Улыбка темноты

Улыбка темноты
Автор:	tesey
Бета:	нет
Рейтинг:	NC-17
Пейринг:	Северус Снейп / Гарри Поттер
Жанр:	PWP, Romance
Отказ:	Все права, традиционно, у автора канона. У меня только любовь.
Аннотация:	Если боишься темноты, просто закрой глаза. Возможно, ты увидишь солнце.
Комментарии:	Фик написан на кинк-фест на Дайри http: //www. diary. ru/~hpnc17/p203883747. htm по заявке от kasmunaut: " Снарри или снейпоблэк, раскладка неважна, А-, не стёб, немного юмора можно Секс вслепую. Партнера не видно в темноте, исключительно осязание и звуки, и кто это - доподлинно неизвестно. Подробные осязательные ощущения. Возможно, один из партнеров девственник, и для него это первый раз - неожиданный кайф от секса с мужчиной. Возможно, второй всё подстроил нарочно. В конце маски сняты, и оказывается, что чувства между партнерами тоже есть. Взрыв эмоций, ХЭ".
Каталог:	нет
Предупреждения:	OOC, AU
Статус:	Закончен
Выложен:	2015-05-20 21: 05: 56 (последнее обновление: 2015. 05. 20 21: 04: 20)
Тебе - со всей моей любовью

	просмотреть/оставить комментарии

Будь оно проклято все! Будь оно все проклято! Гарри и сам не мог поверить, что так глупо попался. Почему… Вот, Мерлина ради, почему, сбежав ото всех, он поперся именно в Выручай-комнату? По привычке? Дескать, именно там никто не найдет? В сгоревшую в Адском пламени Выручай-комнату… Дверь послушно возникла на обычном месте, напротив портрета Варнавы Вздрюченного, избиваемого троллями, которых он пытался обучить балету. Пожалуй, слишком послушно: Гарри даже не успел завершить третий проход. Как будто ждала. Дверь распахнулась, и Победитель Волдеморта шагнул внутрь – решительный и бесстрашный. Не оглядываясь по сторонам. Чего, собственно, могут бояться убийцы Темных Лордов? А, например, темноты? Гарри всю жизнь боялся темноты. Еще со времен чулана под лестницей. Когда дядя Вернон считал, что просто изолировать племянника в крошечном пространстве недостаточно, он выкручивал… нет, не руки Гарри Поттеру, а лампочку из патрона. Темнота была полной, особенно ночью, когда даже сквозь щели не проникал внешний свет. Почему-то Гарри всегда казалось, что из этой темноты обязательно появится что-то, несущее боль и смерть. Такой глупый мальчик! Ведь монстров не бывает, да? Надо было бы сказать об этом покойному Темному Лорду и его жуткой Нагайне. И Снейпу. Чтобы тот тоже не верил в монстров. Ах, да! Снейпу уже поздно что-либо рассказывать. Совсем поздно. Гарри сбежал, чтобы поплакать в одиночестве. Разумеется, мужчины не плачут. И победители не плачут. Но… Вот именно сегодня ему было наплевать. Сегодня, когда умер Фред. И Колин. И Люпин. И Тонкс. И сам Гарри… Вот черт, тоже умер. И еще Снейп. Гарри никогда не думал, что будет плакать по Снейпу. Сколько раз они, смеясь, говорили друг другу: «Чтоб он сдох! » И теперь он… сдох. И оставил свои чертовы воспоминания, от которых в горле стоял горячий упругий ком. И слезы. Нет, это не по Снейпу. Само собой! И других поводов было вполне довольно. Просто такой уж выдался день. В результате Гарри позарез требовалось остаться одному, пусть даже в сгоревшей Выручай-комнате. Кто же знал, что здесь будет так… темно. Он и не понял ничего, когда дверь захлопнулась за спиной с тихим щелчком, похожим на чей-то ехидный смешок. Недобрый смешок – сквозь сжатые губы. И на Гарри обрушилась темнота. Конечно, он рванул назад. Конечно, он размахивал знаменитой Бузинной палочкой и выкрикивал заклинания. Ни-че-го. Ни искорки, ни звука. Как будто в его руке была простая деревяшка, а не самое могущественное оружие наших дней. Волдеморта это изрядно позабавило бы. Пожалуй, он смог бы даже посочувствовать товарищу по несчастью. Но здесь не было Волдеморта. И никого не было – была только темнота. Гарри шарил ладонями по стене, сдирая в кровь ногти, пытался нащупать деревянную дверь, которая закрылась за ним всего несколько минут назад. Двери не было. Только камень. Тогда Гарри опустился на пол и завыл. Мужчины не плачут? А идите вы… Он выл долго, пока не сорвал голос. Но и потом никак не мог остановиться: то тихо поскуливал, вытирая слезы и сопли о край собственной, пахнущей дымом мантии, то снова срывался на совсем уже безнадежный, отчаянный вой. А потом услышал, как кто-то идет к нему: шорк-шорк, шорк-шорк, медленно, едва переставляя ноги, точно слепец, бредущий наугад. Впрочем, в такой темноте… Воображение тут же подкинуло ему образ зловещего монстра, крадущегося из тьмы. Смешно же – вот просто безумно смешно! Человек, убивший Волдеморта, боится подкроватных монстров. Вспомни еще какого-нибудь Фредди Крюгера! Маггловское детство возле маггловского же телевизора тоже оставило на память несколько веселых воспоминаний. Шорк-шорк, шорк…. Наконец Гарри не выдержал: - Кто здесь? Голос прозвучал чересчур нервно и ломко, а на последнем слоге совсем несолидно дал петуха. И темнота ответила: - Я. А лица Поттера коснулись чьи-то холодные пальцы. Гарри отшатнулся так стремительно, что со всей дури врезался затылком в холодный камень стены. (И черт бы с ним, что холодный… но вот жесткий же!.. ) - Тише… - темнота прошлась по волосам, погладила пострадавший затылок. Легко, точно делала так всегда. У Гарри по позвоночнику скользнула ледяная змейка: человек был близко. Слишком близко. Он пах дымом, пылью, полынью. И кровью. После сегодняшнего дня Гарри ни за что не перепутал бы этот запах с каким-нибудь другим. Пожиратель, прячущийся от авроров? Стало еще страшнее. Гарри знал: тут главное – не показывать страха. Как перед стаей бродячих собак. Или перед Волдемортом. Ты не проиграл, пока не побежал. - Вы кто? Человек был явно намного старше самого Поттера: не мальчишка, не школьник. Хриплый