Оглавление 8 страница

Илона без улыбки, аристократично, свысока смотрела на объект её чар. Прохоров, ещё более смущённый, стал покашливать и вытер о брюки вспотевшие ладони.

Посетительница без тени заискивания сообщила: её мужу, ученому, предоставили дачный участок. Муж намерен поставить на этом участке стандартный дом. Они просят товарища Прохорова разрешить торговой организации продать им трехкомнатный разборный дом.

Нелепость просьбы очевидна. Об этом Илона знала не хуже Прохорова. С таким вопросом не обращаются в управление.

Прохоров улыбнулся: какая наивность и неосведомленность.

– Наше управление не имеет никакого отношения к продаже стандартных домов.

Илона сделала движение: она поняла и уходит.

Но как можно так быстро отпустить столь восхитительную даму. Прохоров тут же сравнил Илону с женой «академика», для коей он приобрел дорогие часики взамен «утерянных». Подобной посетительницы он ещё не встречал. Оберегаемый секретаршей, Пётр Филимонович стал болтать. Интересовался, где находится отведенный участок, прикидывал, стоит ли ставить стандартный дом. Лично он не советует: разборный дом – примитив.

Кто-то вошёл. Илона угадала, почувствовала – это и есть Ладогов. Подтянут, держится уверенно. Глаза… Какие глаза! Александр Сергеевич поклонился посетительнице. Прохоров, досадуя на несвоевременный приход заместителя, пытаясь шутить, изложил просьбу Илоны.

– Разве стандартных домов нет в продаже? – сказал Ладогов и поднял трубку.

Позвонил кому-то… Убедился – трехкомнатные дома не дефицитны.

– Ваш муж…

– Мой муж…

– Ученый, – с некоторым удовольствием сообщил Прохоров.

– Недалеко от Кунцева находится контора, ведающая продажей домов по заявкам… – Ладогов подал листок бумаги Илоне и продиктовал адрес конторы. Всё проделал быстро, деликатно, словно объяснил прохожему, как найти нужную ему улицу.

Илона встала, готовая растерзать любезного Ладогова. Однако поблагодарила его очаровательной улыбкой. Уж очень хорош был этот Ладогов.

* * *

– Её фамилия Голицына. Она из этих самых… князей, – опять-таки не без удовольствия сообщил Ладогову Прохоров.

– Кто вам сказал?

– Лично подтвердила.

– Скажите какая радость!

Ладогов приступил к делу. В последнее время начальник отдела Дымченко дважды превысил свои права. Александр Сергеевич принес проект приказа – объявить Дымченко выговор с предупреждением.

– Ему остался год до пенсии, – заметил Прохоров.

– Хоть бы один день. Подпишете?

– Оставьте проект, я поговорю с Дымченко.

– Не подпишете, Пётр Филимонович, я, как член парткома, предложу обсудить поведение Дымченко в партийной организации. Прохоров подписал.

– Эхенбаум, между прочим, недавно тоже превысил права.

– В интересах дела. А тут неясно, в чьих интересах. Очень неясно. Еще один проект приказа: объявить Эхенбауму Борису Григорьевичу благодарность.

– За что?

– За превышение своих прав. Товарищ Эхенбаум в силу обстоятельств самовольно исправил ошибку управления в важном документе.

– Не подпишу.

– Личное распоряжение министра.

– Почему я не в курсе?

– Вас не было. Министр говорил со мной.

Ладогов прочёл проект приказа.

– Позвольте, тут ещё денежная премия, – отодвинул приказ Прохоров.

– И это согласовано.

Прохоров подписал. Ладогов ушёл.

Прохоров читал бумаги невнимательно, ему мешали духи Илоны, их запах витал над столом. Позвонил Курочкин, курортный соратник и кредитор Прохорова.

– Здорово, старик! Когда опять в Гагры? Тебе не звонила твоя фея?

