Ю. В. Линник. ПЕНТАДА. (посвящение Ю.С. Ушакову). PENTADE. (dedication to Yu.S. Ushakov)

    Статья строится на основе коллекции работ Юрия Сергеевича Ушакова, находящейся в Музее Русского Севера (г. Петрозаводск, собрание Ю. В. Линника). В центре внимания учёного и художника находились ансамблевые комплексы Русского Севера. Принципиальное значение Ю. С. Ушаков придавал их природному окружению. Часто храмы изображались на широком панорамном фоне. Это не имеет прецедента. Среди ансамблей, изученных и изображённых Ю. С. Ушаковым, нами выделены два –  космозерский и турчасовский. Они имеют исключительно своеобразное композиционное решение. Кисть Ю. С. Ушакова запечатлела древнейшие храмы с каскадными покрытиями – предпринимается попытка углублённой интерпретации их семантики. Художественное творчество Ю. С. Ушакова делится на две части – языческие образы Древней Руси и культовое зодчество Русского Севера. Казалось бы, это независимые сферы – но мы пытаемся найти связки между ними. Иногда случалось так, что Ю. С. Ушаков ставил свой мольберт перед храмами, которые раньше изображали выдающиеся мастера – нам показалось интересным построить на этой основе ряд сравнительных сопоставлений.

       Ключевые слова: ландшафт и зодчество, архитектурные ансамбли, каскадные покрытия, русское язычество

       The article is built on the basis of the collection of works of Yury Sergeyevich Ushakov located in the Museum of the Russian North (Petrozavodsk, Yu. V. Linnik’s collection). In the center of attention of the scientist and artist there were ensemble complexes of the Russian North. Yu. S. Ushakov gave a basic value to their natural environment. Often temples were represented on a wide panoramic background. It has no precedent. Among the ensembles, studied and portrayed by Yu. S. Ushakov, we identified two-kosmozerskij and turchasovskij. They have exclusively peculiar composite decision. Yu. S. Ushakov's brush imprinted the most ancient temples with cascade coverings – an attempt of profound interpretation of their semantics is made. Art creativity of Yu. S. Ushakov is divided into two parts – pagan images of Ancient Russia and cult architecture of the Russian North. It would seem, these are independent spheres – but we try to find links between them. It sometimes happened that the U. S. put his easel in front of the temples, which were represented earlier by outstanding masters – it seemed interesting to us to construct a number of comparative comparisons on this basis.

    Keywords: landscape and architecture, architectural complexes, cascade coverings, Russian paganism

    I. ЛАНДШАФТ И АРХИТЕКТУРА: ЭПИЧЕСКОЕ НАЧАЛО В ТВОРЧЕСТВЕ Ю. С. УШАКОВА

Былинный эпос – и деревянное зодчество Русского Севера: прямых соответствий тут нет, но духовная связь – неизъяснимая, уходящая от дискурсии – несомненна.

Общее для этих разнородных явлений – устойчивая и неутолимая тяга к масштабности.

Богатыри и храмы – суть гиперболы: здесь превозмогаются привычные меры – здесь царит преизбыточность. Поэтому для адекватной оценки этих явлений должна быть востребована эстетическая категория возвышенного.

Этим не отменяется категория прекрасного.

В её свете мы оцениваем и метрический лад былин, и пропорциональный строй храмов.

Прекрасное оттеснено возвышенным? Не всегда и не везде. Но часто на высоких широтах оно подчиняется некоей субординации – теряет главенствующее положение.

Трепетный пиетет перед великим, неохватным – волнение души, её восторг – довлеют над спокойной и ровной созерцательностью, столь характерной для восприятия красоты в её классическом понимании.

Впрочем, здесь возможна и дополнительность: два во многом полярных эстетических чувства – прекрасного и возвышенного – приходят в гармонию друг с другом.

Такая самосогласованность весьма типична для эстетического освоения Русского Севера.

И всё-таки возвышенное доминирует!

