| ***
«Авада» прилетела, откуда не ждали: из маленького, практически пряничного, домика на маггловской детской площадке. Прилетела, конечно же, точно в цель: в знаменитый шрам в виде молнии, украшавший героическую морду еще со времен недоброй памяти Волдеморта. И Герой снова умер. Но, как выяснилось, не до конца. Врачи в больнице Святого Мунго только потрясенно разводили руками, ибо по всем правилам колдомедицины Гарри Поттер должен был умереть сразу, на месте. Однако, когда его напарник, Рон Уизли, приволок героическую тушку с требованием немедленно провести все возможные реанимационные мероприятия, колдомедики только мысленно покрутили пальцами у висков: потеря друга – это страшно, да. И приготовились вырывать труп Поттера из рук спятившего аврора. Только в этот момент труп страшно захрипел и открыл глаза. И понеслось…
Над вопросом: «Что это было, Мерлин подери? » бились светила колдомедицины со всего мира. И спустя год после прилетевшей в лоб Героя «Авады» ответ звучал, по сути, все так же: «А Мордред его знает! ». Еще в ходу была народная мудрость: «Третий раз за все платит». В том немудреном смысле, что данная «Авада» в жизни Поттера оказалась как раз под номером три.
- Намекаете, что у него теперь выработался иммунитет к «авадам»? – злобно шипела поттеровская супруга и грозила всевозможными судебными исками за некомпетентность.
Колдомедики привычно разводили руками и наливали миссис Поттер удвоенную дозу успокоительного. Они, разумеется, и сами были в курсе, что объяснение – так себе. Тем более, что без последствий эта третья «Авада» как раз-таки не обошлась. И последствия были, честно говоря, не очень. Дрянь были последствия. В третий раз обманув злобную стерву Смерть, Гарри Поттер утратил речь. Нет, с речевым аппаратом все было в порядке. Только вот с губ не срывалось ни единого слова. И никакие светила колдомедицины, никакие многомудрые консилиумы ничего не могли с этим поделать. «Наше сознание – это такая неизученная бездна», - вздыхали они. Герой в ответ разводил руками и улыбался виноватой улыбкой.
Так что выписали его домой довольно быстро – недели через две. А вот дальше… Сначала в доме было не продохнуть от посетителей: друзья, знакомые, коллеги, представители власти и журналисты спешили выразить Герою свое сочувствие и надежду на его скорое выздоровление. Но с каждым проходящим месяцем надежды на скорое выздоровление становились все более призрачными, а поток посетителей все очевиднее напоминал тоненький хлипкий ручеек. В конце концов, в стране по-прежнему что-нибудь да происходило, а бывший Герой являлся, несомненно, яркой, но, к счастью, не единственной достопримечательностью Магической Британии. Банду отморозков, так нагло разбрасывавшихся в тот несчастливый для Гарри день «авадами», судили и приговорили к пожизненному сроку в Азкабане. Начальником Отряда быстрого реагирования при аврорате вместо Поттера был назначен Рональд Уизли. Гарри вежливо предложили спокойную бумажную работу в архиве. Гарри вежливо отказался и написал заявление об уходе. Писал он вообще в последнее время довольно много. А что было делать? Другого способа общения с ближними у него не осталось. И прежде не слишком изящный почерк Поттера превратился в и вовсе неудобочитаемые почеркушки, которые доводили Джинни до белого каления. Она даже не всегда могла разобрать, что от нее на сей раз хочет муж. Гарри считал унизительным для себя размахивать руками и тыкать пальцем. Джинни все чаще срывалась в неконтролируемые истерики на ровном месте. Дети ходили какие-то притихшие, не зная, как теперь общаться с таким веселым и разговорчивым прежде папочкой. Даже малышка Лили, которой, в общем-то, еще не требовалось особых речевых изысков в общении, ждала своего честного: «Агу-агу-агусеньки! » и обижалась, когда ее ожидания не оправдывались. Рев был слышен на весь дом. Гарри морщился, мотал головой, запирался в своем кабинете наедине с бутылкой скотча. Относительно легко ему было только с Роном, который теперь говорил за двоих, и с Гермионой, которая, как выяснилось, оказывается, изумительно умела молчать. Просто садилась рядом на диван, обнимала, клала голову на плечо – и молчала. И Гарри всем телом впитывал ее молчаливую поддержку и понимание, с грустью думая, какой дурак он все-таки был, когда однажды – раз и навсегда – записал эту изумительную девушку в друзья. А теперь уже ничего нельзя было изменить: Гермиона всем своим верным сердцем любила Рона, Рон обожал Гермиону, а Гарри был для них обоих ближе, чем брат. Такие дела…
А с Джинни не клеилось. Не клеилось настолько, что однажды он обнаружил себя спящим на маленьком раскладном диванчике в кабинете – да там и остался. Возвращаться в огромную супружескую спальню, на роскошный сексодром, не хотелось совершенно. Там было холодно, как на Аляске. И так же одиноко. Сначала Джинни честно пыталась имитировать бурную страсть в ответ на его попытки найти утешение от своих бед в объятиях жены, но постепенно просто устала от этого дурацкого притворства. Гарри все понимал: он видел, как передергивается красавица-жена от его прикосновений. Он видел, какие героические усилия она прилагает, отвечая на его поцелуи. Он только довольно долго не мог для себя объяснить, в чем причина подобных перемен. Разве голос – это так важно, когда за окнами ночь, и рядом тот, кого ты поклялась любить «в горе и в радости, в болезни и в здравии»? А потом однажды, после очередной истерики на совершенно ровном месте: малышка Лили заползла под стол и коварно ухватила ничего не подозревающую мамулю за пятку, а Гарри никак не среагировал на бурный испуг несчастной жертвы покушения – Джинни тихо призналась: «Я не могу. Мне кажется, это не ты. Мне кажется, что от тебя отрезали кусок чего-то очень важного. Я так любила твой голос! » Гарри понимающе улыбнулся, похлопал рыдающую супругу по плечу и окончательно перебрался на свой диван. Понимающая улыбка становилась все более совершенной. Обуза. Урод. Что тут можно сказать? Тем более, что и сказать-то ты ничего не можешь.
***
- Гарри! Едрить твою налево! – Рон бушевал вот уже добрых полчаса, не желая снижать обороты. – Какие драконы?! Какая Румыния?! Да я убью Чарли собственными руками!
Гарри подсунул ему очередную записку: «Успокойся. Все будет хорошо. Я справлюсь».
- Справишься?! – лицо Рона приобрело какой-то совершенно кирпичный оттенок. – Да ты хоть представляешь себе, что такое эта Румыния?! Я там был, Гарри! Это горы, горы и горы. И мерлинова куча злобных драконов. И некоторое количество мрачных мужиков с неудавшейся личной жизнью, типа моего братца, свихнутых на этих драконах. Да там даже поговорить толком не…
Гарри понимающе улыбнулся.
- Ладно! Поговорить – это не главное. Не такой уж я дебил. Но… Как же Джинни? Дети?
Очередная записка: «Мы разводимся. Без меня им будет лучше».
- Гарри!!! Да ты что! Как это «будет лучше»?!! Джинни… Она ведь тебя любит!
«Нет. Уже нет».
- Но дети!!!
«Мы будем видеться, конечно. И дом. И деньги. Мне ничего не надо. Я только хочу, наконец, понять, что мне делать со своей жизнью».
- Ну так и понимай! Разбирайся, то есть… Но – развод! Гарри!!!
«Пусть у Джинни будет шанс на счастье. Со мной – уже нет. С другим».
- Гарри! Подумай как следует, Мерлином тебя заклинаю! Ты делаешь глупость.
«Может быть, Рон. Но это моя глупость. И это моя жизнь».
Развод оформили на удивление быстро. Гарри дернул за все ниточки, которые у него еще оставались от славного геройского прошлого и многолетней безупречной аврорской службы. Джинни впервые за много месяцев была безоблачно счастлива, хотя и старалась этого не демонстрировать. Гарри слышал, как она поет в ванной, принимая душ, и на кухне, за приготовлением обеда. С ее плеч как будто упала огромная снежная шуба, обернувшаяся прозрачной апрельской лужицей.
- Апрель – прекрасное время года в Румынии, - сказала, прощаясь, Гермиона. – Передавай привет драконам. И зови в гости.
«Обязательно! » - улыбнулся Гарри, обнимая ее за плечи и целуя напоследок в нежное розовое ухо.
Рон, так до конца и не простивший ветреного друга, просто молча пожал ему руку в своей непередаваемой медвежьей манере, едва не раздробив костяшки пальцев железными тисками аврорской хватки.
Джинни плакала. Дети – тоже плакали. Видимо, за компанию, как почему-то казалось Гарри. Он поцеловал сначала всех троих чад, сгребая их в кучу и прижимая к себе. Потом – каждого по отдельности. Особенно долго тискал малышку Лили, которая под конец смилостивилась и одарила отца благосклонным поцелуем в нос. Гарри понял, что сейчас и сам разрыдается наипозорнейшим образом. Это уже было слишком. Он подхватил с пола свой небольшой походный рюкзак с вещами и рванул цепочку портключа.
***
Первое, что он увидел, были горы. Прав оказался Рон. Огромные черно-серые морщинистые горы под белыми шапками снега сторожили раскинувшуюся у их подножья Драконью долину, надежно скрытую вот уже несколько веков от всех географов и картографов немагического мира. Гарри никогда не испытывал нездорового восторга перед величием горных вершин, считая их всего лишь еще одной неизбежной особенностью земного ландшафта. Он вообще был типичным горожанином, который природу предпочитает любить чисто теоретически и, желательно, на расстоянии. Долгие странствия по просторам родной Британии во время пресловутых поисков крестражей только укрепили его в этом убеждении. На расстоянии. Из окна вагона Хогвартс-экспресса. На экране маггловского телевизора. Но только, Мерлина ради, не так близко: буквально, нос к носу. («Здравствуй, Гарри! Это природа». – «Привет, природа! Это Гарри»). По правде говоря, живьем горы вызывали у него острый приступ агорафобии. Но делать было нечего. О возвращении в привычные и родные каменные джунгли Лондона не хотелось даже думать. Горы так горы! В конце концов, герой он или кто? И, зацепившись взглядом за россыпь крошечных белых домиков у подножья каменных великанов, Гарри решительно двинулся вперед. Аппарировать наугад не хотелось. Да и портключ, по всей видимости, не случайно выкинул его в некотором отдалении от поселка. Привыкай, Поттер, привыкай! Ножками-ножками! Путь показался довольно долгим, и Гарри, слегка отвыкший за время своего вынужденного безделья от серьезных физических нагрузок, под конец готов был обрадоваться даже встрече с драконом, если бы оный дракон взялся подвезти его до места назначения.
К несчастью (или наоборот? ) ни одного дракона на пути ему не попалось. Только небольшое стадо совершенно самостоятельных коров, лениво обжиравших сочную травку возле небольшой тополиной рощицы. Богатое воображение тут же услужливо подкинуло Поттеру картинку его торжественного въезда в поселок драконологов верхом на добродушной черно-белой буренке. Гарри хмыкнул и прибавил шагу. До цели путешествия было рукой подать. Каких-то пять-десять минут, и ноги привели его к единственному административному зданию поселка, в котором располагались апартаменты главного драконолога. «Администрация поселка» звучало куда круче, чем выглядело: длинный, словно гусеница, невысокий одноэтажный коттеджик с облупленным крылечком и зелеными деревянными ставнями на квадратных окнах не внушал своим видом ни трепета, ни восхищения, однако выполнял все функции, положенные ему по рангу. В нем, как узнал позднее Гарри, располагался не только главный драконолог, но также бухгалтер, завхоз и снабженец. И куча всякого разного народа, с деловым видом перемещающегося из кабинета в кабинет. Одного такого бродячего туземца Гарри повезло отловить в свой первый приход, чтобы сунуть ему под нос изрядно помятый клочок пергамента, содержащий всего два слова: «Чарльз Уизли». После чего Поттера самым доброжелательным образом препроводили в кабинет с табличкой: «Директор заповедника». Это было настолько не похоже на поведение среднестатистического «мрачного драконолога» в описании друга Рона, что на какое-то время Поттер впал в подобие внутреннего ступора. Из которого его вырвал радостный вопль:
- Гарри! – и восторженные объятия директора заповедника.
Гарри радостно хмыкнул в ответ и в свою очередь от души приложился кулаком к широкой спине Чарли Уизли.
Общение с Чарли показалось Гарри раем после шумной суеты остальных представителей семейства Уизли: он был сдержан и немногословен. В сущности, объяснять ничего и не требовалось: все было обговорено в письмах задолго до прибытия Поттера в Румынию.
- Пойдем, покажу тебе твой дом, - сказал Чарли.
Гарри вопросительно вскинул бровь. (Лишившись речи, он впервые по достоинству оценил снейповские манипуляции с бровями).
- А ты думал, у нас везде такой муравейник? – Чарли любовно провел рукою по коридорной стене «муравейника», покрашенной веселенькой голубенькой масляной краской, и вывел Гарри на свежий воздух. – Не бойся! На работниках тут не экономят. Только на администрации. Но так нам, зажравшимся сволочам, и надо.
Гарри лениво было лезть за пергаментом, чтобы выдать встречную реплику, и он просто позволил себе скептически хмыкнуть. Вот уж на кого, а на зажравшегося чинушу Чарльз Уизли не походил совершенно. Нормальный молодой мужик, в отличной физической форме: ни тебе лишнего жира, ни дряблых мышц и отвисшего пивного пуза. Разве что белых полосок шрамов с каждым годом становилось заметно больше, но тут уж ничего не поделаешь. Свою зарплату обитатели драконьего заповедника получали не за возню с бумажками. Как и Гарри – до той самой пресловутой третьей «Авады». С этого момента мысли предсказуемо понеслись по привычному кругу: закушенная губа Джинни, ободряющая улыбка Гермионы, непонимание в глазах сыновей, восхитительно-слюнявый поцелуй Лили… Обрубок. Урод. Кому ты такой нужен?
- Не смей себя жалеть, Поттер! – вдруг рявкнул над его ухом абсолютно зверский голос Чарли. Такого голоса у него Гарри еще никогда не слышал и надеялся никогда больше не услышать. – В подобном разобранном виде тебя даже к гиппогрифам пускать нельзя, не то, что к драконам. Драконы в этом плане хуже львов: любую человеческую слабину за милю чуют. А как учуют – так и сожрут.
«Обнадеживающе… - меланхолично подумал Поттер. – Может, оно и к лучшему? »
- И не надейся, - проницательно продолжил Чарли, - таким образом расквитаться с опостылевшей жизнью.
Поттер сделал самые невинные глаза из своего актерско-аврорского арсенала. На непосредственного начальника в свое время действовало не очень, но вдруг…
На Чарли не подействовало тоже.
- Хочешь вешаться, топиться, кидаться в пропасть – Мерлина ради. Но дракона, который убил человека, казнят немедленно. Не важно, кто первый начал. И, знаешь, Гарри, тебя мне, конечно, жаль: сочувствую – и все такое, но драконов еще жальче. Они ни при чем.
С этим Поттер был согласен целиком и полностью. В конце концов, он еще не дошел до такой степени отчаяния, чтобы решать свои проблемы за чужой счет. Значит, придется жить в предлагаемых обстоятельствах и не надеяться, что сожрут. Он огляделся по сторонам.
Поселок драконологов, по которому лежал их недолгий путь, не представлял из себя ничего особенного: две улицы, пресекающиеся под прямым углом. Однотипные домики на один-два этажа, выстроенные из местного камня и покрашенные в белый цвет. Рыжие черепичные крыши. Деревянные веранды и небольшие балконы. Яркие разноцветные ставни. Довольно много цветов: на балконах, на окнах, на стенах и в виде клумб – у дверей. Невзрачная лавочка, в которой продавалось «все для жизни», как объяснил Чарли, недалеко от здания администрации. Довольно большая больница – в два этажа, что закономерно, при такой травмоопасной работе, как здесь. На заднем плане – все те же горы, которые, казалось, подступили к поселку почти вплотную. Днем народу на улицах почти не было. Редкие прохожие вежливо здоровались с гостем и радостно – с Чарли, но более тесного общения избегали, что вполне устраивало Поттера, который, по вполне понятным причинам, совершенно не жаждал оказаться в центре всеобщего внимания.
Дом, куда Чарли привел своего нового сотрудника, стоял на самом краю поселка, на отшибе. Небольшой, одноэтажный, отличающийся от остальных только отсутствием привычного цветочного декора: видимо, в нем давно никто не жил. Ставни на окнах были цвета морской волны.
- Нравится? - поинтересовался Чарли.
Поттер благодарно кивнул. Все, как он хотел. Тишина. Отсутствие соседей. Одиночество.
- Если станет тоскливо, - продолжил Чарли, толкая входную дверь, которая, протестующе скрипнув под его рукой, все-таки медленно отворилась, - ты знаешь: тебе везде будут рады. А у меня – особенно. Невербальной владеешь?
Поттер пожал плечами и небрежным взмахом руки разжег огонь в очаге, сложенном из кусков необработанного серого камня. Огонь осветил довольно большую мрачную комнату, призванную, видимо, выполнять функцию гостиной. Во всяком случае, перед очагом стоял огромный продавленный диван. Рядом сиротливо торчал журнальный столик на трех хлипких ножках. Гарри присел на край дивана и торопливо написал:
«Бытовая магия – в пределах разумного. За более сложное – не возьмусь. Один не пропаду. Спасибо! »
- Замечательно, - Чарли не стал восторженно ахать, делая вид, что сильно впечатлен поттеровскими достижениями, но было заметно, что своим объяснением Гарри снял некоторую долю проблем с широких плеч главного драконолога.
«За мной не надо ухаживать, - приписал Поттер на своем пергаменте. – Я не инвалид».
- Не! – хихикнул Чарли. – Ты не инвалид. Ты очередная заноза в заднице. В моей, между прочим, заднице.
Поттер намеренно серьезным взглядом оглядел ладную, подтянутую фигуру Уизли, особенно пристальное внимание уделив затянутой в линялые голубые джинсы начальственной заднице.
Чарли непроизвольно поежился.
«Задница – ничего, - написал Поттер. – Только вот мне ты с этой точки зрения совершенно не интересен. Увы! Спи спокойно».
- Никакого уважения… - протянул Чарли, комкая записку и засовывая ее в карман своей потертой куртки из драконьей кожи. На вопросительный взгляд Гарри ехидно ответил: - Сохраню для потомков.
Гарри понял, что впервые за последний проклятый год искренне и широко улыбается. «Так и смеяться научусь», - подумал он с благодарностью. Все-таки решение поехать в Румынию было абсолютно верным.
- Здесь – спальня, там – кухня, в конце коридора – ванная, - продолжил краткую экскурсию по дому Чарли. – Горячая вода – с одиннадцати до двенадцати вечера. Извини, режим экономии. Согревающие чары не действуют. Понятия не имею, почему. Страна дикая, с цивилизацией не очень. Закаляйся. В холодильнике – прожиточный минимум на несколько дней. Вопросы есть?
Гарри пожал плечами. Вопросов не было.
- Завтра отведу тебя к твоему подопечному. Начнешь работать. Форма одежды – свободная. В чем не жалко разгребать драконий навоз. Зайду за тобой в семь. Не проспи. … Уверен, что не хочешь сегодня заглянуть ко мне в гости? Баранина на углях – это вещь!
Гарри отрицательно покачал головой. Спасибо. Не сегодня.
Чарли понял. Пожал плечами.
- Ну, тогда до завтра, герой!
«До завтра, господин главный драконолог! »
Собранные в небрежный лисий хвост огненно-рыжие уизливские волосы последний раз мелькнули в дверях, и Поттер остался один.
***
Утром Гарри проспал.
То есть накануне он был просто стопроцентно уверен, что всю ночь придется традиционно бороться с бессонницей (и эта борьба однозначно обречена на провал ввиду отсутствия в коттедже запасов спиртного), встанет с первыми лучами солнца, примет ледяной душ, позавтракает, чем Мерлин послал, и к семи часам усядется дожидаться прихода начальства на деревянном крылечке.
Вместо этого он весь остаток дня провел за наведением хоть какого-то порядка в новом жилище, в одиннадцать вечера едва затащил под душ свое бренное тело, рухнул на кровать со скрипучей панцирной сеткой, укрылся несерьезным шерстяным одеялом – и выпал из реальности ровно до того момента, когда над ухом послышалось вкрадчивое:
- В первый же день опаздываем на работу, Поттер?
В этих суровых обстоятельствах Гарри был просто вынужден продемонстрировать ехидному Уизли высший аврорский шик, одевшись, умывшись и позавтракав ровно за семь минут. (Правда бутерброд с козьим сыром пришлось запивать холодной водой из-под крана и дожевывать на ходу, но это уже были совершенные мелочи жизни).
Окинув расторопного подчиненного благосклонным начальническим оком и добродушно пожелав ему следующий раз воспользоваться услугами примитивного маггловского будильника, который именно для таких целей и обретался на прикроватной тумбочке, Чарли повел новобранца к месту прохождения службы.
Тропинка шла в горы. Даже такой балбес, совершенно ничего не смыслящий в содержании драконов, как Поттер, прекрасно понимал: работать ему придется в пещере. Немудреная логика: узкая осыпающаяся тропинка, (вверх – и только вверх), горы, которые становились все ближе и, если можно так выразиться, осязаемее с каждым шагом, нехороший холодок предчувствия, бегущий по позвоночнику. Предчувствие еще никогда не обманывало аврора Поттера: попетляв среди серых валунов и скал, тропинка вывела к пещере.
В пронзительных лучах раннего солнца, неторопливо разгонявших утренний туман, пещера выглядела не особенно страшно и даже где-то романтично: огромный провал входа, задекорированный какими-то невзрачными зелеными былинками, впечатляющий вид на долину у подножья горы, роскошный купол яркого апрельского неба. Все бы так и было ничего, если бы не здоровый дух драконьего навоза и примешивающийся к нему сладковато- затхлый запах, который в сознании Поттера вызвал стойкую ассоциацию с запахом палаты для умирающих. В пещере умирал дракон. И, чтобы понять это, входить было вовсе не обязательно.
Не обязательно. Но если учесть, что именно в пещере находилось новое место работы бывшего аврора Поттера… Чарли посмотрел на него с сомнением:
- Не передумал?
Гарри покачал головой. Он и собственную смерть пережил, и друзей терять приходилось. А тут… всего-навсего какой-то посторонний дракон. Прорвемся!
- Значит так, - Чарли меланхолично почесал кончик носа, - краткий инструктаж. Лучше здесь, если не возражаешь.
Гарри не возражал.
- Дракона я тебе подобрал смирного, можно сказать, беспроблемного. Он умирает. Но это ты, вероятно, и сам понял…
Гарри кивнул. Чего уж тут непонятного!
