Свадьбы не будет 1 страница

Свадьбы не будет

Глава 1.

Дверь негромко скрипнула. Гарри скосил взгляд в сторону от собственной раскрасневшейся физиономии, мельком отметив выступившие на лбу капли пота, закушенную губу, вновь растрепавшиеся – будто и не расчёсывал – волосы, и коротко кивнул появившемуся в зеркале отражению Рона. Молча, шумно вдыхая через нос и выдыхая сквозь стиснутые зубы, Гарри продолжил войну с упорно сопротивляющимся галстуком. Мерзкое изобретение пыточных дел мастеров, в его случае – мастерицы, мадам Малкин, никак не соглашалось завязаться в аккуратный узел, притворяясь то тугой удавкой, то бесформенной верёвкой. Но Гарри твёрдо рассчитывал на победу: несомненно, он сильнее и умнее проклятой тряпки.

Чччё-орт! Да дементор ей в зад!

Жаркая волна бешенства прошла по груди, спина взмокла, Гарри заскрежетал зубами. Шёлковая ткань в его руках затрещала, словно издеваясь и похихикивая.

Бесили и выкрутасы зловредной удавки, и собственная криворукость в кажущемся простым деле. А необыкновенное, радостное и светлое настроение, тёплыми волнами омывающее сердце с самого утра, как-то незаметно поблекло.

– Ты... э-э... как? Волнуешься, приятель? – слабым, сиплым, словно не своим голосом пробормотал скрывшийся из поля зрения и чем-то упорно шуршащий Рон. Пружины натужно всхлипнули. Тяжёлый и долгий, прямо-таки горестный вздох прервал недолгую тишину.

Тактическое отступление для отдыха и перегруппировки сил – ещё не поражение. Гарри резко сдёрнул галстук с шеи, мстительно смял в кулаке (придушить бы скользкую сволочь, жаль, пока нельзя! ) и повернулся к другу, отвоевавшему себе место на неприбранной, заваленной разномастными тряпками кровати.

Рон «убрался» на славу: всю одежду спихнул ближе к подушкам и выросшая «гора» теперь выглядела особо угрожающе. Увенчавшая вершину ало-золотая гриффиндорская квиддичная мантия спускалась до самого пола, точнее, до валявшейся в пыли парочки любимых разношенных кроссовок – куда более удобных, чем лакированные туфли, словно тиски из коллекции Филча, сжимающие сейчас ступни Гарри.

А ведь всё это – и тряпки, и обувь, и книжки, и... да всё это беспорядочно набросанное по всем горизонтальным поверхностям барахло надо будет в самое ближайшее время как-то собрать и упаковать. Близнецы... Джордж бы сейчас свою бывшую комнату, наверное, и не узнал. Только квиддичные игроки на выцветших плакатах привычно ухмылялись со стен и приветливо махали руками. В остальном – полный разгром.

Центр комнаты занимал сундук с открытой крышкой, навевая глухую тоску своей вызывающей пустотой. Изнутри торчало только древко квиддичной метлы (самое главное Гарри собрать не забыл), а вокруг – абсолютный хаос из вещей, которых оказалось вдруг так удивительно много, стоило их призвать из шкафа, теперь опустевшего, словно осиротевшего, с перекошенными жалобно приоткрытыми дверцами.

Да, надо было сложить вещи ещё утром. Хотя нет, лучше – вчера вечером. А ещё лучше – даже не вчера.

Придётся, наверное, позвать на помощь миссис Уизли: с бытовыми заклинаниями Гарри так и не подружился. Хотя и не особо старался – не мужское это дело, точка.

На фоне размахивающего чемпионским кубком с потрепанного плаката над кроватью розовощёкого, счастливо смеющегося капитана «Сорок» Рон выглядел крайне удручающе. Веснушки на его непривычно бледном лице казались как никогда яркими, губы – почти серыми, руки, не останавливаясь ни на мгновение, терзали некогда пышную, а сейчас практически облысевшую белую розу, вдетую в лацкан нарядного пиджака. С изувеченного цветка слетел последний лепесток; он проводил его взглядом, тяжело и шумно вздохнул.

Похоже, предсвадебная лихорадка здорово его подкосила. За собой Гарри, слава Мерлину, ничего подобного не замечал. Да и о чём беспокоиться, когда и так всё хорошо? Джинни одевается где-то там наверху, ему же осталось справиться всего лишь с неуступчивым галстуком да вещи собрать, но это ведь никакая не проблема. Вечером они уже будут женаты, к ночи – переедут в свой, пусть пока ещё временный, снятый на срок, но всё-таки именно что свой собственный, отдельный, принадлежащий их новорожденной семье дом. Тут не волноваться, тут радоваться надо: ведь самые заветные мечты исполняются! И у Рона с Гермионой – тоже.

– Не переживай так, дружище, – Гарри фыркнул, едва удержавшись от смеха. Рон смотрел на него бесконечно печальным, как у бассета, взглядом, и продолжал методично уничтожать свадебное украшение: на пол один за другим летели зелёные листочки мирта.

Да, друга пора спасать.

Гарри широко улыбнулся и зачастил, словно читая рапорт:

– Ещё пара часов, и ты станешь счастливо женатым человеком. Ещё денёк-другой, и вы с Гермионой поплывёте на круизном лайнере в Австралию. И вся эта свадебная суета забудется. Ты будешь только смеяться, вспоминая, как волновался сегодня. Всё ведь давно решено, ничего уже не изменится, сомневаться не о чем – теперь только вперёд и ни шагу назад. Ну разве не так, друг?

Рона эти слова почему-то вовсе не утешили. Побелевший ещё больше, почти позеленевший, он со стоном схватился за голову и с видимой силой потянул себя за покрытые какой-то липкой гадостью вихры. Прилизанная причёска развалилась вмиг, рыжие волосы встопорщились неаккуратными сосульками.

Зато и от апатии Рона не осталось и следа.

– Мерлин, – он с ужасом уставился на собственные ладони. – Мама меня убьёт.

– Да перестань... – начал было Гарри, но вскочивший с кровати Рон уже бесцеремонно оттеснил его от зеркала.

Чтобы увидеть отражение полностью, Рону пришлось слегка нагнуться.

– Да нет, не мама. Я сам себя убью, – вынес он вердикт вконец «убитым» голосом. – На повторную пытку меня точно не хватит.

В окно светило яркое летнее солнце, но сгустившиеся над помрачневшим Роном тучи, казалось, можно было потрогать руками.

– Просто помой голову, – посоветовал Гарри. – Быть похожим на Перси тебе совсем не идёт.

– Думаешь? – неуверенно пробормотал Рон, всё ещё пытаясь – безуспешно – пригладить липкие волосы ладонью. – Гермионе нравится причёска Перси. Я сам слышал, она вчера хвалила его Пенни.

– Хм. Наверное, Гермиона хотела быть с Пенелопой вежливой, похвалить, ну хоть в чём-то, её выбор, – дипломатические изыски драли горло, но Гарри всё же удалось придержать откровенное мнение при себе.

Тот всё ещё сомневался, и Гарри поспешил заверить:

– Одно знаю точно: не лучшая идея – строить из себя непонятно кого. Гермиона уже любит тебя таким, какой ты есть. Уверен, что гель на голове, как у Перси или Драко Малфоя, не сделает тебя привлекательней в её глазах.

Воспоминание о давнем недруге сделало своё дело: Рон повеселел.

– Да-а, дурацкая идея, – кивнул он своему отражению и взлохматил волосы ещё больше. – Всего лишь надо оставаться собой, ты прав. Она ведь меня уже выбрала, так? Она ведь не откажется от меня в последний момент? Не вспомнит какого-нибудь Крама?.. Нет, она не передумает. Ну то есть не должна передумать. Чего тогда волноваться? – не до конца уверенно бормотал Рон, но к двери направился решительным шагом.

– А ты как, Гарри? – спохватился он уже у порога. – Я ж к тебе шёл, хотел узнать, как ты?

– Лучше всех, – улыбнулся Гарри. – Я женюсь на твоей сестре. Определённо, сегодня я самый счастливый человек на свете.

– Ну уж нет, – хитро прищурился Рон. – Самый счастливый – это я. Гермиона сказала мне «да», мы наконец женимся. А ещё я выдаю замуж сестру и женю лучшего друга. Определенно, сегодня именно мне принадлежит значок «Счастливчик дня». Да-а, и сразу, чтобы не забыть, именно мне должен достаться самый большой кусок торта!

Гарри лишь пожал плечами: его Джинни из-за недоставшегося звания не становилась менее желанной. Ну а торт – такая грандиозная конструкция, что на всех хватит и ещё останется. Так что Рон мог даже не в шутку претендовать на любые значки и сладости – Гарри мечтал вовсе не о них.

Он чётко знал, чего хочет: надеть на палец Джинни кольцо, назвать её перед всеми миссис Поттер и, наконец, получить полное право и возможность разделить с нею постель, и не в шумной Норе, а в их съёмном коттедже в центре Годриковой Лощины. Дом, семья, любимый человек рядом. Будущая жизнь представлялась прекрасной. Все невзгоды остались в прошлом. Он заслужил своё право на счастье. А оно, это нежное рыжеволосое тёплое и мягкое счастье, было совсем не прочь попасть к нему в руки. Джинни любила его, Гарри в этом не сомневался.

К зеркалу он повернулся с широкой улыбкой. Шёлковая удавка, сжатая в кулаке, затрепетала. Завязать галстук, прибрать барахло, спуститься вниз, принять гостей, вытерпеть всю эту кутерьму: всё ради будущей жизни с ней – прекрасной, любимой, солнечной, той, которая достойна всего самого лучшего. Всё для лучшей девушки на свете – для его Джинни.

День набирал обороты, до назначенного часа оставалось совсем немного времени, но они всё успели, ничего не упустили.

– Держи угощение, – Гарри протянул очередной сове кусочек совиной радости, но та даже не повела клювом в его сторону. Только требовательно протянула лапу, показывая, что хочет поскорее избавиться от конверта. Сложный сверхнадёжный узел на лапе поддавался плохо, сова возмущённо заухала. Расстались они взаимно недовольными друг другом.

Даже не взглянув на имя отправителя, Гарри кинул желтоватый конверт поверх других посланий, сваленных большой кучей на столе. Потом как-нибудь они с Джинни вместе прочитают эти письма, но, конечно, не сейчас.

Зачем слать сов с поздравлениями в заведомо суматошный день да ещё, вообще говоря, незнакомому человеку? Некоторых вещей Гарри до сих пор не понимал. Да и не хотел понимать. Почётное звание героя здорово осложняло ему жизнь.

– Гости уже прибывают. Пора в сад, – коротко скомандовал Рон, заглянувший в гостиную, и Гарри поспешил следом.

Ещё немного терпения... Ну хорошо – много терпения, но всё-таки это грандиозное мероприятие когда-нибудь закончится. Совсем... ну хорошо, не совсем скоро. Пройдёт гораздо меньше времени, чем ушло на подготовку, и всё успокоится, можно будет расслабиться и отдохнуть. С Джинни. Своей семьёй. В своём доме.

Всё ещё думая о будущем, Гарри от души улыбнулся очередной паре рыжеволосых незнакомцев. Они заулыбались в ответ. Молодой мужчина, назвавшийся Джеком, с радостью пожал руку «известному герою и победителю Того-Кого-Нельзя-Было-Когда-то-Называть». Парень и сейчас назвать его не смог, и Гарри едва ли не по буквам повторил имя Волдеморта, сверля незадачливого гостя взглядом. В конце концов, прошёл целый год! Не пора ли перестать опасаться хотя бы имени?

– Остынь, дружище, – тихо посоветовал Рон, когда оробевшие гости затерялись в стремительно растущей с каждой минутой толпе. Хлопки аппарации следовали один за другим. Камин на кухне тоже работал без остановки.

Гарри коротко кивнул:

– Уже остыл.

Рон прав, сейчас не время и не место для споров. И следующему с «Того-Кого... » Гарри пожал руку и ничего не сказал. Мало хорошего в том, что среди гостей боящихся имени мертвеца оказалось подавляющее большинство.

Рон тихо заметил, когда они ненадолго остались одни:

– Многие до сих пор не перестроились, живут... ну, как привыкли. И это не уважение, Гермиона права, это всего лишь опаска, знаешь, такая, въевшаяся в душу, как сажа: оттираешь её, а она только ещё больше размазывается. Но когда-нибудь их отношение обязательно изменится.

– Да, когда-нибудь, – подтвердил Гарри. – Сразу, как рак на горе свистнет.

Лицо Рона перекосилось, словно в пригубленном бокале оказалось не сладкое шампанское, которое они все вместе выбирали на той неделе, а чистый уксус.

– Ты чего? Это же не твоя вина.

– Туфли жмут, – хмыкнул Рон, отставляя бокал в сторону.

Гарри рассмеялся.

– Ну вот, – обрадовался Рон. – Ты хоть улыбнулся по-человечески впервые за вечер. Проще, Гарри, проще надо быть...

–... и люди к тебе потянутся, – подхватил Гарри.

К ним тут же подошла пожилая пара, и Рон давился от смеха, пока он пожимал руку представительному джентльмену и говорил короткие, по мере возможности правдивые комплименты его даме.

Большинство из присутствующих Гарри не знал. Но разве это имело хоть какое-то значение? В суете и сутолоке, в чужих рукопожатиях, похлопываниях по спине, объятиях и улыбках минуты ожидания текли быстрее и увереннее. Они с Роном оба ждали, оба волновались и немного нервничали. Любопытство и дружелюбие празднично разодетых, говорливых и радостных гостей придавало исполняющейся мечте несомненную тяжесть реальности, не позволяло без толку беспокоиться и стремительно приближало назначенный час церемонии.

И теперь, стоя у алтаря рядом с Роном, ощущая его волнение и страх, собственную лёгкую нервозность и ожидание в сотнях направленных на них глаз, Гарри как никогда ощущал себя живым и цельным, знал, что занимает своё место и что судьба наконец повернулась к нему лицом.

И оно было прекрасным, это лицо. Как и фигура, и белое пышное платье, и длинный шлейф в руках маленького рыжеволосого мальчика в нарядном, пошитом по росту фиолетовом смокинге и расшитом звёздочками цилиндре.

Джинни под руку с отцом шла так торжественно, неспешно, улыбалась отчаянно-ярко, искренне и открыто. Её глаза сверкали от непролившихся слёз.

И не было никого счастливее Гарри. Никто и никогда – ну и пусть так утверждают все влюблённые – не чувствовал такой сумасшедшей гордости за избранницу, не испытывал такого преклонения перед её красотой, такого восхищения перед откровенностью её любви.

Музыка стихла. Сердце Гарри сжалось, воздуха стало не хватать. Его Джинни так близко, всего только шаг разделяет их, и уже неважно, сколько лишних взглядов направлено на них. Ведь это их праздник, их. Только сейчас Гарри до конца осознал, что вот она, его мечта, рядом, что счастье совсем близко – только руку протяни. И протянул, принимая из рук взволнованного мистера Уизли своё счастье.

Ладонь Джинни дрожала. Гарри сжал тонкие пальцы, взял её руки в свои.

Рядом, лицом к лицу, замерли как никогда прежде прекрасная Гермиона и безмерно взволнованный Рон.

Церемония началась.

Гарри смотрел только на Джинни, думал только о ней. Слова древних молитв, клятв, читаемые стариком с помоста, казались лишними, совершенно не нужными.

Да разве может он оставить её в болезни или здравии, разве важны для них богатство или бедность, когда они рядом, вместе, когда они – семья?

– И ежели кто знает, что может воспрепятствовать этим двоим соединиться священными узами брака, пусть скажет сейчас или молчит вечно...

Молитвы, вопросы и ответы, а в глазах напротив сияет такой свет, такая любовь, такое счастье, что уже не слышишь и не видишь никого... А никого и нет, они наедине, и в тишине их мира на двоих лишь дрожат нити судьбы, нашептывая, обещая: уже, сейчас, совсем скоро.

И чей-то смутно знакомый, неприятный голос, произносящий какие-то совершенно ненужные, абсурдные, странные слова, кажется всего лишь порывом холодного ветра, который непременно должен пройти мимо, ведь не существует таких сил, чтобы проникнуть в их мир из света, любви и безопасности. Ему, этому холодному голосу, здесь, в их с Джинни мире, не место. Но он всё твердит и твердит что-то, не останавливается, нападает снова и снова, и границы их светлого мира, только что казавшиеся такими прочными, оглушительно, остро и больно трещат.

Сияющий взгляд Джинни вдруг скрыли длинные густые ресницы, улыбка померкла, задрожала, уголки губ обиженно, горько опустились вниз.

Гарри оглянулся наконец туда, в сторону настырного голоса.

Закутанная в чёрное с головы до ног худая высокая фигура. Болезненно-бледное пятно лица на фоне длинных чёрных патл. Характерный нос, провалы тёмных глаз. Губы движутся. Рождают немыслимый, абсолютный бред:

– Мистер Поттер уже связан узами брака. Церемония должна быть остановлена.



Глава 2.

Гарри забывает дышать.

Затапливающей сознание волной налетают чёткие, острые звуки: восклицания и шёпот собравшихся, покашливание старика где-то там, за спиной, хлопки палаточной ткани на ветру, скрип стульев, всхлип Джинни, хрусткий шорох её платья, тихий возглас Гермионы, вырвавшееся у Рона хриплое, злое: «Что за... », грохочущее, кажется, прямо в голове, сердце... Звуков множество, но один подавляет всех:

– Мистер Поттер уже связан узами брака...

Тягучие холодные слова парализуют как змеиный яд. Многоголосая не-тишина вязнет в одном остановившемся мгновении.

Отравленные, умирают надежды и мечты.

Выбор ясен: не защитишь – потеряешь, не уничтожишь яд этих слов, не изгонишь того, кто произносит их, – весь мир твой рухнет, взорвётся карточным домиком, рассыплется радужными осколками, не соберёшь. Не будет ни дома, ни жены, ни детей, ни тёплых вечеров, ни горячих ночей вместе, ничего этого уже не случится, жизнь кончится, не начавшись...

... если отдать победу напавшему на их семью врагу.

– Что за бред ты несёшь?

Крик возвращается резкой болью в сорванной глотке.

Всего один судорожный вдох, всего миг остановки – и реальность тут же бросается доказывать всеми возможными способами своё безусловное существование. Тысячи звуков рвутся в уши: треск ткани, пыхтение, охи, ахи, голоса – такие чужие, такие ненужные здесь. В нос бьют запахи: пыль и чересчур сладкие цветы, вонь целебных зелий и ароматы кухни, кровь. Глаза режут яркие цвета; фигуры то смазываются, то вновь становятся чёткими, настоящими. Душно, жарко, пот течёт по спине, мышцы звенят от напряжения.

Враг почти не сопротивляется, болтается в руках безвольной тряпкой.

Чёрные волосы хлещут по впалым щекам, блестит влажная, нездоровая кожа, раздуваются крылья хищного носа, кривятся плотно сжатые бесцветные губы, дёргается кадык на тощей шее, во взгляде – ненависть.

– Гарри, остановись, ты его убьёшь!
– Стой, Гарри!
– Да остановись же!

Наваливаются гурьбой, разжимают пальцы, оттаскивают.

Частое дыхание охлаждает и согревает висок, щеку:

– Всё будет хорошо, дружище, слышишь, всё будет хорошо, справимся.

Кто-то всхлипывает. Шум, топот, гомон толпы растёт.

Снейп хрипло говорит:

– Оставьте, мисс Грейнджер. Мне ваша помощь не нужна.

Его лицо пепельного оттенка, губа разбита, ворот мантии разорван. Гермиона – рядом, протягивает платок. Снейп смотрит на неё так, словно изучает ингредиент для зелья, и тот ему, несомненно, не нравится, но платок берёт, прижимает ко рту. Белое тут же заляпывается красным.

Понимание, что сорвался, что сделал только хуже, что так было нельзя, холодным потом прошибает кожу, мурашками марширует по спине, рукам, ногам.

Свадьба сорвана?

Нет, нет! Нельзя позволить Снейпу победить!

На его лице кровь... Но подумать о собственной вине можно и потом, не здесь. Лучше пусть считают нецивилизованным варваром, чем проявить хоть каплю сомнений в своём праве любой ценой защитить Джинни, будущих детей, их счастливую жизнь.

Оправдывающийся – виноват. А значит – слаб. Так что за недружелюбный приём Снейп извинений не дождётся. Сейчас уж точно!

А вот ему придётся и извиняться, и оправдываться, и объясняться. И непременно исправить всё. Вернуть всё, как было, до мелодраматического выхода с абсолютно бредовым заявлением!

– Я в порядке. Справлюсь.

Гарри отвёл руку Рона, поднялся, одёрнул сюртук. Чёртов галстук удавкой впился в шею, прочь его.

Кругом сосредоточенные молчаливые друзья и шумные взбудораженные незнакомцы. В палатке собралось без малого пять сотен человек, но кажется, что больше, много больше – тысячи взглядов сверлят спину. И, похоже, перья журналистов уже радостно скрипят.

Челюсть свело, словно судорогой. Кулаки сжались.

Рон тут как тут, хлопнул по спине, обнял за плечи:

– Ты как, друг?

Гарри вырвался.

– Нормально.

Пусть впереди, над разъединившей их шумной толпой, мрачной чёрной цаплей возвышается потрёпанный, болезненно-бледный враг, победы-то нет. Ничто ещё не закончено.

Гарри оглянулся.

Ни Джинни, ни её родителей нигде не видно. Рядом – Джордж, Невилл, Билл, Шеймус, Джастин. За спокойной уверенностью на их лицах, за их широкими спинами – любопытствующая, жадная, охочая до развлечений толпа. Чтоб её!

Гарри ослепила вспышка колдоаппарата, ещё одна.

Ну вот, газетчики пожаловали. Везде пролезут, сунут любопытный нос, ославят на весь мир.

– Мисс Скиттер, здесь запрещено снимать.

– Рон, отпусти её. Это бесполезно.

– Но Гарри...

– Всё хорошо, Рон. Я... – Гарри прикрыл рукой слезящиеся глаза, перевёл дыхание: сейчас главное – Снейп, потом Джинни. Поговорить с ней, с мистером и миссис Уизли...

Вот же чёрт! Но он абсолютно ни в чём не виноват! Не его вина, что Снейп совсем с катушек съехал. Заявиться на свадьбу с таким... таким... с такой хренью! Мерлин! Проклятье, а не человек.

Да каждый бы сорвался в этих обстоятельствах, любой бы вспылил!

Гарри нашёл взглядом бледное лицо Снейпа и, уже не отпуская его ни на миг, обратился к Рону:

– Найди Доджа, не дай старику улизнуть, понял? Я к вам скоро подойду, со Снейпом только поговорю и подойду к вам вместе с ним. Он должен старику всё прояснить, как-то его убедить. И мне плевать, что именно он будет говорить и чем клясться, но объясниться ему придётся. И мы всё продолжим, всё закончим, как планировали, ничего отменять не будем... Дементоровы яйца! Да кто-нибудь, наконец! Успокойте этих людей!

– Ладно, ладно, Гарри, ты это, только успокойся. Всё будет сделано.

Но ушёл Рон, только заручившись, что Билл выполнит его: «Глаз с Гарри не спускай! »

– Дамы и господа, – подал голос Невилл: вот уж кто сохраняет спокойствие в любой ситуации. – Прошу вас на выход, но не расходиться. В ближайшей палатке мы найдём напитки и закуски. У нас всех есть возможность немного перекусить и отдохнуть, пока будущие новобрачные улаживают небольшое недоразумение. Прошу вас, дамы и господа, прошу!

– Прошу вас, леди и джентльмены, – подхватил Джордж и, широко раскинув руки, шагнул в сторону дружно отшатнувшихся от него гостей.

Гарри оставался на месте, пока из поля зрения не исчезли все, за исключением одного человека.

Снейп стоял посредине красной ковровой дорожки ярдах в десяти. Окровавленный платок исчез, слева по скуле и выше расплывался отвратительно выглядящий розово-фиолетовый синяк. Нижняя губа сильно распухла.

Как всегда выпендривается! Убрать эти повреждения легче лёгкого: взмахнул волшебной палочкой, и порядок. Но нет, куда там! Это же Снейп, он же пока ситуацию в свою сторону не вывернет – не успокоится, ему ж надо перед всеми страдальцем вырядиться, на чувстве вины сыграть!

Гарри шумно выдохнул сквозь зубы.

Противней всего, что бледный вид Снейпа заставлял стыдиться своего, пусть и чересчур агрессивного, но правильного, полностью оправданного поступка.

– Возьми себя в руки, не злись. Или сразу ему сдавайся! – сказал Билл.

Он, похоже, всерьёз воспринял наказ Рона не отходить ни на шаг и, когда Гарри вплотную подошёл к Снейпу, стал между ними.

Третьей силой? Арбитром? Вовсе нет. Гарри знал, что Билл целиком и полностью на его стороне. Он только заботится, чтобы Гарри ещё больше не вляпался. Убийство свадьбу точно сорвёт. А этого допускать нельзя.

И хорошо бы самому об этом не позабыть! Тем более, когда от Снейпа буквально разит ненавистью и презрением.

– Уверен, Поттер, ваш отец и его друзья сейчас бы безмерно гордились вами.

Слова Снейпа Гарри проигнорировал. Он их не услышал, точка. Сорваться повторно – ну уж нет, он не дурак, чтобы поддаться так просто и легко.

– Я требую объяснений.

Лучшая защита – нападение. В данном случае надавить, быть последовательным, заставить оправдываться – единственный стоящий выбор. И не отвлекаться ни на какие подначки!

– Я требую, чтобы вы объяснили мне, зачем пришли сюда, зачем пытаетесь нам помешать, зачем весь этот драматизм, весь этот бред... Да, и ещё: на ком это, по-вашему, я женат? Кто она? Как зовут это несчастное измышление вашей больной головы? С чего вы вообще это взяли?

Снейп вскинул подбородок, задирая нос выше, прищурился, уголок губ дёрнулся, приоткрывая острые резцы. Взглядом, конечно, не убьёшь: но если б кому и удалось, так это Снейпу – здесь и сейчас.

– О, как вы заговорили, Поттер. Какой тон, а взгляд... Вы выросли, поздравляю. Настоящий мародёр: без мозгов, но с кулаками. Самоуверенный болван, убеждённый, что все ему что-то должны. Молодец, Поттер. Весь в папочку.

Гарри словно окатило жаром, кровь вскипела от неутолённой жажды сломать этот длинный нос, скрутить его обладателя, вбить слова, взгляды, поступки в глотку – все до единого, что достались ему по жизни от этого ублюдка. И неважно уже, на чьей он был когда-то стороне, кому служил, кого защищал. То, как он это делал, и то, что он делал сейчас, перевешивало всё.

Гарри подался вперёд и натолкнулся на непрошибаемую стену. Билл встал перед ним, удержал за плечи, толкнул назад.

– Остынь, – прозвучало веско.

Гарри «остыл». Короткие ногти впились в ладони до боли.

Добиться объяснений, всё уладить, продолжить свадьбу – его цель. Нельзя об этом забывать, поддаваться на провокации Снейпа.

– Отвечайте за свои поступки. Мнения оставьте при себе. Говорите, наконец! Или вам нечего сказать по делу?

Голову сносило от желания хоть раз взять верх, поставить зарвавшегося мерзавца на место. Но не кулаками, в этом ублюдок прав.

По распухшим губам Снейпа скользнула недобрая ухмылка. Тонкая, натянувшаяся кожа лопнула, потекла кровь.

Поганец её облизал. Медленно.

– Ну! – рявкнул Гарри.

Снейп молчал. Губы кривились, глаза блестели, на лбу выступили крупные капли пота. Скрещенные на груди руки прижимали к худому телу порванную мантию. Снейпа заметно трясло – от гнева не иначе.

Гарри вдруг уколола жалость.

Выглядел Снейп всё же отвратительно. Потрёпанный, тощий, взмокший, бледный. Нет, это больше чем бледность. Он весь какой-то серый, руки и лицо, даже губы. Кроме синеющей скулы и размазанной по подбородку крови.

Тяжело ненавидеть его такого, помнить, что это – враг. Но дать слабинку в его присутствии – предать их с Джинни будущее.

Слава Мерлину, молчал Снейп недолго. Стоило ему открыть рот, как иллюзия немощной слабости развеялась как дым – вместе с непрошеной жалостью Гарри.

– Я правильно вас понял? – повторил Гарри, пытаясь осмыслить не укладывающийся в голове бред. – Вы сказали: «Альбус Дамблдор соединил нас с вами брачными узами», так? То есть вы – мой... м-мм... жена. Так что ли?

Губы упорно складывались в улыбку, в горле клокотал подступающий смех, но Гарри постарался взять себя в руки.

– И вы предполагаете, что я поверю в это? – медленно проговорил он. – Соглашусь, что Альбус Дамблдор, тот самый Альбус Дамблдор, которого мы все знали, величайший волшебник и добрейший и мудрейший человек, мог пойти на то, чтобы соединить в браке двух мужчин? Больше того, меня – ещё несовершеннолетнего и вас – моего преподавателя, как бы там ни было? И это в Хогвартсе? Да и вообще – меня с вами. Вслушайтесь в это! Меня! С вами! И вы хотите, чтобы я поверил в эту чушь?

Гарри не мог продолжать, смех рвался из груди.

Он хохотал до слёз, запрокидывая голову и размахивая руками, и не мог остановиться до тех пор, пока Билл не схватил его за плечо.

– Мерлин, – прошипел Гарри, растирая место, где наверняка останутся неслабые синяки. – Спасибо, Билл.

– Не за что. Всегда пожалуйста.

Ну что ж! Зато теперь убедить Эльфиаса Доджа продолжить церемонию будет легче лёгкого. Снейп совершенно спятил. Это же очевидно.

Но прежде чем тащить больного к Доджу, стоило ещё кое-что уточнить.

– То есть вы утверждаете, что Альбус Дамблдор провёл брачный обряд над двумя мужчинами... над нами. Хорошо-хорошо, допустим, я правда поверил, что это произошло.

Гарри широко развел руками, кивнул Биллу, улыбнулся кажущемуся всё более невменяемым Снейпу.

– Но зачем? Зачем бы ему это делать, мистер Снейп? И с какой радости ему нарушать закон? С чего бы Альбусу Дамблдору так поступать?

Снейп уже не выглядел таким высокомерным придурком, как всего несколько минут назад. Он как-то стух, съёжился, посерел ещё больше.

– Я должен был присматривать за вами, защищать вас, иметь возможность в любой момент найти... отдать вам меч, – запинаясь, будто нехотя, пробормотал Снейп.

– И что с того? Как это связано? – воскликнул Гарри и отмахнулся от Билла: – Да спокоен я! Что, не видно?!

Снейп заговорил после недолгой паузы:

– Поттер, не поверите мне, женитесь на Уизли – обет свяжет нас троих. Хотите этого? Я – нет. Что должен был, я сделал: писал вам – вы не ответили, добрался сюда, остановил. Теперь ваш ход. Так делайте же наконец, что должны, вы, идиот...

Гарри не успел ничего сказать. Снейп вдруг осел, сложился всем своим худым и длинным телом, завалился на бок, расплескав на ковре вокруг себя чёрную мантию, голова с глухим стуком соприкоснулась с дощатым полом, глаза закатились, кровь тонкой полоской вновь зазмеилась по подбородку и острой скуле.

Уверенность Гарри в том, что всё ещё наладится и станет хорошо, шаталась как пьяная и явно собиралась пасть к ногам поверженного Снейпа.

Именно это и произошло, когда Билл поднялся с корточек и сказал:

– У него сильный жар. Надо звать целителя. Похоже, это что-то серьёзное.



Глава 3.

Он выжил. И в этом не было ничего хорошего или правильного.

Хуже того, он выздоровел. И даже персонал больницы, целиком и полностью состоящий из некомпетентных бестолочей, не оправдал его крепких поначалу, но за год почти совершенно истлевших надежд.

Смерть довольно долго стояла рядом, манила к себе. Из её пустых глазниц струилась тьма, соблазняя обещанием вечного покоя без прошлого и будущего, без настоящего.

Он старался. Мерлин-свидетель, он старался, он всеми силами, всем существом стремился к ней. Он желал её как никого и никогда. Но, увы, не смог ни встать, ни протянуть руку, ни даже шевельнуть ресницами. А ленивая тварь так и не удосужилась приблизиться, всё танцевала вокруг, нагоняя холод, туман и тени, то издевательски хохотала, то беспрерывно пела, изводя его гулом непонятных слов, жужжащих, словно потревоженный осиный улей, то молчала, притворялась глухой, не слышащей его безмолвных криков, приказов, просьб, проклятий, пока наконец не бросила его одного бороться против прикосновений чужих рук, всполохов заклинаний и горечи зелий, обжигающих язык и горло, забивающихся в нос, заставляющих лёгкие дышать, а сердце биться.

Обманщица-смерть сбежала, не сдержав обещаний. И его любовь, отравленная жгучей обидой, превратилась в ненависть.

Существование продолжилось.

Настырное, как всё реальное, оно пытало тело болью, жгло холодом и жаром, питало зельями и волшебством, не давало погрузиться в блаженную пустоту и всё забыть. И даже в коротких душных снах не было спасу от терзающих душу воспоминаний и видений другого выбора, иных, совсем не так прожитых лет.

И он позабыл о предательнице-смерти, всю злость и ненависть отдав сильнейшему из врагов – своей проклятой жизни.

Без толку.

Сознание упрямо жило, тело оставалось всё той же безвольной непослушной куклой, не способной пошевелиться, но ощущающей всё, включая зуд из-за усевшейся на кончик носа мухи.

Целители сменяли друг друга, наверняка у его постели побывали все профаны Мунго.

– Уникальный случай! – болтали они и всем скопом размахивали волшебными палочками, тыкали ими чуть ли не в лицо.

В эти тянущиеся, словно долгие часы, минуты «нападений» собственная абсолютная безоружность сводила Северуса с ума, заставляла чувствовать себя голым и беззащитным, корчиться от гнева, рвать душу в попытках одолеть слабость, пошевелить хотя бы пальцем, избавиться от бесцеремонных прикосновений и бестолковых рассуждений ненавистных глупцов.

– Вроде бы вот это средство ещё не применяли, – восклицал очередной идиот. – Может, попробуем? Хуже-то точно не будет.

Иногда к компании старожил присоединялся новичок, и Северус ждал, затаив дыхание, вдруг именно этот догадается... Но в Мунго, без сомнений, набирали на работу только и исключительно бездарей, ничего не смыслящих ни в целительстве, ни в зельеварении.

Сборище кретинов перемещалось к следующему больному, пугая простака заковыристыми фразами на латыни. Северус оставался в одиночестве, за шуршащей на сквозняке занавеской, отгораживающей его постель от остального мира.

Если б он только мог, то стоя аплодировал бы выдумщице-судьбе. Какой сарказм, какая тонкая издёвка: лежать бревном, не в состоянии ни высказать всё, что думает об умственных способностях и знаниях этих горе-целителей, ни подсказать им верное средство, способное его поднять на ноги в тот же день. Оно ведь есть. Только не про его честь. Забавно, не так ли? До скрежета зубовного – ха! и его лишён! – до чего забавно и уморительно смешно!

Время текло невыносимо медленно. Кошмар не прекращался, и Северус никак не мог его остановить. Редкие визиты целителей и частые, но молниеносные явления и исчезновения вечно спешащих домовых эльфов отвлекали совсем ненадолго. И вновь из горячечного тумана возникали лица мертвецов, воспоминания текли потоком, захлёстывали, топили в скуке, злости, ярости, вине... И он погружался в них всё глубже и глубже, прячась от бесконечного настоящего в единственном месте, где мог, там, куда не смел носа сунуть прежде, – в своём ненавистном прошлом.

Ночью и днем, почти без остановки, во сне и наяву, Северус шёл дорогами прошлого, заново переживая в воображении всю жизнь, с младенчества до смерти.

Когда-то он ненавидел вспоминать, но память стала единственной отдушиной, и он схватился за неё обеими руками, вцепился изо всех сил, перетряхнул всю, переворошил до самого дна.

Весьма не бесполезное занятие: старыми дорогами он шёл в сегодняшних ботинках, совершенно никуда не торопясь, и мог разглядывать со всех сторон, размышлять над каждым мало-мальски значимым эпизодом глупой пьесы, в которой довелось играть далеко не самые приятные роли ему самому и другим. Теперь, в бесконечном безвременье настоящего, он мог сколько угодно смотреть на свою жизнь холодным, отстранённым взглядом не актёра, но зрителя, анализировать, критиковать, судить, казнить и даже миловать – было б кого.

Тени прошлого, такие полновесные, яркие, живые поначалу, тускнели с каждым пройденным шагом, пока окончательно не потеряли силу бить до глубины души, как прежде, питаться разбуженной виной, неутолённой страстью.

Всё кончилось. Память стала хрупкой и безжизненной, бесцветной и призрачной, словно вложенный меж страниц давным-давно позабытой книги кленовый лист.

Всё перегорело. Старые раны, столько лет беспокоящие язвы на жизненном пути постепенно, незаметно для него самого затянулись.

Прошлое – прошлому, прах – праху, пепел – пеплу.

И когда звонкий, не слышанный ранее юный голос вдруг взволнованно и дерзко встрял в «учёный» разговор обычного сборища идиотов, и нужное для исцеления зелье оказалось названо, а его приготовление и применение со скрипом, но всё же разрешено (в качестве эксперимента, раз уж ничто другое до сих пор не помогло), Северус не удивился. Он принял происходящее как должное: долгий путь был завершён – жизнь желала продолжаться...

И постепенно просыпалась за огораживающей его мир тканевой занавеской.

Оглушительный храп, доносящийся с ближайшей кровати, развлекал Северуса по-прежнему, как и всю бессонную ночь накануне, заглушая чьи-то тихие стоны, писклявый говор домового эльфа, шаги дежурного целителя, дребезжание склянок...

Северусу ещё нельзя было вставать. Пришлось терпеть привычные прикосновения эльфийской магии и холод очищающих заклинаний.

Но ему уже можно было чуть приподняться на постели, преодолевая дрожь ослабевших за год неподвижности мышц, прислониться к спинке кровати, поставить поднос с завтраком на прикрытые одеялом колени, взять ложку...

Овсянка, которую можно жевать, а не пить, – вкуснейшее из блюд.

Каждое лёгкое движение приносило острейшее наслаждение. Высокая температура, духота, привычно сдавливающая виски боль – какая всё это ерунда! Губы упорно расплывались в улыбке, и выглядел он, наверняка, как последний идиот. Но нет здесь никого, не перед кем держать лицо, а значит можно честно радоваться возвращению того, что замечаешь, только потеряв.

Солнечные зайчики скользили по вышитым на занавесках подснежникам, ложка дрожала в руке, каша пахла невероятно соблазнительно, потрясающе аппетитно, радость жить кружила голову, он улыбался, как мальчишка...

И это незабываемое, восхитительное, принадлежащее только и исключительно ему мгновение испортили.

Прогрохотавший каблуками по деревянному полу остановился, занавеску резко отдёрнули, и внутрь втиснулся неизвестный коротышка в красной аврорской форме, вооружённый волшебной палочкой, с пухлой папкой, зажатой под мышкой, и самопишущим пером, парящим над левым плечом.

– Как только услышал новости, – зачастил он, не удосужившись ни представиться, ни поздороваться, – сейчас же отправился сюда, к вам. Какое счастье, мистер Снейп. Мы уж совсем заждались.

Северус прищурился. В его понимании одним из составляющих счастья было отсутствие подобных визитёров в первое утро после выздоровления.

Коротышка повозился в папке, вытащил свернутый в рулон пергамент, бросил его в воздух. Самопишущее перо изготовилось строчить.

– Итак, мистер Снейп, вы готовы приступать? – поинтересовался, явно для проформы, аврор. Появившаяся на круглом лице улыбка совершенно не изменила холодного выражения серых глаз.

– К чему, собственно?

Смех визитёра не понравился Северусу ещё больше его неискренней улыбки.

– К допросу, конечно.

Хм, вот оно что!

Аврор потёр руки и сообщил елейным голоском:

– Вы ведь не думали, мистер Снейп, что Министерство оставит без подробнейшего разбора ваши действия во время войны? Конечно же, вы не могли так плохо подумать о нас! Вы ведь умный человек, профессор. Сами должны понимать, что вам – правой руке Того-Кого-Нельзя-Было-Когда-то-Называть – никак не удастся избежать вопросов о военных преступлениях. Ваших собственных, ещё чьих-то... Там разберёмся.

Огромный зал Визенгамота, холод наручников, приковывающих к креслу обвиняемого, громада Азкабана – всё это привиделось Северусу в тот же миг, во всех подробностях, крайне чётко, ярко.

– Правосудие не ошибается, – веско добавил коротышка и заулыбался ещё мерзостнее: – Вы ешьте, ешьте, вам поправляться надо поскорее. А то ваш целитель такой правильный, такой заботливый, дал нам всего час для беседы, не больше. Но ничего, вы не переживайте, мистер Снейп. Я еще вернусь сегодня после обеда. И мы продолжим. Всё успеем. Ничего не упустим.

Есть расхотелось совершенно.

– Ну что это вы? – тут же подметил аврор. – Или нечистая совесть не даёт кусок в горло протолкнуть?

Северус вызвал эльфа. Подождал, пока тот всё уберёт. Отказался от предложенного тыквенного сока.

Подснежники на занавеске станцевали последний танец в компании солнечных лучей, дверь в палату захлопнулась, лишая помещение подобия свежего ветерка.

– Задавайте свои вопросы, – сказал Северус спокойно.

По лицу коротышки скользнула тень удивления и неудовольствия.

Северус скривил губы в улыбке.

– Зачем же тратить наш драгоценный час, – заговорил он, цедя слова, играя ими, – на такую ерунду, как представление по всей форме, приветствие и завтрак больного? Несомненно, аврор не должен уронить честь Министерства обыкновенной вежливостью, проявлением хотя бы подобия заботы о здоровье обывателей и соблюдением регламента допроса.

Щёки толстяка вспыхнули ярче его формы, глаза сузились от злости. Но вскочил он с наколдованного стула живо, бодро отрапортовал фамилию и должность, даже поздороваться не забыл, и всё спеша, съедая окончания слов, лишь бы скорей добраться до вожделенных вопросов.

Пусть задаёт – пока возможность есть. После обеда целитель сообщит, что больному стало хуже, «приходите завтра».

Северус включился в игру: слова, уловки – всё знакомое, родное. Ответить многословно, не сказав по сути ничего. Не этому надутому индюку тягаться с ним.

А завтра настанет завтра. И его Северус встретит во всеоружии.

Вот только жаль: такой момент испорчен...

Роль больного пришлась и по душе, и к лицу Северусу – бледному, как никогда отощавшему, с впалыми щеками и тёмными синяками под глазами.

– Смерть, что ль? – первое, что выпалило помутневшее от испуга зеркало в больничной душевой. А ведь оно, что понятно, за долгую жизнь в таком месте навидалось всякого.

Северус живо утихомирил болтливую стекляшку.

Собственный вид удовлетворил его абсолютно. В данных обстоятельствах недостатки внешности стоило принимать за достоинства и дальше стараться выглядеть похуже – лишь бы как можно дольше считаться больным.

К сожалению, приемлемого выхода из ситуации пока не наблюдалось.

Волшебной палочки Северус был лишён, посещения, переписка – запрещены, чтение газет, журналов – тоже. Потенциальные источники информации из соседних палат (из его собственной по распоряжению аврора всех перевели) оказались на редкость бесполезными.

Шеклболт уже год как Министр, в стране наведён жёсткий порядок, бывшим Упивающимся досталось по заслугам. Такая информация не стоила затраченных усилий: предположения подтвердились, ничего нового Северус так и не узнал.

Настала пора решать, что делать дальше.

Накопить силы, добыть волшебную палочку (здесь это явно не составит труда) и – в дальний путь.

Наиболее вероятный вариант развития событий предполагал оставить Англию, бросить всё, что удалось достичь, действием признать вину во всех грехах, что захотят повесить на него, уходить от погони, скрываться, скитаться, искать новое место, привыкать к новым людям, начинать всё заново. Нет, это далеко не лучший вариант.

Подождать развития событий с авроратом, понадеявшись на правосудие?

Глупее некуда, но тоже вариант, пусть и весьма сомнительного свойства.

В основе третьего, и последнего из имеющихся вариантов, лежало неизвестное, не случившееся пока событие, джокер, счастливый случай.

Только глупец надеется на везение и чудеса. Северус – нет, никогда. Рассчитывать можно только на себя, свои ресурсы, силы, ум. Ничто из названного наверняка не подведёт, это надёжно, это правильно. И это совсем не то же самое, что уповать на судьбу, которая на кривой козе вывезет, или на чью-то добровольную или вынужденную помощь.

Вооружившись решением, Северус позволил себе двигаться по всем путям одновременно.

Он тянул время, рассматривая все, даже самые невероятные, возможности, исследуя абсолютно все, даже фантастические, варианты. Он копил силы, присматривался к волшебным палочкам персонала больницы, ища максимально похожую на свою бывшую. Он «сотрудничал» с авроратом, ежедневно вытягивая у Робинсона крохи новой информации в обмен на старую, наверняка бесполезную для следствия.

Поддерживать болезненный вид несложно. Немытая всё это время голова добавила достаточной убедительности его образу, как и натренированный перед зеркалом потухший взгляд и демонстрируемый в нужные моменты лёгкий тремор рук. Число и сила восстанавливающих зелий, назначенных ему обеспокоенным целителем, резко возросли, и Северус быстро пошёл на поправку. Беспокоила его всего лишь привычная, въевшаяся, казалось, под кожу, лихорадка. Но это ведь такая мелочь, не о чем даже говорить, пройдёт.

... Пятый из превратившихся в ежедневную повинность визитов Робинсона подходил к концу.

Всё шло, как обычно. Аврор, сидевший на наколдованном жёстком стуле, задавал вопросы, торопясь, будто к кипящему котлу, не договаривая слова и целые фразы, экономя секунды выделенного ему целителем времени. Расположившийся в кровати полулёжа, со всем удобством опираясь на пышные подушки, Северус более чем неторопливо отвечал, вовсю играя нервами Робинсона и терзая его волшебное перо набором бесполезных по окончании войны фактов и пространных рассуждений о весьма отдалённых от темы допроса вещах.

Разговор перескочил с Малфоев на мальчишку.

Робинсон, видимо, понял, что ничего уже сегодня не добьётся, и заговорил нормальным голосом, не скрывая испытываемой усталости и разочарования:

– Поттер свидетельствовал в вашу защиту, утверждал под присягой, что вы – на нашей стороне.

Северус кивнул. Свидетельство мальчишки наверняка единственная реальная причина нахождения его здесь, в Мунго, а не в министерском лазарете или камере предварительного заключения, что вероятней.

Горькие складки залегли у пухлого рта Робинсона. Он потёр наморщенный лоб, вздохнул.

– Так почему же вы ведёте себя не как добропорядочный гражданин, а как враг? Почему вы покрываете их всех? Почему честно и откровенно не говорите о прошлом? Не называете преступников? Не даёте мне доказательств против них?

Северус молчал. Объяснять очевидное – увольте.

А Робинсон всё жаловался на свою нелёгкую долю и доставшегося ему несговорчивого свидетеля:

– Вы не думайте, что я не понимаю, что вы тут вытворяете. Вы врите, да не завирайтесь. Сегодня суббота. Поттеру я дам ещё день и приведу его на очную ставку сюда, к вам. Посмотрим, как вы запоёте в его присутствии. Он не позволит вам юлить, он честный и ответственный человек. Жаль только, что придётся беспокоить его сразу после свадьбы, но руководство не дало разрешения, попросило подождать, а в понедельник уже можно будет. С ним вы не отвертитесь...

Робинсон говорил ещё что-то, тёр лоб маленькими белыми руками, ерошил короткие светлые волосы, дёргал форменный галстук.

Северус молчал.

Да Поттеру же восемнадцати нет!

Хотя нет, уже есть, ему уже... Никто в здравом уме не женится так рано, куда ему жениться, малолетке?! К чему спешить? Нет, это просто невозможно, не может такого быть, не может!

– Свадьба когда?

– Что? Что вы там хрипите? – Робинсон, поднявшийся со стула, смотрел на Северуса как-то странно. – Что это с вами? Целителя позвать?

– Свадьба когда? – повторил Северус чётко, громко, контролируя эмоции и голос. – Свадьба Поттера?

– Сегодня, во второй половине дня.

Сегодня. Во второй половине дня.

Робинсон вдруг заулыбался:

– Я приглашён. С супругой. Хороший человек – Гарри Поттер. Весь наш отдел пригласил. С нами работать будет, поступил. Кто бы другой в политику подался, а он – к нам, служить и защищать, со всякой мразью общаться, а не с чистюлями в белых воротничках. Честное слово, вот же парень, а! Горжусь им. Как собственным братом горжусь.

Северус прикрыл глаза, лишь бы не видеть довольного румяного лица аврора.

Ещё немного подождать, Робинсон уже уходит, пусть идёт. А время ещё есть. Оно, конечно, на исходе, но в запасе полдня ещё есть. Не годы, как он рассчитывал, всего полдня.

– До свидания, мистер Снейп. Целителя я к вам всё-таки пришлю. Что-то вы совсем сдали, не порядок.

Дверь хлопнула.

Северус разжал кулаки, посмотрел на ладони. Отросшие ногти оставили на бледной коже бесцветные следы. С каждым ударом сердца они наливались кровью, столь же алой, как затопившее душу бешенство.

– Мистер Снейп, – звонкий голос юного дарования больницы имени святого Мунго разорвал звенящую тишину. – Аврор Робинсон сообщил, что вы неважно выглядите. О... да он не преувеличивал. Как вы себя чувствуете? Давайте-ка я вас осмотрю!

– Мне нужно написать письмо.

– Всё не так уж и плохо, сердце пошаливает, печень не в порядке, а так – совсем неплохо, куда лучше, чем вы выглядите...

На вопрос целитель ответил со второй попытки:

– Ну вы же знаете правила, мистер Снейп. Аврор Робинсон строжайше запретил вам переписку, система безопасности – не моя прихоть. И не его. Таковы правила. Да и вам лишнее волнение ни к чему. Каждый раз после визитов аврората ваше самочувствие незначительно, но ухудшается. Надо бы сделать перерыв, на неделю или даже две, пока вы не почувствуете себя лучше. Зелья – зельями, а нервы надо поберечь... Тем более, мистер Снейп, и не спорьте! Жизненно-важным для вас сейчас может быть только отсутствие волнений! Всё подождёт. И не волнуйтесь так!.. Эй, что это вы делаете?!

Волшебная палочка целителя затрепетала словно собственная, едва попав в руки Северуса. Почти идеальная балансировка, сердцевина из жилы дракона – да, рассчитано всё верно. Хотя какой тут расчет? Так, всего лишь догадка, основанная на неявном, но всё же ощущаемом сходстве. Не внешности, конечно – уж слишком юн и смазлив целитель, да и доверчив, словно хаффлпаффец. Ничего, время эти недостатки исправит непременно.

Возмущение и обида пылали в синих глазах целителя, губы кривились от безмолвных проклятий. Petrificus Totalus избавило персонал клиники необходимости бежать туда, где их не ждали, точнее, Северус совершенно не желал видеть. Палочка слушалась удовлетворительно, много лучше, чем он ожидал.

Он отменил первое заклинание.

– Imperio! – и второе заклинание сработало как надо.

Красивые глаза молодого человека наполнились бессмысленной пустотой и желанием исполнить любое повеление Северуса – абсолютно любое и в тот же миг, стоит лишь произнести, пожелать даже мысленно.

Сила текла внутри привычным потоком, даря почти физическое наслаждение полной властью над другим человеком. Противиться этим чувствам, контролировать их было сложно, куда сложней, чем ярость, гнев и злость вместе взятые.

– Веди в совятню, – приказал Северус.

Оставался небольшой шанс отделаться малой кровью. Но поднимаясь по лестнице за невольным проводником, планируя текст письма мальчишке, Северус уже чувствовал: этим дело не кончится. В делах с Поттерами ему никогда не везло.



Глава 4.

Худшие опасения Гарри подтвердил мягко журчащий грудной голос:

– Больной в тяжёлом состоянии, серьёзно ослаблен. Необходима срочная госпитализация, здесь я ничем не могу ему помочь.

Полная рыжая дама в алом платье ловко поднялась с колен, отряхнула рукава, кружевным платочком протёрла руки, унизанные драгоценными перстнями. Снейп остался внизу, лежать на полу сломанной бесчувственной куклой. Восковая бледность его лица и рук, посеревшие губы и синяки на скуле, ещё темнее – под глазами, безмолвно доказывали правоту целительницы.

Гарри отвёл взгляд от стыдящей, бьющей наотмашь по развопившейся совести картины чужой слабости и болезни. Болезни, к которой самому Гарри довелось приложить руку и не просто приложить, а припечатать – со всей дури, ярости и душащей до сих пор злости.

– В больнице его ждёт строгий постельный режим, курс интенсивной зельетерапии. Дополнительно проконсультируюсь с коллегами, возможно, у него имеются внутренние, на данный момент ещё не выявленные повреждения.

Больше всего хотелось вернуть время назад, стереть чёрное пятно с ковра, да и вообще – из жизни. Но вот же проклятье, это невозможно. А значит... Да! Именно! Надо поспорить, возразить, сказать, что нет, ни в коем случае, что сначала Снейп должен исправить всё разрушенное своим внезапным выступлением, а потом уж пусть девается... да куда угодно девается, лишь бы отсюда и навсегда!

Но требовать даже крайне важного от больного, кем бы он ни был и что бы ни натворил, Гарри не мог. Не имел он такого права – и потому молчал, стиснув зубы и стараясь ими громко не скрипеть.

Эх, проснуться бы, а. Раз, взять и очнуться, вырваться из кошмара. Два, перевести дух и, вытерев взмокший лоб и ладони, добраться до комнаты Рона. Три, разбудить его, по обыкновению сладко храпящего, чего бы эта труднейшая задача ни стоила. И вот уж тут отвести душу, пересказывая приснившиеся ужасы, и, смеясь до колик в животе, забыть их навсегда. И никогда, никогда больше не вспоминать и жить счастливо.

Но сон всё не кончался. Щипок принёс только боль. Всё осталось прежним: и Билл рядом, и Снейп на полу, и целительница, болтающая без остановки.

–... хм, кого-то он мне напоминает, никак не могу вспомнить. Но в любом случае, решено, транспортная бригада заберёт его немедленно.

Целительница взмахнула волшебной палочкой, и из воздуха тут же материализовалась парочка домовых эльфов в набедренных повязках с алой буквой «М» на самом видном месте.

– В пятую палату его, – приказала дама категоричным, жёстким тоном. – Доставить, вымыть, одеть, вызвать молодого Рескавитавичуса к нему. Немедленно выполнять!

– Есть, мэм, – гаркнули эльфы хором и исчезли.

Снейп растворился в воздухе вместе с ними, не оставив после себя ничего, кроме капель крови на сосновых досках и неподлежащих восстановлению руин так и не случившейся счастливой семейной жизни Гарри.

Всё кончилось. Ком в горле не позволял произнести и слова. А даже если б мог: что говорить? О чём вообще тут можно говорить?

У Билла, нашедшего среди гостей целительницу, приведшего её сюда и всё это время развлекавшего разговорами, слова нашлись:

– Благодарю вас, миссис Траумф, что откликнулись и не отказались осмотреть больного.

– Ну что вы, юноша, это же мой долг, – миссис Траумф негромко рассмеялась. – Чего только не случается на свадьбах. Как-то мне довелось принимать даже роды в таких совершенно неподходящих условиях. А здесь – пустяки, не стоит и упоминания, такая мелочь.

Мелочь... Пустяки...

Навалившаяся апатия оглушила, ослепила, лишила сил. То ли подрубила под корень, то ли выдернула землю из-под ног. Перевернула мир вверх тормашками, перетрясла всё, подняв на поверхность студенистую массу растерянных чувств и беспорядочных нерешительных мыслишек.

Что делать? Что тут уже сделаешь? Что говорить? Что б ни сказал, что б ни сделал – это что-то изменит, исправит, вернёт, как было?

В голове гулко звенела пустота, в горле копилась горечь, взгляд всё не мог оторваться от пола у ножки криво отодвинутого стула.

Венок из белых роз, ещё утром крепко-накрепко привязанный к подлокотнику атласными лентами, обвис до самого пола, лепестки нижних цветов почти касались подсохших бурых пятен.

До чего ж символично, а! Даже отсутствующий, Снейп поганил собою всё, чего коснулся, куда ступила его нога, где ядовитое дыхание вырвалось из глотки.

Несправедливо! Ну до чего несправедливо!

Ну что за жизнь такая, а? Как всегда, подсовывает мерзость вместо мечты, и вновь надо бороться, как-то сражаться, как-то побеждать... Вот только как?! И что он скажет Джинни? Что ей говорить?

Придумать хоть что-то, решить не получалось. Целительница говорила и говорила, отвлекая от пляшущих мыслей, всё никак не могла заткнуться. Гарри её почти возненавидел.

Минуту тишины! Всего минуту! Что, нельзя помолчать хотя бы миг?! Хотя б одно треклятое мгновение тишины!

Подумать здраво, переварить всё это, взять себя в руки, выползти из-под завала несбывшихся надежд. Подняться, вдохнуть и выдохнуть всей грудью, пойти вперёд – куда угодно, только б дальше, только б не стоять здесь так! Идти! Не ныть! Верить всей душой, что всё не зря, что справишься, что победишь...

– Это же ваш близкий знакомый, мистер Поттер, да? Возможно, в порядке исключения, мы вызовем для него помощь из Берлина. Доктор Штраус – превосходный специалист, его консультация в данном случае будет бесценна. Он поднимал на ноги и не таких. Не беспокойтесь, молодой человек. Всё наладится, всё будет хорошо. Дайте-ка, я проверю ваш пульс, вы что-то слишком бледны, да и дыхание мне ваше не нравится... И руки ледяные. Что это с вами, милый мой? Ну-ну, не стоит так волноваться.

«Как, Гарри, разве ты не знаешь её? Это же миссис Хильда Траумф – известная целительница! » схватила Гарри за руку, вцепилась в запястье удивительно сильными для женщины пальцами и замолчала – но только на мгновение.

– Вот, выпейте сейчас же, – приказала она, пихнув в ладонь Гарри флакончик с зельем, выуженный из невидимого глазу кармана пышного платья. – Волнение на свадьбе – это так естественно, да и события способствуют, но настолько запускать себя нельзя, мой милый друг. Небольшая порция успокоительного будет вам только на пользу. Пейте-пейте, и не кривитесь так. Вы же взрослый человек. Должны бы уже привыкнуть.

Чьи-то звучащие всё громче голоса отвлекли внимание чрезмерно заботливой дамы. Гарри наконец смог вырваться из её рук. Непрошеные советы и помощь едва не довели его до исступления.

Неизвестный светловолосый парень, одного роста с Гарри, но куда шире в плечах и полнее, спорил с Джорджем, охранявшим вход в свадебную палатку. Что удивительно, Джордж настойчивого гостя не только пропустил, но и сам двинулся за ним следом, оставив «пост» на Шеймуса.

– Алан Робинсон, – представился запыхавшийся незнакомец и зачастил: – Милли беременна, поздний срок уже, а тут толпа, так душно, ей стало нехорошо, мы вышли. Я и не знал, что случилось, а тут как сказали... Простите, мистер Поттер, то есть Гарри, я не буду испытывать ваше терпение, но это правда? Снейп здесь? Где он?

Робинсон крутил головой, явно пытаясь высмотреть того, о ком спрашивал.

– Где он? К-куда делся?.. А он точно был здесь? Вы не подумайте, что я лезу не в своё дело, но Снейп – мой поднадзорный. Сегодня я допрашивал его. Он ещё как-то странно, нетипично отреагировал на сообщение о вашей свадьбе. Я не собирался говорить, так, к слову пришлось, я только припугнуть его хотел немного. Да это, наверное, неважно сейчас. С ним, знаете ли, ужасно тяжело, в-высокомерный убл... Извините, мэм, вырвалось.

Целительница с нескрываемым любопытством прислушивалась к разговору. Аврор немного заикался, размахивал руками.

Тут Гарри вспомнил его: один из новичков, только в этом году закончивших аврорскую школу, где ему самому придётся учиться. В числе прочих Гарри приглашал на свадьбу и его. Да, точно, это он. Гарри словно бы увидел, как они вместе с Кингсли заходят в захламлённый кабинет: поприветствовать будущих коллег, сообщить им новость о поступлении, пригласить на торжество, отмахнувшись от неловких отказов простым: «Вот и познакомимся получше! » Робинсон был среди них, сейчас Гарри его хорошо вспомнил: открытое круглое лицо и честный взгляд, новенькое золотое кольцо на пальце, невиданный порядок на столе.

– Так был здесь Снейп? Вы видели его? – пытливо спрашивал у всех аврор.

Ответила ему целительница:

– Болезненно-истощённый, высокий, черноволосый человек? Нос ещё у него такой... характерный. Это его вы ищете?

– Да, да, мэм, – обрадовался Робинсон. – Вы видели его?

– Да, конечно, да. Я только что отправила больного в Мунго. Вы ведь встречались с ним, я правильно поняла? И как он чувствовал себя сегодня поутру? Нет, я решительно не понимаю, как человек в таком плачевном состоянии мог оказаться здесь! Объясните мне это, аврор!

Робинсон попятился от неуклонно наступающей на него миссис Траумф.

– Не могу знать, мэм. Целителя Перелли я проинформировал перед уходом, что мистер Снейп ведёт себя странно и плохо выглядит.

Она всплеснула руками.

– Перелли? Вы сказали Перелли? Так вот где я видела этого больного раньше! То-то он мне знакомым показался! Это же тот нервно-шоковый паралитик, успешно прошедший курс экспериментального лечения Перелли-Боунса. Не думала, что он до сих пор настолько плох. Сама я в обходах редко участвую, других забот хватает... Перелли казался мне более ответственным. Как мог он отпустить больного в таком состоянии?

Робинсон пытался что-то возразить, но порозовевшая до корней волос, возбуждённо жестикулирующая дама не желала никого слушать.

– Нет, не-е-т, это никуда не годится. Мальчишка разбаловался вконец, похвалы коллег ударили в его смазливую голову, вот и творит, что хочет. А я ведь говорила главному, что так и будет, а он: юное дарование! дорогу молодым! Ну и что из этого получилось?!

Румянец на щеках целительницы сравнялся по цвету с её ярко-алым платьем. Глаза яростно сверкали.

– Отпустить такого больного... Куда смотрели его бесстыжие глаза?!

Гарри не знал, на кого она так разозлилась, но бедняге можно было только посочувствовать.

– Нет, я не могу ждать, надо поговорить с ним немедленно! – воскликнула целительница. – Господа, прошу меня простить!

Она аппарировала прямо с места, без предупреждения. Наступившая после её более чем эффектного исчезновения тишина завораживала.

Гарри с облегчением вздохнул. Но сосредоточиться и обдумать хоть немного случившееся не удалось. Робинсон помешал.

– Снейп был здесь. Но это невозможно. Это же прямое нарушение, я должен сообщить...

– Стойте, – Гарри схватил за руку аврора, явно собравшегося последовать примеру целительницы. – Алан, да? Послушайте, Алан, вы доложите обо всём чуть позже, Снейп уже никуда не денется, миссис Траумф присмотрит за ним. А вы пока... Похоже, сейчас вы знаете больше всех нас. Пожалуйста, расскажите нам. Это важно.

Робинсон неуверенно улыбнулся.

– Пожалуйста, Алан, – просил Гарри, – не отказывайте, помогите мне.

– Я должен срочно доложить... Да тут и рассказывать не о чем, Гарри.

Джордж хмыкнул:

– Раз говорить особо не о чем, то и времени это много не займёт.

Аврор никак не желал задерживаться.

– Алан, прошу вас, – повторил просьбу Гарри.

Робинсон вздохнул, пятернёй пригладил светлые волосы, и они встопорщились больше прежнего.

– Да не о чем тут особо и говорить, – неуверенно протянул он, потом зачастил: – Из Мунго пришло сообщение во вторник, в восемь тридцать пять утра. Я сразу же отправился на место, выяснил, что Снейп, до того находившийся в коме, очнулся. Целитель оказался несговорчивым, пришлось обратиться к их главному. Дай волю этому Перелли, так к Снейпу ещё с месяц никто бы не подошёл ни с одним вопросом. Я провёл пять часовых допросов. Снейп ведёт себя нагло, вызывающе. Сотрудничает, это да, но так, что лучше б молчал, никакого толку от его информации нет. Закрытый тип, изворотливый, помогать следствию категорически не желает. Общаться с ним – как с гадюкой какой-то. Потом трясёт по полдня, едва отойдёшь – снова с ним пора встречаться.

Робинсон рубанул рукой воздух, фыркнул зло:

– Не знаю, Гарри, как и сказать вам, чтоб не обидеть... Вы уверены, что он на нашей стороне? Мне как-то с Макнейром довелось работать, так с тем и то было легче, а этот издевается буквально каждым словом, выворачивает все мои вопросы наизнанку, и всё с ехидцей и насмешкой. Да Пожиратель он! В Азкабане ему самое место! А может, всё-таки... Вы и правда уверены, что он – наш?

– Наш он, наш, – в чём-чём, а в этом Гарри не сомневался.

– А лучше б был чужой, – сказал Робинсон. – Тогда б мне дали разрешение на применение спецсредств. Под Веритасерумом он живо бы запел по-другому, только успевай записывать. Правда, Перелли точно б взвился до небес. Всё твердит, что Снейп серьёзно ослаблен, волноваться ему никак нельзя. Но я б этого заносчивого итальяшку уломал. Главный у них в Мунго хороший, наш человек, разрешение на допрос подписал не читая.

Билл уточнил:

– Снейп серьёзно болен? Что говорит целитель?

– А что ему говорить? Лихорадка, высокая температура держится постоянно. Честное слово, что у них уже перечного зелья нет? Всякий знает, что это лечится на раз-два. А они всё мудрят... Да что с Перелли взять, мальчишка желторотый ещё, какой с него целитель! Миссис Траумф права – важничает он и задирает длинный нос без меры совершенно! И препятствует следствию. Уж сколько раз я с ним говорил, а он всё одно твердит: больному нельзя волноваться. Да что ему до наших дел, он же чужеземец. Вот честно, даже рад, что Перелли сейчас получит втык от руководства, что Снейпа упустил. Давно его проучить пора.

Высказав наболевшее, Робинсон немного притих.

– Я не собирался о вашей свадьбе говорить. Только сил никаких уже не было бред Снейпа слушать. Вот я и припугнул его очной ставкой. И объяснил, почему не сегодня. Так он аж весь с лица сошёл, аж посерел вмиг. Я подумал, плохо ему стало опять. У него, знаете, бывало уже так: отвечает, отвечает, а потом раз – и как в ступор впадает, глаза в одну точку и не моргают, только руки чуть дрожат. Страшновато смотреть. После этого он всегда такой бред нёс... Ну, то есть больший, чем всегда, бред.

Бред больного Снейпа – звучало оптимистично.

Гарри вскинул голову.

– Бред, говорите?

– Ну да, – ответил Робинсон с усмешкой. – Вот сегодня было: отвечает про Малфоев, всё нормально, нормально, только до чего-то мало-мальски важного дошёл, и раз, вдруг начинает про коллекцию старинных часов рассказывать. И так красиво рассказывает – заслушаешься. Но стоит ему про Малфоев напомнить и всё, тут же как стухнет весь и молчит минут десять. Я целителя первый раз позвал, так меня живо из палаты выставили. С тех пор пережидаю просто. Снейп посидит-посидит, в себя придёт, дальше можно спрашивать, только о другом чём-то.

Гарри переглянулся с Биллом.

– А про что ещё он рассказывал?

– Да про зелья, про книжки в хогвартской библиотеке, про учеников своих... Я-то сам в Хогвартсе не учился и думаю – слава Мерлину, что не довелось. Тяжело с ним работать. Мало того, что гад гадом, когда нормальный, так ещё и того, с приветом, совсем псих.

Сейчас Гарри никак не мог понять, а почему, собственно, он поверил откровенно бредовому рассказу, стоило Снейпу свалиться в обморок? Да от того, что Снейп болен, его история не приобрела ни капли достоверности! Наоборот!

– Спасибо вам, Алан. Вы очень помогли.

– Да я всегда с радостью. Как же не помочь Гарри Поттеру? – Робинсон улыбнулся. – Я ещё тогда хотел вам сказать: до чего же здорово будет работать вместе. Очень рад.

Гарри пожал протянутую руку. Аврор Робинсон нравился ему всё больше.

– Спасибо, Алан. Не знаю, что бы я делал без вашего рассказа. Спасибо, что поделились.

– Да не за что, – Робинсон заметно смутился. – Я уже пойду, хорошо? Милли наверняка волнуется, куда я подевался. Так предупрежу её и на работу, ненадолго, рапорт только написать, и вернусь. До чего ж хочется успеть на вашей свадьбе пару танцев станцевать.

– Непременно станцуете и не пару, а много танцев, – заверил его Гарри, дружески хлопнул по плечу.

Робинсон торопливо отправился к выходу из палатки, и Гарри повернулся к друзьям.

– Ну что, – заговорил он с улыбкой, – Снейп спятил, это уже очевидно. Сейчас поговорим с Доджем и продолжим.

– А ты ничего такого не помнишь, Гарри? – поинтересовался Джордж.

– Нет, потому что ничего такого не было, – отрезал Гарри.

– А если...

– Нет никаких если!

Билл покачал головой.

– Ты мог забыть.

– Я не мог забыть, потому что нечего забывать! Снейп спятил. Точка. Ты же сам слышал Робинсона вон только что! Или ты прослушал? Парень же сказал: он так всё время себя ведёт. В чём тут сомневаться? Понятно же всё! Ясно, как день, что Снейп спятил.

– Снейп вовсе не выглядел сумасшедшим, – возразил Билл. – Он говорил убедительно и вполне логично. Робинсон может ошибаться.

Гарри едва не зарычал от вновь вспыхнувшей злости:

– Робинсон не ошибается!

– Снейп способен и не такую роль сыграть, – поддакнул брату Джордж. – Если ему надо, он не только Робинсона, он любого обведёт вокруг пальца. Откуда мы знаем, вдруг ему выгодно казаться психом? Может, он притворяется?

Да что ж такое!

– Даже если и может! – Гарри почти кричал. – Этого не произошло! Слышите?! Ничего этого не происходило нигде, кроме больной головы Снейпа!

Билл упорствовал. Джордж сомневался.

Гарри прищурился.

– Тогда сними с меня Obliviate, Билл. Ты же предполагаешь, что я под проклятьем, да? Если ты считаешь, что я «забыл», что это и правда произошло, то я согласен. Сними с меня заклинание. Ты ведь можешь.

Билл нахмурился. Шрамы на его лице побелели.

Гарри шагнул к нему вплотную и, чуть запрокинув в голову, попросил, глядя будущему шурину прямо в глаза:

– Давай, Билл. И закончим уже с этой историей.

– Я не специалист...

– Ты – съёмщик заклятий в Гринготтсе. Кто сумеет сделать это лучше тебя?

– Множество...

– Но этого множества здесь сейчас нет. Давай, соглашайся. Нельзя заставлять всех столько ждать. Джинни волнуется. Ну давай же, Билл!

Тот наконец вытащил волшебную палочку.

Гарри и секунды не сомневался, он знал: всё получится, не может не получиться. Чокнутый Снейп – последнее препятствие на пути к счастью. Надо всего лишь пройти это испытание. И всё.

Билл взмахнул волшебной палочкой. Гарри закрыл глаза.



Глава 5.

– Джордж, только не говори, что ты даже и не сомневался! Уставился на меня с таким выражением лица! Видел бы ты себя со стороны, – Гарри расхохотался.

Джордж заулыбался, сначала немного неуверенно, затем так явно радуясь, что у Гарри отлегло от сердца.

– И что же? Ты ничего не вспомнил?

Напористый тон и подозрительный, хмурый взгляд Билла Гарри совершенно не понравились. Ему что – не верят?

– А что, по-твоему, я мог вспомнить? Венчающего Дамблдора? Фату на голове Снейпа? Или на собственной, не вздумай, Мерлин, голове? Или момент после «а теперь жених может поцеловать невесту»? Ты это серьёзно, Билл?

Следуя за словами, бездумно рвущимися с языка, Гарри невольно представил Снейпа, обряженного помимо обычной чёрной мантии в белую с вышитыми розочками фату. Веночек криво сидел на сальной голове. Взгляд «невесты» пылал от лютой ненависти.

Смех застрял в горле. Гарри и хотел бы затормозить, остановиться, но своевольное воображение уже подсунуло ему то, что лучше б никогда не видеть. Вот он приближается к надменному, скривившемуся в презрительной гримасе лицу с плотно сжатыми, превратившимися в одну тонкую полоску почти белыми губами. Вот поворачивает голову, чтобы не задеть выдающийся во всех отношениях нос. И их губы – нет! нет! только не это! – встречаются в первом касании...

На затылке выступил холодный пот. Гарри едва не стошнило.

Мерлин! Вот же проклятая фантазия!

А всё Билл! И Снейп с ним в придачу!

Биллу досталось на орехи за обоих: и за себя, и за того «парня».

– В конце концов! – заорал Гарри. – Ты что думаешь, я вру? Может, тебе ещё поклясться? Может, слово дать, что ничего такого я не вспомнил? Ты этого хочешь? Отвечай! Чего ты ещё от меня хочешь, Билл?!

Лицо Билла будто превратилось в маску. Уродующие шрамы на заалевших щеках стали куда заметней обычного. Глаза засверкали.

– Я не утверждаю, что ты лжёшь, Гарри, – медленно проговорил он.

– Так что же ты...

– Но как ты не понимаешь?! Есть масса иных способов заставить тебя забыть!

Ну вот! Опять и снова!

– Это каких же? – Гарри прищурился. – Давай, выкладывай! Я что-то о таких способах не слышал!

Гарри толкнул Билла пальцем в грудь. Но это его не удовлетворило, и он сграбастал возвышающегося над ним будущего родственника за лацканы сюртука и притянул к себе. Глядя в потемневшие глаза, Гарри отчеканил:

– Выкладывай! А то я начинаю думать, что ты и правда поверил этому ублюдку!

Билл вырвался.

– Я поверил.

– Полегче, Билли, – осадил старшего брата Джордж, но Билл явно не собирался облегчать жизнь ни себе, ни Гарри.

– Если б речь не шла о моей младшей сестре, – он шумно выдохнул и уточнил: – Хотя нет, даже если б ты собирался жениться сейчас не на Джинни, я бы не промолчал. Ты хоть понимаешь, что такое множественный брак? Ты видел такие семьи? Ты знаешь, как несладко приходится в таком союзе?

– А ты знаешь?

– Знаю, – отрезал Билл. – В Египте люди живут по-другому. Я... У нас в банке работала одна девушка из местных, Лейла... – его голос дрогнул. – Лейла замужем. У неё, её двоюродной сестры и двух подруг один супруг. Там подобные отношения считаются нормой, такие уж у них традиции. Но я не знаю, как они могут жить так, как они это выносят, потому что...

Билл скрипнул зубами, отвёл взгляд.

Гарри не торопил.

– Пойми, я не имею права пересказывать её историю в подробностях. Поверь только – это больно, мерзко. Хуже всего, что изменить свою жизнь, уйти, выпутаться из этого клубка не получается, общая магия не пускает. У нас есть возможность разорвать связь, у них – нет. И я... – Билл рубанул рукой воздух, словно отсекая что-то. – Проклятье, Гарри! Я категорически не хочу такой судьбы для Джинни, ясно тебе?! И не понимаю, почему ты упорствуешь! Ты готов рискнуть, я вижу. Но почему ты не боишься рисковать судьбой Джинни, её счастьем? Ты её вообще любишь? Разве сейчас ты хоть немного заботишься о ней?

Джордж вновь попытался осадить брата. Не получилось.

– Да если есть хоть малейший шанс, что Снейп сказал правду, – Билл говорил жёстко, – а он, этот шанс, есть, не спорь, он есть, Гарри, то вам с Джинни нельзя жениться, пока ты не уладишь с ним свои дела... Да не спорь ты! Мерлин! Говорить с тобой, как долбиться головой о стену.

Гарри старательно разжал кулаки и попытался вытереть взмокшие ладони о брюки. Неприятно и без толку – руки только скользнули по гладкому шёлку.

– Билл, я выслушал тебя, правда, ты поверь, выслушал очень внимательно. Не думай, что я тупой, и не понимаю, что если Снейп не соврал, то всё надо немедленно остановить. Но нет ни единого шанса, что он прав. Нет таких вариантов, их просто нет! Поверь, я ничего не помню! Ничегошеньки! – Гарри выдохнул сквозь зубы, вдохнул и заговорил тише, спокойнее: – Ещё раз повторяю: я ничего не помню. Ты же сам проверил, никто мне память не стирал. А, значит, ничего и не было.

– Ты мог спать.

Гарри наклонил голову к одному плечу, к другому, чувствуя, как напрягаются мышцы шеи и едва слышно хрустят позвонки. С Биллом, словно с зеркалом, спорить: ты шаг в сторону, и он шаг в сторону, ты отступаешь, и он отступает, ты злишься, и он злится. Честно – достало уже до печёнок.

– Как во сне я бы дал согласие, интересно? Где потерялось: «Вы согласны, мистер Поттер? » и моё ответное: «Да лучше сдохнуть триста раз! » Где, Билл?

Ответил Гарри Джордж:

– Э-ээ... малыш. Похоже, ты не в курсе. Все эти «да», «нет» и «пусть даже смерть не разлучит вас» – мишура, как украшение для ёлки. Красиво, всем нравится. Но, сколько стеклянных шаров и гирлянд ни цепляй на ёлку в июле, Рождество это не приблизит. Так и здесь...

– Что здесь? – передразнил Гарри. – А без сравнений для малышей никак не обойдёмся?! Может, толком, наконец, скажем, в чём дело?!

Внутри клокотало, и Гарри понимал: сорвётся. Вот прямо сейчас, при друзьях, на друзей и сорвётся. А всё этот проклятый Снейп, гореть ему в аду тысячу лет!

Теперь Билл ответил за Джорджа:

– Ритуальная часть необязательна. Достаточно связующего заклинания. Волшебная палочка согласия не спрашивает, она делает. Ты мог спать, мог быть пьян, под действием успокоительных зелий, заклятий, чего угодно!

Гарри шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы.

– Ладно, пусть. Представим, эту часть я проспал. А как же секс? Или без него обошлось?

– Нет, секс обязателен. Он завершает волшебство: «и двое станут одно – одна плоть, одна кровь».

– Вот именно, Билл! – выкрикнул Гарри. – Или ты считаешь, что я мог бы согласиться на секс со Снейпом?

Гарри представил себя рядом с голым Снейпом. Стало плохо. Реально плохо. Желудок сжался.

– А может, ты думаешь, что этим тоже можно заниматься в бессознательном состоянии? – он фыркнул, едва удерживаясь и от того, чтобы расхохотаться, и от того, чтобы поколотить – кого угодно, но прямо сейчас.

Билл смотрел на него, как на умалишённого:

– Почему нет?

– Потому что такой ужас... – прохрипел Гарри, давясь смехом, чувствуя, как глаза застилают непрошеные слёзы.

Мерлин! Ну кто в здравом уме может предположить, что такое можно забыть? Под любым зельем, проклятьем или ещё чем! С мужиком! Мало того что с мужиком – со Снейпом!

Договаривал Гарри едва ли членораздельно:

–... такой ужас я бы не позабыл, уж точно бы никогда не...

– Если б трахнули меня, я тоже предпочёл бы о таком не помнить, – высказался Джордж.

Билл схватил Гарри в охапку, не позволил добраться до Джорджа и вырвать ему глотку – немедленно, с концами.

–... ну что, успокоился?

Кто-то, похоже, что Билл, взмахнул волшебной палочкой, убирая следы рвоты.

Гарри махнул рукой, не поднимая головы, разглядывая начищенные до блеска ботинки. Его всё ещё подташнивало. И это слабо сказано.

Сейчас главное – не представлять. Гарри уже возненавидел своё живое воображение. Но, что хуже, он вполне допускал, что Снейп бы смог, то есть, если бы это оказалось правдой, то Снейп, наверное, смог бы сделать то, что Гарри не мог выговорить даже мысленно. Сам бы он – нет, никогда, ни за что, даже если б от этого действа зависели судьбы мира. А вот Снейп, этот склизкий гад Снейп, с его понятием «надо»...

Гарри словно бы увидел, как нахохлившийся Снейп сидит на кончике стула в кабинете директора, а ослабленный, с почернелой рукой и печатью усталости на лице Дамблдор говорит: «Послушайте, Северус, мой мальчик! Для победы над Томом нам необходимо то-то и то-то, потому я прошу вас... »

Дальше представить не получилось.

Гарри медленно выдохнул.

Нет, не срасталось. Вот тут история ну никак не срасталась! Альбус Дамблдор бы такого не сказал. Он бы и не приказал, и не попросил Снейпа о таком. Нет, нет! Да Дамблдор бы такого ни за что не допустил! Только не Дамблдор! Он не мог. Он бы этого не сделал. И точка.

– Дамблдор бы никогда, – заговорил Гарри почти спокойно. – Он бы никогда...

Джордж сунул ему в руку стакан воды.

Гарри выпил всё и продолжил уверенней:

– Этого не может быть. Снейп сказал, что Дамблдор связал нас. А этого просто не могло быть, потому что быть не могло. Вот и всё.

Уверенность в правоте прирастала с каждым произнесённым словом.