голос выдавал возраст и что-то еще, темное, непонятное, тревожащее. - Не помню. Он мог бы сказать что угодно: «Джон Смит», «Годрик Гриффиндор». Кто здесь станет требовать документы! Но он сказал: «Не помню», - и Гарри ему поверил. Контузия? - А что помните? - Ничего. И Гарри снова поверил. Что ж! В некоторых обстоятельствах «ничего» - это очень много. - А я – Гарри. Гарри Поттер. Зачем он это ляпнул? Вдруг незнакомец в темноте – большой поклонник Темного Лорда, а вот Гарри Поттера – совсем наоборот? И вдруг Гарри только что собственноустно подтолкнул его к тому, чтобы об этом вспомнить? Палочка не работала, а шансов врукопашную да еще и в полной темноте против взрослого человека у Гарри не было. Он не обольщался на свой счет. Особенно после сегодняшнего дня, когда выжатое досуха тело настоятельно требовало отдыха. - Я должен вас знать? – спросили из темноты. - Нет, - честно ответил Гарри. – Никто никому ничего не должен. - Это хорошо, - хмыкнули в ответ. Как-то очень знакомо хмыкнули. Но докапываться было лень, мысли ускользали, путались, а ноги подкашивались. Спать хотелось просто смертельно. «Смертельно»… После сегодняшнего дня это слово приобрело для Гарри тысячи новых оттенков. - Вы как хотите, - сказал он, опускаясь на каменный пол, - а я – спать. День был чертовски длинным. - Поверю на слово, - согласился его невидимый собеседник. – Я, пожалуй, тоже посплю. - Присоединяйтесь, - благодушно пробормотал Гарри, уже медленно покачиваясь на жестких каменных плитах, точно на волнах прозрачного южного моря, которого никогда не видел. Ему было совершенно не жалко разделить с кем-то свой сегодняшний сон. Сны – это такая щедрая штука, их хватит на всех. *** Проснулся он от ощущения чужого дыхания у себя на затылке. Даже не на затылке, а у самого основания черепа, на кромке роста волос. Чужое, тяжелое, рваное дыхание. Гарри напрягся, вспоминая – и в конце концов вспомнил: вчерашний день, собственную смерть, победу над Волдемортом и дурацкий побег в недра сгоревшей Выручай-комнаты. И человека, пришедшего из тьмы. Теперь стало ясно, почему ноги и особенно коленки за ночь успели замерзнуть до хрустко-льдистого состояния, а телу было хорошо и уютно: во сне незнакомец обнял его левой рукой за плечо, прижавшись вплотную в поисках ускользающего тепла, и теперь сонно дышал в шею, находясь в плену каких-то недобрых снов. «Нет, - почти неслышно пробормотал он несколько раз. - Нет, нет, нет. Пожалуйста, нет! » Будь расстояние между ними чуть побольше, Гарри бы и не услышал. Но расстояние было минимальным. Даже для шепота. Ощущение оказалось до крайности странным: с одной стороны, человека явно мучили кошмары, и его следовало немедленно разбудить. С другой… Гарри еще ни разу не просыпался с кем-то в одной постели. Разумеется, не известно: можно ли считать постелью холодный и жесткий каменный пол. Но – тем не менее… Он всегда надеялся, что когда-нибудь – если удастся выжить - будет иметь законное право просыпаться в одной постели с Джинни. А пока… Война совершенно не располагала к романтике. Только глупое восемнадцатилетнее тело отказывалось это признать: от тепла чужой руки, жестко стискивающей плечо, от чужих волос, щекочущих щеку, от чужого дыхания на затылке… нет, у основания черепа по телу бежали мурашки, в паху стремительно тяжелело, хотелось выгнуться и застонать в голос. И потереться хоть обо что-нибудь, толкнуться хоть в чужое колено, хоть в собственный кулак. - Нет… - снова прошептал незнакомец. – Нет… Гарри вздрогнул, точно от порции ледяного «Агуаменти» на яйца. Просыпаться утром со стояком было привычно и… нормально. Кончить просто от того, что тебе в шею жарко дышит незнакомец… Особенно, когда тот открытым текстом говорит: «Нет», - и неважно, к чему это «нет» относится. Партнер согласия на поттеровские сексуальные фантазии не давал. Гарри тихо хмыкнул. Надо же, куда занесло! «Партнер»… Еще один рваный выдох в шею, от чего короткие волоски по всему телу встали дыбом. Нашлась, что называется, тайная эрогенная зона! Очень вовремя. - Нет! Только не он! Это уже тянуло на полноценный кошмар. Гарри был слишком близко знаком с полноценными кошмарами, чтобы продолжать молча предаваться своим тайным терзаниям. Стараясь не напугать спящего, он слегка развернулся в цепких объятиях и тихо шепнул туда, где, предположительно, должно было находиться чужое ухо: - Эй! Человек замер, но его дыхание было по-прежнему неровным. Сон не желал отпускать того, кто попал в его власть. - Эй, - повторил Гарри чуть погромче. – Это только сон. Слышите? - Слышу, - буркнули в ответ. – Я не глухой. И незачем так орать. А вы кто? Наверное, вопрос был бы более уместен, если бы сильная рука вопрошающего до сих пор не вжимала Поттера изо всех сил в жесткую грудную клетку. Гарри улыбнулся. - А я все еще Гарри. Гарри Потер. Помните? Руки разжались и даже слегка оттолкнули, словно внезапно обнаружив в объекте нечто невыразимо мерзкое. Неожиданно для себя отпущенный на свободу Гарри ощутил пронзительный приступ одиночества. Хотя, казалось бы, с чего вдруг? - Врете, - устало донеслось из темноты. – Гарри Поттер умер, я знаю. - А я и умер, - согласился Гарри. - А потом немножечко воскрес. И… - он замялся, все еще не зная, насколько, несмотря на вставший член, может доверять незнакомцу. - И? – это должно было выйти ехидно. Похоже, планировалось именно так. А вышло, словно таинственный собеседник Поттера на мгновение подавился собственным сердцем. Интонация решила дело. - И убил Волдеморта. А вот это уже нельзя было перепутать ни с чем другим: вздох облегчения. Такой глубокий и сильный, что Гарри почувствовал его даже на расстоянии. И подумал, как это все должно