Таблица 38 1 страница

^* Сост. по: РГАДА. Ф. 273. Оп. 1. Д. 32789, 32826.

сковских таможенных книг 1726 и 1740 гг. (наиболее ранней и одной из наиболее поздних из сохранившихся книг, в которых учтен привоз китайских товаров), на долю сибирских купцов, составлявших в 1726 г. 28%, а в 1740 г. — 21% от общего числа торговцев, привозивших в Москву китайские и сибирские товары [180], приходилось соответственно 1/3 и 1/4 всего объема их продажи. Следовательно, как и в караванной торговле, в частной приграничной торговле с Китаем преобладающие позиции занимало купечество Европейской России, представленное преимущественно поморскими и московскими купцами, однако если в караванной торговле присутствие торговцев из Сибири было минимальным, то здесь участие сибирского купечества было существенно более весомым, к тому же распродаваемые сибирскими купцами на московском рынке партии китайских товаров в среднем были

более крупными, чем у торговцев из европейской части страны (табл. 37). Сибирским купцам принадлежала половина всех партий товаров стоимостью более 5 тыс. руб. (в 1726 г. — 3 из 6, а в 1740 г. — 4 из 8 партий), два сибиряка были и в числе пяти торговцев, чья сумма продаж превышала 10 тыс. руб. (енисейский купец П. Самойлов — 16, 6 тыс. руб., тобольский М. Корнильев — 10, 5 тыс. руб. ).

Наиболее активное участие в торговле с Китаем и соответственно в привозе китайских товаров в Москву принимали купцы трех крупнейших в XVIII в. торговых центров Сибири — Иркутска, Тобольска и Енисейска. На долю купцов этих трех городов в 1726 г. приходилось 73% всего привоза сибирского купечества, а в 1740 г. — 90%; в том числе иркутские купцы (М. Глазунов, Ф. Чечеткин, Т. Бречалов, П. Пивоваров, И. Гранин и др. ) обеспечивали в 1726 г. 37% всего привоза, а в 1740 г. — 3, 3%, тобольские (С. Третьяков, Л. Нефедьев, М. Корнильев, П. Битюков, И. Налабардин, Б. Торицын и др. ) — соответственно 28 и 45%, а енисейские (И. Скорняков, С. Агапитов, А. и П. Самойловы и др. ) — 8 и 41%. Привозили китайские товары в Москву и некоторые купцы из других сибирских городов: селенгинские В. Хлуденев (на сумму 8045 руб. ) и П. Сомовых (266 руб. ), томский А. Серединин (4368 руб. ), верхотурский И. Вагин (1395 руб. ), тюменский А. Стукалов (420 руб. ) и др. Участие сибирских купцов в привозе китайских товаров в Москву на этом раннем этапе их участия во внешнеторговой деятельности не имело еще сколько-нибудь высокой степени регулярности: из 22 сибирских купцов, торговавших китайскими товарами в Москве в 1726 г., привозили их сюда и в 1740 г. лишь два купца (иркутские Ф. Чечеткин и Т. Бречалов).

Крупными торговцами, присутствовавшими на московском рынке, не исчерпывался круг участников русско-китайской торговли со стороны сибирского купечества. В торговле с Китаем принимали участие и более мелкие купцы, для которых самостоятельная доставка выменянных в Кяхте товаров на рынки Европейской России не имела коммерческого смысла, поэтому они распродавали их в розницу сибирскому населению, либо сбывали непосредственно на территории Сибири (преимущественно в Иркутске и на Енисейской ярмарке) крупным купцам-оптовикам, отправлявшим их для последующей реализации в Москву и на Ирбитскую ярмарку. По данным анкеты Комиссии о коммерции, представленным в таблице 38, во внешнеторговых операциях на границах Сибири, преимущественно в Кяхте, в середине 1760-х гг. принимали участие 473 купца, совокупный торговый оборот которых достигал 357, 8 тыс. руб.

Почти треть задействованного во внешней торговле капитала сибирского купечества приходилась на иркутских купцов, концентрировавших свои капиталовложения преимущественно в русско-китайской торговле: из 57 иркутских купцов, производивших торги «к портам и пограничным таможням», 7 чел. вели торговлю в Охотском порту (на сумму 23 тыс. руб. ), а остальные — в Кяхте (на сумму 91, 7 тыс. руб. ). Далее по размерам капиталов, задействованных в торговле с Китаем, следовали купцы Тобольска: только в

Таблица 38

Связь купцов сибирских городов с внешним рынком (1760-е гг. )^*

^* Репин Н. Н. Купечество и торговля городов Западной Сибири в начале 60-х годов XVIII века (по материалам фонда комиссии о коммерции ЦГАДА) // Обменные операции городов Сибири периода феодализма. Новосибирск, 1990. С. 16–17; РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 441. Л. 68–73 об.

Кяхте торговали 27 тобольских купцов с капиталом в 39, 5 тыс. руб., еще 5 купцов вели торговлю не только в Кяхте, но и в пограничных таможнях на Сибирской линии, а 21 купец с капиталом 23, 9 тыс. руб. к середине 1760-х гг. были отвлечены от внешней торговли к внутренней «за старостою», «за одиночеством», «за задолженностью в службе» и другим причинам, однако ранее активно участвовали во внешнеторговом обмене. С кяхтинской торговлей были связаны и 26 томских купцов с капиталом 29, 4 тыс. руб., при этом 9 из них имели коммерцию и в других пограничных пунктах, а капиталы остальных (17, 1 тыс. руб. ) всецело обращались в Кяхте [181]. Преимущественно на кяхтинскую торговлю ориентировало свои внешнеторговые операции и енисейское купечество, вкладывавшее в них капитал в размере 43, 4 тыс. руб. Более половины всех связанных с внешней торговлей сибирских купцов (250 из 473) проживало непосредственно в пограничных с Китаем пунктах — Кяхте, Селенгинске, Нерчинске, однако в составе купечества этих городов еще практически не было обладателей сколько-нибудь крупных капиталов, поэтому по среднему размеру капитала, приходившегося на одного купца, пограничные пункты значительно уступали крупнейшим торговым центрам Сибири (табл. 38). Так, в Кяхте, где в первой половине XIX в. в составе купечества было немало коммерсантов, входивших в число самых богатых купцов Сибири, в середине XVIII в. лишь 5 торговцев (А. Овсянкин, П. Волков, Ф. Горденин, П. Дернятин, Л. Попов) имели капитал, приближавшийся к средней величине капиталов, задействованных во внешне-

торговых операциях у купцов крупнейших торговых городов Сибири (1–3 тыс. руб. ) [182].

Приведенные выше данные, характеризующие как сравнительное участие купцов Европейской России и Сибири, так и представительство купечества различных сибирских городов в торговле с Китаем, в значительной мере согласуются со сведениями, указанными в подготовленной Кяхтинской таможней для Сибирского приказа Справке о распределении отправленных из таможни в 1751 г. китайских товаров по пунктам назначения. Согласно этому документу, из общего количества выменянных в Кяхте китайских товаров, оцененных в 450, 4 тыс. руб., в Европейскую Россию было отправлено на 210, 7 тыс. руб. (46, 8%), на Ирбитскую ярмарку — на 66, 6 тыс. руб. (14, 8%), а в различные сибирские города — на 173, 1 тыс. руб. (38, 4%), в том числе в Иркутск — на сумму 94, 3 тыс. руб., Нерчинск — 24, 5 тыс. руб., Тобольск — 11, 3 тыс. руб., Енисейск — 10, 2 тыс. руб:, Якутск — 13, 8 тыс. руб., Барнаул — 5, 9 тыс. руб., Селенгинск — 5, 4 тыс. руб., Томск — 3, 6 тыс. руб., Илимск — 1, 0 тыс. руб., Красноярск — 0, 8 тыс. руб., для Ямышевской и Семипалатинской крепостей — 2, 3 тыс. руб. [183]

Насколько можно судить по материалам анкеты Комиссии о коммерции, а также сведениям Московской и Кяхтинской таможен, в середине XVIII в. наиболее крупные капиталы обращались в кяхтинской торговле у иркутских купцов А. Сизых (20 тыс. руб. ), В. Ворошилова (10 тыс. руб. ), Ф. Киселева (8 тыс. руб. ), П. Лебедева, О. Сибирякова (по 5 тыс. руб. ), тобольских И. Володимерова (10 тыс. руб. ) М. Корнильева (10 тыс. руб. ), Ф. Ширкова, Е. Шевырина, Ф. Рябовского, Н. Снигирева (по 5 тыс. руб. ), Г. Евсевьева (4 тыс. руб. ), томских М. Старкова (9 тыс. руб. ), А. Янина (8 тыс. руб. ), И. Губинского, А. Шумилова, А. Серединина (по 4 — 5 тыс. руб. ), енисейских П. Самойлова (16 тыс. руб. ), Е. Плотникова (12, 5 тыс. руб. ), С. Агапитова (3, 5–4 тыс. руб. ), тюменских Ф. Быкова (5, 5 тыс. руб. ), Я. Протасова (3, 5 тыс. руб. ), тарских Т. Каримова (7, 5 тыс. руб. ), В. Карелина (4, 5 тыс. руб. ) и др. [184]

Так как основным товаром, на который сибирские купцы выменивали в Кяхте китайские товары, была пушнина, масштабы обменных операций торгующего в Кяхте купечества существенно возросли после отмены правительством в 1762 г. действовавшего с конца XVII в. запрета на сбыт частными торговцами в Китай наиболее ценных сортов пушнины — соболя, бобра, чернобурки и др. Либерализация условий частной торговли пушниной, обусловленная прекращением практики посылки в Китай казенных караванов, позволила купцам перевести свои торговые операции с мехами из контрабанды в русло легального обмена, что в итоге дало значительный импульс кяхтинской торговле, обороты которой с 1760 по 1800 г. выросли с 1, 4 до 8, 4 млн руб., т. е. в 6 раз. В 1757–1784 гг. пушнина составляла около 85% русского вывоза в Китай, и хотя в последнее десятилетие XVIII в. ее удельный вес снизился до 70%, она по-прежнему занимала главное место среди променивавшихся в Кяхте русских товаров, значительно превосходя по стоимости другие статьи русского экспорта — сукна, кожи, железо, скот [185]. При этом в торговых оборотах сибирских купцов пушной товар

играл относительно более значительную роль, чем у торговавших в Кяхте купцов из Европейской России. Так, судя по сохранившимся данным Кяхтинской таможни о взимании пошлин за 1769–1770 гг., у многих сибирских купцов товарные партии на 90–100% состояли из мехов. А в первой трети XIX в. торговавшими в Кяхте купцами-сибиряками поставлялось до 2/3 всей променивавшейся здесь пушнины: в 1830 г. — на 1, 96 млн из 3, 16 млн руб., в 1835 г. — на 2, 6 млн из 4, 3 млн руб. [186]

На рубеже XVIII-XIX в. в кяхтинской торговле принимали участие, по разным сведениям, от 60 до 115 купеческих семей из различных сибирских городов, преимущественно из Иркутска, Тобольска, Тары, Томска, Енисейска, Верхнеудинска, Селенгинска и Кяхты. В одном только Иркутске торговые дела в Кяхте имели 25–40 купеческих домов [187]. Однако с выходом в 1807 г. манифеста, по которому право на ведение торговли с Китаем предоставлялось только лишь купцам, состоявшим в первой гильдии, количество участников кяхтинского торга резко сократилось: по данным за 1830 г., торговые обороты в Кяхте имели 53 российских купца, из которых сибиряков было лишь 17 чел. [188] Кяхтинская торговля становится доступной только для наиболее капиталистах из сибирских купцов, в числе которых в первой трети XIX в. выделялись иркутские Трапезниковы, Медведниковы, Саватеевы, тобольские Ширковы, Селивановы, Пиленковы, Гневашевы, томские Мыльниковы и Касимов, тарские Нерпины, енисейские Хорошевы и Кобычевы, нерчинские Кандинские, селенгинские Ворошиловы, верхнеудинские Титовы, Курбатовы, Сотниковы, Осиповы, кяхтинские Баснины, Игумновы, Молчановы, Котельниковы.

Установление монополии купцов-первогильдейцев на проведение торговых операций в Кяхте еще более ослабило позиции сибирского купечества в русско-китайской торговле, где и ранее главенствующее положение занимал купеческий капитал из Европейской России. Так, если в 1804 г. сибирским купцам принадлежало 36% кяхтинского товарооборота (84502 из 234080 пуд. товаров), то в 1830 г. доля купцов-сибиряков составляла только 25% (2, 8 млн из 11, 2 млн руб. ) [189]. Помимо перевеса в финансово-экономической мощи, доминированию купцов из Европейской России в кяхтинской торговле способствовали также льготы и преимущества, предоставлявшиеся им царским правительством. Так, во второй половине XVIII в. на сибирских купцов в течение длительного времени не распространялась предоставленная купцам европейских губерний льгота в виде отсрочки уплаты таможенных пошлин за выменивавшиеся в Кяхте товары. Значительные преимущества получили купцы Европейской России и в результате введения в 1800 г. новых правил, регулировавших проведение торговых операций в Кяхте. Согласно этим правилам, кяхтинский торг приобретал исключительно меновой характер, а цены, по которым товары променивались китайцам, должны были устанавливаться «общим уговором» торгующих в Кяхте российских купцов. Установление расценочного механизма формирования спроса на российские товары оказалось на руку торговцам из Европейской России, которые, пользуясь превосходством в капиталах и

численности перед торговавшими в Кяхте сибирскими купцами (особенно после 1807 г., когда от кяхтинской торговли были отлучены мелкие и средние торговцы), добивались установления выгодных для себя променных цен, определяя их таким образом, чтобы, как жаловались сибирские купцы в своей записке генерал-губернатору Восточной Сибири (1839 г. ), «уничтожить торговлю в Кяхте сибирскими пушными произведениями и дать только более ход изделиям фабричным» [190]. Инициируемое купцами из Европейской России завышение обменных цен на пушнину, на которую у сибирских купцов-кяхтинцев в первой трети XIX в. приходилось до 2/3 всей стоимости промена, вызывало затоваривание пушниной: по сведениям на 1839 г., у сибирских купцов имелось непроменянного пушного товара на сумму 4 млн руб., что в 1, 5 раза превышало среднегодовой объем его реализации китайским купцам [191]. С другой стороны, выгодность промена мануфактурных изделий, поставлявшихся в Кяхту купцами Европейской России, обеспечивалась не только установлением «сходственных» променных цен на них, но и за счет использования имевшейся у богатых московских негоциантов (а именно они поставляли в Кяхту основную массу мануфактуры) возможности закупать товары у российских мануфактуристов крупными партиями, а значит по более низким ценам и более высокого качества.

