'run through your veins'

https: //ficbook. net/readfic/3300700

Направленность: Слэш
Автор: Integrity (https: //ficbook. net/authors/120687)
Фэндом: EXO - K/M
Основные персонажи: До Кёнсу (ДиО), Ким Чонин (Кай)
Пейринг или персонажи: kaisoo
Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Мистика, AU, Мифические существа
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 8 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
У Чонина подкашиваются колени, когда он замечает Кенсу, стоящего в очереди у кассы напротив. И губы эти, красиво очерченные, которые хочется почти разодрать зубами, растягиваются в легкой улыбке. Этот короткий жест почти выворачивает душу. Или то, что от нее осталось.

Публикация на других ресурсах:
нет.

Примечания автора:
работа написана для [EXOMIST FEST]
#exomist_fest (https: //vk. com/exo_canons)

сначала все должно было быть совсем по-другому, но предстоящая сессия и отвратительная жара полностью изменили настроение автора и данной работы.

(а еще, это все прекрасный биас. все ведь видели новый крышесносный образ Кенсу в " hello, monster"? официально заявляю, что он очешуенен. больше бы таких сильных ролей ему в будущем. )

— Через десять метров направо, — механический голос навигатора перекрывает шум дождя, стучащего по крыше автомобиля.

Чонин похлопывает пальцами по рулю, не отрывая взгляда от дороги и отвлекаясь лишь на голос прибора. Дорога до ближайшего мотеля оказалась неблизкой, хоть Чонин и надеялся, что в городе поменьше у него не будет проблем с ночлегом. По сути, он бы вообще ночевал в машине, если бы не одно «но».

— Через двадцать метров налево.

Ким хмыкает, видя, что дорога перекрыта, и проезжает дальше, сворачивая в переулок. Бесполезная штуковина, за которую его брат когда-то отвалил нехилую сумму. Слишком любит подобные вещи.

— Я оторву тебе голову, если с моей малышкой хоть что-то случится. Я серьезно, Чонин.

Обычно за этим следует долгий пристальный взгляд, чтобы уж наверняка. Только вот брат до сих пор не знает, что на его «малышке» уже было заделано несколько небольших вмятин. Чонин ненавидел водить машину, и у них это было взаимно. Только вот общественный транспорт он ненавидел еще больше, поэтому приходилось выбирать.

— Упс, кажется, мы пропустили поворот.

— Серьезно, «упс»? — фыркает Ким, качая головой. Чонин, конечно, знал, что навигатор был с «сюрпризом», но он и не догадывался, что его брат настолько одинок, что купил себе собеседника.

Ким притормаживает на светофоре, понимая, что привычной компании сейчас не хватает как никогда. Шумный Пак, который всегда очень точно угадывал настроение друга и знал, где нужно быть тихим, сейчас бы попытался разбить эту непривычную тишину. Ким пытается настроить радио, но на пойманной волне лишь высокий женский голос, поющий что-то про предательство и любовь.

Чонин мельком сверяется с картой, на минуту отвлекаясь от дороги. Он успевает лишь краем глаза уловить, как тонкая кисть легко выключает очередную попсовую заезженную песню, и в салоне восстанавливается неуютная тишина. А вот и это самое «но».

— Нам сейчас направо, там должен быть гостевой дом.

Ким вздрагивает, сильнее вцепляясь в руль, и сглатывает, чувствуя, как чужой мягкий голос приятной вибрацией оседает где-то в груди. Капли с чужих мокрых волос скатываются по лицу, стремясь к шее и исчезая, лишь минув яремную впадинку. Тонкая ткань футболки промокла насквозь, как и пассажирское сидение. Чонин послушно поворачивает направо и кусает губу, удерживая в себе желание повернуться к своему пассажиру и безнаказанно рассмотреть всего с ног до головы. Потому что в голове неожиданно лишь полные, красиво очерченные губы. Такие, что слова застревают в глотке, стоит лишь на них наткнуться взглядом. И это злит. Настолько, что кожа на руле скрипит от сильной хватки Чонина. Потому что это впервые, когда хочется так сильно и необъяснимо.

Это все жуткий ливень, чужая невнимательность и тихое «Кенсу» в ответ на вопрос об имени. Чонин подбирает его на выезде из города, когда почти наезжает на невысокую фигуру, идущую по обочине. У Кенсу сломалась машина, и он надеялся добрести до ближайшего телефона и вызвать помощь, потому что у мобильных есть дурацкая привычка не вовремя садиться.