было бы ощущаться шеей. В том самом месте. Тишина висела между ними, потрескивая, как непроизнесенное, но осознанное заклятие. Гарри сглотнул. - Вы вспомнили, да? – решился спросить он наконец. – Ну… Кто вы. - Нет, - ответил незнакомец, и Гарри почудилось в коротком слове слишком много всего: отчаяние, безнадежность, злоба. А потом, совсем тихо, прошелестело: - Но я вспомнил тебя. Гарри схватили, так, что он не успел даже дернуться, притянули, прижали к груди. Отчетливо хрупнула какая-то из многочисленных составляющих скелета. А потом выдохнули именно туда, куда и хотелось – в выступающий шейный позвонок: - Это ты. Ты жив. Гарри, определенно, был жив, а некоторые детали его организма были даже живее иных-прочих. Гарри застонал, стараясь прижаться шеей к находящимся где-то совсем поблизости губам. Темнота странным образом срывала все тормоза, сминала все запреты и условности, отпускала на свободу то, что старательно скрывалось при свете дня. Тело хотело жить, тело хотело тепла и чего-то еще, о чем победитель Волдеморта, по правде сказать, имел весьма смутное представление. Но он надеялся, что темнота подскажет. Темнота – и тот, кто пришел из темноты. Прохладные губы прижались к шее, как будто спрашивая: «Можно? » И влажное касание языка - совсем чуть-чуть, чтобы обозначить границы дозволенного или их отсутствие. Зубы довольно жестко прихватили мочку уха, заставив прогнуться и задрожать всем телом. - Еще раз так сделаешь, и я кончу, - честно предупредил Гарри, одновременно и желая, и не желая, чтобы его слова были услышаны. - Живой, - ухмыльнулись сзади, а рука незнакомца как бы невзначай прошлась по поттеровскому животу к напряженному бугру на брюках. – Черт бы тебя подрал, Поттер! - Ничего не знаю про черта, - ответил Гарри, толкаясь в подставленную ладонь и чувствуя, что к его собственному заду прижимается такой же, как у него, возбужденный член, - но надеюсь, ты сделаешь это не хуже. - Заткнись, - выдох был почти отчаянным, а сильные пальцы сначала сжали настырную плоть, а потом принялись бороться с маггловской застежкой-молнией, как говорится, «с переменным результатом». - Пусти, я сам, - Гарри нетерпеливо рванул язычок, избавляясь от штанов и белья, и выдохнул глубокий, протяжный стон, когда наконец-то горячий напряженный член сжала чужая подрагивающая рука. Может быть, Гарри ничего не понимал в сексе, но надо было быть полным идиотом, чтобы не понять: обнимающий его мужчина тоже едва сдерживается. Это напоминало сон: темнота, тишина, нарушаемая только сдвоенным хриплым дыханием и стонами, невидимые пальцы, жестко и умело проходящие по всей длине готового вот-вот лопнуть ствола – вверх-вниз, вверх-вниз. На третьем «вверх» Гарри не выдержал: сорвался в короткий оглушительный оргазм, заливая спермой чужую горячую руку, ощущая, как с силой толкается в его все еще прикрытый мантией зад член незнакомца, и уловил краем ускользающего сознания отчаянный выдох сквозь зубы, похожий на рычание. - Черт! – сказал, наконец, Гарри, когда волна схлынула, оставив после себя блаженное ощущение легкой слабости и холодящее кожу живота присутствие остывающей спермы. Даже в то время, когда его на летние каникулы отдавали в полную власть Дурслей, запрещая колдовать, тоска по магии не была такой сильной. Последовательно хотелось: «Люмос», «Экскуро» и в туалет. И пожрать. После секса, даже в такой упрощенной форме, всегда почему-то хотелось жрать. А учитывая вчерашние подвиги… - Вот именно, черт, - хмыкнули сзади. – Не знаю, как тебе, а мне срочно нужно посетить уборную. Гарри стало смешно. Надо же! «Уборную! » Любой из его знакомых сказал бы: «Мне нужно отлить», или: «Поссать бы! », или… Да много чего еще. Но вот это «уборная»!.. Напрашивался неутешительный вывод: его случайный любовник был старше самого Поттера на целую жизнь. Любопытство тотчас же вцепилось в душу точно разъяренная гарпия. «Ты не хочешь этого знать», - твердо сказал себе Гарри. «Хочу!!! » - завопило любопытство. Увидеть – и ничего больше. Просто увидеть… Гарри попытался вызвать при помощи магии хоть какое-нибудь подобие огонька, но у него снова ничего не вышло. - Боюсь, уборной здесь для нас не предусмотрено, - стараясь говорить как можно спокойнее, заметил он. – Придется идти за горизонт. Выражение «идти за горизонт» возникло, когда они бегали с Роном и Гермионой по лесам и пустошам, скрываясь от егерей. Порой в округе не было ни единого кустика, а тратить каждый раз силы на отвлекающие чары откровенно не хотелось. Приходилось просто смотреть в другую сторону. - А где у нас здесь горизонт? – поинтересовались сзади, и Гарри почувствовал, как спину, привыкшую согреваться в тепле чужого тела, обдало каменным холодом: тот, другой, сел, затем встал, нерешительно переступил с ноги на ногу, видимо, пытаясь различить хоть что-то сквозь непроглядную завесу тьмы и заодно разминая уставшие мышцы. И поправляя одежду. От этой мысли Гарри почувствовал, как щеки заливает волна жара. Ему только что качественно отдрочил незнакомец, который, к тому же, сам кончил, вжимаясь в поттеровскую задницу. Век живи – век учись, да? Это тебе не Темных Лордов убивать, Поттер! Ах, да! «Горизонт»! - Держись стенки, - посоветовал он, садясь и от души потягиваясь всем телом. – По крайней мере, не заблудишься. - Логично, - согласились с ним, и осторожные шаги зашелестели прочь, становясь все тише. Затем послышалось отдаленное журчание. Вот вам и вся уборная! Гарри встал, протер живот полой мантии, застегнул джинсы, покрутил затекшей шеей. При воспоминании о том, как по ней скользили чужие губы, тело снова вспыхнуло целой радугой колючих искр, а член заинтересованно дернулся. «Поттер, ты