Монополизм крупных торговцев из Европейской России, утвердившийся в кяхтинской торговле, вызывал недовольство со стороны сибирских купцов, которое находило выражение как в публикациях в прессе [192], так и в записках в адрес различных властных структур, в которых под лозунгом «торговля требует свободы» предлагалось отменить, либо ослабить действовавшие в кяхтинской торговле ценовые ограничения и регламентации. Одна из таких записок, цитировавшаяся выше, была составлена в 1839 г. торговавшими в Кяхте иркутскими купцами Трапезниковыми, Медведниковыми и Шелиховым на имя генерал-губернатора Восточной Сибири и переслана кяхтинским купцом П. Басниным в Департамент мануфактур и внутренней торговли [193]. Торговавшие в Кяхте сибирские купцы противодействовали стесняющим их торговлю правилам и тем, что явочным порядком нарушали устанавливавшиеся под диктовку московских купцов расценки на промениваемые товары, в связи с чем последние были вынуждены регулярно принимать «приговоры» с обращением к компаньонам (в обязанности которых входил контроль за соблюдением правил торговли) следить за соблюдением торгующими установленных цен. Такие обращения, в частности, принимались московскими купцами в 1829, 1830, 1837 гг., а в 1838 г. против принятия мер, способных подорвать «общую цену на товар», они выступили в письме на имя министра финансов Канкрина [194].

В конечном итоге сибирским купцам, позиция которых соответствовала постепенно усиливавшейся в действиях правительства тенденции к либерализации торгово-промышленной политики, удалось добиться в 1840 г. значительного смягчения ценовых регламентации, а указом от 1 августа 1854 г. всем торговавшим в Кяхте купцам было дозволено променивать свои товары «по вольным ценам, не стесняясь никакими купеческими положения-

ми» [195]. В 1840–1850-е гг. был существенно подорван и установленный правилами 1800 г. исключительно меновой характер кяхтинской торговли: с 1842 г. купцы для покупки китайских товаров стали использовать золото и серебро (в 1842–1850 гг. в Кяхте обращалось ежегодно от 400 до 500 тыс. руб. сер., что составляло 5–6% общей ценности промена товаров), а в 1854–1855 гг. вывозу золота и серебра, имевшему до этого полулегальный характер, было придано законное основание с тем лишь ограничением, чтобы стоимость отпускаемой в Китай золотой и серебряной монеты не превышала 1/3 стоимости вывозимых мануфактурных и 1/2 стоимости пушных товаров, в результате в 1854–1861 гг. около 50% стоимости ввоза оплачивалось нетоварными средствами, что снижало затраты купцов на транспортировку товаров [196]. Сдвиг в сторону либерализации кяхтинской торговли проявился также в предоставлении торгующим в Кяхте купцам права при оплате пошлин по вексельному переводу предоставлять вместо залогов аттестаты присутственных мест, а также в допущении к торговле в Кяхте купцов второй гильдии с правом ежегодно обменивать товаров на сумму не более 90 тыс. руб., что давало возможность участия в русско-китайской торговле обладателям не только крупных, но и средних по размеру капиталов.

Все вышеперечисленные нововведения способствовали усилению позиций сибирского купечества в кяхтинской торговле. Если в 1839 г. торговые дела в Кяхте имели 32 сибирских купца, то к середине 1850-х гг. их число возросло до 50–60 чел., а вложенный ими в торговлю с Китаем капитал увеличился соответственно с 1, 9 до 4–4, 5 млн руб. сер., т. е. более чем в 2раза. За это же время на четверть сократилось число участвующих в кяхтинской торговле купцов Европейской России, а принадлежавшие им капиталы уменьшились с 4, 4 до 3 млн руб. сер. Особенно существенно сократили свое присутствие ранее доминировавшие в кяхтинской торговле московские купцы: размер их товарооборота с 1839 по 1854 г. уменьшился в 1, 7 раза: с 5, 4 до 3, 2 млн руб. сер. [197]

Рост торговых оборотов сибирских купцов, сопровождавшийся одновременным сокращением торговых операций в Кяхте конкурентов из Европейской России, выводит их, начиная с конца 1840-х гг., на доминирующие позиции в кяхтинской торговле, а к концу дореформенного периода сибирские купцы сосредоточивают в своих руках около 60% всей кяхтинской торговли (табл. 39). Помимо указанных выше изменений в законодательном регулировании кяхтинской торговли, расширивших круг ее участников за счет менее капиталистах торговцев, успехи сибирских купцов объяснялись в немалой степени также тем, что многие из них лично вели дела в Кяхте, поддерживая непосредственные деловые и личные контакты с партнерами с китайской стороны, что позволяло им лучше изучать спрос на русские товары и более оперативно реагировать на его изменения, обеспечивая тем самым выгодный для себя промен, купцы же Европейской России, за малым исключением, действовали в Кяхте через комиссионеров и приказчиков, которые, как констатировали служители Кяхтинской таможни, «не соблюдают интересы своих поручителей», выменивая для них товар не самого лучшего

Таблица 39

Участие сибирского купечества в кяхтинской торговле
в 1830–1854 гг. (до 1840 г. — в ассигн. руб., после — в серебр. руб. ) ^*

^* Сост. по: РГИА. Ф. 1265. Оп. 3. Д. 167. Л. 86.

качества и не по самым выгодным ценам [198]. Значительную часть выменивавшихся в Кяхте китайских товаров сибирские купцы реализовали на территории Сибири, что снижало для них издержки, связанные с перевозкой товаров. В результате сибирские купцы преуспели в соперничестве с российскими в условиях сокращения спроса на товар, традиционно занимавший основное место в обменных операциях сибирского купечества в Кяхте — пушнину (ее доля в вывозе упала с 50, 7% в 1824–1828 гг. до 20–25% в первой половине 1850-х гг. ), и увеличения его на мануфактурные изделия, поставлявшиеся ранее в Кяхту в основном купцами Европейской России. Как видно из данных таблицы 40, сибирские купцы в последние предреформенные десятилетия существенно увеличили промен в Кяхте мануфактурных товаров и прежде всего закупавшихся у фабрикантов Центральной России шерстяных и хлопчатобумажных тканей, ставших в этот период основной статьей русского экспорта в Китай. Если масштабы торговли этим товаром в Кяхте у купцов Европейской России в период с 1835 по 1852 г. оставались примерно на неизменном уровне, то вывоз тканей сибирскими купцами увеличился более чем в 6 раз — с 555, 4 тыс. до 3594 тыс. аршин.

Таблица 40

Структура товарного вывоза через Кяхту
купцами Сибири и Европейской России в 1835–1852 гг. ^*

^* Сост. по: РГИА. Ф. 1265. Оп. 3. Д. 167. Л. 86 об. –87.

^** Сведения за 1835 г. - в ассигнационных руб., а за остальные годы — в серебряных руб.

Отмечая явное усиление позиций сибирских купцов в кяхтинской торговле в предреформенный период, нельзя вместе с тем не отметить сохранение значительной степени их кредитно-финансовой зависимости от оптовых торговцев («партионных покупщиков»), скупавших у них чай на Нижегородской ярмарке и в Москве, а также комиссионеров, бравших на комиссию недопроданный чай и открывавших купцам-кяхтинцам кредит, необходимый им для уплаты пошлин и закупки промышленных товаров, отправлявшихся для дальнейшего промена в Кяхту. В роли оптовых скупщиков чая и комиссионеров выступали в основном крупные московские (в 1850–1860-е гг. Боткин, Расторгуев, Алексеев, Подошвенников, Куманин и др. ) и казанские купцы (Александров), хотя и некоторые представители сибирского купечества начали заниматься в предреформенный период комиссионерством не только в Кяхте, но и на Нижегородской ярмарке (Трапезников, Медведников, Климин).

Как и на более ранних этапах развития кяхтинской торговли, среди сибирских купцов наибольшую активность в торговле с Китаем в предреформенный период проявляли купцы из городов Юго-Восточной Сибири. По сведениям за 1860 г., в числе 45 сибирских купцов, чей товарооборот в Кяхте превышал 50 тыс. руб. сер., было 32 купца, представлявших этот близлежащий к Кяхте регион, а их доля в общем обороте составляла 58, 1% (табл. 41). При этом если в XVIII в. среди торговавших в Кяхте купцов этого региона явно доминировало иркутское купечество, то к середине XIX в. немало обладателей крупных капиталов имелось и среди купечества Кяхты и Селенгинска, хотя в значительной части это были купцы, перечислившиеся сю-

Таблица 41

Участие купцов различных городов Сибири
в кяхтинской торговле в 1860 г. (с оборотом более 50 тыс. руб. сер. ) ^*

^* Сост. по: Государственная внешняя торговля в разных ее видах за 1860 год. СПб., 1861. Табл. XLII.

да из других городов Сибири и европейской части страны (Д. Старцев, Н. Игумнов, В. Смирнов, К. Марьин, А. Лушников, И. Нерпин, Н. Ширяев и др. ). Среди торговцев этого региона имелись обладатели крупных капиталов, ежегодный товарооборот у которых достигал 0, 5 млн руб. (И. Хаминов, С. Сабашникова), однако половина торговавших в Кяхте иркутских, селенгинских и кяхтинских купцов (15 из 31) имели сумму оборота, не превышавшую законодательно установленный максимум для участвовавших в кяхтинской торговле купцов второй гильдии — 90 тыс. руб.

Если географическая близость Кяхты позволяла принимать участие в торговле с Китаем не только самым крупным, но и менее капиталистам представителям забайкальского и иркутского купечества, то западносибирское купечество было представлено в кяхтинской торговле почти исключительно купцами-первогильдейцами, средний размер товарооборота у которых был почти в 2 раза больше, чем у восточносибирских купцов (266, 9 тыс. против 150, 6 тыс. руб. ). Из числа западносибирских купцов наибольшей вовлеченностью в кяхтинскую торговлю отличались купцы Тюмени и Тары, на которых в 1860 г. приходилось соответственно 40, 8 и 39, 9% всего товарооборота западносибирского купечества. Особенно следует отметить возросшую внешнеторговую активность тюменского купечества: если в 20–30-е гг. XIX в. его представители в списках кяхтинских торговцев не значились, то в 1860 г. в Кяхте вели торговлю 6 тюменских купцов (Е. Котовщиков, Ф. Климин, И. Подаруев, Я. Щетинин, Маремьяна и Кондратий Шешуковы) с общим оборотом 1, 4 млн руб., что составляло 17, 1% всего товаро-

оборота сибирского купечества. Усиление внешнеторгового потенциала тюменского купечества соответствовало значительному повышению его роли во внутрисибирской торговле, связанному с превращением Тюмени в первой половине XIX в. в один из главнейших товарно-распределительных пунктов сибирской торговли. Зато значительно сократилось в предреформенный период присутствие в кяхтинской торговле купечества города, уступившего Тюмени эту торговую функцию — Тобольска: если в первой трети XIX в. торговлю в Кяхте постоянно вели 4–5 семей тобольских купцов (Ширковы, Селивановы, Пиленковы, Медведевы, Гневашевы, Пирожниковы), то в 1850-е гг. — только одна (Пиленковы). Снизили внешнеторговую активность и томские купцы, переключившие свои основные капиталы и предпринимательскую энергию с торговли на золотопромышленность: в 1860 г. крупные торговые операции в Кяхте имел лишь один томский купец — Г. Елисеев (на сумму 311, 8 тыс. руб. ). По сходной причине, связанной с отвлечением капиталов в золотопромышленность, кяхтинская торговля не стала распространенным предпринимательским занятием у купцов Красноярска: если в 1830-е гг. торговые обороты в Кяхте имел один купец этого города — Иван Кузнецов, а по сведениям за 1847–1850 гг. в кяхтинском торге участвовали три красноярских купца (сын И. Кузнецова — Петр, С. Щеголев и Губкин на общую сумму 887, 6 тыс. руб. ), то в списке кяхтинских торговцев за 1860 г. значился лишь переписавшийся в мариинское купечество С. Щеголев (оборот — 387, 8 тыс. руб. ).

