ГЕНЕРАЛАМ ДВЕНАДЦАТОГО ГОДА
* * *
Мне нравится, что Вы больны не мной, Мне нравится, что я больна не Вами, Что никогда тяжёлый шар земной Не уплывёт под нашими ногами. Мне нравится, что можно быть смешной — Распущенной — и не играть словами, И не краснеть удушливой волной, Слегка соприкоснувшись рукавами.
Мне нравится ещё, что Вы при мне Спокойно обнимаете другую, Не прочите мне в адовом огне Гореть за то, что я не Вас целую. Что имя нежное моё, мой нежный, не Упоминаете ни днём, ни ночью — всуе… Что никогда в церковной тишине Не пропоют над нами: аллилуйя!
Спасибо Вам и сердцем и рукой За то, что Вы меня — не зная сами! — Так любите: за мой ночной покой, За редкость встреч закатными часами, За наши не-гулянья под луной, За солнце не у нас над головами, За то, что Вы больны — увы! — не мной, За то, что я больна — увы! — не Вами!
3 мая 1915
Хочу у зеркала, где муть И сон туманящий, Я выпытать — куда Вам путь И где пристанище.
Я вижу: мачта корабля, И Вы — на палубе… Вы — в дыме поезда… Поля В вечерней жалобе…
Вечерние поля в росе, Над ними — во́ роны… — Благословляю Вас на все Четыре стороны!
3 мая 1915
* * *
* * *
В гибельном фолианте Нету соблазна для Женщины. — Ars Amandi Женщине — вся земля.
Сердце — любовных зелий Зелье — вернее всех. Женщина с колыбели Чей-нибудь смертный грех.
Ах, далеко до неба! Губы — близки во мгле… — Бог, не суди! — Ты не был Женщиной на земле!
29 сентября 1915
Когда-нибудь, прелестное созданье, Я стану для тебя воспоминаньем.
Там, в памяти твоей голубоокой, Затерянным — так далекó -далёко.
Забудешь ты мой профиль горбоносый, И лоб в апофеозе папиросы,
И вечный смех мой, коим всех морочу, И сотню — на руке моей рабочей —
Серебряных перстней, — чердак-каюту, Моих бумаг божественную смуту…
Как в страшный год, возвышены Бедою, Ты — маленькой была, я — молодою.
Ноябрь 1919
АЛЕ
А когда — когда-нибудь — как в воду И тебя потянет — в вечный путь, Оправдай змеиную породу: Дом — меня — мои стихи — забудь.
Знай одно: что завтра будешь старой. Пей вино, правь тройкой, пой у Яра, Синеокою цыганкой будь. Знай одно: никто тебе не пара — И бросайся каждому на грудь.
Ах, горят парижские бульвары! (Понимаешь — миллионы глаз! ) Ах, гремят мадридские гитары! (Я о них писала — столько раз! )
Знай одно: (твой взгляд широк от жара, Паруса надулись — добрый путь! ) Знай одно: что завтра будешь старой, Остальное, деточка, — забудь.
11 июня 1917
* * *
Не смущаю, не пою Женскою отравою. Руку верную даю — Пишущую, правую.
Той, которою крещу На ночь — ненаглядную Той, которою пишу То, что Богом задано.
Левая — она дерзка, Льстивая, лукавая. Вот тебе моя рука — Праведная, правая!
23 октября 1918
Уж сколько их упало в эту бездну, Разверстую вдали! Настанет день, когда и я исчезну С поверхности земли.
Застынет всё, что пело и боролось, Сияло и рвалось. И зелень глаз моих, и нежный голос, И золото волос.
И будет жизнь с её насущным хлебом, С забывчивостью дня. И будет всё — как будто бы под небом И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине, И так недолго злой, Любившей час, когда дрова в камине Становятся золой.
Виолончель и кавалькады в чаще, И колокол в селе… — Меня, такой живой и настоящей На ласковой земле!
