Раджив Джозеф. Стражи Тадж Махала. Хумаюн. Время: 1648 год.. Место: Агра, Индия. Примечание: Актеры не должны говорить с акцентом

Раджив Джозеф

Стражи Тадж Махала

Перевод Гульнары Сапаргалиевой

Адаптация Родиона Белецкого

Действующие лица:

Хумаюн

Бабур

Время: 1648 год.

Место: Агра, Индия

Примечание: Актеры не должны говорить с акцентом

Сцена 1.

Агра, Индия, 1648 год. Ночь. Хумаюн, молодой императорский страж, стоит на посту.

Яркие звезды усыпали небо, но луны нет.

Стрекочут сверчки. Тишина, только вдалеке тревожно кричит птица.

Торопливо входит другой страж, Бабур, весь растрепанный, он опоздал на пост.

Бабур занимает свое место, встает чуть поодаль от Хумаюна, пытается поскорее привести себя в порядок. Хумаюн не двигается, но заметно, что Бабур его раздражает.

Бабур, наконец, замирает, встает по стойке смирно, как и Хумаюн.

ХУМАЮН. Переложи в другую руку.

Бабур перекладывает меч в другую руку, держа лезвие строго вертикально, вдоль тела.

Длинная пауза. Они стоят на посту. Стрекочут сверчки. Кричит птица. Все тот же тревожный крик птицы: А-а-арайя!

БАБУР (подражая птице). А-а-арайя!

ХУМАЮН. Тс-с-с!

БАБУР. Что это за птица?

ХУМАЮН. Тс-с-с!

Птица кричит снова. А-а-арайя!

БАБУР. Я в птицах не так хорошо, как ты, разбираюсь. Вот это какая? Синица? Рябок? Авдотка?

ХУМАЮН. Помолчи!

БАБУР. Ты всегда разбирался в птицах, я ни одной не знаю …

ХУМАЮН. Ты замолчишь или нет?!

БАБУР. Я просто говорю…

ХУМАЮН. «Императорская стража Великого Города-Крепости Агра, присягнувшая вечной власти Его Величайшей Светлости Императора Шаха Джахана… Не должна говорить».

БАБУР. Ты сам только что говорил.

ХУМАЮН. «Давшая священный обет Моголии Императорская Стража Не должна говорить».

БАБУР. Ты всё время говоришь о том, что нельзя говорить.

ХУМАЮН. «Только в тишине мы бдим».

БАБУР. Дав обет не говорить. Сам себе противоречишь!

ХУМАЮН. Бабур! Хватит! Надо быть осторожнее!

БАБУР. Хорошо!

ХУМАЮН. Я серьезно!

БАБУР. Ладно.

ХУМАЮН. Они нас выгонят из Почетного Караула, не раздумывая! Нас из-за малейшей провинности отсюда попрут и выбросят в овраги Агры.

БАБУР. Но ты же не станешь на меня жаловаться?

ХУМАЮН. Я не стану врать.

БАБУР. Да ладно! Мы же с тобой братья.

ХУМАЮН. Мы не братья, мы всего лишь друзья.

БАБУР. Ты бесчувственный. Это обидно. Я, значит, к тебе, как к брату. Как к бАи. Ты называешь меня баи. И я называю тебя баи.

ХУМАЮН. Я из-за тебя работу потеряю.

БАБУР. Ха! Ты-то?! Ты помнишь, кто твой отец? Всего-то – верховный главнокомандующий Высокочтимой Императорской Стражи.

ХУМАЮН. Мой отец так и ждет, чтобы я облажался. Он всегда этого ждал. Ты его знаешь.

БАБУР. Вечная проблема отцов и детей. Когда-нибудь и ты станешь верховным главнокомандующим Императорской стражи, как и твой отец.

ХУМАЮН. Этого никогда не случится. Отец считает, что я тряпка. Ладно, хватит болтать. Давай работать.

Пауза. Кричит другая птица. Снова воцаряется тишина.

БАБУР. Ты знаешь, что интересно?

ХУМАЮН. Нет. Заткнись.

БАБУР. Я вот задумался… Мы когда-нибудь будем охранять Императорский Гарем?

ХУМАЮН. Ха.

БАБУР. Я серьезно, когда?

ХУМАЮН. Стража Императорского Гарема – это высший уровень. Это статус. Лучшее положение. Но это не про нас. Мы из тех, кто раньше всех заступает на пост. Мы, скорее, поседеем и станем беззубыми, прежде чем нас поставят охранять Гарем.

БАБУР. Но твой отец… может, он мог бы…

ХУМАЮН. Этого не случится никогда.

БАБУР. Никогда?

ХУМАЮН. Даже не мечтай.

Пауза.

БАБУР. Баи, но я хочу увидеть Гарем.

ХУМАЮН. Слушай, там может быть такая скукотища.

БАБУР (со скепсисом). Ну, конечно.

ХУМАЮН. Это место не настолько распутное, как ты себе представляешь.

БАБУР. Это же Гарем.

ХУМАЮН. Это просто еще одно правительственное учреждение, не больше. Там император занят своей самой секретной работой. Так что только Махалдре, наложницам и евнухам разрешается туда входить. И еще двум стражам, которым император доверяет, как себе. И так уже случилось, что это не мы.

БАБУР (восхищенно). Но я имел ввиду… Они же окружены обнаженными женщинами!

ХУМАЮН. Это не так!

БАБУР. Ну да.

ХУМАЮН. Это тебе не какой-нибудь публичный дом со шлюхами!

БАБУР. Ну да.

ХУМАЮН. Не какой-то рассадник похоти!

БАБУР. Ну да.

ХУМАЮН. Это просто… ты знаешь… место, куда император ходит… работать.

(пауза; оба представляют, что происходит в гареме)

(Хумаюн откашливается. )

Давай работать.

БАБУР. Давай.

Они снова занимают пост. Бабур начинает эротично двигать тазом, медленно, но увеличивая темп..

БАБУР. Гарем… Назначение… Гарем… Назначение…

ХУМАЮН. Прекрати. ПРЕКРАТИ! Бабур, это слишком, остановись!

Бабур останавливается.

БАБУР. Я хочу увидеть Гарем до того, как я умру.

ХУМАЮН. Твои шансы увеличатся, если ты будешь приходить вовремя и перестанешь подстрекать.

БАБУР. Что? «Подстрекать»?

ХУМАЮН. Ты слышал.

БАБУР. С чего это я подстрекаю?

ХУМАЮН. Уж как есть.

БАБУР. Я же пошутил.

ХУМАЮН. И это называется малое подстрекательство.

БАБУР. Малое? И против кого я подстрекаю?

ХУМАЮН. Против Короля! Если ли бы ты был внимательнее во время учебы, ты бы знал, что есть три уровня подстрекательства против Высочайшего и Великодушного Короля. Ты только что позволил себе отпустить шутку насчет самого любимого ведомства Короля. А наказание за малое подстрекательство – сорок ударов розгами и обривание головы. Да. А за среднее подстрекательство тебя ослепляют. За крайнюю степень подстрекательства зашивают в тело буйвола и оставляют на солнце на семь дней. А в случае измены королю ты будешь растоптан слоном. Все это к тому, чтобы ты, Бабур, заткнулся! Императорская Стража не должна говорить!

БАБУР. Ладно!

Они стоят на посту. Снова слышен крик птицы, но на этот раз он менее безумный. Ааарайя!

ХУМАЮН. Красногрудый джибджаб. Вот как птица называется.

БАБУР. А! Молодец, Хума.

ХУМАЮН. А теперь, пожалуйста. Помолчи.

Долгая пауза.

БАБУР. Хума?

ХУМАЮН. Нет.

БАБУР. Ты когда-нибудь представлял себе…

ХУМАЮН. Нет.

БАБУР. Все эти божественные огни, что усыпают наше небо…

ХУМАЮН. Что с ними?

БАБУР. Звезды: что они вообще такое?

ХУМАЮН. Определение наших судеб и будущего.

БАБУР. Но что ОНИ такое? Они типа огней, что светят вдалеке? Если да, становятся ли они ярче или горячее, если к ним приблизиться? И если это так, насколько они далеко? В горах можно определить близость от предмета, а в небе этого никак не сделать.

(долгая пауза)

Хумаюн.

ХУМАЮН. НУ ЧТО?

БАБУР. Однажды. Через тысячу лет. Я уверен, когда-нибудь появится такой паланкин, который взлетит в небо, словно гигантская птица.

ХУМАЮН. Гигантская птица-паланкин.

БАБУР. Да.

ХУМАЮН. Паланкины вообще-то для женщин.

БАБУР. Но не этот. Этот будет для всех. Не мужчины, не слоны, но неведомая сила понесет этот паланкин прямо к звездам! И с него можно будет следить за этими маленькими огоньками в небе.

ХУМАЮН. Ох, уж эти твои фантазии.

БАБУР. Это не фантазии, это пророчества. И тебе они нравятся. Тебе они всегда нравились.

ХУМАЮН. Это сказки для детей, а не для Императорской Стражи.

БАБУР. И этот летающий паланкин будет быстрым. Быстрее любой лошади или птицы. Таф-таф! Таф-таф! Быстрый! Ты понимаешь, Хума? И вот так, таф-таф, ты сможешь быть ближе к тем огонькам в небе.

ХУМАЮН. И что?

БАБУР. Они нас куда-то приведут. И если они определяют наши судьбы, то, должно быть, их создал самый великий архитектор на свете.

ХУМАЮН. Аллах.

БАБУР. Да. Аллах.

ХУМАЮН. Аллах Акбар.

БАБУР. Да. Конечно. Но, может, и не только он.

ХУМАЮН. Это богохульство. Не говори так.

БАБУР. Это всего лишь то, что мне интересно.

ХУМАЮН. Нам это знать не стоит.

БАБУР. А, может, и стоит! Если есть что-то, что нужно увидеть, значит, об этом стоит думать, и поэтому этим стоит интересоваться… и, значит, к этому можно стремиться.

ХУМАЮН. Как мотыльку к пламени свечи или тигру к западне.

БАБУР. Нет.

ХУМАЮН. А что тогда?

БАБУР. Я думаю, Бог хочет, чтобы мы знали все больше и больше. Я имею ввиду… Посмотри, какой вот-вот откроется вид, прямо за нами!

ХУМАЮН. Нет. Нельзя. Не смотри. Императорской Страже нельзя смотреть.

БАБУР. Они говорят, что это будет самое красивое создание на свете.

ХУМАЮН. Да. Его Высочайшая Светлость указала, что это должно быть так, а значит, так и будет.

БАБУР. Как думаешь, как это будет выглядеть?

Пауза.

ХУМАЮН. Говорят, он белый.

БАБУР. И что, просто белый? Он будет изящным? Или массивным? Я имею ввиду его форму. Все, что мы знаем – это только толстые стены, за которыми Тадж Махал скрывался последние шестнадцать лет.

ХУМАЮН. Город в городе.