- В твои задачи входит выгребание из пещеры навоза и прочих отходов жизнедеятельности, кормежка, приведение в приличный вид, то есть чистка зубов и шкуры, - (Гарри поморщился, представив детали процесса), - а также подрезание когтей.
Поттер изобразил недоумение.
- Понимаешь… - Чарли задумался, как бы поточнее сформулировать мысль, чтобы стало понятно даже абсолютно зеленому новичку. – Драконы – существа магические. Пожалуй, ни в одном живом существе на земле, помимо разве что фениксов, нет такой концентрации чистой магии, как в драконах.
Гарри вспомнил, что в свое время профессор Снейп на уроках зельеварения трясся над любым составом, в который в качестве компонента входила какая-нибудь деталь драконьего организма: чешуйка, капля слюны или крови, частица когтя… Не было хуже преступления в глазах проклятого зельевара, чем бездарно потратить ценный ингредиент. Теперь все встало на свои места. «Чистая магия…» Ага!
- Очевидно, что в дикой природе драконы абсолютно самодостаточны и не нуждаются ни в какой опеке. Только вот с дикой природой нынче… - Чарли пожал плечами. – Ну, ты и сам понимаешь…
Гарри понимал. Какая тут, к Мордреду, дикая природа!
- Поэтому – заповедник. Чтобы сохранить. Но именно заповедник, а не резервация. И не тюрьма. Этот… твой… Он появился здесь с год назад. Весь израненный. Полумертвый. Заполз в эту пещеру. Собственно, все. Гебридский чёрный. Самец. Не старый. Раны давно затянулись. Можешь поверить, у нас прекрасные ветеринары!
Гарри не выдержал. Достал кусочек пергамента, облокотившись об огромный валун у входа, черкнул:
«Так почему же он умирает? »
- А хрен его знает! – рявкнул Чарли. – Не хочет жить, скотина.
«Разве такое бывает? »
- Еще бы! Вот ты – хочешь жить?
Притворяться перед Чарли, который знал его как облупленного, не имело смысла.
«Не особенно».
- Вот и он. Будете два сапога – пара. В сущности, вариантов не много: либо он решит жить, либо умереть. Но умирать он будет достойно. Пообещай мне, Поттер!
Гарри кивнул. Не давать же, в самом деле, непреложный обет! И так понятно. Он постарается. Но сначала… Очередная записка:
«А как его зовут? »
- У драконов нет имен. Во всяком случае, людям их не сообщают. А клички… Они же не собаки, не кошки, не морские свинки… Просто дракон. Как придется.
Что придется туго, до Гарри уже дошло. Но Чарли решил уточнить:
- Тот, кто за ним ухаживал до тебя, тупо сбежал. Кишка оказалась тонка у парнишки для таких дел. Романтики не хватило. Да и нрав у этого, твоего, омерзительный. На контакт не идет. Накормить его – сто потов сойдет. Правда, чтобы причинить какой-нибудь реальный вред, сил у него уже нет. Но будет наглеть – врежь по морде примитивным «ступефаем»: не остановит, но замедлит.
Заметив недоуменный взгляд Поттера, пояснил:
- Магия на них практически не действует. Только очень сильная. Они, как я уже сказал, сами себе магия. Но твой… в нем магии совсем мало. Так что ты справишься. Невербальный «ступефай» осилишь?
Гарри кивнул.
- Ну и славно. Пойдем, Герой. Тебя ждут великие дела.
И они вошли в пещеру, в которой умирал дракон.
***
В пещере было темно. И подозрительно тихо.
«Может, он уже умер? » - подумал Гарри. По его мнению, огромный ящер, даже спящий или находящийся в бессознательном состоянии, должен был производить куда больше шума. Только вот разве что откуда-то, очень издалека, слышалось глухое: «Бум… бум… бум…» Как маятник. Или колокол.
Чарли засветил факелы, развешанные по стенам, и из мрака выступила пещера. Пещера была… большая. И скучная. Никаких тебе провалов и бездн под ногами. Никаких светящихся озер. (Гарри машинально передернулся, когда в голове всплыл недоброй памяти поход с Дамблдором за крестражем Тома Риддла). И даже никаких сталактитов со сталагмитами не нарушало унылого однообразия пространства. Впрочем, где-то в углу слышалось бодрое журчание ручейка. А еще у дальней стены каменного зала возвышалась черная тусклая глыба, про которую Гарри совершенно точно подумал бы «камень», если бы не знал, что это – дракон.
Дракон был… впечатляющим. Попросту огромным. Даже несмотря на то, что лежал, свернувшись, практически, в клубок, как кошка, и длинный хвост с острым наконечником уютно прикрывал нос. Уютно, ну да! Дракон. Поттер, у тебя не в порядке с головой. Прав был профессор Снейп.
- Он не очень крупный, - как будто прочитав мысли Гарри, заметил его спутник. – Самки достигают в длину тридцати футов. А этот… Ну… Двадцать три, двадцать пять…
Гарри попытался представить, сколько Гарри Джеймсов Поттеров можно уместить в длину одного дракона, и сбился на четвертом. Впрочем, Поттер даже по человеческим масштабам был мелковат.
Когда первое шоковое впечатление стало отпускать, на Гарри обрушились запахи. То, что он чувствовал, когда стоял снаружи, у входа, не шло ни в какое сравнение с тем, как это ощущалось внутри. Словно кто-то взорвал непосредственно возле поттеровского носа десяток-другой приснопамятных навозных бомб Умников Уизли. И еще какой-то гадости. С гадостью предстояло разобраться в дальнейшем, а вот навоз… Его в пещере было много. Даже чересчур много, на непросвещенный взгляд Поттера. Способность двадцатипятифутового дракона к производству навоза еще не была изучена начинающим драконологом в полной мере, но даже ему было ясно, что в пещере никто не прибирался более трех дней.
Он мрачно взглянул на Чарли.
- Людей не хватает, - буркнул тот, правильно оценив праведное негодование поттеровского взгляда. – Кормить – кормим. А остальное… Ты для меня, если честно, просто дар свыше. Справишься?
Гарри посмотрел еще более мрачно.
- Извини. Вот здесь все необходимое.
Он подвел Поттера к стене у самого входа, где на деревянных полках и металлических крючьях располагались нехитрые орудия для ухода за драконом: совковая лопата, метла, внушительного размера щипцы, страшноватого вида кривой нож и куча еще каких-то непонятных железяк. Также у стены стояла обыкновенная садовая тачка. Гарри в свое время очень близко познакомился с этим агрегатом, ухаживая за знаменитыми клумбами тети Петуньи.
- Рядом с драконом лучше без необходимости не колдовать, - пояснил Чарли. – Магия искажается, можешь получить нечто непредсказуемое. Поэтому: берешь лопату – и закидываешь в тачку. Вывозишь на улицу. В конце дня уничтожаешь при мощи «Эванеско».
Гарри потрясенно вздохнул. Даже такой безнадежный двоечник как он, прекрасно знал, что драконий навоз в волшебном мире – буквально на вес золота. А тут «Эванеско»…
- Он умирает, Поттер, - Чарли нервно подергал свои пламенные волосы. – В его навозе магии не больше, чем в коровьем. А, может, и меньше. Мерлин их знает, этих коров! Впрочем, чешую, которая начинает отслаиваться от шкуры, аккуратно соскребаешь вот этой штукой и складываешь в контейнер.
Гарри старательно запоминал: чешую – в контейнер, навоз – в тачку, когти подстричь специальной когтерезкой. (Когтерезка в виде огромных щипцов с острыми краями почему-то напомнила ему нечто из арсенала средневековых орудий пыток, каковые он имел счастье наблюдать в прошлом году во время посещения Праги, куда Победитель Волдеморта был приглашен на специальную аврорскую конференцию).
- Нормальный здоровый дракон стачивает когти, перемещаясь по скалам, - пояснил Чарли насущную необходимость этой гигиенической процедуры. - А этот вот уже больше года лежит, только изредка ползает по пещере. Отросший коготь начинает загибаться и втыкается в палец.
Они подошли к дракону. Поттер уже сто раз пожалел, что не попросил у Чарли специальные сапоги вроде тех, в которых щеголял главный драконолог. После прогулок по драконьей пещере любимые старые кроссовки можно будет со спокойной совестью выкинуть на помойку или попросту изничтожить все тем же «Эванеско»: никакие очищающие их уже не возьмут. При приближении людей дракон даже не пошевелился. Только едва слышное прежде «бум… бум… бум…» стало гораздо явственнее.
Гарри не удержался (все-таки любопытство всегда было его отличительной чертой) и накарябал очередную записочку:
«Что это за звук? »
Чарли посмотрел на него странно:
- Нет никаких звуков. Тишина. Ты что-то слышишь?
Подозревать Чарли Уизли в глупом розыгрыше не приходилось. Гарри покачал головой. Кажется, у него, ко всем прочим радостям жизни, начинали развиваться слуховые галлюцинации. «Бум…» в его голове звучало довольно отчетливо.
- Все инструменты по уходу зачарованы. Совсем без магии ты не останешься.
Совсем без магии… М-да… Тот самый коготь, который предлагалось аккуратно подрезать, как говорится, во избежание, был толщиной… с небольшое деревце, согнутое в дугу и заостренное на конце не хуже самого острого кинжала. Только вот кончик этого самого кинжала уже действительно воткнулся в драконий палец и должен был причинять зверю немалые страдания.
Гарри нервно сглотнул. Ему отчего-то вдруг показалось, что на уроки по уходу за Магическими Существами в Хогвартсе было выделено преступно мало часов.
«Я справлюсь, - подумал он, почти впадая в панику. – Я с Волдемортом справился, а уж с драконом!.. »
«Волдеморта тебе надо было всего лишь убить, - заметил внутренний голос, который иногда проявлялся в голове Героя в самые неподходящие моменты. - Ты не боялся причинить ему боль».
Это было правдой. Дракона Поттеру было откровенно жаль.
- Резать надо вот здесь, - показал Чарли. – Видишь? Коготь становится совсем светлым. Зверю не будет больно. Жратву принесут часика через два, оставят у входа. Порежешь помельче. Дальше – как повезет. Может, он все-таки соизволит немного поесть сам, у него такое бывает. Если нет, тогда так: приподнимаешь сбоку губу – вот здесь, где клыки значительно короче. И пропихиваешь кусок внутрь. Потом стараешься не дать ему разжать челюсти.
Гарри нервно сглотнул. Если учесть, что голова дракона была чуть меньше его самого… И пасть… тоже не маленькая… Процесс кормления выглядел… завораживающе. Оставалось надеяться, что дракон все же соизволит поесть самостоятельно.
- Короче, разберешься, - оптимистично закончил Чарли. – Я там тебе на полочке книгу по уходу оставил: почитай на досуге.
«На каком, на хрен, досуге? – изумился Поттер. – Мне бы здесь где-нибудь в уголке диванчик приткнуть, чтобы не тратить время на дорогу до дома и обратно. Питаться буду с драконьего стола, родничок, вон, опять же…»
Чарли хлопнул его по плечу:
- Я в тебя верю, Поттер! Главное – не дай себя сожрать!
«Ты же говорил, гад, что он умирает! – мысленно взвыл Гарри. – Что он совершенно безобидный! »
- И не забудь: если что – «Ступефай» тебе в помощь.
С этими словами коварный Уизли растворился в потоке солнечного света, который лился с неба за пределами драконьей пещеры. Там, за пределами пещеры, действительно светило солнце, хотя здесь, внутри, в это верилось слабо.
«Если – что? – мрачно скрипнул зубами потрясенный Поттер. - Под чем, интересно, я тут вчера подписался, когда устраивался на работу?.. »
Однако бежать следом и умолять не бросать одного в логове ужасного чудовища было как-то… не по-геройски. И Гарри решил не хоронить себя, любимого, раньше времени. Тем более, что дракон по-прежнему не подавал признаков жизни, а дел было невпроворот.
Он снова пристально посмотрел на дракона. Огромная голова была неподвижна, глаза закрыты, возле провалов ноздрей не ощущалось даже слабого признака дыхания.
Гарри осторожно провел рукой по горбинке черного драконьего носа, ощутил гладкость чешуек, которые здесь были значительно меньше, чем те, что защищали бока чудовища: те местами достигали размеров среднего чайного блюдца. По кончикам пальцев побежали мурашки. Легчайшее дуновение магии, не иначе. Дракон был жив.
«Ну, здравствуй, дракон! – мысленно сказал Поттер. – Давай знакомиться, что ли… Меня зовут Гарри».
Мир, казалось, дрогнул. Дракон открыл глаза.
Гарри судорожно дернулся назад и едва не упал, поскользнувшись на проклятой навозной жиже.
Дракон озадачено моргнул.
Затем в голове Гарри раздался чей-то до неприличия знакомый голос:
«Мерлин мой! Поттер…»
***
«А мне-то казалось, что я уже сполна расплатился за все свои грехи… Включая убийство старика…» - голос в голове, совершенно очевидно, не собирался умолкать. И, да, теперь Поттер со всей отчетливостью вспомнил, где уже слышал этот голос. Голос, который так часто звучал в самых худших его кошмарах.
«Гарри Поттер. Наша новая знаменитость».
«Я могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф. Как заткнуть пробкой смерть».
«Вы - как ваш отец, ленивый, высокомерный... слабый! »
«Ты назвал меня трусом, Поттер? »
И наконец:
«Взгляни… на… меня…»
Это был голос Северуса Снейпа.
Только вот, к несчастью, Северус Снейп уже больше десяти лет покоился в помпезной усыпальнице из эшфордского чёрного мрамора рядом с гробницей убитого им Альбуса Дамблдора.
И он никак не мог присутствовать рядом с Поттером даже в виде призрака. Потому что рядом с Поттером лежал и смотрел на него антрацитово-черным глазом с вертикальной полоской желтого зрачка умирающий дракон. Гебридский чёрный.
Гарри отчаянно захотелось выкарабкаться из этого кромешного бреда. Ему захотелось вернуться в Лондон, в свою прежнюю жизнь, где не было зеленой вспышки «Авады», высокомерных гор, голосов в голове и умирающих драконов. Но, если вдуматься, кто и когда спешил исполнять наши заветные желания?..
Можно было сделать вид, что ничего не произошло. Можно было просто сбежать и никогда не возвращаться. Только вот бывший командир отряда быстрого реагирования при британском аврорате умел отступать только на заранее подготовленные позиции. А какие могут быть заранее подготовленные позиции в заваленной навозом пещере? Значит, полный вперед!
И Гарри спросил:
«Это вы, профессор? »
Вопрос был тупой, и без психоаналитиков ясно. Если ты начинаешь разговаривать с мертвецами и слышишь у себя в голове их голоса, добра не жди. Ну, и с драконами разговаривать тоже… не очень хороший признак. Всем известно, что драконы не понимают языка людей, а люди – языка драконов. Да и вообще, у Гарри в последнее время как-то не складывалось с разговорами…
Повисла пауза.
Потом в голове раздалось знакомое до боли саркастическое хмыканье:
«А это вы, Поттер? »
Гарри испытал настоятельную потребность сесть. Отыскал у стенки с инвентарем обшарпанный деревянный табурет, подтянул поближе к дракону и рухнул на него, как какой-нибудь куль. Ноги не держали. В сознании крутилась одна-единственная фраза:
«Этого не может быть! »
«Поттер, вы не могли бы думать не так громко? » - дракон раздраженно дернул хвостом.
«Сейчас скажет: «Двадцать баллов с Гриффиндора! »» - подумал Гарри. И тут же испуганно покосился на своего молчаливого собеседника. Если тот и вправду читает его мысли…
«Поттер, перестаньте дергаться! Я не читаю ваши мысли».
Ага! Не читаешь, легилимент хренов!
«У вас по-прежнему все крупными буквами написано на лбу. Никакая легилименция не нужна».
Это точно был Снейп. Последние сомнения рассеялись. Ни один нормальный дракон просто не мог быть заразой такого масштаба. Или Поттер совсем свихнулся от переживаний, что тоже не исключено.
«Профессор! Но как?.. » - Гарри старался думать четко, мысленно внятно проговаривая фразы, как во время беседы вслух.
Дракон устало прикрыл глаза.
«Вы ведь не отстанете, Поттер? »
«Нет, сэр, не отстану. С годами я не избавился от дурной привычки всюду совать свой нос».
«С годами?.. А сколько лет прошло, Поттер? »
«Почти двенадцать лет, сэр. С того момента, как… - (Тактично ли сказать человеку, который умер, что он умер? ) – С того момента, как пал Волдеморт. Сейчас апрель, сэр, а Последняя битва была в начале мая. Скоро годовщина».
«Двенадцать лет… - Гарри послышался судорожный вздох. Скрипнула драконья чешуя. – У драконов совсем другое отношение ко времени, Поттер. Я не думал, что уже так… давно».
Это было… неожиданно. Никогда при жизни Снейпа у Гарри не возникало странного желания пожалеть слизеринского мерзавца. Даже когда тот умирал с порванным горлом на полу Визжащей Хижины. Разве что позднее, при просмотре воспоминаний. Сильно позднее. И совсем чуть-чуть. Для Гарри, так уж вышло, профессор Снейп был или мерзавцем, или героем. А сегодня, сидя в пропахшей навозом пещере рядом с умирающим драконом, Поттер впервые увидел его просто… человеком. Для этого вполне достаточно оказалось голоса. И скрипа чешуи.
А еще это вызывало море вопросов. Тех самых, что копились где-то в подсознании все эти двенадцать послевоенных лет. Тех самых, что он никогда не надеялся задать. Впрочем, и сейчас было совершенно очевидно, что торопиться не стоит. Все-таки после своей смерти профессор стал значительно… зубастее. Поэтому Гарри решился задать тот вопрос, что в настоящее время мучил его сильнее всего:
«Профессор, но как вышло, что вы не умерли? »
«Зануда-Поттер! » – отчетливо подумал дракон. Именно подумал, а не сказал вслух. Эти оттенки их молчаливого диалога Гарри как-то уже научился различать.
«Все равно ведь не отстану! Ну, так как? »
Глубокий вздох. Если раньше Гарри казалось, что дракон не дышит вовсе, то теперь его едва не сдуло с ненадежного насеста в зловонную навозную жижу.
«А я и умер. Очень даже просто. Взял и испустил дух на глазах у изумленной публики. Вы и ваши друзья в тот момент выглядели весьма драматично».
Гарри решил игнорировать профессорские наезды. В конце концов, ему уже давно было не семнадцать лет.
«Но как же…»
«Не знаю, Поттер. Не было никаких особых спецэффектов. Просто спустя какое-то время я открыл глаза в теле дракона где-то в горах Шотландии. Похоже, что он сцепился с неизвестным мне хищником и потерпел поражение. То ли это был какой-то другой дракон, то ли охотники-браконьеры… Я так и не понял. Но дракон умер, а я – нет».
Гарри представил себе подобное воскрешение и поежился. Его собственное возвращение к жизни в тот день до сих пор казалось ему довольно жутковатым. Но чтобы вот так… В чужом теле, в чужой земле…
«Но… вы же могли с кем-нибудь связаться…»
Еще одно выдающееся фырканье.
«Как вы представляете себе, Поттер, мою встречу с нашими общими знакомыми? Или с вами, на худой конец? Вот идете вы, весело напевая, по тропинке, ведущей в Хогвартс, а вам навстречу выползаю я. То есть дракон. Гебридский чёрный. Ваша реакция, Поттер? Или, если уж на то пошло, реакция Минервы МакГонагалл? »
Гарри честно представил:
«Не скажу по поводу профессора МакГонагалл, она женщина со стальными нервами, могла бы и «Авадой» от неожиданности приложить… А я… Умер бы от ужаса на месте, полагаю. Но… Вы ведь могли сказать, кто вы».
«И меня бы никто не услышал».
«Как?.. Почему?.. Ведь я же…»
«Вы первый человек, который меня слышит, Поттер. Ни мистер Уизли, при всем моем к нему уважении, ни тот трусливый крысеныш, что присматривал за мной до вас – никто меня не слышал. И знаете, что самое обидное? Меня не слышат даже драконы. Для них я – немой урод, ошибка природы. Одно только мне до сих пор не понятно: почему меня слышите вы? »
Гарри хмыкнул.
«Потому что я, с некоторых пор, тоже – урод, ошибка природы. И меня тоже никто не слышит. Кроме вас, профессор».
Очередной драконий вздох. Гарри решил считать его за выражение сочувствия.
«Похоже, мы с вами оба – уроды, Поттер. Кто бы мог подумать! Придется нам как-то находить общий язык».
Почему-то перспектива находить общий язык с профессором Снейпом внезапно показалась Гарри невероятно захватывающей. Очевидно, это была самая оптимистичная новость за последний хреновый год.
- Эй, вы, там, в пещере! – донеслось от входа, внезапно ворвавшись в их странный замкнутый, но уже, кажется, общий, мир. – Кушать подано!
***
Остаток дня прошел в молчании. Дракон не реагировал на весьма настойчивые попытки Поттера продолжить общение и то ли думал о своем, то ли спал, отвернувшись к стене.
Правда, сначала Гарри довелось пережить увлекательный квест под девизом: «Накорми дракона! ». Есть профессор Снейп категорически отказался. Тогда Гарри попытался воспроизвести схему, предложенную Чарли, с насильственным запихиванием в пасть мелко порезанного мяса. За что получил смачный плевок этим самым мясом прямо в физиономию и весьма ощутимый шлепок длинным драконьим хвостом поперек живота, в результате чего оказался сидящим у самого входа в пещеру посреди навозного великолепия. Было невообразимо трудно снова научиться дышать. Самолюбие жестоко пострадало. Живот болел зверски. Под футболкой с логотипом «Пушек Педдл» предчувствовался колоссальных масштабов кровоподтек. На невозмутимой физиономии дракона Гарри почудилась знакомая снейповская ухмылка. Это отчетливо напомнило Поттеру старые добрые времена. «Врешь! – раздельно и внятно, чтобы дошло до всех заинтересованных лиц, подумал он. – Подлый драконище! Я все равно не дам тебе сдохнуть с голоду. Только не теперь, когда я, наконец, перестал считать себя виновным в твоей смерти».
Может быть, ему показалось, но веко на огромном закрытом глазу заинтересованно дрогнуло. «Скоро я стану большим знатоком драконьей мимики…» - вздохнул Гарри. И пошел за очередной порцией мяса. Все повторилось, как и в предыдущий раз: сначала нарезать огромные куски на кусочки поменьше. (В этот миг Гарри был, как никогда, благодарен тете Петунье, которая заставляла его помогать ей на кухне, в частности, именно с разделкой мяса). Затем приволочь тазик с нарезанным мясом непосредственно к морде чудовища. А уже затем произнести «лучшую речь в своей жизни», как это называл Невилл Лонгботтом, теперь уже профессор травологии школы Чародейства и Волшебства Хогвартс.
