Сюита для баса и фортепиано. История создания

Сюита для баса и фортепиано

История создания

1974 год, предпоследний год жизни тяжело больного Шостаковича, принес, после оркестрового варианта «Шести стихотворений Марины Цветаевой», Пятнадцатый квартет, Сюиту для баса и фортепиано на стихи Микеланджело и оркестровый вариант Сюиты.

В этих произведениях композитор, знавший, как мало жизни ему отпущено, говорил о том, к чему неотвязно возвращались мысли:

О завершении жизни.
О ее смысле.
О смерти.
О бессмертии.

Шостакович — лучшее в интернет-магазине Ozon. ru

Об этом — Пятнадцатый квартет, сочиненный в июне в Доме творчества «Репино». О том же — вокальная сюита, написанная летом на даче, в подмосковной Жуковке и посвященная жене, Ирине Антоновне, ставшей верным другом и спутницей последних лет жизни. О чувствах, вызвавших это посвящение, ярче всего говорят следующие строки:

Унылым сердцем больше не таю
Ни возгласов, ни вздохов, ни рыданий.
Что нам явить, мадонна, гнет страданий
И смерть уж недалекую мою;
Но дабы рок потом мое служенье
Изгнать из вашей памяти не мог, —
Я оставляю сердце вам в залог.

Собственно, поводом для обращения именно к стихам Микеланджело явилось пятисотлетие со дня рождения великого художника Возрождения. Композитор заинтересовался сборником стихов Микеланджело (1475—1564), изданных в переводах известного литературоведа А. Эфроса. «Я вновь и вновь обращался к его образу, смотрел его работы, читал стихи; меня поражала многогранность его таланта, передо мной вставал не только ученый, не только художник, но и поэт. И хотя сам Микеланджело относился к своему поэтическому творчеству более чем скромно, меня потрясла красота его стихов, глубина его мыслей, простота и гениальность всего того, что сделал этот один из величайших сынов человечества», — писал Шостакович. Из сборника он выбрал одиннадцать стихотворений, содержание которых ясно из простого перечисления их заголовков, данных композитором: «Истина», «Утро», «Любовь», «Разлука», «Гнев», «Данте», «Изгнаннику», «Творчество», «Ночь», «Смерть», «Бессмертие».

Переводы, сделанные не профессиональным поэтом, кое-чем не устраивали Шостаковича, и он обратился к Андрею Вознесенскому с просьбой пересмотреть и откорректировать их. Поэт согласился и перевел стихи заново. Однако Шостакович, увлеченный замыслом, ожидать окончания его работы не стал и написал музыку на имеющиеся тексты Эфроса. Желая поскорее услышать новое сочинение, композитор передал ноты исполнителям — превосходному басу Евгению Нестеренко и его концертмейстеру Евгению Шендеровичу, — когда Вознесенский принес ему свой перевод. Он был очень хорош — ярче, интереснее, чем тот, над которым работал Шостакович. Он взял стихи с благодарностью, но увидел, что не может ими воспользоваться: музыка создавалась на те, старые строки. Она срослась с ними в единое целое, и невозможно было что-то вырвать, что-то заменить. Растерянный, он извинялся перед Вознесенским, очень переживал неловкость случившегося.

Верный себе, композитор не дал сочинению определения «цикл», которого не любил, а определил его как сюиту, хотя по сути это именно вокальный цикл. Премьера Сюиты на стихи Микеланджело, ор. 145, состоялась в Ленинграде, в Малом зале филармонии, 23 декабря 1974 года. Еще до нее, в ноябре, Шостакович сделал ее оркестровый вариант под ор. 145а.

Музыка

Сюита на стихи Микеланджело — итог вокального творчества Шостаковича. Она задумана как цельное сочинение. Исполняемые без перерыва части сюиты объединены в несколько разделов.

№1, «Истина», — своего рода пролог — открывается напряженными оркестровыми звучаниями, которые повторятся затем в предпоследней части. Мелодия голоса звучит на фоне выразительного контрапункта струнных. Музыкальные темы, строгие, словно высеченные из гранита, вызывают ассоциации с величественным архитектурным сооружением. Триада лирических частей «Утро», «Любовь» и «Разлука» (№2—4) объединена светло-созерцательным настроением. В последней из них появляется просветленная скорбь — это прощание с любовью, с жизнью. По характеру она напоминает традиционную часть классического реквиема Lacrimosa. Образные ассоциации с реквиемом продолжены в №5, — «Гнев». Неистовый и грозный, он звучит подобно Dies irae (День гнева) и открывает следующую триаду — «Гнев», «Данте», «Изгнанник» (№5—7). От «Гнева» мысль композитора естественно переходит к великому Данте — тому, кто видел ад. Образ Данте — центральный и в седьмой части сюиты. Размышления о творчестве становятся основным содержанием кульминационного раздела сюиты — №8, «Творчество», и №9, «Ночь». В подзаголовке «Ночи» значится: диалог. Ее первый эпизод — ноктюрн. В нем покой, тишина, восхищение прекрасным изваянием статуи «Ночь», созданной Микеланджело для флорентийской усыпальницы Медичи. Далее следует цитата из Четырнадцатой симфонии (часть «Смерть поэта»), вслед за которой музыка приобретает драматическую остроту, напряженность, предвосхищая самую мрачную страницу сюиты — «Смерть» (№10). Две последние части — «Смерть» и «Бессмертие» (№11) — философский эпилог. В этом сопоставлении тленности и вечности, забвения и памяти — глубокая мудрость. В основе музыки последней части — мелодия, которую композитор сочинил в девять лет. Как бы смыкаются здесь начало и конец, детство и бессмертие. Светлая, безоблачная, немного наивная, мелодия вызывает отчетливые ассоциации с финалом Четвертой симфонии Малера. Далее звучание становится величественным, торжественным. Но оркестровое заключение возвращает к «детской» музыке. В движении ровных тихих аккордов словно слышится ход маятника, мерно и неумолимо отсчитывающего уходящее в бесконечность время.

Л. Михеева