БАБУР. С ума сойти! Они его шестнадцать лет строят! Еще с нашего детства! И мы до сих пор не имеем ни малейшего понятия, как он будет выглядеть! Потому что за стенами, где построен Тадж Махал, есть другой, скрытый город, с другими людьми, которые живут совершенно другой жизнью!

ХУМАЮН. Его Милостивейшее Величество Шах Джахан издал указ, что никто не увидит Тадж Махал, пока он полностью не будет закончен.

БАБУР. Но почему?

ХУМАЮН. Для этого не нужна причина, это королевский указ! Здание Тадж Махала не положено видеть никому, кроме каменщиков, рабочих и слуг, которые живут за теми стенами.

БАБУР. И архитектору.

(с большим почтением, с придыханием) Устаду Иса.

ХУМАЮН (с меньшим почтением). Устаду Иса.

БАБУР. Устад Иса. Говорят, он самый умный человек в нашем королевстве. В любом королевстве. Самый умный человек на земле.

ХУМАЮН (с презрением). Сомневаюсь.

БАБУР. Он говорит с самим Королем. Он смотрит в глаза самому Королю. Он такой же, как Король.

ХУМАЮН. Это уже ближе к среднему подстрекательству.

БАБУР. Но он пьет с каменщиками. И посещает шлюх. Он построил школу для крестьянских детей в свой выходной.

ХУМАЮН. Я видел ее, она слишком большая.

БАБУР. Он всем улыбается! Ты можешь себе представить? Улыбаться каждому человеку? Он самый счастливый человек на земле.

ХУМАЮН. Самый счастливый человек на земле и самый безумный. Отрубите ему голову, бросьте его скальп собакам, пусть они поиграют с ним по-собачьи.

БАБУР. Ты знаешь, почему он самый счастливый?

ХУМАЮН. Я всё сказал.

БАБУР. Ты помнишь, что мы сделали в лесу? В наш первый год в армии.

ХУМАЮН. Наш плот на дереве.

БАБУР. Мы провели три ночи в лесу, мы боялись тигров. Мы словно плавали в ветвях, высоко над джунглями! Мы обтесали деревья своими мечами. Дерево к дереву. В ровный, чистый ряд! Некоторые деревья были сандаловыми. Этот запах окутал нас на всю ночью и защитил нас от москитов. Ах! Этот терпкий запах сандала!

ХУМАЮН. Я никогда так крепко не спал, как на том плоту, который мы построили в деревьях.

БАБУР. Ты помнишь, как было здорово, когда мы его закончили? Помню, как мы сидели, восхищались им и пили холодную речную воду, обливаясь потом.

ХУМАЮН. Да.

БАБУР. А сейчас подумай, как себя чувствует Устад Иса. Он работает шестнадцать лет, окруженный этими стенами, и пока Тадж не будет закончен, никто не может его видеть…

ХУМАЮН. Сегодня первый рассвет…

БАБУР. Да, сегодня первый рассвет. Устад Иса строил Тадж шестнадцать лет. Устад Иса улыбается всем, потому что он счастлив. Потому что он создал Тадж Махал. Устад Иса потрясающий! Даже Бог не смог создать Тадж Махал!

ХУМАЮН. Опять богохульствуешь! Прекращай уже! Не забывай, что за богохульство сажают в тюрьму на три дня.

БАБУР. Это, кстати, странно, не находишь?

ХУМАЮН. Что?

БАБУР. За малое подстрекательство – например, за шутку – бьют розгами, бреют налысо, пытают… А за богохульство – всего три дня в тюрьме! Кажется, Императора не особо задевают дурные слова об Аллахе. Он больше на себе зациклен.

ХУМАЮН. Не нарывайся! И хватит уже болтать об Устаде Иса. Тадж Махал был создан Его Величеством, Правителем Индустана, Шахом Джаханом. Он построил его в честь памяти своей королевы, Наипрекраснейшей Императрицы Мумтаз Махал. Это ее могила, мавзолей в ее честь, на все времена.

БАБУР. Не-а.

ХУМАЮН. Что не-а?!

БАБУР. Устад Иса. Он создал Тадж Махал.

ХУМАЮН. Неужели? По-твоему, Устад Иса привез Пьетра Дура из Греции? Или иракский узор? Или, может, это он привез мрамор из Китая? Или семь тонн джаспера из сраного Узбекистана? Нет. Не он это сделал. Это сделал Шах Джахан.

БАБУР. Устад Иса говорит, что сегодняшний первый рассвет важен для Тадж Махала, потому что завтра все – и воздух, и дождь, и песок, и тепло солнца – начнет новый отсчет лет совершенства. Но сегодня, в первый рассвет, Тадж Махал станет самой красивой вещью в истории всего, что когда-либо существовало.

(пауза)

Только подумай! Самая красивая вещь, когда-либо созданная… Тадж Махал ждет, когда первые лучи солнца коснутся его…. Ждет, чтобы его увидели…

ХУМАЮН. Мы не повернемся.

БАБУР. ДА ЛАДНО ТЕБЕ!

ХУМАЮН. Нет. Мы стража. Мы должны стоять лицом к Югу. Не к Северу. К Югу.

БАБУР. Мы же быстро! Повернемся, а потом обратно…

ХУМАЮН. Даже не думай. Императорская Стража не двигается во время службы.

БАБУР. Страже еще и говорить нельзя, а мы уже вон сколько болтаем…

ХУМАЮН. Мы не повернемся! Мы Императорская Стража! Для меня это очень важно!

БАБУР. Для меня тоже. Но…

ХУМАЮН. На нас люди смотрят…

БАБУР. Какие?

ХУМАЮН. Важные люди. Так и ждут, когда мы предадим священную клятву. Ты и я, Бабур, - ниже нас по званию никого нет. Есть ли на свете работа, которую никто не хочет? Да. Например, работа стражника, который стоит СПИНОЙ к Тадж Махалу во время рассвета. Нас назначили на этот пост. Мы пешки императорского подразделения, пока нас не поставят куда-то ещё. А до тех пор - мы делаем работу, которая никому не нравится. Главное, чтобы нас не уволили из-за глупости. Мы повернемся в первый рассвет, чтобы посмотреть на Тадж, и тогда они нас отправят к черту на кулички. И мы закончим тем, что будем патрулировать Кашмир, а если ты туда попал, то ты труп.

(пауза)

Ты что, хочешь патрулировать Кашмир?

БАБУР. Нет.

ХУМАЮН. Ты хочешь сорок ударов розгами, и чтобы тебя обрили?

БАБУР. Нет.

ХУМАЮН. Ты хочешь, чтобы тебе выкололи глаза тупым лезвием? Или чтобы тебя зашили в пузе буйвола?

БАБУР. Нет.

ХУМАЮН. Или, может, ты хочешь закончить, как бедный Устад Иса и…

Хамуюн замолкает, Бабур оживляется.

БАБУР. Подожди, что?

ХУМАЮН. Ничего.

БАБУР. Нет, что ты только что сказал?

ХУМАЮН. Ничего. Забудь.

БАБУР. Что с Устадом Исой?

ХУМАЮН. Ничего…

БАБУР. Ну скажи!

ХУМАЮН. Ничего.

БАБУР. Хумаюн.

ХУМАЮН. Нет.

БАБУР. Хума…

ХУМАЮН. Нет.

БАБУР. Скажи мне.

ХУМАЮН. Не скажу.

БАБУР. Что ты слышал?

ХУМАЮН. Все просто: будь осторожнее.

Пауза.

БАБУР. Давай, рассказывай!

ХУМАЮН. Ладно. Но ты никому не говори.

БАБУР. Я клянусь! Я могила!

ХУМАЮН. Хорошо. Поговаривали, что после того, как выложили последний драгоценный камень и отполировали последний кусок мрамора… эта скотина и негодяй Устад Иса, выскочка-архитектор, который возомнил себя чуть ли не королем, подошел к самому Шаху Джахану и обратился к его Высочайшему Потомку Мугальского Рода с личной просьбой.

БАБУР. С личной просьбой?

ХУМАЮН. Да.

БАБУР. Он обратился к самому императору с Личной Просьбой?

ХУМАЮН (восхищенно). Я даже не знаю, какой это именно уровень подстрекательства, никто это не классифицировал, потому что никто такого раньше не делал! Этот твой выдающийся художник – ничтожное трепло. Он обратился с просьбой к Шаху Джахану, величайшему внуку Бабура, первого Мугальскоого императора…

БАБУР. Моего тезки.

ХУМАЮН. Твоего тезки – Устад Иса обратился к Шаху Джахану с личной просьбой.

БАБУР. Бог мой.

ХУМАЮН. Вот именно.

Пауза.

БАБУР. И что это была за просьба?

ХУМАЮН (по-секрету). Устад Иса попросил Шаха Джахана, чтобы двадцать тысяч мужчин, которые создали Тадж Махал, могли бы прогуляться по нему в первый рассвет, увидеть его и восхититься своим произведением, которому они посвятили шестнадцать лет своей жизни.

БАБУР. О. Хм. И что Шах Джахан ответил?

ХУМАЮН. Наивысочайший Милостивый Император ответил: «Нет».

БАБУР. О!

ХУМАЮН. Но ходит слух.

БАБУР. Какой?

ХУМАЮН. Так как никто никогда не обращался к нему с личной просьбой, Его Наисветлейшему Величеству понадобилось время, чтобы полностью осознать всю глубину нанесенного ему оскорбления.

БАБУР. Император в гневе.

ХУМАЮН. Да. Император в гневе. И поэтому он издал указ: ничто, подобно Тадж Махалу, не может быть создано.

БАБУР. И…?

ХУМАЮН. Он приказал… отрубить руки всем каменщикам, рабочим и мастерам, которые создали Тадж Махал.

БАБУР. ЧТО? Погоди, погоди, погоди… Он собирается отрубить двадцать тысяч рук?

ХУМАЮН. Сорок тысяч.

БАБУР. Только потому что они хотели посмотреть на Тадж Махал?

ХУМАЮН. Нам не позволено спрашивать, почему. Таков королевский указ.

БАБУР. Каждому рабочему, который строил Тадж?

ХУМАЮН. Каждому.

БАБУР. То есть кто-то должен отрубить сорок тысяч рук?

ХУМАЮН. Да.

БАБУР. Ужасная работа. Кто ж это будет делать?

Долгая пауза, во время которой оба понимают, что это означает.

ХУМАЮН. Блядь.

БАБУР. О, нет…

ХУМАЮН. Блядь.

БАБУР. Это мы должны сделать, да?

ХУМАЮН. Блядь.

БАБУР. Я не хочу это делать!

ХУМАЮН. Думаешь, я хочу.

БАБУР. Блядь.

Пауза.

БАБУР. Я думаю, император погорячился.

Пауза.

БАБУР. Сорок тысяч отрубленных рук. В чем смысл такого наказания?

ХУМАЮН. Ничего, подобного Тадж Махалу, не может быть создано.

