Один в темноте

http: //ficbook. net/readfic/4286254

Автор: tesey (http: //ficbook. net/authors/503558)
Беты (редакторы): 19011967 (http: //ficbook. net/authors/899623)
Фэндом: Роулинг Джоан «Гарри Поттер»
Персонажи: Гарри Поттер / Северус Снейп
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, AU
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 12 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Туда можно войти и оттуда можно вернуться. Но выживешь ли ты там: один, в темноте?

Примечания автора:
Фик написан на фест " Три простых слова" на " Время снарри" по заявке " Один в темноте": http: //vremyasnarry. diary. ru/p207996541. htm? from=last& nocache=570f85548153a#705788892

— Поттер! Ты с ума сошел!

— Конечно, — он спокойно наклоняет голову. — Уже давно. Ты разве не знал?

Сириус вне себя. Мечется по кухне, словно тайфун, сметая все на своем пути: стул, чашки (обе), целую гору крохотных пирожков, принесенных с утра Молли.

— Ты. Не полезешь. Туда. Снова.

— И кто же мне запретит?

— Я. В конце концов, я все еще твой крестный!

Гарри аккуратно собирает пирожки на большую голубую тарелку толстого фаянса. Восстанавливает чашки при помощи «Репаро». (Жаль, чай уже не восстановить). Поднимает с пола и ставит на место стул. Полный порядок!

— Сириус, посмотри на меня. Пожалуйста.

Сириус смотрит. Он почти не изменился с того момента, как заклятие Беллатрисы отправило его прямиком в Арку. Разве что взгляд стал другим: каким-то, пожалуй, слишком растерянным, сомневающимся. Или это было в глазах последнего Блэка еще тогда, после Азкабана? Просто сам Гарри с тех пор исхитрился слегка повзрослеть?

— Гарри, не ходи туда. Прошу тебя!

— Я должен.

Он должен. У него была целая жизнь, чтобы понять и принять этот долг.

— Гарри, это какая-то ошибка, этого не может быть.

Он и сам когда-то думал так, точно теми же словами: «Какая-то ошибка! Не может быть! » Письмо из Гринготтса принесла обыкновенная сова. В послании гоблинов было всего несколько строк, выведенных очень аккуратным, почти идеальным почерком: «Мистер Гарри Поттер приглашается 31 июля 1998 года ровно в полдень в банк Гринготтс на оглашение завещания Северуса Снейпа». И подпись: «Богрод, представитель банка Гринготтс».

Гарри не поверил своим глазам. Точнее, он не поверил им целых три раза. В голове не укладывалось, что покойный профессор Снейп мог оставить завещание; что это завещание каким-то загадочным образом касалось некоего Гарри Поттера, которого профессор всю жизнь самым искренним образом ненавидел, и, наконец, что гоблины решили ради этого завещания вновь впустить в святая святых человека, посмевшего совершить разбойный налет на сверхнадежные хранилища банка, устроить жутчайший погром да еще и вдобавок ко всему сбежать на охраняющем магические ценности драконе. Короче, «нежелательная персона №1 по версии банка Гринготтс» должна была прибыть на оглашение некоего завещания. Ровно в полдень. В собственный день рождения. Восемнадцать лет — совершеннолетие. И мальчик, оказывается, снова выжил.

— Распишитесь здесь и здесь, — на слегка перекошенной от тщательно сдерживаемых гнева и омерзения физиономии мистера Богрода теми самыми идеальными буквочками было написано одно единственное желание: никогда более не видеть пресловутого Г. Дж. Поттера.

— Простите, мистер Богрод, — Гарри не понимал. — Но если бы победил… э-э-э… другая сторона… — (ему до сих пор становилось сильно не по себе от произнесенного вслух имени Волдеморта — слишком дорого приходилось еще совсем недавно платить за собственную отчаянную смелость), — разве я смог бы явиться в банк?

— У завещателя имелось три весьма специфических условия. Первое: Темный Лорд умер. Второе: Гарри Поттер жив и на свободе. — («Даже так! — с внезапным интересом подумал находящийся на свободе Гарри Поттер. — Да вы, профессор, большой оптимист, как я погляжу! ») — И третье: если Гарри Поттер, находясь на свободе, пребывая в здравом уме и твердой памяти, имея физическую возможность явиться на оглашение завещания, откажется прийти за оставленным ему наследством, оное наследство подлежит полному уничтожению ровно в полночь с тридцать первого июля на первое августа. Еще вопросы есть? — Слегка ошарашенный Гарри помотал головой. — Тогда распишитесь.

