Гордон Олпорт 2 страница

¹⁸ Tbidem P 296

Гордон Олпорт — архитектор психологии личности 11

какого-то одного критерия и игнорирования всех остальных. Мы не можем произвольно выбрать, что взять за основу, а что игнорировать, поэтому здесь любая типология оказывается очень искусственной процедурой.

«Я» и «проприум». Сами по себе черты не могут полностью характеризовать личность. В 1942 году появляется обобщающая статья Олпорта «Эго в современной психологии» (см. наст, изд., с. 75—92). Если в XIX веке было модно говорить об эго, о душе, то потом эти философски нагруженные понятия вышли из моды, а в пришедшем им на смену лексиконе бихевиоризма, ассоцианизма и психоанализа не осталось места для понятий, выражающих связность личности, активность и целеустремленность. Настало время вернуть эти понятия в психологию.

Описав целый ряд экспериментальных исследований, Олпорт обнаружил в них одну интересную закономерность, когда человек занимается чем-то, что вовлекает его Я и ему небезразлично, обнаруживаются последовательность, устойчивость, корреляции черт. А когда эго не вовлечено, человеку не очень интересно то, что он делает, — нарушается устойчивость, распадается единство и черты в одних заданиях проявляются, а в других — нет.

В 1950-е годы Олпорт вводит новое понятие на смену традиционному Я — понятие проприума¹⁹. Он сделал это исключительно потому, что понятия «эго», «стиль жизни», «самость» были перегружены другими значениями. Проприум, по Олпорту, близок к тому, что У. Джеймс в свое время обозначал как сферу Я, подразумевая под этим то, что можно обозначить словом «мое» — то, что я отношу к самому себе. Главное, что разработал Олпорт в связи с введенным им понятием проприума, а также проприативных структур личности, — это периодизация личностного развития, основанная на выделении семи аспектов проприума. Эта периодизация незаслуженно мало известна, хотя она оригинальна и по своим достоинствам вряд ли уступает намного более популярной периодизации Э. Эриксона. Особенно важно, что в этой периодизации речь идет о развитии собственно личностных структур в полном смысле этого слова, в отличие от большинства периодизаций возрастного развития, которые говорят не совсем о личности, или совсем не о личности.

Первый аспект развития проприума, — это ощущение своего тела, телесная самость. Она возникает в первый год жизни, когда младенцы начинают осознавать и интегрировать многие ощущения, которые исходят от мышц, сухожилий, связок, внутренних органов и так далее, и приходят к ощущению своего тела. В результате младенцы начинают отделять, отличать себя от других объектов, прежде всего телесных. Это чувство остается опорой для самосознания на протяжении большей части жизни. Взрослые ее не осознают до тех пор, пока все в порядке, пока они не почувствуют какую-то боль или болезнь. Второй аспект — это ощущение своего Я, чувство самоидентичности. Оно возникает, когда ребенок начинает говорить о себе «Я». Посредством языка он ощущает себя в качество точки отсчета, появляется осознание и отнесение к себе собственного имени. Через это ребенок начинает постигать, что он остается одним и тем же человеком, несмотря на все изменения его взаимодействий с внешним миром. Это, в основном, второй год жизни, хотя развитие не прекращается — все аспекты идентичности не устанавливаются одномоментно, они продолжают развиваться дальше, но на данном возрастном этапе они становятся ведущими. Олпорт локализует это чувство на втором году жизни, а к третьему году жизни он относит третий аспект проприума — чувство самоуважения, которое свя-

¹⁹ См Allport G W Becoming basic considerations for the psychology of personality New Haven Yale University Press, 1955 Наст изд С 166-216