От этой новости Бабуру становится не по себе. Хумаюну тоже, хотя он и не подает виду. Долгая пауза. Бабур смотрит на звезды.

БАБУР. Почти рассвело. (Пауза) Хума…

ХУМАЮН. Что?

БАБУР. Если бы летающий паланкин существовал, тот, о котором я говорил… и можно было бы полететь к тем огонькам в небе… ты бы согласился?

ХУМАЮН. Если это будет угодно Его Всемогущему Величеству.

БАБУР. Я бы полетел, если бы даже это не было ему угодно. Какое бы это было изобретение! Я бы назвал его… Аллах-аэро-платформа-аль-Агра-Бабура… Или просто… Аэроплат.

ХУМАЮН. Аэроплат.

БАБУР. Только представь! Быть так далеко! Оттуда Агра казалась бы не больше крошечного огонька. И мы с тобой, Хума, такие же маленькие, как и Агра. А еще дальше отсюда, мы будем казаться еще меньше. А еще дальше… нас вообще не будет видно. Нет ни одного доказательства, что мы есть, или что есть это место, или Тадж Махал, или Шах Джахан, или Индустан, или свет от этих факелов над нашими головами. Далеко отсюда… другая жизнь, с другими королями и другой императорской стражей. Там даже боги другие.

Пауза. Затем Бабур оборачивается и смотрит на Тадж.

ХУМАЮН (в панике, но не двигаясь). Бабур, ты что делаешь? Отвернись? Ты… тебе нельзя… Бабур!

Бабур вот-вот увидит Тадж. Само здание меняется, каждую секунду его медленно освещает утреннее солнце.

БАБУР. Хумаюн.

ХУМАЮН. Отвернись!

БАБУР. Хумаюн.

ХУМАЮН. Бабур, если тебя кто-то увидит…

БАБУР. Хумаюн!

ХУМАЮН. Зачем ты это делаешь?!

БАБУР. Ты должен это видеть.

ХУМАЮН. Мы можем его увидеть в любое время! В любое другое время, но не сейчас! Не нужно рисковать всем, только чтобы посмотреть на него сейчас! Повернись обратно!

С каждой секундой Бабур изменяется. Новый луч солнца освещает Тадж. Бабур опускает свой меч, словно тот вдруг стал очень тяжелым.

ХУМАЮН. Бабур! Подними меч!

Бабур роняет меч на землю. Ненамеренно. Он даже не осознает того, что сделал..

ХУМАЮН. Ты уронил свой… Ты чего! Ты императорский страж! Они ведь…

БАБУР. Никто не видит, Хума. Поверь мне. На этой земле всем на нас по фигу. Никто на нас не смотрит. Они смотрят на него. На него. Хума, баи … Посмотри. Посмотри и увидишь….

Хумаюн, наконец, сдается, и очень медленно и неуклюже оборачивается. Он смотрит на Тадж Махал. Оба смотрят.

Некоторое время спустя, после очередного движения утреннего луча, Хумаюн опускает свой меч и тоже его роняет.

Оба стража, безмолвно и несознательно, начинают рыдать.

Они испытывают священный трепет в библейском понимании этого слова. Это Страх, словно при виде одного из огней, который, упав с неба, приземлился в их городе.

Хумаюн хватает Бабура за руку и держится за нее, словно пытаясь удостовериться, что они не спят.

Хумаюн медленно ослабляет руку Бабура, опускает ее.

Чтобы вернуться к реальности, они хватают друг друга за руки. Они держатся за руки и наблюдают рассвет, который освещает Тадж Махал.

Сцена 2.

Свет на дальнюю подземную комнату.

Пол залит кровью. В воздухе стоит дым. В комнате несколько огромных корзин, полных крови и отрубленных рук.

В центре стоит деревянная плаха, высотой до пояса, вся пропитанная кровью.

Хумаюн лежит на скамье, его глаза закрыты. В руках у него дымится прижигало.

Бабур, словно с трансе, ссутулившись сидит в углу. Он крепко вцепился в меч обеими руками. Его меч, в крови. Его ладони, руки, все его тело пропитано кровью.

Никто из них долго не двигается.

Наконец, Хумаюн, словно он только что очнулся ото сна, садится, роняет прижигало и протирает глаза. Смотрит. Протирает глаза снова. Он не видит...

ХУМАЮН. Бабур. Бабур. Бабур. БАБУР!

БАБУР. Что?

ХУМАЮН. Я ничего не вижу.

БАБУР. Что?

ХУМАЮН. Я не вижу.

БАБУР. Что ты имеешь ввиду.

ХУМАЮН. Это и имею ввиду. Я открываю глаза и ничего не вижу. Я ослеп!

БАБУР. Что ты такое говоришь?

ХУМАЮН. Блядь, я ослеп!

БАБУР. Ты не ослеп.

ХУМАЮН. Я ОСЛЕП, ГОВОРЮ ТЕБЕ.

БАБУР. Тебе просто дым в глаза попал.

ХУМАЮН. Да я не от дыма ослеп!

БАБУР. Ты только что прижег сорок тысяч культей. И ты их прекрасно видел!

ХУМАЮН. Я знаю, но сейчас Я НИЧЕГО НЕ ВИЖУ!

Хумаюн ходит наощупь, ищет что-то.

ХУМАЮН. Мне нужна вода… Мне нужно промыть глаза. Бабур, принеси мне воды… найди воду и принеси мне. БАБУР!

БАБУР. Хорошо, я принесу тебе воды…

Бабур поднимается, все еще держа свой меч. Вдруг он понимает, что не может его отпустить.

БАБУР. Хума… ХУМА!

ХУМАЮН. Что?

БАБУР. Мои РУКИ!

ХУМАЮН. Что с ними?

БАБУР. Я не могу отпустить… Не могу отпустить… Руки свело.. Я НЕ МОГУ ОТПУСТИТЬ МЕЧ!

ХУМАЮН. Это судорога. Расслабься…

БАБУР. Я НЕ МОГУ РАЗЖАТЬ РУКИ!

ХУМАЮН. ПРОСТО РАССЛАБЬСЯ!

БАБУР. Не говори мне расслабиться!

ХУМАЮН. Твои руки просто свело! От всего этой мясорубки! Расслабься, и ты тогда сможешь…

БАБУР. Не говори мне расслабься!

ХУМАЮН. Ничего, что я ослеп?

БАБУР. Ты не ослеп.

ХУМАЮН. Но я ничего не вижу!

БАБУР. А я не могу принести тебе воды, пока мои руки не отпустит.

ХУМАЮН. Так расслабь их!

БАБУР. Я не знаю, как!

ХУМАЮН. Помассируй их!

БАБУР. Чем? Ногами что ли?!

ХУМАЮН. Придумай что-нибудь! Мне нужна вода! Я НИЧЕГО НЕ ВИЖУ!

БАБУР. Хорошо, хорошо, хорошо… только…

ХУМАЮН. Давай же, Бабур…

БАБУР. Если ты помассируешь мне руки, и заберешь меч, я принесу тебе воды, хорошо? Хорошо, Хума?

ХУМАЮН. Где ты?

БАБУР. Здесь.

ХУМАЮН. Где «здесь»?

БАБУР. Здесь!

ХУМАЮН. Я иду к тебе?

БАБУР. Нет, повернись налево!

ХУМАЮН. Сейчас?

БАБУР. Нет, повернись на девяносто градусов! Налево в другую сторону! Иди на мой голос!

ХУМАЮН. Здесь эхо! Такое ощущение, что ты везде! (паникует) Блядь, я ослеп!

БАБУР. Теперь сделай шаг ко мне, а я сделаю шаг к тебе, но только не напорись на мой меч, потому что лезвие направлено прямо на тебя…

Хумаюн осторожно идет к Бабуру… но поскальзывается в луже крови. Из-за этого Бабур тоже поскальзывается и падает в кровь.

…они оба барахтаются на полу, затем пытаются встать и снова поскальзываются, еще больше забрызгивая друг друга кровью. Паника нарастает.

БАБУР. ПОГОДИ! Не двигайся! Не двигайся! Я к тебе подойду…

Бабур пододвигается на попе к Хумаюну (оба стража с ног до головы в крови).

БАБУР. Осторожно, мой меч!

ХУМАЮН. Хорошо.

БАБУР. Вот мои руки.

ХУМАЮН. Они, как камень.

БАБУР. Я знаю, я тебе говорил.

ХУМАЮН. Расслабь их.

БАБУР. Я пытаюсь.

Хумаюн массирует руки Бабура.

ХУМАЮН. Господи.

БАБУР. Я знаю.

ХУМАЮН. Что случилось?

БАБУР. Я не знаю. Двадцать тысяч человек. Сорок тысяч рук.

ХУМАЮН. Я не верю, что мы отрубили сорок тысяч рук.

БАБУР. НЕТ.

ХУМАЮН. Что «нет»?

БАБУР. Это я отрубил сорок тысяч рук. Ты их прижигал. Я отрубал, а ты прижигал.

ХУМАЮН. И что?

БАБУР. Это разные вещи!

ХУМАЮН. И то, и другое не очень.

БАБУР. Но это разные вещи!

ХУМАЮН. Да в чем разница?

БАБУР. Я отрубал, а ты лечил.

ХУМАЮН. Мы могли поменяться! Ты думаешь, мне весело было прижигать обрубки? Я из-за этого ослеп!

БАБУР. Да не ослеп ты!

ХУМАЮН. У тебя руки свело, а я ослеп. Ну и кого работа хуже? Скажи мне, умник.

БАБУР. ЭТО БОЛЬШАЯ РАЗНИЦА. Я отрубал руки, а ты останавливал кровотечение. Я наносил увечья, которые ты потом лечил. Как ты не понимаешь разницы?! Как ты этого не видишь?

ХУМАЮН. Потому что я ослеп!

БАБУР. Просто помассируй мне руки, тогда я смогу принести тебе воды. И ты наконец перестанешь ныть, что ты ослеп.

ХУМАЮН. Я стараюсь.

БАБУР. Лучше старайся.

Хумаюн массирует еще.

БАБУР. Отрубать было хуже.

ХУМАЮН. Мы могли поменяться.

БАБУР. Но мы не поменялись! Мы вошли в ритм!

ХУМАЮН. Мы как будто были в трансе. Я даже не помню. Я реально не помню, что я делал.

БАБУР. Зато я помню.

Хумаюн продолжает массировать руки Бабура, практически в полной тишине.

ХУМАЮН. Знаешь, что… То изобретение, про которое ты говорил. Как его… (думает, пытается вспомнить). Алапорта-паланкин-па? Или как там?

БАБУР. Аэроплат.

ХУМАЮН. Та штука, которая может полететь в небо? Это хорошая идея. (пауза) Но вот интересно… а что если ты оттуда выпадешь? Если этот механизм взлетит в небо, словно гигантская птица с сиденьями… не опасно ли это, если тебя снесет ветром. Или вдруг ты захочешь посмотреть вниз, на дворцы, улицы или джунгли, так ведь можно из любопытства выглянуть за край этой летающей коробки и плюхнуться вниз?

