Б. М. Носик 29 страница

Что же до первого мужа Марии Сергеевны К. Б. Родзевича, героя двух знаменитых поэм Цветаевой, то он позднее выполнял задания ГПУ в Испании, работал на советские «органы», вырезал скульптуры из дерева, был во французском Сопротивлении, вступил в компартию, пережил всех и умер очень старым, в 1988 году, дожив аж до самой «перестройки».

Стойко Николай Михайлович, 1894—1976

Николай Михайлович родился на берегу Черного моря, в прекрасной Одессе, окончил Новороссийский университет и стал астрономом. Позднее он эмигрировал, однако что значат эти земные странствия для человека, чей взгляд вечно устремлен в небо. (Впрочем, и звездочетам в такую годину бывает тяжко: мне рассказывала вдова Макса Волошина Марья Павловна, как прибился к ним в Гражданскую войну вконец оголодавший старик-астроном и повторял безутешно: «Кому он нужен, старый звездочет? ») Николая Стойко судьба миловала: он работал в Парижской астрономической обсерватории, а с 1944 года целых двадцать лет был директором Международного бюро времени и исследовал колебания скорости земного вращения, возглавляя одновременно в Париже русскую Академическую группу. Однако остановить «бег времени» не мог и сам директор Международного бюро времени — час его пробил в 1976 году.

Столыпин Аркадий Петрович
(Promotion du RIF — «Saint-Cyr» — 1924—1926), 2. 08. 1903—11. 12. 1990

Сыну П. А. Столыпина было три года, когда его отец-реформатор стал российским премьер-министром, и только восемь, когда отец был убит в Киеве террористом. Как сообщает французская надпись, молодой Аркадий закончил французскую военную академию Сен-Сир. Позднее он что-то писал, что-то печатал и дожил в мирной Франции до вполне преклонного возраста. Его внук-художник еще и совсем недавно вместе с сыном А. И. Гинзбурга писал «графити» на обреченных стенах парижских руин.

Стравинская (урожд. Носенко) Екатерина Гавриловна, 24. 01. 1880—2. 03. 1939

Стравинский Федор Игоревич, Commandeur de 1’ordee
de St. Gregoire le Grand, 24. 03. 1907—l6. 05. l989

Композитор Игорь Федорович Стравинский и его кузина Екатерина Гавриловна Носенко поженились в 1906 году, а в 1907-м у них родился сын Федор. В 1914 году в связи с войной и болезнью Екатерины Гавриловны супруги перебрались в Швейцарию и жили на берегу Женевского озера (куда русские и за сто лет до того ездили на «виноградное лечение») — в Кларане, Морже, Монтре...

В 1940 году, после смерти Екатерины Гавриловны, Игорь Федорович женился на Вере Артуровне (урожденной де Боссе, в первом браке Люри, во втором — Шиллинг, в третьем — Судейкиной, и только в четвертом — Стравинской), которая была не только привлекательной женщиной, но и талантливой художницей. Она пережила мужа и, как сообщают биографы, 90-й год ее жизни был особенно плодотворным в творческом отношении.

Федор (Теодор) Игоревич еще ребенком получил в Ницце музыкальное образование, но музыкантом не стал, а пристрастился к живописи. В Париже он познакомился с Пикассо и долго испытывал его влияние. Брал также уроки у Жоржа Брака. Восемнадцати лет он написал портреты отца с матерью, П. Пикассо и Ж. Кокто. Позднее он много писал и выставлялся неоднократно. Критика похваливала его натюрморты и гуаши. После войны он перебрался в Швейцарию, занимался витражом и мозаикой, оформлял церкви.

Стремоухов Дмитрий Николаевич, professeur a la Sorbonne, 8. 05. 1902—29. 04. 1961

Дмитрий Николаевич уехал в эмиграцию совсем молодым, завершал образование в Загребе, а потом и в парижской Сорбонне, где остался вести курс русской литературы. Написал по-французски книгу «В. Соловьев и его мессианские творения».