Все-таки не зря Гарри, в бытность свою аврором, прослушал курс по ведению переговоров при захвате заложников. Если профессор Снейп надеялся легко обвести вокруг своего драконьего когтя наивного и вспыльчивого Гарри Поттера, то он роковым образом ошибся. Придвинув тазик с мелко порезанным мясом к самому драконьему носу, (для которого, надо думать, свежая говядина должна была пахнуть просто феерически), Поттер уселся на скамеечку чуть поодаль, всем своим видом демонстрируя спокойствие и незаинтересованность. Черный драконий нос нервно сморщился. Зверь остался неподвижным и безучастным. Гарри лучезарно улыбнулся.
«Не изволите ли позавтракать, профессор? »
Спустя довольно-таки долгую паузу, на протяжении которой он уже начал опасаться, что Снейп и дальше будет со свойственной ему упертостью играть в молчанку, в голове прозвучало:
«Уймитесь, Поттер. Я не голоден».
Гарри облегченно вздохнул: условный противник пошел на контакт. Теперь следовало закрепить успех.
«Не унижайте себя враньем, профессор. В вашем досье, вон там, у входа, написано, что последний раз вы ели три дня назад».
«Досье» представляло из себя толстенную маггловскую тетрадь с довольно большим количеством записей, сделанных самым разным почерком. Впрочем, содержание этих записей было достаточно однообразным: «Отказался от еды», «Не идет на контакт», «Пытался покалечить лечащего ветеринара, путем нанесения побоев хвостом поперек тела». Гарри немало позабавил последний шедевр канцелярской мысли. («Фирменный удар хвостом, профессор? ») Единственный вывод, который можно было сделать, анализируя сей, с позволения сказать, «документ»: скоро у дракона не останется сил даже на удар хвостом. А потом он попросту умрет.
Дракон молчал. Выждав положенную в таких случаях вежливую паузу, Поттер заговорил:
«Значит, так. Со всем моим глубоким уважением, сэр, осуществить задуманный вами план медленного самоубийства я не дам. Поэтому предлагаю два варианта наших дальнейших совместных действий. Вариант первый: вы кончаете придуриваться и аккуратно съедаете вот это замечательное мясо, которое я так замечательно порезал на маленькие аппетитные куски. В этом случае я от вас отстану до вечера, когда придет время ужина. Вариант второй включает в себя насильственное кормление. Продолжить? »
«Насильственное кормление, Поттер? Вы свихнулись? Как вы представляете себе насильственное кормление дракона? »
Гарри покосился на многозначительно шевельнувшийся кончик драконьего хвоста. Но отступать (в прямом и переносном смысле) было поздно: в нем уже отчетливо взыграл порядком подзабытый «комплекс Героя»: «Делай, что должен - и будь, что будет».
«Очень просто, профессор. Магии, как известно, в вас сейчас ни на кнат. Сил тоже, судя по всему. Поэтому: я просто вызываю отряд… хм… бригаду драконологов, которые за милую душу вас обездвиживают. Потом сам, лично, впихиваю в вашу пасть весь положенный рацион и заставляю глотать. Поверьте, это делается очень просто: еда кладется на корень языка, а челюсти плотно сжимаются. И – вуаля! » (Щегольнул напоследок Гарри французским словцом, подцепленным в свое время из богатого лексикона Флер).
«Люди, которые всерьез работают с драконами, а не только выгребают из-под них навоз, никогда не пойдут на подобный беспредел! »
Гарри пропустил шпильку про навоз мимо ушей.
«А я скажу им, что вы – не настоящий дракон. Как вы думаете, профессор, сколько среди здешних драконологов бывших учеников Хогвартса и какой процент этих бывших учеников питает к вам нежные чувства? »
«Вы… Вы не посмеете, Поттер! » - дракон был потрясен.
Ничего подобного, разумеется, Гарри в жизни бы не сделал, но Снейпу об этом знать было вовсе не обязательно.
«С вашего позволения, профессор, командир отряда быстрого реагирования при Британском Аврорате Поттер. Еще года два-три, и я бы стал самым молодым в истории Старшим Аврором. Так что я посмею, профессор, можете не сомневаться».
«Вы сильно изменились, Поттер», - протянул дракон.
«Жизнь заставила, профессор. Ну так как? Который из предлагаемых вариантов вам ближе? »
Дракон вздохнул. По-настоящему, от души. По пещере пронесся горячий ветерок.
«Первый вариант, Поттер».
А как же! Мысленно Гарри поставил себе высший балл за проведенные переговоры и пододвинул тазик с мясом еще чуть ближе, чтобы дракону было удобно есть.
А затем, дабы не смущать своим пристальным вниманием профессора, отправился убирать навоз. Жизнь, определенно, налаживалась.
***
И понеслось.
Гарри встает в шесть часов утра под дикие вопли маггловского будильника. Лезет под холодный душ. Съедает пару-тройку сэндвичей с козьим сыром, (коз разводят на ферме неподалеку), и ветчиной. Запивает все это огромной кружкой черного, как деготь, кофе с большим количеством сахара. «Кофе должен быть черным, как ночь, и сладким, как грех», - любила цитировать Джинни фразу из какого-то маггловского любовного романа. Джинни ушла, а фраза осталась. Затем надевает потертые сапоги из драконьей кожи, выданные Чарли, которого безмерно впечатлили подвиги Поттера на ниве уборки навоза. Кроссовки, как и следовало ожидать, не перенесли жестокого столкновения с реальностью и были торжественно преданы невербальному «Эванеско». Бодрая пробежка – вверх! вверх! вверх! – до драконьей пещеры.
«Доброе утро, профессор! »
Надменное молчание в ответ.
У дракона теперь есть имя. Гарри зовет его «Снейп». А как же иначе! Но – про себя, исключительно про себя.
Три дня дракон надменно молчит. Впрочем, питается регулярно и съедает все, что Гарри ставит перед ним. Никаких больше показательных демаршей. Никаких размахиваний хвостом. Гарри медленно, но верно начинает увеличивать порции.
Прибавляется ли у Снейпа сил ввиду регулярного питания, непонятно. Он по-прежнему практически не двигается, лишь перетекает из угла в угол во время традиционной уборки. Иногда Гарри, занятый своей каждодневной очистительной миссией, слышит, как дракон жадно пьет воду из небольшого озерца, в которое стекают воды подземного ручья.
Внизу, в долине, цветут тюльпаны. Наверное, это тоже влияние магии драконов: вокруг, в горах, еще вовсю лежит снег, а долина покрыта волшебным разноцветным ковром. Несколько раз в день, устав от монотонной уборки, Поттер выползает погреться на привратный валун. Снимает очки, блаженно жмурится на яркое весеннее солнце, прислушивается к шелесту ветра. Иногда воздух наполняется пронзительным ревом, клекотом, звуком хлопающих крыльев – в небо взлетают драконы. Конечно, заповедник – это не тюрьма. Драконы должны летать, а не сидеть в загонах и клетках. Драконам об этом прекрасно известно. С помощью какой магии их удерживают на территории заповедника, Гарри не интересуется. Совершенно очевидно, что такая магия есть, и она действует. Ни старая знакомая Гарри, венгерская хвосторога, чей полет он однажды имел счастье наблюдать с достаточно безопасного расстояния, ни хагридов любимчик Норберт, тоже пару раз попавший в поле зрения Поттера, ни другие, не опознанные из-за дальности расстояния драконы, парящие над долиной и горными пиками, не нарушают условных границ. И не покушаются на живущих в долине людей и драконов. Гарри бы сказал, что здесь царит совершенная идиллия, если бы не отдельные кровавые фрагменты коров и овец, которые иногда попадаются ему в самых неожиданных местах, и не шрамы разной степени ужасности, периодически появляющиеся на телах драконологов. Даже в драконьем заповеднике гармония остается лишь недостижимой иллюзией. Но, несмотря ни на что, Гарри не хочется думать о плохом. Тем более теперь, когда в долине цветут тюльпаны. Воздух как-то по-особенному пахнет весной: влажным камнем, талым снегом, тюльпанами и драконьим навозом. Через несколько дней подобное сочетание запахов кажется Гарри самым естественным на свете. Весна.
Именно этот запах весны Гарри приносит на своей одежде и волосах в мрачную драконью пещеру. На третий день он уже готов поклясться, что при его появлении старательно дремлющий в своем углу Снейп поводит длинным черным носом, принюхиваясь. На третий день Поттер наглеет окончательно: нарвав охапку тюльпанов (белых, красных, желтых и розовых), притаскивает ее дракону и кладет тому прямо под нос. Пол пещеры, стараниями Гарри, давно свободен от залежей навоза, а тюльпаны пахнут тюльпанами.
Дракон не выдерживает.
«Что это, Поттер? »
Гарри мысленно прикрепляет орден «За находчивость» на очередную футболку с «Пушками Педдл». Теперь главное – дать возможность Снейпу сохранить лицо, ничем не напомнив о пережитом недавно унижении.
«Цветы, сэр».
Дракон совершенно по-снейповски шевелит бровью. (Хотя, казалось бы, какие еще брови у дракона? )
«Вы решили начать ухаживать за мной, как полагается настоящему джентльмену, Поттер? Что дальше? Серенады? »
Гарри тоже вскидывает бровь. За истекший год его мимика значительно обогатилась, в том числе, и за счет фирменных снейповских гримас.
«Желаете серенад, сэр? Предупреждаю, слуха у меня никогда не было».
«Увольте, Поттер! – дракон соскучился по общению, и это совершенно очевидно. – Я предпочитаю тишину».
А вот это уже – наглая ложь. Но Поттер нынче – образец дипломатичности и такта. Он молчит.
Через несколько минут:
«Что мне делать с этими тюльпанами, Поттер? Съесть? Я все же дракон, а не коза».
«Я поставлю их в ведро, сэр, если вы не против».
Тюльпаны стоят в ведре и продолжают пахнуть тюльпанами. Снейп демонстративно морщит нос.
«Долго я еще буду терпеть вашу самодеятельность, Поттер? »
«Пока не выздоровеете, сэр».
«А если, положим, я не хочу выздоравливать? »
«Тогда, пока не умрете».
«Поттер, вам что, больше нечем заняться в этой жизни? »
«Вы не поверите, сэр, совершенно нечем. Из Аврората я уволился, с женой развелся. Остаетесь только вы, сэр».
Молчание, во время которого Гарри кажется, что он все-таки перегнул палку. Потом – очень тихое, почти неслышное ментальное касание:
«Расскажите».
И Гари рассказывает. Про время, когда его всерьез занимал вопрос: есть ли жизнь после победы? Про поиски себя. Про любовь к Джинни. Про Школу авроров. Про Джеймса-Сириуса. Про Альбуса-Северуса. (Дракон странно булькает). Про Лили-Полумну. Про Рона и Гермиону. Про парней из отряда быстрого реагирования. Про то, как снова пришлось учиться хоронить друзей. Про последнюю «Аваду» из пряничного домика.
На этом месте его накрывает черным холодным ужасом, когда он вдруг внезапно понимает, как близко опять подошел к краю. Даже немота, которая когда-то казалась непомерно большой платой за жизнь, теперь почему-то ощущается чем-то мелким и незначительным на фоне бесконечного «завтра».
Первым нарушает затянувшееся молчание дракон:
«Когда? »
Гарри понимает. Чего уж тут не понять!
«Чуть больше года назад. В середине февраля. Аккурат в День Всех Влюбленных».
«Жуткий праздник, - соглашается Снейп. – Никогда его не любил».
Гарри хмыкает. С некоторых пор, он – тоже.
Они снова молчат. Но на сей раз это уютное, теплое молчание. Молчание, разделенное на двоих.
Потом дракон, который все-таки еще очень слаб, незаметно проваливается в сон, а Гарри отправляется заниматься своими делами. Старательно, высунув от усердия кончик языка, он, согнувшись в три погибели, огромной страшной тряпкой моет пол в драконьей пещере. Потому что дракон – тоже человек. И тюльпаны лучше смотрятся на чистом полу.
Ночью Гарри снова накрывает слегка подзабытая им бессонница. Бессонница – это такая гадость! Лежа на своей узкой неудобной постели, Гарри Поттер считает драконов: «Раз – дракон, два – дракон, три – дракон…»
Драконы заканчиваются только перед рассветом, когда веки, наконец, начинают тяжелеть, словно Песочный Человечек все-таки решил милосердно посыпать их своим золотым песком.
***
Тем для разговоров оказалось неожиданно много. Снейпа интересовало все: послевоенная политика и экономика магического мира. Изменения в составе правительства за последние десять лет. Новости зельеварения. (Поттер деликатно промолчал). Подробности учебной жизни в Хогвартсе. (Профессор весьма сдержанно воспринял новость о преподавательской карьере Невилла). Судьба бывших слизеринцев и, в особенности, Драко Малфоя.
О Малфое говорить откровенно не хотелось. Тем не менее, Гарри решил, что скрывать что-либо от профессора будет по крайней мере некорректно, и изложил краткую версию событий: процессы над бывшими Пожирателями, смерть Люциуса в Азкабане, переезд Нарциссы к родственникам во Францию. Судьба Малфоя-младшего, при всем при том, складывалась на редкость благополучно. На суде его оправдали (не без участия самого Поттера, о чем тот не стал упоминать ввиду давности описываемых событий). Затем Хорек окончил школу Магического Бизнеса в Цюрихе. Вернувшись на родину, открыл свое дело по продаже магически модифицированных компьютеров, долго бодался с Департаментом магического правопорядка, отбиваясь от обвинений в незаконном применении волшебства к изобретениям магглов, и выиграл дело. Женился на наследнице винной империи Астории Гринграсс. Сын Скорпиус. (А не Северус, да-да! ) Ранние залысины. Куча денег. Отреставрированный Малфой-мэнор. Все, как у людей.
Гарри задумчиво почесал переносицу.
«Хотите, достану газеты с колдографиями, профессор? В последние годы он не скупится на интервью».
«Вам ли не знать, Поттер. Подозреваю, вашими интервью печатные издания за последние десять лет тоже не были обделены. Впрочем, принесите. Вообще, если не трудно, принесите газет. И хотя бы один «Вестник зельевара» за последний год».
«А вы умеете читать, профессор? »
В самом деле, кто знает, как может трансформироваться чисто человеческая способность читать в сознании гигантского ящера?
«Я стал драконом, Поттер, а не клиническим идиотом. Несите газеты».
Впрочем, сомнения, как оказалось, все же имели под собой почву.
Когда Гарри, перетряхнув закрома местной небольшой библиотеки, содержащей, в основном, книги о драконах, притащил Снейпу подборку «Пророка» и «Вестника зельевара» за последний год, выяснилось, что разглядывание картинок для дракона не составляет ровно никаких проблем. А вот чтение… Острый глаз магического существа категорически отказывался переводить знакомый, казалось бы, шифр английского алфавита во что-то узнаваемое.
Сначала Снейп впал в ярость. Целых полчаса черный драконий хвост крушил все, до чего только смог дотянуться. Пострадало ведро с тюльпанами, от которых остались только жалкие воспоминания, табуретка, разнесенная в мелкие щепки, лопата и пустой тазик, оставшийся после завтрака. Тазик и ведро Поттер выправил при помощи нехитрой магии, остальное выкинул в кучу с навозом для последующего уничтожения.
Потом на профессора обрушилась депрессия. Целый день он лежал, уткнувшись носом в угол пещеры, не реагировал на разговоры и отказывался есть.
Затем настал черед гласа рассудка. То есть все того же Поттера. Нет, он не стал лезть под кожу (то есть под шкуру) и нарываться на неприятности. Он просто мирно и ненавязчиво трансформировал спасенное ведро в привычную деревянную табуретку и уселся на нее возле самого входа в пещеру, подальше от страдающего дракона и его оскорбленного самолюбия. Во избежание. И стал читать вслух. На глаза ему почему-то, видимо, совершенно случайно, попалось интервью некоего Драко Малфоя о перспективах развития бизнеса в современном магическом обществе. И ничего, что половины экономических терминов Поттер просто не понимал. Зато читал с выражением.
Дракон слишком усердно делал вид, будто не слушает, чтобы это могло сойти за правду. Даже привычное «бум… бум… бум…» словно бы стало тише. Теперь Гарри знал, что так стучит сердце дракона. И слышит его он один.
Когда статья закончилась, повисла тишина. Затем Снейп все же подал голос:
«Я хотел бы взглянуть на колдографии, Поттер. С вашего разрешения».
Колдографий к статье прилагалось всего две: на одной – господин Малфой собственной персоной с супругой на благотворительном балу в пользу Общества защиты магических животных. Малфой, одетый в мантию из последней магической коллекции Дома Диор, лучезарно улыбается в камеру и подносит к губам бокал шампанского. (Приблизительно две тысячи галеонов бутылка. Урожай 1926 года). Рядом с ним сияет белозубой улыбкой красавица-жена в вечернем платье из той же коллекции. (Да, профессор, маггловская мода теперь все глубже проникает в светскую тусовку магической Британии). Россыпь фамильных бриллиантов прилагается.
На второй колдографии скромная секретарша мистера Малфоя, мисс Паркинсон, представляет вниманию читателей последнюю разработку корпорации «Малфой и сын» - портативный колдокомпьютер «Эппл-мэджик».
«Не спрашивайте меня, пожалуйста, профессор, что такое колдокомпьютер. Я и сам это не очень понимаю. Хотя на кнопочки нажимать со временем научился. Ну, так и у Хагрида в хижине теперь стоит одна из ранних малфоевских разработок».
Снова повисла тишина. Затем дракон решился:
«Послушайте, Поттер… Вы не могли бы читать мне вслух? Ну, скажем, по часу в день… Если это вас не затруднит».
Поттер изобразил серьезное раздумье.
«Пожалуй, я могу потратить один час своего драгоценного времени на это бессмысленное занятие, профессор. Но у меня имеется встречная просьба».
Дракон подозрительно засопел. Просьбы Поттера не вызывали у него никакого доверия.
«Какая? »
«Вы разрешите мне привести вас в порядок».
«Привести в порядок? Поттер, вы намекаете, что сейчас я не совсем… в порядке? »
Острый кончик драконьего хвоста вычертил предупредительный зигзаг в паре дюймов от поттеровских сапог. Поттер даже не шевельнулся.
«Профессор, вы пролежали в этой пещере около года, при этом находясь на грани жизни и смерти. Вы совсем не в порядке. С вашей шкуры облетает чешуя, образуя проплешины. Когтям требуется срочный… маникюр, иначе скоро вы не сможете не только ходить, но даже и ползать. Я бы еще обратил внимание на зубы. По-моему, они нуждаются в чистке».
«Вы. Не. Будете. Чистить. Мне. Зубы. Поттер».
Поттер понял, что настало время отступления на заранее подготовленные позиции.
«Хорошо, профессор. А все остальное? »
После долгого и пристального изучения своих передних конечностей дракон со вздохом вынужден был признать поражение.
«Хорошо. Сначала – час чтения вслух. Потом – час ухода за магическими существами. И не вздумайте перегнуть палку, Поттер. Я всегда могу попытаться доказать, что мои зубы не в столь плачевном состоянии, как это кажется с первого взгляда».
Одержав победу, Гарри милосердно не стал вспоминать про «Ступефай».
***
С этого момента так и повелось. С утра Гарри убирался в пещере. Потом шел час чтения вслух. По просьбе профессора Поттер чередовал информацию из газет со статьями по зельеварению. Дракон ехидно комментировал и то и другое, заставляя Гарри гнусно хихикать и от души наслаждаться. В конце концов, он даже поймал себя на странной мысли, что ему хочется пойти в лабораторию и попытаться сварить какое-нибудь не слишком заковыристое зелье. Определенно, каждодневное общение со Снейпом странным образом сказывалось на его умственных способностях.
Хуже было с уходом. Дракон от души ненавидел каждое мгновение, посвященное гигиеническим процедурам, и Гарри его отлично понимал. В конце концов, под бронированной черной драконьей шкурой скрывался все тот же Северус Снейп. Страшно даже представить, что сталось бы с профессором в бытность его человеком, если бы пришлось просить ненавистного Поттера помочь принять душ или подстричь ногти. (Или помыть голову…) Очень легко, кстати, было представить и обратную ситуацию: «Профессор Снейп, не поможете ли вы мне почистить зубы, сэр? »
Гарри изо всех сил старался быть деликатным. Тщательно скрывал острую жалость, когда с помощью жутковатого вида скребка обрабатывал проплешины на драконьей шкуре. Блеклые чешуйки сыпались на каменный пол, открывая беззащитную бледно-серую кожу, в которую приходилось втирать специальную мазь с жутким запахом. Несколько более крупных чешуек на боках отслоились сами, и на их месте образовались болезненного вида ранки. Гарри вызвал ветеринара. Ветеринар прописал еще одну мазь. Гарри скрипнул зубами. Хотелось кого-нибудь убить. Чувство было иррациональным и деструктивным, но с каждым днем становилось все сильнее.
Подстригание когтей вылилось в жуткий скандал со Снейпом. Несмотря на заключенный ранее двусторонний договор, профессор категорически отказывался подпускать Поттера в компании когтерезки к своим драгоценным конечностям, вылив на бывшего ученика целый ушат колкостей и оскорблений. В конце концов, Гарри озверел и сообщил, что сейчас лично, без вмешательства посторонних, попытается проверить, как действует на больных драконов старый добрый «Петрификус Тоталус», а потом все-таки подстрижет проклятые когти. Внимательно поглядев на решительное лицо Поттера, дракон, в итоге, смирился со своей участью, но пользы только-только начинающим налаживаться отношениям эта размолвка не принесла. Страшно матерясь, отчего Снейп высокомерно морщился, Поттер резал, подпиливал и обрабатывал успевшие загноиться раны там, где загнутый коготь начал серьезно впиваться в драконий палец. Дракон терпеливо сносил боль и издержки аврорского лексикона. Но потом намертво замолчал. По окончании процедуры выжатый, как лимон, Поттер выполз на улицу. Желание убить кого-нибудь исчезло. Зато появилось давно забытое желание как следует напиться.
Доведенный до ручки упорным молчанием Снейпа Гарри ушел домой раньше обычного. Послонялся по пустому дому. Сжевал упаковку картофельных чипсов с беконом (жуткая маггловская дрянь! ). И отправился в гости к Чарли, который уже давно зазывал его к себе, но без всякого результата.
Чарли встретил Поттера во дворе своего двухэтажного домика (все-таки у главного драконолога условия были получше, чем у какого-то там рядового смотрителя). В воздухе витал запах мяса, жареного на углях.
«Гостей ждешь? » - написал Поттер.
