ПЛАЧ(Ь) ПО БЕССМЕРТИЮ.

Мы все воспримем как паденье,
И день и тень и сновиденье,
И даже музыки гуденье
Не избежит пучины.

Александр Введенский

Молчи, тебя просто нет.
Я тебя выдумал сам.
Ты — звон золотых монет.
Ими полон пустой карман

Веня Д'ркин

Начинай!
Дева села за тонкую арфу.
Изогнулся под златым диском стан,
Звуки струн полились вниз ласково.
Тёмной кожей и зверем пахнет вокруг,
И бурлящим жаром песка.
Сколько видел я годов этих, лун?
Сколько видела эта река?

Я гадаю вновь по рисункам гробниц,
Я касаюсь потёртой краски.
Слишком сложно чувство перевести
На простую плоскость бумажную.

Треугольником к солнцу, вверх, камни стоят.
Мёдом слово течёт: пи-ра-ми-ды.
И верблюжий плетётся вдоль них караван,
Под ногами барханы взрыты.

А я слышу звон, а я слышу звук.
Перебором струн, поцелуем губ,
Загоняя в круг, загоняя в бег,
Слишком бог силён в тебе, человек!

Солнце древних легенд поднимается вновь,
Солнце древнего мира стоит над землёй.
И не ведает он, прародитель отцов,
Что когда-то настанет его черёд.

Ра.
Пустующие слова.
Невозможность взгляд его передать.
Не смотри — тебе выжжет склеры из глаз,
И оставит лишь чёрные два зрачка.
Око бога спокойствия Ра.
Проплывает над нами его ладья,
И взрывает кожу матери Нут
Каждый тяжкий его взмах весла.
Говорят, будто боги его берегут.
Говорят, будто он их отец и сын,
Говорят, что является из живота,
Чтобы снова зажечь огнём мир.
Каждый факел есть повторение его
Величавой, медлительной поступи.
Древнее, старое солнце Ра,
И однажды слившийся с новым.

Помолись ему, если хочешь самою вечностью быть.
Как исходит морщинами кожа,
Словно древних потоков воды исток,
Словно рифы кораллов в море.
Фараон молчит перед страшным сном,
Он боится и ждёт, что приснится
Соколиноголовый молчания бог
Ладонью ведёт по ресницам.
И вино проливается мимо рта,
И течёт мимо губ сладкий сок.
И дрожит ладонь, застыв у алтаря,
Поднося в дар не плоть и не кровь.

Бог идёт, он ни с кем уже не говорил
Слишком много долгих столетий.
И размах тяжёлый олова крыл
Накрывает печальное небо.
Тихий шаг минут, тихий факелов свет,
Отпечатком касаний по стенам.
Бог успеет ко всем, кто падёт пред ним ниц,
И прокатит по языку вашу лесть,
Лучом пустит её по венам.
Сколько есть у бога ненужных лиц?
Сколько длится одна, но вечность?
Перебором струится безмерная мысль.
А познания космоса тщетны.

Нил течёт тихим воем больного пса,
Плывут длинные, тёмные рыбы.
И белеет туманная, дымная мгла,
И узлами запутались мифы.

И в течение морском, между капель воды,
Между плотной стеной дождя,
Стоит умная, злобная львица.
Её не огладь,
Не смотри на маску богини.

Человеческим телом раскаты реки,
Перевоем сплошного ветра.
Это ветер Шу говорит с женой
И смеётся над сыном Гебом.

Полноводная, полная жизни ткань,
Инструмент и тело Тефнут.
А в ладони овалом повис её Анкх,
Перекрестье сложенных рук.

Но в какой-то момент загорится река,
Запылает неровным огнём.
Это песня злобы жестокого льва,
Это алчной судьбы наш рок.

Танец капель, пена широких волн,
Как прыжок её сильных ног,
Словно шерсть со звериных лап.
Это тот момент, это нужный час,
И добыче уже не сбежать.
Человек рядом с Нилом тонок, как трость,
Как железный жезл у жрицы.
Звук мелодии пары высоких нот.
И от смерти уже не скрыться.

Заколи клинком, удави струной,
И отправь залп огненных стрел.
Утопи под тканью водной, сплошной,
Заговоренный, страшный напев.

И прекрасная львица лежит, устав,
Её тело — волнистая мякоть.
Я змеёй её голову увенчал,
В зверя рыке расслышав радость.