В целом трудно переоценить то влияние, которое в историческом плане оказала кяхтинская торговля на формирование коммерческих навыков и финансового потенциала сибирского купечества. До появления золотопромышленности именно в русско-китайской торговле складывались самые крупные в Сибири капиталы, а купцы-кяхтинцы составляли финансовую элиту сибирского купечества. Уже в первой четверти XIX в. ряд торговавших в Кяхте купеческих семей имели миллионные состояния. По свидетельству директора Кяхтинской таможни Галлохарского, относящемуся к концу 1820-х гг., миллионерами были иркутские кяхтинцы Прокопий, Иван и Логин Медведниковы, а также братья Трапезниковы [199]. Миллионным состоянием, нажитым главным образом в кяхтинской торговле, обладали в начале XIX в. также семейства тобольских купцов Пиленковых, тарских Нерпиных и кяхтинских Басниных. В последующие десятилетия ряды кяхтинских миллионеров пополнились за счет Я. Немчинова (Тара), Шешуковых (Тюмень), И. Хаминова, И. Базанова, (Иркутск), И. Нерпина, И. Носкова, Сабашниковых, Игумновых (Кяхта). Так, кяхтинским купцом П. Басниным за период с 1797 по 1842 г. только таможенных пошлин по кяхтинской торговле и гильдейских повинностей было уплачено в казну на сумму 6 млн руб. [200] Таможенные платежи другого крупного кяхтинского торговца И. Носкова составили в течение 15 лет (с 1844 по 1859 г. ) 780 тыс. руб., а сумма товарооборота превысила 2 млн руб. [201]

Важную роль сыграла кяхтинская торговля в карьере одного из самых крупных сибирских предпринимателей XIX столетия — тарского купца Якова Немчинова. Первоначальная основа его капитала, преумноженного затем удачливыми вложениями в золотопромышленный бизнес и составлявшего к концу жизни (умер в 1894 г. ), по разным оценкам, от 17 до 48 млн руб., была заложена в русско-китайской торговле, участие в которой Яков принимал начиная с 1845 г. По сведениям за 1862 г., из общего оборота капитала Я. Немчинова, составлявшего 3155000 руб., на золотопромышленность приходилось 112 тыс. руб. (3, 5%), а на торговлю с Китаем — 1442000 руб. (45, 7%). Масштабное участие в русско-китайской торговле сделало Немчинова крупной фигурой и на внутренних рынках России, где он реализовал выменивавшиеся в Кяхте китайские товары и закупал российские: обороты его торговли в Москве и на Нижегородской ярмарке составляли в 1862 г. соответственно 714 и 426 тыс. руб. [202]

За счет прибылей, получаемых от кяхтинской торговли и подрядов по перевозке кяхтинских товаров, сложилась значительная часть состояния иркутского купца Ивана Хаминова, являвшегося в 1850–1870-е гг. одним из самых богатых предпринимателей не только в Иркутске, но и во всей Сибири. Выходец из семьи небогатого сольвычегодского купца, И. Хаминов начал торговать в Иркутске еще в подростковом возрасте, поступив на службу приказчиком к своему земляку купцу П. Верхотину. Капитал, составленный на службе приказчиком, и приданое, полученное за дочерью богатого иркутского купца Пахолкова Евдокией, ставшей его женой в 1845 г., дали ему возможность записаться в 1845 г. в иркутское купечество по третьей гильдии. С 1850 г., после перехода в первую гильдию, И. Хаминов начал самостоятельную торговлю в Кяхте, годовой оборот которой с 1850 по 1860 г. вырос с 55 тыс. до 0, 5 млн руб. Огромные барыши Хаминов получал и от выполнения подрядов по доставке из Кяхты в Москву, Нижний Новгород и обратно товаров кяхтинских торговцев. Совместно с другим крупным подрядчиком К. Марьиным он ежегодно доставлял по этому маршруту 75–90 тыс. мест чая (доставка одного места стоила в 1855 г. 10–15 руб. сер. ). Хаминов активно участвовал и в получившей развитие после заключения Пекинского трактата (1861 г. ) караванной торговле с Китаем. В 1870-е гг. состояние этого крупнейшего торговца, нажитое в основном за счет торгово-посреднических операций в Кяхте, составляло 5–7 млн руб. [203]

Многие сибирские купцы находили выгоду в том, что выступали в роли приказчиков, а после официального разрешения в 1800 г. комиссионерства брали на комиссию товары купцов Европейской России, которые, как правило, лично не вели дела в Кяхте. Так, из 60 купцов, имевших в конце 1820-х гг. торговые обороты в Кяхте, лишь 7 вели здесь дела самолично, 2 купца действовали через сыновей и племянников, а интересы остальных представляли 9 приказчиков и 9 комиссионеров (последние брали на комиссию товары сразу у нескольких торговцев). К тому же 5 из 7 самостоятельно торговавших в Кяхте купцов также выполняли и комиссионерские обязанности по отношению к другим торговцам. По неполным сведениям за 1854 г., обмен-

ными операциями в Кяхте занимались 10 купцов и 19 комиссионеров и приказчиков [204]. Наиболее часто в роли комиссионеров и приказчиков торговавших в Кяхте купцов подвизались местные забайкальские купцы. Так, кяхтинский купец Ф. Кичин во второй половине 1830-х гг. являлся комиссионером московских купцов И. и А. Корзинкиных и владимирских купцов В. Солодовникова и Л. Павлова, а кяхтинский купец Н. Стрижев — Вольского купца Ф. Зензинова, верховажского А. Юринского и кяхтинского И. Пиленкова. Селенгинскому купцу Д. Синицыну доверяли в 1850-е гг. представлять их интересы в Кяхте казанский купец А. Алаков, малмыжский Ш. Утямышев, енисейские А. Кобычев и А. Дементьев, томский Г. Елисеев. На протяжении двух десятилетий занимались комиссионерством кяхтинские купцы А. Кузнецов и Н. Игумнов, имевшие значительную торговлю в Кяхте и на свой счет (таковая торговля запрещалась комиссионерам лишь на короткое время — с 1851 по 1855 г. ). Оказывал комиссионерские услуги другим купцам, рассматривая это как дополнительный источник дохода (за комиссию полагалось 1–2, 5% от суммы прибыли), и названный выше в числе крупнейших кяхтинских торговцев-миллионеров тарский купец Я. Немчинов [205].

Но, конечно, основные доходы купцы-комиссионеры получали не от своих комиссионерских занятий, а от торговли чаем на собственный счет, чем занимались практически все кяхтинские комиссионеры, так как получаемая при этом прибыль была существенно выше размера комиссионерского вознаграждения. По сведениям кяхтинского градоначальника, «частные приобретения» кяхтинских торговцев составили в 1860 г. 48% от стоимости выменянных у китайских купцов чаев (3 млн 291 тыс. руб. от 6 млн 875 тыс. руб. ) [206]. С учетом же пошлинных платежей и затрат на перевозку в Нижний Новгород и Москву, чистая прибыль кяхтинских чаеторговцев, по экспертным оценкам, в 1850-е гг. составляла 6–10%. Московские купцы-оптовики, скупавшие у кяхтинцев чай на Нижегородской ярмарке и здесь же перепродававшие его городовым купцам, выигрывали 4–5%, а купцы, реализовавшие закупленный на ярмарке чай в розницу в своих городах, могли получать от 20 до 80% прибыли. Средний барыш всех чаеторговцев в 1850-е гг. составлял: на высокие торговые сорта — 52–76%, на цветочные — 47–267%, а с учетом того, что чай проходил через трое рук (купец-кяхтинец — партионный оптовик — розничный торговец) на каждого приходилось в среднем барыша с торговых чаев 17–25%, с цветочных — 23–95% [207].

Другим важным направлением внешнеторговой деятельности сибирского купечества в XVIII-первой половине XIX в. была торговля с Средней Азией, Казахстаном и Западным Китаем, осуществлявшаяся через Сибирскую пограничную линию. Торговые связи Западной Сибири с Средней Азией, а через нее с Китаем установились еще до ее присоединения к Российскому государству — во времена Кучумского ханства. В XVII в. бухарские торговые караваны, доставлявшие в западносибирский регион основную массу восточных товаров, приходили сначала в Тобольск, а с 1674 г. — в Тару, куда из Тобольска правительственным распоряжением было перенесено обложение пошлиной приходивших в Сибирь торговых караванов. В

Тобольск в период с 1639 по 1674 г. караванами доставлялось различных восточных товаров более чем 80 наименований на сумму таможенной оценки от 1, 2 до 14, 6 тыс. руб. в год [208]. Крупные торговые караваны в начале XVIII в. приходили в Тару: по данным таможенной книги 1707 г., прибывшими в этом году в караване 132 бухарскими и 17 калмыцкими торговцами было привезено 722 тома китайки тюмовой, 2581 тюм китайки селинской, 33340 голов зенденей, выбойки и бязи, 480 кушаков, 190 мерлушек, 175 пуд. зеленого чая, 279 пуд. табаку и других товаров на общую сумму свыше 25 тыс. руб. [209] Часть этих товаров среднеазиатские торговцы отвозили затем для продажи в Тобольск, Тюмень, Томск, Красноярск и другие места, а остальное сбывали на месте тарским и приезжавшим в Тару купцам из других городов.

Однако сибирские купцы стремились к тому, чтобы полностью замкнуть на себя розничную реализацию восточных товаров, отводя среднеазиатским купцам роль лишь оптового их поставщика. Такому распределению торговых ролей содействовала функционировавшая с 20-х гг. XVII в. Ямышевская ярмарка, являвшаяся важнейшим местом оптовых торговых сделок между сибирскими торговцами, с одной стороны, и среднеазиатскими купцами, с другой. Сибирские торговцы привозили на эту открывавшуюся у Ямыш-озера в «пост Успенья богородицы» (15 августа) и продолжавшуюся 2–3 недели ярмарку кожи, пушнину, сукна, металлические изделия, которые обменивались на доставлявшиеся бухарскими купцами и калмыками китайские, бухарские и яркендские хлопчатобумажные ткани (китайки, камки, дабы, зендени, выбойки, бязи), чай, бадьян, табак, мерлушку, а также невольников-ясырей. Обороты Ямышевской ярмарки достигали в начале XVIII в. 50–60 тыс. руб. В 1703 г. российскими торговцами было выменяно здесь 3, 5 тыс. тюней китайки, 40 тыс. зенденей, чевдаров, выбоек и бязей, 1, 5 тыс. кушаков, 240 лисиц и недолисей, 440 овчинок астраханских, 4 пуда бадьяну, 20 озямов, 20 тулупов, а также более 100 ясырей и разного мелкого товара на 510 руб. [210] Сибирские торговцы были представлены на Ямышевской ярмарке в основном тарскими, тобольскими и тюменскими служилыми и посадскими людьми, а также сибирскими юртовскими бухарцами и татарами, сыгравшими важную роль в налаживании и развитии торговли с Средней Азией, Китаем и Казахстаном как в качестве самостоятельных торговцев, так и приказчиков русских купцов. Так, из Тары в 1702 г. на Ямышевскую ярмарку приезжал 51 торговец, в том числе 40 местных служилых людей, 8 юртовских бухарцев, один захребетный татарин, один служилый татарин и 2 «нововыезжих бухаретина», на которых из общей стоимости выменянных восточных товаров (7633 зенденей, выбоек и бязей, 1010 концов китайки, 17 ясырей) приходилось соответственно 83, 6; 12, 5; 0, 7; 1, 0 и 2, 2% [211]. Тобольской таможней в 1703 г. был зарегистрирован привоз «от Ямыш-озера» товаров на общую сумму 803 руб., из которых местным служилым людям, тобольским юртовским бухарцам и татарам принадлежало 77, 3%, торговым людям с Руси — 3, 7%, а приехавшим в Тобольск с недопроданным на Ямышевской ярмарке товаром бухарским купцам — 19% [212].

Привозом местных жителей обеспечивалась торговля «ямышевскими» товарами и на тюменском рынке. В оборот к западносибирским торговцам поступали также и товары, собираемые у Ямыш-озера целовальниками в казну в счет оплаты таможенных пошлин: так, тобольским юртовским бухарцам Б. Надырову, М. Сагачееву и тюменскому татарину К. Ашменеву было выдано из таможенного сбора 1704 г. «под кабалу» китайских и бухарских товаров на сумму 1380 руб. [213] Что же касается купцов из Европейской России, доминировавших в это время в целом в сибирской торговле, то они в торговле восточными товарами на этом направлении в начале XVIII в. практически не участвовали, сосредоточив основное внимание на отличавшейся более крупными оборотами торговле с Китаем через Забайкалье.

Привозившиеся с Ямышевской ярмарки восточные товары распродавались в городах, слободах и острогах Западной Сибири, вывозились для промена на пушнину в промысловые районы (в Сургут в 1703 г. привозилось тобольскими торговцами 325 зенденей, выбоек и кушаков, в Березов в 1701 г. — 12 тюней китайки, 100 зенденей, 5 озямов, в Пелым в 1703 г. тобольскими, тюменскими и туринскими купцами — 264 зенденей, выбоек и бязей, 10 платов бумажных), на Ирбитскую ярмарку (в 1703 г. на сумму более 150 руб. ) и даже частично вывозились для продажи на Урал и в европейскую часть страны (так, Тюменской таможней в ноябре-декабре 1703 г. был зарегистрирован отпуск для торговли в «русские города» ямского охотника А. Перевалова с 200 зенденями и 3 тюнями китайки, тюменского жителя В. Беднягина с 5 тюнями китайки, «в башкиры» — тюменского юртовского бухарца Е. Бабашева с 20 зенденями и 20 выбойками и т. д. ) [214].