Струве Алексей Петрович, 1899—1976

Струве Антонина Александровна, 21. 04. 1868—28. 05. 1943

Струве Аркадий Петрович, 1905—1951

Струве Вера Кирилловна (в браке кн. Мещерская)

Струве Вадим Михайлович, капитан л. -гв. Измайловского полка, capitaine de l’armйe franзaise, 1894—1974

Струве (урожд. Катуар) Екатерина Андреевна, 1896—1978

Струве Елена Кирилловна (в браке Орлова)

Струве Михаил Александрович, 1890—1949

Струве Мария Кирилловна (в браке Шевич)

Струве Петр Алексеевич, протоиерей, доктор медицины,
1925—1968

Струве Петр Бернгардович, 26. 01. 1870—26. 02. 1944

Здесь похоронены некоторые из представителей весьма обширного семейства Струве во главе с патриархом семьи Петром Бернгардовичем Струве и его супругой Антониной Александровной. Петр Бернгардович Струве и был в минувшем веке самым знаменитым из членов семьи, а знаменитостью своей в значительной степени обязан ранним произведениям некоего В. Ульянова-Ленина, который бранил его нещадно и публично, как обычно, опасаясь крупных политических конкурентов, каковым в марксистской среде ему грозил стать более просвещенный марксист П. Б. Струве.

Петр Бернгардович вышел из славной русско-немецкой семьи, жившей в Петербурге. Его дед Фридрих Георг Вильгельм (он же Василий Яковлевич) Струве был знаменитый русский астроном, директор Пулковской обсерватории. От брака астронома с Иоганной Бартельс родился Бернгард Васильевич Струве, ставший действительным тайным советником, губернатором Перми. От брака же Б. В. Струве с баронессой Анной Федоровной Розен и появился на свет Петр Струве, ставший знаменитым политиком, экономистом, историком, издателем, писателем. Мальчиком П. Б. Струве жил несколько лет в Германии, потом закончил гимназию в Петербурге, учился на естественном, а позднее и на юридическом факультете университета, сдал экзамены экстерном, а двадцати лет от роду уже был одним из первых лидеров русского «марксизма». Он продолжал учебу в Австрии, публиковал статьи в немецкой социал-демократической прессе. В 1894 году первой своей книгой по экономике возвестил легальную борьбу русских марксистов против народников, позднее написал манифест, составлял марксистские сборники, закладывая основы реформистского социализма. Потом были какие-то съезды, совещания, защита диссертаций по экономике, знаменитые «Вехи», сближение с кадетами, издание журнала «Русская жизнь», избрание в академию, пост в МИДе, поддержка Деникина, а потом и Врангеля, издание правой газеты «Великая Россия» и бурная политическая деятельность в эмиграции, в рамках которой призывы к западной интервенции и созданию сильного государства даже сменились одно время симпатией к фашизму. П. Б. Струве был без особого труда одурачен профессионалами из лубянского «Треста». Пробыв совсем недолго главным редактором «Возрождения» и разойдясь с хозяином газеты Гукасовым, П. Б. Струве издавал газету «Россия», потом в Праге — газету «Россия и славянство», преподавал в Югославии, в Праге и в Софии (то есть «на периферии эмиграции»). Наконец, в 1943 году, после смерти жены, последовал его переезд к сыну в Париж и вскоре — смерть.

Кроме самого Петра Бернгардовича, на кладбище Сент-Женевьев покоятся его сыновья, внуки и другие родственники. Сын его Аркадий Петрович был верным помощником отца, в Белграде исполнял роль его секретаря (ибо П. Б. Струве занимал множество разнообразных постов, много писал, в том числе и литературную критику, и художественную прозу, преподавал). Аркадий Петрович умер совсем молодым.