А корабль плывёт, полный сладких вин,
Полный сотен даров для великих.
Вот смотри:
Как подарок — из злата сундук,
Как подарок — шелка, злата нити.
Покрывала для сфинксовой головы,
Покрывала для дикого танца.
Только сфинкс смеётся,
Держа между уст
Тридцать три смертельных загадки.
От песка взгляд тускло - жёлтый.
Это лев с человеческой маской?
Нет?
Человек со звериным началом?
Не ходи к нему ночью, пойдёшь – так не пой
О любви, о желаниях младости,
И о первых мгновениях жизни.
Дух жестокий в огромной статуе той!
Он не создан, увы, для молитвы.

Воздух сух и широк.
Воздух прел, кровоток.
Смеясь, ветер играет с тканью.
Не смеётся в своём безразличии бог.
Над судьбой бесконечной не плачет.
И пристали к Египта брегам корабли,
Только ветер треплет их парус.
Сколько видел ты, город храмов, чужих?
Сколько ты ещё их узнаешь?

Только воздух — Шу.
Только воздух — Шум.
Только вслух — береги ты уши.
Перерывом нот, перерывом струн,
Переходом воды и суши.
Слишком странно играть,
Слишком странно петь,
Когда никто и не слушает.

Шу
Сошёл
С ума
Сотню лет
Назад.
Вырывая шелка
Из наложничьих рук,
С ними он начинает,
Как в детстве,
Играть.
Ветер нити плетёт,
Как паук.
Дует в спину
Плачущей статуе той,
Что стоит на границе пустыни.
И живет, вечно в жёлтых камнях запертой,
В треугольнике пирамиды.
Он смеётся и плачет,
Играется с прядью
Проходящей к колодцу девушки.
Он безумен, и безразличен он,
И не знает, что значит ревность.
Лежит львицей Тефнут,
Наблюдая за
Слишком лёгким, ветреным мужем.
Перебором струн, перевоем арф…
Он не знает, зачем людям нужен.

Исторгая двух, исторгая жизнь,
Из песочного, тёплого крика.
Появление нового слова узрим,
Появление нового мира.
Растирая пальцы о длинность струн,
Я, конечно, себе сам лгу.
Давно умерли боги, и Шу, и Тефнут,
Но осталась дряхлая Нут.

Облачной крошки растёртый
Стук.
Это пенные слёзы богини Нут.
Диска солнца медленный, громкий
Хруст.
Это муки рождения матери Нут.
В лоне неба томятся тысячи
Душ.
Это тяжкий долг нашей матери Нут.
А над Нилом потёк молоком звёздный путь.
Это тело печальной богини Нут.

Что-то заставит однажды, но любить.
Что-то заставит и быть любимой.
Как отлитый из тишины неба лик,
Рук объятья, ладоней прожилки синие.
Подневольный прогиб под ладьёй в спине,
Звёзды падают, словно бы слёзы.
Полюбившая землю в самом божестве.
Ноги ступают босы.
Чрево мягко изрезано жадностью губ,
Бесконечной болезнью матери.
Бесконечно родящая солнце Нут,
Бесконечно его пожирающая.
Звёзды колют огранкой живот изнутри,
Тихо в темноте тела сияют.
Зубы сжав, заставляет себя любить
Светил звериные лапы.

Колыбельную ритма танца поёт,
Держась на кончиках пальцев.
Расцветает язвами небосвод,
Солнца свет долгой, рваной раной.
Об усталости плачет богиня Нут,
О потерянном в Ниле дитя.
Неразборчивым словом в воде плывут
Отражения первого дня.

Перебой нервных арфовых струн утих,
Мир однажды умрёт, когда
Мать-богиня потонет в безумии снов,
Опустившись, разрушит себя.

Мир окончен раз,
Мир спиралью свит,
Кругом пройден,
Линией черчен.
Разве может он
Быть измерен тобой?
Разве может он
Быть излечен?
Разве может быть
Нун без всяких богов?
Или жар земной, но без них же?
По бессмертию плач, тонкой коркой кровь
Засыхает, стекая ниже...

Миллионы глаз, как лежащих камней,
По песчаному, ломкому телу.
Желтозубой отчей улыбкой Геб
Рассыпается лёгким пеплом.

Полюбивший однажды одни небеса,
Слитый в вечную, тихую жизнь.
Никогда никому ни о чём не молясь.
Наблюдая путь звёзд белизны.