Прохорова покоробило. Что за тон и что это за слова – фея? Всё-таки жена академика.

– Слушай, когда ты привезёшь должок?

Прохоров, приглушенно заикаясь, стал объяснять: в ближайшее время он такую сумму не соберёт.

– Не пойму тебя! Неужели ты заставишь меня обратиться к твоей жене и объяснить ей, на что ты истратил деньги?!

– Так не шутят, Пётр.

– А я не шучу. Поеду в Катуар и потребую с неё долг.

– Не советую, характер у неё резкий.

– У меня тоже. Или я предъявлю расписку суду. Сегодня четверг, в субботу жду тебя в пятнадцать ноль-ноль. Со всей суммой. Иначе пеняй на себя.

Курочкин положил трубку. Прохоров вытер пот.

– Мерзавец! – обиделся Пётр Филимонович. Агрессивные речи Курочкину диктовал Джейран, сидевший в это время в его кабинете.

Действуя по сценарию Джейрана, Илона позвонила Прохорову. Она побывала на складе стандартных домов и, кажется, раздумала приобретать готовый дом, просто не знает, как ей быть. Прохоров был так любезен, что она готова просить у него консультацию. Муж уехал, и ей не с кем посоветоваться.

Пётр Филимонович возомнил, что он произвел на красавицу княжну неотразимое впечатление. Что ж, он согласен быть её консультантом в указанное ею время.

– Если вам удобно… в субботу. Поедем на наш участок, я повезу вас на своей машине в семнадцать тридцать.

Точно в семнадцать тридцать к театру оперетты подкатила чёрная «Волга». За рулем умопомрачительная Илона. Пётр Филимонович юркнул в машину. «Волга» бесшумно покатилась. Прохоров рокотал, никогда Пётр Филимонович не был столь разговорчивым.

У фруктового питомника «Волга» вдруг «закапризничала» и ни с места. Прохоров вышел из машины и зачем-то ногой пробовал крепость шин. Илона, надев кожаные перчатки, подняла капот. Неожиданно для Прохорова к машине подошёл Дымченко, Влас Тимофеевич, в домашней куртке и сандалиях.

– Разве вы здесь живете? – неласково спросил Прохоров.

– У меня тут дачка. Что с машиной, Пётр Филимонович?

– Разбираетесь в этой технике?

– Немного, – ответил Дымченко. Начальник отдела В. П. Дымченко (превышающий свои права неизвестно в чьих интересах) столь же разбирался в автомоторах, сколь и Пётр Филимонович.

Дымченко старался найти неисправность. Через минуты две объявил:

– Зажигание… Сейчас пойдёт.

Прохоров досадовал: Дымченко увидел его в машине с вызывающе эффектной дамой. Что он подумает?

Такую не объявишь своей тёткой или кузиной жены. В кои-то века представился случай прокатиться с интересной женщиной – и на тебе, изволь радоваться – его увидел подчиненный.

Илона, как назло, не спешила заводить мотор, она снимала черные перчатки, чтобы снова надеть шикарные жёлтые.

Навстречу по шоссе шёл «Москвич». Приблизился. Из «Москвича» вышел Ладогов, за ним его жена, водившая машину. Ладогов внимательно посмотрел сперва на Дымченко, затем на потускневшего Прохорова и произнес:

– М-да!

Даже ледяная Илона, услышав это многозначительное «м-да», обозлённо нажала на стартер.

– Всё в порядке, Александр Сергеевич, – почему-то официально доложил Дымченко.

Ладогов повернулся к жене:

– Поехали, Жанна.

Только сейчас Прохоров с грустью вспомнил, что именно здесь, в районе Яузы, Ладогов, его брат, инженер, и тесть, заслуженный врач, совместно построили дачу и прозвали её «Товарищество на паях». Как он забыл об этом? Илона показала поникшему Прохорову чужой участок, на котором лежала куча камней, штабеля кирпича и несколько бревен.