– Слышишь, Билл? А ты, Джордж, хорошо меня слышишь? Дамблдор бы никогда так не поступил – ни со мной, ни со Снейпом, ни с кем и никогда. Это, надеюсь, понятно? Или ещё разок повторить?

Какие-то полчаса назад, услышав впервые о проклятом браке, он хохотал и издевался над сбрендившим придурком, принёсшим чёрную весть. Сейчас Гарри было совсем не до смеха.

– Вы совершенно запутали меня. Знаете, я согласен, всё возможно, даже... такое. Но только не то, что Альбус Дамблдор позволил бы Снейпу сделать это со мной. Всё. И больше никаких разговоров. Реально, парни, уже хватит.

Братья Уизли смотрели на него с одинаково серьёзными выражениями на лицах.

– Я понимаю вашу обеспокоенность. Правда, Билл, я всё отлично понимаю. Но того, о чём говорил Снейп, не было. На этом всё. Сейчас я собираюсь пойти к Доджу и просить его продолжить церемонию.

– А если...

– Никаких «если», Джордж, – оборвал его Гарри и обратился к Биллу: – Я выслушал твои предупреждения. И я принимаю всю ответственность за ничтожно, абсолютно ничтожно малый шанс ошибки на себя.

И Гарри уточнил:

– Есть возможность проверить, накладывались ли на меня брачные заклинания?

– Нет, – ответил Билл. – Я сразу подумал об этом, но, нет, Гарри, такой проверки не существует. После свадьбы магия меняется, это чувствуется поначалу, но потом всё стабилизируется. Я не знаю таких заклинаний. Только если... Попробуй почувствовать его, о чём он думает, что чувствует.

– Это что, заклинание какое-то? – уточнил Гарри.

«Почувствуй и всё! Представь его, подумай о нём, ощути, слейся в одно... » Замечательно! Какие изумительные «по простоте» инструкции!

– Я ничего такого не чувствую, – сообщил Гарри, честно попытавшись увидеть Снейпа смутно и невнятно описанным Биллом сердечным чувством.

– Может, он без сознания, – предположил Джордж, но тут же заткнулся, стоило Гарри на него глянуть.

– Всё, хватит уже проверок. Хватит, – отрезал Гарри. – Пора идти к Доджу. И да, Билл, я спрошу у него, вдруг он знает, как проверить, свободен человек или нет.

Пробираться к дому пришлось через толпу гуляющих вокруг Норы гостей.

Гарри улыбался кивающим ему людям и старался казаться абсолютно уверенным и невозмутимым. Наверное, это у него не слишком получалось. Щёки и уши горели, дыхание приходилось сдерживать, спина взмокла. И, кстати, сапожник таки подвёл – туфли жали.

Додж обнаружился в празднично украшенной гостиной в компании Рона и мистера Уизли. Гарри коротко кивнул другу, прямо встретил испытующий взгляд отца Джинни. Мистер Уизли его не винил, сразу стало ясно.

Гарри шумно выдохнул. И бросился в бой.

Додж продолжить свадьбу был не прочь, что радовало, но нуждался в твёрдых заверениях, что произошедшее – всего лишь недоразумение.

Гарри выложился от и до, рассказывая обо всём, что удалось узнать. Красноречие никогда не было его сильной стороной, но тут Гарри расстарался. Он коротко приводил факты, и тут же многословно и твёрдо опровергал их.

– Именно поэтому я считаю, что то, что сказал Снейп – это всего лишь результат его долгой болезни. Надеюсь, миссис Траумф поможет, и мы когда-нибудь услышим от него самого, что всё это – только видение, кошмарный сон, – закончил свою речь Гарри.

– Ох, ну и приснится же некоторым, – засмеялся разрумянившийся Додж. – Это ж надо. Такой конфуз. Никогда бы не подумал, что профессор Снейп интересуется мальчиками.

Да, определённо, Додж Гарри поверил.

Билл стоял рядом, только руку протяни, и Гарри всё-таки поднял неприятный вопрос:

– Может, мистер Додж, есть какой-нибудь способ наверняка выяснить, правда ли я свободен. Я-то в этом уверен, да! Но вдруг... Знаете, мне бы очень не хотелось, чтобы даже тень связи со Снейпом коснулась Джинни. И если есть шанс проверить точно, то, может, вы знаете об этом, сэр? Подскажете нам?

Додж с улыбкой посмотрел на Гарри.

– Нет, мой юный друг. Увы, такого средства нет.

Про себя Гарри долго и тяжело выдохнул, сведённые мышцы спины расслабились. «Выплывать на белый свет» было нечему, но беспокойство не желало униматься.

– Всё, что я могу предложить – это средство из моей юности, – добавил Додж. – Но вам оно вряд ли подойдёт, мой юный друг.

– О чём вы говорите, сэр? – спросил Гарри.

Додж, что удивительно для такого пожилого человека, смущённо порозовел.

– Право, мне неловко об этом даже упоминать.

– Мистер Додж! Если вы знаете хоть что-то... – бросились уговаривать старика Рон и Джордж.

Додж замялся, рассеянно погладил пухлый живот, затянутый в расшитый светящимися светлячками жилет, отвёл взгляд.

– Да, да, мистер Додж, – подхватил Гарри просьбы друзей, – если вы знаете, ну хоть что-то знаете...

– Э-ээ... я ничего такого не имел в виду, вы не подумайте. Артур, друг мой, – заговорил вдруг Додж, ставший словно бы совершенно несчастным, обращаясь к мистеру Уизли, – я вовсе ничего плохого не имел в виду. Сегодняшняя молодёжь. Нравы так изменились. Мне не стоило и упоминать...

Билл фыркнул.

– Похоже, я догадываюсь, о чём речь.

Мистер Уизли кивнул.

– Я тоже. Но, Эльфайя, я не думаю, что в нашем случае это может помочь. Гарри и Джинни давно вместе...

Джордж тоже подозрительно заулыбался, а Рон, наоборот, нахмурился.

– О чём вы говорите? – потребовал Гарри ответ. Похоже, из всей компании он один оставался в неведении.

Додж развёл руками.

– Не знаю, как и сказать, мой юный друг.

Рон пришёл старику на помощь. Хотя, в данном случае, лучше бы он не спешил. Прозвучало это грубовато:

– Все предполагают, что о проверке на девственность бессмысленно даже говорить.

Гарри сжал кулаки и посмотрел в глаза будущему тестю.

– Я не стал бы так оскорблять Джинни и ваш дом, – резко ответил он на невысказанный вопрос. – Мы честно ждали до свадьбы.

Мерлин, они что, все были уверены, что они с Джинни давно спят вместе?

Тогда, может, и правда стоило это сделать. Столько возможностей, и все впустую.

Один Рон казался искренне обрадованным. Хотя нет, вот и другие заулыбались тоже.

– Очень рад это слышать, Гарри, – сказал мистер Уизли и похлопал его по плечу. – Мы с Молли не были бы против, зная ваше отношение друг к другу. Но всё же замечательно, что вы с Джинни так ответственно и серьёзно отнеслись к старым традициям. Я вами обоими по-настоящему горжусь.

Додж достал волшебную палочку.

– Ну что, – сказал он, – позволите мне?

Волшебная палочка немного дрожала в руке старика, но Гарри кивнул.

– Конечно, сэр.

Он и секунды не сомневался, что поверка покажет...

Его окружило красное свечение, подержалось пару мгновений и исчезло.

– И что это значит? – спросил Гарри.

Додж произнёс заклинание ещё раз. Красное облако появилось и вновь исчезло.

По выражению на лицах собравшихся Гарри уже понял, что показала проверка.

– Вы ошибаетесь, – заявил Гарри. – Этого не может быть.

Рон, побледневший и хмурый, тихо сказал:

– Проверьте меня. Может...

Синее облако окутало Рона, стоило Доджу взмахнуть волшебной палочкой.

Синее, не красное!

Гарри вдохнул и выдохнул. Ещё раз. Ещё раз.

– Это невозможно.

– Гарри, успокойся.

– Это невозможно, – Гарри вывернулся из-под тяжёлой руки на плече. – Это невозможно. Исключено.

Он хотел куда-то идти, его не пустили. Хотел что-то говорить, не находил слов.

Везение кончилось. Его жизнь кончилась. И во всём этом, абсолютно во всём виноват один человек. Нет, не человек даже – какой-то выродок. Истощённое, измождённое лицо Снейпа словно приклеилось к внутренней стороне век Гарри. Он не хотел его видеть, но видел всё равно. Тёмный взгляд, язвительные насмешки, презрительный изгиб губ, усталость. «Делайте, что должны, Поттер. Я сделал всё, что мог».

– Постойте!

Гарри решительно выбрался из глубокого кресла. Как он в нём оказался, он абсолютно не помнил. Да и разве это важно?

– Отпустите. Чёрт, да отпусти же, Билл. Я должен поговорить с Джинни. Я должен поговорить с миссис Уизли. Я должен...

Гарри повернулся к окну. Там стояли Гермиона и Рон, смотрели на него.

Проклятье!

Он подвёл их. Подвёл друзей. Испортил им праздник.

– Мистер Додж, – обратился Гарри к расстроенному старику, сидящему у стола и зачем-то складывающему поздравительные письма маленькими аккуратными стопками. – Вам пора продолжать свадьбу, сэр.

– Но как же, милый мой...

– Будущие мистер и миссис Рональд Уизли ждут вас уже слишком долго. Как и гости. Как и все. Прошу вас, сэр.

Гарри уговорил всех продолжить свадьбу. И у него получилось. Он выпроводил всех к гостям. И у него получилось.

Мир сверкал радужными яркими красками – где-то там, не здесь, только не рядом с ним.

Вытащенная из петлицы роза осыпалась дюжиной белых лепестков.

Всё верно. Рядом с дементорами всё погибает.

– Билл, ну иди же к гостям. Женится твой брат, а ты всё пропускаешь, – повторил Гарри который раз.

– Нет, приятель.

– Иди, прошу. А мне надо побыть одному.

– Гарри, сегодня не тот день, когда тебе стоит быть одному. Нельзя. Нельзя сейчас натворить глупостей, за которые потом придётся расплачиваться всю жизнь.

Натворить глупостей... Отправиться в Лондон, найти Снейпа и удушить его голыми руками. Да, наверное, именно это Билл имел в виду, говоря о глупостях.

Но ничего. Завтра тоже будет день. Это можно будет сделать и завтра.

– Гарри.

Голос знакомый, но его имя прозвучало так тихо и непривычно, неправильно робко, что у Гарри сжалось сердце.

Он обернулся: Джинни, уже не в белом, а в простом цветастом платье, стояла в дверях. Её волосы свисали растрёпанными, безжизненными прядями, губы дрожали, глаза покраснели.

– Зачем ты встала? Как? Мама сказала, что дала тебе целый флакончик сонного зелья, – заговорил вскочивший с дивана Билл.

Гарри шагнул к Джинни, она отступила на шаг в полумрак коридора.

Отступила от него.

Он словно натолкнулся на каменную стену. Какие-то слова срывались с губ, он говорил и не осознавал, что несёт:

– Извини. Джинни, прости. Я понимаю, ты больше не хочешь видеть меня. Я понимаю. Я, правда, понимаю...

Дыхание перехватило. Он нагло врал. Нет, Гарри не понимал и не желал понимать. Он бы не отказался от Джинни, если б... Ччё-е-орт! Никаких «если бы». Он бы убил того, кто покусился на неё, но не отказался от любимой, не отвернулся от неё. Он бы боролся за неё. Они вместе бы боролись.

Джинни бросилась ему на шею, стиснула в объятиях крепко, изо всех сил, заплакала, горько, отчаянно всхлипывая.

– Ну что ты? – шептал он, обнимая её. – Что ты? Мы справимся. Это правда. Я обязательно что-нибудь придумаю. У нас всё будет хорошо. Слышишь? У нас всё обязательно ещё будет...



Глава 6.

Действуй, думай, ещё раз думай и действуй. В опасной ситуации этот метод Северуса никогда не подводил: сначала защищайся, потом разбирайся, вырабатывай план и выполняй его. Главное, оставаться последовательным и не тратить время на ненужные сомнения.

В голове всё ещё стремительно кружился хоровод из смазанных обрывков воспоминаний, а схваченный за глотку кто-то уже жалобно взвыл, в предплечье впились острые когти. Второй кто-то, оглушительно вереща, повис на второй руке. По груди и животу колошматила горячая вода. Тело висело в воздухе, поддерживаемое чужой магией. Шум льющей воды, задавленный хрип и писклявое верещание – ни звука больше. Похоже, кроме двоих нападавших, вокруг никого нет.

А вот открывать глаза так резко не стоило: добавленное в воду дурно пахнущее какими-то сладкими цветами мыло оказалось на редкость едким и тут же ослепило. Северус дёрнулся, выворачиваясь из-под жгучего водопада, отвернул лицо, часто заморгал. Окружающий мир покачивался, плыл, словно в тумане, но разве он мог не узнать больничную душевую кабину номер три: латунные краны, серый кафель, на одной из стен – покрытый трещинами старый мрамор? В правой руке, выпучив огромные глаза и раззявив рот, полузадушенно бился домовой эльф. Размахивающего кулаками Поттера поблизости не наблюдалось – жаль, не эту хлипкую, а его крепкую шею так просто Северус бы не отпустил.

Он разжал пальцы, эльф плюхнулся вниз. Второй нападавший отскочил сам – вжался голой спиной в мокрую стену, застыл в одной позе, беззвучно открывая и закрывая рот.

– Немедленно освободи меня, – приказал Северус попискивающему, словно новорождённый котёнок, домовику.

– Больному... помогать... Хозяйка.

Северус потянулся ноющей, исцарапанной рукой к дрожащему эльфу. Тот ещё плотнее вжался в стену, вцепился в длинные уши.

Далековато, не достанешь, а эльфийская магия держит крепко, не вырвешься. Северус бросил бесполезные попытки.

– Подчиняйся!

– Заботиться о больном Докки и Рокки поручила Хозяйка.

Северус оглянулся на кашель и скрипящий голос. Второй эльф, вымокший, словно мышь, стоял, заметно пошатываясь, держась за стену тонкопалой рукой, второй растирал покрасневшую шею. Оскал, продемонстрировавший длинные и острые зубы, был, несомненно, угрожающим, а хрип, вырвавшийся из пострадавшей глотки, – категоричным:

– Мы заботимся! По приказу Хозяйки!

Утихомирить получившего прямой приказ эльфа-пестуна – сущее наказание, а не задача. Единственный способ остановить пытку навязчивой заботой – убедить, что приказ выполняется неправильно.

– Ты уже помог, хватит. Я не настолько болен, чтобы не стоять на собственных ногах. Ходячие больные должны ходить. Давай, опусти меня вниз, не мешай выздоровлению.

Ситуация, в которой ему приходилось кого-то уговаривать – вновь! – плюс собственный заплетающийся, как у пьяного, язык, заметные заминки в речи вывели Северуса из себя ещё больше.

– Немедленно выполняй, что тебе, эльф, приказывает волшеб...

Эльф послушался, причём так резво, что только чудом Северус не упал – уцепился за выступ в стене. Ноги противно дрожали, ступни скользили по гладкому полу. Поддерживающая тело магия исчезла, тотчас вернулась слабость.

Ощущения такие, словно перетерпел три Crucio разом. А всё Поттер виноват. Поттер и больше никто!

Всплывшее воспоминание обожгло, будто кипяток.

Сверкающие злостью зелёные глаза, съехавшие набок круглые очки, яркий румянец на щеках, растрепавшиеся, дыбом стоящие волосы, раскрытый в крике рот, ровные зубы, розовый, как у кошки, язык.
Ненависть, жар, сила, страсть, Поттер!
Нападает, бьёт, орёт, издевается, смеётся, спорит, почти плачет, замирает, наконец-то замолкает...
Пушистые ресницы опускаются и поднимаются, в глазах – скорбь малыша, у которого отняли любимую игрушку.
И жалость.
Жалость.
Ненавистная, острая, откровенная, отвратительная...

Жалость – презрение слабому.

Стереть с лица оскорбительное сочувствие, что угодно, как угодно: съязвить, ударить, пусть корчится от боли, только б не...

Но вместо этого, Северус терпеливо снёс всё. Да ещё и упал, упал перед ним. А до того оправдывался, объяснялся, уговаривал издевающегося над ним сопляка. Терпел его побои, крик. Унизился до того, чтобы явиться на этот разодетый маскарад упрашивать мальчишку остановиться. Согласился на этот абсурд, не отказал, не смог, не сумел отказать...

Три тысячи соплохвостов проклятым гриффиндорцам в зад!

Малодушно, да, но он бы предпочёл раз потерпеть с десяток пыточных проклятий, чем выставлять себя таким идиотом, как сегодня. И ведь это не конец. Поттер ринется сюда с вихрем вопросов и возмущений, придётся с ним говорить, объяснять, уверять, вновь спорить...

Северус задержал дыхание.

А Поттер вообще поверил? Остановился? Или, как всегда, поступил наперекор?

– Который час? – спросил Северус эльфа, деловито, с видимым удовольствием чистящего кафель возле выхода из душевой.

Рука с тряпкой замерла.

– Ужин прошёл. Больному следует поторопиться. Помыться и в постель, как приказала Хозяйка. Больному не понравится гнев Хозяйки, никому не нравится...

Домовой эльф ещё что-то бормотал. Северус не слушал.

Время ушло. Поверил Поттер или нет, остановился или нет – всё уже случилось, не изменишь. Остаётся только ждать.

Северус осторожно шагнул под поток горячей воды.

До встречи с Поттером следовало проанализировать последние события, выработать план действий, продумать своё поведение, просчитать его – пусть импульсивный идиот и предсказуем, как Биг Бен. Пускать всё на самотёк, когда испытываешь такие сильные эмоции, нельзя. Для начала стоит вернуться к фактам, всё подробно рассмотреть, ничего не упустить.

Но стоило вспомнить себя, мямлящего объяснения-оправдания перед хохочущим, откровенно издевающимся мальчишкой, как...

Ни черта не вышло.

Северус медленно выдохнул, вдохнул и ещё раз выдохнул.

Слишком рано. Опасно идти на поводу у разбушевавшихся чувств, принимать решения в таком состоянии. Надо успокоиться.

Вот только уж слишком много навалено готовых хоть сейчас в костёр «дров». Их не сожжёшь за минуту. До покрытых серым пеплом, остывших углей ещё далеко. И не факт, что удастся перегореть до скорой, в этом нет сомнений, встречи с «дровосеком».

Языком Северус коснулся разбитой губы. На теле островками пульсирующего, болезненного тепла тлели следы ударов Поттера. Увы, но выполнить «я подумаю об этом завтра» не получалось. Память своевольно топталась по самым уязвляющим моментам произошедшего. Чувства и эмоции не желали затихать, то и дело вспыхивали, жгли как огнём. И разум был бессилен этот костёр затушить.

За потерю контроля над собой Северус отомстит тоже.

Он запрокинул голову, ловя ртом горячую воду. Отросшие за время болезни волосы коснулись спины гораздо ниже лопаток. Неловкое движение – и он пошатнулся. Колени подкашивались, дрожали.

Прислониться бы к стене, ухватиться за что-нибудь, только б не упасть, не растянуться сейчас на полу, как тогда, как при...

О чём он думает, в конце концов! Ведь клялся же себе не вспоминать!

Контроль эмоций, ответственность, спокойная холодность и отстранённость. То, что об этом пришлось себе напоминать, злило неимоверно.

Северус боролся с взбрыкивающими чувствами, вытираясь, одеваясь, шагая за длинноухим эльфом, не обращая особого внимания на то, куда именно тот его ведёт.

Ему приготовили другую палату: изначально рассчитанная на одного, но даже более просторная, сравнительно комфортная обстановка, плюс поджидающий его незнакомый целитель. Молчаливый тип с угрюмым выражением лица, он оставил вопросы Северуса без ответов, без лишних разговоров выполнил диагностику и не уходил, пока третье из проглоченных зелий не подействовало.

Под пристальным взглядом целителя Северус опустился на подушки. Мысли расплылись в безобразное месиво. Сон без сновидений – хорошо. Слава Мерлину, никаких Поттеров. Хотя бы до утра, когда тот явится сам, в этом нет сомнений... и плана нет, а стоило бы всё обдумать, но...

Безмыслие – такая благодать.

* * *

Нет ни одной плохой ситуации, которую нельзя было бы ухудшить.

Об этом Северус знал и раньше, но судьба решила напомнить, хорошенько так ткнуть носом, чтобы больше не забывал.

Перелли казался ему раздражающим мальчишкой? Что ж, теперь Северус мог убедиться, что зря обвинял его в некомпетентности и непробиваемой глухоте к разумным доводам. Общение с миссис Траумф доказало со всей ясностью, что Северус недооценивал «своего» целителя, не понимал, что с Перелли ему несказанно повезло. Кроме того, информация о неприятностях, свалившихся на излишне привлекательную голову молодого целителя, не улучшила настроение Северуса.

Обвинить во всём причину причин – Поттера – легко. Куда легче, чем признать вину за собственные неверные решения.

Со всё растущим раздражением Северус слушал разглагольствования довольно улыбающегося Робинсона. Допрос продолжался третий час. И к этому проклятому часу Северус устал так, как, бывало, не уставал и к окончанию шестой подряд пары зельеварения.

– Наверное, вам будет интересно узнать: мы проверили волшебные палочки у всего персонала больницы, мистер Снейп, – выдал Робинсон очередной кусочек информации.

Северус закрыл глаза.

Подташнивало. Не только от избытка укрепляющих, содержащих корневища эхинацеи пурпурной. Хотя он говорил бестолковой бабе, но, конечно же, ей оказалось «лучше знать».

Тошнило от самодовольства Робинсона, от его нескрываемой ненависти, от голоса победителя, от того, что он тянет, тянет, тянет... Ну!

– Проверка ничего не показала.

Северус открыл глаза.

– Тридцатикратное Priori Incantatem не выявило ничего подозрительного.

Стандартная процедура аврората подразумевала десятикратную проверку. Северус позаботился о двадцати двух повторах различных диагностических и лечащих заклинаний после того, как закончил с Перелли. Проверка должна была дать результат.

Но не дала.

Вероятно, Перелли колдовал после него – вот и ответ.

– И это всё, о чём вы мне хотели сообщить? – спросил Северус у гладкого, глазу не за что зацепиться, потолка. – Для этого сидите здесь, не даёте мне отдохнуть с самого утра?

– Целительница Траумф дала мне разрешение вести допрос столько, сколько потребуется. А требуется – весь день. И завтра тоже. Сколько нужно будет, пока вы не начнёте говорить.

Северус закрыл глаза.

– Мне нечего вам сказать.

– А я уверен, что есть! Сопротивление бесполезно. Вы будете говорить!

Робинсон помолчал. Минута тишины показалась Северусу настоящей драгоценностью.

– Скажите мне хоть что-то, ответьте хоть на один из заданных вопросов, и я дам вам отдохнуть. Час, два, сколько вас устроит.

– Желаете торговаться? – Северусу стало и вправду интересно.

– Мне нужны ответы!

– И если вы не получите их...

Робинсон наклонился над кроватью, заслоняя потолок круглым лицом с агрессивно выпяченным подбородком.

– Зелье для бритья могли бы и получше подобрать, – заметил Северус.

– Да вы!

– Да, я. И что же?

Северус усмехнулся.

– Знаете, Робинсон, не в моём вкусе... – расширившиеся глаза аврора, появившееся в них выражение, заставили Северуса на ходу изменить окончание фразы: –... но не могу не оценить вашу страсть и рвение.

Аврор отшатнулся.

– Только побрейтесь хорошенько.

– Немедленно отойдите от моего больного!

Северус приподнялся на подушках. У двери стоял Перелли: в тёмно-синей мантии, злой, как мантикора, румянец алеет на щеках. Красавец. Спаситель, размахивающий запечатанным пергаментным свитком.

– Вас отстранили!

– Вовсе нет!

Робинсона поддержала вплывшая в показавшуюся вдруг крохотной палату целительница Траумф.

– Покиньте палату, Перелли, – приказала она категоричным тоном.

– Скоро, – сообщил мальчишка. Синие глаза вспыхнули от злости. – Только заберу своего больного и уйду.

– Что? Да как вы смеете?

– Предписание главного.

Траумф развернула захрустевший пергамент, лицо её вытянулось, брови поползли вверх.

– Я этого так не оставлю! Это мой больной!

О, Мерлин! Северус чуть не рассмеялся. За него шёл настоящий бой.

Перелли шагнул к кровати. Волшебная палочка нацелилась Северусу прямо в лоб. Пауза. Несколько стремительно наложенных диагностических заклинаний. Долгий выдох, а казалось, не сносить головы, такая злость сверкала в глазах целителя.

– Вы что же, давали ему зелье Шумера? В карте ясно написан список противопоказаний.

– Там его нет!

– Есть! Шестьдесят седьмым пунктом, – сообщил Перелли с нескрываемым злорадством. – Ваше вмешательство, ваша некомпетентность будет отмечена мной по итогам лечения, независимо от того, насколько сильно пострадает мой пациент.

Целитель взмахнул волшебной палочкой.

– Транспортная бригада! Немедленно переправьте больного в тринадцатую палату.

Возмущённые крики остались позади. Северус очутился на знакомой кровати за занавеской с вышитыми подснежниками.

Хороший поворот.

Вот только...

Перелли ворвался в палату стремительным вихрем. Замки щёлкнули. Защитное заклинание приглушило доносящиеся снаружи звуки.

Северус ждал.

Перелли его ожиданий не обманул.

– Что вы себе позволяете, Снейп?! Вы чуть не загубили мой эксперимент! Я требую от вас объяснений, я требую от вас гарантий, что такого больше не повторится, я требую... – Перелли прервался. Волшебная палочка чуть подрагивала в его руке. – Не думайте, что я оставлю это так! Вы будете отвечать. Но не перед ними! Передо мной! Дадите слово, что будете сотрудничать, что будете содействовать и помогать, что больше не вляпаетесь так отчаянно глупо! Неслыханно! Захотели в Азкабан? Как, по-вашему, я там бы проводил эксперименты, лечил бы вас? Дементоры, неустойчивая психика, холод. Как вы планировали выжить там? Или вам всё равно?

Перелли шагнул к Северусу, сверля его взглядом.

– Если вам всё равно, то мне нет! Вы поняли меня, Снейп? Вы готовы пообещать мне так больше не глупить? Или нет? Если нет, то я предпочту сдать вас аврорам. Робинсону только намекнуть, что есть возможность посадить вас за использование непростительных проклятий, и он от счастья только что джигу не примется танцевать.

В дверь палаты забарабанили. Перелли не двинулся с места, даже не оглянулся.

– Это не должно повториться, слышите? Вы мне нужны здесь! Здесь, не в Азкабане. Я прикрою вас. Но вы дадите мне слово, слышите, слово чести, что не подведёте меня снова! Ваше слово, Снейп! Я хочу слышать его.

Северусу Перелли всё больше нравился. Нет, из него, конечно, слизеринца не получится, но каков потенциал! Плюс знания, не самые большие, но есть, похвальное рвение, опыт, правильные приоритеты, целеустремлённость. Стоящий молодой человек.

– Я подумаю над вашим предложением.

Перелли покачал головой, словно не веря своим ушам.

– А вы – наглец, вы знаете об этом?

Северус ухмыльнулся.

Совершенно успокоившийся, будто уже получил так требуемые ему заверения, Перелли кончиком волшебной палочки нарисовал в воздухе привычное глазу диагностическое заклинание.

Полученные результаты целителя не обрадовали.

– Вы устали, вам надо отдохнуть. Возможно, зелье Ковалевского взбодрит вас и придаст сил. Им нельзя злоупотреблять, вы и сами знаете, но сегодня как раз тот день, когда стоит сделать исключение из правил. Тем более вам всё равно придётся пройти весь цикл детоксикации из-за зелья Шумера, так что укрепляющее лучше принять немедленно, максимизировать эффект...

Уже стоя у двери, сотрясаемой ударами, Перелли сказал:

– Это наверняка ваш муж рвётся сюда. Я запретил сегодня встречу, но он крайне настойчивый молодой человек...

Румянец окрасил щёки Перелли, синие глаза заблестели ещё ярче.

– Боюсь, если не пустить его, мистер Поттер возьмёт палату штурмом.

В этом Северус не сомневался.

– Готовьтесь к разговору. Я могу гарантировать вам час отсрочки, может, два, но не больше. И... вы помните, Северус? Вы мне нужны живым и свободным. Вы дали... дадите мне слово и не сможете меня подвести. И не забудьте про извинения. Но ждать их от вас бессмысленно, не так ли?

Дверь распахнулась, шум, крики ринулись в палату, слава Мерлину, без издающих их людей. Ещё мгновение, и всё стихло.

Северус откинулся на подушки, уставился в испещрённый тонкими трещинками потолок.

Странное, но в целом приятное ощущение овладело им. Да, по отношению к нему Перелли занимал потребительскую позицию, внятно и прозрачно расписал свои цели, и к дружескому расположению они не имели никакого отношения. Оно и к лучшему: в его или чьи-либо добрые чувства и заботу, без приберегаемого за пазухой камня, Северус бы всё равно не поверил. И всё же приятно было оказаться кому-то нужным, почувствовать чужую готовность придти на помощь, защитить, прикрыть тыл. Давным-давно забытое ощущение сопричастности грело. И даже грядущая встреча с Поттером – крайне неприятная, это уж наверняка – показалась как будто легче.

Обещание помощи и защиты Перелли – словно тонкая, хрупкая соломинка, протянутая Северусу судьбой. Шанс выпутаться из неприятностей, приняв помощь целителя, – не более чем эфемерный призрак. Отвергнуть или рискнуть?

Северус усмехнулся. В ситуации, когда всё против него, глупо отказываться от любой помощи, и Перелли, сыгравший в открытую, это знал.

Северус первым протянул руку вернувшемуся с зельем целителю.

– Я принимаю ваше предложение.

– По-моему, вы что-то забыли, Северус.

– Да, да, даю слово, что не стану рисковать вашим экспериментом без крайней на то необходимости.

Они пожали руки.

– Вы не извинились, – словно бы между делом заметил Перелли, – но я и не ждал, забудьте... О Робинсоне можете не беспокоиться, его вы не увидите сегодня. До встречи с вашим мужем – час. И, Северус, не вздумайте тут напортачить. Даже такой красивый молодой человек не стоит заключения в Азкабан...

–... и, конечно, нарушения хода эксперимента.

– Чуть поменьше ехидства, Северус, – спокойно ответил Перелли. – А так, несомненно, вы правы: целительское искусство – превыше всего.



Глава 7.

Гарри знал, что сражение будет нелёгким, но что ему даже на поле битвы не дадут нормально выйти – не подозревал.

Утро он потратил на то, чтобы вырваться из-под опеки будущих родственников: чёртов Билл с его сигнальными чарами! И Джордж, расставивший магические силки! И Кричер-предатель!

Гарри добежал до границы антиаппарационного щита и уже собирался отправиться в дальний путь, как его перехватили, буквально на руках повисли, Рон и Гермиона. Пришлось задержаться ненадолго. Несколько минут, выпрошенные Гермионой для разговора, в результате превратились то ли в час, то ли в два. Хотя в этом случае Гарри потерянного времени не жалел: разговор в принципе помог.

То, что он не хотел слышать накануне, сегодня представилось в куда лучшем свете. Гермионе удалось так вывернуть унизительные, позорные, шокирующие факты, найти такие слова, что Гарри, к собственному удивлению, почти совершенно успокоился. А Рон – он просто был рядом, и его присутствия, безмолвно демонстрируемого дружеского участия, надёжного плеча и понимания вполне хватало, чтобы Гарри воспрянул духом.

Но дальше... Дальше начались сложности.

Сам Гарри забыл, и никто в кошмаре утренних объяснений, споров, уговоров об этой пакости ему не напомнил. Как выяснилось – зря, не стоило щадить его чувства. Если бы он заранее увидел утренние газеты, то приём в «Дырявом котле» не стал бы для него такой неожиданностью.

Через камин он прошёл первым, друзья, крепко-накрепко увязавшиеся следом, – за ним. Сначала Гарри встретил дикий шум, затем, когда его появление заметили, – резкое, будто Silencio кто наложил, молчание небольшой компании забулдыг, только что активно размахивавших руками и во всю глотку перекрикивавших друг друга. Но давящее, оглушающее молчание – ладно. Куда неприятней оказались их взгляды. Мерлин, какие же это были настырные, жгучие, прилипчивые взгляды! А выражения испитых лиц! Словно вместо доброго старого огневиски в поднесённом барменом стаканчике оказался буботюберовый гной!

А всё же занятно, что теперь нескрываемое презрение у них вызывал не кто иной, как тот самый герой, которого ещё вчера встречали только и исключительно овациями, объятиями и хлопками по плечу.

Ну и мерзость!

Гермиона успела вытащить его из гостиницы, пока не началась драка, но пару шпилек – хотя, каких шпилек? – настоящих ударов топором, булавой и копьём, Гарри в спину успел получить. Рон не позволил ему вернуться и объяснить «честным обывателям» всё, что им стоило объяснить и, для крепости понимания, вбить в глотку вместе с обидными словами, смешками и улюлюканьем.

Рон сказал:

– У тебя есть дела поважней.

Гермиона кивнула, схватила Гарри за руку и взволнованно зачастила:

– Вот именно! Не вздумай реагировать, не вздумай поддаваться. И, вообще, кого ты слушаешь? Этих подонков? Да они просто...

Она замолчала, не в силах подобрать слов, которые бы во всей полноте отразили написанное на её покрасневшем лице возмущение.

Рон подобными проблемами не заморачивался.

– Они – просто пьяная шваль, – подхватил он, чеканя слова. – Нормальные люди сами разберутся, не поверят тому, что написала эта сучка... прости Гермиона, эта проклятущая С-ссскиттер.

Ах ты ж чёрт! Теперь Гарри понял, откуда ветер дует – с гнилых, зловонных, ядовитых болот из бумаги, типографской краски и страстных мечтаний поднять рейтинг повыше, цена неважна.

Проклятые журналюги!

– Я... Мне нужно... Я должен это прочитать. Нужно купить газету.

Гарри зашагал к стене, укрывающей проход в магический Лондон, но Гермиона ухватила его за руку.

– Позже, Гарри, ты сделаешь это, только позже. Мы же договорились – сначала тебе надо поговорить со Снейпом. Спокойно поговорить!

Они заспорили. И орали друг на друга, пока Гарри не выпалил:

– Я должен это узнать! Умалчивание не помогает, как ты не понимаешь?!

Только тогда Гермиона сдалась и затрясла перед его носом маленькой кожаной сумочкой на тонком ремешке:

– Тебе никуда не надо идти, у меня всё уже есть, всё с собой.

Гарри попытался выхватить желанную добычу, но безуспешно.

– Я отдам тебе газету, но не здесь. Давай уйдём отсюда, пожалуйста. Гарри, пойдём отсюда.

Гарри проследил за взглядом, брошенным Гермионой куда-то за его спину. Она была права: из окна «Дырявого котла» на них глазели. Приплюснутые к грязному стеклу носы ещё больше уродовали тупые физиономии недавних обидчиков. Жадное любопытство во взглядах, тёмные пятна двигающихся ртов... Гарри замутило, и он отвернулся.

– Хорошо. Пошли в Мунго. А по пути найдём какое-нибудь кафе, я прочитаю.

На маленькой и узкой маггловской улице нашлось подходящее место. В невзрачную, таких тысячи, забегаловку они зашли втроём, дружно заняли столик в углу, заказали колу.

Гермиона дождалась, когда отвратительно улыбчивая официантка оставила их в покое.

– Держи.

Гарри обеими руками схватился за измятый листок – но не тут-то было. Гермиона хлопнула по бумаге ладонью; попавшее под её пальцы изображение нарядно одетого, в орденах, медалях и круглых очках героя испуганно отпрянуло.

– Что ещё? – процедил Гарри.

– Это только слова. И их можно опровергнуть. Помнишь, ты ведь уже подумывал подать на них в суд? Сделаешь это сейчас, – вместо Гермионы высказался Рон. Она только кивнула и улыбнулась ему благодарно.

Иногда Гарри казалось, что его друзьям для понимания друг друга слова уже не нужны, и связывает их больше чем дружба, любовь, а теперь и брачное заклинание. Это большее, не имеющее в языке Гарри названия, словно висело в воздухе между ними и чувствовалось сейчас как никогда ярко и полно, казалось материальным.

Гарри развернул газету, думая не о мерзавке Скиттер, а об оставшейся дома Джинни. Ради неё, ради шанса построить такую же крепкую и дружную семью, он вынесет всё. Оно, это... это... это единение того стоит.

Благостные мысли вышибло из него мигом, он даже заголовок алыми светящимися буквами не успел дочитать.

– Что?! Они это что?! Они это серьёзно?!

– Гарри, пожалуйста, тише.

Его ответ прозвучал едва слышно. Но вовсе не потому, что последовал призыву Гермионы. Горло сжалось, губы отказывались подчиняться, язык свело. Он и не знал, что такое бывает, но тело вдруг стало ощущаться не своим, окружающий мир поблек и поплыл, пол закачался, слова басистого парня за соседним столиком – «Эй, мне картошку фри и гамбургер! » – показались оглушительно громкими, ударили по ушам.

– Подстилка? П-пожирательская п-подстилка?

Гарри уцепился взглядом за мелко дрожащий заголовок и перечитал его... столько раз, что каждая буква, дефекты краски и даже маленькое чёрное пятнышко в середине большой «D» вплавились в его память, захочешь – не забудешь.

Когда он поднял голову, Гермиона и Рон с одинаково обеспокоенными выражениями на лицах смотрели на него.

– Подождите ещё минуточку, пожалуйста, – попросил Гарри и, расправив газетный лист негнущейся рукой, дочитал статью. Кое-какие слова он проговаривал про себя по складам, изначально не понимая их смысла, но заставляя понять. Отдельные фразы жгли его, будто кислотой. Некоторые – унижали так глубоко, что от взрыва его и окружающих спасло только многократное и яркое представление чьих-то окровавленных кишок. Хм, точнее, не чьих-то, а вполне конкретных людей, и не одного человека, точно не одного.

– Пойдём, – сказал Гарри после продолжительного молчания. Измятую газету он бросил на стол перед Гермионой.

Он встал, друзья остались сидеть.

– Вы идёте?

– Это всё, что ты скажешь? – спросил Рон, опомнившийся первым. В его голосе отчётливо слышалось недоверие.

Гермиона молчала, только сверлила Гарри шокированным взглядом.

– Вы о том, что я должен сейчас кричать и топать ногами?

– Да-а? – протянула Гермиона несмело.

Гарри помолчал, потом хрустнул пальцами.

– Я этого делать не собираюсь. У меня есть дела поважней.

Внутри него клубилась ярость – белая, колющая морозными искрами, сковывающая дыхание и не позволяющая дышать всей грудью.

«Как анестезия», – думал Гарри, разглядывая себя словно со стороны.

Под тонкой корочкой льда бесновались более горячие чувства. Но их стоило приберечь, не тратить попусту, не распылять. Гарри зло усмехнулся: он мог потерпеть, до встречи с первоисточником его бед не слишком много времени, он дождётся и уж тогда за ним не заржавеет.

К сожалению, во временных прогнозах он просчитался. Чёртовы бюрократы!

Мунго, шепотки и взгляды посетителей и персонала, встреча с одним целителем, с другим, с третьим, с главным, с аврором. Терпение медленно, но верно таяло, перегретого пара становилось всё больше, напряжение неуклонно росло.

Гарри, чьи руки уже начало потряхивать от требующего выхода бешенства, протянул синеглазому хлыщу, стоящему руки в боки у двери палаты, где скрывался Снейп, разрешение на беспрепятственные посещения, подписанное Робинсоном.

– Аврорат не возражает, – сообщил он негромко. – Вот, смотрите.

Целитель Перелли ухватил документ кончиками холёных тонких пальцев, медленно – мед-лен-но! – развернул его и начал читать.

Перечитывал он десять строк, написанных торопливым, неразборчивым почерком, наверное, раз двадцать. Может, наизусть учил? Кто его знает?

Гарри дышал на счёт. Двухзначные числа давно превратились в трёхзначные, когда наконец чёртов целитель заговорил, манерно растягивая слова:

– Да, я вижу.

Гарри вгляделся в крайне смазливое, утончённо-девичье лицо, внимательно осмотрел дорогую одежду, обувь, прилизанную, волосок к волоску, причёску... Перелли до крайности напоминал ему Малфоя. Настолько, что руки сами тянулись свернуть тощую шею с острых плеч.

– И что же?

– «И что же» что? – повторил Гарри, стараясь зубами не скрипеть. – Я хочу видеть Снейпа, пропустите меня к нему!

Руки, которые Гарри едва не разбил, колотя в запертую перед его носом дверь, ныли.

– Больной отдыхает после приёма лекарств. Его нельзя беспокоить. Извольте подождать.

Гарри резко выдохнул.

– Я не могу ждать!

Целитель приподнял бровь, напомнив характерным движением зловредного ублюдка.

Рон, стоящий за спиной Гарри, вдруг положил руку на его плечо.

– Всё хорошо, Гарри, – сказал он. – Мы сейчас во всём разберёмся. Не...

– Чего мне ждать?! – рявкнул Гарри. – Он же не умирающий! Я хочу его видеть сейчас!

– В вашем разрешении написано: Гарри Поттер – ближайший родственник. Правильно?

Робинсон встрял в разговор:

– Да, это так. Всё верно, мистер Поттер – ближайший родственник и...

– Ближайший родственник, а именно – муж... Вы ведь муж больного, не так ли?

– Не так!

– Странно, а пресса и аврорат утверждают обратное. Кому же мне верить?

– Мне! – зло выдохнул Гарри и потянул воздух, готовясь высказать всё, что накипело. Но сделать это он не успел, а потом и вовсе передумал.

– Если вы – не муж, то пустить вас к больному я не могу, – любезно сообщил Перелли и впервые искренне заулыбался.

Похоже, он готов был костьми лечь, но в палату никого не пропустить. Не важно – Гарри, не Гарри, да вообще любого, включая Робинсона, находящегося в том же положении бесправного просителя.

Гарри повернул негнущуюся шею к аврору. Тот развёл руками и одними губами прошептал: «Инструкция».

– А если я – муж, то что?

– То, что вы, как муж, обязаны позаботиться о здоровье больного, а значит, набраться терпения и занять одно их этих кресел для посетителей. Когда можно будет совершить недолгий, я подчёркиваю, недолгий визит, я вам сообщу.

Гарри часто и поверхностно задышал.

– Присаживайтесь, господа. Синьорина, прошу вас, – это Перелли сказал, обращаясь уже к Гермионе.

Рон потянул Гарри за руку, заставил сесть на диван.

Целитель поджал губы, разглядывая троицу друзей и присоединившегося к ним аврора.

– На первом этаже есть кафе, вы можете там перекусить, – проговорил он.

Гарри уставился в центр закрытой двери. Ну уж нет, никуда он отсюда не уйдет.

– Как пожелаете.

Целитель ушёл, через минуту перед дверью палаты материализовались два домовых эльфа. На посетителей они поглядывали совсем неласково.

Рон хмыкнул:

– Похоже, нам не доверяют.

Робинсон пробормотал что-то явно нелестное в адрес убравшегося с глаз долой итальянца.

После получаса убийственно тоскливого ожидания домовой эльф принёс им поднос с чаем.

– Как любезно с его стороны, – пробормотала Гермиона, обнимая двумя ладонями источающую ароматы трав фарфоровую чашку.

Гарри только нахмурился: от Перрели он хотел одного – отсутствия проволочек. Чаем, пусть ароматным и вкусным, согревшим благодарно откликнувшийся желудок, растущее ощущение, что его водят за нос, было не перебить.



Глава 8.

За стеной кто-то стонал – жалобно и неутомимо, из коридора доносился людской говор, звуки шагов, шорохи и звяканье. Перелли сдержал слово: прошёл уже почти час, а Северуса так никто и не побеспокоил. Многовариантный план грядущей беседы с Поттером был всецело готов, как и сам Северус. Его пульс давно пришёл в норму, приевшаяся боль утихла благодаря принятому лекарству, эмоции и бестолковая злость затаились, как если бы недавнего срыва и не было вовсе.

Возвращаться к надоевшим размышлениям не хотелось. Северус медленно выдохнул, разглядывая тонкие трещинки на потолке. Ожидание начало его серьезно нервировать.

А там, за дверью, от той же неизвестности томился Поттер.

Мальчишка, поганец, зарвавшийся герой... Северус предпочёл бы и дальше даже в мыслях называть Поттера так и только так, но не получалось. Тот имел право злиться, больше того – он имел право разорвать здесь всех и вся. Во всяком случае, Северус на его месте именно так бы и поступил. Подобного унижения он бы не простил, невзирая на лица, не дал бы никому ни единого шанса для оправданий.

Вот только... Они вновь играли роли в нелепой, алогичной пьесе, написанной давно почившим стариком.

Северус не любил вспоминать тот разговор в кабинете Дамблдора. Всё там, даже чашка с горячим чаем, во вкусе которого только невежда не почувствовал бы немалой дозы успокоительного зелья, Северуса безмерно раздражало. Эта суета блестящих игрушек, пыль на шкафах, заваленных вперемешку книгами и свитками всех размеров и форм, даже чистящий перья феникс в большой клетке. Но больше всего Северуса выводил из себя сам хозяин кабинета – неосмотрительный дурак умирал прямо на его глазах. Каждый вдох стоил старику острой, мучительной боли, каждое биение сердце разносило по венам новую порцию магической отравы, от которой не существовало противоядия. В воздухе витал сладкий запах смерти. Рука Дамблдора совершенно почернела и безвольной плетью свисала вдоль дряхлого тела. И ум, великий ум был поражён болезнью.

К сожалению, тогда Северус этого не понимал. Он, как и все, считал Альбуса Дамблдора неуязвимым, а его магию и знания, накопленные за полтораста лет, – непобедимыми.

Северус заблуждался. Ошибка привела его сюда, на больничную койку, а под дверь его палаты – Поттера, жаждущего полноценных объяснений, унизительных оправданий, жестокой мести и, больше всего, чтобы ничего подобного в его жизни никогда не происходило.

Губы Северуса сложились в кривую ухмылку.

Даже не видя Поттера, не говоря с ним, он знал всё о его самых заветных и горячих надеждах и мечтах. И, честно, будь он в силах, даже несмотря на ту омерзительную выходку на несостоявшейся свадьбе, он бы подарил Поттеру (но в первую очередь себе, понятно) избавление от кошмара, в котором они оба завязли. Но это было не в его власти.

Тот же, чья воля привела их в ловушку, уже давно наслаждался вечным покоем. И взывать к нему – бесполезно.

Да, в Хогвартсе оставался магический слепок личности в виде портрета, но он – не человек, и спроса с него нет. Сваливать на отражение прошлого ответственность за всё, – нет, Северус не собирался опускаться до такого. Ему придётся пройти путь уничижения до конца. Точнее, этот путь придётся пройти им вместе с Поттером на пару.

Им обоим требовалась сатисфакция. И ни один из них не мог получить удовлетворения.

Альбус сказал тогда:

– Если не ты, то кто? Кто, мой мальчик?

Действительно, если не он, то кто?

Даже сейчас Северус понимал, что иной кандидатуры на роль... на ту роль, что ему пришлось сыграть, не существовало. Враг наращивал силы, сторонники Дамблдора выбывали из борьбы один за другим, сам старик умирал и знал об этом, а единственный реальный шанс на победу так и оставался бестолковым шестнадцатилетним мальчишкой.

После смерти Альбуса Северусу предстояло хранить жизнь Поттера, защитить его любой ценой и, когда настанет время, предоставить оружие.

– Ты станешь для Гарри телохранителем и оруженосцем, – сказал Альбус.

Северус хмыкнул. Старик всегда умел подбирать красивые слова. В его устах то, что предстояло сделать Северусу, выглядело благородным служением, а не тем, чем являлось на самом деле – низостью и подлостью.

Но иного выхода не нашлось.

За Поттером, которого ждали многочисленные испытания, требовалось присматривать. И нельзя было надеяться на артефакты (которые могли потеряться), следящие чары (которые могли развеяться) или удачу (ту самую, что существует только для безалаберных дураков). Нет, опора на надежду – это не выбор для тех, кто готовится к битве, в которой на карту поставлено абсолютно всё. Пусть эта карта и джокер (феноменальное везение Поттера не стоило сбрасывать со счетов), но фарт – слишком хлипкий фундамент для победы, в отличие от магии крови.

Конечно, им стоило поискать иной способ, но время утекало сквозь пальцы, мальчишка всё ещё был не готов к серьёзному разговору, Дамблдор сомневался и до последнего не желал открывать обстоятельств дела. Когда же он всё-таки сделал это – им остался только один способ гарантировать Северусу возможность найти Поттера, куда бы тот ни направился, где бы ни находился.

– Ты сделаешь это ради нашей победы.

Слова Дамблдора звучали так пафосно, так благородно, если закрыть глаза на то, что именно предстояло сделать Северусу.

– Я беру всю ответственность на себя.

Странно, что уговоры Дамблдора так чётко врезались в память, а собственных возражений Северус совершенно не помнил. Аромат чая, твёрдость деревянного стула, полумрак кабинета, с тьмой по углам которого безуспешно боролся свет единственной горящей на столе свечи, запах болезни – отвратительно сладкий... Даже боль от постоянно ноющей в те дни метки Северус помнил, а свои слова позабыл.

Возможно, потому что он почти сразу сдался?

Ведь, что ни говори, план был хорош, абсолютно надёжен, практически идеален – конечно же если забыть о морали, свободе выбора и праве мальчишки решать. Ну и о собственном праве на личную жизнь и спокойную, хоть отчасти, совесть.

Но к чему задумываться о таких эфемерных вещах двум смертникам, говорящим о третьем, чья жертва должна положить конец долгой войне?

Когда расклад на будущую победу стал совершенно ясен, Северус согласился без боя. Глупый смех клокотал в его горле всю ту бессонную ночь, что он провёл, вернувшись от Дамблдора, в компании так и не пригубленного бокала огневиски и весело трещавшего углями разожжённого камина.

Помимо прочего... Джеймс Поттер перевернулся бы в гробу, а Лили бы его просто убила.

Самым забавным, пусть и совершенно не смешным, отвратительно-болезненным, гадостным фактом Северус посчитал то, что на алтарь победы – да, именно так, словами директора, и никак не меньше – он готовился положить преклонение перед единственным человеком, к которому испытывал чувства. Потом разве у него останется право хотя бы в мыслях касаться дорогого образа или произносить заветное имя? Нет, только не после того как он согласился поиметь её сына, фактически изнасиловать его, сонного, введённого в транс уже обговоренным с Альбусом зельем.

Даже убийство не тяготило Северуса так болезненно и жестоко, как воспоминание о браке, заключённом в его комнатах в абсолютной тайне под покровом ночи. Безмятежно спящий Поттер, которого на руках, как невесту, он принёс в свою гостиную через камин из кабинета директора; благообразный старик, последовавший за ними с толстой книгой под мышкой; ритуал, во время которого Северус мысленно прощался с матерью ребёнка, безвольную ладонь которого сжимал. И, как апофеоз безумия, Альбус Дамблдор, закончивший чтение заклинаний традиционным пожеланием долгой и счастливой жизни новорождённой семье.

– Я верю, что ты не обидишь Гарри, мой мальчик, – заметил старик, подходя к камину и насыпая в ладонь немного летучего пороха из стоящего на полке металлического кубка.

– Вам не кажется, что, согласившись, я уже...

–... больше необходимого, – закончил Дамблдор строго. – Дело сделано, – и, произнеся пароль, он исчез в языках окрасившегося зелёным пламени.

«Ave, Caesar, morituri te salutant», – повторил про себя Северус, гася ставший вновь оптимистично ярким и рыжим огонь в камине и закрывая и его, и входную дверь от постороннего вмешательства охранными заклинаниями.

На диване, всего в нескольких шагах от него, освещённый парой висящих в воздухе свечей, лежал для своего возраста чересчур низкорослый и тощий, кажущийся хрупким подросток. Тёмные тени залегли под опущенными ресницами, широкие брови сошлись над переносицей, придавая выражению лица оттенок страдания, искусанные губы были слегка приоткрыты, щёки, покрытые лёгким пушком, казались необыкновенно бледными. Растрёпанные волосы, безвольно лежащие на коленях руки и вытянутые вперёд ноги в стоптанных башмаках... Северус ощущал себя последней сволочью, разглядывая шестнадцатилетнего ребёнка, которым должен был до рассвета овладеть.

Раздеть его, уложить в свою постель, подготовить к соитию и взять.

Решимость таяла с каждым ударом учащённо бьющегося сердца. Северус не ощущал и тени возбуждения. То, что должно было произойти, казалось то фарсом, то преступлением.

Тянуть не имело смысла.

Как и говорить запоздалое «нет». Альбус прав: другого пути у них нет, а жизнь многих стоит... стоит того, о чём Поттер, хвала Мерлину, никогда не узнает. Что же касается Северуса и его корчащейся в муках совести, рвущей душу на части, то и эту кару он заслужил. Метка, ожегшая руку отголоском боли вызова другого к Тёмному Лорду, как раз напомнила, за что он платил и за что ему было никогда не расплатиться.

– Mobilicorpus! – произнес Северус, направляя на Поттера волшебную палочку.

Тело спящего поднялось в воздух, подол его мантии коснулся пола, руки повисли, словно плети. Поттер не проснулся, но он и не мог – сильнейшее снотворное лишило его всяких шансов к сопротивлению.

Медленно и печально процессия из плывущего по воздуху Поттера и идущего вслед за ним Северуса направилась в спальню.

– Ave, Albus, morituri te salutant, – прошептал Северус, закрывая за собой дверь.

Поттер висел в полуметре над кроватью, и, сдёрнув с постели покрывало, Северус плавно опустил его на одеяла.

В тот миг то, что он собирался сделать, казалось самым мерзким, самым отвратительным поступком всей его жизни. И, похоже, так оно и было.

Что и доказывал полный ненависти взгляд, вырвавший Северуса из неприятных воспоминаний.

Поттер вошёл в палату стремительным пружинистым шагом и уселся на стул у кровати. Каким бы неуравновешенным идиотом он ни был, того, что произошло с ним, мальчишка не заслуживал.

Северус медленно выдохнул. Воспоминания сделали его слабым. Ему не стоило возвращаться в давно похороненное прошлое. По крайней мере, не сейчас.

Перелли, вошедший в палату вместе с Поттером, также подошёл к кровати Северуса. Результат диагностического заклинания его, очевидно, удовлетворил. С удивлением Северус заметил второй – молниеносный – взмах волшебной палочки, направленной уже в сторону Поттера, и точно такой же удовлетворённый кивок. Хотя... Перелли – это Перелли, от него всего можно ожидать. И вмешательства в дела, которые его никоим образом не касаются, в том числе. Похоже, Северус поспешил в оценке его характера. Кто знает, куда распределила бы Шляпа предприимчивого итальянца, не брезгующего сомнительными методами ради своих целей.

– У вас есть полчаса, – сообщил Перелли. – Прошу вас, мистер Поттер, не волновать больного.

Поттер промолчал, и целитель добавил недовольным тоном:

– Я наложу сигнальные чары. Ни в коем случае не нарушайте моих рекомендаций.

Дверь за ним закрылась с тихим щелчком.

Северус, приподнявшийся на подушках и устроившийся полусидя, повернул голову к Поттеру. Парень вырос. Волевой подбородок, пробивающаяся щетина на бледных щеках, более короткие, чем прежде, но от этого не ставшие менее растрёпанными чёрные волосы, шрам на лбу – тонкий, словно бы выцветший и потому едва заметный, поджатые тёмно-розовые, чётко очерченные губы, на нижней – следы недавних, ещё не заживших укусов, сведённые к переносице широкие брови, сверкающие злостью глаза...

«Зелёные глаза – как кровь самой Земли, зелёные глаза меня с ума свели... В вас затаился свет, как в омуте пруда, ему не скажешь «нет» – утонешь навсегда... »* – шедевр любовной лирики, посвящённой гриффиндорскому герою, обнаруженный в сочинении одной из шестикурсниц о применении сока красавки в исцеляющих зельях, вспомнился Северусу совершенно некстати. Невольная ухмылка искривила его губы.

Если бы взглядом можно было убивать, то смерть забрала бы его в тот же миг. Руки Поттера, лежащие на коленях, сжались в кулаки. А вот взгляд – проклятие! – взгляд Поттера, в котором, помимо гнева, так явственно мелькнула обречённость и растерянность, Северусу совершенно не понравился.

Хотя, после первой же фразы, произнесённой тихим, полным ярости шёпотом, вся жалость Северуса истаяла без следа.

– Вижу, вас это забавляет, – заговорил Поттер, глядя не на Северуса, а на свои колени, комкая ткань бордовой мантии побелевшими пальцами. – Наслаждаетесь происходящим? Наслаждаетесь тем, что ухитрились-таки сломать мне жизнь? Испоганить её одной своей тенью, вы, зловредный ублюдок...

Северус стиснул зубы. Отвечать на прямые оскорбления – ну надо же, насколько мальчишка предсказуем – не входило в его планы. Отомстить за поток становящейся всё более мерзкой брани можно и потом.

Месть – то блюдо, что стоит подавать холодным... как бы ни хотелось вгрызться зубами в беззащитное, ходящее ходуном горло разоравшегося недоросля, бешено сверкающего потемневшими глазами.

– Умерьте пыл, – посоветовал Северус, воспользовавшись паузой в становящейся всё более жаркой и жгучей речи Поттера. – Ваше мнение о моей личности, о том, что вы уже нашли виноватого, мне более чем понятно. Или всё, ради чего вы так рвались сюда – это поплакаться на моём плече о том, как судьба к вам несправедлива? Так, что ли? Я прав?

– Да вы... – угрожающе зашипел Поттер, хватая ртом воздух.

– У вас достаточно друзей, чтобы найти жилетку подобрей и шире и вдосталь порыдать в неё. Избавьте меня от вашей детской истерики. Крайне жалкое зрелище.

Мальчишка, показавшийся вдруг даже более юным, чем в незабываемом тогда, с рыком вскочил с места и заметался по палате, размахивая руками. Стук каблуков по деревянному полу по какой-то непонятной причине успокаивал, и Северус всё же смог отключиться от эхом звучащих в ушах оскорблений, сумел сохранить самоконтроль.

– Сядьте на место, и мы поговорим, – приказал он безапелляционным тоном, устав наблюдать за хаотичными движениями взбешённого Поттера.

Тот наконец остановился.

– Так это правда?

О, Мерлин. Настолько идиотского вопроса Северус услышать не ожидал. На языке крутилось множество ответов, один другого ехиднее и злее, но он ограничился кивком и коротким «да». Добивать жертву, корчащуюся у его ног, не хотелось. Ведь Поттер, как ни крути, – ему не враг, а так... Унижать его ещё больше – подло.

Да, бесспорно, и Северус не был победителем в этой ситуации – а кто был, интересно? – но он принял произошедшее, как данность, и знал, что с этим делать, а не стенал и выл, как раненный зверь.

– Успокойтесь и немедленно сядьте, – повторил он приказ, глядя прямо в глаза мальчишки.

Тот рухнул на стул. Короткий смешок, вырвавшийся у Поттера, заставил Северуса неприятно поёжиться.

– Да, это произошло, – сказал он медленно и спокойно. – Вы должны принять обстоятельства такими, как они есть, и сделать это мужественно, с честью.

– И вы говорите мне о чести? Вы?

Поттер хрипло выдохнул и беспорядочно зашарил по карманам мантии, приговаривая:

– Да где же она? – Совершенно больной, полный отчаяния взгляд метнулся к двери. – Вытащили, ну надо же, они её у меня вытащили.

Ладонью Поттер прикрыл рот, будто его тошнило.

Северус больше не мог на это смотреть. Слабость, откровенно демонстрируемая несдержанным мальчишкой, сводила его с ума.

– Я убью вас.

– Я не против, но вы сделаете это позже, – ответил Северус так же тихо. – А пока извольте меня выслушать.

И он заговорил. Северус говорил о войне, напомнил о ситуации начала 1997 года, об их потерях, о неизлечимой болезни Альбуса... До того он не собирался так выкладываться, объясняя Поттеру обстоятельства дела, но сейчас только что соловьём не разливался, рисуя ужасы прошлого, живописуя те опасности, которые подстерегали гриффиндорское трио на их нелёгком пути.

– Поймите. Не было иного надёжного способа контролировать ваши передвижения. Следящие заклинания крайне ненадёжны. Да, существуют артефакты, которые могли бы помочь обнаружить вас, послужив своеобразным маяком, но вы могли их потерять по дороге. Иного способа обеспечить нашу встречу в лесу не было. И не только встречу – я забыл покой и сон, гоняясь за вами по всей Англии и заметая ваши следы. Магия крови, нити судьбы, связавшие нас, всегда позволяли найти вас, где бы вы ни находились, как бы ни прятались. Это было условием вашего выживания. Вы же не думаете, что чары недоучившейся школьницы могли скрыть вас от организованных поисков опытных следопытов?

Поттер наконец поднял взгляд.

– Но я вас не чувствовал. Ничего подобного я не чувствовал в отношении вас и не чувствую сейчас!

– А вы хотели? Вы хотели этого по-настоящему?

– Глаза б мои вас не видели. Ни сейчас, ни тогда, а лучше – вообще никогда.

Его ненависть, казалось, можно было потрогать руками. Голову Северуса сдавило невидимыми тисками.

– Как мог Дамблдор пойти на такое? – как заевшая заводная игрушка повторял и повторял Поттер, и Северус не выдержал.

Чай, конфеты, тёплые улыбки, отеческая забота, слова, слова, слова... Мальчишка, похоже, ни разу не задумался, что судить стоит только по делам и чего точно не стоит, так это безоговорочно верить тому, кто для начала бросил его на пороге дома ненавидящих магию родственников-магглов, а затем, пусть и с болью, пусть и с выворачивающими душу сомнениями, но всё-таки направил на смертный бой с самым опасным волшебником современности.

Вера в добро слепа. Она видит только то, что хочет видеть, и ретуширует серость и черноту словами покрасивей, поблагородней, побелей. Мерзко. Это мерзко настолько, что предпочитаешь всматриваться в черноту без прикрас, а не разглядывать грязно-серые, словно у гниющего трупа, пятна на свежевымытой личине очередного «очень хорошего и порядочного» человека.

Северус ухмыльнулся краешком рта.

– Поттер, вы ведь пожертвовали не меньшим, чем Альбус, разве нет? Он поставил на кон свою душу и совесть, а вы – больше сотни непрожитых, в отличие от него, лет. Стоит ли так расстраиваться тому, кто готов был положить жизнь ради общего блага? Или задницу вы цените дороже?

Поттера затрясло.

– Вы... вы... – он задыхался от ярости. – Вы это сделали со мной! Вы! Как вы вообще могли?!

«Это было непросто», – подумал Северус, но ответил:

– Технически это довольно легко и в определённые моменты довольно приятно – не только мне, нам обоим.

Поттер вновь вскочил. Его шатало, и он вцепился побелевшей рукой в спинку стула.

– Вы уничтожили мою жизнь!

– А вы – мою смерть. Не лезли бы не в своё дело – стали бы вдовцом и вообще не имели бы и тени сегодняшних проблем.

– Это не я. Вы не могли так плохо подумать обо мне! Я бы ни за что не стал вас спасать, – Поттер растянул губы в жестокой улыбке, изуродовавшей его красивое лицо. – Это Гермиона наложила на вашу шею повязку и приказала хогвартским домовым эльфам доставить вас в Мунго.

– Значит, поблагодарите подругу. Я этого делать не стану.

Поттер расхохотался.

– Все вокруг виноваты, кроме вас, да? Дамблдор, Волдеморт, я – что плохо учился и медленно рос, даже спасшая вашу жизнь Гермиона. Только вы без греха, весь в белом, но это ведь вы виноваты, вы, не Альбус Дамблдор, а вы!

Разговор все больше его утомлял, и Северус сказал, как отрезал:

– Я признаю свою часть вины. Вы довольны? Может, наконец успокоитесь, и займёмся делом?

Но мальчишка продолжал бесноваться:

– Не кивайте на других. Это ваша вина! Из всех окружавших Альбуса Дамблдора людей только вы были способны на подобную подлость. Вы – сама чернота, сама грязь, сама мерзость. Вы были рядом, и ему, отчаявшемуся, пришло в голову использовать вас. Мало кто способен, как вы, убивать, пресмыкаться и врать, насиловать, не задумываясь, что некоторые приказы исполнять нельзя, что это – бесчеловечно, что ничто не стоит подобной цены! Думаете защитить свою совесть, если она у вас есть, кивая на приказ Дамблдора? Не выйдет! Не будь вас с ним рядом, ему бы некому было отдать этот приказ. Никто бы не согласился! Только вы! Только ваша мерзкая душонка оказалась способна на такое!

Северус даже не понял, в какой момент выбрался из кровати. Ноги его подвели, и он упал на одно колено.

Поттер издевательски расхохотался.

– Вы что-то упоминали про удовольствие, которое я вам доставил? Не удивительно. Да кто вас захочет такого... такого... урода и телом, и душой...

Руку, замахнувшуюся для пощёчины, мальчишка перехватил, ловким рывком завернул её за спину, так что боль заставила Северуса застыть на месте, выгнувшись всем телом.

Вот так, слившихся в единоборстве, почти обнявшихся, их и застали ввалившиеся в дверь люди во главе с Перелли.

– Гарри, что ты творишь?! – кричала Грейнджер.

Перелли угрожал визитёрам отлучением от посещений навсегда. Робинсон бормотал невнятно.

Рослый и широкоплечий Уизли чётко и ловко Поттера скрутил и оттащил в сторону, и Северус наконец оказался отпущен на свободу.

Ярость холодной волной растекалась по венам, колола всё тело. Горло сводило от боли.

– Северус, возьмите халат, – Перелли протянул ему полосатую тряпку. – И ноги, не стойте на полу босиком.

Северус надел халат на длинную ночную рубашку, подпоясался, следя за тем, чтобы руки не дрожали. Внутренности сводило от бешенства, и тем спокойней и сосредоточенней он становился.

Он отомстит. Позже. Не сейчас.

– Я выслушал всё, что вы изволили высказать мне, Поттер, – произнёс Северус, растягивая слова. – Хочу отметить, что ума в вас за эти годы не прибавилось ни на грамм, а вот спеси и жестокости – без меры... И не прерывайте меня. Я ещё не закончил.

Он обвёл собравшихся вокруг людей невидящим взглядом. Грейнджер поёжилась. Перелли протянул руку, будто бы вновь собирался предложить помощь.

– Я не желаю и лишней минуты быть связанным с вами, Поттер.

Поттер, которого за плечи всё ещё крепко держал Уизли, захихикал.

– А уж я-то...

Северус проигнорировал и идиотский смех, и обезьяньи ужимки.

– В присутствии свидетелей я требую у вас развода. Позаботьтесь об этом как можно скорее. Поднимите своих влиятельных друзей, министра, не знаю, кто там ещё готов целовать вам зад.

Мальчишка захлопал ресницами, и Северус спросил с ядом в голосе:

– Или вы желаете сохранить наш брак?

– Развод? – повторил Поттер, словно идиот, каким, несомненно, и был, и есть, и будет.

– Да, Поттер, развод. И я официально предоставляю вам право подготовить необходимые документы и от моего имени... Или желаете ждать моего выздоровления?

– Не желаю.

На лице Поттера впервые с начала их встречи промелькнуло что-то похожее на надежду.

– До встречи в суде. Здесь я вас больше видеть не хочу. Это вам ясно?

Последние слова Поттер словно бы и не услышал. Он просто повернулся к двери, а его друзья последовали за ним. Только Грейнджер задержалась на выходе, бросив полный отвратительной жалости взгляд и прошептав: «Извините».

За это Северусу немедленно захотелось размазать её по стенке. Вторым слоем после Поттера, само собой разумеется.

– Вот, выпейте, Северус, – Перелли протянул ему бутылочку фиолетового стекла, вытащенную из кармана мантии, отвлекая от бесплодных попыток прожечь взглядом закрывшуюся дверь. Сочувствие в его голосе было невыносимым.

Большего унижения Северус в жизни не испытывал. Он взял пузырёк и залпом проглотил успокоительное зелье. Бесполезная трата ингредиентов, успокоить его могла только свершившаяся месть. И планы по её воплощению следовало обдумать. Спокойно, неторопливо и надёжно.

Он собирался выздороветь как можно скорее. У его существования появилась цель, и желание достичь её трепетало даже в кончиках чуть подрагивающих пальцев.

Поттер о своих поступках и словах ещё горько пожалеет. Уж Северус об этом позаботится. Непременно. Он вернёт ему всё, да с процентами, по повышенной ставке.



* Автор (не точно) процитированного стихотворного отрывка - Маргарита Вышенская (источник)


Глава 9.

Маленькая хитрость новобрачных удалась на славу: в порт успели вовремя, до отправления океанского лайнера, следующего в Австралию, осталось ещё три четверти часа.

– Вот сказали бы сразу, что корабль отходит в двенадцать, и мы бы так не спешили, я успела бы дожарить пирожки вам в дорогу, – пожаловалась миссис Уизли. Её руки беспокойно теребили шаль, а в голосе явно слышалась обида.

Гарри переглянулся с друзьями. Гермиона виновато опустила голову (идея приврать для пользы дела претила ей с самого начала), а Рон тут же шагнул вперёд, загораживая мощной спиной недовольно хмурящуюся мать.

– Ну не обижайся, ма, – мягко заговорил он. – Ты сама посуди: если б все знали, что отправление в двенадцать, то мы б когда сюда добрались? Наверняка бы опоздали на те же самые пятнадцать минут, и всё сорвалось, пришлось бы возвращаться назад. А так – мы уже здесь, и у нас ещё куча времени, чтобы как следует попрощаться. Ну не обижайся, ладно? Улыбнись хоть немного. О, вот так уже лучше.

Потёртые джинсы и водолазка в бело-голубую полоску – как у заправского морского волка – на приятеле смотрелись совсем неплохо. Гарри усмехнулся. Рону шло, но всё же в маггловской одежде он выглядел непривычно – как и его родные, преодолевшие добрую половину Англии, чтобы проводить будущих путешественников в дальнюю дорогу. Мистера Уизли в строгом костюме и цилиндре было вообще не узнать – настоящий джентльмен, да и только. А Джинни...

Гарри протянул руку, чтобы отвести от её лица выбившуюся из высокой причёски морковно-рыжую прядь, и оказался одарён нежной улыбкой. Из-за высоченных каблуков ставшая чуть ли не на голову выше девушка в коротком шёлковом платье казалась невозможно, ослепительно красивой. Гарри хотел бы вот так стоять и любоваться ею целую вечность.

Возвращавшийся к Гермионе Рон чуть толкнул его плечом, и волшебство момента разрушилось.

– Мам, ну не хмурься. Или, если так надо, то поругайся, но слегка и только на меня, ладно? Договорились?

Рон скорчил забавную рожицу. Эй, похоже, кое-кто позабыл, что ему уже больше пяти лет. Он обнимал Гермиону за плечи и выглядел абсолютно счастливым. Свежий ветер трепал его рыжие вихры, глаза довольно щурились на ярком солнце, а на губах играла такая широкая и светлая улыбка, что непременно хотелось улыбаться в ответ. Гермиона тоже казалась счастливой. Вот только в её взгляде, который время от времени Гарри ловил на себе, угадывалось волнение большее, чем заслуживало скорое отправление в свадебное путешествие.

– Нет, ты только посмотри, Артур, как он заговорил! – миссис Уизли натянуто рассмеялась. На Рона она не смотрела – зачем-то поправляла край аккуратного светлого платья. – Без году неделю супруг, а как молодую жену защищает. Любовь-любовь. В облаках витает, а о еде забывает.

Гарри не думал, что мать семейства так уж волновали недожаренные пирожки – тем более что в руках она держала накрытую салфеткой плетёную корзинку, от которой шёл изумительный аромат свежей сдобы.

– Какой огромный корабль и весь из железа, – неодобрительно зацокала языком миссис Уизли, задирая голову вверх и разглядывая готовый к погрузке белоснежный лайнер, мягко покачивающийся на волнах. – И почему он не тонет, такая громада? Артур, ну что ты всё молчишь? Разве не видишь, какую отчаянную глупость собираются совершить наши дети? И ты им позволишь? Чем плохо путешествовать порт-ключом, как все порядочные маги? Зачем так рисковать? – она потянула мужа за рукав сюртука. – Ну посмотри же, какая гигантская лодка и вся из железа! А если что-то случится...

Миссис Уизли ещё что-то говорила, но Гарри её больше не слушал. Он держал Джинни за руку, кожу запястья ласкала ткань её развевающегося платья, так что мурашки до самого плеча бежали волнами, как мерно накатывающая на корпус судна морская вода. Свежий солёный воздух бодрил, заставлял дышать полной грудью. На сердце становилось всё легче, всё веселей. Гул голосов, шум и гам, жужжание механизмов, урчание моторов, плеск волн. Огромные стаи наглых крикливых чаек в вышине. Кругом толпа, в которой никому ни до кого нет дела. Множество лиц, и ни одного узнающего взгляда, ни одной презрительной ухмылки или неприязненно поджатых губ. Красота, да и только!

Как ни смотри – прекрасное утро. Одно единственное из чреды унылых тускло-серых с болезненными червоточинами из ненависти и ярко-красной злости.

– Здорово, да? – Рон хлопнул Гарри по плечу. – Ты только глянь, какой он огромный! Уже представляю, как пол будет качаться под ногами. Палубы, бары, бассейны, рестораны, танцпол... Эх, дружище, вот бы и вам поехать вместе с нами.

Джинни тяжело вздохнула и отвернулась, а по губам Гермионы скользнула виноватая улыбка.

– Мне так совестно бросать вас одних, – пробормотала она и толкнула Рона под локоть: – Может, нам всё же не ехать?

– Да ты что говоришь, Гермиона?! Даже не думайте всё отменять! – всполошился Гарри. Ещё не хватало, чтоб из-за проклятого ублюдка его друзья лишились свадебного путешествия!

Рон обнял Гермиону за плечи, прижался щекой к её развевающимся на ветру непослушным каштановым волосам.

– Мы уже обсуждали это, много раз. Хватит, милая, всё решено. Не заставляй Гарри вновь уговаривать нас.

Гарри благодарно улыбнулся:

– Не беспокойся о нас. Я со всем справлюсь. Всё будет хорошо, я уверен. К вашему возвращению мы уже наверняка день свадьбы назначим.

Он чуть крепче сжал теплую руку Джинни, и она точно так же ответила ему. Улыбка, появившаяся на её губах, казалась почти такой же счастливой и солнечной, как и прежде. Почти, но не совсем. Гарри отвёл взгляд. Рана, нанесённая Джинни, проглядывала в выражении глаз, в почти всё время опущенных теперь уголках губ. Даже сейчас Гарри чувствовал её неуверенность, и это дико бесило, страшно злило, заставляло вспоминать о...

... о том, о ком лучше сейчас не думать. Ещё накануне он пообещал себе не портить проводы друзей мрачным видом. Злость бурлила внутри, вырваться наружу он ей не позволял. Время разбрасывать камни пока не наступило, и Гарри усердно складировал тёмные мысли в самом дальнем углу сознания. Накопившаяся коллекция уже походила на гору. Он знал, что воспользуется ей, лишь только ему представится шанс. С дрянью, испортившей им жизнь, он обязательно разберётся.

– Я справлюсь, я всё решу...

Он говорил уверенно, чеканил слова, хотя знал наверняка, что безболезненно и быстро выпутаться из ситуации шансов нет. Днём и ночью он возвращался к одним и тем же мыслям, перебирал их, как монах чётки, но выхода попроще и полегче так и не нашёл. Предложенный Снейпом развод означал обязательное обращение к властям, а значит, поход в Министерство. Хорошо хоть, что идти туда придётся не одному.

– Перси мне поможет, – Гарри улыбнулся кивнувшему ему брату Рона. – Да и вообще, всё у нас...

Его прервало появление Джорджа. Покрасневший и запыхавшийся, тот дотащил к ним поближе огромный чемодан и без всяких церемоний шмякнул его на асфальт. Внутри что-то жалобно звякнуло.

– Без магии, как без рук, – пожаловался Джордж в ответ на вопрос Рона, почему он не дождался носильщика. – Не видишь, что ли, какое здесь столпотворение? Легче показалось донести, чем ждать неизвестно сколько... Ну и толпа – волшебную палочку не вытащишь, сразу заметят. Зря я вызвался помогать с багажом. Пришлось тащить ваше добро на горбу, точно какому-то магглу. Не представляю даже, как они умудряются справляться...

Гермиона рассмеялась.

– Наверное, вот так, – одно неуловимое движение руки, и из днища чемодана выдвинулись небольшие колесики. – Без магии – это просто.

– Да уж, – проворчал Джордж, – сравнила! Вот волшебная палочка, – он похлопал себя по карману изумрудно-зелёной кожаной куртки. – Один взмах, и я получу практически всё, что захочу, гору подниму, если надо.

– Так уж и гору? – хмыкнул Перси. – А тебе по силам, ты, недоучка?

Чёрт! Сейчас снова начнётся!

Гарри с тревогой смотрел, как багровеют скулы Джорджа, а глаза вспыхивают от злости. Метод Перси по доведению Джорджа до белого каления значительно усовершенствовался – сегодня ему хватило всего нескольких слов, произнесённых снисходительным тоном.

Братья оказались на ножах, а точнее, на кончиках волшебных палочек, после того как Министерство запретило магазинчику Джорджа торговать перуанской тьмой и другими двадцатью двумя товарами, которые проводивший инспекцию второй помощник министра Персиваль Уизли назвал «потенциально опасными магическими артефактами». С тех пор – уже два месяца как – каждая встреча Джорджа и Перси заканчивалась громогласным выяснением отношений и головной болью окружающих. Когда поднявший многочисленных друзей Джордж сумел-таки уменьшить список запрещённых к продаже товаров чуть ли не втрое, стало ещё хуже – Перси давление на себя со стороны министра воспринял как оскорбление. И понеслось...

По какой причине сомнительная честь разводить драчунов в стороны досталась именно ему, Гарри не понимал, но привычно готовился исполнить роль миротворца. Уж лучше так, чем слушать их перебранку. Перси в гневе был крайне неприятен. Джордж брату уступал – жаль, но совсем ненамного.

– Мерлин, какой же ты вредный! скучный! унылый! – Джордж успел не на шутку разозлиться. – Но я знаю, ты не виноват. Это всё клей, которым ты мажешь голову. Он просочился в твой мозг и окончательно превратил тебя в занудливого придурка! Галстучек, пиджачок, дипломатик. Золотая ручка в нагрудном кармашке. Прилизанный весь! Мерлин, ну что за зрелище, а! Нет, ты не настоящий Уизли, ты – канцелярская крыса!

Перси опасно сощурил глаза, побелевшие губы сжались в тонкую линию. Он уже открыл рот, чтобы высказать что-то явно оскорбительное и злое, как Гарри вклинился между братьями.

– Эй, стоп. Стоп, парни! Мы сюда приехали не для того, чтобы наблюдать вашу ссору!

Джордж заткнулся, шумно дыша.

Перси закрыл глаза, словно никого здесь не хотел видеть. Горло некрасиво дёрнулось, когда он едва слышно проговорил:

– Извини, Гарри.

Джордж только покачал головой и отступил на шаг. Гарри послышалось, будто тот буркнул что-то наподобие «лизоблюд», но уточнять не стал. Лучше не переспрашивать и поверить, что ему и правда показалось, иначе выяснять кто, что и кому сказал, придётся до самого отправления лайнера.

Гарри совершенно не хотел тратить время на дурацкие ссоры, куда лучше сейчас провести время с друзьями!

Джордж возмущённо фыркнул, но Перси даже не оглянулся на него. Он отошёл в сторону ото всех и теперь стоял, барабаня пальцами по прижатому к груди металлическому чемоданчику, делая вид, что, кроме корабля, для него ничего и никого не существует.

«Придурок», – прочитал Гарри по губам Джорджа.

Подёргав себя за растрепавшуюся на ветру челку, Джордж вдруг широко улыбнулся и принялся дальше рассуждать о преимуществах волшебства перед маггловскими технологиями.

– Одна волшебная палочка, знания и опыт – и я могу создать кучу всего. А у них, не вопрос, занятных вещиц много, но простой маггл – ну вот, как тот, – он ткнул пальцем в ковыляющего мимо толстяка в клетчатом пиджаке, – так вот он ни в жизнь не догадается, как устроены те штуковины, которыми пользуется. Про ремонт или про то, чтобы сделать что-то похожее одному, своими руками, я даже не говорю...

Рон застонал, схватившись за голову.

– Мерлин! А я так надеялся, что мы в машине всю эту дребедень обговорили.

Джордж окинул корабль недоверчивым взглядом.

– Дьявольски огромная металлическая лодка. И как она только на воде держится? А те люди, что ей управляют... Что-то я не слишком уверен, что даже они знают, как она работает. И как вы только не боитесь подниматься на борт?

Гарри фыркнул от смеха. Сначала миссис Уизли, теперь вот Джордж. Иногда он забывал, как много волшебники не знают о маггловском мире, как мало доверяют маггловским технологиям.

– А что бы ты сказал, если б мы купили билеты на самолёт? – буркнул Рон недовольно.

Гарри доподлинно знал, что идея с морским путешествием принадлежит Гермионе. Ей захотелось показать мужу обычный мир, познакомить не только с родителями, но и с жизнью, которую бы Рон вёл, родись он магглом. Гарри считал, что идея Гермионы замечательная. Но даже Рон посматривал на корабль с подозрением во взгляде. Самолёт, изначально предложенный Гермионой, напугал его до чёртиков. Но с братом страхами и опасениями Рон делиться, как видно, не собирался. С лукавой ухмылкой он сказал:

– Знаешь, мы, до того как окончательно решили поплавать, подумывали и на дьявольски огромной металлической птице прокатиться.

