Зигмунд

Заверещал будильник. Володя с трудом приподнял похмельную голову, потер глаза и глянул на циферблат.

- Ты ж епт, - выругался он, хлопнув звенящего гада по макушке.

Тяжело выдохнул, перевалился на другой бок. Жены рядом не обнаружил.

Некоторое время лежал на широкой кровати, полуоткрыв рот. Голова трещала. Казалось, по вискам и затылку колотят сотни крохотных молоточков. Во рту пересохло, точно у диабетика, шершавый язык царапал нёбо. Одолевали тревожные мысли и неизбежное с крепкого бодуна чувство вины.

Припомнил, как вчера, после смены, взяли две «маленьких», потом еще одну, и заполировали все красным. Прав был Саня. Говорил же: «мужики, с «отравой» будет явный перебор». Хотя он и сам нажрался почище нашего...

Володя привстал, завернулся в одеяло, опустил ноги в пушистые тапочки жены. Осмотрелся.

Два кожаных кресла, подаренные свекром на Новый год. Старенький телевизор «Юность». Советский трельяж с треснутым зеркалом. Книжная полка. Потрепанные корешки, словно любовники, тесно жались друг к дружке. На стене пожелтевшая фотография — Владимир с зачесанными на пробор волосами и густыми усами, рядом Зина в простеньком деревенском сарафане. (У Зины был грустный, усталый вид, как у всех жен алкоголиков). Журнальный столик, облюбованный рыжим котом Чубайсом. Наглый перс не сводил с хозяина надменного взгляда.

- Исчезни, падла, бля, - просипел Вова, замахнувшись на кота ногой. Тапок слетел и угодил Чубайсу в морду. Фыркнув, кот мягко спрыгнул со столика и забрался под трельяж.

Володя собрался с силами и решительно выдохнул. Затем попытался подняться. Не вышло. Сбросив одеяло, он рухнул на четвереньки и пополз в сторону кухни.

В коридоре задел плечом полку с телефоном. Гудящая трубка, будто висельник, осталась раскачиваться на проводе. Шея Владимира затекла, руки слабели. Нестерпимо тошнило.

Добравшись до кухни, Вова вцепился в дверной косяк. С трудом подтянулся, шагнул в кухню и рванул ручку холодильника. Напившись огуречного рассола, поставил банку на стол.

- Что, хуево? - раздался низкий, хрипловатый голос.

Вова увидел обнаженного мужика с синей наколкой «роза ветров» на впалой груди. Колючий взгляд, лицо серого цвета, желтые разводы под глазами. Незнакомец выглядел измученным и болезненно худым. Он сидел за столом, широко расставив костлявые ноги. Кожаную кепку - «фурик» заломил высоко на затылок.

- Садись — садись, - гадко осклабился татуированный, разливая водку, - садись, подлечу.

Хозяин послушно присел. Сдерживая рвоту, выпил рюмку. Сложил губы трубочкой, выдохнул. Пузатый холодильник угрюмо ворчал, внутри позвякивали банки с заготовками.

- Ты кто? - наконец спросил Вова, - и... это... как вообще здесь?

- Ну ты, зёма, даешь, - усмехнулся мужик, разливая по второй, - не помнишь уже ничего?

Вова повел головой. Нащупал на подоконнике пачку «Явы», закурил. После двух затяжек закашлялся. Увидел, как у входной двери Чубайс, опасливо озираясь, усердно копается в лотке.

- Да таксист я, - подсказал гость, - это я вас, полудурков синих, вчера у «Гамбринуса» подобрал. Друган твой еще мне еще сауну с телками обещал.

- Понятно, - ответил Володя и уронил пепел в бокал с отколотой ручкой, - ну а голый че?

- Так, - пожал плечами незнакомец, - пусть тело дышит.

Зигмунд, так представился гость, налил снова. Ничему не удивляясь, Вова опрокинул стопку и запил рассолом.

« Ну а что, - размышлял он, - мужик подвез, я, как гостеприимный хозяин, пригласил его домой и дома вмазали. За руль, понятное дело не сядешь, вот он и заночевал. Неясно только, куда пропала Зинка. Хотя, может это и к лучшему... »

- Не гони порожняк, - будто прочитал его мысли Зигмунд, - то, что мы встретились, и то, что я на твоей кухне — это не случайно. Скажу тебе по секрету, я вообще не верю в случайности. Нет случайностей, есть осознанные закономерности. Вся эта муть, что с нами происходит, имеет свою первопричину. Это аксиома.