Отсюда романтизм нашего Genius loci.

Возвышенное – и эпическое: для нас очень важна корреляция этих понятий.

Эпос былинный – и эпос архитектурный: это как бы разные проявления одного духа.

Сюда надо добавить третье начало – природу.

Ландшафт Русского Севера эпичен.

Юрий Сергеевич Ушаков чутко реагировал на это его качество.

Вот наиважнейшая черта многих его картин: мы видим широко  развёрнутое пространство – и вкрапленные в него архитектурные объекты.

Ю. С. Ушаков. Сандал. Лычный остров. Церковь Петра и Павла (1620). Б. г.

Сказать, что они представлены исчезающе малыми на этом фоне?

Поглощены им?

Вот-вот растворятся в нём?

Но это первые впечатления.

Ю. С. Ушаков. Пурнема. Никольская церковь (1648). 1969

При более глубоком всматривании мы начинаем понимать, что природа и зодчество на Русском Севере вполне соизмеримы – более того: они образуют одно целое – являют изумительный симбиоз.       

Ледниковая морена – молодое образование.

Энтропия фактически не затронула наши места.

Коррозия – минимальна.

Для глаза она незаметна.

От ландшафта веет первозданностью.

Эту свежесть хорошо чувствовал Н. К. Рерих.

Ю. С. Ушаков тоже.

Как если бы Юрий Сергеевич использовал дрон! Или препоручал дело своему любимому орлану-белохвосту. Это не просто отсъёмка местности – это геопоэзия

Геологи говорят: земная кора здесь доселе пружинит – выпрямляется после немыслимого прессинга.

Ведь толща льда достигала 10 км!

Это можно представить так: сегмент планеты – как лук, а шатровый храм – как стрела.

Наша метафора схватывает суть.

Уже без поэзии: картины Ю. С. Ушакова и впрямь внушают ту мысль, что напряжения ландшафта исподволь передаются храмам: вертикализм им предзадан не только порывом человека, но ещё и геологией.

В картинах «Сандал» и «Пурнема» энергия рельефа будто стекается к храмам. Вздымается земля, сбросившая бремя ледникового покрытия – и поднимаются храмы, заявляя свободу от всего бренного, преходящего.

Эти усилия суммируются!

Два импульса – геологический и архитектурный – складываются!

Это неявное единство.

Но интуиция Ю. С. Ушакова его угадывала, а кисть – запечатлевала.

Раздвигая пространство, он задавал храму предельно широкий контекст – и это помогало понять очень существенный момент: сооружение находится как бы в фокусе местности – стягивает к себе её силовые линии.

Строить будем здесь!

Этот выбор мог быть безотчётным – не имел рационального подкрепления

Но он всегда оказывался безошибочно точным.

Картины Ю. С. Ушакова – как доказательство этого положения: помимо художественной, они имеют ещё и огромную научную ценность.

II. КОСМОЗЕРО И ТУРЧАСОВО: НЕТРИВИАЛЬНЫЕ ТРИАДЫ

Мы не разделяем предубеждённого отношения к термину тройник – его охотно использовал Г. П. Гунн с той целью, чтобы кратко и точно выразить характерную черту поонежских ансамблей: присутствие в них церкви с кубоватым покрытием и двух шатров (церкви и колокольни).

Это, так сказать, классический тройник.

Понятие получило широкое хождение.

Им стали охватываться и другие троекратия – например, ансамбли в Кижах, Лядинах, Малошуйке.

В. П. Орфинский предложил для замены слово триада.

Будучи поклонником гегелевской философии, мы поддерживаем эту инициативу, но и не отвергаем семантическую новацию Г. П. Гунна: всегда полезно иметь гнездо синонимов, отсылающим нас к одному и тому же явлению.

Это разнообразит архитектурный словарь.

Великим знатоком тройников-триад был Ю. С. Ушаков.

Наше внимание мы остановим на двух необычных ансамблях – космозерском и турчасовском.