Сын П. Б. Струве Алексей был женат на дочери знаменитого промышленника, купца 1-й гильдии Андрея (Анри или Генриха) Катуара, что позволяло ему заниматься любимым делом — скромной книготорговлей и библиофильским коллекционированием. Сын Алексея Петровича (то есть внук Петра Бернгардовича) Петр Алексеевич Струве был человек воистину прекрасный. С юных лет он участвовал в студенческом христианском движении, всегда готов был к христианскому подвигу. В годы войны он стал изучать медицину, тогда же принял участие во французском освободительном движении (Резистанс). А когда начались бои в Париже, юный студент вышел с друзьями на парижские улицы. Им не только удалось оказать помощь раненым — удалось и спасти от дикой расправы нескольких сдавшихся в плен немцев...

В 1947 году молодежь из РСХД поехала в миссионерскую поездку по провинциальным приходам Франции. В группе, которая ехала в Коломбель, вместе с юным Петром оказалась студентка Таня Лебедева: это была встреча на всю жизнь... Я попал однажды в гости к Татьяне Борисовне Лебедевой с московской съемочной группой, и она рассказала нам, как они с ее матушкой в годы войны везли в провинцию, спасая от смертельной угрозы, маленькую дочку поэтессы Раи Блох. Я слушал (забыв о великом искусстве кино) и думал: «Господи, какие же тут были люди в эмиграции — Татьяна, ее матушка, Петр Алексеевич Струве... »

В 1964 году молодой врач Петр Струве пожелал принять священство. Ему мало было лечить людей, он хотел помогать спасению души. Он вел французский православный приход.

Эмигрантский сын третьего поколения, он трепетно ловил вести из России, не упуская появления редкого еще тогда московского «самиздата». Но когда русские танки вломились в Будапешт, он приютил у себя дома венгерских беженцев. Его побуждала к этому русская совесть.

Он был деятель экуменического движения. Его православие было открыто всему богонравному миру. В гостях у отца Петра бывали сирийцы, ливанцы, православные арабы...

Мартовским вечером 1968 года он возвращался после литургии в пригородном старческом доме (ему еще предстояло поспеть на врачебный прием) и погиб в автомобильной катастрофе 43 лет от роду... Его положили в могилу его любимого учителя — отца Василия Зеньковского... Память его свято чтут коллеги-врачи и коллеги-священнослужители, дети, прелестные внуки и внучки (см. также стр. 21)...

Михаил Александрович Струве был поэт. В Петербурге он близок был к акмеистам, выпустил в 1916 году сборник стихов, благосклонно отмеченный критикой. Продолжал печататься и в эмиграции. Его дочь стала художницей.

Вера Кирилловна, Елена Кирилловна и Мария Кирилловна (в замужестве Шевич) Струве были двоюродными сестрами Петра Бернгардовича». Вера и Елена держали пансион для благородных девиц, который в конечном счете и позволил им (благодаря щедрости пансионерки Дороти Паджит) открыть Русский дом в Сент-Женевьев-де-Буа. Что до Марии Кирилловны, то ее сын от генерала Шевича стал архимандритом (о. Сергий).

Капитан лейб-гвардии Измайловского полка, а позднее и капитан французской армии Вадим Михайлович Струве приходился племянником П. Б. Струве — он был сыном его брата, горного инженера Михаила Бернгардовича Струве и Елизаветы Александровны Отцолиг.

Из тех представителей семьи Струве, которые похоронены вдали от Парижа, можно было бы назвать астронома Отто Струве и сына П. Б. Струве Глеба Петровича Струве, известного переводчика, литературоведа и критика, преподававшего русскую литературу в США, оставившего хорошую книгу об эмигрантской литературе, ну и конечно, стихи (как же русскому человеку без стихов? ):

Пусть тяжелеют дни, как гроздья

На кончиках сухих ветвей, —

Смерть, неожиданная гостья,

Придет и станет у дверей.

. . . . . . . . . . . . . . . . .

В тот миг душа навек забудет

Свое земное бытие

И совершенною пребудет,

И внидет в Царствие Твое.