маньяк! » - устало сказал себе Гарри. Он не собирался просить о продолжении. Он и не рассчитывал ни на какое продолжение. Нет, вовсе нет! Ему хватило и одного раза. Правда, его член был с ним категорически не согласен. Кажется, он слишком сильно погрузился во внутренний спор, потому что возвращение человека из тьмы застало его врасплох. По волосам прошлась ласкающая ладонь. - Это ты! – шепнула сгустившаяся тьма. Сердце исполнило несколько кульбитов. Холодные пальцы легко очертили линию скулы и замерли на губах, точно лаская. - Прошу прощения, - неловко сказал Гарри прямо в чужие шершавые подушечки, - но я сейчас лопну. - Проза жизни, - то ли согласился, то ли хихикнул его невидимый любовник. – Беги. Только не потеряйся. Гарри считал шаги: «Десять, двенадцать, пятнадцать, двадцать, тридцать». Судя по запаху, горизонт располагался именно здесь. Идти дальше не имело смысла. Облегчившись, Гарри пошел назад. Медленно, очень медленно. «Тридцать, двадцать девять, двадцать восемь…» Требовалось подумать. Темнота не спешила рассеиваться. У них не было ни еды, ни питья, ни теплой одежды. Их никто не будет искать, а если и будет, то не найдет. «Двадцать один, двадцать, девятнадцать…» Считать задом наперед было неудобно, но почему-то казалось единственно правильным: точно сматываешь длинную нить путеводного клубка. Лабиринт, в котором ждет собственный Минотавр. Гарри фыркнул. Эк его занесло! Такими темпами он и сам скоро начнет говорить «уборная». Минотавр… Что если… Что если этот Минотавр сейчас предложит… Мысли путались. Очень сложно, оказывается, произнести простое слово «трахнуться», если оно относиться к тебе самому. И… к другому мужчине. «Гарри, ты собираешься трахнуться с другим мужчиной? - произнесло подсознание почему-то самым строгим голосом Гермионы. – С совершенно посторонним мужчиной? » «Как будто было бы лучше, если бы я собирался подставить свой зад знакомому мужчине! – мрачно подумал Гарри. – Малфою, скажем. Или Снейпу. Что за бред! Малфой и сам кому хочешь подставит зад. А Снейп… Снейп, похоже, всю жизнь любил мою мать. И он, кстати, умер». Мысли о Снейпе, который совсем недавно умирал с разорванным горлом на полу Визжащей хижины, предсказуемо сдернули легкий флер возбуждения, точно старое покрывало. Снова повеяло смертью. Чужой и своей собственной. Некрасивый аромат: кровь, пепел и свежая земля. Здорово выглядит только на героических картинах. Почему-то представился огромный черный квадрат и надпись на золотой табличке: «Смерть победителя Волдеморта Гарри Поттера и его неизвестного любовника в вечной тьме сгоревшей Выручай-комнаты». Художник бешено обогатится. Авангард! «Я не хочу умирать, - подумал Гарри. – Не теперь. Не так глупо». И тихонько сказал: - Эй! - Я здесь, - ответили совсем близко. Видимо, за грустными мыслями Поттер сбился, считая шаги. Он скользнул рукой по камню, пока не наткнулся на жесткую материю чужой мантии: человек стоял, прислонившись плечами к стене. Гарри подошел почти вплотную и встал, остро ощущая локтем чужое присутствие рядом. - И что дальше? – осторожно спросил хриплый голос. - Ничего, - просто ответил Гарри. – Ждать чуда. Ты веришь в чудеса? - Нет, - усмехнулись из тьмы. – Не слишком. - И я, - ответил Гарри. – Скорее всего, мы умрем. - Может, и так. Гарри набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул: - Я не хочу умирать девственником! - Что? – озадаченно переспросил его невидимый собеседник. - Не хочу подохнуть чертовым девственником. - Предлагаешь мне озаботиться этой твоей проблемой? - ехидство в тихом шепоте можно было сцеживать на манер змеиного яда и разливать по фиалам. - Ты видишь здесь кого-то, кто может решить эту проблему вместо тебя? – Гарри почувствовал злость. Ситуация выглядела феерически-идиотской. - Я вообще никого не вижу. Даже глупого мальчишку, который только что предложил мне свою девственную задницу. - Сделаем вид, что мы просто закрыли глаза, - сказал Гарри и потянулся к тому месту, где, по его ощущениям, должен был находиться чужой рот. Задница задницей, а душа требовала поцелуев. Сначала губы скользнули по волосам, потом по мочке уха, потом зацепили, кажется, нос, потом… Гарри сгребли в охапку и притиснули к холодной стене. Первый поцелуй вышел коротким и несколько… односторонним: Гарри даже не успел разжать губ. - Мерлин, что я делаю? – почему-то вслух удивился сам себе его партнер, потом, вздохнув, добавил: – А впрочем… Гори оно все! Второй поцелуй вышел неожиданно правильным: глубоким, нежным и страстным. Никакого намека на мягкие женские губы и привкус помады. Колючая щетина оцарапала кожу вокруг рта. Гарри подозревал, что и сам ощущается приблизительно также. И это было совсем неважно. Важен был поцелуй. Сильно, почти яростно и в то же время так… Слова уплывали из головы вместе с сознанием, губы словно жили своей собственной жизнью, а язык и вовсе творил что-то непредставимое. В какой-то момент Гарри поймал себя на том, что вылизывает чужое нёбо и тихо стонет от страсти. А, может, и вовсе не тихо?.. Во всяком случае, к его разгоряченному паху милосердно прижалось жесткое бедро, давая возможность от души потереться, вдавиться и снова застонать от нахлынувшего возбуждения. «Нужно просто закрыть глаза…» - всплывает откуда-то из глубины. Это оказывается неожиданно правильно: закрыть глаза и представить, что все совсем по-другому. Что тот, кого ты целуешь – не просто случайный незнакомец, одержимый, как и ты, жаждой тепла. Что ваши губы встречаются, чтобы передать друг другу некое тайное послание из самой глубины сердца. Что руки, скользящие по телу, удержат во время любой бури и отведут любую боль. «Я не буду трахаться, - внезапно решает для