Своеобразие их заключается в том, что здесь триплет или всецело строится на унисоне взаимоподобных структур – так, в Космозере мы находим три резонирующих друг в друге шатра; или включает в себя схожий рефрен: Турчасово – это три куба (плюс два шатра – церковь и колокольня).

Ю. С. Ушаков. Космозеро. Колокольня (30-е г. XIX в. ), Успенская церковь (1720), церковь Александра Свирского (1770). Зеркально обратно реальности.  Не закончено. Б. г.

Аналогии этим сочетаниям есть.

Когда-то три шатра мы могли лицезреть в Шуерецком, Заостровье, Суланде.

Тремя кубами было отмечено Подпорожье.

Комплексы в Космозере и Турчасове реализуют альтернативные эстетические принципы. Означим их, используя музыкальные термины: ансамбль в Космозере – монофоничен, ансамбль в Турчасово – полифоничен.

В заонежском ансамбле варьируется одна тема.

Исполнители, вошедшие в состав трио, играют на однотипных  инструментах.

Нам предстаёт пластическая тройная рифма.

Единство – с допуском весьма сдержанных и скупых модификаций –тут задаётся как принцип.

В поонежской композиции – наоборот.

Ю. С. Ушаков. Турчасово. Церковь Благовещения (1795), церковь Преображения (1786), колокольня (1793). 1962

Здесь культивируется разнообразие.

Игра форм поражает своим богатством.

Можно и должно говорить об аранжировке архитектурных ансамблей.

В Турчасове они отмечены изыском и утончённостью.

Пять объёмов – два шатровых и три кубоватых – вступают в прихотливую игру, то поддерживая друг друга и утверждаясь в согласии, то создавая некое диалогическое напряжение: порождают насыщенный контрапункт.

Известны попытки установить связь наших шатров с готикой, а кубов с – барокко.

Это многообещающий подход.

Здесь возможны и генетические связи, и конвергентные вторения.

Для чисто формального анализа обе возможности паритетны.

В Западной Европе мы часто наблюдаем соседство готических и барочных зданий.

Диахрония тут очевидна: встретились – буквально пересеклись на одном перекрёстке – разные эпохи.

Ю. С. Ушаков. Турчасово. Благовещенская церковь. Деталь. Б. г..

Между элементами северных триад мы тоже наблюдаем разрывы во времени. Но они не такие большие как в первом случае. Поэтому мы вправе говорить о синхронии, когда сочетание противоположных мотивов, отражая смену стилей, вместе с тем указывает на приверженность народных зодчих к ним обоим – шатры остаются актуальными и после внедрения кубов; старое удерживается – воспроизводится – умножается.

Шатры и кубы – как бы две геометрии: прямолинейная и криволинейная.

Это разные эстетические измерения.

Используя данное понятие, академик Д. В. Наливкин оттенял различия кристаллов и организмов.

Пространство первых – царство прямизны.

В пространстве вторых превалирует кривизна.

Как если бы из геометрии Евклида мы перешли в геометрию Н. И. Лобачевского!

Или шагнули из Вселенной И. Ньютона во Вселенную А. Эйнштейна.

Кристаллы готики – и биоформы барокко: нечто очень и очень похожее на их взаимодействие мы обнаруживаем в северных тройниках-триадах.

Турчасово здесь – лучший пример.

III. ЮКСОВИЧИ И КОВДА: К ВОПРОСУ О СЕМАНТИКЕ СТУПЕНЧАТЫХ ПОКРЫТИЙ

В ступенчатых покрытиях реализуется ключевой для культуры архетип лестницы.

Человек искони норовит подняться на небеса.

Это заложено в его природу: акротаксис – неукротимое стремление к высоте.

Ascensus Mundi – мировая лестница: у нее множество алломорфов.

Храмы в Юксовичах и Ковде, изображённые Ю. С. Ушаковым – среди них.