БАБУР. Там же будет ремень.

ХУМАЮН. Ремень?

БАБУР. Ну да, прикрепленный к сиденью. Охватывающий живот, как ремень.

ХУМАЮН. Типа ремень безопасности.

БАБУР. Ну да.

ХУМАЮН. Хорошая идея.

БАБУР. Да. А-а-а-а-а-а.

Руки Бабура, наконец, разжимаются. Хумаюн вытаскивает меч из рук Бабура, бросает его в сторону.

ХУМАЮН. Вот и все… а теперь умоляю, дай мне воды.

Бабур поднимается, подходит к глиняной урне, набирает большую кружку воды и несет ее Хумаюну. Он медленно льет воду на лицо Хумаюна, Хумаюн протирает глаза.

БАБУР. Я не очень понимаю, как тебе вода поможет.

ХУМАЮН. Мне нужно совсем немного…. А-а-а… Господи… Больше, БОЛЬШЕ ВОДЫ!

Бабур возвращается к урне, набирает больше воды, приносит Хумаюну. Тот еще раз промывает глаза, жмурится, широко их открывает и осматривается.

БАБУР. Ты видишь?

ХУМАЮН (с облегчением). Да. Я вижу!

БАБУР. Посмотри на меня. Ты меня видишь?

ХУМАЮН (глядя на Бабура, всего в крови, ужасается). Да, вижу…

Хумаюн осматривает комнату, всю залитую кровью. Он поднимается.

ХУМАЮН. О-о-о.

БАБУР. Да.

ХУМАЮН. Вот это месиво.

БАБУР. Точно.

ХУМАЮН. Мы должны тут убраться?

БАБУР. Да.

ХУМАЮН. Это женская работа.

БАБУР. Я знаю.

ХУМАЮН. Чтобы здесь все убрать, нужно не меньше двадцати женщин.

БАБУР. Как минимум.

ХУМАЮН. Не то, чтоб я этого хочу… Я бы не хотел, чтобы женщина это вообще видела.

БАБУР (осознавая, возможно, впервые). Это ужасно. То, что мы сделали, ужасно.

ХУМАЮН. Это была наша работа. Бабу, это была наша работа, понял? (пауза). Итак, уборка. Давай убирать. Давай убирать.

Они застывают на какое-то время. Кому приходилось испытывать подобный ужас?

Они оттаскивают корзину с отрубленными руками в альков. Во время этого Бабур видит тысячи других корзин, которые они уже оттащили раньше… от этой картины он вздрагивает.

БАБУР. Что нам делать с этими корзинами?

ХУМАЮН. Сжечь. Снаружи.

БАБУР. Вонять будет жутко.

ХУМАЮН. Знаю.

БАБУР. Мы их увидим. Возможно, они будут просить милостыню. И они нас увидят. Эти люди нас вспомнят, Хума. Они нас ненавидят. Те люди, которым мы отрубили руки, нас ненавидят.

Они начинают мыть пол, но понимают, что только размазывают кровь.

ХУМАЮН. Здесь есть водосток?

БАБУР. Он засорился.

ХУМАЮН. Мы можем его прочистить?

Бабур опускает руку в глубокую лужу крови, ищет сток. Он находит что-то и вытаскивает омерзительный комок из волос, кожи и пальцев, которые спутались в жуткое месиво.

Бабур издает звук омерзения, берет жуткий комок и отбрасывает в сторону.

Хумаюн и Бабур тщательно отмывают комнату… и будут заниматься этим до конца сцены.

Хумаюна, испытывающего отвращение от крови, вдруг осеняет.

ХУМАЮН. Твоя идея о летающем механизме с ремнем безопасности прекрасна. У меня тоже есть идея. (пауза) Идея изобретения. Переносная дыра.

Довольный сказанным, Хумаюн ожидает реакции, но Бабур не реагирует.

ХУМАЮН. Это буквально – дыра, которую ты можешь взять с собой, куда угодно. И ты можешь присоединить ее, к чему хочешь. И к чему ты ее ни присоединишь, там тут же появляется дыра. Например, ты хочешь пройти сквозь стену? Ты бы мог. Или, например, тебя закрыли в темнице. Или ты в пустыне, где невыносимая жара! А если дыра в земле, ты можешь спать в теньке. А еще в этой дыре будет еда.

БАБУР. И что из еды в ней будет?

ХУМАЮН. Не знаю. Типа говядина с карри. Хлеб.

БАБУР. И это все не выпадет?

ХУМАЮН. Что?

БАБУР. Ну еда. Она же может выпасть из дыры?

ХУМАЮН. Нет, это прямо в самой дыре.

БАБУР. Но дыра-то дырявая.

ХУМАЮН. Этоже переносная дыра.

БАБУР. И как ее носить?

ХУМАЮН. Носить что?

БАБУР. Переносную дыру.

ХУМАЮН. Она будет в мешке.

БАБУР. В мешке?

ХУМАЮН. Да. А внутри мешка переносная дыра.

БАБУР. А если бы я был в этом мешке?

ХУМАЮН. Зачем тебе-то быть в мешке?

БАБУР. Ну, допустим, если бы я там был.

ХУМАЮН. Этот мешок не особо большой. Ты бы не влез.

БАБУР. Это маленький мешок?

ХУМАЮН. Переносная дыра войдёт.

БАБУР. Значит, дыра маленькая?

ХУМАЮН. Достаточно, чтобы уместиться в мешке, но, как и все дыры, она может расти и уменьшаться в размере.

БАБУР. Но если бы я был в мешке?

ХУМАЮН. Ты бы в него не влез, я же сказал, это маленький мешок.

БАБУР. А если бы я был маленьким.

ХУМАЮН. Если бы ты вдруг стал маленьким?

БАБУР. Да.

ХУМАЮН. Маленький, чтобы поместиться в мешок?

БАБУР. Ну да. Например, я застрял в мешке.

ХУМАЮН. Как ты уменьшился?

БАБУР. Одна ведьма дала мне зелье.

ХУМАЮН. Допустим.

БАБУР. И вот я очень маленький, и кто-то положил меня в мешок и ушел.

ХУМАЮН. С переносной дырой?

БАБУР. Нет, дыры еще нет. Она не в мешке.

ХУМАЮН. Ты выложил ее из мешка?

БАБУР. Я ее не брал, она уже была снаружи, когда меня поймали и засунули в мешок.

ХУМАЮН. Кто ее вытащил?

БАБУР. Ее владелец.

ХУМАЮН. Может быть, император.

БАБУР. Ты бы подумал, что это император.

ХУМАЮН. Учитывая, что переносная дыра – довольно редкая и дорогая вещь.

БАБУР. Я об этом и подумал. Не у каждого есть переносная дыра. Слишком много переносных дыр – тоже не очень хорошо, они же могут захватить целый мир, и что тогда? Что если все было бы дырой? У меня есть еще одна идея изобретения, которое можно положить в облака.

ХУМАЮН. Погоди, давай вернемся к тому, что ты в мешке.

БАБУР. Да. Я уменьшился до очень маленького размера.

ХУМАЮН. Насколько маленького, как ребенок?

БАБУР. Нет, как кукла, которой играет ребенок.

ХУМАЮН. Это очень маленький размер. И ты в мешке.

БАБУР. Да, застрял внутри, потому что владелец, возможно, император, поймал меня и положил туда.

ХУМАЮН. Ты наказан за то, что ты слишком маленький.

БАБУР. Но так как мешок, в котором я застрял, предназначен для переноса дыры, то сейчас ее положили в мешок. Со мной. Сейчас я в мешке, в котором есть дыра. Вопрос – могу ли я исчезнуть?

ХУМАЮН. Тебе просто надо пройти прямо через дыру.

БАБУР. Точно!

ХУМАЮН. Для этого она и нужна.

БАБУР. Но может ли переносная дыра… сама выпасть через свою же дырку?

ХУМАЮН. Может ли дыра выпасть через саму себя?

БАБУР. Хороший вопрос.

ХУМАЮН. Конечно, могла бы.

БАБУР. Если бы она могла, тогда получается, что для переноса дыры мешок не подходит.

ХУМАЮН. Ну да.

БАБУР. Ничто не может перенести в себе дыру.

ХУМАЮН. Да, ничто не может.

БАБУР. И как тогда ты берешь дыру?

ХУМАЮН (разочарованно). Никак. И никто не может. Это бесполезное изобретение.

Пауза. Хумаюн собой недоволен. Бабур смотрит на него, говорит, чтобы приободрить.

БАБУР (придумав новую идею). Если только у тебя не два мешка! Дыра просто соединена с другой дырой, и тогда, даже если дыра прошла через саму себя, она все равно окажется в другом мешке, и потом вернется снова в соответствующий мешок. Как песочные часы.

Они улыбаются друг другу. Проблема решена. Они продолжают убираться.

БАБУР. У меня до фига новых идей для изобретений. Когда я… Когда я… Когда я… (Делает глубокий вздох, успокаивая себя) Когда я отрубал руки… Я думал о вещах, которые я бы изобрел. Я думал, а что если бы была такая вещь, типа чая, который можно положить в облака. И когда будет идти дождь, он может быть разных цветов, или он может быть сладким на вкус. Представь, мы гуляем под дождем, и все разноцветное, ярко-голубое, зеленое, розовое и вкусное… может быть, даже со вкусом алкоголя, типа вина, так чтобы можно было опьянеть. Чайное облако.

ХУМАЮН. Это потрясающее изобретение.

БАБУР. Есть еще одна идея – дом-невидимка с садом, в котором можно выращивать всякие штуки. Я еще подумал о своем аэроплате, ну, который летает до самых звезд. Можно сделать аэроплат поменьше, он сможет довезти тебя до Турции.

ХУМАЮН. Почему до Турции?

БАБУР. На нем можно туда полететь.

ХУМАЮН. Но почему обязательно в Турцию? Почему не куда-то еще?

БАБУР. Этот аэроплат полетит в Турцию. Устад Иса однажды там был. (неловкая пауза) Он сказал, что в Турции шлюхи очень сострадательные, и воздух свежий. Так что этот аэроплат полетит в Турцию.

ХУМАЮН. Сострадательные шлюхи?

БАБУР. Да.

Пауза.

ХУМАЮН. И сколько он будет лететь до Турции?

БАБУР (пауза; Бабур перестает работать… смотрит в никуда). Он единственный, кто не кричал. Устад Иса. Он не кричал. Он только смотрел на меня и… Он был умнейшим в королевстве человеком, Хума. Умнейшим в мире. Он все, что угодно мог создать. И теперь у него… нет рук.

Еще одна неловкая пауза.

ХУМАЮН. Все уже закончилось, хорошо?

БАБУР. Все закончилось?

ХУМАЮН. Да.

БАБУР. Представь, если бы у тебя не было рук.

ХУМАЮН. Нет.

БАБУР. Что «нет»?

ХУМАЮН. Я не собираюсь этого представлять.