Сибирские торговцы скупали товары у бухарских купцов и джунгар не только на Ямышевской ярмарке, но совершали и самостоятельные торговые поездки в Среднюю Азию и Китай. Так, в сентябре 1707 г. Тарской таможней был зафиксирован приезд в Тару «из степи из улусов калмыцкого эрдени аурукты контайши» 6 тобольских и 2 тарских торговцев с партией товаров, состоявшей из 920 зенденей, 3 тюмов китайки и 520 мерлушек. В 1712 г. из степи к Ямыш-озеру «в калмыцком караване» приходил тарский отставной казак И. Турченков, у которого было «взято в казну» 4 пуда китайского табака, торговля которым составляла казенную монополию. Активную торговлю в казахской степи и Горном Алтае вело томское купечество: по данным местной таможни, торговые вояжи в «киргизскую землицу» совершали на рубеже XVII–XVIII в. ежегодно до 15 чел., а в «телеутскую землицу» — по 5–7 чел., в том числе торговцы, представлявшие фамилии, вошедшие в середине и второй половине XVIII в. в гильдейское купечество — Серединины, Степновы, Евневы, Балахнины и др. [215]

В 1706 г. состоялся царский указ, подтвержденный в 1709 г. грамотой Сибирского приказа о том, чтобы за Ямыш-озеро «русских людей и иноземцев с товарами и без товаров в Китай и в Калмыки и в Мунгалы не пропускать» [216], после чего некоторое время торговые поездки российских и сибирских торговцев могли совершаться лишь нелегально (в 1712 г. в степи торговали приказчик гостя Г. А. Чирьева, тарский житель И. Турченков) [217], а

возобновились на законных основаниях в 1714 г., когда торговым людям было разрешено ездить с товарами в Ургу, поездки в которую совершались не только из Селенгинска, но и с территории Западной Сибири — по Ямышевской торговой дороге (через Тару, Ямышев, Семипалатинск, Кокпекты и Чугучак). По свидетельству купца Верхотурова, во время пребывания его в апреле 1746 г. в Джунгарии там находилось русских торговцев 21 чел., в том числе тобольские купцы И. Евсевьев, Ф. Плотников, И. Серебряков, Ф. Рыхторов, И. Васильев, тарские И. Панов, Я. Лоскутов, К. Сумин, Г. и Ф. Кузнецовы, Бабушкин, томские М. Греченин, В. Мельников, Т. Пьянков, иркутский И. Литвинцов. Многие купцы и их приказчики торговали в Джунгарии в течение нескольких лет, разъезжая с товарами от Урги до Яркенда [218]. В наказах в Уложенную комиссию (1766 г. ) сибирские купцы относили налаживание и развитие торговых связей с Средней Азией и северо-западным Китаем посредством организации торговли на Ямышевской ярмарке и посылки торговых караванов в «Зенгорскую землицу» всецело в счет своих заслуг, так как купцы губерний Европейской России «к учреждению тех торгов никаких трудов и старания не имели» [219]. Вместе с тем ими отмечалась и большая роль в этом сибирских юртовских бухарцев и татар, которые вели заграничную торговлю на свой счет и по доверенности от русских купцов, как правило, не рисковавших посылать свои торговые караваны без сопровождения приказчиков и работников из бухарцев и татар, поскольку знание ими языка, местных условий и обычаев позволяло с меньшими потерями провозить товар через не отличавшиеся политической стабильностью территории, более выгодно его променивать, избегать уплаты повышенных налоговых пошлин, взимавшихся с русских торговцев в среднеазиатских владениях.

И все-таки, поскольку сибирское купечество не обладало экономической мощью, достаточной для того, чтобы самостоятельно закупать необходимое количество восточных товаров на рынках Средней Азии, Восточного Туркестана и Китая, проезд к которым через казахские и монгольские кочевья к тому же был сопряжен с риском ограбления (в 1715 г. был захвачен кочевниками направлявшийся в Ямышев торговый караван тобольских, тарских и томских купцов, в 1732 г. во владениях «Казачьей Орды» ограблен туринский купец Колмогоров и т. д. [220]), оно должно было мириться с посредничеством среднеазиатских и калмыцких купцов, доставлявших восточные товары не только на Ямышевскую ярмарку и в Тару, куда им дозволялось отправлять караваны вышеназванным указом 1706 г., но и в Тобольск, Томск, Ирбит. Так, в 1737 г. на Ирбитскую ярмарку были пропущены 16 купцов зенгорского владельца Камалай-ходжа, в 1745 г. — купчины Ниязбай и Праимбай и следовавшие при них калмыки и бухарцы числом 170 чел. В 1744 г. в Тобольск через Ямышевскую таможню проследовало для торговли 565 бухарских купцов, в Томск через Ямышев — 6 бухарцев, а через Убинскую заставу — 60 бухарских купцов и калмыков с товарами, навьюченными на 200 верблюдов и 300 лошадей [221]. Значительная часть привозимых бухарскими купцами в сибирские города товаров распродава-

лась ими в сибирских городах и сельской местности в розницу самостоятельно, а остальные товары реализовалась оптовыми партиями сибирским купцам, которые затем направляли их в лавочную продажу на месте, либо вывозили в другие города. Так, томский купец Я. Шумилов в 1741 г. отправлял со своим приказчиком в Иркутск 400 зенденей, 709 выбоек, 50 чалдаров и 50 хамов, выменянных в Томске у приезжих бухарских купцов, Д. Паутов в Иркутск — 400 выбоек, а в Тобольск и на уральские заводы Демидова — 1000 выбоек, томский юртовский татарин К. Кабаев в Иркутск — 229 выбоек и 5 пуд. кишмиша и т. д. [222]

Непосредственный выход среднеазиатских торговцев со своими товарами на рынки западносибирских городов и Ирбитскую ярмарку не устраивал сибирских купцов, поскольку лишал их посреднической роли, связанной с променом среднеазиатским купцам пушнины и российских товаров, закупавшихся на Ирбитской ярмарке, и реализацией сибирскому населению выменивавшихся у них восточных товаров. Поэтому сибирские купцы обращались к властям с просьбами о запрещении торговли среднеазиатских купцов в западносибирских городах и на Ирбитской ярмарке и переносе всех обменных операций на пограничную Ямышевскую ярмарку, мотивируя свою позицию тем, что бухарцы и калмыки причиняют им «великое отягощение и немалые убытки», потому что, в отличие от них, «как продают товары, так и покупают, не платя пошлин» [223].

Торговые интересы сибирского купечества совпадали со стремлением царской администрации поставить торговлю восточными товарами под строгий таможенный контроль с тем, чтобы увеличить поступление доходов от ее налогообложения. С отменой в середине 1750-х гг. внутренних таможен, самым действенным способом реализации этих намерений становился перенос товарообмена в пограничные пункты Сибирской линии, тем более что казахам, бухарцам и джунгарам указом от 22 декабря 1747 г. разрешалось вести меновую торговлю «без осмотру и беспошлинно», а таможенные пошлины брались с «российских купцов, которые от них товары купят» [224]. Решение о запрещении бухарским купцам торговать внутри Сибири было вызвано и тем, что они на вырученные от продажи своих товаров деньги в больших количествах тайно скупали в Сибири и вывозили в Китай ценные меха (соболя, чернобурку и др. ), составлявшие предмет государственной монополии и запрещенные к вывозу за границу частным торговцам. Повышению торговой роли расположенных на Сибирской линии пограничных пунктов способствовала также активизация с середины XVIII в. товарного обмена Западной Сибири с казахской степью, инициатива в расширении которого исходила от казахской феодальной знати и поддерживалась российским внешнеполитическим ведомством и местными сибирскими властями, рассматривавшими развитие торговых связей как действенное средство вовлечения казахов Среднего жуза в сферу влияния России.

В 1747 г. царское правительство рекомендовало сибирским властям не допускать приезжих бухарских купцов для торговли в Тобольск и другие сибирские города, а с 1763 г. среднеазиатским купцам окончательно было

запрещено торговать во внутренних городах России, за исключением Нижегородской и Ирбитской ярмарок. Вместо этого вводился порядок, по которому они должны были променивать свои товары российским купцам на меновых дворах пограничных линий. Такая организация торговли в дальнейшем была подтверждена манифестом о купечестве 1 января 1807 г., а в 1844 г. торговые права среднеазиатских купцов были несколько расширены за счет разрешения им торговать без взятия гильдейских свидетельств, не только на Ирбитской и Нижегородской ярмарках, но и Тюменской [225].

Хотя организация регулярного менового торга на Сибирской линии, особенно в отдаленной Семипалатинской крепости, была сопряжена с известными трудностями и, как показала в своей монографии Н. Г. Аполлова, потребовала от сибирских властей принятия ряда мер как поощрительного (кредитование из казенных сумм закупок товаров купцами), так и административного характера (принудительное формирование и отправление купеческих караванов из Тобольска), однако уже в течение 1760-х гг. обороты торговли на Сибирской линии значительно возросли: в Семипалатинской крепости с 1763 по 1770 г. товарооборот увеличился с 1708 до 148071 руб., в Ямышевской — с 7129 до 13392 руб. [226] Согласно данным анкеты Комиссии о коммерции, в середине 1760-х гг. в меновой торговле на Сибирской и Оренбургской линиях принимали участие 12 томских купцов (А. и Ф. Шумиловы, И. Губинский, Г. Колмогоров, И. Филонов, С. и Ф. Старковы, Ф. Чебаевский, С. Шубин, Ф. Щедрин, Ф. Панов, С. Кокшаров), 11 тюменских (И. Стукалов, Ф. Головков, И. и Ф. Быковы, К. и С. Прасоловы, С. Никанов, Л. Маслов, П. Башарин, Л. Пушников, Д. Смутин) и 5 тобольских (М. Павловских, И. и Н. Дягилевы, П. и Г. Нечаевских). При этом томские купцы торговали преимущественно в Семипалатинской, тюменские — в Петропавловской и Троицкой, тобольские — в Семипалатинской и Ямышевской крепостях. На Ямышевскую и Петропавловскую крепости ориентировали свои товарообменные операции и большинство из 13 участвовавших во внешней торговле купцов Тары [227].

Сравнение имеющихся в анкетных материалах списков торговавших на линии купцов с относящимися к этому же времени сведениями пограничных таможен, показывает, что анкетой учтены далеко не все купцы, имевшие торговые обороты на Сибирской линии. Так, согласно таможенным регистрациям, в 1764 г. вели меновой торг в Петропавловской и Ямышевской крепостях 5 неучтенных анкетой тюменских купцов (И. Пушников, Л. Кузьмин, А. Пеньевский, Ф. Шадрин, Д. Часутин) и 5 тобольских (Д. Дмитриев, С. Кольцов, Я. Федоров, К. Лосев, И. Назаров). В данных анкеты Комиссии о коммерции не отражена к тому же торговля сибирских бухарцев, между тем только в Ямышевской и Петропавловской крепостях ежегодно производили меновой торг не менее 20–30 юртовских бухарцев из Тары, Тобольска и Тюмени [228].

Торговля на Сибирской линии становилась одним из важнейших направлений предпринимательства западносибирских купцов, получавших значительные доходы за счет вымена по заниженной стоимости среднеазиатских

тканей и казахских товаров (скот, мерлушка, меха, кожи, овчина, войлок и пр. ). Так, в 1750-е — первой половине 1760-х гг. вымениваемые у казахов на юфтевые кожи быки обходились купцам в 1–1 руб. 50 коп., а перепродавались затем маркитантам в западносибирских городах за 2–5 руб., казахская лошадь, цена которой составляла от 7 до 20 руб. выменивалась за 6–10 концов китайки, стоивших 3, 5–7 руб. Прибыль, в 3–4 раза превосходившую стоимость променивавшихся товаров, получали купцы при обмене 20 аршин холста и 10 пуд. муки на 12 сырых кож; одного пуда крупы на сырую кожу, трех железных котлов на лошадь и барана и т, д. Зачастую за бесценок купцы скупали у казахов не только скот, но и такие трудоемкие изделия, как кошмы и войлок, выменивая их на деревянные чаши, конские удила, иглы, бисер и пр. [229] По свидетельству П. С. Палласа, посещавшего Семипалатинскую крепость, «мена товаров с киргизцами здесь есть выгоднейшая, потому что киргизцы Средней Орды, живущей на Иртыше, весьма еще просты и всякие домашние безделки принимают за великую цену, так что купцы, несмотря на дальнюю дорогу, великий имеют выигрыш в скотской торговле» [230].

Некоторые из сибирских купцов, как это было и на ранних этапах, находили более выгодным вести обмен не на линии, а непосредственно в казахских аулах и среднеазиатских владениях, используя в качестве посредников юртовских бухарцев и татар или отправляясь в степь в их сопровождении самолично. Так, в 1764 г. был отпущен из Ямышевской таможни «в Киргизскую орду» с крупной партией товаров (21 тюнь китайки, 8 голей, 8 половинок сукон, 4 фунта шелку, 25 аршин канфы, 5 бархатов китайских, 5 косяков пестряди астраханской и 1800 аршин других тканей отечественного производства, 38 выделанных кож, 7 зипунов, 10 железных котлов, 16 чугунных чаш, 30 чашек деревянных и др. ) тарский купец М. Кузнецов, которого сопровождали брат, племянник и 4 работника, двое из которых были юртовскими бухарцами. В июне 1767 г. тарский торгующий бухарец М. Шихов отправлялся с 17 работниками и товарами на сумму 1718 руб. в Ташкент и Туркестан [231].