– Участок не очень, – произнес удрученный Прохоров, уже не думая об амурах. В ушах застряло загадочное «м-да» Ладогова.

– И я так полагаю, – сказала Илона и села за руль. Голицына доставила Прохорова на Киевский вокзал, к пригородному поезду.

– Благодарю вас, Пётр Филимонович, – и улыбнулась чарующе. Неотразимо.

– Если позволите, я вам позвоню, – сказал воспрянувший Прохоров.

– Мне звонить нельзя. На днях сама позвоню. – И захлопнула дверцу.

В пригородном поезде Прохоров сетовал на судьбу. Должен же был заглохнуть проклятый мотор. Мало того, что черт принес Дымченко, нет, ещё и Ладогов прикатил. Как он произнес «м-да»? Ох этот Ладогов, зря не скажет.

В понедельник утром позвонил Курочкин.

– Ты думаешь, я с тобой в бирюльки играю? Когда привезешь? – сердился курортный друг Прохорова.

– На той неделе.

– Точно, когда?

– В субботу.

– Смотри.

Прохоров решил обратиться к отцу, к сестрам. Возьмет командировку, съездит в Лопатинки, в Калинин к сестрам. Они выручат, у них водятся деньги. Главное, чтобы Юлька не узнала.

В кабинет вошёл Дымченко. Сел в кресло. Закурил. (Раньше так себя не вел. )

– Вы чем-то недовольны, Пётр Филимонович?

– Угадали, – невольно вырвалось у Прохорова, подавленного звонком Курочкина.

– Понимаю. Ну и фрукт наш Ладогов.

Прохоров насторожился.

– Я не о выговоре… Знаю, выговор – его козни. Карьеру делает… Слышали, как он сказал «м-да»? Как бы он ещё вашей жене не намекнул. Он такой.

– Вы полагаете? – уже совсем растерялся Прохоров.

– Ведь Ладогов видел эту даму здесь. Потом вас… в её машине.

– Ерунда.

– Я понимаю, все мы человеки. В позапрошлом году я немного погулял на курорте, и что вы думаете – нашёлся подлец и написал моей жене. И главное, я ему ещё деньги одолжил. Вы, Пётр Филимонович, на курорте часом не задолжали? А?

Прохоров замялся. Зачем-то открыл ящик, без цели порылся в бумагах и нервно прошёлся вдоль стола…

– Задолжал, – мучительно-весело произнес Прохоров.

– Много? А то я могу поддержать. От души.

– Многовато.

– Пётр Филимонович, я же не Ладогов. Сколько?

– Тысячу сто рублей. Конечно, дома найдутся такие деньги, но сами знаете, как объяснить жене?

– Что вы? Зачем же семейные осложнения?! Я могу достать. У меня родичи, друзья. Выручат.

– А возвращать когда?

– Да хоть через полгода.

– В самом деле?

– И никаких расписок не надо.

– И тысячу пятьсот сможете? – уже расхрабрился Прохоров. Он вспомнил Илону и возможные встречи с ней.

– Конечно. Когда вам нужны деньги?

– Хотя бы на днях.

– Послезавтра устраивает? Правда, придётся съездить в Загорск.

– Я вам дам машину.

– Считайте, что деньги у вас. Могу и сегодня поехать.

– Поезжайте.

Дымченко сел в машину и поехал в Загорск. Просто прокатиться. Ему давно хотелось побывать в соборе, на богослужении. Деньги Дымченко хранил не в Загорске.

if (typeof pageNumber == "undefined") { var pageNumber = 1; } else { pageNumber++; } document. getElementById("yandex_rtb"). id = "yandex_rtb_" + pageNumber; (function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] || []; w[n]. push(function() { Ya. Context. AdvManager. render({ blockId: "R-A-1382009-7", renderTo: "yandex_rtb_" + pageNumber, async: true, pageNumber: pageNumber }); }); t = d. getElementsByTagName("script")[0]; s = d. createElement("script"); s. type = "text/javascript"; s. src = "//an. yandex. ru/system/context. js"; s. async = true; t. parentNode. insertBefore(s, t); })(this, this. document, "yandexContextAsyncCallbacks"); ВЫ – УДАВ

Тернюк подстегнул Джейрана – Бур в Сухуми. Стоит Буру встретить его – и конец всей корпорации. Тогда суд со многими соучастниками, которые наперебой топят друг друга. Джейран это знал.

