Перевод Грузберга

Алимовой Анастасии, 4к 2(6)англ. гр.

Художественные особенности и стилистическая специфика произведения Толкина «Властелин колец» по-разному отразились в различных переводах. На примере 6 и 7 глав мы рассмотрим, как проявляются эти особенности.

Одним из самых известных переводов является перевод В. Муравьева, и А. Кистяковский (стихотворный текст), представленного издательством «Радуга» в 1988 году.

Наше сравнение начнем с названия. В оригинале глава названа «Theoldforest», в то время как Муравьев дает название «Великовечный лес», тем самым меняя прилагательное «старый, древний» на эпитет «великовечный», добавляя лесу солидности, монументальности. В целом, перевод Муравьева имеет черты русской сказки, уходящей немного в былинность, и, хоть многие образы сохранены им и фразы переведены весьма близко к оригиналу, тем не менее переводчик дает близкие русским читателям образы и благозвучные эквиваленты перевода. Это прослеживается в именах. Так, Пиппин из оригинала превращается в Пина, что смутно напоминает Ивана, Bolger в Толстика, с уменьшительно-ласкательным суффиксом, который к тому же «зевает во весь рот», а не просто «wasstillyawning», Goldberry превращается в Золотинку, Hedge в Городьбу, Forest в Великовечный лес, Shir в Хоббитанию

В целом при переводе Муравьев использует особые слова и выражения, которые отсылают к детским сказкам и апеллируют к уже имеющимся картинкам в голове русскоговорящего читателя. Так, Мери, говоря о страшных историях о лесе, использует выражение «страсти-мордасти», довольно просторечное и говорящее (theoldbogey-stories). Или фраза «aboutgoblinsandwolvesandthingsofthatsort» переводится как «про леших, волков и всякую нечисть», то есть незнакомые гоблины становятся всем известными лешими, включаются понятные образы и свойственные русской культуре реалии. Подобными примера являются переводы nonsense-words – несусветица, Lillies-кувшинки, hobbit-legend – россказни, I amGoldberry, daughteroftheRiver. - Я – Золотинка, речная царевна.

Интересно посмотреть, какие глаголы использует Муравьев в своем переводе, чтобы не только сохранить стилистику сказочного нарратива, но и передать особенности оригинала: понукал- said; заплутаемся - forgetwhichwaytheHedgelies; я не замышляю ничего дурного- Iamnotgoingtodoanything. allthetreeswerewhisperingtoeachother, passingnewsandplotsalonginanuninteligiblelanguage - будто деревья шепчутся, судачат на непонятном языке и сулят что-то недоброе

Говоря о лесе, Мери чаще всего повторяет прилагательное queer, Муравьев в переводе дает разные интерпретации данного слова, причем переводя не только как прилагательное, но и описательными способами. Например, Но Лес и правда чудной. еще водятся будто бы разные лесные чудища, hecentrefromwhichallthequeernesscomes - от реки-то и есть главное лесное колдовство. Тем самым мы от чудного леса переходим к стращилищам и колдовству по мере того, как хоббитам открываются все ужасы, происходящие в лесу.

Интересно, как некоторые образы рисуются автором и переводчиком с помощью разных приемов. Например, воригиналеимеем «Looking ahead they could see only tree-trunks of innumerable sizes and shapes: straight or bent, twisted, leaning, squat or slender, smooth or gnarled and branched; and all the stems were green or grey with moss and slimy, shaggy growths» – гиперболаинаслоениеописанийиэпитетовсоздаютобразбесконечного, огромного, непроходимого, многоликого, опасноголеса. В переводе же Муравьев использует повторение «стволы», а также употребляет эпитеты парно, антонимично. Ощущения бесконечно повторяющихся деревьев усиляется с помощью полисиндетона: «А впереди были только стволы, стволы, впрямь и вкривь, стройные и корявые, гладкие и шишковатые, суковатые и ветвистые, серо-зеленые, обомшелые, обросшие лишайником».