Лестница – инструмент восхождения.

Она обеспечивает подъём по вертикали.

Это главенствующее направление в ноосфере.

Организуя сакральное пространство, ступени – или витки – Ascensus Mundi проходят сквозь три космических зоны: высшую, среднюю, низшую.

Эта осевая трихотомия имеет первостепенную важность для понимания культовой архитектуры.

Как и не менее известная дихотомия: дольнее – горнее.

Благодаря Ascensus Mundi дискретно разделённые уровни бытия, противостоящие друг другу, вступают в плодотворный контакт. Человеку открывается доступ к надмирному – безусловному – абсолютному.

Это цель обрядового действа.

Храму в нём отводится главная роль.

Двускатное покрытие – первоэлемент архитектуры. Его функциональность прозрачна: прикровение человека.

Сложи ладони домиком.

Что проще?

Что утилитарней?

Когда мы эту конструкцию дублируем, возводя второй ярус, то тут отход от соображений пользы очевиден: себя заявляет новая интенция – ставится необычная цель.

Человек хочет отвлечься от всего суетного.

Хочет дорасти до Бога.

Изменившаяся установка получает адекватное отражение в форме. Философия эту переориентацию фиксирует через ёмкое и ответственное понятие: трансцендирование.

Буквально – переступание, перешагивание: пересекается черта, разделяющая здесь и там – юдоль времени и царство вечности.

Культовое зодчество трансцендирует.

В этом его существо – его назначение – его энтелехия.

Высотность – качество, акцентируемое В. П. Орфинским – работает на трансцендирование.

Ю. С. Ушаков. Юксовичи. Георгиевская церковь (1493). 1970

Георгиевская церковь в Юксовичах всем своим строем внушает идею отрыва от земли – вознесения на небо.

Храм бросает вызов и материи в целом, и гравитации как её свойству.

Объединяя понятия, скажем так: гравитирующая материя как бы выносится храмом за скобки – теряет власть над нами.

Георгиевская церковь удовлетворяет глубочайшие духовные  потребности человека.

Двигаясь от подножия вверх, взлётный заряд получает усиление в трёх скатах – нам зримо явлена его нарастающая прогрессия.

Имеет место своеобычное ускорение.

Оно захватывает нас.

Мы переживаем подъём чувств.

Это близко экстазам готики – но без перехода в экзальтацию.

Взмыв мощен – и плавен одновременно: он исполнен достоинства и уверенности в себе.

Работы А. Б. Бодэ показывают связь памятников этого типа с новгородской традицией. Расширяя топос в сторону Северо-Запада, мы окажемся среди норвежских ставкирхок – идея каскадности воплотилась и в них.

В русском отозвалось норвежское?

Или перед нами конвергенция?

Мы сказали: идея.

Для неё наша дилемма несущественна.

Идея может независимо осуществиться где и когда угодно.

Как и выбрать путь миграции от этноса к этносу через влияние – заимствование – подражание.

Для формы как таковой это вторично..

Думается, что наш случай – всё же конвергенция.

Никольская церковь в Ковде – считай, маргиналка: поднялась на самом краю ареала.

Если предположить, что при удалении от центра ослабевает верность канону, то надо признать: в Никольской церкви нет той лёгкости – хочется сказать,  невесомости – какая присуща образцам, расположенным ближе к Новгороду Великому.

Отсюда её некоторая – в сопоставительном аспекте – заземлённость.

Или даже обытовлённость.

Заметим, что недавнее удручающее поновление храма усиливает это впечатление – хотя всё же оно остаётся субъективным.

А. Б. Бодэ пишет: «В архитектурном решении Никольской церкви приём устройства каскадного покрытия, как мы видим, не получил яркого выражения» [1, с. 48].

 Две картины Ю. С. Ушакова оспаривают это мнение.

Ю. С. Ушаков.  Ковда. Никольская церковь (1597). 1987

Ландшафт компенсирует то, что, возможно, не додала архитектура – как бы одним рывком поднимает храм в небо.