Ступницкая (урожд. Катуар) Ольга Андреевна,
29. 03. 1893— 20. 04. 1977

Ступницкий Арсений Федорович, 26. 12. 1893—12. 03. 1951

Юрист и журналист Арсений Ступницкий был сотрудником газеты «Последние новости», первым помощником Милюкова. В знаменитом юбилейном стихотворении Дона Аминадо он представлен как новый любимчик главного:

И наш Ступницкий, наш Арсений,

Папашин новый фаворит.

В войну А. Ступницкий, судя по мемуарам Н. Кривошеиной, был близок к Сопротивлению, а после войны масон ложи «Свободная Россия» А. Ступницкий и вовсе встал на советско-патриотические позиции. Но может, этот крен у него наметился и раньше, еще до войны (может, на этой почве они и сошлись с Милюковым, а может, он был своевременно приставлен к стареющему Милюкову). После войны Ступницкий стал главным редактором газеты, которую называют «просоветской» (хотя на деле она была просто советской). Газете дали двусмысленное (с намеком на прежнюю, милюковскую газету) название — «Русские новости». Не понять пропагандистски-холуйского характера этой лживой газеты и характера людей, которые ею командовали (не Ступницкий же в ней заказывал музыку), было, вероятно, трудно взрослому дяде-журналисту, и все же Ступницкий просидел в этой газете долгие годы. Ступницкий устраивал визит группы Маклакова в посольство. Частенько захаживал к послу...

Почему? Я задал этот вопрос племяннику жены Ступницкого, внуку П. Б. Струве профессору Никите Алексеевичу Струве (Ольга Андреевна была родной сестрой его матери).

— Почему он так поступал, профессор? Что его вынудило? Нужда? Безработица? Заблуждения?

Никита Алексеевич сказал мне, что, вероятно, главную роль сыграло тут тщеславие. Человек никогда не был главным редактором, а тут пришло, наконец, его время, и он стал главным. Да еще в советской газете...

Бог ему судья, А. Ступницкому, Господь и худшие грехи прощает...

Сургучев Илья Дмитриевич, 15. 02. 1881—19. 11. 1956

Илья Сургучев родился в Ставрополе, окончил факультет восточных языков, учил китайский, но китайскими делами по окончании заниматься не стал, а женился, вернулся в родной Ставрополь и стал писать помаленечку — и даже печататься. Перед войной Сургучев обратился к драматургии, и уже первую его пьесу поставили в Александринском театре в Петербурге, а вскоре он написал пьесу, которая сделала его знаменитым, — «Осенние скрипки». Перед Первой мировой войной вышло его собрание сочинений в трех томах. В 1920 году И. Сургучев добрался в Константинополь, а оттуда в Прагу и в Париж. В 1927 году вышла в Париже книга рассказов Сургучева — «Эмигрантские рассказы», а потом и пьеса об эмигрантском Константинополе — «Реки Вавилонские». Сургучеву очень хотелось писать сценарии, но новую известность в эмиграции принес ему не сценарий, а роман «Ротонда», где экзотический сюжет с участием лилипутов разворачивается на фоне Антверпена, Парижа и Мадрида. Высоко оценили в эмиграции и любовную повесть Сургучева «Черная тетрадь».

Он был замечательный рассказчик и поклонник творчества Ивана Шмелева.

В годы немецкой оккупации, если верить Б. Зайцеву (а может, и Н. Берберовой), И. Д. Сургучев несколько подмочил свою репутацию слишком активным участием (и даже ведущей ролью) в Объединении русских деятелей литературы и искусства под эгидой нацистского Управления делами русских эмигрантов, возглавляемого танцовщиком Ю. Журавлевым (Зайцев называл это Объединение «сургучевско-журавлевским союзом»). После войны русские эмигранты прощали своим соотечественникам грехи коллаборационизма с меньшей легкостью, чем столь дружно сотрудничавшие с оккупантами французы, так что беднягу Сургучева попрекают его грехопадением многие мемуаристы.