- Ага. Тебя. Вдруг, думаю, заглянет ко мне великий Гарри Поттер. Снизойдет, так сказать, до простых смертных.
Гарри пожал плечами. После двухнедельного общения с профессором Снейпом подколки Уизли казались ему чем-то мелким и незначительным, словно он и сам, в конце концов, обзавелся бронированной драконьей шкурой.
- Извини, - смутился Чарли. - Должны были ребята заскочить. Но у них самка перуанского змеезуба взялась откладывать яйца. Момент судьбоносный, знаешь ли. Первая кладка этого вида в Европе. Все там.
«А ты? »
- А мне почему-то хочется напиться. Должны же и у начальства быть маленькие слабости. Ты со мной? Мясо вот-вот дойдет. Не пропадать же…
Гарри тоже хотелось напиться. Еще как!
Стол накрыли прямо перед домом, под большой корявой яблоней. На столе сумасшедшим образом пахло пожаренное на углях мясо, изображали живописный натюрморт порезанные крупными кусками помидоры и огурцы, мерцала в запотевшей бутылке местная водка со смешным названием «цуйка». Гарри честно попытался хотя бы мысленно воспроизвести непроизносимое слово, но у него ничего не вышло. Впрочем, ко второй бутылке дело явно пошло на лад. В то же время у Гарри появилась навязчивая идея угостить дракона жареным мясом и «цуйкой». К счастью, ноги уже не держали, а объяснить свой прекрасный душевный порыв Чарли он не мог, ввиду того, что куда-то задевал пергамент для записей. Чарли во хмелю был тих и все порывался рассказывать о какой-то незнакомой Поттеру женщине, которая жила далеко-далеко и была абсолютно недоступна во всех смыслах этого подлого слова. У женщины было красивое имя Миа, и вообще о ней надлежало говорить исключительно стихами. Гарри прослушал краткий курс английской поэзии: от Шекспира до Леннона, перемежаемый самым забористым матом, который ему только приходилось слышать в жизни. (А слышать ему приходилось немало). Поэзия относилась к загадочной Мии, мат – к обстоятельствам жизни, которые не давали Чарли обрести свое вожделенное счастье. Гарри смотрел на россыпь звезд над Драконьей долиной, и ему все казалось, что он вот-вот поймет нечто действительно важное. Но тут Чарли вдруг перестал декламировать про глаза, которые «на звезды не похожи», и почти трезвым голосом сказал:
- Спать, Поттер. Теперь – спать. Завтра рабочий день.
И наваждение рассеялось, оставив после себя лишь легкое сожаление по поводу того, что он таки не накормил дракона жареным мясом.
***
Проснулся Гарри от привычного звона будильника и, что самое странное, в своей собственной постели. Как он туда попал, оставалось не ясным: весь финал вчерашнего вечера был подернут завесой тумана. Следовало предположить, что до дома его допер Чарли, оказавшийся более адаптированным к коварным градусам местных напитков. Эту версию подтверждал также нежно мерцающий на прикроватной тумбочке пузырек с «Антипохмельным». «Антипохмельное» оказалось весьма кстати, потому что иначе пришлось бы зачислить на свой счет первый в жизни прогул. Тем более, что по календарю, который украшал собою дверцу холодильника, сегодня значилось воскресенье. Однако воскресенье – не воскресенье, а кушать драконы желают всегда. И проклятые гигиенические процедуры никто не отменял. Волшебное зелье и холодный душ привели Поттера в относительно устойчивое состояние. Вот разве что мысль о еде по-прежнему не казалось чересчур удачной. И, забив на завтрак, Гарри поплелся в горы. Сегодня предстояло приводить в порядок крылья.
О том, что Снейп снова будет молчать и обливать холодным презрением думать не хотелось. Мстительно вздохнув, Поттер вместо очередной порции свежей прессы прихватил с собой маггловский детективчик в мягкой обложке. Все это, конечно, шло под девизом: «Я мстю – и мстя моя ужасна» и напоминало игры дошколят в песочнице, но почему-то ужасно веселило Гарри. К тому же, в последнее время он искренно пристрастился к Конан-Дойлю. «Вот и будет вам, сэр, сегодня собака Баскервилей! » Почему-то мысль, что баскервильская псина напомнит Снейпу о нелюбимом им Сириусе Блэке, привела Поттера в совершенно радужное расположение чувств. Путь до пещеры оказался неожиданно коротким, а утро – добрым, несмотря на встречу с драконом.
Профессор предсказуемо молчал. Приведя в порядок пол и проследив, чтобы дракон как следует позавтракал, Гарри взялся за «Собаку». Читал он смачно и с удовольствием. На третьей странице Снейп не выдержал.
«Что это, Поттер? »
«Классика маггловской литературы, сэр. Артур Конан-Дойль и его великий сыщик Шерлок Холмс».
«При чем здесь какой-то Шерлок Холмс, я вас спрашиваю? Сегодня мы читаем газеты».
«Сегодня мы могли бы вообще ничего не читать, сэр. Сегодня воскресенье, и, следовательно, у меня – законный выходной».
«Ну и идите, в таком случае, отдыхать, Поттер. Не засоряйте мне уши всякой… беллетристикой! »
Гарри помолчал. Сосредоточено пожевал губу. Пытка детективами в его планы не входила. Здесь, действительно, была не тюрьма, и дракон имел право на уединение.
«Вы правда хотите, чтобы я ушел? » - спросил он, наконец.
«Хочу», - буркнул дракон.
Почему-то Гарри ему не поверил. Что-то было в этом бурчании от прежнего, мрачного и одинокого, хогвартского Снейпа, вынужденного всю жизнь носить маски – одна страшнее другой.
«Послушайте, сэр… - снова попробовал начать разговор Поттер. – Мне не понравилось, как мы вчера расстались. А вам? »
(«Вот сейчас он меня и пошлет за подобную вольность. Далеко и конкретно»).
«Мне тоже, Поттер».
Гарри чуть не упал с табуретки.
«Я, кажется, так и не избавился от старой привычки винить вас во всех своих бедах. Простите меня».
Если бы прежде кто-нибудь сказал Гарри Поттеру, что профессор Снейп будет вполне искренне просить у него прощения, а ему захочется немедленно это прощение дать, Гарри Поттер ни за что бы не поверил.
«Не о чем говорить, профессор. Забыли. Почитаем? »
Вздох, в котором чуткое ухо Поттера уловило тщательно замаскированные нотки облегчения.
«Научишься тут с вами читать всякую дрянь! »
Когда час, отпущенный на чтение, подошел к концу, дракон заметил:
«Этому вашему любимому Холмсу не помешала бы магия».
«О! Он и без нее прекрасно обойдется, можете быть уверены, сэр! »
«Мы… продолжим… в следующее воскресенье? »
Гарри помолчал. Ему очень не хотелось говорить то, что он вынужден был сказать:
«Боюсь, что нет, сэр».
Дракон прикрыл глаза.
«Забудьте, Поттер».
«Следующее воскресенье – второе мая, сэр. Годовщина Последней Битвы. Мне уже пришло приглашение».
«А-а-а… Бурное ликование в Министерстве? »
«Нет, в Хогвартсе. В Министерство я бы не пошел».
«Не страшно, Поттер? » – вопрос прозвучал неожиданно мягко.
«Я не должен врать», - вспомнил Гарри, потирая запястье.
«Очень страшно, сэр. Все будут… смотреть. И жалеть. И думать: «Бедный Поттер». А я даже ничего не могу… сказать».
«А вы, Поттер, не давайте себя жалеть. Выдайте им Снейпа! »
«Это значит, скроить высокомерную рожу, скрестить руки на груди, сидеть, будто проглотил кол, и смотреть на всех, как на кучку дерьма? »
«Браво, Поттер! Вы уловили суть».
«Спасибо, сэр. Я попробую».
«Попробуйте. Мне лично всегда помогало. Во всяком случае, с сочувствием точно никто не лез».
«У меня будет целая неделя, чтобы потренироваться перед зеркалом. А пока… Не заняться ли нам крыльями? »
***
С крыльями дела обстояли препогано.
Дракон изо всех сил старался не сопротивляться, даже добровольно выполз на середину пещеры, чтобы облегчить осмотр. Но стоило ему попытаться расправить крылья, как на морде сама собой нарисовалась болезненная гримаса. Левое крыло довольно легко расправилось и перечеркнуло каменный пол пещеры глубокой ночной тенью. Правое осталось сложенным и неподвижным.
Гарри всерьез испугался. До этого все драконьи проблемы выглядели вполне решаемыми при наличии правильных мазей и должном уходе. Но вот крылья… Тут явно требовалась помощь специалиста.
«Сэр! Я позову ветеринара! »
Усталый вздох.
«Не вздумайте, Поттер. Ни один ветеринар не скажет вам ничего нового: древний, плохо залеченный рубец у основания крыла. Поврежденная мышца. До заповедника я дотянул на чистом упрямстве. Летать больше не буду никогда».
«Я не согласен».
Дракон раздраженно тряхнул своей огромной головой, точь-в-точь как благородный скакун, желающий избавиться от неуклюжего седока.
«Мир не крутится вокруг ваших желаний, Поттер».
«Крутится, профессор. Или во всяком случае, прислушивается к ним».
«С чего вы взяли? »
Гарри решительно потянул через голову футболку.
«Э-э-э… Что вы делаете, Поттер? Соблазняете меня своим молодым телом? »
Гарри положил футболку на табуретку и, невольно поеживаясь от прохлады, царящей в пещере, повернулся к дракону спиной.
«Смотрите, сэр. Внимательно смотрите! »
Спину Поттера возле правой лопатки наискось к подмышке пересекал крученый уродливый рубец.
«Что это, Поттер? » - казалось, дракону не хватает воздуха.
«Это пятый год службы в аврорате. Какая-то современная гадость по мотивам вашей любимой «Сектумсемпры». Слава Мерлину, пришлась по касательной».
«По касательной…» - едва слышно повторил дракон.
«Ну… - Поттер пожал плечами. - Не успел бы вовремя увернуться, мы бы с вами тут и вовсе не разговаривали».
«Простите меня».
Гарри раздраженно развернулся и встретился глазами с драконом. Разумеется, глаза ящера не были приспособлены изображать раскаяние, но мерцало в них теперь что-то, от чего у Поттера по спине побежали мурашки. Такого он категорически не желал видеть ни в глазах дракона, ни тем более во взгляде Снейпа.
«Профессор, кажется просить у меня прощения становится вашей дурной привычкой… Я не для того тут демонстрирую свои боевые отметины, чтобы еще и вы меня кинулись жалеть. Вот эта гадость, - Гарри опять повернулся к дракону спиной и приподнял локоть, отчего шрам натянулся уродливой полосой, - рассекла мне сразу две мышцы: подлопаточную и малую круглую. Видите, профессор, я даже названия выучил! А потом я два дня провалялся под завалом, пока ребята меня не нашли. И, короче… Супер-прогноз: инвалидность. Чего-то там неудачно срослось. Никаких бодрых взмахов волшебной палочкой. Никаких рукопашных. Никаких боевых операций. Начинайте дружить с Прытко пишущим пером…»
Гарри показалось, что он снова слышит спокойный голос главного колдомедика больницы Святого Мунго. И снова, как тогда, его накрыла волна безысходного отчаяния. Только теперь рядом не было Джинни, чтобы пожалеть, согреть, спасти от воспоминаний. Да и вообще – никого не было.
По обнаженной спине скользнула прохладная волна воздуха, и кто-то очень тихо, почти нежно погладил уродливый шрам. Гарри стоял не шевелясь, боясь неловким движением спугнуть происходящее. Острый коготь на конце драконьего крыла легче перышка прошелся по плечу, коснулся завитка упрямых волос на шее. Потом крыло с почти неслышным шорохом легло обратно на землю.
«Вы справились, Поттер, - без тени эмоций заметил дракон. – Насколько я понимаю, вы опять сделали все наоборот».
Гарри молча надел футболку, пытаясь унять внутреннюю дрожь.
«Я справился. И вы справитесь, профессор».
«Здешние врачи с вами не согласятся».
«Значит, я найду других врачей».
Он развернулся и, глядя в бесстрастные драконьи глаза, добавил:
«Вы больше не один».
***
Дни, оставшиеся до воскресенья, протекли на удивление спокойно. Оба, и Гарри, и дракон, старались не задевать опасных тем. Читали газеты и «Зельевара». Много молчали.
Иногда вдруг охваченный словоохотливым настроением Северус начинал рассказывать о жизни в ставке Темного Лорда, о дружбе с Лили Эванс, о своем коротком директорстве. Рассказывал без надрыва, без злобы: просто кусочки мозаики под названием «Жизнь». Просто – мгновения молодости. Гарри пытался представить молодого Северуса Снейпа – и у него почти получалось. И уж совсем хорошо получалось представить Снейпа времен последних хогвартских лет, но только посмотреть на него совсем с другого ракурса: без обиды, без злобы, без предубеждения. Странным образом Гарри вдруг осознал, что в тот момент, когда маленький Гарри Поттер впервые входил в Главный Зал Хогвартса, из-за преподавательского стола на него посмотрел совсем молодой мужик, немногим старше теперешнего Поттера. «Почему вы казались нам таким старым? » - изумился он и только по ехидному смешку Снейпа понял, что ляпнул это вслух.
Кстати, выражение «говорить вслух» давно не напрягало никого из них. Было совершенно очевидно, что они могут слышать друг друга только тогда, когда хотят быть услышаны. Это и называлось «вслух».
«Потому что, Поттер, маленьким самонадеянным человеческим детенышам, какими вы были тогда, все люди старше двадцати кажутся глубокими стариками».
Гарри усмехнулся, соглашаясь и продолжил полировать крыло. Это было, разумеется, здоровое крыло, но уж его-то Поттер довел до абсолютного совершенства. Каждый день он смазывал потертости и пролежни лечебными мазями, тщательно втирал в кожу специальные масла, придающие эластичность перепонкам, обрабатывал тончайшими напильниками небольшие перламутровые когти. Дракон блаженствовал, напустив на себя сурово-безразличный вид. К концу недели крыло было совершенно готово к полету. Если бы, разумеется, можно было летать на одном крыле.
В воскресенье Гарри все-таки не удержался: встал на час пораньше и почти затемно примчался в пещеру. Дракон не спал. И было ощущение, что не спал он всю ночь: вид у Снейпа был помятый.
«Что вы здесь делаете, Поттер? »
«Доброе утро, профессор. Решил приготовить вам завтрак».
«Разве вам не следует сейчас наглаживать парадную мантию и думать о высоком? Да и мясо принесут, когда вы уже отбудете восвояси».
«Ничего подобного! Мясо я уже притащил, сейчас чуток подогрею: все-таки ночь пролежало в холодильнике».
И он принялся хлопотать по хозяйству.
Покормив дракона, слегка прибравшись в пещере и даже успев прочитать пару страниц из Конан-Дойля, Гарри вихрем умчался домой переодеваться. Его не покидало паскудное чувство, что он делает что-то не так, но ничего изменить было нельзя, и это понимали оба.
«Удачи, Поттер, - все-таки выдавил на прощание Снейп. – Она вам понадобится».
***
Портключ в виде алой стеклянной фигурки феникса вынес Поттера прямо под стены Хогвартса. (Каждый год в день празднования очередной Годовщины директор МакГонагалл собственноручно снимала антиаппарационный барьер, чтобы восстановить его на следующий день, после отбытия последних гостей). Следом за ним на траву возле замка шагнул Чарли, так и не озаботившийся надеть парадную мантию вместо привычной куртки из драконьей кожи. Только тщательно вымытые, расчесанные и убранные в хвост рыжие волосы показывали, что он все-таки хоть как-то готовился к сегодняшнему событию.
- Ну, что, Поттер, вперед? – весело спросил он.
Гарри кивнул. Отступать было нельзя (хотя и очень хотелось). Оставалось делать вид, что все идет, как надо.
«На крайний случай, я всегда могу «включить Снейпа»», - подумал он, и эта мысль почему-то принесла неожиданное успокоение.
У главных ворот гостей встречала директор МакГонагалл и разноцветная стайка младшекурсников. Такие за последние двенадцать лет сложились традиции: директор и дети. Дети, для которых война была всего-навсего страшной сказкой. В этом и виделся, на самом деле, глубинный смысл происходящего. Гарри поискал глазами Невилла и обрадованно вздохнул, увидев его долговязую фигуру в самых последних рядах встречающих. Профессор Лонгботтом по-прежнему не любил шумихи и суеты. Вон, даже свой орден Мерлина опять не нацепил на мантию. Будет ему от МакГонагалл! Рядом с Невиллом привычно маячили Рон и Гермиона. Джордж не придет – это было ожидаемо. Он вообще старался избегать подобные мероприятия. Билл вместе с семьей находился по обмену опытом в Токио, откуда добираться – та еще жопа, это Гарри однажды испытал на своей шкуре. Джинни, конечно, уже здесь, и, стало быть, придется весь день делать хорошую мину при плохой игре. Игру «Конечно, мы остались друзьями» Гарри не любил и никогда в нее не верил. Какие уж тут друзья! Впрочем, он искренне надеялся, что Джинни постарается свести их общение к минимуму. Все-таки дурой его бывшая никогда не была.
Он пожимал руки, кивал на шумные приветствия, улыбался так радостно, что часа через два уже начали болеть скулы. Молли и Артур ограничились сдержанными приветствиями. Гарри не обижался: как выглядит их с Джинни развод с точки зрения старшего поколения, не хотелось думать. Рон был отчего-то мрачен. Гермиона задумчива. Гарри хотелось домой. Он точно знал, что его там ждут. Это было странное, непривычное чувство, с которым он пока откровенно не знал, что делать.
В зале привычно горели свечи. Речи лились одна за другой нескончаемым водопадом. Гулко и весомо гремел Кингсли. Сдержанно и проникновенно вещала МакГонагалл. Мило и трогательно всхлипывала Молли Уизли. От младшего поколения нынче выпало выступать Гермионе. Гермиона, пожалуй, впервые была не на высоте: говорила невыразительно, шутила не смешно, периодически впадала в странный надрыв. Гарри от души радовался, что сидит не в президиуме: было очень удобно прикрыть глаза за стеклами очков, чтобы не видеть весь это фарс.
В голове прозвучал ехидный голос:
«Наслаждаетесь, Поттер? »
Гарри усмехнулся:
«Вас тут не хватает, профессор, для полноты наслаждения».
Выдуманный диалог немного поднял настроение. Вставляя про себя едкие снейповские комментарии в паузы между выступлениями, Гарри благополучно дотянул до конца торжественной части.
Потом наступило время неформального общения. Гарри отловил профессора Лонгботтома и утащил его в ближайший класс для приватной беседы. Суть беседы сводилась к следующему: до зарезу нужен был приличный ветеринар. Желательно, с нетрадиционными методами лечения.
Потому что про традиционные методы лечения Поттеру все уже подробно объяснил «лучший драконий доктор всех времен и народов», (как отрекомендовал его Чарли), со странным именем Парацельс Флим. Высокий, тощий, как ручка от метлы, абсолютно лысый в сорок пять лет, доктор Флим не пожалел своего драгоценного времени, чтобы рассказать мистеру Поттеру, почему, на его профессиональный взгляд, гебридский черный никогда не сможет летать. Добрый доктор был великодушен и не стал пудрить герою мозги специальными терминами, но вывод был ясен: повреждения необратимы. Гарри выслушал доктора Парацельса очень-очень вежливо и также очень-очень вежливо мысленно объяснил ему, куда он может катиться со своими прогнозами.
Теперь Гарри требовался не просто человек, хорошо разбирающийся в лечении драконов. Ему требовалось чудо.
- Чудо? - Невилл неожиданно засмеялся. – Гарри! Ты обратился как раз по адресу! У меня есть для тебя чудо. Пойдем!
Давненько Поттер так резво не носился по коридорам своей Alma Mater. Складывалось четкое ощущение, что с годами Невилл утратил не только былую неуклюжесть, но и всякую связь с земным притяжением. Стремительный полет прервался, только когда в дальним углу Большого Зала им на глаза попалась Гермиона Уизли, увлеченно беседующая с блондинкой в каком-то совершенно невероятном зеленом платье. Блондинка обернулась – и Гарри узнал Луну. Бывшая Луна Лавгуд, а ныне Луна Лонгботтом практически не изменилась за истекшие двенадцать лет: все те же странные наряды. Все те же сережки, явно трансфигурированные из виноградин с праздничного стола. Забавная фенечка на запястье. Каждый раз, встречаясь взглядом с прозрачными, как будто не от мира сего, глазами Луны, Гарри испытывал странное, совершенно иррациональное ощущение, что пласты Вселенной едва заметно смещаются, вызывая легкий приступ головокружения.
При всем при этом Луна была прекрасной женой, прекрасной мамой двух близнецов и, что самое удивительное, прекрасной хозяйкой: ее сладкие пироги из фруктов и ягод можно было смело рекомендовать к использованию в качестве антидепрессантов, после поглощения которых даже у заядлого мизантропа на целый вечер устанавливалось просто безоблачное настроение.
- Гарри! – сказал сияющий Невилл. – Луна и есть – твое чудо.
В то, что Луна и есть искомое чудо, Гарри почему-то уверовал почти мгновенно. Кто еще, кроме большого знатока и любителя мозгошмыгов, нарглов и морщерогих кизляков, мог посвятить свою жизнь нетрадиционным методам лечения волшебных существ?
Прочитав пояснительную записку Поттера и выслушав эмоциональные комментарии Невилла, Луна улыбнулась своей всегдашней лунной улыбкой и сказала:
- Не бойся, Гарри. Все будет хорошо. Твой друг поправится.
Гарри даже вздрогнул, на миг испугавшись, что исхитрился где-то допустить прокол, выдав тайну профессора Снейпа. Ему показалось, что именно так должны себя чувствовать тщательно законспирированные разведчики, тупо сыпанувшиеся на незнании элементарных местных реалий. Впрочем, Луна – она была Луна и потому добавила:
- Как хорошо, что ты смог подружиться с драконом. Обычно это мало кому удается.
«Мало кому удается? Дружба с драконом? Разве только в сказках! » - Гарри ощутил себя осужденным на смертную казнь, которому в последнюю минуту жизни зачитали указ о полной амнистии.
- Я навещу вас в следующую субботу, - сказала Луна. – Попроси Чарли прислать с совой портключ.
Когда окрыленный удачей Поттер двинулся к воротам, решив, что полностью исполнил на сегодня свой светский и гражданский долг, за ним увязалась молчаливая Гермиона. Гарри, которого и самого в последнее время трудно было назвать болтуном, к концу вечера стало порядком напрягать загадочное молчание подруги. Уж как-то чересчур сильно это отличалось от обычного поведения солнечной девочки Гермионы Уизли. И от обычного поведения Гермионы Грейнджер, послепобедного образца, если на то пошло.
