|
|||
Революция человечностиСолнце. Яркое весеннее солнце. Солнце, что заставляет жить и радоваться жизни. Что приносит с собой счастье и любовь. Солнце, дарующее всему миру свет. От крохотных насекомых до огромных деревьев. Солнце возрождения. Старик, прихрамывая, шёл по булыжной мостовой. Ноги едва слушались его. Колени, давно уже отказывающиеся сгибаться, приносили ему ноющую боль. Но всё это не могло остановить его решимости дойти до больницы, где лежал его старый боевой товарищ. Мимо проходили счастливые люди. По-настоящему счастливые. Кто в кампании, кто в паре, кто и поодиночке. Но их всех объединяло одно. Они были счастливы. Они радовались свету, радовались теплу, радовались весне. Им не нужно было куда-то спешить, и они наслаждались каждой мгновением весны. Старик помнил ещё те времена, когда всё было по-другому. Времена, когда люди не умели радоваться жизни. Время - деньги. Расхожая фраза его молодости. Молодости, в которой люди постоянно куда-то бежали. В которой не было места маленьким радостям жизни. Как давно это было. Сорок? Пятьдесят лет? Он уже и не мог точно вспомнить. Вся жизнь его была направленно на борьбу. Сколько он помнил себя, он боролся. Он с детства был недоволен миром, который медленно скатывался в тартарары. Миром и людьми, что сами загоняли себя в гроб. Двадцать пять. Двадцать пять долгих лет он потратил на то, чтобы шаг за шагом изменить погибающий мир. Чтобы спасти его. И ещё десять лет, чтобы спасти его от самого себя. Он был молод, горяч и наивен. Он принёс много зла и разрушения в надежде принести спасение. И когда остались лишь руины, он понял, чем обернулись его благие намерения. Прежние товарищи один за другим отворачивались от него. Люди, прежде боготворящие его, начинали ненавидеть. И лишь благодаря другу он не сорвался в бездну отчаяния. Они начали заново. Вдвоём. Как во времена своей молодости. Но теперь они не разрушали. Они строили. Превозмогая презрение и ненависть окружающих. Превозмогая самих себя. Они строили новый мир. Наученные горьким опытом, они начинали с нуля. И они смогли сделать это. Не ради славы и признания. Но ради людей. Это была его жизнь. Пусть не лёгкая и беззаботная, но достойная. Жизнью, которой он гордился, несмотря на все свои ошибки. Ведь именно благодаря ем сейчас эти люди могут наслаждаться весной и не думать о том, как прожить ещё один день. Кто сейчас увидит в этом старике великого революционера. Человека, который навсегда изменил ход истории. Того, о ком при жизни слагают легенды. Его не заботило людское признание. И он совершенно не стремился, чтобы люди узнавали его на улицах. Но в глубине души он испытывал тоску. Тоску по давно ушедшим временам, когда его лицо знал каждый человек, а его имя передавалось шёпотом со смесью страха и почитания. Как всё же давно это было… Но вот и больница. Не старое обшарпанное здание с ремонтом, который не проводился с момента создания, и с ворчливым персоналом. А новая модернизированная больница. Больница, в которой работали люди, чьё призвание было лечить людей, и в которой были все условия для этого. -Доброе утро, - приветливо обратилась к нему молодая девчушка. Врач. Ещё такая юная. Но на возраст сейчас никто не смотрел. Гораздо важнее были качества самого человека. И самый молодой мог быть профессиональным врачом, и самый старый мог занимать место ассистента. Возраст не делает человека умнее, он лишь добавляет ему цифр в документах. Старик был здесь частым гостем. И, наверное, мог бы назвать всех по именам. Если бы вспомнил… Нет ничего страшнее ощущения, когда память медленно покидает тебя. Сначала в мелочах, но с каждым днём во всё более и более важных вещах. Единственное, что до сих пор его не покинуло, это воспоминания молодости. Лишь они всё ещё грели его душу. -Доброе, - прошептал старик некогда твёрдым и звучным голосом. Он попытался придать своему лицу доброжелательное выражение. Получилось криво. -Девятая