Говоря о лесе, стоит отметить, что Муравьев создают картину леса-охотника, который со злым умыслом заманивает хоббитов в свои коварные лапы, в то время как в оригинале читатель открывает для себя коварство леса будто одновременно с хоббитами, и те плохие вещи, которые рисует писатель, описываются как что-то, у чего нет точно известного источника, нечто, что трудно объяснить сразу, нечто queer. Например, thewoodseemedtobecomemorecrowdedandmorewatchfulthanbefore. - сгустился плотнее и зашелестел, как будто злорадней. – используется эпитет с явной отрицательной коннотацией, лес не просто наблюдает, но со злорадством следит за неудачами героев.

Или: Butafterawhiletheairbegantogethotandstuffy. - Однако не тут-то было: вскоре тайное лиходейство стало явным. Спертый воздух напитался духотой. Здесь у Муравьева и отсылка к сказкам и былинам – просторечное, устаревшее слово «лиходейство», и нечто тайное, опять отсылка на злой умысел.

Еven as he said the word his voice faded into silence. The air seemed heavy and the making of words wearisome. - Тутемуточногорлоперехватило. Воздух затыкал рот, слова не выговаривались. – Маленький хоббит в переводе Муравьева становится жертвой чего-то, что не позволяет ему говорить, двигать губами, даже издавать звуки, в то время в оригинале нет агента действия, который был бы ответственен за происходящие с Фродо изменения, подчеркивается идея чего-то страшного и необычного.

Более того, в переводе Муравьева лес становится активно действующим героем, что подчеркивается глаголами, олицетворением. Толкин же рисует лес больше как место происшествия, которое носит скорее бэекграундный характер, действуют же у него отдельные деревья: Beforethem, butsomedistanceoff, therestood a greenhil-top, treeless, risinglike a baldheadoutoftheencirclingwood. - Лес обступал холм ровным кругом, точно густая шевелюра плешивую макушку.

Или: They were on an island in a sea of trees, and the horizon was veiled - СчетырехсторонзеленымиволнамиокружалихнеоглядныйЛес.

Как уже упоминалось выше, нередко писатель и переводчик пользуются различными приемами, чтобы описать похожий образ, тем самым придавая ему особые оттенки значения и смысла. Например, «thecryfellasifmuffledbyaheavycurtain” – у Муравьева «тут же заглох, точно придушенный». Толкин сравнивает затухание крика с опусканием непроницаемой шторы, тем самым изображая стены, западню, в которую попали герои в лесу; Муравьев использует страдательное причастие, тем самым подчеркивая непосредственное участие леса в бедствиях хоббитов и их своеобразную жертвенную участь.

Или, например, здесь Толкин использует ряд существительных, которые усиливаются в своем негативном значении (disapproval, deepeningtodislikeandevenenmity ), чтобы показать, как по мере углубления в лес атмосфера становится все более чужой и враждебной; с помощью глагола grow и наречия until создается ощущение движения, нарастания страха героев и усиление враждебного отношения деревьев: «buttheyallgotanuncomfortablefeelingthattheywerebeingwatchedwithdisapproval, deepeningtodislikeandevenenmity. The feeling steadily grew, until they found themselves looking up quickly, or glancing back over their shoulders, as if they expected a sudden blow». В переводе Муравьева сначала он делает безличную безглагольную конструкцию«Ветви словно замерли, ниоткуда ни шелеста», затем с помощью морфологичекого повтора и сравнительных суффиксов усиливает ощущение враждебности«но хоббиты понимали, что их видят, что их рассматривают – холодно, подозрительно, враждебно. Причем все враждебнее да враждебнее: они то и дело судорожно оборачивались и вскидывали головы, точно опасаясь внезапного нападения». Добавляя эпитет судорожно, переводчик подчеркивает возрастающий страх героев.

