ТРЕТЬЯ ПУНИЧЕСКАЯ ВОЙНА

Хотя конец Македонского царства Полибий и называет, как мы видели, концом римского завоевания, но, как он сам признает, точку тут поставила Третья Пуническая война, разразившаяся через 20 лет.

Мы помним, что в 201 г. Сципион поверг Карфаген и продиктовал ему мир. Тогда пунийское государство казалось совершенно разоренным и униженным. Прошло всего несколько лет, и Карфаген вновь расцвел. Он опять разбогател благодаря морской торговле. Роскошью и богатством он даже превосходил своего победителя. Все было бы хорошо, если бы не Масинисса. Некогда ничтожный князек, он превратился в одного из величайших царей мира. Благодаря своему незаурядному политическому уму он сумел объединить мелкие княжества воедино, приучил народ к земледелию, построил города и превратил свое царство в Великую Ливию. Но честолюбивый Масинисса не мог довольствоваться своим наделом. Он стал совершать набеги на карфагенян и отнимать кусок за куском их землю. По условию договора карфагеняне не имели право владеть оружием. Им оставалось одно – апеллировать к римлянам, которые посылали уполномоченных, чтобы разобрать дело. Все наши авторы согласно утверждают, что уполномоченные эти судили не по справедливости и всегда держали сторону Масиниссы. Это естественно, если вспомнить, что спорили их смертельный враг и лучший друг. Кроме того, римляне никогда не доверяли пунийцам и считали, что Карфаген мог в любую минуту начать новую войну. Масинисса, которого Сципион поставил как бы стражем в Африке, всячески раздувал эти подозрения. Мог ли Рим в такой ситуации оттолкнуть от себя ливийского царя?

Правда, действия самого Масиниссы внушали многим римлянам сильное беспокойство. Царь Ливии мечтал присоединить к себе сам Карфаген и стать хозяином огромной империи, объединяющей всю Северной Африку. Но римляне не могли допустить создания финикийско-ливийской державы. Они знали, что Масинисса уже стар, его дети получили пунийское воспитание и вскоре окажется, что не Карфаген завоеван ливийцами, а пунийцы вновь присоединили к себе потерянную и теперь объединенную Ливию. Римляне считали, что тогда их государству конец.

Между тем в Карфагене кипела какая-то скрытая пока от окружающих борьба. Город много лет наслаждался богатством и благополучием, умерли люди, которые помнило еще Ганнибалову войну, выросло новое поколение, которое жаждало реванша и новой победоносной войны. Во главе этих людей встала партия демократов. Главным лидером ее был Газдрубал. Вопреки договору они тайно изготовили огромные запасы оружия и набрали большое войско. Во внутренних помещениях городских стен были камеры, где стояли 300 боевых слонов, 4 тыс. боевых коней. В гавани стояло 220 военных кораблей, а рядом в складах хранилось все необходимое для их оснащения.

Очередное посольство, пришедшее разбирать споры с Масиниссой, обнаружила следы этих приготовлений. Это вызвало страшную тревогу у римлян. Дело Масиниссы было забыто. Надо было что-то срочно предпринимать. В Риме сложилось две партии.

Во главе одной был известный уже нам Катон. Он помнил еще времена Ганнибала и испытывал глубокий страх перед Карфагеном. Он лично побывал в пунийской столице. (153 г. до н. э. ). Говорят, увидя, что это богатейший город, переполненный всеми видами оружия, он пришел в ужас. Теперь он заканчивал все свои выступления в сенате знаменитыми словами: «Я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен».

Главой второй партии был Назика, зять Сципиона. В ответ на слова Катона он поднимался со своего места и говорил: «А я полагаю, что Карфаген должен существовать! » Что заставляло Назику так настойчиво защищать Карфаген? Дело в том, что Карфаген был символом римской гуманности и очень наглядным прецедентом. Когда возникал вопрос о том, что делать с тем или иным городом, виноватым перед римлянами, всегда можно было сослаться на пример Карфагена. Назика, наследник Сципиона и защитник его идей, боялся, что гибель Карфагена может стать началом крутого поворота в римской политике и отказа от принципа гуманности, провозглашенного Сципионом. Назика доказывал, что долг римлян вступиться за Карфаген и обуздать Масиниссу. В конце концов, как ни странно, победил Назика. По его настоянию, в Карфаген было отправлено посольство, чтобы решить распри с Масиниссой по справедливости, т. е. в пользу Карфагена (151 г. ). Но как раз в тот момент у пунийцев к власти пришла партия демократов. Когда римское посольство прибыло в Карфаген, они открыто призвали к войне и едва не убили послов. После этого Газдрубал собрал армию и двинулся против Масиниссы, т. е. открыто разорвал мирный договор с Римом. Мосты были сожжены.

