|
|||
only lovers left alivehttps: //ficbook. net/readfic/3424278 Направленность: Слэш Описание: Публикация на других ресурсах: Примечания автора: никакого отношения к фильму работа не имеет. просто маленькая вампирская аушка много диалогов лухань — это автопортрет — много сарказма и один большой (бесконечный) фейл я закрываю глаза и вижу твои. (с) Жаркое летнее солнце плавит темный городской асфальт, разливаясь по нему тягучим желтым маслом. Воздух рябит от высокой температуры, а высоченные небоскребы отражают яркие блики своими толстыми зеркальными окнами. На улице стоит душное марево, и находится там невозможно — измученные жарой люди разбрелись по кондиционированным офисам, торговым центрам и маленьким уютным кафешкам. — Тебе не жарко, Сехун? Издевка в голосе Луханя настолько явная, что названный Сехуном парень искренне удивляется, как яд не капает с кончика его языка прямо на глянцевую столешницу. Лухань, тем не менее, смотрит на него большими светло-карими глазами, полными доброты и невинности; он поправляет тонкими пальцами бледно-пшеничного цвета челку, уложенную волнами на прямой пробор и выжидательно улыбается — его белоснежные, изящные в какой-то степени клыки слегка проглядывают по бокам оскала. На нем тонкая хлопковая футболка с большим вырезом и свободные спортивные шорты — сидящий напротив Сехун, одетый в рубашку с длинными руками и светлые брюки, прожигает его ненавидящим взглядом. — Вас хлебом не корми, дай поцапаться, да? — недовольно цокая языком, прерывает эту зрительную баталию сидящий во главе небольшого прямоугольного стола Ифань, вальяжно расставив в стороны бесконечно длинные ноги. Сехун с Луханем на эту реплику только фыркают. Они ни в коем случае не враги и совсем не недолюбливают друг друга — можно сказать, что они даже лучшие друзья; просто им нравится подначивать. — Это все Чонин, — устало трет виски Сехун, тяжело вздыхая, — На мне живого места нет. Я не могу позволить себе ни короткий рукав, ни шорты, даже рубашку приходится застегивать на все пуговицы! Почему ваши укусы так долго заживают? От злобной интонации в его голосе даже Лухань с Ифанем немного теряются, переглядываясь. Все, что они могут, так это многозначительно развести руками. — И что мне теперь делать? Лухань изображает на лице эврику, вскидывая в воздух указательный палец. На секунду в мыслях его собеседников мелькает надежда, что он предложит что-нибудь дельное. Но она рушится как карточный домик в считаные секунды, потому что: — Приложи подорожник! Ифань закатывает глаза, а Сехун готов прямо сейчас открутить ему голову. Кровопролитие останавливает подошедшая весьма вовремя официантка, принесшая огромную порцию свежей клубники для Сехуна. На вопросительные взгляды друзей он лишь пожимает плечами, цепляя пальцами за зеленую палочку одну из ягод. — Чонин захотел клубничной крови. Я ненавижу клубнику, но могу же я пойти на некоторые уступки, тем более это не такое частое явление. Повезло, что он предпочитает натур-продукт, так сказать, без красителей и консервантов. Ифань вскидывает в воздух руки в останавливающем жесте. — Избавь нас от подробностей вашей личной жизни. — Эй, если у тебя ее нет, это не значит, что другим неинтересно, — возмущается Лухань и, подперев лицо кулаком, смотрит на Сехуна, — Продолжай, — но Сехун молчит, собираясь с мыслями перед поеданием ненавистных ягод. Лухань меряет его скептическим взглядом, — Кстати, Сехун, ты какой-то странный охотник на вампиров. Ты уверен, что тебе нужно с ними спать, а не кое-что другое? Сехун отправляет в рот клубнику, оставляя зажатой в пальцах веточку. — Во-первых, я не охотник, а всего лишь потомок охотников; во-вторых, зачем убивать вампиров, когда от них есть польза; и в-третьих, make love not war. Точным броском веточка прилетает прямо в лоб ничего не подозревающему Луханю. Тот обиженно пыхтит и демонстративно отворачивается к Ифаню. Сехун отключается от совершенно бессмысленного луханевского трепа, погружаясь в собственные мысли: он вспоминает, как познакомился с Чонином, стараясь при этом улыбаться как можно незаметнее. В жизни Сехуна ведь, действительно, был период, когда он всерьез думал пойти по стопам предков и стать настоящим охотником. Тогда он еще наивно представлял себе вампиров мерзкими тварями, не способными контролировать жажду крови; его воображение рисовало холодных, тощих и бледных как сама смерть кровососов. Но этот шаблон треснул как древняя фарфоровая ваза, когда в его жизни появился Чонин — широкоплечий, смуглый и горячий, он ворвался в жизнь Сехуна стремительным ураганом. Тогда-то юноша и