Отыскав глазами ближайшую горизонтальную плоскость, (ею оказалась каменная скамья), Гарри достал очередной клочок из своих воистину бесконечных запасов и написал:
«Что случилось? »
Гермиона зачем-то покрутила в руках элегантную, вышитую бисером вечернюю сумочку и делано-веселым голосом поинтересовалась:
- Что могло случиться, Гарри? Я просто хочу домой.
Такого странного голоса Гарри у нее тоже никогда не слышал. Очень хотелось напоить подругу «Веритасерумом» в духе старых добрых аврорских практик и учинить ей допрос с пристрастием. Или хотя бы как следует встряхнуть. Чтобы все шестеренки в ее обалденно-умной голове наконец-то стали вращаться в нужную сторону. Только вот настоящие друзья, к сожалению, так себя не ведут. И Гарри просто спросил:
«А Рон? »
- А Рон решил остаться и еще повеселиться с друзьями. Знаешь, есть прекрасный шанс переночевать в Гриффиндорской башне.
«Ночами не сплю – страдаю по своей продавленной кровати! Спасибо, я лучше домой, к драконам».
- Вот, и я… Не к драконам, так хоть домой.
У самых ворот она, как будто отвлекшись ненадолго от каких-то своих, явно невеселых, мыслей, полезла в бисерную сумочку, в которой, по мнению Гарри, мог поместиться разве что носовой платок и пудреница. Ну… Наверное, не стоило удивляться, что Гермиона вытащила оттуда здоровенную книгу. Вспомнив странствия по лесам во время поиска крестражей и знаменитую сумку Гермионы, Гарри понимающе хмыкнул.
- Полезная вещь, - улыбнулась в ответ подруга, на какое-то мгновение снова став самой собой. – У меня для тебя подарок, а я, идиотка склерозная, чуть не забыла его отдать.
И она протянула книгу Гарри.
Поттер прочел название, и брови его неудержимо поползли вверх. На красной обложке, цвета густой крови, было вытеснено потертым золотом: «Сказки о драконах».
У Гарри вдруг странным образом запершило в горле. Ему ни разу в жизни не дарили сказок. Ни в далеком маггловском детстве, (стала бы тетя Петунья тратиться на подобные пустяки! ). Ни во время учебы в Хогвартсе. (Если вдуматься, единственная книга сказок, которую он в те годы исхитрился подержать в руках, называлась «Сказки барда Биддля», и вот уж о ней Поттер бы предпочел забыть навсегда). А тут… Сказки. Просто так. Ему. О драконах.
- Тебе пригодится, - туманно пояснила Гермиона и в то же мгновение исчезла в вихре аппарации, даже не попрощавшись. Гарри очень хотелось надеяться, что она отправилась домой. И впервые в жизни он готов был признать, что надежда - глупое чувство.
«Я ее отпустил, - запоздало подумал он, тупо пялясь на то место, где всего мгновение назад стояла Гермиона в дорогом элегантном платье, с потухшим взглядом прижимая, как последнее сокровище, к груди нелепую бисерную сумочку. – Поттер, ты не только голос потерял. Ты и мужиком перестал быть, по ходу…» Ругать себя самому было глупо и неэффективно. Совсем другое дело, когда выволочку устраивал Снейп: хоть в образе слизеринского декана, хоть в облике гебридского дракона.
«Я соскучился, - подумал Гарри, решительно разрывая очередную цепочку очередного портключа, выданного заботливым Чарли. – Мерлин! Как же я соскучился по единственному человеку, который понимает меня без дурацких закорючек на пергаменте и принимает таким, какой я есть! »
В небе сияло созвездие Дракона.
***
Пять дней до обещанного визита Луны прошли… напряженно.
Когда в понедельник утром Гарри сломя голову примчался к месту своей работы, то был встречен сухим: «Доброе утро, Поттер».
Ни проблеска радости, ни капли интереса. Все попытки рассказать о времени, проведенном в Хогвартсе, натыкались на холодное:
«Поттер, вы не могли бы немного помолчать? »
В конце концов, Гарри замолчал. Не в его правилах было навязывать кому-либо свое общество. И раз уж им приходилось практически сосуществовать бок о бок в замкнутом пространстве пещеры, то приставать с разговорами к человеку, который предпочитал тишину… Только Гарри в упор не мог понять: с чего бы профессор Снейп вдруг так нежно полюбил эту самую тишину? Казалось, что после двенадцати лет вынужденного молчания в обличии дракона, профессор искренне наслаждался вновь обретенной возможностью нормального человеческого общения. А тут… Оставалось предположить, что Снейп обиделся лично на Гарри. Только вот за что?
И Гарри продолжал, как ни в чем не бывало, чистить, скрести, втирать мази, подпиливать когти. Молча. Правда, с перерывом на чтение газет. Здесь дракон не возражал.
Под конец рабочего дня Поттер был настолько зол и взвинчен, что, вопреки инстинкту самосохранения, предложил вернуться к вопросу о чистке зубов. В ответ получил довольно агрессивное драконье «р-р-р! », в результате которого с потолка пещеры даже отлетело несколько небольших кусочков горной породы и спланировало на поттеровскую макушку. Гарри мысленно порадовался своим достижениям: определенно, дракон уже не выглядел умирающим, более того, даже его вид уже не вызывал у наблюдателя острого приступа жалости. У Гарри так точно… не вызывал. С точки зрения Поттера, дракон был прекрасен. Шкура его утратила нездоровую тусклость, на проплешинах кое-где стали нарастать новые чешуйки, когти блестели, как серебро, которое долго полировали домашние эльфы. («Гарри Поттер – в роли домашнего эльфа! Спешите видеть! ») Вот зубы… Зубы были так себе. Да и изо рта пахло не чтобы очень здорово. Но «р-р-р! », так «р-р-р! ». Хозяин – барин.
Домой Поттер пришел злобный, как тридцать три горгульи, вместо ужина приложился к бутылке скотча, сиротливо пылившейся до этого момента в кухонном шкафчике на самой верхней полке. Книгу, подаренную Гермионой, решительно засунул в ящик древнего комода, служившего сомнительным украшением спальни. Что-то сказок про драконов ему расхотелось. Спал просто отвратительно: всю ночь снились провалы и бездны, в которые он до бесконечности падал, каждый миг боясь расшибиться о дно, и так этого дна и не достигнув.
Проснулся утром, весь липкий от холодного пота, с омерзительным ощущением во рту и совершенно чугунной головой. Холодный душ и склянка антипохмельного, которым он после приснопамятной гулянки у Чарли предпочел затариться в целях профилактики, несколько выправили положение, но не до конца. На работу идти не хотелось. Видеть Снейпа не хотелось. Жить… снова не хотелось. Гарри понял, что за последнее время как-то отвык от ощущения внутренней пустоты и кромешного одиночества. Отвык, потому что рядом был дракон. Снейп. Чтоб его! «Все мы нуждаемся в ком-то, кто был бы свидетелем нашего пребывания на земле», - всплыла в сознании вычитанная однажды фраза. Помнится, тогда он посчитал ее излишне пафосной. Она и была излишне пафосной. Только вот… «Все мы нуждаемся в ком-то…»
«Я не хочу нуждаться в тебе, Снейп! » - подумал Гарри, входя в драконью пещеру.
На миг ему показалось, что кто-то очень тихо ответил:
«И я – в тебе».
Показалось. Конечно же, показалось.
Этот день походил на предыдущий. Как будто его склепали при помощи заклинания копирования. («Джеминио», - вспомнил Гарри. Именно так эта мерзость и называлась).
«Добрый день, Поттер».
«Благодарю вас, Поттер».
«До завтра, Поттер».
Единственное разнообразие вносило чтение вслух: вместо «Пророка» во вторник звучал «Зельевар».
А в среду – снова звучал «Пророк». День Сурка продолжался.
После работы Гарри заскочил в местную лавочку и купил там бутылку какого-то дешевого пойла. Скотч закончился слишком быстро.
В четверг снова настал черед «Зельевара».
Полдня Поттер всерьез обдумывал вариант с истерикой, в лучших традициях школьных разборок, и швырянием в проклятого дракона пустыми бутылками. Остановило только то, что для полноценной истерики пустых бутылок в его хозяйстве пока что было маловато.
«Ничего, - мрачно подумал Гарри, заходя вечером в лавочку за очередной порцией пойла. – Скоро исправим».
В пятницу резко похолодало и пошел дождь. Стало совсем погано.
В субботу должна была появиться Луна.
Не оставляла паскудная мысль, что в таком настроении профессор от нее не оставит даже фенечек. Причем сделает это ни на секунду не выходя из образа умирающего дракона.
«Снейп, я тебя ненавижу, - мрачно подумал Гарри, то и дело оскальзываясь на ставшей вдруг совершенно непроходимой горной тропинке, которая раньше как будто бы сама стелилась под ноги. – Но поговорить нам все-таки придется».
В таком душевном раздрае наложить на себя невербальные водоотталкивающие не получилось, что не прибавило хорошего настроения.
Проклятый дождь стекал по стеклам очков, мешая смотреть под ноги, и несколько раз Поттер всерьез приложился коленками и локтями о мокрые камни. Куртка из драконьей кожи с капюшоном была хороша, а вот любимые джинсы к концу пути можно было отжимать и вешать на веревочку сушиться. Вода стекала в сапоги и хлюпала там просто неприлично.
Дракона ждал веселый денек.
«Добрый день, Поттер».
«Издеваетесь, профессор? »
Не глядя на дракона, Гарри попытался сбороться с мокрой гадостью на ногах при помощи высушивающего заклинания. Коленки, безусловно, высохли. Все остальное – нет. Мысль о том, чтобы проходить целый день с мокрой задницей и холодными ногами, определенно, не добавляла оптимизма.
Дракон, наблюдавший из своего угла за тщетными попытками Поттера вернуть себе былую сухость, деликатно кашлянул. (Умение, в котором Гарри, при всем своем желании, никогда бы не заподозрил профессора Снейпа).
«Вы что-то хотели сказать, профессор? »
«Я бы рекомендовал вам снять мокрую одежду, Поттер, и сушить ее именно в таком виде. Иначе простуда завтра вам обеспечена».
(«Завтра мне обеспечена Луна, проклятая слизеринская ящерица! » - злобно подумал Поттер).
Дракон расценил его недовольное сопение по-своему.
«Если я вас смущаю, могу отвернуться».
«Что вы, профессор. Смотрите на здоровье! »
Гарри и сам понимал, что его несет куда-то не туда, но остановиться уже не мог. Дракон конкретно достал. Хотелось сказать ему какую-то гадость. Нет, не так: Гадость. Хотелось заставить его клацать зубами и бить хвостом. Гарри даже было плевать в этот момент, кому именно может прилететь от этих зубов и этого хвоста. Его несла бесшабашная волна чистого адреналина.
«Стриптиз, профессор? »
Снейп предсказуемо скрипнул зубами, но стыдливо отворачиваться от наклевывавшегося бесплатного зрелища не стал. Напротив, демонстративно уставился на Гарри своими холодными глазами.
«Не откажусь, Поттер! »
«Знал бы, что это заставит вас разговориться, профессор, разделся бы еще вчера. Кстати, вчера было значительно теплее».
«Не будьте большим болваном, чем вы есть, Поттер! Согревающих еще никто не отменял».
***
«Ну, держись, дракон! » – азартно думает Гарри, набрасывая на себя согревающие чары. В голове на полную мощность включается «Sexual Revolution» Army of Lovers. Поттер надеется, что Снейп это тоже слышит. Судя по тому, как дергается веко дракона, Снейп слышит. (И благослови Мерлин эту странную непонятную магию между ними! )
Музыка подобралась далеко не случайная. Именно под эту композицию Гарри довелось исполнять стриптиз на собственном выпускном в Школе авроров. Дурацкое желание, проспоренное бухому в хлам Рону, привело к тому, что Поттер в розовых мерцающих стрингах танцевал зажигательный танец на столе в баре «Пьяный барабанщик» где-то в переулках маггловского Ист-Энда. Фотография Героя магической Британии в розовых стрингах целую неделю не покидала страниц самых разнообразных печатных изданий, включая центральный разворот «Ежедневного Пророка». Это как раз та «минута славы», которой Гарри от души гордится и числит среди своих личных выдающихся достижений. (Не зря, ох, не зря он перед этим две недели каждый вечер таскался в одну из самых дорогих и престижных маггловских школ стрип-дэнса! )
Искренне пожалев об отсутствующих розовых стрингах, Поттер поворачивается к дракону спиной.
Руки - в карманы узких мокрых штанов. Несколько небрежных движений плечами. Быстрое, совершенно непристойное движение бедрами. И еще одно. И еще. Разворот. Куртка летит на землю. Теперь – медленно. Очень медленно. Сначала – очки. Конечно, сам Гарри при этом становится слеп, как крот, но ведь сегодня не он в роли зрителя? Протянуть руку и положить очки – куда придется. Хвала Мерлину за деревянные полки в пределах досягаемости! Пуговица на джинсах. Всего одна пуговица. Никто никуда не торопится, не так ли, профессор? Рука, резко вскинутая вверх, медленно опускается так, чтобы указательный палец уперся в самый кончик драконьего носа.
«Поттер, ты играешь с огнем! » - это не дракон, это сам Гарри, проклятый внутренний голос, который просыпается так не вовремя. Плевать! С огнем так с огнем. Гарри не боится огня еще со времен полета через огненный ад Выручай-комнаты.
Три мягких, крадущихся шага назад. Главное – не отрывать взгляд. Давно не видели Поттера, у которого снесло крышу, профессор? Двумя резкими движениями футболка сдергивается через голову и летит «в зрительный зал». То есть на спину вздрогнувшему дракону. Теперь – сапоги. Какой, к мордредовой матушке, стриптиз без стула или, на худой конец, без шеста?! Не привередничайте, аврор Поттер! Никто и не говорил, что задание будет простым! Зато у нас в арсенале есть табуретка. Опуститься на нее, как будто она – сияющий огнями подиум или барная стойка (а что! тоже выход! ). Уложить правую ногу на колено левой. Медленно, как стриптизерша тянет с ноги черный ажурный чулок, снять сапог, исхитрившись одновременно избавиться и от носка. (Мужские носки вообще выглядят не слишком эротично, а уж мокрые мужские носки! ) Зазывно откинуться назад, скользя левой рукой по ножке табурета. (Даже не хочется думать, откуда взялся в подсознании этот откровенно блядский жест). Теперь правой рукой – по правой ножке. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Не забыть призывно облизнуть губы. Снова смена позы – и второй сапог отправляется прочь вместе со вторым носком. Гарри встает на цыпочки, вытягивается струной, медленно проводит руками по груди и по впадине живота, словно лаская. Поворот. Погладить себя по бедрам. Проклятые мокрые джинсы – как вторая кожа. Пора их снять, не так ли, профессор? Еще нет. Обхватить себя руками за плечи – крест-накрест, так, что со спины кажется, будто Гарри ласкают чужие руки: красивые мужские руки, нежно гладящие плечи, пробегающие кончиками пальцев по лопаткам… И чтобы – по всему телу – прибоем - чувственная волна, сверху-вниз.
Из драконьего угла слышится рваный вдох. Очень, знаете ли интересно, что у вас с ориентацией, профессор? Или на безрыбье и Поттер – дракон? Это мы еще не дошли до главного элемента программы!
Разворот. Бесстыдные пальцы несколько раз пробегают по «молнии», нащупывают «язычок», тянут вниз. Медленно, медленно-медленно, как гречишный мед, который льется из керамического горшочка на кухне Молли Уизли в пронизанный солнцем воскресный день.
Поворот. А теперь – наклониться вперед и, стоя к зрителю спиной, стянуть неподатливые штаны с влажного от пота тела. Грациозно переступить через них, оставшись в одних черных плавках. (Вот тут и начинаешь радоваться отсутствию боксеров с котятами и сердцами в своем гардеробе! А ведь Джинни, помнится, дарила что-то такое на позапрошлый День святого Валентина…)
Ну, а теперь - финал. Несколько плавных движений бедрами. Несколько резких движений бедрами. Повернуться, глядя прямо в глаза. Три стремительных шага вперед. Бросок на правое колено, опираясь кончиками пальцев левой руки о холодный камень пола. Голова склоняется низко-низко, в жесте абсолютной покорности. А потом – медленно поднимается. И – глаза в глаза.
Free is love my contribution
Hail the sexual revolution
Первым отводит взгляд дракон.
***
«Вам понравилось, профессор? »
«Весьма недурно, Поттер. Не задумывались о смене карьеры? Огни рампы явно больше подходят вашему звездному имиджу, чем забитая навозом пещера».
Совершенно неожиданно на Гарри снизошел абсолютный покой. Как будто все терзания последних дней, боль и потери проклятого года сгорели в адском пламени этого совершенно невозможного, безумного танца. Даже не казалось странным подойти к дракону, забрать с его спины свою футболку, спокойно натянуть на себя, наложить высушивающее и очищающее сначала на джинсы, а потом на носки и сапоги. Одеться самым обыкновенным образом, как утром у себя в спальне. Взъерошить рукой волосы. Долго искать очки. (И найти их на одной из полок с инвентарем).
Драконий завтрак приготовился как бы сам собой. В голове у Гарри не было ни одной мысли, там звенела гулкая пустота. Впрочем, некий странный вопрос продолжал всерьез занимать впавшего в нирвану Поттера: кто и каким образом приволок говядину для дракона ко входу в пещеру, если на улице продолжала все так же бушевать непогода? Обычно уменьшенные контейнеры с мясом доставляла улыбчивая пятнадцатилетняя девочка Вайорика, дочка одного из местных смотрителей. Гарри очень не хотелось верить, что ребенок тащился в гору под дождем, чтобы Его Сиятельство профессор Снейп – не дай Мерлин! – не остался голодным. Но злиться на Снейпа получалось отчего-то плохо. В конце концов, профессор точно не был виноват в том, что глупый Поттер снова навыдумывал себе нечто из области не существующих в природе человеческих отношений. Просто - очень хотелось тепла. И согревающие чары не помогали.
Гарри совершенно автоматически прибрался в пещере, навел лоск на драконью шкуру. Больше заняться было абсолютно нечем. На улице шел дождь. Читать не хотелось. Хотелось с головой укрыться колючим клетчатым пледом и уснуть. А еще почему-то – сливочного пива. Как в детстве. Когда они вместе с Роном и Гермионой сидели в «Трех метлах», потягивая сливочное пиво, и казались себе ужасно взрослыми. И профессор Снейп был самым отвратительным преподавателем Хогвартса. И еще никому не случилось умереть. Впрочем, суровым мужикам «за тридцать» положено пить скотч, виски, «цуйку», но никак не сливочное пиво.
«Профессор… Давайте сегодня не будем читать. Как-то…»
Дракон согласился неожиданно мирно:
«Давайте не будем. Поттер, можно я задам личный вопрос? »
(«Снейп, спрашивающий разрешения, чтобы задать личный вопрос? »)
«Спрашивайте, профессор».
«Что с вами сегодня творится? »
Гарри снял очки и устало потер ладонями лицо.
«Я вам отвечу, если сначала вы ответите на мой личный вопрос».
Секундная заминка.
«Хорошо. Спрашивайте».
(А Гарри, между прочим, как-то успел подзабыть, что Снейп тоже из породы сумасшедших героев. Вон, и орден Мерлина у него имеется. Посмертно).
«Что с вами творится в последнюю неделю, профессор? »
(Это напоминало дурацкую игру в «Правду или вызов», которой они так увлекались на шестом курсе. Надо сказать, иногда неизвестно, что забавнее. При условии, конечно, что Снейп решится сказать правду).
Снейп решился.
«Я испугался, Поттер».
Гарри подумалось, что, похоже, он несколько погорячился с выводами про бесстрашие бывших героев.
«Когда вы уехали на эту свою… встречу, я вдруг подумал, что вы можете и не вернуться. И на следующий день ко мне придет какой-то совсем чужой человек, с которым нельзя будет поговорить».
«Но… Я же вернулся? »
«Слыхали, у магглов есть такая страшная штука, Поттер: наркотики? Всего один укол – и зависимость на всю жизнь. И ради новой дозы ты сделаешь, что угодно: украдешь, убьешь, предашь… У меня никогда не было худшей зависимости, чем вы, Поттер. Я это понял… к утру».
«То есть всю эту безумную неделю вы просто боролись… с наркозависимостью? Помогло? »
«Сами знаете, что нет. Иначе бы вас тут уже не было».
«И дальше будете бороться? Это я так, на всякий случай, чтобы быть готовым, если вдруг».
«Не буду, Поттер. Это было бы жестоко, прежде всего, по отношению к вам, как я сегодня понял».
«Теперь моя очередь отвечать на ваш вопрос? »
«Не стоит. Вполне очевидно, что если общение с вами – мой наркотик, то общение со мной – ваш. Я должен был догадаться раньше».
Гарри почувствовал, что сейчас взлетит под потолок пещеры, как маггловский воздушный шарик. И будет там болтаться с идиотской улыбкой на физиономии, пока кто-то взрослый и мудрый не сдернет его за ниточку на грешную землю. К несчастью, у него на сегодня были запланированы более важные дела, чем взлетание под потолок. Пришлось остаться на грешной земле.
«Сэр, когда я был в Хогвартсе… Мне там случилось пообщаться с одним человеком…»
«Поттер, выражайте свои мысли более внятно! Какое отношение этот человек имеет ко мне? »
«Это Луна Лавгуд, сэр. То есть теперь она Луна Лонгботтом»
«Счастлив за мистера Лонгботтома».
«Она обещала навестить меня завтра…»
«Поттер, у вас интрижка с замужней дамой, и вы решили исповедаться мне, чтобы таким странным образом успокоить свою совесть? »
«Собственно, профессор, это не у меня с ней интрижка, как вы метко выразились. Она приедет к вам».
Фраза «Поттер-вы-окончательно-рехнулись» была крупными буквами написана на драконьей морде. Гарри, не удержавшись, хихикнул, но решил не перегибать палку, ввиду только-только начавших налаживаться добрососедских отношений:
«Луна – самый лучший на сегодняшний день в магической Британии специалист по нетрадиционной ветеринарии».
«Нетрадиционной – что? – дракон оскорбленно поджал губу. Эти типично снейповские гримасы на морде здоровенного ящера невероятно веселили Поттера. – Вы ошиблись адресом».
Гарри подошел к дракону и осторожно коснулся больного крыла.
«Не ошибся. Давайте попробуем выслушать Луну, сэр. Пожалуйста».
Дракон недовольно посопел носом, переминаясь с лапы на лапу, потом пристально посмотрел Гарри в глаза:
«Вам это так важно, Поттер? Хорошо».