палата, - учтиво напомнила ему девушка. -Спасибо. Он давно уже ни с кем не общался. Как, оказывается, непривычно слушать свой голос после многих дней молчания. Он медленно направился к девятой палате. Больница сверкала стерильной белизной. Не было некогда привычных очередей. Лишь тихий гул машин нарушал тишину. Такую же стерильную, как и окружающие коридоры. Двери бесшумно распахнулись перед ним. Внутри показалась комната, которую он досконально изучил за ночи, проведённые у постели умирающего друга. Такая же белоснежно-чистая. В ней не было ничего лишнего. Его друг никогда не любил заваливать комнату вещами. Долгие годы сражений приучили их обоих обходиться самым минимальным. И они не отступали от своих старых привычек. Кровать, окружная приборами, что до сих пор поддерживали жизнь в старом теле друга, да тумба с лежащей на ней небольшой книжицей. Это был их дневник. Истории их жизней и свершений. История их самих. Ни грамма лжи или поэтического прикраса. Всё, как было на самом деле. И хорошее, и плохое. Не было смысла врать самим себе. Тем более на смертном одре. Сейчас в мире появилось много писателей. Хороших и не очень. Но все из них пользовались электроникой. И лишь два старика, последние из своей эпохи продолжали пользоваться старой доброй бумагой. Консервативность не входит в число лучших качеств великих революционеров, но им было плевать. Свобода заключается в возможности выбора своих взглядов без осуждения окружающих. Старик сел в мгновенно возникшее из пола кресло. Не то кресло, набитое поролоном, как зимние куртки детей. А кресло скорее рабочее, позволяющее поддерживать осанку без лишнего дискомфорта. Он посмотрел на своего друга, который с глубокомысленным видом рассматривал потолок. -От твоего взгляда он на тебя не рухнет. На лице старика отразилась лёгкая улыбка. -Не ты ли говорил, что нечеловеческие усилия приводят к нечеловеческим результатам? -Я. Но взглядом ты вряд ли многого добьёшься. -Кто знает. Кто знает… Тишина вновь обволокла их тёплым одеялом. И они погрузили в неё с головой. В тишину и в свои мысли. -Ты не обязан приходить сюда каждый день. -Нет. Не обязан. Но разве ты поступил бы иначе? – ответил старик другу, нарушившему молчание. -Нет. -Ты всегда был рядом. Даже того, когда мы посылали друг друга в самые тёмные места человеческой анатомии. Они оба тихо засмеялись. -Помнишь, как мы с тобойиз-за «принцесски» поссорились? Старик помнил. Как можно было забыть первую ссору с лучшим другом? Давно дело было. Очень давно…
*** Они с другом стояли на курилке. Ну как на курилке. За школьным туалетом в дали от посторонних глаз. Не то, чтобы они специально от какого-то прятались. Но всё же становиться предметов сплетен особо не хотелось. Курение в школе не запрещалось, но и не поощрялось. Так что приходилось прятаться по всем злачным местам их небольшой станицы. Одиннадцатиклассники. Звучит гордо. Но особой гордости они по этому поводу не испытывали. Впереди ждали экзамены, а значит очередная мозготрёпка для учителей, учеников и родителей. -Вот кому сдались эти экзамены?! – в сердцах воскликнул друг. Я рассмеялся. Меня всегда поражала его простота и полное отсутствие понятия «традиционно необходимого». -Как зачем? А как же высшее образование, без которого мы пойдём работать дворниками? Я постарался вложить в свою реплику весь сарказм, на который был способен. -Да вертел я это высшее образование сам знаешь на чём, - очередная гневная реплика озарила весеннюю гармонию мира. -Ничего. Когда-нибудь всё будет по-другому, - пообещал я. Мысли об изменениях давно уже посещали мою буйную голову. Но лишь приобретя такого друга, они стали похожими на конкретный план. -Когда? -Когда у нас будет достаточно сил. Мы синхронно затянулись. Горячая кровь молодости не давала нам сидеть на месте. Хотелось что-то делать. Здесь и сейчас. Не дожидаясь подходящего момента. И если я ещё мог сдерживать себя, то для друга