Св. Августин.. «О благе супружества». («De bono coniugali»)

Св. Августин.

«О благе супружества»

(«De bono coniugali»)

1. Поскольку всякий человек – часть рода человеческого, а человеческая природа есть нечто общественное и имеет великое природное благо – силу дружбы, то Бог вследствие этого пожелал, чтобы все люди произошли от одного (человека), с тем чтобы они удерживались в своей общности не только благодаря внешнему сходству, но и благодаря узам родства. Посему первая природная связь в человеческом обществе – это связь между мужем и женой. Бог не сотворил их каждого в отдельности и не соединил потом их вместе, как инородных, но создал одну от другого, сделав знаком силы этого союза бок, из которого была взята и создана (женщина) (ср. Быт. 2. 21-22). В самом деле, мужчина и женщина, гуляя бок о бок, соединяются друг с другом и смотрят в одном направлении. Далее следует их соединение в детях, которые являются единственным достойным плодом, при этом даже не связи мужчины и женщины, а их соития. Ибо у обоих полов могла существовать и без такого соития некоторая дружеская и братская связь, когда один пол руководит, а другой подчиняется.

2. Однако сейчас нет нужды, чтобы мы выясняли и высказывали определенноесуждение по тому вопросу, откуда еще могло бы появиться потомство первых людей, которых Бог благословил, изрекши: «растите и размножайтесь, и наполняйте землю» (Быт. 1. 28), если бы они не согрешили, в результате чего тела их заслужили состояние смерти и не может быть иного соития, кроме как смертных тел. В самом деле, существует множество различных мнений на сей счет, и если бы необходимо было разобраться в том, какие из них больше согласуются с истиной Божественных Писаний, то это стало бы предметом длительного обсуждения. Так, если бы они не согрешили, то получили бы детей без какого-либо плотского соития каким-нибудь иным образом, например, по дару Всемогущего Создателя, Который смог сотворить их самих без родителей, смог создать плоть Христову во чреве Девы и (что я мог бы сказать неверующим) Который подарил потомство пчелам без всякого соития. Возможно, поскольку многое там было сказано мистически и образно, слова Писания: «наполняйте землю и обладайте ею» (Быт. 1. 28), следует понимать иначе, а именно что это (сказанное) должно быть достигнуто полнотой и совершенством жизни и власти. Так что само приращение и размножение, по поводу которого было сказано: «растите и размножайтесь», должны пониматься как преуспеяние ума и изобилие добродетели, подобно тому, как сказано в псалме: «Ты приумножишь меня в душе моей добродетелью» (Пс. 137. 3). И не было бы дано человеку продолжения через потомство, если бы не суждено было ему исчезнуть в смерти из-за содеянного греха. А возможно, в начале у тех людей было создано не духовное тело, а только животное, чтобы по заслугам послушания оно потом стало духовным для обретения бессмертия не после смерти, которая «завистью диавола вошла в мир» (Прем. 2. 24) и стала наказанием за грех, но через то изменение, на которое указывает апостол, говоря: «потом мы оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Христу на воздухе» (1 Фес. 4. 17). Потому мы можем понимать так, что тела первой супружеской пары хотя в начале и были смертными, все же не умерли бы, если бы (первые люди) не согрешили. Бог угрожал им, поскольку существовала угроза получить рану из-за того, что тело было уязвимо; и ничего бы не случилось, если бы (первые люди) не нарушили Его запрет. Таким образом, даже через соитие таких тел могли бы появиться на свет следующие поколения, которые увеличивались бы до определенного предела, и люди не достигали бы старости или же достигали бы старости, но все же не смерти, пока (таковое) приумножение не наполнило бы по благословению (Божию) земли. Ибо если уж Бог позволил одеждам израильтян на протяжении сорока лет сохранять свое изначальное состояние, не износиться (Втор. 29. 5), то тем более Он мог даровать телам тех, кто повиновался бы Его заповеди, некое счастливое состояние до тех пор, пока они не оказались бы изменены к лучшему не в результате смерти человека, когда тело отделилось бы от души, а в результате блаженного изменения от смертности к бессмертию, от животной природы к духовной!

III

Какое из этих суждений истинно и возможно ли на основании тех слов (Книги Бытия) сформулировать другое или другие (предположения), рассуждать и спорить можно долго.

3. Теперь мы хотим сказать о том, что в соответствии с этим состоянием рождения и смерти, в котором мы сотворены, брак между мужчиной и женщиной несет в себе некоторое благо. Божественное Писание так утверждает этот союз что ни жене, оставленной мужем, не дозволяется вступать в брак с другим, пока жив ее муж, ни мужу, оставленному женой, не дозволяется брать другую, если только та, которая ушла от него, не умрет. Так вот, поскольку благо супружества Господь утвердил в Евангелии не только посредством того, что запретил оставлять жену, кроме как из-за прелюбодеяния (см. Мф. 19. 9), но также и посредством того, что пришел званным на брак (см. Ин. 2. 2), есть основание задаться вопросом в чем состоит это благо. Мне кажется, не только в рождении детей, но и в самом природном союзе противоположных полов. Иначе не назывался бы супружеством союз между стариками, особенно если они лишились детей или вообще не родили. Но ведь даже если спустя много лет в добром супружестве и угаснет свойственное (молодому) возрасту горение между мужчиной и женщиной, в полной мере сохраняется между мужем и женой чувство любви. Чем лучше супруги, тем раньше они по обоюдному согласию начнут воздерживаться от плотского соития не из-за того, что приходится подчиниться необходимости, не имея уже возможности делать то, что они хотели бы, но ради того, чтобы удостоиться похвалы, отказавшись делать то, что они еще могли бы. Так вот, если сохраняется искреннее уважение и почтение, которое должны проявлять в отношении друг друга оба пола, то даже когда телесные члены измождены и стали почти что мертвенны, любовь в душах супругов остается тем более чистой, чем более оказывается испытанной, тем более надежной, чем более становится безмятежной. Благо супружества заключается также в том, что плотская или юношеская невоздержанность, хотя сама по себе она и порочна, получает благородную цель родить потомство, так что из зла похоти брачный союз производит нечто благое. Кроме того, плотская похоть обуздывается и некоторым горение ее становится более скромным, потому что ее смягчает родительская любовь. Ибо возникает некое отягощение на пути страстного вожделения, если в тот момент, когда муж и жена соединяются друг с другом, они задумываются о том, что являются отцом и матерью.

4. К этому следует добавить вот что: при том что супруги выполняют в отношении друг друга обязанности (даже если они требуют этого исполнения с некоторой несдержанностью и неумеренностью), они связаны друг с другом взаимной верностью. Таковую верность апостол наделяет столь великим правом, что называет ее властью: «Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена» (1 Кор. 7. 4). Нарушение этой верности называется прелюбодеянием, когда, либо следуя зову собственной похоти, либо потакая чужой, (один из супругов) вступает в соитие с другим или с другой вопреки супружескому договору. И таким образом нарушается верность, которая даже в самых низких и плотских вопросах является великим благом души, и потому ее, несомненно, следует ставить выше даже телесного здоровья, на котором зиждется наша нынешняя жизнь. В самом деле, жалкий плевел по сравнению с массой золота – вещь почти что ничтожная; верность же, когда она сохраняется чистой в плевеле или в золоте, не становится менее значимой от того, что сохраняется в меньшей вещи. Но когда верность используется для совершения греха, то странно, если она называется верностью. Но, как бы то ни было, когда нарушается верность, (грех) этот более серьезен. Исключение может быть только в том случае, если (дурной поступок) совершается ради того, чтобы вернуть в себе беззаветную и надлежащую верность, то ест чтобы исцелить грех путем исправления превратной воли. Давайте представим, что кто-то не может ограбить человека в одиночку и находит товарища для беззакония, договаривается с ним совершить преступление и разделить добычу, но по совершении преступления все добытое забирает себе. Тот же (второй) скорбит и сетует, что в отношении него поступили вероломно, однако же в этом своем сетовании он должен был бы скорее думать о том, что следовало бы, ведя добрую жизнь, сохранят верность другим людям и не грабить человека, если чувствуешь, сколь несправедливо и вероломно то, как поступили в отношении тебя в греховном союзе. Другой, преступивший верность дважды, разумеется должен быть признан в большей степени виновным. Но если он раскаялся в том дурном поступке, который они совершили, и потому не захотел делить добычу с соучастником преступления, дабы вернуть ее человеку, у которого она была отнята, то он, даже будучи вероломным, не должен называться вероломным. Так и женщина, если она, нарушая супружескую верность, сохраняет верность своему любовнику, является, безусловно, негодной. Но если она раскается в своем прегрешении и, вернувшись к супружескому целомудрию, откажется от всякого прелюбодейного союза и от согласия (со своим любовником), меня удивит, если даже сам ее любовник будет считать ее вероломной.