Джордж даже закашлялся.

– Только через мой труп, Ронни. Вот тогда бы я точно стреножил заклятием вас обоих и никуда не отпустил.

Рон с Джорджем заспорили, к ним присоединилась Джинни, рассказывая, как они все вместе ездили в аэропорт и как ей там всё понравилось... Гарри улыбался, глядя на друзей.

Гермиона тронула его за руку.

– Можно тебя на пару слов?

– Конечно.

Они отошли в сторону.

– Мне и правда страшно оставлять тебя одного, – сказала Гермиона после недолгого молчания.

Гарри немного смутился под её взглядом. Гермиона смотрела на него пристально, изучающе, словно то ли пыталась запомнить его лицо, то ли прочитать таящиеся внутри мысли.

– Разве я один? Посмотри, сколько нас, – он указал на мирно беседующих мистера и миссис Уизли, на скучающего Перси, на жарко спорящих Джорджа и Джинни. – Со дня возвращения из Хогварста, кажется, я и минуты не оставался один.

– Гарри, я серьёзно. Послушай... – она примолкла, будто пытаясь подобрать слова. – Мы так долго вместе, мы друзья. Ты позволял нам с Роном видеть себя любым – горюющим, сомневающимся, болеющим, слабым. А вот с другими, я знаю, ты не такой. И я вижу, как ты ведёшь себя с Джинни. Она считает тебя несгибаемым, сильным и смелым, настоящим рыцарем, непобедимым героем... Точно таким, каким тебя видят все вокруг.

Гарри хмыкнул.

– Да уж, все видят меня великим героем. А уж в последнее время...

Гермиона коснулась его руки.

– Не надо так, Гарри. Мерзкие статьи забудутся. Тем более после того как им пришлось напечатать опровержения. Ты – настоящий герой. Вот только мало кто задумывается о том, что героям тоже требуется помощь, понимание и поддержка, что им нужно с кем-то быть обычным человеком, отдохнуть и расслабиться. И раз нас рядом не будет... Я очень боюсь, что ты наломаешь дров. Что поспешишь и, вместо того чтобы поискать обходной путь и обойтись малыми жертвами, ринешься напролом. Что ты не дашь себе проявить ни капли слабости, не пойдёшь ни на какие уступки, и кто-то пострадает.

Гарри покачал головой.

– Ну Гермиона, ну что ты говоришь. Ты же меня знаешь.

– Вот именно что знаю, – она грустно улыбнулась. – Наш разговор стоило начать ещё вчера, только не получилось. А сейчас уже совсем мало времени остаётся.

Они вместе оглянулись на корабль. На борт неторопливо поднимались пассажиры. Маленькая собачка в руках нарядно одетой женщины в шляпке звонко тявкала, явно опасаясь плещущей внизу воды.

Гермиона заговорила умоляющим тоном:

– Гарри, пообещай мне, что не будешь спешить. Что остановишься и подумаешь перед каждым следующим шагом. Не веди себя так, будто ты – один, и никто, кроме тебя, не в силах справиться с проблемой. Принимай любую помощь. Не бойся её принимать – чужое участие не сделает тебя слабее. Мы все знаем, кто ты. Ты – сильный, ты – смелый, ты – настоящий мужчина.

Гарри едва сдержал готовое сорваться с губ проклятье. Настоящий мужчина... Перед глазами предстало неясное, смутное и в то же время отчётливо стыдное видение, внутренности сжались, а в горле застыл ком. Он не мог забыть о том, что произошло, о том, что делало его ущербным, и пусть Гермиона твердила обратное, пусть его поддерживал Рон, проклятое знание делало Гарри слабым.

Мысли о произошедшем сводили с ума. И пусть он ни черта не помнил, довольствуясь догадками одна другой страшней, но знал ведь, что обнажённым лежал в постели с... Что наглые руки трогали его... Что им владели не только руки, но и...

Нет, хватит об этом! Хватит! Уезжающая на другой конец света Гермиона говорит ему что-то важное, а он не слушает, в тысячный раз думая о проклятом ублюдке, лишившем его чести!

Честь, достоинство, мужественность – такие высокие слова. Гарри хотел бы относиться ко всему проще – «Что, задницу вы цените дороже жизни? » – но не мог. Стоило хоть на секунду ослабить контроль, как внутренности скручивало от ненавистных ощущений. Чтобы желчь начала приливать к горлу, хватало одной мысли, что его коснулись... Чёрт! Нечего прятаться за словами! Знание, что его трахнули, что это сделал проклятущий ублюдок Снейп, – вот что сводило с ума, липким, ничем не смываемым ощущением холода ползло по коже, заставляло волоски вставать дымом, а мышцы каменеть.

Гарри изо всех сил сжал кулак. Боль отрезвила и вернула внимание к словам Гермионы.

Вот только то, что она говорила, вывело его из себя ещё больше.

–... и ты не должен никому ничего доказывать. Не нужно. И... и... – она глубоко и судорожно вздохнула, прежде чем выпалила: – И, Гарри, пожалуйста, извинись перед Снейпом.

Такого он от Гермионы не ожидал. Зубы сжались, как и кулаки. Воздуха стало не хватать.

– Я знаю, я всё понимаю, я на твоей стороне, – взволнованно заговорила она, схватив его за предплечья обеими руками, – но я тебя очень прошу, подумай над моими словами. То, что ты ему сказал тогда – нет, так нельзя. Ты и сам понимаешь. Пожалуйста, Гарри. И постарайся не срываться в его присутствии. Обиды обидами, но у тебя есть более важная цель – сохранить себя. Ты злишься – и ты вправе злиться, но позволять случившемуся убить в себе человечность и доброту – это... это неправильно! Это не должно с тобой произойти!

Вместо ответа Гарри Гермиону обнял. Он бы всё равно не сообразил, что сказать. В голове бултыхались случайные мысли, как мелкий хлам в мутной воде. Какое-то время они так и стояли, слушая крики чаек, плеск волн и многоголосый говор кругом.

– Я не за него беспокоюсь, – прошептала Гермиона. – Я – за тебя. Не могу видеть тебя таким злым, таким ненавидящим.

Гарри вздохнул. Ненависть – слишком слабо сказано. Сама чернота – вот, что он чувствовал. Казалось, она проникла в каждую клеточку его естества, во все мысли и эмоции, окружила голову постоянным гулом. Ненависть – всего лишь слово. А то, что он ощущал, было больше любых слов, оно заслоняло весь мир от горизонта до горизонта, превращало приветливые улыбки знакомых в ухмылки тайных врагов, обычные слова в скрытые насмешки, низводило его до положения загнанного в угол зверя.

Гарри ненавидел это чувство в себе. И ненавидел того, кто стал его причиной. И, казалось, из замкнутого круга не существовало выхода.

– Прости.

– За что?

– Ты его за всё прости. Не для него. Для себя. Представь, что он сказал правду, что иначе было нельзя, а даже если и можно... Всё равно прости, даже если он не заслуживает прощения.

– Я так не могу! И не понимаю, почему ты это всё говоришь!? Для чего мне поступать так, к чему?!

– Потому что покоя в душе заслуживаешь ты. Ты достоин того, чтобы жить без ненависти.

У Гарри перехватило дыхание, и он ещё крепче прижал Гермиону к себе. И ведь ничего она не сказала такого, о чём не говорила бы раньше, но почему-то именно сейчас её слова попали в цель, да так метко, что на глаза навернулись слёзы. Он и правда не заслуживал ненависти. Он не хотел прожить всю жизнь, мечтая голыми руками вырвать дрянное сердце Снейпа из его тощей груди.

Вот только простить, забыть и подставить левую щеку – разве настоящие мужчины так поступают? Может, они успокаиваются, намотав кишки врагов на кулак? А вовсе не скуля от боли, уткнувшись в плечо подруги на глазах любопытных прохожих и ещё более любопытных близких?

– Мне начинать ревновать? – Рон легонько похлопал его по плечу и прошептал: – Ты как, приятель?

Как же ему с друзьями повезло!

– В порядке, – сказал Гарри так же тихо. Он выпустил Гермиону из объятий и только затем громко ответил на заданный вопрос: – Да, ревновать ты можешь. Самое время!

– Гарри! – раздался возмущённый окрик Джинни, а Рон рассмеялся.

– Нам пора, – Гермиона коснулась губами щеки Гарри, отступила на шаг, улыбнулась. – Надеюсь, что у вас, остающихся на суше, всё сложится хорошо.

Им доводилось расставаться и на более долгие сроки, но ни разу Гарри не ощущал такой тоски в сердце. Он безумно скучал, даже сейчас, крича поднявшимся на борт друзьям слова прощанья и размахивая руками.



Глава 10.

Белоснежный лайнер, увозящий Рона и Гермиону в дальнее путешествие, всё ещё таял в серой дымке на горизонте, когда Гарри дёрнули за рукав.

Перси, таким нехитрым способом обративший на себя внимание, стоял рядом. Его скучающий вид явно демонстрировал окружающим, насколько пустым и бесполезным он считает нынешнее времяпрепровождение, а сентиментальные чувства – неуместными. Поймав взгляд, в котором Гарри вряд ли удалось сдержать раздражение, он хмыкнул и, демонстративно постучав по наручным часам, кивнул в сторону стоянки.

Гарри нахмурился. Ну и сухарь же этот Перси, будто и не настоящий Уизли!

Удлинённый овал лица, прилизанные гелем и из-за него же потемневшие до светло-каштанового цвета волосы, поджатые губы, прищуренные глаза – то ли серые, то ли голубые, так сразу и не поймёшь, что за цвет – и явно написанное в каждой черте и даже позе выражение: «Хватит тут нюни разводить. Нам давно пора уходить. Если я пообещал помочь, то это не значит, что тебе позволено тратить моё время зря. Ни одной лишней минуты».

– Что, сам ни драккла не чувствуешь, так и в других таких же големов видишь? – раздался вдруг возглас Джорджа.

Гарри оглянулся. Тот смотрел на брата с таким возмущением, с таким негодованием на покрасневшем лице, что сразу стало ясно: и третьего акта сегодняшней стычки не миновать.

– Вообще не понимаю, зачем ты сюда явился. Постоять в стороне скучающей тенью? Укорять сейчас всех «деловым» видом? Хотел притвориться человеком, так на прощание хоть бы рукой им помахал. Рон, наверное, твоего присутствия и не заметил. А Гермиона, как и все здесь, наверняка поняла, насколько тебе на них наплевать!

Гарри тяжело вздохнул. Ну опять! Опять придётся разводить их в стороны, и не факт, что через минуту или через пять – уж как повезёт – они снова не вцепятся в глотки друг другу. Хоть бы сегодня не трепали нервы себе и окружающим. Ладно уж Перси с его привычкой любезничать исключительно с начальством и хорошенькими незнакомками. Но Джордж-то чего вновь вспыхнул словно огнём? Чего рвётся в бой и сжимает кулаки? Или не понимает, что упрёками сердечно относиться к людям никого не научишь? Как маленький, честное слово!

Надо его срочно заткнуть.

Миссис Уизли Гарри опередила: прервала Джорджа на полуслове, схватила за руки, принялась уговаривать успокоиться.

– Как ты мог! Твой брат бросил важные дела ради того, чтобы быть с нами сейчас... – слышал Гарри, наблюдая за тем, как стремительно бледнеет лицо Перси, как обычно почти невидимые веснушки проявляются всё ярче, а глаза приобретают оттенок стали. Мать ошиблась – не того сына бросилась утихомиривать. А Гарри просто не успел предотвратить контратаку.

– В отличие от тебя, горе-лавочник, я работаю, – едва не срываясь на крик, неожиданно звонким голосом заговорил Перси. Руку Гарри со своего плеча он скинул, не оглянувшись, на просьбу Джинни остановиться – не отреагировал. – Сейчас я должен быть в совершенно другом месте – там меня ждёт масса срочных дел и важных людей. А где меня быть не должно – так это здесь! Но я тут, ради семьи! И я – не ты! Я не могу позволить себе прохлаждаться, сколько вздумается, попутно разоряясь о братских и дружеских чувствах, расточая улыбки и болтая обо всём и ни о чём! Кроме того, я вообще не понимаю, зачем нам всем здесь стоять и любоваться на горизонт? Какой в этом смысл? Какая польза? Да Рону и Гермионе это «нужно» так же, как Фреду – то огневиски, которым ты заливаешься ежедневно, жалкий, бездарный...

– Заткнись!

–... самостоятельно ни на что не способный пьянчуга!

– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – как заведённая, кричала Джинни, колотя Перси по груди и плечам. – Как ты можешь так говорить? Как ты можешь быть таким жестоким? Не тронь Джорджа!

Перси схватил её за руки, заставил остановиться. Отступив на шаг, он с абсолютно спокойным видом процедил:

– Хватит орать. Веди себя подобающе. Мы в общественном месте.

– Давай-ка полегче, Перси, – Гарри приобнял Джинни за плечи, притянул к себе, чувствуя, как она дрожит, как взволнованно и бурно дышит.

Судя по виду Перси, по его сжатым кулакам и задранному вверх подбородку, сдаваться он не собирался.

– Так нельзя. Ты не должен был так поступать.

Гарри говорил и заранее знал, что зря старается – в этом случае объяснять что-то бесполезно. Что спорить с тем, кто упорно считает себя всегда и во всём правым? А если упрямец ещё и зол? Нет, Перси не из тех, кто способен критически отнестись к собственным поступкам. Паршивая овца в клане Уизли – вот он кто.

– Я не повышал голос, – тут же последовал возмущённый ответ. Оглянувшись на Джорджа, которого сейчас уговаривали вести себя тише и отец, и мать, Перси добавил: – И я не сказал ни слова лжи. И не я первый начал. Так в чём я, по-твоему, не прав?

Ответить Гарри не успел.

– Да кому нужна твоя правда! – закричала Джинни, высвободившись из объятий, толкнула брата ладонью в грудь. – Что, не мог промолчать? Вечно надо оставить за собой последнее слово!

– Утихомирь её, Гарри. Или я сделаю это сам.

Гарри сжал кулаки. В конце концов, сколько можно, а!

– Я твоя сестра! – опередила его Джинни.

– Верно. А он – твой жених. В его присутствии ты могла бы вести себя потише и поскромнее, знать своё место.

– Ч-что? К-какое такое место? – заикаясь, проговорила Джинни.

Гарри едва за голову не схватился. Как теперь остановить стремительно разгорающуюся ссору между братом и сестрой? Намекнуть... да что там – прямым текстом ляпнуть, что Джинни должна помалкивать, потому что она – девушка, женщина, слабый пол, – да это как бросить зажигающее огонь заклинание в стог сухого сена. Миг – и огонь взовьётся до самого неба, дым расползётся от горизонта до горизонта, жарко станет всем.

– Джинни, стой! Не обращай внимания. Успокойся. Перси, да остановись, наконец!

Ага, как же. Так его и послушали.

Словно не слыша слов Гарри и не видя возмущения сестры, Перси продолжил жёстким самоуверенным тоном:

– Твоё место, Джиневра, – это место будущей жены и матери, женщины, готовой поддержать мужа и в горе, и в радости, а не лезть вперёд, когда её не просят. Тем более когда её просят не в своё дело не лезть. Или ты не хочешь замуж, что ведёшь себя так вызывающе, перебиваешь старших и позволяешь себе повышать голос, размахивать руками? Да ещё здесь, на людях! Разве ты не видишь, что ведёшь себя некрасиво?

Недолгая тишина, наполненная гулом окружающей их толпы, плеском волн и пронзительными криками чаек, прервалась разъярённым криком:

– Теперь мне понятно, почему Пенелопа отказала тебе! И Карла! И даже эта уродина Матильда бросила тебя! Какая девушка захочет связать жизнь с таким... с таким...

Прежде чем Джинни успела высказать то, что впоследствии, вероятно, надолго бы ухудшило их отношения с братом, Гарри рванулся вперёд, вклинился между нею и Перси, оттолкнул их друг от друга.

– Хватит, – хотя он старался сохранить спокойствие и не сорваться, но вряд ли ему это полностью удалось, – разговор закончен. Джинни, замолчи! Замолчи немедленно! И... и, пожалуйста, возвращайся домой. Я постараюсь долго в Министерстве не задерживаться. Перси, идём.

Толчок в грудь заставил Перси принять правильное решение.

– Извините, нас ждут дела, – спокойным, словно ничего не произошло, тоном произнёс тот, развернулся и пошёл по направлению к стоянке.

Гарри глубоко вдохнул и выдохнул сквозь зубы, глядя ему вслед. Стильный серый костюм, стальной дипломат, уверенная походка. Засранец шёл, чеканя шаг, оставив кашу, которую заварил, расхлёбывать другому.

Настроение Джинни, как Гарри и предполагал, его вмешательство не улучшило. Она смотрела на него с явной обидой.

– Джинни, извини меня. Но я должен был вашу ссору остановить.

Она демонстративно отвернула голову в сторону, надула губы. Как девчонка, право слово!

– Джинни, ну перестань! Не обижайся на меня. Прости, но, честно, твоего брата только могила исправит, в его железную голову ничего не вбить. И зачем столько орать? Ведь без толку, как вы этого все не понимаете? Перси просто такой... ну... такой, какой он уже есть. Его не переделаешь. Разве этого не видно?

Джинни так и не ответила, так и не посмотрела на него, принялась нервно постукивать по асфальту каблуком. Ветер подхватил край её короткого шёлкового платья, оголил длинные стройные ноги ещё выше, мелькнуло кружево чулка.

Какой бы красивой казалась она, если б не вела себя, как несправедливо наказанная кошка. К слову, Живоглот в таких случаях мог и в тапок обидчика свои дела сделать. Гарри внутренне поёжился. Загладить перед Джинни вину, даже если никакой вины нет, стоило прямо сейчас. Просить прощения позже будет стоить намного дороже – малоприятный опыт толкал решить вопрос поскорей.

– Я просто не хотел, чтобы ты ещё больше волновалась. Я сказал это, чтобы Перси оставил тебя и всех в покое... Ну не обижайся, малыш. Ну посмотри на меня.

Взгляд мельком из-под ресниц подсказал, что Гарри выбрал путь в верном направлении. Ему потребовалось ещё минут пять и, наверное, с сотню слов, чтобы Джинни перестала дуться и сменила гнев на милость.

Она положила руки ему на плечи, посмотрела прямо в глаза.

– Больше никогда на меня так не кричи. Знаешь, как больно мне стало, когда ты приказал мне заткнуться?

– Я сказал не так.

– Мне лучше знать, что и как ты сказал, – жёстко парировала она и уже мягче продолжила: – Мне показалось, словно между нами выросла огромная холодная стена. Ты словно приравнял меня к Перси. Меня! К Перси! Разве так можно? Никогда, никогда так больше не делай!

Гарри не стал объяснять, что переиначивать его слова, а потом наделять их совершенно иным, искажённым смыслом не стоит. На эту тему спорить с Джинни бесполезно, она всё равно сделает так, как хочется ей.

– Мне ещё долго ждать? – услышал он и оглянулся.

Оказалось, Перси далеко не ушёл. Он поджидал его ярдах в тридцати от них, в стороне от толпы, у окрашенных в коричневый цвет металлических ящиков. Мерное похлопывание пижонским дипломатом по ноге выдавало степень его нетерпения.

– Джинни, мне нужно идти. Если я опоздаю, Кингсли может и не принять меня сегодня. Да ты и сама всё знаешь... Так ты не против, я пойду?

Только произнеся эти слова, Гарри ощутил укол беспокойства. А вдруг он и вправду опоздает, и Кингсли не сможет найти для него времени? У отсутствующего почти неделю Министра наверняка накопилась куча дел, он может оказаться занят куда более важными вопросами.

Назначенная на прошедшие выходные инаугурация Президента Объединённых Америк не позволила Кингсли присутствовать на свадьбе, но узнали о совпадении сроков слишком поздно, чтобы что-то менять. К сожалению, дата, придирчиво выбранная ещё на Пасхальных каникулах после дорогостоящей консультации с новомодным астрологом («крайне благоприятная для всех начинаний в этот отмеченный сиянием звёзд день»), приглянулась не только женщинам семейства Уизли.

И вот результат – куда уж «удачливей и счастливей». И верят же этим шарлатанам! Какая там магия, когда все эти звёздные фишки – только догадки, умение принимать глубокомысленный вид и наличие ловкого языка, которым удобно вешать простакам лапшу на уши. Не будь той дурацкой консультации, они с Джинни могли бы и не ждать второй половины августа, обвенчались бы сразу после возвращения из Хогвартса, и не возникло бы всех этих проблем...

А может, они влипли бы, но уже вместе и в неприятности гораздо серьёзней?

Сложный вопрос.

Гарри так до сих пор до конца не разобрался, что же изменил в нём проведённый без его ведома ритуал. Кроме поднявшейся в душе бури злости, он так и не смог увидеть в себе какой-то очевидной разницы. Его тело ощущалось привычно, как и магия, эмоции, воображение, ум... Что же изменила в нём связь со Снейпом? И раз он не чувствовал ничего необычного, раз не мог пощупать опасность руками, то чего тут бояться? И стоило ли вообще принимать во внимание заявление Снейпа?

Время шло, ничего не менялось, и Гарри всё чаще ощущал себя обманутым дураком. Он знал: да, случившееся с ним – реально. Но, кроме проблем с документами и отвратительных статей в газетах, он не видел иных проявлений того, что женат... или замужем, или как вообще назвать этот ужас.

Не существовало объективных причин стоять на месте, кроме цвета заклинания, зажегшего красный свет на пути к совместной жизни с Джинни. Только из-за него одного приходилось ждать официального разрешения сделать следующую попытку преодолеть разделившую их пропасть обстоятельств. Задержка сводила Гарри с ума так же эффективно, как и догадки о том, что могло произойти с ним в те минуты наедине со Снейпом, о которых он ни черта не помнил. И если в отношении выбора из двух зол: мучиться знанием или неведением – он колебался, то в остальном сомнений не было – он рвался в бой.

Когда цель ясна, то чего ждать? Надо действовать!

– Так я пойду, малыш? – повторил он.

Джинни улыбнулась, лукаво взглянув на него из-под ресниц. Гарри вдруг осознал, что они стоят совсем близко, что её грудь слегка касается его тела, что он смотрит прямо на её приоткрытые губы.

Они потянулись друг к другу одновременно. Гарри скользнул лёгкими поцелуями по нежным губам Джинни, лизнул нижнюю, прижал ладное тёплое тело к себе, чувствуя, как всё быстрее бьётся сердце, как кружится голова и тяжелеет в паху.

Джинни, его Джинни... Бесконечно прекрасная.

– Иди уже, – сказала она.

Розовый, как у кошки, язык скользнул по губам, словно слизывая вкус сладкого поцелуя, и Гарри потянулся к ней снова. Джинни увернулась, чмокнула его в щёку, рассмеялась негромко.

– Иди уже, Перси ждёт. Ты же знаешь, какой он...

– Ага, – зачарованно следя за движением влажных губ, повторил Гарри, – и ты знаешь, какой он...

– Да, все мы знаем его, – подтвердила подошедшая к ним миссис Уизли. – Поторопись, Гарри, не заставляй Перси ждать. Он, ну он ведь и вправду опаздывает, – замялась она. – Не стоит обращать внимания на его выходки. Он просто разволновался из-за работы, вот и высказался так неудачно. И тебе, дочка, ну не стоило уж так...

– Мама, – нахмурившись, Джинни повернулась к матери, и Гарри понял, что как раз сейчас ему будет удобно уйти. Ссоры благополучно удалось избежать, он прощён, значит, сбежать – самое время.

– Я пойду, – негромко сказал он и поспешил убраться подальше, услышав рассеянное: «Ну да, конечно, иди».

Перси только покачал головой, когда Гарри приблизился к нему.

– Что-то слабовато, – заметил он.

– Что слабо?

– Ничего, это я так. Пойдём. Я опаздываю.

– А я? – поинтересовался Гарри уже на ходу. Уточнять время приёма у Кингсли он не стал, положившись во всём на Перси, и сейчас волновался, что за спорами, ссорами и выяснением отношений мог пропустить действительно важное дело.

– Ты – нет, не беспокойся. Но ты ведь не хочешь, чтобы мной были недовольны из-за тебя? Если бы ты не собирался в Министерство, я не поехал бы в порт, а попрощался бы с ними дома.

«Ну да, конечно... Да ты бы и не заметил их отсутствия», – хмыкнул Гарри про себя, стараясь не отставать от стремительно пробивающегося сквозь толпу проводника.

Перси вдруг резко остановился. Кто-то налетел Гарри на спину, пришлось извиняться, но стоило обернуться к будущему шурину, тот, не заботясь, что их остановка в самом центре оживлённой дорожки мешает другим, выдал:

– Я надеюсь, что ты умнее и оценишь тот факт, что я поехал в порт, хотя у меня, поверь, масса дел на работе, что сейчас я сопровождаю тебя в Министерство, то есть трачу время и силы на не свои, а на семейные дела. Если я не такой пустозвон, как Джордж, если не кричу на всех углах про свои чувства, как Джинни, то это ещё не значит, что мне безразлична судьба родственников и друзей.

– Я понимаю, – ответил Гарри миролюбиво, чувствуя, как внутри него вновь поднимается раздражение. Ну почему люди не могут вести себя нормально, а не строить из себя неизвестно кого?

Обижать Перси не хотелось. Ведь он действительно старался, прикладывал усилия, чтобы наладить отношения. Он делом доказывал своё расположение. Его поддержка чувствовалась. Если б он ещё и вёл себя попроще – цены бы ему не было. А так общение с ним стоило и немало потраченных нервов, и наверняка убитого настроения. Но этого Гарри говорить ему не стал, он всего лишь искренне и честно признал очевидное:

– Я правда ценю то, что ты делаешь для меня.

Перси немного расслабился. Слабая улыбка появилась на его губах.

– Спасибо. Я... Мне важно знать, что ты понимаешь.

Теперь Гарри стало совсем стыдно. Перси и правда пытался вести себя дружелюбно и предусмотрительно, старался помочь. Почему же его помощь принять так трудно? И почему его дружелюбие выглядит таким кривым и неискренним?

Гарри вдруг подумал о том, что с Джинни Перси стал спорить не из-за себя, это его он защищал от сестры, поведение которой ему, видимо, показалось неправильным.

Вот же чёрт. Упаси, Мерлин, от таких защитничков.

– Знаешь, – заговорил Перси, когда они вышли на автостоянку и пошли между длинных рядов в противоположную сторону от того места, где остановил машину мистер Уизли, – я понимаю, что произвожу не самое лучшее впечатление. Не умею, как Джордж, улыбаться и нести чепуху и всякую не стоящую упоминания ерунду превращать в праздник. У меня немного друзей, – несколько растерянно сказал он и даже приостановился, словно подсчитывая что-то про себя. – Да, совсем немного, – вынес он вердикт и вновь ускорил шаг. – Крайне неприятно осознавать, что люди тебя не понимают и не принимают таким, какой ты есть... Сейчас сюда, это здесь.

Они вошли в красную телефонную будку вместе. Внутри тесного закрытого стёклами помещения, нагретого полуденным солнцем, сразу же стало нечем дышать. Перси достал из кармана пенни и бросил его в предназначенную для этих целей щель телефонного аппарата.

«Сумма слишком мала, ты не дозвонишься», – хотел сказать Гарри, но не успел.

– Центральный коммутатор, Лорейн Джейкобс, оператор. Добрый день. Чем могу вам помочь? – зазвучал, словно издали, слегка потрескивающий, как бывает в грозу, приятный женский голос.

– Здравствуйте, Лорейн. Это Персиваль Уизли, второй помощник Министра. Назначение – Лондон, десятый портал, пожалуйста.

– Одну минуту. Линия свободна, соединяю. Счастливого пути, мистер Уизли.

Перси поднял трубку и сразу же опустил её на телефонный аппарат. Яркий солнечный свет, бьющий в пыльные окна, и духоту мгновенно сменили полутьма, капли воды на стекле, прохлада и сырость.

– Выходи, Гарри.

В Лондоне небо хмурилось, моросил мелкий дождь. У одинокой телефонной будки на узкой мощёной улочке их поджидала большая чёрная машина.

«Роллс-Ройс, – с удивлением понял Гарри. – Ничего себе ездят чиновники».

Перси заметно нервничал. Несмотря на морось, висящую в воздухе, он не спешил открыть дверцу, а продолжал что-то обдумывать, словно подыскивал слова, и переминался с ноги на ногу. Наконец он решился.

Взглядом, скорее требовательным, чем сомневающимся, он смерил Гарри и сказал:

– Я ценю в тебе не только то, что ты – настоящий герой. Ты ещё и замечательный человек. Ты видишь в других лучшее, ты можешь оценить суть, не только словесный ветер, но и реальные дела. Я очень горжусь, что ты входишь в нашу семью. Вы с Джинни поженитесь, я в этом не сомневаюсь, и всё у вас будет хорошо. И я очень рад, что у меня будет такой родственник и, надеюсь, друг.

Гарри с удивлением взглянул на протянутую ему руку. Но пожал он её без сомнений. Перси, конечно, человек сложный, но не отталкивать же его. Сказать сейчас «нет» – нехорошо, несправедливо, да и ясно – второй попытки сблизиться не будет.

– Вот и хорошо, – Перси отпустил руку, которую долго и сильно тряс, и приоткрыл дверцу машины. – Садись.

– А ты?

– И я тоже. Джонни нас отвезёт.

В салоне автомобиля дышалось удивительно легко благодаря включённому кондиционеру, да и вообще было уютно, тепло. Гарри, успевший замёрзнуть на улице, с удовольствием откинулся на спинку бордового кожаного сидения, с любопытством осмотрел хромированные ручки, встроенный бар. Всё такое блестящее, как в гнезде у сороки.

– А здесь круто.

– М-м... Да, ты прав, – Перси возился в открытом дипломате, просматривал какие-то папки, бумаги. – Ага, вот же оно.

Машина тронулась так тихо и плавно, что Гарри даже не сразу заметил, оглядываясь кругом и краем глаза наблюдая за склонённой над бумагами головой Перси. Тот в костюме, с дипломатом и на фоне шикарного автомобиля выглядел скорее бизнесменом или банкиром, а не волшебником.

– Ты так и отправишься на работу в маггловском наряде? – поинтересовался Гарри, успевший вернуть своей мантии, на время поездки в порт превращённой в куртку, привычный вид.

– Я уже на работе, – рассеянно ответил тот. – Джонни, притормози на углу, не стоит нам привлекать лишнее внимание.

– А куда ты?

– Я ненадолго.

Перси выскочил из остановившейся машины с зонтом и папкой в руках. Закрытый дипломат остался лежать на сидении.

– Куда это он? – спросил Гарри у молчаливого водителя, но тот даже не обернулся.

– Простите, сэр. Мистер Уизли, если посчитает нужным, сам ответит на ваш вопрос.

Ну и служака. Другой бы на его месте не преминул воспользоваться возможностью поболтать, но в тупом коротко стриженом затылке так и чувствовалось тлетворное влияние формалиста Перси.

Больше Гарри не пытался разговорить водителя, вместо этого он приблизил лицо к стеклу и разглядел сквозь текущие по нему капли воды вывеску: «Даунинг-стрит». Поведение Перси стало намного понятнее. Странно, что он не хвастался о таком дома... Хотя, может, он и говорил, что общается с премьер-министром, просто прислушиваться к его хвастливой болтовне Гарри никогда не находил нужным.

Он недовольно откинулся на спинку сидения. Человек искренне предложил ему дружбу, занимается его делами. Всё же не стоит думать о нём с таким пренебрежением. Да, в Хогвартсе Перси производил не лучшее впечатление, после школы – тоже, и дело вовсе не в поражавшей воображение любви к исследованию толщины стенок котлов. Куда хуже выглядела его готовность оставить семью ради карьеры. Да и сейчас – разве с ним общаться так уж легко?

«Я присмотрюсь к нему», – решил Гарри и приступил к выполнению сразу же, стоило намокшему Перси вернуться в машину.

– Ну как всё прошло?

– Прекрасно.

Достав из дипломата небольшой свёрток и вернув ему прежний размер, Перси принялся натягивать мантию прямо на пиджак. Он улыбался, глаза у него сияли.

– Маггловский премьер одобрил разработанный мной план, теперь Кингсли придётся отнестись к нему с большим вниманием...

Похоже, использование волшебниками маггловских видов транспорта при отсутствии обычных документов, интересовало Перси больше всех личных и семейных дел вместе взятых. Через совсем недолгое время Гарри готов был на что угодно, лишь бы перекрыть бурный и полноводный поток внезапно хлынувшей на него информации, но тот иссяк сам, когда они приехали.

– Теперь ко мне, а после я отведу тебя к Кингсли.

Служебный вход, через который они прошли, лишил Гарри посещения вечно переполненного волшебниками Атриума. И к лучшему, конечно, – выносить и раньше полные неприкрытого любопытства, а теперь и нередко презрительные, оскорбительные взгляды и замечания не хотелось.

Кабинет Перси оказался старым знакомцем – переделанным и отремонтированным, так что и не сразу узнать, кабинетом Амбридж, где Гарри когда-то пришлось провести несколько весьма неприятных минут. Сейчас тут всё изменилось. Ни одного нарисованного котёнка, ни одной вышивки. Всё серо, светло, стильно, голо или завалено бумагами. Место, на первый взгляд, казалось унылым и казённым, на второй – довольно уютным, сдержанным и тихим.

Гарри думал, что в кабинете Перси возобновит свою в высшей степени занудную речь, но нет – тот оказался занят. Нескончаемый поток посетителей к «мистеру Уизли» позволил его гостю провести приятные полчаса в кресле, развёрнутом к окну, где за стеклом наколдованная неизвестным «художником» из Отдела магического хозяйства мельница бесконечно молола муку под журчание вод небольшой лесной речки. Расслабиться и отвлечься от неприятных мыслей позволил не только мирный вид за окном, но и светло-серый, почти белый котёнок, появившийся словно бы неоткуда и запрыгнувший на руки, чтобы с всевозможным удобством устроиться на коленях подремать и поурчать.

– Это твой? – спросил Гарри у подошедшего к нему Перси и почесал соню за ушком и чуть ниже – под ошейником. Голубую кожаную ленту украшала серебристая вышивка и блестящие камешки, за счет чего сам пушистый малыш казался ожившей фантазией маленькой девочки.

– Мой фамильяр, – маленький сонный комок шерсти перекочевал на руки хозяина, даже не проснувшись. – А я думаю, чего это Ами не откликается. А он, оказывается, нашёл себе замечательное место, где можно поспать.

Поведение человека, по собственной воле купившего котёнка и ухаживающего за ним, совершенно не укладывалось в представление о сухаре, не терпящем всё, что не написано или напечатано на бумаге в нескольких экземплярах. Но Гарри собственными глазами видел, как Перси гладит устроившегося на его груди котёнка, слышал довольное урчание, становящееся всё громче.

Вспомнив о Филче и нежно любимой им миссис Норрис, Гарри едва сдержал смех.

– Ты держишь его на работе?

– А к чему оставлять его одного дома? Он ещё маленький, да и вообще... Он там, где я. Домой мы возвращаемся только чтобы переночевать, – ответил Перси негромко.

– А сегодня...

– Сегодня, как и всегда, мы приехали сюда рано утром, и я попросил присмотреть за Ами Эмили, вторую секретаршу, пока сам отсутствую по делам службы.

Утро Перси началось гораздо раньше, чем для других его родственников – этот факт тоже следовало принять во внимание. Гарри накапливал новую информацию, отвергнув на время старую, пытаясь выстроить новый образ. И пока он выглядел вовсе не так плохо, как прежний.

– Пойдём, нас уже скоро примут, – сказал Перси, опуская котёнка во второе кресло, в центр мягкой подушки.

– Нас?

– Я пойду с тобой. Не беспокойся, если что – я смогу убедить Кинсли встать на твою сторону в споре. Да и вообще, не зря же я столько лет кручусь здесь – смогу подсказать что-то вам обоим, хотя семейное право и не моя область.

* * *

Перси и правда пригодился. Гарри даже не думал, что разговор с Кингсли, вместо того чтобы помочь, окончательно лишит его надежд на скорый исход малоприятного дела.

– Нет, Гарри, – Кингсли качал круглой лысой головой и разводил тёмными на фоне светлых одежд руками. – Развод – это не просто. Если бы у меня было право передать твоё дело в Визенгамот, я бы сделал это – и, уверяю тебя, никто не стал бы тянуть книззла за хвост, и ты совсем скоро освободился бы. Но семейное право – та область, куда политикам вход заказан. Над семейным судом нет власти ни Министерства, ни Визенгамота; ещё с четырнадцатого века им заправляет всего один род, в котором высокий пост передаётся от деда к внуку, а то и правнуку. Это священная корова, Гарри. Дряхлая, тощая и дышит на ладан, и молока от неё не дождёшься, но даже поторопить с принятием решения у меня права нет. Я могу только униженно просить.

Кингсли помолчал некоторое время.

– Я могу попросить, Гарри. Ради тебя я пошёл бы на поклон и не к такому засранцу, как Абрахас. Но, поверь мне, моя просьба не ускорит, а только затянет процесс. Вредный старик терпеть меня не может ещё с тех пор, как я лишил министерского поста одну из его многочисленных внучатых племянниц, и с удовольствием сделает наоборот, стоит только ему узнать, что я заинтересован в скорейшем решении твоего дела... А что, кстати, неплохая идея! Персиваль, а как ты считаешь, что, если я попрошу Абрахаса максимально затянуть процесс? Может, тогда он мне назло как раз поспешит с принятием решения?

Перси натянуто улыбнулся.

– Не стоит. Он вполне может догадаться о настоящей цели такой просьбы, а затем скажет, что только выполнял ваше желание, Кингсли. Я надеялся, что мы пойдём другим путём.

– Это каким же?

– Прикажите судебному секретарю записать интересующее нас дело в регистрационную книгу так, чтобы именно оно стало первым на рассмотрение. Я уже подходил к МакКинли с такой просьбой, но он отказался, говорит, старик раз в пару лет его проверяет и, если увидит подтасовки, то непременно уволит. Но если внести изменения прикажет сам Министр, то МакКинли не будет бояться потерять работу. Это единственный способ ускорить процесс, который я смог придумать.

Кингсли пришлось признать правоту своего помощника.

– Вот человек, – сказал он Гарри, указывая на Перси, опустившего взгляд в стол, – который знает кучу лазеек, как протолкнуть то, что считает нужным, даже если это сделать невозможно или нельзя. Настоящий талант.

– Я всего лишь пытаюсь быть полезным, – заметил тот нейтрально, не глядя ни на кого. Похвала Кингсли явно не порадовала его, а только разозлила.

Гарри почувствовал себя неуютно. Впервые с начала встречи он понимал, что не всегда улавливает смысл происходящего здесь. И это ему не нравилось. Впрочем, неловкий момент быстро забылся за суетой дел, в которую пришлось погрузиться, выйдя из кабинета Министра.

* * *

– Изложите обстоятельства дела как можно подробней, мистер Поттер, не торопитесь, – посоветовал здоровяк, на макушке которого чудом держался потрёпанный коричневый котелок – побитый молью раритет позапрошлого века.

Всё в приёмной судьи, даже секретарь, казался частью временной аномалии. Писать на жёлтой и хрустящей пергаментной бумаге регистрационной книги пришлось скрипящим и царапающим гусиным пером, и Гарри извозил себе все пальцы чернилами. Когда последняя клякса украсила страницу, МакКинли выхватил книгу из-под его руки. На чернила посыпался серый песок из специальной коробочки, только что сделанная запись словно вплавилась в исписанный лист, треск захлопнутой книги показался ошеломляюще громким.

– О дате начала суда вам сообщат специальным письмом, – сказал секретарь. – На заседание советую не опаздывать, с судьёй Абрахасом не спорить, одеться построже, поконсервативней, ничего маггловского с собой не приносить. Желаю вам удачи, сэр.

– Спасибо, сэр. Так когда нам ждать вызова точно?

– Мистер Уизли разве вам не сказал? Я думал, он в курсе наших порядков. Когда сэр Абрахас вздумает, тогда и суд будет. Может, завтра, а может, и через год. Наберитесь терпения, ждите. Семейные дела, знаете ли, не уголовщина какая-то. С ними спешить некуда.

Гарри так не думал, но сумел промолчать. Старинные часы, установленные в углу приёмной, мерно тикали, за прозрачным стеклом шуршали колёсики и шестерёнки, и один взгляд на них заставлял чувствовать себя муравьём, пытающимся пробраться сквозь внушительный механизм, сохранив жизнь и голову на плечах. На той стороне сложного пути его ждала Джинни. А ради неё стоило постараться.



Глава 11.

– Ты ведь не думаешь, что помощь Кингсли – это всё, на что можешь рассчитывать? – Перси, сидящий напротив Гарри за столиком на двоих в маленьком тихом кафе на Диагон-аллее, самоуверенно улыбнулся. «Я могу больше, я справлюсь с твоей проблемой лучше других» так и говорил его взгляд.

От резкого ответа едва удалось удержаться. Гарри с трудом выносил хвастовство и так откровенно сейчас демонстрируемое Перси самодовольство. Постоянные намёки, что его помощь стоит куда больше участия Кингсли или кого угодно другого, надоели до чёртиков.

Ещё более раздражающим оказался факт, что Министр и правда совершенно устранился от неприятного дела. Да, он и не обещал помогать, но Гарри всё равно надеялся. Однако кроме улыбок и слов сожаления, а также обещания разобраться со Снейпом – позже, когда ситуация с разводом разрешится – по всей строгости закона, так ничего и не дождался. Чем дольше всё это тянулось, тем быстрее таяли остатки его и так не слишком большого терпения, а понимание, что «таков порядок», уже давно походило на готовый вот-вот лопнуть мыльный пузырь.

Он не мог больше ждать!

Но слышал всё те же набившие оскомину самоуверенные, не подкреплённые реальными делами обещания:

– Не беспокойся так. На выходных мне дали весьма дельный совет. Вчера я последовал ему, и думаю, что не позже чем к концу этой недели заседание будет назначено.

– Прошло уже восемь дней!

Перси нахмурился.

– Я знаю, сколько прошло времени.

Он забарабанил пальцами по столу. Ложечка в пустой вазочке из-под мороженого тревожно зазвенела, заставив Гарри скривиться от неприятного звука. Нетерпеливая дробь тут же стихла.

– Не думай, что я не понимаю, как сложно тебе выносить ожидание. Я действительно делаю всё, что могу.

Гарри едва не застонал.

– Я это ценю, – сорвалось с языка более грубым и недовольным тоном, чем чужое участие того заслуживало.

– Я так не думаю, – Перси положил деньги на стол и встал. – Но ты оценишь, когда получишь желаемое. Извини, мой перерыв заканчивается, я должен идти.

Гарри вновь почувствовал себя неблагодарной скотиной. Как же дорого стоила так необходимая ему помощь Перси – общение с ним! Разве он не понимает, что из сделки «я тебе помогаю, а ты ценишь мои усилия» дружбы не получится? Но, кажется, его вполне устраивали такие отношения. Гарри же едва мог выносить их встречи, пусть и инициатором всегда выступал сам.

Он глубоко вздохнул и попытался смягчить свою оплошность:

– Я и правда...

Перси оборвал его на полуслове:

– Не стоит. Я всё понимаю, – напоследок ещё раз посоветовав успокоиться и набраться терпения хотя бы до конца недели, он ушёл.

Дверь за ним захлопнулась под мелодичный звон колокольчика, и Гарри медленно выдохнул сквозь зубы. Руки сами собой сжались в кулаки. Ему казалось, что внутри него, словно в чересчур тесной клетке, из угла в угол мечется зверь, которого невозможно утихомирить.

Терпение. Легко сказать, трудно сделать. Гарри готов был на стенку лезть от тоски бесконечного ожидания. Любое занятие, раньше приносившее радость, теперь превратилось всего лишь в замену того, что он действительно жаждал получить. Ни сон, ни еда, ни общение с близкими, даже полёты не могли успокоить его ни на минуту.

Вот и сейчас. Мороженое перед ним выглядело аппетитно, но он так и не смог съесть ни единой ложки. Разговор с Перси должен был придать сил и уверенности, что когда-нибудь кошмар всё же закончится – но только разозлил обещанием новой отсрочки.

Раздражение, которое Гарри испытывал постоянно, которое не оставляло его даже ночью, в тускло-серых мутных и беспокойных снах, достигло предела. Он не мог больше ждать, не мог! После появления в судебной регистрационной книге записи об их деле прошло, на его взгляд, слишком много времени. Информация о том, что предыдущей паре даты начала рассмотрения своего дела пришлось ждать два с половиной месяца, энтузиазма совершенно не прибавляла. Но хуже всего – он не мог ничего сделать. Вообще ничего.

Перси запретил ему даже думать о том, чтобы найти судью и попытаться уговорить его поторопиться.

– Это не сработает, ты только навредишь, – твёрдо сказал он в конце прошлой недели, когда Гарри пришёл поговорить с ним в третий раз.

Сегодняшняя, четвёртая по счёту, встреча вновь ничего не принесла, кроме обещаний. И хотя Перси действительно делал (или говорил, что делал) всё возможное, Гарри уже изнемогал под тяжестью неопределённости и неуверенности. У него руки чесались, он изнывал от желания сделать хоть какой-то реальный шаг. Но всё, что ему оставалось – это встретиться с Перси ещё раз. Завтра? Видимо, да. Он не сможет высидеть в Норе весь день, постоянно ловя на себе взгляды близких, в которых то ли в действительности, то ли только в разыгравшемся воображении видел осуждение его бездействия.

Дома ему ничего не говорили, его не укоряли, никто даже не заикался о том, что произошло и что разрушило все их планы – и тем больше это молчание злило. Он не хотел так воспринимать происходящее, но у него не получалось. Стены Норы, которая всегда так нравилась присущей ей свободой и уютом, давили на него. Он подозревал в словах ставших родными ему людей скрытый смысл. В огорчённом выражении лиц он видел отражение их раздумий и чувств, которыми они с ним не делились.

Их уговоры успокоиться и потерпеть, их сочувствие – казались цепями. Сама Нора – клеткой. Гарри было плохо – что внутри, что снаружи, что в одиночестве, что в компании. Он знал, что его дурное настроение портит другим людям жизнь. Миссис Уизли больше не включала волшебное радио и не напевала, хлопоча по хозяйству, мистер Уизли всё чаще задерживался на работе или пропадал в любимой мастерской, устроенной в сарае, Джинни не избегала его, нет – Гарри бегал от неё сам.

Когда красивая девушка так близко, когда смотрит игривым взглядом, когда улыбается соблазнительно – как можно держать себя в руках постоянно? Помогало только воспоминание о том, с кем он связан, кем он замаран. Пока они со Снейпом связаны, ничего не будет. Джинни не должна коснуться даже тень этой грязи. Гарри так решил и собирался сделать всё, что в его силах, ради любимой.

При свете дня подобные мысли часто казались ему идиотизмом. Но не ночью, когда тело расслаблено и нечем отвлечься от ставшей привычной бессонницы, кроме навязчивых размышлений о том, как происходило совокупление (разве «это» имеет право называться иначе? ). Гарри хотел бы остановиться, забыть, но всё возвращался в беспамятное прошлое, пытаясь представить: где это случилось, долго ли, в какой позе, что Снейп говорил, как смотрел, как жестокая ухмылка кривила его губы, как раздевал, как сам раздевался, как наваливался сверху, как... как... как... О, ночь уносила все сомнения: прежде чем позволить себе коснуться чужой чистоты, необходимо очиститься полностью, избавиться от Снейпа раз и навсегда. Не иначе.

Джинни, кажется, считала по-другому. Но Гарри точно знал, как правильно. Он иначе не мог и, как бы ни было тяжело, не собирался менять своего решения.

– Смотри, смотри, это Гарри Поттер! – раздался за спиной тонкий детский голосок.

«Ну вот... Слава вновь нашла своего героя», – губы Гарри искривились в горькой усмешке. А ведь казалось, что столик в самом тёмном углу кафе и то, что он сел лицом к стене, спасут его от узнавания.

– Да что ты, Бонни? Это не может быть он! После того что написали в газетах, да разве он осмелится показаться на глаза честным людям? С чего это ему сидеть здесь, рядом с порядочными магами? С детьми? Кто ж ему позволит? – высокий женский голос впился в ухо, как длинная, до самого нутра достающая игла.

Гарри невольно втянул голову в плечи. И тут же стыд перед людьми, знавшими об его унижении, вспыхнул и сгорел в пламени направленного на себя гнева: из-за чего это он смущается? почему краснеет? ведь он ни в чём не виноват! Целая буря чувств поднялась в душе, спазм скрутил внутренности из-за рвущегося с цепи бешенства. В конце-то концов, разве он сделал хоть что-то плохое? Чем он опасен невинным детям? Что за бред?!

Он вскочил с места. Неудачное движение – и скатерть поползла со стола, вазочка с мороженым опрокинулась, недопитая чашка с чаем перевернулась, на белой ткани стремительно расползлось желтоватое пятно. Взгляд словно приклеился к чаинкам. В их нагромождении даже слепец разглядел бы профиль Снейпа. Вот кто во всём этом виноват!

– Какая неприятность, мистер Поттер! Позвольте, я уберу, – засуетился вокруг Гарри коротконогий толстяк – хозяин кафе.

Пара взмахов волшебной палочки, и скатерть вновь стала чистой, чаинки сами собой собрались в чашку, приборы и тарелки позвякивающей толпой дружно погрузились на подлетевший поднос, который тут же истаял, словно его здесь и не бывало. А Гарри всё смотрел и смотрел в одну точку, не в силах избавиться от мысли, что с его репутации подмоченное пятно так легко не убрать, что с того проклятого дня ему суждено ловить на себе брезгливые взгляды и слушать оскорбления незнакомцев. И теперь так будет вечно. Теперь каждый будет считать себя вправе осудить его, даже такая вот клуша, сидящая за соседним столиком с двумя разновозрастными девочками.

Сжимая кулаки, Гарри смотрел то на побледневшую мать, то на её дочерей. Первую, лет шести, светловолосую и нарядную, словно кукла, она сейчас прижимала одной рукой к груди, будто пытаясь защитить от его гнева, вторую, наверняка уже школьницу, силилась подтянуть к себе ближе за край голубой мантии. Лица младшей из девочек Гарри не мог разглядеть, старшая же показалась ему до крайности смущённой. Её щёки покраснели, а в глазах читался страх так же легко, как в поджатых губах матери семейства – презрение.

Когда же кончится этот кошмар?

– Мистер Поттер, – девочка, та, что постарше, вскочила со стула и заговорила звонким дрожащим голосом, – мы не знали, что вы здесь... Простите нас, пожалуйста.

Странно, но из-за её слов Гарри почувствовал себя ещё более уязвлённым. Секунду назад вытаращившуюся на него троицу он имел право про себя обозвать как угодно. В конце концов, нельзя требовать понимания и уважения от каждого дурака! Но извиняющийся ребенок лишил его возможности защититься. Они – просто люди, обычные, такие же, как другие – не хуже, не лучше, как все. Они осуждали его, считая, что имеют на это право. И сожалели только о том, что он слышал их слова, будто оскорбления за глаза оказались бы менее жалящими, колкими и несправедливыми.

Он вышел из кафе, не сказав ни слова. На душе было муторно, горько.

За что ему это всё? Чем он провинился перед судьбой?

Подобные мысли – слабость, он это знал, но безразлично отнестись к осуждению толпы не получалось. Так несправедливо, мерзко и больно, так тяжело выносить это всё. А ведь совсем недавно восхищение незнакомцев ему докучало. Да, судьба знатно подшутила над ним, с особо тонкой издёвкой.

Причём не в первый раз. В школе он постоянно сталкивался с тем, что его считали то Наследником Слизерина, то выскочкой, неведомым чудом прорвавшимся на Турнир Трёх Волшебников, то обманщиком и лжецом, даже преступником. Несправедливое осуждение принимать всегда горько. За последний год ставших привычными восторгов и слепого обожания он умудрился позабыть, как это – быть презираемым большинством изгоем.

Гарри шёл по Диагон-аллее, жадным взглядом выделяя в толпе лица узнающих его людей. Осуждение, жалость, презрение, безразличие, радость, сменяющаяся смущением и задумчивостью. Шепотки за спиной, шиканье, звонкие голоса детей, ворчанье, смех, обидный свист. Никто не набрасывался на него, никто не останавливал, но чужое любопытство, смешанное с осуждением и даже брезгливостью, так и липло к коже, как заморосивший вдруг дождь.

Теперь уже смешно вспоминать, как он мечтал избавиться от восторгов толпы, от вечных похлопываний рук и лишних слов. Каждый раз чрезмерное внимание незнакомцев напоминало ему о тяжёлом времени, о потерях и горе расставаний навсегда. И вот мечта исполнилась, но настырного вмешательства в его личную жизнь стало ещё больше. Как же, такая пикантная новость! Сколько интересных тем для разговоров за добропорядочным чаем, простецкой пинтой пива и даже заботливо разогретым молоком на ночь!

«Это не прекратится и после развода», – понял он вдруг совершенно отчётливо.

Ничто не изменится, кроме того что Джинни придётся разделить с ним этот груз.

Гарри резко остановился. Невидящим взглядом он смотрел на потемневшее небо, опустевшую улицу, мокнущую под дождём, и поскрипывающую на ветру вывеску небольшой лавочки зелий.

Сам бы он никогда не отказался от Джинни, случись – не дай Мерлин – что-то подобное. Но имеет ли он право так портить жизнь любимому человеку? Она не откажет ему, выйдет за него замуж и сделает это с радостью. Но он-то принесёт ей не только любовь, но и этот позор, который – проклятая слава! – ему, ей, их детям будут припоминать ещё много, слишком много лет!

Альбусу Дамблдору увлечение юности поставили в вину через больше сотни лет, даже после смерти. А в его случае не было ни скандала с сорванной свадьбой, ни будоражащего воображение факта заключения противозаконного брака с мужчиной. Что же говорить обо всем известном Гарри Поттере? Разве маги смогут забыть, что их герой оказался запятнан такой грязью, так оглушительно опозорен?

Гарри медленно произнёс про себя мерзкое колкое слово: «Му-же-ло-жец». Возмутительное, притягивающее взгляд, крикливое, оно совсем недавно каждой буквой вопило с первых страниц всех газет. Вот он кто. И ничто этого факта уже не отменит. Не имеет значения, что он ничего не помнит, что он не соглашался, что он не хотел, как и не имеют реальной силы напечатанные на последних страницах самым мелким шрифтом опровержения, неохотные извинения редакторов. Из людской памяти такой скандал не вытравить ничем. А грядущий суд только добавит дров в костёр всеобщего любопытства.

Яркая вспышка ослепила его. Перед глазами расплылись белые пятна, и только тогда Гарри осознал, что задумавшись давно столбом стоит в центре улицы под хлещущим как из ведра дождём. И, к сожалению, в не самой приятной компании Риты Скиттер и трясущегося от холода тощего субъекта, вооружённого колдокамерой. Оба репортёра прятались под большими зонтами от стремительно усиливающегося ливня. Прыткопишущее перо журналистки уже вовсю скрипело над парящим у её плеча пергаментом, нервно вздрагивающим от каждой долетающей до него капли.

– Мистер Поттер, как насчёт интервью?

На формальный вопрос Гарри дал короткий и ёмкий ответ, но для мисс Скиттер его категоричное «нет» не имело значения.

– Хотя бы пару слов. Скажем, о погоде? Я заметила, вы любите гулять под дождём без зонта...

– Я же сказал и ещё раз повторю: нет.

– Замечательно, так и запишем: «Наш герой, как сломанная кукла, брошенная беспечным ребёнком, мокнет под проливным дождём. В его глазах сверкает гнев, его улыбка горька и печальна... » – мечтательный тон сменился деловым и резким: – Это из-за вскрывшихся недавно пикантных обстоятельств личной жизни вы такой бука? Да? Нет? Ну что вы всё молчите? Так, право, даже неинтересно... – она засмеялась и погрозила ему пальцем.

Гарри стиснул зубы, сжал кулаки, чувствуя, как всё в нём звенит от напряжения, от желания хоть раз не сдерживаться, хоть раз позволить себе всё – несмотря на то, что перед ним – дама. Хотя какая из неё леди? Дрянь, самая настоящая дрянь. Всех изваляет в том, чем живёт, не отмоешься.

– Ну что ж, – она зло улыбнулась. – Молчание – знак согласия, не так ли, Ныр?

Фотограф согласно кивнул и оскалился. Вспышка колдоаппарата обожгла глаза, словно молния.

– О, да-а, – протянула Скитер, самодовольно улыбнувшись, – именно так и запишем: «Капли то ли дождя, то ли слёз стекают по мужественному лицу. Кто же обидел нашего героя? Кто покусился на личное счастье спасителя Англии? Не тот ли презренный убийца и мерзавец, с кем наш герой связан противозаконными противоестественными... »

Гарри едва не сорвался на крик, глядя в бледное от пудры, чрезмерно разукрашенное лицо, наблюдая за движением губ, изуродованных ярко-красной помадой. Остановила его мысль, что «всё, что вами будет сказано, будет использовано против вас» в случае общения со Скиттер – истина истин.

Волшебная палочка так и просилась в руки, на языке вертелась пара пренеприятных проклятий и тысячи гневных слов, но он безмолвно развернулся и, проклиная про себя всё, поспешил по улице вперёд, куда глаза глядят. От него не отставали. В лужах под ногами он видел дрожащие отблески вспышек колдокамеры – фотограф не переставал снимать. Журналистка что-то кричала ему вслед – Гарри не прислушивался. Ему нужно было отсюда или аппарировать, или найти место, куда проклятой стерве путь заказан.

Буквально через минуту Гарри уже колотил в дверь магазинчика братьев Уизли, оказавшегося, несмотря на ещё далеко не поздний час, почему-то закрытым. Каждый удар деревянным молотком сопровождала вспышка белого света. Вот только грома не было, он грянет позже – в следующем же выпуске «Ежедневного пророка».

До чего же он ненавидел проклятых писак!

– А как ваша невеста воспринимает случившееся? Бывшая невеста, конечно. Она опечалена? Обвиняет вас или его? Вы расстались? Молчите?.. Да-а, бросить её сейчас – так жестоко. Жаль, всем нашим читательницам так жаль бедную девочку, обманутую женихом...

Гарри не выдержал, оглянулся – вспышка колдокамеры тут же ослепила его.

– Мерлин, Гарри, ну не в глаз же... – раздался заспанный голос. – Прох’ди. И п’тише, голова жу-утко бо-а-алит.

– Какие чувства вы испытываете по отношению к мужу, мистер Поттер? Любите его? Ненавидите? О, по вашему лицу всё понятно! Вы хотите его убить, правда? За обиды бедной чистой девочки, за собственное совращение. Вы вините его, вы считаете, что именно он, мрачный человек в чёрном, в ответе за всё? Ну говорите же, говорите, я права? Я права! Да!

Гарри, не глядя, толкнул Джорджа внутрь дома и с треском захлопнул дверь за ними обоими. Последнее, что он слышал, было:

– Так и запишем... Ныр, ты успел всё заснять?

– Да, мэм. Отличный репортаж, мэм.

Защёлкнув замки и задвинув засов, Гарри навалился на дверь, пытаясь отдышаться и взять себя в руки одновременно. Да, он мог вернуться и размазать тех двоих по стенке – но что бы это изменило? Завтра на их места явятся тысячи, не дадут даже вздохнуть, без того чтобы не зафиксировать на колдокамеру... Он мог бы не молчать, а кричать и доказывать свою правоту – но это привело бы к появлению ещё большего числа статей в газетах, и только.

Когда бешеный пёс пытается вгрызться тебе в ногу, единственный способ спастись – побег. Бить в ответ... Опыта сражения со стаей шавок-бумагомарателей Гарри теперь хватало. На каждый прямой удар они уворачивались и нападали снова. Они кусали, язвили и издевались, белое объявляли чёрным и наоборот. Они сделали всё, чтобы читатели поверили им, а не тому, кого оболгали. Даже опровержения они превратили в целую историю, чуть ли не каждой фразой подчёркивая, что если б власть не взялась давить свободное слово, то извиняться бы им не пришлось. Ведь, по их мнению, извиняться там не за что, они правы.

Какие оскорбления? Где? Ой, подумаешь, это всего лишь форма подачи скандального материала. Журналистика – это искусство!

Факты? А чем вам не нравятся факты? Это вы докажите, что не верблюд!

Проклятые! проклятые! проклятые журналюги!

– П’рест’нь ко-алотить в дв’рь. У м’ня г’лова б’лит. Тиш-ше, ну-у.

То тягучий, то спотыкающийся голос раздался откуда-то снизу. Пришлось вызвать Lumos, самого Джорджа в почти полной темноте было не разглядеть.

Он неловко распластался у стены на полу и теперь лениво барахтался, пытаясь встать. Весь всклокоченный и помятый, в старом детском ещё свитере с зелёной буквой «F» на красном фоне и потрёпанных джинсах, босиком, он бестолково возился среди каких-то пыльных коробок. Вспышка неяркого света заставила его зажмуриться, рукой он попытался прикрыть лицо и вновь не удержал равновесия, неуклюже привалился на бок.

Для полноты картины не хватало только бутылки. Судя по запаху, она наверняка осталась где-то там, наверху. И по виду и по голосу ясно, насколько Джордж пьян. И как давно он пьян – тоже видно.

Гарри обожгла жалость. Но сказал он грубее, чем хотел:

– Тебе помочь?

– Тиш-ше.

– Я буду вести себя тихо, – пообещал он, помогая Джорджу подняться и закидывая его руку на плечо. Сейчас не время для нотаций. – Ну что, в спальню?

Тот кивнул, и они медленно побрели вглубь магазинчика, к расположенной ближе к центру небольшого помещения винтовой лестнице.

Здесь везде было темно. Закрытые ставни почти не пропускали дневной свет, а наколдованного, льющего из кончика волшебной палочки, не хватало. С каждым следующим шагом таяли во тьме и появлялись из неё кажущиеся нескончаемыми полки с самыми разнообразными товарами. Яркие упаковки потускнели от пыли, как если бы к ним уже долгое время не прикасались.

Сколько времени он пьёт?

Гарри задумался о том, что Джордж в этот раз так и не появился в Норе на воскресный обед, а он, заблудившийся в своих проблемах, не придал значения этому. Сова, посланная миссис Уизли, вернулась с лаконичным ответом: «Много работы, придти не смогу». Но доверять написанному, как оказалось, не стоило. Увидев, сколько пустых бутылок из-под огневиски прижилось в захламлённой, давно неубранной спальне, Гарри ужаснулся.

Перси и в этом оказался прав: оставшийся в одиночестве близнец спивался. Как можно было этого не замечать?

Сгрузив свою ношу на широкую кровать, покрытую далеко не самым чистым бельём, Гарри уселся рядом.

– На ч-что смотр’шь? – пробормотал Джордж вскоре и отвернулся, прикрыв рукой глаза. – Я в порядке.

Опухшее помятое лицо, многодневная щетина, синяки под глазами, запах немытого тела и въевшаяся, кажется, во всё здесь вонь перегара меньше всего соответствовали понятию порядка. Гарри покачал головой.

– Не похоже, старина.

– Мир не в порядке, – буркнул Джордж и заворочался, укладываясь поудобнее, неловко натягивая на себя запутавшийся в простынях тонкий плед. – Не я... мир...

Гарри бездумно смотрел на него, пока храп не стал оглушающим. Но попытка встать закончилась неудачей.

– Не ух’ди. Будь ряд’м.

Рука словно в стальной капкан попала. Джордж переплёл пальцы, сжал ладонь чуть не до хруста и вновь захрапел, пробормотав что-то похожее на: «Так х’р’шо-о-у».

«Хорошо так хорошо», – решил Гарри, ложась рядом, лицом к лицу на край кровати. Дождь барабанил по крыше и подоконнику монотонно, словно напевая мрачноватую колыбельную. Ресницы опустились сами, и неправильный мир исчез в сером мареве сна.

* * *

Неизвестная тёмная комната, кровать, духота, неподвижность, так что не спрячешься, не убежишь, навалившееся сверху тяжёлое тело, хриплое сбившееся дыхание, наглые руки, губы, язык. Кошмар, каких пришлось насмотреться за последние дни множество, начался внезапно, вдруг и показался невозможно ярким, по-настоящему живым. Гарри застонал в тёплые влажные губы, попытался вытолкнуть толкающийся внутрь рта язык. Не удалось. Задыхаясь, он принялся выворачиваться, извиваться на постели, стараясь оттолкнуть насильника, хоть раз не дать ему обездвижить себя волшебством, не позволить собой овладеть.

Глухой стон, который он услышал, приложив Снейпа кулаком по спине, показался на диво реальным. Поцелуй прервался, пахнуло таким «ароматом», что Гарри едва не стошнило. Он отвернул лицо, потянул в себя воздух... и вновь оказался вжатым в подушку, с чужим языком в собственном рту. Снейп давил на него всем весом, тёрся, жадно лапал, одной рукой продолжал мять и дёргать налившийся кровью член. Гарри вдруг осознал, что у него стоит, и как стоит – как ни разу до этого. Невольно он подался бёдрами навстречу, толкнулся в кулак и закричал от накатившего ужаса.

Нет! Он – не такой! Он не может этого захотеть!

Ужом он закрутился на кровати, как-то вывернулся, боднул головой нависающее над ним мощное тело, удары так и посыпались в грудь, плечи, лицо негодяя.

– Что ты... Ну что ты... Остановись... Фред, Мерлин, Фредди, не надо, не надо так. Не уходи... Пожалуйста, только не уходи...

Гарри, как был с поднятым кулаком, застыл соляным столбом.

Это не Снейп. Не Снейп.

Это Джордж.

Это его руки обнимают сейчас, это его лицо утыкается в грудь, это его слёзы, его поцелуи...

Гарри завертел головой, разглядывая комнату, погружённую в темноту. Сумеречного света хватило, чтобы рассмотреть знакомую обстановку. Никакой ошибки. Это не сон. Не сон... Гарри ущипнул себя. И ещё раз. Кошмар продолжался.

Джордж отстранился, отпустил его. Пальцы мазнули по голому животу. Глаза сверкнули в полутьме, бледное лицо словно бы потемнело. Он вдруг отвернулся, закрыл глаза ладонями, скрючился, словно старик.

Гарри бессильно осел на кровати. Он не знал, о чём думать и как действовать. Он абсолютно не знал, о чём сейчас говорить. Губы болели и припухли, он всё ещё чувствовал чужой вкус и запах. На теле оставались болезненные следы жарких и жадных прикосновений, джинсы были приспущены, продолжавший стоять член обвевал прохладный воздух.

«Лучше б это оказался Снейп», – подумалось вдруг.

Непослушными руками Гарри застегнулся, оправил сбившуюся рубашку, отметив, как ноют соски. Джордж их что, искусал? Дыхание всё ещё срывалось. Сердце едва не выпрыгивало из груди.

Джордж сидел рядом, всё так же согнувшись и обнимая себя руками. Он раскачивался взад-вперёд, словно заводная игрушка. Гарри видел, как блестят его щёки, слышал хриплые вдохи и выдохи на фоне шума дождя. Тишина давила, как и чужое горе, как и чужая ошибка и то, что стояло за ней.

То, что произошло, это ведь означало...

Он не хотел об этом думать, не хотел этого знать.

Джордж глухо и низко застонал. Не выдержав, Гарри положил руку на его плечо, попытался что-то сказать, но из пересохшей вдруг глотки не вылетело и звука.

– Нет.

Резкий отказ заставил его отшатнуться.

– Уходи. Просто уходи и всё.

Джордж выпрямился, посмотрел на него, как на чужака, которому здесь не место.

– Я не хотел тебя обидеть. Я... Это просто... Прости меня и уходи. Сейчас же.

Гарри хотелось подчиниться. Ему хотелось уйти, забыть о случившемся, спрятаться за стеною неведения, представлять Джорджа таким же, как раньше, не знать, ничего этого никогда не узнать!

– Я остаюсь.

– Почему? Зачем тебе это?.. Уходи и всё, забудь.

Гарри подвинулся ближе, положил руку на колено Джорджа, заглянул ему в глаза. Страшные, больные и тёмные, они откровенно пугали.

Грязные дорожки слёз на щеках. Мужчины не плачут?.. Мерлин, какая дурь лезет в голову.

– Я не прощу себя, если сейчас брошу тебя одного. Даже не думай, ты меня отсюда не выгонишь. Я остаюсь. Понимаешь?

Джордж засмеялся. Слёзы потекли по его лицу, его согнуло от хохота, спина затряслась. Гарри сидел рядом, держал его за руку. Собственные проблемы вдруг показались мелкими и пустыми. Чьё-то осуждение, досужие домыслы и любопытство, невозможность делать, что хочешь, даже насилие, о котором он не помнил – по сравнению с отчаянием и болью Джорджа, что это всё, если не абсолютная ерунда?



Глава 12.

Обдумывать всё это уже порядком надоело. Ходить по кругу из одних и тех же мыслей, вязнуть в чувствах, вспоминать, планировать... Да сколько можно!

Разум взбудоражен, сердце ноет, и вновь идёшь проклятым сотым кругом по собственным мозолям, изъясняясь уже едва ли не кривым стихом и кривляясь, как паяц.

Бездействие – такая мука.

* * *

Как это пережить?

Злиться дальше? Идти на поводу у хаоса эмоций? Строить планы мести, один одного дурней? Проклинать и плеваться ядом?

Да это просто глупо.

Всерьёз раздумывать о том, что зарвавшемуся юнцу можно было ответить и так, и этак, вновь и вновь переживать и пережёвывать то унижение, весь тот кошмар – вот она, слабость, неприкрытая мягкотелость, отвратительная в любой форме жалость к себе.

Стыдно.

Стыдно, прежде всего, перед самим собой. Позволить чьей-то злости, ненависти, хамству взять власть над собственными чувствами, поддаться эмоциям, потерять контроль – верх безрассудства, глубина падения.

Если б тогда...

Сожалеть о прошлом – самое бессмысленное занятие из всех возможных. Вернуться в то, что уже прожито, принять другие решения, найти иные слова – мечтать об этом свойственно лишь сентиментальным глупцам. Да и если б вдруг получилось изменить ход времени, что, разве первым делом он шагнул бы в то проклятое утро? Нет, он устремился б в иные, куда более давние времена – если, несомненно, считать себя разумным человеком, чей очевидный выбор – борьба с причиной, а не с множеством последствий.

Прошлое остаётся прошлым, его не изменишь, даже если очень захотеть. Но от него можно избавиться. Забвение сладостно, оно приносит покой, позволяет закрыть глаза на то, что нервно дёргается и кровоточит, стоит его только тронуть даже случайным взглядом. Отравленному сладким ядом кажется – живу! – и он старательно не замечает, что прячется от самого себя за стеной из непроизнесённых слов.

Болезненным и горьким оказывается столкновение с тем, кто заставляет вновь в себя вглядеться, кто безжалостно срывает наросшую на давней ране корку и гниль честно называет гнилью. Отбить чужую ложь не составляет особого труда. Вот спрятаться от правды не удастся никому. И корчишься от боли, понимая, что собственные ярость, гнев и страх – как шапка, что горит на воре.

Так кто же виноват, что упрёки попали точно в цель? Стрела? Или удобная мишень?

Не должно было...

Но кто из них не должен был?

Разумеется, щенок не имел права тявкать так злобно, так безжалостно нападать, показывать острые клыки и до крови вгрызаться в протянутую руку. Но кто его осудит? Только не тот, кто получил по заслугам – от и до заработав понесённое наказание, впрочем, и им не рассчитавшись до конца.

Но и винить во всем себя – невиданная глупость. Не дело всей тяжести мира лежать на одних плечах. Да, он ошибся, причем ошибся многократно. Но разве непонятно, что делал он не то, что сам хотел, а то, что просто надо было сделать, пусть душу и воротило и до, и во время, и после всего?

Имел ли он право тогда отказаться? Сказать: эй, пусть совестью, свободой, сердцем расплачивается за ошибки юности иной глупец?.. А если нет, то кто возьмётся осудить его? Кто чист душой и справедлив настолько, чтоб бросить камень и не получить булыжником в ответ?

Он был не прав...

Но кто из них? Ведь, несомненно, они неправы оба.

Признать свою неправоту – легко. В чужом глазу увидеть недостаток – ещё легче. А вот принять, простить и сделать шаг навстречу, отбросив гордость и самодовольство – тяжело без меры. Подставить левую, получив по правой, да ещё за дело, не удастся тому, кто не привык смиряться и просить. А уж преклонять колена пред недорослем, показывать беззащитное пузо недозрелому щенку – нет, эта задача лишь для титанов духа, а значит, не для него – уж это точно.

Так что же делать дальше?

Забыть, спустить виновнику испытанное унижение – нет и ещё раз нет. Пусть и винить его – несправедливо.

Месть – то блюдо, что подают холодным. Так пусть остынет. Решено.

А что от голода и предвкушения сводит зубы, печёт язык и так и тянет выругаться матом, поймать противника, избить, сломать, унизить, растоптать... так это всё – ничто, издержки будущего наслаждения.

Тем более, кто знает, может, аппетит со временем сам собою пропадёт?

* * *

– Да, несомненно, ваше самочувствие улучшилось, – закончив выполнять диагностические заклинания, Перелли присел на стул у кровати. – Не знаю, что дало такой эффект. Сегодня вы кажетесь намного спокойнее, в целом – хорошая динамика по сравнению с предыдущими днями... Вот и миссис Траумф не преминула заметить, что дело идёт к выписке семимильными шагами, – кисло скривившись, заметил он и замолчал.

Похоже, ему, как и Северусу, неожиданный визит группы целителей во главе с громогласной леди не доставил никакого удовольствия.

– Этот утренний обход сегодня...

– Не моя инициатива, если вы хотели спросить об этом. Но я знаю, кто постарался. Тот, кто ежедневно изматывает меня просьбами разрешить встречи, теперь вот дошёл и до руководства с абсурдными измышлениями, что я из чистой вредности не пускаю его к вам.

– Робинсон, – пробормотал Северус задумчиво.

– А кто ж ещё! – Перелли нервно взмахнул рукой. Его глаза сверкнули от злости, щёки окрасил слабый румянец. – Узнав результаты обхода, этот настырный невежда уже успел «намекнуть», как он выразился, что теперь у него достаточно доказательств, чтобы завести на меня дело о противодействии следствию. Северус, вы только себе представьте эту наглость!

«Эту наглость» Северус представлял себе более чем хорошо. Отсутствие вынужденного общения с аврором стало действительно ценным подарком. За одиночество, изредка прерываемое короткими визитами целителя, без длительных разговоров и обсуждения случившегося во время памятного визита Поттера, Северус был безусловно благодарен. Возможность поразмыслить в тишине подействовала настолько благотворно, что появились силы взять себя в руки, утихомирить гнев и даже наметить план действий на ближайшее время.

А теперь, как выяснилось, спокойствие этих дней придётся оплачивать единственному человеку, чьё деятельное участие и помощь Северус оказался способен принять.

– Учитывая, как внимательно вы всегда относитесь к заполнению документации, не думаю, что оправдания займут у вас много времени, – заметил он негромко.

Перелли хмыкнул.

– Уже, Северус. Я уже доказал несостоятельность его обвинений – в присутствии целителей и главного, – он улыбнулся дерзко и открыто, и его глаза мстительно сверкнули. – Но сам факт! Наглость Робинсона заслуживает наказания. Эх, как бы я хотел получить его себе в полное распоряжение хотя бы на недельку.

– Вы так мстительны? – усмехнулся Северус, глядя на воодушевлённо размахивающего руками Перелли, красочно живописующего, какие кары свалились бы на голову, а точнее – зад несчастного Робинсона.

– Ну почему сразу мстителен? – целитель вновь сел на стул и взял в руки обитый кожей толстенный том. – Я справедлив, не более того. Безнаказанность и всепрощение – зло, которое ведёт к хаосу. Я же выступаю за порядок.

– Но в данном случае вы несколько нарушили его, утверждая, что не имели возможности по состоянию здоровья пациента разрешать Робинсону проводить допросы.

Понять Перелли – задача не из лёгких. Так что если уж появился повод отвлечься от набивших оскомину за последние время мыслей, то Северус схватился за него, как утопающий за соломинку. Сейчас он был согласен говорить о чём угодно, включая идиотский квиддич, которым, как недавно выяснилось, Марк увлекался с той же страстью, что и целительством.

– Вы ведь знали, что я вполне могу выдержать разговор с ним, – продолжил Северус «допрос». – Разве не так?

Перелли ответил совершенно серьёзным тоном:

– Да, вам хватило бы физических сил, чтобы выслушивать его вопросы и не отвечать на них со своим обычным упрямством. Но не психологических. Состояние вашего духа внушает мне серьёзные опасения. Уже доказано, – он постучал по корешку лежащего на его коленях фолианта, – что при вашем состоянии любое волнение отражается крайне негативно. Ваша душа пострадала не меньше, и если для тела мы смогли подобрать необходимые зелья и эликсиры, то для души, кроме покоя и тишины, приятного расслабляющего разговора и чтения журналов по зельеварению, – он указал на стопку глянцевых изданий, громоздящуюся на тумбочке у кровати, – мне нечего вам предложить.

Северус знал, конечно, что Перелли относится к своей работе со всем усердием и старанием, но не думал, что фанатичная увлечённость делом распространяется настолько далеко. Отвергать заботу такого плана неблагоразумно, да и невыгодно, в конце концов. Но и принимать её от чужака – слишком сложно, непривычно, а значит – небезопасно. Такое внимание – прерогатива друга, родственника, любовника; оно нарушает границы допустимой близости между пациентом и врачом. Разве Перелли этого не понимает?

– Вам бы влюбиться... – Северус удивлённо вскинул голову, услышав это в высшей степени поразительное предложение.

Перелли негромко рассмеялся:

– Не стоит смотреть так, будто у меня внезапно отросла вторая голова.

– Вы это несерьёзно.

– Даже очень серьёзно, Северус. Считайте это моей рекомендацией, причём обязательной для исполнения. Желание жить исцелит вас быстрей любого зелья, – сказал он убеждённым, твёрдым тоном и пошутил: – А я наконец смогу доказать на вашем примере, что безнадёжных случаев не бывает, если за дело берётся профессор Марк Перелли.

– Ещё не профессор... – возразил Северус, знавший, что работу, над которой так усердно трудится амбициозный целитель, планируется представить на ученый совет уже в этом году, чтобы получить степень – и тем самым стать самым молодым профессором колдомедицины за последние полтораста лет.

– О, я непременно стану им, – ответил Перелли, – когда вы перестанете сопротивляться выздоровлению и с надеждой посмотрите в собственное будущее.

Абсурдная идея. Где-где, а в будущем Северус не видел никаких надежд, кроме исполнения мечты Робинсона засадить его в Азкабан.

Перелли записал что-то в книге и вновь вытащил волшебную палочку. Сложный взмах ею и светящаяся вспышка принесли Северусу ощущение неприятного холодка в груди.

– Траумф не права, – заметил целитель, – до выписки ещё слишком далеко. Хотя, конечно, запрещать визиты Робинсона я больше не смогу.

– Зелье святого Давида могло бы помочь, и вы знаете это, Марк. Я рассказывал вам о нём.

– О его применении в вашем случае не может быть и речи, – пробормотал упрямец, записывая результаты диагностики в увесистый том.

Терпение было не самой сильной стороной Северуса, но Мерлин – свидетель, он очень старался. Чтобы не дать волю рукам, он скрестил их на груди и медленно досчитал до двадцати, а затем ещё раз, но в обратном порядке.

– Почему? – удалось спросить почти спокойным тоном.

Перелли отложил работу в сторону и склонился над ним. Узкая прохладная ладонь легла на лоб, будто температуру нельзя было измерить иным способом. Северус недовольно отшатнулся.

– Ваша лихорадка не прекращается, – сказал целитель спокойно и вновь взялся за перо.

– Я же говорил вам, какое зелье...

– Я слышал. Но это исключено.

Северус медленно-медленно выдохнул. Вспыхнувшее раздражение стремительно достигло максимальной отметки и грозило перерасти во что-то крайне неприятное. Пальцы покалывало от ищущей, но не находящей выхода магии, горло сжималось от невысказанных оскорблений.

Увы, но кричать на Перелли – совершенно бессмысленно. Пройдено многократно и отвергнуто. Марк относился к той породе людей, которые давления на себя не принимают вовсе. Своим невероятным упрямством, умением не замечать мелкие препятствия, наподобие чужого недовольства, постоянным следованием избранной цели он напоминал покойного Дамблдора – что, несомненно, являлось комплиментом – но далеко не во всём.

Закрыв глаза, Северус вновь принялся считать до двадцати. Его старания не сорваться и не нагрубить хоть в этот раз, как ни странно, окупились.

– Я уже говорил, – прервал его на цифре шестнадцать голос, полный заботы и снисходительного терпения, – ваша печень серьёзно поражена. Мне кажется, вы не до конца понимаете, сколько разнообразных зелий применялось к вам в процессе лечения. Составы с высоким содержанием ядов при всей их целебной силе сейчас не для вас – слишком токсичны. Вы ведь не хотите вновь впасть в магический паралич или лишиться магии вовсе? Наберитесь терпения. Чтобы выздороветь, вы должны всецело слушаться меня: есть то, что вам приносят, в полном объёме, принимать зелья по графику, соблюдать постельный режим, избегать волнений, исключить отрицательные эмоции... Да, и колдовать вам тоже пока противопоказано, – сообщил он под конец извиняющимся тоном. – Даже если аврорат вернёт вам волшебную палочку, пока вы находитесь в больнице, я не дам вам к ней даже прикоснуться.

