МАТЁРА. От Нели Асадовой

МАТЁРА

В. Г. Распутину

В туманах отчего простора
Сквозь годы тёмные и дни
Мне с болью виделись, Матёра,
Твои прощальные огни.
Жила ты маятно и трудно
Со всею Русью заодно.
И вот, пробитая, как судно,
Ушла на сумрачное дно.
А нынче Русь, как ты, Матёра,
В глухое впала забытьё.
И та же лапа мародёра
Спешит обшаривать её.
И лишь одна не стёрлась мета:
Украшен храм, незыблем крест,
И далеко зарницы света
От них уносятся окрест.
В туманах отчего простора
Мы верим, этим дорожа,
Что возродится вновь, Матёра,
Твоя бессмертная душа!

* * *

Валентину Распутину

Ты, в отличье от всяческих ботал,

От любителей праздных словес,

По-крестьянски, как пахарь, работал

Для наследной земли

И небес.

То, что вписано в книгу державы

Неподкупным и тяжким стилом,

Не окажется гнутым и ржавым

Под каким-нибудь сгнившим столом.

Эти

Правды слова ножевые,

Эти

Счастья скупые слова

Будут жить, как деревья живые,

Как ручьи, как шмели, как трава.

Станут моды и нравы меняться,

Но всегда будет Русь – не избыть! –

По-распутински плакать, смеяться,

Прославлять, проклинать и любить!

От Нели Асадовой

Благодаря книге " Вампилов" из серии " ЖЗЛ", познакомилась с ее автором, прекрасным поэтом Андреем Румянцевым. Делюсь своим открытием.

СЫНЫ ПОЛКА

В наш городок, сибирский, дальний,
Полк на постой пришел с войны.
В нем был особый взвод солдатский –
Наш брат бедовый, пацаны.

То были стреляные волки –
Сыны полка. Сойти с ума:
Их знали Сталинград и Волга
Да и Германия сама.

Их записали в нашу школу.
И вот мы ждали в первый раз:
Придут отчаянные шкоды,
Куда отчаяннее нас.

Пришли. За парты сели сзади,
В зеленом с головы до пят,
Как будто ряд окопов занял
Замаскированный отряд.

И только празднично сверкали
Под жестким светом строгих лиц
Нам недоступные медали
За взятье западных столиц.

В нас зависть жалкая кричала.
И лишь спасало от тоски,
Что парни двойки получали
И по подсказке отвечали
Негромким эхом у доски,

Ходили в тайную курилку
И в болтовне, что мы вели,
Неуважительно «училкой»
Назвать учителя могли.

И все ж, когда у стен затертых,
Средь коридорной полутьмы,
Они стояли в гимнастерках,
Тихи, подтянуты, прямы,

И настораживали уши,
Кося в окошечный провал,
Как будто бы боясь прослушать
Приказ негромкий иль сигнал, -

То знали мы: до школы шумной
Они уже прошли одну,
Где учат быть готовым к штурму,
Не верить в эту тишину.

И мы их бережно толкали,
На кучу падая малу,
И только звякали медали
Под нашим братом на полу.

И тут они – куда им деться –
Кидались в гущу кутерьмы.
Ребята возвращались в детство.
К их славе приобщались мы.

СТАНЦИЯ ПРОЩАНИЯ

В ту зиму долгими ночами
Здесь паровозы не кричали.

От этих мерзлых стен полночных
К Москве, к Москве,
Под вой пурги,
В суровых эшелонах срочных
Везли сибирские полки.

И эта станция прощанья
Для наших близких той зимой
Сама казалась обещаньем
Беды
И гибели самой.

Но как спокойно и сурово
Приказ короткий звал солдат!
Как твердо в избы по сугробам
Шагали женщины назад!

Здесь, в тыловой глуши таежной,
Я понял детскою душой,
Что на земле седой, тревожной
Есть Долг,
Как Родина, большой.

Защитник мой, в снегах под Рузой
В сраженье пулей сбитый с ног,
Вернулся ль ты назад, безусый,
На станционный огонек?