Геопоэтический контекст, в каком пребывает храм – и какой воссоздан в картинах Ю. С. Ушакова – помогает понять существенную архитектурную деталь: верхний скат храма как бы выположен по сравнению с нижним – угол у него шире, тупее.

Это вступает в противоречие с традицией.

Всё должно быть наоборот: с набором высоты угол становится острее – покрытие легко врезается в синь.

Как если бы увеличивался КПД такого врезания.

Тут имеется аналогия – и не только метафорическая – с меняющейся геометрией реактивных крыльев.

У Никольской церкви крылья-скаты, будто уже достигнув чаемой высоты, перешли в режим свободного парения.

Картины Ю. С. Ушакова помогают прочувствовать этот эффект.

Глубокий сравнительный анализ церквей в Юксовичах и Ковде осуществил И. Н. Шургин.

Фиксируя созвучие храмов, исследователь, тем не менее, пишет: «в действительности здесь больше различия, чем сходства» [3, с. 26].

Вот расхождения:

– в Юксовичах оба «перелома» – т. е. уступа-ската – расположены на нижней трети всей высоты, тогда как в Ковде единственный уступ-скат находится посередине.

– в Юксовичах переход от ската к скату осуществляется с помощью системы повалов; в Ковде – иное: «образован уступ не повалом, а с помощью отвесно сложенных брёвен, в результате намечаются два яруса в завершении» [3, с. 26].

Тонкие наблюдения!

Ю. С. Ушаков. Ковда. Никольская церковь (1597). 1987

Они позволили И. Н. Шургину сблизить Никольскую церковь в Ковде с наиболее выразительными покрытиями церквей в альбоме Августина  Мейерберга.

Делается вывод: «характер завершения Никольской церкви в Ковде напоминает о существовании в прошлом русских клетских храмов с ярусным двускатным верхом, достаточно широко распространённых, но не сохранившихся до наших дней» [3, с. 27].

Картины Ю. С. Ушакова, посвящённые двум древнейшим памятникам, возвращают нас к ἀ ρ χ ή деревянного зодчества – его первоистокам.

 IV. ОТ КАПИЩА К ХРАМУ: ЯЗЫЧЕСКИЕ МОТИВЫ В ЖИВОПИСИ Ю. С. УШАКОВА

Коло!

В этом красивом слове – ключ к русскому космосу.

И не только русскому: круговая модель мироздания принята во всей Ойкумене – всеми культурами.

Это нечто априорное?

Или врождённое?

Мы мыслим себя в средоточии коло – из его центра наблюдаем коловращение неба.

Культура издревле воспроизводит эти представления.

Стоунхедж – храм Афины Пронайи в Дельфах – святилище в новгородской Перыни: инвариантом этих памятников является круг, принятый в качестве плана.

Творчество Ю. С. Ушакова разделяется по темам на две части: языческая Русь и древнерусское зодчество.

Это независимые миры.

Казалось бы, между ними нет перехода – но всё-таки попытаемся нащупать его, доверившись наитиям Владимира Анатольевича Крохина.

Опытный реставратор и теоретик зодчества, он дерзал выходить за рамки парадигмы – выдвигал смелые, порой экстравагантные гипотезы.

Коло языческих капищ – и коло деревянных многоглавий: В. А. Крохин пытается установить между ними соответствие.

И не только структурное, но и генетическое.

Можно с порога отвергнуть это допущение.

Однако изоморфизм – очень общий, абстрактный – здесь наличествует.

Разве его выявление не имеет ценности?

Процитируем автора: «В период ослабления противодействия старообрядчеству в конце XVII века участие края в преобразованиях, многовековое сохранение богатого культурного наследия в Заонежье в виде былин, сказаний, которые назывались «старинами», восходящее к Киевской Руси и Великому Новгороду, и обращение к прообразам – архетипам крупномасштабных святилищ древней Руси могли стать основой воплощения образной идеи многоглавия в архитектуре двух 25-главых храмов: в 1708 г. в Вытегре ив 1714 г. в Кижах»  [2, с. 365].