БАБУР. Ты должен.

ХУМАЮН. Зачем.

БАБУР. После того, что мы сделали.

ХУМАЮН. Мы просто выполняли свою работу.

БАБУР. Но ты просто представь, каково это, когда тебе отрубили руки, а потом ты возвращаешься в мир, чтобы что? Что ты будешь делать? Что ты будешь делать всю оставшуюся жизнь? Как ты будешь есть? Пить? Чесаться? Подтирать задницу, Хума?

ХУМАЮН. Мне все равно, так что заткнись, понял?

БАБУР. Человек без рук бесполезен. А бесполезный человек – это легкая добыча для дьявола.

ХУМАЮН. Расскажи мне о других своих изобретениях. У тебя же еще есть идеи?

Пауза. Возможно, Хумаюну удалось отвлечь Бабура от медленно нарастающего отчаяния.

БАБУР. Что если у переносной дыры нет дна? Типа я кладу ее на землю и падаю через нее, падаю через весь мир и оказываюсь на другом краю света, странном, далеким от земли, настолько далеким, насколько это возможно… могла бы переносная дыра такое делать?

Пауза. Думают.

ХУМАЮН. Возможно.

БАБУР. Я дыру хочу еще больше, чем аэроплат.

ХУМАЮН. Больше, чем в Турцию?

БАБУР. Больше, чем в Турцию.

ХУМАЮН. Больше, чем сострадательных шлюх?

БАБУР. Больше, чем что либо.

ХУМАЮН. То, что они сострадательные… Это то, что их отличает? Почему Устад Иса использовал именно это слово? Он что, болел? Они за ним ухаживали? Они его внимательно слушали? (пауза) Сострадательные!

Они продолжают мыть. Хумаюн оттирает тряпкой деревянную плаху. Он очень старается, чтобы смыть грязь. В этот момент его руки лежат прямо на самой плахе.

Бабур видит это, когда подходит к Хумаюну, он останавливается. Хумаюн не замечает, что Бабур остановился и смотрит на него. Хумаюн сосредоточен на плахе, стараясь оттереть ее от крови.

Бабур, словно в трансе, смотрит на руки Хумаюна.

ХУМАЮН. Что?

Бабур приходит в себя, отходит в сторону.

БАБУР. Ничего.

Мгновение Хумаюн смотрит на Бабура, немного обеспокоенный поведением друга. Затем продолжает мыть. Он смотрит на плаху.

ХУМАЮН. Это правда, то, что ты говоришь… Это ужасная вещь. Потратить шестнадцать лет на строительство Тадж Махала… а потом быть неспособным построить что-либо. Отрубить руки всем… Для того, чтобы ничего красивее Тадж Махада больше не было бы создано. Император человек серьезный, баи. Ничего красивее не должно быть построено. (пауза; он продолжает мыть) Знаешь, когда об этом задумываешься… Я полагаю, это означает, что самая красивая вещь в мире… всегда будет здесь, перед нами, в нашем городе. Хоть это хорошо… Нам не нужно беспокоиться, что что-то более красивое будет создано. Самая красивая в мире вещь - прямо здесь, у нас, в Агре.

Этот факт неожиданно производит сильный эффект на Бабура.

БАБУР. Хума…

ХУМАЮН. Да?

БАБУР (начиная осознавать). Ты понимаешь, что это означает?

ХУМАЮН. Что?

БАБУР (понимая все яснее). Это значит, что ничего красивого больше не будет создано. (с новым осознанием) И если ничего красивого не будет создано, это означает, что Красота сама по себе умирает. Прямо сейчас она умирает. Это значит, что однажды она исчезнет совсем. (утверждаясь в мысли). И я в этом виноват!

ХУМАЮН. Прекрати, баи…

БАБУР. Через четыреста лет, пятьсот лет, Хума, может быть, раньше, Красота вообще перестанет существовать. Она была уничтожена, и я тот самый убийца красоты. Я убил Красоту. Я убил Красоту. (с нарастающим осознанием и одновременно страхом) Я убил Красоту!

ХУМАЮН. Нет, ты не убил Красоту! Ты ничего и никого не убивал, ты просто выполнял свою работу.

БАБУР. Не важно, работа это была или нет, смысл от этого не меняется!

ХУМАЮН. Еще как меняется! В этом и есть смысл!

БАБУР. Я убил Красоту!

ХУМАЮН. Да не убивал ты ничего, понятно? Никто не убил Красоту, её невозможно убить.

БАБУР. Ты же сам только что сказал! Ты сказал, что ничего более красивого не будет больше построено… Что у нас уже есть самая красивая вещь, здесь, в Агре. И наоборот, если ничего такого красивого больше не появится, значит, красота в итоге исчезла… Так что… вот и все. Она умерла.

ХУМАЮН (обдумывая). Наверное, ты прав. Ого. Мы убили Красоту.

БАБУР. Не мы убили Красоту, а Я.

ХУМАЮН. Мы вместе это сделали!

БАБУР. Я рубил! А ты прижигал!

ХУМАЮН. Это детали!

БАБУР. Я рубил, ты прижигал – все, конец истории. Я наносил увечья. А ты собирал обрубки. Я убил Красоту.

ХУМАЮН. Знаешь, ты меня никогда не ценил.

БАБУР. Что я не делал? С каких это пор?

ХУМАЮН. Да с самого начала! Мои шутки не смешные, только твои считаются смешными. Я не умею играть в карты, а ты умеешь. Только твои изобретения интересные, а мои глупые!

БАБУР. Мне нравится переносная дыра!

ХУМАЮН. Но она не работает! Ее невозможно перенести! И теперь не я убил Красоту, а ты, хотя я, блядь, ослеп, пока всю ночь прижигал эти кровоточащие культяпки! Я должен хотя бы считаться соучастником преступления, хорошо, друг мой? Господи. Как будто я не прошел через весь этот ад с тобой этой ночью.

БАБУР. Не особо чувствуется, что ты прошел.

ХУМАЮН. С чего это?

БАБУР. Тебе, как будто, по фигу.

ХУМАЮН. Что по фигу?

БАБУР. Тебе по фигу, что двадцать тысяч человек лишились рук.

ХУМАЮН. А что я могу сделать? Если я начну париться, что мне это даст?

БАБУР. Это просто правда, Хума.

ХУМАЮН. Если бы мы не сделали свою работу этой ночью, нас бы обезглавили на королевском дворе, а королевские вороны выклевали бы нам глаза. Так что извини, что я не упиваюсь всю ночь чувством вины. Что, блядь, не так? Да, это случилось. Но я не должен себя винить за это.

БАБУР. Должен.

ХУМАЮН. Нет, не должен.

БАБУР. Вот поэтому ты не можешь говорить, что ты убил Красоту, это сделал только я, потому что тебе по фигу. Тебе по фигу на Красоту.

ХУМАЮН. Мне очень не по фигу на Красоту.

БАБУР. Отлично, тогда назови что-нибудь красивое.

ХУМАЮН. Тадж Махал.

БАБУР. Что-нибудь другое.

Хумаюн собирается ответить, но не знает, что сказать.

БАБУР. Видишь, ты больше ничего и не знаешь…

ХУМАЮН. Секунду! Вино.

БАБУР. Это не красивое, а вкусное.

ХУМАЮН. Женщины.

БАБУР. Не считается.

ХУМАЮН. Женщины не считаются?

БАБУР. Нет.

ХУМАЮН. Женщины не считаются красивыми?

БАБУР. Это другой вид красоты!

ХУМАЮН. Ты себе противоречишь!

БАБУР. Я люблю Красоту. Всегда любил. Она для меня важна. А вот тебе всегда было по фигу на Красоту. Тебя интересует только Правила. И Король. И Твой Отец. И БЫТЬ ХОРОШИМ СОЛДАТОМ.

ХУМАЮН. Птицы! Птицы красивые.

Они смотрят друг на друга, даже не понимая, почему они спорят.

Хумаюн выходит в альков, продолжает работу. И параллельно выкрикивает примеры красоты:

ХУМАЮН. Птичьи стаи: красивые. Ястребы, зеленые попугаи: красивые. Красногрудые джибджабы: красивые. Что угодно с перьями: красиво. Видишь? Скажи мне теперь, что Я не люблю красоту. Я ЛЮБЛЮ КРАСОТУ. ДА Я ВООБЩЕ ЭКСПЕРТ по красоте.

Бабур вытирает щеку. Видит, что на ней кровь, вытирает снова. И снова. Он трет щеку все сильнее. (Возможно, он давно ее трет). Бабур трет лицо и не может остановиться.

Снова входит Хумаюн. Он смыл с лица кровь.

ХУМАЮН. Что случилось, что ты делаешь?

БАБУР. У меня на лице кровь.

ХУМАЮН. Ты вообще-то весь в крови. Мы оба. Бабур…

Бабур практически бьет себя по лицу, чтобы стереть маленькое пятно, несмотря на то, что он весь в крови.

БАБУР. Не стирается! Оно не стирается!

ХУМАЮН. Бабур! БАБУР, ОСТАНОВИСЬ! ЭЙ!

Хумаюн хватает Бабура, чтобы тот прекратил. Бабур останавливается, вздрагивает, медленно падает на Хумаюна, внезапно пораженный всем происходящим.

БАБУР (с глубокой горечью). То, что мы сделали, ужасно…

Хумаюн осторожно кладет Бабура на пол, они оба встают на колени.

ХУМАЮН. Эй. Эй, посмотри на меня.

Бабур разбит. Хумаюн мягко касается его лица, словно Бабур ребенок, стараясь привести его в чувство.

ХУМАЮН. Я вымою тебе лицо, хорошо?

Хумаюн подходит к глиняной урне, ставит ее рядом с головой Бабура.

ХУМАЮН. Она теплая, вода теплая.

Хумаюн медленно льет воду на лицо Бабура. Льет снова, поглаживая волосы Бубура, чтобы успокоить друга. Он наливает еще одну чашу воды. Это напоминает крещение..

Хумаюн снимает рубашку Бабура, вытирает его. Он снимает всю одежду Бабура и медленно, бережно, словно родитель своему ребенку, помогает Бабуру вымыться и одеться. Хумаюн беззвучно напевает, его едва слышно…

ХУМАЮН (тихо напевая). О, Бабу… Бабу, Бабу, Бабу… Бабу, Бабу, Бабу…

Бабур полностью одет.

ХУМАЮН. Этим утром, когда мы повернулись, чтобы посмотреть… Когда мы увидели Тадж Махал… Я подумал, что луна упала. Я подумал, что луна рухнула в реку.

БАБУР. Тадж Махал красивее луны.

ХУМАЮН. Нет. Не красивее.

Сцена 3.

Свет на тот же самый охранный пост, что и в начале пьесы.

Входит Бабур, он собирается занять свое место. Он выглядит осунувшимся.

В его голове какофония из звуков рубки, воплей, шипения и т. д. Звуки становятся громче.