Они перегоняют один воздух уже полчаса, но сказали друг другу от силы пару фраз. Чонин кожей чувствует прохладу, исходящую от мокрой одежды парня, но чертовски уверен, что это никак не связано с его мурашками.

Они останавливаются возле двухэтажного дома, вывеска на котором подсвечивает «Гостевой дом семьи Чон» и небольшое оптимистичное «У нас вы будете, как дома».

— Здравствуйте, — кланяется им в ответ приятная женщина и тут же заводит в дом. — Вам надо скорее обсохнуть и принять горячую ванну. Моя дочь приготовит вам комнату, а пока раздевайтесь. Ох, молодой человек, где же вы так успели промокнуть?

Женщина качает головой, уделяя в большинстве своем все внимание Кенсу. Глаза парня становятся еще больше, когда все его личное пространство заполняется заботливой хозяйкой. Он неловко жмется к Чонину, которого обдает горячей волной от соприкосновения с чужим телом.

Чонин дружелюбно улыбается, и им удается попасть в приготовленную комнату лишь после обещания спуститься к ужину.

Комната просторная, с двумя кроватями и балконом, за стеклами которого все еще слышатся редкие раскаты грома. Чонин чувствует, что ему нужно больше воздуха, как только слышится щелчок закрывшегося замка.

— Приятная женщина, — неуверенно говорит Кенсу, присаживаясь на одну из кроватей.

Он уже в халате и успел окончательно высушить волосы полотенцем. Пряди кроваво-красные, и кажутся еще более яркими на фоне белоснежного полотенца. Чонин запоздало кивает в ответ и поспешно отворачивается, сжимая руки в кулаки. Коснуться хочется неимоверно, будто ничего в этом мире больше не может быть важнее. И это пугает до чертиков, потому что Ким никогда не наблюдал за собой такой несдержанности и реакции на кого-либо еще.

Они спускаются на обещанный ужин, где за столом все семейство Чон и пара-тройка гостей, которые тоже решили остановиться здесь на ночь. Кенсу отвечает, если его спрашивают, и мило щурит глаза, когда растягивает губы в улыбке. А Чонин выдыхает и поднимается в их комнату, извиняясь. Потому что нужно отвлечься.

— Ты попал, чувак, — заключение эксперта. Диагнозом прямо печатью на лоб. И Чонин ненавидит всех и вся, даже друга, который пытается хоть как-то перевести тему и направить все мысли в другое русло.

— Ты ведь успеешь добраться за день? Хань беспокоится, это ведь его последнее дело перед отъездом.

Чонин выдыхает и говорит, что постарается. Он уехал бы прямо сейчас, но тело будто налилось свинцом от внезапной усталости, а погода за окном явно не подталкивает на приключения. Хочется уснуть, а проснуться уже в Сеуле.

Он ложится на кровать, откинув небрежно одежду на стоящий неподалеку стул, и почти сразу проваливается в сон. Мерное постукивание затихающего дождя по крыше походит на метроном, отяжеляющий веки.

Лишь ночью он просыпается от того, что слишком жарко. Тело горит каждой своей клеточкой, а все еще сонная слабость не дает толком пошевелиться. Чонин дышит часто и глубоко, ощущая себя будто в пустыне под палящим солнцем. Лишь мягкие трепетные прикосновения оставляют после себя спасительные дорожки прохлады. Чонин еле разлепляет веки, натыкаясь взглядом лишь на яркую вишневую макушку. Он хочет что-то произнести, но язык будто онемел, не давая произнести ни слова. Ким встречается глазами с чужим темным взглядом и чувствует, что внутри все скручивает от черноты в нефтяных увеличившихся зрачках.

— Мне страшно спать одному, — низко и мягко, без тени реального страха и неуверенности. Так, будто это самое нормальное объяснение этой неожиданной близости. Но Чонину все равно. Он лишь с усилием заставляет себя пошевелиться и прижать к себе чужое тело, зарываясь носом в кроваво-красную макушку. Кожа на груди будто пылает от чужого шумного дыхания. Кенсу ведет носом по смуглой коже, и что-то шепчет. Но Чонин закрывает глаза прежде, чем что-либо спросить.

