|
|||
Только проклятия!IX Сколь простирается наш взгляд, всюду черные волны бьются о стены мира… Всадники, бледные, как смерть, в забрызганных кровью одеждах, реют в атмосфере, потрошат воздух острыми серпами, раскидывают сети в предзакатной Мгле. Кто может, пусть взглянет на них, - эти достойные выкормыши Ада ловят души, спешно возносящиеся к небу. Они охотятся на дорогах, ведущих в рай. Их копья нанизывают души в такт истекающим секундам и нашим накалившимся сердцам – искрам вселенского пожара. Им неведома жалость, так же как и мы не знаем пощады. Мы пролили достаточно крови, своей и чужой, чтобы помнить о тонкостях извращённого воздаяния. Мы терпели голод и лишения, чтобы видеть этот час. Мы испытывали взлёты и падения, чтобы через долгие века восстать вместе со Тьмой во всём своём величии, и облачиться в пурпурные ткани. Мы завоевали Дьяволу легионы отверженных душ, и громили непорочные полки божеской армии. Мы были сухими поленьями, когда огонь Ада питался нашей плотью. И ныне, в выжженных клеймах на наших душах отчётливо читаемо – Преисподняя. Это – имя Победы. Что нам страсти и страдания человечества, в сравнении с жертвами, приносимыми нашему Властителю? Лишь ржавые трофеи, сложенные у наших ног. Мы не колеблемся, когда время так близко. У нас осталось несколько мгновений на то, чтобы опустить свой взор на колышущиеся хоругви, несущие вязь христограмм лабарумы. Чтобы взглянуть в лица воинов несметных вражеских ратей, и в студенистые ряды ангельского войска, подёрнутые рябью белоснежных крыл. Наш взгляд способен проникать в самое их нутро, из пёстрого разнообразия выхватывать их сущности прицелами наших глаз и прожигать негодованием, взращённым в освобождённых душах, неподвластных устрашению. Остались считанные секунды на то, чтобы расстелить свитки, испещрённые кровавыми стрелами – Disposition Zum Angriff. Предстоит феерическое зрелище – первый этап войны – объятые пламенем болота.
X Человечество, ставшее более низким, чем Ад христианских пустословов, человечество, погрязшее в трясине пороков, в жиже неконтролируемых страстей, ищет пути вседозволенности и плодит паразитов. Его претензии на святость и грех невообразимо завышены. Миллиарды его нечестивых глоток раззявлены в требовательном вопле о справедливости. В этом они единодушны. Расы и нации, делящие меж собой одну участь, поражены проказой. Они пленники общей лжи. Зависть, лицемерие и предательство – самые страшные гётии их отношений. Уравнивая их в правах, веют ветра Чумы, Хвори и Мора. Из тёмных проёмов дверей, распахивающихся в неземные пределы, они ворвались, как вестники всеобщей Гибели. Въедаясь в податливые покровы, они кочуют по иллюзиям хрупкого равновесия, отданного человеческим соблазнам. И так же из недр болезнь рвёт паразитирующие мечты цивилизаций. Рыхлые законы сотрясают гнойное нутро. Жидкая мораль не держится в пористых артериях и растекается слизью, что сущее наслаждение для мокриц в рясах. Окружённые мёртвыми идолами, они строят свою власть, свои храмы. Распадающаяся плоть человечества струпьями покрывает конструкцию из бездыханных принципов и идеалов. Столпы, на которые опирается его «вера» и его «непогрешимость», это также его кости, разъедаемые эрозией христианских учений, крошащиеся под непомерной тяжестью диадем алчности, венчающих многочисленные головы, грызущиеся меж собой. Пока не придёт Тьма, и не заставит их замолчать, чёрные ото лжи, кощунственные рты отхаркивают пустые слова о всеобщем благе, и вдыхают то унаследованное проклятие, что стало разъедающим ядом для лёгких человечества, и вирусом в его крови. Подобно Пилату, человечество умывает тысячи своих рук перед каждым грязным делом, и не внемлет тому, кого называет богом. Но навечно въевшаяся копоть несмываема с миллиардов грубых душ. Они пахнут жертвенным дымом, курятся серой. Возлюбленные чада божии тысячи лет более чем упрямо идут по стопам Иуды. Для них пример повесившегося запечатлён в веках, и топот марширующих ног заглушает призывы распятого на кресте раба. И ныне зыбкие тропы теряются, упираясь в границы, за которыми грядой