Тернюк мог ошибиться, – может быть, Бура сопровождал не оперативник. Хотя Тернюк – пройдоха, он отлично видит. Надо улетать из Сухуми. Куда? Есть одно резервное местечко. Но явиться туда без предупреждения нельзя. Ни почте, ни телефону доверять нельзя. Отправиться туда должна Илона. Только она. Вызвать её в Сухуми? Её увидит Курбский, сейчас ему доверяться глупо. На даче «Лотос» находится Кутин, мнимый супруг Илоны, и его не мешает остерегаться. Но что поделаешь. Правда, в семь утра, когда Илона пользуется ультрафиолетовыми лучами, Кутин наверняка ещё спит. Джейран отправился на виллу Голицыной с расчетом к девяти утра вернуться в Сухуми.

Джейран, давая поручение Илоне, точно знал, кого может увлечь эффектная красота и её мнимая интригующая биография. Шеф корпорации тщательно изучал каждого, знал о его грешках и на что падок объект действий Илоны: кто нечестно строит богатую дачу на имя близкого родственника, кто азартно поигрывает на ипподроме, в карты, и часто проигрывает. Кто украдкой в служебное и не служебное время катит к возлюбленной с дорогими подарками и, главное, кто через посредников собирает дань с магазинов, торговых баз, палаток, ресторанов, столовых, буфетов. Кому везут долю иные коммерческие директора фабрик, мясокомбинатов, холодильников, рыбных промыслов, лесных торгов. Знал, кто не берет взяток, но тщеславен, самовлюблен, кого Илона может увлечь наигранным вниманием к нему. С самовлюбленными и тщеславными лучше всего иметь дело: во-первых, они выполняют просимое Илоной без вознаграждения. Во-вторых, их реже привлекают к ответственности, самое большое – назовут ротозеем. А Илона остается вне внимания прокуратуры.

– Что вас привело на «Лотос»? – спросила Илона, не глядя на присевшего на гальку Джейрана.

Глава корпорации швырнул в море камушек и прищурился. Небесные глазки чуть побелели – ему не по душе оказался тон помощницы.

– Вам надо лететь в Москву.

– Мы условились: больше никаких поручений.

– Полетите. Даже без вознаграждения. Если не хотите, чтобы «Лотос», квартира на Бронной и прочее досталось вашему Кутину. Всё ведь на его имя? Не так ли?

– Вас это не касается.

– Бросьте… Полетите в Москву, а оттуда в Загорск. Вручите мое письмо одному лицу. Лицо духовное. Через некоторое время придёте к нему за ответом. Он скажет. Я вам позвоню в Москву, ответ передадите мне.

– Ни сегодня, ни завтра я лететь не могу.

– Ждёте вашего сизого голубя, ленинградского певца?

– Хотя бы.

– Кутина оставьте здесь.

– Вы – удав.

– Тем более, надо слушаться.

– За чей счёт поездка?

– Вот это другой разговор. Расчет в Москве. Улетайте сегодня. Сизый голубь не прилетит.

– Вы что-нибудь знаете?

– Он не стоит вас. Это не комплимент.

Джейран угадал: сизый голубь не прилетел. Илона велела кривой Моте укладывать чемоданы. Кутин, безмолвный муж (по паспорту), опрометчиво обмолвился, не нашёл ли сизый голубь иную голубку.

– Мотя! – ровно, спокойно позвала Илона.