себя Гарри. – Я буду заниматься любовью. Хотя бы один раз в жизни. Люди мы или кто? » Люди-не люди… Решение дается на диво легко. Стоит только мысленно закрыть глаза. (Наяву их глаза давным-давно закрыты, но это не играет никакой роли). Гарри обводит языком чужие губы, и почему-то ему кажется, что они улыбаются в ответ. Впрочем, Поттер всегда славился богатым воображением. «Если надо, я сыграю за двоих…» А, может, и не придется. На затылок привычно ложится чужая рука, оберегая запрокинутую назад поттеровскую голову от нечаянного соприкосновения с каменной стеной. (Пару мгновений назад такие тонкости никого из присутствующих не волновали). Мир, который под сомкнутыми веками – это ведь только твой мир, а если повезет – общий мир, на двоих. Тело плавится, кости превращаются в желе, кровь шумит в ушах, время перестает существовать, темнота отступает, спаленная личным магическим солнцем – там, за занавесом ресниц. - Раздевайся. - Что? - Хочу тебя, - выдыхает солнце, которое прежде было тьмой. Одежда…. Почему-то раздеться в присутствии другого человека гораздо труднее и значительно более интимно, чем то, что было раньше. По сути – это высший акт доверия, близости. Без одежды мы чувствуем себя совершенно беззащитными, точно рыцарь без лат или улитка без раковины. Отдаться кому-то – значит довериться, подпустить близко-близко, к себе, в себя, дальше последнего рубежа. Гарри думает об этом, когда неловко избавляется от одежды. Раздеваться в темноте, на ощупь совсем неудобно. Рядом слышится шорох, резкое дыхание и тихие ругательства сквозь зубы. Тот, другой, тоже снимает латы. Тело к телу, кожа к коже – как будто все по-настоящему, взаправду. Несмотря на медленно наползающий холод и тайный страх предвкушения, Гарри улыбается в темноту. - Иди сюда. Его покрытое мурашками тело заворачивают в тепло объятий. Незнакомец (или уже не стоит называть так того, кто подошел настолько близко? ) снова прижимается поцелуем к обветренным поттеровским губам, и Гарри, уже почти привычно, ловит улыбку чужого рта. А, может, он это просто себе придумывает, чтобы было не так страшно. Все-таки, если человеку улыбаешься во время поцелуя, то потом постараешься не делать ему больно. То, что больно все-таки будет, ясно даже такому идиоту, как Поттер. Но боль бывает разной, и только это сейчас по-настоящему имеет значение. Жесткое давление на плечи заставляет опуститься на колени, а затем – совсем на пол, на четвереньки, на груду сброшенной одежды. Это хорошо. Страшно представить, во что превратятся его локти и колени после секса на каменном полу. Ах, да! Он же решил, что будет не секс, а любовь. На полу, на коленях. Дурак. В этот момент он впервые с нежностью думает о темноте. Во всяком случае, его любовник ничего не увидит, не будет стыдного ощущения чужих глаз на своем голом, беззащитном теле в нелепой позе, и это немного успокаивает. Совсем немного, по правде сказать. - Еще можно остановиться, - шепчут из тьмы, а горячая шершавая ладонь проходиться по спине – от загривка до самого копчика, оставляя после себя огненный след. Это, должно быть, какая-то особая беспалочковая магия: умение зажигать огонь внутри одним касанием рук. Гарри ничего не может противопоставить этой магии: его спина прогибается, голова запрокидывается, из горла вырывается тихий стон, а член снова наливается кровью. Как-то это нечеловечески грустно, на самом деле: «Погладь меня – и я твой». - Герои не останавливаются, - выдыхает он. – Вперед. - Хороший мальчик, - усмехается тьма. Гарри хочет ответить, что никому он нафиг не «хороший мальчик», но руки возвращаются: ласкают, гладят, сжимают ребра, щекочут наряженный живот, минуя член, сжимают яички – и все слова вылетают из головы прочь, куда-то во тьму, оставляя только стоны, которые с каждым новым прикосновениям становятся все громче и откровеннее. Гарри решается еще раз попробовать закрыть глаза: не трахаться, а заниматься любовью. Вдруг да получится на сей раз? Словно в ответ на эти мысли его накрывает собой чужое тело, обволакивает, вжимается всеми своими костями. («Фестрал какой-то! » - улыбается про себя Гарри). Между ягодиц проходится горячий член – тут не может быть никакой ошибки: длинный, упругий, явно в полной боевой готовности. Нежную кожу щекочут жесткие паховые волоски. Чужие яйца трутся о разведенные бедра. Левая рука ночного любовника теребит внезапно ставшие какими-то мегачувствительными соски, правая – зарывается в волосы на затылке, а губы…. Губы безошибочно приникают к той самой жилке на шее, посылая по всему телу волны горячей и сладкой дрожи. Не может быть, чтобы тут обошлось без магии! Влажные касания языка, скольжение пальцев, даже простой выдох вдоль шеи, едва заметное касание зубами мочки уха – и вот она, грань, за которую сорваться – легче-легкого. Все-таки восемнадцать лет – это диагноз. Гарри понимает, что еще чуть-чуть - и снова кончит от одних прикосновений и поцелуев, даже не воспользовавшись дружеской «рукой помощи». - Остановись, - говорит он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Слишком быстро. - А ты хочешь… медленно? Шепот – в самое ухо. Это почти то самое последнее заклинание, точка невозврата, почти… - Я хочу… всего. Сейчас. «Я хочу тебя», - этого он не говорит. Слишком много, слишком откровенно, слишком близко. «Всего» - вполне достаточно. И очень точно. - У нас нет смазки, - буднично замечает его любовник. - Хрен с ней! – отзывается Гарри. Ему и вправду глубоко наплевать. - Будет больно. Это даже смешно: говорить о боли в такой момент. Боли он видел предостаточно, а вот любви… - Надеюсь, ты знаешь, что делать. Снова смешок. Почему-то Поттеру кажется, что человек из темноты