Памяти К. М. Алкановича. Уходят люди, их не возвратить! Эти слова Евгения Евтушенко я повторяю последний год почти каждый месяц. Уходят навсегда мои знакомые, уходят бывшие ученики — студенты ставшие близкими людьми, уходят родные друзья, которые ближе те

Памяти К. М. Алкановича

Уходят люди, их не возвратить! Эти слова Евгения Евтушенко я повторяю последний год почти каждый месяц. Уходят навсегда мои знакомые, уходят бывшие ученики — студенты ставшие близкими людьми, уходят родные друзья, которые ближе тебе, чем родные по крови.

И уже сорок дней, как нет уникального человека Константина Михайловича Алкановича!

Навсегда запомнился зимний день 2001 года, когда мой близкий друг — учёный- атомщик спросил: «Хочешь написать про военного врача атомной подводной лодки, любимца всего экипажа? Потом ему поручили место начальника окружного госпиталя. Госпиталь стал лучшим во всём округе. Он ленинградцец, и окончил здесь Военно-Медицинскую академию, туда попал по распределению, но никогда бы с Севера не уехал, если бы не инфаркт. В чине полковника, отслужив там 23 года, вернулся сюда, в Академию. Ему пред- ложили заняться страховой медициной, когда её стали внедрять у нас. Про него медики говорят: «Алканович — основатель нашей страховой медицины, он про неё всё знает! А его компания «Русмед» является лоцманом медицинских страхо- вых компаний».

В первый день нашего знакомства я озвучила Константину Михайловичу эту фразу. Он рассмеялся, но заметил: «Просто надо в деле медицинского страхования подходить в первую очередь с позиции заботы о людях, серьёзно думать о том, как им помочь! Только с таким посылом выстраивать систему работы компании».

Потом объяснял мне структуру страховой компании «РУСМЕД», которую возглавлял с 1993 года. Познакомил меня с сотрудниками и врачами компании.

«Горожане ещё не привыкли к новым реалиям. Не знают на что они имеют право. Многие не разбираются, какое обязательное страхование, какое — добро- вольное или дополнительное. По каждому из них возникают вопросы, особенно по добровольному. Проблема! Я предлагаю вам заняться медицинским просве- щением горожан. Не пугайтесь, мы будем статьи готовить вместе…» — предложил он в этот же день.

Итак, два раза в месяц около десяти лет я приезжала к нему с диктофоном. Он каждый раз напоминал, как в том, или ином случае должен поступить пациент, обратившийся в медицинское учреждение, к врачу, но не получивший должной помощи. Константин Михайлович как и я не мог принять внедрившееся у нас в медицине определение «оказание услуг». С возмущением говорил: «Услуги оказывают банщики с веником в бане, и на вокзале носильщики, а мы оказываем организационную помощь при заболеваниях, а врачи — медицинскую, они лечат. И тут же приводил высказывания Чехова, Булгакова, творчество которых очень хорошо знал и любил.

Я не поражалась его знанием литературы, а понимала, что человек такого мас- штаба и первого послевоенного поколения (он родился в 1944 году), да ещё курсант Военно-медицинской академии времён Оттепели, явно без художественной литературы жить не мог. Как и не любить классической музыку. Меня поражало другое — как он профессионально анализировал прочитанное, знал изобразительное искусство, как глубоко воспринимал и делал выводы каких-то политических событий, давал очень верные характеристики видным персонам.

Поражало, что Константин Михайлович успевал, при его загрузке, заниматься своим загородным домом, садом, где он с семьёй обосновались после переезда с Севера. Он хотел жить как на Севере — в отдельном доме, не хотел переезжать в город. Побывав у него дома, я увидела его любимую мастерскую со всеми столярными инструментами. До этого я и представить себе не могла, что этот всегда со вкусом и модно одетый, подтянутый, красивый, статный человек, больше похожий на киноактёра, ещё и в совершенстве владеет столярным делом, и, конечно, прекрасный водитель машины.

А ещё поражала его безотказность. О чем бы его не просили, он находил способ помочь. Устраивал кого-то на работу, кого-то переводил из школы в колледж, кого-то сам отвозил в больницу. Он, такой большой и сильный, как-то сразу сникал, когда видел человека в горе.

Я рассказала об этом нашему общему другу, услышала в ответ: «Да, он такой! А ещё он пасует перед хамством и наглостью. Очень переживает, сталкиваясь с та кими людьми. Так и не научился давать отпор даже законченным подлецам».

Наши дружеские отношения складывались постепенно. После того, как я подготавливала очередной материал, Константин Михайлович просил меня приехать, а не присылать текст по факсу или по электронке. Он всегда хотел подробно мне объяснить, почему меняет тот или иной абзац, что уточняет, хотел проверить, прав ли он. Мы иногда спорили. Споры проходили, как правило, с юмором, или с долгими его разъяснениями.