Входит Хумаюн, он видит Бабура. Подходит к нему сзади, но Бабур этого не замечает, он переживает ночной кошмар наяву

Хумаюн зовет его по имени, но из-за звуков Бабур его не слышит. Хумаюн зовет снова, и наконец….

ХУМАЮН. БАБУР! БАБУР! БАБУР!

Бабур не слышит. Остается только звук ночи. Стрекотание сверчка.

Бабур поворачивается и занимает свой пост. Хумаюн тоже занимает свой пост.

ХУМАЮН. Ты здесь. Ты вовремя.

(пауза)

БАБУР. Мне приснился ужасный сон.

ХУМАЮН (едва сдерживаясь). У меня хорошие новости!

БАБУР. Худший сон в моей жизни, баи.

ХУМАЮН. Ты сначала хочешь сон рассказать или я тебе расскажу хорошие новости?

БАБУР. Сон об аэроплате.

ХУМАЮН. Хорошо, значит, сначала твой сон…

БАБУР. Они были такими громкими, они ужасно кричали. Их было сотни. Они были оружием, сами аэроплаты, летающим оружием и… Знаешь, что я думаю, Хума… с аэроплатами можно без проблем уничтожить любую армию людей на слонах. И мы издалека слышали аэроплаты другой армии. Они пришли за нами.

ХУМАЮН. За нами?

БАБУР. За Индустаном. И знаешь, как они нас найдут? Угадай.

ХУМАЮН. Не знаю.

БАБУР. Угадай.

ХУМАЮН. Да я понятия не имею, как работают аэроплаты!

БАБУР. Тадж Махал. Они увидят его, сияющим, как луна. И это первое, что они разрушат. А император встал над нами и рассказал, что существует огромное полотно. Самое большое в мире. Оно было черным… как переносная дыра, Хума. И император сказал нам, если мы все за него возьмемся и побежим с ним, оно будет развеваться и подниматься в воздухе, и мы сможем накрыть им Тадж Махал и спрятать его. Спрятать от аэроплатов. И мы побежали за этим полотном, и все попытались за него ухватиться, но не смогли, не смогли, Хума, потому что у всех у нас не было рук.

(пауза)

Даже я не смог. Не смог и император. Ни у кого не было рук. Никто из нас не смог удержать гигантское полотно, и тогда аэроплаты прилетели и уничтожили Тадж Махал, и Индустан стал гореть.

Неловкая пауза.

ХУМАЮН. Так ты хочешь услышать хорошую новость?

БАБУР. Конечно.

ХУМАЮН. Тебе она понравится.

БАБУР. Хорошо.

ХУМАЮН. Я до сих от нее в шоке.

БАБУР. Правда?

ХУМАЮН. С чего начать?

БАБУР. Я не знаю.

ХУМАЮН. Итак…

БАБУР. Ну?

ХУМАЮН. Я говорил со своим отцом.

БАБУР. И?

ХУМАЮН. Так как прошлой ночью мы исполнили свой долг так… продуктивно… И так как мы хорошо все убрали… их впечатлила наша работа…. Мой отец сказал, что ты и я… распределены в Императорский Гарем.

(пауза)

Мы теперь охраняем Гарем.

БАБУР. Служба в Гареме?

ХУМАЮН. Служба в Гареме.

БАБУР. Нам можно будет входить в Императорский Гарем?!

ХУМАЮН. Видишь? Вот так это и происходит… Люди-то замечают. Начальство всё замечает. Мы поработали прошлой ночью, мы хорошенько за собой убрали – их это впечатлило, и теперь мы сопровождаем самого Императора в Гарем. Мы его охраняем. В Гареме.

БАБУР. Это офигенно!

ХУМАЮН. Ты же говорил, что хочешь увидеть Гарем изнутри до того, как ты умрешь.

БАБУР. Говорил.

ХУМАЮН. Вот, получай!

БАБУР. Твой отец молодец!

ХУМАЮН. Не в моем отце дело! А в том, что мы хорошо выполнили свою работу!

БАБУР. Конечно, да. В смысле это тоже. И когда?

ХУМАЮН. Завтра.

БАБУР. Завтра?!

ХУМАЮН. Никаких больше ранних караулов.

БАБУР. Завтра!

ХУМАЮН. Большое повышение, баи. Оп-ля!

БАБУР. Мы в Императорском Гареме.

ХУМАЮН. Нет. Мы личная охрана Его Императорского Величества в Императорском Гареме. Обожаю это произносить.

БАБУР. Что мы будем делать? Как мы это будем делать? Почему? Как это вообще – работать в Гареме?

ХУМАЮН. Мы сопровождаем Императора из дворца в гарем. И в самом гареме, куда бы он ни пошел, мы будем его сопровождать. Также мы должны стоять по обе его стороны, когда он будет сидеть за королевским столом.

БАБУР. Обнаженные женщины!

ХУМАЮН. Если там и будут обнаженные женщины, в чем я очень сомневаюсь, нам не позволено на них смотреть или трогать их и даже здороваться с ними, если только этого не хочет сам император.

БАБУР. Или что?

ХУМАЮН. Или что «что»?

БАБУР. Допустим, я там я встречу красивую девушку и мы…

ХУМАЮН. Тебя казнят, так что не надо.

БАБУР. Но это Императорский Гарем!

ХУМАЮН. Ты понимаешь, это немыслимо!

БАБУР. Да!

ХУМАЮН. Это награда. Все знают, что нам прошлой ночью досталась самая адская работа. И мы ее сделали хорошо и не жаловались, так что вот… мы в Императорском Гареме.

(пауза)

Понимаешь, да?

БАБУР. Конечно, понимаю.

ХУМАЮН. Нам нечасто везет.

БАБУР. Еще бы.

ХУМАЮН. Но мы трудимся, чтобы получить работу получше, более приятную работу.

БАБУР. Конечно.

ХУМАЮН. Ты понимаешь, как это устроено, правильно?

БАБУР. Да! Я понимаю! Чего ты все переспрашиваешь?

ХУМАЮН. Потому что иногда мне кажется, что ты не понимаешь взаимосвязь.

БАБУР. Да понял я! Мы проделали дерьмовую работу и за это получили хорошую работу. Это все за то, что мы хорошо выполнили дерьмовую работу без единой жалобы.

ХУМАЮН. Точно.

БАБУР. Это несложно понять.

ХУМАЮН. Точно.

(неловкая пауза)

Просто мне показалось, что прошлой ночью…

БАБУР. Что показалось?

ХУМАЮН. Как будто ты…

БАБУР. Что?

ХУМАЮН. Мне показалось, что ты тогда этого не понимал.

Пауза.

БАБУР. Трудная была ночь.

ХУМАЮН. Вообще-то тебе не разрешено говорить, что у тебя была трудная ночь, мой друг.

БАБУР. Мне стыдно, понятно?

(пауза)

Мне стыдно за то, как я себя вел прошлой ночью, Хума. Прости.

Я не хотел… Я ничего не соображал…

(пауза; он злится)

Ты только прижигал их!

ХУМАЮН. Ты опять? Прижигать не лучше, чем рубить!

БАБУР. Это же разные вещи…

ХУМАЮН. Давайте не будем по этому поводу спорить.

БАБУР. Дело в том… Дело в том… Ни в чем. Прости. Мне нужно было быть сильнее.

Долгая пауза.

ХУМАЮН (меняет тактику, смягчается). Ты был сильным. Ты и есть сильный. Ты здесь, этим утром, на своем посту, и впервые в своей жизни ты не опоздал. Несмотря на кошмары и прошлую ночь. Ты сильный, Бабур. Тебе просто надо прекратить думать и говорить об этом.

БАБУР. Прекратить думать. Прекратить говорить.

ХУМАЮН. Тебе повезло, что мы старые друзья. Кто-нибудь другой решил бы уже, что ты предатель, и что тогда было бы? Об этом бы узнала охрана - и хлоп! У тебя была бы репутация предателя, и это не очень хорошо. И это пятно не отмыть, в отличие от крови!

БАБУР. Ты никому не рассказал?

ХУМАЮН. Конечно, нет. Ты же мне брат. (пауза) Но хватит уже говорить и думать об этом, давай просто наслаждаться нашей фортуной, Бабу… Императорский гарем. Ты и я. Стоять на посту рядом с самим императором.

БАБУР. Прямо рядом с ним?

ХУМАЮН. Может, немного позади, буквально чуть-чуть. Так чтобы не закрывать ему вид.

БАБУР. Немного позади.

ХУМАЮН. Самого императора, досточтимого блистательного правителя Индустана, Шаха Джахана, сына Джахира, сына Акбара, сына Хумаюна…

БАБУР. Твоего тезки.

ХУМАЮН. Моего тезки…. сына Бабура. Твоего тезки.

БАБУР. Моего тезки.

ХУМАЮН. Бабура, первого Могольского Императора Индустана. Королевская знать! И кто стоит слева и справа от него?

БАБУР. Ты и я.

ХУМАЮН. Я и ты. Будем гордо стоять, царственные, как и сам император. Будем защищать его. И всякого, кто вдруг надумает подойти к императору с дурными намерениями, мы будем ставить на место. (имитирует звуки резни)

Чак! Чак! Чак!

Готово. Оп - и он уже труп. Порублен в капусту.

БАБУР. Да!

ХУМАЮН. Да. Нужны годы, чтобы достигнуть таких успехов. Годы. И такая работа, которую мы вчера проделали, нечасто случается. У нас есть честная кровавая история, баи. Когда мы станем старыми и седыми, мы будем рассказывать своим сыновьям и внукам о ночи сорока тысяч рук.

БАБУР. Я думал, нам надо перестать об этом думать и говорить…

ХУМАЮН. Перестать думать и говорить, как ты это делаешь.

БАБУР. Как я…

ХУМАЮН. Да, как ты об этом думаешь и говоришь – с сожалением.

БАБУР. С сожалением.

ХУМАЮН. Да. С сожалением. Я тебе говорю, этим можно хвастаться.

БАБУР (с горечью, но старается держаться). Ты прав.

ХУМАЮН. Прав?

БАБУР. Абсолютно. Можно хвастаться. Я отрубил сорок тысяч рук! Ха!

ХУМАЮН. Императорский гарем, баи.

БАБУР. Стоять рядом с самим императором.

ХУМАЮН. Или совсем неподалеку от него, так, чтобы не загораживать ему вид.

БАБУР. Стоять неподалеку от него. Охранять его. Самого Шаха Джахана.

ХУМАЮН. Гордые, как павлины.

БАБУР. Я не опоздаю.

ХУМАЮН. Уж постарайся.

БАБУР. Куча женщин в гареме.

ХУМАЮН. И евнухов.

БАБУР. Несчастные ушлепки.

ХУМАЮН. И Король.

БАБУР. И мы. Будем стоять немного позади него.

(начиная осознавать)

Немного позади… императора.

Прямо позади него.

И он будет сидеть там. За королевским столом.

А я буду стоять немного позади…

Буквально в шаге от него…

В шаге от него…

ХУМАЮН. Да. Почему ты так говоришь?