12 Л. А. Леонтьев

зано с ощущением гордости вследствие успешного выполнения ребенком каких-то заданий. Взрослые иногда считают это негативизмом, потому что ребенок противится почти всем предложениям взрослого, воспринимая их как посягательство на свою целостность и автономность. Четвертый этап приходится на возраст 4—6 лет. Про-приум в этом возрасте развивается через расширение границ самости, дети начинают осознавать, что им принадлежит не только их физическое тело, но и какие-то элементы окружающего мира, включая людей; это расширение происходит через значение слова «мой». Для этого периода характерны рецидивы ревностного собственничества, мой мяч, мой кукольный домик, моя мама, моя сестра и так далее. Пятый аспект проприума начинает развиваться в возрасте 5—6 лет. Это образ себя, возникающий, когда ребенок начинает осознавать, как его видят другие, чего от него ожидают, как к нему относятся, каким хотят его видеть. И именно в этот период ребенок постигает различие между «Я-хороший» и «Я-плохой». Я, оказывается, могу быть разным. Шестая стадия охватывает период между 6 и 12 годами, когда ребенок начинает понимать, что он способен находить рациональные решения жизненных проблем и эффективно справляться с требованиями реальности. Появляется собственно мышление — рефлексивное, формально-логическое, ребенок начинает думать о самом процессе мышления. Но это не независимое мышление в том смысле, в каком оно может быть у взрослого, потому что на этом этапе еще нет независимой морали. Эта стадия развития проприума отражает сильный конформизм по отношению к групповым ценностям, нормам, моральным устоям. Ребенок на этом этапе догматично предполагает, что его семья, религия, группа всегда правы. Седьмой аспект проприума, становление которого в основном связано с подростковым возрастом, — то, что Олпорт называет проприативными стремлениями. Центральная для подростка проблема — выбор карьеры или других жизненных целей. Подросток уже знает, что будущее надо планировать, и в этом смысле он приобретает перспективное чувство самости. Возникает направленность в будущее, постановка перспективных целей, настойчивость в поиске путей разрешения намеченных задач, ощущение того, что жизнь имеет смысл, — в этом заключается суть проприативно-го стремления. Этот период не исчерпывается подростковым возрастом; все упомянутые аспекты продолжают развиваться на протяжении жизни. Кроме этих семи аспектов есть еще один, обладающий особым статусом. Олпорт его обозначает как самопознание, которое синтезирует все остальные семь аспектов.

Зрелая личность. Олпорт был первым, кто ввел в психологию представление о зрелой личности, заметив, что психоанализ никогда не рассматривает взрослого человека как действительно взрослого²⁰. В своей книге 1937 года он посвятил зрелой личности отдельную главу, сформулировав в ней три критерия личностной зрелости. Первый критерий — разнообразие автономных интересов, расширение «Я». Зрелая личность не может быть узкой и эгоистичной, она рассматривает интересы других близких и значимых людей как свои собственные. Второй — самосознание, самообъективация. Сюда же он относит такую характеристику как чувство юмора, которая, по экспериментальным данным, лучше всего коррелирует со знанием себя. Третий критерий — философия жизни. Зрелая личность обладает своим мировоззрением в отличие от личности незрелой.

В более поздних работах он расширяет и дополняет перечень этих критериев, описывая уже 6 основных параметров зрелой личности (см. наст, изд., с. 35—45,

