Обратная сторона луны?

Рудой А. Н.

доктор географических наук, г. Томск

Обратная сторона луны?

Сентябрь, 1988 г., поселок Курай Блеклый августовский номер «Нашего современника» оказался в руках случайно. Я томился в прокуренном кабинете главного геолога Курайской геологоразведочной экспедиции.

Было сумрачно, было сыро и было холодно. Было необходимо позвонить в Кош-Агач, но в Курае не было света, и никто на свете не знал, когда свет появится и появится ли он вообще...

Курай - не самое веселое место для жизни. Колхоз: овцы, коровы, козы, верблюды; бревенчатые бараки геологов, жилые избы. Ветер пылит между домами, стоящими без изгородей, враскид. Почвы слабые, деревьев почти нет - редкие тополя и лиственницы на галечниковой пойме сухой Курайки. Далекие и высокие горные хребты с ледниками и альпийскими лугами вверху и тайгой внизу. Между хребтами - голая Курайская степь с мутной Чуей посередине. А в этой степи, сбоку от Чуйского тракта, стоит поселок Курай, один из последних по тракту алтайских поселков. Дальше - Монголия, Китай, Тува, Казахстан...

За полдня ожидания я перебрал две полки пыльных геологических отчетов в картонных папках. Больше читать нечего. Телефон молчит, света нет, и от кабинета этого никак не оторвешься, вдруг дадут Кош-Агач. И идти, собственно, было некуда, разве что чаю попить у бабы Веры, да и все равно возвращаться назад, к телефону...

Кош-Агачское ремонтно-транспортное предприятие, с которым наша экспедиция заключила договор об аренде автомашины, эти обязательства понимало как-то очень по своему. Получаем мы, например, ГАЗ-66, отряд загружается и отправляется в глухое горное урочище, забираясь настолько далеко, насколько позволяет машина. Отряд выгружается, и мы договариваемся с шофером (а до этого, еще в Кош-Агаче, - с управляющим): заканчиваем здесь, скажем, через неделю маршруты и ждем 66-й. Шофер, лучший друг, жмет руки, обнимает всех на прощанье, не беспокойтесь, мол, ребята, работайте спокойно, буду как штык, даже лучше... В назначенный день, с рассвета, снимаем лагерь, оставляем костер, чай, ждем.

Вечером разбиваем лагерь, наспех ночуем. Утром пакуемся... Машины нет. Ну, так - несколько дней. Мы прячем грузы и рюкзачным вариантом выходим к Чуйскому тракту. На попутках, по одному, по двое добираемся до Курая.

В Курае живет Вера Казимировна Осокина, добрая фея сибирских гляциологов. В старой избушке напротив почты, с небольшим подворьем, она давно живет одна, кто умер, кто уехал. Бабе Вере почти восемьдесят. В ее избе еще до войны останавливались известные путешественники, первооткрыватели ледников Алтая, авторы книг, учебников и оригинальных научных теорий, которые получили сейчас мировое признание, а тогда молодые еще ребята: Миша и Лева. Потом баба Вера принимала шумные компании их шустрых учеников, Вити и Пети, тоже уже давно докторов наук. Сейчас баба Вера встречает нас и наших студентов – «внуков и правнуков» старейшин сибирских гляциологии.

От Курая, также на попутках, - а их все меньше, до границы рукой подать - уже в одиночестве еду в Кош-Агач, километров сто пятьдесят, рядом, в общем. В Кош-Агачском РТП умело разыгрывается сцена негодования (ах, какой нехороший шофер! никому ничего не сказал! а еще на доске почета! вот мы накажем его, когда вернется). Шофер, допустим, в это время спокойно проверяет петли на сурков, ставит сети на заповедных тундровых дальних озерах, или вообще - в отпуске, о чем прекрасно знает вся деревня. Главное, независимо от местонахождения, шофер - всегда со своей (казенной, понятно) машиной. Вездеходов в райцентре больше нет, так что груз свой мы вывезти не сможем, ну, и так далее...

После сцены возмущения не очень умело играются стоны извинения, под каковые на вновь выделенной машине (обычно почему-то на самосвале из-под угля или белого кирпича) я покидаю территорию РТП. Вслед раздаются уверения в вечной любви, а также - верности и пунктуальности. В Курае я забираю ребят («Когда вниз, Леша? - А черт его с этими машинами знает, Баба Вера! »), захватываем почту и едем наверх, в Актру, на стационар ледниковой экспедиции.

От Курая до Актру напрямую - километров двадцать по степи, да десяток в гору, по тайге до ледников. Летом напрямую не проехать никак - Чуя вскипает, и бродить ее хоть на машине, а хоть и ногами - не стоит, дольше получится. Мастеров бродить через Чую на 66-м мы видали – «да я на Памире такие ручьи задом перепрыгиваю... ». Остались и фотографии в домашнем архиве - посреди белой Чуи будка вездехода, на крыше - дрожащий умелец в трусах, прыгает, согревается... Машет руками, показывая кому-нибудь на берегу сбегать в Курай за трактором, подцепить трос... Чуя ревет, солнце печет, брызги летят. Хорошо! Так что еще километров тридцать вокруг, через мост. Последние километры до Актру идем пешком, кроме 66-го и трактора никакая машина к нам пока не поднимается... В очередной обговоренный срок, груженые в расчете на транспорт, мы спускаемся вниз. Машины нет.

Лето в этом году выдалось плохое, холодное, с дождями, со снегом в горах. Собственно, и не было лета, ясные дни наступили в конце августа, продержались, правда, почти весь сентябрь. Так что в июне или июле, скажем, ждать сутками или даже часами, пока отряд вывезут - дело дохлое. Выходили пешком, без пользы расходуя время, облегчая груз, оставляя себе необходимое для работы, самого скромного лагеря, и откладывая прочее.

Суть же в том, что имея в полевой сумке всевозможные гарантийные письма, доверенности, деньги, наконец, я изменил собственному многолетнему опыту и не сделал главного - не заключил письменный договор на аренду транспорта. В Горно-Алтайском облисполкоме, а затем уже и в Кош-Агачском райисполкоме меня почти убедили, что имеющихся документов и устной договоренности вполне достаточно - перестройка, мол, зачем же бумаги плодить! Я утерял бдительность, и вот впервые в своей экспедиционной жизни чуть ли не половину полевого сезона ждал и добывал машину, которую сам же и оплатил. Новый опыт и урок на будущее, переигрывать уже было поздно, ну, а в этом году приходилось хлебать собственноручно изготовленную романтику.