БАБУР (внезапно осознавая). Хумаюн!

ХУМАЮН. Что?

БАБУР. У меня идея.

ХУМАЮН. Ну.

БАБУР. Выслушай меня.

ХУМАЮН. Слушаю.

БАБУР. Тебе, возможно, сначала не понравится.

ХУМАЮН. Скажи мне.

БАБУР. Но если немного подумать...

ХУМАЮН. Это новое изобретение?

БАБУР. Нет. Да. Может быть. Что-то типа того. И так… Мы в императорском гареме. Завтра.

ХУМАЮН. Да.

БАБУР. И мы стоит в шаге от императора, который сидит за королевским столом.

ХУМАЮН. Буквально в шаге.

БАБУР. И так… в какой-то момент, когда никого больше не будет в комнате… мы подадим друг другу знак.

ХУМАЮН. Что за знак?

БАБУР. Что-то едва уловимое.

ХУМАЮН. Нам нельзя двигаться, кстати.

БАБУР. Что-нибудь придумаем.

ХУМАЮН. Зачем нам подавать секретный знак?

БАБУР. Я сейчас расскажу…

ХУМАЮН. Так.

БАБУР. Когда мы подадим знак, ты схватишь императора за голову, оттянешь ее назад, а потом я полосну его мечом по шее на хер.

ХУМАЮН. Погоди… повтори?

БАБУР. Давай убьем Короля.

ХУМАЮН. Что… ЧТО?! Что ты несешь? Что ты только что сказал?!

БАБУР. Ты сказал, что ты меня выслушаешь.

ХУМАЮН. Нельзя такое говорить, ты даже думать об этом не должен, и…. ПОСЛУШАЙ: ты сейчас заткнешь свой предательский рот, займешь свой пост, и мы больше никогда не будем об этом говорить.

БАБУР. Я только сейчас начал понимать, что это единственное, что нужно сделать.

ХУМАЮН. Пожалуйста… Не сходи с ума. И меня не своди, Бабур…

БАБУР. Я не схожу с ума. Послушай. Во-первых, я убил Красоту.

ХУМАЮН. Ты не убивал красоту!

БАБУР. Хорошо, мы убили Красоту. Мы убили, так?

ХУМАЮН. Заткнись, ты уже! Одно дело вести философские разговоры об эстетике, но ты только что замахнулся на то, чтобы убить Короля!

БАБУР. Да, и я собираюсь это сделать. Мы должны это сделать.

ХУМАЮН. Бабур, остановись, прошу! Тебя могут убить только за то, что ты это говоришь! Ты сошел с ума!

БАБУР. Нет. Я в здравом уме, баи. Все понимаю отчетливо, баи…

ХУМАЮН. О, очень отчетливо. Завтра мы отрубим императору голову… и что!

БАБУР. Это часть плана. Мы тихо выйдем из комнаты, пройдем по коридорам гарема… С нами никто не будет говорить. Мы покинем стены гарема, пойдем в королевские конюшни, возьмем пару лошадей и поскачем на них в джунгли.

ХУМАЮН. И это твой план?!

БАБУР. Помнишь наш плот из сандала в лесу? Мы ночевали три ночи в джунглях! В этот раз мы сделаем наш плот лучше, больше, с крышей, рядом с водой, мы сможем охотиться на животных и есть их, мы можем жить вдвоем, Хума, в диком лесу… далеко от всего, далеко от всего мира. От Короля и твоего отца с его правилами, далеко от воспоминаний о том, что мы сделали. Никто не заставит нас делать что-то подобное снова. Разве это не здорово?

ХУМАЮН. Почему для этого надо убивать Короля?

БАБУР. Мы могли бы… но убить Короля… Это основная часть плана. Мы убьем его, и Красота оживет.

ХУМАЮН. Ты с ума сошёл.

БАБУР. Скажи, ты разве не хочешь жить в джунглях, далеко ото всего мира?

ХУМАЮН. Я не хочу! Хорошо? Это звучит ужасно! Я не хочу добывать себе пищу, я не хочу спать на природе каждую ночь и я точно не хочу рисковать своей головой, убивая императора! Бабур! Очнись! Ты не до конца понимаешь: Есть Король. И Он в Центре Мира. И есть те, кто ему служит, в близком окружении, как мы, поэтому мы близко к Центру Мира, поэтому нам повезло, и мы хорошо едим. А весь остальной мир на грани выживания. И они плохо едят. Но вчера… и сегодня… Если люди видят Тадж Махал и вдруг осознают, что это прекрасное здание было создано двадцатью тысячами обычных людей, они задумываются о том, что можно изменить свою жизнь. И если об этом задумывается слишком большое количество людей, то граница может подвинуться к центру. И центр может разрушиться. И тогда мы в жопе. Вот поэтому мы сделали это. Твой меч, мое прижигало, те корзины с отрубленными руками… Это называется Удерживать Мир. У нас хорошая жизнь, Бабур. И я ее ценю. Мне нравится этот мир.

БАБУР. Тебе нравится этот мир.

ХУМАЮН. Да.

БАБУР. Этот мир, говоришь. Тебе нравится этот мир… в котором мы за одну ночь должны были отрубить руки двадцати тысячам человек. В котором мы должны были убить Красоту, как раненого зверя. Где за то, что мы чувствуем или думаем или говорим, мы можем быть наказаны, и всё потому, что Император – сумасшедший говнюк.

ХУМАЮН. Есть либо преданность Императору, либо смерть. Я выбираю Не Смерть. И тебе советую. Мне жаль, что тебе сложно посмотреть на какие-то пару ведер с кровью, но пора отрастить себе яйца, дружище. Серьезно.

БАБУР. Если ты не хочешь мне помочь завтра, тогда я один убью Короля.

ХУМАЮН. Ты думаешь, ты сможешь убить Короля? Я буду рядом с ним, баи. И как гласит моя клятва, любой человек, который поднимет руку на Его Величество Императора Шаха Джахана, заплатит за это своей жизнью. Ты что, хочешь завтра умереть? Ты этого хочешь?

БАБУР. Я не хочу, чтобы Тадж Махал был последней красивой вещью в мире.

ХУМАЮН. Если Король распорядился, что Красота мертва, то Красота мертва.

БАБУР (Хуме в лицо). Тогда пошел на хуй, такой Король. Красота будет жить.

Бабур отходит от Хумаюна, повторяя сказанное все громче, словно желая донести это до всего королевства.

БАБУР. Пошел на хуй Король! Красота будет жить!

КОРОЛЬ, ПОШЕЛ НА ХУЙ! КРАСОТА БУДЕТ ЖИТЬ!

(со всей громкостью)

КОРОЛЬ, ПОШЕЛ НА ХУЙ! КРАСОТА БУДЕТ ЖИТЬ!

Хумаюн запрыгивает на Бабура, чтобы остановить его, успокоить его, бросает Бабура на землю, оглушая его.

ХУМАЮН. Ты арестован за… за… ты арестован за БОГОХУЛЬСТВО! БОГОХУЛЬСТВО!

БАБУР. Что ты несешь?

ХУМАЮН (тихо, Бабуру). Послушай, баи… это просто «богохульство». Три дня в тюрьме. И все. Ты посидишь в тюрьме, придешь в себя, перестанешь нести чушь.

БАБУР. Убирайся! Прекрати, Хума!

ХУМАЮН. Если они слышали твои слова, они сделают так, что слон затопчет тебя до смерти! Это предательство, баи!

БАБУР. Позволь мне уйти… Черт, Хумаюн!

ХУМАЮН (спокойно). Ты посидишь три дня в тюрьме, потом выйдешь, и это останется между нами. Тобой и мной. Больше ни слова о красоте. И ни слова об убийстве короля. Понял? Понял. Понял. Стража! Стража! Стража!

Сцена 4.

Тюремная камера. Бабур прикован к стене.

БАБУР. Вот ОТСТОЙ.

Входит Хумаюн. Он не похож на себя… возможно, он плакал.

БАБУР. Пришел. Предательская рожа. Ты засадил своего брата в тюрьму?! Вот, что ты сделал?! Напомни мне, чтобы я тебе больше ничего не рассказывал.

(пауза)

Мне не надо было при тебе даже рот раскрывать, о, сын большого начальника.

(пауза; Бабур применяет другую тактику)

Ты реально думал, что я бы это сделал? Ты думал, что я, Бабур, собираюсь убить императора?!

(пауза)

Мне просто нужно было выговориться, вот и все, Хума. А ты так погорячился.

ХУМАЮН. Я погорячился?!

(пауза; тихо)

Тебя могли бы прикончить за то, что ты сказал!

БАБУР. Ну вот, я в тюрьме. Осужден за богохульство. Нравится, да?

ХУМАЮН. Ты заткнешься, наконец!

БАБУР. Да когда я вообще затыкался? С самого детства я мог болтать с тобой, о чем угодно – о своих фантазиях, предсказаниях и изобретениях или о моих мечтах…

(пауза)

И сегодня ты ни с того ни с сего меня арестовываешь?

ХУМАЮН. Раньше ты никогда не задумывал убить Короля.

БАБУР. Я бы этого не сделал. Я бы не смог. Я не знаю, смогу ли я еще раз выдержать один только вид крови.

ХУМАЮН. Ты мог бы стать хорошим стражем.

Хумаюн начинает плакать.

БАБУР. Какого черта ты плачешь? Ладно, ладно, я тебя уже простил. Бог мой, такого я еще никогда не видел! Хумаюн плачет, как девчонка! Поверь мне, брат мой, я тебе не позволю этого забыть. Никогда. Я тебе не позволю. Я тебе не дам забыть эту ночь, когда ты плакал из чувства вины к своему бедному дорогому другу Бабуру.

Хумаюн издает тяжелый рык – мучительный, ужасающий.

БАБУР. Я могу выдержать три дня здесь. Это для меня дворец. Я вырос в условиях похуже.

(пауза)

Вот что ты тут делаешь? Ты так по мне соскучился, что не можешь позволить мне зачахнуть в одиночестве?

Я прав, братишка?

Ты по мне скучал?

ХУМАЮН. Ты слабый.

БАБУР. Я слабый?

ХУМАЮН. С каких это пор ты стал так любить людей, что тебе сложно причинить им боль?

БАБУР. Мне всегда было тяжело делать кому-то больно.

Ты знаешь.

Перед тем, как отрубить курице голову, я перед ней извиняюсь.

В этом моя слабость.

И мне нравится быть слабым.

ХУМАЮН. Это бессмысленно.

БАБУР. Как знать.

ХУМАЮН. Никто не хочет быть слабым. Никто никогда не захочет быть слабым.

БАБУР. Я ценю то, что ты сделал.

ХУМАЮН. Что?

БАБУР. То, что ты арестовал меня. Возможно, ты спас мне жизнь.

Ты был прав. Я был слишком возбужден.

Сейчас я спокоен. Со мной все будет хорошо.

Хумаюн медленно встает.

