Примечание к части. Сухие грозы

Примечание к части

Сухие грозы

Пейринг: Чонин/Кенсу.
Рейтинг: PG-13.
Жанры: фантастика, отчасти военная ау, драма, романтика.
Предупреждения: ООС.
Вдохновение: парни в форме (вы видели это вообще? авргхжжювлкль).

Все начинается с внезапного звонка с базы в его заслуженный выходной прямо посреди ночи. У Кенсу сухая протокольная просьба как можно скорее явиться вызывает дурное предчувствие. То самое, когда кажется, что тебе что-то мешает сглотнуть.

База, кажется, никогда не спит, но сегодня особенно оживленно для четырех утра. На входе Кенсу уже издалека замечает полковника, что явно ожидает именно его, и дурное предчувствие усиливается в разы, когда впервые за долгое время к нему обращаются по званию.

— Лейтенант.

— Полковник, — приветствует Кенсу в ответ и чуть кивает.

— Рад, что вам удалось приехать так быстро.

Кенсу радости не разделяет и своим молчанием в ответ заставляет хмыкнуть: он никогда не скрывал, что возиться с действующей армией космофлота не любит. С пилотами и Космосом у него связаны весьма двоякие воспоминания.

Полковник разворачивается и ведет его в сторону центра управления, решив не тратить больше время на лишние беседы, поэтому новости обрушиваются на Кенсу на ходу.

— Примерно месяц назад наш беспилотник уловил сигнал бедствия, и мы направили команду на помощь. Пропавший крейсер «Кей-8» попал в одну из черных дыр и все это время плутал. Видимо, запрограммированный сигнал бедствия сработал, когда они оказались ближе к нашей системе. Выжившие члены команды были не в лучшем состоянии, и только недавно они окончательно пришли в себя.

У Кенсу внутри все обмирает против воли, и он застывает на месте.

— К чему вы ведете, полковник? — он напряженно смотрит на обернувшегося мужчину. — Если об этом не было известно всем и наша встреча происходит так поздно, власти решили скрыть обнаружение крейсера. Почему вы посвящаете в это меня?

Полковник смотрит на него какое-то время, будто раздумывает. И в его глазах, обрамленных морщинами опыта и когда-то пережитого, Кенсу не видит ничего, что могло бы подсказать причину вызова одного из технических специалистов. Если только не...

— У нас для вас предложение, — мужчина хмыкает от собственных же слов. — Пока лишь предложение, не приказ.

Кенсу сразу понимает, что выбора у него нет. Он вопросительно смотрит на полковника, когда они останавливаются у дверей одной из кают.

— Вам объяснят.

Полковник активирует код доступа и оставляет Кенсу одного. Уверенно переступить порог не выходит, потому что настороженность уступает страху. Кенсу знает, кто именно находился на борту крейсера «Кей-8».

Внутри оказывается одна из стандартных кают, где обычно останавливаются пилоты в течение временного нахождения на базе между перелетами и формальными встречами. Белизна интерьера режет глаза, и отвлекает от всего этого лишь бесшумно закрывшиеся двери и включенный головизор, транслирующий сводки последних новостей.

— Забавно, что на Земле ничего не изменилось.

У Кенсу от голоса из прошлого — по всему телу дрожь. Он жадно вглядывается в мелькающие по головизору картинки очередной аварии и сжимает руки в кулаки. Он, когда-то смирившийся, что его прошлое умерло, не готов встретиться с ним лицом к лицу. Только вот у Чонина как всегда: наглости и смелости на двоих.

— Никогда не нравилась форма техников. Все эти оранжевые полосы на черном — будто ты просто поджигаешь сигнальный огонь или даешь старт. Почему ты не стал продолжать службу?

И все это выглядит так, будто они просто разъехались по разным городам и теперь встретились в баре, наверстывая упущенное. Но нет, черт возьми. Пять лет назад у Кенсу буквально что-то умерло внутри, когда крейсер Чонина перестал отвечать и был объявлен пропавшим. Это все слишком для него. И внутри такой комок чувств — даже дышать сложнее становится.

— Кенсу, — уже мягко и внезапно слишком близко.

Кенсу отшатывается и опирается на стол, рассеивая голограмму взметнувшейся в защитном жесте рукой. Оборачивается против воли, по инерции. Оборачивается и нервно сглатывает, сразу встречаясь с чужими глазами. Кенсу думал, что повзрослел, что стал сильнее. Да вот только все летит к черту. Он рвано выдыхает и чувствует в горле противный комок, хватаясь обеими руками за стол, чтобы не прикоснуться.