Много лет наша экспедиция занимается изучением ледников и ледниковых районов гор Южной Сибири. Если Кош-Агачское РТП являлось тайным противником таких исследований, то могу сообщить, что наперекор транспортникам и стихиям намеченную на лето программу мы все же нормально сделали. Оставалось последнее - вывезти из Актру и доставить в Бийск к поезду экспедиционный груз: образцы, спальники, палатки, ведра, чайники, нивелиры теодолиты, много тюков и ящиков. Конец сентября, сезон заканчивается. Наши студенты уже давно убирают картошку на полях Томской области. А мы остаемся вдвоем: мой старый товарищ, гидролог Володя Галахов, сидящий на ящиках в Актру в ожидании машины, и автор, пытающийся дозвониться из Курая до Кош-Агачского райисполкома, который странным образом поддерживает нас в этой борьбе со своим же собственным транспортным предприятием...

Заглянул мотающийся по делам (и у него - конец сезона) хозяин кабинета. Оценив ситуацию, он заметил, что электричество не в его компетенции, а вот почитать... И он достал из выдвижного ящика рабочего стола августовский номер «Нашего современника».

Обложка с испорченными плохой полиграфией работами талантливого журналиста, редколлегия... Два стихотворения, в одном из которых автор настаивает, чтобы русских женщин звали не мадоннами, а бабами, а в другом тот же автор безусловно запоздало предупреждает, что твист вреден, потому что может заглушить звонкий голос ямщика.

И – «Сибирь, Сибирь... », «главы из книги» уважаемого мною еще с «Прощания с Матерой» Валентина Григорьевича Распутина.

Тем, кто не видел журнал, скажу, что первая глава называется «Горный Алтай», она разделяется на семь очерков. Вторая глава называется «Тобольск». Эта глава ни на что не разделяется. Ну, Алтай большой...

В Горном Алтае я проработал больше двадцати полевых сезонов, летних и зимних. Знаю этот край хорошо и люблю его. Подивившись тому, что В. Г. Распутин занялся публицистикой по алтайским мотивам (как-то считал, что писатель осваивает более восточную тематику), я с любопытством углубился в чтение. Итак, Горный Алтай.

«Величие человека - в увеличении его благодетельных способностей, многосильность и яркость внутреннего завода. Величие земли - внешний покрой, ее " богоделанность" и благолепие в широких и неповторимых движениях».

Несколько опешив, я выглянул в окно. Ветер все так же крутил пыль, без дела слонялась собака.

«Всевышний еще до сотворения земли должен был замыслить человека - чтобы было кому любоваться и наслаждаться его работой. С этого должен был начинаться человек, на этом возрастать его чувственность и нравственность... »

Так. Надо полагать, что с Байкалом уже все в порядке, коль скоро литературные зубры двинули к нам на Алтай. Это хорошо, здесь много экологических проблем, нужны умные и сильные слова в защиту природы края. А первые абзацы... Что ж, писатель есть писатель, надо же с чего-то и начать. Вот дальше...

А дальше: «Не хватало ни слов, ни чувств, ни движений души, все спятилось безголосо перед этой властительной осиянностью, возвышенной в такой крепости и цельности, что из нее невозможно было соскрести ни одного камешка, ни взлеска, которые удалось бы обозначить словом... Не от подобной ли растерянности, испытываемой не раз, и не два, сложилось у алтайцев поверье, что на Белуху смотреть нельзя».

Что за чепуха, нет у алтайцев такого поверья. И на Белуху они нормально смотрят, скотину почти под ней пасут и хлеб растят. Что за сказки! Если писатель хотел сказать, что гора Белуха красива, то надо так и сказать. Появлялась досада.

Наверное, раздражение поначалу было вызвано еще и самой ситуацией. Транспорта нет, связи тоже нет, а вокруг - тот самый Горный Алтай, где у Распутина «властительная осиянность».

Неожиданно писатель поделился, что его язык - это тяжкий груз и непосильный крест, и поднять его в горы не удалось не только владельцу, но и никому из его, владельца, знакомых. Я сразу же поинтересовался количеством страниц до тобольского раздела и увидел, что если не сам, то кто-то из приятелей В. Г. Распутина все же оказал ему услугу и протащил этот крест как минимум на двадцати пяти журнальных страницах. В дальнейшем оказалось, что операция с языком была проделана с помощью вертолета.

Вдвоем с товарищем, тоже писателем, В. Распутин убеждает Валерия Ивановича Чаптынова, алтайского партийного работника, что строить Катунскую ГЭС не надо. Валерий же Иванович не соглашается: строить, мол, надо. В этих спорах до глубокой ночи Валерий Иванович, как пишет В. Г. Распутин, проявляет определенную, несвойственную для высокого чиновника, нестандартность. А нестандартность, по Распутину, заключается в том, что Чаптынов умеет слушать и пытается, не отмахиваясь, понять мнение неспециалиста. И вообще он, Чаптынов, человек по натуре «деликатный, интеллигентный» (помните письмо красноармейца Сухова из «Белого солнца пустыни»? ). Но вот упрямится, неразумный, не понимает простых вещей, которые втолковывают ему до глубокой ночи хотя и не специалисты, но «родители и предтечи» («нам в Сибири, где вся земля от края до края была под единой братынью... Родина - место родительства и предтечества»). А простые вещи вот какие: не будет, дескать, у ваших чабанов электрического света, обманет вас «Гидропроект», покроет ГЭСами все алтайские реки, а керосинки в юртах все равно останутся.

Но простодушный и интеллигентный собеседник деликатно не соглашался, потому что, оказывается, он уже «поставлен на отметку " строить", как стрелка прибора».

Надо сказать, что Валерий Иванович, как следует из «глав», сам, по собственной воле заходил к друзьям-писателям на вечерние дебаты с чаем. И, как оказалось, делал это совершенно неосмотрительно и напрасно. Потому что убедившись в бесплодности дискуссий, автор «Сибири... » в конце концов заключил, что видимо Валерий Иванович недавно свалился с Луны и не успел привыкнуть к местным порядкам. А поскольку он занимает немалый партийный пост, то ему и вовсе отказано иметь личное мнение, иначе запихнут его обратно, на Луну:

«... куда-нибудь в Кош-Агач - есть на Алтае такой малоприятный район, который, кстати, из-за каменистой поверхности называют обратной стороной Луны». Вот так.