в обычной жизни много улыбается и часто смеется. Такой счастливый, солнечный человек, несмотря на странный голос. Щедрый человек. - Догадываюсь. В первый миг Гарри просто не понимает, что происходит, а когда понимает, отказывается верить своим ощущениям: вот сейчас ему точно не помешал бы свет! Чужой язык скользит по ложбинке, руки уверенно и жестко раздвигают ягодицы и влажные губы приникают к судорожно сжавшемуся колечку ануса. Снова уколы чужой щетины, только на сей раз уже там… Губы… Это так странно и настолько порочно, что первым поползновением Гарри становится попытка отшатнуться и откатиться подальше, а вторым… прижаться, раскрыться сильнее, впустить. Мерлин! Черт! Твою ж мать! Через все тело пробегает разряд: прямо в голову и рикошетом – в сердце. Некстати вспоминается цитата из какой-то маггловской книги про секс: «Оргазм происходит не между ног, а между ушей». Вот… И там, похоже, тоже. И в сердце. Слюна – вместо смазки? – Мерлин, так сказать, в помощь! Какая чушь лезет в голову! Язык исчезает, и Гарри едва сдерживается, чтобы не застонать в голос от разочарования. Нет, только не это! Вернись! Однако вместо губ появляются пальцы. Несмотря на смелые заявления и совершенно разомлевшее от поцелуев и ласк тело, Гарри искренне радуется, когда понимает, что это всего лишь пальцы. Палец, обильно смоченный слюной, проскальзывает в дырочку довольно легко, не вызывая особенно неприятных ощущений, и все, в целом, ощущается вполне терпимо. Вполне… И вот в этот момент палец касается чего-то внутри, чего-то такого, о чьем существовании до последнего мига Гарри даже не подозревал. Да-а-а!!! Вот тут и исчезают последние остатки сомнений и стыда, остается только чистое наслаждение, когда палец задевает волшебную точку. Словно уловив это момент абсолютного расслабления, в Гарри вводят второй палец, разминая, растягивая, возвращая к тому самому блаженному состоянию солнечного восторга. - Да… - шепчут сзади. – Да… Вот так… А потом пальцы исчезают, и снова возвращается язык, который на сей раз проникает глубоко и влажно. А потом… Все-таки боль. Никакие предварительные ласки, никакие эротические фантазии не в состоянии подготовить к такому. Член у любовника Гарри совсем не маленький, и даже смоченный слюной, входит тяжело, мучительно-медленно и очень больно. «Я не могу, - мгновенно трезвея думает Гарри. – Это не для меня. Наверное, у меня что-то не так с анатомией. Или у него». Единственное, что удерживает от того, чтобы вывернуться из чужих рук и с воплями унестись в темноту – проклятая гордость. Он даже от смерти не бегал, а тут… Всего-то член в заднице. Ты же сам этого хотел, Поттер. Вот и получи. Гордость – сильная, как выяснилось, штука. А еще… Еще горячечный шепот откуда-то сверху: - Тихо, мой хороший… Тихо. Потерпи. От этого «мой хороший» сладко сводит сердце, а проклятущая задница, как ни странно, наоборот расслабляется, чтобы толкнуться навстречу, впустить, принять. - Давай же, - цедит Гарри. – Ты что, заснул? Двумя резкими ударами любовник входит довольно глубоко – и замирает, давая возможность привыкнуть, притерпеться. По тому, как дрожат руки, стискивающие его бедра, Гарри понимает, что тот еле сдерживается. «Тихо, мой хороший… тихо…» Сжав зубы, Гарри дергает задом, заставляя партнера двигаться, пытаясь вернуть сказочное ощущение, которое дарили пальцы. Ведь где-то же там, внутри, есть золотая точка? О да! Она есть! Член изменяет угол входа, задевает что-то такое… судьбоносное. Заставляет тело вновь вспомнить огонь, бегущий по жилам. Гарри выгибается от этого блаженного ощущения, толкается навстречу, дает любовнику возможность войти на всю длину. Дальше – уже совсем ни на что не похоже: все движения слились в одно, по телу прокатываются золотые волны, Гарри кричит, не стесняясь и не боясь сорвать голос, отдаваясь тому, кто разбудил в нем этот огненный шквал. А когда рука партнера уверенно и сильно сжимает напряженный член, а в шею выдыхают: - Давай, кончи для меня! – он кончает. И следом в оргазм срывается человек, пришедший из тьмы и принесший с собой солнце. Последнее, что Гарри запоминает, перед тем, как провалиться в сон: его вытирают чем-то мягким, похоже, рубашкой, укутывают пахнущей чужим, но уже родным запахом мантией и повелительно говорят: - Спи. И он спит. *** Когда он проснулся, в комнате горел камин. Тихо пощелкивала смола на обожженных дровах, пахло теплом и уютом. Гарри поворочался, устраиваясь поудобнее в мягкой постели, и подивился, какие странные ему стали сниться эротические сны. Секс с мужчиной в полной темноте… Ну, надо же! Он перевернулся на другой бок, чтобы еще доспать, и тут же уткнулся носом в чье-то чужое обнаженное плечо. Мужское обнаженное плечо. Черт! Мерлин!!! Воспоминания обрушились ледяным водопадом. «Я должен видеть! Я должен знать…» Чтобы видеть, нужны очки. Гарри отлично помнил, как вчера, осознав полную неизбывность темноты и невозможность колдовать, спрятал очки в карман мантии. Во всяком случае, они не давили на переносицу во время поцелуя у стены, да и после не спадывали, когда он… когда его… На той же мантии. Черт! Интересно, какой был шанс у очков выжить в этом абсолютном сумасшествии? «Когда он проснется, мне придется посмотреть ему в глаза». Где-то здесь должна была находится дверь. Раз уж воскресшая Выручай-комната расщедрилась на кровать, камин… и на ковер на полу. Каменные плиты больше не холодили босых ступней, а мантия обнаружилась аккуратно сложенной на стуле. И очки в кармане были абсолютно целыми. Магия… Передвигаться по комнате приходилось скрипя всеми суставами и поминутно чертыхаясь от прошивающей многострадальную задницу боли. В голове мелькнула неожиданно-веселая