Руки есть лишь единый источник вод,
Пальцы тихо шуршат листами.
Тише! Это разбитый бог
В сенет с небом далёким играет.

Кожа тёмным, песочным, но существом,
Боль от ног и рук прикосновения.
" Разве есть судьбы слово для нас, для богов?
Разве мы не есть наше пение? "

Каждый день сухоглазо смотря в облака,
Каждый день поднимаясь бурями.
Отпечатком стопы человека щека.
Морской галькой веки прищурены.

Расцветает болезнь по плоти цветком,
Расплывается алым гибискусом.
Ветер только смеётся, раскрыв лепесток,
Наслаждаясь кровавым символом.

А с небес не видно цветов и камней,
Как следящих за звёздами глаз.
С каждым днём голос Геба только грустней,
Еле слышимый шорох песка.

И пустеет алтарь, и пустеет храм.
Не приходит с прошеньями люд.
Гелиопольским веры уже нет ночам,
Как касанию женских рук.

Породив четырёх,
Породив себя,
Перекошенных,
Пересложенных,
Для игры в истлевшие шахматы,
Каждый бог
Любить
Обязался сестру,
А богиня
Влюбилась в брата.
Перебоем струн,
Перевоем губ,
Перелитым единым телом.
Сколько ждать, пока будет чудо чудес?
Сколько ждать, чего им хотелось?
Перешагом бег,
Недотанцем ввысь,
Обжигая пальцы о камни.
Я ещё остаюсь, я ещё человек,
Создание слов бумажных.
Только громче песнь,
И быстрее ритм,
И страшнее животная маска.
Сколько нам ещё в ритуале кружить?
Сколько нам по бессмертию плакать?

Иси —
Да
Дочь
И
Жена.
Любовь
И
Страсть.
Сожже -
На.
Пе —
Ре —
Ина —
Чить
Фи —
Нал.
Пе —
Ре —
Чер —
Кнуть.
Всё
Заново.
Собирая
Части
Своего
Близнеца.
Переливы
Песенны
Плача.
Породивши
Дитя,
Породивши
Звонкость
И
Младость.
Уподоблена
Небу,
Матери.
Перекат
Перьев,
Обрывок
Крыла.
Перевязь
Корабельных
Канатов.
Слитый стон
Колыбельных
Начат.
И свистит,
И горит,
Ветер в
Снастях.
Опять.
Словно
Снова
Зовёт
В
Заросли.
Трон -
Одно
Слово.
Слово
Одно
-
Фараон.
Мученик.
Сын.
Любимый.
Плачем
Разлив
Шири
Нила.
Красной
Лентой,
Как
Пуповиной
Из
Чрева
Исторгнутой,
Обвязать
Небосвод.
По
Горизонту.
Прямо.
Наискосок.
Помолись,
Иси —
Де.
Полно —
Те.
Бряцание
Ко —
Лец.
Молитва
У божьих
Ко —
Лен.
Яркий
Све —
Т,
Похороненный.
Не сходя
В
Дуат.
Богиня
Плакальщиц.
Богиня
Греха.
Конец
Всех
Начал.
Пере -
Пе -
Вай.
О —
Па —
Сай —
Ся.

Вереницею души плетутся на суд,
Где парит над весами перо
Справедливости мира — Маат.
Где изящные руки по струнам бьют,
Бьётся хриплое сердце меж чаш.
Слышится щёлканье острых зубов Амат,
Равнодушие в радости, в святости!
Молча ты стоишь, как у входа в храм,
Среди слова тебе нет не ясного.
Перевоем струн, перебором губ,
Завершён тихий круг шествия.
Твоё тело плакальщицы понесут
За пределы жизни безмерия.

Не сходя в дуат,
Не смотря в глаза,
Но танцуя по вечной реке,
Потеряв слишком важную часть
Себя,
Смерть увидя в зрачков венце.
Смерть найдя в бесконечных барханах песка,
От дворцов своих невдалеке.
Смерть найдя в перезвучье тягучем арф,
Смерть узрев в кровном, тёмном родстве.

Старший сын и четвёртый из всех богов,
Умирающий в воскресении.
Кровь по Нилу, как по губам молоко,
Только слово одно есть нетленно.