Солдатка в темном полушалке,
Смогла ли ты сюда прийти
Встречать бойца на полустанке
В конце жестокого пути?

Я так хотел бы верить свято,
Что всех, ушедших в темь пурги,
Встречал родной перрон дощатый,
Он помнит давние шаги!

Но сорок семь солдат взяла
Война из моего села...

МОНОЛОГ ФРОНТОВИКА

Я бил врага. Любил мечтать и петь.
Теперь по праву мертвого взыскую:
Не стыдно ль вам, наследники, терпеть
В державных стенах банду воровскую?

Вы отдали безродной жадной тле,
Таившейся в щелях своих до срока,
Все, что нажить смогли мы на земле,
Что на хвосте не принесёт сорока.

Нет, то не раны поздние саднят,
А ваша трусость жжёт.
Она виною,
Что мизгири какие-то сидят
Владыками над нашею страною.

Очнись, народ!
Очнись же, наконец,
От рабского, больного равнодушья!
Как смертью смерть поправший,
Я, боец,
передаю тебе свое оружье!
СИЛА

Некрашеные грубые столы,
Из лиственницы рубленные предком.
Медлительные тяжкие стволы
Пошли на свал в бору сухом и редком.

Когда тесали их, то тело плах
Топор не брал – железо о железо.
И был высок у плотника замах,
И над подворьем звон катился, резок.

Так стол входил. И табурет к нему.
И лавка, коей век не будет сносу.
Все силушка расставила в дому.
Усердствуя, шибала кровь из носу!

Все сила… О знакомый, крепкий быт!
Я вижу деда: отлитые руки,
Загривок медный, жарок и открыт,
Разлет плечей, как бы реки излуки.

Я вижу рук крестьянских торжество!
Весло согнулось… Лемех в землю вогнан…
И я, былинка, за мое родство
Высоко поднят на ладонях вольных!..

И как не вспомнить, что, храня свой дом,
В напасти час, - Григорий ли, Иван ли, -
Мой предок- русич гневно шел с дубьем
Навстречь штыку любых гостей незваных!

Он стол тесал – и силушку гранил,
Он плуг толкал – ее копил и правил.
И по- сыновьи Русь свою хранил,
И нам завет – хранить ее – оставил!

* * *

Неудобно и слушать-то, право,
Если кто-то твердит горячо:
«Только правду пиши, только правду! »
Ну, а что же напишешь ещё?

Что напишешь, когда не разлука –
Встреча с родиной ранит вдвойне
Сиротливостью отчего луга,
Темнотой в материнском окне.
-
И не только в случайном вагоне,
А повсюду угрюм от забот,
Словно в тесном и грязном загоне,
Суетливый и нервный народ.

И по мокрой дороге до дома
На телеге, замызганной сплошь,
Как на шатком настиле парома,
Между жизнью и смертью плывёшь…

КРУГОВАЯ ПОРУКА

Нынче стонет любая округа –
До последних убогих дворов:
Торгашей круговая порука,
Круговая порука воров.

Словно дерево родины древней
Гложет черная жадная тля
У заброшенных пашен деревни,
У загаженных башен Кремля.

Но ведь есть же, остались в России,
На разграбленной, нищей земле,
Ее пахари – вечная сила,
Ее пастыри – звезды во мгле?

Все, кто смят, обворован, поруган,
Знать должны, что поднимется Русь
Только их круговою порукой.
Поднимайся же, брат, и не трусь!

РОДИТЕЛЯМ

Такой не знали вы деревни:
Ни сгнивших прясел,
Ни дерев,
Чьи обнаженные коренья
Ограду подняли и хлев,

Ни окон изб, глядящих в поле,
Как очи сгорбленных старух,
И полных той кричащей боли,
Что не выносят взгляд и слух…

Когда б такую увидали,
То захотели бы, скорбя,
Как в прорубь, рухнуть в эти дали,
Обрушить небо на себя!

* * *

Давно в деревне не играли свадеб,
На свет не появлялись сорванцы.
Но что ни двор –
То славят Христа ради,
И что ни месяц –
В избах мертвецы…

Душа моя, зачем ты снова плачешь
Слепящими слезами на ветру?
Ты в этой жизни не переиначишь
Судьбы жестокой
Подлую игру.