5. Также обычно задают вопрос: если мужчина и женщина, не являясь друг другу мужем и женой, вступают в отношения друг с другом не ради рождения детей, а ввиду необузданной похоти, при этом между ними сохраняется верность, так что ни он не вступает в отношения с другой женщиной, ни она с другим мужчиной, следует ли это называть браком? Возможно, таковое можно было бы с полным основанием называть браком, если бы они взаимно жили так вплоть до смерти одного из них и если бы, несмотря на то что вступили в отношения не ради этого (плода брака), не отказались от рождения детей, либо сохраняя нежелание их рожать, либо предпринимая какие-то злые действия, чтобы они не рождались. Но если отсутствуют оба условия или одно из них, я не знаю, каким образом мы можем называть такие союзы браком. С другой стороны, если мужчина вступает в отношения с какой-то женщиной на время, пока не найдет себе другую, которая подходит его чести и которую он может обеспечить, чтобы жениться на ней, то в душе он прелюбодействует, при этом не по отношению к той, которую хочет найти, но по отношению к той, с которой он так сожительствует, что не имеет с ней супружеского союза. Потому и сама она, сознавая и принимая это, конечно же, приобщается в нечестии к тому, с кем у нее нет супружеского союза. Но все же если она сохранит ему верность даже после того, как тот женится, и не вздумает сама вступать в брак и будет готова полностью воздержаться от такового, я бы не решился безоговорочно называть ее прелюбодейкой. Но кто скажет, что она не согрешила, зная, что она имела связь с мужчиной, не будучи его женой? Но если от этого сожительства (в том, что относится к женщине) она не желает ничего, кроме детей, и все, что она сносит не ради произведения потомства, сносит с неохотой, то ее следует поставить выше многих матрон, которые хотя и не прелюбодействуют, однако же вынуждают своих мужей, часто стремящихся к воздержанию, исполнить плотский долг не из-за желания произвести потомство, но по горячему зову похоти; (такие матроны) разнуздано пользуются своим правом, при том что сам брак их призван принести благо. Ведь для того они и вступают в брак, чтобы вожделение сдерживалось законными узами и не выходило из берегов, не осталось необузданным и развязным. Неся неподвластную ей немощь плоти, женщина в браке получает нерасторжимый союз, построенный на верности; обладая неудержимой жаждой соития в браке она получает целомудренный способ произвести потомство. Ибо если постыдно желание использовать мужа для вожделения, то желания не совокупляться иначе как с мужем и не рождать детей иначе как от мужа достойно уважения.

Есть, конечно, и мужчины настолько невоздержанные, что не щадят своих жен, даже когда те чреваты. Так что все, что неумеренного, бесстыдного, низменного совершают по отношению друг к другу женатые люди, есть вина самих людей, а не вина брака.

6. Даже при таком ненасытном требовании плотского долга, которое апостол не предписывает супругам как повеление, но дозволяет им как нечто простительное (ср. 1 Кор. 7. 6), так чтобы они вступали в совокупление друг с другом не только ради рождения потомства, брак тем не менее, хотя дурные нравы и подталкивают супругов к такого рода сношениям, защищает их от прелюбодеяния и блуда. Дело не в том, что эти (излишества в отношениях) попускаются вследствие брака, но в том, что они оказываются простительны вследствие брака. Поэтому супруги должны не только хранить верность друг другу в половых отношениях, направленных на рождение детей, на чем зиждется первая общность человеческого рода в сем смертном состоянии, но и нести некоторым образом взаимное служение ради поддержки друг друга в плотской немощи, дабы избегать незаконных отношений. Так что, даже если одному из них отрадно вечное воздержание, он не может хранить его без согласия другого. Вот почему «жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена» (1Кор. 7. 4). Ибо не только ради рождения детей, но и по причине немощи и невоздержанности муж хочет соития от жены, а жена от мужа, и один из них не должен отвергать другого, чтобы не впасть вследствие этого, по искушении сатаны, в постыдный разврат из-за воздержания одного из них (ср. 1Кор. 7. 4-6). Ибо супружеское сожительство ради произведения на свет потомства не имеет вины, сожительство же ради удовлетворения похоти, но с супругом в соответствии с супружеской верностью несет на себе вину, но простительную, а прелюбодеяние или блуд являются смертным прегрешением. По этой причине воздержание от всяких половых отношений, безусловно, лучше, чем то же супружеское сожительство, направленное на рождение потомства.

VII

И вот поскольку такое воздержание более ценно, а исполнение супружеского долга вовсе не преступление, при том что требование его сверх того, что необходимо для произведения на свет потомства, является виной простительной, а вот преступлением, заслуживающим наказания, является прелюбодеяние и блуд, - каждый супруг в своей любви должен остерегаться, как бы в поисках того, что более достойно для него, не сделать для другого того, из-за чего тот может заслужить осуждение. Ибо «кто разводится с женою своею, кроме вины любодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать» (Мф. 5. 32). Настолько заключение сего брачного союза есть некое таинство, что этот союз не отменяется даже при расставании, ибо пока жив муж, женщина, оставленная им, прелюбодействует, если выходит замуж за другого, а вина за это лежит на том, кто ее оставил.

7. Но меня удивляет следующее: если дозволяется оставлять жену прелюбодейку, то дозволяется ли так же точно, оставив ее, брать в жены другую? Ибо Священное Писание оставляет этот вопрос весьма затруднительным. По словам апостола заповедь Господня учит, что жена не должна разводиться с мужем, а если разведется, должна оставаться незамужней или примириться с мужем своим (см. 1 Кор. 7. 10-11). Она, конечно же, не должна разводиться с мужем своим, если только он не прелюбодей, и должна оставаться незамужней, потому что, если она разведется с мужем, который не прелюбодействует, она подтолкнет его к прелюбодеянию. Вероятно, она, если не может сносить воздержание, вполне может примириться с мужем, либо проявляя терпение, либо ожидая, что он изменится. Но я не вижу, каким образом мужчине может быть позволено жениться на другой, если он оставит прелюбодейку, в то время как женщине не позволяется выйти замуж за другого, если она разведется с прелюбодеем. Если это так, то узы, связующие супругов, настолько сильны, что, хотя и возникают они ради рождения детей, даже ради рождения детей не расторгаются. В самом деле, человек мог бы оставить бесплодную жену и взять ту, от которой мог бы иметь детей, но это тем не менее не допускается. При этом в наши времена и по римским обычаям не разрешается иметь больше одной жены, пока она жива. Разумеется, в случае оставления прелюбодейки или оставления прелюбодея могло бы родиться больше детей, если бы либо женщина вышла за другого, либо мужчина женился на другой. Но, если таковое не допускается, как, по-видимому, предписывает Божественная норма, кто не задумается о том, что за сила такая у брачных уз? Я полагаю, что они никоим образом не могли бы обладать такой силой, если бы из-за немощного, смертного состояния людей (к браку) не добавлялось некое серьезное таинство, которое, даже если люди отказываются от брака или пытаются его расторгнуть, остается нерушимым для них до тех пор, пока не постигнет их наказание (в Судный день); ибо при наступлении развода брачный союз не разрушается, так что люди остаются супругами, даже расставшись, в то время как с теми, с кем они вступают в связь после развода, они прелюбодействуют, и не важно, идет ли речь о жене или о муже. И все же, кроме как «во граде Бога нашего, на святой горе Его» (Пс. 47. 2), ситуация с женой выглядит иначе.

VIII

Впрочем, кто станет отрицать, что право язычников предусматривает иное? Там, где расторгается брак, и женщина без какого-либо риска понести наказание выходит замуж за кого угодно, и муж берет в жены какую угодно. Нечто похожее на такой обычай вследствие суровости израильтян, по-видимому, разрешил Моисей в книге о разводе (см. Втор. 24. 1; Мф. 19. 8). При этом очевидно, что и здесь развод заслуживает скорее упрека, нежели одобрения.