Часто Толкин и Муравьев по-разному очеловечивают предметы материального мира и абстрактные понятия. Толкин создает более-менее стабильную картинку с небом и солнечными лучами, расположенными на холме, словно герои вернулись в мир, где никогда ничего не менялось, а лес – лишь нечто преходящее и неизведанное (опять queer): «Therewasskyabovethem, blueandcleartotheirsurprise, fordownundertheForest-rooftheyhadnotbeenabletoseetherisingmorningandtheliftingofthemist. The sun was not, however, high enough yet to shine down into the clearing, though its light was on the tree-tops”. В переводе Муравьева и небо и солнце совершают действие, картинке придано движение: «Над ними раскрылось небо, неожиданно голубое и чистое. Солнце не успело подняться высоко, но уже слало вниз приветливые лучи».

Обратим внимание, как играют звуками Толкин и Муравьев. «In the midst of it there wound lazily a dark river of brown water, bordered with ancient wilows, arched over with wilows, blocked with falenwilows, and flecked with thousands of faded wilow-leaves. The air was thick with them, fluttering yelow from the branches; for there was a warm and gentle breeze blowing softly in the valey, and the reeds were rustling, and the wilow-boughs were creaking”. Повторяя «willow» и огубленные звуки, Толкин создает эффект чего-то, что затягивает, некой упругой субстанции, которая может с легкостью поглотить что угодно, нечто убаюкивающее, создающее гипнотический звук, своего рода пружина.

У Муравьева: «Посредине тихо катила мутно-бурые струи река, обросшая ветлой и ильмовником, над нею склонялись дряхлые ивы, ее обступали ветхие вязы, осклизлые берестовые стволы загромождали русло, тысячи тысяч палых листьев несла вода, их желтые мириады вяло трепетали в воздухе, тянуло теплым ветерком – и шуршали камыши, шелестела осока, перешептывались ивовые и вязовые ветви». Сначала повторяются звуки ст, ск, хз, сх, что подчеркивает старость и дряхлость деревьев, а затем появляется ш – вялость, сонливость, тишина, отсутствие активного движения.

Стоит отметить, что Willow из оригинала становится у Муравьева Вязом, даже лес в оригинале наполнен одними ивами и упавшими стволами ив, эффект наслоения достигается повтором слова, а в переводе в лесу множество деревьев, в том числе и вязы. Муравьев интересно обыгрывает слово «вяз», играя со звуками и создавая эффект монотонной, убаюкивающей мелодии, в то время как в оригинале автор прямо говорит о том, что деревья пели: «Тheylookedupatthegreyandyelowleaves, movingsoftlyagainstthelight, andsinging. They shut their eyes, and then it seemed that they could almost hear words, cool words, saying something about water and sleep. They gave themselves up to the spell and fell fast asleep at the foot of the great grey wilow. - Вверхуплавнопокачиваласьсплошнаязавесажелто-серойлиствы. Путники утомленно закрыли глаза и словно бы услышали сквозь дрему: вода у вяза, вода увяжет, вода притянет и в сон затянет… Они уснули, уютно убаюканные журчанием реки, у самого ствола огромного серого вяза».

В следующем примере Толкин играет с простыми предложениями, довольно краткими и динамичными, и вводит поющие, гипнотические деревья через инверсию, звукопись дж, с, ф, а также через инговые окончания глаголов: «SuddenlyFrodohimselffeltsleepoverwhelminghim. His head swam. There now seemed hardly a sound in the air. The flies had stopped buzzing. Only a gentle noise on the edge of hearing, a soft fluttering as of a song half whispered, seemed to stir in the boughs above». В переводе Муравьева используется, помимо аллитерации жж, зс, есть пример внутреннего монолога, когда Фродо словно пытается разбудить себя и объяснить себе происходящие события: «Фродо почувствовал, что и сам засыпает – в глазах у него все поплыло, и неотвязное жужжанье мерзких мух вдруг стихло. Был только легкий шепот, мягкое журчанье, дальний шелест – листья, что ли? Листья, конечно”.