узнает, что вампиры отличаются от обычных людей разве что бессмертием и потребностью пить кровь, да и то, при желании можно обойтись без последнего; узнает, что вампиры могут быть добрыми, заботливыми; что стать вампиром нельзя от укуса — только испив его кровь; и что вампиры — однолюбы. Для вампира кровь любимого человека — настоящее спасение, достаточно одного глотка, чтобы почувствовать невероятный прилив сил и насытиться полностью, даруя взамен вечную молодость и здоровье. Сехун влюбился тогда почти моментально, сейчас он даже не сможет объяснить, как это получилось, но факт остается фактом. Позже он познакомился с неугомонным Луханем и его человеком, Минсоком, и с Ифанем, который большой и устрашающий, а на деле чуть опаснее хомячка и вообще вегетарианец, добывающий в больницах противную пресную плазму. Сехун даже узнал, что по всему миру существуют тайные клубы знакомств вампиров и людей — Минсок даже работает в таком администратором; и именно там они познакомились с Луханем, который пришел вообще-то на свидание вслепую, но так и не смог уйти дальше ресепшена. — Но почему Ифань?! К слову о Лухане. Он все не унимался, пытаясь уговорить Ифаня найти и себе человека, на что тот оставался совершенно непреклонным. — Не стану я никого кусать, уймись. Лухань горел праведным гневом, размахивая руками и брызжа слюной, в то время как Ифань был абсолютно спокоен и невозмутим. Сехуну доставляло особенное удовольствие наблюдать за ними. — Ты только представь: у тебя появится кто-то, кого можно любить, обнимать, целовать. Плюс, кровь самого высшего качества. И вообще, я же помню, когда ты был человеком, ты никогда не мог отказаться от имбирного печенья с корицей, а так у тебя появится возможность снова ощутить этот вкус. Почему ты не хочешь попробовать, Фань? Минсок бы подобрал тебе хорошенького мальчика. Или девочку. Кстати, Минсок, — вдруг отвлекся Лухань, доставая из кармана мобильный, — Надо написать ему, чтобы поел яблок. Ифань в который раз закатил глаза. — Он скоро заработает себе аллергию. — Ты же знаешь, как я люблю яблоки. И Минсока. И не переводи тему, мы еще не договорили. Сехун на противоложном крае стола тяжело вздыхает, гоняя по фарфоровой миске последние несколько ягод. Две пары глаз устремляются на него, и после тщательного сканирования Ифань тянет посуду на себя, подцепляя указательным пальцем за край. — А тебе хватит. Я уже чувствую, как по твоим венам течет клубничное варенье. Лухань прыскает в кулак, но когда его телефон пищит, оповещая о новом сообщении, улыбка сразу же сходит с его лица. — Минсок меня кинул, — почти плача говорит он, уставившись в экран, — Он говорит, что такого диатеза у него не было со времен детского сада, и что он не хочет меня видеть ближайшую вечность. — Так тебе и надо, — хлопает в ладоши Сехун, довольно ерзая на стуле. — Но... я хочу Минсока. Сехун гаденько ухмыляется и платит Луханю его же монетой: — Приложи подорожник! ❥ В большой квартире Ифаня темно и тихо. В толстых панорамных окнах отражается ночной мегаполис, сверкающий неоновыми огнями вывесок — они же отражаются в черных, почти бездонных ифаневых глазах. Сидя в темно-бордовом кожаном кресле, он в который раз задумывается о своем положении — тоска и одиночество черной вуалью опускаются на его плечи. На самом деле, ему бы очень, безумно хотелось иметь своего человека, но он отчего-то всегда думал, что никто не полюбит такого как он. Откровенно говоря, Ифань уничтожал себя ненавистью к себе же — он казался себе монстром, чудовищем. Он был противен себе. Когда тишину квартиры разрезает дверной звонок, Ифань в удивлении вскидывает бровь, направляясь к двери. — Господин Ву, вам посылка, — слышится за дверью низкий приятный голос, и Ифань, пожимая плечами, открывает дверь. И лучше бы он этого не делал. На пороге неуверенно мнется высокий юноша. Ифань скользит по нему взглядом, и слюна его становится вязкой: у мальчишки черные смоляные волосы, не прикрывающие так мило торчащих кончиков ушей; большие чайные глаза, обрамленные длинными глянцевыми ресницами; прямой нос с чуть вздернутым кончиком и красивые розовые губы, поджатые в неуверенности, — лицо его совсем юное; острый кадык взволнованно скользит вверх-вниз под чуть смуглой кожей тонкой шеи — Ифань ловит себя на мысле, что был бы совсем непротив вонзить в ее изгиб свои острые клыки. Юноша одет в тонкую белую рубашку с короткими рукавами, что дает возможность рассмотреть сеть зеленоватых вен, тянущихся вдоль худых рук; и темно-синие брючные шорты чуть выше колен — и это удар ниже пояса — острые коленные чашечки выглядят до безумия