Утром Чонин обнаруживает лишь пару пропущенных от друзей и застеленную соседнюю кровать.

***

Пакет нужно доставить прямо к университету Ихва, и Чонин натягивает на нос очки прямо перед постом охраны, коротко говоря, кого нужно позвать. Дальше путь закрыт.

— Ты должен был приехать час назад, — раздается недовольный голос, и Чонин улыбается, смотря из-под очков.

— Я спешил, как мог, сонсенним, — насмешливо протягивает он и отдает посылку.

Лухань хмыкает и вскрывает пакет, внимательно просматривая бумаги. В строгом костюме и в очках с тонкой оправой парень выглядит старше лет на пять, особенно когда между бровей залегает складка. Чонин ловит себя на мысли, что отмечает это лишь на автоматизме.

Он скользит взглядом по зданию, застревая глазами на одном из окон. Красное пятно в проеме заставляет невольно дернуться. Он нервно облизывает губы и мотает головой, зажмуриваясь. Когда он открывает глаза, в окне уже пусто.

— Эй, ты в порядке? — трогает его за плечо Хань, и Чонин дергается, будто обжегся.

Парень смотрит обеспокоенно сквозь прозрачные стекла очков и неловко прячет в карман ладонь.

— Прости, я просто плохо спал, — негромко поясняет Ким, но поджатые губы напротив противоречат неопределенному взмаху руки. Лухань не любит, когда чего-то не понимает.

А Чонин чувствует себя сумасшедшим, потому что ему везде мерещится невысокая хрупкая фигура с кроваво-красными прядями, растрепанными ветром. Но сказать об этом вслух — озвучить самому себе приговор.

— Сегодня я закончу с документацией, и можно будет отправлять груз. Дальше уже все полностью на вас, я завязываю, — негромко говорит Хань, пряча документы в пакет.

Ким сверлит взглядом асфальт, пытаясь прислушаться к собственным ощущениям, но внутри будто вакуум. Так пусто, что даже вдохнуть лишний раз страшно. Пустая коробка, в которой набатом — мерные удары сердца.

И вечером, когда они в последний раз собираются все вместе, Чонин заказывает что покрепче и старается не смотреть по сторонам. Совсем. Чтобы снова не цеплять взглядом эфемерные образы, засевшие прямо под ребрами.

А на Лухане свободная кофта, сползающая с плеча, и широкая улыбка. Такая, что появляется только когда проходит напряжение после очередного дела. И волосы его, Чонин знает, мягкие. А нередкие, будто случайные прикосновения до боли неловкие. Он смотрит глубоко, пытаясь что-то подцепить внутри. Да вот только Чонин топит все в очередном глотке. Его больше не цепляет. Совсем. И все, чего хочется сейчас, — красные призрачные всполохи из недавних воспоминаний. Ханя отпускать легче простого.

— Я думал, что ты уедешь с ним, — хмыкает Чанель, когда они садятся в самолет. У них рейс до Канады, а у Ханя — до Пекина. Вероятность их будущей встречи стремительно падает к нулю. И если раньше это до истерики, то теперь не задерживается даже в мыслях надолго. Чонину все равно.

Груз успешно приходит к заказчику, и Чонин лишь указывает пальцем, где нужно поставить подпись.

— Надеюсь, проблем с документами не будет? — интересуется клиент, внимательно разбирая одну из новых разработок. Украденных и переоформленных. Почти законно. Почти.

— Не переживайте, — криво улыбается Чанель и проверяет счет, на котором уже прибавилась пара нулей.

Чонин будто все делает на автоматизме, не вникая в происходящее. В голове шумит, как сменяющиеся телеканалы во время грозы. Сна становится все меньше, а круги под глазами видно даже на смуглой коже.

— Тебе нужно отдохнуть, — говорит Чунмен. И это не совет, а решающее слово старшего брата.

Несколько дней взаперти походят на каторгу, потому что начинает казаться, что даже ветер звучит так, словно знакомый бархатистый голос проникает в уши. Чонин зарывается пальцами в волосы и кричит, перебивая эфемерный шепот собственного имени. Он хватает ключи от машины брата и едет туда, где оставил почти всего себя. Все, на месте чего сейчас звенящая пустота и необъяснимая боль, скручивающая на ходу.