В переводе следующего отрывка Муравьев сохраняет метонимию «шляпа», но использует слово Громадина вместо BigPeople, тем самым в очередной раз подчеркивается сказочность повествования. Но если в оригинале Толкин сравнивает Тома с «Большими людьми» и с помощью сравнения обозначает тот шум, который производил герой, то Муравьев в тех же целяхиспользует преувеличение: «Withanotherhopand a boundtherecameintoview a man, orsoitseemed. At any rate he was too large and heavy for a hobbit, if not quite tall enough for one of the Big People, though he made noise enough for one, slumping along with great yelow boots on his thick legs, and charging through grass and rushes like a cow going down to drink. - Вместесошляпойявилсяичеловек, аможет, инечеловек, ростомхотьпоменьшеГромадины, ношагалвтройне: егожелтыебашмакинатолстыхногахзагребалилиству, будтобычьикопыта”. Кроме того, сравнение с коровой из оригинала превращается в сравнение с быком, чем подчеркивается не дикость шума (корова, страдающая жаждой и спешащая на водопой), но солидность, мужественность, стойкость походки.

Интересно, что Том Бомбадил в оригинале называет хоббитов не иначе как «mylittlefellows», в то время как у Муравьева они превращаются в«козявок, малышню, зайчат». Уменьшительно-ласкательные суффиксы обозначают отношение Тома к своим гостям, а также подчеркивает его возраст и заботу – он словно дедушка общается со своим внучатами.

Следующие отрывки демонстрируют мастерское использование и писателем, и Муравьевым повторения слов и звукописи для достижения эффекта нарастания звуков и ускорения движения:

«Therewas a noiselike a strongwindblowing, andonitwasbornethesoundofhoofs, galoping, galoping, galopingfromtheEast» - повторение глагола в форме герундия дает ощущение движения; в то время как у Муравьева такой эффект достигается через звукопись: «Ветер донес яростный стук копыт – с востока, с востока, с востока».

Иногда в словах английского языка уже присутствуют звуки, которые при повторении данных слов дадут необходимый эффект повторения действий, эффект реально слышимых звуков: «thesoundthathaddisturbedhisdream: tip-tap, squeak: thenoisewaslikebranchesfrettinginthewind, twig-fingersscrapingwallandwindow: creak, creak, creak…». Муравьев намеренно добавляет звуки в текст для создания того же эффекта: «странные звуки из сна: «пыт-пыт», «ы-ыхх-хыхы» – и будто кто-то потирает ветви друг о друга, корябает по стене и стеклам деревянными когтями: «скырлы, скырлы, скырлы»».

Перевод Грузберга

Сам перевод в целом является практически подстрочником оригинала, поэтому даже названия глав повторяют названия английские – Старый Лес, В доме Тома Бомбадила. На наш взгляд, перевод является неудачным, так как при попытке пословного воспроизведения художественных особенностей оригинального текста переводчик сохранил реалии, не свойственные для русскоговорящего читателя, те, которые ему было бы сложно объяснить, и те, которые звучат довольно неуклюже. Стоит начать с перевода некоторых имен собственных. Так, пословный перевод некоторых из них делает названия более понятными, а некоторых – нелепыми (Shir - Удел, Hedge - Изгородь, BonfireGlade – Старая Гарь). Некоторые названия были транслитерированы, что не облегчает процесс понимания образов. Так, Фетти для русского читателя остается неговорящим прозвищем.

Ниже приводится пример перевода самого начала 6 главы. Хотелось бы отметить, что в переводе отношение Мери к Фетти окрашивается негативно и пренебрежительно, что отсутствует в оригинале:

Frodo woke suddenly. It was still dark in the room. Merry was standing there with a candle in one hand, and banging on the door with the other. " All right! What is it? " said Frodo, still shaken and bewildered.

" What is it! " cried Merry. " It is time to get up. It is half past four and very foggy. Come on! Sam is already getting breakfast ready. Even Pippin is up. I am just going to saddle the ponies, and fetch the one that is to be the baggage-carrier. Wake that sluggard Fatty! At least he must get up and see us off. " - Фродопроснулсянеожиданно. В комнате все еще было темно. Рядом с ним стоял Мерри со свечой в одной руке, другой рукой он стучал в дверь.

-- Что случилось? - спросил Фродо, все еще не проснувшись окончательно.