' AllportG И⁷ Personality A psychological interpretation N Y Holt, 1937 P 216

Гордон Олпорт — архитектор психологии личности 13

330—354), которые вбирают в себя первые три. Во-первых, психологически зрелый человек имеет широкие границы Я. Зрелые люди заняты не только сами собой, но и чем-то за пределами себя, активно участвуют во многом, имеют хобби, интересуются политическими или религиозными вопросами, тем, что они считают значимым. Во-вторых, им присуща способность к близким межличностным отношениям. В частности, в этой связи Олпорт упоминает дружескую интимность и сочувствие. Дружеский интимный аспект отношений — это способность человека выказывать к семье, близким друзьям глубокую любовь, не окрашенную собственническими чувствами или ревностью. Сочувствие отражается в способности быть терпимым к различиям в ценностях и установках между собой и другими людьми. Третий критерий — отсутствие больших эмоциональных барьеров и проблем, хорошее самопринятие. Зрелые люди способны спокойно относиться к собственным недостаткам и к внешним трудностям, не реагируя на них эмоциональными срывами; они умеют справляться с собственными состояниями и, выражая свои эмоции и чувства, они считаются с тем, как это повлияет на других. Четвертый критерий — зрелый человек демонстрирует реалистичное восприятие, а также реалистичные притязания. Он видит вещи такими, какие они есть, а не такими, какими он хотел бы их видеть. В-пятых, зрелый человек демонстрирует способность к самопознанию и философскому чувству юмора — юмора, направленного на самого себя. В-шестых, зрелый человек обладает цельной жизненной философией. Каково содержание этой философии, принципиальной роли не играет — наилучшей философии не существует.

Причиной этих изменений в наборе критериев зрелой личности, как отметил на симпозиуме памяти Олпорта его ученик Т. Петтигрю, во многом стала их совместная поездка в ЮАР для изучения расовых проблем. Там они видели людей, соответствовавших исходному определению зрелой личности по Олпорту, но при этом регулярно и рутинно делавших зло. Олпорт открыто признавался потом, что роль социокультурных факторов в формировании личности была им недооценена²¹.

В данном издании мы решили сконцентрировать внимание на главных общетеоретических воззрениях Олпорта, оставив в стороне его классические прикладные исследования социальных проблем: слухов, предрассудков, религии и других, которые, как и все, к чему он прикасался, несут на себе легко узнаваемый отпечаток его блестящего интеллекта и неравнодушия. Многие из них сохранили свое значение и по сегодняшний день, и работа над русскими изданиями монографий Олпорта по проблемам религиозности и психологии предрассудков уже началась. Но именно его общетеоретические позиции дают представление о масштабе его личности и именно они позволяют заполнить зияющие пробелы в нашем понимании путей развития психологии личности в XX веке.

Основу данного издания составили две книги: небольшая монография «Становление», написанная на основе курса лекций, прочитанных Олпортом по специальному приглашению Фонда Терри, и содержащая концентрированное выражение того нового, что внес Олпорт в психологическое понимание личности, и объемистый учебник «Структура и развитие личности», публикуемый здесь не полностью. Не включены были главы преимущественно обзорного характера, посвященные тем аспектам личности, в разработку которых авторский вклад самого Олпорта сравнитель-

²¹ См • Evans R I Gordon Allport- The man and his ideas N Y • E P Dutton & Co, Гпс, 1970 P 122-123

14 Л. А. Леонтьев

но невелик. Следует, правда, отметить, что уникальный стиль Олпорта как творческой индивидуальности пронизывает весь этот учебник: о чем бы он ни писал, его почерк невозможно спутать ни с чьим другим; более того, по тексту не всегда можно определить, пишет ли он учебник для студентов младших курсов, или статьи для искушенных профессионалов.

Кроме этих двух книг и «Автобиографии» мы включили в издание ряд ключевых теоретических статей Г. Олпорта, вошедших в золотой фонд психологии XX столетия. По содержанию эти статьи отчасти пересекаются с обеими книгами, как и книги между собой, но это нас не смутило. Чтобы избежать повторов, пришлось бы нарушить цельность текстов, а это было бы несовместимо прежде всего со всем духом теории Олпорта, ставящим целостность на первое место. Поэтому мы сознательно сохранили некоторые повторы; Олпорт — это такой автор, которого не может быть слишком много, тем более что мы долгое время практически его не знали.

Каждый психолог личности, хочет он того или нет, говорит о себе отнюдь не только в автобиографии. Гордон Олпорт был уникальной, активной, интегрированной, зрелой, направленной в будущее личностью. Он оставил нам психологию уникальной, активной, интегрированной, зрелой, направленной в будущее личности.