Он расписался и взял в руки тетрадь — обычную маггловскую тетрадь в черном (само собой) клеенчатом переплете. И относительно спокойной послевоенной жизни пришел конец.

«…Ты спросишь меня: «Почему? » И я отвечу: «Не знаю. Просто так вышло».

Строки, строки, строки, написанные летящим, не всегда разборчивым почерком, кое-где расплывшиеся разноцветными пятнами. Было бы романтично думать, что это слезы, только вот тетрадь до сих пор отчетливо хранит запах самых разнообразных зелий. Обычно такой педантичный профессор писал где попало, даже на лабораторном столе?

— Гарри! Ты меня слышишь?

— Нет, Сириус, но это неважно.

Решено. Сегодня вечером. Сегодня. Один раз, второй. Третий раз за все платит, правда?

— Гарри, я тебе запрещаю!

— Ты — мне?

Ему почти смешно. Теперь они с Сириусом ровесники, Гарри даже старше почти на год. Арка не отняла ни единого дня жизни Сириуса Блэка. Только выбелила волосы. Темнота забрала темноту? Гарри отделался широкой белой прядью прямо надо лбом. Правда, Джордж сказал, что Поттер провел там, внутри, каких-то три часа.

«Потому что… ты мой, даже если не знаешь этого. А я хочу, чтобы знал. Я эгоист».

— Гарри! Ну мне связать тебя, что ли?

— Попробуй.

Ему смешно. Ему ужасно смешно. Словно тысяча пузырьков золотого шампанского щекотно лопаются внутри живота. Он улыбается Сириусу так, как научился за все это время: два года подтягивая себя буквально за уши по школьной программе (даже Гермиона смотрела на него с жалостью), пробивая дорогу в Пражский магический, устраиваясь на работу в засекреченный дальше некуда Отдел тайн, перелопачивая горы наитемнейшей литературы, вчитываясь в строки, от которых потом месяцами снились кошмары. Так, как научился улыбаться, впервые оказавшись там, в темноте.

Отчего-то он знал, что первым встретит Сириуса. Крестный не должен был умереть, он упал в Арку живым. Он просто не мог уйти далеко. («Сириус, почему ты оказался здесь, а мои родители… там? Я видел тебя с ними…» — «Они ушли, а я остался. Я был слишком виноват перед тобой, Гарри. Они выбрали свет, а я заблудился во тьме»).

Что самое страшное там, за краем? Темнота. Это не темнота запертого чулана, не темнота беззвездного неба. Это черный туман, в котором нет даже намека на свет, даже проблеска чего-то серого под сомкнутыми веками. (А веки там смыкаются сами собой, словно в некоем жутком подобии сна. Смертного сна, пожалуй).

«Сны. Они приходят вне нашей воли, вне моей воли. Иногда я думаю, что всё в этом мире сильней меня. Даже сны. Даже ты… Гарри».

Так странно было столь внезапно оказаться для кого-то всем. Нет, не для кого-то, для человека, про которого ты всегда знал, что он тебя ненавидит.

— Гарри!

— Прощай, Сириус. Если что, в Гринготтсе имеется завещание.

— Проклятый Поттер!

Поздно. Из этого дома Гарри может аппарировать куда угодно, даже не особенно напрягаясь. А уж к Министерству, в котором прошло пятнадцать лет его жизни... Пфе!

— Добрый вечер, мистер Поттер.

— Добрый вечер, Джонс.

Уже давным-давно никто не отнимает у него на входе палочку. Уже давным-давно никто не спрашивает, почему глава Отдела тайн является на работу во внеурочное время. Есть люди, которым не задают вопросов. Даже Министр. Хорошо, что Кингсли, ставший в последнее время поперек себя шире, не слишком расстраивается, услышав от упрямого Поттера: «Я сам с этим разберусь». Потому что Поттер и впрямь разберется, со всем разберется, даже вытащит в конце концов своего крестного из проклятой Арки. А Кингсли-то еще изумлялся тогда: какого Мордреда Поттера понесло в Отдел тайн? Детские травмы остаются с нами на всю жизнь.