8. Стало быть, «брак во всем честен и ложе непорочно» (Евр. 13. 4). И его мы называем благом не в том смысле, что он является благом по сравнению со связью с блудницей. Иначе получилось бы два зла, одно из которых хуже. Ибо осквернить чужой брак хуже, чем вступить в связь с блудницей. И сожительство с чужой женой оказалось бы благом, потому что кровосмешение еще хуже. Ибо вступить в связь с матерью хуже, чем сожительствовать с чужой женой. И так, пока дело не дойдет до того, о чем, по словам апостола, «стыдно и говорить» (Еф. 5. 12), все будет благом в сравнении с худшим. Но кто усомнится, что это ложь? Ибо дело не в том, что существуют два зла – брак и блуд, одно из которых хуже другого, а в том, что существует два блага – брак и воздержание, одно из которых лучше другого. Это подобно тому, как не существует двух зол – временного здоровья и болезни, из которых одно хуже другого, но есть два блага – нынешнее здоровье и бессмертие, из которых одно лучше другого. Также нет двух зол – знания и тщеславия, из которых тщеславие хуже, но есть два блага – знание и любовь, из которых любовь лучше. Ведь «знание упразднится» (1Кор. 13. 8), как говорит апостол, однако же оно необходимо для нынешнего времени, «любовь же никогда не перестанет» (1 Кор. 13. 8). Так упразднится и эта смертная смена поколений, ради которой заключаются браки, но свобода от всякого соития и здесь уже является упражнением в ангельской жизни, и вовеки пребудет. Но как трапезы праведников лучше постов святотатцев, так и брак верующих должен стоять выше девства нечестивых. Однако и в первом случае не трапеза стоит выше поста, но праведность выше святотатства, и во втором не брак стоит выше девства, а вера выше нечестивости. Ибо праведники для того, когда необходимо, принимают пищу, чтобы подобно добрым господам дат своим рабам-телам то, что необходимо (им); святотатцы же для того держат пост, чтобы служить демонам. Точно так же верующие для того женятся, чтобы целомудренно вступать в связь с супругами, а нечестивцы для того хранят девство, чтобы изменять истинному Богу. Поэтому благом было то, что делала Марфа, прислуживая святым, но лучше было то, что делала Мария, сестра ее, сидя у ног Господа и слушая слово Его (см. Лк. 10. 39-40).

Так, мы славим благо Сусанны, которое было проявлено ею в супружеском целомудрии (см. Дан. 13. 22), но все же ставим выше этого благо вдовы Анны (см. Лк. 2. 36-37) и еще выше – Девы Марии (см. Лк. 1. 27). Благом было то, что делали те, которые отдавали из имущества своего необходимое Христу и Его ученикам, но лучше поступали те, кто отказался от всего своего имущества, чтобы проще было следовать за Господом. В случае сих двух проявлений блага, идет ли речь о том, что делали те (Анна и Дева Мария), или о том, что делали (сестры) Марфа и Мария, не могло быть проявлено что-то лучшее иначе как через пренебрежение и оставление другого. Поэтому надобно прийти к заключению, что не следует считать брак злом на том основании, что без отказа от него невозможно иметь вдовьего целомудрия и девственной чистоты. Стало быть, в том, что делала Марфа, не было зла не потому, что ее сестра поступила лучше, поскольку пренебрегала тем, что делала Марфа. По той же причине принимать в свой дом праведника или пророка не является злом не потому, что тот, кто хочет следовать за Христом до самого совершенства, не должен иметь дома, чтобы делать то, что является большим благом.

9. Разумеется, надобно принимать во внимание, что Бог дает нам разные блага; одни – это те, которых домогаться нужно ради них самих, например, мудрость, здоровье, привязанность; другие необходимы ради чего-то иного, например, учёность, пища, питье, сон, брак, половые отношения. Что-то из этого, (например), как учёность, необходимо для мудрости; что-то для здоровья – как пища, питье и сон; что-то для привязанности – как брак и половые отношения, ибо таковое обеспечивает продолжение рода человеческого, в котором дружеское общение есть великое благо. Поэтому человек, который использует те блага, которые необходимы ради чего-то другого, не ради этого (самого), грешит: в одних случаях такой грех простителен, а в других – заслуживает наказания. Всякий же, кто использует их для того, ради чего они даны, поступает праведно. Кто же не нуждается в этих благах и не пользуется ими, тот поступает еще лучше. Потому, когда мы имеем в таких благах нужду, наше стремление к ним благое; но еще лучше не желать их, чем желать, поскольку тогда мы оказываемся в лучшем состоянии, когда не считаем их необходимыми. А посему вступать в брак – благо, потому что благо – рождать детей, быть матерью семейства, но еще лучше не вступать в брак, потому что для человеческого общества (теперь) лучше не прибегать к таковому. Ибо состояние рода человеческого теперь изменилось. Многие из тех людей, которые не могут воздерживаться, не только вступают в брак, но и удовлетворяют свою похоть, вступая в непозволительные отношения, но благой Создатель из их зла делает то, что является благом, так что нет недостатка в детях и многочисленных наследниках, благодаря чему поддерживается святая привязанность. Из чего можно заключить, что в начальные времена рода человеческого прежде всего для приумножения народа Божия, чтобы в нем был предвещен и рожден Государь и Спаситель всех народов, даже святые должны были использовать это необходимое благо брака не ради него самого, а для другой цели. Теперь же, когда для вступления в святую и чистую общность число духовных братьев из всех народов весьма велико, даже тех, кто хочет заключить брак только для рождения детей, следует побуждать к тому, чтобы они предпочли использовать благо воздержания.

10. Но я знаю, что (некоторые) примутся роптать. Что же, скажут они, если все люди захотят воздерживаться от всяких половых отношений, как же будет существовать род человеческий? О, если бы все возжелали этого в любви «от чистого сердца и доброй совести» (1Тим. 1. 5), то гораздо быстрее бы осуществился град Божий и наступил бы конец века! Ибо к чему еще призывает со всей очевидностью апостол, произнося: «желаю, чтобы все люди были, как и я» (1Кор. 7. 7)? или в другом месте: «Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего. А я хочу, чтобы вы были без забот (1Кор. 7. 29-32). И далее он добавляет: «Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый, заботится о мирском, как угодить жене. Есть разность между замужнею и девицею: незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом, и духом; а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу» (1Кор. 7. 32-34). А потому мне кажется, что в наше время заключать брак должны только те, кто не может воздержаться, как о том говорит тот же апостол: «если не (могут) воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться» (1Кор. 7. 9).

11. Но и для таких людей брак не есть грех. Вот если бы они выбрали брак в сравнении с прелюбодеянием, брак был бы грехом, пусть и меньшим, но все же грехом. Но что мы теперь скажем вопреки очевиднейшим словам апостола, изрекшего: «пусть делает, как хочет: не согрешит, если выйдет замуж» (1Кор. 7. 36)? И: «если и женишься, не согрешишь; и, если девица выйдет замуж, не согрешит» (1Кор. 7. 28)? Из этого ясно, что нельзя сомневаться в том, что брак не является грехом. Поэтому апостол признает не брак простительным (ибо кто станет сомневаться, что нелепо говорить, что не согрешили те, кому дается прощение? ), но он признает простительными те половые отношения, в которые вступают не только ради рождения потомства, но порой даже вовсе не ради этого. Так вот, брак не принуждает к такого рода отношениям, но делает их простительными; конечно, при том только условии, если они не столь чрезмерны, что приходилось бы откладывать время молитвы, и если они не превращаются в то, что противно природе, о чем апостол не мог умолчать, когда говорил о чрезмерном разврате нечестивых и грязных людей (см. Рим. 1. 26-27). Ибо необходимые половые отношения ради продолжения рода безвинны и единственные принадлежат браку. Те же отношения, которые выходят за пределы этой необходимости, находятся уже во власти не разума, а похоти. И тем не менее для человека, заключившего брак, уместно не запрещать супругу такие отношения, но вступать в них, чтобы тот не впал через прелюбодеяние в смертный грех. Если же оба супруга склонны к такого рода вожделению, их поведение не вполне принадлежит браку. Но все же если в своих отношениях они больше любят то, что благопристойно, нежели то, что относится к браку, а не то, что к нему не относится, то апостолом такие отношения дозволяются им как простительные: брак не побуждает к такого рода отношениям, но он извиняет их. При том условии, что (супруги) не отвращают от себя милосердие Божие, либо пренебрегая воздержанием в определенные дни, когда бы они могли более свободно молиться и посредством этого воздержания, словно бы посредством поста, придать вес своим молитвам, либо обращая природные отношения в те, которые противны природе, что в браке, что в браке в еще большей степени предосудительно.