Раздражение усиливалось. Пусть распутинские впечатления сложились от хронического недосыпания в дебатах и думах о судьбах Алтая, но достойно ли тиражировать их на всю страну только потому, что оппонент остался при своем мнении! При этом В. Г. Распутин, хотя и считает себя родителем и предтечей, все же гость на алтайской земле, гость, который с насмешливой снисходительностью пользуется хлебосольством хозяев и уже после, из дома, из Москвы, с издевательской заботливостью и на ломаном русском языке поучает их, этих аборигенов, туземцев, как им жить дальше.

Я вспомнил, как искренне и заинтересованно помогал нам В. И. Чаптынов в Кош-Агаче, когда работал там первым секретарем райкома КПСС. В том самом Кош-Агаче, которым по незнанию или спросонок стращал его В. Г. Распутин. С какой тревогой и теплотой говорил В. И.

Чаптынов о проблемах своего родного и в самом деле - непростого края. Человек, действительно желающий блага Горному Алтаю, вряд ли поверит в искренность доводов В. Г.

Распутина против строительства ГЭС, высказанных грубо и походя.

Кстати, отметив «нестандартную интеллигентность» В. И. Чаптынова, сам писатель вполне стандартно и вовсе неинтеллигентно со страницы на страницу перевирает его фамилию. Впрочем, в этом можно усмотреть элемент некоей художественности, которая, как известно, позволяет и присочинить, если не хватает фактов или нет времени или желания их проверить. Можно придумывать алтайские легенды, можно написать, что река Кокса впадает в реку Обь, а не в Катунь, как это есть на самом деле. Поди разберись, как пишет писатель, куда чье кадило машет! Это верно. Так куда же машет кадило В. Г. Распутина?

«Мы подбивались к Белухе с северо-восточного угла. А казалось - изо всех сил отпячиваемся, но нас втягивает. Тут не природа, как мы привыкли видеть и понимать природу, она начинается ниже (? - А. Р. ). Тут - над природой, единый раскрой ее и разнос на многие сотни и тысячи верст.., начало чистодува и чисторода, берущихся из вечности, выспоренные у солнца (ну при чем тут солнце? - А. Р. ) подлунное пространство, космическая роспись... »

Я с тоской посмотрел на молчащий телефон, закурил новую папиросу... У самой Белухи, на Аккемском озере много лет работает начальником контрольно-спасательного отряда красивый и мужественный человек Валера Якубовский. Многих людей он и его товарищи выручили из разных горных неожиданностей и на Белухе, и на подступах к ней. Альпинисты, туристы, геологи и пастухи, все знают его и верят ему. Прошлой зимой от случайно искры дотла сгорел на Аккеме дом, который Якубовский строил для отряда несколько лет. Спасители поселились в палатках, не ушли от Белухи... Не читают на Аккеме «Современник», не выписывают, а то обязательно «обозначились» бы точные слова, попади Якубовскому с друзьями «главы из новой книги».

Вспомнил, как сам не раз летал к Белухе и к другим ледниковым вершинам. Красота и в самом деле необыкновенная. Даже летчики, для которых эти полеты пусть и опасная и экзотическая, но все же - служба, забыв про летное время, готовы кружить вокруг горных пиков «башей» десятки раз, была бы придумана мало-мальски правдоподобная причина: еще раз уточнить состояние снежного покрова, проконтролировать лавиноопасность, присмотреть поляну для заброски... А причина проста - еще раз полюбоваться горами. Но никогда не приходилось слышать, ни тем более самому испытать, чтобы вертолеты перед Белухой куда нибудь втягивало, но при этом - отпячивало. Судя по «главам из книги», погода была вполне летная, нормальная, так что вряд ли стоило оказывать летчикам сомнительную услугу и завуалированным образом инкриминировать им нарушение безопасности полетов.

Глянул в серое окно. Дальние горы полностью закрылись, край Курайской степи упирался в горизонт. «Чистодув с чистоплюем и космическая роспись», - подумал я и принялся читать дальше.

В. Г. Распутин со своим тяжким крестом покидает Аккемское озеро и приземляется в Уймонской межгорной впадине. Здесь он профессионально выспрашивает у местного населения о сказаниях и легендах о древнем Беловодье. Но местное население не спешит поделиться воспоминаниями предков, и опытный писатель выходит из положения, рассказывая об Усть-Коксинском районе словами «Томских губернских ведомостей» и путешественников прошлого Н. Ядринцева, А. Новоселова, А. Щапова и М. Головачева. Кадило писателя приостанавливается, и очерк, благодаря многочисленным развернутым цитатам, получается информативным и даже вполне понятным.

Правда, в самом конце раздела «Беловодье» В. Г. Распутин все же спохватывается, что автором очерка является он сам, а не «Губернские новости». Во время прозаической, но насквозь небескорыстной беседы о достоинствах уймонских сыроварен писатель по-авторски художественно представляет, как за сотни километров от ближайшего сыроваренного завода бродит последний из беловодцев – «одичавший, укрытый звериной шкурой, высмотревший глаза... » Бродит он бесприютно и неустанно. Страсть! Не хотите, дескать, мне вспоминать, жители села Верхний Уймон, так нате вам предка, в шкуре, живого и неустанного!

Потом автор отправляется на Телецкое озеро. Здесь он «сквозь заворожь да заволок»

дивится на разные чудеса, которые обычно показывают разновысотно поставленным особам, принимает за чистую монету сказки, за какие лет пятьдесят назад лукавые охотники могли получить полкружки спирта и которые сейчас не слушают даже цивильные прибалтийские туристы. Ну, и, наконец: банька, рыбка, светлая грусть по прителецкой кедровой тайге, щемящие экологические страдания. «И с тем уснешь, убаюканный волной, ветром и приятными воспоминаниями от приятных людей», - успокаивается, наконец, Валентин Григорьевич. Течет слюна.

Я перевернул страницу. Все. Горный Алтай исчерпан.

Время перевалило за обед. Уже и в Курае накрапывал дождь. Было неуютно и зябко.