— А вы не знали? Ох, такая ужасная трагедия, — охает соседка, а на табличке «Гостевой дом семьи Чон» наклеено красное «Продается».

У Чонина выбивает воздух из легких, а перед глазами лишь красные буквы и вырезки из статей. Вся семья была развешена, как постиранное белье. Лоскутами со стекающими на землю каплями. Вперемешку с когда-то белоснежными простынями и полотенцами.

— Это они! А я говорила! Это они! Демоны! Они строили дом на костях. Они получили по заслугам!

Руку Чонина сжимают в сильной хватке цепких старушечьих пальцев. И Ким нервно дышит, смотря прямо в сумасшедшие глаза, пока кто-то не уводит женщину в дом напротив. Она кричит, и каждое слово заседает в голове, скручивая внутренности.

— Вы извините, она не знает, что говорит. Старушка уже доживает свои последние годы, — говорит все та же соседка. — Все время твердит эти старые байки.

— Байки? — хрипло спрашивает Чонин.

Женщина с сомнением смотрит на него, но потом все же вздыхает и качает головой.

— Это старая легенда, которую она рассказывала еще в молодости. Госпожа Ли раньше часто путешествовала со своим мужем, пока он не погиб во время их очередной поездки. Если честно, то я даже не знаю подробностей, но после этого бедная женщина совсем лишилась рассудка. Всюду ей мерещатся монстры, в каком-то плане она даже оказывается права.

Соседка хмыкает, не объясняя, что именно под этим подразумевает.

— Я была еще школьницей, когда она впервые рассказала мне об этом. Она называла ее ракшаси, и говорила, что это смертельная красота, и ее муж заплатил за собственную слабость. Правда, ее мужа разодрала пума во время их очередного путешествия. Не берите в голову.

Но Чонин не может. Чужие слова заседают глубоко, и он несколько дней проводит в поисках нужной информации, игнорируя обеспокоенные взгляды брата. Чонин становится одержимым всем, что может связать его с одним единственным человеком. Еще немного, и напряжение достигает пика настолько, что он дерется с Чанелем, который пытается вытащить его из трясины, дошедшей уже до самой глотки.

— Ты чертов псих! — сплевывает Пак сгустки крови. Он не дает о себе знать две недели, за которые Ким готов лезть на стену.

А потом появляется он. Так неожиданно, что у Чонина подкашиваются колени.

Кенсу стоит в очереди в супермаркет у кассы напротив. И губы эти, красиво очерченные, которые хочется почти разодрать зубами, растягиваются в легкой улыбке. Этот короткий жест почти выворачивает душу. Или то, что от нее осталось.

— Настоящий, — хрипло выдыхает Ким, носом зарываясь в кроваво-красные пряди, прижимая прямо к автомобилю на стоянке перед супермаркетом. Он впивается пальцами в худые бока почти до синяков, боясь, что фигура снова развеется перед глазами. И становится так откровенно на все наплевать.

Весь Кенсу — коллекция того нужного, что вырвано изнутри. От синих дорожек вен на бледной коже до ярких прядей оттенка мерло на белоснежной ткани наволочки гостиничного номера, до которого удалось добраться чудом.

Чонин раздевает неспешно, стягивая даже носки и откидывая их куда-то в сторону. Смуглые пальцы обхватывают чужую лодыжку, ведя горячими губами вверх по мягкой коже до колена, оставляя горячий поцелуй прямо под чашечкой, слыша рваный выдох сверху. Он медленно ведет языком по внутренне стороне бедра, чувствуя, как в руках дрожит от возбуждения чужое тело. Чонин облизывается и смотрит прямо в потемневшие глаза, подцепляя пальцами край нижнего белья и стягивая вниз. Кенсу громко выдыхает и зарывается пальцами в простыни, выгибаясь навстречу приятным прикосновениям.

Чонин оставляет теплые поцелуи на животе и груди, захватывая губами темную бусинку соска и чувствуя, как тонкие пальцы впутываются в растрепанные волосы. Кенсу негромко стонет, и этот звук оседает глубоко в груди, заполняя полностью и заставляя стараться еще больше. Чонин целует еще и еще. Всего с ног до головы, иногда проходясь языком и оставляя темные пятна на ключицах и шее. Прямо среди мелких родинок, украшающих светлую кожу.