Зигмунд потискал фильтр в желтых крючковатых пальцах и закурил.

- Пойми, зём, - сморщившись от дыма, продолжил гость, - в глубинах нашего сознания находятся скрытые источники, побуждающие нас на разные поступки. Нам только кажется, что мы разумны. Но это далеко не так. В нашей жизни существует огромный пласт неизвестного. Усек?

- Ты о чем? - не понял Вова. Его смутила подозрительная образованность урки.

- Сейчас объясню. - Зигмунд бросил окурок в кружку. - Батя мой утонул, когда мне было лет пять. По синьке поспорил с корешем прыгнуть с моста в реку. Батек сиганул и не всплыл. Мать забухала, стала блядовать. Я ни дня не помню, чтобы в нашей хате не было бы нового мужика. Маманьке вообще было похуй кого в койку тянуть. Весь двор ее имел, и не по разу. Однажды даже привезли инвалида — колясочника. Мать отсосала ему и чуть не захлебнулась спермой. Настолько бухая была. Те, что поскромней были, просили мамку закрыть меня в толчке, а так всем было по херу, горбатили пьяную в дрищ мамашу прямо у меня на глазах.

Зигмунд помолчал. Долил остатки водки и спрятал бутылку под стол.

- Сочувствую, конечно, - покачал головой Вова, - но зачем ты мне все это рассказываешь?

- Да потому, Володь, - едва скрывая раздражение, проговорил гость, - что все мы родом из детства. Именно в первые пять-шесть лет жизни закладываются основы человеческого характера. Врубаешься? Иными словами, создаётся фундамент, на котором строится здание. И, чтоб ты знал, строительные работы ведутся всю жизнь. Что-то меняется, убирается, достраивается. А вот фундамент, зёма, незыблем. Его вообще нельзя трогать, иначе всё здание рухнет. Вот ты думаешь стал бы я вчера ее насиловать, если бы в детстве говнеца не хлебнул?

- Кого насиловать? Мать?! - вскочил Вова, роняя табурет.

- Да какую мать! Осади ты! Так, шмару одну. - Зигмунд коротко выдохнул и проглотил водку. - Короче, еду я с заказа поздно вечером, смотрю — голосует. Пьянущая, тушь по ебалу размазана. Балансирует на бордюре, того гляди мордой в асфальт врежется. Я торможу. Девушка, - говорю, - вас подвезти? Она молча открывает дверь и заваливается на заднее сиденье. Едем. Ей кто-то на мобилу постоянно названивает, она не отвечает. Вам куда? - спрашиваю. Она называет адрес. А вы очень домой торопитесь? - говорю, - вас, наверное, ждут? Нет, - отвечает, - не ждут. Может, заедем в одно местечко, - говорю, - шампанского попьем? Она кивает. Вот сукой буду, откажись она — и пальцем бы ее не тронул. Значит, сворачиваю я во двор, где потише, останавливаюсь. Опускаю спинку сиденья и переползаю к ней. Мобила у нее опять звонит, она давит на сброс. Я успеваю заметить, что на экране высветилось «любимый». Вот же блядина, думаю. А сам ей платье уже задрал, стягиваю колготки. Она в это время постанывает, тяжело дышит мне в ухо, языком своим шею вылизывает, коленями в подголовник упирается. Я ширинку расстегнул, хуягу вытащил, а телка вдруг как взбрыкнет, отталкивает меня, и из машины выныривает. С визгом бежит в сторону какой-то пятиэтажки, а колготки спущенные в коленях путаются. Курица глупая. Спотыкается, падает. Недолго думая, догоняю ее, хватаю за волосы и волоку на газон за домом. Одной рукой зажимаю ей рот, другой держу за шею и прижимаю голову к земле. Только пискни, сука, - шиплю для острастки. Она кивает, мычит и хлюпает носом. Я ставлю ее раком и заправляю.

Тебя все равно найдут, - скулит она, - у меня муж в милиции работает, тебе не жить. А мне это еще больше огня добавляет. Рву ее за волосы, долблю с азартом, как подросток в пубертате. И ты знаешь, что удивительно, девка вроде молодая, а пизда разъезженная как у мамонтихи. Хлюпает, и как ни старайся, хрен кончишь. Правда сиськи неплохие, ниче не скажешь...

- Дальше, - Володя заскрипел зубами. Сжал рюмку так, что посинел кулак.

- А че дальше? Дальше, перевернул я ее на спину, в рот натолкал, и отпустил с миром, дав подсрачник для скорости.