Тарановская (урожд. фон Вебель баронесса Корф;
von Webel bar. Korf) Ольга, la gйnйrale, 24. 07. 1890—28. 04. 1954

Тарановский Виктор Петрович, gйnйral de division, chef du corps expeditionnaire russe sur le front de Salonique 1916—1918, 24. 10. 1864—7. 01. 1937

Попова (ур. Тарановская) Наталья Александровна, 1903—1960

Оре (урожд. Тарановская) Анна Александровна, 1900—1958

Отец Виктора Петровича Тарановского был тоже генералом, а матушка, как и его собственная жена, тоже баронесса Корф, только не Ольга, а Надежда. Как утверждает В. В. Набоков, чья бабушка тоже была из рода Корф, корни этой семьи уходят в скалистый бepeг прекрасного острова Корфу, жители которого кормились некогда, торгуя русским зерном по свету.

В 1916 году Россия, в соответствии с русско-французским соглашением, послала на помощь Франции экспедиционный корпус, включавший четыре бригады. Второй бригадой, отправленной на македонский фронт, в Салоники, командовал с октября 1917 года генерал Виктор Петрович Тарановский.

Сын генерала полковник Александр Викторович Тарановский служил на Востоке, близ Маньчжурии, где и оказалась почти вся его семья после прихода к власти большевиков. Семья полковника влилась тогда в довольно обширную русскую колонию Шанхая и Харбина. Но после Второй мировой войны русским изгнанникам пришлось снова двинуться в путь, спасаясь от красного насилия. Две дочери полковника — Наталья и Анна, прожившие во Франции не слишком долго, упокоились на Сент-Женевьев-де-Буа. Всякий, кто заглянет в офис «Аэрофлота» на Елисейских полях, сможет увидеть красавицу-блондинку Анну (в ее жилах течет кровь Воротынских, Тарановских и Корфов), внучку полковника и правнучку генерала Тарановского. Анна сообщила мне, что главный знаток семейной истории, сын полковника Тарановского Анатолий Тарановский, живет нынче в Москве и занимается делами Союза дворянства. Это сообщение меня не удивило: Москва давно «сменила вехи». Раньше в гостях рассказывали о бабушке, которая видела Ленина в гробу. Сегодня рассказывают о прабабушке, которая видела государя на придворном балу 1903 года. Вторая из родственниц считается ныне более знатной, но обе живут впроголодь...

Тарковский Андрей Арсеньевич, Россия, 4. 04. 1932 — Париж, 29. 12. 1986

Похоже, весь XX век России сошелся на этом беженском французском кладбище — на кладбище изгнанников. И любимое искусство века (кто-то из разбойников-большевиков называл его «холодным оружием партии» — что-то вроде финки) представлено здесь крупнейшими творцами — от Мозжухина до Тарковского. Сын известного поэта, выпускник московского Института кинематографии (во ВГИКе он был учеником Михаила Ромма) Андрей Тарковский был замечен знатоками кино в России уже в начале 60-х годов, а в 1962 году к нему пришли мировая слава и главный приз Венецианского фестиваля за фильм «Иваново детство». Еще через 7 лет его «Андрей Рублев», с трудом пробившись сквозь строй надзирателей из Госкино, появился на фестивале в Каннах и произвел сенсацию. Потом были «Зеркало» и «Сталкер» — каждый фильм был событием, но каждый метр снятого фильма приходилось отбивать у своры бдительных чиновников. На Западе его ценили больше, чем в России, в Париже ретроспективы его фильмов стали регулярными, и тогда он снял в Италии фильм о том, как ему невыносимо будет вне России (фильм «Ностальгия», 1983), после чего... остался на Западе. Острота его «ностальгии» ничего доброго не предвещала, он нисколько не преувеличивал, и болезнь горя (рак) вскоре настигла его. Свое страшное «Жертвоприношение» он снимал уже больной, а премию в Каннах приехал получать его юный, прелестный сын (зрелище было душераздирающее): Тарковский умирал... Он умер в тот же год, 54-х лет от роду, верный сын русской эмиграции, один из тех, кого не убили Там, но кто и Тут выжить не мог...