мысль: «Кажется, отныне, выражение: «Искать проблемы на свою задницу» приобретет для меня совершенно особый смысл». Почему-то сразу стало чуточку легче. В конце концов, он был жив и даже относительно цел, темнота исчезла, а из казавшейся безвыходной ситуации обнаружился выход – в виде самой обыкновенной двери. Дверь как дверь – именно там, где всегда находились двери в хогвартских спальнях. Только вот Гарри был готов побиться об заклад, что вчера ее не было. Равно как и камина, кровати и прочих радостей жизни. Кстати, о радостях жизни! На противоположной стене располагалась еще одна дверь - в уборную. Гарри не отказал себе в удовольствии приобщиться к благам цивилизации и только после этого вернулся в постель. Трусливое желание еще потянуть время, принимая душ, он в себе подавил. В конце концов, все, что могло с ним произойти странного и страшного – уже произошло. Нет, не все. Гарри понял это, как только заглянул в лицо мужчине, все еще мирно спавшему на их общей кровати. Носа, кстати, было бы вполне достаточно для опознания. Длинного, тонкого, чуть крючковатого носа, похожего на клюв. А еще были разметавшиеся по подушке грязные черные волосы, узкая линия поджатых даже во сне губ, тень неопрятной двухдневной щетины и совсем свежие уродливые шрамы, сбегающие по шее на плечо. Не мудрено, что голос изменился до неузнаваемости! Как он вообще выжил? Гарри присел на край кровати, поморщился и решил лучше лечь: похоже, какое-то время с сидением придется завязывать – не его стезя. Лежать рядом с Северусом Снейпом было до невозможности странно, но, пожалуй, не более странно, чем все, произошедшее с ними накануне: воскрешение умершего у него на глазах Снейпа в черных недрах сгоревшей Выручай-комнаты и… То, что дальше. Гарри не знал, как ему реагировать на это. Смерть – ладно. Не привыкать. После беседы с профессором Дамблдором на призрачном вокзале Кингс-Кросс и собственного странного возвращения, после убийства Волдеморта простеньким школьным заклинанием можно было поверить во что угодно. Но не в то, что Гарри Поттер будет вот так запросто трахаться… заниматься любовью?.. с человеком, которого ненавидел без малого семь лет своей не слишком-то длинной жизни. А еще убедить себя, что именно этот человек выдыхал тревожно и нежно: «Тихо, мой хороший… тихо…» И улыбался, все время улыбался – даже во время поцелуя. Воспоминания накатывали золотыми волнами. Это, выходит, Снейпа Гарри там, во тьме, ощущал своим личным солнцем? Он пристально всматривался в расслабленное лицо спящего и не находил. Ничего не находил. Слишком уж там все было наощупь, через дыхание, касания, слова. Вернувшееся умение видеть категорически мешало. Закрыв глаза, Гарри осторожно провел ладонью по обнаженному плечу спящего, вниз – к локтю, потом – к кисти, расслабленно лежащей на одеяле. Руки Снейпа: узкие кисти, длинные пальцы, гладкие пластины ногтей, бьющийся ровно и спокойно чужой пульс над выпирающей косточкой запястья. - Что вы делаете, Поттер? – Гарри вздрогнул. И открыл глаза. На самом деле – вопрос вопросов. Пытаюсь вспомнить? Профессор вроде бы уже вспомнил. Во всяком случае, «Поттера» вспомнил точно. Хотя… Он ведь и не забывал. Только себя. - Доброе утро, профессор. Похоже, вы не умерли. Все вернулось как бы само собой. Привычное обращение, знакомые интонации. В темноте они были – просто два человека, два тела, два дыхания. - Похоже, вы тоже, Поттер. - Долгая история. А у вас? - А у меня короткая. Больше всего Гарри боялся, что сейчас Снейп спросит: «Что вы делаете, Поттер, в таком непотребном виде в моей постели? » Снейп не спрашивал. Видимо, и это помнил. - Расскажите. Гарри откинулся на подушку и прикрыл глаза. Если глаза закрыты, можно представить, что они все еще вдвоем в той непролазной тьме, что они по-прежнему… Что? Вместе? Поттер, ты оптимист. - Нечего особенно рассказывать. Когда любопытные дети ушли, выпил противоядие. Потом – заживляющее. Потом… Активировал порт-ключ индивидуальной настройки. - Не слышал о таком. - Еще бы! – в хриплом голосе послышался отзвук той, когда-то звучавшей усмешки. – Личный подарок Альбуса перед смертью. Активируется ключевым словом. - Вы сказали: «Выручай-комната»? – Гарри не удержался и хмыкнул. Все это выглядело… довольно абсурдно. - Нет, - спокойно ответил Снейп. – Кажется, я сказал: «Домой». - Значит, Хогвартс для вас и есть дом, - констатировал Гарри. – И вы все еще – его директор. Вот здешняя магия и взялась… приводить вас в порядок. И, кажется, справилась. Он все-таки открыл глаза, чтобы взглянуть на Снейпа: тот сидел на кровати, сложив длинные ноги, точно какой-нибудь индийский йог, полностью погруженный в себя. Глаза его были закрыты, и на впалых бледных щеках лежала тень от черных ресниц. Тоже пытался вспомнить? - А вот как здесь оказались вы, Поттер? - Сбежал… От всего. Убил Волдеморта – и сбежал. Излагать подробности совсем не хотелось. Найдется кто-нибудь поязыкастее Поттера, кто озвучит… потом. Сейчас хотелось говорить совсем о другом. И было слегка не по себе. Разговор получался мирный, совсем спокойный, пожалуй. Первый спокойный разговор со Снейпом с самого начала их знакомства. И такой… холодный, как будто они снова стали друг для друга незнакомцами. Это должно было утешать и радовать: вражда закончилась. Те странные отношения, что уложили их в одну постель – тоже. Нужно было просто одеться и разойтись. Тем более, что Гарри, скорее всего, ищут. Теперь он и вправду стал самой настоящей «школьной знаменитостью». Будет забавно наблюдать за Снейпом, когда ему сообщат, что стараниями Поттера, он теперь тоже, вроде бы, местный герой. Воплей Гарри о том, что Снейп всю жизнь любил Лили Поттер, в