У Чонина вид слишком привычный и чужой одновременно: форменный китель расстегнут из-за вечной нелюбви к требованиям и сочетается с узкими, что явно не из этой оперы, штанами; только вот синяки под глазами и бледный цвет лица выдают с головой.

— Кажется, я никогда не умел начинать разговор, — он усмехается почти печально и неловко ведет рукой по шее к затылку. Чтобы застыть в такой знакомой годами позе, что буквально кричит: «Скажи хоть что-то, больше не смогу».

Кенсу сглатывает и сжимает край стола сильнее, чтобы через пару мгновений все же хрипло выдавить:

— Здороваться тоже так и не научился.

Чонин переваривает его фразу, будто не сразу понимает смысл сказанного, а потом негромко смеется. Подается вперед, но останавливается в шаге, видно, внимая напряженной позе Кенсу. Что так же жадно смотрит и не знает, как себя вести. Разве что, старается не забыть дышать, когда Чонин улыбается по-забытому мягко и произносит еле слышно:

— Как же я рад тебя видеть.

У Кенсу внутри все обрушивается и перед глазами расплывается — отпускает, потому что наконец-то осознает. Вот он, Чонин, перед ним стоит — целехонек и с ожиданием преданным в темных глазах.

Кенсу выдыхает и позволяет себе отпустить край стола, чтобы чуть оттолкнуться и податься навстречу сильным объятьям. С нажимом ведет по бокам, обхватывает за пояс и утыкается в грудь, жадно вдыхая запах медикаментов. Чонин водит ладонями всюду, куда только может дотянуться, и в волосы горячо шепчет неразборчиво что-то. Впервые Кенсу понимает, что именно им случилось миновать, впервые он видит, как Чонину было страшно.

Они стоят так, кажется, целую вечность под звуки новостей из ожившей вновь голограммы. И Кенсу, когда-то поклявшийся себе быть сильнее, с удовольствием позволяет себе эту слабость: прикрывает глаза и сжимает края чужого распахнутого кителя, боясь отпустить. Только вот разум подсказывает, что ему предстоит еще слишком многое узнать.

Поэтому Кенсу заставляет себя отстраниться.

— Чонин, — чужие руки даже вздрагивают заметно, когда Кенсу решается назвать по имени, — зачем я здесь? Что, черт возьми, вообще происходит?

Темные глаза бегают по его лицу несколько мгновений, а потом Кенсу видит того самого Чонина, который когда-то со всей решимостью ввязался в операцию, чуть не погубившую его. Этот Чонин способен пойти против всего мира ради принципов и убеждений, основанных на справедливости. Этот Чонин всегда чувствует опасность, и Кенсу понимает, что «спокойно и счастливо» не наступит прямо сейчас.

Горячие ладони опускаются на пояс, сжимая бока сквозь форменную рубашку, и Кенсу отступает, пока не упирается в стол, на мгновение пугаясь решимости в чужих глазах. Чонин склоняется к нему, заставляя сглотнуть, и у Кенсу на языке уже умещаются накопившиеся вопросы.

— Я все пять лет мечтал, что этот день когда-нибудь наступит, — говорит внезапно в полный голос и оставляет жалкие сантиметры между их лицами. А потом увеличивает звук выпуска новостей одним касанием и шепчет уже еле слышно: — Верь мне.

Кенсу не дурак, он понимает. В штабе всегда есть уши: и у стен, и у стульев, и даже у воздуха. А если ты внезапно воскрес спустя пять лет, когда государственно важная операция уже была признана проваленной, будут ловить каждый твой вдох.

Поэтому Кенсу доверяет, слушаясь каждого касания и позволяя неспешно расстегивать пуговицы на форменной рубашке. Доверяет и надеется, что кому-то там хватит совести все выключить к чертям. Потому что он скучал, до боли скучал, хотя первое время ненавидел. За то, что бросил здесь, на Земле, за то, что потом внезапно исчез. Ненавидел за то, что было не все равно и до безумия больно. Зато теперь все эмоции затапливают с головой, и Кенсу хочется захватить время всего мира только для них двоих. Пока Чонин горячими губами ведет по обнаженному плечу и заставляет выдохнуть судорожно.