Я тень из тех теней, которые однажды

Испив земной воды, не утолили жажды

И возвращаются на свой кремнистый путь,

Смущая сны живых, живой воды глотнуть.

Это из стихов Тарковского-отца. Судя по тому, как часто стихи Арсения Тарковского звучали за кадром в фильмах его сына или угадывались в подтексте, они, эти отцовские стихи, и были для замечательного режиссера глотком «живой воды». Недаром они так настойчиво оживают в памяти, когда стоишь над этой могилой...

Тот жил и умер, та жила

И умерла, и эти жили

И умерли: к одной могиле

Другая плотно прилегла

Земля прозрачнее стекла.

И видно в ней, кого убили

И кто убил: на мертвой пыли

Горит печать, добра и зла.

Поверх земли мятутся тени

Сошедших в землю поколений:

Им не уйти бы никуда

Из наших рук от самосуда,

Когда б такого же суда

Не ждали мы невесть откуда.

Татаринов Владимир Евгеньевич, 19. 04. 1892—31. 12. 1961

Татаринова Раиса Абрамовна (Raissa Таrr), 7. 11. 1889—22. 10. 1974

Владимир Татаринов был журналист и поэт, друг видного кадета, юриста и журналиста Владимира Дмитриевича Набокова, а по наследству и друг его сына, впоследствии знаменитого русско-американского писателя Владимира Набокова (в первые европейские годы писавшего под псевдонимом Владимир Сирин). Отец и сын Набоковы дружили и с женой Владимира Татаринова Раисой Татариновой (она писала под псевдонимом Раиса Тарр). Владимир Татаринов с начала 20-х годов работал вместе с В. Д. Набоковым в популярнейшей русской газете «Руль» в Берлине. После того как В. Д. Набоков был убит в зале берлинской филармонии двумя русскими фашистами, «Руль» продолжал охотно печатать Набокова-сына, а друзья отца оставались его лучшими друзьями и покровителями. Особенно часто Владимир Сирин-Набоков виделся с четой Татариновых. Раиса Татаринова и Юлий Айхенвальд создали литературный кружок, который Набоков усердно посещал и где он охотно выступал с сообщениями (о советской литературе, о Фрейде, о спорте и так далее) и читал свои стихи (всем запомнился, к примеру, вечер его эротических стихов). Заседания кружка чаще всего проходили дома у Татариновых. Иногда молодой Набоков и Татариновы вместе ходили в кино по вечерам. Вместе с В. Татариновым Набоков выступал в Шубертзале на одном из столь модных в ту пору судебных процессов над писателями и литературными героями. В ходе «суда» над «Крейцеровой сонатой» Татаринов выступал в роли судьи, а Набоков защищал Позднышева. Раиса Татаринова работала в Берлине во французском посольстве, куда она порекомендовала и молодую жену Владимира Набокова — Веру Слоним. Дружба эта продолжалась и после переезда Татариновых из Берлина в Париж. В 1937 году Набоков пригласил Раису Татаринову на одно из своих парижских выступлений (в Зале Шопена), где присутствовали также супруги Леон с Джойсом, Бунин и Алданов. Позднее Набоков пригласил Раису также на знаменитый прием в издательстве «Галлимар», посвященный выходу французской «Лолиты». Раиса Татаринова навестила однажды супругов Набоковых в их отеле на Женевском озере (ей, кстати, помнилось, что уже в 20-е годы Набоков признавался, что любому жилью предпочел бы роскошный старинный отель). В Париже Раиса Татаринова занималась журналистикой. Жила она в том же доме, что и ее берлинская подруга (тоже участница их берлинского кружка и поклонница молодого Володи Набокова) Евгения Каннак (это совсем рядом с древнеримской Лютецией, в 5-ом округе Парижа).

