Прикладное эклероведение

Прикладное эклероведение
Автор:	NikMac
Бета:	Черногривка
Рейтинг:	G
Пейринг:	снарри
Жанр:	AU, POV
Отказ:	HARRY POTTER, characters, names, and all related indicia are trademarks of Warner Bros. © and J. K. Rowling
Аннотация:	Полночь в Хогвартсе — самое время и место обсудить с настоящим гурманом оптимальный метод вкушения шоколадных эклеров: )
Комментарии:	Для Солидеи: с Днём Рождения! : )
Каталог:	Пост-Хогвартс, Школьные истории
Предупреждения:	слэш, AU
Статус:	Закончен
Выложен:	2009-12-16 20: 21: 27 (последнее обновление: 2009. 12. 16 00: 10: 35)

	просмотреть/оставить комментарии

* * * — Поттеррррр... Его голос стал ниже, чуть глуше. Теперь он немного хрипит, а ещё — чего прежде уж точно не бывало — раскатисто (на французский манер, что ли? ) произносит букву «р». Она у него получается просто роскошной. Но если у меня — прокатывается по языку, наполняет рот горьковато-вяжущим вкусом, то у него — словно падает зачерствелой царапающей крошкой прямо в больное, судорожно сжимающееся горло. Я смотрю, как он тяжело сглатывает, и думаю о том, что никогда не простил бы себе бездействия там, в хижине, что не смог бы спокойно жить дальше, сознавая, что ничего не сделал, для того чтобы он выжил. Я рад, что не позволил ему сдаться, отказался ему подчиняться, отказался тупо смотреть, как он умирает. И всего-то понадобилось: наложить на него обездвиживающие и дезиллюминационные чары и донести до больничного крыла — под крылышко мадам Помфри. И сразиться с ней, с другими и с ним самим за его право на жизнь, за возможность видеть его живым и почти здоровым, слышать его низкий голос и даже вот это его сухое, невыносимо-надменное, возмущённо-ехидное, ожигающее хрустящими льдинками и выдержанным огневиски: — Уж полночь близится, и вот вы снова здесь... Пауза долгая и сочная — мы оба выдыхаем. Я смотрю на него, но не в глаза, не в лицо, а туда, где, знаю точно, после лечения осталась сеточка тонких змеящихся шрамов, всегда прикрытых шарфом. Что забавно — не чёрным, как вся его, до последней ниточки, одежда, — а изумрудно-зелёным. А если подойти поближе (на что далеко не каждый решится) и полюбопытствовать (что уж точно смертельно опасно), то на искристой ткани можно разглядеть вышитых серебром извивающихся змей. Вот такое своеобразное чувство юмора. Как оказалось, оно всё же у него есть. Но снисходительности к Великому Победителю Волдеморта не прибавилось совершенно — за что я ему безмерно благодарен. Став живым монументом Победы — неприкасаемым, превозносимым и восхваляемым всеми — сразу начинаешь ценить человеческое к себе отношение. Что ещё приятнее, наш ежедневный, а точнее еженощный танец tete-a-tete включает в себя обязательное па из понижения уровня ярко-красных рубинов в волшебных часах Гриффиндора на дежурные десять баллов. Как же здорово ощущать себя нормальным, обычным и совершенно заурядным... м-мм... недорослем в его глазах. Хотя последнее изрядно приправлено желанием добиться его уважения. Оно есть, да, но за прошлые «заслуги перед отечеством». А мне хочется... слишком многого, чтобы размышлять об этом под его привычно тяжелеющим взглядом. Груша на картине нервно хихикает — хотя сейчас я не касался её и пальцем и даже не смотрел в её сторону. — Объяснитесь, мистер Поттер, по какой причине, кроме очевидной... Он выразительно оглядывает гору шоколадных эклеров на большом серебряном подносе в моих руках; я ухмыляюсь краешком рта, признавая его правоту: да, эта причина — более чем очевидна. —... я в очередной раз встречаю вас в этой части замка в столь непозволительно позднее время. С прошлой нашей беседы вы никак не могли позабыть, что в этот час должны находиться вовсе не рядом с гостиной Хаффлпаффа и кухней, а видеть десятый сон, лёжа в собственной постели... Слово «постель» в его устах звучит чарующей музыкой. Я улыбаюсь, щёки подозрительно теплеют. Он кашляет и заметно бледнеет. В свете Lumos'а его лицо выглядит уж слишком болезненным, и я беспокоюсь. Безмолвно конечно. Старательно отвожу взгляд: желающих сочувствовать и сопереживать резко поубавилось, стоило ему вернуться из мира