О том, что Сириус не являлся конечной целью опасного эксперимента, знал только Джордж. Но Гарри не постеснялся навесить на него Непреложный. Кажется, Джордж был ему за это благодарен.

«Что такое год или два в масштабах Вечности? Что такое год или два, когда отчетливо понимаешь: никогда?.. Но порой даже я могу позволить себе помечтать. Или поговорить с тем, кто никогда меня не услышит…»

Что такое двадцать лет, мистер Снейп? Северус…

Он пытался. Пытался строить то, что принято называть личной жизнью. Сначала с Джинни. Хорошо, что у них хватило мозгов расстаться при первых же признаках катастрофы, еще тогда, сразу после войны. Потом было несколько девиц из тех, кого всегда можно встретить рядом с Героями и прочими «звездами». (Их имена Гарри забыл в тот же день, как узнал). Затем — некоторое количество столь же безымянных молодых людей. После этого настало время упорной учебы в Пражском магическом — и упрямого, почти монашеского воздержания, чтобы в лучших традициях средневековых алхимиков отдать всего себя поискам Истины. Вместо Истины Гарри получил диплом и с грустью понял, что болезненная тоска в сердце — это одно, а секс — совсем другое. По возвращении из Праги в Лондон он решил эту проблему, начав встречаться с Магнусом Греем. А затем расставшись с Магнусом Греем. А затем… Когда за горизонтом после длительных и даже несколько занудно-семейных взаимоотношений исчез очередной «Магнус Грей», Гарри осознал, что сыт по горло. И сказал сам себе: «Хватит! » Скоро сорок лет. Не мальчик. А еще почему-то было мучительно стыдно перед зачитанной почти до дыр черной маггловской тетрадкой.

«Я всегда знал, что во мне имеется некий изъян. Этот изъян не дал моей матери любить меня так, как мне хотелось. Он и только он не позволил мне остаться хотя бы другом Лили Эванс. Именно мерзкая червоточина внутри привела меня к Лорду, а затем — к Дамблдору. И если отбросить маски (все-все, а не только ту, белую), то внутри меня обнаружится чудовище, монстр, урод, которому нет места среди нормальных людей. Только такое чудовище могло однажды обнаружить за сумасшедшей ненавистью к собственному ученику…»

— Поттер, наконец-то!

— Прости, Джордж. У Сириуса внезапный припадок взрослости.

Джордж кривит уголок рта — так в настоящее время выглядит его когда-то солнечная улыбка. Так она выглядит вот уже девятнадцать лет.

— Стало быть, лучше поздно…

— По мне, так совершенно не вовремя.

— Все взял?

— Как обычно.

На всякий случай Гарри проверяет: крепко ли затянуты шнурки и пряжки на высоких и очень надежных маггловских ботинках (не хватало еще нечаянно оступиться там, в темноте), крепление волшебной палочки на поясе, сам пояс со множеством отделений: для зачарованной фляги с водой, для текпатля — острого ацтекского ножа, выточенного из обсидиана, для обычного армейского ножа (где наша не пропадала! ), для увесистого мешочка с солью — возвращать души на тот свет, для поясной сумки, наполненной… всяким.

Гарри морщится. Мешочек с солью появился во время второго нырка в Арку, когда удалось вывести из-за грани Сириуса. А в первый заход… В первый заход он ничего такого с собой не взял — и едва вырвался из цепких лап жаждущих горячей живой крови теней, что обитают в темноте. Спасся буквально чудом. Джордж тогда с месяц латал его разорванную тушку и страшно матерился сквозь зубы на упорный запрет обращаться за помощью в Мунго. Ага! В Мунго! А перестраховщики из Министерства тут же прикрыли бы проект как опасный для жизни — и не было бы ни живого Сириуса рядом, ни… ничего бы не было. Только победителей, как известно, не судят.

Проявив положенное внимание, Джордж пожимает плечами и отходит за свой стол, стоящий на той же каменной платформе, сбоку от Арки. Обычный такой, вполне себе канцелярский стол. За ним Джордж что-то чертит, что-то рассчитывает — и не поймешь: то ли на благо магической науки старается, то ли для братца Рона и его магазинчика новую пакость придумывает. Гениальную, надо сказать, пакость, ибо «Волшебные вредилки» живут себе и процветают.