Не вызовешь ни боли, ни участья
Земных владык за каменной стеной.
Что им убогих подданных несчастья?
У них иное солнце, бог иной.

И ты, душа, пока не знаешь гору,
Чтоб разглядеть с нее народный вихрь,
Который в прах развеет эту свору,
Развеет даже дух смердящий их!

* * *

Ах, эта песня робкая,
В родном селе случайная,
Как тропочка, короткая,
Как небушко, печальная!

Над камышом-осокою,
Над вымершими хатами
Ну кто тебя, высокая,
Возьмется вдруг подхватывать?

Деревня, что ли, мглистая,
Угрюмая, нетрезвая?
Зачем ей песня чистая,
Веселая да резвая?

Она бы, может, вывела,
Как прежде, бойким голосом,
Да нелюдь душу выбила –
Осыпалася колосом…

* * *

Не бездельнику и не разине –
Небесам повторяю своё:
Мы последние дети России,
Что счастливою знали ее.

Что вы! После войны, недорода,
Нездорова еще, несильна,
Из всего чуть живого народа
Огольцов обогрела она,

Накормила – не сытно вначале,
Но со временем вдоволь и всласть.
И недетские стихли печали,
И другая судьба началась,

Где родные росистые песни
Да глазастый букварь за ремнем,
Где не пахло ни злобой, ни спесью,
И ни завистью, и ни враньём.

От её материнских ладоней
Где-нибудь под Чуной иль Читой
Мы в такие пустились погони
За работой, любовью, мечтой, –

Только множились дивные дивы,
Только твердо ступала нога
На земные и звездные нивы!
Мы б и черту сломали рога.

Пусть увидят, что, дети Акулек,
Мы смогли обустроить свой дом
И нельзя нас, как плевый окурок,
Растоптать голубым сапогом!

А теперь – простаки и разини –
В отчем доме, где правит ворье,
Мы – клейменые дети России,
Те, что предали скопом её.

И одна лишь надежда, что внуки
Обновленных и дерзких кровей
Прекратят эти черные муки
Неповинной отчизны своей.

Рухнет наземь гнилая постройка
И придавит безродных дельцов,
И рванется Россия, как тройка,
Под серебряный звон бубенцов!

* * *

Я помню рожденья и тризны
В большой многодетной семье.
Ни горькой, ни радостной жизни
Не надо придумывать мне.

Я помню сиротское поле,
Цветы на росистой земле.
Ни слёз, ни восторга, ни боли
Не надо придумывать мне.

Дай Бог обо всём, что успела
В дороге запомнить душа,
Сказать и правдиво, и зрело,
Кудрявой строкой не греша.

* * *

Какое чудо мне дала
Скупая в общем-то судьбина:
Воды гремящая лавина
У стен родимого села.

Байкал! Над счастьем и бедой
Твой голос вечен у завалин.
У бабки чай опять заварен
Твоей клокочущей водой.

И выше вздыбленной земли,
Прекрасней, чем любая небыль,
Твоя волна летит вдали,
Как и душа земная, к небу!

* * *

Слова о морозах Сибири,
О вьюгах до поздней весны –
Всегда они правдою были
И были всегда не точны.

Не раз меня вьюга варила
В кипучем январском котле
И наземь напрасно валила –
Я вырос на этой земле.

Я как-то не думал о стуже,
О топких всесветных снегах.
Завязывал пояс потуже
Да тверже стоял на ногах.

Зато я запомнил сиянье
Долины, распадка, гольца –
Великое это слиянье
Небес и снегов у крыльца

Тот свет над январской тайгою,
Дневное тепло от снегов
Заполнят всю душу собою –
И в ней не отыщется слов.

И станут горячими реки,
И вспыхнет дорога, бела,
И, кажется, хватит навеки
И света тебе, и тепла!
РУССКАЯ ДУША

Видать, за то, что страждущим и сирым
Ты все отдать готова до гроша,
Тебя торговцы, правящие миром,
Судить берутся, русская душа.