Невольно Северус взглянул на карман целителя, откуда высовывался кончик волшебной палочки. Он помнил, как хорошо она ему подходила – не настолько послушная, как собственная, но даже с ней он чувствовал себя совсем иначе – свободным и способным на большее, чем играть роль рождественского гуся на откорм.

Перелли перехватил его взгляд, наверняка прочитав в нём непрерывно терзающий его голод.

– Вряд ли вам придётся беспокоиться по этому поводу, Марк, – заметил Северус спокойным тоном. – Сомнительно, чтобы для меня изменили условия содержания. Кроме того, после выписки меня ждёт непременный арест. Вам не стоит обольщаться – ваш эксперимент уже скоро завершится. Робинсон не позволит вам затянуть процесс.

Перелли опустил взгляд в свои записи, перевернул несколько шуршащих страниц. Он как будто бы волновался, решал что-то про себя, и ещё до того, как первое слово сорвалось с его губ, Северус уже знал, что услышит что-то важное.

Так и произошло.

– Не думаю, что вам стоит беспокоиться об аресте. Ваш муж свидетельствовал в вашу пользу сразу после войны, и вас оправдали, – сказал Перелли негромко. – Вы герой, Северус. Кажется, вам даже пожалован орден. Вы знаете об этом?

Северус уставился на меланхолично перебирающего чуть похрустывающие пергаментные страницы Перелли.

Если он не лгал, то... Его информация меняла для Северуса всё.

Поттер выступал на суде за него? Он оправдан, но почему тогда Робинсон достаёт его ежедневными допросами? Почему Перелли рассказывает ему то, что, очевидно, было запрещено, раз уж его до сих пор держат на строжайшей информационной диете, не позволяя ни посещений, ни переписки, ни чтения ежедневных газет?.. Вопросов родилось множество, но задал Северус только один:

– Откуда вы знаете об этом?

– Поинтересовался у сведущих людей, – захлопнув фолиант, сообщил целитель. Очевидно было, что он волновался. И даже руки, теперь сложенные на груди, выдавали его напряжение.

– У кого конкретно?

Тот молча качнул головой.

Северус несколько минут разглядывал собеседника, от которого сейчас так и веяло упрямством. Он явно собирался сохранить свой источник в тайне.

– Расскажите мне всё, что знаете, – попросил Северус и добавил: – Пожалуйста, Марк.

Тот забарабанил тонкими пальцами по корешку увесистого тома.

– Прежде всего, хочу сказать, что подробности дела я узнал только сегодня. Аврор Робинсон своей выходкой подвиг меня на небольшое изыскание, – Перелли зло улыбнулся и продолжил совершенно серьёзным тоном: – Надеюсь, вы не решите, что я был в курсе, но продолжал пытать вас неведением. А ещё я рассчитываю, что полученной информацией вы воспользуетесь с толком. Мне надоело фиксировать негативные изменения вашего самочувствия после каждого визита авроров.

Северус молча ждал.

– Насколько я понял, суд над вами состоялся в первый же месяц после победы, заочно, свидетельства Поттера оказалось достаточно для оправдания. Визенгамот определился и с вашей наградой за заслуги перед Магической Англией. Орден Мерлина второй степени, если не ошибаюсь.

– Об этом писали?

– Не знаю. Мне рассказали об этом в личной беседе, – Перелли нахмурился. – Мой друг уточнил, что проблемы для вас с властью или для властей с вами начались позже, когда пошли суды над Пожирателями Смерти. Уж чересчур много было свидетельств против вас, уж слишком серьёзные преступления вам приписывали. На настоящий момент, насколько я понимаю, власти рассматривают вас, как преступника, случайно избежавшего наказания, и в то же время как того, кто в той ситуации не мог исполнить свою роль, не замазавшись по самую макушку. Если бы суд над вами состоялся сейчас, то ещё неизвестно, какое решение было бы принято.

Ну почему же – Северус знал точно, что Азкабана ему в случае сегодняшнего суда не избежать, учитывая все обстоятельства, ставшие известными широкой публике и бездельникам с полномочиями и постами.

– Вас оправдали, даже наградили, по закону вы – свободный человек. А раз так, то имеете право требовать, чтобы аврорат перестал донимать вас расспросами. Мой друг высказался предельно ясно: судить вас второй раз за военные преступления не имеют права.

Перелли помолчал некоторое время.

Северусу тоже необходимо было обдумать новую информацию. Он нервно дёрнул рукой, пытаясь утихомирить разбушевавшиеся мысли. Необходимо успокоиться и обдумать всё последовательно. Прошедший суд и так и не вручённый орден совершенно меняли расклад сил.

– Если бы я знал, что это информация настолько вас взволнует, то...

– Вы же знаете, что неведение не помогает справиться с беспокойством, – ответил Северус, отвлекаясь от хаотичных, не желающих успокаиваться размышлений.

– Так вы признаёте, что волнуетесь?

Мальчишеская улыбка на лице и сияющий взгляд синих глаз подарили ему страннейшее ощущение, что его общество находят приятным. Он внезапно задумался о том, сколько времени Перелли проводит со своим «любимым», по его словам, пациентом, и по всему выходило, что слишком много.

– Да, я волнуюсь, – признался Северус, разглядывая неторопливую смену эмоций на утончённо-красивом лице. – Вас это удивляет?

– Больше – ваше признание. Вы предпочитаете казаться другим несгибаемым.

Хм. Кажется, не один Северус нашёл интересный объект для изучения в свободное время.

– Почему вы мне про это всё рассказали? Вы ведь понимаете, что в таком случае я не стану сидеть сложа руки.

– Это в моих интересах.

Северус изумлённо приподнял бровь и получил в ответ обаятельную улыбку и пояснение:

– Я крайне заинтересован в вашем выздоровлении. И не вижу иного пути заинтересовать в этом вас, кроме того как показать вам открытую дверь к свободе.

– Вы понимаете, что я уйду отсюда?

– Да, и я не против вас отпустить, когда вы, конечно, будете к этому готовы, это во-первых. И, во-вторых, потому что наше сотрудничество будет продолжено и вне больницы. Вы дали мне слово, помните, Северус?

Северус помнил. Он кивнул и уточнил у мгновенно успокоившегося целителя:

– Вы говорили с кем-нибудь о том, что узнали? С Робинсоном, к примеру?

– Нет, ни с кем. Я понимаю, почему вы спрашиваете, и отвечу вам так: я не собираюсь служить вашими костылями и решать за вас все проблемы. Моя задача, как целителя, – помочь вам встать на ноги и указать безопасный путь. Но делать шаги за вас я не имею права. Да это и бессмысленно. Только вы должны распоряжаться своей судьбой. Сделайте это – поборитесь за своё будущее. И тогда я наконец смогу поставить в своей работе жирную точку... Нет, даже восклицательный знак.

Оба замолчали, каждый погрузившись в свои мысли. Перелли прервал недолгое молчание первым:

– Что вы собираетесь делать дальше, Северус?

– Впервые ждать визита аврора Робинсона с нетерпением.

Целитель кивнул и встал:

– Только прошу вас чрезмерно не волноваться. Может быть... Да, точно, я сейчас пришлю Зиппо с ещё одной дозой успокоительного зелья для вас... И не кривитесь так, я всего лишь забочусь...

– Да, да, о своём проекте, – подхватил Северус, но, заметив огорчение Перелли, исправился: – Я ценю всё, что вы делаете для меня, Марк. Спасибо вам.

Тот кивнул, но, уже выходя за дверь, не удержался от шутки в своём странноватом стиле:

– Если вы и дальше станете проявлять столько вежливости, то я начну подозревать, что совершенно бездарно ошибся в дозировке успокоительных зелий.

* * *

Северус окинул взглядом опустевшую после ухода Перелли палату. Занавеска с подснежниками, журналы на тумбочке, халат на спинке кровати. Простые вещи, ставший привычным мир – удобный, безопасный, опостылевший неимоверно.

Теперь он в любой момент – если разыграть свою карту с умом – мог оказаться за спиной.

Желание выбраться отсюда давно мучило Северуса. Сколько раз он готов был душу продать только за то, чтобы встать и уйти куда глаза глядят и никогда больше не видеть знакомого до последней трещинки потолка, не чувствовать запахов зелий и пресной больничной еды, не играть роль куклы, связанной то болезнью, то «опёкой» авроров. Несвобода душила его, лишала сна ночами и заставляла проклинать судьбу.

Теперь же он впервые серьёзно задумался о том, что станет делать, покинув больницу. Его маггловский дом, его вещи, которые должны были оставаться в Хогвартсе, банковский счёт в Гринготтс-банке – и не так уж и много там денег, чтобы позволить себе бездельничать. Кстати, хороший вопрос – он всё ещё служит или стал безработным? Попечительский совет и Министерство когда-то утвердили его в должности директора Хогвартса, а Робинсон упоминал недавно, что старейшей английской магической школой уже больше года руководит Минерва МакГонагалл. Что ж, это вполне справедливо, достойный выбор, с которым «воскресшему из мёртвых» нет причин бороться.

Так что же ему делать? Вернуться к преподаванию зельеварения? По привычке претендовать на занятие должности преподавателя защиты от тёмных искусств?

А может – хм, хорошая идея, – вообще оставить школу? Если он свободен, то к чему возвращаться к постылой работе и ученикам, не желающим учиться? Одно решение – и ему не мучиться больше с ленивыми бестолочами, не видеть ни испуганных детских глаз, ни ненависти, ни льстивых улыбок на лицах подростков. И все те годы бессмысленных и неблагодарных усилий забудутся как дурной сон. А он сможет наконец...

Северус закрыл глаза. Такое странное ощущение, сбивающее с толку. Пусть ещё не сейчас, пусть после разборок с авроратом, но всё же ещё совсем недолго – и он свободный человек.

... который наконец сможет делать, что хочет.

Вот только что? И хочет ли?

Внутри так холодно и серо, никаких желаний. Дёргать поводок, чтоб освободиться – это естественно, понятно. Но что делать дальше, когда нет ни обязательств, ни долгов, которые был бы шанс отдать, ни привязанностей, которые бы звали?

Всё, что есть – пустота желаний и холодный ветер размышлений, что гонит тучи над огромной равниной несбывшихся юношеских мечтаний и надежд, за годы перегоревших, истлевших до конца, до пепла, о котором со временем и памяти не осталось. Тут не за что зацепиться взглядом, нечего желать.

Северус поёжился и плотней обнял себя скрещенными на груди руками.

Будущее пугало множеством дорог. Какую из них выбрать? К чему идти? Куда стремиться?

Думать о Поттере – и то приятней. По крайней мере, сейчас, пока их что-то связывает – заклинание, ненависть и неосуществлённая сатисфакция.

Воспоминания об их последней встрече нахлынули вновь, уводя мысли и чувства в привычное русло, позволяя погрузиться в незыблемое, пусть и болезненное прошлое и забыть о зыбком будущем, в котором чересчур много «можно» и ни одного «нельзя».



Глава 13.

Северус не мог лежать, сидеть, стоять на одном месте. Он метался по палате, как зверь в тесной клетке. Но хуже того – знал, что и вне неё не найдёт покоя.

Рваться к свободе, чтобы не знать, как ею распорядиться?

Да, понятно – ему нужен дом, работа. Можно развлечь себя чтением, едой, приятной беседой, в конце концов. Но что дальше? В чём смысл? Зачем это всё, если...

Нет, так не пойдёт. Ему необходима достойная цель.

Он остановился, глядя в стену и не видя ничего. Едва ли не впервые в жизни он мог строить своё будущее с нуля, свободно, но, получив такую возможность, совершенно растерялся. Можно по привычке желать, чтобы его оставили в одиночестве, не быть никому должным – и вести существование, подобное вечному сну мертвеца? С другой стороны, как идти вперёд, не имея ориентиров лучших, чем «не в Азкабан»?

Аврор, зашедший в палату по обыкновению без стука, отшатнулся, натолкнувшись на устремлённый на него взгляд. Пухлое лицо побледнело, а рука невольно дёрнулась к волшебной палочке.

– А я как раз ждал вас, – Северус махнул рукой, приглашая войти застывшего у порога Робинсона.

От души мгновенно отлегло: хорошая драка – не на кулаках, конечно, хватит и слов – наверняка поможет справиться со злостью и смятением чувств. Поставить зарвавшегося идиота на место будет даже приятно – настоящий отдых от утомительных и бесплодных размышлений. Кроме того, победа сделает зыбкое пока будущее более определённым, а Северус не просто желал, он нуждался в этом, как ни в чём другом. Перед ним находился враг, план разговора был всецело продуман, вероятные ходы противника просчитаны – пора в бой и никаких сомнений.

– Ну что вы встали? Проходите!

Аврор бочком протиснулся мимо, присел на стул.

Северус остановился рядом, осознанно скопировав ту позу, в какой, бывало, нависал над нерадивыми учениками. Робинсон не остался безучастным к устроенному специально для него представлению.

– Ч-что вы так смотрите на меня, с-сэр?

О, какая вежливость, какой прогресс.

Северус вспомнил, как ему пришлось унижаться перед мелким засранцем, какой страх испытывал от одной мысли оказаться в Азкабане. Страшно хотелось схватить толстяка за грудки и трясти, трясти, как грушу, проучить раз и навсегда.

Он отступил. К сожалению, в этом деле он не один. Доверившегося ему Перелли подвести нельзя, значит, придётся изворачиваться и лгать. Эта мысль вывела Северуса из себя ещё больше.

Но если нельзя получить полное удовлетворение, то хотя бы частично наказать толстяка не только можно, но и нужно.

– До каких пор вы собирались водить меня за нос, Робинсон? Как понимать ваше самоуправство?

– К-какое так-кое самоуправст...

– Молчать!

Аврор вжался в спинку стула, но, к его чести, справился с собой, вскочил с места.

– Вы не имеете права поднимать голос на аврора при исполнении! Вы, вы, вон как вы заговорили! Я так и знал, что вся эта болезнь – притворство! Вы преступник, Пожиратель смерти, убийца, лжец...

– А ещё герой войны и кавалер ордена Мерлина второй степени, – прервал его Северус, одним своим тоном вдвое понизив температуру вокруг них. – Человек, которого уже оправдали, а значит – неподсудный вам, которого вы вообще не имели права допрашивать. Как вы объясните своё поведение? Вы, Робинсон!

Тот застыл в неловкой позе, выпучив глаза.

– Это ваша личная инициатива или приказ руководства? Отвечайте! – рявкнул Северус, сохраняя разъярённый вид, хотя и не испытывал больше особой злости. Выражение лица аврора успело всё рассказать за него – Перелли принёс верные вести, а значит, скоро весь этот фарс закончится.

– Я... я...

Ни растерянное блеяние, ни вразумительный ответ Северусу были ни к чему. Что так, что этак – небольшая разница. Куда важнее, что всё это время им играли, взяли на испуг, и – что самое противное – Северус и правда испытал сильнейший страх. Дементоры Азкабана – не лучшие друзья тому, кто сам себе дементор, стоит лишь раскрыть книгу памяти на любой странице.

– Откуда вы... – Робинсон вдруг сжал кулаки. – Я этого так не оставлю. Перелли...

Северус толкнул аврора на стул.

– Во-первых, этого так не оставлю я. Вы и ваше руководство ответите передо мной за обман.

– Какой ещё обман? Чем вы докажете? И на что будете жаловаться? На то, что противодействовали следствию? На то, что фактически отказались помогать властям засадить настоящих преступников, из которых вы – первый? – Робинсон вновь поднялся и выпятил подбородок. – Жалуйтесь, сэр, жалуйтесь, да поскорее! Дайте нам шанс провести настоящее расследование! Тем более что вашего пособника Перелли не будет рядом, чтобы запретить нам допросить вас с применением спецсредств. А потом, в Азкабане, у вас будет приятная во всех смыслах компания – друзья, которых вы так защищаете, и целитель, который за нарушение подписки о неразглашении получит немалый срок.

М-да, до Хмури аврору Робинсону было ещё далеко, но потенциал, несомненно, имелся, и немалый.

– Ну зачем же жаловаться, тем более вам? – подчеркнув последнее слово, заметил Северус и оскалил зубы в ухмылке. – Есть и другие, кто с удовольствием выслушает меня и с ещё большим удовольствием прополощет ваше имя и методы в своих статейках. Насколько я помню, репортёры такие милые маленькие истории очень любят, им только дай малейший повод ухватиться за нарушение прав граждан и злоупотребление властными полномочиями.

Куда-куда, а в газеты он бы ни за что не обратился, но аврору об этом знать было не обязательно.

– Вас не станут слушать! Вы ничего не докажете даже им!

– Дав полюбопытствовать на свои воспоминания? Я так не думаю.

– Воспоминания не являются доказательством в суде!

– Но для суда толпы их довольно.

Насыщенно-розовое лицо Робинсона приобрело бордовый, как раз под цвет мантии, оттенок, и Северус лениво подумал, что больница – не то место, где позволят умереть от удара.

– Что касается Перелли, которого вы обвиняете...

– Он нарушил подписку! Он ответит в любом случае, даже если вы избежите наказания!

–... то его вы обвиняете зря. Но я готов назвать имя того, кто поделился со мной информацией. Вы слушаете меня, Робинсон?

Тот же стоял и пыхтел, сверкая голубыми глазами, превратившимися в маленькие щёлочки. Крылья его носа яростно раздувались. Кулаки оставались сжатыми, но в самой позе, в напряжении тела, несмотря на воинственность, чувствовался страх – слишком сильный для того, кто чувствует опору власти за спиной.

«Похоже, что он придумал всё это сам. Очень похоже. Хотел выслужиться, показать всем, что умеет работать. Все эти допросы по субботам и воскресеньям – даже у авроров есть выходные, а у Робинсона их будто и нет. И его рвение неофита... – злость на себя затопила Северуса. – Как я мог это упустить? Как вообще можно такое не замечать? »

Но даже если его догадка неверна – ничто не отменит тот факт, что его обвёл вокруг носа едва закончивший аврорскую школу мальчишка. И неважно, с ведома или с попустительства своего непосредственного руководства.

Если бы не помощь Перелли, Северусу до сих пришлось бы изгаляться, строя из себя то склеротика, то дурака. Какое унижение. И в нём виноват...

– Что вы сделаете с этим человеком, Робинсон? Накажете его? Строго?

– По закону!

Ну конечно. Северус ухмыльнулся и выбросил заранее заготовленную «кость», за которую, он был уверен, не схватится даже настолько голодный «пёс».

– Ловлю вас на слове, аврор. Расскажите потом, как именно вы наказали Поттера.

– Ч-что? Кого?

– Что слышали. О своём трогательном выступлении перед Визенгамотом герой мне доложил сам, лично. Не верите – спросите у него, а лучше – допросите его. Вы ведь хотели устроить нам очную ставку, так вот – есть повод.

И да, он ответит вам, непомнящий от злости ни что говорил, ни как себя вёл.

Маленькая месть и страшное огорчение, написанное на лице Робинсона, подарили Северусу несколько приятных минут настоящего удовольствия. Даже дышать стало легче.

– А теперь, если вас это не затруднит, аврор Робинсон, извольте отозвать ваши приказы о наложенных на меня ограничениях. Все ваши приказы – или я всё-таки дойду до вашего руководства.

Робинсон поднял со стула пухлую папку, сунул её под мышку. У двери он задержался.

– Радуетесь, что провели всех? – послышался глухой, невнятно проговаривающий слова голос.

Вообще-то радоваться было чему, и Северус процедил в сторону напряжённой спины, обтянутой бордовой аврорской мантией:

– Хочу вам напомнить о моей волшебной палочке. Сегодня же, до пятичасового чая, чтобы она была у меня.

Робинсон даже не оглянулся, так и остался стоять, едва не уткнувшись лицом в закрытую дверь. Вот если б Перелли вздумалось сейчас войти и тем самым щёлкнуть толстяка по носу, то Северус бы преисполнился благодарности справедливой судьбе.

Но Перелли не пришёл, а аврор попытался оставить за собой последнее слово:

– Не стоит забывать, что в мужья вы взяли несовершеннолетнего и, насколько я понял, без его согласия. За это вам придётся ответить. Так что радуйтесь, что пока не пришло время хорошенько повеселиться – но уже нам.

Дверь хлопнула, и Северус остался один. Да, теперь он свободен, вот только на какой срок, и для чего ему эта вольница нужна?

Разгорячённые столкновением чувства всё ещё бурлили, но тоска топталась совсем рядом, готовясь вновь поглотить его душу без остатка и не дать радоваться тому, чего он на самом деле не заслужил.

Стоять на месте и киснуть – увольте. Он немедленно направился к тумбочке у кровати, принялся перебирать и складывать немногочисленные вещи. Нужно дать Робинсону немного времени, не больше получаса, а затем потребовать встречу с Перелли, если тот не догадается зайти сам.

Северус твёрдо решил: сегодня к вечеру в Мунго его уже не должно быть.

Увы, но его намерениям не суждено было сбыться. Он и забыл, каким упрямым и неуступчивым может быть Перелли. Вооружённый собственными планами, амбициями и знаниями, что для пациента будет полезно, а что нет, тот поставил жирный крест на желании Северуса покинуть больницу, без тени сомнений скатившись до банальных угроз.

– Я свяжу вас и помещу в отделение для буйнопомешанных и зловреднопроклятых. И буду прав! – Перелли мерил палату, стремительным шагом передвигаясь из угла в угол. – Только совершенный безумец или нетерпеливый ребёнок покинет единственное место, где у него есть стол и кров, не зная, что его ждёт за порогом. Северус, вы же умный человек, вы и сами должны понимать, как сложно вам придётся!

Гнев Перелли волнами расходился от него, заставляя стоящие на тумбочке флакончики со снадобьями подпрыгивать и звякать, а занавеску волноваться, будто от сквозняка.

– Ничего хорошего! Слышите меня? Не ждёт там вас сейчас ничего хорошего!

Возможно, стоило бы разозлиться на него – и за угрозы, и за крик, и за настырное вмешательство туда, куда не просили, но Северус – удивлённый и в чём-то даже покорённый разворачивающимся на его глазах зрелищем – просто не мог этого сделать. Остановить фейерверк чувств Перелли казалось преступлением, а факт, что их вызвала попытка Северуса уйти, завораживал.

Сколько он себя помнил, ни разу не бывало, чтобы другого человека настолько волновали его жизнь, самочувствие и будущее.

– У вас при себе есть деньги? Если нет, то где вы думаете сейчас их достать? Как вы доберётесь до дома? Что вы будете есть вечером и где спать ночью? Что вы станете делать завтра?

Приевшийся вопрос оторвал его от созерцания и заставил нахмуриться, но Перелли не ждал реакции, а продолжал кричать дальше:

– И самое главное: как вы собираетесь защищаться от обывателей, готовых проучить вас за унижение всенародно любимого героя? Вы помните, что вам нельзя колдовать? Так вот повторюсь – я категорически запрещаю вам колдовать, если, конечно, вы не хотите превратиться в сквиба!

Северус молчал, и Перелли продолжил более миролюбиво, но в столь же несносном приказном тоне:

– Вот ваша постель, сейчас вам принесут обед, потом... газеты. Вы ведь хотите узнать новости? Такая возможность у вас появится. Перед сном вам дадут зелья, чтобы снять приступ нервного перевозбуждения...

– Вы пророк, Марк?

Перелли резко остановился, на губах мелькнула нервная улыбка.

– Это несложно предсказать, я ведь читал всё, что о вас писали всё это время. Вам не понравятся эти статьи.

Зная Скиттер и её братию – несомненно, не понравятся.

– Завтра, не раньше обеда, после обследования, можно будет подумать о том, чтобы запланировать возвращение домой. Но только не аппарация. Прошлый раз, Северус, вам невероятно повезло, что последствия злоупотребления магией ограничились всего лишь сбоем сердечного ритма и общей слабостью. Никакого волшебного транспорта. Каминная сеть – да, возможно, но только не волшебство, требующее значительных магических усилий... Вы успокоились?

– А вы?

Тот, покраснев, отвёл взгляд.

– Ваша настойчивость показалась мне в высшей степени опасной.

Северус кивнул. Ему самому в высшей степени занятной показалась проявленная Перелли эмоциональность и раздражающей – неожиданное отсутствие выдержки. Но злиться на него всё равно не получалось, уж слишком хорош мальчишка – и как целитель, и как человек.

Смущение на его лице изрядно повеселило Северуса и подтолкнуло протянуть руку помощи:

– Угрозой ходу эксперимента?

– Да, да, – с заметным облегчением подтвердил Перелли. – Я столько сил вложил в эту работу, она не должна быть загублена каким-нибудь фанатиком с улиц или вами. Эксперимент очень важен.

Ну да, разумеется, это всего лишь страх нарушить ход эксперимента – Северус кивнул, постаравшись не рассмеяться в присутствии поспешившего уйти целителя. Марк и раньше проявлял в работе непозволительную увлечённость, сегодня же он превзошёл себя. Но бить по его гордости не хотелось, ощущение сопричастности и востребованности (и не так важна её причина) продолжало приятно согревать душу. Быть нужным кому-то и потому никогда не быть совершенно одному – что-то в этом есть, что-то, ради чего можно отказаться даже от абсолютной свободы.

Кроме того, не во всём, но кое в чём Перелли прав: если совсем не колдовать, то добраться до оставшихся в Хогвартсе вещей (и ключа от банковской ячейки среди них) будет сложно.

Домовой эльф принёс обед и внушительную пачку газет. Искушение пусть и таким ненадёжным способом поскорее всё разузнать давило, но прежде Северус сел за письмо.

Так странно просить разрешение посетить Хогвартс – место, где он прожил большую часть жизни, пока учился сам и учил других. Ещё более странно просить что-либо у человека, последняя встреча с которым закончилась настоящим боем. Но иного пути для тех, на кого не настроены защитные заклинания древнего замка, нет, а Северус был бы крайне разочарован, если бы Минерва не позаботилась изменить их после него.

Послание получилось излишне коротким и деловым, сухим. Отношения, насчитывающие более двадцати лет истории, заслуживали большего, но выражать чувства на бумаге ещё сложнее, чем в разговоре. Глядя на собеседника, можно прочитать его отношение к себе и соответственно отреагировать – не выдав лишнего, чего не ждут и что никому не нужно. Написанное же слово не изменишь, заметив вздёрнутую в недоумении бровь или отражение презрения в глазах. Лучше доверить бумаге меньше.

Уже в совятне, собираясь отослать письмо, Северус поймал себя на недостойном волнении. Минерва ни разу не напомнила о себе, не попыталась связаться – как и все, кого он знал прежде, за исключением Поттера. Но если его интерес понятен, то её молчание – не совсем.

Оно могло не значить ничего, а могло и многое, и, как неприятно это признавать, второе – вероятнее. Гриффиндорцы нечасто сдерживаются в выражении чувств или реализации пришедших в голову идей. Значит, не думала, значит, безразличен. Да, он ей не родственник и не любовник – никаких причин требовать к себе особого внимания. Вот только когда его и правда нет, то кажется, будто и не было тех лет совместной работы и того, что, очевидно, так и не смогло дорасти до дружбы.

Мало приятного в том, чтобы быть всего лишь пустым местом для кого-то, с кем так длительно общался. Но, во-первых, никто никому ничего не должен. А во-вторых, от следующего из очевидных фактов вывода, что он стал сосредоточием пустоты для всех, кого знал прежде, всё равно так легко не отмахнёшься.

«Если бы кто-то из них пришёл или написал, напомнил о былом, протянул руку помощи, просто сказал, что я нужен... Проклятье! » – Северус ненавидел обнаруживать в себе подобные мысли – постыдные доказательства слабости и зависимости от других.

Отправив птицу в дальний путь, он зашагал вниз, испытывая крайнее недовольство собой. Встретившийся по пути Перелли заставил нахмуриться – он слишком расслабился, размягчился, едва не влюбился в ощущение сопричастности, которое целитель так безрассудно дарил.

Нужно быть осторожнее. Нельзя привязываться к чужому вниманию, теплу – это только всё осложняет.

Вот только что защищать привычной холодностью и деланным равнодушием? Пустоту в душе? Очевидную бесцельность существования?

Северус зарычал в тишине своей палаты. Мысли, на которые раньше не находилось даже минуты свободного времени, теперь подстерегали его на каждом шагу, что угодно могло привести к навязчивому обдумыванию цели собственного существования.

Он схватился за первую из принесённых эльфом газет уже исходя злостью и гневом.

«Пожирательская подстилка, – прочитал он и встряхнул головой. – Не понял. Это что, игра слов или... »

Увы, «или» оказалось невиданным собранием мерзостей из смеси фактов, догадок и передёргивания. Скиттер расстаралась вовсю. Найденное в одном из последующих номеров опровержение казалось не более чем фиговым листком, которым от всеобщего осуждения прикрывались герои многочисленных разоблачающих статей. Попытку как-то защититься от стада бумагомарателей следовало признать провальной.

Только закончив чтение, Северус оценил невероятную выдержку Поттера. Если он читал то же самое, то как ему удалось сдержаться и никого не убить?

Меня. В первую очередь – меня.

Воспоминания о тогдашнем больном взгляде Поттера, о прочитанных только что тошнотворных измышлениях, о давнем прошлом – том проклятом дне, когда всё началось, вынудили Северуса бросить чтение.

Сердце колотилось где-то в горле, а желудок скручивали спазмы. Переданное Перелли успокоительное зелье оказалось весьма кстати.

Последствия одного необходимого для общего дела, но подлого, страшного поступка будут мучить их всегда. Этого никогда не забудут.

Если Поттер выглядел жертвой, пусть и замазанной самим фактом сексуальной связи с мужчиной по самую макушку, так что не отмоешься, то Северус – подлецом, каких свет не видывал.

Он криво ухмыльнулся: встреть он мразь, подобную описанной в статье, где-то на улицах, то тоже не удержался бы, проклял, а то и поспособствовал бы, чтобы земля подобное не носила. Нежелание Перелли выпускать его из больницы стало намного понятнее.

И ведь ничего не изменилось, он знал всю историю во всей полноте и верил, что, если бы понадобилось, вновь согласился бы сыграть навязанную судьбой роль. В тот момент так было надо, тогда без этого было не обойтись!

Но любые причины меркли перед последствиями, и Северус никак не мог найти себе места в маленькой тесной палате. Выздоровление, ждущая его свобода, даже возврат волшебной палочки, курьером доставленной от Робинсона, ничто не радовало, не позволяло отвлечься от мысли, что лучше б ему тогда умереть.

Точку в его метаниях поставило принесённое больничным эльфом письмо:

Настоящим сообщаю, что вещей, принадлежащих Северусу Т. Снейпу, в замке Хогвартс нет. Всё найденное в комнатах бывшего директора было упаковано и перенесено в домовладение по адресу: Спиннерс-энд...
В посещении Хогвартса вам отказано и будет отказано впредь.
М. МакГонагалл, директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс.

Что ж, дурное предчувствие его не обмануло – ясно, что видеть его не хотят. Минерва, возможно, когда-нибудь и простила бы ему игру в Пожирателя Смерти – директора Хогвартса, но не тайный брак с несовершеннолетним Поттером. Первое сохранило школу, цель второго сокрыта под покровом тайны до сих пор. Кроме того, он сам себя с трудом мог оправдать, прочитав те грязные статьи. Минерве же стоило всего на миг представить череду фактов, известных из газет, чтобы понять, что в стенах школы произошло насилие...

Нет, она никогда не оправдает подобную низость благими намерениями. В ней слишком много чистоты и чести, чтобы признать, что для достижения правильной цели все средства хороши, включая те, какими, возможно, побрезговал бы даже тот, кого до сих пор считают воплощением зла и чьё имя боятся называть.

Северус отложил в сторону короткую записку, написанную ровным и аккуратным почерком прыткопишущего пера, и – иррационально, – но почувствовал себя лучше, освобождённым. Нет смысла никого переубеждать, что-то доказывать. Прошлое окончательно отвергло его, как и смерть несколько раньше, тем хуже для них – только слабак в этой ситуации отказался бы принять вызов судьбы.

Выбора нет, так что – вперёд и только вперёд. И не оглядываться.



Глава 14.

– Ну показывайте же, как вы устроились. Умираю от любопытства.

Перелли не выглядел умирающим, скорее наоборот – буквально светился здоровьем. На его открытую улыбку, блеск синих глаз было приятно смотреть. Северус посторонился, пропуская гостя в дом.

На улице, как с утра зарядил, так и продолжал моросить мелкий дождь, и мокрый зонтик отправился в угол, а верхняя непромокающая мантия – на вешалку.

– Проходите в гостиную, Марк. У меня здесь всё просто...

Как он и предполагал, Перелли не заметил ни простоты, ни даже некоторой бедности обстановки, сразу же, будто кто заклятие наложил, направился к ближайшей полке с книгами. Шелест страниц прервало неуверенное:

– Я могу?..

– Конечно. Будете чай?

– О, это же одно из первых изданий Левиафана Критского! Настоящее сокровище!

Да, вероятно, стоило принять этот ответ за согласие.

Северус приготовил всё необходимое, с удовольствием прислушиваясь к изредка доносящимся из гостиной восхищённым возгласам. Поставив маленький поднос с чайником, сахарницей и чашками на столик в центре гостиной, он уселся в кресло, наблюдая за вошедшим в раж гостем, переходящим от полки к полке, от шкафа к шкафу и горящим всё большим воодушевлением.

Возвращая очередной том на место, Перелли с чувством сказал:

– Теперь я понимаю, почему вы так стремились домой. Это же настоящая сокровищница!

Хорошо, что ему не довелось неделю назад увидеть состояние действительно выдающейся библиотеки, заботливо собираемой Северусом всю жизнь. Коробки с книгами и другими вещами, судя по слою пыли, пролежали тут немалое время, общий беспорядок свидетельствовал о прошедшем обыске – разгромленная и захламлённая гостиная совершенно не напоминала сокровищницу – скорее, наоборот, походила на свалку.

Достаточно и того, что он видел часть замызганной прихожей, когда открыл перед Северусом запечатанную волшебством дверь. На место они добрались совместной аппарацией, Перелли предлагал помощь и с обустройством, однако ещё больше затруднять человека, который и так потратил весь выходной день на ходьбу по банкам и лавкам, Северус не захотел. Предчувствия его не обманули: внутри ждали разгром и запустение, но он не пожалел, что взялся за уборку сам. Ему нужно было чем-то заняться в звенящей тишине дома, отвлечься от навязчивых мыслей, и в простой физической работе он нашёл идеальное утешение.

Теперь, после недели ежедневных трудов по разгребанию завалов из старых вещей и уничтожению въевшейся грязи, дом стал даже уютным – почти невозможное дело для маггловской развалюхи, ютящейся поблизости от заброшенного завода.

Да, приспособить дом для жизни оказалось неплохой целью для начала. Но, решив задачу, Северус стал нуждаться в иных, и даже задумки появились – достаточно амбициозные, чтобы чувствовать предвкушение и азарт в те моменты, когда мысли о прошлом удавалось надёжно отсечь.

Грядущий суд обещал освобождение и обретение наконец права распоряжаться жизнью по своему усмотрению, и Северус ждал его с всё большим нетерпением. Найденное на второй день после возвращения домой давнее письмо из Исландии от знаменитого Триггви подарило ему сначала робкую, а затем становящуюся всё более желанной идею если не переехать навсегда к подножью вулкана Престахнукур, то хотя бы посмотреть, что там и как.

Когда-то Северус потратил немалое время, изучая по книгам особые свойства исландских зелий, приписываемые используемой при варке воде из горячих источников и энергии то и дело ворочающегося во сне вулкана. Он и раньше хотел увидеть всё своими глазами, взять в руки черпак и провести ряд экспериментов, и даже знал, какие именно зелья будет варить в первую очередь. За интересную работу предлагали совсем неплохие деньги и, что ещё более ценно, – спокойную жизнь среди тех, кто ничего не знал о его прошлом – а значит, без презрения, страха, ненависти вокруг.

Да, как ни крути, стоящая идея. Много работы – меньше глупых мыслей, так было всегда и так будет сейчас, а смысл жизни можно поискать попозже, а лучше – никогда больше не возвращаться к бесплодным и ранящим размышлениям.

Северус улыбнулся Перелли, занявшему наконец предложенное ему место на небольшом диване.

– Да вы настоящий волшебник, – взяв чашку в руки и вдохнув аромат, произнёс тот и рассмеялся шутке с бородой длинней бороды Мерлина.

– Надеюсь стать им вскоре, наконец-то получив разрешение колдовать, – проворчал Северус, пряча улыбку. – Вы уже готовы мне его дать?

Наличие волшебной палочки и при этом же невозможность ею пользоваться раздражали его всю неделю, посвящённую трудам домового эльфа. Сейчас же выпавшее на его долю испытание не казалось настолько уж страшным. Уборка собственными руками, выгребание мусора и избавление от старых вещей – кто бы мог подумать, что это настолько расслабляет и успокаивает. Эффект оказался много сильнее зелий, которые Перелли дал ему с собой, уговорив принимать в случае необходимости.

Такой необходимости, по мнению Северуса, не случилось ни разу. Даже старые подшивки газет он просмотрел с холодным вниманием стороннего наблюдателя, а потом спалил их в камине, протопив дом и заменив ненадолго привычный запах сырости на вонь горелой типографской краски.

– Вам удалось договориться с гоблинами? Больше они не предъявляли претензий?

– Я задал вам вопрос, Марк. Не стоит увиливать.

Тот мягко улыбнулся и, вернув чашку на столик, развёл руками.

– Я всего лишь пытаюсь быть любезным. Но если желаете сразу перейти к главному блюду...

– Желаю, – ответил Северус и попытался сгладить впечатление, произведённое резкостью недавних слов. – Что касается гоблинов. Если уж им не удалось взыскать с Поттера стоимость украденного дракона и ремонта, то и от меня они не получат ни кната. Два сейфа – раздельное имущество супругов, так что пусть решают свои проблемы с непосредственным виновником, ни их, ни его проблемы меня не касаются.

Пока Перелли доставал волшебную палочку, Северус вспомнил, о чём позабыл. Гостеприимного хозяина из него всё же не получилось.

– Подождите минутку. Я сейчас, – сказал он, встав с места. И только на кухне, вытаскивая из старенького холодильника припасённый по случаю визита пирог, заметил, что гость последовал за ним.

– А здесь хорошо, – оглядевшись, сказал тот. – Тесновато, конечно, но уютно. И так чисто. О, а что это так замечательно пахнет?

Северус с сомнением уставился на открытую упаковку в руках. Аромат бисквита – свежий, с лёгкой добавкой корицы и миндаля – не должен был вызвать такого восхищения у того, кто мог в любой миг заглянуть в «Сладкое королевство». Маггловским кондитерам, «улучшающим» выпечку химическими добавками, со своими коллегами-магами никогда не тягаться.

Принюхавшись и ещё раз приглядевшись к сомнительному угощению, Северус пожалел, что не стал рисковать и отказался от визита в любимую кондитерскую. Он мог бы надеть мантию-невидимку, купленную в день выписки из больницы и ещё не успевшую потерять магических свойств, а небольшое волшебство вряд ли сильно навредило ему.

Но Перелли волновала не выпечка. Он остановился у двери в кладовку и даже прикрыл глаза, втягивая носом воздух и качая головой.

– Клянусь Мунго, если это не самое лучшее противопростудное, что я когда-нибудь... Я могу его увидеть?

Северус открыл дверь, позволив Перелли заглянуть в импровизированную лабораторию – слишком маленькую, чтобы иметь возможность приготовить что-то серьёзное, но достаточную, чтобы попробовать вернуть былую ловкость рук. То, что кипело в небольшом котле, было третьей попыткой достичь былого мастерства. Более-менее удачной попыткой, но провал первых двух заставил поволноваться.

– Пижма, боярышник, лесной мох и слабая вонь тухлых яиц – всё как по учебнику, – восхитился Перелли и вдруг резко развернулся. – Эй! Я ведь просил вас не колдовать!

– Да какое там колдовство? – отмахнулся Северус от возмущений. – Зажечь огонь и поддержать его может даже одиннадцатилетка. Это не серьёзное волшебство, а так, только забава.

Перелли, всё такой же хмурый, немедленно достал волшебную палочку из кармана. Диагностические заклинания пришлось терпеть несколько минут, стоя на пороге кладовки.

– Что скажете?

– Вы здоровы, можете колдовать... Э-э, только не все заклинания разом, а постепенно увеличивая нагрузку, – он взъерошил волосы на макушке, разрушив аккуратную волосок к волоску причёску, и хмыкнул. – Что вы приняли? Признавайтесь. Я ничего не могу разобрать, а такое быстрое выздоровление должно чем-то объясняться. Или вы всё-таки рискнули с зельем Давида, о котором я вам запретил даже думать?

Северус взял черпак и помешал зелье на четыре с половиной оборота влево и два с четвертью оборота вправо.

– Я не принимал ничего, Марк, с того самого дня, как вернулся домой.

– Даже успокоительные?

– Они не понадобились. Ручного труда хватило, – он топнул по выскобленному деревянному полу, чистому и светлому, и даже, несмотря на старость, слабо пахнущему сосной. – Можете записать это одним из выводов – трудотерапия очень действенна.

– А может, это ваш чай? Я заметил, там добавлено что-то.

– Всего лишь смесь розмарина и мяты, и капля лимона, и четвертинка сушёной гвоздики, а листок каланхоэ только окунуть, не заваривать...

– А потом настоять четыре...

– Четыре с половиной...

–... минуты и три раза против часовой стрелки перемешать? – Перелли весело рассмеялся. – Вы единственный человек, который умудряется превращать даже чай в целебное зелье.

Он подошёл к котлу и полюбовался на мерцающую поверхность.

– Оно прекрасно. Скажите-ка, Северус, – в полумраке маленькой кладовки его глаза засверкали, как у увидевшей мышь кошки, – может, у вас найдётся время для приготовления экспромта Многохвоста? У меня со вчерашнего дня новый пациент, тяжёлое отравление, ему бы это зелье могло помочь, но в нашей лаборатории не хотят даже слышать о подобном заказе. Я понимаю, что оно сложное...

– Не слишком, – возразил Северус. – Стандартный набор ингредиентов, четыре стадии, только последняя трудна по выполнению, но если понизить температуру раньше рекомендуемого в стандартном руководстве, то всё осуществимо.

Перелли закивал.

– Да, да, очевидно, вы в этом отлично разбираетесь.

– А вы сомневались?

Он покачал головой и указал на котёл.

– Увидеть своими глазами надёжнее, чем верить на слово тому, кто всю жизнь учил детей варить простенькие зелья для начинающих.

Северус как раз возвращал черпак на место, и звук соприкосновения металла с камнем вышел чрезмерно громким.

– Простенькие?.. Для начинающих?.. Мои выпускники – все, как один – могли приготовить даже Ангела-Хранителя, не говоря о более простых, но достаточно эффективных Феликс Фелицис или Многосущном.

Они молчали, пока не вернулись в гостиную к чаю. Увы, к забытому надолго напитку пришлось применить согревающие чары, что не улучшило его вкус. Пирог тоже оказался не слишком хорошим, хотя Северус старательно выбрал самый дорогой из предложенных и с самым коротким списком ингредиентов.

– Я не хотел вас обидеть, – сказал Перелли, устав сражаться с неудачной выпечкой и, очевидно, царившим за столом молчанием. – У меня на родине даже в лучших магических школах зельеварению не уделяется столько внимания. Вы ведь понимаете, что работа руками...

–... в отличие от дурацкого махания волшебной палочкой, – подхватил Северус, и закончили они уже вместе: – везде ценится меньше.

– Честно говоря, я считал, что зельевары в больничной лаборатории проходили дополнительное обучение, а теперь понимаю, что это не так, что знаний, полученных в Хогвартсе, им хватило.

Северус хмыкнул.

– Я принимал эти зелья. Далеко не все они были сварены даже на «Удовлетворительно».

Перелли заметно воспрянул духом.

– Об этом я и говорю. Понимаете, Северус, после вашего чудесного выздоровления мне достаются – да я и сам прошу – самые сложные случаи. И не всегда я могу положиться на тех, кто готовит лекарства. Вы ведь понимаете, о чём я веду речь?

– Вы хотите моей помощи?

– Я хочу предложить вам работу. И я уверен, что главный пойдёт мне навстречу. Ну же, Северус...

Перелли вскочил с места и принялся ходить по гостиной, размахивая руками и живописуя прекрасные перспективы работы в лучшей английской зельеварческой лаборатории. Он рассказывал об оборудовании, складах с ингредиентами, складах с готовыми зельями и глаза его сверкали.

Северус даже заслушался, забыв о собственных куда более впечатляющих исландских планах, и вспоминал уговоры Перелли и тогда, когда за ним уже давно закрылась дверь.

Ближе к вечеру стук в окно оторвал его от приятных размышлений. В принесённом филином конверте находилось письмо.

«Мистеру Северусу Т. Снейпу, ответчику

Начало судебного разбирательства о разводе по заявлению Гарри Джеймса Поттера назначено на понедельник, тридцатое августа настоящего года. Вам надлежит явиться в Министерство Магии, первый этаж, кабинет судебных заседаний, к десяти утра.

С уважением,
Дж. МакКинли, секретарь суда»

* * *

– Гарри, Гарри, это оно? Ох, Гарри, это оно, оно!

Джинни бросилась Гарри на шею, и немедленно позабытое письмо полетело на пол.

– Ну наконец-то!

Они закружились в сумасшедшем танце, обмениваясь поцелуями, даже когда подтянулись другие родственники и радующихся окончанию мучительного ожидания в тесном пространстве кухни стало слишком много.

– Поздравляю вас, дети, – прозвучало от мистера Уизли, которого танцующие Гарри с Джинни едва не сбили с ног.

А миссис Уизли, преградив им путь и расцеловав обоих, сказала:

– На ужин я приготовлю пирог с патокой, твой любимый, Гарри.

Гарри отступил на шаг от Джинни, чувствуя, как пылает лицо и колотится сердце. Тридцатое августа – день его освобождения! И они с Джинни смогут начать всё с начала, а пока... пока ему не стоит так смотреть на её бурно вздымающуюся грудь.

К сожалению, назначенная дата – это ещё не победа, а первый шаг к ней. Об этом Гарри всем и напомнил, но никто из Уизли не захотел слушать печальных прогнозов.

– Перси сказал, что всё сделает, значит – сделает, – заявила миссис Уизли, высыпая горкой муку на рабочий стол. – Да, он что-то говорил про то, что суд, бывает, затягивается, когда делят детей, имущество, когда один из пары не хочет разводиться. Но это ведь не ваш случай.

– Да, Гарри, мама права. У вас ведь нет ничего общего, значит, судье нечего упираться. Он должен вас развести сразу. И уговаривать сохранить связь, как всегда делают, нечего – вы ведь оба мужчины, а разве это семья? Сразу же понятно, что это ошибка!

Гарри нервно сглотнул. Каждое упоминание о том, что он связан с мужчиной, выводило его из себя. Ладно, другие, если им хочется, пусть занимаются любыми извращениями, но он не такой! Ему такое не надо!

Мысль о Джордже и Фреде кольнула совесть, но он постарался об этом поскорей позабыть. Джордж после того случая никак не показывал, что помнит свои откровенные признания, и Гарри старался поверить тоже, что ничего этого не было и быть не могло.

– Это не ошибка, это преступление, – отрезал он. – Снейп ещё заплатит за это, сгниёт в Азкабане.

– Но, Гарри, тебе же в таком случае придётся выступать в Визенгамоте. Обвинить его – это признать, что всё и вправду произошло. А так... ну... – Джинни обняла его за плечи и прижалась так, что у Гарри от её близости, ощущения давления упругой груди и особого, свойственного только ей аромата закружилась голова. – Опровержения в статьях уже напечатали, если не поднимать больше эту тему, то она забудется скорей. А ему... – Джинни поджала губы и вскинула голову так резко, что рыжая шелковистая прядь мазнула Гарри по лицу. – Ему мы отомстим сами. Я знаю несколько очень неприятных для мужчин проклятий.

Гарри засмеялся.

– Ты такая наивная. Во-первых, об этом ещё очень долго не забудут, без разницы, поднимать вопрос в Визенгамоте или молчать. А во-вторых, прекрасная преступница, ты говоришь с будущим аврором. И я теперь знаю, кого искать и кого наказывать...

Она посмотрела на него из-под ресниц и облизала губы кончиком языка. Спелые и розовые, без следа помады, они так и притягивали взгляд, и неистовый стук сердца стал ощущаться даже в кончиках пальцев.

– Накажи меня заблаговременно, бравый аврор. Спаси, не дай мне превратиться в падшую женщину, – понизив голос, промурлыкала Джинни.

Но, очевидно, сказала это недостаточно тихо. Сдавленное хихиканье миссис Уизли и шелестение газеты, за которой прятался согнувшийся от беззвучного хохота мистер Уизли, разрушили ведьмовские чары.

О Мерлин.

– Джинни, я... – Гарри, горящий от стыда и возбуждения, отступал от соблазна, пока бедром не уткнулся в край стола.

За последнюю неделю он и не такое от неё слышал, но не при родителях же!

Нет, нет, нет! Он не мог сдаться сейчас. Не всё ещё ощущая себя запятнанным связью со Снейпом! Не мог, и точка!

Она тяжко вздохнула и без тени смущения заявила:

– Я помню, Гарри. Прежде чем играть в падших женщин и их спасителей, нам нужно закончить с игрой в жениха и невесту.

– Да, дочка, Гарри совершенно прав.

С матерью Джинни не согласилась. Она откинула за спину выбившуюся из причёски морковно-рыжую прядь и сказала с улыбкой:

– Гарри не прав. Но я люблю его именно за то, что он такой... такой славный, честный и чистый, за то, что он самый-самый настоящий герой и благородный рыцарь. Люблю и всегда буду любить, и никакие обряды этого не изменят.

Гарри слушал эти слова и не мог наслушаться. Не часто Джинни баловала его признаниями, а при посторонних – вообще никогда.

– Ты заставляешь меня ждать, – шепнула она, подойдя к Гарри совсем близко. – Но когда ожидание кончится, ты, мой милый, ещё об этом очень и очень пожалеешь. Я тебе отомщу так, как тебе и не снилось.

И хотя в её глазах плясали смешинки, когда острые коготки царапнули запястье, кровь вновь бросилась Гарри в голову. Мерлин! Джинни совершенно сводила его с ума.

– Я поднимусь к себе. Надо... хм... обдумать кое-что, – даже для него самого озвученная причина бегства выглядела неубедительной, но дольше оставаться здесь не было никаких сил.

– Конечно, дорогой. Как надумаешь, возвращайся.

Весёлое напутствие миссис Уизли донеслось до Гарри, когда он, быстро преодолев небольшой коридорчик, уже поднимался по лестнице. В паху болезненно ныло, и путь к желанной цели представлялся ему настолько же долгим, насколько ждущая его в будущем награда – прекрасной.

– Джинни... Моя... О, Мерлин, да.



Глава 15.

– Перси сказал, что тебе лучше не идти.

Гарри изо всех сил старался сдержаться и не выплеснуть на Джинни растущее раздражение. Сложное дело: ведь он спешил, а она ничего не хотела слушать, всё так же загораживала камин, стоя перед ним, уперев руки в боки. И так почти неузнаваемая в строгой тёмно-зелёной мантии, с волосами, спрятанными под широкополой колдовской шляпой, она даже в лице неуловимо изменилась и казалась старше, а ещё – строже и решительней, чем когда бы то ни было прежде.

– Послушай меня, Гарри Джеймс Поттер, – напористо заговорила она, когда, исчерпав все аргументы, Гарри уже не видел иного выхода, как только ей приказать (и потом долго разгребать последствия ссоры). – Я не останусь здесь, что бы ты ни сказал. И даже если свяжешь меня заклинанием...

«Отличная мысль! И почему она не пришла мне в голову раньше? » – подумал он, но появившаяся в руке Джинни волшебная палочка подсказала, что таким способом её хозяйку не остановить.

–... то я не отступлюсь. Я не отпущу тебя одного. Хватит спорить, всё! Пошли скорей, а то опоздаем.

– Ты останешься здесь, я пойду один – как вчера договорились.

Джинни топнула ногой.

– Нет! Мы пойдём вместе!

Резкий ответ уже крутился на кончике языка, но Гарри так ничего и не сказал. В её глазах он вдруг заметил слёзы и понял наконец, что не азарт и не предвкушение боя подстёгивает знаменитое уизливское упрямство – а страх проигрыша. Оказывается, он овладел ими обоими.

– Я слышала всё, что говорил Перси. Я тоже была здесь. Или ты не заметил, тренируясь с моим братом отвечать этому старому маразматику, судье Абрахасу?

Гарри невольно скривился. Вчера вечером Перси пришлось несколько раз вытаскивать волшебную палочку и напоминать, что поток возмутительных вопросов на грани оскорблений – всего-навсего подготовка к встрече с настоящим противником.

«Не спорить, не орать, никого не бить и вообще не смотреть на Снейпа» – выработанные накануне правила должны были помочь благополучно пережить сегодняшнее слушание, но Гарри без особой веры смотрел в недалёкое будущее. Ему не сдержаться, если судья Абрахас окажется хотя бы вполовину таким засранцем, каким обрисовал его Перси.

– Он сказал, что даже если судье известно о наших планах пожениться, всё равно не стоит его дразнить демонстративной неверностью с моей стороны. Ты же помнишь?

– Вы с Перси совершенно ничего не понимаете! Я буду сидеть рядом с тобой, тихо и скромно, если надо – заплачу. Я попрошу его не разлучать нас, мы ведь любим друг друга. Судья должен видеть, что вместо одной разрушенной так называемой семьи немедленно вырастет другая – но уже настоящая. Тогда он встанет на нашу сторону! Разведёт вас скорей!

– Но Перси сказал...

Джинни с шумом выдохнула сквозь зубы.

– А Перси для тебя – такой уж авторитет! Раз цель семейного суда любой ценой сохранить семью, то мы должны показать, что вот она – наша семья, и именно её нужно сохранять, а не уродство, сотворённое Снейпом!

А ведь она права! Пусть в вечернем споре победил опытный Перси, и Гарри пообещал, что не станет рисковать и пойдёт в суд один, вот только это было вчера. А сегодня, рядом с Джинни, отказ от её поддержки стал казаться ошибкой.

– Не упрямься, – уговаривала она. – Как обращаться с мужчинами, даже такими старыми, как этот судья, женщины знают лучше, поверь мне. А Перси, может, и дока во всех этих чинушных делах, но в отношениях с людьми – полный бездарь. Гарри, поверь, личные симпатии имеют значение даже для престарелых судей. Он увидит, что мы вместе, мы пара, и захочет нам помочь – вот посмотришь!

Гарри сдался даже с некоторым облегчением. Ему не хотелось идти туда одному, помощь Перси – ну это же Перси, с ним всегда сложно, а участие Джинни означало очень и очень многое.. Достаточно только представить, как она сидит рядом, держит за руку, останавливает готовое сорваться резкое слово. С души будто камень свалился, и Гарри махнул рукой в сторону камина.

– Тогда давай быстрей.

– Если Перси начнёт спорить, ты не вмешивайся, я сама всё решу, – сказала Джинни и, набрав полную горсть волшебного порошка, отдала вазу Гарри.

«Он не обрадуется и опять скажет, что я позволяю ей собой вертеть. Но это не так! Ведь она помогает мне, она это делает для меня... то есть для нас. Просто она так заботится», – ослабив душащий шею галстук, он вслед за Джинни шагнул в камин.

– Атриум! – чётко произнёс Гарри, бросая себе под ноги волшебный порошок, и каминная сеть приняла его в свои громыхающие объятия.

* * *

Сейчас ему крайне пригодилась бы мантия-невидимка, столько народа толклось в просторном холле Министерства, но длинная чёрная мантия, другие очки и надвинутая пониже широкополая шляпа справлялись с маскировкой неплохо. Охрана пропустила его дальше, никак не прокомментировав ни названное шёпотом имя, ни качества подвергшейся проверке знаменитой волшебной палочки.

Джинни ожидала у лифта, неузнаваемая в своём строгом наряде, и Гарри подумал, что вот такой она станет через несколько лет. Он даже приостановился на миг, разглядывая её и пытаясь вообразить будущую жизнь вместе, но кто-то врезался в спину, и момент был упущен.

Джинни тепло улыбнулась, завидев его в толчее, и махнула рукой, и вот они уже оказались в лифте, нет, не идущем, а ползущем вниз со скоростью флоббер-червя. Равнодушный женский голос объявлял этаж за этажом, пока наконец в кабине никого, кроме них, не осталось.

– Третий этаж.

– Сколько сейчас времени, Гарри?

– Без нескольких минут десять, мы почти опоздали...

– Второй этаж.

– Меня не вини. Если бы ты столько не спорил...

– Да ладно, успеем! Если написано в десять, значит и начаться должно в десять!

– Первый этаж.

– Ну наконец-то!

– Перси открутит нам головы, – напророчил Гарри, выбираясь из истрепавшего все нервы сверхтормозящего лифта, и, схватив Джинни за руку, понесся по коридору.

– Ты помнишь, где зал заседаний?

– Кажется... Да, вот этот поворот! Скорее сюда! О-о-оххх! Ой!

В сбитом с ног человеке Гарри несколько мгновений страшился узнать судью, а разглядев барахтающегося, будто перевёрнутый вверх тормашками майский жук, секретаря МакКинли, едва не бросился его обнимать. Они с Джинни рассыпались в извинениях, предложили помощь, но грузный толстяк, вытерший сюртуком хороший кусок пола узкого полутёмного коридора, от неё отказался. Кряхтя, он поднялся сам и смерил их возмущённым взглядом.

– Где вы ходите? Я же вас предупреждал! Судья уже спрашивал, все ли пришли. Вот, пошёл вас искать, а вы...

– А мы уже здесь, господин секретарь, – ответила за двоих Джинни. – Мы так боялись опоздать. Простите нас, пожалуйста.

Хлопанье рыжих ресниц, судя по всему, произвело на секретаря МакКинли весьма благоприятное впечатление.

– Джинни Уизли, невеста мистера Поттера. Надеюсь стать женой, ещё не состарившись, – совершенно по-девичьи хихикнув, сообщила Джинни и протянула руку МакКинли.

Подкрутив обвисший ус, тот расплылся в ответной улыбке.

– Секретарь судьи Абрахаса. МакКинли, то есть... э-э-э... Джон.

– Мы ужасно спешили, и вот такая неприятность. Вы не слишком пострадали при падении, Джон?

– Ну что вы, нет, конечно, что за разговор... – Помявшись на месте и так и не найдя что сказать, МакКинли грустно сообщил: – Пойду доложу судье, что все в сборе.

– А в сборе точно все? – поинтересовался Гарри вслед секретарю, но тот уже скрылся за поворотом.

Если б Снейп не пришёл, МакКинли бы об этом сразу сказал, решил Гарри и облегчённо выдохнул. Всё это время он боялся, что Снейп не явится на суд, а значит, развода не будет. А что, сволочной ублюдок ведь в курсе, как важна для его врага свобода, с лёгкостью смог бы таким образом отомстить. Гарри помнил горящий ненавистью взгляд, обещающий тысячи изощрённых мучений. Быть связанным с ним лишнее мгновение – вот настоящая пытка, какую не пожелаешь и врагу.

Но он пришёл. Хорошо, значит, они выяснят всё между собой позже, без секундантов из друзей и родни и помощников в судебных мантиях. Джинни права, Азкабан – это слишком просто для того, кто поступает как последний подонок! Но и нападать из-за угла – нет и нет. Они разберутся сами, как мужчина с мужчиной, вдали от посторонних глаз и ушей.

Идея сразиться с ним, такая простая и такая верная, озарила Гарри сегодняшней ночью, и он уже предвкушал радость той минуты, когда сможет сполна рассчитаться с мерзавцем. А что Снейп известный дуэлянт – ха, на своей поганой шкуре узнает, что есть ничем не хуже его!

Джинни, для начала приведшая в порядок себя, принялась поправлять воротник и слегка примявшиеся рукава мантии Гарри.

– Фу-у-у... – выдохнула она. – Тише, тише, успокойся, мы успели. А теперь пошли.

Гарри хмыкнул – вот командирша! – но ничего не сказал, зашагал следом за цокающей каблуками невестой.

Убедиться, здесь ли Снейп, не удалось. Перси, как вчера договаривались, ждал у дверей суда – но одного, не двоих! – так что ни поздороваться, ни оглядеться толком не получилось.

– Вы с ума сошли! Джинни, что ты здесь делаешь?!

Объяснений сестры он слушать не захотел. Выяснение отношений, начавшееся шёпотом, через несколько минут шло уже во весь голос. Гарри не встревал, только старался удержать обоих от крика. Его мучили сухость в горле, неприятный холодок в животе, и сейчас он уже страшно жалел, что остановился, услышав звонкое: «Подожди, я с тобой! ».

Здесь, в стенах Министерства, где буква стоит над чувством, наивная вера Джинни, что сердце судьи можно смягчить прозрачным намёком на их любовь, стало выглядеть тем, чем и было, по мнению Перси, высказанному с клокочущей в горле яростью – «совершеннейшим детством и невиданной глупостью».

Скрип приоткрывшейся двери прервал оживлённую беседу на повышенных тонах.

– Судья Абрахас просил передать, что если до него ещё раз донесётся шум, то о сегодняшнем заседании можно забыть.

Побледневший Перси тут же извинился, покрасневшая Джинни промолчала, а Гарри спросил:

– Сколько нам ещё ждать, сэр?

– Вас вызовут, имейте терпение.

МакКинли укоризненно покачал головой и вновь скрылся за дверью.

Через минуту рядом с Гарри никого не осталось – Перси утянул Джинни за собой, в темноту того мрачного коридорчика, где совсем недавно подтирал собой пол МакКинли. Их разговор стал едва слышен, хотя надолго ли – неизвестно.

Кажущейся прохладной ладонью Гарри коснулся пылающего жаром лба и тяжко вздохнул. Быть арбитром в семейных разборках крайне трудно. По неизвестной причине именно ему доставалось сомнительное удовольствие утихомиривать споры домашних, а потом извиняться за то, что влез и невольно в процессе примирения кого-то из участников обидел. Но и оставлять всё, как есть, он не мог, каждый раз нарушая данное себе слово не вмешиваться.

Гарри завертел головой, разглядывая пустое пространство у зала суда и теряющийся в полумраке коридор, ведущий в неизвестность. Вряд ли Снейп прятался бы там, в темноте. Или он уже внутри, даёт объяснения судье, и потому их не вызывают? А если так, то что он может сказать, что нашептать, как навредить ещё больше? Гарри шумно выдохнул, пытаясь себя обуздать и не в силах отмахнуться от страшного подозрения: вдруг, пока он послушно ждёт, его судьба решается самым ужасным из вероятных способов?

Он шагнул раз-другой к закрытой двери и остановился. Нельзя, судью злить нельзя.

– Да где же эта сволочь, склизкий ублюдок? Проклятая мразь!

Почти сразу же вслед за сорвавшимся с губ шипением раздались хлопки. Всего три, глухие, как если бы хлопали, не снимая перчаток, но ясно различимые в тишине холла, и – что самое поганое – раздающиеся сзади, из того небольшого пространства, что оставалось между Гарри и стеной, и куда он даже не посмотрел, зная – ну не слепой же! – что там не было никого.

Зато теперь – был. Гарри почувствовал его появление, мигом напрягшейся спиной ощущая, как рассеивается магия снятого отводящего глаза заклинания.

– И я безмерно счастлив видеть вас, разлюбезный мистер Поттер. Вас и вашу очаровательную семью. Какое чудное зрелище, вместе вы выглядите весьма органично. Хамство, скандальная ругань, отвратительная беспечность, глупость, глупость и ещё раз идиотизм... Мне продолжать?

Холодный голос – незабываемый голос! – так и сочился презрением, и Гарри задержал дыхание, вслушиваясь в каждый звук и реагируя даже не на оскорбления, а на присутствие врага – ощущаемое так жгуче, как бывает, когда по ошибке сунешь руку в огонь. Нет, ещё ярче, ещё опасней – ведь попавшись в ловушку этого голоса, уже не отступишь: с этой болью можно встретиться только лицом к лицу.

Снейп сидел нога за ногу в одном из стоящих вдоль стены кресел. Помахивающий начищенным до блеска ботинком, в чёрной одежде, включая сюртук с множеством мелких пуговиц и небрежно расстёгнутую мантию, с аккуратным пробором в обвисших по бокам худого лица чёрных, как смоль, волосах, с по обыкновению бледной кожей, большим крючковатым носом, ехидной ухмылочкой на тонких губах, с зловредным блеском в бездонных, как самая тёмная ночь, глазах – весь он, с головы до пят, напоминал задиристого уличного кота, выгнувшего тощую спину и ехидно шипящего с места, откуда его заведомо не достать.

Гарри и не думал, что ненависть может быть такой яркой и всепоглощающей. За прошедшие дни она не уменьшилась, нет! От одного присутствия Снейпа внутри дрожали невидимые струны, все чувства невероятно обострились, тело напряглось, как перед прыжком.

Этот человек разрушил всю его жизнь! Сказал: так было надо для дела. Но каждый его поступок, даже вот сейчас эта сочащаяся жгучим ядом издёвка, доказывали, что происходящее доставляет ему удовольствие. И тогда, в беспамятном прошлом, он тоже «получил удовольствие» – сам говорил.

Ненависть стучала в голове невидимыми барабанами, скручивала в тугой узел кишки и кричала: ударь, убей! Но Гарри не собирался ей подчиняться. Он не может, не должен, нельзя! Ради Джинни, Снейпа нельзя просто убить. Не сейчас! Он сделает это позже.

Гарри справился с собой, отступил.

– Вы... смеете ещё что-то говорить в моём присутствии? Открывать свой поганый рот?

Ответом послужило глубокомысленное «хм» и взгляд, бесцеремонно коснувшийся лица, двинувшийся ниже, так что его тяжесть ощущалась на коже раздражающе-липким, как остывшая сперма, холодком.

– А вы, Поттер, оказывается, ещё способны открыть рот – но только в моём присутствии, как я вижу. С остальными ведёте себя, как привыкший поддакивать или молчать болванчик.

– Да вы!.. – от возмущения у Гарри перехватило горло.

Снейп не упустил шанса ударить его побольней:

– А что, хм... Теперь, глядя на вас, даже не хочется мстить – вы уже всё сделали сами, собственными руками. Выбрать пытку Уизли? Х-ха! Хвалю.

– Они – люди, несравнимо лучше вас, добрее, честнее и чище. Да и вообще, что и кому я объясняю, вам ведь не понять, вы не способны чувствовать, как человек. Так что молчите... Просто заткнись, слышишь, ты!

– А то что?

Снейп смеялся над ним, только глаза светились злостью, а лицо покраснело неровно, будто кто-то от души отхлестал его по щекам.

– Убью!

– Ах, да, помню, вы обещали, – протянул тот как-то растерянно и замолчал.

Его лицо изменилось, от фигуры повеяло неуверенностью, что выглядело весьма непривычно.

Гарри тоже замолк, отбросив в сторону не во всей ещё полноте высказанные оскорбления – без толку, от мерзавца они всё равно отскакивали, как от стенки горох.

– Вы – удивительный человек, Поттер, – заговорил Снейп, встав и глядя на Гарри сверху вниз. – Одно ваше присутствие раздражает неимоверно.

– А уж меня!..

Мысль развить не удалось.

– Верю, можете не продолжать.

Снейп скрестил руки на груди, и Гарри нахмурился, ожидая, пока тот договорит.

– Прежде чем мы пойдём туда, куда нас скоро позовут, я хотел сказать вам кое-что. Хотя это и дьявольски тяжело сделать, глядя вам в лицо.

Ах, вот оно что...

– Стыдно?

Тот скривился и на миг отвёл взгляд.

– Скорее, бессмысленно. Всё равно как объяснять сборищу ленивых бестолочей и непроходимых тупиц тайны зельеварения.

Чтобы удержаться и всё-таки не свернуть Снейпу его крючковатый нос, Гарри даже зажмурился. Ещё немного, дождаться окончания суда, и...

– Я прошу у вас прощения. Как бы ни был необходим наш брак, он всё равно останется деянием непростительным. Мне действительно жаль.

Гарри смотрел на немедленно закрывшееся высокомерной маской лицо несколько долгих, очень долгих мгновений.

– Этого недостаточно. Вы едва не сломали мне жизнь. Извинения... – он махнул рукой, отметая словесный мусор. – Жалость не поможет вернуть то, что вами искорёжено. Эта грязь, она прилипла и въелась, её не содрать.

Он остановился, сдерживая дыхание и терпя биение сердца в перехватившем горле. Снейп смотрел прямо на него, не пряча глаз и не прячась за ехидной ухмылкой.

Наконец Гарри сказал:

– Я вас никогда не прощу.

– Я знаю. Я тоже.

Скрипнула дверь, прерывая мучительный поединок слов и взглядов.

– Господа, вас вызывают. Мисс Уизли, мисс Уизли, да, да, подойдите сюда. Извольте зайти в кабинет. Мистер Персиваль Уизли, подождите здесь. Судья Абрахас вызовет вас только в случае необходимости. Нет, нет, вам точно нельзя, заседание закрытое, допущены только заинтересованные лица. Прошу поспешить.

Снейп развернулся, сделал шаг к двери, будто разговор между ними был закончен. Гарри дёрнул его за рукав мантии.

– Стойте.

– Что вам, Поттер? – спросил тот с откровенным неудовольствием в голосе, но потом всё же повернулся, посмотрел прямо в глаза.

– Почему именно сейчас? Обязательно такой разговор вести в коридоре, когда я не могу вас ни о чём толком расспросить?

Щека Снейпа заметно дёрнулась, но он ответил, почти не цедя слова сквозь зубы, явно стараясь оставаться в рамках того, что считал вежливостью:

– Надеюсь, что это наша последняя встреча. Вам будет не до того, а я надолго уезжаю из Англии. Так что другой возможности отдать долг, то есть принести вам бесполезные извинения, не представилось бы. – Губы Снейпа сжались в бледную тонкую полоску. – На этом всё, Поттер, мне больше нечего вам дать в качестве утешения.

Он резко развернулся и направился к открытой двери, возле которой стоял подающий знаки поторапливаться МакКинли. Чёрная мантия развевалась за ним, как в старые, школьные ещё времена, вид со спины напоминал то ли вампира, то ли огромную летучую мышь.

– Эй! – внезапно даже для себя крикнул Гарри и догнал его в самых дверях, вновь ухватив за рукав. – А как же вы? Что, мои извинения, ну, вы знаете за что, вам не нужны?

Извиняться Гарри не собирался – ещё чего, никаким словам не перевесить тяжести таких поступков. Он всего лишь хотел убедиться: то, что сказал Снейп, для него самого это важно? Или это только слова? Так, мол, лови подачку, пока я добрый, не подавись, когда проглотишь за чистую правду!

Если кто-то просит прощения от души, то хочет получить хоть какой-то ответ. Если же притворяется, а на самом деле ему безразлично, то ответ и правда не нужен.

Гарри затаил дыхание, ожидая, а Снейп только едва слышно фыркнул. МакКинли посматривал на них полным любопытства взглядом, и задерживаться ни на пороге, ни в приёмной они не стали – прошли дальше внутрь аскетически пустой комнаты, совершенно не напоминающей зал заседаний.

Мельком Гарри отметил лежащий на полу вытертый от старости коричневый ковёр, ещё одну закрытую дверь, несколько шкафов с книгами, абсолютно пустой стол и три стула в разных углах комнаты. На том, что у дальней стены, уже сидела выглядящая растерянной Джинни.

– Так что же, Снейп, вы хотите получить мои извинения?

Ну же! Скажи хоть что-нибудь, докажи, что твои слова имеют вес!

– Обойдусь, Поттер, – буркнул тот и опустился на стул, выбрав место подальше от Джинни.

Гарри сжал кулаки, чувствуя, как в душе вновь поднимается бешенство, и едва не выругался вслух, услышав:

– Предпочитаю виски и ненависть чистыми, без примесей и притворства.

Проклятье, а не человек! Разве с ним бывает хоть что-то ясно и просто?

Зычный голос МакКинли – по неизвестной причине решившего заорать во всю мощь лёгких – освободил Гарри от необходимости придумывать новый вопрос и изгнал все лишние мысли.

– Прошу всех встать. Судья Абрахас Дуглас Эльфайя Патрик МакАмбридж.



Глава 16.

Все встали, но судья с выходом не спешил. Гарри оглянулся на вытянувшегося в струнку МакКинли, и тот сделал страшное лицо, глазами показывая: не вертись, ничего не спрашивай, жди. Дверь в приёмную была закрыта, стул секретаря загораживал проход, прозрачно намекая, что оттуда никто не появится.

Гарри мельком глянул на Снейпа – высокая жердь во всём чёрном, безразличное, как у покойника, лицо, руки скрещены на груди – и повернулся к Джинни, такой же недоумевающей, как и он сам, когда со скрипом отворилась вторая, расположенная за пустым столом, дверь.

Ну и?..

И ничего. За дверным проёмом – ни крупицы света, не разберёшь ни обстановки, ни что там – коридор или комната. Тихо, ни шума шагов, вообще ни звука.

Гарри тяжело выдохнул, Снейп хмыкнул, Джинни переступила с ноги на ногу, зашелестев платьем. Даже потолок в тёмной и неуютной комнате будто бы опустился, а оклеенные зеленовато-коричневыми обоями стены сдвинулись – настолько густой и вязкой стала атмосфера ожидания, точно болотная жижа.

МакКинли шикнул на них и гаркнул во всю глотку раскатисто и мощно:

– Судья Абрахас Дуглас Эльфайя Патрик МакАмбридж.

– Во-о-овсе незачем так орать, – тотчас раздался дребезжащий старческий голос, такой сиплый и сонный, что стало ясно: кричал МакКинли не зря.

– Прошу прощения, сэр. Это голос у меня такой...

Секретарь всё ещё негромко оправдывался, когда в дверях показался человек. Он не шёл, а летел в высоком резном кресле не более чем в полуфуте над полом. На его желтоватом морщинистом лице выделялись яркие карие глаза, нос крючком и тонкогубый рот. Ни усов, ни бороды судья Абрахас не носил и, вероятно, был совершенно лыс, так как из-под чёрной судейской шапочки с кисточкой не виднелось ни клока волос. Сидел он в кресле сгорбившись, навалившись на правый подлокотник и на фоне богатой пурпурной мантии выглядел болезненно-хрупким.

На доброго старичка судья совершенно не походил. От его цепкого пристального взгляда хотелось скрыться и никогда не узнать, какие слова породит рот, напоминающий черепаший.

У Гарри взмокли подмышки, а на спине выступил холодный пот. Даже Снейп не вызывал в нём такого отвращения. И дело было не во внешности старика, а в чём-то ином, чёрном и мерзком, что, казалось, веяло над ним злобной тенью.

Фамилия старичка тоже доверия не внушала.

Ничто в нём не внушало доверия.

– Прошу всех садиться, – объявил МакКинли и, когда его просьбу выполнили, продолжил зычным голосом: – В слушании по делу о разводе мистера Гарри Джеймса Поттера и мистера Северуса Тобиаса Снейпа председательствует судья Абрахас Дуглас Эльфайя Патрик МакАмбридж; секретарь суда - Джон МакКинли. У сторон есть какие-либо возражения против состава суда?

Дождавшись «возражений нет, сэр» не только от Гарри и Снейпа, но и от Джинни, МакКинли развернул регистрационную книгу, явно собираясь зачитать вслух заявление, но тут судья перебил его:

– Так это дело тех извращенцев? – с нескрываемым отвращением и возмущением в голосе проговорил он.

Подслеповато щурясь, он оглядел зал, особо остановившись на каждом из присутствующих. Гарри слышал, как убыстрилось дыхание Джинни, чувствовал, каким напряжением повеяло от Снейпа, и сам с трудом вынес оскорбительно-неприязненный взгляд. Но больше всех, что удивительно, досталось секретарю.

– Я не понял, почему мне выпала сомнительная честь разбирать это дело? Куда смотрит Визенгамот? Почему эти двое ещё на свободе? С какой стати я, я, Абрахас МакАмбридж, трачу драгоценные мгновения жизни на дело, которое должен рассматривать уголовный суд? – вопрошал судья, завершая каждую фразу ударом хилого кулака по столу.

МакКинли, глядя на босса с выражением собачьей преданности на толстой физиономии, вытянулся по стойке смирно. Порывшись в папке, он вытащил оттуда свиток и прокашлялся, готовясь читать.

– На запрос о деле Поттер-Снейп Визенгамот дал следующий ответ, – бодро начал он: – «Закон «О добропорядочной жизни и поощрении чадорождения» 1828 года, заменивший собой свод правил прежних лет и установивший смертную казнь через пожирание дементором души и усекновения головы бездушного тела в качестве наказания за содомию, совершенную с мужчиной или иной разумной особью мужского пола или с любым животным, не отменён. Поправка 1861 года разрешает смягчение наказания до установленного принимающей проникновение стороне минимального десятилетнего срока заключения в тюрьму Азкабан и от двадцати пяти лет до пожизненного срока заключения в тюрьму Азкабан для стороны, осуществляющей проникновение. Также предусмотрено досрочное освобождение осуждённых в случае, ежели согласятся вести добродетельную жизнь и найдётся лицо, желающее заключить с ними брак. Однако, с 1967 года, следуя примеру маггловского правительства, на исполнение закона 1828 года в части противодействия мужеложству наложен мораторий, действующий поныне. Кроме того, мистер Гарри Джеймс Поттер и мистер Северус Тобиас Снейп, как известно, вступившие между собой в предосудительную связь, осуществили сие деяние находясь в рамках брачного союза, следовательно, не подлежат осуждению даже в случае отмены вышеназванного моратория, так как пол лица, имеющего права заключить брак и тем самым прервать срок отбывания супругом наказания в тюрьме Азкабан, в поправке 1861 года указан не был. В связи с этим Визенгамот не находит оснований для рассмотрения вышеуказанного дела, по крайней мере, до тех пор пока брак между мистером Гарри Джеймсом Поттером и мистером Северусом Тобиасом Снейпом имеет место быть. С уважением и так далее, второй помощник министра Персиваль Игнатиус Уизли», – закончив чтение, МакКинли вытер пот со лба.

«Смертная казнь», «пожизненное заключение», «десять лет для принимающей проникновение стороны» – от избытка информации закружилась голова. Перси говорил, что Снейпу, после того как они разведутся, придётся несладко, но Гарри не думал, что наказание настолько серьёзно. Больше того – он и не догадывался, что наказание может коснуться его самого...

Женившись на Джинни, я окажусь неподсуден. Но ведь и Снейп может найти кого-то, кто его спасёт от суда...

Он оглянулся на Снейпа, силясь представить того рядом с какой-нибудь женщиной, и воображение впервые в жизни ему отказало.

Не только девушки не найдётся. Он и сам не согласится. Наверное... наверное, он и правда настоящий гей.

Неожиданное выступление судьи Абрахаса прервало размышления Гарри.

– Вот же трусливые змеи! Лишь бы сухими и чистенькими из воды выйти, а всю грязь мне, Абрахасу, подсунуть! Ковыряйся, трать годы жизни на... на... – взгляд, полный ненависти, заметался по комнате. – Проклятые извращенцы! Магглолюбивые идиоты! Моратории они объявлять вздумали! А мне трать душу на нестоящих того мокриц, трахающих друг друга в...

– Остановитесь!

Гарри оглянулся на поднявшегося с места Снейпа.

– Здесь присутствует молодая девушка, – заговорил тот медленно, цедя слова так, что сразу стало ясно, как страшно он зол. – Если вы и дальше собираетесь оскорблять нас, то пожалейте хотя бы её уши. И, кстати, я не понимаю, по какой причине она здесь. Дело касается только нас с мистером Поттером, мисс Уизли – пока ещё не жена, так что и слушать всё это ей ни к чему.

Джинни успела вскочить, но судья остановил её жестом. Гримаса на его лице выглядела жуткой пародией на привычную взгляду ехидную ухмылку Снейпа.

– Мне решать, кому здесь находиться, что говорить и что слушать, – проскрежетал он с видимым удовольствием. – А вы, молодой человек, можете в любой миг выйти вон. Никто вас здесь не держит. Натворили дел, а теперь желаете требовать к себе уважения? Раньше, мальчик, раньше надо было думать и головой, а не головкой, и нечего было её в непредназначенные для того дырки пихать.

Лицо Снейпа вспыхнуло бордовыми пятнами, сам он шагнул вперёд...

– Стоять! – заорал ему в спину МакКинли. – Молчать, когда судья Абрахас говорить изволит! Мистер Снейп, немедленно займите своё место. Мистер Поттер, чего вы вскочили? Сядьте! Сейчас же сядьте на место. Или желаете остановки суда?

Гарри, вообще-то не впервые, но первый раз так ярко, безжалостно и полно ощутивший себя «дыркой», сделал героическое усилие и заставил себя вернуться на стул. Внутри всё тряслось от бешенства. Он не знал, кого в этот миг ненавидел больше – Снейпа, судью, проклятую суку судьбу! – но как же беспредельно ему хотелось хоть кому-то отомстить за невыносимое унижение, в которое превратилась вся его тысячекратно проклятущая жизнь.

Снейп сказал:

– Поттер, я...

Гарри хватило сил только на то чтобы глухо буркнуть:

– Заткнитесь.

А ещё он всё-таки никого не убил, хотя волшебная палочка была под рукой, в кармане мантии. Но он смог сдержаться, и холодная испарина облила всё его тело.

– Сделать вам чай, сэр Абрахас? – любезным тоном проговорил секретарь. – Дело-то уже идёт к полудню. Зелья уже скоро пора принимать.