12. В самом деле, в то время как эти природные отношения, когда они выходят за пределы брачного договора, то есть направлены не только на рождение потомства, простительны, если речь идет об отношениях с женой, и предосудительны, если это отношения с блудницей, то отношения, противные природе, отвратительны, если речь идет об отношениях с блудницей, но еще более отвратительны, если это отношения с женой. Столь велика сила установления Творца и сила порядка, заложенного в творении, что даже превышение меры в том, что позволительно, более терпимо, чем разовое или редкое превышение ее в том, что непозволительно. А потому неумеренность супруга в том, что позволительно, следует терпеть, чтобы из-за похоти он не вступил в то, что непозволительно. Отсюда также следует, что грешит гораздо меньше тот, кто часто вступает в половые отношения с женой, нежели тот, кто предается блуду, хотя и крайне редко. Но когда муж захочет воспользоваться телом жены для непозволительного, то жена согрешит гораздо больше, если попустит, чтобы это совершалось с ней, а не с другой. Потому украшением брака является целомудрие в рождении потомства и верность в исполнении плотского долга; это функция брака, которую защищает апостол от всякого обвинения, говоря: «если и женишься, не согрешишь; и если девица выйдет замуж, не согрешит» (1Кор. 7. 28), и: «пусть делает, как захочет: не согрешит, если выйдет замуж» (1Кор. 7. 36). Однако по причинам, которые я назвал выше, супругам, вне зависимости от пола, прощается чрезмерное требование половых отношений.

13. Что же касается того, что говорит апостол: «незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом, и духом» (Кор. 7. 34), то это следует понимать не так, чтобы думать, будто целомудренная христианская жена не свята телом. Ведь всем верующим было сказано: «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога? » (1Кор. 6. 19). Потому святы тела у супругов, хранящих верность друг другу и Господу. Даже если один из супругов неверующий, это не причинит вреда святости другого, а скорее святость жены может принести пользу неверующему мужу или святость мужа может принести пользу неверующей жене, о чем свидетельствует тот же апостол, говоря: «Ибо неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается» в брате (1Кор. 7. 14). Поэтому те слова были сказаны в том смысле, что святость незамужних, потому что благо, которое они совершают, думая только о том, как угодить Господу, превосходит другое благо, и они заслуживают большей награды. Ибо не в том дело, что неверующая женщина, соблюдая супружеское целомудрие, не помышляет о том, как угодить Господу, но в том, что помышляет об этом меньше, поскольку думает о мирском, как угодить мужу. Апостол хотел сказать о замужних женщинах прежде всего то, что они так или иначе в браке могут считать необходимым помышлять о мирском – каким образом угодить мужьям своим.

XII

14. При этом говорил ли он сие обо всех замужних женщинах или о таких только, какими является большинство из них, - вопрос небезосновательный. Ведь и то, что он говорит о незамужних: «незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом, и духом» (1Кор. 7. 34), не относится ко всем незамужним, поскольку есть некоторые (заживо) умершие вдовы, которые живут в радостях (см. 1Тим. 5. 6). Однако в том, что касается некоторого различия и как бы своеобразия незамужних и замужних, то, с одной стороны, заслуживает серьезных упреков та, которая воздерживается от брака, то есть от позволительного дела, но не воздерживается от таких пороков, как любовь к роскоши, высокомерие, любопытство и пустословие, а с другой стороны, редко встречается замужняя женщина, которая, проявляя уважение к супружеским обязанностям, только о том и думает, как угодить Богу, украшая себя «не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми делами» (1Тим. 2. 9-10). Именно такой брак описывает апостол Петр, наставляя: «Также и вы, жены, повинуйтесь своим мужьям, чтобы те из них, которые не покоряются слову, житием жен своих без слова приобретаемы были, когда увидят ваше чистое, богобоязненное житие. Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Господом. Так некогда и святые жены, уповавшие на Господа, украшали себя, повинуясь своим мужьям. Так Сарра повиновалась Аврааму, называя его господином. Вы – дети ее, если делаете добро и не смущаетесь ни от какого страха. Также и вы, мужья, обращайтесь благоразумно с женами, как с немощнейшим сосудом, оказывая им честь, как сонаследницам благодатной жизни, и следите, дабы не было вам препятствия в молитвах» (1Петр. 3. 1-7). Неужели в таких браках не помышляют о Господнем, как угодить Господу? На такие (супруги) крайне редки. Кто этого не знает? И, будучи столь редкими, почти все, кто такими являются, не вступали в брак ради того, чтобы стать такими, но стали такими, вступив в брак.

XIII

15. Ибо кто из тех христиан нашего времени, которые свободны от уз брака и способны воздерживаться от всех половых отношений, видя, что теперь время, как сказано в Писании, «не обнимать, а уклоняться от объятий» (ср. Еккл. 3. 5), не предпочел бы сохранить девственное или вдовье воздержание вместо того, чтобы терпеть скорбь плоти, без которой не может быть брака? При этом мы обходим молчанием другие вещи, о которых предостерегает апостол. Но когда они, уступая власти похоти, вступают в брак, то в случае, если потом побеждают ее, они, поскольку не позволено расторгать брак так же, как позволено было не вступать в него, становятся такими, какими их вынуждает стать характер брака. Так что-либо по взаимному согласию они взойдут на более высокую степень святости, либо если не оба они столь совершенны, то тот из них, кто совершенен, не будет требовать должного от супруга, а отдавать ему должное, сохраняя во всем целомудренное и благочестивое согласие. Но в те времена, когда еще тайна нашего спасения была сокрыта в пророчествах, даже те, кто был совершенен до брака, вступали тем не менее в брак ради произведения потомства, не побежденные похотью, но ведомые благочестием. Но, если бы им был дан такой выбор, какой был дан такой выбор, какой был дан в откровении Нового Завета в словах Господа: «Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19. 12), они бы с радостью приняли его, в чем нет никаких сомнений у тех, кто внимательно читает, как они вели себя в браке. Несмотря на то что тогда одному мужу было позволено иметь множество жен, он жил с ними с большим целомудрием, чем теперь живет с одной женой любой из тех, кому, как мы видим, разрешает иметь половые отношения апостол как простительные (см. 1Кор. 7. 6). В самом деле, (ветхозаветные праведники) жили с женами ради рождения детей, «а не в страсти похотения, как и язычники, не знающие Бога» (1Фес. 4. 5). И это настолько великое дело, что сегодня многим легче воздержаться от всяких половых отношений, чем вступив в брак, соблюдать меру, вступая в отношения только ради рождения детей. Конечно, среди нас есть много братьев и соучастников небесного наследия обоих полов, которые живут целомудренно: и те, которые вступили в брак, и те, которые совершенно свободны от такого рода отношений. При этом числа им нет. Но из тех, с кем мы доверительно беседовали (как из числа тех, кто сейчас состоит в браке, так и из числа тех, кто состоял в нем когда-то), кто признался, что он вступил в половые отношения исключительно в надежде зачат плод? Поэтому то, что апостолы предписывают супругам, принадлежит браку; что же касается того, что они допускают как простительное или что мешает молитвам, то брак не принуждает к этому, но терпит.

XIV

16. Потому, если вдруг, - может ли такое случиться, я не знаю, даже скорее думаю, что не может, - но все же, если вдруг наложница, взятая на время, будет думать только о том, чтобы получить от этой связи детей, такой союз не следует ставить выше брака тех женщин, которые совершают в нем то, что является простительным. Ибо рассматривать нужно то, что принадлежит браку, а не то, что свойственно тем, кто выходит замуж и сверх меры использует брак. Ведь если кто-то несправедливо и незаконно захватит поле и будет использовать его, чтобы из плодов, выращенных на нем, раздавать щедрые милостыни, то он не оправдает тем самым грабеж, а если кто-то другой неправедно использует имение, полученное от отца или приобретенное по закону, то не следует возлагать вину на установления гражданского права, благодаря которым он стал законным владельцем. И беззаконие тиранического переворота не будет похвальным, даже если тиран станет относиться к подданным с царской снисходительностью, при этом основы царской власти не заслуживают порицания, если царь неистовствует с жестокостью тирана. Ибо одно дело – стремиться праведно использовать незаконную власть, а совсем иное дело – неправедно использовать законную власть. Поэтому ни наложницы, взятые на время, если вступают в отношения только ради детей, не делают свое наложничество праведным, ни замужние женщины, если ведут себя распущенно с мужьями, не делают принципы брака преступными.

17. Вместе с тем несомненно, что брак может быть заключен между людьми без правильных намерений, а честные отношения – возникнуть потом.