Мотя, по характеру и железным плечам – вышибала, не спеша подошла к доценту и дважды отхлестала его по щекам.

– Белое платье положить? – тоже ровно, спокойно спросила Мотя, закончив экзекуцию.

– Не надо.

Битый доцент отвернулся к окну. Безнадежно вздохнул. «Значит, Илона скоро вернется в Сухуми». Кутин, трепеща, молился – пусть всевышний даст указание Илоне, чтобы она оставила его здесь. Хотя бы на недельку обрести свободу и независимость.

Академик Петрищев, директор научно-экспериментального института, позволил бы себя назвать тупицей, но продолжал бы восклицать: «Не верю! » Он ли не знает доцента Виталия Васильевича Кутина, человека независимо принципиального, без тени угодничества.

Вот Кутин поднимается по широкой белой лестнице, строгий и непроницаемый… Никто не замечает невзрачность его фигуры, – по институту шествует Наполеон. Точная лексика, фраза отшлифована, безапелляционна. Уважаемый личным составом доцент аккуратен, пунктуален и верен слову.

Мог ли академик Петрищев поверить, что кривоглазая баба хлещет секретаря ученого совета по щекам и он во время расправы стоит руки по швам.

Боготворила Кутина одна лишь особа – влюбленная в доцента глуповатая немолодая девица, лаборантка Шура Ягодова. В её комнате в Химках Кутин в вольное для него время приходил в себя, пил кофе и играл на скрипке.

– Вы остаетесь в «Лотосе», – бросила Илона. – Вот список, что должен сделать садовник и столяр. «Шевроле» не пользоваться. В Сухуми не показываться.

– А если прилетит… Сергей Михайлович? Илона вспыхнула. А вдруг в самом деле? Может быть, даже в час её вылета в Москву? Сизый голубь любит неожиданности.

– Мчитесь в Адлер, пусть аэропорт радирует мне. Одновременно шлите телеграмму в Ленинград, гостиницу «Европейская».

– В аэропорт можно на «шевроле»?

– Да.

Кутин доставил Илону и кривую Мотю в аэропорт Адлер.

* * *

Сказав Полонскому: «Еду в Евпаторию отдыхать с мамой», Ляля направилась в Сухуми в сопровождении молодого капитана сейнера, успешно, со значительной премией завершившего лов белухи у острова Диксон. Отказываться от такого спутника просто смешно.

Около часу дня, ожидая Яшу в Сухуми в районе памятника Лакобе, Полонский прогуливался по пустынной аллее Ботанического парка. И – о, неожиданная встреча! Навстречу шла Ляля и рядом капитан сейнера. Ляля над чем-то громко засмеялась, обоими кулачками толкнула моряка в грудь и пустилась наутек. И… увидела Андрея. Автоматически стрельнула глазами и, состроив мину возмущённой невинности, приблизилась к Полонскому.

– В чем дело? – укоряюще строго, но тихо спросила Ляля. – Что ты делаешь в Сухуми?

– Изучаю флору. А ты что делаешь?

– Вы что, пьяны? – вызывающе насмешливо произнесла Ляля с расчетом, чтобы её слышал капитан.

Капитан поспешил к нахалу, приставшему к его подруге.

– Привет от мамы, – не менее выразительно произнес Андрей. – Мама удивлена, почему ты не пишешь. Салют!

Ляля хотела дать понять капитану, что этот парень в светлом костюме обознался, она его совершенно не знает, но… реплика Андрея на секунду смутила её. На одну секунду.

– Пойдём, Серёженька, терпеть не могу пьяных.

За спиной Андрея, удаляясь к выходу, хохотали Ляля и Сереженька. Андрей прошёл шагов пятьдесят, пожал плечами и нервно провозгласил: «Дурак! » Еще пятьдесят шагов – и рассмеялся. Весело. С легкой душой. Ну не смешно ли: вышла из положения – объявила его пьяным.