Судья забарабанил по краю стола, и Гарри отвёл взгляд, чувствуя тошноту от одного вида тонких и длинных, будто паучьи лапы, пальцев.

– А сделай-ка, дружок, сделай. А мы пока прервёмся, просто так, без протокола поговорим.

Лицо у МакКинли вытянулось – он явно не ожидал, что попытка успокоить старика приведёт к такому результату.

Тем временем тот, жутко ухмыляясь, проговорил:

– Ты, это, прыткопишущее-то останови. Ни к чему ему записывать лишнее.

Выходя, МакКинли кинул на Гарри умоляющий взгляд. «Не злите его! – будто просил он. – Он и не на такое способен! ». Из приёмной донеслось торопливое звяканье фарфора и бульканье воды.

В руке судьи появилась волшебная палочка, в следующий миг дверь, оставленная МакКинли открытой, захлопнулась.

Старик осмотрел всех по очереди и остановил взгляд на Джинни.

– Девочка, – сказал он снисходительно-отеческим тоном, – если бы я был злым человеком, то выгнал бы тебя сейчас или приказал закрыть уши. Но я добр к тебе, хочу, чтобы ты хорошо подумала своей симпатичной головкой о том, с кем собираешься связать жизнь, нужно ли тебе быть прикрытием для такого гнилья. Потому внимательно слушай всё, что здесь говорится, а сама молчи... Так ты, говорят, якобы невеста одного из этих извращенцев. Которого из них? Ткни-ка пальцем.

– Но Гарри не такой! Это всё ошиб...

Наложенное судьёй заклинание оборвало горячечное выступление Джинни. Она схватилась за рот ладонью, попытку достать волшебную палочку остановило негромкое:

– Сказал же, молчи. Или тебя ещё и связать? Или всё-таки выгнать?

– Да как вы смеете так себя вести с нами?

Гарри и не заметил, как оказался у стола судьи, навис над ним, опершись о столешницу руками.

Один лёгонький взмах волшебной палочкой, и он очутился на своём месте, а когда попытался встать, то стул приподнялся с пола вместе с ним.

Только Снейп даже не пошевелился, так и остался сидеть, глядя в пол, на стены, куда угодно, только не на Гарри и не на судью. И не на Джинни.

– Умница, – похвалил его старик, и сжимающие подлокотники руки Снейпа совершенно побелели.

Как же Гарри ненавидел зависеть от обличённых властью, наслаждающихся каждой секундой возможности унижать других. МакАмбридж как Амбридж, никакой разницы, только выглядит не жирной жабой, а высушенной пиявкой.

– Не нравится обращение? – заметил старик и мерзко захихикал. – Так идите вон отсюда и не возвращайтесь больше. Не можете? То-то, значит, терпите и слушайте, что вам старый Абрахас скажет.

Смех прервался, когда Гарри наконец освободился от приклеивающих чар. Но делать он ничего не стал: судья был прав, они целиком и полностью зависели от него, а значит, им придётся вытерпеть всё, что вздорному старику придёт в голову. Если б кто-то другой мог их развести! Но нет, только старший из рода «семейных палачей» имел право и, что более важно, умел разрывать брачные узы. Других, кто взялся бы за эту неблагодарную работу, в Англии нет.

«Он – засранец, каких мало», – вспомнились слова Перси. Гарри решил: слабо сказано, крайне слабо отражает мерзостнейшую реальность.

– Вот девушка, посмотрите на неё: лицо, фигура, всё в ней прекрасно. Но самое большое её достоинство в лоне, способном не только доставить удовольствие мужчине, но – и это главное, это настоящее чудо – выносить детей. Соитие с женщиной прекрасно само по себе, ибо естественно и несёт здоровый плод – нового человека. Это ради него, ради продолжения рода мы создаём семьи, а не чтобы дать удовлетворение глупому отростку, болтающемуся между ног.

Гарри смотрел на вещающего судью и мечтал его заткнуть любым способом. Дело не в том, что тот говорил – в целом, разве он не прав? Но слушать назидательный тон, якобы глубокомысленные изречения – не издевательство ли это? Разве кто-то сомневался, что любовь женщины, именно этой женщины прекрасна?

Джинни сидела вся красная, потупив глаза, а судья продолжал превозносить её красоту. Слушать его было как ножом по сердцу – словно чистого и светлого чувства касаются чужие холодные пальцы и раздирают по живому на части: это полезно – оставить, это вредно – выбросить вон.

– Мужчины, предпочитающие собственный пол, – гнильё на древе общества, больная ветвь, требующая либо полного исправления, либо безжалостного отсечения – и поскорее, чтобы дурной пример не заразил других. В самой сути их извращённых желаний заложен природный изъян. Как можно променять красоту естественного соития и надежду на рождение ребёнка на отвратительное даже в физическом плане проникновение в мужской кишечник?

Тошнота подступила к самому горлу. Гарри уже не раз думал о том, что с ним тогда произошло, но сейчас старик умудрился так подобрать слова, что от родившихся в воображении картин замутило по-настоящему.

И Джинни слушала это, видела эту грязь мысленным взором.

Унижение казалось абсолютным.

Увы, но Гарри поспешил в оценке, позабыв о том, о ком не стоило забывать.

– А что, есть какая-то принципиальная разница между мужским и женским кишечником? – спросил Снейп скучающим тоном.

Судья моментально оживился.

– Разницы нет. Женщины, принуждаемые мужьями к неестественному соитию, находят в семейном суде защиту. Подобное извращение – одна из трёх возможных причин для развода. Другие две – бесплодие одного из супругов и агрессия, угрожающая здоровью и жизни супруга и детей. Ваш случай, кстати, будет рассматриваться как извращение, и в акте о разводе будет указана именно эта причина. Конечно, если развод состоится.

– Почему «если»? – спросил Гарри, чувствуя себя совершенно больным. – Нам нужен этот развод!

– Потому что я, Абрахас МакАмбридж, не желаю рвать своё сердце на таких извращенцев, как вы. Развод – это магия, убивающая семью. Чёрная магия, плата за которую – потеря части души. И если ради здоровья ребёнка и его матери, ради возможности создать новую семью и благословить рождение в ней детей я могу принести такую жертву, то к чему мне это делать для вас, двух извращенцев?

Джинни вдруг встала, шагнув вперёд, протянула руки к судье.

– Ну говори, что хотела, – разрешил тот, махнув волшебной палочкой.

– Гарри не такой! Он со мной, он – мой. У нас будет семья, будут дети, будет много детей. У моей мамы я – седьмая. У нас с Гарри тоже будет много-много детей, большая семья, и никогда в постели я не скажу ему «нет». Только освободите его от Снейпа, дайте нам шанс быть вместе! Пожалуйста, сэр!

Судя по всему, Джинни собиралась на коленях умолять старика, и Гарри бросился к ней.

– Не вздумай унижаться перед этим... – шептал он, обнимая её за плечи, прижимая к себе.

– Что ж, возможно эту ветвь и правда стоит спасти. Джон, Джо-о-он, ну давай уже неси чай, мне пора принимать зелья.

Дверь открылась немедленно, на пороге стоял улыбающийся секретарь, держа в руках поднос с чайной парой и полудюжиной флакончиков.

В сторону судьи Гарри больше не смотрел.

– Джинни, – шептал он, прижимаясь щекой к её щеке, – ты оказалась права. Без тебя у нас не было ни единого шанса.

– Вот видишь, – прошептала она в ответ. – Теперь будешь меня всегда слушаться...

– По местам! – раздался зычный голос МакКинли. – Заседание суда продолжается!



Глава 17.

Секретарь давно закончил читать заявление и убрал регистрационную книгу, а судья всё так же сидел, закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, и выглядел спящим. А может, умершим – кто его разберёт.

Опустив голову, Гарри принялся рассматривать престарелый ковёр. Когда-то яркие краски теперь совершенно потускнели, ворс вытерся до проглядывавшей местами основы из грубых ниток. Грязный серо-коричневый цвет чудно гармонировал с царящим на душе настроением.

Брошенный в сторону Снейпа взгляд подсказал, что ни одного слова из написанных больше двух недель назад тот не пропустил. Чёрный ботинок мерно (и едва слышно) постукивал по ковру, будто нервно бьющий по полу кончик кошачьего хвоста, выдавая напряжение, раздражение и крайнее недовольство его владельца.

«Сейчас бы я так не написал. Может, ещё утром, но не сейчас... Проклятье, тебе, что, хватило одного его «простите, мне жаль», чтобы и правда простить? » – Гарри склонился к коленям ещё ниже. Мутило.

«Изложите дело как можно подробнее», – посоветовал тогда секретарь, а он, дурак, расстарался, выложил всё, как на духу. Знал бы в какую ловушку загонит всех спешкой, то хорошо бы обдумал каждое слово и ни одного лишнего факта бы не привёл, а теперь...

Теперь сожалеть уже поздно.

«И Джинни всё это слышала, а услышит ещё больше, намного больше! » – дурное предчувствие тяжёлым грузом опустилось на плечи и ещё больше придавило к земле.

А ведь четверть часа назад Гарри едва не прыгал от радости, что Джинни таки добилась своего, и сюда они пошли вместе. Не будь она здесь, не дай судье те честные, искренние обещания – тот бы никого даже слушать не стал, выгнал бы вон взашей. Но теперь присутствие Джинни стремительно превращалось в проблему: скоро начнётся серьёзный разговор, и понимание, что всю эту грязь придётся слушать любимой девушке, превращало испытание в кажущуюся непреодолимой бездну стыда и унижения. Нет, Гарри категорически не хотел, чтобы она вникала во все подробности дела.

«Судья может ухватиться за каждый факт, прицепиться к каждому слову. Допросит Снейпа? Заставит рассказать, как всё было? – мучился он от запоздалых сожалений. – Ну зачем я написал, что ничего не помню – он же спросит, обязательно спросит, чтобы точно узнать, завершён ли брак! И Снейпу придётся ответить... »

Когда-то он жаждал узнать, как это произошло между ними, он не мог остановиться и ковырял и ковырял не успевавшую заживать в душе рану. Теперь же касаться того момента, словами придавать форму неизвестности казалось преступлением. Он не вынесет. Ещё одно замечание судьи о неподходящих дырках – и Гарри не знал, что сделает.

«И Джинни здесь. Надо уговорить судью её отсюда прогнать. – Что сама, по собственной воле она не уйдёт, Гарри даже не сомневался. – Просить судью это не обсуждать? »

Бесполезно.

«Старик не согласится. Он будет искать любой повод нас не разводить... Ещё бы! Он же потратит на разрыв брачных уз часть души, уничтожит часть себя чёрной магией, – Гарри становилось всё больше не по себе. Он и не думал, что цена будет так высока. – Это не смерть, но тоже жертва, и огромная. Кто способен ради благополучия других причинить себе невосполнимый вред? »

Громкий скрип отвлёк его от неприятных мыслей, и он оглянулся на звук – тотчас попав под тяжёлый взгляд Снейпа. «Я и сам знаю, что идиот», – ответил Гарри виноватой улыбкой. Тот отвернулся, тоже уставился в пол.

– Может быть, ланч, сэр Абрахас? – предложил МакКинли, разрывая сгустившееся, как прокисшее молоко, молчание.

– Рано, – проворчал судья. – Ещё с час можно голод и потерпеть, здоровее будешь. А там, смотри, может, я до ланча с ними уже разделаюсь и хорошо пообедаем. К Флориану пойдём, я угощаю.

– Да, сэр. Благодарю вас, сэр.

Обещание судьи скоро «разделаться с ними» не подбодрило и не придало надежд. Руки у Гарри похолодели настолько, что пришлось спрятать их в карманы мантии.

– Итак, молодые люди. Клятв говорить правду и только правду я с вас не беру. Лишь предупрежу, что не стоит мне лгать, я пойму и накажу за любое укрывательство правды. Всем всё ясно? – старик кивнул сам себе и продолжил: – А теперь начнём с того, что выясним, заключён ли брак. Что вы имеете сказать по этому поводу, мистер Поттер?

Мерлин! Всё идёт, как он и боялся.

– Я уже всё изложил на бумаге, сэр. Я не знаю, заключён ли наш брак, но верю мистеру Снейпу на слово, потому что он точно не стал бы так шутить ни со мной, ни с вами.

Слова нашлись неожиданно легко, и Гарри про себя ещё раз поблагодарил Перси – всё-таки не зря тот накануне атаковал его то простыми, то неудобными вопросами. Выученный наизусть ответ пришёлся сейчас очень кстати.

– Протокол ведётся? – уточнил судья у секретаря. – Пергамента достаточно?

– Да, сэр. Всё в полном порядке, сэр. Я только что отдал прыткопишущему перу новый свиток.

– Хорошо.

Все эти мелкие подробности, несущественные, неважные, будто вплавлялись в память Гарри. Он цеплялся за них, чтобы не думать о грядущем, ведь всё равно его уже не предотвратить. Тянущееся из цепочки минут настоящее принимать было не так горько и противно, как подниматься над ним и окидывать взглядом всю безрадостную картину из сомнительного прошлого и, скорее всего, малоприятного будущего.

«Чашу до дна, я должен это выпить до дна, нельзя останавливаться... » – слова Альбуса Дамблдора пришли из давно оставшихся позади страшных дней, и Гарри выдохнул сквозь зубы. Как директор мог его так подвести? Как?

Вопрос запоздал. За всё время перед судом Гарри так и не решился на разговор с портретом Альбуса Дамблдора. Да и что тот бы сказал? Что сожалеет, но так было надо, что ему жаль, но «ты, мой мальчик, должен простить»?

Нет, нет. В праве злиться и ненавидеть он видел хоть какое-то утешение, вот только сейчас оно вдруг оставило его.

«Нет, не вдруг. Это Снейп своими извинениями расстарался... Как же всё это не вовремя! »

– Мистер Снейп, извольте рассказать суду обстоятельства заключения брака с мистером Поттером.

Гарри замер в одной позе, на полувздохе. Сейчас он узнает... пусть уже и не хочет ничего узнавать!

«Скорее бы всё это кончилось. Ну пожалуйста! »

С Волдемортом воевать и то было легче. Там Гарри знал врага, знал, что его дело правое, мог погибнуть, но такого унижения и страха ещё большего унижения не испытывал никогда.

Отвечал Снейп стоя. Его голос – холодный и равнодушный, привычный к тому, чтобы держать целый класс учеников в напряжённом внимании – разнёсся по кабинету, и каждый из присутствующих, что очевидно по абсолютной, даже случайным шорохом не нарушаемой тишине, оказался поглощён его рассказом.

– Брачные заклинания были прочитаны двадцать пятого апреля тысяча девятьсот девяносто седьмого года, в пятницу, около девяти часов вечера. Связующий – Альбус Брайан Персиваль Вульфрик Дамблдор, ныне покойный. Свидетели не приглашались. Мистер Поттер на тот момент находился под действием зелья Сна без сновидений и экспериментального эликсира, расслабляющего мышцы и дарящего лёгкие галлюцинации. Целью заключения брака не являлось создание семьи ради продолжения рода. Также это не было заключением уз ради узаконивания плотского познания, так как в любом случае в отношении двух мужчин оно стоит вне наших законов.

– О незаконности заключения брака между мужчинами вам и Дамблдору было заранее известно?

Снейп кивнул.

– Отвечайте вслух, пожалуйста, – тут же напомнил ему МакКинли.

– Да, конечно. Но с практической точки зрения провести обряд это не мешало. Магия не спрашивает пол...

– Не объясняйте очевидные любому школьнику вещи! – судья недовольно махнул рукой. – Говорите по делу. Факты, мне нужны факты! Вся ли ритуальная часть читалась, каким способом брак завершён, позволил бы нанесённый здоровью истца вред «не помнить» о произошедшем и по факту завершения брака.

Снейп упрямо нахмурился и скрестил руки на груди. Брошенный в сторону Джинни взгляд подсказал Гарри, что не один он терзается тем, что будет здесь сказано и в присутствии кого.

Всё, ждать больше нельзя. Пора действовать.

– Простите, сэр. – Он поднялся с места, выдержал неприятный цепкий взгляд старика. – Я прошу вас удалить из зала суда мою невесту, мисс Уизли. Ей неполезно слушать то, что планируется здесь обсуждать. Неполезно... э-э-э... для нашей будущей семейной жизни. – Жар опалил щёки, но маленькую речь Гарри закончил твёрдо и чётко: – Пожалуйста, сэр, выполните мою просьбу.

Джинни возмущённо фыркнула, обещая одним этим звуком будущую ссору, Снейп остался недвижим и безмолвен, а судья принялся грозить Гарри пальцем.

– Вредно, юноша, начинать семейную жизнь с умалчивания и обмана. Если порок лишь коснулся вас, то следует открыться тому, кто способен любовью и заботой исцелить недуг. Если же все ваши слова – обман, а развод вам нужен, чтобы и дальше заниматься непотребством, но уже с другим мужчиной, и мисс Уизли присутствует в вашей жизни всего лишь для демонстрации ваших якобы добрых намерений, то тем более ей будет полезно услышать за кого она собирается замуж.

И как так можно извратить его слова? Гарри выпалил:

– Я бы не стал лгать! Мне можно верить!

Мерзко усмехнувшись, старик навалился локтями на стол.

– Верить людям на слово вообще не стоит. Правду, юноша, нужно у людей вырывать, вытягивать клещами, выбивать плетью, а если уж наши гуманные законы не позволяют этого – добиваться того, чтобы все защиты и словесная шелуха пали, и внутренняя суть человека стала очевидной и понятной взгляду. Так что садитесь-ка на место, ваше ходатайство отклонено. Или желаете покинуть заседание? Так я с радостью...

– Нет, сэр. Я ни за что не уйду отсюда, не получив развод.

Судья несколько мгновений разглядывал его с непонятным выражением на лице, а потом махнул Снейпу:

– Продолжайте уже.

– Заклинательная часть ритуала была прочитана полностью, включая благословение.

– Вот оно как, – старик забарабанил тощими пальцами по столу, и Гарри отвёл взгляд, чувствуя себя мухой, попавшей в огромную паутину, откуда уже не выбраться на свободу прежним. – Жаль, артефакты, даже болтливые, нельзя вызвать в суд. Мне было бы крайне любопытно послушать, как наш драгоценный гуманист и великий учёный объяснял бы причины, побудившие его преступить закон.

– Я объясню за него, – сказал Снейп спокойно.

– Хм. Ваши объяснения и его, – прокомментировал судья с неприятной ухмылкой, – различаются по степени удовлетворения для меня, как кусок чёрствого хлеба и большой пышный торт. Да и не только я, многие бы получили огромное наслаждение, глядя на так называемого Великого Альбуса, извивающегося ужом на сковородке. Сколько раз я говорил, что извращенцам, какими бы талантливыми они ни были, во власти делать нечего, не про их она сомнительную честь. И вот он, результат... Ну и мерзость.

И это старик говорил о Дамблдоре! Каковы бы ни были поступки, предпочтения и выбор, его цели всегда оставались благородными и человечными. Да он жизнь положил ради победы!

Гарри вспомнил пещеру, яд в чаше, путь назад, Астрономическую башню, падающее с неё тело. Боль утраты вновь опалила его, и сдержать возмущение не удалось:

– Да как вы можете так говорить! Он прекрасный человек! То, что написала Скиттер – бред! Разве можно ей верить?!

Хихиканье судьи и окрик МакКинли заставили Гарри сесть на место.

– Мне не нужно читать глупые книжки, довольно и того, что я лично знал старого извращенца много лет, его самого и его пассий. Но я даже предположить не мог, что он додумается до такого, хотя не раз слышал разглагольствования из его уст о правах и гражданском обществе... Вы продолжайте, ответчик. А вы, юноша, ещё раз без разрешения подадите голос – и тотчас будете подвергнуты заклинанию онемения. Привыкли, что с вами, как с героем, носится всё министерство во главе с этой жалкой пародией на министра!

Гарри опустил голову, вновь уставившись на потёртый ковёр. Он едва мог всё это слушать, он едва мог дышать от стремительно растущего, как в последние секунды перед финальным свистком решающего матча, напряжения.

– В смутное время выживание мистера Поттера стало особой заботой Альбуса Дамблдора. Мистер Поттер нуждался в дополнительной защите и особом присмотре, с этой целью и был заключён наш брак.

Судья пробурчал недовольно:

– Я уже понял, что не ради противоестественного чадорождения. Расскажите мне, как именно брак был завершён.

Снейп не запнулся ни на мгновение:

– Противоестественным способом.

Гарри, даже не заметивший, как затаил дыхание, шумно вздохнул. Может, ещё всё обойдётся?

– Думаете отделаться малой кровью? – переспросил судья. – Не выйдет. Подробней, ответчик! Или желаете прекратить разбирательство?

Их взгляды столкнулись, напряжение в комнате стало почти осязаемым. Удивительно, но судья победил.

– Мистер Поттер принял моё семя, – сдавшись, процедил Снейп сквозь зубы.

Щёки Гарри, и так горящие, опалил ещё больший жар. Стыд и смущение маршировали под кожей полчищами невидимых муравьёв. Как же вынести это?

– Он сопротивлялся или дал вам согласие?

– Нет, я же говорил, он всё время спал. Мы не хотели, чтобы у него остались какие-либо воспоминания о церемонии и о том, что последовало за ней.

Ненависть, ненависть... А ведь совсем недавно он переживал о смерти Дамблдора, а сейчас, вот в эту секунду захотел вдруг убить. Снейпа, гордость которого корежились под ударами слов судьи, Гарри даже жалел. Самую малость.

– Какая забота о доверенном вам на воспитание шестнадцатилетнем ребёнке! Какое благородство! – съязвил старик и рявкнул: – Дальше! Это не может быть всё! Понятно же, что для связи двух мужчин необходим двусторонний обмен.

Снейп замолчал надолго, отказываясь отвечать и никак не реагируя на вопросы судьи, пока тот, выведенный из себя, не заорал во весь голос:

– Да что вы тянете-то? Так завершён брак или нет? Или мне потребовать ваши воспоминания? Или хотите уйти отсюда прямо сейчас? Решайте немедленно!

Снейп стоял, скрестив руки на груди так, как будто пытался защититься от нападок судьи, но, судя по всему, терпел поражение.

Его тёмный, больной взгляд остановился на Гарри, выразительная бровь поползла вверх. Взвинченный до невозможности, Снейп смотрел и смотрел на него, будто никак не мог решить, что сейчас делать: сдаться или спастись бегством.

Очевидно, иного выхода из ловушки он не мог найти.

– По-жа-луй-ста, – произнёс Гарри беззвучно, когда ожидание накалилось настолько, что стало трудно дышать.

Он так хотел, чтобы это скорей прекратилось. Он больше не мог этого выносить. А что скажет Снейп – всё равно, уже безразлично.

Тот подчинился. Чёрный рукав взметнулся и резко опал, как подстреленная ворона.

– Да, я принял его семя, – в голосе Снейпа прозвучала смертельная усталость. – Воспоминания не являются доказательством в суде. Вы не имеете права этим давить на нас.

– Кроме случаев крайней необходимости, – с хмыканьем проскрипел старик. – В виду отсутствия свидетелей в большинстве семейных дел я такие доказательства принимаю.

Гарри смотрел на Снейпа, и картинка в его голове никак не складывалась. Если он спал, то как же Снейпу удалось осуществить это «я принял его семя»?

Судья тоже заинтересовался ответом на этот вопрос. Препирались они недолго, сложно противостоять аргументу «честный рассказ, воспоминания или все вон отсюда», когда уже чётко сказано «А».

Выдох, долгий и трудный, ознаменовал полное поражение Снейпа. Кипя, как готовый взорваться вулкан, он стоял и собирался с духом несколько минут.

– Как делать, то вы сомневались меньше, – заметил старик, наблюдая за его мучениями.

– Вы не правы, я сомневался дольше.

– Ну и что вы сделали, отсомневавшись?

Снейп повернул голову и посмотрел прямо на Гарри, потом на Джинни и тотчас отвёл взгляд. Стыд раскрасил его обычно бледные щёки ярко-бордовыми пятнами, руки сжимали предплечья будто оковы. Гарри опустил голову, не желая видеть картину чужого унижения.

– Кончив сам, я перевернул Поттера на спину, наклонился и взял его член в рот и сосал, пока его семя до последней капли не стекло в моё горло.

О...

Джинни нервно хихикнула, и Гарри, оглянувшийся в её сторону и поймавший полный откровенного любопытства, ужаса, отвращения и веселья взгляд, ощутил себя упавшим с высокой скалы в самую глубокую, тёмную и мрачную пропасть.

Снейп это сделал с ним? И признался в таком вот так просто, всего лишь потому, что он его попросил?

У Гарри закружилась голова, а представшие перед глазами картины окатили жаром и холодом с головы до ног.

– Как сильно пострадал при проникновении мистер Поттер? – меж тем интересовался судья.

– Он вообще не пострадал. Я хорошо его растянул, он не испытал особого дискомфорта.

– Откуда вы можете это знать?

Снейп отвечал, будто его расспрашивали о зельеварческом опыте, причём не самом интересном. И это равнодушие – деланное, фальшивое насквозь – несколько примиряло Гарри с тем, что он слышал.

– Я проверил состояние его ануса после окончания акта, использовать целебные мази не понадобилось. Кроме того, в момент проникновения он не стонал.

– А когда стонал?

– Когда кончал.

– В ваше горло?

– Да, в мой рот, сэр. Вижу, вам очень понравилось обсуждать именно этот момент.

Единственная вспышка гнева – и тут же удар:

– Глядя, как гордость извращенца корчится у меня в ногах? Ну конечно же да. Это послужит вам уроком, куда стоит, а куда не стоит совать свой...

От судьи Гарри уже откровенно тошнило. А тот всё не унимался:

– Кстати, мистер Снейп, сообщите суду, зачем вы вообще осуществили проникновение в кишечник мистера Поттера, если, как выяснилось, возможно осуществить обмен семенем таким щадящим способом. Ну то есть, помимо того, как это неприятно для гордости молодого человека. Но он ведь спал. Так почему не в его рот? Ваш-то пошёл в дело, почему не его?

Джинни вновь нервно хихикнула, и Гарри сжал кулаки. Он не знал, чьё унижение больше – его или Снейпа, – и ощущал его за двоих.

А тот пытался отвечать всё также размеренно, будто и правда докладывал результат эксперимента. Вот только напряжение его тела выдавало с головой, какой страшный гнев он в действительности испытывал. Да и до конца сыграть роль ему так и не удалось.

– Я побоялся, что не смогу удержать глубину проникновения с бессознательным человеком, что сработает рвотный рефлекс, что он захлебнётся, что, в конце концов, у меня не встанет, потому что насиловать детей не является сексуальной фантазией всей моей жизни!

Терпение Снейпа лопнуло окончательно.

– Мистер Поттер никак не пострадал в результате акта в физическом плане. И если бы всё прошло так, как планировалось, то никак не пострадал бы и в психическом. И он всё ещё имеет шанс восстановить свою жизнь и самоуважение, если вы разведёте нас без дальнейших пыток и унижений.

– Сексуальные контакты повторялись?

– Нет. Мы не любовники, никогда не были ими, кроме той ночи. Не вели совместное хозяйство. Не имеем совместной собственности. Не испытываем друг к другу никаких чувств, кроме неприязни. Разведите нас, вот и всё!

Старик с любопытством поглядывал на Снейпа, тот же стоял выпрямившись и смотрел прямо перед собой.

– М-да... Ну и ситуация.

Взгляд судьи скользнул в сторону Гарри. И смотрел он уже только на него, хотя вопрос задавал Снейпу:

– После того как ваше семя оказалось в мистере Потере и вы перевернули его на спину, находился ли его член в возбуждённом состоянии?

– Какое это имеет значение? – рявкнул Снейп.

– Отвечайте на вопрос, ответчик.

Всё так же глядя прямо перед собой, Снейп процедил сквозь зубы:

– Он был полностью возбуждён, головка обнажена, выделился предэкулянт.

– Ответчик, вы можете сесть. Теперь с вами, истец. Да, да, вставайте. Суду отвечают только стоя.

Гарри поднялся со стула, чувствуя, как сильно кружится у него голова.

– Как вы можете объяснить тот факт, что возбудились от неестественного проникновения?

Он растерянно заморгал, оглянулся на тут же опустившую голову Джинни, зачем-то посмотрел на Снейпа.

– Я этого не помню, – ещё раз поблагодарив про себя Перси, ответил Гарри.

«Если будет совсем туго, говори «не помню, не знаю, дайте подумать». Главное, не спеши и не наговори лишнего».

– И что, за время, прошедшее с даты заключения брака, вы ни разу не вступали в интимные отношения с ответчиком?

– Нет конечно!

– С другими мужчинами?

– Нет.

– С женщинами?

– Нет.

– Даже с вашей девушкой?

– Мы ждали свадебной ночи, сэр, – вмешалась Джинни и, мило покраснев, вновь потупилась.

Судья благостно закивал.

– Похвально-похвально. Только с места и без разрешения говорить запрещается. Истец, а скажите-ка мне, как вы, молодой мужчина, обходились всё это время без того, чтобы получить удовлетворение?

Гарри молчал. Единственный ответ, который он находил по-настоящему годным, заключался в том, чтобы снести голову с тощей шеи мучителя. Но тогда их некому будет разводить, а ему придётся провести всю жизнь в Азкабане. Хотя может и оправдают: и не такое оправдывают состоянием аффекта.

Ответил за него Снейп:

– Сексуальная жизнь мистера Поттера как-то относится к делу, сэр?

– Вопросы здесь задаю я. Ваше дело – отвечать, но только если я обращаюсь непосредственно к вам. Так что, мистер Поттер, вы готовы дать мне честный и откровенный ответ?

Гарри тяжело и долго вздохнул.

– Я держал себя в руках.

– Хороший ответ, главное – правдивый. И что, ни разу вы не разделили своё возбуждение с кем-либо? Никто не касался вас с целью приласкать? Я не имею в виду поцелуи в щёчку. Я говорю о руке или губах на вашем члене, а может, и о раскинувшемся на кровати человеке, приглашающем вас овладеть собой или предлагающем сделать это с вами?

Гарри качал головой – нет, нет, нет – как заколдованный болванчик. Ну конечно же этого не было! Он ни разу не делил ни с кем страсть, ни разу его тела не касалась чужая рука...

– И даже во снах вы оставались честны?

– Мне снятся только кошмары, – с кривой ухмылкой сообщил он.

– И ни разу в ваших кошмарах не появлялся мужчина, собирающийся вами овладеть?

– Ну конечно же... – воспоминание о повторяющемся из ночи в ночь кошмарном сне, в котором Снейп жестоко насилует его, заставило Гарри неуверенно умолкнуть, а затем всё так же растерянно сказать: – Но это ведь только сны.

Сны, жуткие сны с наваливающимся сверху тяжёлым телом, с запахом спермы, с горячечной темнотой, с проникающими внутрь пальцами, с невыносимой болью от входящего, разрывающего собой члена... А в реальности ничего этого не было. Это он сам, сам понапридумывал себе кошмары и потом просыпался весь мокрый, в последнее время нередко со стояком.

Забвение вдруг ушло, как туча, унесённая штормовым ветром. Тот страшный сон, и не Снейп, а Джордж рядом, и его рука на горячем и твёрдом члене, глубокие поцелуи и искусанные соски, натужно ноющие... умоляющие о продолжении ласки.

Как судья прочитал его мысли, Гарри так и не понял. Возможно, на лице мелькнуло выражение неуверенности или недоумения, и вот уже неудобные вопросы теснят его всё дальше и дальше от благополучного разрешения дела.

– То есть... Ну это ведь... Это просто ошибка!

– Говори, кто был с тобой в этих снах?!.. О нет, не только снах, я же вижу! Признавайся, кто был с тобой, мальчик!

– Никто, никто!

Наступившую катастрофу, чудовищную в своей неожиданности и безжалостности, остановить могло одно только чудо.

Он пытался вырваться из ловушки, захлопывающейся с неумолимостью стального капкана, но если уж Снейп старику проиграл – у Гарри не было ни единого шанса. Не прошло и пяти минут, как он замер, загнанный в угол, из которого выхода нет.

– Значит, это не ваша невеста, не другая девушка или женщина, и не ваш супруг, – перечислил судья с жестокой ухмылкой. В его глазах больше не виднелось и тени сочувствия. – Методом исключения мы приходим к выводу, который я сразу предположил, глядя на вас: другой мужчина.

Гарри поднял глаза на Снейпа – тот смотрел на него с удивлением и каким-то иным, непонятным чувством, – потом повернулся к Джинни, глядящей на него с неверием и возмущением на неровно, некрасиво покрасневшем лице.

– Ну скажи же что-нибудь! – вдруг вскрикнула она. – Скажи, что это неправда!

Не дождавшись ответа, она выпалила:

– Признавайся, кто это был? Кто?.. Мерлин! Как ты мог!

Только один судья не смотрел на него и не требовал больше никаких объяснений.

Гарри казалось, что он плывёт в толще воды, погружаясь всё глубже и глубже, туда, где темно, и с каждой секундой воздуха в лёгких становится всё меньше и меньше. Сказать Джинни о Джордже он не мог, да и что бы это уже изменило? Его сердце билось всё медленней и медленней, в шумящей голове отдавался гул слов судьи и собственное хриплое дыхание.

– МакКинли, давай-ка, неси мне хронометр. Тот давай, с верхней полки, самый большой.

Получив желаемое, старик принялся заводить часы одним из ключиков, висящих на цепочке. Закончив скрипучее дело, он обратно вручил их МакКинли.

– Это мальчишке, золотой ключ – мужу, серебряный – бывшей невесте.

Вскоре каждый в комнате получил по «подарку» судьи.

– Не снимайте только. Ни в коем случае не снимайте, – несколько раз повторил секретарь, застёгивая на руке Гарри кожаный ремешок. – Потом подойдёте ко мне, и я объясню, что с этим делать.

Судья прокашлялся и взлетел в своём кресле повыше.

– Для протокола, – заявил он. – В связи с тем, что мною, Абрахасом МакАмбриджем, обнаружена в обоих супругах пагубная склонность к одним и тем же извращениям и, следовательно, возможность согласия в дальнейшей жизни в браке, то настоящим устанавливаю для них максимальный – трёхмесячный – срок примирения. Мисс Уизли, как угрозе сохранности брака, предписано не беспокоить мистера Поттера в течение всего примирительного срока. По его окончании, если супруги всё ещё будут желать развода, их дело будет без промедления рассмотрено. Заседание закончено. Все свободны.

– Это ошибка, – попробовал вновь сказать Гарри, но судья только смерил его презрительным взглядом, а Джинни, к которой он повернулся, бегом бросилась к дверям.



Глава 18.

У Поттера такое лицо... Бледный, как никогда. Приоткрытые губы, розовые, по-детски припухшие, на покрасневшей нижней видны следы укусов – уродливые настолько, что не оторвать от них взгляда. Сведённые к переносице широкие тёмные брови выдают напряжение и боль, а глаза всегда яркого зелёного цвета – мутные, как стоячая вода в покрытом ряской пруду. Весь он, статный и плечистый молодой мужчина, сейчас выглядит как ребёнок, несправедливо, страшно обиженный, уязвимый и хрупкий.

Видеть его таким неприятно настолько, что хочется прикоснуться – то ли встряхнуть, то ли помочь справиться с тяжёлой ношей. И откуда только взялось это непонятное желание его поддержать, защитить?

И его же хочется если не убить, то хотя бы избить до крика и крови. За наивную глупость, за неумение держать удар, за то, что позволил другому к себе прикоснуться. Последняя причина смятения чувств вообще никуда не годится. Абсурдно ревновать того, кто тебе не принадлежит, но разве не ревность заставляет мысленно представлять ласкающего Поттера человека и ненавидеть его, не зная ни имени, ни как они связаны, вообще ничего?

Девчонка – не в счёт, а вот любовник-мужчина – вопрос совершенно другого плана. Сам факт его наличия – такой же вызов, как перчатка, брошенная в лицо. Можно отвернуться, притвориться, что ничего не заметил, заставить себя позабыть, вот только хочется, по-настоящему хочется вырвать признание со всеми подробностями – кто, когда, как. С каждым мигом растёт желание проучить чужака и навсегда отвадить от своего... Кого «своего»? Мужа? Поттер никогда не согласится им по-настоящему стать, да и нужно ли это? – нет, даже думать об этом смешно. Но смейся или нет, а желание то обнять, то ударить не отпускает. Хотя ни на первое, ни на второе никакого права у него вообще нет.

Дилемма, м-да.

Северус встал, и флакончики в кармане мантии тихо звякнули. Он дал слово Перелли, что возьмёт их на суд. Что ж, хоть для кого-то предосторожность целителя окажется нелишней.

Значит, всё же помочь – не избить.

– Поттер, держите.

Тот не ответил, никак не отреагировал на открытый флакон, сунутый буквально под нос. Даже не пошевелился, только длинные ресницы всё так же лениво хлопали, а глаза смотрели в никуда – точнее, на дверь, давно закрывшуюся за глупой рыжей девчонкой.

Северус взял его за руку, вложил в ладонь лекарство – без толку, только отпусти – и флакон окажется на полу.

– Пейте. Вам сейчас это нужно.

Прикосновение к безвольной и потому мягкой послушной руке всколыхнули опасные воспоминания, к которым он клялся себе не возвращаться и которые вдруг оказались на самой поверхности, поднявшись вслед за теми, что сегодня вытащили из тайников души всем на потеху.

В его постели Поттер был именно таким: бледным, совершенно расслабленным, мягким и тёплым. Гладкая и нежная кожа, полное подчинение, открытость любому желанию и «никто никогда не узнает».

Северус тогда долго колебался, разглядывая спящего, испытывал иррациональный страх – не перед ним, а перед собой и абсолютной вседозволенностью. Беспомощность Поттера рождала соблазн отыграться за всё, накопившееся за прошлые годы, пугала отсутствием вообще каких-то границ, кроме тех, что жили в собственной душе. В конце концов он дал себе слово, что всё, что сделает, будет только ради общего блага...

Но первые же прикосновения сломали невидимый барьер и превратили его в животное, исполненное жадности и похоти. Ему не потребовались специальные зелья, оказалось не нужным представлять другого – от одного только вида беспробудно спящего, полностью обнажённого, бесстыдно раскинувшегося на кровати, член натянул ткань брюк, а оправдание для совести «и думай об Англии» бесследно исчезло.

Нет, когда он первый раз коснулся этих розовых губ, то уже не нуждался в напоминаниях о деле и долге. Он хотел. Он имел возможность и право. И он взял, наслаждаясь каждым мгновением физического удовольствия, разделённого на двоих. Пусть отзывчивость Поттера была лишь реакцией тела, но запомнилась навсегда абсолютом честности и откровенности.

Винил ли он себя за сотворённое с Поттером? Да, конечно. Желал бы никогда его не касаться? Да. Был ли человек, обладание которым доставило ему большее удовлетворение? Нет и ещё раз нет, никогда. Хотел бы он большего? Как не существовало больше того разгорячённого, покрытого лишь испариной, стонущего от наслаждения и при этом же сладко спящего Поттера, так и заданный вопрос не имел однозначного ответа.

Лучше его вообще не искать и уж точно не стоит им задаваться, стоя вплотную к человеку, вызывающему подобные воспоминания, держа его за руку и вглядываясь в отражающее душевную боль лицо под прирастающим ясностью, яркостью и яростью взглядом.

Зелье выплеснулось на их сцепленные ладони, когда Поттер рванул руку к себе.

– Как вы смеете ко мне прикасаться?!

– Вы испортили отличное успокоительное. Выпейте хотя бы остаток.

Без тени удивления Северус проследил, как стеклянный флакончик летит в ближайшую стену и, сохранённый чарами, целым и невредимым катится по полу к ним.

Поттер на него наступил. Не дождавшись хруста, ещё раз прихлопнул ногой.

– Вам не надоело играть в обиженного ребёнка?

– Да идите вы со своими утешениями в жопу!

Тупой носок ботинка метко ударил по стекляшке, и через мгновение та зазвенела в другой части опустевшего зала заседаний.

Чужая истерика Северусу быстро надоела. Молчаливый и послушный Поттер ему нравился, орущий и злой, как укушенный бешеным пикси, – определённо нет.

Им обоим стоило сбросить пар, и лучше всего для этого разойтись подальше. Вот только уйти, бросив парня в таком состоянии – последнее дело, Северус не мог так поступить.

– Уже был. В вашей – очень и очень неплохо. Желаете повторить? Выяснить, удовлетворит ли вас муж лучше любовника?

В этот раз к нападению он был готов заранее. Поттер дрался отчаянно, но всего несколько мгновений понадобилось, чтобы, жёстко заведя руку за спину, толкнуть его к стене.

Даже не застонал. Похвально.

Северус прикрыл глаза, ярко и полно ощущая соприкосновение их тел. Под пальцами, сжимающими чужое запястье, неистово бился пульс, из горла вырывалось шумное дыхание, дрожь и напряжение мышц волновали чувства.

– Отпусти! – и рывок.

– Выпьешь зелье, потом – что угодно.

Пока он доставал из кармана второй флакончик, Поттер умудрился сдвинуть их на добрый ярд ближе к двери. Сильнее давить на и так едва не хрустящую руку – нельзя, остановить опасные рывки – необходимо, и Северус сделал единственное, что, вероятней всего, дезориентировало бы противника – укусил его за шею, у самого уха.

Расчёт полностью оправдался, бонусом накатило удовольствие – неприятная неожиданность.

Медовый запах и солоноватый вкус кожи под языком и губами, жар и дрожь на миг ослабевшего и тут же напрягшегося, застывшего в одной позе Поттера – всё это ещё дальше толкнуло Северуса по пути воспоминаний и заставило собраться, чтобы сопротивляться и прошлому, и настоящему разом. Не теряя времени даром, он зажал «пациенту» нос и, запрокинув ему голову, влил зелье в немедленно приоткрывшийся рот.

Вся операция в итоге стоила ему сильнейшего удара по рёбрам. Зато Поттер перестал трястись от ненависти и на первый взгляд выглядел адекватным человеком.

– Не хотите передо мной извиниться?

– Скажите спасибо, что я вас не убил... и не бью сейчас.

Присесть на стул показалось Северусу отличной идей. Кулаки у Поттера всё же тяжёлые, а удар – сильный настолько, что все ненужные воспоминания и желания вышибло вон. Кроме того сидеть в присутствии стоящего – более выгодная позиция, особенно если удастся, не морщась от боли, закинуть ногу за ногу.

Конечно же, ему всё удалось.

Они смотрели друг на друга несколько долгих минут. С одной стороны, говорить было не о чем, с другой – слишком многое нужно обсудить. Северус взглянул на тикающие на запястье Поттера часы и решил, что от сомнительной чести объяснять, как артефакт работает, точно воздержится. Достаточно и того, что он уже сделал. Дальше мальчишке... Хотя какой он мальчишка? Настоящий мужчина. Подушечки пальцев чуть покалывало от соприкосновения с пробивающейся на щеках Поттера щетиной, так что доказательства на лицо. По крайней мере, внешне он стал выглядеть значительно старше. А вот внутренне – большой вопрос.

Пожелай Поттер, и принятое зелье никак не помешало бы ему «демонстрировать чувства». Но он будто бы никуда не спешил, не бежал вслед за невестой, не кричал и не размахивал руками. Ни обвинений, ни бурно высказанных претензий, ни обиженного, как у ребёнка, лица, ни тени желания напомнить о том, что стоило противнику растоптанной гордости и могло бы явиться отличным поводом для жестоких насмешек.

И взрослый разумный вопрос:

– Вы всё ещё хотите развода?

И, не добившись ответа, его продолжение:

– К чему удивляться? Ведь ясно, что после него каждый из нас может оказаться в тюрьме.

– Вас не посмеют арестовать, – заметил Северус, мысленно добавляя десять баллов Гриффиндору. – Тем более что вы фактически жертва, а закон устарел почти на двести лет.

Поттер кивнул.

– Скорее всего. Зато вас арестуют с радостью, а в Азкабане вам не выжить. Я, может, и желаю с вами разобраться, но не чужими руками. Я сам хочу это сделать.

Хм, кажется, с повышением оценки умственных способностей Поттера Северус поспешил.

– Вы считаете, что для разборок есть смысл?

Тот пожал плечами и подковырнул ковёр носком ботинка. В голосе прозвучала неуверенность:

– Может, смысла никакого и нет, может, вы не могли поступить иначе. Но когда я смотрю на вас, то всё равно мне хочется свернуть вам голову, выбить выражение превосходства с лица и затолкать прямо в горло. Хоть что-то сделать, чтобы так... так... Как же всё это невыносимо!

Поттер посмотрел на открытые ладони, сжал их в кулаки.

– Я не могу такое просто взять и забыть!

Похоже, или действие зелья заканчивалось, или поттеровское великодушие.

Северус встал, задерживаться здесь и правда не имело смысла, только если он, конечно, не мечтал покончить с жизнью. Но, как ни странно, больше смерти он не желал. Жить хотелось. Горячая кровь текла по венам, спёртый воздух комнаты пьянил, он ощущал себя невероятно живым и готовым к новым свершениям.

Унижение, которое пришлось испытать в этом зале, будто содрало с его души тонкую, вечно воспалённую кожу и выдавило хранимый внутри гной. Он измазался по уши, да и сам процесс, слабо сказано, оказался болезненным, зато теперь ему больше нечего прятать. Всё, что не касалось только его одного в ситуации с Поттером, – открыто.

– Когда вы решите, что делать дальше, мы встретимся. Пришлёте мне сову, адрес есть у секретаря. А пока прощайте.

На пороге комнаты Северус задержался.

– Позвольте дать вам совет: разговаривать с настолько разозлённой женщиной сегодня не стоит. Дайте ей время остыть.

Поттер фыркнул.

– А вы такой уж большой специалист по обращению с женщинами.

– С женщинами – нет, – Северус спокойно выдержал удивлённый взгляд, – но я знаю людей.

Как он и думал, Поттер от его совета отмахнулся.

– Она меня любит. А я люблю её. Мы справимся, нечего ждать, – голос, выражение лица, всё доказывало, как сильно он хотел в это верить. Настолько отчаянно, что даже делился надеждами с «врагом».

Глупый, наивный ребёнок.

Северус аккуратно прикрыл за собой дверь и, подписав у секретаря необходимые бумаги, покинул Министерство. Даже встреча с Робинсоном, поджидавшим в коридоре, чтобы наговорить ерунды, не испортила настроения. Отданный долг, меньше лжи на душе – и пусть фактами это не подтверждалось, он чувствовал себя совершенно свободным и исполненным пока смутных и невнятных, но стремительно взрастающих планов и надежд.

* * *

К вечеру в душе светлое и радужное спряталось за сумерками грязно-серых с проблесками багрянца воспоминаний. Северус сидел в кресле, на столике перед ним стояла запечатанная бутылка огневиски, и чем темнее становилось за окном, тем более желанной казалась перспектива хотя бы кратковременного забвения. Слова старого Абрахаса, нервное хихиканье девчонки, маслянистый блеск глаз секретаря: судебное заседание – унижение от первого и до последнего мига.

Спасали только мысли о Поттере.

Его взгляды переполняло сопереживание, в положении тела и выражении лица легко угадывались те же эмоции, и даже «пожалуйста», прочитанное по губам и подтолкнувшее к полной капитуляции, казалось Северусу настоящим подарком судьбы.

Только наивный ребёнок мог так откровенно проявлять чувства. Только наивный глупец мог так безрассудно на них реагировать. Слабость, самая настоящая слабость... но за такую совершенно не стыдно.

Выкрутасы памяти не давали отвлечься: то и дело возвращались ощущения прижатого к себе тела – то рвущегося из захвата, то замирающего изваянием, то безвольного, готового отдать над собой контроль тому, кто осмелится его взять.

Северус бы не испугался сразиться за приз, вот только... А оно ему нужно? Добиться – что, конечно, будет непросто – значит, перевернуть всю свою жизнь. Ведь Поттер – вечный источник проблем, человек, выводящий из себя и взглядом, и словом, и поступками. Чем дальше от него, тем безопаснее, спокойней и тише.

Так и не початая бутылка отправилась назад в шкаф. Огневиски – чрезмерно примитивный способ добавить обыденной жизни огня.

Глинтвейн, сваренный из красного вина с гвоздикой и другими специями, позволил хоть отчасти убить невыносимо тянущееся время. Поход на кухню Северус повторил не раз, каждый раз готовя напиток по новому рецепту, пока от выпитого в голове не зашумело, как пятничным вечером в людном баре.

И всё равно не спалось, как и не читалось, и не думалось о чём-то толковом. Какой длинный вечер, а впереди ждёт долгая-долгая ночь.

Стук в дверь застал его вновь погружённым в мысли о Поттере – единственном, о ком вспоминалось с удовольствием, несмотря ни на произошедшую между ними потасовку, ни на ругань.

К двери Северус подошёл, вооружившись волшебной палочкой, – нелишняя предосторожность за четверть часа до полуночи. Как и следовало ожидать – злоумышленники не стучат. Хотя в данном случае Северус предпочёл бы пообщаться с парой-тройкой преступников, чем с одним таким гостем.

Это Персиваль Уизли топтался у порога и терзал дверной молоток. Нет, никакой ошибки, пусть и прилизанные рыжие волосы в голубоватом свете фонаря казались седыми, а серые глаза – чёрными.

Приветствовать незваного гостя Северус не стал, утром виделись.

– Чем обязан?

Уизли на мгновение замялся, а затем спросил, как потребовал:

– Я могу войти? – не дождавшись реакции, он пояснил более вежливым тоном: – Я надолго вас не задержу, а на улице обсуждать нежелательно.

Если бы не строгая консервативная мантия и колдовской колпак, приглашения бы незваный гость ни за что не дождался.

– Проходите. Нечего соседей пугать.

Приостановившись на пороге гостиной, Уизли миролюбиво заметил:

– У вас очень мило. И пахнет так хорошо... Корицей и апельсинами?

– Вам что-то от меня было нужно, – напомнил Северус, отметая в сторону насквозь фальшивые любезности. – Ближе к делу.

Тот прошёлся по комнате, внимательный взгляд скользнул по книгам, особо задержавшись на коллекции древних и злобно-ворчливых в обложках из драконьей кожи. Северус тоже на них взглянул и решил убрать их подальше сразу после завершения неприятного визита.

– К делу так к делу, – без приглашения сев на диван, Уизли спросил: – Гарри у вас?

Наглость гостя была сравнима только с его глупостью.

– Вижу, что нет, – он вздохнул и устало заметил: – Впрочем, я и не надеялся. Вы – последний человек, к которому бы он обратился.

«Не факт. А что от вас сбежал и теперь, очевидно, прячется – закономерно».

Сердечное чувство, которое удалось вызвать с непривычной лёгкостью, подсказало, что с Поттером всё в порядке, и Северус решил, что не станет спешить и потерпит вторжение ещё какое-то время. Ясно же, к чему дело идёт, так что не стоит упускать шанс выстроить разговор с наибольшей выгодой для себя. Оккупировавший его гостиную мальчишка – не последний чин в министерстве, его помощь может когда-нибудь пригодиться.

– Что произошло? – Неприязненный взгляд – не ответ, и Северус надавил чуть сильней: – Перефразирую вопрос: насколько глупо и жестоко повела себя ваша сестра?

– Не вам судить! Вас вообще это не касается!

М-да, всё, как он и предполагал. Гриффиндорская глухая защита, никакой гибкости, хоть какой-то хитрости, одно упрямство и готовность лезть в бой, реагируя на малейшую провокацию. Загонять такого в угол даже не интересно.

– Но вы же здесь и всё ещё что-то хотите от меня получить. Так что для начала ответьте на вопрос, удовлетворите любопытство.

Уизли правильно понял намёк, ответил, не ломаясь, без обиняков:

– Она вспылила несколько больше, чем позволяли приличия.

– Обычные приличия или в вашем семейном – особом – их понимании? – уточнил Северус и ухмыльнулся, вздёрнув бровь.

О, он знал, как эта гримаса подействует – будто тычок под рёбра. Так и получилось, Уизли вскочил с самовольно занятого места. Его бледность и взгляд с прищуром, напряжение тела выдавали неплохого бойца, а значит – качественное развлечение. Кроме того, ничто так быстро и полно не открывает сильные и слабые стороны противника, как проверка боем.

Они обменялись всего парой словесных ударов, и сердце забилось куда веселей. Увы, но пикировка продлилась всего несколько минут. Когда Уизли неожиданно отступил, Северус ощутил укол разочарования. Жаль, ему бы хотелось продолжить.

– Я не для того здесь, чтобы вас развлекать!

Надо же, будто мысли прочитал! Этот Уизли Северусу даже начал нравиться. Помнится, он и в школе демонстрировал неплохие успехи, амбициозный, достаточно трудолюбивый и умный, чтобы сдать экзамен по зельеварению на высший балл.

– Я пришёл ради Гарри. И я требую вашего участия.

– Требуете? Даже так? – Северус оценил бледность противника и последующие вопросы задавал уже серьёзно: – Чего вы боитесь? Разве влюблённые первый раз ссорятся? Я видел вашу сестру, так что никак не поверю, что мальчишка не сбегал от нее по крайней мере раз в неделю или две.

– Вас не касаются их отношения!

– Ну почему же. Я всё-таки муж. Разве меня может не волновать его неверность или выбор любовницы – столь нелепый, что даже перед обществом стыдно?

– Замолчите сейчас же! Или во мне хотите нажить врага?

Северус искренне расхохотался.

– Мне стоит бояться?

Уизли остался недвижим. Хорошая выдержка!

– Мне двадцать три года, и я уже второй помощник министра. Как вы думаете, что будет ещё, скажем, лет через пять?

Гордая осанка, прямой взгляд, рыжие волосы, веснушки и в этом свете кажущиеся голубыми глаза. Простой деревенский мальчишка! Но потенциал, что очевидно, на лицо.

Право, Северус проявил к нему чрезмерную доброту, которой тот не заслуживал.

– Если не станете настоящим политиком, не научитесь крутить людьми, то так и будете вторым помощником, может быть, если вам очень повезёт, даже первым... но всё ещё помощником, не министром. Не спорьте, Уизли! Талант политика заключается в том, чтобы заставить окружающих добровольно и с радостью делать то, что им самим совершенно не нужно. У вас же пока получается наоборот – вы строите разговор так, что хочется идти наперекор, даже имея с вами общие цели и желания. Почитайте биографии великих, что ли. Альбус Дамблдор, к слову, тоже был гриффиндорцем, но это не мешало ему превращать змей в ягнят.

– А вы сами, думаете, производите лучшее впечатление, плюясь ядом или читая нотации?

– Но я ведь и не лезу в политику, а значит, могу быть собой, не пытаясь никому нравиться.

Уизли больше не огрызался, примолк, и Северус потребовал ответа:

– Так что там с Поттером и что вы хотите конкретно от меня?

– Найдите его. Мы сбились с ног, разыскивая его по всей Англии и Шотландии. Он должен вернуться домой.

– Сколько прошло времени с тех пор, как его видели в последний раз?

– Больше восьми часов.

Северус на миг представил себе, что могла наговорить младшая Уизли, и невольно посочувствовал Поттеру. «У нас любовь, мы справимся... » Да уж, конечно!

– Первое: он никому ничего не должен. Второе: с чего это мне его искать?

– Он ваш муж, вы же можете. Или врали, что именно для того, чтобы в любой миг иметь возможность его найти, заключали брак?

Северус раздражённо покачал головой.

– Вы не поняли. Предложите мне что-то, ради чего я захочу пошевелить хотя бы пальцем.

– Как предсказуемо, – заметил Уизли. Но судя по тому, как быстро перестроился, он заранее готовился к такому исходу беседы – ни секунды не колебался предложить: – Я буду вам должен, даю слово. Только найдите его, уговорите вернуться домой, объясните, как все о нём волнуются, ждут. Все без исключений, и Джинни – первая. Сделайте это, и больше нам от вас ничего не нужно.

Северус вздохнул. В голове крутилась навязчивая мысль, что неизвестно, что разумнее: завидовать тому, кого столько людей «любят и ждут», или жалеть за то же самое душное, настырное отношение окружающих, из якобы добрых побуждений старающихся перевоспитать и переделать под себя, даже на полдня не выпустить из поля зрения.

– Надеюсь, у вас хорошая память.

– Уж поверьте, этот разговор я не забуду.

Похоже, ему угрожали, но Северус только пожал плечами и выпроводил гостя за дверь, что оказалось довольно сложной задачей: «Может, мне пойти с вами? » – «Ещё чего вздумали! ».

Напоследок Северус не удержался, задал интригующий вопрос:

– А что, гомосексуальные склонности жениха сестры вас не беспокоят?

– Нет у него никаких таких склонностей и быть не может! Старый Абрахас его запутал, вот и всё. Джинни успокоится, Гарри – тоже. Всё поправимо, они помирятся, и всё пойдёт, как запланировано, как должно быть... Гарри – мой друг, я сделаю всё для его счастья.

Говорил Уизли так убеждённо, так напористо и уверенно, что Северусу стало не по себе: избавь, судьба, от подобных друзей, готовых и ночью, и днём без спроса и зова бежать на помощь и счастливить насильно.



Глава 19.

У вопроса «где ночью быстрее всего добыть сытной горячей еды на вынос? » существовало не так много ответов, и всё же Северус со сделанным выбором никак не желал примириться. Даже после полуночи в аляповато раскрашенной круглосуточной забегаловке толклись люди, которым не нашлось иных дел, кроме как таращиться на возмущённого столь пристальным вниманием незнакомца и обсуждать его нелюбезное поведение и торчащую из кармана рясы бутылку. Это мантия, а не ряса, о сборище первостатейных идиотов!

Но вихрастый мальчишка за стойкой упорно продолжал улыбаться и называть его «падре».

– Могу я предложить вам десерт, падре?

Северус выдохнул сквозь зубы. Терпение – великая добродетель, не уча других жизни – быстрее добьёшься успеха в своей, проголодавшийся Поттер прячется ото всех неизвестно где, возможно, подвергая жизнь опасности. Последнее соображение придало сил закончить разговор поживей.

– Да, пирог, сладкий и жирный. – Подумав, что в отношении еды «его не видели больше восьми часов», скорее всего, означает «только позавтракав», Северус уточнил заказ: – Заверните двойную порцию. – Попытку узнать «с вишней, клубникой, шоколадными крошками», он пресёк на корню: – С чем угодно! Давайте быстрей, я спешу. И не забудьте приборы – ложку, вилку, что там у вас есть.

– А что вы будете пить?

– Больше ничего не нужно, – оборвал он чрезмерно болтливого продавца. – Сколько с меня?

Быстрый пересчёт в галлеоны озвученной в фунтах стерлингах суммы подсказал, что в «Трёх мётлах», к примеру, за те же деньги можно было бы несколько раз по-настоящему хорошо пообедать. У Розмерты отлично получалась запеканка с почками, а превосходный вкус бараньих отбивных запоминали с первого раза и навсегда... Эх! Отдавать такие деньги за булки, напичканные химикатами, жареную панировку с начинкой из курицы и взбитые сливки, сделанные из кукурузы, – настоящее преступление.

– Живей, – купюры полетели на стол.

Забрав сдачу до последнего пенса и объёмистый пакет с кучей коробок, Северус наконец выбрался на улицу, ярко освещённую огнями фонарей, подсветкой зданий и мигающей рекламой. Тёмных подворотен вокруг не наблюдалось, но он всё-таки нашёл откуда аппарировать в настоящую ночь – наполненную далёкой от городского шума тишиной, светом луны и звёзд, таинственными шорохами и плеском воды.

Местность, куда привело его сердечное чувство, на первый взгляд показалась незнакомой. На многие мили вокруг – ни души, за исключением одной, тоскующей на камнях с той стороны небольшого лесного озера.

Северус, чьё появление, очевидно, осталось незамеченным, не спешил пока себя обнаруживать. Вся ночь впереди, поругаться и выяснить отношения и так успеется, сейчас лучше спокойно понаблюдать за Поттером, сидящим у самой воды, так что подошвы кроссовок почти касаются мерцающей отражённым светом поверхности.

Руки обнимают подтянутые к груди колени, лицо прячется в тени, так что отсюда видна только растрёпанная темноволосая макушка. Тонкий чёрный свитер и летние джинсы, ни следа чар, способных согреть волшебника даже в лютый холод – а ночи в конце августа тёплыми не назовёшь.

М-да, грустное зрелище. А ведь это морозящее зад на голых камнях воплощение отверженности и печали – всеми любимый герой, которому, только спроси, любое магическое семейство с радостью предоставит ужин и кров. Скандалы, раздутые газетными писаками – ерунда, англичане так скоро спасителей не забывают.

Ночное бдение в лесу тем более странно, если вспомнить, с каким терпением Поттер уговаривал не шуметь разбушевавшихся у дверей суда Уизли, его попытки сдержать свой нрав и во время заседания, и после него. Если ему удалось пройти те суровые и для более крепких нервов испытания, то что оказалось непреодолимым?

Теперь очевидно, что упомянутая Персивалем Уизли вспыльчивость его сестры – «несколько большая, чем позволяли приличия» – изрядное преуменьшение проблемы. Провести больше восьми часов в холоде, голоде и в глуши чрезмерно даже для эмоционального Поттера. Наверняка его обида глубока – настоящая рана, случившееся не просто ссора влюблённых, о которой скоро забудут.

Разрыв с девчонкой Уизли – слабость Поттера, его уязвимость, а значит, реальный шанс всё перевернуть. Упускать его глупо.

Так нужен он или нет? Думай!

Пакет в руке зашуршал, напомнил о неожиданно возникшем неодолимом желании взять с собой еды. Северус хмыкнул: похоже, ещё до того, как аппарировать сюда, он уже всё решил. Поттер – далеко не воплощённое счастье, он чрезмерно эмоционален, в поступках безрассуден и внезапен, горд и упрям, даже не как гиппогриф, а как стадо гиппогрифов, и по этим причинам дьявольски раздражает. Но он же и молод, красив, честен, откровенен. В постели будет хорош, если его приручить и как следует объездить. Плюс развод с ним приведёт к новому разбирательству и – почти гарантированно – к пути навсегда в Азкабан.

Так какое решение должен принять человек, считающий себя разумным?

Ясно, что победу в их обстоятельствах никто за просто так не подарит, но и попытка, как известно, не пытка.

Вид будущей добычи – страдающей, раненной, слабой – только подстегнул проснувшийся в душе азарт: хватай, пока не сбежала.

Чем ближе Северус подходил к избраннику, тем больше хмурился. Яркий свет луны позволил рассмотреть блеск капель воды и тёмные пятна впитавшейся влаги на кроссовках, лихорадочную дрожь не по погоде одетого тела. Пришлось напомнить себе, что начинать разговор с ругани – не самая лучшая идея. И всё же, возможно, не худшая – когда других нет.

– Вы хотите заболеть? – спросил он у подчёркнуто не обращающего внимания на его появление Поттера, но тот не ответил, только ссутулился ещё больше, пряча в коленях лицо.

Красивый жест – снять мантию, накрыть озябшие плечи, притянуть напряженное тело к себе... Северус мгновение полюбовался нарисованной воображением картиной и вытащил волшебную палочку – высушивающие и согревающие чары справятся куда лучше объятий. Да и зачем лишний раз злить, когда заранее ясно, что любые его прикосновения будут сходу отвергнуты.

Произнести заклинание он не успел – так резко вскинул голову и вскочил с камня Поттер. Под тычущей в лицо волшебной палочкой пришлось медленно опустить свою и отступить.

– А вам дело?! Вечно все без спросу лезут в мою жизнь!

Только идиот за извилистыми размышлениями и построением амбициозных планов мог позабыть, чем закончилась дневная встреча и какой ненавистью до сих пор пылает мальчишка. Для него-то ничего не изменилось!

Хотя нет, изменилось. Всё стало только хуже, когда Уизли ещё больше вывели его из себя.

Пятясь назад под крик и шум ломающихся под ногами веток, Северус надеялся, что выдержки и великодушия Поттеру всё-таки хватит. Применить силу против него, конечно, можно, но совершенно не с руки, когда необходимо найти пути к примирению. Сложная задача, когда распалённый противник жаждет драки.

Глаза Поттера прятались за стёклами круглых очков – мутно-белых, отражающих лунный свет, в напряжённой линии челюсти и ходящих желваках читалось бешенство.

– Захочу – заболею! Захочу – сдохну! Не ваше дело! Я больше никому не позволю хоть что-то решать за себя!

Отвечать и за себя, и за ту дуру Северуса совершенно не устраивало.

– Я и не собирался решать что-то за вас! – рявкнул он.

– Ага! Как же! Вы и в суде сегодня не собирались меня зельем насильно поить. И жизнь ломать не собирались, когда согласились жениться! Что вы вмешиваетесь? Что вы лезете? И сюда примчались, хотя никто вас не звал! Видеть вас не хочу! Не нужна мне такая забота!

Северус остановился, будто щит, подняв перед собой пакет из Макдоналдса. Шуршание полиэтилена в лесной тишине показалось оглушительным.

– Но поесть предложить-то вам можно? Предложить! Связывать вас и пихать еду в рот я не буду.

Этого хватило, чтобы Поттер перестал походить на готовящегося к превращению вервольфа. Его напряжённые плечи чуть-чуть расправились, голос стал звучать значительно тише.

– Это миссис Уизли послала вас? – спросил он, а разглядев знакомую всем эмблему, недоуменно нахмурился. – Нет, она никогда бы... Она вечно говорит: гамбургеры и бигмаки – такая гадость, что есть нельзя.

«Замечательно! Ещё и не угодил! – Северус едва не швырнул пакет в озеро. – Всё-таки надо было не валять дурака, а переложить остатки жаркого в контейнер. Да съел бы он всё за милую душу, такой голодный не стал бы думать, что его хотят отравить... пусть мясо по-мексикански и вправду горчит из-за избытка приправ».

– А мне нравится, – признался вдруг Поттер. – Мы иногда ходили в Макдоналдс. Рону полюбились наггетсы, а Джинни – мягкое мороженное с шоколадной крошкой. Она... ей...

Он замялся, подыскивая слова, замахал руками – и ближайший куст осыпало целым снопом красных искр.

– Ой.

Северус молча покачал головой: какой же Поттер ещё, по сути, ребёнок. И настроение так быстро меняется: только что кричал, а вот уже заглядывает в глаза и осторожно выспрашивает о тех, кто его интересует. Опасно с ним связываться, опасно... Но и такой он всё-таки нужен.

Может, ещё удастся его приручить?

Кнут в руке – выбить дурь – представился с лёгкостью, а вот блюдо с медовыми пряниками – нет, не получилось.

– М-м-м, так это от Джинни, да? – забормотал Поттер едва слышно. – Это она вам для меня передала?

Сказать, что нет, что это он сам отстоял получасовую очередь в маггловской забегаловке, чтобы купить (Молли совершенно права) несъедобную ерунду, у Северуса язык не повернулся. Врать, соглашаясь с версией Поттера, он не стал, но и открещиваться – тоже. Молчание – неплохой ответ на большинство неудобных вопросов, а спорить, что «нет-нет, это именно я сделал доброе дело» – увольте. Тем более, а вдруг ещё откажется есть?

Поттер сунул волшебную палочку в карман, постоял, покачиваясь-перекатываясь с пятки на носок, а потом буркнул:

– Я не возьму. От неё... От них мне ничего не нужно.

Даже так...

Северус смотрел на упрямо поджатые губы – серые в неверном свете луны – и пытался подобрать такие слова, чтобы ненароком не обидеть мальчишку, чтобы он ему хоть немного поверил. Оскорбления находились и с лёгкостью, а вот доброе-разумное – нет. Он не умел утешать, уж точно не словами, а обнять себя, как тоскующего по дому одиннадцатилетку, Поттер бы не позволил.

– Так ей и передайте.

М-да. Тяжёлый случай. Значит, придётся «говорить сердцем», как Альбус советовал, вечно забывая, что или сердце есть не у всех, или его язык не всегда благозвучен.

– Я похож на посыльного? Или на сову? Говорящего попугая? – Дождавшись хоть какого-то отклика в глазах Поттера, Северус продолжил: – Вы можете представить свою невесту, нагружающую меня пакетами и благословляющую на путь к вам? Или меня, будто мальчика на побегушках, отправляющегося назад к ней, сообщить, что поднесённые дары не приняты? Да или нет?

– Нет, не представляю.

Успокоившимся Поттер совершенно не выглядел, но какие утешения – таков и результат.

Северус начал злиться. Любой справился бы с этой ролью лучше него, а ведь впереди такие грандиозные планы! И как, скажите на милость, он выполнит их?

– Меня попросили узнать, что с вами, уговорить вернуться, – злое фырканье он проигнорировал. – Не что-то относить, приносить, а только узнать и передать несколько слов. Но я бы не стал этого делать, если бы не захотел сам убедиться, что вы в порядке.

– Я в порядке.

– Ну да, конечно. Замёрзший, голодный и злой – очевидно, вы в полном порядке. – Северус потряс шуршащим пакетом. – Начнём с самого простого: это вам. Я, я, а не кто-то другой, купил это меньше получаса назад. Показать вам чек или поверите на слово?

Поттер потребовал чек. Неожиданно, да.

Северус бросил пакет наземь, начал рыться в карманах мантии, потом сюртука. Наконец смятый клочок бумаги нашёлся.

– Спасибо.

Неизвестно, что при таком свете удавалось разобрать, но Поттер вглядывался в чек со всем старанием и на скрестившего руки на груди Северуса внимания не обращал.

– Я верну вам деньги чуть позже. Разменяю утром в Гринготтсбанке и тут же верну.

– Это совершенно не обязательно...

– Я не собираюсь быть вам должен за кусок хлеба! Не хочу, чтобы когда-нибудь вы им меня попрекнули!

Мерлин! Северус никогда не бил женщин, но сегодня ему захотелось. Не впервые, конечно, общение с Бэллатрикс редко кто мог вынести дольше десяти секунд. С другой стороны, сравнивать Уизли и Блэков раньше повода не находилось.

Пакет Поттер поднял с земли сам, отряхнул и зашагал обратно к камням...

– И долго вы собираетесь жить в лесу? – спросил Северус, улучив момент между доеденным Биг Маком и готовящейся к открытию упаковкой МакНаггетсов.

Поттер махнул рукой.

– Я и не думал здесь оставаться. – Его щёки заметно потемнели. – Это не бегство...

– А выглядит очень похоже, – сначала сказал, а потом понял, что сказал, Северус и едва вслух не проклял себя. Привычка – вторая натура. Вовсе ни к чему Поттера злить, вон, даже жевать перестал, сверлит метающим громы и молнии взглядом из-за стёкол круглых очков.

Пришлось сглаживать впечатление от резких слов.

– Я имел в виду, что в подобных обстоятельствах многие бы пожелали побыть наедине, разобраться в себе и других, подумать.

Скептическая ухмылка на лице сопляка заставила вертеться, будто уж на сковороде, в поисках приемлемого выхода. В его присутствии в голову лезли одни колкости, а придумывать заковыристые обороты, чтобы подать тот же жареный гнев, только под соусом поблагозвучнее – бесполезно. Завуалированным хамством отношения не вылечить.

Ну почему он не может мягко улыбнуться и пробормотать, не затрагивая ни сердце, ни душу, что-то наподобие: «Не расстраивайся так, мой мальчик»? А даже если сделает это – какой идиот ему поверит?

Дамблдор мог читать истинные чувства и под беспристрастной маской, и в подобном звериному рычании. У Поттера таких умений нет. Так же как нет и желания искать отклик в человеке, скрестившем руки на груди, смотрящем сверху вниз. А значит, придётся открываться первым, унижаться демонстрацией собственных слабостей, раз уж решил доказать, что способен сопереживать чужим чувствам.

– Считаете себя таким уж уникумом?

М-да, отвратительное начало. Или вперёд уже, или отступай и уходи, побеждённый страхом принизить себя даже в малом.

– Нечего волком смотреть. – Северус сдался, сказал прямо, наплевав на то, как жалко смотрелись его признания: – Или думаете, только вам довелось проходить через непонимания и конфликты, в которых вроде бы и не виноват, а не оправдаешься? Когда в ответ на презрительные и ненавидящие взгляды хочется пойти и выложить всё, как есть, а нельзя? Когда заведомо знаешь, что этого не будет, но всё же надеешься, что хоть у кого-то хватит ума и сердца предположить, что раз долгие годы считали человеком, то и сегодня, не разобравшись, не стоит присуждать звание изверга?

Неприятную улыбку с лица Поттера удалось стереть, но, Мерлин мой, какой ценой!

Он словно оправдывался перед мальчишкой, больше чем позволил приблизиться – потащил за собой и ткнул носом куда всем путь заказан. Потому он и терпеть не мог все эти разговоры по душам, когда, чтобы выразиться ясно, надо выворачивать себя наизнанку, предельной откровенностью спасаться от лжи. И что, разве недоумение и растерянность в чужих глазах стоят этого унижения?

Смотря с кем делить искренность – в Поттере он не ошибся.

– Мне сегодня именно так и досталось: объяснить не могу, на слово не верит, кричит: «Если не хочешь говорить, значит, мне не доверяешь». В общем, теперь я и извращенец, и обманщик, и зря такую змею на сердце пригрели, в дом пустили, за одним столом пригласили сесть... – Поттер говорил негромко и быстро, проглатывая окончания слов, будто торопился сказать всё, пока не передумал. – И ни одной мысли, что я за это утро не стал другим, что если вчера она верила, то и сегодня нечего во мне сомневаться. А она... Словно я для неё – чужак, которого не сама она выбрала, а ей навязали. Всё, мне страшно надоело оправдываться.

Последние слова могли означать конец разговора, но нет, он продолжил:

– Выдумки эти, придирки, словно не знает меня, не видит, что за человек. А может, так и есть – придумала себе героя и каждый раз в крик, когда выясняется, что между её Гарри и мной есть разница. А я хочу, чтобы видели меня, а не победителя Волдеморта! Чтобы любили меня, а не грёбанного принца на белом коне! – он распалялся всё больше и больше, а потом вдруг резко остыл: – Вы-то меня понимаете. Сами ходите в точно таком же наряде, только раскрашенном в чёрный цвет.

Он смотрел на Северуса так, будто впервые увидел. Нахмурившись, вынес вердикт:

– Вы сделали всё, чтобы замазаться с ног до головы.

– Так вы тоже постарались обелиться. Даже, как я читал, воскресли из мёртвых на глазах изумлённой публики. – Северус хмыкнул. – И теперь надеетесь, что к вам будут относиться, как к обычному человеку?

– Вы говорите, как Гермиона!

– Это комплимент?

Несмотря на полученный в ответ неопределённый взмах рукой, он даже не сомневался. Голову кружил успех. Поттер, освободившийся от якоря Уизли, на всех парусах плыл прямо в руки, ясно указывая, будто машущий флажками сигнальщик, на свои желания и цели. Если цена близости – откровенность, Северус подарит её мальчишке. Всё равно после тех признаний в суде мало найдётся более унизительных и стыдных моментов.

– Мы отвлеклись, – заметил он, наблюдая за планомерным истреблением кусочков курицы из коробки, – и вы не ответили. Так что же собираетесь делать дальше?

Поттер буркнул:

– Это не от меня одного зависит, – потом поискал что-то в пакете, спросил: – Вы не покупали колы или воды?

– Держите. – Чары пока не успели развеяться, и вытащенная из кармана бутылка всё ещё хранила тепло. – Там глинтвейн на домашнем эльфийском вине. Он согреет и не даст вам простыть.

Под полным подозрений взглядом Северус трансфигурировал из камней два стакана, наполнил оба. Свой он выпил залпом, предоставив Поттеру право решать самому.

Разочаровываться не пришлось.

– Вкусно.

Откровенное восхищение в голосе польстило самолюбию, заставив в который раз задуматься об излишней эмоциональности собственных реакций.

– Вы сделали его для меня?

– Когда Персиваль Уизли ворвался в мой дом с требованиями вас найти, вино уже было готово. Я подумал, что не помешает его взять с собой. Вы разочарованы таким ответом?

– Конечно нет! Оно вкусное, и вы не лжёте. Если б сказали, что принялись варить его для меня, то я б ни в жизнь не поверил. Вы не способны...

Северус смотрел на Поттера, вздёрнув бровь и скрестив руки на груди. Честно, если тот сейчас ляпнет что-нибудь об извечной ненависти и отсутствии заботы – не будет иного выхода, как уйти. Терпеть эмоциональные взрывы – это одно, но не откровенную же глупость!

И он опять оказался не разочарован.

– Я не то сказал, извините. Привык видеть в вас врага. Знаете, так проще, чем признать неправым себя или того, кого уважаешь и любишь... Сегодня странный день.

– Уже давно ночь, а вы до сих пор в каком-то Мерлином забытом лесу.

Поттер взлохматил и так растрёпанную чёлку.

– Так вы не узнали это место? – сделав большой глоток, он указал на отражающуюся в озере луну. – Там я нашёл меч Гриффиндора.

Взглядом Северус отыскал деревья, где когда-то стоял, скрытый заклинанием невидимости, готовый броситься в ледяную воду вслед за героем и проклинающий себя за излишнюю жестокость, пусть и «ценится только то, что достаётся с боем». Неудачные попытки поднять со дна меч следовали одна за другой, и нельзя было открыто придти на помощь, показать себя. А затем появился Уизли, и...

– Почему вы сюда пришли? – спросил он, отметая воспоминания.

– Дамблдор посоветовал.

Северус вскинул голову, и парень ответил на невысказанный вопрос:

– Я был у него сегодня.

Поттер замолчал, в два глотка прикончил стакан с глинтвейном, налил себе ещё.

– Он поговорил с вами?

– Он не хотел говорить при МакГонагалл, а та не хотела уходить, боялась, наверное, за сохранность портрета. Вы ведь знаете, когда мне что-то нужно, то меня не остановить?

– О да.

– В этот раз мне было очень нужно.

Северус подумал и вылил остатки глинтвейна себе в стакан.

– Что он сказал?

– Что я забыл о войне, и предложил мне хорошенько всё вспомнить. Вот я и вспоминаю. Был на кладбище, теперь сижу здесь.

– И что надумали?

Чётко проговаривая каждое слово, Поттер сказал:

– Что я никогда никому больше не позволю хоть что-то решать за себя, – и, не удовольствовавшись этим, швырнул пустой стакан в озеро, прямо в покачивающуюся на волнах луну. Фонтан брызг и круги на воде дополнили картину поставленного восклицательного знака.

У выпитого Северусом вина оказался горький привкус.

Поттер беспокойно заходил по маленькому пяточку между камней.

– Но и за других решать не стану, – наконец сказал он. – Так вы ещё хотите развод? Понимаете все последствия?

– Поттер, я...

– Не прерывайте меня! МакКинли мне всё объяснил, а я проверил – он не соврал. Часы стоят, когда я один или рядом с другими людьми, не вами и не Джинни. С вами – вот, смотрите, – он вытянул вперёд руку. На запястье темнели часы, – они идут правильно, а с ней – движутся в обратную сторону. Сейчас они показывают три месяца, один час, и пятьдесят... нет, уже тридцать минут. Представляете, сколько времени нам с вами придётся провести нос к носу?! Пройдет не три месяца, больше, много больше, ведь нам нужно спать, ходить на работу, встречаться с другими людьми! И пусть я могу пообещать, что буду стараться, но нет никаких гарантий, что не захочу однажды убить вас. А вы, долго ли вы выдержите общение со мной?

Северус не хотел добавлять в бурлящий котёл чувств Поттера негативных эмоций, но не мог не заметить:

– Я всё это знаю и так, я тоже подписывал документы у секретаря. Да и о порядках их знал заранее. Это обычная практика при разводах. Именно по этой причине я просил вас надавить на Министерство, заставить развести нас в минимальные сроки. Надо обратиться к Шеклболту, он...

Поттер не стал ждать продолжения, заговорил полным ярости голосом:

– Думаете, один вы такой умный? Когда МакКинли мне всё рассказал про часы, я сразу же бросился к Кингсли, заставил его оторвать задницу от стула и хоть что-то сделать, чтобы нам помочь... Вы знаете, кстати, что внучатая племянница судьи Абрахаса – эта дура Амбридж? Я вот тоже не знал, но довелось – она открыла нам дверь его дома. Кингсли просил уменьшить срок, старик – ни в какую. Я умолял – он даже не захотел меня слушать... Да если б я заранее знал, что потом наговорит мне Джинни – не стал бы так унижаться!

Северус ждал продолжения, не говоря ни слова.

– Итак, наши перспективы: постоянное тесное общение, потом – развод. Или никакого общения, а значит, и развода, и, следовательно, для меня – возможности законно жениться, а для вас – риска последующего тюремного заключения. Я говорил с Кингсли, он не может гарантировать, что Визенгамот не поднимет ваше дело, даже если он сам пообещает не вмешиваться.

– И вы готовы поставить крест на своих планах, если я скажу «нет»? Вы ведь понимаете, что попасть в Азкабан не хочется никому? Да и о женитьбе я, в отличие от вас, совсем не мечтаю. И зная это, вы отдаёте мне право решать за двоих?

Поттер взмахнул руками.

– Я не предлагал бы, если б не отвечал за свои слова. Так что решайте, но не за двоих, а за себя! Я не собираюсь уговаривать вас!

В уговорах Северус не нуждался. Время, данное ему на раздумья, он потратил на то, чтобы вдосталь налюбоваться на собственного мужа – которого, после столь впечатляющего выступления, ни за что, никогда, ни к кому не собирался отпускать. А когда терпение Поттера лопнуло, и он потребовал ответ, то всё, что осталось сказать, чтобы захлопнуть ловушку:

– Да, Поттер, да. Ну конечно же я хочу развестись.



Глава 20.