Настроение совсем падало. А может быть и прав Распутин про обратную сторону Луны, думалось в сердцах. Курай и Актру тоже ведь относятся к Кош-Агачскому району. Света нет.

Я перечитал «главы» еще раз в том месте, В. Г. Распутин с сопровождающими лицами сидит на берегу Телецкого озера за «могучим пиршественным столом рядом с банькой на свежем воздухе». В голову лезли не мотающиеся по горам дикие беловодцы, мнилась «уха из телецкого сига, сдобренная налимьей максой». Не махнуть ли туда кадилом?

В Курае дождь лил вовсю. В кабинете было мокро и темно.

Я подумал: а кто же топил баньку, неужто сам? Нет, однако, хозяин заимки, лесник должен был обеспечить и рыбку, и баньку. А девушек-красавиц в кокошниках на любителя? Не позавидуешь леснику! Лето, дел по горло, а здесь - гость за гостем, да еще с заслугами, как пишет Распутин, тайными и явными. Сам-то писатель, понятно, с заслугами явными, а вот кто же, интересно, с тайными? И что это за тайные заслуги? Есть, впрочем, у автора намек:

главный лесничий «был неспокоен, ему в этот день предстояло везти... в баньку новых гостей, а мы засиделись. С. (кто это? - А. Р. ), посмеиваясь, вытянул из него, что после нас париться будет крупное торговое начальство. Небось, забеспокоишься». Понятны и нам светские заботы главного лесничего, конечно - забеспокоишься! А лесника вот, хозяина бани, за могучий стол приглашать не стали. Что ему, леснику, за забота о кедровой тайге да о звере, ему успевай баню топить...

Недвусмысленно, безо всяких «чистодувов», с каким-то даже хвастовством, описывает В. Г. Распутин живописную заимку для гостей, уху из сига. А заимка эта, между прочим, - того самого лесокомбината, который напрочь вырубает прителецкую кедровую тайгу. Ту тайгу, о которой изредка легко грустит сентиментальный писатель.

Хитро оно, леспромхозовское начальство, ублажило маститого писателя. «Да дьявол с ним, с комбинатом, - думает он, погружаясь в сон, - не вырубят, поди, они весь кедр подчистую, что-нибудь да останется! »

Вот это - речь не мальчика, не осиянность да заворожь! Вот куда махнуло кадило! Не догадался интеллигентный, но простодушный Валерий Иванович Чаптынов вывезти уставшего Валентина Григорьевича Распутина своевременно куда-нибудь на пленэр, не додумался напарить в баньке до хруста и выкупать в «нежном наплыве» Катуни. Не сообразил и дать вволю отоспаться после царского обеда, все мучал и мучал в гостиничном номере полночными дурацкими спорами! А так - глядишь, и смягчился бы, подобрел бы, отпустил бы писатель грех и с Катунской ГЭС!

... Вспыхнула лампочка в кабинете главного геолога. Зажглись редкие огни в поселке, фонарь у почты и окошки в избах. Был настоящий вечерний сумрак, в Курае шел дождь со снегом.

Запищал телефон. - Алёу!!! Кош-Агач ожидаете? - раздался мяукающий голосок телефонистки. Я видел ее из окна кабинета, домик телефонного коммутатора располагался напротив барака экспедиции. Юная казашка-телефонистка тоже весь день проскучала. Соединяю!

В Кош-Агаче взял трубку секретарь райисполкома Конгобай Чернов. Мы знакомы с ним три года. Конгобай родился на дальней чабанской стоянке в истоках Коксу-Агутской, глубоко в горах, почти на китайской границе. Закончил в Кош-Агаче школу, в Омске - институт физкультуры, а сейчас - студент-заочник юридического факультета Томского университета.

Казах, умный, высокий и хрупкий, очень красивый и дружелюбный. Мы - ровесники, и связывают нас отношения почти уже дружеские.

«Обозначив» слова по поводу отсутствующей машины и получив соответствующие уверения в любви и верности, в конце разговора я спросил:

- Николай, ты как относишься к творчеству Валентина Распутина?

- Будем писать опровержение! - возбужденно заговорил Конгобай.

- А куда и чем ты собрался писать?

- Как куда, в «Советскую культуру»! Ты что, не читал, как он там написал про нас, что мы - обратная сторона луны?

Ну, вот, подумалось, еще одного «сторонника» обрел Распутин на Алтае, да и одного ли? Нет, «Советскую культуру» я пока не читал.

- А Распутин в Кош-Агаче-то бывал?

- Да в том-то и дело, что никогда не бывал! Корреспондент, понимаешь, нашелся, слухи собирает, понимаешь, с людьми не встречается!

Встречается...

... Баба Вера ходит уже неважно, при ходьбе опирается на табуретку. Я притащил воды, растопил печь, поставил чайник. Прицепил над печкой мокрую штормовку, разулся.

Встречается, конечно. Известно хорошо, как принимают на Алтае вояжеров, запорхнувших отдохнуть на экзотику. Известно также и куда их возят: вертолетом на Белуху, на Телецкое на рыбалку... «Волгой» к Манжероку, к Чемалу, на Айское озеро. Вот и весь Алтай.

Поэтому и слов не находится. Какие уж слова с вертолета, когда Чуйский тракт кажется «ровным натягом», когда все, что лежит вне зоны организованного комфорта, представляется «обратной стороной луны»!

Совсем еще недавно Алтай был одним из немногих последних наших чудесных уголков, по которым человек не успел «пройтись как хозяин». Местные хозяева прохаживаются, конечно, но пока не так, чтобы разом взять да испоганить весь край. Довелось мне, скажем, этой весной поработать с рюкзаком по междуречью Иогача и Пыжи, в бывшей прителецкой тайге. Нет ее сейчас, этой тайги, вырубили ее. Когда Владимир Чивилихин написал свой честный и сильный «Кедроград» в защиту алтайского кедра (а это - уже почти тридцать лет назад), вырубки как будто сократились. А потом вновь на весь Алтай застучали топоры, завизжали пилы, выполняя грандиозные планы пятилеток Иогачского лесокомбината. А что же Кедроград? Кедроград остался прекрасным городом-мечтой из будущего во воспоминаниях старожилов. Сейчас огромные пространства, где вчера шумели кедры-красавцы, покрыты болотами, изрезаны брошенными леспромхозовскими трассами, а вместо кедровых боров произрастает кривая полугнилая березово-осиновая поросль, гнусно шуршащая тысячами энцефалитных клещей.