Условия для торговли сибирских купцов в казахской степи и среднеазиатских владениях значительно улучшились в начале XIX в., когда в 1803 г. указом Александра I российским купцам официально было разрешено отправлять торговые караваны в Среднюю Азию и вывозить через Семипалатинск, Петропавловск и Бухтарминск за границу ранее не подлежавшие вывозу иностранные серебряные и золотые монеты, медь, олово, хлеб, а сибирская администрация обязывалась выделять для охраны купеческих караванов казачьи конвои. В первой трети XIX в. неоднократно отправляли товарные караваны в казахскую степь, Среднюю Азию и северо-западный Китай семипалатинские купцы С. Попов, И. Самсонов, О. Пиленков, И. Салихов, петропавловский купец X. Максютов, тарский купец И. Нерпин, тобольские купцы И. Ф. и Я. Ф. Большаковы, Н. Пиленков, А. Полуянов, усть-каменогорские купцы А. и X. Поповы и др. Так, по данным Петропавловской таможни, в 1822 г. отправлялись с товарами «в степь для торга»

сроком на 9 месяцев 11 работников тобольского купца Большакова, а также приказчик и 15 работников казанского купца Утямышева. В этом же году из Семипалатинской крепости проследовали «в Коканское владение» 2 приказчика и 4 работника, сопровождавшие товары семипалатинского купца И. Самсонова, а в китайский город Кульджу — приказчик (тарский бухаретин Р. Авасов) и 5 работников (из татар) с товарами семипалатинского купца первой гильдии С. Попова [232]. Через Омскую заставу в 1827 г. отправлял в Коканд караван с товарами на 44499 руб. тарский бухаретин Нияз Айтыкин. Гурты закупаемого у казахов скота перегонял в 1820-е гг. в Кокандское ханство петропавловский купец Ишимов [233].

И все же организовать постоянную торговлю в Средней Азии и Китае сибирским купцам в первой трети XIX в. не удалось из-за неурегулированности на межгосударственном уровне правовых аспектов торговых отношений (русским купцам было запрещено въезжать в Китай, и они были вынуждены для ведения торговых операций с Западным Китаем прибегать к посредничеству торговцев-мусульман, в среднеазиатских ханствах с них взимали торговые пошлины по повышенной ставке), а также продолжавшихся грабежей купеческих караванов (в 1820–1830-е гг. пострадали от грабежей в казахских и среднеазиатских степях караваны купцов Попова, Баязетова, Куманина, Ишимова, Максютова и др. ) [234]. Условия торговли российских купцов с Казахстаном, Средней Азией и Китаем значительно улучшились в 1840–1850-е гг., когда с вхождением в Россию казахов Большой Орды и образованием Области сибирских киргизов существенно повысилась безопасность прохождения караванов, а по заключенному между российским и китайским правительствами в 1851 г. трактату русским купцам было предоставлено право беспошлинной торговли в китайских городах Кульджа и Чугучак.

Торговля России с Западным Китаем через Кульджу и Чугучак во многом благодаря усилиям сибирского купечества значительно оживилась еще накануне подписания Кульджинского трактата — во второй половине 1840-х гг.. когда товарооборот вырос с 340, 7 тыс. руб. в 1844 г. до 834, 5 тыс. в 1851 г. [235] По данным на 1845 г., самым крупным торговцем с русской стороны в Кульдже был семипалатинский купец Самсонов, привозивший туда товаров на 20 тыс. руб. сер., а в Чугучаке — проживавший в Семипалатинске и записывавшийся в купечество по второй гильдии ташкинец И. Амиров, продававший товаров на 15 тыс. руб. сер. в год [236]. После подписания Кульджинского торгового договора одним из первых откликнулся на приглашение западносибирского губернатора принять участие в организации русской торговой фактории в Кульдже колыванский (впоследствии омский) купец В. П. Кузнецов, который сначала в 1852 г. для «разведывания местных обстоятельств» послал в Кульджу своего приказчика, а в 1853 г. направил караван с товарами. И хотя первый опыт оказался не вполне удачным, поскольку доверенному Кузнецова удалось распродать только 2/3 товаров, купец был настолько уверен в благоприятных перспективах развития торговли на этом направлении, что совместно с другим крупным сибирским предпринимателем А. Поклевским-Козелло ходатайствовал перед властями

о предоставлении им привилегии на организацию пароходства по реке Или, чтобы наладить пароходное сообщение с Кульджой и тем самым ускорить и сделать более дешевой доставку товаров [237].

Возможность получения крупных барышей от участия в беспошлинном торге с китайскими купцами сделала торговлю в Чугучаке и Кульдже привлекательной для множества купцов, как сибирских, так и Европейской России, тем более, что, в отличие от Кяхты, здесь разрешалось вести торговлю купцам не только первой и второй, но и третьей гильдии. В результате обороты русско-китайской торговли на этом направлении всего лишь за 3 года после заключения Кульджинского трактата выросли почти в 3 раза — с 834, 5 тыс. руб. сер. до 2253, 5 тыс. руб. С российской стороны наиболее активную роль в торговле Западным Китаем играли купцы Семипалатинска — торгового пункта на Сибирской линии, — откуда в основном и отправлялись караваны, следовавшие в Чугучак и Кульджу. Среди них было немало выходцев из казанских татар, торговавших по кредиту от крупных казанских купцов. Участвовало в торговле с Западным Китаем купечество и других западносибирских городов — Петропавловска, Омска, Тюмени, Тары, Тобольска, а эпизодически и восточносибирские купцы (как, например, в 1853 г. иркутский купец Катышевцев) [238]. Активную конкуренцию российским купцам в Кульдже и Чугучаке составляли среднеазиатские торговцы, которые с давних времен играли роль посредников в промене китайских товаров (китайские власти не разрешали своим купцам выезжать за пределы страны) в казахской степи и на Сибирской линии. По данным Семипалатинской таможни, в 1854 г. ими было привезено из Чугучака в Семипалатинск чая (составлявшего основную статью импорта) — 15811 пуд., а российскими купцами — только 4993 пуд., т. е. в 3 раза меньше. Если российские купцы выменивали у китайцев чай на мануфактурные изделия российского производства (хлопчатобумажные ткани, сукна, металлоизделия, выделанные кожи), то среднеазиатские покупали его на золотую и серебряную монету (в 1853–1854 гг. ими было вывезено через Семипалатинскую таможню в Чугучак товаров всего лишь на 3, 1 тыс. руб., тогда как российскими купцами — на 915, 1 тыс. руб. [239]), поэтому китайцы отдавали им предпочтение в торговых сделках перед российскими купцами, которым золотую и серебряную монету вывозить в Китай запрещалось. Такая ситуация породила поток жалоб российских купцов, просивших «ограничить преимущества» среднеазиатских торговцев. В результате в декабре 1854 г. был опубликован указ Сената, по которому с чая, привозимого среднеазиатскими купцами из Китая на Сибирскую и Оренбургскую линии, пошлина должна была взиматься в двойном размере. Существенно расширяло конкурентные возможности российских купцов и предоставленное им в 1855 г. право на вывоз в Китай золотой и серебряной монеты. Однако происшедший в 1855 г. разгром российской торговой фактории в Чугучаке, а затем начавшаяся в Западном Китае политическая смута резко затормозили развитие русско-китайской торговли на этом направлении. В начале 1860-х гг. обороты русско-китайской торговли в Чугучаке и Кульдже составляли только

300–450 тыс. руб. сер., или 15–20% от уровня 1854 г. В частности, ввоз чая сократился в 5, 5 раза: с 35130 пуд. в 1854 г. до 6375 пуд. в 1861–1862 гг. [240] Уровень 1854 г. в торговле с Синцзяном удалось восстановить только к началу 1880-х гг., после подписания в 1881 г. Петербургского торгового договора.

С вхождением Казахстана в состав Российской империи значительно расширились возможности для развития торговли со среднеазиатскими ханствами. Общий оборот торговли России с Средней Азией с 1851 по 1860 г. вырос с 2077 до 4244 тыс. руб., т. е. более чем в 2 раза. При этом хотя основная часть товарооборота осуществлялась через Оренбургскую линию, доля обменных пунктов Сибирского таможенного округа в общем обороте выросла с 27, 5% (823, 2 тыс. руб. ) в 1854 г. до 40% (1916 тыс. руб. ) в 1863 г. [241] Торговля сибирских купцов с Средней Азией осуществлялась в основном через Петропавловск, превратившийся в первой половине XIX в. в главный торговый пункт на Сибирской линии: по сведениям за 1854 г., сюда из Ташкента и Коканда доставлялись товары на 4308 верблюдах и конских подводах, а отвозились обратно — на 1909, тогда как через все остальные таможни и заставы Сибирской линии было пропущено нагруженных среднеазиатскими товарами 140, а в обратную сторону российскими товарами -199 верблюдов и лошадей [242].

Хотя торговые поездки сибирских купцов в Бухару, Ташкент и Коканд в предреформенный период участились, основная роль в привозе среднеазиатских товаров в Сибирь принадлежала самим среднеазиатским торговцам. Сибирские же купцы в основном выменивали и покупали у них товары в Петропавловске, Семипалатинске и Омске, либо на Ирбитской ярмарке. По данным за 1849 г., в Семипалатинске в товарном обмене принимали участие 120 купцов, из них 96 были ташкентцами и бухарцами, а 24 чел. представляли российское купечество. В числе 359 купцов, торговавших в 1842 г. в Петропавловске, российских было 57 чел., а среднеазиатских — 302 [243]. Многие среднеазиатские купцы, осуществлявшие торговлю на Сибирской линии, обзаводились в Петропавловске и Семипалатинске домами и проживали здесь в течение длительного времени. Обследованием, проведенным в 1830 г. служащими Главного управления Западной Сибири, была зарегистрирована 181 семья бухарцев, ташкентцев и кокандцев, проживавших на западносибирской территории, из которых 148 занимались торговым промыслом, а остальные — ремеслом, работой по найму и т. п. Наиболее «капиталистые» из поселившихся на Сибирской линии среднеазиатских купцов проживали в Петропавловске, где насчитывалось 18 семей «неверноподданных азиатцев», поселившихся здесь в период с 1789 (семья кокандца К. Баяжанова) по 1818 г. Осевшие в Петропавловске ташкентские купцы Караша Фаиз и Хожа Ибраимов имели капиталы в 200 тыс. руб., что значительно превышало установленный российским законодательством минимумум для купцов первой гильдии (50 тыс. руб. ), а кокандец Базар Назаров и бухарец Закирхан Мурамухамов торговали на 100 тыс. руб. каждый. На сумму от 10 до 60 тыс. руб. вели торговлю 7 проживавших в Петропавлов-

ске среднеазиатских купцов, а обороты остальных не превышали 4–6 тыс. руб. Более многочисленная колония «неверноподданных азиатцев» имелась в Семипалатинске, однако из проживавших здесь 66 семей лишь 25 занимались торговлей, причем в основном это были мелкие торговцы, оборот которых не превышал 1 — 3 тыс. руб., и лишь 4 чел. производили торговлю на сумму от 5 до 10 тыс. руб. [244] Те из среднеазиатских торговцев, которые не довольствовались только торговлей на линии и стремились распространить свои торговые операции на внутренние районы Сибири, принимали российское подданство или записывались в гильдейское купечество на правах иностранных «гостей» (так, кокандец К. Баяжанов с 1789 по 1830 г. состоял в купцах третьей гильдии по Петропавловску, ташкентец И. Амиров в 1840-е гг. записывался во вторую гильдию по Семипалатинску) [245], однако большинство предпочитали, не обременяя себя гильдейскими повинностями, вести меновой торг на Сибирской линии, Ирбитской, Тюменской и Нижегородской ярмарках, где они могли торговать беспошлинно, а в других местах Сибири действовать через подставных лиц. Даже на Ирбитскую ярмарку, где бухарские купцы могли торговать на законном основании, некоторые из них отправляли товары под «чужими именами» с тем, чтобы не платить проезжих пошлин (в этой связи в 1802 г. у 8 ташкентских купцов, торговавших в Семипалатинске, было конфисковано таможней товаров на 10 тыс. руб. ) [246].

В роли агентов и деловых партнеров среднеазиатских купцов зачастую выступали сибирские юртовские бухарцы, имевшие российское подданство и обладавшие исторически сложившимися широкими торговыми привилегиями и льготами. Оседание бухарцев на постоянное жительство в Сибири началось еще до присоединения ее к Российскому государству, интенсивно происходило в течение XVII столетия и не прекращалось на протяжении рассматриваемого нами периода. Так, в 1796 г. семипалатинский купец Н. В. Глухарев сообщал императору, что своими «советами и внушениями» склонил ташкентцев в количестве 94 чел. «остаться навсегда в России и быть вечно вашему императорскому величеству верноподданными» [247]. По данным на 1830 г., в Петропавловске жительствовали 25 семей «верноподданных азиатцев», поселившихся здесь в период с 1799 по 1828 г. [248] Но наибольшее количество бухарцев осело на постоянное жительство в Тобольске, Таре, Тюмени и Томске, где имелись крупные бухарские поселения. В 1701 г. в Тарском уезде насчитывалось 53 бухарских двора, в Тюменском — 49, а по данным на 1807 г., в Тобольской губ. проживало бухарцев и ташкентцев 4854 душ м. п., а в Томской — 118 [249]. Если в XVII в. основным занятием сибирских юртовских бухарцев была торговля, то в течение XVIII — первой половины XIX в., по мере увеличения численности бухарского населения и обострения конкуренции в торговле восточными товарами со стороны русских и приезжих среднеазиатских купцов, многие из них переключаются на другие виды хозяйственных занятий: извоз, ремесло, работу по найму и т. д. Так, из 953 бухарцев, проживавших во время проведения VII ревизии (1815–1830 гг. ) в Тарском округе, торговлей занимались только 56 чел. Из них значительными размерами торговых оборотов выделялись лишь 3 торговца:

Нияс Айтыкин (40 тыс. руб. ), Маметей Шихов (20 тыс. руб. ) и Ярым Айтыкин (10 тыс. руб. ), остальные торговали на сумму до 5 тыс. руб. В 1853 г. среди 1589 бухарцев, проживавших в Тарском округе, торговцев было 48 чел. Из 25 семейств «верноподданных азиатцев», осевших в Петропавловске, по сведениям на 1830 г., имели торговые промыслы 12 семейств. В Тюменском округе, где численность бухарского населения по VII ревизии (1815–1825 гг. ) составляла 977 душ, торгующих бухарцев насчитывалось 42 чел. (1830 г. ), из них крупную торговлю (на 30 тыс. руб. ) вел только Нияс Коченеев [250].