-- Что случилось? - воскликнул Мерри. - Да время вставать. Уже полпятого, на дворе туман. Пошли! Сэм уже приготовил завтрак. Даже Пиппин уже встал. Я иду надевать на пони седла и снаряжать того, кто повезет багаж. Разбуди этого слюнтяя Фетти! Он должен встать, чтобы попрощаться с нами.

Эпитет queer изначально переводится как страшный, и далее сохраняется образ ужасного леса. В оригинале данное слово повторяется, чтобы усилить эффект непознанности леса и смутного ощущения опасности, образа туманной, непролазной чащобы. В данном переводе Грузберг раскрывает образ леса, описывая его с помощью эпитетов:

«Говорят долина Битовиндл - самое опасное место во всем Лесу, это центр, откуда исходит все необычное и загадочное. - ТheWithywindlevaleyissaidtobethequeerestpartofthewholewood - thecentrefromwhichallthequeernesscomes, asitwere. "

Некоторые отрывки сохранили поэтичность оригинала, но многие звучат коряво и непривычно: «InfactlongagotheyattackedtheHedge: theycameandplantedthemselvesrightbyit, andleanedoverit. - Когда-то давно они напали на изгородь: подошли и выросли у самой изгороди, стали наклоняться над ней».

Грузберг заменяет Wilow на «старика Иву», и Том говорит о нем: «Старый серый патриарх! ». На наш взгялд, данный перевод также нельзя считать удачным, так как такие эпитеты дают положительные коннотации, возникает образ древнего, седовласого, мудрого дерева, в то время как Ива в действительности – коварный монстр. В то же время Том как хозяин всего может позволить себе так отзываться о дереве – своем ровеснике, к которому он относиться с теплотой только потому, что они оба помнят былые времена, они были родоначальниками леса, это их объединяет как старых знакомых.

Иногда перевод совсем отходит от оригинала: «Herlongyelowhairrippleddownhershoulders; hergownwasgreen, greenasyoungreeds, shotwithsilverlikebeadsofdew; andherbeltwasofgold, shapedlikeachainofflag-liliessetwiththepale-blueeyesofforget-me-nots. - Ее длинные волосы рассыпались по плечам, зеленые как молодой тростник, усеянные серебром, как каплями росы: на ней был золотой пояс, в форме переплетенных лилий и незабудок». Здесь мы получили зеленые, а не золотистые волосы, и ни одного слова о платье, которое дает важную характеристику образу Goldberry – вечная молодость, природа, сила, чистота.

Еще одной особенностью данного перевода является изменение стиля речи Тома Бомбадила. В оригинале все его речи либо заключены в стихотворения и песни, либо зарифмованы. В переводе же Грузберга рифма не сохранена, но точность выражений оригинального текста передана по максимуму: «Это моя прекрасная леди! - сказал он, кланяясь хоббитам. - Это моя Голдбери, одетая в зелень и серебро с цветами у ног. Стол готов? Я вижу хлеб и масло, мед и молоко, сыр и фрукты, и ягоды собраны. Довольнолиэтогодлянас? Готовлиужин? - Here's my pretty lady! " he said, bowing to the hobbits. " Here's my Goldberry clothed all in silver-green with flowers in her girdle! Is the table laden? I see yelow cream and honeycomb, and white bread, and butter; milk, cheese, and green herbs and ripe berries gathered. Is that enough for us? Is the supper ready? ».

В переводе теряется рифмованность речи Тома, а значит, и его характеристика как древнего, «легендарного», «былинного» перонажа, что передано в оригинале стилем его речи.

Таким образом, можно отметить, что в переводе Грузберга хоть и передается основная информативность оригинального текста с помощью прямого, почти пословного перевода, но теряется стилистические, художественные особенности романа-эпопеи. Муравьев, сохраняя стилистику английского текста и особенности нарратива Толкина, интерпретирует образы и символику, делая ее понятной русскоговорящим читателям. Как следствие, перевод представляет собой цельное, оригинальное произведение.

12 3 4 5 6 7 8 9 Следующая ⇒