оставалось это за гранью понимания. -Пора на урок, - наконец, произнёс я, когда очередной бычок был закинут подальше от людских глаз. -Пора, - с тяжёлым вздохом ответил друг. Учёба. Страшное слово. И не потому, что мы не любили учиться. Учиться мы любили. Нам не нравилось бесцельно тратить сорок пять минут жизни на монотонную речь нашей учительницы по английскому. Мы медленно побрели в сторону школы. Но стоило нам приблизиться к двери, а как из неё с телефоном в руке выскочила она. «Принцесска». Так мы звали самую красивую и одновременно самую стервозную девушку школы. Из влиятельной семьи она всегда ставила себя выше остальных. Для неё все люди, кроме её самой и её окружения, были второсортными. Не стоящими её драгоценного внимания. Максимум, чего от неё можно было дождаться это снисходительного взгляда. И то, если она была в хорошем настроении. Мы с другом её в упор не замечали, желая задеть её гордость. Получалось плохо. Сейчас же от её гордого вида не осталось и следа. Волосы растрёпаны, тушь потекла, а в телефон нёсся поток отборных матов. Не замечая ничего вокруг, включая нас, она пробежала мимо, ни на мгновение не прерывая свою гневную триаду. Мы с другом переглянулись. Такой мы её ещё не видели. Как минимум небо должно свалиться ей на голову, что заставить её рыдать. После короткого обмена взглядами, мы пришли к одному и тому же виду. Нас это ни капли не волнует. Но всё же в моей душе остался какой-то осадок. Я загнал его как можно глубже, и мы продолжили свой путь. Прозвенел звонок. Начался сущий ад для всех присутствующих. Для достоверности присутствующих было немного. Мы с другом тоже могли бы прогулять. Но сегодня была наша очередь отдуваться за класс. И мы терпели. Сон медленно пробирал нас. Лишь редкие обращения учителя не давали нам с чистой совестью уснуть. Как же скучно. Это был самый скучный урок из когда-либо посещённых нами. Я так дальше терпеть не мог. -MayIgoout? Глупое правило, что на уроке английского все должны говорить лишь на нём. Никакой пользы оно не приносили. Мы не выучили ровным счётом ничего, кроме как «Goodmorning» и «Goodbye». Ну и естественно «MayIgoout». Но просьба выйти сопровождала нас каждый урок. На каком бы языке мы не говорили. -Yesofcourse, - ответила своим шепелявым голосом англичанка ипродолжила свой рассказ. Я сочувственно похлопал друга по плечу и выскочил из класса. Напоследок я успел заметить его гневный взгляд. Показав знаками «1: 0» и саркастично отправив воздушный поцелуй, я закрыл дверь. Нет, всё-таки нет большего наслаждения, чем издеваться над другом. С песенкой про анашу я стал спускаться по лестнице. Наркоманом я не был. Но эти песни как никакие другие подходили при хорошем настроении. Вот она сила наркотиков. Даже их упоминание поднимает настроение. Нет лучшего места прогуливания уроков, чем душевая. Тихо, спокойно и никто не тревожит твой покой. Что может быть лучше? Насчёт «никто не беспокоит» я погорячился. Стоило мне открыть кран и начать умываться, как в душевую, гордо цокая каблуками, зашла «принцесска». -Выйди отсюда, - тоном не требующим оспаривания приказал девушка. К её большому сожалению (я надеюсь), я был не из тех людей, которые выполняют чьи-то приказы. Если только они не подкреплены какими-то логическими обоснованиями. -Я. Сказала. Выйди. Отсюда, - чеканя слова, повторила «принцесска», когда я нагло проигнорировал её слова и продолжил умываться. -Неа, - легкомысленно ответил я. От былого сострадания не осталось ни следа. Она поперхнулась. Для той, чьи приказы исполняют, едва заслышав звук её голоса, его отказ был словно удар бича. Он ожидал вспышку гнева, крики, новые приказы, но того, что произошло на самом деле, он не ожидал. Девушка просто расплакалась. Слёзы вновь потекли из её глаз, а плечи стали содрогаться под их тяжестью. Я замешкался. Во мне боролись два противоположных чувства. С одной стороны во мне боролось человеческое сострадание, с