Но на земле уже давно известно,
К кому слетают ангелы с высот.
Небесной силе на Руси не тесно.
С небесной правдой ей всегда везет.

МАТЁРА

В. Г. Распутину

ВАЛЕНТИНУ РАСПУТИНУ

Ты, в отличье от всяческих ботал,
От любителей праздных словес,
По-крестьянски, как пахарь, работал
Для наследной земли
И небес.

То, что вписано в книгу державы
Неподкупным и тяжким стилом,
Не окажется гнутым и ржавым
Под каким-нибудь сгнившим столом.

Эти
Правды слова ножевые,
Эти
Счастья скупые слова
Будут жить, как деревья живые,
Как ручьи, как шмели, как трава.

Станут моды и нравы меняться,
Но всегда будет Русь – не избыть! –
По-распутински плакать, смеяться,
Прославлять, проклинать и любить!

ПРОЩАЛЬНЫЙ КОСТЕР

Памяти Александра Вампилова

За большую реку, что покину
И запомню на долгую жизнь,
За поднявшую гребень плотину,
Где великие воды сошлись,

Созывай бесшабашное братство –
Тех, кто и молчалив, и остер,
Кто мечтал, расставаясь, собраться
На вечерний прощальный костер!

Что нам пламя живое пророчит
Под луной золотым языком?
Что Венера прекрасная хочет
Пожелать нам на вече таком?

Ты у нас молодой запевала,
Твоим словом, когда ни гроша,
Как вином дорогим, запивала
Грусть и радость хмельная душа.

Ты не будешь угрюмым и старым,
С сединою ангарской волны, -
Станешь тополем – тенью гитары,
Или веткою – тенью струны.

Ты оставишь нам звездную полночь
И для каждого – в черной беде
Свой завет: «Я пришлю тебе помощь! »* -
Как спасательный круг на воде…

_________
* Когда моторка, в которой А. Вампилов плыл с товарищем по Байкалу, перевернулась и качалась на волнах вверх дном, Александр крикнул напарнику, не умевшему плавать: «Держись за лодку! Я пришлю тебе помощь! » Он утонул, едва не достигнув берега, а товарищ был спасен.

ТАТЬЯНЕ СУРОВЦЕВОЙ

Азиату пристало родиться
Где-то в Нерчинске или в Аге.
И судьба его – снежная птица:
Пролетела и скрылась в пурге.

Мы с тобой по судьбе азиаты.
Дом наш – снег да седая трава.
Наши песни из проруби взяты:
Были льдинки, а стали слова.

Наши белые души с рожденья
Опекала родная зима.
Ты возьми её снеготворенья
И заполни живые тома.

Ты в обмётанном, тусклом окошке
Золотой пятачок продыши,
Чтобы только открылся немножко
Мир неведомой прежде души.

Продыши эти мёрзлые дали –
В песню хлынет чужая беда.
Ну и что же, что так не певали
Никакие певцы никогда!

ПАМЯТИ НИКОЛАЯ РУБЦОВА

В пустой трубе эстрады шум затих,
И трубачам пришлось посторониться.
Застенчивый и смелый русский стих
На звёздной отпечатался странице.

И поколенья с русскою душой
Читают сокровенного Рубцова.
В сыром углу избёнки небольшой
Так согревает солнечное слово!

Родные не тускнеют письмена…
Над чуждой книгой пыль забвенья вьётся…
Как всё же справедливы времена:
Гул умирает, небо остается.

* * *

Человек деревенского склада,
Что ты любишь и веришь во что,
Коли нету в душе твоей лада,
А карманы твои – решето?
– Жить люблю, – и ручищи запрятал.
– Верю в жизнь, – и потупил глаза.
Рассмеялся – и тут же заплакал,
И улыбку омыла слеза...

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Всё забылось:
Голос твой и внешность,
Сумасбродство юное своё.
Но осталась нежность.
Только нежность.
Память – это гнездышко её.

И стихи забылись –
Принадлежность
Смутных дней,
Далёких, как звезда.
Сло́ ва не припомню.
Только нежность
Отложилась в сердце навсегда.

