с поля битвы.

Все жены Улада вышли к Леборхам, и все стали плакать и вопить, обжигая себе щеки горючими слезами. Скоро не только Эмайн, но и весь Улад огласился отчаянными криками.

Конал привез в Эмайн тело и голову Кухулина, а потом запричитал над ними:

— Счастлив был Кухулин и удачлив с малых лет! Не было героя храбрее его, павшего от руки Лугайда. Горе всем нам! Не будет мне покоя, пока не падут от моей руки все вожди Ирландии!

Горе мне! Зачем пошел ты биться, не дождавшись Конала Кернаха? Горе мне! Ты был мне приемным сыном, а теперь вороны пьют твою кровь! Нет с нами Пса, и все от велика до мала в Уладе плачут над ним!

— Надо похоронить Кухулина, — сказала Эмер.

— Нет, — возразил Конал, — сначала я отомщу мужам Ирландии. Громко кричат в Муиртемне, и во всем Уладе плачут по Кухулину. Муж, что лежит тут в луже крови, был надежной защитой всем уладам, не боялись мы за наши границы, а теперь его нет с нами. Счастлив был Лугайд, сын Курой, убить Кухулина, потому что Кухулин погубил многих вождей и детей Дегуида вместе с Фамайном, сыном Фораха, и Курой, сыном Дайре. От этих криков мутится у меня в голове, и не могу я, Конал, не ответить на эти крики, потому что остался я теперь один. Не было мужа в Ирландии, не боявшегося меча Кухулина! Разрывается у меня сердце из-за смерти моего брата. Пусть трепещет Ирландия! Страшна будет моя месть. Никто не избегнет ее! Прольется много крови! И по всей земле до конца времен не забудут Конала Кернаха! Пока жив хоть один человек в Мунстере, Коннахте и Лейнстере, не перестанет он оплакивать тот страшный час, когда поднялись мужи Ирландии против Кухулина. Если бы не колдуньи, дочери Галатина, не справиться бы им с героем Улада.

Ярость охватила Копала. Он сел в повозку и помчался следом за мужами Ирландии, как незадолго до того — за Лугайдом.

А Эмер взяла в руки голову Кухулина, и омыла ее, и завернула в шелковое покрывало, и прижала к груди, и стала плакать над ней:

— Горе мне! Прекрасной была голова, что теперь мертвой лежит у меня на руках. Многие короли и мужи со всей земли оплакали бы тебя, если бы знали о твоей гибели! Все барды и друиды Ирландии и Олбина оплакали бы тебя! Много добра и драгоценных каменьев, много золота и серебра привозил ты мне из чужих земель, завоеванных твоей силой и доблестью.

Горе мне! Горе мне! Ты, Кухулин, погубил много великих героев, сотни великих героев пали от твоей руки. А теперь моя голова будет лежать рядом с твоей в одной могиле!

И твоя рука, Кухулин! Нежной была твоя рука, и часто засыпала я на ней, на уоей любимой руке!

Милый твой рот, Кухулин! Как сладко умел ты рассказывать были и небылицы. С тех пор как любовь осветила твое лицо, ни разу твой рот не отказал ни слабому, ни сильному.

Милый мой муж, милый муж, одолевший великое воинство! Милые твои холодные волосы и милые румяные щеки!

Милый мой король, милый король, никому не отказывавший. Тридцать дней прошло с тех пор, как в последний раз я лежала рядом с тобой!

О два копья! Два копья! И щит! И смертельный меч! Пусть возьмет их Конал, муж, великий в битвах! Бесценен дар, какого еще никто не видывал!

Я рада, рада я, Кухулин из Муиртемне, что ни разу не устыдился ты из-за меня, что всегда я была верна тебе.

Счастливы те, те счастливы, кто никогда больше не услышит крик кукушки, ибо нет больше в живых Пса из Муиртемне!

Унесет меня прочь, как щепку уносит река! Не причешу я сегодня моих волос. Нет отныне у меня других слов, кроме “горе мне, горе мне”.

И еще она сказала:

— Давно уже привиделось мне во сне, что Кухулин падет в битве с мужами Ирландии, и Данделган сравняют с землей, и щит героя расколется, и меч и копья сломаются, и Конал будет сеять смерть, и мы с тобой ляжем в одну могилу. Горе мне, любовь моя, — причитала Эмер, — часто были мы с тобой вместе, и были счастливы. Пусть обыщут хоть всю землю, но не найдут нигде, чтоб сошлись в одном месте такие короли из коней, как Серый из Махи и Черный Кинглайн, такой король из возниц, как Лаэг, да мы с Кухулином. Разрывается у меня сердце от плача жен и мужей, от криков юношей Улада, ослабевшего без тебя. Как им отомстить, если нет тебя с ними?