другой холодное равнодушие. Возможно, девушка и заслужила второе, но я бы перестал быть собой, если бы не откликнулся на её горе. Выключив кран, я подошёл к ней. -Ты чего? Ответа не последовало. Лишь её тело продолжала содрогаться от рыданий. Он коснулся ладонями её рук, чтобы утешить её. -Убери от меня свои руки! – воскликнула девушка, отталкивая его. Я опешил. Какое-то мгновение я не знал, как поступить. Но всё же сострадание возобладало. -Я хочу помочь. Расскажи мне, что случилось. Ответа не было. Лишь тишину нарушали рыдания девушки. Но неожиданно она заговорила. -Он. Меня. Бросил. В её голосе читалось одновременно ненависть и боль. -Ну и что расстраиваться? Он мудак, раз бросил такую красавицу. А у тебя ещё будет множество парней. И гораздо лучше, - слова возникали неизвестно откуда. Словно кто-то сверху посылал их мне. Кто-то великий, но сострадательный. -Ты не понимаешь… И новый поток слёз. Но теперь я не был в растерянности. Я знал. Знал, что я должен утешить эту девушку, наполненную страданием. Должен облегчить её боль. И я знал, как сделать это. Я медленно подошёл к ней. Очень медленно, чтобы не пугать её лишний раз. Я подошёл и обнял. Объятия – самый ценный дар, данный людям. Сколько всего можно выразить ими. Дружбу, любовь, сострадание. Сколько добра можно ими принести. Объятия – последнее из светлого, что у нас никогда не смогут отнять. Она не вырывалась. Лишь слёзы продолжали литься из её глаз. В ней не осталось ни капли былого высокомерия. И она больше не была принцессой, которой видели её все и которой он сама себя считала. Она была обычной девчонкой с такими же проблемами, как и у остальных. Обычная маленькая девчонка. Порой за масками мы не замечаем истинные лица людей. -Послушай, - неожиданно для самого себя заговорил я. -В мире больше семи миллиардов людей. Разных. Добрых и злых, умных и глупых, сильных и слабых. И среди всего этого многообразия очень трудно сразу встретить нужного человека. Приходиться раз за разом ошибаться, наступать на те же грабли и вновь бросаться в бой за любовь. Но главное, что надо знать, в отношениях должно быть счастье. Если люди несчастны вместе, они расстаются. И тут мою речь прервал недоумённый и презрительный голос: -Чем вы тут занимаетесь? Я разомкнул объятия. Перед нами стоял он. Мой друг. Мой брат. А в глазах его читалась злость. -Как ты мог связаться с этой сукой?! – воскликнул он. И тут меня накрыло. Как цунами обрушивается на берег, так злость обрушилась на мой разум. Руки действовали быстрее мысли. И вот уже мой кулак врезается в челюсть. Как никогда точно и сильно. Друг совершенно не ожидал этого. Мгновение, и он недоуменно лежит на полу. Но недоумение его не лилось долго. Или, может, так казалось мне под действием адреналина. Он вскочил на ноги и кинулся на меня. А в его глазах я видел ненависть. *** После мы сидели на лавочке и курили. Наши лица и тела украшали синяки и ссадины разных цветов и размеров. Да, тогда мы знатно разукрасили друг друга. Эта была не единственная наша ссора. И мы ещё не раз сталкивались с ним во взглядах. Но эта была первая и самая памятная из всех. И не потому, что до неё не было других. А потому, что впервые наши взгляды сошлись в основах того, за что мы боролись. Мы боролись за людей. За каждого из людей. Каким бы он не был. «Помню», - ответил старик: «Помню…» Его до сих пор мучила совесть за ту ненависть, что поглотила его разум. Не злость, а именно ненависть. Он был готов убить своего лучшего друга. Того, с кем после он изменил мир. И простить себя он не мог. Ни разу после они не обсуждали причины этой вражды. Им хотелось забыть неприятные воспоминания прошлый. Но каждый продолжал себя мучить вопросами. Вопросами, что тяжёлым грузом лежали на их душах. -Знаешь. А я ведь лишь спустя столько лет понял, почему ты вступился за «принцесску». Голос больного звучал глухо. -Ты всегда. Всегда видел в людях Людей. Какими бы тварями они не