Гарри закрывает глаза, делает несколько медленных вдохов-выдохов. «Очистить и опустошить сознание, Поттер. Добиться полного покоя». Он спокоен. Как там у маггловского классика, господина Шекспира? — «Дальше — тишина».

— Я пошел, Джордж.

Джордж не поднимает глаз от своих листов.

— Удачи, старина.

Они всегда так прощаются. Задача Джорджа — дождаться и встретить, а не прыгать вокруг при отправке, обливая слезами и размахивая белоснежным платочком. Только по слегка дрогнувшему голосу старого друга ясно, что тот напряжен до последнего предела. Хочется порекомендовать ему дыхательную гимнастику от Снейпа, да сейчас это вряд ли поможет. Ничего, скоро все закончится — так или иначе.

— Пока, — небрежно бросает Гарри и делает шаг в Арку сквозь едва заметно колыхающуюся черную рваную завесу. Третий раз за все платит.

Сначала — падение. Причем даже не привычное падение, а кажущееся бесконечным парение, точно ты висишь неподвижно, а мир вокруг тебя рушится в пропасть. Затем — внезапная остановка, резкий удар по ступням чего-то похожего на камень. (Гарри пытался ощупать этот невидимый камень и… ничего. Руки не ощутили ничего, только пустоту. Но под ногами была опора). И темнота. Полная, ослепительная темнота кругом.

Гарри еще со времен чулана под лестницей не любил темноту. Но, когда вырос, постарался избавиться от своих детских страхов. И вроде бы даже избавился. Как выяснилось, не до конца. Каждый раз там, в Арке, ему казалось, что он растворяется, перестает существовать. А еще — что за этим медленным, очень постепенным развоплощением пристально следит кто-то невидимый и ждет. Ждет, когда можно будет напасть.

Не сказать чтобы к третьему разу подобные ощущения стали обыденностью, но теперь ритуал отработан, и за него можно держаться, как за надежные балконные перила.

Раньше Гарри думал, что есть какая-то специальная формула призыва. Перешерстил папирусы древнеегипетских магов (не говоря уже о «Книге мертвых»), месопотамскую клинопись, сидел у костра с шаманами эскимосов, вникал в премудрости культа вуду. Выводы были неутешительны: при помощи словесных формул можно поднять мертвого, инфери. Но он ни при каких условиях не станет живым. Вернется тело, не душа. Это категорически не подходило.

«У меня никогда не было того, что принято называть «душой», Поттер, а сердце, по всей видимости, предназначалось исключительно для того, чтобы буднично и незамысловато гонять по организму холодную кровь. Но потом в моей жизни появился ты: призрак, сон, наваждение. И сердце отозвалось внезапной болью, а душа рухнула в пропасть».

Войти и выйти, как ни странно, оказалось проще всего, войти — так и вовсе для дураков: шагаешь и падаешь. А вот выйти… У Гарри с самого начала была мысль про Дары Смерти. Но как их использовать? Потом он нашел упоминание аналогичной ситуации в мифах давно вымершего индейского племени. Там герой с непроизносимым именем спускается на пироге в Нижний мир, чтобы встретиться со своим умершим отцом, надев плащ из шкурок черных змей и взяв с собой нож, подаренный ему богиней Коатликуэ, повелительницей Смерти. Исполнив задуманное и получив родительские наставления, герой надрезает себе запястье ножом, смазывает кровью обсидиановое лезвие и плащ и просит вернуть его домой. И подземная река поворачивает свои воды вспять и выносит пирогу наверх, к людям. А храбрый юноша становится верховным жрецом. Плащ, нож — что это, если не Дары Смерти на древнеиндейский лад?