— К вам всем — что мне, ни в чём не знавшей меры, Чужие и свои?! — Я обращаюсь с требованьем веры И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно: За правду да и нет, За то, что мне так часто — слишком грустно И только двадцать лет,
За то, что мне — прямая неизбежность — Прощение обид, За всю мою безудержную нежность И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий, За правду, за игру… — Послушайте! — Ещё меня любите За то, что я умру.
8 декабря 1913
ГЕНЕРАЛАМ ДВЕНАДЦАТОГО ГОДА
Вы, чьи широкие шинели Напоминали паруса, Чьи шпоры весело звенели И голоса.
И чьи глаза, как бриллианты, На сердце вырезали след — Очаровательные франты Минувших лет.
Одним ожесточеньем воли Вы брали сердце и скалу, — Цари на каждом бранном поле И на балу.
Вас охраняла длань Господня И сердце матери. Вчера — Малютки-мальчики, сегодня — Офицера.
Вам все вершины были малы И мягок — самый чёрствый хлеб, О молодые генералы Своих судеб!
* * *
Ах, на гравюре полустёртой, В один великолепный миг, Я встретила, Тучков-четвёртый, Ваш нежный лик,
И вашу хрупкую фигуру, И золотые ордена… И я, поцеловав гравюру, Не знала сна.
О, как — мне кажется — могли вы Рукою, полною перстней, И кудри дев ласкать — и гривы Своих коней.
В одной невероятной скачке Вы прожили свой краткий век… И ваши кудри, ваши бачки Засыпал снег.
Три сотни побеждало — трое! Лишь мёртвый не вставал с земли. Вы были дети и герои, Вы всё могли.
Что так же трогательно-юно, Как ваша бешеная рать?.. Вас златокудрая Фортуна Вела, как мать.
Вы побеждали и любили Любовь и сабли острие — И весело переходили В небытие.
Феодосия, 26 декабря 1913
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес, Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес, Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой, Оттого что я тебе спою — как никто другой.
Я тебя отвоюю у всех времён, у всех ночей, У всех золотых знамён, у всех мечей, Я ключи закину и псов прогоню с крыльца — Оттого что в земной ночи́ я вернее пса.
Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной, Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой, И в последнем споре возьму тебя — замолчи! — У того, с которым Иаков стоял в ночи.
Но пока тебе не скрещу на груди персты — О проклятие! — у тебя остаешься — ты: Два крыла твои, нацеленные в эфир, — Оттого что мир — твоя колыбель, и могила — мир!
15 августа 1916
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Под лаской плюшевого пледа Вчерашний вызываю сон. Что это было? — Чья победа? — Кто побеждён?
Всё передумываю снова, Всем перемучиваюсь вновь. В том, для чего не знаю слова, Была ль любовь?
Кто был охотник? — Кто — добыча? Всё дьявольски-наоборот! Что понял, длительно мурлыча, Сибирский кот?
В том поединке своеволий Кто, в чьей руке был только мяч? Чьё сердце — Ваше ли, моё ли Летело вскачь?
И всё-таки — что ж это было? Чего так хочется и жаль? Так и не знаю: победила ль? Побеждена ль?
23 октября 1914
* * *
Золото моих волос Тихо переходит в седость. — Не жалейте! Всё сбылось, Всё в груди слилось и спелось.
Спелось — как вся даль слилась В стонущей трубе окрайны. Господи! Душа сбылась: Умысел твой самый тайный.
* * *
Несгорающую соль Дум моих — ужели пепел Фениксов отдам за смоль Временных великолепий?
Да и ты посеребрел, Спутник мой! К громам и дымам, К молодым сединам дел — Дум моих причти седины.
Горделивый златоцвет, Роскошью своей не чванствуй: Молодым сединам бед Лавр пристал — и дуб гражданский.
Между 17 и 23 сентября 1922
* * *
|