Или вот еще что. Есть у географов такое понятие: граница леса. Понятие это, в общем, климатическое. Положение границы леса контролируется возможностями его существования, рельефом, климатом и микроклиматом. Разрешит микроклимат, и будет лес расти, не разрешит, и граница леса начнет отступать. У нас на Алтае тайга имеет две границы - верхнюю и нижнюю. Верхняя граница леса «отделяет» тайгу от альпийских лугов, высокогорных тундр, снегов и ледников. Нижняя - от зоны высокогорных степей. Так что тайга растет как бы полосой, которая опоясывает нижние грани склонов горных хребтов. Ну, сейчас уже можно говорить:

«росла». Потому что можно сливать не только умственный труд с физическим, а город - с деревней. Можно соединить и нижнюю границу леса с верхней. Можно, если помочь природе, и самостоятельно, на сессиях райисполкомов, безо всяких климатов и рельефов решать: расти или не расти в подведомственных исполкому речных долинах лиственнице и тому же кедру.

Все тоньше делается полоска тайги на северном склоне Северо-Чуйского хребта. Без остановки ползет вверх нижняя граница леса. Приходилось ли вам видеть обезображенные горные склоны, такие вот свалки на природе, где вперемешку валяются сгнившие стволы, кореженные остатки пилорам, мятые бочки из-под соляры, кучи опилок и, как памятники прошедшим здесь «хозяевам», навеки замолкнувшие заржавевшие трактора? И ведь изводят то лес на дрова! Куда ж податься бедному маралу или медведю, куда скрыться от все покоряющего «хозяина»? Так и самим-то людям не стыдно ли в своем же собственном доме гадить так, что и не приберешь потом, да и не очень-то пытаются пока прибрать!

Ну, а о том, что в Бие вместо рыбы одни дрова - уже сейчас и вовсе говорить неудобно, это как бы «всегда здесь лес плыл». А ведь не всегда.

Но это все частности. Несколько лет назад появился такой проект, который способен уже не какую-нибудь речушку, не отдельную долинку, а махом пол-Алтая испоганить. А то и побольше, если «по-хозяйски» подойти. «Что там у нас в Сибири еще не покорено, что там еще бурлит, нас не спросив? Обь в Сибири бурлит, да ни одной плотины! » И бравые ребята из мрачной московской башни, что на стыке двух шоссе, сочиняют очередной проект: отрезать у Оби верховья, прибрать к рукам Катунь. И растет неподалеку от Горно-Алтайска на высоком правом берегу еще не покоренной Катуни маленький поселочек такой с поэтическим именем «КатуньГЭССТРОЙ».

Многие жители Горного Алтая искренне верят, что гидроэлектростанция на Катуни волшебным образом разрешит все их крупные и мелкие бытовые, хозяйственные и даже личные неурядицы. Что на горных стоянках чабанов появится электрический свет. Что вместо дизельных станций с их вечной проблемой топлива в отдаленных хозяйствах (того же Кош Агачского аймака) будет нормальное, постоянное снабжение электричеством... От ГЭС будут питаться местные кирпичные заводы, местная же промышленность двинется в горы, а люди начнут жить по-человечески... И не нужно будет вырубать лес на дрова, коль скоро появится почти бесплатная энергия!

Многие жители Алтая справедливо рассуждают, что заезжий люд, налюбовавшись красотами края, уезжает в комфортабельные города. А они остаются. Они остаются, а морозы в Курае зимой - за -50, без снега, с ветрами и пылью. В Кош-Агаче было как-то -62°С... Экзотика.

Все это очень серьезные проблемы и все это - очень серьезные доводы в пользу возведения гидроэлектростанции на Катуни. Но ведь и возражения экологов - не веселые частушки! Неужели ГЭС - единственный выход из тупика, как же и в самом деле помочь людям, населяющим очень не маленькую и очень далекую от крупных промышленных центров горную республику?

Местные и столичные чиновники, писатели и художники, чабаны и дорожники, философы и поэты, водители трактовых КАМАЗов и ученые в последние годы болезненно остро обсуждают эту проблему. Обсуждают в газетах и на ТВ, на сельских сходах и научных симпозиумах.

Алтайцы, казахи, русские, в основном населяющие территорию, не меньше нас с вами любят природу. И все же в большинстве своем они поддерживают строительство. Означает ли это, что люди не понимают пагубных последствий вмешательства человека в естественный ход природных процессов? Да ничего это не означает, люди, совершенно по-человечески, думают абсолютно о другом! Они думают о том, как им выбраться из глубочайшей и унижающей нищеты, они не видят другого пути к возрождению края.

А пути такие есть. Есть варианты, при которых и свет с теплом всегда будет на дальних стойбищах, и уникальная природа Алтая, сколько не рассуждай, - главное его богатство, сохранится во всем своем великолепии. Об этом и надо было говорить В. Г. Распутину, коль скоро он начал выступать радетелем сохранения природы. Говорить о малых турбинах для горных речек, таких турбинах, которые могли бы снабжать энергией территории целых районов и которые, к слову, давно применяются в сходных природных условиях в гидроэнергетике Китая или Узбекистана. Можно было бы рассказать о разработках томских и барнаульских политехников. Эти открытия - самое настоящее чудо для горных пастухов: берет чабан в подсумки установку-генератор, садится на коня, едет к себе на стоянку, кидает микротурбину в ближайший ручей - и солнце в юрте, и тепло в кошаре. Разные есть соображения, о которых стоит говорить, но говорить по-настоящему деликатно, не задевая и не оскорбляя достоинства коренных жителей Алтая. Не вставая в позу этакого «гуру», который снизошел к алтайскому народу, поведал ему о его темноте и ничтожестве и научил, как жить, «повел к свету».

Так для кого и зачем написаны и опубликованы «главы из книги»? Даже если поверить, что В. Г. Распутин хотел искренне привлечь внимание общественности к катунской проблеме, к прителецкой тайге, то результат получился убедительно противоположным. Писатель привлек внимание жителей Горного Алтая к своей собственной персоне, настроил их лично против себя.

И настроил не тем, что выступил в защиту Катуни, а тем, что неуважительно, а, в общем, просто пренебрежительно отозвался об их родине. А ведь хорошо известно, что для того, чтобы дискредитировать пусть даже и самую благую идею, достаточно просто дискредитировать ее носителя. В данном случае, на мой взгляд, самодискредитация произошла более чем успешно.