Д. А. Леонтьев доктор психологических наук

Автобиография

Бергсон считал, что философия каждой жизни опирается на некую «личную идею», даже если попытка выразить эту идею никогда полностью не удается. Это изречение, имеющее оттенок идеализма и романтизма, чуждо локковскому образу человека, доминирующему в англо-американской психологии. И все же, признаюсь, эта мысль меня привлекает. Возможно, в широком смысле она выражает гипотезу, которую можно проверить.

Можно сказать, что моя собственная личная идея состоит в том, чтобы раскрыть, являются ли подобные общие гипотезы, касающиеся природы человека, эмпирически жизнеспособными, по крайней мере в такой же степени, как ассоциа-нистическая или реактивная гипотезы, которые сегодня правят американским психологическим мировоззрением. Считая, что Бергсон преувеличивает потенциальное единство человеческой личности, я думаю, что он (как и другие лейбницианцы, неокантианцы и экзистенциалисты) бросает вызов эмпирической психологии, и что эти взгляды требуют проверки. Философия человека и психология человека должны быть соотнесены друг с другом.

Сформулирую некоторые релевантные этой проблеме эмпирические вопросы. Как следует писать психологическую историю жизни? Какие процессы и структуры должны быть включены в полное описание личности? Как можно обнаружить (если они существуют) нити, связующие различные аспекты жизни? Значительная часть моей профессиональной деятельности можно рассматривать как попытку ответить на эти вопросы путем последовательных исследований и статей. Вследствие моего убеждения в том, что прежде чем погрузиться в пучину исследований, ученый должен поставить перед собой значительные, нетривиальные вопросы, объем моих теоретических публикаций превышает объем «продукции» эмпирических исследований.

В 1940 году я посвятил свой семинар в Гарварде проблеме. «Как должна писаться психологическая история жизни? ». В семинаре участвовали Джером Брунер, Дорвин Картрайт, Норман Полански, Джон Р. П. Френч, Альфред Болдуин, Джон Хардинг, Дуайт Фиске, Дональд Мак-Грэнахан, Генри Рикен, Роберт Уайт и Фрид Бейлз. Я упомянул имена этих ученых, так как мне кажется, что, хотя научная дея-

* Впервые опубликована в 1967 г Печатается по изданию Allport G The Person m psychology Boston Beacon, 1968 P 376-409

16 Гордон Олпорт

тельность их весьма разнообразна, значительная часть творческой работы этих психологов в широком смысле отвечает теме моего семинара

Нам не удалось решить поставленную перед собой задачу Правда, мы создали ряд правил и описали случаи в соответствии с этими правилами, но в конечном счете нас расстроила незначительность результатов Наши неудавшиеся правила никогда не были опубликованы, тем не менее из семинара выросли несколько важных, опубликованных впоследствии, исследований, часть которых суммирована в моей монографии «Исследование личных документов в психологической науке» (The Use of Personal Documents in Psychological Science, 1942)

Я до сих пор не знаю, как надо писать психологическую историю жизни И сейчас по иронии судьбы я столкнулся с задачей написания своей собственной психологической биографии Не располагая методом, я буду вынужден «барахтаться», надеясь, что психологи будущего найдут способ выполнения подобной задачи

1897—1915

Любой пишущий автобиографию находит захватывающе интересной собственную генеалогию и знает, что его семейные взаимоотношения имеют величайшее объяснительное значение Но читателю обычно те же самые материи кажутся чем-то скучным, чем-то, что надо вытерпеть потому, что это должно относиться к делу Писателю очень трудно показать читателю, чт о именно уместно, где и почему Он сам не знает, как отделить первостепенные формирующие влияния от фактов, имевших второстепенное значение или минимальное влияние Мое собственное описание будет как можно более кратким

Мой отец был сельским врачом, выучившимся своей профессии после карьеры в бизнесе и уже имевшим семью с тремя сыновьями Я, четвертый и последний в семье, родился 11 ноября 1897 года в Монтесуме, штат Индиана, где отец начал свою врачебную практику Думаю, что моя мама и я были его первыми пациентами Вскоре он перенес свою практику в Стритсборо и в Хадсон, штат Огайо Прежде, чем я пошел в школу, мы переехали еще раз, в Гленвилл (Кливленд), где я двенадцать лет нормально, без перерывов проучился в школе