Плотные гардины почти не пропускали дневной свет, постельное бельё пахло лавандой и сыростью, в окно барабанил мелкий дождь, навевая сонливое настроение. Гарри вслушивался в тишину, чувствуя себя в полной безопасности и удивляясь давно забытому ощущению покоя. Странно всё же – чужой дом, всего две хлипких двери и небольшой коридорчик отделяют от Снейпа, но нет ни страха, ни желания решить все проблемы одним взмахом волшебной палочки или немедленным вызовом на бой не на жизнь, а на смерть.

За последние сутки ненависть к нему как будто перегорела, старая боль стала менее заметной на фоне причинённой другими людьми.

Да, переночевать здесь – неплохая идея. Отказавшись от всех предложений поджидавшего их у порога дома Перси, Гарри сделал правильный выбор. Вернись он в Нору, и остаток ночи наверняка ушёл бы на бурные выяснения отношений. Отправься к тому же Перси или друзьям – и там пришлось бы объясняться, а не отдыхать. Даже в гостинице его бы преследовали любопытные взгляды.

А здесь – тишина и покой, и без помех можно обдумать как жить дальше с учётом того, что со Снейпом их судьбы теперь связаны на долгие... ох, всё ещё два месяца, тридцать дней, двадцать три часа и семь минут. Надежды не оправдались – пребывание в близкорасположенных спальнях волшебные часы за супружеское общение не посчитали.

Сколько реального времени займёт процесс «примирения» Гарри даже не думал. Много – понятно, вот только он уже никуда не спешил. Не к кому.

Пружины кровати едва слышно застонали, когда он перевернулся на другой бок, спиной к окну. Так, глядя на тающий в полумраке запутанный рисунок ковра, о Джинни думалось легче.

Сегодня её слова уже не казались настолько неожиданными. Она всего лишь показала своё отношение без прикрас. А что, разве он раньше его не замечал? В последнее время наступать себе на горло приходилось куда чаще, чем извиняться и искать пути к примирению, но ведь только потому, что она выдрессировала его, как клубкопуха.

Пусть и больно это признавать, но Перси прав – любимая девушка вертела им, как хотела. Да и какая там любовь? Разве, когда любят, могут такое сказать?

– А я, дура, тебе верила! А ты... ты, оказывается... Ты извращенец!

– Это неправда!

– Ой ли? Настоящий мужчина не упустил бы даже одной возможности побыть со мной, а ты отказался от всех. А я, дура, Мерлин, какая же я дура, ещё думала, ты меня любишь, ты меня превозносишь... А ты отказывал мне, потому что я тебе недостаточно нравлюсь! Подставить кому-то зад, видно, тебе хочется больше!

– Остановись, пока не наговорила того, что я не прощу даже тебе!

– Не простишь?.. А кто сказал, что я собираюсь тебя так просто прощать? Я преданно бегала за тобой все эти годы, терпела твои странности, вешалась на шею, пока ты всё никак не мог решить, нравлюсь я тебе или нет – и всё ради чего? Чтобы пять сотен гостей смотрели на моё унижение? Чтобы вся Англия читала в газетах, что мне ты предпочёл Снейпа – этого уродливейшего му-жи-ка! И неважно, в чём именно там было дело! Важно, что сегодня на суде ты прямо сказал, что спал с другим мужчиной! Остальное я могу забыть, но это!.. И ты ещё отказываешься объяснять!.. «Это ошибка! » – ну конечно ошибка! Но я должна знать, кто он, как это было! Мне решать, ошибка это или нет! Я должна видеть, что ты мне доверяешь, что ты делишь со мной и горе, и радость. А где это? Где? Как есть наш хлеб и спать под нашей крышей – так ты первый, как отвечать за свои поступки – в кусты, как... как... как изворотливый слизеринец! Пригрели змею на груди! Я не позволю дурить себе голову: хочешь что-то получить, хоть самую малость – заплати. Хочешь любви – люби, хочешь, чтобы тебе доверяли – сам доверяй, хочешь... не знаю... кусок хлеба – принеси муки или хоть что-то положи на общий стол, чтобы стать частью семьи, а не чужаком, которого только из жалости не прогоняют вон! Ты должен вкладывать в наши отношения столько же, сколько я!..

Даже когда уходил, не удержавшись и шваркнув дверью о косяк, Гарри не опустился до подобных откровений. А ведь ему было что сказать.

Пригрели на груди, да? Хлебом кормили из жалости, да? Твою ж... Мерлин! Это же как вернуться в детство у Дурсли и вновь почувствовать себя подкидышем – ненужным, ненавистным, лишним.

И это у Уизли, в Норе!

Намертво застрявший в горле ком и разрастающуюся боль в груди теперь из памяти не сотрёшь, и неважно, что родители бросились унимать дочь, требовать извиниться. Такое уже не забудешь, и больше ничего общего иметь не захочешь, и даже чашки простой воды рука не поднимется взять.

А эти упрёки за сорванную свадьбу и газеты, как будто он виноват, как будто он мог хоть как-то предотвратить катастрофу!

И ведь молчала всё время, обижалась и упорно молчала, пока в ссоре не выплеснулось всё до последней капли и стало очевидно, какая муть и грязь скопилась на дне их якобы прекрасных отношений.

Как же он ненавидел такое. Чем-то обижен – скажи! Дай шанс своевременно исправиться или оправдаться! Но нет, будет копить на сердце, холить и лелеять обиды, как собственных детей, а потом уже, дорастив их до великанов, как жахнет со всей дури!

Ну и дура! Какая же она невообразимая дура! Так что спросишь себя: и зачем только с ней связался, а ответа-то нет.

Но стоило закрыть глаза, как представилась собственная комната в Норе – светлая, уютная, захламлённая всякой всячиной, и тот вечер, когда они узнали новость о назначенном суде. Джинни тогда зашла пожелать спокойной ночи и задержалась ненадолго, потом ещё ненадолго, и ещё, пока Гарри не понял, что следующий поцелуй или два – и он нарушит слово. Собрав остаток воли в кулак, он встал, а она – раскрасневшаяся, растрёпанная, безумно соблазнительная в полурасстёгнутой сбившейся одежде – ещё долго лежала, морской звездой раскинувшись на дюнах из хаоса одеял, подушек и простыней. В её глазах плескалась обида, злые слёзы дрожали на ресницах, она говорила что-то, он не запомнил – кружилась голова и страстно хотелось наплевать на все принципы разом, взять, что предлагают с такой откровенной настойчивостью.

Видение приоткрытого рта, обещающего вкусную игру языков, ощущение мягкой упругой груди под руками, изгибов и плавных линий прижимающегося к нему сильного ладного тела накрыли его и сейчас, в постели Снейпа, принеся тянущее ощущение в паху. Возбуждение не унималось, только росло, и кончить хватило бы всего пары движений: опусти руку в трусы, немного поиграй с яичками и головкой, погладь член по длине ладонью, сожми – и всё, на раз-два напряжение схлынет, как ни бывало.

Гарри так и не пошевелился, предпочёл вспомнить вчерашний день, искажённое яростью лицо Джинни, её жестокие слова. Этого хватило, чтобы через несколько минут встать с кровати, не испытывая особого дискомфорта.

Ванная нашлась на первом этаже, как и кухня. Снейп, похоже, ещё спал, и Гарри принялся за приготовление завтрака. Пришлось постараться и не нарушить царящий везде порядок – идеальный, будто не человек здесь живёт, а домовой эльф, помешанный на уборке и заготовке разнообразных припасов в однотипные банки. Казалось, здесь есть всё... увы, кроме кофе. А его-то хотелось до зубовного скрежета.

Желание утолить жажду напитком, к которому Гарри пристрастился всего-то за одно это лето, но так крепко, будто бочками пил его всю жизнь, подвигло устроить нечто, превратившееся в форменный обыск.

Чай, чай, чай, травяной чай, чай из кусочков каких-то то ли фруктов, то ли лепестков, сушеные лягушки, жучиные глаза, тёртая корица, о Мерлин, какая-то жуткая мерзость, сухие сливки, коричневый порошок...

Когда Снейп спустился вниз, Гарри допивал вторую чашку какао. Порция Снейпа стояла на столе, накрытая блюдечком. К ней прилагались сэндвич с сыром и омлет. Не бог весть какой завтрак, но Гарри даже в худшем расположении духа не стал бы так угрюмо хмуриться, обозрев накрытое хранящими тепло чарами угощение. Вот же неблагодарный ублюдок!

– А кофе нет? – никак не прокомментировав самоуправство на кухне, пробормотал Снейп и не скрываясь зевнул. – Во-о-он там, в той стеклянной коричневой банке! Да-а-а, в этой!

Результат был заранее известен, но банку Гарри с полки достал и, открыв, демонстративно перевернул вверх донышком. На стол не высыпалось ни крупинки, хотя аромат свидетельствовал – сокровище когда-то хранилось именно здесь.

– Пейте и ешьте, что дают. Нечего привередничать.

Снейп пожал плечами, молча опустился на стул.

До чего же непривычно взгляду он выглядел. И даже не из-за белой рубашки, хотя она никак не соответствовала образу человека в чёрном. Сам Снейп – необыкновенно расслабленный, растрёпанный, откровенно сонный – не походил на себя. Поставив локти на стол, он долго клевал носом над чашкой с какао, потом медленно пил. Его взгляд то и дело застывал в одной точке, омлет, похоже, неосознанно, подвергся жесточайшей пытке ножом и вилкой – как и терпение Гарри.

А с каким кислым видом первый кусочек отправился в рот! Но стоило Снейпу распробовать приготовленное, как тарелка опустела практически мгновенно. От второй чашки какао и сэндвича он тоже не отказался, ел куда живее и с видимым удовольствием.

От его полных любопытства и заинтересованности взглядов Гарри каждый раз хотелось поёжиться, а слова благодарности вызвали ещё большее замешательство.

Вечные «Поттер, вы идиот», параноидальная подозрительность и взрывная воинственность исчезли без следа, и это чертовски пугало. Сложно разобраться в мотивах и поступках незнакомца, заменившего привычного сволочного ублюдка всего за одну ночь.

Сложно, но необходимо, иначе, если захочет, он сделает тебя одной левой!

– Где вы научились готовить? – спросил Снейп, отправляясь к заставленной посудой раковине. Закатав рукава и включив воду, он принялся за мытьё, никак не комментируя широту и многообразие фронта работ.

Гарри молча наблюдал за ловкими движениями рук, за ручейками воды, текущими по покрытой чёрными волосками бледной коже. На левом предплечье темнел ясно различимый рисунок змеи – метка, которая, как и шрам на лбу, никогда до конца не исчезнет и не позволит забыть жуткое прошлое.

– У меня с детства большой опыт приготовления завтраков, – взяв полотенце, Гарри принялся вытирать столовые приборы. – Почему вы не пользуетесь волшебной палочкой? Миссис Уизли никогда сама посуду не моет.

Закончив с тарелками, Снейп принялся аккуратно отдраивать чугунную сковородку, лежащую на дне раковины.

– Как вы думаете, Поттер, почему я заставлял вас и не только вас, конечно, вручную чистить котлы?

– Из чистой вредности? – В ответ на хмурую гримасу Гарри усмехнулся. – А что, вы ещё станете спорить, что навсегда останетесь в Большой истории Хогвартса непревзойдённым в веках злоехидным ублюд... э-э-э... тираном, а не учителем?

– Может быть, – завернув кран, сказал Снейп. – Дёргать хвастливых котят за усы всегда доставляло мне особое удовольствие, как и щёлкать витающих в облаках умников по клюву или наподдавать по барсучьему ленивому заду.

– Вы забыли про змей.

– Не забыл, – отрезал он. – Наказывать своих мне никогда не доставляло удовольствия: это свидетельствовало не только об их невежестве или лени, но и о моём собственном неумении заблаговременно выбить дурь и научить вести себя правильно. А вот чужими ошибками грех не пользоваться.

– Интересная позиция: об одних забочусь и учу, других третирую и использую. Вы всегда делите мир на своих и чужих?

– А вы что – нет? Скажите ещё, что всегда с уважением относились к слизеринцам и их свободе быть собой!

– Свободе быть змеями?!.. Не отвечайте!

Гарри отошёл к окну.

– Меньше пяти минут разговора, и мне хочется вас ударить, – сообщил он, поглядев на исправно тикающие часы. – Мне больше понравились те двадцать минут, когда вы молчали.

Снейп предоставил ему возможность в полной тишине наблюдать за тем, как аккуратно промокает воду со сковороды и смазывает её маслом.

– Извините, – сказал Гарри через минуту и двадцать секунд угрюмого слежения за движением стрелок волшебных часов. – Я обещал, что попытаюсь быть вежливым, не срываться, и правда это сделаю... Тяжело вот так сразу позабыть, как вы всегда вели себя, и...

– Я заставлял безалаберных, ленивых, безусловно заслуживающих наказания учеников драить котлы по той простой причине, что заклинания Evanesco недостаточно для глубокой очистки. Хотя поверхность выглядит чистой, на самом деле она таковой не является. Стоит провести мало-мальски чувствительный к чистоте сред эксперимент, как это становится очевидным. Вот только книги для домохозяек пишут идиоты, наподобие Локхарта...

–... а не высокомерные зельевары, считающие, что для домохозяек могут писать только и исключительно идиоты!

– Я такого не говорил!

– Но так прозвучало! – выпалил Гарри, так и не сумев удержаться.

А ведь видел же, что Снейп идёт навстречу, старается себя превозмочь... Но у них обоих не получалось!

– В чём вы это услышали, мистер Поттер? – прошипел тот, скрещивая руки на груди так, что из-под натянувшейся тонкой ткани рубашки проглянула бледная кожа.

Без чёрного сюртука со множеством пуговиц какой всё же у Снейпа непривычно живой и уязвимый вид. Такого его, да ещё и хорохорящегося, упрямого, ещё больше захотелось укусить.

– В вашем тоне, профессор, в выражении лица, в словах, наконец! – рявкнул Гарри и получил ответ – ещё более тихий, категоричный и злой:

– Я вам больше не профессор! Я и прежде не желал им быть, а сейчас и подавно не собираюсь!

– Как же с вами дьявольски сложно!

– А уж с вами!

Гарри смотрел на невесело тикающие часы. До освобождения ещё целая вечность, если так продолжать – им не выдержать вместе.

Он попытался вернуться к нормальному разговору ещё раз:

– МакГонагалл просила передать, что при желании вы можете посетить Хогвартс. Специальное разрешение вам не потребуется.

– Это уже не имеет значения, – отрезал Снейп, а после минутного молчания сказал: – Мне нужен тайм-аут.

– Быстро же вы сдались, – заметил Гарри ему в спину. – Пока наш результат даже меньше трёх часов, а нужно преодолеть три месяца.

– Тайм-аут, Поттер. Я вернусь, мы продолжим, а пока... не знаю – займитесь чем-нибудь, разберитесь, что ли, с этими совами. Мой дом они не видят, только чуют, а соседи, смотрю, уже проявляют к ним нездоровый интерес.

Дверь за Снейпом хлопнула, и Гарри выглянул в окно: сидящие на ближайшем фонарном столбе три совы как раз позировали небольшой компании зевак с фотоаппаратами. Всех трёх почтальонов он давно знал, что обещало малоприятное чтение, а необходимость отвлекать внимание магглов – дополнительное малоприятное развлечение.

Да и вообще в начавшемся дне пока не нашлось места ни одной светлой минуте. Получать почту Гарри отправился, испытывая исключительно дурные предчувствия.

Они не оправдались. Отвлечь зевак удалось простейшей иллюзией фейерверка, совы послушно отдали письма. Из двух писем Джинни первым он открыл написанное ею позже – повезло. Многословная мольба простить, если читал предыдущее, и даже не открывать, если ещё этого не сделал, подготовили его к встрече с «прекрасным».

Просьбу он не выполнил. Игнорировать факты надоело, как и постоянно принимать во внимание сложный характер невесты. Да, она вспыльчива, но в конце-то концов! То, что говорит в сердцах, она чувствует в действительности. А раз так – нечего закрывать глаза и уши, стоит выяснить все претензии от и до.

Дочитав, Гарри спалил измятый пергамент дотла.

Во втором письме Джинни оправдывалась и опровергала написанное ранее, но уверения, что простила, что всё так же любит, производили противоположное впечатление. Будто писала она под диктовку, а может, и сама, но раздумывая над каждым словом, вымучивая их. В отличие от первого, второму письму не хватало искренности и огня.

«Да не любит она! » – Гарри перечитывал аккуратно выведенные строчки снова и снова, но холодная, рассудочная мысль только крепла.

Настроение стремительно падало в пропасть без дна, и он заметался по тихому дому. Гостиная с тысячами томов по всем стенам, спальня, в которой провёл ночь, кухня, снова путь по лестнице наверх. У двери Снейпа он остановился.

Глупо начинать серьёзный разговор, когда так беспредельно хочется спустить пар. Всё же закончится взаимной грубостью, если не обменом проклятиями.

В который раз он подумал, что это Снейп во всём виноват... И вдруг понял, что лжёт. Раньше был прав – а вот в этот миг нагло врёт сам себе. Разве это Снейп научил Джинни говорить и вести себя так? А ложь и умалчивание в их отношениях тоже он придумал? А если вспомнить суд, то из-за кого не дали развод?

Гарри так и стоял посредине маленького коридорчика, сверля дверь взглядом и абсолютно ничего ни видя. Вспомнилась их стычка после суда – насильно влитые в горло зелья, ночная встреча и преподнесённый ужин, позже – ночлег, предоставленный, как нечто само собой разумеющееся, предложенный такими словами, что не возникло и тени желания отказаться.

Появление хозяина дома стало неожиданностью. Снейп, одетый во всё чёрное, замер на пороге комнаты; настороженная неприязнь в его взгляде – откровенная, честная – придала сил сказать:

– Есть разговор.

В ответ – лишь лёгкое движение бровями, изображающее весьма сдержанный интерес.

Гарри вдохнул воздуха побольше.

– Если у вас нет других планов, то я хотел бы пригласить вас посетить со мной одно место.

– Поттер, не юлите. У вас на лице написано, что вы снедаемы очередной гениальной идеей.

Снейп говорил жёстко, но отсутствие немедленного отказа Гарри приободрило.

– Вы и сами понимаете, как нам тяжело будет жить вместе, – начал он, облизав губы. – Мы убьём друг друга, напряжение каждый день будет накапливаться, и...

– Короче, Поттер. Говорите по делу, я не желаю по пятому кругу слушать об очевидном.

– Вот именно. С вами, поверьте, ужасно тяжело. Вам не хватает терпения даже дослушать меня, вы оскорбляете...

– К оскорблениям я ещё не приступал!

–... сами того не желая, – закончил Гарри, повысив голос.

Они молчали, пока Снейп, отведя взгляд, не сказал:

– Я вас внимательно слушаю.

Каждое слово в этой нейтральной фразе показалось Гарри приправленным издёвкой. Хотя Снейп – наверняка – не стал бы без цели глумиться, он ведь тоже заинтересован в разводе.

Мерлин! А ведь они оба сейчас сдерживаются. Нет, другого выхода у них нет!

– Так что за идея осенила вашу светлую... – Снейп оборвал себя сам и начал снова более вежливым тоном: – Поттер, что вы там придумали? Говорите скорей, и покончим с этим.

– Скорее разделаться с этим у нас не получится, – Гарри вытянул вперёд руку, чтобы циферблат неторопливо тикающих часов можно было разглядеть во всех подробностях. – Видите время?

Снейп, чей нос только чудом избежал знакомства с Гарриным кулаком, молча отступил на полшага в полумрак своей спальни.

– Длительное время нам придётся как-то сосуществовать вместе. Я сказал вам ещё вчера, что не останусь в этом доме. Один ночлег – куда ни шло, но постоянно жить на территории, где вы будете чувствовать себя хозяином, а я – бесправным гостем, – нет, так не пойдёт.

– И что вы предлагаете? Снять новый дом? – спросил Снейп без удивления. Очевидно, он уже думал об этом.

– Не совсем. – Гарри глубоко вдохнул. – Только дома будет недостаточно, нам нужна помощь. Человек, который не позволит нам убить друг друга и которому мы оба будем доверять.

– И у вас есть подходящая кандидатура? Человек, которому я смогу верить наравне с вами? – Снейп неприятно усмехнулся и скрестил руки на груди. Выглядел он при этом невозможно гордым и надменным, задирал нос, явно напрашиваясь на стычку.

Но Гарри знал, что он чувствует такую же неуверенность, какую испытывал сам. Этот факт помог сдержаться и добавил решимости настоять на своём. Снейп должен сдаться – план-то идеальный!

– Джордж Уизли. Он не станет болтать, не продаст нас журналистам, живёт один в совсем немаленьком доме. Он без всякой платы предложил мне... нам пожить у него, так что я уверен – в цене мы сговоримся.

– Если на мгновение забыть, что Уизли живёт над шумным магазином, вы серьёзно хотите сказать, что я должен верить этому взбалмошному мальчишке?

– А почему нет? Он член Ордена Феникса, – привёл Гарри «железный» аргумент.

Снейп на мгновение прикрыл глаза, явно сдерживая готовое вырваться восклицание.

– И он давно не мальчишка. Когда Фред погиб, Джордж очень изменился. Очень... – Гарри сжал кулаки. – Если бы он не написал мне, предлагая жильё, то я отправился бы к нему сам. Наше присутствие в его доме будет полезным не только нам – Джорджу не помешает компания.

Реакция Снейпа не радовала – отчуждённое выражение лица, поджатые в одну линию губы, холодный тяжёлый взгляд.

Бурлящие в душе эмоции потребовали выхода:

– Что вы так смотрите на меня?!

– Я думаю, Поттер, – ответил тот невозмутимо. – Не мешайте.

– И?..

– Отправимся к нему прямо сейчас.

Гарри громко выдохнул.

– Так вы согласны?

Снейп покачал головой.

– Вы спешите. Для начала я хочу увидеть дом своими глазами, поговорить с мистером Уизли. Позже, владея всей информацией, приму решение.

Гарри выдохнул сквозь зубы, одновременно испытывая и облегчение – ему не сказали «нет», – и жесточайшее раздражение: медлительность Снейпа сводила его с ума. Что тут думать? Тут делать надо!

– Пойдёмте скорее.

– Куда вы собрались?

– В гостиной я видел большой камин. Он доставит нас, куда требуется, – пояснил Гарри, будто с младенцем разговаривал.

Снейп хмыкнул.

– Мой камин не подключён к сети.

Гарри шумно вдохнул и выдохнул. Шагнув к Снейпу, он схватил его за предплечье. Рука под слоями ткани заметно напряглась, собственная смелость показалась излишней. Но отступать он не собирался.

– Тогда мы аппарируем.

– Два изгоя-извращенца, взявшись за руки, появляются на главной улице магического Лондона. Желаете повеселить толпу и накормить до отвала журналистов?

Снейп смеялся над ним, и Гарри окончательно разозлился.

– Тогда мы аппарируем к Джорджу прямо домой!

В следующий миг дом на Спиннерс-Энд опустел.



Глава 21.

Умозрительные расчёты заранее подсказали, что легко поладить с Поттером не удастся, но реальность превзошла ожидания, превратив «нелегко» в «невыносимо». Привлекательный молодой человек, эмоциональный, яркий, откровенный и честный, инициативный и не дурак – прекрасные качества, но не когда он сверлит враждебным взглядом, неприязненно поджимает губы, говорит раздражающе категоричным тоном, щетинится в ответ на каждое слово. Он хорош, но только с друзьями, как противник он, мягко говоря, неудобен своей непредсказуемостью.

И всё же от идеи взять заманчивый приз не отказаться, она набирает вес и силу, горячит кровь. Чем ближе подбираешься – тем сильней аромат его кожи и волос, слышнее низкие ноты в звонком голосе, заметнее как пушок на щеках, так и красящая его щетина, соблазнительней следы укусов на припухших губах... Чем больше времени проведено вместе – тем ярче отклик разбуженных эмоций, слаще небезразличие, вожделенней огонь в глазах и волнение напряжённого, готового к бою тела.

Поттер – уже будто и не жертва, а приманка: сомкни на ней зубы – попадёшь в капкан. И проще смириться с собственным безумием, чем не ввязаться в увлекательнейшую из игр. Хочется...

Хочется многого. И дело не в Поттере, а в тех ярких чувствах, которые вызывает противостояние с ним. Словно долго и муторно барахтался в дымке бесцветного сна, и вдруг глаза резко открылись. Кто смог бы и дальше без толку дремать, когда вокруг красочный мир, обещающий море открытий, и желание жить бурлит в разгорячённой крови?

Да, источник безрассудства не в Поттере, он – в нём самом. Важна не только победа, игра сама по себе соблазнительна. Возможный проигрыш будет стоить дорого: свободы, что весьма вероятно, возможно, даже и жизни – и тем острее азарт.

Чем сопротивление больше, сложнее препятствия, меньше шанс победить – тем отчаяннее и злее желание вновь пройти по тонкому краю, испытать себя и судьбу.

Чувствовать биение пульса жизни, желать сражаться и побеждать – что может быть лучше?

* * *

Они могли попасть внутрь мебели или перегородок дома, но Северус про себя лишь усмехнулся: безумие Поттера очевидно равно его собственному безрассудству. Не планируя и не раздумывая лишний раз, он толкнул парня к стене. Дьявольски приятное занятие – ощущать под собой крепкое тело, чувствовать возню и осторожное сопротивление. В почти полной темноте жаркое дыхание коснулось шеи, щеки – прядь волос и нечто невесомое, будто взмах ресниц.

– Эй, – сдавленно пискнул Поттер. – Что с вами?

Действительно, что с ним?

Северус едва не рассмеялся, повисая на плече – удобном, в самый раз по росту. Взволнованное дыхание продолжало греть шею, посылая мурашки путешествовать по рукам и спине.

– Вас расщепило, что ли? Мерлиновый зад, да отвечайте же, Снейп!

– Голова закружилась, сейчас пройдёт.

Сдавленное пыхтение усилилось, но больше Поттер вырваться не пытался. Некоторое время.

– Простите, я забыл, что вы только что из больницы. Я буду учитывать вашу слабость.

– Буду премного вам благодарен, мистер Поттер, – церемонно произнёс Северус и отстранился, теперь (для маскировки) держась за стену.

Играть больного, бить на жалость претило – слишком уж легко, да и далеко уводит от честной игры. Подчёркнуто учтивый ответ, как он надеялся, доставил Поттеру столь же неприятные эмоции, как и ему самому определение «слабость».

– Хотел бы вас просить, чтобы в будущем вы избегали подобных крайне необдуманных поступков.

Обряженный в вежливость посыл был понят верно.

– Я вновь вспылил, постараюсь больше этого не делать. – Поттер тяжело вздохнул. – Вы только не издевайтесь так. Когда вы настолько вежливы со мной, я думаю только о том, откуда ждать следующий удар.

– Предпочитаете выслушивать оскорбления?

– Предпочитаю виски и ненависть чистыми, без примеси и обмана.

«Ну надо же, запомнил», – пользуясь окружающей их темнотой, Северус улыбнулся.

– Здравая мысль, – заметил он, разглядывая Поттера, точнее, его тёмный силуэт на фоне коробок и приоткрытой двери.

– Ага. Идите сюда, здесь вход в главный зал...

Громкое восклицание прервало сбивчивую речь, Поттер бегом бросился внутрь дома, и Северус поспешил за ним следом.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы оценить состояние и уклончивость намёков Поттера о существенном изменении характера потерявшего брата-близнеца Уизли. Сказал бы прямо, что тот запил. Склоняясь над спящим прямо на полу в скрюченной позе, Северус одновременно осматривал его и просчитывал преимущества и недостатки совместного проживания с человеком, подверженным подобной зависимости.

По всему выходило, что лучшего компаньона для них с Поттером не найти. Уизли, заблудившийся в собственных проблемах, не сможет серьёзно помешать осуществлению задуманного. Наоборот, если учесть эмоциональный момент, то совместная забота о больном сблизит сильнее, чем любое иное занятие.

Щёки Поттера горели, во взгляде смешались сопереживание и желание защитить Уизли от возможных нападок.

– Где он обычно спит? – поинтересовался Северус обыденным тоном. – Что вы так смотрите на меня, Поттер? Я вызову целителя – лучше, чтобы пациента он осматривал в спальне, а не в магазине.

Крайне запущенном магазине, надо сказать.

Он оглянулся, подмечая висящую тут и там паутину, пыль на товарах и полках. Закрытые ставнями окна почти не пропускали дневной свет, но темнота запустения не скрывала.

– Спальня на втором этаже.

Взмах волшебной палочки, и храпящий, что-то бормочущий во сне Уизли поднялся над полом.

– Там винтовая лестница. Его придётся нести на руках, – добавил Поттер и предложил неуверенным тоном: – Может, аппарировать?

– На руках с бессознательным телом? Готовы рискнуть его здоровьем? – Северус покачал головой. – До лестницы левитируем, а там уже понесём.

Яркий Lumos идущего впереди Поттера освещал путь между стеллажей и мусора, так что оставалось лишь позаботиться, чтобы летящий Уизли не задевал препятствия головой. Несколько раз безвольная рука или нога сбрасывала с близко расположенных рядов полок мелкие предметы, но Северус и не думал ничего поднимать: в царящем кругом беспорядке эта прибавка – не более чем капля в море.

Дальше им пришлось попыхтеть, даже несмотря на предварительно наложенные на Уизли чары. Металлические перила узкой лестницы и крутые повороты не давали как следует развернуться, так что войти наконец в жутко захламлённую комнату стало настоящим облегчением.

Осмотревшись кругом, Северус не удержался от замечания:

– Увидев этот разгром, Марк ужаснётся.

Поттер, старавшийся поправить подушки и сбившиеся одеяла на замызганной постели спящего, мгновенно напрягся.

– Так вы того хлыща хотите пригласить? – Широкие брови сошлись у переносицы. – Знаете... Знаете, я думаю, что Джордж будет против его визита сюда. Я лучше обращусь к миссис Уизли – хотя нет, ему это тоже не понравится. Тогда... м-м-м, да! Я схожу в аптеку, куплю уже готовое противопохмельное, и...

Детский лепет Северус выслушивал не слишком долго. Похвально, конечно, когда так ценят чужие чувства, но не в данных обстоятельствах.

– Поттер, заткнитесь.

– Эй!

– Вы просили искренности, так чего возмущаетесь? – он хмыкнул, но тон всё же смягчил: – Ваш друг, очевидно, болен. Скрывая это и пытаясь лечить симптомы, вы ему не помогаете. Вы ведь знали, как здесь всё плохо? За день и даже за неделю до такого состояния дом не доведёшь.

Поттер упрямо молчал, и Северус надавил сильнее:

– Так знали или нет?

– Знал. Я заходил к нему, в последнее время чаще, пытался помочь. Но эти проблемы с судом... В общем...

Невнятное бормотание заглохло само собой.

– Что он пьёт – не ваша вина, Поттер.

Тот вскинулся, как взъерошенный воробей, попытался спорить.

Северус только покачал головой.

– Когда человек, вместо того чтобы столкнуться с реальностью лицом к лицу, трусит и принимается глушить чувства и мысли выпивкой, не кто-то другой, а именно он совершает выбор. – Момент был как нельзя более подходящий, и он поспешил воспользоваться им в полной мере: – Вы ведь сами кричали, что не позволите решать за себя. Так почему расстраиваетесь, что не смогли приделать свои мозги к этой бестолковой рыжей голове?

– Он не может остановиться сам, – признал Поттер. – Ему нужна помощь. Если её не оказать, то всё кончится плохо.

Северус кивнул.

– Я рад, что вы понимаете, что в некоторых обстоятельствах приходится делать выбор за другого человека – больного, заблуждающегося, чрезмерно глупого или юного.

Лицо Поттера посуровело, глаза яростно засверкали.

– Не смейте сравнивать!

Отступить было бы разумнее, но Северус никогда не заблуждался насчёт собственной рассудительности. В зельях и работе она никогда ему не отказывала, в личных же отношениях и азартной игре проявляла себя изрядной лентяйкой.

Он стремительно приблизился к Поттеру, короткая щетина на подбородке уколола подушечки пальцев, прежде чем взгляды скрестились в напряжённой борьбе.

– Два года назад вы были отчаянно юны, глупы и беспечны. Тогда вы нуждались в помощи и не справились бы без неё. Я живу с тем, что с вами сделал, только потому, что знаю: всё это было не зря!

Поттер вырвался из захвата. Его грудь вздымалась рывками, руки сжались в кулаки.

– Даже если это правда – вы должны были дать мне выбор! Не делать этого за спиной, без ведома, как с куклой!

В постели он казался именно куклой – послушной, расслабленной, податливой любому, самому извращённому желанию. Северус выпустил воздух сквозь зубы. Воспоминания прошлого прирастали нынешним противостоянием, жаркими прикосновениями и надеждами на грядущую победу – волнуя кровь, толкая на безрассудства.

В тоже время он знал: рано, слишком рано. Пора отступить!

– Вы забыли кое о чём важном, Поттер, – сказал он с тщательно выверенной долей укоризны. – Ваша связь с Тёмным Лордом в то время была крайне сильна. Знай вы, что происходит, поделись невольно с ним информацией, и что – сколько, по-вашему, я бы ещё прожил... хм, в минутах?

Сжатые в кулаки руки поднялись, тело напряглось... После минутной борьбы Поттер опустил голову.

– У вас на всё найдётся ответ, да? – проговорил он глухо.

Безжизненность тона Северуса не порадовала.

– Далеко не на всё, – признался он. В разговоре на этот раз стоило поставить точку, что он и сделал: – Вернёмся к настоящей проблеме. Так вы согласны вызвать к другу целителя? Марк Перелли – отличный специалист, пусть внешность и молодость, как и манеры, не вводят вас в заблуждение. Если кто и способен назначить Уизли эффективное лечение, так это он. Я ему всецело доверяю.

Поттер буркнул:

– А я – нет.

Несколько минут он бродил по комнате, бестолково трогая вещи и вновь бросая их на прежние места. Северус ждал, наблюдая за его метаниями и зная, что время капитуляции близко.

– Ну хорошо. Но я потребую у него клятву молчания.

– Он не станет болтать.

– Откуда вы знаете?! – Поттер смотрел на него больным взглядом. – Всё тайное обязательно становится явным. Сами ещё разве не убедились?

– Перелли – целитель. Его отношения с пациентом регулирует целительский кодекс. Ему нет нужды давать клятву очередному параноику – он дал её в самом начале карьеры и с тех пор соблюдает, иначе бы не работал... Всё, вы успокоились? Найдите тогда мне пергамент и перо, а ещё нужна сова, параметры аппарации или открытый, подключённый к сети камин. И пошевеливайтесь. – Возмущение Поттера Северуса развеселило. – Это дом вашего друга. Вы что, позволите мне устроить здесь обыск?

Как и следовало ожидать: правильно поставленная задача – и нашлось всё необходимое, и даже сова вскоре улетела с письмом.

– Оставите здесь всё, как есть? – поинтересовался он, сбрасывая хлам с мягкого кресла прямо на пол.

Со своего места Северус с большим удовольствием наблюдал за лихорадочной уборкой и думал, что для одного дня сделал достаточно. Даже доброту стоит дозировать, иначе злобно посматривающий на него партнёр по игре может или не узнать лицедея в новом, непривычном гриме, или – того хуже – заподозрить неладное.

– В углу – паутина.
– Там на окне засохшее что-то в заросшем грязью горшке.
– Проветрить не помешает.

Поттер нервно порыкивал, но работал так, что любо-дорого посмотреть.

Услышав шаги в коридоре, Северус наложил несколько заклинаний на одеяла, простыни и одежду храпящего Уизли – вызывающе грязные на фоне преобразившейся комнаты.

– Молодец, Поттер.

Зелёные глаза за стёклами очков широко распахнулись, и, мысленно добавив в копилку Слизерина с десяток баллов, Северус направился к переступающему порог человеку.

– Добро пожаловать, Марк. Надеюсь, что не слишком отвлёк от дел своей просьбой.

– Смеётесь? Да я, как только узнал, что вы остаётесь в Англии, бросил всё и поспешил убедиться в нашей удаче лично.

– Такой уж и удаче?

Перелли улыбнулся ярко и открыто.

– Три месяца, а может и больше! Надеюсь, что намного больше больница имени святого Мунго будет сотрудничать с одним из лучших зельеваров Англии, а я буду иметь удовольствие общаться с интереснейшим собеседником. Уж поверьте, такой шанс я не упущу!

Объёмистый кожаный чемоданчик он поставил на стол и протянул руку. Пожимая её, Северус невольно отметил ухоженность и благородную форму рук, красоту аккуратно отполированных ногтей. Улыбка спряталась в уголках губ: да, в чём-то Поттер прав – несомненно, Перелли выглядит слишком молодо и привлекательно для серьёзного специалиста, а подобранная под цвет глаз тёмно-синяя мантия и причёска волосок к волоску только усиливают впечатление легкомыслия и желания нравиться.

– Прекрасно выглядите сегодня, Марк. Как и всегда.

Зрачки расширились, маленькая морщинка прорезала лоб, но тут Перелли заметил подпирающего стену хмурого Поттера, и следы недоумения с лица исчезли.

– А вы, как и всегда, любезны, – моментально включился он в игру. – Позвали меня, только чтобы наговорить комплиментов?

Какое наслаждение общаться с понятливым человеком! Северус кивнул в знак благодарности и с извиняющейся улыбкой указал на храпящего Уизли.

– Боюсь, не только. Я нашёл вам нового пациента. Уверен, что это будет сложный случай. Всё, как вы любите, Марк.

Под недовольное фырканье за спиной он добавил:

– Знакомьтесь, это мистер Поттер, мой... хм... супруг и национальный герой Англии. А это Марк Перелли, мой друг и целитель в больнице имени святого Мунго.

– Мы знакомы, – прозвучало хором, причём в голосе Перелли звучало учтивое безразличие, а Поттер лишь слегка прикрыл раздражение вежливостью.

– Думаю, обстоятельства прошлой встречи не позволили вам составить друг о друге благоприятное впечатление. Предлагаю попробовать заново.

Но до рукопожатия дело так и не дошло. Они продолжали поглядывать друг на друга, как молодые коты, к взаимному неудовольствию столкнувшиеся на нейтральной территории. Причин начать драку у них не было – но лишь пока, судя по выражению лиц обоих.

Отступивший первым вновь продемонстрировал свой ум и воспитание. Эмоциональный и более непосредственный второй не сдвинулся с места, провожая вероятного противника настороженным взглядом. Предсказуемость поведения обоих Северуса изрядно позабавила.

Перелли склонился над пациентом. Серия заклинаний не удовлетворила его, как и прослушивание пульса, осмотр глаз.

– Помогите мне, мистер Поттер!

Вместе они задрали до груди сбившийся, спеленавший торс Уизли растянутый свитер. Перелли тщательно пропальпировал бледный впавший живот, особое внимание уделив правому подреберью. Лодыжки тоже подверглись осмотру.

– Вы были правы, случай крайне серьёзный, – сказал он, отвлекая Северуса от наблюдения за Поттером – неестественно взволнованным и напряжённым. Хотя кто сказал, что эта кипучая эмоциональность и открытость чувств чрезмерна? С другой стороны, навевает определённые подозрения...

С неудовольствием Северус выслушал экспрессивное восклицание Поттера и требование немедленно прояснить дело.

– Я могу понять и даже одобрить принятие одной-двух стандартных доз огневиски, – говорил Перелли, – но пинтами его пить категорически нельзя. Огонь при нормальном здоровье и дозировке усваивается в полном объёме, активизируя обмен веществ, магии и улучшая пищеварение. При избыточном варианте потребления происходит выжигание клеток печени, организм не успевает восстанавливаться: сосуды становятся хрупкими, теряют эластичность. При продолжительном регулярном воздействии огневиски ожоги не успевают рубцеваться и процесс разрушения становится необратимым. Вашему другу, мистер Поттер, я даю два, от силы два с половиной месяца...

– Не понял. А дальше?.. Что значит «даю»? Какие два месяца? Джордж – здоровый парень, сильный и...

Перелли молча привёл одежду храпящего Уизли в порядок, накрыл тело лёгким одеялом.

– Я не понимаю!

– Что тут понимать, Поттер, – вмешался Северус, с жалостью разглядывая растерянного Поттера. – Считайте, что вы вовремя забили тревогу. Его надо заставить бросить пить, тогда он выживет. В противном случае сами понимаете, что случится.

Сосредоточенно копающийся в саквояже Перелли покачал головой:

– Это не так просто остановить. Потребуется провести полный курс дезинтоксикации, восстановить поврежденные ткани, снять психологическую зависимость замещающей терапией. У него уже полностью развилась потребность. Не знаю, сколько времени он уже пьёт...

– Фред умер год и четыре месяца назад.

– Срок слишком большой, – позвякивая флакончиками, сказал Перелли. – Вероятно, ежедневное употребление в больших объёмах началось недавно. Почки пока значительно не поражены, отёков ещё нет, но...

– Вы так говорите, будто он смертник! – Поттер едва не кричал, схватив его за предплечье.

– Осторожней. Дезинтоксикационный набор у меня с собой только один.

– Успокойтесь, Поттер! – потребовал Северус и услышал в ответ:

– Вам легко говорить!

В некотором смысле тот был прав. И всё же холодно смотреть, как кто-то губит себя, нельзя. Северус принялся перебирать варианты зелий, которые могли бы помочь в лечении. Три-четыре показались неплохими, но ни один из них не гарантировал исцеление, если больной сам не возьмётся за ум – что в данном случае вызывало серьёзные сомнения. Ведь Уизли не первый день ведёт себя самоубийственно, для чего есть причина, а способа устранить её – нет.

Тем времени Перелли, устроив голову спящего на коленях, поил его зельями, по каплям вливая состав и массируя шею, пока все флакончики не опустели.

Эффекты нарастали постепенно: сначала с кровати раздалось возмущенное ворчание, дыхание стало ещё более шумным и хриплым, начинался кашель.

– Что вы ему дали? – спросил Поттер, но тут стало не до обсуждений – Уизли скрутил первый спазм.

Самоочищающийся пакет, прижатый ко рту, избавлял от вида и запаха рвоты, но не от наблюдения за очевидными муками. Уизли корёжило, выворачивая едва ли не наизнанку, Перелли держал его, но сил не хватало. В результате на кровати оказались все. Северус прижимал к постели ноги, не давая брыкаться. Высокий и сильный, Уизли сопротивлялся изо всех сил, пока его не отпустило.

Побагровевшее лицо почти мгновенно вернуло естественный цвет, в только что мутных глазах появилась осмысленность.

Очнуться в неожиданной компании для Уизли стало испытанием, но, увидев Поттера, он расслабился и перестал вырываться.

– Что всё это значит? – Во взгляде, доставшемся Северусу, читалась неприкрытая ненависть. Перелли, все ещё держащий ладонями его голову, удостоился намного большего внимания.

Поттер замялся, подыскивая слова, и Уизли его вновь опередил, обращаясь к тому, с кого не сводил взгляда:

– Если уж так крепко обнимаешь, синеглазка, то мог бы и поцеловать.

Хм. На вкус Северуса шутке Уизли не доставало дурашливости. Уж слишком серьёзно прозвучало его предложение.

– Джордж! – Судя по возмущению Поттера, так показалось не ему одному.

Перелли же совершенно по-детски смутился. Его щёки порозовели, а глаза засверкали – что только добавило ему привлекательности.

Уизли даже присвистнул, заметив реакцию на свои слова.

Освободившись от тройного захвата, он сначала упал спиной на подушки, затем приподнялся на локте.

– Да, Гарри. Внимательно тебя слушаю.

Слушал Уизли, может, и правда внимательно, но глазами следил только за Перелли, суетливо собирающим лекарства в саквояж.

– Ты ночью отправил мне письмо, пригласил пожить у тебя, – Поттер покачал головой. – Когда мы прибыли, нашли тебя внизу, без сознания. Пришлось вызвать целителя. Как ты себя чувствуешь?

– Как заново родился, дружище. Отличная идея. Страшно тебе благодарен, – пожав руку Поттеру, Уизли обратился к воюющему с замками чемоданчика Перелли: – Я могу теперь узнать, кого мне благодарить за лечение? Ну назови же своё имя, синеглазка!

Тот и не подумал ответить. Судя по резко возросшей неуклюжести движений, он был совершенно выведен из себя. Ни гневной отповеди, ни остроумного ответа – закрылся в себе, как раковина: аж створки хлопнули со звуком, подобным щелчкам замков саквояжа.

Шутки Уизли – грубоватые и не слишком удачные – свидетельствовали о его заинтересованности и стремлении привлечь к себе внимание. Но провалились все как одна.

С другой стороны, предположить, что Перелли настолько пугало внимание человека одного с ним пола – да это просто смешно!

Удивление от наблюдения за происходящим стремительно росло.

– Северус, я... м-м-м... должен идти. Обеденный перерыв давно закончен, и... Вы ведь не против? Первая помощь оказана, дальше надо решать – будет ли иметь место лечение и кто именно будет его проводить. Необходимо найти целителя, которого больной будет уважать и рекомендациям которого сможет довериться. И это – простите – кто угодно, но, очевидно, не я.

– Ну почему же?! – немедленно откликнулся Уизли. Растрёпанный и заросший, с синяками под глазами, он выглядел не лучшим образом, но шутить это ему не мешало. – Уважение, доверие, любовь – я всё брошу к вашим ногам, мой прекрасный спаситель. Всё, что угодно, ради ваших синих глаз!

Побледневший Перелли сдавленно застонал и бросился к двери, бормоча на ходу:

– Я сегодня же поговорю с главным. Место в лаборатории будет подготовлено для вас уже к завтрашнему дню...

Вежливость впервые ему изменила. Он аппарировал прочь, даже не попрощавшись.

– Не самая умная тактика, – заметил Северус, повернувшись к Уизли. Тот так пристально смотрел на дверь, будто действительно ждал, что прекрасный незнакомец вернётся.

– Вас не спросили! Да и вообще, что вы здесь делаете? Я вас сюда не приглашал!

– Ну как же! Вот твоё письмо! – вмешался Поттер, тыча измятый лист пергамента прямо в разъярённую физиономию Уизли. – Ты пригласил нас пожить у себя! И я, хочешь ты того или нет, собираюсь воспользоваться твоим предложением.

– Ты, Гарри, пожалуйста, живи сколько угодно. Он – нет.

Поттер молчал, перекатываясь, как неваляшка, с пятки на носок, а остановившись, сказал как отрезал:

– Где он, там и я. Где я, там и он. Мы вместе, пока часы не остановятся и судья не разведёт нас. Так что любишь меня, люби и моего... партнёра по несчастью.

В ответ на потрясённый взгляд Северус ухмыльнулся самым зловредным образом.

– А отказаться нельзя?

– Нет, Джордж. Своё наказание нами ты заслужил на все девяносто или сколько там потребуется дней и ночей! Всё понял? Ты! Заслужил!



Глава 22.

Когда дверь захлопнулась и лёгкие стремительные шаги на лестнице стихли, Гарри наконец вздохнул свободно. Последний час вымотал его даже больше, чем визит целителя.

В доме Джорджа Снейпу не понравилось ничего – без исключений. Придирчивый, как усевшаяся на горошину принцесса, он истрепал нервы всем, прежде чем позволил себя уговорить пожить здесь какое-то время. И мебель не такая, и размер комнаты, и вид из окна, и полы скрипят, и крыша протекает, и грязью всё заросло, и «что, на нас всех здесь всего одна ванная комната? ». А о «Мерлин триждывеличайший! Вы называете эту помойку кухней? » не хотелось даже вспоминать. Прав ведь! Иначе как помойкой это загаженное убожество и не назвать!

Пришлось дать обещание убраться, пусть и проникшийся нападками зловредной ехидны Джордж едва не лопнул от злости.

Всё хорошо, что хорошо кончается: после процеженного снисходительным тоном «в целом всё плохо, но я согласен», Снейп отправился собирать вещи. Гарри предложил пойти с ним, но ответ: «А мне что, сходить с вами к Уизли? » – решил вопрос. Нет уж! Заявиться в Нору с «мужем» – настоящее самоубийство.

Он всё ещё обдумывал, пойти за вещами сразу или лучше начать с уборки, когда бессильно плюхнувшийся в кресло Джордж разразился поминающей Снейпа и всех его родственников до седьмого колена тирадой. За что и получил – выведенный из себя не меньше, чем владелец раскритикованного в пух и в прах жилища, Гарри рявкнул:

– Ты дом до такого состояния довёл, тебе мне с уборкой и помогать!

Джордж не нашёлся с ответом. Похоже, в кутерьме, криках и пристрастной инспекции он совершенно позабыл, кто в этом доме гость, а кто – полновластный хозяин.

Наводить порядок они начали с будущей комнаты Снейпа. Царящая здесь грязь поражала воображение, так что даже с помощью волшебства работа предстояла немалая.

Сделать всё самому, дать больному полежать-отдохнуть казалось добрей и человечней. Но Снейп, улучив момент, однозначно потребовал: «Не давайте ему себя жалеть, заставьте шевелиться! » – и Гарри решил последовать совету. Он и без дополнительных подсказок понимал, что работа и дружеская болтовня – лучшее развлечение из доступных прямо сейчас, так что Джордж трудился наравне с ним, проклиная Снейпа, жизнь и то и дело подводящую волшебную палочку.

– Да не волнуйся ты так! – заявил Гарри, заметив, как вытянулось его лицо, когда очередное заклинание закончилось бесславным пшиком. – Это из-за очищающих зелий, пройдёт.

– Выпью – и точно пройдёт, – пробормотал Джордж, вытаскивая из-под кровати с десяток пустых и одну только начатую бутылку огневиски.

Стоило ему открутить крышечку, как Гарри произнёс:

– Evanesco, – и коричного цвета жидкость немедленно исчезла.

– Да как ты смеешь!

– Смею! И не только это смею! Я не дам тебе себя погубить!

Вместо ответа Джордж толкнул его, и понеслось.

Они сцепились среди гремящих, подворачивающих гладкие бока под ноги бутылок, мутузя друг друга, рухнули на пол. Гарри проехался щекой по шершавому грязному ковру, очки перекосились. Джордж оказался сильнее, чем выглядел, и бил то вскользь, то со всей дури, не ощущая, что пора остановиться. Одно хорошо – выдохся он тоже быстро. Минута или две, и из горла начали рваться страшные хрипы, лицо побагровело. Гарри, морщащийся от доставшихся рёбрам тумаков, сумел извернуться и припечатать к полу ставшее неуклюжим тело «врага». Сидя верхом на спине, он, потянув за волосы, заставил Джорджа повернуть голову – так дышать ему будет легче.

Драться с заведомо более слабым противником – ну и мерзкое же дело. Гарри злился на себя, но ещё больше на причину падения – Джорджа. Ну а что делать, если по-хорошему не понимает?

Он как раз закончил объяснять всё, что говорил Перелли, несколько раз повторив: «Не бросишь пить – умрёшь, ясно? », когда дверь в комнату с пронзительным скрипом распахнулась.

Надежда увидеть вернувшегося с вещами Снейпа не оправдалась.

В тёмном проёме стоял Перси – как обычно, одетый с иголочки, но с необыкновенно хмурым лицом. Внимательный взгляд буквально поглотил раскинувшуюся перед ним картину: Гарри показалось, что была подсчитана каждая бутылка на полу, каждая складка на измятой постели, каждая из биллионов пылинка. Судя по появившемуся в глазах выражению, общий итог сложился неутешительный.

– А я ведь говорил... – прозвучало, будто приговор. – Давно предлагал сдать его в Мунго, там есть отделение для таких... безвольных слабаков.

Джордж дёрнулся, и Гарри вскочил на ноги одним движением, протянул руку – перед новым врагом им следовало объединиться. Джордж посыл понял верно – помощь принял, встал, стараясь не покачнуться. Но, увы, Перси ни одного скованного, болезненного движения не пропустил – прокомментировал все.

– Хватит! – оборвал обличающую речь Гарри. – Мы не ждали тебя...

– Да! Чего пришёл? – подхватил Джордж. – Не был здесь уже три месяца и правильно сделал. Я тебя не звал. Сказал же ясно: видеть тебя не желаю. Убирайся давай.

– Я пришёл не к тебе. У меня есть предложение, Гарри.

– Какое...

– Уходи отсюда!

– Дай мне сказать, и уберусь с радостью. – Несколько минут Перси разглядывал плечом к плечу стоящих против него Гарри и Джорджа. – Я был в суде, в курсе вашей ситуации, Снейп только что объяснил мне, какое решение вы приняли... Гарри, я считаю – ты совершаешь ошибку. Я понимаю твоё желание помочь, но подумай сам: тебе и так жить со Снейпом, а это испытание не из лёгких. А ты ещё взваливаешь себе на шею такую обузу!

– Не называй его так!

– Как скажешь, – моментально перестроился он. – Взваливая себе на шею заботу о больном человеке, ты рискуешь надорваться. У тебя ведь завтра первый день в аврорате? И Снейп, как я понял, днём тоже занят? Тогда в чём будет заключаться ваша помощь? Пьянице нельзя верить, как останется один, так сразу же возьмётся за старое. А тебе вечером разгребай последствия, да и вообще – отвечай за его самоубийственное поведение...

Перси озвучивал те подозрения, которые беспокоили и Гарри – так что злость росла, как и ощущение заведомого проигрыша.

– Что ты предлагаешь?

– Вы со Снейпом можете пожить и здесь, пока дом пустует, или в любом другом месте. А я пока договорюсь в Мунго. У меня там в отделении для буйнопомешанных есть знакомый, он мне серьёзно должен, так что проблем не возникнет. Месяц-другой или сколько там нужно, и Джордж выйдет оттуда другим человеком – нормальным, адекватным. Ты пойми: дать возможность действовать профессионалам – вот это настоящая доброта, а не то детство, что вы задумали.

Джордж шагнул вперёд, и только тогда Гарри заметил текущую по его лицу кровь и новую дыру на рукаве растянутого свитера.

– Ты, я смотрю, всё продумал. А моего разрешения не подумал спросить, умник? Хочу ли я?!

Перси невесело усмехнулся.

– А кто тебя спрашивать будет? Тебе нужна помощь, ты ж псих.

– Ах, псих! Что ж – значит, имею полное право как следует побуянить!

Стычка получилась шумной и короткой. Гарри обездвижил обоих и, дав несколько минут остыть, отпустил. Тогда и выяснилось, что Джордж отделался дополнительными синяками, а Перси – алеющим следом оплеухи и оторванными пуговицами на форменной мантии.

– Как дети, честное слово, – выговорил он им обоим, помог одному починить одежду, вытер кровь, капающую из разбитой брови, другому.

– Так что ты скажешь?

Перси всё ещё кипел от гнева, но каким-то чудом ему удавалось держать себя в рамках приличий. Такая выдержка заслуживала похвал, но Гарри становилось всё больше не по себе. В предложении была своя логика, и отказаться от него – взять на себя ответственность за жизнь Джорджа. Заведомо ясно, что всё время быть с ним рядом не удастся. А если он и правда сорвётся и запьёт? Ведь и четверти часа не прошло, как потянул бутылку ко рту!

– Я отказываюсь.

– Но почему?!

Затевать такой разговор при Джордже – словно бить по открытой ране, но другого пути нет. Надо его встряхнуть, чтобы наконец услышал, что ему говорят. А Перси не помешает понять, что нужно хоть немного уметь ставить себя на место другого человека.

Гарри знал, что прав, но от волнения всё равно пересохло во рту.

– Проблема Джорджа – это не выпивка. Он потерял близкого человека. Мы все потеряли, но он – больше всех. Мы живём дальше, а он не может. Лишился своей половины, и не получается у него стать цельным, найти себя. И как, по-твоему, в Мунго ему помогут справиться с этим? – чем больше нервничал, тем громче он говорил: – Разве ему, запертому в палате, вновь удастся почувствовать радость жизни? Кто ему там поможет с этим? Зелья? А какая разница тогда – зелья или огневиски? И то, и другое – отрава! Ты же не думаешь, что он от хорошей жизни пьёт! Ему не клетка нужна, а желание жить!

Перси несколько раз глубоко и долго вздохнул.

– Я всего лишь хотел, как лучше. Я хотел позаботиться о вас и о нём!

– Тебе это не удалось, – Гарри едва сдерживал раздражение. – Ты заигрался! Забыл, где грань между живым человеком и куклой, не имеющей собственной воли, свободы и прав.

Под тяжёлым взглядом Перси стало трудно дышать, желваки заходили на его лице, губы побледнели. След пятерни на левой щеке заалел ещё ярче.

Не сказав больше ни слова, он вышел из комнаты, только мантия взметнулась за его спиной. Стук каблуков заглушил звон и грохот.

Гарри выбежал в коридор. Внизу, у основания лестницы, лежала россыпь осколков, бывшая когда-то напольной вазой, «убийца» с места преступления скрылся.

Поступок Перси не удивил. Уж слишком у него сложный характер: хороший, когда всё ему в масть, невыносимый – когда хоть что-то против. Но как же надоело терпеть его выходки! То равнодушие, то кипящая эмоциями злость, то хладнокровная жестокость и слепота в отношении даже тех людей, которым он симпатизирует. Иногда так и подмывало сказать, что с такими друзьями врагов не надо. Но с другой стороны, он ведь и правда всегда действовал из лучших побуждений. Он помогал, защищал, приходил на помощь. Вот даже сейчас – нашёл, как ему показалось, оптимальное решение и побежал сюда, хотя и с братом в ссоре, и дел у него в разгар рабочего дня – уйма.

Вернув починенную вазу в закуток у лестничной площадки, Гарри вернулся в комнату.

Джордж лежал на кровати, смотрел в потолок – такой же грязный, как и всё здесь.

– Поднимайся, нас ждёт куча работы.

– Знаешь, – заговорил тот непривычно спокойным и серьёзным тоном, – чего мне сейчас хочется больше всего?

– Нет.

– Две вещи. Первое, я хочу напиться. Страшно, как голодный вампир, хочу накатить и забыть обо всём, спать и видеть сны, говорить с Фредом... Он во снах иногда приходит ко мне, веришь? Когда выпьешь больше бутылки на голодный желудок, так что перед глазами всё начинает плясать, он приходит почти всегда.

«Да после бутылки огневиски и не такое увидишь! – Гарри вздохнул. Джорджа было жалко до слёз. – Дурак же, какой невообразимый дурак! Сам себя губит».

– Ты ведь понимаешь, что этого делать нельзя? – спросил он мягко и прислонился к стене. Беседа грозила затянуться, а сидеть не хотелось. Рёбра противно ныли.

– Угу. Если я хочу жить, то пить не должен. Я понял, не дурак.

– А что второе ты хочешь? – подтолкнул разговор Гарри.

– Я хочу жить так, чтобы мне жить хотелось.

Пружины кровати заскрипели, Джордж, взлохмаченный и бледный, сел на краю, спустив босые ноги на пол. В опасной близости от его ступней поблескивал осколок бутылки, и Гарри поспешил его убрать, испепелив стекло в мельчайшую пыль. Мерцающее облако поднялось в воздух и, повинуясь взмаху волшебной палочки, вылетело в окно.

– Ты поможешь мне выбраться?

– Мы постараемся.

«Пусть в успех и не слишком верится» Гарри не произнёс. Выбора-то нет, хочет Джордж или не хочет, может или не может, у зависимости придётся выигрывать.

– «Мы» это ты о Снейпе, что ли? Об этом уроде?

– «Этот урод» вызвал для тебя целителя. Если б не он, то пить бы тебе сегодня простое противопохмельное, а потом, твоими стараниями и нашим безразличием, всем нам участвовать в похоронах с тобой в главной роли!

Не поднимая головы, Джордж натянул кроссовки на голые ноги.

– Я правильно понял, он лично знает того синеглазого красавчика? – спросил он кажущимся безразличным тоном, и Гарри возблагодарил судьбу за то, что она одарила Перелли яркой «девчачьей» внешностью.

– Они друзья, – пробормотал он, стараясь, чтобы прозвучало с намёком.

Подействовало! Насупившийся Джордж принялся стягивать с постели бельё.

– Друзья? Насколько близкие друзья? Выглядит как-то подозрительно. Такой парень, как я, делает авансы, а Синеглазка – ноль внимания, да ещё и мило болтает с человеком в два раза старше и вдесятеро страшнее...

–... и умнее в сто, а то и более раз, учитывая уровень вашего интеллекта, Уизли!

Тот аж подпрыгнул, и Гарри расхохотался. Ехидный тон и характерный низкий голос удалось изобразить очень похоже.

– Смешно-смешно! – проворчал Джордж. – Ты лучше подумай о том, что до сих пор у Снейпа друзей не водилось, а тут такой сюрприз.

– Мы о нём вообще мало знаем. – Подумав об открытиях, случившихся во время суда, Гарри дополнил: – Он очень странный человек. Может, Перелли и правда больше чем друг. Я бы не удивился, они так любезничали, пока ты спал. Итальянец настолько похож на девчонку, что у него чуть ли не на лбу написано, что он... ну... А Снейп... ну...

– Что? Что Снейп?

Он нахмурился. Не стоило вовсе упоминать о своих подозрениях, точнее – почти уверенности. Но вчера в Норе Джинни чего только не наговорила, так что о необычных предпочтениях Снейпа уже только что не на всех английских заборах написано.

– Он гей.

Гарри успел наложить несколько чистящих заклинаний, прежде чем услышал сдавленное кудахтанье. На его глазах хихикающего Джорджа согнуло напополам, хохоча во всё горло, он звонко ударил по коленям ладонями.

– Да что тут смешного?

– Гнездо разврата... Этот дом – пристанище извращенцев. Ладно мы с братом, но Снейп, и Синеглазка, и ты... собрались, со всей Англии в одном месте, будто мёдом намазано-смазано...

Шутка Гарри смешной не показалась.

– А что я? Что ты имеешь против меня?

Джордж заткнулся и долго молчал, прежде чем ответить:

– Против тебя я ничего не имею. Это тебе решать, за какую команду веселее играть...

Да лучше б он и дальше молчал! Слишком резкий взмах руки, и чистящее заклинание сняло слой штукатурки, грязно-белым облаком поднявшейся в воздух.

– Так ты тоже считаешь, что я – гей? – сунув волшебную палочку в карман, поинтересовался Гарри. Желание заниматься уборкой, вообще находиться в одной комнате с Джорджем исчезло начисто. – Говори честно! А то я до сих пор предполагал, что вляпался в неприятности... – окончание из «по твоей вине» он не произнёс.

Тот потёр кулаком лоб, и очередная грязная полоса украсила его лицо.

– Легче было бы промолчать или сказать то, что ты хочешь услышать.

Гарри зло фыркнул, и Джордж продолжил:

– Ладно-ладно. На мой взгляд, такой шанс есть.

– И чем ты объяснишь этот свой взгляд?

Джордж пожал плечами.

– Ты будешь смеяться...

Смеяться Гарри абсолютно не хотелось.

–... но я ещё ни разу не ошибся. Те парни, что мне нравились, всегда оказывались из моей команды. Я их чую. Сразу знаю, ответят мне взаимностью или ловить здесь точно нечего.

– Примеры приведёшь?

– А ты любопытный... Ладно-ладно! Вот Синеглазка – да от него буквально пышет! И я даже знаю, каким он будет в постели... – мечтательно протянул Джордж и широко заулыбался: – Да, точно. Вот буквально сейчас его вижу и чувствую запах кожи, её гладкость... У него коричневые соски, маленькие такие, аккуратные, и волос на груди совсем нет. А от пупка вниз такая дорожка нежная, шелковистая, и...

– Джордж!

– Ты покраснел! – придурок расхохотался во всё горло. – Уши горят и дымят!

– Скажи, что ты шутишь!

Джордж покачал головой.

– Извини, друг. Но как вижу его, так и тебя я вижу таким же... доступным. Нет, допустимым. Но далеко не каждого парня, поверь. И ни разу чутьё меня не подводило.

– Хорошо, допустим... А Снейп?

– Что Снейп?

– Ты его таким же видишь? Чуешь его «аромат»?

Глаза Джорджа округлились.

– С ума сошёл, да? Чтоб я думал в таком ключе о Снейпе? Ты меня кем считаешь?

– М-м-м... извращенцем?

– Но не настолько же! Ты что, сдурел, сбрендил, съехал с катушек?..

Своего Гарри всё же добился. Ответ Джорджа, с какой-то стати начавшего озабоченно потирать собственный зад, позабавил:

– Он из наших. Только я б ему ни за что не дал.

– Потому что у него настолько большой?

– Потому что я всегда сверху! А у него – нормальный, не больше, чем у меня! Всё, хватит этих идиотских разговоров, давай-ка за дело! А то вернётся этот придурок, как вставит нам... Пикси за ногу! Гарри, чтоб больше никогда меня думать о Снейпе не заставлял! Ужасы в голову так и лезут, так и лезут!

К пятичасовому чаю с уборкой комнат второго этажа они закончили.

Гарри давно не видел Джорджа таким деятельным и весёлым. Он словно позабыл обо всех проблемах, шутил и смеялся, даже нередко не получающиеся заклинания его не особо беспокоили. Но сев за стол в прибранной по верхам кухне (с помытой заклинанием посудой, что Снейп наверняка бы не одобрил), он заскучал.

Приготовленная чашка ароматного чая его не порадовала.

– Тебя настолько мучает жажда?

– Нет... Да... Не то. – Джордж забарабанил пальцами по краю стола, отбивая ритм атакующих «Ос».

Гарри попробовал к нему вновь пробиться.

– Расскажи мне. Скажешь, и тебе станет легче. Ты же знаешь, я никому не...

– Знаю. – Решившимся он не выглядел. – Это, наверное, прозвучит страшно глупо. Ты ещё больше уверишься, что я псих.

– Джордж, ты же знаешь, что я никогда...

– Знаю. – Он махнул рукой. – Мы вот тут смеялись. Я клеил Синеглазку и даже вот надумал, что неплохой в общем-то выбор, красивый парень, такой изящный, завалить его будет... м-м-м... круто. Болтал с тобой, обещал не пить, потом ещё раз обещал, что брошу, в шутку дал слово, что с целителем этим стану встречаться – что по делу, что по телу... Но что, если Фред обидится и больше ко мне не придёт? И я никогда не увижу его даже во сне, останусь совсем один, уже полностью, бесповоротно. Вдруг он меня там ждёт? А я тут собираюсь здоровый образ жизни вести, других парней клеить, жить, когда он там... ждёт он меня, понимаешь?

Джордж был совершенно трезв, но выглядел сейчас точно, как пьяный или как безумец, каким сам себя и назвал. Наверное, его стоило бы обнять, притянуть к себе, чтобы почувствовал тепло, успокоить, уверить, что всё будет хорошо, убедить отказаться от идиотских мыслей...

Гарри встал и шарахнул кулаком по столу. Чашки подпрыгнули, кипяток выплеснулся, залив брюки Джорджа. Ошпаренный, тот запрыгал по комнате.

– Ты чего? Совсем того, да?..

– Чтоб больше я от тебя такого не слышал. Как ты вообще мог так... Это, по-твоему, получается, что Фред ревнует тебя к жизни, хочет, чтобы ты мучился, чтобы спился и умер скорей! Ты в своём уме? Да Фред хотел, чтоб ты жил! Жил полной жизнью – от и до, радовался каждому дню, по утрам открывал глаза с улыбкой, ложился спать с предвкушением, чтобы... трахал парней, раз уж вам, извращенцам, так нравятся парни. Больше того – он хотел бы, чтобы ты полюбил. Фред никогда не был жадным. Да он бы сейчас тебе задницу так надрал, ты бы неделю сидеть не мог!

Вот это Фред точно бы сделал – всыпал бы придурку по первое число! Наверняка бы подействовало.

Гарри перевёл дыхание, чувствуя, как саднит горло, и вновь ринулся в бой, проговаривая чётко и внятно, чтобы дошло наконец:

– Знаешь что, Джордж. Ещё раз услышу подобное – выпорю тебя за него. Даже если ты только подумаешь о такой ерунде – узнаю и выпорю! – Он схватил его, хлопающего ресницами, за грудки и так встряхнул, что зубы клацнули. – Фред хотел, чтобы ты жил, чтобы был счастлив! Не смей его подводить! Он жизнь за тебя отдал, а ты... ты не ценишь самый большой его дар. Чуть не угробил!

Джордж, возвышающийся над Гарри больше чем на голову, аккуратно освободился из захвата. Его щёки алели, как исхлёстанные пощёчинами, а губы побледнели. Он попытался что-то сказать, и Гарри опередил его:

– Ударить тебя, чтобы ты лучше понял?

Кривая улыбка появилась и тут же исчезла.

– Я всё понял.

– Значит, живи, чтоб перед братом не было стыдно. Слышишь? Живи!

Джордж вернулся к столу, принялся убирать, что они натворили...

А Гарри всё никак не мог успокоиться. Эмоции не унимались, и он зашагал взад-вперёд в тесном пространстве между очагом и столом, сметая на пути развешенные полотенца и кухонную утварь.

– Жизнь бывает такая отвратная, – рвалось из него помимо воли, – что думаешь: не выдержишь, сдохнешь от боли, от унижения... А она так и ждёт, чтоб ты дал слабину, чтоб прогнулся... Да ни за что!

Неприличный жест ознаменовал окончание разговора с судьбой. Стало легче.

Джордж усмехнулся.

– Собираешься быть только сверху, а... м-м-м... она пусть подставляется и сосёт?

– В смысле? Это ты о чём? – странный вопрос сбил Гарри с мысли и заставил вернуться за стол. А может, его привлёк запах кекса – внезапно проснулся зверский аппетит и настоятельно требовал жертв в особо крупных размерах.

– Да так, – протянул Джордж, разрезая вожделенную выпечку.

Стоило ему отвернуться, как Гарри стянул с тарелки большую часть и тут же откусил огромный кусок. Кровь живее бежала по венам, голова кружилась, будто он выиграл серьёзнейший бой.

А что, разве это не так? Лицо Джорджа посветлело, стало более открытым, без привычных морщинок на лбу и в уголках губ. Даже взгляд стал другим – любопытным и жадным, как прежде – и поверилось вдруг: выживет. Всё у них получится, не может не получиться!



Глава 23.

Нора встретила прибывшего по каминной сети Гарри тишиной и темнотой. На кухне, где день и ночь крутилась миссис Уизли, даже очаг не горел, и в гостиной ни души – странно.

– Эй! Есть здесь кто?

Стены дома равнодушно поглотили его возглас, и ощущение пустоты и безлюдности только усилилось.

Неприятная ситуация. Столкновение лицом к лицу с обитателями Норы заведомо не сулило приятной беседы, но и забирать вещи тайком, уходить, даже не поблагодарив за гостеприимство – не дело. А ведь Джордж предлагал пойти вместе... И всё же лишние свидетели возможному продолжению ссоры ни к чему. Когда Гарри взвалил на приятеля «более тяжёлую ношу» – демонстрацию вернувшемуся Снейпу результатов уборки, то не сомневался и секунды. Теперь, очевидно, придётся вернуться...

Донёсшийся с лестницы шум оборвал размышления. Растущее с каждым шагом спускающегося напряжение верно предсказало, кто именно вышел приветствовать незваного гостя.

– Здравствуй, Гарри. А я давно тебя жду.

Джинни остановилась на последней ступеньке лестницы. Ни в выражении лица, ни в голосе не ощущалось истеричных нот, гнева и злости. Казалось, будто всё осталось, как прежде, а не разбилось на тысячи мелких и острых осколков из оскорблений и почти что ненависти.

Приветливая улыбка, подкрашенные розовым губы, чёрным – глаза, причёска с заколотыми высоко локонами, открывающая шею... Джинни выглядела так, словно собралась то ли на многолюдное торжество – потрясать красотой и завоёвывать внимание всех и каждого, то ли на приватную вечеринку – сразить одного, но уж наверняка. Новая мантия плотно облегала фигуру, подчёркивая достоинства и скрывая ноги до носков туфель – по консервативной моде, которую Джинни обычно не жаловала, предпочитая короткие маггловские платья ярких расцветок. Как выяснилось – зря, так ей шло намного больше, превращая просто симпатичную девушку в красавицу, от которой глаз не оторвать.

Это и пугало. Гарри предпочёл бы встретиться со всем семейством Уизли и выслушать их укоры, чем оказаться наедине с такой Джинни. Ему не нравилось чувствовать себя жертвой, на которую ведётся охота – с настолько откровенной приманкой из подчёркнутой всеми женскими уловками красоты. Может, он и ошибался, может, был пристрастен, но любви, о которой в прошлый раз говорилось так много, точно не видел.

– Привет, – сказал он, засовывая руки в карманы джинсов. – А где все, что так тихо?

Джинни мягко улыбнулась и отвела от лица прядь волос. Нарочитый жест, как и продуманная небрежность в причёске тоже выглядели подозрительно. Но может, он зря так реагирует, может, со всеми этими событиями уже стал чокнутым параноиком?

– Ты, наверное, позабыл. Сегодня нас всех приглашали на день рождения в деревню, родители пошли, а я вот задержалась. Сначала собралась, а потом подумала: ну что я на деревенской пирушке не видела, а вдруг ты как раз сейчас, когда нас нет, решишься придти? Теперь страшно рада, что всё же осталась дома. Для меня видеть тебя – важнее любого торжества.

«Важнее» он отмёл сходу, будто и не слышал – прозрачный намёк на трусость зацепил его куда больше.

– Считала, что я стану прятаться от тебя? Не решусь встретиться лицом к лицу?

Она потупила взгляд и стала выглядеть ещё милее, если это вообще было возможно.

– Нет, конечно. Я всегда считала и продолжаю считать тебя настоящим героем. Ты не из тех, кто будет действовать за спиной или исподтишка.

Гарри зло фыркнул. Ей стоило бы запомнить, что она кричала вчера!

– Я никогда не говорила по-другому. Я люблю тебя. Уверена, что ты это знаешь, так как слышал множество раз.

Он шумно выдохнул.

– Про твою «любовь» я уже наслушался. Хватит.

– Вчера был страшный день. Я переволновалась, ты – тоже. Но мы ведь столько времени вместе, мы должны бороться за своё счастье даже с собственным гневом, подозрениями и обидами друг на друга. Надо забыть о прошлом, поговорить заново, решить все вопросы. – Она набрала воздуха в грудь и сказала громко и чётко: – Я начну первая. Я прощаю тебя за все слова и поступки, которыми ты ужасно меня вчера огорчил. Я люблю тебя, Гарри.

Будто в подтверждение сказанного, она прижала ладонь к груди, так что приятная глазу округлость не могла не привлечь взгляд, и повторила:

– Я люблю тебя.

Хотелось коснуться – положить ладонь поверх её, сжать, ощущая упругое тепло, приласкать губы, упасть на кровать и чувствовать близость их тел, наслаждаться ею... И одновременно не хотелось вообще ничего. Не за такую цену.

Ну не верил он ни одному слову. Не верил! Три раза «люблю» за пять минут – слишком много для того, кого держали на диете из редчайших признаний.

Джинни явно собралась играть по-крупному: так просто она не уступит, а он за свою выдержку не ручался. Неприятно было осознавать, что страх сдаться намного превышал опасения толкнуть или ударить, дав волю рукам, если, разозлившись из-за отказа, она вновь примется за вчерашнее.

– Извини, но я не хочу лгать, – ответил он. – Дай мне пройти, я пришёл за вещами.

Глаза Джинни расширились, губы задрожали.

– Ты не можешь уйти.

– Я должен. Ты прекрасно знаешь, что до развода мне придётся жить со Снейпом, а с тобой – даже не встречаться. Все эти разговоры ни к чему...

– Ты хочешь, чтобы мы расстались?

– Нам придётся!

– И ты с этим ничего не сделаешь? Оставишь всё, как есть? Не обратишься к Кингсли, к кому там ещё...

Гарри едва не взвыл. Джинни уже начинала кричать, её лицо покраснело, а грудь бурно вздымалась – всё повторялось точь-в-точь как вчера.

– Я уже был у него! Ничего нельзя сделать! Как ты не понимаешь! Ни-че-го сде-лать нель-зя!

Он протиснулся мимо неё, ощутив аромат тонких свежих духов и – что намного хуже – восхитительный запах разгорячённой кожи. Попытку удержать себя за рубашку он пресёк, рванувшись изо всех сил, грохоча кроссовками, помчался наверх, не слушая её рыданий, упрёков и уговоров. Сердце сжималось и колотилось прямо в горле... Он хотел вернуться, обнять её и утешить, прижать к груди – и тем быстрее поднимался по лестнице, тем сильнее хлопнул дверью в комнату, тем живее принялся собираться.

Около часа его никто не беспокоил. Лихорадочно суетясь, он паковал и паковал вещи, которых оказалось так беспредельно много, что большую часть хотелось испепелить, лишь бы только управиться поскорее. А ведь он ещё посмеялся над Снейпом, притащившим в дом Джорджа вереницу чемоданов, – теперь же сам собрал целую гору узлов и коробок, из которых далеко не все можно было уменьшить.

«Ну и ладно! – махнул рукой Гарри. – Снейп-то не тянул за собой абсолютно все свои вещи».

Оставлять после себя разгром не хотелось. Наловчившись за день, он прибрал здесь всё на скорую руку и как раз перестилал кровать, когда в дверь постучали.

Чувство обречённости охватило его. Второй акт драмы приблизился вплотную, и даже декорации были готовы – убранная комната и горой сложенные вещи. Не хватало только главной актрисы.

– Входи! – сказал он, укоряя себя за придирки. Конечно, обвиняя Джинни, пережить их расставание легче, но разве подозревать её в притворстве справедливо? Ведь ей наверняка так же горько и тяжело, как ему самому.

Сомнения вновь овладели им. Так хотелось ей поверить, так хотелось позабыть о безобразной ссоре, так жаждалось снова ощутить себя любимым и любящим, уверенным в их чувствах друг к другу, как прежде. Но не получалось. Открывшиеся вчера глаза не желали больше оставаться слепыми.

Даже в робости движений тенью скользнувшей в комнату Джинни он видел подвох. Её решительностью и смелостью, умением постоять за себя он всегда гордился, почему сейчас она выглядит обиженным оленёнком? Притворяться ей страшно не шло, ложь уродовала всю красоту.

Бросив покрывало, Гарри сел на жалобно заскрипевшую кровать.

– Ты что-то хотела?

Джинни подошла вплотную, совсем близко, так что между их коленями даже воздуху не осталось места. Гарри поднял голову, разглядывая её горящее румянцем лицо, искусанные алые губы, припухшие от слёз глаза, сверкающие лихорадочным блеском.

Она неровно дышала, руки нервно сминали край платья – домашнего, не того произведения портновского искусства, что он видел на ней недавно. Распущенные волосы и краска, смытая с лица, сделали её вновь похожей на саму себя – такую родную, желанную, что сошедшее с ума сердце неистово заколотилось о рёбра, разнося по венам возбуждение и боль.

Джинни коснулась его лица мимолётной лаской, превращая своё присутствие в пытку.

Он повторил вопрос, хрипя, как пропойца:

– Ну говори, что хотела. Я не могу здесь задерживаться, должен уже идти.

Их общий глубокий вздох, и дрожащие пальцы коснулись губ Гарри, напряжение стало невыносимым.

– Только это, любимый.

Шёлковое платье соскользнуло с округлых плеч, стекло вниз, лаская фигуру. Всего миг – и Джинни предстала перед ним полностью обнажённой.

Её тело в мечтах представлялось красивым, в реальности оно оказалось совершенным. Молочно-белая кожа, розовые соски, тяжелая высокая грудь, тонкая талия, прекрасные бёдра. Треугольник курчавых тёмно-рыжих волос манил взгляд, руки сами собой тянулись коснуться, приласкать, сделать своим и никуда не отпустить этот абсолют красоты женского тела.

Гарри не видел других, но, даже не имея возможности сравнить, знал, что красивее и соблазнительнее, а главное – желаннее – не найдёт.

Её нежные руки легли на его плечи, погладили через ткань. Джинни беспокойно переступила с ноги на ногу, и её волнующий запах стал ещё сильнее.

Перед глазами кружились и прекрасная грудь, и упругий живот, и бёдра, и робкая улыбка, и сияющие глаза.

– Ну что же ты медлишь? Возьми меня, любимый.

Гарри закусил губу до крови. Острый металлический вкус отрезвил.

Подхватив платье с пола, он принялся одевать Джинни. Руки скользили по гладкой коже, каждое прикосновение обжигало желанием.

– Но, Гарри, – бормотала она растерянно, – что ты делаешь?

Он обнял её со спины, негнущимися пальцами попытался застегнуть пуговицы – не вышло, тогда – просто запахнул платье.

Тело Джинни будто одеревенело, её гнев чувствовался в ритме дыхания, даже в щекочущем лицо прикосновении пряди волос.

Он должен объясниться...

– Не нужно... так... Понимаешь, так не нужно! – проговорил он, запинаясь. Как назло, из головы вышибло все мысли, слова путались на языке.

Она вырвалась из объятий, напряжённой неживой походкой зашагала к двери. Гарри смотрел ей в спину, не выдержал – бросился следом. Джинни побежала тоже, сверкая голыми пятками и даже сейчас соблазняя длинными ногами. С громким рыданием она влетела в свою комнату, дверь хлопнула прямо перед носом, и Гарри сполз по дверному полотну на пол, прижался спиной, подтянув колени к груди.

Слёзы навзрыд, будто раненный вой, удары, шум падающей мебели. Самое отчётливое среди беснующихся звуков:

– Гей! Значит, всё-таки гей!

Наплевать на последствия, обещания и цели, взять, что само пришло в руки, насладиться сполна – и сидеть последним идиотом, колотя затылком в запертую дверь. Ну и выбор! Ну и идиотизм!

– Я не мог иначе, – заговорил он, через долгое, мучительно долгое время, когда все звуки стихли. – Прости меня, но я не мог иначе. Мы ещё не женаты, я не разведён, и когда ещё это будет...