Но брак, однажды заключенный в граде Бога нашего, где брак несет в себе некоторое таинство, возникшее из первого союза двух людей, не может быт расторгнуто никоим образом, разве что в результате смерти одного из них. Ибо узы брака остаются, даже если потомство, ради которого он был заключен, не появилось на свет из-за очевидного бесплодия, так что людям, состоящим в браке и знающим, что у них не будет детей, не позволено разводиться ради заключения союза с другими даже для рождения детей. Если же они совершат это, то будут прелюбодействовать с теми, с кем вступят в отношения, а сами останутся (прежними) супругами. Конечно, у древних отцов было законным с согласия своей жены брать себе другую (жену), чтобы от нее родить детей, которые по семени и как результат соития принадлежали бы одному (союзу), а по праву и власти – другому. Допустимо ли это теперь? – я бы не торопился утверждать таковое. Ибо теперь уже нет нужды рождать детей, как это было прежде, когда, даже если жена была плодовита, допускалось для получения большего потомства брать других (жен), что теперь, конечно, недопустимо. Разница между временами настолько разительна в отношении того, какой поступок праведен, а какой нет, что в наше время лучшим образом поступит тот, кто не возьмет себе даже одной жены, если, конечно, он способен хранить воздержание; а тогда не видели ничего зазорного в том, чтобы взять себе сразу нескольких жен, даже те, кто мог бы без труда хранить воздержание, если бы в то время благочестие не требовало иного. Ибо мудр и праведен теперь тот, кто имеет «желание разрешиться и быть со Христом» (Флп. 1. 23), и в сем имеет больше радости, и принимает пищу уже не от жажды жизни, а от (осознания) долга нести служение для других, дабы оставаться во плоти, поскольку сие необходимо другим. Точно так же в те времена вступать в половые отношения с женщинами по праву брака было для святых мужей делом долга, а не похоти.

XVI

18. Ибо чем является пища для здоровья человека, тем являются и положенные отношения для сохранения рода человеческого. И то, и другое не лишено плотского наслаждения, которое не будет похотью, если будет умеренным и посредством воздержания окажется сведено к требованиям природы. Но чем является недозволенная пища для поддержания жизни, тем является стремление получить потомство посредством блуда и разврата; и чем является недозволенная пища при обжорстве, тем являются недозволенные отношения в похоти, не ищущей никакого потомства. И чем является безмерный аппетит некоторых в употреблении дозволенной пищи, тем являются в супружестве простительные отношения (ср. 1Кор. 7. 5-6). Подобно тому как умереть с голоду лучше, чем есть идоложертвенное, так умереть без детей лучше, чем стремиться получить потомство от недозволенного общения. Но каким бы образом ни родились дети, если они не следуют порокам своих родителей и правильно поклоняются Богу, они будут честны и спасутся. Ибо семя человека, из какого бы человека оно ни исходило, есть творение Божие, и дурно поступает тот, кто дурным образом его использует, но само по себе оно никогда не станет злом. Но как добрые сыновья прелюбодеев не служат защитой прелюбодеянию, так и злые сыновья, рожденные в браке, не служат осуждению браку. А потому как отцы времени Нового Завета

принимали пищу из долга нести служение и, вкушая ее, хотя и испытывали природное плотское наслаждение, однако же оно несравнимо было с наслаждением тех, кто ел идоложертвенное (ср. 1Кор. 8. 7), или тех, кто принимал в пищу хотя и дозволенное, однако же в избытке, так и отцы времени Ветхого Завета вступали в половые отношения из долга служения, однако же их природное наслаждение, которое никоим образом не могло перерасти в неразумную и нечестивую похоть, нельзя сравнивать ни с мерзостью прелюбодеяния, ни с невоздержанностью людей, состоящих в браке. Из одной и той же жилы любви (теперь духовно, прежде телесно) должны были рождаться дети для Матери-Иерусалима, и только различие времен делало поведение отцов разным. И было необходимо, чтобы даже пророки, жившие не по плоти, вступали в плотские отношения; точно так же необходимо было, чтобы и апостолы, жившие не по плоти, ели плотскую пищу.

XVII

19. Потому, сколько бы ни было сейчас женщин, которым сказано: «если не могут воздержаться, пусть вступают в брак» (1Кор. 7. 9), они не могут сравниться с теми святыми женщинами, которые в те времена (Ветхого Завета) состояли в браке. Хотя сам брак у всех народов заключается для одной и той же цели, а именно для рождения детей, и какими бы дети ни стали дальше, брак тем не менее был установлен для того, чтобы их рождение было честным и праведным. Но те люди, которые теперь не способны воздерживаться, как бы поднимаются к браку по ступеням благопристойности; те же (в Ветхом Завете), кто, без сомнения, был способен воздерживаться, если бы сие допускал принцип того времени, некоторым образом нисходили к браку по ступеням благочестия. А потому хотя браки и тех и других одинаково благи, потому что они – браки и заключены ради рождения детей, тем не менее первых, состоящих в браке, нельзя сравнивать со вторыми, состоявшими в браке. Ибо в случае одних мы находим то, что им разрешено как простительное по достоинству брака, хотя это и не принадлежит браку (а именно то, что выходит за пределы необходимого, то есть (за пределы) рождения детей), а в других не находим. Но и тех людей (если вдруг найдутся теперь таковые), которые не ищут ныне половых отношений и не жаждут от них ничего, кроме того, что относится к установлениям брака, нельзя сравнивать с теми (праведниками времен Ветхого Завета). Ибо у этих сама жажда иметь детей плотская, а у тех она была духовной, потому что соответствовала таинству того времени. Разумеется, теперь ни один человек, достигший совершенства в благочестии, не стремится обрести детей иначе как в духовном смысле; прежде же плотски рождать детей уже было делом (благочестия, потому что появление новых поколений у сего народа было провозвестием будущего и принадлежало пророческому Домостроительству.

20. Почему же в то время как одному мужу тогда было позволено иметь нескольких жен, а одной женщине не позволялось иметь нескольких мужей даже ради производства потомства и даже если она была способна родить, а тот не был способен к воспроизводству? Дело в том, что, по сокровенному закону природы, то, что господствует, стремится остаться единственным; что же касается того, что подчиняется, то в этом случае не только что-то одно может быть подчинено одному, но и, если этого допускает природный или общественный порядок, многое – одному безо всякого нарушения гармонии. В самом деле, у одного раба не бывает многих хозяев, в то время как у одного господина может быть множество рабов. Потому-то мы и не можем прочесть (в Писании) о том, чтобы какая-то святая была подвластна двум или нескольким мужьям, но читаем о том, что несколько женщин были подвластны одному мужу, поскольку сие допускали общественные (нравы) того народа и требовал характер времени, и это не противно природе брака. Ибо несколько женщин могут зачать от одного мужа, одна же не может от многих (ибо таков основополагающий порядок), подобно тому как многие души подчиняются единому Богу. И по той причине есть только один истинный Бог душ, одна же душа может зачать от многих ложных богов и не стать плодоносной.

XVIII

21. Но поскольку из многих душ составится единый Град людей, имеющих одну душу и одно сердце к Богу (это совершенство нашего единства наступит после нынешнего скитания, и тогда помыслы каждого будут открыты каждому и ни в чем не будут противоречить друг другу), потому-то и таинство брака нашего времени было так сведено к (союзу) одного мужа и одной жены, что не дозволяется посвящать в служители Церкви никого, кроме мужа одной жены (ср. 1Тим. 3. 2; Тит. 1. 6). Но те, кто воспринимает такое (установление) более решительно, считают, что не может быть рукоположен и тот, кто имел другую жену, когда он был еще оглашенным или язычником, потому что речь идет о таинстве, а не о грехе. Это грехи все отпускаются в крещении. Однако тот, кто изрек: «если и женишься, не согрешишь; и если девица выйдет замуж не согрешит» (1Кор. 7. 28), достаточно ясно дал понять, что брак – не грех. Но подобно тому как женщина, если она, будучи оглашенной, окажется осквернена, после крещения, даже не смотря на святость таинства, не сможет удостоиться чести среди дев Божиих, так же не кажется нелепым, что муж, число жен которого превышало одну, ни к какому греху не причастен, но при этом не отвечает некоему правилу таинства, (соблюдать) которое необходимо не для того, чтобы достичь добродетельной жизни, но для того, чтобы удостоиться церковного рукоположения. И потому как многие жены древних отцов символизировали наши будущие, (состоящие) из всех народов Церкви, подвластные одному Мужу – Христу, так и наш епископ, муж одной жены, символизирует единство, (собранное) из всех народов, подвластное одному Мужу – Христу; и единство сие тогда достигнет совершенства, когда Он «осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения», чтобы тогда была каждому «похвала от Бога» (ср. 1Кор. 4. 5). Теперь же остаются и явные, и скрытые разногласия даже там, где пребывает любовь среди тех, кто в будущем станет один в одном, а тогда не будет вообще никаких (разногласий). Таким образом, как таинство брака того времени с несколькими женщинами символизировало будущее множество, подвластное Богу, во всех земных народах, так и таинство брака нашего времени с одной женщиной символизирует будущее единство из всех нас, подвластное Богу, в едином Граде Небесном. Потому как быть рабом двух или нескольких господ, так и уходить от одного мужа, пока он жив, в брак с другим ни тогда не дозволялось, ни теперь не дозволяется и никогда дозволено не будет. Разумеется, оставление единого Бога и удаление в прелюбодейное суеверие всегда есть зло. Потому даже ради получения многочисленного потомства наши святые не поступали так, как говорят, поступил римлянин Катон, который будучи жив, отдал свою жену, чтобы она наполнила чужой дом детьми. Ибо в нашем браке святость таинства, безусловно, важнее плодовитости чрева.