Общеизвестно: мучительные терзания, печаль влюбленного – плод сомнений. На эту нехитрую тему написано полмиллиона романов. Сомнений нет – Ляля развеяла туманную завесу. Выглянуло яркое солнце. Андрей шагал твердо, энергично. Куда? Неважно. Что это? Управление милиции города Сухуми. Еще никогда Андрей Полонский не чувствовал столь неуемную потребность действовать. Вошёл в управление милиции.

Любезный старший лейтенант выслушал Полонского.

– Хотите найти Николая Мухина? Хорошее дело. Но я, дорогой, в Сухуми работаю недавно. Я слышал, в Абхазии воспитали много русских мальчиков и девочек. Наверное, у Николая теперь другая фамилия. Надо спросить местных товарищей… Я запишу. Вы заходите. Наведём справку.

Вошёл старшина-абхазец. О, в селе Киндли есть один русский парень, кажется, его зовут Николай. Там его каждый знает. Это недалеко – пятьдесят километров. Можно добраться на рейсовом автобусе.

Андрей поблагодарил и, не откладывая, поспешил на автобусную станцию. На его счастье, в сторону Киндли отправлялось такси с двумя пассажирами. Двое абхазцев предложили Андрею следовать в компании. Машина понеслась вдоль берега.

– Вот здесь, в этих домах, – показал один из спутников, – живут негры, это их поселок. Много, очень много лет живут. Говорят только по-абхазски.

– Как они попали сюда? – спросил Андрей.

– Рассказывают, когда-то их везли в неволю, они захватили корабль и приплыли сюда. Многие уже мало похожи на негров.

Киндли. Андрей сошёл. У дороги белое здание сельсовета и правления колхоза. Под навесом лущили кукурузу на Семёна. И тут же Андрей узнал, что русского парня зовут Геннадием. Недавно к нему приезжал отец. Сейчас Геннадий служит в армии.

Андрей погулял по холмистым улицам, с удовлетворением отметил новые дома, отличные сады. Жители одеты по-городскому. Много машин… Цветёт Абхазия. И не такая уж она маленькая.

«Если по такому методу искать Николая, придётся исколесить всю страну. И месяца не хватит», – пришёл к выводу Андрей.

На попутном грузовике вернулся в Сухуми. Когда Андрей оставил комнату дежурного милиции, он во дворе заметил двух работников милиции, осматривающих мотоцикл с коляской. Спиной к Андрею стоял пожилой старшина-абхазец, начинавший службу более четверти века назад. Спроси его Андрей о Николае Мухине, старшина обстоятельно рассказал бы ему, что позавчера он заезжал в село Акуа, мало того, заходил к Алиасу Эшба, видел Николая Мухина-Эшба и лично приветствовал гостей Анатолия, двух замечательных, очень вежливых, очень красивых русских девушек из города Ломоносовска. Ах, какие девушки! Но Андрей прошёл мимо старшины.

«Нет, без Яши мне Николая не найти. Яша был прав, нет у меня способностей детектива».

Из Киндли Андрей вернулся в гостиницу. Освежился под душем и пошёл в кино. Решил ждать Яшу. А пока никаких самостоятельных действий.

Яша Сверчок вошёл в киевскую городскую прокуратуру.

Студентам юридического института присуще чувство юмора. К сожалению, профессия прокурора, следователя часто гасит это светлое качество. И неудивительно, если приходится изо дня в день копаться в неблаговидных делах аферистов, мошенников, хапуг, мерзавцев всех рангов и прочей человеческой дряни. До юмора ли!

Яшу принял усталый прокурор с выжидательным взглядом.

– Я хочу совершить антиобщественный, вернее, антигосударственный поступок.

– Только собираетесь совершить?

– Да.

– Тогда вы обратились по адресу.

Прокурор пытливо посмотрел на Яшу. За время его десятилетней практики подобного посетителя он ещё не принимал.

– Давайте посоветуемся, – добавил прокурор.