Подумалось даже: быть может маститый писатель на самом деле является скрытым сторонником строительства Катунской ГЭС и через «главы из книги» изощренно проводит именно эту идею?

Если же не замечать «социально-экологические» штрихи, хаотично наставленные по страницам, и подойти к публикации исключительно с литературно-художественных позиций (ведь так и надо, ведь не начинающий рабкор перо пробовал), то скажите, как воспринимать, например, вот такие выражения, как «циклопические взгляды, картина, непосильная для глаз, для их проводящих путей, все так несъемно и остается, получается, что все - это ничего, чертизна, выторочь, победительность, притихающая расштормленность земли, продолговатый вытав»... Какой народ, и в какой стране разговаривает на таком языке? Какая «братынь»?

Писатель сетует, что ему не хватает слов, чтобы выразить. Писатель апеллирует к запискам художника Е. Майера из экспедиции Петра Чихачева, дескать, вот Майеру тоже было трудно словами описывать природу Алтая, вот, дескать, не я один такой! Но буквально рядом В. Г. Распутин приводит цитату, где Е. Майер на чудесном русском языке рассказывает о своих алтайских впечатлениях. При этом художник представляет и свои живописные произведения.

Если бы В. Г. Распутин попробовал взять в руки и прочесть книгу самого начальника этой экспедиции, талантливого геолога Петра Чихачева (первый русский перевод части материалов этой экспедиции полуторавековой давности: «Путешествие в Восточный Алтай», М., 1974), то он бы убедился, что и геолог Чихачев прекрасно владел русским, родным, языком. И писатели, ученые и инженеры В. Шишков, В. Обручев, В. Сапожников, наконец, В. Чивилихин, многие многие другие путешественники, которые заинтересованно, честно, интересно и уж безусловно понятно писали о горах и реках Алтая, воспевали его славный народ и чарующие традиции, свободно владели русским (что совершенно неудивительно).

Единственно членораздельно и вполне по-русски В. Г. Распутин рассказывает о том, как он парился в баньке, как он потом купался в чем мать родила, как ел, как пил, и как при этом было хорошо. Так быть может и назвать надо было «главы» правдиво и по существу: «Как писатель В. Г. Распутин отдыхал на Алтае». А грядущая книга, которая, судя по подзаголовку, вот-вот увидит свет, могла бы называться, скажем, «Ах, Сибирь, Сибирь... », а то и «Эх, Сибирь! »

Вода в чайнике закипала, я бросил ладонь заварки. В избе сделалось тепло и сухо.

Баба Вера, кряхтя, достала с полок свежее варенье из ревеня. Оно ей очень удается, с этим вареньем одному можно выпить целый чайник чаю.

В избу, грохнув дверью, ввалился веселый красивый казах в драной телогрейке.

Стукнувшись головой о низкий дверной косяк, он «обозначил» слова, а затем спросил:

- Машину из Кош-Агача ждете?

- Ждем, ждем, садись, чаю попей.

Я вышел на улицу. Была уже почти ночь. Дождь кончился, похолодало. Мигали звезды, и в лунном свете блестели далекие ледники.

Возле избы стоял самосвал.

Январь, 2002 г., город Томск

Я писал «Обратную сторону... » без малого 14 лет назад, «по горячим следам», сразу же после приезда из экспедиции. Написал, выговорился, успокоился и убрал рукопись в папку. И не то, чтобы эта рукопись никогда мне больше не попадалась в руки, были же и переезды, и перетряхивания архивов, разное было. Видел я и вышедшую книгу В. Г. Распутина про Сибирь, в суперобложке, большого формата, с немалыми, надо полагать, гонорарами... Полистал, увидел, что текст про Алтай чуть почище стал, чем в «Современнике», но все равно осталось полно разных «выторочей» с «братыньями» (перепечатывая на днях «причесанную» старую рукопись «Обратной стороны... », компьютер мой на этих «выторочях» спотыкался и ругался).

Про Катунскую ГЭС с тех пор то забывали, то вновь вспоминали... Сам В. Г. Распутин перестал защищать природу, во всяком случае, в приличных изданиях его новые «экологические страдания» больше не встречались.

Нет сейчас исполкомов, РТП. Нет на свете Валерия Ивановича Чаптынова.

Давно умерла и Баба Вера. Давно нет ее гостеприимной избы, один бурьян. Вообще в Курае все изменилось, и непонятно - лучше стало, или хуже. Мы останавливаемся иногда сейчас у внучек Веры Казимировны - Светы и Нади Кудачиных, там же, в Курае. А правнучка Бабы Веры, большеглазая и большегубая экзотическая красавица, родившаяся в Забайкалье, в Бурятии, - студентка, учится в Томске на психолога.

В 90-е годы много разговоров было про «алтайскую швейцарию, италию, австрию и даже францию»! Говорили про цивилизованный туризм, налоги, туристический расцвет и экономический подъем Алтая. Распродали толстосумам берега вдоль Катуни, захотели сделать горы Алтая «вторыми Альпами» - кто-то сказал, что в Альпах, этой аляписто раскрашенной, рекультивированной и мастерски сконструированной богатой бутафории, очень хорошо («Sagen Sie, bitte, ob sind das alles die natuehrliche Waelder? », - не могу забыть удивление немецких географов в долине р. Малый Яломан. Немцы показывали на лиственничную тайгу и спрашивали, а я долго не мог взять в толк, чего они хотят, а когда, наконец, понял, так же долго втолковывал европейцам, что пока, слава Богу, у нас леса еще растут сами).

В суровой и величавой еще 15 лет назад долине Актру сейчас летом шатаются толпы разновозрастных туристов, стоят десятки палаточных лагерей, в каждом из которых – как будто порядок, но которые все вместе производят отталкивающее впечатление множества мусорных куч. По вечерам в долине Актру - шум, мат, водку с пивом и просроченными «Сникерсами» можно купить чуть ли не в киосках, подобных расплодившимся ныне на каждом шагу в городах и деревнях России. Везде, как кричащие шрамы, не затягивающиеся автомобильные колеи, врастающие в мерзлоту брошенные машины, бочки, банки, не валуны - куски цемента, арматура... Деньги...