Однако пунийцы обманулись в своих надеждах. Девяностолетний Масинисса на голову их разбил. Карфагеняне поняли, что сделали непоправимую ошибку. Они немедленно свалили вину на демократов. Разъяренная толпа разорвала бы их в клочья, но Газдрубал с товарищами успел бежать. Их заочно приговорили к смерти. Газдрубал собрал вокруг себя людей, сделался разбойником и стал грабить поля Карфагена.

Пунийцы решили вымолить мир у римлян. Как во времена Сципиона, они плакали и валялись в ногах римлян. Но сенаторы были убеждены, что карфагеняне просто хотят выиграть время и, как обычно, обманывают их. Между тем Утика, финикийский город, соседствующий с Карфагеном, его надежнейший оплот, изменила ему и перешла к римлянам. Римляне объявили карфагенянам войну. Пунийцы были в критическом положении и решились отдать себя на милость римлян. Это выражение означает, что народ передает себя в полное рабство римлян, так что те имеют полное право продать немедля их всех. Единственное, что римляне должны им гарантировать, это жизнь.

Сенаторы были удивлены и обрадованы. Они думали, что решение карфагенян даст возможность найти компромисс между обеими партиями, т. е. и устранить угрозу Карфагена, и сохранить принцип гуманности. Они объявили карфагенянам, что оставят им свободу, самоуправление, все их имущество и всю территорию, но прежде они должны выполнить ряд требований консулов, которые уже отплыли в Африку. Карфагеняне были встревожены, ибо они заметили, что сенаторы, говоря о милостях пунийцам, не произнесли одного слова “город”. Но отступать было уже поздно.

Прежде всего карфагеняне должны были выдать римлянам оружие. Очевидцы передают, что это было удивительное зрелище – вереницы повозок, груженные доверху оружьем, одна за другой прибывали в римский лагерь. Тогда обнаружилось, как велики были силы города: карфагеняне выдали больше двухсот тысяч вооружений и две тысячи катапульт. Римляне были поражены: ведь все это оружие карфагеняне имели вопреки договору и готовилось против них! Потом оказалось, что большую часть пунийцы сумели утаили.

После этого послы карфагенян явились к консулам за последним требованием. Они сразу заметили, что лица консулов грустны и мрачны. Карфагенян это испугало. Наконец, один из консулов встал и печальным голосом произнес следующее:

– Выслушайте теперь мужественно последнее требование сената, карфагеняне. Удалитесь из Карфагена, вы можете поселиться в любом другом месте ваших владений в восьмидесяти стадиях (14, 8 км) от моря: а ваш город решено разрушить.

Больше он уже ничего не смог сказать. Послы завыли, они, как безумные, вопили, катались по земле, бились об нее головой, разрывали одежду и терзали тело ногтями. Они проклинали римлян страшными проклятиями. Потом они вдруг оцепенели и лежали на земле, как мертвые. Затем вскочили и стали снова плакать так жалобно, что римляне заплакали вместе с ними. Увидев слезы на их глазах, карфагеняне принялись умолять их сжалиться, не совершать нечестия и не уничтожать их святыни. Но лица консулов были по-прежнему угрюмы и печальны. Консул заговорил снова. Он сказал, что не в их власти отменить решение сената, даже если бы они хотели. Кроме того, беда карфагенян не так велика. Их хотят только удалить от моря. Море толкает их к войнам за мировое господство, они постоянно занимаются пиратством. Святилища, алтари, могилы и даже площади останутся на месте. Римляне уничтожат другое: верфи и крепостные стены.