Впрочем, к тому моменту Гарри уже успел дойти до стадии, когда затянувшаяся на полтора десятка лет неопределенность могла толкнуть его на самый необдуманный поступок в духе бесшабашной юности. «Вы идиот, Поттер! » — Так точно, профессор, сэр. В Арку — так в Арку. («Но не без страховки», — строго сказал ему голос начальника Отдела тайн, мистера Г. Дж. Поттера. Пришлось ответить: «Есть! ») Обсидиановый нож, мантия-невидимка, Воскрешающий камень и Старшая палочка, которую он без малейших угрызений совести выкрал во временное пользование из могилы покойного Дамблдора. Нет, в самом деле! Обсидиановый нож из могилы древнего жреца — можно, а принадлежащую тебе по праву вещь — нельзя, только лишь на том основании, что ограбленной могиле меньше лет? За прошедшие годы он превратился в законченного циника и не был уверен, понравилось бы это Северусу Снейпу. В который раз вспомнилось: «Ты, настолько похожий на нее, но (как я этого раньше не замечал? ) все-таки особенный. Светлый. И почему я это понял, только узнав, что «мальчик должен умереть»? » Не очень-то он светлый теперь, этот мальчик. Да и не мальчик уже вовсе в свои тридцать семь…

Как бы там ни было, потеряв по дороге несколько кусков своей драгоценной шкурки и порядочно крови и не вытащив никого, Гарри выпал обратно из Арки, услышав тихое, словно насмешливое: «Один. В следующий раз думай лучше».

Во второй раз он взял с собой соль — против существ, обитающих в темноте — и понимание, что сейчас все получится. Труднее всего было с зовом. Простое: «Приди! » не работало. Требовалось истинное имя. То, которым ты называешь ушедшего в собственном сердце. Гарри звал: «Профессор Снейп! Северус Снейп! » — и отзывались только тишина да жаркое дыхание тех, кто скрывается в ночи, хотя он сильно подозревал, что на самом деле у них не было никакого дыхания. Время заканчивалось. Он чувствовал, как замедляется пульс, как все более и более неохотно начинает течь кровь в венах. Тогда он решил позвать другого, того, кого когда-то любил всей душой и так и не сумел забыть. «Сириус!.. Блэк, чтоб тебя!.. — А потом, подумав и вспомнив вокзал Кингс-Кросс, шепнул: — Бродяга, ко мне! » И вздрогнул, когда мокрый собачий нос ткнулся в опущенную ладонь.

Теперь, спустя год после возвращения Сириуса в мир живых (ворота в мир мертвых шире всего открывались в Самайн, и требовалось восстановить слишком много потраченных во время предыдущего «нырка» жизненных сил и магии, чтобы уйти и вернуться — Гарри не желал рисковать), он, кажется, знал, как именно стоит позвать.

«Ты ничего не узнаешь о моей больной любви, пока я жив, но когда меня не станет… Это ведь совсем другое дело, правда? Хоть раз в жизни я могу сказать тебе это слово: «Любимый». Если пергамент не способен краснеть от стыда, то уж бумага тем более. Я хочу не так много: чтобы, когда мы встретимся снова, ты знал. А на ненависть у тебя останется вечность. Приходи, сколько бы ни прошло лет. Я буду ждать тебя там, чтобы тебе не было страшно».

Гарри не страшно. Он не боится существ, скрывающихся в темноте и ждущих, когда по запястью полоснет обсидиановый нож. Он не боится остаться здесь навсегда. Он не боится никогда больше не увидеть света. Нет. Но, пожалуй, мысль о том, что его может не услышать тот, кого… Эта мысль действительно пугает.

Гарри проводит лезвием по запястью, чувствует, как болезненно расходятся края раны, как та набухает тяжелой черной венозной кровью, как капли начинают медленно, но отчетливо падать в темноту: «Кап. Кап. Кап».

«Это абсолютное сумасшествие», — так говорит ему Джордж, который и сам не является образцом здравого рассудка. Впрочем, говорит не осуждая. Потому что, будь у него самого такая возможность и полный набор Даров Смерти, разве он не шагнул бы в Арку? Гарри жаль Джорджа, но на зов явится только тот, кого зовешь сердцем.

— Северус, ты обещал ждать! Приди!

«Гарри, ты полный псих! » — иногда устало за стаканом старого доброго огневиски привычно замечает Рон, но тоже не спорит. С психами спорить не безопасно.

«Гарри! Ну зачем ты так… — жалостливо вздыхает Гермиона, очень нежно и при этом совершенно по-дружески ероша его волосы. — Это ведь все совсем ненастоящее! »

— Кому как, — хочется ответить на это Гарри. — Для некоторых более настоящего не бывает. Не нашлось как-то, знаете, за целую жизнь. Не встретилось. Не всем везет.