Володя отодвинул стопку, медленно приподнялся.

- Ты чего? Перепил, паря? - добродушно рассмеялся Зигмунд, но на всякий случай прикрыл гениталии ладонью.

Широко размахнувшись, хозяин ударил Зигмунда в лицо. Раздался грохот. Гость повалился с кухонного уголка. По острому подбородку сползла бурая струйка. Зазвенели бутылки. От удара сорвало с головы кожаную кепку. Точно фризби, она улетела в темный коридор. Володя схватил с мойки эмалированную кастрюлю и наотмашь, с глухим звуком, врезал насильнику по виску.

- Не трогай меня, я венский доктор! - успел прокричать гость и потерял сознание.

- Э нет, - пробормотал Вова, - ты так просто не отделаешься.

Он подошел к раковине, налил в кружку воды и плеснул на урку.

Тот сразу очнулся. Отфыркиваясь и закрывая лицо, скороговоркой залепетал:

- Неужели правда что внешне я выгляжу симпатичным откровенно говоря мне кажется что во мне есть нечто необычное может быть даже странное это наверное потому что в молодости я был слишком серьезен а в зрелые годы неспокоен было время когда во мне говорили только любознательность и честолюбие я часто обижался на то что природа видимо была не очень благосклонна ко мне…

-На природу тянешь, падаль?!

Володя мощно лягнул доктора в живот:

- На!

- За что?!!! За что ты так со мной? - кашляя, завывал Зигмунд и катался по полу.

Хозяин направился в коридор. Там он подтянул за провод телефонную трубку и набрал номер.

- Алло! Милиция? Задержан насильник. Срочно приезжайте! Зигмунд. А, мое – Владимир Сергеевич Пермяков… Адрес? Записывайте… Жду.

Вернулся на кухню. Бодро перешагнул через доктора, махнул недопитую стопку. Чувствовал он себя прекрасно.

Утирая физиономию, Зигмунд размазал кровь по щекам и стал похож на неряшливого Дракулу. Извиваясь червем, он попытался заползти на уголок.

- Мой мир – это маленький островок боли, плавающий в океане равнодушия, - из последних сил выдавил доктор.

Вова поднял банку с рассолом и обрушил на голову Зигмунда. Доктор снова упал. Вялый пучок укропа повис на ухе. На проплешине увеличивался кровавый подтек.

- Мы входим в мир одинокими и одинокими покидаем его, - прошептал Зигмунд и, подергивая плечами, захныкал.

Издав страшный гортанный рык, хозяин стал пинать его без разбора, куда попадет. У Володи были крепкие, мускулистые ноги. В молодости он увлекался футболом, играл в заводской сборной, в команде «Уран». Размякшее тело доктора не отзывалось на удары.

Остановил бывшего футболиста звонок в дверь. Хозяин отдышался, прошел в коридор, посмотрел в мутный глазок и открыл. Качнулась миниатюрная подковка, укрепленная сверху.

- Вызывали? - не спросив разрешения, в квартиру ступили двое милиционеров. Один из них носил очки в тонкой, интеллигентской оправе. Второй был высокого роста и с приплюснутым боксерским носом.

- Где? - осмотревшись, спросил бугай.

- Там, на кухне, - ответил хозяин и указал рукой.

Верзила кивнул напарнику. Очкарик промаршировал на кухню.

- Эрих, - фальцетом прокричал он, - вяжи алкаша, тут, походу, мокруха!

Бугай заломил Володе руки за спину и заковал в браслеты. Затем повалил на пол и прижал голову нечищеным берцем.

- Это произвол! За все ответите, оборотни! - взревел Вова, суча ногами.

- Заткнись, - Эрих сильней надавил на голову.

Хозяин затих. Только слышалось его шумное дыхание.

Перевесив автомат за спину, милиционер в очках припал на колено перед изуродованной, обнаженной женщиной. Коснувшись ее шеи, проверил пульс.

- Все. Финита, - поставил диагноз он, брезгливо вытирая пальцы о штанину.

Тело было синее от бесчисленных гематом. Лицо раздулось. Глаза скрывали набухшие кровавые мешки. У несчастной были разорваны уши. Сломанная ключица распорола кожу и торчала наружу. Повсюду были разбросаны клочки волос.

Хозяина конвоировали из квартиры. Следом, на носилках, покрытых простыней с пятнами крови, вынесли его жену Зинаиду. У подъезда собирались любопытные жильцы.