Кончик горячего языка скользит в выемку пупка, выгибая тело в позвоночнике, и Чонин накрывает блестящую головку губами всего на секунду, чтобы услышать сдавленный стон, словно музыкой заползший в уши. Руки не хочется отнимать ни на секунду, потому что до ломоты в пальцах убивает желание трогать и трогать. Не переставая. Не давая себе отдохнуть. Так, что в груди просто бушует почти щенячий восторг, когда Кенсу отзывается на каждое движение ладоней и губ, заставляя жмуриться в удовольствии от новых сладких стонов.

Чонин мягкими поцелуями поднимается вверх, скользя губами по подбородку, и заглядывая наконец в темные глаза. Кенсу чуть улыбается и смотрит так, будто видит что-то действительно красивое. Чонин порывисто впивается в желанные губы, о которых грезил все это время, и его будто захлестывает потоком бушующих эмоций. Он подцепляет юркий кончик чужого языка своим, посасывая и постанывая в поцелуй. Потому что хотелось это сделать так давно. Без видимой, но теперь уже объяснимой причины.

Воздуха почти не хватает, но он боится остановиться, будто без этого теперь дышать невозможно вовсе. В голове — блаженная пустота, а в ушах — сладкой музыкой томные стоны, сорванные с полных искусанных губ.

Чонин отстраняется, оставляя легкий поцелуй в уголке припухших губ и проводит пальцами по ним. Кенсу перехватывает его кисть, пробегая языком по подушечкам указательного и среднего пальцев, запуская в рот сразу по вторую фалангу. Ким рвано выдыхает и сглатывает.

Он растягивает спешно, потому что сил терпеть уже нет совсем. Перед глазами пелена, создающая иллюзию эфемерности всего происходящего. Но Кенсу здесь, рядом с ним. И это становится единственно важным, перекрывая собой даже страх, живущий глубоко в душе.

Ким толкается сразу на всю длину, Кенсу распахивает глаза и стонет в голос, вцепляясь в гибкую фигуру всеми конечностями. А Чонин как завороженный смотрит в алые радужки чужих глаз, которые прикрываются на третьем глубоком толчке. Кенсу жадно принимает в себя каждое резкое движение, находя чужие губы своими и затягивая в опьяняющий поцелуй. Ленивый и сбивчивый из-за резких движений.

Они меняются местами, и Кенсу оказывается сверху, упираясь ладонями в чужую грудь. Он замирает на какое-то время, смотря прямо в глаза. В темноте алые кристаллики смотрятся даже немного жутко, но Чонин нежно ведет пальцами по мягкой щеке и заворожено смотрит в ответ.

— Кто ты? — хрипло и неуверенно. Потому что все равно, по сути, но нужно знать, сколько у них осталось времени. Сколько у него осталось времени.

— Ты знаешь, — Кенсу прищуривается и улыбается. Игриво и мягко, цепляя все оставшееся внутри на крючок и выдергивая с корнем. Теперь это в теплых бледных ладонях.

— Сколько? — задает Чонин самый важный вопрос, и все внутри на секунду замирает.

Кенсу тихо смеется и трется носом о чужую щеку, ощущая длинные пальцы, перебирающие красные пряди.

— Ты сделал достаточно, чтобы у нас была бесконечность.

Он коротко целует и ведет губами к шее, лизнув маняще выделяющуюся жилку.

— Но сначала я хочу тебя попробовать. Я слишком долго ждал.

Кенсу начинает неспешно двигаться, возобновляя толчки и прокусывая тонкую кожу острыми зубами. Чонин почти ничего не чувствует, полностью растворяясь в смеси жуткой боли и нездорового наслаждения. Каждая минута его уходящей жизни — для Кенсу. Кажется, это было понятно с первой секунды их встречи.

***

— Отправляемся в путь-дорогу, Чунмен-и?

— Что, серьезно? — смеется Кенсу, а Чонин хмуро вырубает навигатор, который все еще не перенастроил в присвоенной машине брата.

— Не надо больше «путей-дорог», — кидает он, выруливая за город. — Я уже сделал свою остановку.

Кенсу с соседнего сидения хмыкает и переплетает их пальцы, задумчиво разглядывая дорогу. Чувствуя, как большой палец смуглой ладони нежно водит по коже.

— Притормозим где-нибудь ненадолго? — Кенсу улыбается и кивает.

Кажется, он тоже проголодался.

12 Следующая ⇒