ХУМАЮН (тихо). Прости меня, баи.

Хумаюн отходит от ошарашенного Бабура, подходит к алькову и достает деревянную плаху.

БАБУР. Хумаюн… что ты делаешь? Что ты… зачем ЭТО ЗДЕСЬ?!

ХУМАЮН. Прости, баи…

Хумаюн освобождает Бабура от цепей и внезапно, силой тянет Бабура через всю камеру к плахе, где он приковывает руки Бабура и опускает их на плаху.

БАБУР. Нет, нет, нет, нет! Хума, что ты делаешь?! Что ты собрался… СТОП! ОСТАНОВИСЬ, ХУМАЮН, СТОП!

Хумаюн отходит от Бабура и от плахи, снова садится напротив стены, схватившись руками за голову.

БАБУР. Хума, что происходит… ты же говорил, что это только Богохульство! Ты сказал, что только три дня в тюрьме! Что за хуйня происходит? Ты не отрубишь мне руки, Хума! Брось!

ХУМАЮН. Я должен.

БАБУР. НЕТ! ЗА ЧТО?! НЕТ!

ХУМАЮН. Бабу…

БАБУР. Что ты НЕСЕШЬ?

ХУМАЮН. ЗАТКНИСЬ или еще хуже будет… Ладно? Просто ЗАТКНИСЬ, ПОЖАЛУЙСТА…

БАБУР. Ты не сможешь отрубить мне руки. Хума, это я, это Бабур, хорошо? Нельзя рубить руки своему брату!

ХУМАЮН. Я думал, за богохульство лучшим… наказанием… будут три дня в тюрьме.

БАБУР. Вот именно! Ты так и говорил!

ХУМАЮН. Мне пришлось придумать историю, и я сказал мансабдару свою басню, и он мне поверил, что все хорошо… и тогда мне пришлось пойти к отцу…

И отец понял, что я вру.

Он знает меня, как облупленного. Он меня насквозь видит.

И я ему рассказал…

О тебе, о том, что ты сказал, и тогда…

Бабу…

Я встал перед ним на колени, пал к его ногам и стал умолять, чтобы тебя не убивали.

Я плакал и умолял…

Он смотрел на меня с отвращением.

И он сказал, что ты можешь остаться в живых. Только если…

Если я отрублю тебе руки.

БАБУР. Нет! Нет! Нет!

Хумаюн начинает плакать. Бабур смотрит на него.

ХУМАЮН. Я должен это сделать.

Хумаюн обнажает большой меч.

БАБУР (мягко). Послушай, Хума, ты не должен этого делать.

Нет ничего, что ты должен делать. Ты умный, ты что-нибудь придумаешь.

(пауза, ждет)

Дай мне уйти. Скажи, что я сбежал. Я сбегу. Никто обо мне больше не услышит. Просто не отрубай мне руки.

ХУМАЮН. Если я этого не сделаю, они тебя убьют.

БАБУР. Нет. Не убьют! Я сбегу! Буду сам по себе… тебе даже не нужно будет мне помогать, просто освободи меня от этих цепей и… Хумаюн…. Хума, давай же…

Хумаюн собирается с силами, готовится.

БАБУР. НЕТ! Не делай этого, Хумаюн, не надо… так нельзя. НЕТ! Послушай меня, я тебя знаю, Хума, это тебя сломает…

Вот что мы сделаем Я закричу, и все подумают, что ты сделал то, что должен был, и затем я…

Хумаюн опускает меч на запястья Бабура. Бабур хочет закричать, но не может издать ни звука.

С первого удара не получается. Хумаюн снова опускает меч. Опять неудачно. Хумаюн рубит в третий раз, кровь обрызгивает ему все лицо.

Бабур лежит на полу, безрукий, он кричит. Хумаюн в шоке, смотрит на него. Затем поворачивается и берет прижигало с плиты, подходит к Бабуру и прижигает его культи. Затем оборачивает их тканью.

Он возвращается к плите и бросает прижигало. Он спокоен, долго смотрит на стену, пока Бабур ерзает на полу, уже беззвучно, спокойно дыша.

Хумаюн выходит.

БАБУР. Хума…? Хума…

(тихо)

Не уходи.

Сцена 5.

Ночь. Хумаюн стоит на посту у Тадж Махала, на том же месте. Десять лет спустя.

ХУМАЮН. Кто здесь? Покажись! Королевский комендантский час!

Никого нет, но Хумаюн уверен, что кто-то прячется в тени…

ХУМАЮН. Во имя его величества Императора Аурангзеба Аломгира, покажись!

Никого на самом деле нет.

Хумаюн опускает меч. Хумаюн оглядывается – он готов был поклясться, что там кто-то был. Он надеялся, что там кто-то был.

ХУМАЮН (спокойно, с надеждой, по-детски). Эй?

Он ждет некоторое время, затем возвращается на пост.

Он долго стоит один.

Кричит та же птица, что и в начале пьесы.

Хумаюн смотрит на верх, узнает птицу. Ее крик причиняет Хумаюну боль. Птица кричит снова.

Хумаюну кажется, что он слышит голос Бабура. Он вспоминает своего друга, вспоминает все.

Кричит другая птица. И еще одна. Какофония из голосов разных птиц мира заполняет пространство. Внезапно Хумаюну становится страшно…

Шорох где-то в джунглях… насекомые, ветер, деревья, животный рев… рой светлячков в воздухе.

Повсюду начинает расти плющ, он обвивает Хумаюна, из воздуха прорастают деревья, Хумаюн обрастает ими, и вдруг он оказывается между двух миров: у Тадж Махала в Агре и в джунглях.

ХУМАЮН. Бабур..! Бабур…!

Что это за звуки…

Они повсюду…

Наверху, в ветвях, расположился деревянный плот. С ветвей на платформу взбирается Бабур, на несколько лет моложе, без рубашки, весь в поту, гордо стоящий на своем сандаловом плоту. Он бодр и весел.

БАБУР. Животные! Из джунглей!

ХУМАЮН. Да, но какие животные…!

БАБУР. Вот ты всегда паришься! Хумаюн трусишка!

ХУМАЮН. Мы ЗАБЛУДИЛИСЬ В ДЖУНГЛЯХ!

БАБУР. Мы не заблудились! Мы просто отстали от нашего отряда.

ХУМАЮН. То есть заблудились!

Вдалеке раздается рев…

ХУМАЮН. Черт, а это кто?

БАБУР. Возможно, тигр.

ХУМАЮН. Тигр?!

БАБУР. Вот для этого у нас это всё и есть, для этого мы построили этот прекрасный плот, наше маленькое сандаловое убежище в деревьях! Вот бы какой-нибудь тигр сюда полез, я бы ударил его по носу.

ХУМАЮН. Тигры не умеют лазить по деревьям!

БАБУР. Пусть попробуют! Они только взглянут на это…

Бабур танцует на плоту…

ХУМАЮН. Здесь еще другие твари, которые могут нас тут достать. Змеи. Насекомые. Змеи.

БАБУР. Хума! Это же клево! Мы отстали от нашего отряда!

ХУМАЮН. Да, но я бы хотел их найти!

БАБУР. А я бы лучше их НЕ находил. Эти ребятки те еще хуесосы и ублюдки.

ХУМАЮН. Мы что, реально всю ночь проведем на этой штуковине? На дереве? В джунглях?

БАБУР. Это сандаловое дерево. Оно пахнет… Москиты сюда не прилетят… и змеи не приползут… Слишком резкий запах.

ХУМАЮН (принюхивается). Мне нравится этот запах.

(пауза) Посмотри на этот плот. Он реально крутой. Мы его сделали. Мы сделали его своими мечами.

БАБУР. Пожалуй, это лучшее, что я создал.

ХУМАЮН. Правда?

БАБУР. Ага.

ХУМАЮН. А я вот не знаю. Я однажды вырезал из куска дерева птичку. Она реально выглядела, как птица. Пожалуй, это было лучшее, что я сделал. А плот – второе.

БАБУР. Ты делал птичек из дерева?

ХУМАЮН. Да, когда-то. Больше не делаю. Мой отец считает, что это трата времени. А я так не считаю.

Громкий вопль. Бабур немного пугается.

БАБУР. Что это было?!

ХУМАЮН (улыбается). Летучая мышь.

Они смеются вместе.

БАБУР. Разве ты не хочешь потеряться навсегда? Это было бы гораздо лучше, чем возвращаться обратно в отряд, в армию и Агру и все такое. Жить здесь. Далеко ото всех.

ХУМАЮН. Я не хочу потеряться навсегда!

БАБУР. Это может быть гораздо интереснее, чем я рассказываю.

Эй, Хумаюн… Посмотри!

Хумаюн не видит.

ХУМАЮН. Что?

БАБУР. Там, за ветками…. Посмотри...! Не могу поверить, как я раньше этого не видел…! Что это?

Хумаюн вытягивает голову и, наконец, видит.

ХУМАЮН. Ух ты… ух ты.

БАБУР. Что это, озеро?

ХУМАЮН. Да… розовое озеро.

БАБУР. Что-то там на нем плавает. Что это за хрень?

ХУМАЮН. Оно двигается…

БАБУР. Да, что это… Что-то на воде…

Пауза; они вытягивают свои шеи, пытаясь рассмотреть…

ХУМАЮН. Это птицы!

БАБУР. Птицы?

ХУМАЮН. Да, это птицы сидят на воде…

БАБУР. Это все птицы… все озеро, каждый сантиметр, все в птицах?

ХУМАЮН. Да… розовые и пурпурные птицы.

БАБУР. И зеленые тоже? Или это вода…?

ХУМАЮН. Розовые, пурпурные и зеленые птицы… какая красота, да?

БАБУР. Их там миллиарды.

ХУМАЮН. Как минимум. Это какая птица…. Которая… м-м-м…. пеночка? Или, может…

Внезапно волшебный звук взмахов крыльев заполняет пространство. Мужчины напуганы, наблюдают, как огромная стая птиц взлетает с озера и направляется прямо на них. Это длится долго. Птицы летят и летят прямо на мужчин. Это захватывающее зрелище для них обоих.

Сквозь удары крыльев… Мужчины смотрят наверх…

БАБУР. Хума…

ХУМАЮН. Да…

БАБУР. Ты видишь это..?!

ХУМАЮН. Да! Да!

БАБУР. Ты видишь это?!

ХУМАЮН. Да! Я вижу! Я вижу!

Они истерично смеются, а потом почти плачут.

БАБУР. Ух ты.

ХУМАЮН. Ух ты.

БАБУР. Ух ты.

ХУМАЮН. Охренеть!..

Все птицы улетели. Снова становится тихо.

Джунгли исчезают, Бабур исчезает, остается только Хумаюн, он снова в Агре, стоит на посту, один.

Он на мгновение вспоминает Бабура и плот на дереве, и прошлое – единственное для него место, где могла жить красота.

Он снова занимает свой пост. Стоит там, в тишине, долгое время.

КОНЕЦ