Тихий плач, перезвон золотых утен,
Как монеты — пустые два взгляда.
Будто лодку ладоней к солнцу воздеть,
Ткань глубокого неба ранив.
Бесполезность телесного бытия,
Перебитые кости и плоть.
И мертвелый цвет твоего лица,
Словно тихие волны вод.

Молчаливая песня начала конца,
Точки схода любого финала.
Ты, Осирис, чей взгляд на судя пронзал
Мою душу рядом с весами.

Снова взмыли вверх!
Не хватило сил,
Закрывая лицо от ветра.
Снова рьяно вниз,
Через воздух, эфир,
Повернись к солнцу тёмным ликом.
Неизвестная дочь, и предатель - сын,
Нежеланный жених с невестой.
Мир для них многозначен, но он — един
В отражении безложной лести.

Нефтида.
Неверная
Жена.
Разрез
Сухого
Рта.
Юбка
Платья
Красного.
Только тень
На стене
От крыла.
Только тень
Врачевания.
Правильно!
Только смех.
Над ней?
Только смех.
Под ней?
Относительно время
В надмирье!
Расплывается запад
Криво.
Составляется вместе
Верно!
Солнце вечно болезным,
Чёрным зрачком,
И луна, что светла и жжётся?
Бесполезным
Слава,
Мечта
И покой.
Слишком нужным —
Позорная похоть.
Сторона
Исиды.
Пришита что
Плотно
К спине.
Предрассвет,
Предзакат.
Перерык.
Перекат.
Перезвон.
Перестон.
Бесконечность
Начал
И конечность
Концов.
Без совести
И
Без времени.
С винной,
Щемящей,
Крепостью.
Не жена,
Не сестра.
Кто я?
Где я?
Тихий звук
Колокольчиков
По полу.
Это странно, что
Бряц их
Между канопами.
Среди мёртвых.
Кто я?
Где я?
Божество?
Человек?
Не простить,
Не понять.
Совместиться.
И слиться
В сталь.

Пере – стань.

Пере – стань?

Пере – стань!

Страшный храм войны,
И любви страшной храм.
Совмещение кинжалов с телом.
Танцуй, танцуй, танцуй по ножам!
Пока мне смотреть не надоело.
Недоверный муж,
Недобитый бог,
Недопитый до дна
Бокал.
Посмотри
На
Себя,
Посмотри
В
Себя.
Чем
И
Кем
Ты
Теперь,
Сет,
Стал?

Перекатить языком
Имя
По нёбу,
Как солнце —
С востока
На запад.
Перекатить песок
Облегающий
Тело
В кровь.
Прошлое
В настоящее.
Медленно преют
Фрукты в чашах.
До заката ещё
Три рассвета.
Красота безотчётной
Смерти.
Красота безумия радости.

Руки дрожат
Над тем, что сам
Сделал песком.
Прикоснись — и просыпется
Между ладоней.
Говоря безъязыким, но языком.
До тебя никто не дотронется.
Твоё имя проклято
На любом из наречий.
Зверь Сета.
Или же Сет зверя?
Пахнет опасностью,
Потом и битвой.
Бог идёт, опираясь на скиптр,
С пустыми глазницами.
Зрачок сухостью бури выело.
Не посмотришь –
И не узнаешь
Что случилось
С богом,
Бессмертным однажды.
С оправдавшим нежность насилия.

Перебитые руки и ноги
Пьяно вздымаются в танце.
Бог пустыни уже не вспомнит,
Как когда-то сам назывался.
Бог пустыни потонет в радости,
И в развязной, широкой власти.
Тихим шагом бредут плакальщицы.
Ему рано познать умирание.
По губам перекатами сладость.
Винный дух, в багрянец окрашенный.
Он ещё не дошёл до края
Но уже готов в пропасть падать.
А ему кричат люди:
Славься...!
Хотя сам он думает каяться.

Наши руки сплетаются в танце,
И как змеи шипящие плакальщицы.
Мы идём мимо новых храмов,
Что когда-то, но станут старыми.
Мы идём по песчаным барханам,
Под руками струящимся бархатом.
Мы идём за счастливой звездой,
Вновь покрытые золотом, латами.
Дотянись — и ладонь обожжёт...
Чем же завтра с утра
С тобой
Станем мы?
В человеке есть бог,
В боге есть человек,
Но создание переживает,
Как и каждый мотив,
Перебой,
Перебив,
Печаль своего создателя.