Когда Гарри собрался идти домой, дождь уже прекратился. Сквозь рваные края туч робко пробивалось закатное солнце. Разумеется, Поттер не верил ни в символы, ни в совпадения. Но это было красиво.
***
На следующее утро, прибравшись в пещере и накормив дракона завтраком, Гарри отправился встречать Луну к границе аппарационной зоны. Теперь этот путь уже не казался ему длинным. Подумаешь! – Двадцать минут ходу бодрым шагом от центра поселка. Сорок – от драконьей пещеры. К тому же теперь Гарри знал, почему нельзя аппарировать в сам поселок: из-за большого скопления драконов магия здесь была крайне нестабильна. И если с бытовыми заклинаниями, пойди что не так, справиться можно было довольно быстро, то с такой серьезной штукой, как аппарация, драконологи предпочитали не рисковать.
Странная мысль посетила Гарри Поттера, когда он вел Луну в поселок, обходя лужи, оставшиеся после вчерашнего дождя на грунтовой дороге. Мысли у Гарри в этот момент были короткие и простые, как дождевые червяки. Он думал о том, как похорошела за последние годы Луна: поднабрав после замужества чуток веса, она из тонкой девочки-подростка превратилась в очаровательно-женственное существо, от которого просто невозможно оторвать взгляд. И о том, что Невилл должен теперь освоить целую кучу новых особо гадких заклинаний, чтобы отгонять от нее толпы обезумевших поклонников. Он думал, что после дождя мир блестит в лучах солнца, как новенький золотой галлеон. А еще он думал, как хорошо возвращаться домой. И вот тут Гарри понял, что последняя мысль – из разряда странных. Потому что до этого момента ему казалось, что его дом остался в прошлом вместе с женой, детьми и особняком на площади Гриммо. Но теперь, похоже, у него снова было место, которое он смело мог именовать домом: крошечный коттеджик, в котором горячую воду давали с одиннадцати до двенадцати вечера. И терпкий запах драконьего навоза казался самым лучшим запахом на земле. (Такое вот обонятельное извращение! ) А еще у Поттера был персональный дракон, который ждал его в своей пещере. А еще – но это, тс-с-с! совсем по секрету – теперь у него был собственный, персональный Северус Снейп. И последнее наполняло Гарри тайной сумасшедшей гордостью. И больше всего на свете он хотел, чтобы Северус Снейп снова смог летать.
А вот для этого он и вел в драконью пещеру Луну.
- Гарри, ты извини, но мне совершенно некогда сегодня пить кофе и быть милой, - пропела Луна на его предложение передохнуть с дороги. – Близнецы захворали, и надо спасать от них Невилла. Так что давай сразу к дракону.
Гарри было искренне жаль и захворавших близнецов, и бедолагу Невилла, но предложение подняться к дракону он встретил со всем возможным энтузиазмом.
Чего нельзя было сказать о драконе.
- Какой он прекрасный! – восхитилась Луна, едва переступив порог пещеры. – Здравствуй, дракон!
Снейп высокомерно дернул носом. Он не любил фамильярности.
«Поттер, может, мы как-нибудь обойдемся без мисс Лавгуд? »
«Миссис Лонгботтом. Ваша память, профессор, становится все хуже и хуже. Должно быть, возраст…»
«Наглый мальчишка! »
«Старый зануда! »
Тем временем Луна скинула свою несерьезную джинсовую курточку, расшитую разноцветными ромашками, аккуратно прислонила к стене квадратную холщовую сумку и, предварительно размяв кисти рук, как это делают профессиональные массажисты, подошла к дракону.
- Мне нужно осмотреть его, Гарри. Ты не поможешь?
Осмотр длился ни много ни мало три часа. Маленькие ладошки Луны прошлись по телу дракона во всех мыслимых направлениях: от носа - к хвосту. От лопатки – к кончику крыла. По всем четырем лапам, включая пальцы. По всем выступам гребня. По надбровным дугам. Особенно долго, должно быть с час, она исследовала больное крыло.
Тихо приговаривая: «Такой хороший дракон! Прекрасный, самый лучший… Обязательно будешь летать! Как ветер. Как бабочка. Быстрее всяких-разных гиппогрифов…» И что-то еще в этом роде, почти бессмысленное, нежное и ласковое, от чего даже мрачный Снейп под конец расплылся в сладкую лужицу и уже больше не отпускал ехидных комментариев и не пытался сделать вид, что хочет закусить какой-нибудь из находящихся поблизости луниных конечностей. Тем более, что пугать Луну оказалось совершенно не интересно: она не пугалась. Даже когда, осматривая больное крыло, неожиданно надавила на что-то так, что Снейп взревел раненым… драконом и попытался встать на задние лапы и сбросить с себя существо, причинившее боль, она только сильнее вцепилась в выступ черного гребня, удерживаясь на драконьей спине, как наездница на родео, с помощью рук, ног и благословения Мерлина. А с губ ее лилось: «Тише. Тише, мой хороший… Я знаю, больно, но ты ведь хочешь летать, правда? Выше облака, легче перышка, обгоняя других драконов и караваны перелетных птиц… Как свет… Как мысль… Такой красивый… Тише… Тише…» И дракон успокоился. И Гарри успокоился, несмотря на то, что все три часа попросту не находил себе места и метался вокруг, как маленький торнадо.
«Поттер, уймитесь, - наконец не выдержал Снейп. – У меня от вас рябит в глазах».
«Так закройте их! »
И снова – по кругу.
А тут – успокоился, сел на свой табурет, опустил веки.
«Мы справимся? »
«Справимся, Поттер. Куда нам деваться при таком странном чуде…»
После окончания осмотра Луна стала походить на выжатый лимон. С лица исчезли краски, волосы потускнели, руки слегка подрагивали. Только светлые глаза все так же сияли загадочным лунным светом.
- Пойдем Гарри на улицу, покурим… - неожиданно сказала она. И, приблизившись к самому носу Снейпа, наклонилась и легко коснулась его губами: – Спасибо, дракон.
«Не за что, миссис Лонгботтом…» - донеслось в ответ.
И это ничего, что Луна не слышала.
***
- Будешь? – Луна извлекла откуда-то из недр своей безразмерной сумки узкую белую пачку сигарет и чиркнула пластиковой маггловской зажигалкой.
Гарри отрицательно покачал головой.
- Ну, понятно, при твоем-то диагнозе… А я вот никак не могу бросить. После работы с пациентом только эта дрянь и помогает почему-то.
Она уселась на привратный валун, подтянув колени к подбородку, и от души затянулась.
Гарри почувствовал что-то вроде приступа ностальгии: в бытность свою аврором, он тоже не брезговал маггловской дрянью для снятия стресса. Ну, и виски. Из двух зол колдомедики почему-то запретили именно сигареты.
Когда сигарета закончилась, Луна прикурила вторую. Гарри ждал. Служба в Аврорате приучила его к терпению.
- Ты действительно этого хочешь?
Поттер кивнул.
- Это будет трудно.
Пожатие плеч. «Я не боюсь».
- Конечно, ты не боишься. Ты ничего никогда не боишься.
Луна прикурила третью.
«Кто я такой, чтобы читать нотации? »
Сел у подножия валуна и достал кусочек пергамента:
«Невилл знает, что ты дымишь, как паровоз? »
- Смирился. Это еще ничего. Я раньше «травку» курила. Недолго… Еле вылезла… Так вот. О твоем драконе.
Она вынула из сумки уменьшенный свиток пергамента и взмахом палочки вернула ему нормальный вид. Кстати, как отметил Гарри, это был первый раз, когда она вспомнила о существовании в природе волшебной палочки. В пещере Луна работала голыми руками.
- Значит, так. Вот это – схема лечения.
«Ничего себе схема! Целый роман! »
- А ты думал, будет легко?
Иногда Гарри начинало казаться, что она просто вынимает его мысли из головы. Как Снейп.
- Во-первых, массаж. У вас в Школе авроров был курс лечебного массажа?
Гарри кивнул.
- То же самое. Концентрируешь магию вот здесь, - она показала на центр своей ладошки, - и разминаешь все мышцы вокруг крыла, периодически подновляя импульс. Много не надо. Задача: согреть и укрепить, а не разнести к мерлиновой бабушке.
Это было понятно и вполне ожидаемо.
- Второе сложнее. Это зелья.
«Деньги – не вопрос. Могу заплатить любую сумму».
- Деньги, конечно, не вопрос, Гарри. Зелье придется варить самому. И мазь. Ингредиенты известные. Справишься.
«Луна! Ты шутишь! Я – и зелья? »
- Ты справишься, Гарри. Выхода нет. Энергетика зельевара, его руки, его желание, чтобы чудо произошло. Только так. И мазь, разумеется, тоже.
«Снейп будет ржать в голос, хоть он и дракон. Спешите видеть: Поттер-зельевар. На этот аттракцион можно продавать билеты».
- И еще, Гарри… Он будет сопротивляться. Потому что это больно, а он все-таки дракон.
Гарри попытался докричаться до Снейпа, не входя в пещеру. (Никогда еще так не делал, но всегда хотел попробовать):
«Вы будете сопротивляться, сэр? »
Ответ прилетел незамедлительно:
«Разумеется, Поттер. Изо всех сил. И незачем так орать».
Луна как будто угадала его следующий вопрос:
- Неизвестно, сколько будет длиться лечение: месяц, два месяца, год. И неизвестно, каким будет результат. Вполне возможно, что он так и не сможет летать.
«Сможет».
- Ты все еще хочешь этим заняться?
«Хочу».
Луна спрыгнула с камня, отряхнула джинсы. Надела свою нелепую курточку. Протянула Гарри пергамент.
- Тогда – все. Изучай. Прописано довольно подробно, но если что не понятно – шли сову. А пока, прости. Надо спасать Невилла от близнецов. Извинись перед Чарли, что я не зашла, ладно?
Гарри проводил ее к границе аппарации и вернулся в пещеру.
***
«Поттер! Вы не будете этого делать! »
Дракон бушевал. Такого Снейпа Гарри не видел уже довольно давно. Все, до чего смог дотянуться хвост и здоровое крыло, было разбито и поломано. (Включая многострадальную табуретку).
«Буду, профессор».
Гарри благоразумно стоял на улице у входа в пещеру и ждал, когда буря утихнет. Что-то с громким грохотом ударилось о стену пещеры.
«Чарли скоро начнет с меня вычитать за порчу имущества».
«Не начнет. Он слишком ценит ваш труд на благо драконьей популяции».
«Будьте проще, профессор. Мы, грубые солдафоны, все равно не знаем таких умных слов».
«Поттер, вы опять нарываетесь! »
«Что вы, профессор! Я тих, как ягненок».
С минуту Снейп злобно пыхтел, как целое стадо соплохвостов, потом сказал:
«Возвращайтесь, Поттер».
Дракон, вопреки своей привычке, сидел в самом центре пещеры и хвост его нервно подрагивал.
«Поттер, то, что предлагает эта ваша сумасшедшая мисс Лавгуд, не разумно и не гуманно».
«Не гуманно, сэр? Разве лечение, предложенное Луной, нарушает какой-нибудь не известный мне пункт Конвенции о взаимодействии с магическими существами? »
«Это не гуманно по отношению к вам, Поттер».
Гарри на миг потерял дар речи. Даже ментальной.
«Так все это – из-за меня? »
Дракон, кажется, смутился. Если Гарри правильно расшифровал его мимику.
«Вы видели рецепты, Поттер? Заметили, какой в этих проклятых лекарствах главный ингредиент? Конечно, не заметили или не обратили внимания! Куда вам! Вы же у нас герой с волшебной палочкой наголо! Вам только дай начать спасать всех подряд сирых и убогих! »
Гарри стало смешно. И тепло, как в рождественское утро под толстым пуховым одеялом.
И главный ингредиент перестал вызывать какие-либо опасения.
«Я здоровый молодой мужик, что бы вы ни думали по этому поводу, сэр. И крови во мне хватит на десяток драконов».
«Поттер, вы идиот. И разума у вас со времен Хогвартса не прибавилось ни на кнат. Это не просто кровь зельевара. Это его магия. Причем, магии уходит значительно больше, чем крови. Вы можете стать сквибом».
Гарри мысленно закрыл глаза и мысленно же сосчитал до десяти. Про себя. Тихо. Очень тихо.
«Ваша кровь там тоже должна присутствовать, сэр. В достаточных количествах».
«Я дракон, - надменно произнес Снейп. – Во мне этой магии – хоть залейся».
«Не сейчас, сэр, - вежливо заметил Гарри. – Я вас совсем недавно с того света выволок, если помните. А теперь, судя по всему, - он выразительным взглядом обвел учиненный драконом разгром, - вы уже идете на поправку. Но от идеала, подозреваю, еще очень далеки».
Дракон тяжело вздохнул и улегся тут же, где стоял, совершенно по собачьи пристроив свою огромную башку на правую лапу.
«Вы ведь не передумаете, правда, Поттер? »
«Правда, сэр. Не передумаю. Поэтому давайте уже мыслить конструктивно: вы поможете мне с зельем? »
«Оборудуете здесь лабораторию? »
«Пф-ф! Почему бы и нет? У меня еще осталась после развода кое-какая сумма в Гринготтс».
«Чарли не будет против? »
«Если сразу не сдаст меня колдомедикам, то переживет. Он не дурак. Ему все можно объяснить».
«Все нельзя объяснить никому. Даже мне».
«Я попытаюсь, профессор. Вы же знаете, я – везучий».
«Оно и видно, Поттер, - вздохнул, сдаваясь, дракон. – Оно и видно».
***
Дни неслись, как бешеные фестралы.
На поданную Поттером официальную (по всей форме) заявку на монтаж зельедельческой лаборатории в пещере дракона Чарли Уизли только спокойно полюбопытствовал:
- А на кой оно тебе нужно, Гарри?
На что Поттер нервно дернул плечом и написал:
«Варить зелья. А ты что подумал? »
- Лечить будешь своего? Ну, лечи, - и подписал заявку.
Гарри понял этот разговор так, что начальство в данном случае руководствовалось принципом: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось». Тем более, что весь этот цирк, не имеющий аналогов в мировой истории, устраивался на деньги самого Поттера.
Всю следующую неделю в драконьей пещере кипела жизнь. Специалисты из тщательно отобранной Снейпом по рекламным буклетам фирмы установили в пещере, слева от входа, симметрично хозяйственным полкам, огромный стол со специальным покрытием, несколько разной мощности горелок, огромную вытяжку на магической тяге. (Профессор сказал, что какое-то время она будет работать вполне нормально, а потом, если что, можно и заменить). Ко всей этой роскоши прилагались котлы, пробирки, колбы и прочие подробности, наводившие на Поттера тихий ужас. Надо сказать, что все эти милые детали ремесла зельевара пугали его куда больше, чем необходимость добавлять в зелье собственную кровь или перспектива остаться без магии.
Снейп гнусно хихикал за огромной нелепой ширмой, которую Поттер трансфигурировал каждый раз, когда сотрудники фирмы появлялись в пещере. Гарри вполне справедливо полагал, что вид здоровенного черного дракона не будет способствовать безупречной установке оборудования.
«Я напоминаю себе вашу тайную любовницу, Поттер, - ехидно заметил Снейп, когда Гарри в первый раз трансфигурировал какую-то серую тряпку в псевдо-китайскую черную лаковую ширму, украшенную, разумеется, драконами. – Ту самую любовницу, которую приличные люди тщательно прячут от посторонних глаз, как самую стыдную свою тайну. А ширму вы сваяли безвкусную и пошлую, что да, то да».
«Не нравится – сделайте сами, - огрызнулся Поттер, внутренне посмеиваясь, представив себе носатого Снейпа в роли порочной одалиски. – Или пойдите и поговорите с этими парнями. И посмотрим, как быстро они сделают отсюда ноги».
Экспериментировать на живых людях Снейп не стал. Зато Поттеру, традиционно, досталось по полной. То профессору не нравилось освещение, то качество очередной порции фиалов, то золото, использованное в некоторых инструментах, было не той пробы, и весь набор требовалось срочно заменить. Поттер летал, как безумный снитч, между Лондоном и Румынией, иногда по несколько раз за день меняя свою дислокацию. Он забывал поесть и почти перестал спать, но при этом, впервые за много времени, чувствовал себя абсолютно на своем месте. Стараниями Снейпа он даже начал кое-как понимать, чем именно «эта зеленая хрень» отличается от «вон той зеленой хрени». Правда, с названиями у него все еще было плохо, но он надеялся, что со временем разберется. Все равно еженедельная варка зелья на протяжении нескольких месяцев под чутким руководством самого профессора Снейпа даже неимоверно тупого двоечника научит разбираться в предмете. А бывший аврор Поттер вовсе не был тупым двоечником. Просто в школе он очень не любил зельеварение. И зельевара.
Когда все оборудование было установлено и оплачено, настал черед ингредиентов. И, честно говоря, если бы не Луна и Невилл, с их грандиозными связями, то ничего бы не вышло. Ибо некоторые важные составляющие нельзя было купить в магическом Лондоне ни за какие деньги. Гарри казалось, что он успеет состариться, пока столь необходимые травки доберутся из магического Китая или Венесуэлы. Но травки, самым чудесным образом, прибывали в срок, всякие иные, практически ненаходимые, загадочные субстанции обнаруживались в Лютном переулке в достаточном количестве, чтобы вылечить с десяток больных драконов. Короче, все складывалось хорошо. В последней посылке, которую принесла почему-то не сова, а серая цапля, содержались хрупкие раковины дико ядовитого моллюска со дна Красного моря. (Гарри даже исхитрился запомнить название: Конус географический. Наверное, потому, что название было совершенно идиотское).
Наступил вечер понедельника. Даже как-то не верилось, что с визита Луны прошло всего девять дней.
Все было приготовлено, разложено по полочкам и баночкам. Рецепт переписан крупными буквами, чтобы не отвлекаться на легкомысленные завитушки, которыми Луна имела привычку украшать свои каракули. Гарри в сто двадцать пятый раз перечитал рецепт. Все было ясно – до абсолютной прозрачности. В теории. Завтра обещало познавательную практику, и у Гарри от нервов уже сегодня начали подрагивать руки.
Дракон смотрел на него с сомнением, а потом все-таки решился:
«Поттер, вы уверены, что на самом деле хотите это сделать? Еще немного – и вам самому понадобится срочное лечение».
Гарри глубоко вдохнул, выдохнул – и попытался расслабиться. Отступать было поздно. Наступать было страшно. Ему казалось, что он в кои-то веки взвалил на себя больше, чем в силах унести.
«Идите домой, Поттер, - очень мягко сказал дракон. – Выспитесь как следует, что ли… А то от вас, с вашими геройствами, скоро одна тень останется».
Гарри смертельно не хотелось уходить. Ему казалось, что как только его перестанет защищать магия пещеры, он сразу рассыплется в пыль на горной тропинке или попросту растворится в воздухе, как какой-нибудь нестабильный элементаль. Наверное, это давала о себе знать подступающая шизофрения…
«Профессор… А можно, я не пойду сегодня домой? »
«Поттер… Вы это, интересно, сейчас о чем? »
«Сдайте мне в аренду кусочек своей пещеры, господин дракон. Сил моих нет куда-то тащиться, если честно».
Дракон взглянул пристально и, наверное, что-то такое понял:
«Трансфигурируйте себе какую-нибудь лежанку, Поттер. Не на полу же вам спать. И кстати, ширма ваша мерзейшая снова пригодится…»
Благодарно кивнув, Гарри из последних сил трансфигурировал себе из очередного деревянного табурета аврорский спальный мешок, а из серой тряпки, как и было велено, ширму, и уже через десять минут провалился в глубокий спокойный сон.
Ему ничего не снилось. Должно быть, потому, что всю ночь огромный черный дракон, точно верный пес, отгонял от него кошмары.
***
Судьбоносный процесс варки проклятого зелья Гарри не запомнил.
Вроде бы начало у дня было вполне себе приличное: пообщаться с природой в густом утреннем тумане, умыться в драконьем озерце, закономерно проигнорировав чистку зубов, благо, страстных поцелуев на сегодня не намечалось, зажевать два маггловских батончика «Сникерс» из неприкосновенного запаса и запить их банкой маггловской же «Пепси». Трансфигурировать спальник обратно в табуретку, а ширму – в родную серую тряпку.
И встать к столу.
Последнее, что Гарри запомнил совершенно отчетливо:
«Разожгите среднюю горелку, Поттер».
Дальше все слилось в единый фон, из которого периодически сознание выцепляло фразы:
«Три раза – по часовой, три – против… Пепел волоса единорога. Одного, Мордред вас задери, волоса, а не двух!!! …Корень порезать кубиками, размером… Считайте, Поттер, медленно: от тридцати – и до нуля. Это, по-вашему, медленно?! ... Три – по часовой, три – против… Проклятых моллюсков истолочь в медной ступке. В медной, Поттер, так вас разтак! А не в бронзовой!!! »
Последней упала фраза:
«А теперь – кровь дракона».
Гарри сморгнул набегающий на глаза пот, на секунду снял очки и устало помассировал веки. Потом взял тонкий острый нож для нарезки ингредиентов и серебряную чашу с древними рунами по ободу и направился к дракону.
Дракон вытянул вперед правую лапу.
«Режьте у запястья, Поттер, там, где мы вчера нарисовали крест».
Гарри вроде бы помнил, что они действительно вчера пометили место, откуда нужно будет взять кровь. Но сегодня у него почему-то плохо получалось разглядеть метку, как будто перед глазами зачем-то болталась мутная пелена.
«Не уплывайте, Поттер! – рявкнул дракон. – Загубите нахрен все зелье! »
Гарри, никогда не слышавший, чтобы Снейп так вульгарно матюкался, вздрогнул и немного пришел в себя.
Завораживающе блеснула дамасская сталь клинка, и в чашу полилась густая, почти черная драконья кровь. Дракон даже не вздрогнул, когда зачарованный клинок легко вспорол его шкуру и разрезал вену. Он смотрел на Гарри. А Гарри смотрел, как медленно наполняется чаша.
Затем, наскоро залепив рану дракона магическим пластырем, («Потом, Поттер, потом! Время идет! »), он вылил драгоценную субстанцию в медленно кипящий котел. («Три раза – по часовой, три – против…»)
«А теперь – кровь зельевара. У вас тоже – на руке крест, Поттер. Режьте».
Гарри даже удивился напряженно звенящим ноткам в голосе Снейпа. Резать собственную руку оказалось не в пример легче и даже как будто совсем не больно. Гораздо более светлая, чем у дракона, кровь яркой струйкой потекла все в ту же серебряную чашу.
«Половину чаши, Поттер! Вы что, совсем свихнулись?! Вы же не дракон! »
«Не беспокойтесь, профессор. Чем больше крови зельевара, тем больше магии. Я читал».