Ко мне в редакцию стали поступать вопросы читателей, и жалобы на какие- то медицинские учреждения. Читатели просили совета. И он не только отвечал, давал разъяснения, а звонил тем, на кого поступала жалоба.

Когда наши деловые разговоры заканчивались, мы делились впечатлениями от новых спектаклей, прочитанных книг, говорили о городских событиях. На многие совещания и переговоры, открытия новых медицинских учреждений, он просил меня приехать. Никогда не забуду совещания руководителей медицинских страховых компаний в Смольном. Вела его губернатор В. И. Матвиенко. Все руководители «отчитывались» перед губернатором о проделанной работе. И каждому она делала довольно резкие замечания, часто с огорчением отворачиваясь от докладчика. Когда же в конце вышел Кон- стантин Михайлович и как руководитель Ассоциации петербургских медицинских компаний стал рассказывать о достижениях и недочётах страховой медицины, по ходу внося свои предложения, губернатор даже придвинула стул к трибуне. Все его 14 предложений для улучшения рабо ты она одобрила, все они были приняты.

Я чувствовала себя членом его хорошего коллектива. Это была одна большая дружная семья. Он каждому сотруднику помогал в трудностях, в беде. У него была слава человека безотказного. Хотя самому ему не так-то легко жилось. Он часто делился со мной своими личными переживаниями. Было ему трудно рассказывать о болезни и смерти брата, затем отца, его одолевали переживания по поводу одиночества пожилой матери. Она осталась одна в Выборге и долго не хотела переезжать к нему.

По личным обстоятельствам Алкановичу пришлось расстаться с компанией «Русмед», она была ликвидирована в 2011 году. Он перешёл на должность советника директора в другую, уже много профильную, страховую компанию. И, кажется, он был доволен. Звонил, говорил, что скучает по нашим обсуждениям культурных событий города. До меня доходили слухи, что он помог с трудоустройством многим бывшим своим сотрудникам.

Мы продолжали дружить. Я была на похоронах внезапно скончавшейся его жены Наташи. Там были почти все сотруд ники бывшего «Русмеда». Я знала, что он остаётся один со столетней мамой.

А потом в доме появилась Наргис. Она старательно ухаживала за мамой. Не отходила от неё ни на минуту, когда та заболевала. Во всём помогала Константину Михайловичу. Я видела, что между ними пролетела та волшебная стрела радости, которая делает людей счастливыми. Я радовалась за него, как радуются умные бескорыстные дочь или внук, увидев близкого человека счастливым. Не стало мамы, а Наргис осталась. Иногда он сообщал мне, в каком театре они были, что слушали в Филармонии.

Прошёл год или два. Однажды он позвонил мне и сообщил, что приехал из больницы, у него перелом шейки бедра, просил навестить его. Состоялся многоча- совой разговор о работе на Севере, о его восприятии перемен в стране, о семье, о желании что-то изменить в своей жизни, так как сейчас с ним рядом Наргис, которая не дала ему опустить руки, сделала его счастливым. И попросил: «Мне очень хочется написать книгу о времени и о себе. Помогите мне! » Мы договорились, что как только он отбросит костыли, мы встретимся и он станет мне наговаривать текст.

Но этого не случилось. У Константина Михайловича отказали почки. Три раза в неделю ему приходилось ездить на диализ. Так продолжалось больше года. Я приезжала к ним и видела, как он худеет, как трудно ему чувствовать себя больным, быть на жесточайшей диете, видеть, что самые сложные мужские работы по дому делает худенькая красивая Наргис. Хотя супруга явно была рада взять все его заботы по дому на себя, рада помогать ему. Поддерживала его лаской и шуткой.

Последний раз Константин Михайлович мне позвонил с работы, узнавал «как мне сидится на карантине, не заболела ли». Признался, что коронавируса не бо- ится, и уже привыкает к диализу. Потом добавил: «Моя сила, радость и счастье — Наргис! »

Через неделю общие друзья позвонили: «Не стало Константина Михайлови- ча. Нет, умер не от коронавируса. Кто-то позвонил ему с какими-то грубыми, необоснованными требованиями. Он был потрясён наглостью, расстроился, положил трубку и схватился за сердце. Врачи уже ничего не могли сделать! »

Я тут вспомнила: «Он так и не научился давать отпор, даже законченным подлецам! ».

В день похорон после бессонной ночи, я не поехала на прощание с ним в крематорий. До сих пор не хочу прощаться с ним и простить тех, кто свёл его в могилу.

Когда умер мой брат, мы его похоронили на кладбище в Пушкине. Констан- тин Михайлович тогда заметил: «Там же похоронены мои родители. Наргис знает, что меня надо положить к ним! Мы часто к ним ездим». Наргис теперь одна ездит к ним и к Константину Михайловичу.

А я пока не могу.

«Уходят люди, их не возвратить! И каждый раз мне хочется опять

От этой невозвратности кричать! »

Р. АЗЕРАН