Помимо вышеназванных причин, отход значительной части бухарского населения от торговых занятии был связан также с ограничением льгот и торговых преимуществ, предоставленных сибирским бухарцам на раннем этапе их торговой деятельности, когда центральные правительственные ведомства и сибирская администрация были заинтересованы в использовании их в качестве посредников в развивавшейся торговле с Средней Азией и Китаем. Грамотой Михаила Федоровича от 3 ноября 1644 г. переселившимся в Сибирь на постоянное жительство бухарцам (под этим именем выступали все среднеазиатские торговцы) предоставлялось право «ездить для торгового промыслу из Тобольска в русские города», а властям предписывалось «их ничем не теснить и задержания им не чинить и суда на них, опричь кабальных, домовых, татимного и разбойного дела с поличным, не давать». Право сибирских бухарцев на беспрепятственную торговлю во всех российских городах неоднократно подтверждалось и впоследствии — грамотой 1686 г., а также указами от 29 июля 1734 г. и 12 января 1741 г. [251] Оседавшие на постоянное жительство в Сибири бухарцы освобождались также от государственных повинностей и служб, им было предоставлено право пользоваться арендуемыми, закладными и купленными землями [252]. В 1787 г., во время проведения городской реформы, проживавшие в сибирских городах бухарцы были освобождены от городских служб и податей, выведены из подсудности городовым магистратам по торговым и промысловым делам, им было разрешено учредить свой, независимый от магистрата, словесный суд для разбора дел на «природном» языке.

Привилегированное положение бухарцев вызывало недовольство как купеческой части сибирского посада, так и рядовых горожан, которые неоднократно обращались к властям с просьбами о лишении сибирских бухарцев их льгот и привилегий. Так, еще в середине XVII в.. тобольские посадские люди ходатайствовали перед царем об обложении проживавших в Тобольске юртовских бухарцев государственными податями и принуждении их к исполнению казенных и городских служб [253]. Неоднократные попытки добиться от властей ограничения привилегий бухарцев предпринимались сибирскими купцами и на протяжении XVIII — первой половины XIX в. В своих наказах в Уложенную комиссию (1766 г. ) тобольское купечество просило правительство обязать бухарцев платить пошлины наравне с русскими купцами [254]. После выхода Городового положения 1785 г. Тобольский магистрат потребовал от проживавших на территории губернии и имевших торговые промыслы бухарцев, чтобы они объявили капиталы по купечеству

и платили гильдейские пошлины. Однако реализовать свое намерение магистрату не удалось, так как в результате обжалования бухарцами его действий в правительственных инстанциях их привилегии (в том числе и право торговать без уплаты гильдейских пошлин) были подтверждены, а сами они выведены из-под юрисдикции магистрата. Безрезультатными оказались также и попытки урезать торговые льготы бухарцев, предпринятые верхушкой западносибирского купечества после принятия еще одного крупного законодательного акта, регулирующего торговое предпринимательство -манифеста о купечестве 1807 г. Этим документом подтверждался установленный еще Таможенным уставом 1755 г. и Городовым положением 1785 г. порядок, согласно которому купцам разрешалось производить розничную торговлю только в пределах того города и уезда, в котором они проживали. Тарский городской голова С. Нерпин в своем обращении к министру коммерции предлагал распространить эту норму и на торгующих бухарцев, запретив им неограниченную торговлю в сибирских городах и уездах, где они торговали не только своими, но «под предлогом собственных», также и товарами, принадлежавшими лицам из неторговых сословий (крестьяне, ясачные и др. ). С просьбой о том, чтобы «повелеть кому следует положить пределы торговым преимуществам» бухарцев, обращался к министру коммерции в 1810 г. и тобольский городской голова Д. Пиленков. Известны случаи, когда избираемые купеческими обществами торговые смотрители конфисковали товары у бухарцев, торговавших за пределами округа проживания: так, в 1806 г. были конфискованы товары у сына томского бухаретина Т. Кызашева, отправленного отцом для торговли по селениям Кузнецкого уезда и заводам ведомства Колывано-Воскресенского горного начальства [255].

Показательно, что идея об ограничении привилегий бухарцев постепенно находила все большую поддержку у местных сибирских властей, в чем не могло не прослеживаться влияние интересов усиливавшего свой общественный вес сибирского купечества. Так, если сибирский губернатор Чичерин в 1767 г. ходатайствовал перед Екатериной II об отмене правительственного решения об обложении бухарцев подушной податью, то тобольский генерал-губернатор Е. Кашкин в 1780-е гг. поддерживал местный магистрат в его попытке распространить на бухарцев действие предусмотренных Городовым положением повинностей и служб [256]. Томское губернское правительство в вышеуказанном инциденте с конфискацией товаров томского бухаретина Кызашева не поддержало просьбу последнего о разрешении ему «невозбранной торговли по всей губернии». Посчитав, что торговые льготы бухарцев распространяются только на пограничную торговлю по Сибирской линии, оно уклонилось от окончательного решения по делу и передало его на рассмотрение вышестоящих инстанций [257].

Что касается позиции петербургских властей, то царское правительство, хотя и неоднократно на протяжении XVIII в. пыталось лишить бухарцев налоговых льгот, обкладывая их податями (в 1698 г. поземельной, в 1723 и 1764 гг. подушной), но всякий раз по ходатайству бухарцев либо снижало величину налогообложения, либо отменяло его вообще, так как нуждалось

в посредничестве бухарцев в развитии торговых сношений с Средней Азией, тем более что на сохранении привилегий сибирских бухарцев настаивала Бухара, угрожавшая свертыванием торговых связей с Россией в случае их отмены.

Более последовательную политику по ограничению привилегий бухарцев как местные, так и центральные ведомства начали проводить в первой половине XIX в., когда посреднические услуги бухарцев в торговле с Средней Азией были уже не столь необходимы, а уравнение их в налогообложении с русскими торговцами могло открыть дополнительный источник налоговых поступлении в казну. В 1805 г. привилегированный статус бухарцев был ущемлен положением о земских повинностях, на основании которого они должны были нести постойную повинность, платить ежегодно по 18 коп. с души на содержание «присутственных мест», отдавать в казну часть урожая. А когда тобольское и тюменское купечество в ходе реализации реформы Канкрина вновь возбудило вопрос о ликвидации торговых привилегий бухарцев, его поддержали не только местная администрация (Тобольский губернский совет и Совет Главного управления Восточной Сибири), но также и высшая правительственная инстанция — Госсовет, который после длительного изучения и обсуждения этого вопроса принял в 1834 г. решение, согласно которому торгующим бухарцам разрешалось торговать без платежа гильдейских повинностей товарами восточного происхождения лишь на азиатской границе и в том городе, где они были прописаны по VII ревизии, а российскими и европейскими товарами — только вне пределов Российской империи, производство же иной «всякой купеческой торговли» дозволялось им не иначе, как на общем основании, т. е. «со взятием торговых свидетельств и платежом гильдейских повинностей наравне с прочими купцами Западной Сибири» [258].

После выхода этого постановления торгующие бухарцы реализовали вымениваемые на Сибирской линии товары на внутрисибирском рынке, как правило, не записываясь в гильдейское купечество (с тем чтобы не обременять себя несением выборных купеческих служб), а покупая торговые свидетельства по образцу тех, которые выбирались торгующими крестьянами [259]. Из сибирских бухарцев, имевших значительные внешнеторговые обороты, в первой половине XIX в. лишь несколько человек записывались в гильдейское купечество, в том числе и такие крупные торговцы, как томский бухаретин Калика Касимов и тарский Нияс Айтыкин. Родившийся в 1743 г. К. Касимов состоял в томском купечестве почти в течение 40 лет, в том числе полтора десятилетия в первой гильдии. В первой четверти XIX в. он являлся одной из самых заметных фигур в кяхтинской торговле, в которую им было вложено до 120 тыс. руб. собственного и кредитного капитала [260]. Если сведений об участии К. Касимова в торговле по Сибирской линии обнаружить не удалось, то у тарского бухарца Нияса Айтыкина именно здесь обращалась основная часть капитала. Известно, что в 1827 г. он отправлял в Коканд караван с товарами на 44 тыс. руб. Капитал, сколоченный во внешней торговле, позволил ему в 1834 г. записаться в купечество по

первой гильдии, в которой он состоял до своей смерти в 1847 г. Вхождение Н. Айтыкина в гильдейское купечество, видимо, было во многом связано с частичной переориентацией его внешнеторговых операций со среднеазиатского направления в Кяхту, где по закону могли торговать только купцы первой гильдии. По сведениям за 1840 г., общий оборот его торговли через Петропавловскую и Кяхтинскую таможни составлял 92, 8 тыс. руб. Если у Нияса Айтыкина в кяхтинской торговле была задействована лишь часть капитала, то унаследовавшие его состояние сыновья полностью перевели все свои внешнеторговые операции в Кяхту. К 1850 г. оборот их торговли в Кяхте достигал 150 тыс. руб., однако в дальнейшем коммерция была не столь успешной и к 1860 г. оборот снизился до 74 тыс. руб. [261]

Важную роль в торговле на Сибирской линии играли казанские татары, которые в массовом порядке стали селиться в Семипалатинске, Петропавловске и Усть-Каменогорске начиная со второй половины XVIII столетия. Уже в 1751 г. некоторые казанские татары (Д. Сулейманов и др. ) активно торговали в Ямышевской крепости, отправляя вымениваемые здесь товары на Ирбитскую ярмарку и в Москву [262]. По данным за 1806–1807 гг., они составляли уже 36% от общего числа торгующих с российской стороны при Семипалатинской таможне (13 чел. из 36) [263]. Выступая вначале в роли агентов и приказчиков, сопровождавших купеческие караваны, направлявшиеся в казахскую степь, Среднюю Азию и Китай, многие из них со временем начинали вести торговлю на свой счет и, наживая немалые капиталы, сами записывались в купечество. Так, в купечество Петропавловска в период между VIII и XIX ревизиями (1834–1850 гг. ) было причислено 18 татарских семей (в основном выходцев из Казани и Касимова), что составило более трети от общего числа причислившихся. В целом накануне 1861 г. доля торговцев-мусульман (казанских, касимовских и сибирских татар, сибирских и «новоприезжих» бухарцев и др. ) в общей численности гильдейского купечества составляла: в Семипалатинске — 83% (63 из 76 семей), в Усть-Каменогорске — 67% (28 из 42 семей) и в Петропавловске — 35% (17 из 48 семей) [264].

Среди торговцев-мусульман наибольшей коммерческой активностью на Сибирской линии выделялись в конце XVIII — первой половине XIX в. семипалатинские купцы Салиховы, Искаковы, Рафиковы, Усмановы, Габитовы, Иштерековы, петропавловские Баязитовы, Максютовы, Сутюшевы, Бехтемировы, Девлеткильдеевы, Забировы, Тоиматовы. Капитал, нажитый основателем одной из известных династий семипалатинского купечества казанским татарином Сеитом Усмановым на службе приказчиком у торговавших при Семипалатинской таможне купцов, позволил его потомкам записаться в купечество, а к 1861 г. купеческий род Усмановых, один из самых многочисленных в Семипалатинске, состоял из 5 семей, общее число членов которых составляло 33 чел. В качестве торгующего по кредиту от купцов приказчика начинал свою коммерческую деятельность в конце XVIII в. и родоначальник династии семипалатинских купцов Салиховых — Искак. Находясь на службе у титулярного советника И. Курбанова, которому особым указом от 19 марта 1800 г. «во уважение заслуг» было разрешено отправлять

караваны за Сибирскую линию, он регулярно отправлял в «Киргизскую степь» хозяйских товаров на сумму в 5–6 тыс. руб. По-видимому, он активно торговал в степи и собственными товарами, поскольку довольно быстро накопил капитал, достаточный для поступления в купечество: в списке торгующих при Семипалатинской таможне за 1806–1807 гг. купец третьей гильдии Искак Салихов показан уже как самостоятельный торговец. Основа заложенного Искаком семейного капитала оказалась настолько прочной, что позволила Салиховым находиться в рядах семипалатинского купечества вплоть до конца рассматриваемого периода [265]. Более 40 лет вел торговлю при Семипалатинской таможне выходец из казанских татар Рафик Искаков, к 1860 г. он состоял во второй гильдии, а в торговых делах его состоявшей из нескольких поколений семьи численностью в 18 чел. принимали активное участие и другие взрослые ее члены. Помимо Искаковых во второй гильдии по Семипалатинску (купцов первой гильдии в городе не было), по данным на 1860 г., состояло еще 5 мусульманских семей, из которых самый крупный торговый оборот имела семья Ибрагима Иштерекова — 99 тыс. руб. сер. [266]

Самые крупные обороты среди торговцев-мусульман Петропавловска в первой трети XIX в. имели татары Тамир и Сулейман Максютовы, которые поселились здесь в 1799–1800 гг., а в середине 1820-х гг. записались в местное купечество сначала по третьей, а затем по второй гильдии. В 1830 г. Петропавловская таможня оценивала внешнеторговые сделки Максютовых в 0, 5 млн руб. ассигн. [267] Однако в 1840–1850-е гг. торговая активность Максютовых снижается, а на первые роли в торговле при Петропавловской таможне выходят другие коммерсанты: причислившийся в 1839 г. в петропавловское купечество из татар Менгерской волости Казанской губ. И. Баязитов, сумевший с 1840 по 1860 г. увеличить оборот своей торговли в 2 раза — с 61 тыс. до 128 тыс. руб. сер.; выходец из татар Касимовского уезда Рахим-Герей Девлеткильдеев, чей оборот в 1847 г. составлял 131 тыс. руб.; а также Негметулла Бехтемиров и Хамза Тоиматов с оборотами соответственно в 158 и 145 тыс. руб. сер. (1860 г. ).