22. Итак, даже те, кто вступает в половые отношения только ради получения потомства (для чего, собственно установлен брак), несопоставимы с отцами, которые стремились получить потомство с иной целью. В самом деле, бесстрашный Авраам, всецело преданный Богу, не пощадил бы и единственного сына, которого он обрел, когда уже отчаялся (иметь детей), если бы не опустил свою руку по велению Господа, по приказу Которого он поднял ее (см. Быт. 22. 12).

XIX

Если это так, то остается рассмотреть, можно ли с теми отцами, вступившими в брак, сравнить, по крайней мере, тех наших современников, которые хранят воздержание. Может быть, они превзойдут их, ибо мы не нашли еще, кого можно было бы сравнить с ними. Ибо в браке тех (патриархов) присутствовало большее благо, чем благо, которое присуще собственно браку, выше которого, без сомнения, следует поставить благо воздержания. Дело в том, что те (патриархи) не стремились получить детей отбрака, следуя тому долгу, которым ныне руководствуются люди, когда, исходя из ощущения смертности природы, они стремятся оставить после себя продолжение. Ибо всякий, кто станет отрицать, что это является благом, не признает Бога, Творца всякого блага – от небесного до земного, от бессмертного до смертного. Даже звери не лишены этого чувства, толкающего их на продолжение рода, особенно птицы, чья забота о постройке гнезд сразу бросается в глаза, так же как (бросается в глаза) и некоторое сходство их поведения с браком, когда они вместе высиживают и вскармливают (птенцов). Но те патриархи благодаря большей святости ума преодолевали сие чувство смертности природы; целомудрие их ума в сочетании с поклонением Богу, как думают некоторые, приносило им тридцатикратное потомство. Они стремились получить от своего брака детей ради Христа, чтобы отличить Его род по плоти от всех народов, точно также как было угодно Богу повелеть, чтобы народ тот (израильский) отличался от остальных народов тем, что мог пророчествовать о Нем, ибо заранее было возвещено, из какого рода и какого народа Он придет во плоти. Поэтому гораздо большим, чем целомудренные браки наших верующих, было благо, которое знал отец Авраам в стегне своем, под которое велел он положить рабу руку, чтобы тот поклялся относительно жены, которую должен был взять его сын (см. Быт. 24. 2-4). Ибо, когда тот положил руку под стегно человека и поклялся Богом Небесным, что другое это означало, кроме того, что Бог Небесный придет в той плоти, которая возьмет начало из сего стегна? Потому благом является тот брак, в котором супруги тем лучше, чем целомудреннее и где с большей верой они бояться Бога, особенно если детей, которых они жаждут плотски, вскармливают духовно.

23. Из того, что закон предписывает человеку очищаться после соития даже с женой, не следует, что таковое грех, если только оно не является тем (соитием), которое дозволяется как простительное и которое из-за чрезмерности мешает молитве. Но закон многое устанавливает в виде таинств и теней грядущего, а потому та бесформенная материя в семени, которая призвана, получив форму, послужить образованию человеческого тела, должна означать безобразную и невежественную жизнь, а поскольку человеку надлежит очиститься от этой безобразной жизни посредством стройности учения и образования, то в знак этого законом было предписано очищаться после извержения семени. В самом деле, (извержение семени) во сне не является грехом, и все же даже после этого предписывается очищаться. А если кто-то считает это грехом, полагая, что подобное случается не иначе, как по какой-то похоти, что, безусловно, ложь, то неужели и месячные у женщин являются грехом? Но и от них тот же ветхий закон предписывает очищаться (см. Лев. 15); безусловно, из-за той же бесформенной материи, которая после зачатия служит, так сказать, формированию тела. И потому, когда закон говорит об истечении этой бесформенной материи, он указывает тем самым на душу, безобразно изливающуюся, не имея стройности учения; и (закон), когда предписывает, чтобы такого рода истечение было очищено, указывает, что душе надлежит обрести форму. В конце концов, неужели и смерть – грех, и хоронить умершего человека не есть доброе дело людское? И тем не менее в данном случае также предписано очищаться (см. Чис. 19. 11), потому что мертвое тело, когда его оставляет жизнь, не является грехом, но символизирует грех души, оставленной праведностью.

24. Я утверждаю, что брак есть благо и посредством здравого смысла может быть защищен от всякой клеветы. Но я все же ищу не то, с каким (нынешним) браком можно сопоставить брак святых отцов, но – с каким воздержанием. Другими словами, сравнивать нужно не брак с браком, ибо это одинаковый дар, данный смертной человеческой природе, но, так как среди тех людей, которые пользуются браком, я не нахожу, кого можно было бы сравнить с теми, кто совершенно иначе использовал брак, следует рассмотреть, можно ли людей, хранящих воздержание, поставить выше (святых отцов) имевших брак. Или не в состоянии был отказаться от брака ради Царства Небесного Авраам, который ради Царства Небесного мог бесстрашно принести в жертву единственный залог своего потомства, ради которого брак для него был дорог?

XXI

25. Разумеется, воздержание – добродетель не тела, а души. Но порой добродетели души проявляются в действии, а порой остаются скрытыми. Это подобно тому, как добродетель мученичества обнаруживается и раскрывается в перенесении страданий, но при этом сколько есть наделенных той же добродетелью людей, на чью долю не выпало искушений, благодаря которым то, что пребывает у них внутри пред взором Божиим, могло бы явиться перед взором людским! Эта добродетель в (момент проявления) не возникает, а лишь становится явной. В самом деле, терпение уже пребывало в Иове, о котором ведал Бог и засвидетельствовал его, но людям оно стало известно только через проверку искушением, и то, что было сокрыто внутри, не родилось благодаря искушениям, которые пришли извне, но лишь стало явным (см. Иов. 1). Тимофей, конечно, также обладал добродетелью воздержания от вина, которую и Павел не отнял у него, советуя употреблять немного вина ради желудка и частых его недугов (см. 1 Тим. 5. 23), - иначе он дал бы ему весьма опасную рекомендацию, если бы ради телесного здоровья в его душе повредилась добродетель, - но поскольку то, что он советовал, можно было сделать без ущерба для сей добродетели, то польза от употребления вина была преподнесена настолько умеренно, чтобы в душе оставалась привычка к воздержанию. Ибо сама эта привычка является тем, благодаря чему мы ведем себя определенным образом, когда необходимо; когда же не ведем себя так, то можем себя так вести, но просто нет необходимости. Привычки к воздержанию от половых отношений нет у тех, кому сказано: «если не могут воздержаться, пусть вступают в брак» (1Кор. 7. 9). А есть она у тех, кому сказано: «Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19. 12). Так вот, совершенные души использовали земные блага, необходимые для других целей, сохраняя привычку к воздержанию, чтобы не оказаться в плену у тех благ и иметь возможность не пользоваться ими, если в том не будет необходимости. И никто не пользуется ими праведно, кроме тех, кто в состоянии не пользоваться ими. При этом многим легче воздерживаться от того, чтобы пользоваться ими, чем быть умеренным, чтобы пользоваться ими праведно. Однако никто не может разумно использовать их, кроме тех, кто может от них воздерживаться. Об этой привычке (к воздержанию) Павел сказал: «умею быть и в обилии и терпеть нужду» (Флп. 4. 12). Разумеется, терпеть нужду – свойство любого человека, но уметь терпеть нужду – только великих. Также, кто не может жить в изобилии? Но «уметь быть в изобилии» могут только те, кого изобилие не развращает.