Нетрудно заметить, что имя Владимира Татаринова в поздних письмах Набокова больше не попадается, только имя Раисы Татариновой. Может, это связано и с тем, что журналист и критик В. Е. Татаринов, активный член масонских лож, быстро левел вместе со своими ложами, проникался сменовеховскими идеями и уже в начале 30-х годов участвовал в собраниях Пореволюционного клуба и в работе сменовеховского журнала «Утверждения». В 1938 году В. Е. Татаринов вошел в просоветскую группу «Лицом к России», а в феврале 1945 года украсил свою биографию участием в престижной масонской делегации Маклакова и Вердеревского, посетившей советского посла Богомолова, чтобы сдаться на милость победителей и Победителя (подняв бокал за здоровье злодея), затем сотрудничал в «Русских новостях» Ступницкого. Правда в 1956 году Татаринов выступил в ложе с докладом «Преодоление отчаяния», но может, в отчаяние привел честного масона доклад т. Хрущева на партийном съезде.

В. Е. Татаринов оставался в ложе до самого ухода на Восток Вечный, занимал высокие посты, состоял в высшем масонском органе, бывал и великим оратором и великим канцлером, прочел великое множество докладов, дружил с членами русских лож Великого Востока Франции, вместе с которыми обсуждал проблемы социального базиса СССР... Если помните, упрямый В. В. Набоков всех этих «советизанских» мечтаний на дух не переносил. Как относилась к этим извивам судьбы умная Раиса, нам неизвестно.

Татищев Николай Дмитриевич, 24. 11. 1896—5. 08. 1985

Татищева (урожд. Нарышкина) Вера Анатольевна, 1874—1951

Граф Николай Дмитриевич Татищев был сыном Ярославского губернатора, а мать его, графиня Вера Анатольевна Татищева, была урожденная Нарышкина, дочь обер-гофмейстерины Высочайшего двора.

(Настоящей знаменитостью во Франции стал в 60-е годы их родственник, замечательный кинорежиссер и актер Жак Татищев, который родился в 1908 году близ Парижа, в городке Ле Пек на берегу Сены, а детство провел в нерусском окружении, вдали от русского 15-го и даже русского 16-го округа Парижа. В результате этого Жак так и не научился говорить по-русски, а став знаменитым, урезал свою труднопроизносимую русскую фамилию до двух слогов — Тати. Чаще, впрочем, он отбрасывал ее вовсе, довольствуясь на все случаи жизни самым популярным из французских имен — Жак. Его во Франции считают едва ли не самым тонким французским мастером кинокомедии, ну а мое поколение в Москве было просто в восторге от его комедии «Мой дядя». )

Поразительную историю о смерти супруги Николая Дмитриевича Татищева графини Дины Татищевой рассказал в своем «Синодике» о. Борис Старк. Привожу ее с незначительными сокращениями:

«Мой первый самостоятельный приход был Монруж — сразу за городской чертой Парижа. Но мне приходилось обслуживать и близлежащие местечки, не имевшие своих русских церквей. В одном из таких местечек жил граф Николай Дмитриевич Татищев, человек очень церковный...

В августе 1940 года, почти сразу после занятия Парижа немцами, когда еще никакой транспорт не действовал, меня по телефону вызывает Николай Дмитриевич и спрашивает, могу ли я приехать к нему (это было километрах в 50 от нас), так как у него умерла жена. Ну, конечно, я сказал, что сейчас же выезжаю, сел на свой велосипед и поехал. Приехав к Татищевым, я застал там много народа, двух мальчиков-сирот лет 5—7. Усопшая лежала под иконами, занимавшими почти всю стену над ее кроватью, на руках у нее были четки. Мне рассказали, как сознательно она умирала с именем Иисуса на устах, как благословила своих деток. В общем, атмосфера была столь трогательной и умилительной, что я вознесся духом и служил панихиду с особым подъемом. Потом Николай Дмитриевич спросил, смогу ли я приехать завтра, чтобы совершить на дому чин отпевания...

Потом он вызвался проводить меня до околицы и при прощании еще раз горячо благодарил. Я спросил его, почему он так меня благодарит, когда я только выполняю свой долг. Он мне ответил: «Я боялся, что Вы откажетесь ее отпевать». — «Почему? » — Да ведь она — некрещеная еврейка! » Тут уж я удивился окончательно. Мне в голову не могло прийти, что графиня Татищева, жена столь церковного Н. Д., может быть некрещеной еврейкой. Что было делать? Посоветоваться не с кем... После недолгого колебания я все же решил совершить отпевание, хотя не был уверен в каноничности этого решения...