Тогда послы поднялись и поплелись домой. Карфагеняне ждали их возвращения в диком нетерпении. Толпа ринулась на послов и едва не разорвала. Но послы молча направились в Совет, только время от времени били себя кулаками по голове и издавали вопли. Толпа окружила здание плотным кольцом. И вдруг изнутри раздался вопль. Толпа кинулась вперед, вышибла двери, ворвалась в храм и узнала правду. Народ словно обезумел: одни кинулись разрывать на части послов, которые принесли дурные вести, другие – старейшин, посоветовавших выдать оружие, третьи – убивать италийцев, которые случайно находились в Карфагене.

Но через несколько дней город преобразился. Приказ римлян означал конец морской торговли, а значит и богатств. На это пунийцы не могли согласится. Они освободили рабов, вызвали назад Газдрубала с его шайкой и назначили его главнокомандующим. Все мужчины и женщины день и ночь работали на оружейных фабриках, изготовляя новое оружие. Всех женщин остригли наголо и из их волос вили веревки для катапульт. Достали припрятанное оружье. Между тем консулы спокойно ждали, когда карфагеняне успокоятся. Когда же они, наконец, двинулись вперед, перед ними был вооруженный до зубов город, полный отчаянной решимости защищаться до конца.

Так началась Третья Пуническая война (149 – 146 гг. )

Вскоре стало ясно, что взять исполинский, прекрасно укрепленный город штурмом римлянам не под силу. Началась долгая и изматывающая обе стороны осада. Во время этой осады необыкновенно отличался молодой римский офицер. Всех поражало его имя. Его звали Публий Корнелий Сципион. Казалось, история повторяется. Его отцомбыл Эмилий Павел, победитель Македонии, но его усыновил сын победителя Ганнибала. Отсюда его имя – Публий Корнелий Сципион Эмилиан [1].

Сципион заслужил любовь всего войска и глубокое уважение врагов, так как гуманно обходился с пленными. Благодаря смелости и находчивости он четырежды спас все римское войско. Консул[2] не был хорошим полководцем и бездействовал. Газдрубал, видя это, смелел с каждым днем. Он задумал повторить подвиг Сципиона Великого, который ночью ворвался в лагерь карфагенян, сжег его и уничтожил все войско. Ночью Газдрубал напал на римский лагерь. Все были в полном смятении, но Сципион поднял свой отряд, и они стремительно проскакали через весь лагерь, выехали в ворота, противоположные тем, возле которых находился Газдрубал, обогнули лагерь и ударили пунийцам в тыл. Не ожидавший такого отпора Газдрубал в свою очередь смешался и отступил.

Благодаря исключительной находчивости с крошечным отрядом он спас римский флот во время следующего ночного налета Газдрубала.

Но особенно знамениты были события под Неферисом. Этот хорошо укрепленный расположенный в горных теснинах город был оплотом Карфагена. Консул задумал взять Неферис. Римляне достигли быстрой реки. На другом берегу поднимались ущелья; среди скал и расселин на высотах были воины Газдрубала. Сципион советовал консулу поворачивать назад и ни в коем случае не переходить реку. Но тогда три трибуна, завидовавшие популярности Сципиона, закричали, что это позор для римлян, увидя врага, бежать назад. Консул колебался, но по настоянию трибунов, пошел в бой. Все случилось, как и предсказывал Сципион. Римляне были разбиты и обращены в бегство. Их прижали к бурной реке. Их спас Сципион, который стремительно повел на врага свой отряд и отвлекал Газдрубала на себя, дав таким образом остальным перейти реку. И только тогда, когда все войско благополучно перебралось на другой берег, Сципион и его воины сами бросились в реку, хотя их никто не прикрывал. Тут выяснилось, что три когорты были отрезаны карфагенянами и остались на том берегу, в ущелье. Все сожалели, что приходится бросать товарищей, но делать было нечего. Нельзя же, говорили офицеры, губить все войско из-за нескольких человек. Но Сципион сказал, что спасет окруженных врагами товарищей или с радостью погибнет вместе с ними. Несмотря на уговоры всего войска, он исполнил свое намеренье. Все не сомневались в его гибели. Но вскоре они увидели Сципиона: живой и невредимый, он вел освобожденных товарищей.

Старый Масинисса в то время умер и на смертном одре завещал дела семьи и царства Сципиону, внуку своего друга. Сципион привел в порядок дела Ливии и завоевал дружбу нового царя, сына Масиниссы Гулусы, который и стал его верным помощником в Африке.