26. Для того же, чтобы стало понятнее, каким образом добродетель может быть в привычке и при этом не проявляться в поступках, я приведу пример, в отношении которого не усомнится ни один католический христианин. Ибо никто из тех, кто верует по Евангелию Его, не сомневается в том, что Господь наш Иисус Христос в подлинной плоти алкал и жаждал, ел и пил. Разве не было в Нем той добродетели воздержания, какая была в Иоанне Крестителе? «Ибо пришел Иоанн, ни ест, ни пьет; и говорят: в нем бес. Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам. » (Мф. 11. 18-19). Что же? Разве не такие слова говорят о Его домочадцах, отцах наших, по поводу использования ими земных (благ) другого рода, тех, что относятся к половому сношению: «Вот люди похотливые и нечистые, которые любят женщин и распутниц? » И все же в отношении Него те (слова) не были правдой, хотя и верно то, что Он не воздерживался, подобно Иоанну, от еды и питья, ибо Он Сам весьма ясно и определенно сказал: «пришел Иоанн, ни ест, ни пьет; пришел Сын Человеческий, ест и пьет». Так же и в отношении тех отцов (слова) те не были правдой, хотя придет сейчас апостол Христов, не женатый и не имеющий детей, о нем скажут язычники: «Он маг», а придет пророк Христа, женатый и имевший детей, о нем скажут манихеи: «Он любитель женщин». «И оправдана премудрость чадами ее» (Мф. 11. 19) – это Господь прибавил после того, как Он сказал об Иоанне и о Себе. «И оправдана», говорит Он, «премудрость чадами ее»! Те, кто видит, что добродетель воздержания должна быть в привычке ума всегда, а проявляться в поступках – по ситуации и ко времени, точно так же (видят), что добродетель терпения проявилась в поведении святых мучеников, но такая же (добродетель) была в привычке остальных святых. Поэтому как одинаковы были заслуги терпения у Петра, который пострадал, и у Иоанна, который не пострадал, так одинаковы заслуги воздержания у Иоанна, который не познал никакого брака, и у Авраама, у которого были дети. Ибо и безбрачие одного, и брачные отношения другого служили Христу в соответствии с различием времен, но Иоанн имел воздержание в действии, Авраам же – только в привычке.

XXII

27. Поэтому в то время, когда закон, пришедший после эпохи патриархов, проклинал того, кто не оставляет потомства в Израиле (см. Втор. 25. 5-10), даже тот, кто мог хранить воздержание, не хранил его, но все же обладал (сей возможностью). Но «когда пришла полнота времени» (Гал. 4. 4), чтобы было сказано: «Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19. 12), с тех пор и поныне, отныне и до конца тот, кто обладает ею, тот ее проявляет, кто же не хочет проявлять, пусть не лжет, что не обладает ею. И потому те, кто развращает добрые нравы худыми сообществами (ср. 1Кор. 15. 33), в пустом и тщетном озлоблении говорят христианину, хранящему воздержание и отказывающемуся от брака: «Ты что же, лучше Авраама? » Когда он такое услышит, да не смутится и не ответит дерзко: «Да, лучше». И пусть не отступает от своего намерения, ибо, и ответив, он скажет неправду, и отступив, поступит неправильно. Но пусть ответит так: «Хотя я и не лучше Авраама, но целомудрие тех, кто не состоит в браке, лучше целомудрия тех, кто в нем состоит. Ибо Авраам практиковал один из этих видов целомудрия, но оба имел в привычке. Конечно, он жил в браке, но мог жить целомудренно и без брака, однако в этом не было нужды. Мне же легче не использовать брак, как его использовал Авраам, нежели использовать брак так, как использовал его Авраам. А потому я лучше тех, кто из-за невоздержания души не может того, что я, но я не лучше тех, кто, принадлежа другим временам, не поступал так, как я. Ибо то, что я делаю теперь, они сделали бы лучше, если бы была надобность, но то, что делали они, я не сделал бы так, как они, даже если бы теперь в этом была надобность». Или же, если он чувствует и сознает, что может, сохраняя в безупречности добродетель воздержания в привычке своего ума, вступить в брак для исполнения некоего религиозного служения и стать таким же отцом, каким был Авраам, пусть наберется смелости и прямо ответит человеку, задавшему такой лукавый вопрос, сказав: «Я, конечно, не лучше Авраама, по крайней мере в том виде воздержания, которого не был лишен и тот, даже если и не проявлял его, но я такой, как он, обладая той же (добродетелью), но поступая иначе». Пусть он прямо скажет об этом, ибо даже если он захочет тем самым снискать похвалу, тем не менее не будет неразумен, потому скажет истину, но, если удержится, чтобы кто не подумал о нем более, нежели сколько в нем видит или слышит от него (ср. 2 Кор. 12. 6), пусть снимет с себя путы вопроса и ответит не о человеке, но о самом деле и скажет: «Кто способен на такое, тот подобен Аврааму». Но может случиться так, что добродетель воздержания меньше в душе того, кто не пользуется браком, которым пользовался Авраам, но тем не менее она больше, чем в душе того, кто хранил целомудрие в браке по той лишь причине, что не мог большего. Так же и незамужняя женщина, которая «заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом, и духом» (1Кор. 7. 34), если услышит вопрос от подобного бесстыдного человека: «Что же, ты лучше Сарры? », пусть ответит: «Я лучше, но тех, кто лишен добродетели воздержания, что, я думаю, не относится к Сарре. Она, обладая той добродетелью, поступала так, как подобало в то время, отчего я свободна, так что в моем теле может быть явлено то, что та хранила в своей душе».

XXIII

28. Потому если мы будем сравнивать суть вещей, то недолжно быть никаких сомнений в том, что целомудрие воздержания лучше целомудрия брака, хотя тои другое является благом; если же мы будем сравнивать людей, то лучше окажется тот, кто обладает большим благом, нежели другой. Ибо кто обладает большим благом того же рода, тот обладает и меньшим благом, а кто обладает только меньшим благом, тот, несомненно, не обладает большим. Ибо в шестидесяти содержится тридцать, но в тридцати шестидесяти не содержится. Поэтому отказ от использования на деле имеющегося блага связан с различием обязанностей, а не с недостатком добродетелей, ведь не лишен блага милосердия тот, кто не найдет страждущих, которым он мог бы милосердно оказать помощь.

29. К этому добавляется то, что неправильно сравнивать людей с людьми, исходя из одного и того же блага. Ибо может случиться так, что один не будет обладать тем благом, которым обладает другой, но будет обладать каким-то таким, которое следует считать более ценным. В самом деле, благо послушания лучше блага воздержания. Но брак никогда не осуждается авторитетом наших Писаний, а вот непослушание никогда не оправдывается. Потому если представить девственницу, которая намерена оставаться таковой, при этом непослушную, и, с другой стороны, замужнюю, которая не может продолжать девственную жизнь, но при этом послушную, - какую мы назовем лучшей? В меньшей ли степени одна достойна похвалы по той причине, что не является девственницей, и меньше ли другая достойна осуждения, потому что она девственница? Точно так же если сравнить пьяную девственницу с трезвой супругой, то кто не решится высказать то же самое суждение? Разумеется, и брак, и девство являются благом, в случае же трезвости и пьянства, как и послушания и непослушания, одно является благом, другое злом. Лучше обладать всеми благами, пусть и в малой степени, чем великим благом одновременно с большим злом; так и в случае телесных благ лучше иметь рост Закхея и здоровье, нежели Голиафа и лихорадку.

30. Потому по справедливости должно ставить вопрос не о том, следует ли сравнивать совершенно непослушную девственницу с послушной замужней женщиной, а о том, надо ли сравнивать менее послушную с более послушной, ибо и целомудрие брака есть благо, но меньшее, чем целомудрие девства. Так вот, (девственница) настолько уступает в благе послушания, насколько превосходит в благе целомудрия. Если одну сравнивать с другой, то определить, какая из них должна быть поставлена выше, сможет тот, кто, сравнивая прежде всего само целомудрие с послушанием, увидит, что послушание в некотором роде матерь всех добродетелей. А потому послушание возможно без девственности, потому что девственность основана на рекомендации, а не на заповеди. Послушанием же я называю соблюдение заповедей. И потому послушание заповедям возможно без девственности, но невозможно без целомудрия. В самом деле, все сие принадлежит целомудрию: не прелюбодействовать, не развратничать, не осквернять себя недозволенными сношениями; те женщины, которые не соблюдают этого, поступают вопреки заповедям Божиим и потому оказываются далеки от добродетели послушания. Девственность же возможна без послушания, потому что женщина, получив рекомендацию хранить девственность и храня ее, может нарушать заповеди. Так, мы знаем многих священных девственниц болтливых, любопытных, пьющих, сварливых, алчных, высокомерных; все таковое противно заповедям и убивает, как и Еву, через вину непослушания. Потому не только послушная должна быть поставлена выше непослушной, но и послушная замужняя женщина – выше менее послушной девственницы.