Взгляд упал на часы, деловито тикающие в обратную сторону, и Гарри со всей силы шарахнул кулаком по полу. Ребро ладони немедленно занемело, но дышать стало легче, а в голове прояснилось.

– Я не имею права тебя подводить. Вдруг судья нас со Снейпом не разведёт? Вдруг я так и проживу всю жизнь несвободным? Это сейчас ты говоришь, что готова ждать. А что будет потом, когда задумаешься о детях?.. А вдруг ты передумаешь? Пусть не сегодня, а через месяц или два, или даже полгода – я не знаю, сколько нам ждать, часы идут так медленно, это же пытка какая-то!

Он с трудом перевёл дух.

– Если в твоей жизни появится другой, то хватит и того, что он будет знать о несостоявшейся свадьбе. Если вдруг ты влюбишься в другого человека, то его ревность может сломать вам жизнь. А так... пока мы не были вместе... есть шанс избежать этого. Я же для тебя... Думаешь, тебя не хочу? – Гарри едва не рассмеялся в голос. Затылком он с размаха приложился о глухо отозвавшуюся дверь. – Ты – и для меня, и вообще – самая красивая, самая совершенная, самая желанная...

«Но я тебе не верю... Не верю в твою любовь и твой выбор», – Гарри поднялся с пола.

Может, оно не так и плохо, что у них есть возможность побыть вдали друг от друга и окончательно разобраться в себе и чувствах?

Время рассудит. Если они не выдержат испытание – значит, не судьба, и ожидание было верным выбором. Если выдержат...

«Значит, ничто уже потом не оттолкнёт нас друг от друга».

– Джинни, прости меня и пойми.

В ответ – только молчание, ни шороха, сколько бы он не прислушивался.

– Прости. Я... я пойду.



Глава 24.

– Как всё?.. – начал было Джордж, но, разглядев лицо Гарри, сказал только: – Давай, я возьму этот узел.

Дальше работали молча. Чтобы переправить всё, включая квиддичную метлу, пришлось три раза трястись по каминной сети, обнимая норовящие выпасть и затеряться в неизвестности вещи.

Гарри швырнул последний тюк с барахлом на пол своей новой комнаты. Разбирать вещи не хотелось, ничего не хотелось, и он упал на нервно взвизгнувшую кровать, заложив за голову руки, уставился в потолок.

Джордж примостился тут же, в изножье кровати.

– Так как всё прошло? Рассказывай.

– Лучше ты давай, – тяжело вздохнув, сказал Гарри. – Как провёл время наедине со Снейпом?

Что угодно – только не думать, что, возможно, сделанный выбор – самая большая ошибка. Какая девушка такое простит? Да и нужно ли прощение? Может, и правда лучше разбежаться, и пусть она будет с другим... Нет, не думать! Не думать!

Джордж всё понял правильно. Взялся рассказывать с привычными шуточками о том, с каким видом Снейп обнаружил пыль на двери ванной, как они пошли на кухню инспектировать припасы и готовые блюда в кладовке, и какими «комплиментами» тот найденное одарил: «Плохо, отвратительно, чуть лучше среднего, а вот это, мистер Уизли, мои вам искренние овации, р-р-редкостная дрянь... ».

Он кривлялся, и Гарри тоже улыбнулся. Стало чуть легче дышать. Глупый разговор отвлекал от грустных мыслей, позволял зацепиться за настоящее, наполненное теплом и безопасностью дружеской поддержки.

– А где он сейчас?

– Отправился к себе. Мыло и шампуни мои ему не понравились, сказал, что прямо-таки обязан принести свои... или приготовить? Я так и не понял. С ним вечно так: как заговорит, то от злости клинит. Я думаю, он специально так себя ведёт: вбросит яд – жертву парализует, и он с ней делает, что захочет.

Гарри хмыкнул. Да уж, малопривлекательная, но близкая к реальности картинка. А ведь им жить вместе долгое, очень долгое время. Встреча с Джинни открутила стрелки в обратную сторону, и получилось, что за этот день они продвинулись всего-то на час!

Стук в дверь прервал разговор, пришлось идти открывать.

– Пора обедать, Поттер. – Снейп бесцеремонно заглянул в комнату и, найдя взглядом развалившегося на кровати Джорджа, недовольным тоном потребовал: – Вас это тоже касается, Уизли... И, кстати, ваш план провалился, вам не удастся избавиться от нас таким примитивным способом. Отравитель из вас никудышный, – с этими словами он развернулся и направился в сторону кухни.

– М-м-м... И что это означает? – спросил Джордж, и Гарри наконец отвлёкся от разглядывания успевшего опустеть коридора.

– Что нас зовут на обед.

– Это я понял. Тут другое. Кажется, последняя часть касалась запасов еды.

– И?

Джордж расплылся в улыбке.

– А то, дружище, что мистер Задери-Нос-И-Вытри-Обо-Всех-Ноги первый раз на моей памяти пошутил.

– Это было смешно? – Гарри плечом прислонился к стене и вздохнул. – На мой взгляд – не очень.

– Для тех, кто своими глазами видел мои припасы и чувствовал их " аромат", не просто смешно, а прям уморительно. Но самое вкусное... Нет, не может быть, чтобы ты не догадался!

– И о чём мне догадываться?

– Мистер Геморрой шутит... – Джордж вскочил с кровати. – Мистер Скряга (помнишь, как он торговался с оплатой за жильё, м-м? ) приносит на всех обед... – Он принялся дурачиться, изображая официанта с подносом. – Мистер Ехидство вежливо стучит в дверь и приглашает за стол... – Пританцовывая и кружась между разбросанных по полу вещей, он добрался до Гарри и, протянув растопыренные ладони с воображаемым подношением, заиграл бровями. – Малыш, ты ещё не догадываешься?

Получив в качестве ответа выразительное фырканье, Джордж таки высказал, что хотел:

– Он запал на тебя, детка.

– А может, он имеет виды на твою задницу, детка? – в тон ответил Гарри, а когда дурашливое выражение с лица Джорджа, как по мановению волшебной палочки, исчезло, то рявкнул: – Он всего лишь пытается вести себя как цивилизованный человек, заботится, чтобы наше общее проживание стало комфортным! А что касается секса – для мужчины, у которого есть такой приятель, «западать» на того, кто ни разу не гей, вообще не имеет смысла!

Джордж нахмурился ещё больше:

– Мне не нравится ход твоих мыслей. Этот итальянец может вообще оказаться не в его вкусе.

– Х-ха! – подлил Гарри масла в тлеющий огонёк интереса Джорджа. – Ты хорошо его разглядел? Хорошо запомнил? Даже я не выкинул бы такого красавчика из постели!

– Ты же говорил, что вроде не гей.

– Ничего-ничего, друг. Специально для тебя взял и представил себя на вашем месте. Если уж мечтать о каком-нибудь парне рядом с собой, то пусть уж будет этот. Перелли довольно красивый. Для парня, я имею в виду... Пошли уже! Хватит нести чушь.

Гарри первым зашёл на кухню, одновременно служившую гостиной, сразу же поблагодарил за обед – как выяснилось, принесённый Снейпом из французского ресторана.

– Что касается «спасибо» и прочего, – сказал тот, отмахнувшись от благодарностей. – Вы убираете – я готовлю обед, вы готовите – я убираю. Думаю, это будет справедливо, не так ли?.. Мистер Уизли, – его глубокий голос стал напоминать шипение змеи, – вы мыли руки перед едой?

Джордж, потянувшийся, но так и не успевший отломить себе кусочек булки, вскочил со стула.

– Проклятье! Вы решили замещать мне мамочку, Снейп? Так я уже совершеннолетний и не нуждаюсь!

– Сомневаюсь в вашей самостоятельности, Уизли. – Объявленные сомнения подкрепила ехидная ухмылка. – Лучше берите пример с Поттера и старайтесь вести себя так, чтобы у окружающих не возникало желания вытирать вам нос... или нечто другое.

Гарри сунул Джорджу полотенце в руки и подтолкнул к раковине.

– Мерлин! Это ж не человек, а стихийное бедствие, поразившее мой ещё вчера тихий дом... И как же – пикси в ногу! – напоминает уроки зельеварения! – ворчал и ворчал моющий руки бедолага. – Но я-то ладно. Вот как ты, друг, собираешься вынести его закидоны?

– Старательно – так же, как и твои, – задумчиво ответил Гарри и положил на колени салфетку, лежащую у тарелки на сервированном по всем правилам столе. – Это единственный способ дожить до развода, никого не убив.

– Похвальная предусмотрительность, мистер Поттер. – Лёгкий хлопок, и Снейп открыл бутылку, завёрнутую в белоснежное полотенце. – Немного вина? В честь переезда? Это маггловское, мистер Уизли, так что если желаете... Оно, кстати, полезно, очищает кровь... Да, я в вас не сомневался... Ну что вы, я не придираюсь. Всего лишь заметил, что не сомневался, что вы оцените вкус Божоле Вилляж... да-да, превосходная кислинка. А какой аромат! Особо подчёркивает вон тот сыр с голубыми прожилками... Да, это плесень. Но не та, которую вы развели в ванной, эта считается благородной...

Обед прошёл скорее приятно, чем нет. Уже к его середине Джордж сменил гнев на милость, шутил и открыто улыбался. Гарри старался не вспоминать о Джинни, участвовал по мере сил в разговоре. Удивительно, но Снейпу с Джорджем нашлось, о чём поболтать. «Перуанская тьма», процесс её изобретения и производства – Гарри никогда не мечтал узнать столько по данной теме, но партнёры по столу его мнением не интересовались. Бросив попытки его расшевелить, они увлеклись беседой, и это подарило Гарри возможность неторопливо гонять еду по тарелке и пить бокал за бокалом вино, то погружаясь в воспоминания, то отмахиваясь от грустных мыслей.

Джорджу досталось почётное право мыть посуду – вручную, что вызвало ещё одну вспышку бурных обсуждений, закончившихся понятно чьей победой.

Гарри помогал вытирать столовые приборы, когда в окно постучали. На подоконнике сидела сова. И не просто какая-то там сова, а сова из Норы!

Сердце заколотилось, и ложки-вилки звенящей грудой полетели на стол.

Отвязав письмо, Гарри несколько мгновений смотрел на конверт, подписанный знакомым почерком. Сова недовольно ухнула, попыталась ухватить его за рубашку. Заглянувший через плечо Джордж пробормотал:

– Ты иди, я её покормлю.

– Спасибо.

До комнаты Гарри не дотерпел, начал читать ещё в коридоре:

«Милый мой Гарри... » – Строчки заплясали перед глазами, и он сомкнул веки.

Дочитывал уже у себя, забравшись с ногами на кровать, лаская взглядом каждое слово.

«Верю, что ты хотел, как лучше, хотя абсолютно, – три раза подчёркнуто, – не прав. Но я уважаю твоё решение и ценю твою заботу обо мне, пусть ты и совершеннейший дуралей. Я всё ещё люблю тебя. Похоже, я люблю тебя ещё больше, чем прежде, именно за твою невыносимую благородную глупость и рыцарские замашки.
Мы не можем видеться, но писать нам друг другу не запрещается, правда ведь?.. »

Гарри с облегчением увидел, что часы даже не стоят, а медленно-медленно идут в правильном направлении, реагируя на недалёкое присутствие Снейпа.

«Жду твоего письма, но уже не сегодня. Отдыхай и не думай ни о чём плохом.
Я верю, что мы с тобой справимся, и у нас будут дом, дети – всё, как мы мечтали.

С любовью,
твоя Джинни».

Сжимая письмо в руке, он рухнул горящим лицом в подушку. Вчера они так страшно поссорились, сегодня – разошлись, он отверг её дар, был страшно груб, и вот они снова вместе. Пусть на расстоянии, пусть всё неидеально, но вместе же!

На глаза навернулись слёзы, он не стыдился ни одной, пропитавшей наволочку. Выкручивающий нутро гнев, страшное недовольство собой и страх уходили со слезами, даря сердцу покой.

Всего несколько минут слабости, и он почувствовал себя значительно лучше. Он вновь поверил, что сможет победить, что они справятся и всё не зря.

«Мы пройдём это испытание и будем вместе. Разве это недостаточный стимул сделать больше? Постараться ускорить процесс? » – думал он, возвращаясь на кухню, откуда слышались звуки колдорадио и голоса.

* * *

– Вы что-то молчаливы весь вечер, Поттер.

Гарри, вглядывающийся во тьму за окном, повернулся на голос, в котором – о чудо! – послышалась нотка сопереживания.

– Не разочаровывайте меня. Связываясь с вами, я опасался, что сойду с ума от постоянной болтовни, а вы за ужин произнесли от силы пару фраз.

Джордж куда-то вышел, Снейп проявил сочувствие и человечность, и Гарри решился.

– Я весь вечер думал, как вам сказать... Ну... Э-э-э... Не знаю даже, с чего начать.

– Начните с главного.

Он негромко рассмеялся.

– Боюсь, я ещё не настолько самоубийца.

Снейп прислонился бедром к кухонному шкафчику, скрестил руки на груди. Белая рубашка, на которую весь вечер глазел Джордж, привлекла внимание и Гарри. Расстёгнутые у горла пуговицы позволяли хорошо рассмотреть острые линии ключиц, закатанные рукава обнажали жилистые руки с отчётливо различимым рисунком вен.

Снейп казался живым человеком. Не отстоящим от ученика Поттера на пропасть звания ненавистного профессора зельеварения, а близким и более понятным. Хотя последнее – не факт, слишком уж нелегко разобраться, что здесь правда, а что – иллюзия, которой, лишь зазевайся, беззастенчиво позволят обманываться.

«Что он делает здесь? Во что играет? » – мелькнула и исчезла мысль. Гарри поёжился, понимая, что на эти вопросы ответов не дождётся, пока гром не грянет и не прояснится всё. Легче не задумываться над тем, что непостижимо, а действовать, непреложно веря, что Снейпу тоже нужен развод.

– Зачем он вам?

– Выражайтесь точнее, Поттер.

– Зачем вам развод? Ведь он вам не выгоден. Вы, как слизеринец, должны были бы...

–... держать вас на коротком поводке, наблюдать за тем, как вы мучаетесь, как рушатся ваши отношения с невестой и всякая надежда на брак. Стать единственной мишенью для вашей ненависти. Отплатить вам чёрной неблагодарностью за то, что вы совершили...

– А что такого я совершил?

– Выиграли для всех нас войну. – Снейп изменил позу – упёрся руками в край столешницы позади себя. – Вы несправедливы к слизеринцам. Мы умеем быть благодарными и хранить верность тем, кого считаем достойными.

– Так вы решили отблагодарить меня, подставив себя под удар? – спросил Гарри.

Его совершенно не радовал факт, что Снейп собрался пожертвовать своими интересами, вплоть до риска провести остаток дней в Азкабане. Как бы там ни было, за тот поступок наказание слишком серьёзно – стоило пройти через суд, чтобы это осознать.

– Такая цена за свободу меня не устраивает.

Но Снейп только усмехнулся.

– Каждый судит по себе, – задумчиво проговорил он и добавил: – Когда всё будет кончено, я уеду из Англии. Развод всего лишь откладывает мой отъезд, но не отменяет его. Кроме того, уеду я совершено свободным, ничто больше не будет связывать меня с родиной. Даже вы. Отдавать долги, Поттер, это не альтруизм. Я поступаю так исключительно из эгоистических соображений.

«Да уж! Поступок истинного эгоиста! » – Гарри покачал головой. На человека перед собой он смотрел, совершенно запутавшись и пытаясь понять: куда исчезла недавняя ненависть?

– Так что вы хотели просить, Поттер?

Ах, если б выяснить, имеет ли смысл доверять, можно было бы иным, более безопасным путём. Но лучше болезненного метода проб и ошибок Гарри не знал.

– Сегодня ночью и потом, если часы будут всё-таки идти, а не тупо стоять, то, значит, и все ночи до самого развода, я хочу спать в вашей комнате... с вами, я имею в виду.

Лицо Снейпа осталось совершенно бесстрастным.

– Я понял.

– И что вы на это скажете? – Гарри волновался всё сильнее, хотя спокойствие Снейпа казалось непоколебимым, а в глазах ни насмешки, ни гнева так и не появилось.

– Никогда не прогонял из собственной кровати привлекательных молодых людей. Буду рад поделиться своим одеялом.

Гарри вспомнил, что необходимо дышать, только захрипев от недостатка кислорода. Ну и дурацкий же у него был вид – это уж наверняка.

– Я не имел в виду в одной постели, – чувствуя, как пылают щёки, пробормотал он, – трансфигурирую кушетку или что-то подобное...

– А-а. – Снейп усмехнулся. – Хорошо. Можете считать, что получили моё согласие.

* * *

Переоделся в пижаму Гарри у себя, а к Снейпу решился постучаться только после того, как минуту бесцельно проторчал в коридоре и вернулся в комнату, чтобы надеть ещё и халат. Дверь гостеприимно распахнулась, будто его ждали у самого порога... А может, и правда ждали?

Снейп встретил его тоже одетым в халат чёрного цвета, распахнувшиеся полы демонстрировали подол серой ночной рубашки. Ещё влажные после душа волосы и книга в руке дополняли картину ночного покоя по-снейповски.

– Не стойте на пороге, входите.

Гарри бочком протиснулся внутрь, и Снейп фыркнул от сдерживаемого смеха.

– Да не съем я вас, Поттер.

– Я и не думал...

– Я серьёзно. Вашей невинности здесь ничего не угрожает, – сказал он, кладя руку на плечо и чуть подталкивая в глубину комнаты. – Да проходите же.

И тут Гарри, застывший столбом после упоминания болезненно-жгучего слова, отмер. Разбуженный гнев подтолкнул едва ли не прокричать:

– Какой ещё невинности? После вас что, мне ещё есть, что терять? Вы же сами лишили меня достоинства, чести... – он сжал кулак, и каким-то чудом это простое физическое действие помогло заткнуться.

Снейп убрал руку и отступил на шаг или два. Каждое его движение Гарри чувствовал, будто своё.

– Вы ошибаетесь, Поттер. Невинность – это больше, чем неприкосновенность тела. Невинность живёт не в паху, а в голове и сердце. И вы ей обладаете в полной мере – кристально-чистой, незапятнанной и настоящей.

– Это только слова. Фактами они не подтверждаются!

– Вы можете мне не верить, – «разрешил» Снейп совершенно серьёзным тоном и, обойдя Гарри по широкой дуге, направился к кровати. Забравшись на неё с ногами, с удобством устроившись так, чтобы спину подпирали подушки, он покрутил в руках книгу, но так её и не открыл. – Вы слишком много внимания уделяете вопросам тела, а оно, по сравнению с душой, того не стоит... Я докажу вам эту мысль, но это не быстро, не стойте на пороге. Хотя бы сядьте в кресло, раз не отваживаетесь пока заняться кроватью.

Чтобы добраться до стоящего у окна кресла, пришлось пересечь всю комнату. Плюхнувшись в него, Гарри скрестил руки на груди.

Снейп кивнул.

– Представьте, что вы безнадёжно влюблены. Это чувство сильнее вас, но его объект недоступен, скажем, влюблён в другого. Страсть снедает вас, страдание становится невыносимым... Но вы ведь маг. Есть варианты. Можно воспользоваться артефактом, заклинанием или зельем, чтобы подчинить себе волю любимого человека, привязать к себе хотя бы на время.

– Это неправильно! И не даст ничего, ведь искренне вас не полюбят.

– Хорошо, что вы это понимаете. Но я доскажу. Есть другой способ: скопировать только тело. Создать голема или заставить кого-то выпить многосущное зелье, трансфигурация также может помочь. Похожий как две капли воды на любимого, но внутренне другой человек будет рядом с вами дышать, двигаться, говорить, что любит, послушно разводить ноги и прогибать поясницу – и вы сможете им полностью насладиться. А теперь вопрос: это устроит вас?

– Нет, но... это выглядит не настолько страшно, как лишать кого-то свободы воли.

Снейп усмехнулся.

– А вы представьте, что рядом с вами стоит не ваша невеста, а её копия. Как бы вы себя чувствовали в компании человека, который только похож на любимого? Вас бы устроила такая замена?

Гарри невольно представил Джинни – какую видел сегодня. Ни крика, ни слёз, а послушание, ласка и нежность. И никакой ответственности, никакой необходимости жениться, только голое желание к прекрасному обнажённому телу...

Голос Снейпа вырвал Гарри из жаркого облака крайне откровенных фантазий.

– Можете не отвечать. У вас всё на лице написано. Боюсь, моё красноречие пропало зря. Вы пока не способны осознать разницу между обладанием телом и обладанием человеком.

– А для вас она есть?

– Да. Я чётко знаю, что хочу.

– И что же это?

Помолчав, Снейп ответил:

– Я всегда хочу больше... Уже поздно, трансфигурируйте себе постель.

Он принялся за чтение, а Гарри устроил себе ложе из кресла, вырастил подушки и одеяла из накидки. Ещё через четверть часа в комнате погас свет.

Крутясь на не самой удобной кровати, пусть и сделанной собственными руками, так что пенять было не на кого, Гарри думал, что не уснёт. Но едва слышное дыхание Снейпа, согревающее тишину присутствием другого человека, навевало сны, он душераздирающе зевал, считал овец и на сто тридцать третьей упрямой, отказывающейся прыгать скотине с клоком чёрной шести на боку и погнутым рогом – уснул.

... Он открыл глаза резко, словно кто-то взмахнул волшебной палочкой. Но разбудило его отнюдь не волшебство, а активно просящееся наружу выпитое за обедом вино и две чашки вечернего чая. Спотыкаясь, Гарри пошлёпал в темноте к двери в коридор, затем под наколдованным светом добрался до ванной, совмещённой с туалетом. Там-то и выяснилось, что стрелки за время, прошедшее с засыпания, продвинулись всего-то на час. Час, конечно, это хоть что-то, но он надеялся на большее.

Вернувшись обратно, Гарри дошёл до своей кровати, но так и не лёг. Несколько раз он оглядывался на мирно спящего Снейпа, но решимости не хватало. Ждать утра? Или, вконец обнаглев, сразу проверить догадку?

Желание скорее лечь и заснуть решило вопрос. Гарри показал храпящему в другой части Англии судье Абрахасу средний палец и полез в кровать к Снейпу. Тот что-то недовольно проворчал, но так и не проснулся. Гарри отвоевал себе часть широкого одеяла и подушку и свернулся калачиком, устроившись лицом к двери. Но сомнения в эффективности предпринятых полумер не давали заснуть. Тогда он вновь повернулся, для надежности схватил Снейпа за тёплую руку и почти мгновенно провалился в мутный и вязкий сон.

Ему снились шестерёнки и молоточки, жужжащие, скрипящие и стукающиеся друг о друга, идущие не торопясь, но и не останавливаясь – в свою меру. А ещё – Часовщик, низко склонившийся над раскрытым циферблатом в попытке рассмотреть через очки-полумесяцы самые крохотные детали сложного механизма. Довольное хмыканье в длинную белую бороду походило на улыбку Чеширского кота и никак не желало покидать сонные фантазии всю долгую-долгую ночь.

* * *

Первый день осени начался с по-летнему яркого солнца, заглянувшего в окно. Солнечные зайчики играли в догонялки на потолке, а наблюдающий за ними Гарри по-кошачьи потягивался всем телом и зевал во всё горло. Тёплая мягкая постель, пахнущие лавандой хрустящие простыни, серо-зелёный балдахин, закрывающий лицо от самых наглых солнечных лучей, Снейп, сладко дрыхнущий лицом в подушку... красота!

Стрелки на волшебном циферблате показывали «нужное» время – пять часов чистой прибавки. Пять часов – удвоенный итог их вчерашних стараний! И ни ссоры, ни необходимости смотреть друг другу в глаза, ни поддерживать разговор – просто спи в одной кровати и получай результат!

Гарри выбрался из постели, ещё раз потянулся, чувствуя, как напрягаются и расслабляются мышцы. Хорошо! Как же хорошо!

Поправив сбившееся одеяло и надев халат и тапки, он направился в кухню. По дороге Гарри заглянул к Джорджу, но тот признаков жизни, кроме громкого храпа, не подавал...

К восьми утра на кухонном столе остались греться под хранящими тепло чарами две тарелки со свежеприготовленной овсянкой, на отдельных блюдах сырный пирог из французского ресторана – вчерашний, но кажущийся ещё более вкусным – и сэндвичи с беконом и яйцами, одна чашка крепчайшего кофе – для Снейпа, один чай – для Джорджа, и записка:

«В аврорате. За ночь у нас плюс шесть с половиной! Обед за мной. Гарри».




Глава 25.

Поладить с Поттером получилось на удивление легко, а жить с ним оказалось приятно. Северус забыл о привычке коротать вечера в безмолвии за книгой, теперь его отдыхом стало времяпрепровождение в компании двух симпатичных молодых людей. Сначала оба – и Поттер, и Уизли – настороженно поглядывали на него, но прошло всего пару дней и атмосфера на небольшой кухне, совмещённой с крохотной гостиной, стала совершенно непринуждённой.

Гриффиндорцы остаются гриффиндорцами всегда и везде. Абсурдный юмор Уизли и непосредственность Поттера нечасто казались уместными, но, по мере возможности, Северус старался не делать им замечаний «с высоты своего возраста и опыта». Рослый Уизли, за короткое время воздержания умудрившийся почти восстановить былую привлекательность, не раз подчёркивал, что воспринимает укоры своему поведению исключительно как «мамочкину заботу». Играть роль родителя или учителя для оболтуса не было никакого желания, и Северус привык одёргивать его исключительно шутками – колкими и острыми, но дающими даже больший эффект, чем прямые приказы. Да и Поттер перестал смотреть волком, привыкнув общаться не с «сальноволосым ублюдком», а человеком, с которым можно без страха делить постель.

Последний факт оставался «внутрисемейной» тайной, что Северуса целиком и полностью устраивало. Чем больше общих дел, тем крепче связь.

Их первой ночью он проснулся из-за того, что скрипнула дверь и чертыхнувшийся мальчишка зажёг Lumos в коридоре. Его не было совсем недолго, а затем случилось чудо – громко сопящее и что-то едва слышно бормочущее, оно по собственной воле забралось в его постель и осталось в ней спать до самого утра.

Насколько наивным нужно быть, чтобы всерьёз предположить, что тот, кого толкнули, да ещё и едва не отдавив пальцы на руке неудачно поставленным коленом, не проснётся? Отобранные подушка и часть одеяла, ворочающееся рядом тело, ладонь, попавшая в крепкий захват – как Поттер мог решить, что никого не разбудил? Но он и правда так подумал: вечером, придя уже в пижаме, краснел и бледнел, объясняя, как именно им придётся спать, чтобы часы шли быстрее.

Похоже, он совершенно не осознавал, как выглядит его просьба, а как – он сам, порозовевший, закусивший губу, сверкающий зелёными глазами из-за стёкол очков. Полосатая пижама и меховые тапочки дополняли услаждающую взор картину.

Северус улыбнулся про себя и, сохраняя равнодушное выражение на лице, ответил:

– Вчера я вам это уже говорил и сейчас повторю: никогда не прогонял из собственной постели настолько красивых молодых людей.

Поттер покраснел ещё сильнее.

Какой забавный вид: злость на самого себя и за невольное смущение, и за краску, не слушающую уговоров и предательски выступающую на щеках. Воистину прелестное зрелище.

– Ну... Это значит, я могу... То есть это «да»? Или «нет»? Скажите ясно!

При всей наивной невинности реакций Поттер оставался сильным противником, недооценивать его гордость – проиграть, и всё же – ну как не рискнуть продвинуться ещё немного, когда так напрашиваются, пусть и совершенно неосознанно.

– Вижу, вам пришлись по душе мои комплименты. Иначе не могу даже предположить, для чего вам требовать большей ясности. – Под возмущённое фырканье Северус закончил дразнить совершенно смущённого и потому уже по-настоящему разозлившегося молодого льва: – Но я вам отвечу. Да, я нахожу вас красивым. И да, я разрешаю вам спать со мной в одной постели.

У Поттера заалели даже кончики аккуратных маленьких ушей, но в кровать он забрался с той же решительностью, что и вчера. Правда, ворчал, что связался с невыносимой язвой и любителем острить, но кто его слушал?

Ощущая прожигающий спину взгляд, Северус снял халат и, загасив последнюю свечу, лёг. Лунный свет пробивался сквозь задёрнутые занавески, и вскоре глаза привыкли к темноте. Игра теней придала контурам тела и чертам лица Поттера даже большую выразительность, чем самый яркий свет.

Лицом к лицу они пролежали в молчании недолго.

– Вчера заснуть было легче, – пожаловался Поттер.

Он заворочался, снятые очки отправились на тумбочку с той стороны. Плывущий расфокусированный взгляд коснулся лица Северуса, губы сложились в мягкую улыбку.

– Вот так – намного лучше. Не могли бы и вы не смотреть на меня? Да, спасибо... Спокойной ночи.

Поттер лёг на спину, его лицо постепенно расслабилось. Северус наблюдал за ним через опущенные ресницы, и стало казаться – уснул. Но тут его предплечья коснулась чужая тёплая рука, скользнула вниз, к ладони.

– Чтоб уж точно подействовало.

Кожу буквально жгло. Поттер вскоре стал посапывать, а Северус ещё очень долгое время не мог уснуть, ощущая соприкосновение их переплетённых пальцев даже более ярко, чем самую чувственную ласку. Закономерный результат для тела, давно не знавшего разрядки, не заставил себя ждать.

Руку высвободить не удалось, и Северус отвернулся в другую сторону, не желая смотреть на безвольно приоткрытые губы. Соблазн прирастал вместе с ощущением неловкости ситуации. Разбудить Поттера, чтобы встать с кровати – и он может заметить причину, подтолкнувшую уединиться, что совершенно нежелательно. Не будить и ничего не делать с растущим возбуждением – не самый приятный выход.

Северус осторожно потянул ночную рубашку вверх. Слюна в качестве смазки и спящий сном младенца партнёр – удовольствие оказалось даже слишком острым. Лаская себя, пришлось сдерживать не только стоны, но и ритм дыхания, что стало почти пыткой и подстегнуло желание. Медленное и сильное, почти болезненное скольжение руки вверх-вниз. Новизна и пикантность ситуации, пылающее от смущения и возбуждения лицо. Осознание собственной извращённости и факта, что тело без борьбы взяло верх над рассудком, ещё более яркое ощущение горячего тока крови по венам, мелькнувшая мысль: «Живу! ». Позабытый со школьных лет страх оказаться застигнутым на «месте преступления» – то полностью смываемый накатывающим наслаждением, то взрастающий до максимума, реагирующий на каждое изменение ритма дыхания Поттера.

В какой-то момент и страх, и смущение, и сдержанность – всё ушло. Задохнувшись от удовольствия (и только потому не произнеся ни звука), Северус содрогнулся всем телом. Жар, идущий от прикосновения к невольному партнёру, добавил ощущениям огня. Ставшей приятно скользкой рукой довести себя до грани оказалось намного проще. Серия быстрых хаотичных движений – и вторая судорога скрутила тело от закушенных губ до поджавшихся пальцев на ногах. Перед глазами побелело, как днём.

Поттер всхлипнул во сне, зашевелился, пытаясь вырвать, очевидно, сжатую до боли ладонь. Через миг Северус оказался освобождённым. Оно и к лучшему – испачканной рукой вытаскивать из-под подушки волшебную палочку и накладывать чистящие чары не хотелось.

Стоило более-менее успокоиться и попытаться заснуть, отмахнувшись от мысли: «Эй, и что это было? », как мальчишка подкатился ближе и уткнулся носом ему прямо между лопаток. Тёплое дыхание согрело спину, тяжёлая рука легла на талию.

А он ещё думал, что совместный сон станет для Поттера испытанием. Ха! Кажется, кое-кто сам себя перехитрил. Но не отталкивать же! Сопение за спиной и жаркие прикосновения, в которых не было ничего чувственного, кроме желания согреться, превратили ночь в бесконечную последовательность вдохов и выдохов в одном ритме.

Пытка близостью – весьма приятная вещь. Картины вероятного будущего – чувственные, откровенные – сменяли одну за другой. О выгодах брака Северус не забыл, но желание обладать стало важнее. Он видел себя поворачивающимся к спящему мальчишке, будящим его поцелуями, берущим расслабленного, всё ещё сонного, чувствующим отклик, слышащим сорванное хриплое дыхание, стоны, крики наслаждения... Безумие овладело им настолько, что в середине особо жаркой фантазии он ощутил, как член вновь встаёт и требует разрядки.

Если хорошо подумать – ничего удивительного. Хмыкнув, он признал, что последним его партнёром был... да тот же самый Поттер два с половиной года назад. После него долго никого не хотелось. В последний год перед битвой Северус и не вспоминал о желаниях тела, а затем оно предало его, оставив совершенно беспомощным. И сейчас предавало вновь, реагируя на близость лучшего партнёра из всех, что у него были.

Но в этот раз он ничего не предпринимал – терпел возбуждение, и неудовлетворённость делала картины перед его взором ещё откровенней и изощрённей, распаляя тлеющий в душе азарт.

Северус забылся только на рассвете и был разбужен самым приятным из возможных способов – мерно тычущимся в ягодицы крепким членом.

А вот проснувшийся Поттер своего утреннего энтузиазма не оценил – буквально в миг расцепил жаркие объятия и скатился с кровати со сдавленным стоном.

– Спит? Мерлин, пусть он спит!

И Северус исполнил обращённую к величайшему из всех волшебников мольбу – притворился крепко спящим. Звучащий в голосе страх стоило учесть, форсировать события сейчас, когда партнёр, что очевидно, к продолжению не готов, опрометчиво.

«Медленно, Северус! Как бы ни было велико желание – действуй медленно! » – удивительно, что пришлось напоминать себе правила игры.

Змеи охотятся из засады. Правильное место и время, терпение и маскировка – и добыча явится сама.

Когда вечером открылась дверь и Поттер с решительным видом переступил порог, а затем без лишних разговоров направился к кровати, Северус окончательно уверился – всё получится. За ужином он слышал имя девчонки Уизли много раз, краем глаза заметил высовывающееся из кармана джинсов письмо. Но вот пришла ночь – и Поттер вновь здесь, в его постели, как изволил выразиться – «работает на результат».

Северус закрыл дверь и ещё раз, уже с помощью заклинания.

– Внезапные визиты нам ни к чему, – пояснил он свои действия.

Поттер кивнул. Вытащив из кармана небольшой красный платок, он бросил его на кровать и, взмахнув волшебной палочкой, значительно увеличил в размерах.

– Я принёс одеяло. Надеюсь вам не помешать, а то, бывает, толкаюсь во сне.

В этот раз, прежде чем закрыть глаза, Поттер спросил:

– Я могу взять вас за руку? Часы идут быстрее, когда есть физический контакт...

– Не стоит оправдываться, я понял вас. Да, разрешаю.

Их пальцы переплелись, как и в предыдущие ночи. Луна сегодня пряталась за облаками и почти не давала света, но Северус долго наблюдал за смягчившимся, обласканным сумерками лицом спящего. С приоткрытых губ едва слышно слетало сладкое дыхание, становящееся глубже с каждым касанием большим пальцем запястья Поттера.

Тихий вздох, и он придвинулся ближе. Стало жарко – и одеяло скользнуло вниз, к ногам.

Проведший прекрасную ночь в наблюдении и построении планов Северус проснулся на рассвете оттого, что Поттер прижимался к нему всем телом. Наглое колено вклинилось между ног, возбуждение мальчишки ярко и полно ощущалось сквозь разделяющие их слои одежды. Тот ещё спал, ёрзая и притираясь, и Северус остался совершенно недвижимым. В паху потяжелело, налилось, реагируя на почти невинную ласку.

Повернуться и завалить – нельзя, сбросить возбуждение – тоже. Неудовлетворённость толкала к безрассудным поступкам. Он заворочался в крепких объятиях, сам потираясь о прижимающийся к ягодицам твёрдый член. Стон закончился сдавленным хрипом и немедленным освобождением от мигом соскочившего с кровати Поттера. Северус, старательно сохраняя сонный вид, потянулся за исчезнувшим партнёром и, перекатившись на его сторону кровати, продемонстрировал собственное возбуждение. Рубашка сбилась не выше колен, так что вид должен был остаться... хм... в рамках приличий, почти благопристойным.

Проклятье хриплым шёпотом и хлопок двери подсказали, что демонстрация оценена по достоинству. Северус наложил защитное заклинание на дверь, прежде чем дёрнул подол вверх.

Он медленно ласкал себя, пока яички и член полностью не покрылись смесью наколдованной и выделившейся смазки. Движения стали рваными, более сильными и жёсткими. Перед самым финалом он повернулся, накрывая место, нагретое за ночь Поттером, воображая его под собой. Ещё несколько движений – и белёсые капли полетели на мятые простыни. Северус ещё и ещё ласкал себя, пока не почувствовал полное освобождение. Рухнув на кровать и пытаясь отдышаться, он поднёс испачканную руку к лицу, вдохнул острый запах. Ладонь он вытер о бельё, помечая собой то место, где совсем недавно находился живот Поттера.

Разглядывая остывающие следы, Северус не испытывал ни капли стыда: после долгого периода мертвенной холодности и отсутствия желаний приятно ощутить себя живым, наполненным почти звериной потребностью обладать.

Уже на кухне, наслаждаясь приготовленным для него Поттером завтраком – отличный омлет и ещё более отличный кофе! – Северус то и дело представлял раскинувшееся на постели обнажённое тело, украшенное каплями и потёками спермы, искусанное, исцелованное, обласканное до изнеможения.

В его воображении ценность Поттера, как достойного борьбы приза, стремительно росла. Мельчайшие детали, связанные с ним, абсолютно всё становилось важным для всестороннего обдумывания. Даже намерение угостить и красиво накрыть на стол (несмотря на произошедшее утром) вызвало любопытство и попытку угадать мотивы.

Ранним вечером они встретились за общим столом. Доставившая удовольствие беседа продолжалась до самой ночи. Вернувшись из душа, Северус застал Поттера уже в постели.

– Вы не против, что я самовольно...

– Я только «за» любой инициативе, проявленной вами в спальне.

Напряжение стало настолько явным, что Северус, выбирая в шкафу одежду на ночь, ощущал его даже спиной.

– Вы имеете в виду...

Не дождавшись продолжения, он обернулся.

– Что, Поттер?

– Устал от ваших шуток, – буркнул тот, опускаясь на подушки и скрещивая руки на груди. – Вас можно попросить вести себя более... быть более... профессором, который меня то ненавидит, то не замечает?

Не сомневаясь ни секунды, Северус снял халат, под которым ничего больше надето не было, без спешки повесил его на место. Под прожигающим спину и ягодицы взглядом он натянул на себя длинную, в пол, рубашку.

– Вас что-то смущает? – поинтересовался Северус, дойдя до кровати и склонившись над округлившим глаза, покрасневшим до кончиков волос Поттером.

– В-всё.

– Боюсь, ничем не могу помочь. Быть супругами предполагает некую интимность.

– Но не настолько же! – тыча рукой в сторону шкафа, проговорил Поттер. – Вы... Вы переодевались прямо здесь, передо мной!

– Не понимаю претензий. Особенно от человека, прожившего столько лет в Хогвартсе с его общими туалетами, душевыми и спальнями.

Северус успел погасить свет и лечь на свою половину кровати, когда Поттер сказал:

– Я не привык видеть в вас... вас. Мне всё время кажется, что между нами лежит пропасть, как между живым человеком и скульптурой или рыцарскими доспехами. А вы... Вы специально, что ли, ломаете представления о себе? Зачем вам это? И по вечерам вы делаете то же самое – сидите с нами, говорите, даже смеётесь. Я этого от вас не ждал!

– Вы хотели бы видеть меня в чёрном, наглухо застёгнутом одеянии, всегда молчаливым или язвительным и с саркастично выгнутой бровью?

Забавно, сколько же воодушевления и облегчения прозвучало в Поттеровском «да».

– Ничего не выйдет, Поттер. Я – человек! – Северус сам нашёл руку мальчишки и переплёл их пальцы. – И я вам уже говорил: для вас я больше не профессор и не собираюсь им быть.

– А кем собираетесь? – помолчав, спросил тот.

Хороший вопрос, но ответа не будет: Северус притворился спящим, разглядывая из-под ресниц растерянное лицо Поттера и чувствуя себя победителем сегодняшнего тура большой игры.

* * *

Жизнь налаживалась и помимо приятной необходимости делить постель с воплощённым соблазном, ежедневных завтраков, приготовленных его же рукой, и вечерних посиделок в приятной компании. Уизли не мешал, наоборот, его глупые шутки нередко становились опорой, оттолкнувшись от которой, можно было без помех направить беседу в нужную сторону. В обществе трещащего, как сорока, человека особо не помолчишь, так что разговор за столом и позже, в гостиной, не прекращался, вынуждая высказывать мнения по множеству вопросов и тем самым лучше узнавать друг друга.

Ещё один плюс проживания в доме Уизли – его демонстративная влюблённость в Перелли. Не так важно, сколько в ней искренности (Марк из тех людей, кто способен сам постоять за себя), но ежедневные откровения Уизли о чувствах к «Синеглазке» и шутливые отчёты о попытках покорить его сердце или хотя бы затащить в постель, постепенно превратили в ничто сопротивление единственного в их компании гомофоба – можно сказать, уже бывшего. Северус получил большое удовольствие, когда, поддев Уизли, выслушал не только его ответ, но и эмоциональную речь Поттера, немедленно бросившего на помощь другу: «Он имеет право любить, кого хочет... В связи двух мужчин нет ничего страшного, если она – свободный выбор взрослых людей». Какой прогресс – и никаких дополнительных усилий.

Да, компания Уизли оказалась настоящей находкой.

Его предпочтения были очевидны. Он напрягался, стоило коснуться его руки или спины, смотрел на облизывающего ложку Поттера тяжёлым и жадным взглядом – о чём стоило бы обеспокоиться, – но бесконечные рассказы о «тонком, как у девушки, стане и синих, как шотландские озера, очах», приправленные чрезмерно большим числом неловких шуток, предельно ясно свидетельствовали о его выборе.

Ухаживая, он вёл себя как последний идиот. Северус попытался объяснить, что такими методами в синеоком пруду ничего не поймаешь, но Уизли, тут же потемневший лицом и мгновенно показавший недюжинную силу и напор, попытался устроить ему настоящий допрос, начиная с «как вы познакомились? » и заканчивая «насколько хорош Синеглазка в постели? ». Ответов он не получил, но в целом тот спор оказался полезен, а реакция на него покрасневшего, хлопающего ресницами Поттера порадовала. Такое любопытство стоило всецело поощрять, что Северус и делал, подбрасывая Уизли уточняющие вопросы и предлагая поделиться фантазиями.

Но тот в подталкивании к откровениям подобного толка практически не нуждался. Ежевечерне им доводилось выслушивать подробные описания дневных посещений целителя в Мунго: кто что и как сказал, посмотрел, представил и что именно мысленно облизал... О да, парень в выражениях совершенно не стеснялся. Первый раз Поттер попытался друга одёрнуть, потом спорил, позже смирился и слушал, услаждая взор расцветающим на щеках румянцем и дрожью опущенных ресниц.

– Почему вы позволяете так говорить о своём друге?! Да и вообще – так поступать с ним?! – После очередного рассказа о зажатом в углу кабинета Перелли, ответившего на поцелуй пощёчиной, хотя реакция его тела показалась настырному ухажёру не настолько уж однозначной, Поттер буквально взвился со стула. – Как вы можете позволять ему поступать так?!

Северус, которому и предназначался упрёк, тоже встал. Бросив на стул салфетку, он шагнул к Поттеру – и тот отступил. Ещё несколько шагов, и тот упёрся спиной в стену у шкафчиков. Воцарившееся на кухне молчание можно было резать ножом.

Но вина за безрассудство лежала не на выпитом за обедом мерло – в спину толкал пьянящий азарт и соблазнительный вид приоткрывшихся губ. Для начала Северус коснулся растрёпанных волос, ладонь скользнула ниже, оглаживая тёплую щеку и чуть колющую скулу. Быстрое движение – и подбородок Поттера зафиксирован в самом удобном положении. Склониться над ним – ещё миг, почти коснуться округлившегося в удивлении рта... И отступить, повинуясь явному отказу – удару в грудь.

Он вернулся на место, налил себе вина и осушил полбокала одним глотком.

– Что это значит, мантикора вас раздери?!

– Я продемонстрировал вам на примере, что подобные вопросы мужчина в состоянии решить самостоятельно и вмешательство других ни к чему. – Ладонь всё ещё покалывало, а аромат кожи Поттера ощущался даже сейчас. Северус через рубашку потёр ноющее место удара. – Кстати, я уже не раз говорил вам, Уизли, что вы избрали неверный метод. Теперь можете сами убедиться, как выглядит со стороны, когда объект не заинтересован.

– Я действую тоньше.

– Что, правда? – ощущая кожей полный ярости взгляд Поттера, Северус повернулся к Уизли.

– Предварительно я с Синеглазкой разговариваю, – с ухмылкой сообщил тот. – Если б он ничего такого не хотел, то сразу же гнал бы меня в шею. Но он всегда слушает, и только когда я пытаюсь к нему приблизиться, выходит из себя. Ваша же попытка, Снейп, была похожа на змеиную атаку – быстро и неожиданно, настоящее нападение. Вы б хоть предупредили Гарри, что собираетесь преподать урок, а то так и без яиц можно ненароком остаться.

– А вы предупреждаете?

– Всегда. И он не сбегает с криками, когда я его дразню, и потом не дерётся в полную силу – так только, делом показывает, что пока «нет». Так что это ваша, а не моя, техника нуждается в улучшении. Начните с разговора. Флирт... Вы ведь знаете, что такое лёгкий, непринуждённый флирт или вам объяснить на примере?

Ну и наглец!

– Джордж...

– Ну, – откликнулся тот на зов нависшего над ним красного, как гриффиндорский флаг, Поттера.

– Ты это что сейчас делаешь? Учишь Снейпа ухаживать за мной? Ты в своём уме?

– Да ты что! Это ж всё только болтовня...

Северус откинулся на спинку стула, взял в руки бокал вина. Разгорающаяся на его глазах ссора стала прекрасным завершением вечера.

На следующее утро Уизли поймал его перед самым уходом на работу и попросил замолвить слово перед Перелли.

– Шутки шутками, но я не понимаю, почему он отказывает мне.

– Возможно, Марк всего-навсего в вас не заинтересован, – Северус взял вазу с порошком с каминной полки. – Вы не подумали о такой причине его постоянных отказов?

– Я ему нравлюсь, – немедленно последовал уверенный ответ.

Высокий и широкоплечий, с узкими бёдрами и длинными ровными ногами, с яркой шевелюрой и россыпью веснушек на лице и руках Уизли и правда выглядел хорошо. Ежедневная порция дезинтоксикационного зелья сделала его глаза чистыми и блестящими, и сейчас он буквально светился здоровьем и силой.

– Не вздёргивайте бровь. Я знаю, что нравлюсь ему настолько же сильно, как он мне. Так же сильно, как вам – Гарри.

Северус опустил руку с зажатым в ней летучим порохом. Уизли смотрел ему прямо в глаза, на лице – ни следа улыбки.

– Продолжайте.

– Помогите мне с ним, и я не стану мешать вам с Гарри. Баш на баш, знаете такое выражение?

– Необычное предложение для гриффиндорца, – заметил Северус, разглядывая Уизли, будто видел его в первый раз.

– А я торговец, мне можно, – немедленно ответил тот и даже указал пальцем на пол, напоминая про расположенный на первом этаже магазин, в котором уже который день наводил порядок.

– И вы не боитесь за Поттера?

– Ну... Сначала я думал, что вы – мудак из мудаков.

– Какое лестное мнение, – едва сдерживая желание вытащить волшебную палочку, прокомментировал Северус, но Уизли только махнул рукой.

– Да не лезьте вы в бутылку! Сказал же: «сначала». Сначала я так думал, теперь так не считаю. Вы неплохой человек, заботитесь о нас. Ворчите и ёрничаете, не без этого, но это даже забавно. И мне нравится, как вы смотрите на Гарри.

Северуса неприятно поразило, что кто-то заметил в нём нечто, самим им оцениваемое, как тщательно скрываемое.

– А как же ваша сестра?

Уизли помолчал.

– Джинни бы не согласилась со мной, но нам это и не обсуждать. Не хочу, чтобы вдруг после свадьбы выяснилось, что Гарри всё-таки больше по мужикам. У меня в школе тоже девушки были, и вставало, и хотелось, и никто из них потом не жаловался. Но природу не обманешь, сами знаете. Так что пусть он выбирает не вслепую, а вы... ну вы – не самый плохой вариант. И знаете, что делать, и не обидите его, и ну... только не злитесь, но с вашей внешностью и характером нет шансов, чтобы Гарри потерял голову.

– И вы всё это мне говорите, чтобы я вам помог с Перелли? – бешенство клокотало уже в горле, потому вопрос прозвучал хрипло.

– Баш на баш, Снейп, всё честно. Вы ведь именно так предпочитаете?

Да, Северус именно так предпочитал, но гнев от этого меньше не становился. Порошок в ладони превратился в безобразный комок, и пришлось очистить руку, чтобы набрать новый.

– Ну так что скажите?

– Я подумаю над вашим предложением... Мунго, лаборатория зелий.

Выходя из камина и направляясь к рабочему месту в полной тишине под косые взгляды сотрудников, Северус всё ещё испытывал смесь гнева и раздражения. Уизли и прежде не казался ему дураком, не врал, да и разговор выстроил верно. Но его слова неприятно зацепили, заставили задуматься над тем, что успех предприятия далеко не гарантирован. Поттер спал в его кровати, по ночам тянулся к теплу, по утрам реагировал, как нормальный здоровый девятнадцатилетний мальчишка, но никакой связи, никаких чувств между ними как не было, так и не возникло.

Требовалось нечто большее, а время шло под радостные доклады «сегодня мы сделали десять часов, целых десять! ». Три дня чистого времени – не три месяца, прошедший срок пока слишком мал, но сидеть в засаде и уговаривать себя действовать медленно и верно уже стало пыткой.

Проверив состояние настаивающихся под чарами зелий, Северус принялся методично выкладывать на стол ингредиенты для сегодняшних составов. Постепенно его внимание переключилось на работу, размеренный ритм успокаивал, как и возможность вдосталь порычать на неумеху-ассистента и продемонстрировать класс, исправив ошибки изредка решавшихся подойти за консультациями коллег.

Ко времени запланированной встречи с Перелли Северус решение принял.



Глава 26.

Чтобы всё-таки добиться своего, Северусу пришлось выжидать почти неделю, а затем буквально напроситься в гости к удивлённому такой настойчивостью Перелли.

– Вот так я и живу, – экскурсию по квартире тот завершил на балконе, выходящем на маленькую площадь. – Ничего особенного, но мне нравится. Переехав в этот район, я даже перестал скучать по Венеции... То есть почти перестал.

Внизу прогуливались сотни людей, фотографировались у фонтана, кормили голубей. Смех и крики детей, обрывки разговоров и звон посуды из соседнего ресторанчика, рёв двигателей проезжающих мимо мотоциклов и машин – на вкус Северуса здесь было слишком шумно.

Но Перелли его мнение не разделял:

– Жаль, что сегодня никто не играет. По вечерам у фонтана часто появляется саксофонист, иногда вместе со скрипачом. Они устраивают замечательные концерты... О, не сомневайтесь! Лиричная музыка, свет заходящего солнца, а позже – луны, фонарей и рекламы, парочки целуются прямо на улице – здесь настоящий рай для влюблённых. К нему приятно прикоснуться даже взглядом.

– А вы, Марк, оказывается, настоящий романтик. Помните, как однажды посоветовали мне влюбиться? Теперь моя очередь желать вам перестать быть только наблюдателем и поддаться чувствам ради собственного удовольствия.

Небольшое замечание, произнесённое нейтральным тоном, – что в нём страшного? Но с лица Перелли будто ушли все краски.

– Я огорчил вас? – негромко спросил Северус.

– Пустое. – Перелли махнул рукой, будто отгоняя видение. – Пятница, я всего лишь немного устал за неделю. Пойдёмте в дом.

Проводив взглядом двух молодых людей, выгуливающих белоснежных пуделей, они вернулись в гостиную, оформленную в сиреневых тонах.

– Выпьете что-нибудь, пока я приготовлю пасту? У меня есть неплохое кьянти и весьма посредственные способности повара.

– Не откажусь, если для начала вы разделите со мной хотя бы полбокала вина, а затем позволите помочь вам с приготовлением ужина.

Улыбающийся Перелли принёс занявшему мягкое кресло Северусу до половины наполненный бокал, а сам уселся на диван. Пригубив вино, он сказал:

– Я буду совершенно невоспитан и невежлив, но с радостью приму обещанную вами помощь. Уверяю вас, качеству ужина это пойдёт только на пользу.

– Как же вы справляетесь в обычные дни?

В ответ – взмах руки в направлении распахнутой балконной двери.

– Тот ресторан специализируется на средиземноморской кухне: не слишком высокие цены при не самом плохом качестве.

– Но, вероятно, не сравнить с домашней едой.

– О, конечно же нет! Моя мама! Вы даже не представляете, как потрясающе она готовит...

Правильно подобранный катализатор немедленно оживил беседу. Глаза Перелли засверкали, расцвеченные подробностями, полились воспоминания о жизни в далёкой Венеции единственным ребёнком в семье потомственного целителя. И ни слова о любви или друзьях, но множество – о местах, куда так хочется вернуться.

Допив вино, они переместились на кухню. Перелли не преувеличивал – подпускать его к плите не стоило. В результате хозяин дома, низведённый до должности подмастерья, чистил овощи и, развлекая беседой, накрывал на стол, а Северус организовал остальное: отварил спагетти, приготовил острый соус.

– Божественно. Или память меня подводит, или вкус даже лучше, чем дома, – нахваливал Перелли стремительно исчезающую с тарелки еду. – Где вы научились так готовить?

– Я давно живу один, Марк. А рецепты в кулинарных книгах несравненно проще приготовления зелий... Лучше поговорим о вас. Вы так скучаете по дому. Не хотите вернуться?

Вместо ответа Перелли вновь схватился за бокал. Раскрасневшееся лицо, лихорадочный блеск глаз, напряжение тела откровенно свидетельствовали об лёгком опьянении и избытке тяжёлых воспоминаний и о чрезмерно долгом периоде, когда не с кем поделиться переживаниями. Увы, но очевидное желание облегчить душу проигрывало решимости молчать.

– Марк, вы можете рассказать всё, что вас волнует. Я не из тех людей, кто нарушает чужое доверие. – Северус протянул руку, чтобы накрыть чужую ладонь. – Вы можете мне верить, – повторил он.

Холодные пальцы и лёгкая дрожь – дело было даже серьёзней, чем казалось стороннему взгляду.

Перелли вырвался, его дыхание убыстрилось, стало шумным.

– Я ведь вижу, что с вами что-то происходит. Последние дни, нет, больше – уже около недели вы сам не свой. И это началось даже до того, как я задал вам тот вопрос, на который вы категорически отказались отвечать, – Северус говорил негромко и настойчиво. – Так что с вами происходит, Марк?

– Теперь понятно, для чего вы напросились в гости! Устроили мне допрос!

– Не впадайте в истерику, сядьте. Я сделаю вам чай.

Вскочивший было Перелли тут же сел, закрыл ладонями пылающее лицо.

Дожидаясь закипания воды, Северус молча убрал со стола и сервировал всё заново. Насыщенный аромат трав поплыл по квартире, добавленная в кипяток ваниль скрыла запах найденного в одном из кухонных шкафчиков успокоительного зелья.

– Держите чашку, Марк.

– Вам не кажется, что это самоуправство чересчур? Разве вы не замечаете, как давите на меня? И это всё при том, что пользуетесь моим хорошим к себе отношением!

– А вы – моим терпением, – немедленно парировал Северус. – Не глупите. Вы один из очень немногих людей, чьё душевное состояние меня волнует. Да, тогда вы были правы в своих предположениях, это Джордж Уизли просил меня узнать, что он делает не так, пытаясь поухаживать за вами.

Перелли прикрыл рукой глаза.

– Пречистая дева! Он даже вас додумался подослать шпионить за мной!

– Марк... Марк, ну же, возьмите себя в руки. Поднимите голову и посмотрите мне в глаза... Да, вот так лучше, – добившись желаемого, Северус глубоко вздохнул. – Несколько дней назад я задал вопрос по просьбе влюбившегося в вас человека, но ответ хочу получить не для него, а как друг. Всё это время вы подавлены, то перевозбуждены, то чрезмерно холодны. Это надо прекратить, и я не уйду, не добившись правды, и сделаю это ради вас.

– Так вы считаете меня своим другом?

Вот она – цена честности и вмешательства, куда не просили.

Северус выдохнул сквозь зубы.

– Вы трижды пришли мне на помощь. Во-первых, избавили от жизни, худшей смерти, когда я недвижимым валялся уже год в постели. Во-вторых, спасли от Азкабана, хотя могли отделаться от неудобного пациента, всего лишь открыв правду аврорам об украденной волшебной палочке и использовании непростительных проклятий. В-третьих, дали мне шанс обрести свободу от аврорского произвола. Само собой разумеется, что я считаю вас другом. И даже если такое моё отношение вам не нужно, то всё равно моя благодарность принадлежит вам. Я всегда отдаю долги, а вам должен и очень много.

– Это так глупо...

Заметив реакцию Северуса на свои слова, Перелли суматошно зажестикулировал.

– Вы не так поняли. Я не про вас, я про себя. Это я глупец, позволил себе увериться, что доброта – роскошь, которую мне нечем оплатить. Совсем одичал в одиночестве... Ваши чувства мне понятны, мне дорого такое отношение.

Вскочив, он бросился пожимать руку.

– Марк, успокойтесь.

Но призыв не был услышан. Совершенно разволновавшись, Перелли заметался по комнате. От привычной невозмутимости не осталось и следа.

– Садитесь на место. Ваш чай так остынет, – попытался вразумить его Северус.

Без толку.

– Пречистая дева, я и правда веду себя как идиот. С вами был ужасно груб, заставил оправдываться, будто симпатия требует объяснений. С этим Уизли совершенно забылся, будто не целитель, а... Но этот рыжий ведёт себя невыносимо, по больному каждый раз... Синеглазка... Вспоминать такая пытка... Уехал и думал, что справлюсь, что можно начать всё заново. И у меня получалось до какого-то момента, я даже умудрился позабыть... Но тут появились вы, и эта сорванная свадьба, и этот рыжий наглец – и всё так всколыхнулось в душе...

Сбивчивая речь, болезненная бледность, рука, прижатая к бурно вздымающейся груди – Северус поймал мечущегося мальчишку на полпути, усадил на диван, заставил выпить чай. Чашка опустела, и только затем он позволил Перелли заговорить.

– Хватит мучиться. Вам нужно с кем-то поделиться, и я даю вам слово, что всё останется между нами. Рассказывайте спокойно, медленно, и мы найдём решение.

– Да какие там могут быть решения? Есть только одно, и я его принял, уезжая из Италии. Других не существует. Но если вы настаиваете, то... На самом деле это очень простая история.

«Простую историю» пришлось вытягивать, сражаясь за каждое слово и фразу, сожалея о невозможности использовать настоящие пыточные инструменты, веритасерум или легилименцию. Перелли сопротивлялся, пытался пойти на попятную, даже встать и уйти – но Северус держал крепко, настойчиво толкал вперёд, пока не победил.

–... Я узнал, что он женится, случайно, и мы страшно поссорились. Я обвинил его в предательстве, а он сказал, что его другом может быть только мужчина. По его мнению, сдавшись ему, я мужчиной являться перестал. О своей многомесячной осаде, о признаниях в любви, о том, какое удовольствие получал со мной, он не вспомнил... Но я-то не забыл. Я, как дурак, продолжал любить, искал для него оправдания. Хотел ещё раз объясниться, сохранить хотя бы нашу дружбу – ведь столько лет учились вместе, дружили не разлей вода, нельзя такие связи обрывать вот так. Глупо, конечно, сейчас я бы так не поступил, а тогда... Получилось, я в их деревню приехал как раз накануне свадьбы, прихожу, они готовятся... Он даже не вышел ко мне. Его отец прогнал меня с порога, назвал извращенцем. Оказывается, Андрэ растрепал всё и всем. И дня не прошло – весь наш город знал. Родители позор не простили, жизни мне там не стало, пришлось уехать... Вот и вся история, банальная, как я и говорил.

Северус смотрел на обхватившего себя руками мальчишку – такого красивого и такого, как выяснилось, хрупкого. Отверженный всеми ребёнок приехал в Англию и постарался заковать себя в броню, стать куском льда, чтобы никто больше не смог ранить его сердце. Как глупо, Мерлин мой, как наивно и как больно.

– Его нахальные улыбки, насмешки и издёвки, наглые руки. Отгоняешь – возвращается, отталкиваешь – нападает снова... Ведёт себя точно, как Андрэ. И даже выглядит похоже – такой же высокий и сильный. И даже называет так, как он – Синеглазкой, будто собственного имени я не достоин. Не-вы-но-си-мо. Ненавижу его... их. Вся жизнь в осколки! – Перелли поднял голову, посмотрел на Северуса больным взглядом. – Я прошу вас – отзовите его, приструните его. Вы же можете... или нет? Ну тогда хотя бы объясните, чтобы не лез, чтобы знал своё место. Я больше не хочу видеть, как рушится моя жизнь. Не желаю, чтобы меня вновь судили толпой, не хочу снова искать тихое место и менять имя. Мне это не нужно и не понадобится никогда. Есть работа, есть дом, есть развлечения...

– Марк, сколько вам лет?

– Двадцать, а что?

Северус осторожно коснулся его плеча.

– Я почти вдвое старше вас. Поверьте опыту. Можно жить и без любви, долгие годы, даже десятилетия. Любимая работа, устроенный быт, случайные любовники из магглов – вы правы, так можно прожить.

Перелли кивнул.

– Вот видите. Нет другого решения.

– Вы не дослушали. Самое главное я приберёг напоследок.

Глядя прямо в синие глаза, Северус сказал:

– Вы можете прожить без любви, но не сумеете – без себя. Когда постоянно играешь роль другого человека, это иссушает душу. Чтобы выжить, вам надо найти людей, с которыми вы будете самим собой, без капли притворства. Если один из них станет вашим любимым, то вы проживёте счастливую жизнь.

Что ему всегда нравилось в Перелли – это исключительная понятливость и умение схватывать на лету.

– Но ведь это не значит, – ответил тот, – что я должен довериться первому встречному, желающему от меня только секса. Не спорьте. Или вы готовы гарантировать, что отношение этого шута серьёзно?

С улицы донеслись звуки музыки, и мучительный разговор в тот же миг был прерван.

– О, а вот и концерт. Послушаете в компании со мной, парой бокалов и бутылкой кьянти?

– Непременно, Марк. Только накиньте что-нибудь на плечи, уже ночь, похолодало.

* * *

Гарри в очередной раз взглянул на замершие в одном положении стрелки наручных часов и, подняв голову, с крайним неудовольствием убедился, что время приближается к полуночи. Висящий над камином циферблат в виде физиономии ярко раскрашенного рыжего клоуна подмигнул ему и выбросил изо рта флажок: «Пора в кровать, приятель! ». Тотчас появился и второй: «А может, вам, парни, вместе туда завалиться? ».

Смотрящий в ту же сторону Джордж, которому и предназначалось второе сообщение, щёлкнул пальцами, и нарисованные глаза закрылись, к равномерному тиканью прибавилось тихое сопение.

– Не обращай внимания, Гарри. Давно собирался переколдовать, но как-то руки не доходили... Мы их с Фредом вместе придумали, запустили целую серию, она неплохо шла. А этот бракованным оказался, видишь, бровями и ушами не шевелит, ну мы его себе и оставили. Надписи тоже поменяли под себя. А теперь это... Неважно. Давай-ка я тебе ещё анекдот расскажу. Встречаются как-то поздней ночью профессор МакГонагалл и миссис Норрис в коридоре седьмого этажа...

Что произошло дальше, осталось неизвестным – камин вспыхнул зелёным, и из него появился человек, которого они ждали весь томительно долгий вечер.

Когда за завтраком Снейп объявил, что вечером пойдёт в гости и потому задержится, Гарри не придал этому особого значения. Но обещанное «ненадолго» превратилось в минус шесть часов к возможному результату сегодняшнего дня и испорченное ожиданием настроение. Беседа за обедом оказалась неожиданно скучной и натянутой, Джордж часто замолкал, то и дело посматривая на часы и хмурясь всё больше. Сам Гарри чувствовал себя странно – он вроде бы скучал по обществу язвительного профессора и волновался из-за его отсутствия, невольно перебирая в уме причины, которые могли бы того задержать.

С Джорджем своими догадками он не делился. Тот и так не находил себе места, то погружаясь в молчание и тоску, то фонтанируя шутками и историями в попытках отвлечься. Нет, не стоило подливать масла в огонь, высказывая даже не предположение, а почти уверенность в том, какое именно занятие могло так надолго задержать Снейпа в гостях у крайне привлекательного и предпочитающего исключительно мужское общество Перелли.

Ежедневно просыпаться со стояком – тут любой задумается о разрядке. Видеть, как вздыбливается одеяло, а то и одна тонкая ночная рубашка над бёдрами спящего Снейпа приходилось каждое утро. Неудивительно, что его «в гости» потянуло, Гарри б и сам не отказался сходить по «гостям», точнее, «гостьям», и не один раз. Но ему приходилось хранить верность Джинни, а был бы свободен – ни секунды б не ждал, нашёл любую на всё согласную девчонку и оторвался бы по полной программе.

Из-за мелькнувшей в воображении картинки сладко потяжелело в паху.

Вид Снейпа только добавил убеждённости в характере их полуночных посиделок с Перелли: растрёпанные волосы, раскрасневшееся лицо и более яркие, чем обычно, губы, довольный, как у налакавшегося сливок кота, блеск глаз. Плюс снятый сюртук, который его хозяин удерживал, перекинув через плечо, расстёгнутая на три верхних пуговицы мятая рубашка.

М-да, проявленная деликатность оказалась излишней. Кое-кто отлично провёл время с «другом» – факт, очевидный любому.

Джордж напал без предупреждения: вот он медленно встаёт из-за стола, сохраняя на лице невозмутимое выражение, – и вот он уже вталкивает Снейпа обратно в камин под звон упавшей кочерги и каминной решётки, под взвившиеся кругом клубы сажи и пыли.

Разнимая пыхтящих соперников, Гарри думал, что не справится. Джорджа было не унять, мускулы, ходящие под тонкой футболкой, казались железными, а напор и ненависть – неукротимыми. Слушать доводы рассудка и приказы угомониться ревнивец не захотел – в результате пришлось его обездвижить.

Пострадать в драке от дружеской руки – несправедливо. Джорджу не повезло: падая, он со страшным грохотом приложился затылком о пол.

Гарри, бросившийся на выручку, но зацепившийся за стул и потому не успевший предотвратить падение, тут же снял заклятие окаменения, ужаснулся бледности лица. Пощёчины, стакан холодной воды в лицо, даже заклинания Джорджа в сознание не привели.

От просьб о помощи Снейп отмахнулся. Вся спина его когда-то белой рубашки стала чёрной от сажи, льющуюся в раковину воду окрашивал то грязно-серый, то розовый цвет.

– Не суетись. Ничего страшного с нашим Отелло не станется, – прогундосил он, заканчивая умывать лицо и осторожно запрокидывая голову.

Но стоило сказать, что к пострадавшему надо вызвать Перелли, как и силы, и интерес к происходящему у Снейпа тут же нашлись. Он с такой силой отшвырнул Гарри от камина, что зажатый в кулаке летучий порошок взлетел в воздух сверкающей пылью и засыпал накрытый скатертью стол, окончательно уничтожив царивший на кухне всего несколько минут назад уют и порядок.

– Даже не думай его беспокоить. – Из разбитого носа вновь потекла кровь. Снейп смахнул её с губ, и красная полоса прочертила щеку, придав ему хулиганистый вид. – Я сейчас ему сам помогу.

Для начала он произнёс непонятное заклинание, без какого-либо видимого эффекта, затем опустился на колени. Короткий замах – и пощёчина едва не снесла Джорджу голову с плеч.

– Да что ж вы творите?! – Гарри успел перехватить занесённую второй раз руку. – Совсем с ума сошли?!..

Громкий стон прервал обличающую речь.

– Эффективное лечение, – хмыкнул Снейп, второй рукой утирая текущую по лицу кровь, – это то лечение, которое даёт верный и быстрый результат. Пустите, Поттер. По милости вашего приятеля мне надо...

– Episkey! – Гарри поднялся с пола, всё ещё держа в руке волшебную палочку. – Вот это – действительно эффективное лечение.

Глядя сверху вниз на стоящего на коленях Снейпа и барахтающегося у его ног Джорджа, он наложил на лица и одежду обоих чистящие заклинания. Вместо благодарности ему достались два гневных взгляда.

Ладно Снейп, но Джорджу-то чего злиться?

Гарри протянул руку. А Снейп – вот же змея! – посмотрел на неё, будто на покрытую струпьями проказы. Джордж тоже отвёл взгляд, стоило предложить ему помощь.

– Мы сами разберёмся, Поттер.

Тот, кто это сказал, поднимался с колен так долго и так непривычно неловко, что Гарри не выдержал:

– Вам больно, Снейп? Рёбра целы?

Ответил ему Джордж голосом таким хриплым, будто после бутылки огневиски:

– Да он в стельку пьян. Что, не видишь?

Снейп несколько минут стоял у стола, опираясь на него обеими ладонями, потом спросил:

– Протрезвляющее есть? – Его голос как раз таки казался абсолютно трезвым.

Гарри шагнул ближе, втягивая носом запах и наконец понимая, что висящая облаком кисловатая сладость отнюдь не аромат туалетной воды.

Конечно же, после тотальной чистки от пустых и полных бутылок и всего, что касалось выпивки, никаких облегчающих участь пьяницы зелий в доме не осталось.

Снейп махнул рукой, приказывая Джорджу подняться.

– Я не настолько пьян, мистер Уизли, чтобы позабыть, что мы, – он указал в направлении камина, – совсем недавно начали разговор. И желаю немедленно его продолжить.

Гарри попытался вмешаться, но его даже слушать не стали.

– Наедине, Уизли. Ваша комната или моя?

– Пусть будет моя. Не жалко, – фыркнул тот. – Вы меня вызываете?

Снейп поднял голову, вглядываясь в лицо более высокого Джорджа. На тонких губах появилась неприятная ухмылка.

– Когда я решу вызвать вас на дуэль, то оговорю это отдельно. Пока же я желаю с вами поговорить... Поговорить, Поттер, просто поговорить. Да перестаньте же опекать нас и кудахтать, как девчонка.

Двух вероятных противников Гарри, несмотря на обидное прозвище и недовольство обоих, проводил до самой двери. Снейп вошёл в комнату первым, Джордж – вторым, и именно его Гарри дёрнул за руку:

– Не смей устроить драку. Если я услышу хоть звук, то войду. А если войду – ты, а не он, ответишь передо мной.

Дверь хлопнула у него перед носом.

Скрипя зубами, Гарри заходил по коридору, прислушиваясь к голосам внутри. Сначала говорили на повышенных тонах, потом стало тихо, затем вновь громче – и тишина. Гарри несколько раз останавливался у комнаты Джорджа, желая войти и понимая, что это не его разборки.

Драться из-за Перелли – вот же идиоты! Этот манерный хлюпик стоит того? Они его хорошо разглядели?

Гарри вспомнил, как увидел его впервые: хрупкий, тонкий, холёные белые руки, маникюр! Нет, правда! Когда Перелли развернул бумагу из аврората и принялся её читать, блеск покрытых прозрачным лаком ногтей заставил Гарри со всем вниманием рассмотреть внешность целителя. Если б не тёмные брови и волосы и синие глаза с длинными иссиня-чёрными ресницами – ну один в один Драко Малфой. Та же манера одеваться с иголочки и в шелка, то же выражение превосходства в глазах и манере поджимать пухлые губы, «благородная» бледность кожи... А как он визгливо орал, когда они в палате сцепились со Снейпом! С каким презрением смотрел на комнату и самого Джорджа, когда пришёл его лечить!

Раздраконив себя воспоминаниями, Гарри изо всех сил шарахнул кулаком по стене.

Из-за этого манерного педика рушились отношения, которые им троим с таким трудом удалось выстроить!

Не удовлетворившись одним разом, Гарри удар повторил.

– Не портите штукатурку. Reparo!

Неслышно подкравшийся со спины Снейп выглядел таким же невозмутимым, как обычно. Ни разорванной одежды, ни наливающихся синяков – так они что, и правда только поговорили?

– Спокойной ночи, приятель. – В коридор выглянул Джордж. – Эй, не смотри на нас таким недоверчивым взглядом. Всё хорошо... Не так ли, профессор?

Снейп даже не обернулся на его голос.

– Профессор? Не знаю такого.

К удивлению Гарри Джордж рассмеялся.

– Простите, Северус. И спасибо за всё.

«Спасибо?.. Если б Снейп спелся с Перелли, от Джорджа «спасибо» могло прозвучать только в одном случае – с обязательным дополнением «что быстро сдох! » – Гарри улыбнулся, чувствуя, как камень свалился с души. – Значит, они не вместе, я зря так испугался».

Судя по широкой улыбке на веснушчатом лице, догадка оказалась верной.

– Говорить о том, что не собираюсь жалеть о своём доверии вам, я не буду. Сами знаете, чем ответите за ошибку, – отсутствие угрозы от Снейпа прозвучало весьма воинственно, а вот пожелание спать – удивительно мягко: – Доброй ночи, Джордж.

– Я её не допущу, – пообещал тот и, сказав: – Доброй ночи, парни, – закрыл за собой дверь.

Гарри, во все глаза разглядывающий Снейпа, даже не понял, когда в коридоре они остались одни.

– Что вы так смотрите на меня? – тот опёрся плечом о стену, скрестил руки на груди. – Подарить вам новые очки, так как в этих вы самостоятельно, без подсказок неспособны ничего разглядеть, даже если танцевать голым перед самым вашим носом?

Проклятье! Благодушное настроение этой язвы, похоже, досталось исключительно Джорджу.

– Не хмурься так. Тебе не идёт. – Чужие тёплые пальцы коснулись лица, разгладили брови, пощекотали переносицу. – Идём спать.

Проклятье номер два! Снейп всё ещё пьян!

Он пошёл в свою комнату первым, Гарри сунулся за ним следом и, только увидев, как вслед за брошенным у порога сюртуком на пол полетела рубашка, вспомнил, что тоже не переоделся в пижаму.

Отлучка составила от силы пару минут, но когда он вернулся, то Снейп уже лежал в кровати и даже похрапывал, а его одежда и обувь живописно украшали всю комнату. Убираясь, один ботинок Гарри нашёл в кресле, а носок снял с висящей на стене картины.

Сон долго не шёл, хотя их пальцы были привычно переплетены, а жар тел и винный аромат туманили рассудок. Мысли о произошедшем никак не желали униматься, на вопросы не находилось ответов. Беззвучно чертыхнувшись, Гарри вновь зажёг свечу и взял лежащие рядом с ней на тумбочке очки.

При свете разглядывать профиль спящего на животе Снейпа стало куда интересней.

Не думая, что делает, Гарри протянул руку и коснулся резко очерченных тёмных бровей, разгладил вертикальную морщинку на лбу, заметную даже во сне – и из-за чего он так хмурится?

Подушечки пальцев коснулись густых ресниц – щекотно, обвели длинный крючковатый нос и тонкие, обычно – упрямые и твёрдые, а сейчас – расслабленные, смягчившие рисунок губы...

Мерлин, до чего ж странно, что в этом человеке есть хоть что-то нежное и податливое.

Колючая щека, твёрдость скул – в этом вид что бодрствующего, что спящего не изменился.

У Снейпа оказались маленькие уши, очень аккуратные с неожиданно пухлыми, идеально красивыми мочками. Следы проколов... Он что, носит серьги?

Попытка сдержать смех провалилась – перед глазами так и стоял образ строгого профессора в длинной чёрной мантии и больших, украшенных россыпью бриллиантов серьгах, точно таких, какие Джинни получила в подарок на помолвку.

На громкое фырканье ему немедленно ответили недовольным ворчанием. Снейп беспокойно завертелся, одеяло скользнуло с плеча вниз...

Твою мать!

Гарри сел на постели, не в силах оторвать взгляд от открывшейся взгляду картины: уткнувшаяся лицом в подушку голова, рассыпавшиеся по плечам чёрные волосы, правая рука целиком и вся верхняя часть спины – светлая гладкая кожа, выпуклые позвонки, две маленькие родинки и ни следа ночной рубашки.

Ещё одно беспокойное движение – и из-под одеяла показалось колено. Острое, бледное, покрытое тёмными волосками – голое! Как и всё тело! Как и весь Снейп – совершенно-абсолютно-категорически голый!



Глава 27.

Гарри не знал, на кого злится больше: на Снейпа или на себя. С пьяного что взять – он вёл себя соответственно состоянию. И, заметьте, в кровать к себе не тащил! И не приставал, хотя если б только попробовал – мало бы не показалось.

Ну вот! И откуда такие мысли? Да и вообще...

«Ну да, он голый – и что с того? Ты что, голых мужиков не видел? В душевой все членами друг перед другом трясли, забыл, что ли?! » – но как Гарри ни ругал себя, смущение не уходило.

Мыться большой мужской компанией и делить кровать с мужчиной – разные вещи. Одетый тот или раздетый – не так важно. Узнай кто, что они спят вместе, и для большинства факт, что обычно Снейп щеголяет в ночной рубашке, не будет иметь никакого значения. Джинни, к примеру, наверняка поймёт всё не так и старания приблизить развод не оценит; как ни объясняй – скандала не избежать.

Тяжело вздохнув, Гарри вновь посмотрел на Снейпа – вынужденного так же, как и он сам, из ночи в ночь терпеть неудобное соседство.

Одеяло сползло ещё немного, добавив портрету спящего новые подробности – тёмную поросль волос в подмышке, резкие линии лопаток и в самой серёдке между ними – ещё одну родинку. Снейп оказался скорее жилистым, чем мускулистым, хотя для человека, проведшего больше года без движения, мускулы были вполне себе достойными, хотя и не производящими особого впечатления.

«Тонкий и гибкий, и бьёт, как Дракучая Ива, сильно и хлёстко. Джордж даже в одежде рельефней и крупнее, а ведь получил по полной. Хотя ему от меня больше досталось, но и Снейп время зря не терял... » – вспомнив пощёчину, едва не оторвавшую другу голову, Гарри внимательней присмотрелся к худым рукам. Чёткий рисунок вен, легко просматривающиеся под покрытой тёмными волосками кожей мышцы, острые локти, ни грамма лишнего жира – отличный образец для изучения мужской анатомии, если б не худоба... Эй, там ниже, это ведь рёбра проглядывают, да?

Любопытство победило, и, повинуясь осторожному потягиванию, одеяло съехало почти до талии.

«Это даже не стройность. Тощий он. Но вывод всё равно один – ему надо больше есть, – Гарри хмурился, переводя взгляд то на худую спину, то на острое колено, выглядывающее из-под одеяла, – и загорать хоть иногда: кожа страшно бледная – солнца, наверное, в жизни не видела».

«Страшно бледная» кожа буквально светилась в полумраке. При дневном свете она наверняка выглядела бы иначе, и он попытался себе это представить, но не смог – днём Снейп разглядывать себя точно бы не позволил. Хотя... раздевался же он тогда, значит, наготы не стеснялся.

Да если б кто заранее сказал, что Снейп способен по своей воле сверкать голым задом, Гарри бы ни за что не поверил. Но это правда произошло! Всего неделю назад – да если б и год, разве такое забудешь?

Вот Гарри, придя в спальню первым, ожидает, лежа в постели. Вот дверь в комнату открывается и появляется задержавшийся в душе Снейп. Пара ничего не значащих фраз, открытые дверцы шкафа, Снейп находит ночную рубашку, бросает на спинку стула, и...

Когда халат отправился на вешалку, поражённый до глубины души Гарри, вместо того чтобы отвернуться, широко распахнул глаза, и каждая увиденная им подробность чётко, можно сказать – навсегда, запечатлелась в памяти.

Длинное худое тело, жилистое, подтянутое, узкие бёдра, соответствующая им маленькая задница. Тёмные волосы на руках, груди, ногах и в паху. Член светлый и ровный, висящий на полшестого и, судя по тому, что Гарри видел по утрам, немалой длины. А тогда как-то не удалось разглядеть... Да он настолько смутился, что до сих пор удивлялся, как щёки и уши не загорелись! И зачем он только смотрел? Но тогда от неожиданности он совершенно растерялся и таращился, как дурак, пока подошедший уже одетым Снейп не задал какой-то вопрос.

А если б самому пришлось в его присутствии вот так раздеваться? Гарри потряс головой, выныривая из воспоминаний. Хуже – только вообразить себя таким же беспробудно спящим, а значит, беззащитным и доступным для разглядывания. Хотя...

Ведь так уже было! Он не только лежал – он был в полной власти, совершенно открытым, с разведёнными ногами и...

И Снейп сосал его член.

Кровь бросилась в лицо, стало жарко.

С самого суда Гарри не позволял себе возвращаться к обдумыванию тех откровений, а сейчас будто плотину прорвало: «он принял моё семя», «он стонал, когда кончал в моё горло», «я проверил состояние его ануса после окончания акта... ». И хотелось бы не думать об этом, но воображение подбрасывало картинку за картинкой, и на всех он спал, а Снейп делал с ним, что желал... или что должен был делать? Да сейчас это уже всё равно!