Долго еще она причитала, а потом увезла тело Кухулина в Данделган, и там тоже все плакали и причитали, пока не возвратился Конал Кернах из своего кровавого похода в Ирландию.

Не мог он найти успокоения, пока не обагрил руки в крови мужей Мунстера, и Коннахта, и Лейнстера.

А обагрив руки в крови ирландских мужей, он возвратился в Данделган, и с ним его воины, но только не было веселого пира в честь их возвращения. Конал привез много голов и сложил их все на зеленом лугу, и, увидев их, громко закричали домочадцы Кухулина и Эмер.

Эмер вышла из дома и, увидев Конала Кернаха, сказала так:

— Честь тебе и хвала, король героев! Пусть ни одна из твоих ран не будет смертельной! Ты отомстил за беды Улада, и теперь тебе осталось лишь вырыть нам могилу и положить меня вместе с Кухулином, потому что не жить мне без него. Скажи, Конал, — спросила она, — чьи это головы на лугу?

Конал ответил ей так:

— Дочь Форгала, сладкоречивая Эмер, отомстил я за славного Пса Улада и привез эти головы с юга.

— Чья эта большая голова с черными волосами и гладкими щеками, что пунцовее розы? С левого края лежит она, не побелевшая от времени.

— Это голова Эрка, короля Меата и сына Кайрпре, у которого были самые быстрые кони. Издалека я привез эту голову, отомстив за моего приемного сына.

— А это чья голова, что ближе ко мне, с мягкими волосами, и гладким лбом, и глазами, как лед, и зубами, как белые цветы? Она прекраснее всех других.

— Это сын Медб, светловолосый Мане. Его тело осталось лежать без головы, и все его воины пали вместе с ним.

— Великий Конал, верный друг, чью голову ты держишь в руках? Теперь, когда нет в живых славного Кухулина, чью голову ты привез, отомстив за него?

— Это голова сына Фергуса, победившего во многих битвах, сына моей сестры из высокой башни. Я отрубил ему голову.

— А это чья голова со светлыми волосами и лицом, искаженным горем? Я помню его голос.

— Это он убил Пса. Это Лутайд, сын Курой Барда. Сначала я убил его в честном бою, а потом отрубил ему голову.

— А чьи две головы подальше, справедливый Конал? Ради нашей дружбы, не скрывай имена мужей, павших от твоего меча.

— Это головы Лойгайре и Клар Куилта. Они ранили верного Кухулина, и я омыл свой меч в их крови.

— А чьи вон те две головы, великий Конал, славный делами? Волосы у них одного цвета, а щеки краснее крови теленка.

— Храброго Кулана и отважного Кунлада, которые в ярости могли победить любого. С восточной стороны лежат их головы, Эмер. Их тела я оставил в луже крови.

— А чьи те три головы со злым выражением на лицах, что лежат с северного края? У них черные волосы и синие щеки, и даже стойкий Конал отворачивает от них взгляд.

— Трех врагинь Пса, трех дочерей Галатина, преуспевших в колдовстве. Я убил трех колдуний, и их оружие осталось в их руках.

— О великий Конал, а чья эта голова, которую и в сражении нельзя не заметить, с золотистыми волосами и кожей гладкой и белой, как серебро?

— Это голова сына рыжего Росса, сына Нехте Мина. Эта голова, Эмер, принадлежала верховному королю Лейнстера Пятнистые Мечи.

— О великий Конал, хватит! Сколько же мужей убил ты из тех, что были врагами Кухулина?

— Десятью и семью двадцать сотен полегли от моего меча и мечей моих воинов.

— О Конал, что же жены Ирландии? Оплакивают ли они Пса? Жалеют ли сына Суалтама? Горюют ли они, почитая его, как героя?

— О Эмер, что мне делать сегодня без моего Кухулина?

— О Конал, отнеси меня на могилу. Положи мой камень на могилу Пса, потому что от горя ухожу я из жизни. И пусть мои губы будут прижаты к губам Кухулина.

Я — Эмер Прекрасная. Некому больше мне мстить. Никого я не люблю. Печально мне без моего Кухулина.

Эмер потребовала, чтобы Конал выкопал широкую и очень глубокую могилу для Кухулина, и она легла в нее рядом со своим мужем, приложила губы к его губам и сказала:

— Любовь моя, мой возлюбленный муж, мой единственный, многие жены завидовали мне, а сегодня я ухожу из жизни вместе с тобой.

И она умерла.

Так и похоронил их Конал в одной могиле и положил один камень, на котором письменами огама начертал их имена.

Все мужи Улада оплакали Кухулина и Эмер.

А пятьдесят королев, которые любили Кухулина, еще три раза видели, как он в своей волшебной повозке ехал по Эмайн Маха и пел песни ендов. "