«Какого лысого пикси, Поттер, вы вспоминаете о том, что умеете читать, в тот момент, когда это только во вред делу! Хватит, я сказал! »
«Еще чуть-чуть! »
«Еще чуть-чуть – и вы будете пить это проклятое зелье сами! »
Гарри присобачил на руку пластырь и аккуратно влил последний ингредиент в зелье. Именно сейчас должно стать ясно: получилось ли у них что-нибудь, или эксперимент с треском провалился.
Зелье стало опалово-белым. Потом – огненно-алым. Потом – цвета лунного серебра. Потом замерцало радугой.
Радуга. Именно таким зельем, по словам Луны Лонгботтом, и следовало лечить дракона.
У них получилось.
Очень осторожно Гарри перелил зелье в фиалы. Хватило ровно на семь фиалов. Семь дней. Потом – три дня перерыва. И снова.
Убрав фиалы на полку, Гарри подошел к дракону:
«Как ваша лапа, сэр? »
Снейп с интересом поглядел на магический пластырь.
«Вроде, ничего страшного. А у вас? »
Гарри скосил глаза на собственное запястье: пластырь держал. Впрочем, сил на то, чтобы наложить заживляющее, все равно не было. Если честно, то сил вообще ни на что не было. Даже на то, чтобы жить. Ноги подломились, и Гарри медленно опустился на пол рядом с драконом.
«Я тут посижу немножечко… сэр… если вы не против».
Ему показалось, что перед тем, как окончательно вырубиться, он услышал чей-то испуганный голос: «Гарри! Что с тобой? Гарри! » Но, похоже, это был бред.
***
Никогда еще в жизни Гарри Поттера не было такого странного пробуждения.
Он чувствовал себя невероятно отдохнувшим и в то же время невероятно уставшим. Все тело болело, как будто их отряд несколько суток подряд гоняли по магическому полигону в полной выкладке.
А вокруг была тьма. Тьма была твердью, и тьма была куполом. И сердце тьмы билось у него под щекой.
Понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить прошедший день и процесс приготовления зелья. Серебряную чашу, наполненную черной драконьей кровью. Магический лейкопластырь. Радужное сияние.
Тьма дрогнула, и крыло дракона, ограждавшее его от внешнего мира, мирно уместилось на драконьей спине. Только теперь Гарри заметил, что на улице светит еще неяркое утреннее солнце, а постелью ему служит драконий хвост, аккуратно прижимающий сонного Поттера к теплому драконьему боку.
«Доброе утро, Поттер».
Гарри показалось, что дракон улыбается. Впрочем, улыбается ни капли не ехидно.
«Мерлин мой! – потрясенно подумал Гарри. – Я провел ночь в объятиях Снейпа! »
«Вы опять думаете слишком громко, Поттер, - холодно заметил дракон, убирая хвост и слегка отодвигаясь в сторону. - Могу вас утешить: ничего не было».
Утренней теплой близости как ни бывало.
Гарри понял, что свалял дурака, ненароком обидев того, кто целую ночь оберегал его сон.
«Простите, профессор. Это была… хорошая ночь. Спасибо, что взяли меня под свое крыло».
«Спасибо вам, Поттер, что взяли меня… под свое».
Гарри осторожно провел ладонью по мерцающей чешуе. Вставать не хотелось, но впереди маячила целая мерлинова куча великих дел. И просто зверски хотелось принять душ.
Он все-таки сбегал домой, принял душ, почистил зубы, оделся в чистое, с наслаждением выпил огромную кружку «черного, как ночь, и сладкого, как грех» кофе. Сжевал гору сэндвичей, вознаграждая себя за вчерашний пост. Собрал походный рюкзак, запихав в него некоторый запас шоколадных батончиков, банок с «Пепси», смену одежды, полотенце и зубную щетку с пастой – на всякий случай. Похоже, у него появилась дурная привычка не ночевать дома. Послал сову Луне с запиской: «Все получилось. Кажется…»
Вернувшись к пещере, Поттер испытал настоящий шок: у входа в пещеру блаженствовал в лучах солнца… дракон. Что характерно, тот самый гебридский черный, который совсем недавно числился по всем статьям, как умирающий. Дракон сидел возле привратного валуна, задрав к небу морду с зажмуренными глазами, вытянув длинную шею и распластав по земле здоровое крыло. Весь его вид излучал абсолютное блаженство.
У Гарри замерло сердце: дракон был прекрасен.
«Решили прогуляться, сэр? »
Дракон наклонил голову и посмотрел на Поттера сверху вниз, именно так, как некогда смотрел злобный профессор Снейп на Мальчика-который-к-несчастью-выжил.
Гарри приготовился к какой-нибудь фирменной снейповской гадости, но ответ профессора прозвучал на редкость миролюбиво:
«Вот, решил поглядеть на мир».
«Ну и как оно, сэр? »
«После года валяния в собственном дерьме? – Неплохо».
Как ни жаль было Гарри портить дракону первый «выход в свет», но пришлось озвучить суровую правду жизни:
«Ну, у нас с вами, к сожалению, на сегодня запланированы не только солнечные ванны».
Дракон повел грациозной шеей, встопорщил и вновь аккуратно сложил спинной гребень.
«Проклятая мазь! Поттер, вы уверены, что вам стоит браться за еще один эксперимент после вчерашнего? »
Гарри позабавили и странным образом тронули заботливые нотки в голосе сурового профессора.
«Я выживу, сэр. К тому же, в мазь идет значительно меньше того самого энергозатратного компонента».
Дракон вздохнул и обреченно вполз в пещеру. Оставлять Поттера наедине со сложными магическими зельями в его планы совершенно точно не входило, чему Гарри, по правде говоря, был искренне рад.
Традиционные уборка-кормежка-уход заняли на удивление мало времени.
И Гарри снова встал к заветному столу зельевара, как всегда в подобной ситуации, чувствуя себя самозванцем и каждую минуту ожидая, что ему прилетит заслуженная оплеуха от злобного профессора Снейпа. Впрочем, то ли Снейп в образе дракона стал проявлять чудеса человечности, то ли Поттер оказался не столь уж и безнадежен в зельеварении, но никаких оплеух (ни материальных, ни ментальных) ему не прилетело. Приготовление мази и вправду заняло значительно меньше времени, (они уложились в два часа), и обошлось без драматических спецэффектов, вроде опадающего к ногам (хм! то есть к лапам) дракона бесчувственного тела Героя. Правда очередной сеанс кровопускания снова вызвал у Гарри знакомое полуобморочное состояние и явный отток магии, но в значительно меньшей степени, чем вчера. Когда опять же радужная, пахнущая зверобоем и какими-то экзотическими фруктами, (что навеки осталось для Поттера неразрешимой загадкой, потому что никакие фрукты в состав не входили, а входили, наоборот, вещи малоаппетитные, навроде слюны белого нетопыря), вязкая субстанция перекочевала в керамический сосуд с плотно пригнанной крышкой, Гарри почувствовал себя куда более крутым, чем в день победы над Волдемортом. А еще ему предсказуемо хотелось спать.
«Профессор, можно… я… тут…»
Кажется, он имел ввиду аврорский спальник и пошлую ширму, но дракон только фыркнул и приглашающе свернулся кольцом, соорудив из своего тела нечто вроде странного гнезда. Впрочем, на аврорский спальник для пущей мягкости Поттера еще хватило, а вот на то, чтобы сказать: «Спасибо», - уже нет.
***
Гарри Поттеру снится полет.
Просто полет – без всяких вспомогательных средств: без метлы, гиппогрифа, фестрала или хагридова мотоцикла. Каждый раз, когда Гарри засыпает, привычно уткнувшись носом в драконий бок, ему снится полет.
Гарри Поттеру снятся крылья. Огромные крылья, которые отталкиваются от ставшего вдруг упругим воздуха, когда разноцветные потоки магии подхватывают сделавшееся невесомым тело и несут его стремительно – вверх! вверх! вверх! – туда, где нет никакого земного притяжения, а есть только свобода, дыхание ветра, мерцание звезд, огромных и ярких, ставших вдруг близкими настолько, что кажется, до них можно дотянуться крылом.
Гарри Поттеру снится земля. Маленькая, величиною с квоффл, трогательно-беззащитная в огромном космическом океане, становящаяся все меньше и меньше по мере того, как огромные крылья привычно преодолевают тайный зов земного тяготения.
А еще Гарри Поттеру снится, что в этом огромном, наполненном магией пространстве, он не один. Что рядом, пусть и оставаясь до поры до времени невидимым, летит второй дракон. И это – самое прекрасное, что запоминается ему, когда приходит время проснуться.
***
«Знаете, Поттер, - слышит Гарри на следующее утро, едва открыв глаза, - вы отлежали мне весь… хвост. Знал бы, что вы – такой соня, предоставил бы вас вашей судьбе и холодному полу».
«И вам доброе утро, профессор! »
«Кому как, Поттер, кому как… Вот если бы вам, например, отлежали ваш любимый, единственный хвост…»
Гарри, не сдержавшись, начинает ржать. Дракон смотрит на него с молчаливым укором, но выглядит при этом подозрительно довольным, как профессор Снейп, только что снявший двести баллов с Гриффиндора на вполне законных основаниях.
Гарри выбирается из пещеры. Восходящее солнце пачкает розовым вершины гор, а Поттеру все еще мерещатся за спиной крылья. И хотя он прекрасно умеет различать сон и явь, ему почему-то кажется, что пробуждение застало его в не совсем правильной реальности. Что Поттер-человек - это всего лишь дурной сон, приснившийся Поттеру-дракону.
«Это называется «драконьи сны»», - вывел его из задумчивости голос Снейпа, выбравшегося следом за ним из пещеры, чтобы полюбоваться рассветом.
«Не смейте лезть в мою голову! » - рявкнул Гарри скорее от неожиданности, чем в приступе реального негодования.
«Простите, - вполне искренно смутился дракон. – Сила растет. Смешение крови приводит к смешению магии. Похоже, как это ни прискорбно, вам все-таки придется осваивать легилименцию, Поттер».
«Надо будет, освоим! – Гарри даже не поморщился от открывающейся перспективы. – Так что там с «драконьими снами»? »
«Знаете, у магглов есть такое поверье: если уснуть с кем-то на одной подушке, можно увидеть один сон на двоих? »
Гарри попытался припомнить, довелось ли ему хоть раз в жизни засыпать с кем-то на одной подушке, и ничего такого в своей бурной биографии не обнаружил. Почему-то от этого открытия ему стало немножечко грустно. И одновременно смешно.
«Хотите сказать, профессор, что мы с вами, образно говоря, «спали на одной подушке»? »
«Вот именно, Поттер, как бы скандально это ни звучало. Великие маги древности считали, что, если вы уснули рядом с драконом, вам обязательно приснится один сон на двоих. Только это будет сон дракона – «драконий сон». Сами понимаете, с тех пор не много нашлось желающих проверить такую занимательную теорию. А выживших среди них, похоже, не было вовсе».
«Так я видел ваш сон, профессор? »
«Не совсем. Это был сон моего дракона».
От неожиданности Гарри резко обернулся и попытался поймать взгляд Снейпа. Снейп сделал вид, что пристально изучает величественные отроги Карпатских гор.
«Дракона? Разве дракон – это не вы? »
Дракон вздохнул. Привычно глянул сверху-вниз на бестолкового Поттера. Задал странный вопрос:
«Вот с кем, как вам кажется, вы сейчас разговариваете, Поттер? С драконом или с профессором Снейпом? »
Гарри ошарашено помолчал. В такие философские дебри его до сих пор не заносило.
«С профессором Снейпом».
«Отрадно слышать, Поттер. А кого видят каждый день ваши глаза: дракона или профессора Снейпа? ».
«Дракона».
Дракон вздохнул. Гарри уже надоело считать его вздохи.
«Так вот: память тела и память магии во мне – дракон. Память разума и память сердца – человек. Сны о полетах, Поттер, это сны моего дракона».
Гарри попытался представить кромешный ужас заточения в одном теле двух совершенно разных сущностей и бесконечную обреченность подобного одиночества. Двенадцать лет! Еще бы профессор не страдал от острой формы поттерозависимости!
«Поттер, не смейте меня жалеть! »
(«Жалеть – вас? Вы даже представить себе не можете, насколько не! »)
«Сон был прекрасным, сэр! А вы позволите мне когда-нибудь еще… уснуть с вами на одной подушке? »
Фраза выглядела ужасно двусмысленно, особенно с точки зрения человеческой составляющей Снейпа, но Гарри не смог удержаться. Сон действительно был прекрасен.
Если бы драконы умели краснеть, то, надо думать, перед Поттером сейчас сидел бы Красный дракон… Повисло странное молчание. Гарри думал: проклянет его Снейп прямо сейчас или сначала выскажет все, что думает об его умственных способностях и сексуальных наклонностях? Неожиданно дракон наклонил голову и очень аккуратно уместил ее на правом плече Поттера (Поттер чуть не упал). Тихо-тихо выдохнул прямо в ухо (во всяком случае, выглядело это именно так):
«Всегда, когда захотите».
Гарри Поттер давным-давно не верил в чудеса. Но отчего-то ему показалось, что сейчас он стал свидетелем одного из них.
***
Весь длинный-длинный день его не покидало ощущение чуда. Это было как раз то самое ощущение чуда, какое испытывают маленькие дети накануне Рождества, когда елка уже одуряюще пахнет в гостиной, и все положенные стеклянные шары, лошадки и ангелочки заняли свои места на колючих ветках, и отражения свечей мерцают в них, как в крошечных волшебных зеркалах. Когда от мишуры и разноцветного дождя рябит в глазах, а сердце замирает, само не зная отчего. И добрый старик с седой бородой летит по небу на оленьей упряжке.
Ощущение чуда не покидало Гарри Поттера, пока он стоял под ледяным душем в своем неуютном домике, (который почему-то в последнее время стал еще более неуютным, чем был на самом деле, и возвращаться в него не хотелось). Когда пил свою законную чашку крепкого утреннего кофе. Когда по горной тропе взлетал обратно в драконью пещеру. Когда стремительнее домового эльфа разделывался с каждодневной уборкой и готовкой. И даже, когда протянул дракону склянку, сияющую многоцветными переливами радуги, чудо было с ним. Потому что чудеса приходят и уходят, когда им вздумается.
«Не боитесь, сэр? » - Гарри и сам не заметил, как задал дракону вопрос, на который в прошлой жизни у Снейпа нашлось бы много пренеприятнейших ответов: один болезненнее другого.
В этой жизни профессор просто ответил: «Нет», - и в один глоток выпил содержимое радужного фиала.
Сначала ничего не происходило. Потом дракон всей своей огромной тушей рухнул на землю, так что затряслись даже стены пещеры. Последней с размаху ударилась об пол драконья голова. Это было очень страшно. Гарри не сразу понял, что именно ему напоминает бьющийся в конвульсиях дракон. Тем более, что одновременно приходилось решать сразу две насущных проблемы: уворачиваться от ударов мощного хвоста и всем телом пытаться зафиксировать драконью голову, защищая ее от повреждений. Но даже и так вскоре стало очевидно: это было до боли похоже на заклятие «Круциатус», только в куда большем, драконьем масштабе. Исхитрившись вытащить палочку, Гарри попытался применить невербальное «Фините Инкантатем», но у него ничего не вышло. То ли потому, что дело было вовсе не в непростительном заклятии, то ли «Фините» не поддавалось невербальной формулировке, но судороги продолжались еще несколько бесконечных минут, прежде чем пойти на спад. В конце концов, пусть и очень медленно, постепенно, одна за другой, стали расслабляться мышцы, уходить напряжение, успокаиваться дрожь.
Гарри сидел на полу пещеры, прижимая к себе огромную голову дракона, и из глаз его градом текли слезы, про которые он очень спокойно сказал себе, что это – всего лишь нормальная реакция на стресс, а не то, что можно подумать со стороны.
«Ну, что вы, Поттер, - услышал он, наконец, очень тихий голос дракона, - не переживайте. Никто ничего такого и не подумает…»
«Живой! » - обрадовался Гарри, только слезы почему-то потекли еще сильней.
«Куда я от вас денусь…»
«Позвать врача, профессор? »
«Поттер, не разводите панику! Нормальная реакция организма на мощную дозу преобразовательной магии. А вы что хотели? »
Гарри чуть не поперхнулся от негодования:
«Нормальная?! Это – нормальная?! Да некоторые «круциатусы» выглядят менее жутко! »
«Ну, понятно, - вздохнул дракон. – Вы, Поттер, у нас большой специалист по «круциатусам»! »
«Специалист- не специалист, - обиделся Гарри, - а покойный Лорд ознакомил однажды во всех подробностях, да и за время службы раз пять прилетало… И со стороны видеть приходилось. Не хочу больше. Хватит. Заканчиваем лечение, профессор».
«Это вы сейчас, Поттер о моем лечении? То есть я должен навсегда отказаться от надежды на полет, только чтобы поберечь ваши трепетные нервы? »
Гарри снял очки, тщательно протер их полой футболки, снова надел. Этот нехитрый ритуал почему-то всегда помогал ему сосредоточиться.
«Так будет каждый раз, профессор? »
«Судя по записям мисс Лавгуд, с каждым разом эффект сопротивления будет уменьшаться и к концу лечения совершенно сойдет на нет. Вы вообще до конца прочитали то, что написала ваша подружка, Поттер? »
Гарри захотелось пойти и побиться головой о стену пещеры. Фестрала-то он и не заметил…
«Но, профессор… Вы уверены, что справитесь? »
Вздох…
«Поттер, вы всерьез полагаете, что при моем образе жизни со мной никогда не случалось ничего хуже, чем какой-то жалкий «Круциатус»? »
«Значит… Продолжим? »
Гарри встал, отряхнул джинсы, огляделся по сторонам. Уборку можно было начинать сначала.
«Принесите воды, Поттер, - попросил дракон. – Сам я сейчас не доползу…»
У Гарри чуть было снова не потекли слезы. От стресса. Слышать, как профессор Снейп признается в собственной слабости, да еще и Поттеру, было до боли непривычно.
Он принес дракону напиться в слегка покореженном тазике, потом трансфигурировал из какой-то не подлежащей восстановлению рухляди губку. Настоящую морскую губку. (Гарри видел такие в маленьких греческих лавочках, куда так любила заглядывать Джинни во время единственного совместного отпуска на острове Крит). Губка забирала добрую половину ведра воды, но при этом очень бережно стирала грязь, пыль и кровь с драконьей шкуры.
«Хорошо, что дракон – не человек, - как-то отстраненно подумал Гарри, промывая очередную царапину. – Человек бы после такого сутки приходил в себя, если бы выжил. А дракон ничего… только нервно дергает шкурой в ответ на прикосновения…»
«Теперь – мазь, Поттер» - от привычки руководить Снейпа, очевидно, не мог избавить даже полноценный драконий «Круциатус».
Гарри хмыкнул. Но мазь принес. Обошел зверюгу справа, пододвинул поближе свежевосстановленную табуретку, (все-таки до крыла дракона просто так дотянуться было довольно проблематично), открыл керамический горшочек с радужной мазью. (С некоторых пор у Поттера образовалась небольшая идиосинкразия на все, связанное с мерцающими радужными переливами, но спорить со Снейпом он не решился). Мазь по консистенции походила на подтаявшее мороженое, была холодной и по-прежнему пахла фруктами.
Зачерпнув совсем чуть-чуть, чтобы быть готовым к любым подлым неожиданностям, Гарри начал аккуратно втирать ее в основание драконьего крыла, в мышцы вокруг, в старый корявый шрам. Дракон, сначала нервно дернувшийся от ледяного прикосновения, расслабился и явно получал удовольствие от процесса. Гарри решился добавить в ладони собственной магии, как учила Луна. К его немалому изумлению, дракон замурчал, будто огромный черный кот.
«Сэр?.. »
«Мерлина ради, Поттер, не останавливайтесь! – выдохнул Снейп. – Мы с драконом вам искренне благодарны».
Улыбаясь, Гарри продолжил массаж: поглаживание плавно перешло в растирание (пальцами, ребром ладони и кистью), затем – разминание (сжатие, надавливание, сдвигание, - помним, аврор Поттер! ) - и закончил нежнейшим трепетом вибрации, от которого дракон издал странный, почти эротический, стон, чтобы снова перейти к нейтральному поглаживанию.
***
Остаток дня Гарри просидел рядом с пребывающим в расслабленной неге драконом, читая ему вслух и травя аврорские байки. А вечером, после кормежки (у дракона внезапно прорезался зверский аппетит), нехотя попрощался и отправился домой.
Дома было пусто и холодно, несмотря на май месяц, теплый душ и горящие дрова в очаге. Скрипучая кровать была приспособлена для сна значительно хуже, чем драконий хвост. Сон не желал приходить, наплевав на тщательно пересчитанных драконов, а когда пришел, почти под утро, принес с собой привычные кошмары про падение в бесконечную бездну.
Встал Поттер, вздернутый на ноги истеричным дребезжанием будильника, невыспавшийся и злой. Предстоящее повторение процедуры с зельем оптимизма не внушало. Зато, как ни странно, сеанс магического массажа радовал.
Дракон встретил у входа в пещеру поразительно бодрый и отдохнувший. Даже традиционное: «Доброе утро, Поттер», - прозвучало на удивление радостно, с какими-то совершенно не снейповскими интонациями.
«Как вы, сэр? » - быть любезным сегодня получалось у Поттера почему-то крайне плохо.
«Готов к новым свершениям».
«А я, кажется, нет», - буркнул Гарри, углубляясь в недра пещеры и принимаясь за уборку.
Разумеется, Снейп не мог деликатно проигнорировать поттеровское дурное настроение и приперся следом.
«Не выспались, Поттер? Дурные сны? »
«Вы даже не представляете, насколько…»
«Значит, сегодня будете спать здесь».
Гарри вздрогнул. Казалось, дракон просто констатировал факт: если для нормального сна Поттеру следует предоставить в качестве лежанки собственный хвост, значит Поттер этот хвост получит. Ибо невыспавшийся Поттер – зло, почище воскресшего Волдеморта. (Но где-то на заднем плане все-таки мелькнула тайная догадка: не в борьбе со злом и не в высшей справедливости дело. В чем-то другом, Поттер, в чем-то другом). Ночной бессонный холод начал медленно отступать. Над долиной расправляло свои лучи сияющее майское солнце.
***
Второй прием зелья действительно прошел чуточку легче. Или это Гарри так показалось, потому что он уже был морально готов к жутковатым побочным эффектам магического лечения. Да и материально был тоже – готов. Положение сильно облегчила мягкая, трансфигурированная из все той же бесценной серой тряпки, перина гагачьего пуха, на которую Гарри перед приемом лекарства уложил дракона, несмотря на его злобное бухтение. («Поттер, я не старая дряхлая леди, чтобы закапывать меня в перья!!! ») Голову дракона, понятное дело, опять пришлось удерживать изо всех сил, потому что мощная шея так и норовила вывернуться из цепкого аврорского захвата, а Поттеру ужасно не хотелось проверять череп профессора Снейпа на крепость при помощи удара о каменный пол.