31. Из-за этого послушания отец (Авраам), имевший жену, готов был остаться без единственного сына, убив его. В самом деле, я не без основания назвал бы единственным (сыном) того, о ком услышал он от Господа: «в Иакове наречется тебе семя» (Быт. 21. 12). Насколько охотнее он услышал бы, что ему надлежит остаться также и без жены, если бы ему велено (ее принести в жертву)? Поэтому не без причины мы часто удивляемся тому, что некоторые люди (того и другого пола), воздерживаясь от любых половых отношений, неохотно следуют заповедям, в то время как с готовностью отказываются пользоваться тем, что дозволено. Кто сомневается в том, что неверно сравнивать достоинства тех святых отцов и матерей, рождавших детей, с мужчинами и женщинами нашего времени, хотя и свободными от любых половых отношений, но не преуспевающими в добродетели послушания, даже если у тех людей недоставало в привычке ума того, что у них проявляется в действии? Потому пусть следуют за Агнцем отроки, поющие новую песнь, как написано в Апокалипсисе, «которые не осквернились с женами» (Откр. 14. 4), не только потому, что они остались девственниками. Но пусть они не считают себя на этом основании лучше святых отцов, которые пользовались браком, так сказать, по образу брака. Разумеется, использование брака должно быть следующим: если в результате плотского соития в браке произойдет нечто, превышающее необходимость зачатия, хотя бы это и заслуживало прощения, это окажется осквернением. Ведь зачем нужно прощение вины, если бы в этом не было никакого осквернения? Было бы удивительно, если бы от этой скверны были свободны отроки, идущие вслед за Агнцем, если бы не были они девственниками.

XXIV

32. Итак, супружество у всех народов и у всех людей является благом, потому что оно служит рождению детей и в нем проявляется целомудренная верность. Что же касается народа Божия, то еще и потому, что в нем заключена святость таинства, а потому непозволительно женщине, оставившей мужа, пока жив ее муж, выходить замуж за другого даже ради рождения детей. И хотя это единственная причина, по которой заключается брак, однако, даже если не последует за этим того, ради чего он заключается, брачные узы остаются нерушимыми, если только не умирает супруг. Это так же, как если бы произошло рукоположение в сан, чтобы собрать общину верующих, а собрать ее не удается, у рукоположенных сохраняется таинство рукоположения. И если кто-то по вине какой окажется удален от служения, он не будет свободен от таинства Господня, раз и навсегда возложенного на него и сохраняющегося вплоть до Суда. О том, что брак заключается ради рождения детей, апостол свидетельствует так: «я желаю, чтобы молодые вступали в брак» (1Тим. 5. 14). И словно бы кто спросил его: «Зачем? », он тотчас добавляет: «Чтобы рождали детей, были матерями семейств» (1Тим. 5. 14). К целомудренной же верности относится (такое свидетельство): «Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена» (1Кор. 7. 4). К святости таинства – следующее: «жене не разводиться с мужем, если же разведется, то должна оставаться безбрачною, или примириться с мужем своим. И муж пусть не оставляет жены» (1Кор. 7. 10-11). Все это: потомство, верность, таинство, - блага, благодаря которым брак – благо. Но в нынешнее время, несомненно, лучшим и более святым является не искать плотского потомства и, таким образом, оставаться постоянно свободным от всего подобного и духовно подчиняться единственному Мужу – Христу, при том, однако, условии, если люди пользуются этой свободой так, как написано: чтобы думали «о Господнем, как угодить Господу» (1Кор. 7. 32). То есть воздержание постоянно должно заботиться о том, чтобы послушание было не меньшим. Именно эту добродетель, которая есть как бы корень и, как обычно говорят, матерь остальных, общая для всех людей, практиковали святые древние отцы; ту же добродетель, то есть воздержание, они сохраняли в привычке ума. Разумеется, посредством сего послушания, благодаря которому они были праведны и святы, и всегда готовы на всякое благое дело, они бы практиковали и воздержание, если бы им было велено воздерживаться от любых половых отношений. Ибо насколько легче было бы им, либо по требованию или по увещеванию Бога, отказаться от половых отношений, если, проявляя послушание, они готовы были пожертвовать потомством, для рождения которого использовали половые отношения!

XXV

33. Коль скоро это так, то еретикам, - манихеям ли или иным каким, которые выдвигали лживые обвинения против отцов Ветхого Завета из-за их многоженства, считая таковое доказательством их невоздержанности, - дан вполне исчерпывающий ответ, если, конечно, уразумеют они, что не является грехом то, что не совершается вопреки природе, ибо (патриархи) вступали в связь с теми женами не для распутства, а ради рождения детей, и не вопреки обычаю, потому что в те времена было принято так поступать, и не вопреки предписанию, потому что никакой закон этого не запрещал. Что же касается тех, кто вступал в недозволительную связь с женами, то Писания, с одной стороны, им выносят Божественный приговор, а с другой стороны, показывают их нам, чтобы мы, читая, осуждали и избегали (такого поведения), а не одобряли и не подражали ему.

XXVI

34. Тех же из вас, у кого есть жены, мы, насколько можем призываем к тому, чтобы не смели они судить о святых отцах по своей собственной немощи, сравнивая, как говорит апостол, «себя с собою» (2Кор. 10. 12) и потому не понимая, какой силой обладает душа, сохраняющая праведность вопреки похотям, чтобы не поддаваться подобного рода позывам плоти и не допускать того, чтобы половые отношения выходили за пределы необходимости рождения детей, насколько это предписывают порядок природы, обычаи и нормы закона. Разумеется, люди неверно истолковывают поведение святых отцов по причине того, что сами выбрали брак из-за неспособности хранить воздержание либо разнуздано ведут себя со своими супругами. С другой стороны, хотя и мужчины, и женщины, которые хранят воздержание после смерти жен или мужей, а также пары, которые по обоюдному согласию дали обет воздержания Богу, знают, что заслуживают награды большей, чем та, которую заслуживает супружеское целомудрие, однако же что касается брака святых отцов, которые вступали в него по пророчеству и не искали в половых отношениях ничего, кроме потомства, а в потомстве – ничего, кроме того, что служило бы грядущему приходу Христа во плоти, - так вот пусть они не только не ставят ниже этот брак в сравнении с собственным намерением, но и без сомнения ставят его выше собственного намерения.

35. Отроков же и девушек, посвятивших свое целомудрие Богу, мы прежде всего призываем уразуметь, что с тем большим смирением должны они заботиться о своей жизни на земле, чем большим является их обет перед Небом. Ибо сказано в Писании: «Сколько ты велик, столько смиряйся во всем» (Сир. 3. 18). Потому наша задача – говорить о их величии, а их задача – размышлять о великом смирении. За исключением некоторых, они, хотя и не состоят в браке, но лучше тех святых отцов и матерей, состоявших в браке, потому что если бы они в браке состояли, то не были бы им равны; пусть они не сомневаются, что превосходят прочих людей нынешнего времени, состоящих в браке или сохраняющих воздержание после вступления в брак, не настолько, насколько Анна превосходит Сусанну, но настолько, насколько обеих превосходит Мария. Я говорю о том, что относится к святому целомудрию плоти, ибо кто не знает, какими другими добродетелями обладала Мария! Поэтому пусть прибавят они к сему столь превосходному намерению (хранить девство) подобающие нравы, дабы быть уверенными в предстоящей награде, зная, разумеется, что и им самим, и всем верующим, возлюбленным и избранным членам (плоти) Христовой, пришедшим с востока и запада и сияющим хотя и различным, в зависимости от их заслуг, светом славы, гарантирован тот великий общий дар возлечь в Царствии Божием вместе с Авраамом, Исааком и Иаковом (ср. Мф. 8. 11), которые были не ради этого века, но ради Христа мужьями (своих жен) и ради Христа отцами.