Четыре поцелуя.

Леоне бы соврал всем, и, в первую очередь, самому себе, если бы сказал, что ему абсолютно не понравился их с Бруно первый поцелуй. Кажется, это было первое за долгое время рождество, которое он отмечал не в одиночестве, в очередной раз проклиная весь никчёмный мир, и себя в том числе, а в компании их небольшой сквадры телохранителей.

Он бы так же соврал, скажи, что сам не думал поцеловать Буччеллати, хоть и, конечно же, не в тех условиях. Наранча, как и обычно, бесился вместе с Мистой и Фуго, очень громко, наверное, даже слишком, рассказывая всем свои «гениальные» шутки. И как раз таки одна из них вышла из-под контроля, как только он запихал недоумевающих Леоне и Бруно под арку, что-то там бубня про традицию и глупо хихикая.

– Наранча, какого дьявола ты там бормочешь под нос, ничерта не слышно, – Леоне поморщился и скрестил руки на груди, невольно отводя взгляд от Бруно.

– Да говорю же, традиция была такая, под омелой целоваться! – мальчишка разразился громким хохотом и указал куда-то над головой Леоне.

Тот, подняв глаза, только раздражённо выдохнул, надеясь, что его лёгкий румянец никому не был виден, а в особенности Буччеллати. К слову, о Буччеллати. Похоже, его эта ситуация никак не смущала, поскольку он, тихо усмехнувшись, практически невесомо коснулся губами щеки друга.

– Ну что ж, раз это традиция, то её надо выполнять. Я всё правильно сделал, Наранча? – Спокойно спросил Бруно, с лёгким прищуром наблюдая за, кажется, крайне удивлённым Наранчей.

– Д-да, в смысле, подожди, нет, в губы надо! В губы!

– Наранча! – Одёрнул его Фуго. – Успокойся уже. Как минимум это неприлично, а как максимум ты занимаешься какой-то… Ересью, – и без того тонкие губы Паннакотты сейчас и вовсе стали похожи на ниточку, когда он легко отвесил Наранче подзатыльник.

Так и выглядел их первый поцелуй. Неудачная шутка, не более. Аббаккио ещё пару минут молча стоял под этой глупой омелой, когда все разбрелись, глупо улыбаясь и, как какой-то глупец, проводя пальцами по щеке, куда его поцеловал Буччеллати.

***

Второй поцелуй помнил только Аббаккио. Кажется, он был как раз на его двадцатилетие. Вернее, вечером, после основного праздника. Всё как обычно шло не так, как должно было. Он рассчитывал на небольшой ужин, час, ну, в крайнем случае два времени, а в итоге всё закончилось тем, что Миста вывел Наранчу и Фуго прямо в центр их небольшой гостиной, решив показать, как он выразился, «демо версию пыточного танца».

Во-первых, это бред. Во-вторых, сам вид этого танца был той ещё пыткой. В-третьих… Господи, пыточный танец, серьёзно?

– И-и раз, два, поворот! Три, четыре-… Фуго, твою мать, ну не так же! Всё было так круто! – Сетовал Миста, когда Паннакотта ожидаемо запутался в ногах.

– Ничего не круто, здесь не было этого движения, это вы с Наранчей пропустили целую связку перед этим поворотом, – оскалился в ответ Фуго, падая на стул и закатывая глаза.

– Как по мне и так, и так вышло очень даже неплохо. Не ожидал, что у вас получится поставить целый танец, – усмехнулся Бруно, отпив вино из бокала, под пристальным взглядом Леоне.

Та словесная перепалка продлилась ещё некоторое время, прежде чем Sticky Fingers Буччеллати затушил свет в комнате и под недоумевающие звуки появился перед всеми, держа праздничный торт с двумя свечами на нём.

Аббаккио даже позволил себе усмехнуться, когда все начали неумело, фальшивя напевать ему «С Днём Рождения Тебя», и под аплодисменты задул те свечки, пожелав если не спокойной жизни, то, хотя бы, остатка вечера. И, видимо, желание исполнилось, ведь стоило всем съесть по кусочку, появились куча неотложных дел, желание спать, прогуляться и так далее. Таким образом, остались только он и Бруно.

Они, даже не сговариваясь, синхронно покачали головами, прежде чем начать уборку, которая заняла без малого час. После этого они так же не сговариваясь упали на диван, соприкасаясь плечами. Леоне даже не помнил, сколько они так молча просидели, прежде чем он почувствовал, как голова Буччеллати упала на его плечо, а всё его тело налилось тяжестью. Уснул.

Аббаккио тихо усмехнулся, позволяя ему устроиться как можно удобнее, не решаясь двигаться, словно боясь спугнуть интим этой обстановки. Когда Бруно спал, его вечная морщинка между бровями разглаживалась, позволяя понять истинный возраст. Как-никак они все были всего лишь подростками, хоть и оба вели себя на все тридцать, если не сорок, пытаясь присматривать за менее зрелыми друзьями.

Время уже перевалило за полночь, когда Леоне осторожно наклонился к лицу Бруно и, со всей присущей ему нежностью убрав несколько прядей за ухо, поцеловал того в уголок губ. На полноценный поцелуй он почему-то не решился. Может, испугался, что разбудит, или же по какой-то причине счёл себя недостойным. Одному богу известно. После этого он осторожно поднял Бруно на руки и плавно понёс в сторону спальни, стараясь не потревожить его чуткий сон.