Хорошо хоть у друзей не возникает желания сдать свихнувшегося Поттера в Мунго. И у Кингсли не возникает. И у начальника Аврората Гардинера. А уж после возвращения Сириуса оттуда, откуда не возвращаются… Правда, Гарри никому, кроме Джорджа, не сказал, что пойдет еще раз. Ни одной живой душе. А то ведь есть еще палата для буйных — полностью изолированная от любого уровня магии.

— Северус, любимый!

— Что ты сказал, Поттер?

Гарри открывает глаза, распахивает их, словно от внезапного пробуждения.

Вокруг по-прежнему кромешная темнота, только в этой темноте он больше не один.

— Любимый.

Его обнимают сзади — две холодные руки (почему-то он точно знает, что у Снейпа и при жизни руки были абсолютно ледяные), прижимают к себе, вжимают так, что Гарри всей спиной ощущает жесткие пуговицы на одежде Северуса. Мерлин! Неужели, если все получится, он сможет звать этого человека Северусом?

— Гарри… Ты умер?

Никогда еще он не ощущал себя настолько живым — каждой клеточкой своего изголодавшегося тела. Так бывает с магическими головоломками, которые столь обожает Рон: берешь две, на первый взгляд, напрочь неподходящие друг другу части, находишь положение, в котором они совпадают — и вот на твоей руке уже трепещет крыльями роскошная тропическая бабочка, ничем не отличимая от настоящей, или выдыхает негорячее пламя крошечный оранжевый дракон.

— Нет, я не умер. Я пришел за тобой.

— Это невозможно. — Легкий поцелуй сзади в шею над воротником словно ставит точку. О чем тут можно говорить?

— Разве ты не помнишь? Я терпеть не могу слово «невозможно». — Гарри разворачивается к Северусу, на ощупь находит его лицо (о! совершенно то самое памятное лицо: и нос, и скулы, и веки…) и прижимает к ледяным губам свое разрезанное запястье. — Пей.

Сириус пил, не превращаясь, лизал шершавым языком рану, прикусывал сильнее, усиливал нажим, пока Гарри, почти теряя сознание, решительно не сказал: «Хватит! » Зато у крестного после выхода из Арки даже хватило сил, чтобы перекинуться в человека.

— Пей.

Северус отшатывается так резко, будто собирается нырнуть обратно в темноту, и Гарри едва успевает ухватить его за рукав мантии.

— Нет.

Ох уж это снейповское «Нет! », знакомое почти до боли.

— Почему?

— Я не тварь из тьмы, Поттер. Я человек. Я не буду пить твою кровь.

Гарри сияет абсолютно блаженной улыбкой. (Хорошо, что кое-кто ничего не видит).

— Северус, это уже давно не моя кровь.

— Да? — тут, похоже, неповторимый взлет вздернутой в такой знакомой надменной гримасе брови. — А чья же?

— Твоя. Весь я — твой. Северус, я ждал тебя почти двадцать лет. Не мучай меня, пей.

— Двадцать лет? — голос Снейпа дрожит. — Я думал, ты умер там, сражаясь с Лордом.

В темноте ледяные пальцы скользят по лицу Гарри, будто пытаясь найти доказательства тому, во что упрямо отказывается верить разум. («Даже если мы оба выйдем отсюда совершенно седыми, как Сириус, оно того стоит…»)

— Я жив, — не может не поцеловать кончики этих пальцев Гарри, когда те проходятся по его губам. — Но если ты не поторопишься, мне придется остаться здесь навсегда.

— Здесь темно, — как-то растерянно говорит Снейп.

— Точно. Пей.

И Снейп целует рану на его запястье — сначала нежно-нежно, потом отчаянно-горячо, ласкает, слегка царапает зубами, потом снова ласкает. И Гарри, к своему изумлению, обнаруживает, что, оказывается, именно там, на руке, у него находится некая таинственная эрогенная зона, а по всему телу разливается волна жара.

— Северус, я сейчас кончу.

— В самом деле? Это было бы… внезапно.