Нет в Курае геологов, почти не осталось и русских. Да что Курай, - Алтай и страна стали другими, и нет, в общем, в связи с уходящим нашим общим прошлым никакой особой тоски.

Тоска появляется тогда, когда видишь, во что именно превращается наше не такое уж и плохое прошлое, чем именно становятся постепенно и Курай, и Алтай, и чем они могут стать в очень ближайшем будущем.

С 1975 года я не пропустил ни одного полевого алтайского сезона, летнего или зимнего.

В какие бы отдаленные края бы не забрасывали меня судьба и профессия, я всегда находил возможность побывать в горах Алтая, даже без специальных дел, для души, считайте - как простой турист. Все превращения происходили на глазах.

Надежды на осмысленные движения алтайского правительства в области разумного, научного, природопользования начали было появляться в середине 90-х годов, когда усилиями, в первую очередь, алтайских специалистов и чиновников, а также ученых-географов и экологов из Барнаула, Москвы и других городов на территории Алтая стали активно работать старые и новые заповедники и заказники. Некоторые области Республики Алтай вошли в чрезвычайно почетную номинацию объектов всемирного природного наследия ЮНЕСКО. А это, как известно, полностью исключает какое-либо хозяйственное использование территорий.

Владимир Сабин, депутат Народного собрания республики, уроженец Кош-Агачского аймака, справедливо говорил, что факт включения в Список ЮНЕСКО является очень важным и для России, и для жителей республики, поскольку, несмотря на суровые климатические условия, скудный растительный покров и пустынные горные ландшафты, горы Алтая - это родина десятков тысяч человек, высокая духовная, эстетическая и культовая сторона которой несравненно выше экономических потребностей и чьих либо материальных интересов, и заповедование под эгидой ЮНЕСКО поможет сохранить в необратимой неприкосновенности эти пока еще не изуродованные края. И внуки и правнуки нынешних жителей Алтая смогут наверное жить на родине предков так, как они хотят.

В. Сабин с горечью писал и о том, что, к сожалению, встречаются еще и «археологи и ботаники» с бульдозерами, «ихтиологи» с сетями и бочками для рыбы, «биологи» с современными винтовками, что на глазах только одного поколения в горах Алтая полностью исчезли такие крупные животные и птицы, как дзерен, красный волк, гусь-сухонос, дрофа... На грани исчезновения снежный барс и архар.

И можно было бы не вспоминать прошлое, если бы не тревожное для Алтая грядущее, угроза - еще страшнее прожектов Катунской ГЭС.

Какие люди захотели бы жить в «транзитной республике», в «транспортном коридоре»?

А между тем, именно такую участь готовят Алтаю новые «родители и предтечи» - участь поглощенного и уничтоженного чужими культурами народа.

Суть нового мегапроекта сейчас широко известна: связать трубами-газопроводами сибирские газовые месторождения с Центральной и Юго-Восточной Азией.

Этот план успешно и быстро осуществляется. Протянуты ветки газопроводов из Западной Сибири в Восточную Сибирь и на Дальний Восток, в Китай. Южный вариант газопровода предполагает связать Западную Сибирь с Китаем напрямую, через Республику Алтай.

Новый газопровод уже соединил Западную Сибирь с Барнаулом и прокладывается далее на юг, к Горно-Алтайску. Это бы и хорошо, Республике Алтай слишком дорого обходится сейчас электроэнергия, и приход дешевого сибирского газа подняло бы уровень хозяйства, быта алтайцев. Но все-таки главная цель этого газопровода - Китай, и вместе с уже запланированной высокопроходимой автодорогой эта цепочка пойдет далее вдоль рек Катуни, Чуи и от пос. Кош-Агач, на юг, через заповедное плоскогорье Укок. Именно Укок на участке чуть менее 60 км связывает Россию с Китаем.

Не разбирая экологические, технические и инженерно-географические проблемы строительства такого «коридора», отмечу главное - со стороны Китая располагаются самые отдаленные, неплодородные и нищие территории страны, на которой проживают миллионы малограмотного, безработного, но трудоспособного населения Китайской Республики.

Население же всей Республики Алтай насчитывает всего чуть более 200 тысяч человек, из которых половина живет в Горно-Алтайске.

Хорошо известно, что даже такие дальневосточные гиганты, как Владивосток, Хабаровск, Благовещенск, Комсомольск-на-Амуре страдали, да и сейчас страдают от многочисленных «чайна-таунов», не признающих законов тех стран, в которых они возникают.

Так что о 80-тысячный Горно-Алтайск эти полчища даже не споткнутся, как не споткнутся они и о полумиллионный Барнаул.

Понятно, что главной целью новых мигрантов будет Транссиб, Новосибирск. Но ясно также и то, что и всем другим сибирским городам мало не покажется. Не покажется мало и Томску, газеты которого чуть ли не ежедневно трубят о новых соглашениях Востокгазпрома и КНР.

Томские и московские чиновники ликуют и потирают ладони, представляющие деловые и политические круги страны Китай наши южные соседи ласково улыбаются и вежливо кивают головами. И наши, и китайцы - все ласковые, все толстые, и все - щурятся...

Мне скажут: я не люблю китайцев? Полная глупость, я отвечаю: я люблю всех нормальных людей, совершенно независимо от их расы и национальности. И я отвечаю еще: я не люблю русских и украинских уголовников, хлынувших в Америку, как не терплю их на родине; я ненавижу неграмотных люмпенов-среднеазиатов, ползущих во все «щели» Европы, хотя ими нестерпимо забиты и все «щели» Азии; мне очень несимпатичны белокурые «наташи», ищущие счастье в Турции, но которые голосуют и на трассах Подмосковья и Приобья, агрессивные вооруженные «лица кавказской национальности», ведущие свой «бизнес» в Сибири...

Да и на север к нам, через Алтай, по новой дороге в Сибирь, ринутся отнюдь не китайские студенты, профессора и высококвалифицированные рабочие! Студенты и ученые из Китая спокойно учатся в наших вузах и работают в наших городах. К нам напролом пойдет туча мелких торговцев, «мастеров на все руки», да и просто безработный приграничный криминал.

