5 апреля 20… года. 6 апреля 20… года
5 апреля 20… года
Стало тепло. Весна все-таки. Со школой у меня вообще тихий ужас. Ничего не понимаю, ничего не учу, перебиваюсь с тройки на двойку. Родители не верят, что я окончу школу. С Кириллом я виделся за все это время еще три раза. По одной и той же схеме. В последний раз он был особенно жесток. Ему что-то не понравилось, он перекинул меня через свои колени и, как следует, отходил ремнем с джинс. Потом занялся со мной сексом, усадив меня сверху и постоянно сжимая мою многострадальную задницу. Я тогда от боли прикусил себе губу до крови, а он ее только со злорадной ухмылкой слизывал. Знаете, когда читаешь об этом в книжках, это так прикольно выглядит. А попробуйте реально прокусить себе губу! На завтра она распухнет, появится гематома, будто по ней ударили. И слизывание крови приятного не добавляет, тем более что крови там не много, язык только теребит ранку. Знаете, что я чувствовал? Пустоту. Я был вещью для него. Вещью с дыркой. Почему я не сопротивлялся? Не мог. Просто не мог и все. Не знаю, как это назвать. Едва я слышал его голос, у меня подкашивались ноги. Нравилась ли мне боль? Трудно сказать. Наверное, да. Я каждый раз кончал с ним. Бурно и ярко. Каждый раз я уходил от него, чувствуя себя вымазанным в грязи, каждый раз говорил себе, что больше не вернусь, и каждый раз возвращался. Это мерзко. Чувствовать себя шлюхой. И не находить в себе сил порвать этот замкнутый круг.
6 апреля 20… года
У нас была совмещенная физкультура со старшеклассниками. Чудесно, я от радости чуть не умер. Родя был, конечно, там. Нас разделили на команды (он оказался со мной, надо же) и заставили играть в волейбол. Ненавижу подвижные игры, ненавижу физкультуру. По ехидству, застывшему на лице Роди, я понял, что сегодня он настроен решительно. Играл я посредственно, мячи отбивал через раз. Команда меня явно недолюбливала. Родя встал на подачу, я как раз зевал во весь рот. От сильного удара мячом по голове мои зубы клацнули, а в ушах зазвенело. Раздался смех. Я обернулся – Родя разводил руками. Вины в нем было, как сыра в мышеловке. Ладно. Пришлось проглотить это. Хоть тренер ничего и не видел, лишние замечания мне не нужны. Дальше игра шла спокойно. Почти до самого конца. Я стоял у сетки, Родя справа. Мяч летел прямо ко мне, я сделал два шага, резко потерял равновесие и распластался на полу. Из носа от удара пошла кровь. Если сейчас тренер не видел подножку, то я за себя не ручаюсь. И как вы думаете? Конечно, подножку никто не видел. Родя так самодовольно усмехался, что я подошел к нему и с силой заехал по уху. Он кинулся на меня, ребята кинулись нас разнимать. В общем, ничего интересного. Получил я свое замечание, написанное красной пастой в дневнике. Я стоял в туалете, склонившись над раковиной, и ждал, когда прекратит течь кровь. Сзади я уловил движение и посмотрел в зеркало. Родя. Круто. Да сегодня мой день. Он помялся и спросил: — Больно? — Нет, я уже привык. Что мне кривить душой? Если тебя периодически бьют, и к этому привыкнешь. Зато глаза Роди полезли на лоб. Соображал он быстро: — Это он тебя бьет? — А какая тебе разница? — Почему ты терпишь это? – тихо, очень тихо. Я оборачиваюсь и смотрю ему в глаза: — Не знаю. Иначе не получается. Он вздыхает: — Прости, не хотел добавлять тебе проблем. — Ничего. — Данька, я был не прав, и тогда, и сейчас. Мы уже не сможем быть друзьями, но хотя бы давай не будем врагами? Улыбаюсь. Впервые за долгое время. Неожиданно. — Давай. Мы пожимаем друг другу руки.
|