***

Третий поцелуй помнили уже оба. Казалось, это оно, это то самое проявление любви, которое Леоне ждал с замиранием сердца. Он уже устал притворяться, устал говорить, что ничего не хочет, что рассчитывает только на дружбу, и что никогда не посмеет претендовать на большее. Он просто заврался. И себе в первую очередь. Кажется, мы вернулись к началу, да?

Поэтому, когда после очередного опасного задания Бруно поцеловал его, он был настолько рад, что бездумно подался вперёд, отчаянно схватившись за его ладонь. О, как же он ошибался в тот момент.

– Я… – Бруно неловко, чуть вздрогнув, вырвал свою ладонь. Он рассеянно посмотрел на Аббаккио и судорожно выдохнул, поняв, что этого делать не стоило. То небольшое чувство надежды, что уже давно тлело в Леоне сейчас за секунду вспыхнуло до ярчайшего в его жизни пламени и тут же затухло, оставив после себя лишь угольки. – Леоне… В смысле, Аббаккио, мне… Не стоило этого делать. Мне жаль.

– О, – возвращаясь к привычному безэмоциональному тону выдохнул Леоне. – Что ж. Я понимаю. Мне, вероятно, тоже не следовало. Да.

Он резко отдёрнул ладонь, сразу же сжимая её в кулак. Конечно, такой исход был ожидаем. Ошибка, ошибка, ошибка, ошибка. Он не мог быть никем и ничем другим, кроме как ошибкой, помехой в чьей-то идеальной картинке мира. Как жалко.

– Нам надо идти, иначе Наранча опять что-нибудь разнесёт. Пошли, – бросил Леоне быстрым, возможно, даже слишком быстрым шагом направляясь прочь оттуда. И от Бруно.

А Бруно остался стоять. Думать. Анализировать, что и в какой момент пошло не так.

***

Четвёртый. Последний и самый важный поцелуй. По правде говоря, он был очень похож на самый первый. Тоже на рождество, под омелой. Разве что он был глубокой ночью, когда никто не мог помешать им.

Леоне даже и не понял в чём подвох, когда пришёл Бруно и попросил подойти, якобы что помочь с чем-то. Подозрения появились лишь в тот момент, когда Буччеллати попросил его встать под ту самую арку.

– Так и что, с чем тебе нужна была помощь, м? – Леоне чуть усмехнулся, глядя на хитрое лицо Бруно, практически на автомате заправляя прядь его волос за ухо.

– Ну как, неужели ты не помнишь про традицию, м?

– Традицию? О чём-… О, не важно, я понял, – он тихо усмехнулся, поднимая взгляд наверх и замечая ту самую веточку омелы. – Что, тебя уговорил Наранча? Миста? Господи, неужели Фуго?

На последнем предположении Бруно рассмеялся и осторожно, словно боясь спугнуть, взял Леоне за ладонь.

– Ты слишком плохого мнения обо мне. Может… Может, это моя прихоть. Не думал об этом? – Буччеллати чуть отвёл взгляд, сжав его ладонь обеими руками

– Нет, – хрипло отозвался Леоне, второй рукой нежно приподняв лицо Бруно за подбородок, и перехватывая его взгляд. Он почти чувствовал, как сбивалось дыхание собеседника. – Если честно, об этом я бы подумал в последнюю очередь.

– И… Ну, ты, возможно, был бы прав. В конце концов я поступил не очень красиво с тобой в тот раз, тем более… – Он вздохнул. – Оправдания бессмысленны, верно?

– Вот тут ты прав, Буччеллати, – на выдохе ответил Леоне, осторожно касаясь его губ своими. Это был настолько невинный и чуткий поцелуй, что как бы он не любил подобные сравнения, в его животе словно появилась куча бабочек. Прикрыв глаза, он ненадолго отстранился, но только чтобы вновь поцеловать Бруно. Ещё раз. И ещё. Он практически невесомо касался губами его лица везде, где только мог дотянуться, в один момент полноценно поместив ладонь на его щёку.

А Бруно, казалось, был и не против этого. Он лишь жмурился и улыбался, охотно подставляя лицо под поцелуи Леоне. Он даже приобнял его за талию, подходя ближе, словно пытаясь согреться.

– Ну же, – Бруно остановил очередной поцелуй, немного отодвинув Аббаккио от своего лица, положив кончики пальцев на его губы.

– Я перестарался? – Виновато уточнил Леоне, берясь за запястье его руки.

– Нет. Просто… Хорошо, может, совсем немного, я весь в твоей помаде.

– Извини, Буччеллати, – Леоне усмехнулся, попытавшись стереть один из следов большим пальцем.

– Бруно. Пожалуйста, зови меня по имени. Хотя бы наедине. Хорошо? И перестань извиняться, ты ни в чём не виноват, – Буччеллати осторожно поднёс ладонь Леоне к своему лицу и прижался к ней губами. – Я люблю тебя, – тихо, спустя недолгое молчание произнёс он, тем самым вызвав у Леоне улыбку и, кажется, лёгкий румянец.

– Я знаю. Я тебя тоже, Бруно, – не удержавшись, Аббаккио крепко обнял его, прижимаясь щекой к макушке. Это был лучший подарок на рождество во всей его жизни.