Сам ход ассоциаций у А. П. Крохина нам представляется эвристичным.

Связываются очень разные явления.

И делается это не только на фантазийной, но и на системной основе – идентичность порождающей матрицы для обоих классов явлений весьма вероятна.

Ю. С. Ушаков. Перун. Б. г.

Представим себе – художник нам в помощь – языческое капище.

В средоточии священного круга мы увидим фигуру  божества.

Обычно это Перун.

Ю. С. Ушаков часто – и всегда в новых разворотах – изображал его.

Мы мечтали о выставке, когда картины этого цикла можно будет выставить в длинный ряд – создавался бы очень сильный эффект.

Столь же увлечённо художник разрабатывал образ Берегини.

Ю. С. Ушаков. Капище. Б. г.

Она всегда адорирует.

Этот вдохновенный жест – обращённость к небу – отвечает идее высотности, столь значимой для деревянного зодчества Русского Севера.

    V. УНИСОНЫ И ПАРАЛЛЕЛИ: ЮРИЙ УШАКОВ – ЛЕВ ДАЛЬ – ВЛАДИМИР СУСЛОВ – ВАСИЛИЙ ВЕРЕЩАГИН – ИВАН БИЛИБИН – ИГОРЬ ГРАБАРЬ – ВЛАДИМИР ПЛОТНИКОВ

    Этот раздел мы посвящаем учителям и вдохновителям Юрия Сергеевича Ушакова.

    Вот уникальная черта русской культуры: историки зодчества заявляют себя как великолепные художники.

    Ю. С. Ушаков продолжает прекраснейшую традицию.

    Случалось так, что мастер изображал памятник, запечатлённый его предшественниками.

    Полезно сопоставить эти работы.

    Любовь – одна, манеры – разные.

    Вспомним имена, дорогие сердцу Юрия Сергеевича:

Лев Владимирович Даль (1834–1878)

Василий Васильевич Верещагин (1842–1904)

Владимир Васильевич Суслов (1857–1921)

Владимир Александрович Плотников (1866–1917)

Игорь Эммануилович Грабарь (1871–1960)

Иван Яковлевич Билибин (1876–1942)

Лев Даль. Юксовичи. 1877

В. В. Верещагин. Белая Слуда. 1894

Ю. С. Ушаков. Белая Слуда. Владимирская церковь (1642). 1962

Ю. С. Ушаков. Ракулы. Колокольня (XVI –XVIII). 1978

Ю. С. Ушаков. Ракулы. Реконструкция ансамбля. 1972

Ю. С. Ушаков. Кушерека. Вознесенская церковь (1669). 1962

Ю. С. Ушаков. Цивозеро. Колокольня (1658). 1961

Литература:

1. Бодэ, А. Б. Деревянные храмы Русского Севера. Архитектура и местное своеобразие / А. Б. Бодэ – Москва: МГСУ, 2011. – 128 с..

2. Крохин, В. А. Символика многоглавия в древнерусском зодчестве и форм покрытий в деревянной культовой архитектуре / В. А. Крохин. В кн.:  Международная научная конференция по проблемам изучения, сохранения и актуализации народной культуры Русского Севера " Рябининские чтения". Сборник докладов. Петрозаводск: Гоударственный музей-заповедник «Кижи» 1997. – 432 с.

3. Шургин И. Н. Исчезающее наследие / И. Н. Шургин – Москва: ВГБИЛ, 2006. – 200 с.

Сведения об авторе

Ю. В. Линник

 Петрозаводский государственный университет

доктор философских наук, профессор

yulinnik@yandex. ru

Y. W. Linnik

doctor of philosophy,

Professor in the Department of philosophy and culture

Petrozavodsk State University

E-mail: yulinnik@yandex. ru