Мои братья были намного старше (Гарольд на 9 лет, Флойд на 7, Фэйетт на 5 лет), и мне пришлось создать свою собственную компанию по интересам Это был довольно узкий круг, ибо я никогда не «вписывался» в общую мальчишескую компанию Я был «остер на язык» и слаб в играх Когда мне было 10 лет, одноклассник сказал обо мне «О, этот парень — ходячая энциклопедия» Но даже будучи «обособленным», я ухитрялся быть «звездой» для небольшой группы друзей

Наша семья в течение нескольких поколений жила в сельской части штата Нью-Йорк Дед по отцовской линии был фермером, дед по материнской линии — столяром-краснодеревщиком и ветераном Гражданской войны Мой отец, Джон Эдвард Олпорт (род в 1863 г ), был чисто английского происхождения, мать, Нелли Эдит Уайз (род в 1862 г ) имела немецко-шотландское происхождение

Наша домашняя жизнь была отмечена простой протестантской набожностью и тяжелой работой Моя мать была школьной учительницей и передавала своим сыновьям страстное чувство философских исканий и важности поиска ответов на основные религиозные вопросы Так как отец не обладал отдельным подходящим для больницы помещением, наш дом в течение нескольких лет служил таковым, вмещая в себя и пациентов и медсестер Уборка врачебного кабинета, мытье пузырьков

Автобиография 17

и взаимодействие с пациентами были важными аспектами моего воспитания в детстве. Помимо общей врачебной практики, мой отец занимался множеством предприятий, основанием кооперативной фармацевтической компании, строительством и сдачей в аренду квартир и, наконец, разработал новую специальность — строительство больниц и надзор за ними. Я упомянул его многосторонность, только чтобы подчеркнуть тот факт, что четыре его сына получили подготовку в практических вопросах жизни, так же как и в широких гуманитарных вопросах. Папа не признавал каникул. Он следовал, скорее, правилу жизни, которое формулировал для себя так. «Если бы каждый работал так старательно, как может, и брал только минимальное финансовое возмещение, ограниченное потребностями его семьи, то повсюду было бы достаточное изобилие». Таким образом, именно напряженная работа, смягченная доверием и любовью, была характерна для нашего дома.

За исключением этого в целом благоприятного фундамента, я не могу выделить никаких особо важных, определявших мое развитие влияний вплоть до окончания в 1915 году средней школы, которую я закончил вторым учеником (из 100 человек). Очевидно, я был хорошим, «правильным» учеником, но явно не вдохновенным и не любознательным к тому, что выходило за рамки обычных подростковых интересов.

Окончание школы поставило проблему дальнейшего обучения. Мой отец мудро настоял, чтобы лето я потратил на то, чтобы научиться машинописи — умение, которое я бесконечно ценю. В это время мой брат Флойд, окончивший Гарвардский университет в 1913 году, предложил мне подать туда заявление. Было уже поздно, но в конце концов меня приняли, после того как я пробился через вступительные тесты, проводимые в Кембридже в начале сентября. Наступило переживание интеллектуального рассвета.

1915—1924

Испытывал ли когда-нибудь парень со Среднего Запада большее воздействие от «поездки на Восток в колледж»? Сомневаюсь. Почти мгновенно весь мир для меня преобразился. Конечно, мои основные моральные ценности сформировались дома; новыми были интеллектуальные и культурные горизонты, которые теперь я был приглашен исследовать. Студенческие годы (1915—1919) принесли массу новых влияний.