Он снова касается раны легчайшим поцелуем и отпускает руку Гарри. Тому сразу же становится не по себе: желание отступает, наваливается холод, а вместе с ним и крайне неприятное ощущение надвигающейся угрозы.

— Обними меня! — это уже не просьба — требование. И, что самое странное, Снейп подчиняется беспрекословно: жестко обхватывает рукой талию, притискивает к себе («Словно девицу какую-нибудь! » — ухмыляется Гарри), прагматично оставляя свободными руки своего спутника.

Правильно, нам еще колдовать.

Очень аккуратно Гарри достает из поясной сумки мантию-невидимку. (Тут главное — ничего не уронить, не найдешь потом). Из другого отделения той же сумки — Воскрешающий камень. (Три года жизни — поиски в Запретном лесу. Три года. Но он отыскал). Прижимает камень к все еще кровоточащему порезу на правом запястье, а затем касается неровной скользкой от крови поверхности палочкой, той самой, Бузинной палочкой. «Тебе, Госпожа моя! » Заворачивает камень и палочку в мантию. Обычная магия здесь не действует, но только не магия Даров Смерти.

Их подхватывает вихрь, куда-то волочет, сзади раздается разочарованный вой тех, кто скрывался в темноте, Гарри изо всех сил вцепляется в Северуса, чтобы не потерять. Мантия, палочка, камень — все кануло куда-то в жадную пасть пустоты, и в тот момент, когда всерьез начинает казаться, что и глупым людишкам придется соскользнуть туда же, впереди появляется знакомый, светящийся мертвенным светом контур Арки.

«Больше не возвращайся», — слышит Гарри у себя в голове. Миг — и он уже вываливается в Арку, по-прежнему вцепившись в Снейпа, словно утопающий в последний обломок погибшего корабля.

— Надо же, везучая сволочь! — слышит он над собой завистливо-восхищенный возглас Джорджа и теряет сознание, так и не разжав рук...

Через пять дней Гарри уже и сам не уверен в собственной везучести. Северус и Сириус в одном доме превращают особняк на улице Гриммо в филиал маггловского ада. Затевает свару традиционно Блэк, цепляясь по поводу и без повода. К чести Снейпа следует сказать, что тот держится до последнего, а потом все же огрызается, срывается — и пошло-поехало. Гарри, который еще не совсем пришел в себя и бесконечно пьет кроветворное (кровопотеря, по словам врачей, в этот раз была почти критической), смотрит на них и не может понять, чего ему хочется больше: убить уже обоих окончательно и бесповоротно или же сдохнуть самому. Впервые он жалеет, что у него все получилось.

— Сириус… Северус... Сколько можно!

Наверное, выглядит Гарри как-то не так, потому что Снейп замолкает на полуслове, а Сириус по инерции еще несколько минут вдохновенно орет в полной тишине.

— Блэк, помолчи. Мальчику плохо.

— Мальчику? Ах ты, старый педофил!!!

Становится очевидно: все, край. Если сейчас Снейп развернется и уйдет (а он может, хоть и чувствует себя лишь немногим лучше самого Поттера: не каждый день возвращаешься с того света, в конце концов), то мир окончательно рухнет.

— Петрификус Тоталус! — очень тихо произносит Гарри, направляя палочку на крестного. Выбор сделан давным-давно, что бы ни думал по этому поводу так и не повзрослевший до конца Сириус. — Отдохни.

Снейп улыбается самыми уголками губ. Но это не улыбка победителя над поверженным соперником, а скорее радость по поводу сбывшихся ожиданий. Во всяком случае, так кажется Гарри. Они еще ни разу после возвращения не оставались наедине, не было сказано ни одного слова из тех, что действительно имеют значение, и напряжение между ними скоро начнет рассыпаться опасными черными искрами.

Сириус лежит на полу, словно скатанный в рулон ковер — и наконец-то молчит. Северус смотрит на Гарри спокойным тяжелым взглядом. Просторная кухня, бывало, вмещавшая в себя весь Орден Феникса, вдруг становится тесной, давит, не давая дышать. Или дело не в кухне?

— Поттер… — внезапно говорит Снейп своим новым, глухим после воскрешения голосом. (Шрамов от укуса Нагайны на его горле нет, а вот голос поменялся, как будто связки и трахею пришлось сращивать мучительно и долго). — Давай уедем. Мне здесь темно.