соблазнительно. Ифань понимает, что все это, определенно, проделки Луханя. Лухань, оказывается, подлый. Под пристальным, откровенно раздевающим взглядом нежданный гость смущается, упираясь глазами в паркет. — Меня зовут Чанель. А вы Ифань, я знаю. От чуть хриплого низкого голоса вдоль позвоночника бегут мурашки. Чанель — стопроцентное попадание по всем ифаневым фетишам. Он делает маленький шажок навстречу, и Ифань только сейчас чувствует, что от него едва уловимо пахнет корицей. Лухань очень подлый. — Не нужно на 'вы'. Ифань подходит вплотную, подцепляя длинными аристократическими пальцами подбородок Чанеля, заставляя того посмотреть на него. В чайных глазах плещется легкий страх и странное восхищение. Чанель сминает в кулаках края ифаневой рубашки и не знает, что делать — Минсок так долго и упорно расхваливал ему вампира, что он уже заочно в него влюбился, а оказавшись один на один растерялся. Ифань, на самом деле, тоже не знал, как следует вести себя с человеком. С настоящим, живым человеком, которому может быть больно, неприятно, страшно и неуютно. Сам он уже много веков вампир и все свои человеческие ощущения давно забыл, поэтому действует осторожно и по наитию. Он касается губами чанелевых ресниц — это щекотно, но приятно настолько, что поджимаются пальцы на ногах. — Ты доверяешь мне? Ифань медлит. Он скользит губами по лицу Чанеля, сцеловывая горячий румянец с его щек; обводит языком чувствительную ушную раковину и спускается на напряженную шею — он ощущает головокружительную пульсацию крови в артериях — она пряная, с запахом корицы и одурманивает настолько, что в голове путаются мысли, и подкашиваются ноги. Чанель млеет от таких нежных и осторожных действий — Ифань обращается с ним как с хрупкой фарфоровой статуэткой, невесомо касаясь самыми кончиками пальцев. Его аккуратное поведение успокаивает. Ему хочется доверять. — Я тебе доверяю, — шепчет Чанель, сцепляя руки на ифаневой шее, и подается вперед, впервые самостоятельно касаясь мягких губ вампира. Ифань тонет в непривычных ощущениях, прижимая Чанеля ближе к себе. Целоваться с ним невероятно и с каждой секундой все сильнее хочется большего. Когда неумелый язык мальчишки режется об острые клыки вампира, и горячая кровь смешивается со слюной, глаза Ифаня приобретают винный оттенок, а в голове становится до прекрасного пусто. Эта маленькая неосторожность так ненавязчиво сносит все границы, открывая перед ними абсолютную бесконечность. У Чанеля красивые выступающие ключицы, и аккуратный укус смотрится как произведение искусства на коже чуть выше одной из них. Любуясь им, Ифань вдруг понимает, почему Чонин никогда не позволяет пропадать этим следам любви с тела Сехуна. За ночь, тягучую словно теплая карамель, на чуть смуглой коже Чанеля появляются еще несколько таких укусов — и везде они смотрятся потрясающе — в изгибе шеи, на подвздошных костях, чуть выше острых коленей и даже на лодыжках. Чанель выглядит с ними еще красивее и возбуждающе. Ифань впервые за несколько сотен лет чувствует себя по-настоящему счастливым, когда ощущает размеренное биение сердца спящего на его груди Чанеля. ❥ — Ну что, клуб столетних сплетников снова в сборе? — хитренько спрашивает Лухань, когда они на следующий день снова собираются в кафе. Только в этот раз вместо Сехуна Чонин. — Где потеряли своих ненаглядных? Скажу сразу, Чанель отдыхает. И да, Лухань, как бы мне не хотелось это признавать, но я тебе благодарен, хоть это и было подло с твоей стороны. Ифань, наверное, впервые за все время их общения выглядит настолько бодрым и воодушевленным. — Это вообще была идея Чонина, — невозмутимо пожимает он плечами. Чонин захлебывается возмущением, потому что только что его совершенно без зазрения совести сдали с потрохами. — А что касается наших ненаглядных, — грустно вздыхает Лухань, — Минсок на меня до сих пор дуется, а Сехун тоже с клубникой переусердствовал и покрылся какими-то пятнами. Так что они теперь дружат против нас с Чонином. Чонин в подтверждение его слов только кивает и горестно вздыхает. — А Минсок ведь так даже еще милее с этими красными диатезными щечками, — мечтательно тянет Лухань. Чонин незаметно пинает его ногой под столом, отчего блондин злобно шипит, но тут же замолкает, когда второй вампир кивает в сторону Ифаня. Тот сидит, совершенно отрешенно смотря в окно, и улыбается каким-то своим мыслям. — Кажется, он заболел, — шепчет Чонин. Лухань опирается локтями на центр стола и спрашивает таким же шепотом: — Может, сгоняешь за подорожником? Не забудьте оставить свой отзыв: https: //ficbook. net/readfic/3424278
|
|||
|