были. Ты понимал, что внутри каждого из нас живёт Человек. И ты мог взывать к этой человечности, под каким бы слоем масок он не прятался. И именно ты изменил этот мир. -Мы вместе изменили его, - возразил старик. -Нет. Я лишь исполнял… Молчание тёплым одеялом накрыло палату. -Ты сказал ей, что, если люди несчастны вместе, они расстаются. А если… Удушающий кашель прервал его. Каждое слово ему давалось с огромным трудом. -А если они счастливы? И снова кашель. Я чувствую, как слёзы подступают к моим глазам, а ком в горле мешал говорить. -Они любят, брат. Любят. Старик попытался улыбнуться. Но слёзы мешал ему. Они блестели на его глазах. Смерть каждого товарища отдавалось болью в его сердце. Но смерть лучшего друга. Того, с кем они прошли весь пути. Прошли огонь и воду. Победы и поражения. Радости и печали. Его смерть просто разрывала его сердце на тысячи мельчайших кусочков. -Да… - прошептал друг свои последние слова. Дыхание остановилось. Старик зарыдал. Зарыдал, как никогда ранее. Слёзы ручьём струились из его старых глаз. Он не хотел, чтобы его друг в последние минуты своей жизни видел его горе. Но сейчас уже скрывать смысла не было. И он рыдал. Словно маленькое дитя. Но горе его было совсем не детским. Никакое знание не могло подготовить к этому. Он знал, что скоро его друг умрёт. Но это не уменьшало его боль. Боль, что раскалёнными иглами впивалось в его старое больное сердце. И ничто не могло заглушить его горе. В палату мгновенно вбежали медсёстры и врачи. Они пытались хоть как-то оттянуть момент смерти, хотя и сами понимали бесполезность своих попыток. Его друг ушёл. Ушёл навсегда туда, откуда не возвращаются. Ушёл, как герой. Медсёстры что-то говорили ему, выводя из палаты. Но он ничего не слушал. Что пользы от слов. Они никогда не могут заглушить боль. Не могут облегчить ношу горю, что взваливается на плечи живых. Мёртвые свободны от страданий. Он сидел у палаты. Зачем? Он и сам не знал. Старик не мог просто так оставить место, где погиб его самый близкий товарищ. Не мог оставить его труп в этих стерильных белоснежных палатах в окружении. Он должен быть с ним до последнего. -Он хотел, чтобы это осталось вам. Голос донёсся откуда-то далеко. Он с трудом пробился сквозь пелену отчаяния и одиночества, что поглотила его. Но всё же пробился. И на мгновение рассеял темноту в его души. Как луч света, неизвестно как ворвавшийся в старый пустынный замок. Молоденькая девушка, что встретила его у дверей, теперь стояла перед ним, а в её руках лежала старая потрёпанная записная книжица. Старик дрожащими руками взял последнее воспоминание о его погибшем друге. Очень нежно и аккуратно. Словно она была хрустальной и могла рассыпаться при малейшем неловком движении. Пальцы отказывались сгибаться, но он через силу заставил их работать. Первая страница. Сентябрь 2016 года. Да. Тогда они ещё не знали друг друга. Но их встреча была предрешена судьбой. И всё вело к этому. К тому, чтобы два обычных человека, смогли вылечить этот мир. В глазах всё плыло, но старик продолжал читать. Ведь эта была их жизнь. Пусть будущее поколения разбираются, была ли их жизнь хорошей или плохой. Были ли их деяния достойны награды или порицания. Это всё не имело больше смысла. Они прожили достойно. Большего им и не требовалось. Старик вынул из кармана ручку, что по старой привычке всегда была с ним. Руки совершенно не хотели писать. И старику пришлось собрать все силы, чтобы заставить их перестать дрожать. Но он это сделал. Красивым почерком, которого у него не было никогда в жизни, он вывел: «Помните. Мы жили и сражались не за признание и славу. Мы жили и сражались за ваше счастье. Учитесь ценить его. В любви, дружбе или обычных жизненных мелочах. Учитесь ценить счастье. Учитесь ценить жизнь. Только так можно стать Людьми». Старик выдохнул. Его путь окончен. Пора идти. Губы его тронула лёгкая улыбка, а лицо посетила юношеская безмятежность. Он ушёл.
|
|||
|