– Затем и пришёл.

Яша лаконично изложил, зачем он прибыл в Киев и с какой целью стремится в Сухуми. Но так как денег не хватает, он решил пробраться без билета – зайцем. Упомянул и о телеграмме на адрес гетмана.

– Покажите телеграмму, – оживился прокурор.

– Могу. И даже телеграфистку, доставившую её. Она в приёмной.

Прокурор охотно и весело изучал адрес и текст телеграммы.

– Сперва я подумал, что вы…

– Ненормальный, – быстро уточнил Яша.

– Еще бы! Зовите девушку.

Вошла Зося Грай. Очаровательная, с ясными глазами, как дождевые капли на солнечном цветке. Прокурор, слушая обоих, смеялся, как обыкновенный гражданин.

– Ребята, будь у меня деньги, не задумываясь, дал бы их вам в кредит, даже без ведома жены. Вот что, товарищ Сверчок, отправляйтесь ко второй супруге вашего дяди и попробуйте вернуть долг… Потом зайдете, ко мне. Если она не даст вам следуемые вашей матери деньги… будем думать, что делать. Телеграмма, если не возражаете, останется у меня. Я её верну вам. Так или иначе, до Сухуми вы долетите.

Яша и Зося ушли. Телеграмма на адрес Богдана Хмельницкого доставила работникам прокуратуры жизнерадостные минуты, им особенно приятно было столкнуться с молодыми людьми с чистой душой… Именно таким они посвящают свою нелегкую борьбу с мерзостью.

По совету прокурора Яше сопутствовала решительная Зося. Поднялись на третий этаж. Позвонили. Нет ответа. Еще раз позвонили. Дверь открыл явно встревоженный парень.

– Вам кого?

– Жену Петра Елизаровича. Я его племянник, сын Романа Елизаровича.

Парень нерешительно впустил гостей. Яша заметил, на стильной ужгородской мебели, начиная с зеркальной вешалки, висели крайне несовместимые с их стилем аляповатые ярлычки прокуратуры.

– Что говорить, шикарно жил мой дядя, – без грусти заметил Яша. – Но меня интересует тётя. Извините, вы сын супруги Петра Елизаровича?

– Нет. Я дальний родственник Ольги Григорьевны. Студент.

– Ольга Григорьевна супруга дяди?

– Да. Здесь я вроде сторожа. Ольга Григорьевна находится у своей матери. Правда, я не должен был вам говорить… Но раз вы племянник… Хотите чаю?

– Хотим.

– Извините, у меня только булка и кусок домашнего копченого сала. Я из Богуслава. Мне из дому присылают.

– Я что-нибудь куплю, – сказала Зося. И моментально очутилась на лестнице.

– Твой дальний и мой близкий родственник, Пётр Сверчок, вор, мошенник. Это проверено. Понял?

– И я так думаю. Жили как графы.

– Тебя зовут…

– Леней.

– А меня Яшей.

– Я бы перешёл в общежитие, но нет мест.

– Перейдёшь. Со временем.

Вернулась Зося. Принесла всякой всячины. Заварила чай, поставила стаканы. Сели за стол и стали обсуждать шансы на золотые медали киевской футбольной команды «Динамо». В кино решили идти втроем. После кино Леня их привел к дому, где притаилась дядина супруга, и разъяснил, как войти.

Яша позвонил два раза. Дверь открыла мать Ольги Григорьевны. Сверчок безмолвно и решительно миновал общий коридор коммунальной квартиры с бабушкиными сундуками у стен, висевшие на костылях велосипеды, персональные электросчетчики.

Мать второй супруги дяди Пети, остроносая старуха, вызывающе настороженно смотрела на Яшу.

– Где ваша комната? – не дал ей опомниться Яша.

– Вот.

Яша открыл дверь и увидел жену дяди Пети – достаточно пышную, с недобрым взглядом брюнетку. Общий вид – ощетинившаяся сытая кошка.