Первым и самым важным впечатлением было постоянное ощущение высоких стандартов. Гарвард просто предполагал (или так мне казалось) что все должно быть наивысшего качества. На первых экзаменах я получил массу оценок «посредственно». Сильно расстроенный, я приналег на учебу и завершил год с отличными оценками. В качестве награды я получил detur* (что бы это могло быть? ) в форме роскошного издания книги «Мариус, эпикуреец» (кто это был такой? ). За 50 лет моей связи с Гарвардом я никогда не прекращал восхищаться молчаливым ожиданием наилучших результатов. Человек должен был выполнять все на пределе своих возможностей, и ему предоставлялись для этого все условия. Хотя все курсы для меня были интересны, внимание мое вскоре сосредоточилось на психологии и социальной этике. Вместе взятые, эти две дисциплины обозначили мою дальнейшую карьеру.

Первым моим учителем психологии был Мюнстерберг, похожий на Вотана**. Мой брат Флойд, аспирант, был его ассистентом. Из гортанных лекций Мюнстер-

* Награда лучшим ученикам в виде книги (фр ) — Здесь и далее звездочкой (*) обозначены редакционные примечания

** Вотан (Водан, Один) — верховный бог в мифах и сказаниях древних германцев и скандинавов

18 Гордон Олпорт

берга и его учебника «Психология общая и прикладная» (Psychology General and Applied, 1914) я мало что узнал, помимо того, что «каузальная» психология — не то же самое, что «целенаправленная» психология Чистая страница, разделяющая два соответствующих раздела книги, меня интриговала Нельзя ли примирить и соединить их⁷ — задавал я себе вопрос Гарри Мюррей также начинал учиться у Мюнс-терберга В статье «Что делать психологу с психоанализом⁷» (What Should Psychologist Do About Psychoanalysis⁷, 1940) он пишет, что холод подхода Мюнстерберга был ему так отвратителен, что он сбежал через ближайший выход, тем самым отсрочив на несколько лет выбор своей будущей профессии Что стало «хлебом» для меня, было «ядом» для Мюррея Возникает вопрос что такое «хороший» учитель⁷ Я извлекал пищу как из дуалистической дилеммы Мюнстерберга, так и из его пионерской работы в прикладной психологии

Вскоре я стал посещать занятия у Эдвина Б Холта, Леонардо Троланда, Уолтера Диаборна и Эрнеста Саусарда Экспериментальной психологией я занимался у Герберта Лэнгфелда и своего брата Между занятиями и в свободное время я извлек немалую пользу из размышлений моего более зрелого брата о проблемах и методах психологии Флойд предложил мне участвовать в его собственных исследованиях социального влияния в качестве испытуемого Мюнстерберг убедил его последовать традиции Меде и найти различия в результатах выполнения задач в группе и в одиночку

Первая мировая война лишь слегка нарушила мою программу Как призывнику студенческого военного подготовительного корпуса мне разрешалось продолжать занятия (с добавлением таких предметов, как санитарная техника и картография) Даже в тренировочном лагере я готовил, при поддержке Лэнгфелда, доклады о психологических аспектах стрелковой практики Хотя мой вклад был незрелым, задание оказалось полезным Перемирие было подписано в мой двадцать пятый день рождения, 11 ноября 1918 года В начале 1919 года я получил степень бакалавра, а Флойд — доктора

Последний штрих влияния студенческого периода относится к моим занятиям на кафедре социальной этики под руководством Джеймса Форда, особенно к сопутствующей полевой подготовке и добровольческой социальной службе, которые были мне чрезвычайно интересны На протяжении всей учебы в колледже я руководил мальчишеским клубом в западной части Бостона, время от времени добровольно работал в Семейном обществе (навещал их подопечных), сотрудничал в службе по надзору за условно и досрочно освобожденными В течение одного месяца я выполнял оплачиваемую работу для Гуманитарной организации Кливленда, в течение другого — работал у профессора Форда в качестве полевого агента, подыскивая жилье для рабочих военных предприятий в перенаселенных индустриальных городах Востока В Филлипс Брукс Хаузе я выполнял оплачиваемую работу в качестве сотрудника комиссии по помощи иностранным студентам и секретаря Космополи-тен-клуба Эта социальная работа доставляла мне глубокое удовлетворение, отчасти потому, что давала ощущение компетентности (перевешивавшее общее чувство неполноценности), а отчасти потому, что я обнаружил, что мне нравится помогать людям в решении их проблем