тот день не слышал разве только что совсем глухой. Всю жизнь? А как же тогда? - Профессор! Вы и вправду всю жизнь любили мою маму? - Поттер, вы дебил? – это прозвучало совсем как в старые добрые времена. Раньше Гарри оскорбился бы, а сейчас просто пожал плечами и потянулся к своей одежде. Пора было заканчивать этот бессмысленный разговор. Когда после секса болит задница – это нормально. Гораздо хуже, когда неизвестно с чего начинает щемить сердце. - Наверное, дебил. Ваши воспоминания были довольно убедительны. - Воспоминания! – фыркнул Снейп и тоже начал одеваться. Его одежда лежала с другой стороны кровати на точно таком же, как у Поттера, стуле. Воскресшая Выручай-комната создавала им максимальный комфорт. – Воспоминания на заказ. Никогда не верьте специалистам в области ментальных практик, Поттер. И, кстати, двойным агентам тоже не верьте. - Вы соврали профессору Дамблдору? – Гарри не поверил своим ушам. Одно дело обдурить наивного Поттера, подсунув ему фальшивые воспоминания. Совсем другое – запудрить мозги одному из величайших магов столетья. - Поттер… - Снейп вздохнул и принялся застегивать манжеты на рукавах уже далеко не белоснежной рубашки. – Не мог же я напрямую сказать директору, что последние два года своей непростой жизни во вполне определенном контексте думаю вовсе не о Лили Поттер, а о ее сыне. Гарри потерял дар речи. Профессор Снейп… Вот этот самый профессор Снейп. Мерзавец, предатель, герой, двойной агент вот уже два года думал о нем, о Гарри Поттере? Во вполне определенном контексте? Два года… Это не укладывалось в голове. Кажется, настало время возопить самым возмущенным голосом: «Профессор! Вы извращенец! » Только вот кто тогда сам Гарри, учитывая произошедшее накануне? - Поэтому вы вспомнили меня вчера, да? Хотя даже не помнили, кто вы. Ему был очень нужен ответ. Как ни крути, есть огромная разница между «хотел» и… Вот именно. Снейп замялся, как будто раздумывая, какую степень откровенности может себе позволить. - У меня хорошая память… - (упс! ) – на то, что важно. Гарри опустил глаза, делая вид, что разыскивает носки. Момент истины, да, Северус? Носки предсказуемо обнаружились под стулом. Гарри резко нырнул за ними и не смог сдержать болезненный выдох. Мерлин! Так он теперь и будет: чуть что – хвататься за задницу? - Больно? – голос бы совсем-совсем как тот, из тьмы. Если закрыть глаза. Гарри на мгновение закрыл глаза, вслушиваясь. - Больно? – обеспокоенно повторил Снейп, внезапно оказываясь как-то слишком близко, словно и не он только что с маниакальным спокойствием застегивал бесконечный ряд черных пуговиц на своем старомодном сюртуке. - Нет, - соврал Гарри. – Ерунда, пройдет. - Врешь, - прохладные пальцы ухватили за подбородок, вздернули лицо вверх, заставили взглянуть в глаза. Глаза в глаза. Мерлин! Какое счастье, когда глаза закрыты! – Обещай, что сходишь к мадам Помфри: Заживляющее и Обезболивающее. И мазь. - А ты? – почему-то Гарри чувствовал, что воздух постепенно перестает поступать в легкие, и скоро станет совсем нечем дышать. От Снейпа привычно пахло дымом, пылью, полынью. И кровью. И это был самый прекрасный запах на свете. - Что я? - Ты мог бы дать мне эти зелья. И мазь. Подземелья не пострадали. Там все на своих местах. - Поттер, - вздохнул Снейп, отпуская его лицо и начиная сосредоточенно возиться с застежками мантии. – Стоит нам переступит порог этой комнаты, и чудеса закончатся: тебе придется отбиваться от полчищ поклонниц, а мне – от Визенгамота и Азкабана. - Я им не дам запихнуть тебя в Азкабан. Я же чертов Мальчик-который-угробил-Волдеморта. Снейп одернул мантию, совершенно непривычным, каким-то ужасно домашним жестом заправил за ухо прядь грязных черных волос. Гарри немедленно захотелось лизнуть мочку этого неожиданно беззащитного уха. Чтобы как-то справиться с разошедшимся воображением, пришлось отойти к камину и долго смотреть на огонь. Снейп приблизился сзади. Знакомо выдохнул в шею: - Поттер, скажу тебе, как волшебник волшебнику: чудес не бывает. - Не бывает? – Гарри прижался лопатками к жесткой грудной клетке, всей шкурой ощутил глухие удары чужого сердца. – Я воскрес из мертвых, ты воскрес из мертвых, даже эта проклятая чокнутая комната еще вчера была намертво выжжена Адским пламенем. - Стало быть, лимит исчерпан, - Снейп, не удержавшись, обхватил руками плечи Гарри, провел языком по шее, послав по вздрогнувшему телу россыпь золотых искр. - Северус! – шалея от собственной наглости, Гарри развернулся, чтобы прижаться губами к внезапно ставшими родными губам. Радостно почувствовал, как царапнула кожу щетина. Против ожидания его не прокляли и даже не оттолкнули, совсем наоборот: поцелуй вышел внезапным, почти отчаянным и невероятно чувственным. Так целуются только после долгой-долгой разлуки либо перед окончательным и бесповоротным расставанием. - Вот и все, - сказал отстраняясь, Снейп. – Пора, Поттер. Впереди – жизнь. Гарри кивнул. Он не стал объяснять Северусу свою концепцию чудес: вряд ли это было бы таким простым делом. Ну, ничего. Как справедливо было сказано: впереди целая жизнь. И, кажется, профессор еще не до конца понял, с кем связался. Дверь покорно распахнулась под рукой Снейпа, выпуская гостей Выручай-комнаты в освещенный факелами коридор, и тут же исчезла за их спинами. Стараясь не отставать от стремительно шагающего к лестнице Снейпа, Гарри в последний раз оглянулся и, не удержавшись, гнусно хихикнул: на картине тролли в пышных пачках отплясывали «Танец маленьких лебедей», а Варнава Вздрюченный с блаженной улыбкой на лице дирижировал крошечным оркестром корнуэльских пикси. 8. 05 – 13. 05. 15

" Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"