Я не буду над тобой плакать
Пропустив песок между пальцами,
По ладони тебе нагадаю
Страшное в настоящем.

По морщинкам у глаз разгадаю
Твоё самое грустное прошлое.
У тебя из лопаток не крылья,
Только голые кости.
Старость и молодость.
У тебя голова ибиса.
Тебя люди прозвали богом.
Мудрым, тихо-жестоким,
Тотом.

Незамеченный у дворца,
Незамеченный в камне храма.
Твоя тень по углам прячется.
Отражения маски смазаны.
Покровитель старинных свитков,
Покровитель злата папируса.
Кто однажды придумал письменность,
Тот, кто сам себе себя выписал
Иероглифически
Точно.
Ломко.
Красиво.

Я тебе нагадаю будущность.
Я тебе нагадаю счастье.
И полёт крика птиц в небесах,
Эгрегора сплошную краску.
Ты не веришь, но будет и смерть.
Тебе будет смерть лишь в безверии.
Твои храмы будут гореть
В безразличном
Плакальщиц
Пении.

Перебором рук между знаков и слов,
Между резью по камню картинной.
И мне кажется,
Что вместо краски — кровь.
Первозданного тела рутина.

По барханам плывут верблюды,
Песня струн уже затянулась.
Перебой, перекат, перевой струны,
Недозначимость людских судеб...

Божество, что не верит в жизнь.
От рождения вечности мёртвый.
" А я знаю, что есть где-то солнце,
Но я сам назвался луною".
Мироздание — по канопам.
Хоронящий течение Нила.
От вражды, но рождённый богом.
Обожжённые песком стопы,
Равнодушная к миру ухмылка.

Сын песка, прародитель мёртвых.
Сын измен, сын густого порока.
Твои пальцы скользят между масла,
Между золотом саркофагов,
И белеющими бинтами.
Твои пальцы запутаны в строки.
А в глазах Каирская ночь,
Молчаливость однообразия.
Нам же издревле смерть превозмочь
Тобой не было, бог, предсказано.

Он не верит в бесславный конец,
И, склонившись над камнем стола,
Самый главный в песках лицедей,
Ищет облика слову " душа".
Вдруг дрожит рука от усталости,
Разделяя всё мироздание
Пред путём в Дуат
На простые слова
Ка, Ба, Анкх.
Анкх,
Ба,
Ка
Пусто -
Та.

Но Анубис привык
Восполнять.
Разливая
Каирскую ночь
По сердцам
Из зрачка
Пустозвонных
Глаз.
Снова.
Заново.
Сразу.

Перевязь узлов,
Корабельная снасть,
И весёлость дворцовых сплетен.
Слишком страшно произнести слово:
(Страсть)
Дав о ней играть только обеты.
Слишком страшно сказать это слово:
(Любовь),
Обещание дав не смотреть.
Уходи в песок,
Уходи, раз жесток
Тот, кому ты так хочешь петь.

Правосудие есть Маат.
И Маат одна есть правота.
Или лучше сказать что они?
Рука
Поднимается на весах.
Прах!

Из Исфета, исшедшего прямо из Нун,
Создавая порядок движения.
Создавая обманом течение минут,
Звёзд о тело небесное трение.

Снисходительны боги, и в сердце свет,
И нет места больше для лжи.
Анкх напомнил узлом своим крест,
Ты на шею его повяжи.

Кто живёт согласно законам Маат
На суде будет легче пера.
И чиста, и безгрешна станет душа
Если жизнь прожить без вины, без вина!
А богиня не ценит всех песен арф,
Безразлична к молитвам и танцам.
Это грозный холод великой Маат!
Это есть порядок странствий
Это есть ожог от горячих лат,
Господин - жена, северный ветер.
Это есть богиня суда, Маат!
Это есть песок и есть пепел.

Перебоем струн, перезвоном слов,
Переводом чувства в бумагу.
Я не знаю всех земельных основ,
Я не знаю, как петь мне дальше.

Танцуй, обернув веки бинтами,
Чтобы смерть тебя не узнала.
Надевай золотую маску шакала,
Начинай перестук страшных слов ритуала.
Говорят, людям слова мало...
Странные!

Подними лицо, посмотри в глаза,
Узнавая старый мотив.
Я пойду оплакать тебя в твой храм,
Своей кровью алтарь окропив.
Говорят, ты не любишь крови живой,
Говорят, ценишь запах мёртвой,
Говорят, что ты на него придёшь,
Если, конечно, захочешь.