– Я сын Романа Елизаровича, брата вашего мужа.

– Вы Яша?

– Да.

– Садитесь. Надолго приехали?

– Нет. Я к вам по делу. Хочу получить долг. Вы, конечно, знаете, что ваш муж взял у моей матери деньги?

– Не знаю. Много?

Яша назвал сумму. Вторая супруга дяди отлично знала о долге. Мало того, ещё в позапрошлом году супруг поручил ей отправить половину долга матери Яши. По почте. Ольга Григорьевна сказала мужу, что отправила, но деньги утаила. О второй половине супруги дружно не вспоминали, хотя на сберкнижки (на предъявителя) вносились крупные суммы от всяких автотранспортных махинаций. Книжка хранилась у родственников, а контрольные талоны в тайнике.

– Прошу вернуть долг, – сказал Яша.

– Откуда же я возьму такую сумму?

– Ты что пришёл? Не знаешь, какое у нас горе? Нашёл время, – вмешалась теща дяди Пети.

– Если вы не вернёте, я пойду к прокурору.

– На родного дядю пойдешь доносить?! – взвизгнула старуха.

– Мать и сестра в Перми. Живут на чужой квартире. Поняли? И я не погляжу на человека, который ограбил их, двух тружениц.

Старуха театрально била себя кулаками по голове.

– Шибенник! Бандит! Выродок! – крестила она Яшу.

– Мирные переговоры окончены.

Яша встал. Старуха схватила табуретку.

– Погодите, мама, – отняла табуретку Ольга Григорьевна. – Вот что, Яша… Я могу, просто так, как родственнику, кое-что дать вам.

– Я не проситель. Я пришёл требовать то, что нам следует.

Супруга дяди Пети помедлила. Утерла слезу.

– У меня есть друзья, попробую одолжить… но не всю сумму. Сделаю ради Петра, чтобы люди не думали…

– Всю сумму. И ни рубля меньше. Иначе я потребую очную ставку с дядей, думаю, что он признает долг.

Супруга дяди растерялась: муж узнает, что она утаила деньги. К тому же очная ставка. Прокурор заинтересуется, для чего подследственному срочно понадобились деньги. Ей не хотелось очной ставки мужа с Яшей.

– Я достану. Но как я вручу вам… Яша, вы не подведёте меня?

– А зачем? – строго сказал Яша.

Условились; завтра ровно в двенадцать дня Ольга Григорьевна вручит Яше всю сумму в метро «Университет».

Старуха не прерывала проклятий в адрес «висельника».

– Имейте в виду, в десять минут первого я уйду, ждать не стану, – сказал Яша и вышел из комнаты.

Ровно в двенадцать дядина супруга на перроне метро сунула Яше пакетик и молниеносно скрылась в вагоне. Яша зашёл в подъезд дома и пересчитал деньги. Не хватало ста рублей (новыми деньгами).

– Дрянь остается дрянью, – заключил Яша.

Андрей Полонский насыщался морем, солнцем и независимостью.

Если бы кто-нибудь спросил его: чем вы недовольны? – он ответил бы: общественным питанием. Он обедал в кафе, в столовых, в молочных, – везде одинаково невкусно. Единственное блюдо во всем Сухуми не вызывало внутреннего протеста – горячие хачипури в невзрачном кафе напротив кино «Апсны».

Ресторан при гостинице, конечно, перворазрядный. Не очень свежие скатерти, не очень любезные официанты, не очень мощный чад из кухни, нормально невкусные и ненормально дорогие блюда.

Клиенты ресторанов если уж выходят из себя и письменно жалуются, то, как правило, на затяжное обслуживание. Реже на обсчёт. И почти никогда на качество.

Кто в ресторане первого разряда обращает внимание на вкус блюд? Главное – тяпнуть. Кто проверяет ресторанный счёт? Разве что честный командированный, проглотивший комплексный обед от двух до четырех дня.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