По окончанию года Сципион возвратился в Рим. Все войско провожало его, и все молились, чтобы он вернулся консулом. Но это было невозможно: в то время был проведен закон, что консулом можно было стать только по прохождении всех других магистратур. Молодой Сципион не занимал еще ни одной должности.

После его отъезда дела в Африке шли все хуже и хуже. Новый римский консул вел дело плохо. На одном заседании Совета глава демократической партии Газдрубал и его сторонники набросились на его политического противника и убили его скамейками. С этого дня Газдрубал стал фактически диктатором Карфагена. Положение же римлян сделалось отчаянным.

В Риме распространился прежний страх перед пунийцами. Казалось, ожили времена Ганнибала, и у всех перед глазами стоял призрак Канн. Таковы были настроения, когда осенью 148 г. Сципион выставил свою кандидатуру в эдилы на следующий год. Но едва он пришел, народ немедленно выбрал его консулом. Сенаторы вышли к народу и стали объяснять, что так делать нельзя, что такое избрание невозможно, оно противоречит закону. Но народ кричал, что еще по закону Ромула они могут выбирать кого хотят. Наконец, сенаторы смирились и сказали: «Пусть сегодня спят законы».

Приехав в Африку, Сципион застал поразительную картину. Римское войско находилось на скале, со всех сторон окруженное врагами. Израненные, потерявшие всякую надежду, они стояли над бездной, отбиваясь из последних сил. И тут появился Сципион. Он без труда оттеснил карфагенян, снял римлян со скалы, консула посадил на корабль и велел немедленно отправляться в Рим, потому что здесь он ему не нужен. Затем он отпустил всех пленных и велел передать Газдрубалу, что приехал Сципион.

Суровыми мерами он восстановил пошатнувшуюся дисциплину в войске, оттеснил карфагенян, а затем приступил к осуществлению своего плана. Он построил лагерь-крепость «от моря до моря», перекопав перешеек, на котором находился Карфаген. Перешеек достигал около 4, 6 км в ширину, высота стен, возведенных римлянами, была около 4 м, ширина – 2. Это грандиозное укрепление римляне построили за 20 суток, т. к. не прекращали работу ни днем, ни ночью. Они разделены были на небольшие отряды: одни строили, другие их защищали, третьи отдыхали. Введя туда свою армию, Сципион, с одной стороны, полностью огорадил их от карфагенян, с другой -- полностью блокировал Карфаген.

У него были очень необычные взгляды на искусство полководца. Он сравнивал полководца с врачом. Как врач делает операцию только в крайнем случае, когда нет иного выхода, и операция должна быть одна, так и полководец должен идти на битву в крайнем случае и стараться, чтобы битв было как можно меньше. Главное для него было не уничтожить побольше врагов, а сохранить своих. «Я предпочитаю спасти одного гражданина, чем убить тысячу врагов», – говорил он.

Положение в Карфагене стало тяжелым. Начался голод. Жители отчаялись и многие готовы были сдаться. Газдрубал управлял городом с помощью террора. Что ни день устраивались публичные казни и пытки. Все огромные запасы продовольствия, находившиеся в городе, он забрал себе и распределял только между своими. Этого мало. В то время, как прочие граждане голодали, он устраивал для себя пиры с дорого стоящими лакомствами. Он носил красную порфиру, как настоящий царь. Великий греческий историк Полибий находился в это время в римском лагере, т. к. его связывала дружба со Сципионом. Увидев предводителя пунийцев, он записал: «Газдрубал имел огромный живот; цвет лица его был неестественно красный, так что, судя по виду, он вел жизнь не правителя государства, к тому же находящегося в таком ужасном положении, но откормленного быка, помещенного где-нибудь на рынке».

После побед Сципиона Газдрубал отомстил ему следующим образом.

Он «вывел римских пленных на стену, откуда римлянам должно было быть видно то, что произойдет, и стал кривыми железными инструментами у одних вырывать глаза, языки, тянуть жилы и отрезать половые органы, у других подсекал подошвы, отрубал пальцы или сдирал кожу со всего тела и всех еще живых сбрасывал со стены или со скал» Этим поступком он резко переменил настроение римлян. Если раньше они склонны были жалеть карфагенян и думали о том, чтобы переселить их в другой город, сейчас об этом больше не было речи. Даже Сципион, славившийся гуманностью, дал понять Газдрубалу, что отныне все кончено.