Две мысли одновременно атаковали Гарри: «Несправедливо, что он меня видел, а я его только мельком» и «Он спит, а значит, никогда об этом не узнает», и пока он отбивался от них, поражаясь, как такое вообще в голову могло придти, дело было сделано – одеяло окончательно стянуто и брошено в изножье кровати.

Несколько секунд Гарри не мог решить, чего стыдится больше: своего опрометчивого поступка или мгновенно одолевшей его неготовности принять последствия этого шага. Поступив так, разве он не опустился до того же, на что пошёл Снейп? Но тот хотя бы сделал это не по своей... ну не только по собственной воле. Гарри же не имел оправданий, кроме любопытства и внезапного безумия, которое до сих пор его не отпускало. Правильно было бы вернуть одеяло на место, но он повернул голову в сторону мирно посапывающего Снейпа и...

Забулькавший в горле смех побеспокоил спящего, и только тогда Гарри принялся зажимать себе рот.

Его окончательное превращение в извращенца отменили самые простые чёрные трикотажные трусы – за что стоило благодарить судьбу. Он так и сделал, ещё не до конца понимая, как называется невидимая граница, к которой подошёл слишком близко и только по счастливой случайности не переступил.

Откуда, ну откуда в его голове взялась эта идиотская идея?

Даже окончательно успокоившись, ответа он так и не нашёл, зато тело Снейпа успел разглядеть во всех подробностях.

У него оказались длинные ноги – жилистые и стройные, с тонкими щиколотками и узкими ступнями, крепкими икрами, под правым коленом – тёмное пятнышко. Оно выглядело, будто там что-то прилипло, и Гарри, неожиданно для себя, прикипел к небольшой точке взглядом.

Чем дольше он смотрел, тем больше ему хотелось стереть её с бледной кожи.

В помрачении рассудка, не иначе, он коснулся, как выяснилось, родинки, а затем повёл ладонью по щекочущей волосками ноге вверх – от колена и до складки, где нога переходит в ягодицу. Преодолев скрытую тканью приятно упругую мягкую задницу, он добрался до гладкой кожи поясницы, симпатичных ямочек и тонкой «девчоночьей» талии.

Он не думал, что занимается чем-то постыдным. В те мгновения он вообще не думал. Ощущения чужого тела под рукой и то, что он видел, захватили всё его внимание. К голове прилила кровь, сердце оглушительно забилось даже в кончиках пальцев.

– Гар-р-ри... – сонное бормотание взорвало тишину спальни.

Через две минуты тридцать секунд Гарри выдохнул.

Ещё через тридцать секунд – накрыл Снейпа одеялом, выключил свет и лёг.

И ещё бесконечно долгое, показавшееся вечностью время смотрел в темноту, пытаясь понять: что это было?

* * *

Утро пришло с каменным стояком и ставшим привычным ощущением близости чужого тепла. Но в этот раз всё было иначе. Гарри лежал на спине, а Снейп – наполовину на нём, так что их ноги и руки переплелись. От прижатого к бедру твёрдого члена и тяжёлого влажного дыхания в макушку эрекция Гарри стала ещё сильнее. Рука, поглаживающая пах, сделала ощущения почти непереносимыми.

Он дёрнулся – послышался стон. То ли недовольный, то ли наоборот – сложно сказать.

Гарри задёргался сильнее, схватил Снейпа за руку, пытаясь прервать пытку.

– М-м-м... Какого...

Тот наконец проснулся, замер в одной позе – навалившись на Гарри, упорно сжимая его член сквозь ткань пижамы.

– Отпустите сейчас же!

Как он выбрался из постели, как сбежал из комнаты, Гарри не запомнил. Запершись в ванной, он довёл себя до разрядки за рекордно короткое время. И как он ни старался думать о Джинни, горящие на коже следы прикосновений Снейпа, воспоминания о случайной и такой острой ласке – именно они довели до грани.

Гарри позволил пижамным штанам окончательно сползти на пол и отлепился наконец от двери. Колени всё ещё дрожали, когда он стоял у раковины, отмывая руки. Он воспользовался лавандовым мылом, затем дегтярным, даже вылил на ладонь хорошую порцию хвойного шампуня – и ничего. Сколько он не подносил покрасневшие от трения и горячей воды ладони к лицу – всё равно ощущал будто въевшийся под кожу резкий запах.

– Ты там заснул, что ли? – забарабанил в дверь Джордж.

Ванную пришлось освободить.

Суббота и обещание помочь с уборкой магазина не позволили Гарри сбежать. Переодевшись, он отправился готовить завтрак, и привычное с самого детства занятие помогло успокоиться и принять решение. Он озвучил его, стоило Снейпу появиться на кухне:

– Доброе утро, и нам надо поговорить.

– Доброе. Позже, – ответил тот и осторожно опустился на стул.

– Не шумите так, – вот и всё, что Гарри услышал до тех пор, пока на кухню не ворвался Джордж с радостным воплем:

– Смотрите, что я купил! Сейчас выпьете, и сразу полегчает.

Маленький флакончик тёмного стекла появился у тарелки Снейпа, который за четверть часа так и не решился хоть что-то попробовать, ограничившись стаканом воды и двумя чашками кофе.

– Кто варил?.. А, неважно.

Лекарство подействовало почти мгновенно.

– Ну вот, я же говорил! Старый Броуди плохое не продаёт.

Джордж улыбался, размахивал руками, его отличному настроению можно было только позавидовать. Не обращая внимания на молчаливую сосредоточенность сотрапезников, он фонтанировал шутками, делился планами на выходные и умял две порции яичницы с беконом. Снейп не возражал, очевидно, считая один тост с лимонным мармеладом достаточным завтраком. Невольно вспомнились ночные размышления, но озвучивать «вам надо есть побольше» Гарри не стал.

– Это ничего не значит, – сказал он, стоило шагам Джорджа затихнуть вдали.

– Согласен. – Снейп взял очередную тарелку из стопки и хорошенько намылил её. – То, что вы едва не кончили от моих прикосновений, совершенно ничего не значит и ничего не меняет.

– Вам тоже недолго оставалось!

– И это тоже ничего не значит. Ничего личного, Поттер.

Гарри выдохнул сквозь зубы. Забрав горстку ножей и вилок, он принялся за тщательное вытирание, злясь и не понимая, из-за чего так злится.

– Я бы не хотел, чтобы это повторялось.

От с грохотом поставленного на стол стакана мгновенно натекла лужица воды.

– Я нечасто пью. Думаю, в ближайшее время это не повторится.

– Я не об этом. Я об ежедневном... Ну... Во сне у вас всё время встаёт...

– Как и у вас, Поттер. – Движения Снейпа стали ещё резче, а в голосе явно слышалось раздражение. – Это нормальная реакция здорового организма на близость подходящего партнёра...

– Я вам никакой не подходящий!

Снейп фыркнул. Ткнув пальцем вниз, он сказал:

– Объясните это ему.

Кому «ему» Гарри переспрашивать не стал.

– Может, есть какие-нибудь зелья, уменьшающие желание?

– Хотите стать импотентом – дерзайте.

– Что же тогда делать? Ситуация становится всё менее и менее нормальной!

Снейп выключил воду и выхватил у Гарри полотенце.

– А разве она когда-то была нормальной? И не к чему устраивать истерику.

– Какую ещё истерику? Я пытаюсь решить проблему!

– Как насчёт того, чтобы ночевать в своей кровати?

Гарри вырвал из рук Снейпа полотенце и принялся вытирать столешницу.

– Это не обсуждается. Я не собираюсь ждать развода годами!

– Значит, у нас только один выход.

Молчание, воцарившееся за этими словами, здорово разозлило. Вот же позёр!

– И какой? – процедил Гарри сквозь зубы.

– Скопившееся сексуальное напряжение периодически надо снимать.

– И...

– И вы мне в этом поможете, а я помогу вам.

Неожиданное появление Джорджа должно было прервать разговор. Увы, этого не произошло – Снейп без тени смущения изложил свой план им обоим.

Ну и дела! Пойти в маггловский ночной клуб! Гей-клуб! И с кем? Со Снейпом!

Слушая его, Гарри едва не кипел от возмущения, а Джордж – вот же предатель! – благосклонно кивал вслед каждому слову, а на фразе: «Марку тоже не мешало бы к нам присоединиться. Думаю, он согласится принять моё приглашение», просиял, как золотой галеон.

– Преотличнейшая идея! Мы все только «за»... За, Гарри, за, и не спорь! Осталось предупредить Марка. Вы сделаете это, Северус?

– Конечно. Пойдём двумя парами – я с Марком, вы – с Поттером. – Готовясь уходить через камин, тот добавил: – Я рассчитываю на ваше благоразумие и обязательное участие нашего несговорчивого партнёра.

Джордж кивнул, а когда Снейп исчез, взялся за уговоры. Хитрый, как гоблин, и упрямый, как великан, он отмахнулся от всех без исключения возражений и постарался загнать Гарри в угол. Даже напоминание о назначенном на следующую неделю возобновлении работы магазина не помогло.

– Да успеем мы с уборкой! До вечера ещё уйма времени.

Приятель-предатель ничего не желал слушать, пребывая в полном восторге от перспективы «снимать скопившееся сексуальное напряжение» вчетвером, точнее – в компании Синеглазки. А когда Снейп прислал письмо, сообщающее, что Перелли идёт с ними, уборка стала сопровождаться голосистым пением и – изредка – ирландскими танцами.

Гарри пытался отказаться, потрясал толстым учебником уголовного права и не раз говорил о необходимости подготовить домашнее задание на завтра, но в девять часов вечера оказался второй раз за день вымыт и выбрит и озадачен выбором подходящего наряда. Джордж, уже одетый в нечто невообразимо обтягивающее и, по его мнению, сексуальное, развалился тут же, на кровати, и развлекался разбиванием в пух и прах всех его идей.

– Ну ты б ещё старые джинсы кузена нацепил... Малыш, мы не на похороны собираемся!.. А в этом будешь на работу ходить – по помойкам за преступниками бегать!..

Наконец из груды вещей оказались отобраны тонкие чёрные брюки и водолазка в серо-синюю полоску.

– Не клубный вариант, но сойдёт, – сказал Джордж, когда Гарри, наверное, в сотый раз переоделся. – Кстати, – меряя взглядом, добавил он, – мило выглядишь, пай-мальчик, все местные парни будут от тебя без ума!

Гарри показал ржущему придурку кулак и, ужасаясь, что позволил себя уговорить на совершеннейшее безумство, вновь повернулся к зеркалу. Собственный смущённый и даже несколько пришибленный вид совершенно не радовал. Гарри обеими пятернями вцепился в с трудом приглаженные волосы, с силой взъерошил их – и в результате стал выглядеть, будто забыл причесаться, встав утром с кровати.

– Хм... А тебе так больше идёт. Совсем неплохо, малыш, – заметил вдруг Джордж. – Ты весь такой хорошенький и правильный, а в голове, сразу видно, штормит. Классный вид! Особенно сзади.

– Джордж-ж-ж! В конце-то концов! Я иду туда не для того, чтобы понравиться кому-то! Я же не гей!

– Ну конечно, малыш. Ты идёшь туда, потому что собираешься помочь другу, чтобы у нас получилось свидание на четверых. Снейп с Синеглаз... то есть с Марком, а я – с тобой. И если в процессе мы поменяемся партнёрами, то ты, как и Северус, подыграешь мне. Лады?

– Я же сказал: хорошо. Я пойду туда, но только ради тебя! – заявил Гарри, зная, что сказанное – правда далеко не на все сто.

Предвкушение Джорджа, его фантазии и мечты оказались дьявольски заразительной штукой, отказываться от необычного приключения совершенно расхотелось. Любопытно же посмотреть на маггловский гей-клуб, на стриптиз (ну да, мужской, но всё равно ж интересно! ) и на Снейпа в маггловской одежде. Презабавное, должно быть, зрелище!

Последний, кстати, появился только около часа назад с кучей разноцветных пакетов в руках и, ни слова не говоря, скрылся у себя в комнате. Гарри с грустью взглянул на часы – стрелки практически стояли на месте: за вчера, как и за сегодня, им особо продвинуться не удалось.

– Ещё наверстаешь, – Джордж заметил его взгляд. – В клубе он от тебя никуда не денется.

– Как раз таки наоборот. Думаешь, чего он туда собрался? А маячить рядом, наблюдая, как он клеит парней – это уж чересчур.

– Да не расстраивайся ты так... Ещё не факт, что он кого-то так легко и быстро найдёт при его-то выдающейся внешности.

Фырканье и насмешки Гарри не впечатлили. Снейп... Снейп мог быть разным, уж это последняя неделя доказала со всей очевидностью.

– Не говори ерунды. Он выглядит совсем неплохо... для мужика, я имею в виду.

– Спасибо, Поттер.

Гарри едва сдержал готовое сорваться с языка проклятье и повернулся к двери.

– А стучать вас в детстве...

О... А о чём это он только что говорил?

– Вы что-то хотели сказать, Поттер?

Он не ответил, во все глаза рассматривая стоящего на пороге почти незнакомца и не находя слов, чтобы выразить чувства.

– И вы сможете в них сидеть? – наконец спросил Гарри, кивком указывая на очень-очень тесные брюки.

Снейп скрестил руки на груди, из-за чего его чёрная рубашка навыпуск слегка приподнялась, привлекая ещё большее внимание к обтянутому брючной тканью паху.

– Не беспокойтесь об этом.

Гарри и не беспокоился. Он был в ужасе.

– Вы правда собираетесь в этом идти? – тихим голосом спросил он.

Джордж как раз поднялся с кровати и продефилировал мимо, смущая кожаными штанами, чрезмерно плотно подчёркивающими аппетитный зад.

Мерлин! Я что, назвал его зад аппетитным?!

– Мои глаза! – воскликнул Гарри.

Снейп расхохотался.

– Он забавный, правда?

И Джордж, этот мега-предатель, кивнул!

– Да, Северус. Он страшно милый... А где Марк?

– Присоединится к нам на полпути. Пора поторапливаться.

Снейп наконец соизволил оторваться от дверного проёма. Чем ближе он подходил, тем больше деталей Гарри различал – рассыпавшиеся по плечам волосы, блестящие точь-в-точь, как шёлковая рубашка, остроносые туфли, бодрящий аромат туалетной воды, опасный блеск глаз – более яркий, чем сверканье камней вдетых в уши маленьких серёжек.

– Разрешите?..

– Э-э-э... что?

– В том месте, куда мы идём, одеваются чуть менее официально, – объяснил Снейп, вытаскивая волшебную палочку из заднего кармана брюк. – Я помогу вам. Вы разрешаете?

Гарри не успел отказаться, как его брюки уменьшились минимум на размер, а серые полоски на водолазке стали почти прозрачными. Опустив голову, он с огромным неудовольствием разглядел сосок, якобы прикрытый тканью.

– Верните, как было. Немедленно.

Задумчиво разглядывающий его Снейп послушно взмахнул волшебной палочкой – полоски потемнели до черноты и засверкали синими искрами.

– Разумная мысль, Поттер. Да, так будет лучше.

Препираться и дальше не осталось времени. Снейп выудил из кармана порт-ключ в виде обычной пластмассовой зажигалки.

– Беритесь все. Десять, девять, восемь...

На счёт «зеро» все они оказались в парке. Выбравшись из кустов и немного прогулявшись по живописным дорожкам, дошли до выхода, где на скамейке их поджидал Перелли. Увидев его наряд, Гарри окончательно уверился, что из всей четвёрки выглядит наиболее прилично.

До клуба они добрались, шагая пешком по тихим улочкам и пугая немногочисленных прохожих громким смехом. Джордж, идущий рядом с Гарри, умудрялся веселить всю компанию. Снейп шёл чуть впереди, показывая дорогу, и через какое-то время новизна ощущений вышла на первый план, заслонив все опасения и дурные предчувствия. И даже факт, что в клубе собрались одни извращенцы, перестал иметь значение.

Снейп что-то показал охране, и их немедленно пропустили. Краски и шум, запахи и вибрирующие от громкой музыки пол и стены, висящий в воздухе дым, море, нет, даже океан разгорячённых людей... Гарри едва не потерялся по дороге, засмотревшись на танцующую на помосте девушку?.. парня? Одетое в розовые перья и шелка, оно ритмично извивалось под дикую музыку, вызывающе скалилось и строило откровенно страшные глазки.

– Гарри, пошли! – Джордж схватил его за руку и потащил за собой куда-то наверх.

Поднимаясь по лестнице, Гарри то и дело оглядывался по сторонам. Мерлин! Какие люди здесь собрались!

Если хорошо подумать, то ни одного из них он не назвал бы порядочным гражданином. Взять хотя бы этого полуголого коротышку в ошейнике, башмаках на толстой подошве и шортах. Или ту девушку с синими волосами. Или... Мерлин! Этот парень что, вообще сумасшедший? Даже в кошмарном сне Гарри не надел бы на себя кожаные брюки с настолько огромными дырами на заду.

Музыка, дикий ритм, танцы, хохот, свист, шум, гам... Настоящий бедлам!

– Снейп, куда вы нас привели?!

Кажется, тот понял, хотя Гарри и не верил, что сможет перекричать окружающий шум.

– Наслаждайтесь!

Странная выпивка, непривычная еда, самые разнообразные и необыкновенные зрелища – здесь и правда было чем насладиться. Снейп то сидел рядом с ним, периодически наполняя пустеющие бокалы, то исчезал в полумраке и вспышках света кислотных цветов. Говорить здесь было невозможно. Джорджу, занявшему место поближе к Перелли, изредка удавалось перекричать грохот, но после первых бокалов он оставил свои попытки. Кажется, шептать в розовеющее ухо итальянца понравилось ему намного больше.

В очередную – и довольно длительную – отлучку Снейпа Гарри почувствовал себя совершенно одиноким. Будто оторванный от мира наблюдатель, он равнодушно смотрел на развлекающуюся вокруг толпу. Их веселье его не трогало. Выпивка не радовала. Музыка не вдохновляла спуститься на танцпол и в хаотичном движении избавиться от хандры.

С необъяснимо неприятным чувством Гарри заметил приближающегося Снейпа. Тот шёл не один, а в компании коренастого крепыша, по виду – типичного ирландца. Недалеко от их столика с провожатым Снейп распрощался.

Его глаза сияли, волосы были растрёпаны, расстёгнутые верхние пуговицы рубашки позволяли рассмотреть ключицы и длинную шею.

– Не скучаете, Поттер?

Гарри неопределённо махнул рукой. Из бокала выплеснулось, потекло по пальцам.

Снейп зачем-то заставил встать, потащил за собой. Ноги у Гарри не слушались, голова кружилась.

Внизу музыка ощущалась буквально костями. Она грохотала внутри вместе с сердцем, проходила по коже волнами мурашек, скручивала мышцы судорогами.

Кажется, они танцевали. Кажется, Снейп обнимал его. Кажется, какой-то кретин пристал к ним – и получил в глаз.

Мир вертелся вокруг, сиял яркими красками, шумел дикими криками и боем огромных барабанов, прижимался разгорячёнными потными телами, душил вонью, теплом и разнообразными ароматами...

– Ты как, Гарри, хорошо?

– Да... А разве может быть плохо?

* * *

Ночью, остающейся в воспоминаниях галереей коротких и ярких вспышек-картинок, в плохое не верится. Похмелье всегда приходит наутро, иногда – с соседом по кровати, которого видеть, тем более так близко, не ожидал.

Гарри оторвал гудящую голову от мерно вздымающейся подушки – плоской голой груди. Сон уходил, позволяя всё чётче осознать ощущения тела, включая полную обнажённость – свою и партнёра. Солнце вставало, позволяя разглядеть крючковатый нос, приоткрытые губы, растрёпанные волосы и дрожь густых ресниц.

Пожалуйста, ну пожалуйста, Мерлин! Пусть пока он ещё спит!



Глава 28.

Шесть тридцать утра! Северус и не помнил, когда просыпался в такую несусветную рань. Но разве поспишь, когда так оглушительно хлопает дверь, а топот бегущего по коридору человека сотрясает весь дом?

И всё же, несмотря на раннее пробуждение и головную боль, настроение было преотличным.

Он улыбнулся, вспоминая минувшую ночь и всё ещё наслаждаясь ощущениями прижатого к груди, животу и бёдрам тела – гладкого, горячего, практически совершенного, подходящего идеально. Самоконтроль стоило оценить на «Превосходно». Кто б удержался приласкать округлую ягодицу, как нарочно подставленную под ладонь? Северус каким-то чудом сумел, теперь в паху ныло, напоминая о прижатом к бедру чужом горячем члене и почти поцелуях – Поттер во сне то и дело забавно причмокивал, касаясь губами груди. Кстати, кожа в том месте до сих пор оставалась влажной, добавляя приятным ощущениям вкус реальности и делая их ещё ярче, ещё живей.

Ах, если б... Но нет – нельзя, рано. И так ходишь по тонкой грани, рискуя передавить и провалить всё дело. Медленней, медленней, Северус! Что ты творишь, совсем с ума сошёл из-за мальчишки?

Уговоры не помогали – тяжело удержаться и не спешить, когда желанная цель дразнит близостью, доверчиво прижимается во сне, да ещё и внезапно устраивает стриптиз, раскидывая вещи по комнате и глупо хихикая. Того, кто благополучно пережил подобное искушение, стоит награждать Орденом Мерлина первой степени, не иначе.

Когда они добрались домой, Поттер первым вошёл в их спальню. Пьяный, расслабленный, смеющийся – чистый соблазн, лишающий самообладания. Каждое его движение отпечаталось в памяти Северуса, как колдоснимок.

Вот майка скользит вверх, обнажая подтянутый живот и плоскую грудь с коричневыми пятнышками сосков. У Поттера никак не получается выпутаться из горловины, он хохочет и, подняв руки вверх, кружится на одном месте. А когда водолазка наконец летит на пол, то зелёные глаза сияют от смеха, а волосы стоят дыбом.

Щёлкает пряжка ремня, вжикает молния. Поттер вновь смеётся, жалуясь, что настолько тесные брюки ему не снять, а когда всё же делает это, то и трусы заодно съезжают вниз, до самых колен.

Красивый! Мерлин мой, какой же красивый и яркий, пышущий жизненной силой и молодостью.

С хохотом он наклоняется и начинает снимать ботинки. Возится долго, ворчит и ругается... Северус не выдерживает бурлящего в крови напряжения, идёт вроде как к шкафу, а в действительности – с самого удобного ракурса насладиться прекрасным зрелищем.

Вид сзади ещё лучше: соблазнительные полукружия ягодиц, узкая талия, длинные ноги. Природная грация движений и тонкое сильное тело ввели бы в грех и святого. Сдержать порыв «поймать, толкнуть на кровать-кресло-пол-к стене, овладеть» помогает лишь одна мысль: попытаешься взять сейчас – навсегда потеряешь, принуждения, даже малого, он не простит...

Так и случилось: вчерашние события и сегодняшняя на них реакция со всей очевидностью доказали – Поттер ещё не готов признать то, о чём в пьяном угаре его тело буквально кричало, провоцируя и соблазняя каждым движением.

С другой стороны, Северусу нашлось чему порадоваться от души. Не доверяй ему Поттер – не стал бы вести себя так непринуждённо и раскованно. А он совершенно расслабился, пьяным позволил себя обнимать, ни разу не показал, что боится предательства, разделся догола и преспокойно улёгся в постель, да ещё и хлопал рядом с собой по одеялу: мол, давай-ка быстрее, я тебя жду. И пусть он, скорее всего, совершенно не осознавал, что творит, – тем лучше, ведь тело не лжёт! Его доверие глубже слов, а значит, лёд между ними окончательно сломлен.

Наконец-то оправдались бессонные ночи: кажущиеся бесконечными пытки из ощущения прижимающегося всё ближе желанного тела и невозможности коснуться его самому, явно и откровенно показать растущую страсть.

Взять в плен сердце и ум – задача намного сложнее. И всё же Северус мог честно поздравить себя: первый шаг на пути полного завоевания Поттера сделан. Победа, самая настоящая победа! Пьянящий триумф!

* * *

Когда Северус вошёл в кухню, его встретили двое: зыркнувший из-под растрёпанной чёлки и тут же отведший взгляд Поттер и Уизли, обычно не поднимающийся так рано и, вероятно, потому такой раздражённый.

– Доброе утро.

В ответ на приветствие Поттер кивнул, Уизли пододвинул флакончик с зельем.

– Доброе. Угощайтесь.

Традицию начинать день с приёма противопохмельного зелья стоило немедленно прерывать. Кроме того, свою задачу «развлечения» уже выполнили. Северус проглотил лекарство, наблюдая за заметно порозовевшим Поттером и хмурым Уизли.

– А где Марк?

– Ещё спит. Я уступил ему свою комнату.

– Вы не...

– Мы не – в отличие от вас!

Поттер ещё больше покраснел.

– Джордж, – шикнул он. – Ты же обещал!

– Тебе – да, ему – нет! – отмахнулся Уизли.

Он встал из-за стола и попытался нависнуть над Северусом угрожающей тенью. Забавное зрелище.

– Что за коктейль вы заказали в самом конце? Специальный какой-то, да, чтобы всем крышу снесло, чтобы воспользоваться его состоянием? Я видел, как вы затащили его, пьяного в дохлого пикси, в свою комнату!

– Мы с первого дня здесь спим вместе.

Поттер застонал, схватившись за голову.

– Живя в одном доме, такие вещи не стоит скрывать, Гарри. – Северус налил себе кофе из турки и занял своё место за столом. – Тем более что в этом нет ничего предосудительного.

Оба – и Уизли, и Поттер – во все глаза уставились на него.

– Э-э-э...

– Вы зовёте меня по имени? С каких пор?

– Со вчерашнего вечера, когда мы пили на брудершафт и решили, раз уж настолько сблизились, что делим одну постель на двоих, отказаться от излишних церемоний.

– М-м-м... Северус?

Собственное имя в устах Поттера прозвучало так непривычно, так странно. Но ломать разделяющие барьеры – значит ломать.

– Да, Гарри. Передайте мне мармелад... Спасибо.

Уизли попробовал вмешаться, но Северус пресёк его попытки на корню:

– Я ведь не заглядываю в вашу спальню, Джордж. Соответственно, рассчитываю на ответную любезность.

– Гарри – мой друг!

– Как и Марк – мой. Дружеские чувства не оправдывают ваших попыток сунуть нос за дверь супружеской спальни.

– Да какое там любопытство! Я беспокоюсь о Гарри!

Внезапно вмешался Поттер:

– Я же объяснил тебе, что мы спим вместе из-за часов. Так они идут даже ночью!

– Но для этого нет нужды сверкать голым задом!

У Северуса кончилось терпение.

– А вот это, мистер Уизли, вас совершенно не касается. Мы разберёмся сами.

– Да, Джордж. Это только наше дело. Я... я ему верю. И вообще, перестань! Хватит уже дурацких обсуждений! – схватив со стола бутерброд, Поттер решительным шагом отправился к двери. – Всё, я пошёл заниматься.

Стоило ему скрыться из виду, как Уизли развернулся к Северусу всем корпусом.

– Какого дьявола, Снейп? Что вы творите?

Пришлось отложить тост на тарелку.

– Помнится, совсем недавно вы говорили, что Гарри стоит определиться в своих предпочтениях и что вы не станете нам мешать. Что изменилось?

Уизли растерянно захлопал ресницами.

– Вы, – наконец ответил он, – вы изменились. Тогда я думал – у вас нет ни единого шанса. А тут вижу, как вы смотрите на него, как лапаете на глазах у всех, вон даже в постель затащили. А он принимает ваше отношение за правду, доверяет вам. Даже защищает вас передо мной. Если вы... Если вы его обидите, я вас на куски разорву, ясно?

– Предельно, Уизли. А теперь дайте мне доесть... И, кстати, не забудьте, о чём мы с вами договаривались в отношении Марка. И не доводите до того, чтобы мне захотелось объяснить, что именно я сделаю с вами в случае, если тот вновь почувствует себя жертвой.

Дверь хлопнула, закрывшись за спиной Уизли, и Северус вернулся к завтраку. Вкус лимонного мармелада и хорошо прожаренного тоста ощущался особенно ярко, горячий и крепкий кофе бодрил, перспективы радовали.

«Я ему верю, – смакуя каждое слово, Северус повторил про себя сказанное Поттером и улыбнулся. – Чистая победа! »

Отсалютовав чашкой судьбе, он одним глотком допил кофе и поднялся. Сегодня очередь хозяина дома мыть посуду, а не его, потому вперёд – к массе увлекательных дел, да и планы на вечер следует хорошенько обдумать.

* * *

– Я ещё тогда хотел спросить: вы часто там бываете, да? – говорит Поттер, как только гаснет свеча.

Теперь это их традиция – болтать перед сном, уже в темноте, не видя лиц друг друга, и без свидетелей, чьё вмешательство неприятно задело обоих. Это время откровенных вопросов и честных признаний. Время, когда попытка надеть сюртук, застегнуться на все пуговицы, скрестить руки на груди и вздёрнуть бровь приведёт к окончанию разговора и потере шанса стать понятней и ближе, объяснить, в самом выгодном свете расставив акценты, и самому задать волнующие вопросы.

– Последний раз – года три назад. А почему вы спрашиваете, Гарри?

– Мне показалось, что вы завсегдатай этого клуба.

– Конкретно в этом я был до того всего дважды. Неплохое местечко, очень демократичное, хотя этой музыке я предпочёл бы рёв дракона. Зато туда можно придти даже в мантии – никто не удивится.

– А что, в других тоже бывали?

– Конечно. В Англии таких мест достаточно. Или вы хотите узнать, как часто я посещал развлекательные заведения?

– М-м-м... нельзя, да?

– Ну почему же, я вам отвечу. Иногда – несколько раз в месяц, чаще – раз в несколько лет.

– А вам тогда ну... удалось решить ту проблему, из-за которой мы и отправились в клуб?

– Хотите узнать, получил ли я удовольствие?

– Хочу узнать, нашли ли вы себе парня.

– Можно сказать и так.

Недолгая тишина прерывается только звуком учащённого дыхания.

– И вас не беспокоит... ну... что вы его совсем не знаете, что это, по сути, случайный человек?

– Они все случайные.

– И что, у вас никогда не было настоящих отношений?

– Настоящих – это каких? С перспективой брака? Или клятвами в любви до гроба?

– Вы говорите так, будто это – мерзость.

– Я никогда не стремился нацепить на себя ярмо.

– Но ведь кто-то из них тронул ваше сердце? Можете рассказать?

– Гарри, я не помню ни их лиц, ни имён.

– Даже самого первого?

– Что тебя так удивляет?

Чужие пальцы сжимают ладонь ещё крепче.

– Вы никогда не любили. Вы в два раза старше меня и никогда не любили!.. А как же... ну...

Голос дрожит, поток слов прерывается.

– О чём ты хочешь спросить?

– О моей матери.

Тишина становится тяжёлой и душной, как пуховое одеяло жаркой июльской ночью.

– Вы ответите? Северус, не молчите!

– Я отвечу, но уже не сейчас... Спи.

* * *

Кто бы мог подумать, что соблазнять – такой труд, а успеха в любви добиться так сложно? Это не зельеваренье, в изучении которого будь последователен и аккуратен – и непременно станешь мастером. Здесь нет аксиом и законов, проверенных временем рецептов, нет экспертов, чьим советам захотел бы последовать. Движения сердца – это так зыбко. Пока не сделал следующий шаг, не узнаешь – верен он или придётся спешно отступать, спасая хрупкие отношения, а затем выжидать, исцеляя раны, нанесённые доверию нечаянной ошибкой.

Провоцировать тело легко. Поймать душу в плен – задача сложнейшая, особенно, когда от успеха предприятия зависит свобода, а избранник влюблён, но совсем не в тебя.

Обидно будет проиграть глупой девчонке, единственное достоинство которой – молодость и красота, а ума не хватает даже для того, чтобы отказаться на период разлуки от претензий и ссор. Тем более обидно в борьбе противопоставить её соблазнительному телу душевные качества, откровенность, знания, ум, заботу, поддержку – и однажды чётко понять, что для успеха любых стараний может быть мало.

Насильно мил не будешь, сердце нельзя заставить любить... Но и отступить невозможно. Игра затягивает, кажется, что ещё один шаг, ещё один день или ночь, утро, ланч или вечер – и Поттер наконец откроет глаза и увидит не препятствие для женитьбы на пустышке, а человека, с которым ему будет всю жизнь хорошо.

Он ведь совсем не глуп, так почему же слеп? Что ещё надо сделать, чтобы ему захотелось прозреть?

Зелья, чары, чёрные ритуалы, обман и насилие – нет, это не методы. Такая победа унизительней поражения и никому не нужна.

* * *

Утро Северуса изо дня в день начиналось с чашки горячего кофе, порции по-настоящему вкусной еды и записки, должной, по мысли её написавшего, приободрить и порадовать:

«За вчера мы сделали целых пятнадцать часов! Встретимся за ланчем, ушёл на занятия.
Гарри».

Цифры день ото дня менялись, в выходные подпрыгивая даже за «двадцать», встречи иногда переносились на время обеда, целью ухода из дома изредка становились свидания с друзьями, квиддичные матчи, а то и посещение Норы.

Одно оставалось неизменным – ощущение неумолимо уходящего времени. Первый месяц из трёх они преодолели за неделю до Самайна, второй – вместе с первым выпавшим снегом, пятого декабря.

О рождественских каникулах (и возможности разом «закрыть» много дней, проведя их неразлучно) Поттер прожужжал все уши, доведя Северуса едва ли не до исступления. Но возразить ему было нельзя.

Они жили мирно, сблизившись постоянной заботой друг о друге и долгими постельными разговорами. Будто верные супруги, всегда спали в одной кровати, будто лучшие друзья, вместе проводили все вечера, будто боящиеся надолго расстаться влюблённые, по будням встречались даже за ланчем, заставляя волшебные стрелки крутиться дополнительные сорок минут.

Шли дни, недели и месяцы – и часы шли. «Достижениям» Поттер радовался, как ребёнок, а Северус изо дня в день задавал себе один и тот же вопрос: что он делает, чего ждёт?

Ответа не находилось или он не желал его находить.

Их общение стало настоящим наркотиком – источником вечной радости, к которому привыкаешь и опасаешься потерять. Эта искренность и открытость, честность и эмоциональность, забавные шутки, порывистость, непривычная и потому настолько трогающая сердце забота...

«Возьми себе двойную порцию, это вкусно... Тебе нужно больше есть... Что на последнем осмотре сказал Марк о твоей печени? » – Северус и не думал услышать подобное от кого бы то ни было, тем более от Поттера, но слышал и, вот же сентиментальный идиот, услышанным дорожил.

Ночами они говорили о любви, о Лили, о войне – для постельных бесед нашлось множество тем. Вечерами, в присутствии Уизли и нередко появляющегося в гостях Перелли – о текущих делах, впечатлениях дня, планах на выходные.

Смешно сказать, но Северус даже согласился ходить с ними на квиддич. Джордж и Марк играли против Рональда Уизли и Поттера, а ему доводилось то судить матч, то развлекать беседой единственную болельщицу – Гермиону Грейнджер, то есть Уизли, конечно.

Эта осень с первых желтеющих листьев в по-летнему зелёных кронах деревьев до чётких линий обнажённых ветвей на фоне свинцово-серого неба стала самым странным и необычным временем в его жизни.

Пришла зима, прошло Рождество, но хрупкое чудо продолжало жить и прирастало счастливыми днями и ночами.

Теперь, просыпаясь в горячих объятиях, переплетении рук и ног, Поттер не сбегал, как стыдливый девственник, пусть, судя по всему, фактически им и оставался. Теперь он степенно уходил, пожелав доброго утра и накинув на соблазнительно топорщащуюся пижаму халат. Честный разговор помог ему признать собственные желания и перестать стесняться естественных реакций тела, но ни на дюйм не приблизил к решению хоть раз избавиться от сексуального напряжения, отдавшись ласкам опытного партнёра.

Предложения Северуса помочь его не прельщали. Шутки и поддразнивания сделали их ближе, провоцировали желание в обоих, но Поттер стоял на своём, будто кремень. Он не гей и ничего подобного не может хотеть – смешно слышать от человека, буквально подставляющегося под ласку.

Но единственная попытка настоять на продолжении начатого во сне закончилась едва ли не катастрофой. Больше Северус не настаивал, вернуть доверие оказалось крайне сложно, а последовавший после того случая откровенный разговор показал, что он чрезмерно самонадеян, считая, что Поттер готов сдаться. Тот не был готов. И надежда, что его состояние в обозримом будущем изменится, таяла вместе с уходящим временем.

Менее целеустремлённый и настойчивый человек давно бы сдался, но Северус не желал отступать. Уж слишком много вложено в эти отношения, слишком много сказано. То, что начиналось, как игра, превратилось в нечто иное – нечто чрезвычайно важное и ценное, чего прежде в его жизни не существовало.

Он хотел победить. Он хотел обладать мальчишкой, но не только его телом. Иногда по утрам он просыпался раньше и мог наблюдать, как на мягких губах расцветает расслабленная, сонная улыбка, как трепещут ресницы и лёгкий румянец трогает щёки. Картина нежности, близости, доверия захватывала дух, и проснувшийся Поттер, напрягающийся в его объятиях и старающийся из них ускользнуть, казался вором, безжалостно крадущим самое желанное и, увы, недоступное.

Северуса устраивал только честный и искренний выбор – не подачка, не жалость, не ошибка, не уход от проблем с истеричной девчонкой.

Он хотел больше, он хотел всё, что Поттер мог ему дать.

Он бы жалел, что времени осталось катастрофически мало – всего-то неделя по волшебным часам, – но однажды чётко понял: лишние дни ему ничем не помогут. Он уже сделал всё, что мог, пытаясь преодолеть изначальную неприязнь и превратить её во влюблённость. Он дошёл до пределов откровенности. Он научился заботиться и ценить партнёра. Он поставил отношения с Поттером выше многого в своей жизни.

Их игра подошла к концу, остался последний кон. Пора выложить карты из признаний на стол и определить победителя.

Начало января, приблизившийся день рождения – момент как нельзя более кстати: хорошая компания, вкусная еда, расслабляющая выпивка и подходящее для откровенных бесед настроение... Лучшего времени, чем вечер после ухода гостей, и не придумаешь, чтобы сказать Поттеру о чувствах, желаниях и надеждах.

И пусть холодок тревожит грудь и мурашки ползут по спине, в сердце сомнений нет. Пан или пропал – решать не ему. Зеленоглазая судьба рассудит.



Глава 29.

Сегодня Гарри проснулся первым. Январь, ночи длинные – за окном пока ещё не рассвело, хотя часы в гостиной уже успели весело прохихикать семь раз. Тело наполняла сонная нега, из постели совершенно не хотелось выползать. Для пробы он высунул наружу пятку, тотчас облизанную прохладным воздухом спальни, и немедленно втянул ногу обратно под одеяло, надеясь, что резким движением не побеспокоил спящего в его объятиях Северуса.

Сегодня тот лежал спиной к нему, потому лица было не разглядеть. Жаль. Гарри любил наблюдать за его расслабленным выражением и спокойной улыбкой – редкой и тем более ценной. Северусу шло быть спящим, он словно молодел лет на десять-пятнадцать, и, пусть и не становился красавцем, но выглядел хорошо. Его сон также означал, что можно смело смотреть, не рискуя попасть под обстрел ироничных шуток и смущающих поддразниваний, от которых не было спасу.

Кто бы мог подумать, что зловредный профессор зельеварения Северус «сальноволосый ублюдок» Снейп так любит шутить.

Гарри вытянул голову вперёд, зарываясь лицом в рассыпавшиеся на подушке длинные чёрные пряди.

«Да и сальноволосым его не назвать», – подумал он, наслаждаясь привычным ароматом чистого тела и едва заметным запахом травяного шампуня.

Живот под ладонью вздымался ровно и спокойно – значит, спит. И не возбуждён. Когда Северусу снятся мокрые сны, он дышит совсем не так – а поверхностно, быстро, так что, следуя его ритму и лёгкой хрипотце, проще простого завестись до белых звёздочек перед глазами и жадно пульсирующего члена.

О предателе стоило только вспомнить, как тот немедленно ожил, в паху, прижатом к чужим ягодицам, чувствительно потянуло. Гарри попытался побороться с собой, успокоиться, вспоминая нечто противное – разделку флоббер-червей, омлет, приготовленный Джорджем, назначенным в первый и, как все решили, последний раз ответственным за завтрак, – но возбуждение не унималось.

Хуже того – настроение передалось партнёру по постели. Северус вздрогнул во сне, мышцы его живота резко сократились, а ягодицы чуть больше вдавились в пах Гарри. Осталось только тяжело вздохнуть – планы хоть недолго понежиться в кровати рухнули. Пора выбираться, пока Северус не заметил ритмичного трения о собственный зад.

Гарри аккуратно снял руку с его живота, напоследок мазнув кончиками пальцев по прикрытому ночной рубашкой бедру, и перекатился на свою сторону постели. Выстывшие за ночь простыни и показавшаяся ледяной подушка несколько охладили пыл, Северус повернулся, будто пытаясь его вернуть, и Гарри остался на месте.

Длинный крючковатый нос, впалые щёки, резкие складки у рта, во сне становящиеся заметно мягче, чёткий рисунок бровей, густые, как у девчонки, ресницы. Колющийся отросшей за ночь щетиной подбородок, прохладные ладони и ступни, волосы на голове – гладкие и шелковистые, как оперение совы – и короткие курчавые на груди... Никто в здравом уме не назвал бы этого мужчину красивым, но наблюдать за ним доставляло необъяснимое удовольствие.

Подложив локоть под голову, Гарри наслаждался редким для себя зрелищем, хотя они делили постель уже восемнадцать недель. Но обычно он просыпался вторым, да ещё и испытывая сильное возбуждение, и поэтому уходить каждый раз из спальни было жизненно необходимо. Сейчас же стоило воспользоваться предоставленным судьбой случаем: вдруг за оставшиеся дни такого не повторится?

Время, назначенное судом, почти истекло. На часы Гарри не смотрел – и так знал, что показывают стрелки. В последнее время доказательство их упорного продвижения вперёд доставляло не радость, а скорее, смутную тревогу, природы которой, как ни старался, он не мог себе объяснить. Да и Северус, если замечал его взгляд на часы, реагировал как-то странно. Не далее как неделю назад даже сказал, что, судя по проявляемому Гарри пристальному интересу ко времени, страстное желание в нём вызвать всё-таки удалось – а именно, стремление как можно быстрее избавиться от компании «лишних» людей, мешающих счастливому воссоединению с невестой.

Та шутка Гарри совершенно не понравилась, как и настроение Северуса. Да и весь тот вечер не удался: Джордж грустил, получив очередной отказ Марка, Северус якобы читал в кресле у окна, не перевернув за всё время ни единой страницы, а сам Гарри добрых два часа просидел у камина, страшно утомившись от бессмысленной болтовни с Джинни и попыток поддержать то и дело прерывающийся разговор. Той ночью, уже в постели, он получил ответ на давно вертевшийся на языке вопрос, что огорчило его ещё сильнее: «Вещи уже собраны, в день развода я покину Англию».

А ведь сначала казалось, что три месяца, назначенные судом, будут длиться целую вечность. Но осень и начало зимы пролетели так быстро. Даже не верится...

Гарри поджал губы, рассматривая лицо спящего.

Упрямый, саркастичный, сложный, любящий уязвить – но не своих. С чужими он – самый настоящий ублюдок, со своими – заботливый, бесконечно терпеливый, даже нежный, если мужчине пристало такое определение. Жить с ним все эти месяцы было удивительно хорошо, но ведь нельзя держать человека на привязи вечно. Он хочет уехать, в Исландии – кажется да, именно в Исландии – у подножья вулкана с непроизносимым названием его ждёт интересная работа. А зельеваренье для Северуса – больше чем работа. Бывший Пожиратель, человек, вокруг имени которого разгорелся такой скандал, да ещё и характер не сахар, а в больнице святого Мунго его просят-умоляют остаться. Гарри сам слышал, как Марк уговаривал его принять назначение на должность заведующего лабораторией, видел папку с благодарственными письмами пациентов. Северус не сказал «нет», но его «подумаю», как выяснилось, не гарантировало «да».

Жаль, если он уедет. Магическая Англия многое потеряет, лишившись такого сына.

Гарри нахмурился ещё больше, будто поймал самого себя на лжи. Но он и правда так думал! Хорошо бы Северусу остаться здесь.

«Мы бы и дальше дружили. Он интересный человек, с ним никогда не бывает скучно, он верен избранной стороне, он последователен и чрезвычайно умён. Я бы хотел, чтобы мои дети учились у него... И на свадьбе чтоб он обязательно был, пусть Джинни его и не жалует, но мне бы хотелось знать, что он не один вдалеке, а в компании друзей здесь, рядом со мной, и ему хорошо. Он ведь неплохо общается с Джорджем и Роном, Гермиона от него без ума, они столько спорят, и, кажется, ему эти разговоры нравятся, а Марк... ну этот от него вообще не отлипает... »

Гарри скривился, как от зубной боли. Не складывалось. Вроде бы и рассуждения верны, но неприятное ощущение фальши тревожило сердце, придавая внутреннему диалогу кислый привкус.

Северус пошевелился во сне, протянул руку, будто искал потерянное, а когда с нашедшимся по своей воле Гарри пальцы переплелись, то улыбка тронула его губы и послышался облегчённый вздох.

«Он уедет, он исчезнет из моей жизни. Возможно, навсегда. – Мысль уколола сердце, засев в нём тупой иглой. – Не хочу, чтобы он уезжал».

Большим пальцем Гарри погладил тонкую кожу запястья и услышал, как Северус задышал чуть чаще. Невинная ласка, безыскусная реакция, а на душе стало немного теплей.

«Я хотел сделать сюрприз, но не буду. Расскажу ему всё прямо сегодня. Ему не нужно уезжать, ведь ему здесь хорошо... то есть будет хорошо», – решив так, Гарри задумался о том, что скоро они разъедутся. Получается, Северус вернётся в свой маггловский дом, Джордж останется один, а сам он отправится в Нору, но совсем ненадолго, после женитьбы они с Джинни немедленно переедут, хорошо, что хозяева согласились придержать для них выбранное ещё летом жильё...

Но станет ли всем им после переездов действительно лучше? Над вопросом Гарри размышлял недолго, а затем махнул рукой – конечно же будет! Не может не быть! Иначе в чём смысл?

От безрадостных мыслей его отвлекло пробуждение Северуса: чуть большее напряжение тела, усилившееся пожатие пальцев, откровенный зевок, дрожь ресниц, мягкая улыбка на тонких губах...

Глядя прямо в чёрные глаза, всё ещё расслабленное, растерянное ото сна лицо, Гарри от души улыбнулся и крепче сжал руку, привлекая к себе внимание.

– Доброе утро, Северус! С Днём рождения!

Северус улыбнулся шире, каверзнее. Смешинки заплясали в глазах.

– А где поздравительный поцелуй?

Гарри расхохотался и ещё сильнее, когда тот добавил:

– Ну или хотя бы торт с полусотней свечей?

О, вот и ответ нашёлся.

– До полусотни свечей ты ещё не дорос. Как и до поцелуев. Слишком молод ещё, мальчишка.

Поколебавшись мгновение, Гарри последовал завладевшему душой внезапному порыву – протянул руку и отвёл от улыбающегося лица прядь волос, коснулся щеки – колючей, как он и предполагал – лёгкой дружеской лаской.

– Пора вставать. У нас ещё куча дел до прихода гостей. Сам же настоял с готовкой, а мне помогай.

Северус сел на кровати, потянулся, закинув руки за голову. Гарри зачарованно проследил за тем, как рубашка обрисовала плоскую грудь, как дёрнулся на запрокинутой шее кадык. В горле стало сухо, страстно захотелось выпить целую чашку горячего кофе. А может, сначала воды – стакан или два.

– Не ворчи, мальчишка, – в тон ему ответил Северус. – Я по глазам вижу, что ты жаждешь мне помогать.

Гарри вскочил с постели и схватился за халат, стараясь поскорей накинуть его на тонкую, мало что скрывающую пижаму.

– Конечно хочу! Ты при мне залил мясо сливочным пивом и сказал, что продолжишь измываться над ним утром. Где ещё я увижу такое? Это ж уникальный случай! Его нельзя упустить.

Северус промолчал, а Гарри почувствовал себя странно – будто вновь ляпнул что-то не то. Но что? Разве его слова могли обидеть? И всё равно непонятное чувство не отпускало, будто он нечто существенное, простое и важное упустил.

– Иди в душ первым, Гарри.

– Если хочешь... в честь дня рождения...

– Ну уж нет! Иди первым, я за тобой, чтобы потом с пылу с жару получить чашечку кофе. Или две. Надеюсь, они будут меня ждать уже на столе.

– Слушаюсь, сэр!

Отсалютовав и щёлкнув пятками в пушистых тапках (не слишком звучно получилось, зато Северус улыбнулся), Гарри скрылся за дверью. Идя по коридору и чувствуя растущее томление в паху, он всё ещё думал о его улыбке.

О нём Гарри думал и позже, лаская себя под тугими струями текущей по телу горячей воды. Запрокинутая голова, разметавшиеся по плечам пряди тёмных волос, проглядывающие сквозь тонкую ткань рубашки напряжённые соски – странные фантазии посещали его во время разрядки, но он привык. Это ведь не измена. Они с Джинни поженятся, заведут дом и детей, будут жить большой и дружной семьёй. Это правильно, Гарри всегда о таком мечтал – сыновей, как минимум, двое и дочка. Он обязательно назовёт её в честь матери, и Джинни уже согласилась.

И всё же... Что-то в нарисованной картинке было не так. Но что? Смывая капли спермы с покрытой кафельной плиткой стены, Гарри никак не мог разобраться, что же его так смущает.

Стук в дверь оборвал размышления.

– Ты надолго там заперся?

– Уже бегу. – Почти не вытираясь, Гарри накинул на голое тело халат, на голову – маленькое полотенце и распахнул дверь. – Входи. Я уже ухожу.

Они еле разминулись в тесном пространстве ведущего в душ коридора.

– Лёгкого пара! – пожелал Гарри и выскочил за дверь.

Идя к себе переодеваться, он улыбался: не одному ему сегодня доведётся шалить в ванной, жар чужого тела и напряжённая твёрдость члена до сих пор ощущалась вдавленной в низ живота. Сорокалетний мальчишка – вот он кто, Северус Снейп!

* * *

На кухню он явился через хорошие полчаса, кофе наверняка бы остыл, если б не согревающие чары.

– Две чашки, как договаривались, – сказал Гарри, мысленно похвалив себя за предусмотрительность.

– О, а это что?

– Ну ты же хотел торт. – Он кивнул на пирожное, украшенное зажжённой свечой. – Угощайся, с пылу с жару, прямо из печи «Сладкого королевства». Путь туда и обратно через каминную сеть – всего пару минут. Гораздо меньше, чем ты развлекался в душе. – Гарри поиграл бровями и широко улыбнулся. – Хочешь ещё что-нибудь?

– Ты возмутительно зажал поцелуй.

– Какая возмутительная неблагодарность!.. О, придумал: придёт Джордж и тебя поцелует, а пока задувай свечу. Вечером ещё будет торт, а сейчас можно загадать только одно желание.

– Одного мне хватит...

– Эй, только не думай про поцелуи!

Свеча погасла, тонкий едкий дымок заклубился над взбитыми сливками и клубникой.

– Поздно, Гарри, – Северус улыбнулся. – Желание я успел загадать.

– Но раз ты открыл его мне, то оно не сбудется!

– Но ты ведь точно не знаешь, что именно я пожелал.

Выразительное движение бровью вогнало Гарри в краску. О, он знал, что может пожелать этот извращенец! Ночами в постели им случалось обсуждать очень волнующие и неприличные темы.

– Ты не мог!

– Я давно об этом мечтаю! – Северус расхохотался, но когда смех стих, серьёзность тона стало выносить намного тяжелее. – Я действительно мечтаю о тебе в нашей постели.

– Где мы встречаемся из ночи в ночь, – выкрутился Гарри.

– И по утрам ты сбегаешь, а в темноте ведёшь себя как недотрога.

– Я...

Поднятая ладонь остановила поток возражений. Только в честь дня рождения он согласился выслушать то, что Северусу захотелось сказать.

– Не попробовав – не узнаешь. Я думал, ты смелее. Вечно лез во все закрытые двери, летал на драконах и грабил банки. Почему же сейчас ты боишься нарушить границы предрассудков?

– Джинни – моя невеста, я верен ей, – оправдание пришлось искать целую вечность.

– Один поцелуй никак не повредит вашим отношениям. Но даже на него ты не в состоянии отважиться. Боишься, что одного его хватит, чтобы перевернуть твою жизнь вверх тормашками?

– Нет, но...

– Докажи!

Гарри потряс кулаками.

– Ты пытаешься взять меня на слабо! Я – не ребёнок!

Северус отложил ложку на блюдце и встал из-за стола. Словно кролик на удава, Гарри смотрел, как он слизывает маслянистый крем со своих губ и бросает салфетку на стул. Его приближение, проникновение далеко за границы комфорта не стало неожиданностью.

– Не смей!

– Я не буду тебя целовать, – успокоил его Северус и тут же разбудил ещё большее волнение, пообещав низким голосом: – Я только покажу, как именно хотел бы это сделать.

Гарри схватился за голову.

– Ну что за день такой сегодня?!

– Мой день рождения. – Хитрая улыбка мелькнула на тонких губах и пропала. – Потерпи, он не так часто случается. А я ничего плохого с тобой делать не стану. Только покажу. Это недолго.

Гарри тяжело вздохнул.

– Вот и хорошо, – тут же откликнулся этот озабоченный безумец. – Сначала я поймаю твоё лицо в ладони, вот так.

Обеими руками он коснулся головы Гарри, зарылся в волосы и помассировал кожу, мягко провёл ладонями от висков к подбородку, заставив поднять голову вверх.

– Я бы ласкал твоё лицо дольше, но нетерпение сильнее меня, потому я сразу коснулся бы твоего рта своими сомкнутыми губами. – Подушечку указательного пальца Северус приложил к левому уголку рта Гарри. – Вот здесь. Мои губы были бы легко прижаты к твоей коже, я согревал бы её дыханием и давал тебе возможность привыкнуть.

Этому человеку следовало бы на уровне министерских законов запретить говорить таким соблазнительным голосом. Сердце грохотало в ушах Гарри, биение яростно отдавалось в кончиках пальцев и губах, в сосках и паху, и в тех местах, где его касался Северус – едва заметно, невесомо и пронзительно нежно.

Если так соблазнять, то «гнилая ветвь на древе общества» пополнится даже самыми стойкими к заболеванию членами.

Гарри нервно хихикнул, вспомнив судью Абрахаса и понимая, что стоило тому увидеть его, вжавшегося задом в кухонной стол, и нависшего над ним Северуса, – и приговор «извращенцы! » обжалованию бы не подлежал. Или Джинни увидела бы, или её мама... Да любой человек.

Голова закружилась, когда Северус невыносимо нежно провёл подушечкой пальца по нижней губе. Воздуха стало не хватать.

– Потом я бы скользнул языком – вот так, несколько раз. Вылизал бы твои губы, чтобы они заблестели.

Свои ласкающие «несколько раз» он злонамеренно повторил. Гарри в ужасе услышал собственный всхлип. По спине замаршировали мурашки.

– Да, вот так. А когда ты открыл бы свой рот, я бы вылизал твои сжатые зубы и посасывал бы твои губы – верхнюю и нижнюю попеременно.

Ласкающие пальцы творили с его ртом нечто страшное. Ужасней атаки Северуса была только неспособность оторвать задницу от поддерживающего её стола, а ноги – от пола, к которому они, кажется, навсегда приросли. Колени подкашивались, и, как Гарри ни корил себя, не мог ничего с этим поделать.

– Оста-но-висссссь... – прошептал он едва слышно, но даже сам не поверил, что просит об этом всерьёз – такое томление слышалось в задыхающемся возгласе.

Правило, которое на будущее следовало крепко-накрепко запомнить: не стоит открывать рот, когда тебе демонстрируют технику поцелуев.

Твёрдый и тонкий палец немедленно проник внутрь, коснулся кончика языка. Приласкал его слегка, и Гарри едва не захлебнулся под напором множества разноплановых ощущений.

– Вот с ним я бы долго играл. Сначала в твоём рту, потом, когда ты освоился бы и последовал за мной – посасывал, как конфету, ловил губами и языком каждое твоё движение... Я бы возвращался к твоим губам, я бы проникал снова в твой рот. Я бы ласкал его языком вот в этом ритме.

Гарри ловил ласки языком и губами, тянулся за добавкой, как смертельно оголодавший. Голос Северуса, едва ли не прижавшегося губами к его уху, тёк, как яд, отравляя сознание и заставляя желать того, что не должно.

Французские поцелуи – Гарри знал в них толк, с Джинни целовался миллион раз, но ни разу не испытывал такой смеси ужаса, восторга и возбуждения. Его трясло от желания сдаться. Он хотел всё обещанное ощутить – и достоверно знал, что этот человек всегда держит слово. Он боялся, что если сделает этот шаг, то рухнувшую плотину, пока ещё охраняющую его право на спокойную счастливую жизнь с Джинни, будет не остановить и Северус всё затопит собой, сведёт с ума своей нежностью, опытом, вкусом и извращённостью.

– Так ты позволишь мне себя поцеловать?

Заданный хриплым шёпотом вопрос оторвал Гарри от лихорадочных размышлений, ощущения дрожащего от возбуждения тела и бездумного посасывания пальца, ласкающего его рот.

Северус нависал над ним, находясь совсем близко, но тела их соприкасались только в одной точке. В выражении лица Северуса, его глазах и напряжении тела легко читалась та же и даже большая жажда, что терзала сейчас Гарри.

Они замерли, глядя друг на друга. Казалось, от ответа на вопрос зависят их судьбы. Гарри всё никак не мог выдавить из себя ни единого звука, молчание становилось всё удушливей, тишину кухни наполнял только шум дыхания и тихий присвист давно закипевшего чайника.

– Кхем-кхем, – прозвучало, как Avada Kedavra.

Гарри замер, забыв дышать. Северус повернул голову в сторону двери.

– Исчезни.

– Извини, что помешал, – ни капли вины Джордж, судя по голосу, не испытывал. – Хотел поздравить тебя и вручить...

– Лучшим подарком от тебя было бы немедленно отсюда исчезнуть.

– Нет, ты не так понял. Свой подарок я отдам тебе позже. А сейчас я должен передать Гарри письмо. Вот это, от Джинни, с печатью-сердечком. Гарри, слышишь? Это тебе!

Уши и щёки запылали от облившего тело, будто кипящее масло или смола, стыда. На подкашивающихся ногах Гарри побрёл к Джорджу. Загораживающий проход стул оказался весьма кстати – он плюхнулся на сиденье и, подвинув к себе чашку Северуса, залпом допил остывший кофе.

– А позже это сделать было нельзя? – Северус шипел, будто готовая к нападению змея.

– Не злись! Лично против тебя я ничего не имею. Но Джинни – моя сестра, а Гарри не выглядел готовым упасть в твои объятия!

Не выглядел готовым сдаться и просить о продолжении? Что, правда? Ну надо же!

Перепалка между Северусом и Джорджем набирала обороты, и Гарри, не глядя на них, попросил:

– Не ссорьтесь. Пожалуйста.

Они замолчали. Джордж коснулся его плеча.

– Как ты, дружище?

– Думаю согласиться с Северусом и убить тебя.

Тот фыркнул и хлопнул письмом по краю стола.

– Держи, друг.

Острый край пергамента уколол ладонь, и Гарри, повертев конверт в руках, сунул его в карман: такой напряжённый момент – не время для чтения, тем более – письма Джинни в присутствии Северуса.

Попытка стянуть ещё кофе не удалась – Северус успел первым. И минуты не прошло, как опустевшая чашка вернулась на стол.

Сейчас поднять бы голову, посмотреть в глаза, убедиться, что с Северусом всё в порядке, но не получалось – окатывающие тело волны жгучего смущения не давали оторвать взгляд от скатерти в крупную клетку.

– Как ты, Гарри?

– Думаю согласиться с Джорджем и убить тебя.

– Не стоит. – Ответ прозвучал так спокойно, будто это не их только что застукали за чем-то крайне напоминающем поцелуи. – Тебе не потребуется помощь, ты справишься и так, одним своим безразличием... Ну же! Посмотри на меня.

Ощущая холодок в животе, Гарри поднял голову. Северус выглядел смущённым и разозлившимся одновременно. Мелкие морщинки в уголках глаз, более резкие, чем обычно, складки у рта, поджатые в тонкую линию губы, вздёрнутый подбородок... М-да, за жизнь Джорджа стоило начинать беспокоиться. Но тот сам виноват! Нечего было вмешиваться... то есть...

– Прости, – сказал Северус. – В следующий раз я позабочусь о том, чтобы нам не помешали.

Гарри нервно сглотнул. Сходу сказать, что следующего раза не будет, у него не повернулся язык. Им и правда стоило обсудить произошедшее – но только не в присутствии Джорджа.

– Ты ответишь на вопрос?

– Какой? – переспросил Гарри.

– Тот, что я задал тебе до того, как нас прервали.

Ах, этот вопрос...

Гарри встал и подошёл к очагу, где трещал и подпрыгивал полностью выкипевший чайник. Чтобы его охладить, потребовалось применить чары.

– Предлагаю всем сесть за стол. Я приготовлю чай и сварю ещё кофе... Джордж, не сбегай, садись. Северус, ты тоже займи своё место. Пожалуйста.

Убедившись, что Северус сел, Гарри отвернулся к очагу и принялся греметь посудой. Губы пылали, воскрешая в памяти жаркие прикосновения, и даже ныли, и он потёр их украдкой. Увы, не помогло. Похоже, так просто забыть о случившемся не удастся. Да и не позволят ему – спину буквально жгло под настойчивым и требовательным взглядом.

– Что касается твоего вопроса, – Гарри повернулся и посмотрел Северусу прямо в глаза, – то я хотел бы ответить на него позже. Мне надо подумать.



Глава 30.

Время завтрака Гарри потратил на то, чтобы успокоиться и решить, как отбиваться от грядущих атак. Что они непременно будут, он даже не сомневался – Северус не из тех, кто отступает. Но вот уже и Джордж ушёл открывать магазин, а ни одного неудобного вопроса или намёка не последовало.

Северус взялся за мытьё посуды, поручив Гарри убирать со стола, молчание сменил разговор на тему приёма гостей, а тех самых слов так и не прозвучало.

Странно.

Менее получаса назад его настойчивость казалась неудержимой, как настоящая стихия – налетевший ураган или извержение вулкана. А сейчас он спокойно улыбался и благодарил за поданное полотенце для рук так, будто оно – единственное, в чём он нуждался и чего желал.

Так может, он уже позабыл о своей шутке?

Нет. Северус не шутил. Глупо на это надеяться, если вспомнить, что он творил и как каменело тело под его касаниями и жадным взглядом.

И всё же Гарри постепенно расслабился. Слава Мерлину, «противник» не спешил нападать, а передышка давала время подумать и подобрать слова, которые позволят сохранить дружбу.

Раздумывая над ними, он чистил овощи и то и дело поглядывал на Северуса, колдующего над маринованным мясом.

Кулинария в его исполнении напоминала зельеварение. Особо точных весов на кухне не наблюдалось, как и книг с рецептами, но каждое движение выдавало профессионала. А эта чёткая и уверенная работа ножом! Будто не придавленный плоской частью лезвия чеснок лежит на разделочной доске, а орех, ожидающий, когда из него выдавят гной бубонтюбера...

Ну и ассоциации! Гарри зажмурился, отгораживаясь от картинки, в которой в шейную часть молодой свиньи помимо кучи разнообразных приправ добавили один из самых противных и вонючих ингредиентов для зелий.

Впрочем, поплывший по кухне запах цветочную композицию тоже не напоминал.

– А может, не надо? – потянув носом и сморщившись, несмело предложил он.

Частый стук ножа о доску прекратился, и Северус оглянулся. Выразительная бровь приподнялась, добавив невысказанному вопросу послевкусие: «Что ты там хочешь сказать, ребёнок? ».

– Может, не надо чеснок добавлять? Он... м-м-м... воняет.

– Он пахнет, а не воняет. Божественный аромат. И это средиземноморская кухня... почти. Не считая маринада из сливочного пива, конечно. Да, я могу ради тебя отказаться от чеснока, но, во-первых, Марк меня засмеёт, а во-вторых, нечестно – как украсть вишенку с торта. Вкус особо не изменится, а общий эффект всё равно будет не тот... Это как мешать ложкой, а не руками – возмутительное нарушение традиций.

Гарри с ужасом смотрел, как Северус закатывает рукава и чуть ли не по локоть погружает их в наполненное мясом, маринадом и специями блюдо.

– О Мерлин!

– Нет, в данном случае Мерлин не имеет к процессу приготовления никакого отношения. – Северус улыбнулся, продолжая совершенно варварским способом перемешивать будущее украшение стола. – Подойди сюда, посмотри и понюхай. Сам же говорил, что хочешь запомнить на те времена, когда меня рядом с тобой не будет.

Гарри бросил недочищенную морковь на стол и вытер руки о передник.

Вблизи пахло ещё сильнее, да так, что, несмотря на чеснок, слюнки текли и страшно хотелось, чтобы скорей настал вечер. Северус прав – такое не подают в ресторанах.

– Я не хотел бы... – начал Гарри.

– Что ты говоришь?

Он поднял голову, посмотрел Северусу прямо в глаза.

– Я не хотел бы с тобой расставаться. Я надеялся, что после развода мы будем часто общаться, встречаться и дружить... м-м-м... семьями. То есть ты с моей семьёй.

Тот недоверчиво покачал головой.

– Хочешь, чтобы я приходил в твой дом, общался с тобой и твоей молодой женой, сидел за вашим столом?

Нарисованная картина, как наяву, представилась Гарри, и он широко заулыбался. Да, он хотел именно этого. Он так хотел, чтобы их связь не прерывалась, а только крепла!

– Ну да, конечно. Это же будет так здорово! Мы, все вместе, за одним столом, одной компанией...

– И ты считаешь, что мисс Уизли эту идею одобрит?

– А почему нет? – возмутился Гарри, зная, что кривит душой.

Северус по какой-то непонятной причине Джинни не нравился. Каждый раз она предупреждала, чтобы с ним Гарри был осторожен, а ещё страшно злилась, когда в письмах или разговоре по камину проскальзывало «змеиное» имя. Никакие разумные объяснения во внимание ею не принимались. Гарри и спорил и пытался уговорить, но она стояла на своём: Снейп – злодей и ублюдок, пытающийся всех охмурить, опасный змей, терпеливо выжидающий удобного момента ударить.

Чувства Джинни были взаимны. Северус не жаловал её, хотя и не позволял себе осуждать и даже обсуждать. Чтобы показать своё отношение, ему хватало и взгляда, движения бровью, морщинки, глубже прорезавшей лоб, опущенных уголков губ или ехидной ухмылки. Гарри всем телом, включая «глаза на затылке», ощущал его негодование каждый раз, когда часами стоял на коленях у камина, пытаясь поддержать вялый разговор и не имея моральных сил сказать, что для него тот давно в тягость – как и чреда предыдущих и перспектива грядущих.

Общение по каминной сети оказалось единственным способом обмануть волшебные часы, и, фактически проводя время с Джинни, ещё и заставить стрелки бежать вперёд, если Северус близко.

Но открытие радовало Гарри недолго. Кухня, платья, общие знакомые и знакомые знакомых, споры с родителями, вечеринки, даже квиддич – обсуждать одно и то же из вечера в вечер неинтересно. О делах в аврорской школе и подробностях обучения он рассказывать не мог, о домашних делах – тоже, ведь все они, так или иначе, касались участия «нежелательной персоны номер один». Оставалось поддакивать или молчать, или говорить о сущей ерунде. Иногда даже о погоде. Всё, что угодно, лишь бы не упоминать имя Северуса.

Так что тот совершенно прав: мирной картинке всеобщего благополучия и дружбы не хватало реалистичности и искренности. Джинни в представлении Гарри нахмурилась и отвела в сторону метающий громы и молнии взгляд, а Северус скрестил руки на груди и ухмыльнулся так, как и всегда в присутствии людей, которые ему не по нраву.

– Ну хорошо. – Гарри вздохнул. – Это сейчас кажется, что примирить вас с Джинни невозможно, но после развода, когда она на деле убедится, что никаких своекорыстных планов в отношении меня ты не имел, её отношение наверняка изменится.

В ответ Северус лишь приподнял бровь, состроив скептическую мину.

– Поможешь? – спросил он, приподнимая над блюдом руки, покрытые потёками соуса.

Гарри наложил чистящие чары и подал полотенце, после того как Северус вымыл руки с мылом.

– А если даже нет, и она будет упорствовать, то для меня это не имеет значения. Ты – важный для меня человек. Я не хочу тебя потерять. Значит, будем встречаться вне дома, у Джорджа или ещё где...

– Гарри, ты слышишь, что говоришь?

– Да. А что?

Северус покачал головой и скрестил руки на груди.

– Ты собираешься сбегать из дома, чтобы втайне от жены встречаться с бывшим мужем. Ты понимаешь, как твоё намерение выглядит со стороны?

– Я не собираюсь ничего ни от кого скрывать! От Джинни – в первую очередь. Мы говорим друг другу только правду, даже если она неприятная!

– И лишь одну правду я слышу, когда вечерами ты демонстрируешь мне свой замечательный зад?

Гарри несколько мгновений не мог найтись с ответом.

– Так ты что, смотришь на мою задницу, когда я болтаю с Джинни по камину?

Северус и не думал отпираться. Будто то, в чём признался, – в порядке вещей!

– А на что ещё мне смотреть, когда ты часами стоишь на коленях, выставив себя в изысканно-естественной манере, то покачиваясь из стороны в сторону, то глубже прогибая поясницу...

– Мерлинова язва! – десятки вечеров, как один, промелькнули у Гарри перед глазами.

Северус не мог!
Ну конечно же, он именно это и делал!
Да ещё и считает себя абсолютно правым!
И не стыдится об этом вот так прямо говорить!

– Разве в этой комнате найдётся что-то, столь же соблазнительное? Твой восхитительный вид – единственное, что скрашивало мои страдания, пока я был вынужден слушать, о чём и как ты говоришь с девушкой, в которую, как считается, влюблён.

Джинни права: Северус – чудовище! И... и Джордж! Вот же предатель! Теперь понятно, по какой причине тот стал сбегать из гостиной при первых звуках вызова по каминной сети. А говорил, что их разговоры – скука смертная, вместо того чтобы прямо сказать, что не хотел смотреть на то, что бесстыдно из вечера в вечер разглядывал этот извращенец!

А может, Джордж стал уходить, потому что Северус ему приказал? Но с чего Северусу... Ведь Северус же... Северус же не стал бы ревновать?..

Какой бред! Признать, что Северус ревнует, – это то же самое, что и признать его заинтересованность. А это не так! Северус не может его хотеть, и точка.

То есть...

Нет, нет, нет! И не важно, что тот утверждает обратное. Не важно, как смотрит, как касается, и тот почти поцелуй... Если бы Северус и правда хотел его в том самом смысле, то как бы удержался во все эти ночи на протяжении долгих месяцев и не продемонстрировал своего желания? Или его отношение изменилось за последние дни?

Гарри вспомнил их смущающие откровенные разговоры, полночные рукопожатия, к восходу солнца обязательно превращающиеся в объятия, привычную утреннюю эрекцию и поддразнивания Северуса на этот счёт, блеск его глаз, частое дыхание и напряжение тела, нежелание отпускать... Мерлин. Так что, всё это время он делил постель с человеком, страстно его желающим? Нет! Не может такого быть!.. Но тогда с чего ему говорить о любовании задницей? Да ещё после того утреннего не-поцелуя?

– Ты шутишь.

– Совершенно серьёзен.

Гарри стиснул зубы. Мгновенно охватившее его раздражение ощущалось даже в кончиках пальцев.

Это невозможно! Не должно быть так! Да и вообще, что за идиотский разговор они ведут?!

Резкий взмах рукой, к сожалению, не позволил отмахнуться от атакующих голову сомнительных фактов и ошеломляющих предположений.

– Я дочищу морковь, – сказал он, ощущая, как мир переворачивается вверх тормашками и кругом идёт голова. Это ж надо! Кто бы мог подумать! Пусть, Мерлин, ну пусть всё это окажется дурной шуткой!

Похоже, вспышка раздражения передалась и Северусу. Его взгляд стал острым, будто лезвие ножа, готовое вонзиться в беззащитную плоть и искромсать её на отбивные.

– Я так и не ответил на твой вопрос, – заявил он тихим напряжённым голосом. – Разве ты не хочешь узнать, согласен ли я с твоим предложением продолжать общение и после развода?

Как давно ослиное упрямство Северуса не давало себя знать. Гарри и забыл, каким невыносимым он может быть!

– Но ты ведь согласен! Ты должен согласиться!

– Нет. Во-первых, у меня есть планы, которые я не собираюсь менять. Меня ждут в Исландии...

– Подожди! – Гарри едва не рассмеялся от облегчения. – Я же совершенно забыл тебе сказать. Ты так озадачил меня, что я совсем растерялся. В общем... э-э-э... можно сказать, что это – мой тебе подарок, хотя я не только с ним, купленную безделушку я отдам тебе позже. Но это... м-м-м... и правда подарок. Надеюсь, ты его оценишь.

Северус слушал так внимательно и сосредоточенно, что волнение в душе немного улеглось и слова наконец начали складываться в более-менее связные предложения.

– Если вдруг со мной что-то случится или если кто-то решит начать против тебя дело, когда меня рядом не будет, да и вообще... – Гарри вдохнул и выдохнул, махнул рукой. – В общем, я был у Кингсли и написал заявление, что согласился на брак. В шестнадцать у меня уже было право решать, так что никто не сможет оспорить. Тебя никто не тронет, они не смогут начать дело. Это уже гарантированно, так что тебе не нужно никуда уезжать, жить здесь для тебя теперь безопасно. Я сделал всё и в дальнейшем сделаю всё, чтобы ту историю больше никто не поднимал. И я... я простил тебя. Полностью. Но ты это и так знаешь, правда? Ну то есть я не говорил, но ведь ты понимаешь, что иначе я не стал бы тебе доверять, мы бы не сблизились так...

Он замолчал, увидев, какое впечатление его слова оказали на Северуса. Тот вдруг пошатнулся, а когда Гарри попытался придти на помощь, то попал в крепкие объятия.

Так они стояли долго. Северус прижимал его к груди обеими руками, а Гарри слушал взволнованное дыхание, не пытаясь вырваться. В их близости не было ничего чувственного, ничего смущающего. Гарри знал, что его обнимает друг.

Тёплой ладонью Северус коснулся его затылка, принялся перебирать волосы. Гарри поплыл по волнам приятных ощущений, а когда вторая ладонь принялась поглаживать спину, то едва не замурлыкал от удовольствия.

– Самый ценный подарок я уже сегодня получил. И это не решение проблем с властями.

– Я думал, ты знаешь, – пробормотал Гарри. – То есть догадываешься...

Северус хмыкнул ему в макушку. Тёплый воздух коснулся кожи, так что от удовольствия глаза сами закрылись. Как хорошо.

– А я думал, что ты понимаешь, как сильно мне нравишься, что моё восхищение тобой – искреннее.

Услышав это, Гарри моментально напрягся.

– Поверь. Никого и никогда я не желал так, как тебя.

Низкий чуть хриплый шепот коснулся не только слуха, но и согрел дыханием. Всё же Северусу надо законодательно запретить говорить так... так соблазнительно.

Гарри поднял голову, думая высказать свои возмущения, и замер. Обе ладони Северуса приласкали его лицо от висков к подбородку, к левому уголку рта прижались чужие тёплые губы. Прикосновение кожи к коже, согревающее дыхание – участившееся, ставшее ещё более жарким и взволнованным, – как же тяжело остаться безучастным к вихрю волнующих ощущений!

Он отступил, задыхаясь и хрипя, как пробежавший пять кругов по стадиону курсант. Подмышки взмокли. Волна жара спустилась вдоль позвоночника, атакуя пах.

Одно лёгкое касание – и он уже возбуждён! Ужасно.

– Я не буду тебя принуждать. – Судя по голосу, Северусу очень хотелось обратного. – Но ты должен узнать, что небезразличен мне как друг и желанен как любовник.

– Мы не любовники!

– Но могли бы ими стать!

– Я не гей! – Гарри уже почти кричал. – Ты не можешь хотеть меня!

Северус прикрыл глаза рукой, чтобы через миг посмотреть на него через пальцы.

– Хорошо. Ты не гей. Ты чертовски соблазнительный мужчина и невероятно отзывчив на прикосновения. И ты можешь сколько угодно оставаться не-геем, но мои чувства это не меняет. Я хочу тебя.

– Но у меня есть невеста, я собираюсь жениться, и я... Я лишь хочу дружить с тобой!

Колебания Северуса, его недолгое молчание отозвались в Гарри неприятным уколом. И это ещё больше разозлило его – будто, отказывая, он оставался неискренним. А ещё он страшно не хотел Северуса огорчать.

– Ты дорог мне. Все эти месяцы нам было так хорошо вместе. Разве мы не можем и дальше оставаться друзьями?

Но тот и не думал обижаться и замыкаться в себе, наоборот – будто обретя второе дыхание, атаковал полным убеждённости в своей правоте голосом:

– Я хочу тебя – это факт, и он не изменится. Как бы ты ни желал от него отгородиться, тебе придётся это принять как данность. Это мои чувства – и они таковы, как я сказал. О собственных думай что угодно, хотя я советовал бы тебе с собой всегда быть предельно честным...

– Я никогда не лгу! Никому! – Уголок рта Северуса нервно дёрнулся, выдавая внутреннее напряжение, и Гарри пожалел, что прервал его. – Извини. Я тебя внимательно слушаю. Я верю, что ты мне не лжёшь, только это... это так тяжело! Я не хочу, чтобы было так, как ты говоришь.

Он хочет меня, считает привлекательным, желанным...

Гарри честно сказал себе, что предпочёл бы об этом никогда не узнать. Больше того – он бы многое отдал, чтобы Северус никогда не испытывал подобных извращённых желаний, а он сам – никогда бы даже не задумывался о том, чтобы ответить на его чувства, и не представлял, как это могло бы быть. Поцелуи, объятия, близость... Мерлинова задница!

– Честной дружбы с тем, кого так жаждешь, быть не может, – заговорил Северус. – Ты будешь со мной «дружить», а я буду смотреть на тебя с вожделением. Ты будешь демонстрировать мне свою красавицу-жену, а я буду мечтать, чтобы её унёс в неизвестность северный ветер. Ты будешь говорить о важном или ерунде, а я буду смотреть на твои губы, представляя их нежность и вкус.

Лицо Гарри запылало от смущения, стыда и чего-то непонятного, что он побоялся бы назвать – предвкушения? желания попробовать? И в то же самое время он страшно не хотел этого хотеть! Он мучился от двойственности собственного отношения к словам Северуса, к выражению его лица и напряжению тела, к нему самому, наконец!

– Каждое мгновение наших встреч я буду желать тебя.

– Прекрати! Мы – друзья! Ими и будем!

Но Северус не остановился:

– Ты смерти моей хочешь? Или считаешь меня мазохистом? Меня не прельщает страдать. Если ты выберешь её, а не меня, то одному из нас придётся уехать. Расставание и время лечат сердечные раны, я это знаю.

– Но я не хочу тебя терять! И не могу её предавать! – Гарри взмахнул руками, чувствуя, как рушится его мир. – Ну почему ты не можешь относиться ко мне, как прежде?!

Северус смотрел на него несколько долгих минут.

– Как прежде? – наконец сказал он и покачал головой. – Гарри, всё это время я хотел тебя, жаждал тебя. Я говорил об этом множество раз, но каждый раз ты старался закрыться, перевести всё в шутку, сбегал.

Он хочет меня. Всё это время он хотел быть со мной и скрывал своё отношение...

Гарри потряс головой, одновременно веря и не желая верить тому, что слышал.

– Но почему сейчас? – упавшим голосом спросил он.

– А когда? – Прикосновение к руке ощущалось, как ожог. Большой палец скользнул по запястью в подобии ласки, когда Северус потянул его ладонь вверх. – Посмотри, что показывают часы – дни, уже не недели. У меня нет выхода: или говорить всё сейчас – или и дальше молчать и не иметь даже призрачного шанса на счастье.

Простое прикосновение к руке – а у Гарри закружилась голова и во рту пересохло. Он осторожно освободился, отступил на шаг.

Северус остался на месте.

– Поверь. Нас связывает не только дружба. – Его щека нервно дёрнулась, он попытался скрестить руки на груди, но так этого и не сделал. – Сейчас я прошу тебя только об одном – поверь в серьёзность моих слов и подумай о своём к ним отношении.

– И всё?

– И мы вернёмся к этому разговору позже.

Гарри недоверчиво покачал головой.

– Пытка с продолжением – вот на что ты меня обрекаешь в свой день рождения.

Северус шутку не поддержал.

– Пытка – это быть всё время рядом с тобой и отказывать себе даже в невинном прикосновении, – ответил он и больше по данной теме не произнёс и звука.

Но язык его взглядов и движений оказался красноречивее тысяч слов. Гарри ловил его послания на лету, расшифровывал все до единого. Глаза будто открылись, и теперь он видел всё – и нежность, и заботу, и... желание.

Он не верил, просто не мог поверить, что прежде был настолько слеп.

«Он хочет меня. – Три слова, которые, будто припев навязчивой песни, не давали спокойно вздохнуть целый день. – С этим надо что-то делать. Я должен выбрать... Но что и кого? Как выбрать, когда выбора нет? »