возвышаются острые клыки тёмных законов. Человечество в смятении. В дерзновенных вспышках своеволия оно ведёт войну с богом. Оно отторгает все заветы, и спешно заключает взаимоисключающие пакты. Сумеречные божки так называемого технического прогресса не защитят человечество. Поиски им «нового» бога, создание многочисленных религий, говорит лишь о том, что человечество окончательно сбилось с пути к вратам рая. Растерянность отравляет умы и выедает глаза, видящие только непроницаемый частокол безнадёжности. Ускользнувшее от клюки доброго пастыря стадо разбредается в разные стороны, и неспособно уже собраться по зову архангельской трубы. Здесь и везде, отныне и навсегда, падшее человечество, слепое человечество, - законная наша добыча. XI Мы слышим стенания и проклятия, они сливаются в многоголосый гул, перерастают в рёв. После величественной фуги Преисподней теперь они ласкают наш слух своей страстью. Мы видим потные, согбенные спины и раболепно выставленные в небеса ягодицы, исполосованные бичами хребты народа кирки и мотыги. Их мозолистые руки строили град на семи холмах, их руки поднаторели в строительстве каменных мешков по заказу испанских фра, их скрюченные пальцы вырывали пищу из глоток себе подобных, а их языки не знали усталости. Своими деяниями они открыли нам путь, отдавая предпочтение нашей удаче, уступая под натиском нашей фурии. Они проложили сквозь топи гать и выстелили её ковровой дорожкой. Всё было готово к тому, чтобы мы вошли, даже не выпачкав своих ног. Они не рады – они ввели в свой дом Ад. Они встречают нас потоками грязи, льющейся из их ртов и неумелыми попытками нас остановить. Но слишком поздно, теперь, когда разверзлась Преисподняя. Смотрите, небеса густеют, верхние и нижние их уровни забиты до предела желавшими попасть туда и уплатившими назначенную цену, светопрестольные казематы наполнены богоизбранными узниками, отныне они заточены навечно. Небеса трещат по швам под собственной тяжестью, от ощущения собственной значимости, полыхают огнями и молниями, рвутся от давящих изнутри противоречий. Прорехи щедро ссыпают белую и приторную, дурманящую манну. Это кость, брошенная собакам, аванс за послушание. С земли обречённой тянутся руки, украшенные стигматами, голодные жадные рты застыли в оскале, глаза узрели, как белый цвет темнеет в атмосфере, сочится кровью, орошает их слезами. Теперь они знают, что скоро выпадет обильный урожай пепла небес. Обманутые, они вопят, обиженные, они стонут. И молят о разрождении небес спасителем. Да не отвергнут нас! Мы принесли бесценный дар – спасение от бога и самого человечества. Их крик: «Hostis Humani generis» относится к нам. О нет, мы метим гораздо выше, и всей полноты нашей ненависти достоин один только бог. Как презираем мы человечество за порок, лицемерие и рабскую сущность, так более всего ненавидим мы небеса за святость в олицетворенной пассивности. Сметя человечество, мы уберём со своего пути тот хлам, что лежит меж нами и сердцем бога. Именно потому человеческое царство подлежит сокрушению, подлежат свержению надменные олигархи, и подлежат втаптыванию в грязь целые народы. Упадок, запустение, прах сопутствуют нам в этом. Мир будет плацдармом для вторжения на небеса и источником ресурсов для достижения победы. Сие место станет явным доказательством полного воплощения в реальность политики бескомпромиссных завоеваний и утверждения основ нашей морали – прямолинейной, жёсткой и не признающей уступок и отклонений. Урхитофель уже обагрил свой меч святой кровью и выпростал его вновь. В базиликах гады свили свои гнёзда и восполняют запас яда, черпая его из клоак. Народы припадают к болотной жиже и ненасытно пьют из своих ран чёрные воды Стикса. Их жажда неутолима, в их сосудах дурная, малярийная кровь.
Они терзают себя напрасными надеждами, что вслед за ночью вновь придёт день. Они не знают – ночь может быть слишком долгой, чтобы дожить до рассвета. Они не увидят воспетый ими конец ночи. Их стоны и вопли услаждают наш слух своей страстью. Им ничего не изменить. Да не сорвутся с их губ слова молитв.
Только проклятия!
|
|||
|