Уж на что далеки от моего родного Томска Владивосток и Хабаровск, но хорошо мы здесь в Томске помним веселое время начала «перестройки», когда все томские гостиницы вместе с чердаками и подвалами были до крыш забиты китайским барахлом (в основном зелеными вонючими «пуховками» на гниющем пухе), а загаженные номера и сами гостиницы были окружены грязными самодельными базарчиками, где торговали и одновременно ели и спали неисчислимые «володи» - наши далекие китайские соседи, без паспортов и без лиц, по настоящему - люди без определенного места жительства.

Славные поезда дальнего следования Москва - Пекин и Москва - Владивосток раздувались от китайского ширпотреба, а на станции Тайга бывшей Западно-Сибирской железной дороги сидели на корточках молчаливыми кружками сотни земляков из Центральной и Юго-Восточной Азии. Что, на Дальнем Востоке нет или не было таможен и государственных границ, которые, как сейчас нас убеждают, защитят Алтай от незваных ртов, рук и ног? Что же, на Дальнем Востоке не российские законы, а на алтайско-китайской границе на Укоке будет по другому? Да с какой стати?!

И первая волна легальной и нелегальной китайской эмиграции осядет именно на Алтае, на его плодородных и живописных лугах, степях и тайге, в долинах Аргута и Джасатера, Чуи и Катуни. А безработный и доверчивый Алтай лишится последней возможности эту работу получить: торговля, дешевое и плохое строительство, многочисленные китайские лавки с пересоленой пищей и рисом, китайские побрякушки, майки, рубашки, поддельные лекарства и поддельные сигареты - все это будет выставлено вдоль дороги, все это будет занято замкнутыми китайскими общинами.

Вы спросите, откуда я это знаю. А я это видел на Дальнем Востоке, видел и в Монголии.

Я видел и базары в монгольских аймаках Боян-Ульгий и Кобдо (Ховд). Наконец, я видел и переполненные китайцами с тюками гостинички в летние базарные деньки в Кош-Агаче - уж здесь-то, казалось бы, через две границы - нашу и монгольскую - как они умудряются?

Абсолютно спокойно.

Ну, и что, расцвел Кош-Агач? Расцвел пышным цветом, если под расцветом можно понимать ночные казино с кумысом в разваливающихся сараях, ту же безработицу для местного населения, несмотря на проходящий рядом Чуйский тракт с работающими многочисленными бензоколонками и ресторанчиками повдоль. Бензоколонки-то работают, и ресторанчики тоже торгуют, да вот только покупать местным алтайцам и казахам не на что: у них нет денег, потому что нет работы. А с появлением тысяч безработных китайцев неужто появятся деньги? Неужто китайцы создадут новые рабочие места для алтайцев? Или это сделают, наконец, русские, а то и при новой, беспредельно дикой конкуренции - сами алтайцы и казахи?

И красивейшие долины Чуи и Катуни... Украшенные трубопроводом с его инфраструктурой, обрамленные новейшей магистралью с ее полосой отчуждения, и оттененные китайскими шинками с жареными курами и маринованным папоротником - что останется от Алтая? Что останется от древних памятников, которыми восторгается не только научный археологический мир, но и все образованное человечество, которым поклоняются народы Алтая? Конечно, уничтожено, опозорено, изнасиловано будет все.

Зато несколько человек в Горно-Алтайске станут немного богаче. Зато несколько десятков человек в сибирских столицах станут намного богаче. Зато несколько тысяч человек в Москве и Пекине станут неизмеримо богаче. Но зато сотни тысяч людей потеряют родину, а миллионы людей потеряют Горный Алтай.

На фоне этих коротких рассуждений воспоминания о драматических коллизиях по поводу строительства Катунской ГЭС кажутся сегодня наивными, даже - мелковатыми.

Подумаешь, какая-то Катунская ГЭС по сравнению с мощным газопроводом и сверхдорогой через Укок в западные провинции Китая!

Но незначительными и наивными наши воспоминания представляются лишь на первый взгляд. Потому что уже в который раз либо не очень умные, либо не очень добросовестные и очень жадные люди, заботясь, якобы, о пользе жителей Алтая, преследуют абсолютно корыстные, совершенно личные, цели, объясняя волны гражданского возмущения на Алтае хитрыми происками пособников экономических врагов России, купленных за доллары вражескими спецслужбами специально, чтобы огородить народы Алтая заповедниками и заказниками от экономических и культурных контактов с ближайшими соседями.

Ну, а «пособники» - это мы с вами, географы и философы, живущие в разных городах России в «хрущевках» и «деревяшках», и мечтающие о сохранении алтайского наследия, алтайцы и казахи, живущие в избах и юртах, и мечтающие о своей собственной, не навязанной и не подсказанной жизни. Доллары невелики, что живем не во дворцах? Ну, у проектировщиков и строителей «транспортного коридора» их будет гораздо больше, как на порядки больше их будет у продавцов и покупателей сибирского газа. Потому и шум!

Быстро движется время. Поворачивали же вспять великие сибирские реки, совсем немного дней не хватило до полного поворота! Возможно - будет и этот газопровод через плоскогорье Укок, возможно - пройдет рядом и супермагистраль в Китай. Конечно, будут тогда и Катунская и другие ГЭС. Но никак не смогут при всем этом остаться в первозданности прекрасный Алтай и в традиционной самобытности его чудесные народы!

Или и в самом деле, как вещали различные распутины (пока - писатели, конечно), превратится последний, нетронутый равнодушными и корыстными подхалимами и подлецами волшебный, ледниковый и таежный горный рай в «обратную сторону Луны»?

А пока - на Алтае появляются новые «предтечи» и «родители», сулящие новое счастье древнему и гордому, но «бедному и неразумному» алтайскому народу, «единой алтайской братыни».

Талантливые русские экологи-географы не так давно заметили, что человек отличается от других крупных позвоночных не только тем, что способен мыслить, но и тем, что способен воспринимать и создавать неверную информацию. Самое же важное то, что человек не только верит в придуманные им мифы и приснившиеся иллюзии, человек часто склонен действовать в соответствии с этими мифами и иллюзиями, в соответствии с созданной им неверной информацией.

Уже всем ясно, что человечество способно много раз уничтожить самое себя! Не пора ли человечеству остановиться и подумать, как сохранить то настоящее, которого «мыслящие крупные позвоночные» еще не коснулись!

Что посеет человек, то и пожнет, за много веков до этого писал в послании к галатам Святой апостол Павел. Так что же опять собираются сеять «предтечи», и останется ли что пожать нашим с вами детям и внукам?