* * *

Если застили свет над тобой
Оговор ли,
Вражда ли слепая,
Не грози этой силе тупой,
В правоте на нее наступая.

Отступи.
Помолчи.
Поброди...
Птица, дерево, теплое небо
Утишают и горечь в груди,
И порыв справедливого гнева.

Поброди.
Помолчи.
Улыбнись
Деревцам, под грозой устоявшим,
И доверчиво к людям вернись,
Про обиду твою не узнавшим.

* * *

Не попрощалась мать со мною
В затишье скорбного угла,
Когда дорогой неземною
Из бедной комнаты ушла.

Так, может быть, дитя по лугу
Уходит в дальнее сельцо.
Я гладил маленькую руку,
В морщинках светлое лицо.

Уже освоясь в новом мире.
Казалось, знак давала ты:
" Здесь у меня светлей и шире,
Здесь меньше слез и суеты".

Печальный день все не кончался,
А на полянке, за рекой,
Цвет незабудковый качался
Под легкой маминой рукой...

* * *

Когда придет последний день,
Я окуну лицо бесслезно
В траву степную – одолень,
Всегда дымящуюся росно.

Она поможет одолеть
Дурной наплыв душевной смуты.
Она не даст мне пожалеть
Себя в последние минуты.

О розовеющая высь
И звезды, вспыхнувшие ярко!
Неугасающая жизнь,
Дороже нет тебя подарка!

Я буду знать:
Сквозь дым стекла,
За эти стены, эти ставни
Моя любовь туда стекла,
Где пролегал мой путь недавний.

Пускай порадуют других
Простор
И высь над головою
Среди полей, где я затих,
Укрыт волшебною травою…

ОСНОВА

Над стихами А. Ахматовой и О. Берггольц,

написанными в конце тридцатых годов

У честного, точного слова,

Как это известно давно,

Одна лишь земная основа –

Страданье. И только оно.

Конечно, я помнил подспудно,

Что критикам разных мастей

Такая строка не подсудна,

Что кровью умыта моей.

Но всё же, читая, как внове,

Двух женщин святые стихи,

Я думал о страшной основе

Правдивой и честной строки.

АНДРЕЙ ГРИГОРЬЕВИЧ РУМЯНЦЕВ (род. 1938) — русский советский поэт, писатель и переводчик. Родился в селе Шерашово на Байкале в многодетной семье рыбака. Окончил Иркутский университет. Учился вместе с Валентином Распутиным, Александром Вампиловым, Кимом Балковым. Работал журналистом в газете " Молодежь Бурятии", в Бурятском Комитете по телевидению и радиовещанию. Автор более двадцати поэтических и прозаических книг, выходивших в Москве и в сибирских городах. Заслуженный работник культуры России, лауреат нескольких литературных премий. Народный поэт Бурятии.

Ким Балков, поэт и писатель, говорил: " Я люблю читать стихи Андрея Румянцева, особенно вечером, когда остаешься один. Поэзия подталкивает тебя к правде, к пониманию жизни, и, в конце концов, к пониманию самого себя. Румянцев за долгие годы творчества написал немало книг, и во всех он шел от жизни, от своей сердечной, нравственной сущности. Он впитал в себя все светлое и доброе, что дала жизнь, и все горькое, что она принесла. Поэт всегда остро чувствовал наше бытие и мог с возмущением сказать правду в лицо тем, кто унижает жизнь.

Иногда говорят о литераторе: он – писатель такой-то темы. Так узко о поэте не скажешь. Румянцев пишет стихи об Отечественной войне, об отцах и матерях, которые не сломались под ее тяжкой ношей. И с той же страстью, с той же болью он пишет о наших современниках, многим из которых тоже живется не сладко. Диапазон его творчества широк. Начиная с 60-х годов, он постоянно находится на гребне жизни, на гребне русской поэзии. Если нынешний читатель захочет воспроизвести судьбу отечества, народную судьбу во второй половине 20-го века, то ему стоит почитать стихи Андрея Румянцева".

⇐ Предыдущая 1 23