Хотя в составе торгующих на Сибирской линии с российской стороны численно преобладали торговцы мусульманского происхождения, однако участвовавшие в этой торговле русские купцы вкладывали в нее относительно более крупные капиталы. Так, если в общем составе семипалатинского купечества в 1860 г. русские купцы составляли 17%, то из 9 капиталов, объявленных по второй гильдии (купцов первой гильдии в городе не было), им принадлежало 4 (44%). В Петропавловске, по данным за 1850 г., русскими купцами объявлялось по второй гильдии 5 капиталов, а торговцами-мусульманами — только один. Русские торговцы Иван Масьянов (первая гильдия) и Ермил Колотушкин (вторая гильдия) образовывали верхушку гильдейского купечества и в Усть-Каменогорске, тогда как среди проживавших в этом городе купцов третьей гильдии русские составляли только 30% (12 из 40 семей в 1860 г. ) [268].

Списки семипалатинского купечества на протяжении конца XVIII — первой половины XIX в. неизменно возглавляли представители купеческой

династии Самсоновых, основатель которой цеховой из Тулы Иван Сидорович Самсонов (1750–1831) записался сначала в 1792 г. в купцы по Омску, а в 1795 г. переселился в Семипалатинск, где до 1806 г. состоял в купцах по второй гильдии, с 1806 по 1827 г. — по первой, а с 1827 по 1831 г. — вновь по второй гильдии. Его коммерческие успехи во многом определялись широким использованием услуг приказчиков, агентов и доверенных лиц, действовавших на самых разных направлениях. По сведениям Семипалатинской пограничной таможни, в 1806–1807 гг. по кредиту от Самсонова вели торговлю на меновом дворе тобольский купец Мамеев и арский Амиров. В 1808 г. приказчик Самсонова семипалатинский мещанин И. Метелев выменял в степи у казахов и перегнал на продажу в Иркутск 750 быков и 20 лошадей. В 1822 г. Иван Сидорович отправлял в Коканд товарный караван, который сопровождали 2 приказчика и 4 работника. В 1818 г. по поручению тобольского губернатора Ф. А. фон Брина, вынашивавшего планы развития тонкорунного овцеводства в Сибири, выменял в Тарбагатайских горах несколько тонкорунных овец и 3 пуда пуха. Вел также активную торговлю «живым товаром», выменивая на линии рабов-«ясырей», которых перепродавал чиновникам и другим купцам, использовавших их для домашних услуг. Коммерческие успехи Самсонова стали залогом роста его общественного авторитета: в 1798 г. он избирался бургомистром, а с 1799 по 1802 г. занимал должность городского головы.

Сыну Ивана Самсонова — Сидору (род. в 1813) удалось не только продолжить, но и значительно расширить дело отца, переведя часть обращавшегося во внешней торговле семейного капитала в Кяхту. По таможенным данным за 1840 г., С. Самсонов имел самый крупный товарооборот среди всех купцов, торговавших на Сибирской линии — 137 тыс. руб. сер. в год, а к 1850 г. объем его внешнеторговых операций возрос до 171 тыс. руб. Помимо этого часть капитала была вложена в кожевенное производство, продукция которого также реализовалась преимущественно на внешнеазиатских рынках. Кожевня Самсоновых была одной из самых крупных в Семипалатинске, в 1850-е гг. в ней выделывалось до 3–4, 5 тыс. кож на сумму 9–12 тыс. руб. [269]

Еще более значительными масштабами отличались торговые операции на Сибирской линии представителей купеческой династии Поповых, одной из самых известных и богатейших в Сибири. Верхотурский купец Степан Попов начал торговать на линии уже в первые годы XIX в., в 1814 г. поселился в Семипалатинске на постоянное жительство, а в 1823 г. причислился в семипалатинское купечество по первой гильдии. Формы и методы осуществлявшейся им внешнеторговой деятельности включали торговлю на меновых дворах Сибирской линии, использование многочисленных торговых агентов из татар и казахов для ведения обменных операций в степных аулах, а также снаряжение караванов в ханства Средней Азии, Кульджу и Чугучак. По данным Петропавловской таможни, с одним из таких торговых караванов, отправленном в 1822 г. в Кульджу, следовал приказчик и 5 работников. О стоимости отправляемых в караванах Попова товаров можно

судить хотя бы по тому, что самые крупные из этих караванов насчитывали сотни навьюченных верблюдов и лошадей, а стоимость ущерба, нанесенного в результате ограбления караванов Попова кочевниками в 1823–1824 г., по некоторым оценкам, составила 800 тыс. руб. ассигн. За заслуги в осуществлении внешнеторговой деятельности Степану Попову в 1826 г. было присвоено звание коммерции советника. Во внешнеторговых операциях на Сибирской линии принимали участие и другие представители этой многочисленной купеческой фамилии — старший брат Степана верхотурский купец Федот Попов, а также записывавшиеся в усть-каменогорское купечество по второй гильдии их племянники Андрей и Христофор Поповы (сыновья их брата Алексея). По неполным данным, в 1834 г. X. и А. Поповы привозили на линию товаров на 42 тыс. руб. Громадные прибыли, получаемые Поповыми в сибирско-азиатской торговле, стали одним из важнейших источников накопления крупных капиталов (наряду с доходами от винных откупов и подрядных операций), позволивших им стать в 1830-е гг. пионерами сибирской золотопромышленности. Впрочем, как и у ряда других сибирских купцов, имевших связи с внешним рынком, значительная часть сделанных Поповыми капиталовложений в промышленное производство была связана с обслуживанием их внешнеторговых интересов: в Семипалатинске и Томске Поповыми были заведены 2 крупных кожевенных завода производительностью соответственно 4–5 тыс. и 10 тыс. кож, продукция которых поставлялась на внешнеазиатские рынки [270].

Результатом глубокой вовлеченности в торговлю с Средней Азией и Казахстаном стал переход в 1825 г. из тобольского в петропавловское купечество братьев Ивана и Якова Большаковых. По данным за 1822 г., Иван Большаков отправлял через Петропавловскую таможню «в степь для торга» 11 работников из татар, которым выдавались паспорта сроком на 9 месяцев. В этом же году Большаковыми было закуплено в центральных губерниях для продажи на Сибирской линии товаров на сумму 50 тыс. руб. Помимо этого они брали на комиссию товары других купцов, что приносило им дополнительные барыши. Так, И. Большаков в 1820-е гг. был комиссионером тобольского купца Н. Пиленкова. Наибольшего размаха торговля Большаковых достигла в 1830-е-начале 1840-х гг. В 1830 г. оборот их торговли через таможни Сибирской линии составлял 328 тыс. руб. ассигн. и по его размерам они уступали только петропавловским купцам Максютовым (496, 5 тыс. руб. ), а в 1840 г. с годовым оборотом в 91, 5 тыс. руб. сер. входили в тройку крупнейших торговцев [271]. В предреформенный период крупными торговыми оборотами выделялись также петропавловские купцы Ф. И., В. И. и М. И. Зенковы (в 1840 г. — 100 тыс. руб. сер. ) и торговец крестьянского происхождения причислившийся сначала в тюменское, а затем в петропавловское купечество С. И. Гласков (в 1847 г. — 108, 5 тыс. руб., в 1850 г. -213, 6 тыс. руб. ).

Характеризуя изменения в составе купцов, участвовавших в торговле с Китаем, Средней Азией и Казахстаном, следует отметить, что на протяжении первой половины XIX в. значительно снизилась роль, которую играло в этой торговле купечество городов, стоявших у истоков ее развития — То-

больска, Тары, Тюмени, Томска. Если в XVIII — начале XIX в. российские товары прокладывали себе дорогу на внешнеазиатские рынки прежде всего благодаря инициативе и капиталу купцов именно этих западносибирских торговых центров, то в дальнейшем они уступили первенство купечеству городов, расположенных на Сибирской линии — Петропавловска и Семипалатинска. Так, если в 1792 г. заграничную торговлю через Семипалатинскую таможню производили один местный и 6 купцов из других сибирских городов (3 из Тобольска, 2 из Тары, один из Ишима), в 1806–1807 гг. 5 местных и 5 иногородних сибирских купцов (по 2 из Тобольска и Тары и один из Ишима), то в 1825 г. на одного иногороднего торговца приходилось 5 местных, а в 1833 г. среди 24 торговавших здесь сибирских купцов семипалатинских было 20 и лишь 4 купца прибыли из других западносибирских городов [272]. Местные купцы превосходили приезжавших из других городов Сибири и по размерам товарооборота: в 1825 г. он составлял у семипалатинских купцов 51, 2 тыс. руб., а у иногородних сибирских — 3, 3 тыс. руб., а в 1833 г. — соответственно 254, 9 и 10, 4 тыс. руб. Среди 14 сибирских купцов, имевших в 1860 г. оборот заграничной торговли через таможни Сибирского таможенного округа свыше 50 тыс. руб., было 10 петропавловских, 2 семипалатинских и 2 курганских купца.

И все-таки и в первой половине XIX в. многие не проживавшие в городах на Сибирской линии западносибирские купцы являлись активными участниками проводившихся через ее таможни товарообменных операций. Так, в первой четверти XIX в. вели торговлю на меновых дворах и отправляли товары в казахские степи, Среднюю Азию и Китай приказчики тарских купцов Нерпина и Пяткова, тобольских Пиленкова, Сыромятникова и Большакова, томского Колмогорова, колыванского Верхотурова, барнаульских Пуртова и Федченко и др. [273] В предреформенные десятилетия обширную скупку скота на линии и в казахской степи развернуло курганское купечество, занявшее доминирующие позиции в торговле жировым товаром на западносибирском рынке. Помимо И. Батырева и И. Меньшикова, у которых размер ежегодного товарооборота, по данным Петропавловской таможни, составлял в начале 1860-х гг. 70–80 тыс. руб. сер., торговлю на несколько меньшие суммы производили на линии курганские купцы Ф. Шишкин, С. Березин, В. Богашев. На основе интенсификации товарного обмена с казахской степью развивали свою коммерцию в предреформенный период также омские купцы Ф. Кириллов, В. Кузнецов, М. Сорокин, тюменские Ф. Грушевский, С. Трусов, ялуторовский Ботов и др. [274]

Оценивая роль купечества внутренних и пограничных городов Западной Сибири в развитии торговли на Сибирской линии, следует также иметь в виду то обстоятельство, что формирование купечества в пограничных городах происходило во многом за счет переселения сюда купцов из Тобольска, Тары, Тюмени и других западносибирских городов. В частности, из купцов-переселенцев сформировалась прослойка наиболее капиталистах купцов Семипалатинска, Петропавловска и Усть-Каменогорска — Поповы, Самсоновы, Большаковы, Гласковы, Пуртовы, Греховы и др.

Что касается купцов Европейской России, то они производили торговлю с Казахстаном и Средней Азией преимущественно через таможни Оренбургской линии, а на Сибирской линии их обороты уступали оборотам местных сибирских купцов. Так, в течение трех лет, с 1825 по 1827 г., купцами из европейских губерний через Семипалатинскую таможню было привезено и вывезено товаров на 131, 5 тыс. руб., а сибирскими (с учетом сибирских бухарцев) — на 364 тыс. руб., т. е. почти в 3 раза больше. В 1860 г. на Сибирской линии на сумму более 50 тыс. руб. в год торговали 14 сибирских купцов, а купцов из европейских губерний с таким оборотом было лишь 2 чел. [275] Среди наиболее крупных торговцев из Европейской России, проводивших в конце XVIII-первой половине XIX в. торговый обмен через таможни Сибирской линии, можно выделить купцов-первогильдейцев Куманина (Москва), Г. Шехмуратова (Оренбург), М. Утямышева, Б. Аитова (Казань), М. Назирова (Арск), а также купцов второй гильдии С. Трусова (Шуя), В. Зобнина (Вязников), Ф. Пичугина, А. Дрозжилова (Екатеринбург), К. Торговкина (Ростов). Для ряда купцов европейской части России (С. Трусова, П. Дрожнева, А. Ефанова, М. Девлеткильдеева, X. Сутюшова, Р. Быкова, Я. Максютова и др. ) вовлеченность в торговые операции на данном направлении повлекла за собой смену места жительства и перечисление в сибирское купечество. Местом водворения избирались, как правило, города, расположенные на Сибирской линии, и прежде всего, Петропавловск и Семипалатинск, на таможни которых в конце дореформенного периода приходился почти весь товарооборот, проходивший через Сибирскую линию.