— Пока я еще могу говорить... — выдохом в шею, что тут же жадно прихватывает губами. Кенсу хватается за крепкие плечи и пытается не теряться в мареве разливающегося предвкушения. Чонин замедляется, будто запрещает себе полностью расстегивать рубашку, и продолжает негромко, в самое ухо, возвращать в жестокую реальность, где они не принадлежат самим себе: — Кто-то предал отсюда и передал данные операции китайцам. Нас поймали, как только мы перешли в другую систему, а потом выбросили. Мы даже не достигли нужной системы. Я не верил, что вернусь. У них Исин, понимаешь. Я могу доверять только тебе.

Произносит это с рваными выдохами, и Кенсу притягивает ближе к себе, когда слышит, как дает осечку дрожью чужой голос. Они с Исином были вместе с академии, когда его перевели для обучения по обмену, а после отправили в совместную операцию для урегулирования корейско-китайских отношений. Кенсу понимает, о чем именно они должны были поговорить, и решает в ту же секунду окончательно:

— Да, — отвечает сразу на все вопросы и расстегивает рубашку до конца, стаскивая с чужих плеч китель. Смотрит в распахнутые глаза напротив и уточняет: — Больше одного не отпущу.

Чонин нервно облизывает губы и подается вперед, втягивая в долгожданный и нужный, как воздух, поцелуй. Чонин, одержимый Космосом, всегда говорил, что внутри у них одна Вселенная. И прямо в этот момент внутри у Кенсу рождаются сверхновые, согревая здесь и сейчас. За прошедшие пять лет он жалел лишь об одном: когда-то он отпустил, предпочитая оставаться на Земле. Больше он такой ошибки не совершит.

— Рад, что вы решили все же принять наше предложение.

Кенсу слышит каплю насмешки в чужом голосе и бросает взгляд на лицо полковника, стараясь зацепить эмоции. Щурит глаза и игнорирует резких выдох, вполне похожий на усмешку. Дураки так долго не живут, поэтому Кенсу делает заметку связываться с полковником в последнюю очередь.

Позволяет себе показательно потянуть с ответом, оглаживая рукава парадного кителя, и все же отвечает со всем безразличием, на которое только способен:

— Это же мой гражданский долг.

Видит в мелькнувших темнотой глазах, что оба они понимают, что за спектакль разыгрывается здесь и сейчас.

Продолжить нервирующую до играющих желваков беседу не позволяет появившийся Чонин. И Кенсу сжимает руки в кулаки, стараясь избавиться от прошедшей по всему телу дрожи. С постриженными и уложенными волосами, в парадном приталенном кителе и с этой самой родной улыбкой, он выбивает почву из-под ног. Какой каламбур, ведь Кенсу прямо в этот момент отказывается на долгое время от Земли именно ради этого человека.

Полковнику хватает ума и такта, для того чтобы почувствовать себя достаточно лишним и после недолгого формального напутствия оставить их одних. Кенсу подходит ближе, позволяя себя коснуться хотя бы на мгновение, и смотрит на чужие погоны.

— Поздравляю с повышением, майор.

Чонин горько усмехается и качает головой:

— Раз уж они посчитали, что мне от этого станет легче после потери моих людей и друга, пусть будет так.

Кенсу переплетает их пальцы на мгновение и говорит уверенно:

— Теперь все будет хорошо.

Фраза, во все века звучащая как самый великий самообман, все равно поселяет внутри чувство уверенности и позволяет отступить сомнению.

— Первое время там я жалел, что мы так глупо расстались, что я так и не смог объяснить, почему для меня это так важно, — начинает Чонин и грустно улыбается. — А потом я был счастлив, что ты остался в безопасности. Сейчас я чувствую, что поступаю как эгоист, потому что втягиваю тебя в это.

Кенсу качает головой.

— Тогда уж и я эгоист: больше в незнании и вдали я протянуть не смогу. — Улыбается мягко и сжимает крепкое плечо: — Теперь мы одна команда, майор.

— Одна команда, — повторяет Чонин и на миг позволяет себе поднести к губам ладонь Кенсу, оставляя жаркий поцелуй, прежде чем кто-то пройдет мимо. А после отстраняется на вежливый шаг, оправляет китель и в один миг становится именно майором: — Пойдем, познакомлю тебя с остальными.

Кенсу понимает: с этого момента и впредь есть лишь они вдвоем и остальные. Пока все не разрешится и они не отыщут Исина. Где бы он ни был.

⇐ Предыдущая 12