— Ты… — голос Гарри тоже звучит непривычно, сбиваясь то почти на крик, то совсем на шепот. Не взрослый мужик тридцати семи лет, а прежний нелепый, лохматый подросток в круглых очках (которых многие годы уже след простыл, благодаря магическому исправлению зрения). — Ты… хочешь уехать со мной?

— Хотел бы уехать без тебя, давно бы уехал.

Это правда. Обалдевший почти до полной невменяемости Кингсли за день сделал своему бывшему соратнику новые документы (так же, как и воскресшему на год раньше Сириусу), выдал полагающееся к ордену Мерлина второй степени материальное вознаграждение (как Министр магии исхитрился изыскать деньги к ордену, которым героя наградили посмертно, Гарри при всем своем богатом жизненном опыте представить даже не пытался) и деликатно намекнул, что Магическая Британия уже привыкла обходиться без Снейпа. Снейп мог исчезнуть: хоть со скандалом, хоть не прощаясь, хоть поблагодарив своего спасителя в вежливых скупых выражениях. Но он остался.

— То есть… я тебе нравлюсь?

Снейп вздыхает, усаживается верхом на затертый почти до блеска простой деревянный стул, опускает голову на переплетенные руки.

— Поттер… Для меня все, что было, произошло не больше месяца назад. Так быстро люди не меняются.

— Я изменился, — заставляет себя сказать Гарри. — На тот случай, если ты вдруг не заметил.

— Ты… немного повзрослел. Правда. Тебе идет.

Гарри с трудом проталкивает в легкие воздух. Обездвиженный Сириус демонстративно закатывает глаза.

Как же, оказывается, было легко в темноте, наощупь, близко-близко… Но и на свету можно… попытаться. Северус покидает стул. Гарри аккуратно переступает через лежащего на полу Сириуса. Их прижимает друг к друг с какой-то отчаянной силой, и, кажется, что под сводами кухни гулко раздается щелчок — головоломка сложилась, в небо взлетает дракон, трепещет крыльями бабочка, тьму освещает миллиард звезд.

— Ты любишь горы или море? — задает вопрос Гарри, когда им удается все-таки разомкнуть губы.

— А как же твоя работа? — осторожно спрашивает в ответ Снейп. Он уже в курсе служебного положения своего бывшего ученика, и почему-то именно этот нюанс тревожит его больше остального. — Тебя отпустят? Мне не хотелось бы…

Гарри, улыбаясь, пропускает сквозь пальцы пряди его белоснежных, абсолютно седых волос. Он и сам нынче в ту же масть — седой. «Тебя не было три дня, — сказал Джордж. — Я думал, ты не вернешься». Он вернулся. Они вернулись. Кому какое дело до цвета их волос?!

Во всяком случае, не Кингсли, который уже подписал вчера заявление Гарри Джеймса Поттера об уходе. По семейным обстоятельствам.

— Почему бы нет, Северус? Я до конца отдал долг Магической Британии, успел воспользоваться служебным положением в личных целях, неприлично часто возвращался с того света. Думаю, пора уже старине Джорджу вовсю насладиться полнотой власти и прелестями местной бюрократии.

— Джордж Уизли — начальник Отдела тайн? — скептически роняет Снейп, как бы мимоходом забираясь своими ледяными пальцами к Гарри под рубашку и начиная провокационно выводить круги и спирали у того в районе пупка. Если это не повод для нового поцелуя, то некоторые совершенно не разбираются в жизни!

— Так горы или море? — повторяет свой вопрос Гарри часа через три уже в спальне. («Нужно освободить Сириуса… — мелькает где-то на заднем плане крайне правильная мысль. — Он меня возненавидит… Ну и пусть… Есть дела поважнее…») — Море или горы?

— Все равно, — отвечает Северус, все еще продолжая поглаживать кончиками пальцев его расслабленное тело. — Главное — побольше солнца и поменьше людей.

— Не может быть, — счастливо улыбается Гарри, — чтобы на такой большой планете не нашлось подходящего места для нас.

— Не может быть, — улыбается в ответ Снейп. — Просто не может быть.

10. 04 — 11. 04. 2016

КОНЕЦ

Не забудьте оставить свой отзыв: http: //ficbook. net/readfic/4286254