Этот период социальной службы отражал мой поиск самоидентичности, сливался с моими попытками достичь зрелой религиозной позиции Подобно многим студентам, я был в процессе перехода от детских представлений о Боге к некой гуманитарной религии Однако несколькими годами позже я выступил против этой, по существу унитаристской, позиции, потому что мне казалось, что выпячивание собственного интеллекта и утверждение своего доморощенного набора ценностей обесценивало суть религиозного поиска Я чувствовал, что смирение и некоторый мистицизм

Автобиография 19

были мне необходимы, в ином случае я рисковал бы стать жертвой собственного высокомерия. Высокомерие в психологическом теоретизировании всегда отталкивало меня, я убежден, что лучше быть неуверенным, эклектичным и скромным.

Две линии моей учебы постепенно вылились в важное убеждение. Для эффективной работы в социальной сфере человек нуждается в здоровой концепции человеческой личности. В основе практической деятельности должна лежать хорошая теория. Позднее это убеждение было ясно выражено в моей докторской диссертации, которая называлась «Экспериментальное изучение черт личности в контексте проблемы социального диагноза». Это, конечно, была одна из первых формулировок загадки того, как должна писаться психологическая история жизни.

После окончания учебы у меня не было ясного представления, что делать. Смутно я чувствовал, что руководство социальной службой для меня было бы предпочтительней преподавания. Но появилась возможность попробовать себя в преподавании. В течение года я преподавал английский и социологию в колледже Роберта в Константинополе в последние месяцы правления султана (1919—1920). Я получил большое удовольствие от этого года, от свободы, новизны и ощущения успеха. Когда по телеграфу мне предложили аспирантскую стипендию в Гарварде, я уже понимал, что преподавание — неплохая карьера для меня, и принял предложение. В колледже Роберта у меня завязалась продлившаяся всю жизнь дружба с семьей декана Брэдли Уотсона, позже ставшего профессором драматической литературы в Дартмуте и крестным отцом моего сына, и с Эдвином Пауэрсом, впоследствии — заместителем инспектора по исправительным учреждениям штата Массачусетс.

По дороге из Константинополя в Кембридж произошло событие особой важности, моя единственная встреча с Зигмундом Фрейдом. Я рассказывал эту историю много раз, но ее стоит повторить, ибо она имела характер травматичного для моего развития эпизода. Мой брат Фэйетт в это время находился в Вене в составе торгового представительства США. Это было в период деятельности Гувера, связанной со смягчением международных отношений. Брат предложил мне остановиться у него.

С нахальством двадцатидвухлетнего неоперившегося юнца я написал Фрейду, заявляя о своем пребывании в Вене и подразумевая, что, несомненно, он был бы рад познакомиться со мной. Я получил очень добрый ответ, написанный им собственноручно, приглашающий меня к нему в офис в определенное время. Вскоре я вошел в знаменитую комнату, обитую красным джутом, с рисунками сновидений на стене. Фрейд пригласил меня в свой кабинет. Он не заговорил со мной, а сел в молчаливом ожидании изложения цели визита. Я не был готов к этому, и мне пришлось быстро соображать, чтобы найти подходящий первый шаг в разговоре. Я рассказал ему случай в трамвае по дороге к нему в офис. Маленький мальчик лет четырех демонстрировал явную фобию грязи. Он повторял своей матери. «Я не хочу сидеть там... не позволяй этому грязному дяде сидеть за мной». Для него все было schmutzig*. Его мать — сильно накрахмаленная Hausfrau** — выглядела столь доминирующей и решительной, что я подумал об очевидности причины и результата.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