теней. Уж слишком скоро многие пожалели о его возвращении. Ведь он — один из тех «мертвецов», о которых надо «ничего», потому что «либо хорошо» сколь-нибудь искренне не получается. —... в постели, — наконец повторяет он, разглядывая меня с интересом естествоиспытателя. Под его взглядом я чувствую себя... Нет! Вовсе не флоббер-червём (хотя раньше — уже давно — такое частенько бывало). Я чувствую себя крылышком златоглазки — которое следует деликатно и нежно растереть двумя пальцами и с осторожностью добавить в кипящее зелье. Я пока не знаю, какое именно зелье он варит, но интерес к каждому движению зельевара растёт день ото дня, ночь от ночи, от встречи к встрече. — Постель, — продолжает он вкрадчиво, согревая голосом лучше пылающего камина, — это установленное правилами место пребывания каждого школьника в ночные часы, если вы до сих пор этого не знаете, мистер Поттеррррр... Его мягкое, почти мурлычущее «р», растекается очередной каплей горечи по моему языку, добавляя вкуса недавно съеденному шоколаду. — Почему же? Знаю, сэр, — сообщаю я. — Так почему же не выполняете? — интересуется он. Нет, не злится. Сегодня он уже не злится — я вижу искорки, пляшущие в его чёрных глазах, — он заинтригован. Отвечаю абсолютно правдиво, но (сам не знаю почему) понизив голос: — Без этого... Раз руки заняты, то обвожу взглядом коридор, погружённый в полутьму, секретную дверь в хогвартскую кухню, картину с жадно вытаращившейся на нас золотистой с румяным бочком грушей. И останавливаюсь на нём самом, глядящем на меня с неожиданной теплотой во взгляде. —... я не могу заснуть. Уставившись на него, замолкаю, пока выражение его лица не меняется: глаза непроницаемы, бровь картинно поднята вверх, а на губах появляется неприятная, напоминающая недобрые старые времена, ухмылка. Вдруг разозлившись на него: «Да что ж ты всё отгораживаешься от меня? » — говорю насколько могу прямо: — Я голоден, сэр. Жду хоть какой-то реакции, а её нет. — А вы — разве не голодны? Хотите? — требовательно спрашиваю я. А затем протягиваю ему поднос: — Попробуете? Сладкого? Вдруг вам понравится? Он смотрит на меня. Задумчиво. Я жду: ну же! ну сейчас! давай же! Ох. — Спасибо, не сегодня, — отказывает он. Я смотрю в его глаза и, мне кажется, замечаю мелькнувшую в них тень сожаления. — А когда? — упрямо интересуюсь я, всё ещё предлагая ему источающую шоколадный дух выпечку. — Когда, сэр? Он качает головой — столь же упрямо. — Я не привык перебивать аппетит украденными под покровом ночи десертами. Даже теми, которые выглядят настолько привлекательно и доступно, что так и просятся в рот. Всегда благоразумнее дождаться назначенного обеденного часа. Тем более ожидание и предвкушение только добавит вкуса желанному блюду. Я безрассудно отталкиваю гордость подальше и спрашиваю — об эклере, конечно: — А не боитесь, что кто-то съест его до вас, сэр? Он фыркает. — Я не позволю украсть своё. Но если взбалмошное, недозревшее блюдо само вдруг захочет перепрыгнуть на чужую тарелку — значит, в моём желудке ему было бы тесно и нехорошо. Ни ему, ни мне, соответственно. Он делает шаг ко мне и касается плеча — кончиками пальцев. — Ваше вас не избегнет, Гарри, — обещает он мягко. — Пойдёмте, я провожу вас. Моё собственное, впервые сорвавшееся с его губ, вкусно грассирующее имя питает твёрдыми надеждами и пьянит сумасшедшими мечтами всю дорогу до гриффиндорской гостиной. Так же как и его тихие шаги позади меня. Так же как и горящие следы его мимолётного прикосновения. Так же как и его непроизнесённые обещания. Мы расстаёмся. Он уходит во тьму запутанных хогвартских коридоров. А я вхожу в ярко освещённую гостиную, где меня ждут верные друзья. Гермиона привычно укоряет за потерянные баллы, Рон искренне радуется и первым набрасывается на сладости, а Джинни как бы между прочим любопытствует: чему я так загадочно улыбаюсь? Я единственный не ем добытые эклеры. Мне есть чего ждать — теперь я в этом уверен. А завтра ночью я вновь пойду на встречу под грушей — нагуливать аппетит. Для себя. Для него. Для нас обоих. Конец. NikMac 2009

" Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"