Штурм Карфагена был весной 146 г. Римляне оказались в лабиринте узких кривых улочек. Как утесы, высились тесно прижатые друг к другу огромные шестиэтажные небоскребы. Из окон и с крыш на римлян дождем сыпались камни, копья, дротики. Римляне стали залезать на крыши. Они перебрасывали доски между домами и сражались высоко на этих мостах. Тем временем бой кипел и внизу. Наконец, вспыхнул пожар; видимо, город зажег Газдрубал. Все кругом превратилось в горящий ад.

Наконец карфагеняне сложили оружие. Только отряд Газдрубала продолжал сопротивление. Он укрылся в храме, превращенном в крепость. Там же находилась семья диктатора. Они дали друг другу страшную клятву сгореть, но не сдаваться римлянам. Газдрубал неоднократно говорил, что для него пожар родного города лучшая могила. Легионы окружили храм. Вдруг оттуда показался Газдрубал, подбежал к Сципиону и пал к его ногам. Взбешенные воины появились на крыше, проклинали Газдрубала, затем они подожгли храм. Вдруг на крыше среди языков пламени появилась женщина в роскошной одежде. Она держала за руки двух мальчиков. Это была жена Газдрубала с двумя детьми. Она обратилась к Сципиону и сказала:

— На тебя, римлянин, не падет божья кара.

Ты, продолжала она, действовал против врагов и проявлял милосердие. Затем она повернулась к мужу. Она напомнила ему, как он клялся, что никогда не будет глядеть живой на пламя родного города. Она осыпала его проклятиями и упреками, призывая на его голову мщение всех богов Карфагена. После этого она зарезала детей, бросила их в пламя и кинулась туда сама. Здание с грохотом рухнуло, погребая под собой последних защитников. Газдрубал продолжал сидеть у ног Сципиона.

Првыми в горящий город ворвались Сципион и Полибий. Сейчас город превратился в море огня. Полибий со Сципионом стояли на холме и смотрели на пожар. Полибий был упоен победой. Историк обернулся к другу, чтобы поделиться с ним своими чувствами, и вдруг увидел, что тот плачет. «Сципион при виде окончательной гибели города заплакал и громко выразил жалость к неприятелю. Долго стоял он в раздумье о том, что города, народы, целые царства подобно отдельным людям неизбежно испытывают превратности судьбы, что жертвой ее пали Илион (Т. е. Троя), славный некогда город, царства ассирийское, мидийское и еще более могущественное персидское, наконец, так недавно ярко блиставшее македонское царство». И слезы текли по его лицу. И он произнес строки из Гомера:

Будет некогда день и погибнет священная Троя.

С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама.

Затем, продолжает историк, он «обернулся ко мне и, сжав мою руку, сказал:

– Это великий час, Полибий. Но я терзаюсь страхом при мысли, что некогда другой кто-нибудь принесет такую же весть о моем отечестве».

Шестнадцать дней горел Карфаген. На 17-й день Публий Сципион провел плугом по еще тлеющим развалинам и произнес древнее заклятие, обрекающее это место подземным богам и демонам. Никто из людей не должен был здесь селиться. А на территории бывшей карфагенской державы была организована римская провинция Африка. Газдрубал, бывший диктатор Карфагена, был обласкан Сципионом. Он мирно дожил свои дни в Италии.

Прошло около ста лет и римляне сами восстановили Карфаген, только уже на новом месте – это ведь отдано было злым духам. Карфаген вновь разбогател, а так как населен он был пунийцами, то они вернулись к исконным обычаям. Они даже тайком продолжали сжигать детей Баалу, несмотря на самые строгие запреты римлян. Но Карфагену не суждены были жизнь и благоденствие. В VII в. он окончательно был разрушен арабами.

За свою победу Сципион получил триумф и был назван Африканским, как Сципион Великий. С этого времени он назывался также Сципион Младший.

[1] В Риме усыновленный получал имя своего отца-усыновителя. Имя же Эмилиан указывает, что он происходит из рода Эмилиев.

[2] Его коллега уехал в Рим.