Сформировавшееся из представителей различных национальностей (татар, бухарцев, ташкентцев, русских) и выходцев из разных сословий (купцов из других городов Сибири и европейской части страны, крестьян, мещан, отставных казаков) петропавловское и семипалатинское купечество, насчитывавшее в своем составе соответственно 187 (1861 г. ) и 76 (1860 г. ) семей, заняло к концу дореформенного периода ведущие позиции в российской торговле через Сибирскую линию (табл. 42).

Особенно многочисленная и мощная в финансовом отношении купеческая группировка сложилась в Петропавловске, где численность купечества только в период с 1854 по 1862 г. увеличилась более чем в 2 раза: с 89 до 183 семей. Помимо этого в городе, по данным на 1862 г., проживало 5 иногородних купцов и 36 иностранных азиатских торговцев. В табл. 42 отражены торговые операции верхушки петропавловского купечества, которую в 1860 г. составляли 10 торговцев, каждый из которых имел ежегодный товарооборот, превышавший 50 тыс. руб. сер., а в целом капиталами всех петропавловских торговцев в начале 1860-х гг., по разным сведениям, оборачивалось товаров на сумму от 2, 5 до 3 млн руб. [276] Петропавловск уступал Семипалатинску только по оборотам торговли с Китаем, а торговля с Казахстаном и Средней Азией осуществлялась преимущественно через Петропавловскую таможню: по данным на 1850 г., на нее приходилось 63, 9% всего привоза (1312987 из 2054605 руб. ) и 59, 3% вывоза (946773 из 1597028 руб. ) товаров по Сибирскому таможенному округу [277]. Особенно широкие

Таблица 42

Сравнительное участие купечества различных регионов
в торговле через Сибирскую линию в предреформенный период^*

^* Сост. по: Государственная внешняя торговля в разных ее видах за 1840 год. С. 112–122; за 1860 год. Табл. XLII

^** Среди купцов с оборотом свыше 30 тыс. руб. сер.

^*** Среди купцов с оборотом более 50 тыс. руб. сер.

товарообменные операции петропавловские купцы вели с казахской степью, на торговлю с которой в конце 1850-начале 1860-х гг. приходилось до 2/3 всего товарооборота через Сибирскую линию (в 1863 г. 3953248 руб. из 6252894 руб. ) [278]. Из 201 местного и иногороднего купца, объявлявших в 1862 г. капиталы по Петропавловску, 22 постоянно проживали в аулах казахской степи, а остальные периодически выезжали туда по своим торговым делам. Наиболее крупные из петропавловских торговцев посылали в степь до 40–50 приказчиков и торговых агентов (главным образом, из татар), распространяя тем самым свое торговое влияние на значительные территории, мелкие же купцы нанимали по 3–4 приказчика [279]. Приказчики, будучи заинтересованными в увеличении сбыта товаров (помимо жалования размером 200–500 руб. в год они получали и определенный процент от прибыли), в свою очередь нанимали мелких торговцев из казахов (гайдарама), которые развозили по аулам промышленные изделия (хлопчатобумажные и шерстяные ткани, металлические изделия, юфти), а также пушнину и хлеб, выменивая на них баранов, рогатый скот, лошадей, сырые кожи, козий пух, конский волос и другую продукцию хозяйства казахов. Скот перепродавался на линии купцам других городов, а частично перегонялся приказчиками самих петропавловских купцов в западносибирские города, на Урал и в европейскую часть страны, а также в значительных количествах поставлялся на золотые прииски. Многие петропавловские купцы (в 1866 г. — 10 чел. ) были владельцами крупных салотопен, продукция которых поставлялась на Ишимскую и Ирбитскую ярмарки, а оттуда в Европейскую Россию и за границу.

Широкое проникновение в предреформенный период агентов петропавловских купцов в казахскую степь, вплоть до самых отдаленных ее районов,

ставшее возможным в результате присоединения Казахстана к России, стало новой отличительной чертой развития торговли сибирских купцов с казахами, которая ранее в большинстве случаев имела форму приграничного обмена. Если в XVIII — начале XIX в. в торговле казахской степи господствующее положение занимали среднеазиатские купцы, которые выменивали у казахов скот и другую продукцию их хозяйства на среднеазиатские ткани и закупавшиеся (в том числе и в обмен на казахские товары) на линии и Ирбитской ярмарке российские мануфактурные изделия, то теперь практически в каждом ауле появились приказчики петропавловских купцов, которые вытесняли (особенно в северных районах степи) коши ташкентских и бухарских купцов, успешно конкурируя с ними даже в торговле среднеазиатскими товарами.

К числу изменений в сибирско-казахстанской торговле, происшедших в предреформенный период, следует отнести и отмечаемое источниками некоторое снижение степени неэквивалентности обмена. Обычная для более ранних периодов норма прибыли в 100–200% стала теперь далеко не столь повсеместной и, как правило, нажить два рубля на рубль купцам удавалось в период острой нужды казахов в деньгах (накануне сбора ясака или перед исчислением скота) или при продаже товаров в долг, зато немалое число торговцев довольствовалось прибылью на затрачиваемый капитал на уровне нескольких десятков процентов (не менее 20–30%). Снижение нормы прибыли произошло из-за распространения среди казахов, по мере роста товарности их хозяйства, более реалистичных представлений об истинной ценности собственных и российских товаров, а также в связи с усилившейся конкуренцией в торговле как между самими сибирскими купцами, так и со стороны торговцев из других сословий, особенно из числа жителей расположенных на Сибирской линии казачьих станиц. Еще в конце XVIII в. сибирские власти констатировали, что жители Сибирской линии практически поголовно «заражены... страстию к тасовке» [280]. А накануне 1861 г. некоторые торговцы-выходцы из линейного казачества имели торговые обороты, сравнимые с оборотами крупных петропавловских купцов. Так, урядник К. Родионов торговал в 1860 г. через Петропавловскую таможню на сумму 65, 2 тыс. руб. сер., а казак В. Фиронов — на 51, 2 тыс. руб. [281] Со снижением нормы прибыли купцы стремились увеличить свои доходы посредством ускорения оборачиваемости капиталов. В связи с этим купцы и их приказчики вели торговлю не только в аулах, но и регулярно посещали проводившиеся в Кокчетаве и Акмолинске ярмарки (на последнюю съезжалось до 1 тыс. торговцев и приказчиков), степные базары. Относительно уменьшилась, по сравнению с более ранним периодом, доля товаров, реализуемых купцами в кредит. Ускорению оборачиваемости купеческих капиталов способствовала и утрата сибирско-казахской торговлей ее исключительно менового характера. По мере роста вовлеченности казахского хозяйства в орбиту российского рынка все большее хождение в казахской степи получали российские кредитные билеты и серебряные монеты: только в период с 1854 по 1864 г. доля денег в общей товарно-денежной массе, провозившей-

ся через таможни Сибирского таможенного округа в Киргизскую степь, возросла с 8 до 33%, а в абсолютном выражении — с 84 до 421 тыс. руб. [282]

Поскольку основу торгового оборота сибирских купцов с казахской степью составлял вымен скота, кож, сала и другой производившейся казахами животноводческой продукции, более подробная характеристика размеров торговых оборотов и участия в ней не только петропавловского купечества, но и купцов других городов Сибири и европейской части России будет дана в следующей главе, специально посвященной купеческой торговле сельскохозяйственными товарами.

Следует отметить еще одно направление внешнекоммерческой деятельности сибирского купечества, обозначившееся в предреформенный период благодаря проявленной его представителями предпринимательской инициативе — это торговля с Монголией и Китаем по Чуйскому торговому пути. Как отмечалось выше, томские купцы совершали торговые поездки к телеутам еще в XVII в., т. е. до вхождения их в состав России. Со второй половины XVIII в. регулярно производили закупки скота в Горном Алтае барнаульские и бийские купцы, снабжавшие мясом население горнозаводских поселков Алтая. В процессе торгового продвижения в глубь Горного Алтая купцы вступали в приграничные коммерческие контакты с населением входившей в состав Китайской империи Монголии (саенцами, тербетцами, монгольцами) и китайскими купцами, участвовавшими в обменных операциях через посредничество служащих китайского пограничного отряда. Зачинателями пограничной торговли в долине р. Чуй были змеиногорские мещане Иван и Константин Токаревы (с 1800 по 1812 г. были записаны в купцах по г. Барнаулу) и бийский мещанин П. Хабаров. В последующем торговлю на р. Чуе вели бийские торговцы Мальцевы, Кузнецовы, Хабаровы, Гилевы, Г. Иванов, М. Семин, змеиногорские Просековы, семипалатинский А. Плотников, крестьянин Бийского округа И. Ошлоков и др. В первой половине 1850-х гг. в чуйской торговле принимали участие 14–15 торговцев, а к 1869 г. их число возросло до 26 чел., из них лишь 4 купца имели оборот от 20 до 50 тыс. руб., а остальные торговали на сумму от 1 до 10 тыс. руб. Общий оборот торговли на р. Чуе, которая на данном этапе носила еще исключительно «местный» характер и не привлекала купцов из других регионов Сибири и Европейской России, составлял в 1860-е гг., по разным оценкам, от 200 тыс. до 400 тыс. руб. На юфтевые кожи, сукно, хлопчатобумажные ткани, железные изделия, маральи рога купцы-«чуйцы» выменивали шкурки сурка (300–400 тыс. шт. ), рогатый скот (4 тыс. голов), кирпичный чай (до 400 мест) и некоторые другие товары, которые затем реализовались как на местных рынках (чай обменивался в Горном Алтае на лошадей, рогатый скот и пушнину, скот поставлялся томским и красноярским золотопромышленникам), так и на Ирбитской ярмарке (шкурки сурка) [283]. Торговля на р. Чуе, заведенная и развивавшаяся в основном благодаря предпринимательской инициативе бийских купцов, способствовала накоплению капиталов и значительному росту численности этой региональной группы

сибирского купечества: количество купеческих семей в Бийске с 1812 (VI ревизия) по 1860 г. увеличилось с 4 до 53 [284].

В целом внешнеторговые операции занимали важное место в коммерческой деятельности сибирского купечества. Именно во внешнеторговых связях с азиатскими рынками, а не во внутрисибирской торговле, складывались и обращались наиболее крупные капиталы сибирских купцов. Участие во внешней торговле значительно повышало уровень присутствия сибирского купечества на крупнейших товарных рынках Европейской России, где они реализовали большую часть приобретавшихся в ходе внешнеторгового обмена товаров.

Установление первоначальных торговых связей с внешнеазиатскими рынками осуществлялось, как правило, за счет инициативы и предприимчивости частного капитала, однако их упрочение и дальнейшее развитие становилось возможным только после заключения официальных торговых договоров и трактатов на межправительственном уровне. Наиболее важным направлением внешнекоммерческой деятельности сибирского купечества была торговля с Китаем через Кяхту, где сибирские купцы тем не менее вплоть до конца 1840-х гг. уступали главенствующие позиции обладавшим более крупными капиталами и пользовавшимся поддержкой со стороны царского правительства негоциантам из Европейской России и только с либерализацией условий торговли, приведшей к расширению участников кяхтинского торга за счет обладателей менее крупных капиталов, они выходят на первые роли, сосредоточив в своих руках до 60% всего товарообмена. При этом однако сохранился значительный уровень их кредитно-финансовой зависимости от комиссионеров и оптовых торговцев из Европейской России, скупавших у них выменивавшийся в Кяхте китайский чай на Нижегородской ярмарке и в Москве.

Если торговля с Китаем через Забайкалье после прекращения практики посылки казенных торговых караванов приобрела характер исключительно приграничного товарообмена (хотя в предреформенный период сибирское купечество активно добивалось от правительства содействия своему стремлению к проникновению на внутрикитайский рынок), то в торговле через Сибирскую линию купцы имели возможность (хотя и ограниченную) осваивать зарубежные рынки посредством организации караванной торговли. Наибольших успехов они добились при этом в товарообменных операциях с казахской степью, привоз же товаров из Средней Азии находился преимущественно в руках среднеазиатских купцов, а в торговле с Западным Китаем сибирские купцы испытывали серьезную конкуренцию со стороны среднеазиатских торговцев и купечества Европейской России.

И в Кяхте и на Сибирской линии торговые сношения имели отсталый меновой характер, однако в отличие от кяхтинской, с 1807 по 1855 г. доступной только купцам первой гильдии и подвергавшейся строгой регламентации ценовых ограничений, ставивших сибирских купцов в невыгодное положение по сравнению с крупными торговцами Европейской России, торговля на Сибирской линии была более свободной от проявлений моно-

полизма и открыта для купцов всех трех гильдий, сибирских торгующих бухарцев, татар и торговавших по свидетельствам крестьян. Вместе с тем, поскольку в торговле через Сибирскую линию сибирские купцы и их приказчики имели дело не только с торговыми партнерами из числа среднеазиатских и китайских купцов, но в казахской степи входили в непосредственные коммерческие контакты с производителями скотоводческой продукции, в этой сфере торговли широкое распространение получили торгово-ростовщические отношения.

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.