Я спросил у Н. Д., как же так получилось, и он мне рассказал следующее: из Кишинева, бывшего тогда частью Румынии, в Париж для учения приехали три сестры — дочери не то раввина, не то кантора, но, в общем, из старой патриархальной еврейской синагогальной семьи. Познакомившись с ними, Н. Д. сблизился с одной из них, и под его влиянием она уверовала в Христа и решила креститься. Шел 1938 год. Европа уже полыхала в пожаре войны. Чтобы повидаться с дочерями, собирались приехать родители из Кишинева, отчетливо понимая, что немцы скоро будут, и тогда родителям может быть конец... Вот Дина и сказала Н. Д. «Я не могу начинать свою христианскую жизнь со лжи — утаить от родителей такую вещь. А сказать им, что я христианка, — это значит их убить... » Неожиданное нападение немцев на Францию не дало ей возможности подготовиться к крещению, потом бегство с малыми детьми по дорогам Франции, ночевки под бомбами под телегами и грузовиками и — возвращение домой с острой формой скоротечной чахотки. Вот так она и не успела стать христианкой по каноническому положению, хотя умерла христианкой по своему углубленному духу. На другой день я опять приехал на велосипеде. Совершил с большим духовным подъемом чин отпевания, проводил гроб на местное кладбище... Когда наладилось сообщение с Парижем и я смог поехать к Владыке (митрополиту Евлогию — Б. Н. ), я рассказал, как перенесли момент оккупации... потом я долго не знал, как начать, и наконец сказал, что сделал нечто такое, о чем даже боюсь сказать. Он меня долго спрашивал, и наконец я осмелился сказать, что отпел некрещеную еврейку. Владыко поначалу сделал строгий вид и спрашивал: «Как же ты мог? Как? И Евангелие читал? И «Со святыми упокой» пел? И «Вечную память» возглашал? Как же ты это сделал? » Я ему сказал все, как было, как она умирала. Потом сказал, что остались две сестры, которые тоже тянутся ко Христу, и я мог бы им показать пример отсутствия любви и, наконец, сказал, что не посмел отказать ей в недрах Авраама, Исаака и Иакова, на которые она имеет больше прав, чем я сам по своему происхождению и по духовной настроенности. Владыко рассмеялся, привлек меня себе на грудь и сказал: «Спасибо тебе, мой мальчик, что я в тебе не разочаровался! » «Ho, Владыко, — сказал я, — в метрические книги я ее не записал». «А вот это уж мудро», — ответил мне Владыко. Потом я неоднократно спрашивал и архиереев заграничных, так сказать синодальной школы, и наших современных советских, — и все мне сказали, что поступил я правильно.

Остается добавить, что сиротки помещены были к нам в детский дом и долгое время жили у нас, под нашим присмотром. Вернувшись на Родину, я иногда имел о них сведения. Потом неожиданно старший из них, Степан, появился и у меня в Ярославле. Оказывается, он работает в Москве во французском посольстве как атташе по делам культуры. Он приезжал так к нам раза три. Один раз с женой и тремя детьми. Старший из них так похож на Степу тех лет, что, увидев его, я с трудом сдержался, чтобы не заплакать. А потом один раз он приехал со своим отцом Николаем Дмитриевичем, которому захотелось повидать город его юности, губернаторский дом на набережной... Сестры покойной Дины — одна была схвачена немцами и погибла в лагерях смерти. Что стало с другой — не знаю. Последнюю встречу с погибшей Бетси я хорошо помню. Я был у них, она вышла проводить меня в коридор. Попросила благословить, так как знала, что положение очень опасное. Немцы вылавливали евреев. Я благословил ее и больше не видел. Через несколько дней ее забрали навсегда».

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