Перебор струны, шорох змей и песка,
Настигает меня у статуй.
И я слышу, царевна Египта, твой плач.
Голос твой, переменчиво-разный.
Тихо ты сидишь, как чего-то ждёшь,
И я думаю слишком часто:
Почему мне казалось,
Что в дланях нож
Заменил пустоту настоящую.

Почему мне казалось, что не лицо,
А всего то животная маска,
У которой век войн все черты отсёк,
Твоё тело украсила страхом.
Дикий ветра вой, и как будто стон
Раздаётся со мною рядом.
Тихо прячусь я за раскрытым крылом
Складок белых шёлковой ткани.
Подбородок вверх,
Словно кто-то поддел,
И пронзает солнечный луч.
Слишком громок прошлых времён напев,
Настоящее позабудь!
Только солнце есть, только новый вздох,
Только новый правитель и смысл.
Забывая слово одно: фараон,
Забывая колонн сход линий.
И вживляется в разум одно слово:
Гор.
Младость солнца разлитого.

Солнца глаз, поглощённый его отцом,
Как глоток воды, выпитый в жажде.
Никого, никого, никого кругом!
Только око глядит Уаджет.
Отовсюду глядит, словно вечный надзор
За любой душой
На любой из сторон.
Только юное солнце
Жизни дневной
В небеса с собой вместе манит.
Нынче час для молитвы стоит дурной,
Нынче сладость на вкус металлом.
Мне всё кажется, словно бы каждый бог
Каждый дар на вкус в кровь обращает.
Ты не пей той проклятой святой воды,
Что стоит под статуей Гора.
Человека ты рядом с ней возлюбив
Одиноким остаться не сможешь.
Ты молись ему, если хочешь жить,
Если хочешь ты крылья бога.
Не вкуси никогда ты его дары,
Яства те для людей несъедобны.

Слишком молод бог, слишком мало знал,
Слишком крыльев широк размах.
Его песня, как благовоний дурман,
Его бойся, как жаркого дня.
Опаляет плечи его поцелуй,
Слишком просто, слишком легко сгореть,
Лишь однажды, но возжелав.
Свою страсть в стены храма навечно закуй,
Одной из жриц солнца став.

Бог играет на деньги с собой в Мехен,
И на троне, в единой власти,
Он скучает по буре, чьё имя Сет,
И по времени юности радостной.
Юный бог, постарев, сохранил себя,
Сохранил красоту и нетленность.
Но всё чаще он хочет слить всё в Исфет,
Убив мир и людей с ним вместе.
Перебором струн его полон дворец,
Тихо шепчутся все за спиной:
" Отчего же правитель как сам не свой? "
И молчит дряхлый сердцем Гор.

Воды Нила с человеческой гибкостью
Плавятся под рукой солнца,
Как уходя из под касания
Ладони великого Ра, нашего господа.
Каждая капля воды с людской самовольностью
Избегает Гебовой кожи.
Тонкой плёнкой закрыто бельмо
Глаз того, кто за смертью ожил.

Перепевы и перекрики спёртого голоса ибисов,
Так похожие в своём отчаяние на молитву.
Как пророчащие фараонам
Скорую гибель,
Скорую жизнь,
Немых пирамид обитель.

И на месте дворца,
Где обломки стоят
Длинных рёбер пустых колоннад,
Я всё слышу звук струнных арф,
И мне кажется, что за мною следят,
Прожигает лопатки взгляд.
Поворот.
Из рисунков цветных
На меня глядят Ка, Ба, Анкх.
И следит моих глаз душа,
Взгляд чей жидким металлом отлит.
Это было множество лет назад,
За моим плечом кто-то стоит.
Я сам?
Или Ра?
Обернусь –
Пу - сто - та.

На шипенья змеиного языке
По мне кто-то поёт панихиду.
Я запутался в датах, в себе и числе,
Я из чрева Нут утром вышел.
Тихо сел в ладью, опустив лицо,
И увидев худую спину
Моей матери и богини,
Я вдруг понял, что в мире нет ничего,
Кроме древних небес,
Непрерывного.

Не бойся легенды.
Ты человек,
Ты ребёнок каждого бога.
И свернётся кошкой у ног
Бастет,
И раздастся смех сокола-Гора.

(А. Н. Бис)