Зато, когда все, наконец, закончилось, у него получилось не скатиться в очередную тихую истерику со слезами и соплями, чем Гарри нимало гордился. Просто сидел и ждал, когда дракон придет в себя.
А услышав: «Все в порядке, Поттер, я жив», - просто встал и пошел к озерцу: умыться и намочить губку в свежей проточной воде. И немного побыть одному. Просто так.
Зато ночью ему опять снились «драконьи сны».
И на следующую ночь. И на следующую. В конце концов, ему стало казаться, что так было всегда.
Гарри Поттера становилось все больше в драконьей пещере. Рядом с зельедельческим столом обосновался тяжелый кованый сундук с личными вещами Гарри Поттера. (Потому что далеко не всегда получалось забежать утром в одинокий коттеджик, чтобы переодеться). Возле озерца в специальном углублении нашли свое место мыло, зубная щетка и паста, а рядом свернулось небрежно брошенное полотенце. Любимая кофейная кружка расположилась на полке в компании многочисленных пробирок, колб и фиалов.
Дни летели стремительной чередой, в чем-то очень похожие один на другой, а в чем-то, почти неуловимом, отличаясь друг от друга, как снежинки в зимней метели. Солнце грело все жарче. Дни становились все длиннее. Драконий организм все легче справлялся с очередной порцией радужного зелья. Драконье крыло постепенно обретало подвижность. Гарри едва не напился на радостях в тот день, когда передняя кромка крыла впервые натянулась и дрогнула под его пальцами. И это было как раз то самое маленькое чудо, которое сделало значительно менее болезненным процесс приготовления каждой последующей порции зелья.
Несколько раз заходил Чарли. Со всей возможной тщательностью осматривал дракона, игнорируя показательно-злобные взгляды Снейпа (в лучших традициях Хогвартса), демонстративное подрагивание хвоста и кровожадное фырканье. Напоследок одаривал Гарри крепким рукопожатием и коротким: «Молодец. Держись».
Один раз Южный ветер принес Луну, которая осчастливила Гарри целым ворохом дополнительных рекомендаций, а дракона - ласковым щебетом и традиционным поцелуем в нос.
Пришлось возобновить занятия по легилименции. То ли дело было в магических свойствах радужного зелья, то ли в сне «на одной подушке», но профессор все чаще слышал даже те мысли Гарри, которые не предназначались для «публичного просмотра». И Поттеру даже страшно было подумать, что еще мастер копания в мозгах при желании мог совсем ненароком выловить в непутевой голове бывшего героя. Интересно, что предложение продолжить занятия легилименцией исходило именно от профессора. Сначала Гарри, помня о банке с сушеными тараканами, сильно опасался за свое здоровье и жизнь, потому как возможностей нанести моральный и материальный ущерб Поттеру у Снейпа-дракона было куда больше, чем в свое время у Снейпа-человека. Но все, как ни странно, обошлось. Может, Поттер повзрослел и научился лучше контролировать свое сознание, может, профессор перестал применять к Поттеру средневековые пыточные методы, но, избавившись от застарелой ненависти, они легко и просто шли навстречу друг другу там, где раньше зияла непреодолимая бездна.
Иногда по ночам Снейп выволакивал Поттера на «свежий воздух», чтобы посмотреть на звезды. Разумеется, в словаре мрачного профессора не было слова «любоваться», но Гарри именно что от души любовался и звездной роскошью ночи, и черным силуэтом дракона на фоне завораживающего переплетения созвездий. И надо всем этим плыл негромкий голос профессора Северуса Снейпа, который рассказывал древние легенды о происхождении этих созвездий своему единственному ученику.
Заканчивался июнь. Внизу, в долине, отгорели костры Литы, и, должно быть, отцвел папоротник. Гарри с драконом смотрели на шумное веселье с площадки возле пещеры и не испытывали ни малейшего желания спуститься вниз. Близко-близко подобрался июль, а с ним и день рождения, который, с некоторых пор, не вызывал у Гарри ровно никаких положительных эмоций. Причем, учитывая, что в этот раз ожидалась вполне себе круглая дата, отсидеться в подполье и тихо мирно напиться в одиночестве даже Герою представлялось задачей невыполнимой. Нужно было срочно что-то решать. Решать ничего не хотелось. Хотелось, чтобы летние дни продолжали, как бусины, нанизываться один за другим на нитку жизни, чтобы ничего не менялось. Чтобы все было, как есть. Чтобы не было ни прошлого, ни будущего, а только «здесь» и «сейчас». Чтобы застыть, как в янтарной капле застывает навсегда неосторожная мушка из какого-то древнего периода. В кои-то веки Гарри был счастлив. У него, в сущности, было все, что нужно человеку для счастья: дом, работа, близкий человек рядом. И ничего, что этот близкий человек был драконом. И даже ничего, что близкого человека звали Северус Снейп. Гарри это отчего-то с некоторых пор совсем не напрягало. А вот необходимость принимать решения – напрягала. Но не прятаться же, в самом деле, трусливо за драконью спину от тех, кого ты всю свою жизнь считал друзьями. Это было как-то… В самом деле, как ни крути, требовалось срочно что-то решать.
***
Через две недели, когда оттягивать объяснения дальше стало просто невозможно, Гарри решился. Разговор вышел предсказуемо-неловким.
«Профессор, у меня скоро день рождения».
Совершенно равнодушно:
«В самом деле, Поттер? »
«Врет», - подумал Гарри. И про равнодушие врет. И про то, что не знает. Благодаря каждодневной свежей прессе, проблем с календарем у профессора давно не было. И он отлично помнит, когда именно день рождения проклятого Поттера. Но почему-то врет. После нескольких месяцев довольно плотного общения Гарри всегда каким-то шестым чувством научился узнавать профессорскую ложь. Только обижаться на эту ложь давно разучился. Внутри пульсировал маленький колючий сгусток тепла, имени которого Поттер не знал.
Подумал нарочито громко;
«Желаете играть в игры, профессор? Не наигрались? »
«Не поверите, Поттер, - ехидный смешок, - не наигрался. Особенно с вами. Так что там с днем рождения? »
Дракон расслабленно валялся у входа в пещеру, где теперь предпочитал проводить большую часть своего времени. Гарри его отлично понимал. Только полный мизантроп и затворник смог бы предпочесть горному простору, воздуху и солнцу затхлое пространство мрачной пещеры. Вот только ужасно интересно: когда это Снейп вдруг перестал быть мрачным мизантропом и затворником? Неужели, когда стал драконом?
«Поттер, не отвлекайтесь. Не таким уж я был мрачным занудой при жизни».
«Вы просто не видели себя со стороны! Цветы вяли в вашем присутствии, сэр! »
«Это они не выдерживали сияния вашего величия, Поттер».
Весь этот обмен колкостями выглядел бы куда более достоверно, если бы голова Поттера не покоилась совершенно бесстрашно на грациозном изгибе драконьей шеи, а тушка Поттера не восседала, словно в мягком кресле, в уютном кольце драконьего хвоста.
«С тех пор сияние слегка поблекло… Надеюсь. День рождения – традиционно – тридцать первого июля, в субботу».
«А чего вы хотите от меня, Поттер? Созывайте своих веселых друзей и ликуйте на здоровье. Давно пора прервать ваше затянувшееся отшельничество».
«Нет никакого отшельничества, сэр. И не так уж много друзей».
«Никакого отшельничества? Правда-правда? Когда вы в последний раз летали на метле? Были в гостях? На свидании с девушкой? На свете еще существуют девушки, Поттер! »
Это было, что называется «не в бровь, а в глаз». С девушками в последнее время откровенно не ладилось. Одна только мысль о том, чтобы ухаживать за кем-то при помощи переписки, отбивал всякое желание ходить на свидания. Если уж Джинни не выдержала совместной жизни с инвалидом…
В гости… В гости он ходил. Например, к Чарли. Раза два. (Будь честен с собой, Поттер! ) Один раз был в Лондоне у Рона с Гермионой. Ему там не понравилось. Что-то поселилось в этом, прежде таком милом и уютном, доме, что-то… неправильное. (Натужное веселье Рона? Потухшие глаза Гермионы? ) Раньше бы он непременно спросил: «Да что с вами такое? » А сейчас… Сейчас он и сам далеко не всем был готов делиться со своими друзьями. Наверное, они просто выросли.
Да, еще раз в две недели встречался с детьми. Бурная светская жизнь: билеты на квиддич. Мороженое от Фортескью. «Волшебные вредилки Умников Уизли». Веселье до упаду. И каждый раз кто-нибудь из сыновей обязательно задавал вопрос: «А когда вы с мамочкой помиритесь? » «А мы и не ссорились, заяц…»
Вот метла… Метла честно пылилась под кроватью в домике с деревянными ставнями. Почему под кроватью? – Гарри и сам не знал. Почему пылилась? – Не только ведь потому, что летать на метле в небе, где власть принадлежит драконам, казалось не очень правильным с точки зрения инстинкта самосохранения. Прежнего безбашенного Поттера это бы вряд ли остановило. Прежний безбашенный Поттер жить не мог без полетов. А нынешний Поттер слишком хорошо знал, что такое настоящий полет. Без метлы, без ограничений. Даже без земного притяжения. Будь они прокляты, «драконьи сны»! Метла была обречена пылиться под кроватью.
Что вы еще там говорили, профессор?
«Ликование мне обеспечено независимо от моих желаний, профессор. Главное - ограничить круг ликующих. А то от заповедника останутся одни веселые воспоминания. Но вас я пригласить не смогу».
«Поттер! Конечно, не сможете! Даже если бы с крылом все было в порядке, как вы представляете себе появление дракона на вашем празднике жизни? Гости в срочном порядке и в предынфарктном состоянии аппарируют в неизвестном направлении».
«Очень не хочется праздновать без вас, профессор. Как-то это выглядит… неправильно».
«Придумали тоже! – дракон казался польщенным. – У меня и подарка-то нет для такого случая, Поттер».
У Гарри нервно дернулось правое веко:
«Вот при чем здесь, скажите, подарок? Я что, гостей исключительно ради подарков приглашаю? »
«А зачем приглашают гостей, Поттер? – ехидно полюбопытствовал дракон. – У меня как-то не очень сложилось в жизни… с этикетом. Покойный Темный Лорд, разумеется, гостей приглашал по самым разнообразным поводам, но не думаю, что это – ваш случай».
«А как вы праздновали свои дни рождения, профессор? »
Снейп помолчал. Посопел носом. Закрыл глаза. Гарри понял, что наступил на какую-то болезненную мозоль.
«По-всякому, Поттер. Иногда – в лаборатории. Иногда – в классе. Иногда – под «круциатусом». Не знаю, какой вариант предпочтительней… Последний, пожалуй, самый незабываемый».
Гарри попытался представить: за всю жизнь – ни семьи, ни друзей. Работа – и Темный Лорд. И Гарри Поттер – в качестве персонального кошмара.
«Следующий ваш день рождения будет совсем другим. Я обещаю, сэр».
«К моему дню рождения, Поттер, вас здесь уже не будет. Не давайте обещаний, которые не сможете выполнить».
Гарри как будто подкинуло. Он одним прыжком выбрался из драконьего кресла и пристально посмотрел ящеру в глаза. Подколы – подколами, но это уже был откровенный наезд.
«При всем моем уважении, сэр, вы несете чушь. Никуда не собираюсь исчезать ни до вашего дня рождения, ни после».
«Вы даже не знаете, когда у меня день рождения, Поттер».
«Девятого января, сэр. Разве нет? »
Снейп молчал.
«Не знаю, почему вам кажется, что я должен исчезнуть из вашей жизни, профессор, но... Забудьте. Навсегда забудьте. От меня очень трудно избавиться, поверьте мне. И, кстати, я всегда держу свое слово».
Дракон поспешил сменить тему:
«Так что там с вашим днем рождения, Поттер? Зачем, по-вашему, приглашают гостей? »
«Чтобы общаться, сэр. Вместе посидеть за столом, вкусно поесть, выпить, вспомнить что-нибудь веселое – и не очень. Поговорить о важном. Или о пустяках. Пьяными голосами петь песни. Травить анекдоты. Признаваться в вечной любви».
Дракон мечтательно вздохнул.
«Хорошо говорите, Поттер. Хочется попробовать…»
Гарри всегда знал, при желании может уболтать кого угодно. Даже Снейпа. Он прекратил мерить шагами площадку перед пещерой, забрался обратно в свое «кресло» и подтянул колени к подбородку.
«Тогда… вот. Мое предложение, сэр. Никто не мешает нам с вами устроить собственную вечеринку. Для двоих. С жареным на углях мясом. С хорошим запасом «цуйки». С пьяными песнями при луне. Я бы счел это вполне адекватным подарком с вашей стороны, сэр».
Каким-то совсем человеческим жестом дракон поскреб камень когтем правой передней лапы. Было очевидно, что решение дается ему непросто.
«Когда? »
«Что если за неделю? Двадцать четвертого? »
«Заранее дни рождения не празднуют, Поттер. Примета плохая»
Гарри улыбнулся. Коварный План Поттера работал. Пришло время домашних заготовок:
«А мы сделаем вид, что день рождения здесь совершенно ни при чем. А празднуем мы…»
«День рождения Александра Дюма? » - подсказал дракон.
Гарри подозрительно нахмурился:
«Кто такой этот Александр Дюма? Ваш друг? »
«Поттер, нельзя же быть таким дремучим! Александр Дюма – великий маггловский писатель».
«Вы же не читаете беллетристику, сэр! »
«Дюма – это классика, а не беллетристика, чтоб вы знали, Поттер! »
«Ладно, - примирительно согласился Гарри, - закончим читать Конан-Дойля, возьмемся за этого вашего Дюма. Но пока что я категорически не желаю отмечать его день рождения».
«Тогда придумывайте сами», - кажется, дракон слегка обиделся.
Но Гарри не зря в свой последний приезд в Лондон перелопатил мерлинову кучу справочной литературы:
«А вот! 24 июля 1790 года во Франции впервые в истории было документально зафиксировано падение метеорита на Землю. Это нам подходит? »
«Метеорит? Во Франции? – Снейп ухмыльнулся. – Поттер, вы меня пугаете. Такой могучий всплеск интеллекта – явно не к добру».
«В Юго-Западной Франции, сэр, близ гасконского городка Барботан, в департаменте Жер, о чем сразу же была оповещена маггловская Академия наук и сделана соответствующая запись в летописях Шарм-Батона».
«Вы меня убедили, Поттер. Метеорит. За это стоит выпить».
Теперь оставалось выяснить только одно:
«А драконы пьют «цуйку», сэр? И как у них строятся отношения с жареным мясом? »
«Драконы – не знаю, Поттер. А у меня и с тем и с другим просто прекрасные взаимоотношения. - Дракон внимательно оглядел свое двадцатипятифутовое тело и добавил: - Но только всего побольше».
***
Весь день двадцать четвертого июля Гарри готовился к празднику. Как-никак – первый официально зафиксированный в истории метеорит. Это вам не день рождения какого-то дурацкого Поттера!
Прибравшись в пещере и накормив дракона, («До ужина далеко, профессор! »), отправился за «цуйкой». Три ящика «цуйки» были самым аккуратным образом отлевитированны в пещеру, туда же отправились огурцы, помидоры и пучки ароматных трав: укроп, базилик, кинза… Затем настал черед баранины.
Полдня они с Чарли жарили баранину на углях. Чарли уверял, что таким количеством можно накормить целый отряд голодных авроров и любопытствовал, сколько гостей ожидает Поттер. Гарри загадочно молчал. Но вопрос: сколько жареной баранины влезет в среднего размера гебридского черного? – оставался открытым. Ответ мог дать только глубоко научный эксперимент, каковым Гарри и предполагал заняться нынче вечером. Когда мясо приготовилось, его сложили в огромный контейнер, добавив на всякий случай заклятие стазиса, контейнер уменьшили, и гордый Поттер пошел домой переодеваться. Есть хотелось неимоверно. Нельзя сказать, чтобы во время готовки некоторые кусочки мяса не нашли свое успокоение в желудке повара, но все же Гарри старался сдерживать свои поедательские инстинкты. Как-то негоже приличному хозяину держать гостей впроголодь, а самому втихаря обжираться на кухне.
Ему все еще казалось невероятно странным, что он будет отмечать свой тридцатый день рождения в компании Северуса Снейпа. И в то же время почему-то это казалось невероятно правильным.
Гарри принял душ, вымыл голову и в меру своих слабых сил попытался изобразить из отросших за последнее время волос некое подобие приличной прически. Потом плюнул и махнул рукой. Но выглядеть все же хотелось прилично. Нескончаемый запас разномастных футболок с эмблематикой «Пушек Педдл» к случаю явно не подходил. Выход виделся только один: зеленая шелковая рубашка, подаренная Гермионой на предыдущий день рождения, так ни разу и не надеванная с тех пор. (Ибо поводов для ликования как-то в последний год не наблюдалось). Гарри полез в комод.
Зеленая шелковая рубашка («Под цвет глаз! » - смеялась Гермиона) нашлась на самом дне самого нижнего ящика. А еще там нашлась кроваво-красная книга с надписью потертым золотом: «Сказки о драконах».
«Гермиона! – подумал Гарри. - Ты - моя мойра! Или как там древние именовали своих богинь судьбы? Надо спросить у Снейпа».
С некоторых пор вся его жизнь оказалась странным образом связана с одним-единственным человеком. «Спросить у Снейпа», «рассказать Снейпу», «обсудить со Снейпом». Это, пожалуй, было еще страннее, чем общие сны или каждодневное пробуждение в кольцах драконьего тела.
Гарри взял книгу, уменьшенный контейнер с мясом, напоследок поймал свое отражение в пыльном зеркале около входа. Почему-то глаза за стеклами очков смотрели испуганно.
«Не смей раскисать, - холодным тоном, какой раньше использовал для выволочек проштрафившимся подчиненным, велел себе Гарри. – Иначе проклятый дракон сожрет тебя с потрохами. Это всего лишь День метеорита – и ничего больше».
Зеленый шелк рубашки, перекликающийся с цветом глаз, почему-то утверждал обратное. Гарри не обратил внимания.
***
У входа в пещеру горел костер.
Хлипкие веточки, которых Поттер – хвала Мерлину! – заготовил в достаточном количестве, жарко потрескивали, придавая вечеру какое-то совершенно особенное настроение. Казалось, привычный мир исчез, растворился во времени и пространстве, и остался вот только этот островок, на котором – плечом к плечу – сидели человек и дракон, и совсем не страшный провал пещеры темнел за их спинами, обещая убежище и покой, и бескрайний купол неба был истыкан россыпью только-только начавших проклевываться звезд.
Самое забавное, что Гарри и Снейп так и не притронулись к «стратегическим запасам»: у них было дело поважнее. Они читали сказки. Если бы кто-нибудь раньше сказал Поттеру, что однажды он, в компании профессора Снейпа, будет совершенно на трезвую голову взахлеб читать сказки о драконах, то Гарри собственноручно сдал бы фантазера в Святого Мунго. Совершенно же очевидно, что бедолагу настигла страшная зубастая белочка, и ему потребен усиленный курс детоксикации. Но реальность… Поттеровская реальность всегда отличалась некоторой извращенностью. Чего уж говорить о реальности профессора Снейпа! Так что они вот уже второй час читали сказки, лишь изредка прерываясь, чтобы подбросить в костер очередную порцию хлипких веточек. Гарри начинал думать, что в жизни профессора со сказками было ничуть не лучше, чем в его собственной. У Снейпа глаза горели азартом естествоиспытателя, как будто перед ним была не детская книжка сказок, а рецепт нового зелья, способного спасти или погубить мир. «Сказка о страже сада Гесперид», «О разрушителе корней мироздания», «О деве, не убоявшейся морской пучины».
А потом…
«Сказка о Драконе и Принцессе».
Начиналась она, как добрая половина всех на свете сказок:
«Когда-то давным-давно, когда люди еще верили в волшебство, жила-была на свете Принцесса».
Гарри сделал паузу и посмотрел на дракона: тот откровенно блаженствовал, подставив бок огню и прикрыв глаза.
«И никто не назвал бы ее прекрасной, потому что она была самой обыкновенной девушкой: не высокая, не низкая, не толстая, не худая, не злая, не добрая. Только для одного бедного Рыцаря из свиты была она воистину прекрасна. Но даже в те далекие времена бедные Рыцари не могли жениться на принцессах. И когда Король, ее отец, сговорился выдать ее за Принца из соседнего королевства, бедный Рыцарь ехал среди тех, кто провождал Принцессу в чужую страну. Там, в самом прекрасном Соборе, среди толпы радостных горожан сам Архиепископ соединил Принца и Принцессу святыми узами брака. И если у Рыцаря в тот миг не остановилось сердце, то только потому, что он знал: нельзя бросать Принцессу совсем одну в чужом королевстве. Эту милость он выпросил для себя у Короля-Отца, когда покидал Родину: остаться рядом со своей госпожой, дабы заслонять ее от опасностей и покушений. Так и случилось. Шли годы. После смерти родителей Принц стал королем, а Принцесса королевой. А Рыцарь служил молодой Королеве так же верно, как раньше служил Принцессе.
И однажды Король вызвал к себе Рыцаря и сказал: «Я ухожу в далекий поход и не знаю, когда вернусь. Защищай мою жену, свою Королеву, как будто от этого зависит твоя жизнь. Если с ней что-нибудь случится, первым умрешь ты».
И Рыцарь ответил: «Я буду защищать вашу жену и свою Королеву, сир, как будто от этого зависит моя жизнь. И даже если я умру, с ней ничего не случится».
Королю понравились эти слова, и он милостиво кивнул.
А на следующее утро Король и его верные вассалы отправились в Крестовый Поход. А Рыцарь остался защищать свою госпожу.
Только никто в том королевстве не знал, что Король вовсе не любит свою законную супругу и искренне желает ей смерти. Едва выехав за ворота королевского замка, он призвал к себе самого искусного убийцу, которого только смог найти в своей земле, и сказал:
«Пусть молодая Королева умрет от руки злодея-сарацина».
И передал Убийце кошелек с сотней золотых монет.
И Убийца в черном кивнул.
А на следующий день, когда молодая Королева гуляла по саду, с высокой дворцовой стены слетели к ней три сарацинских стрелы. Прямо в грудь молодой Королевы летели они, не зная жалости. Но тут наперерез смерти кинулся молчаливый Рыцарь, сопровождавший свою госпожу во время ее одиноких прогулок. И три сарацинских стрелы нашли цель, а молодая Королева осталась жива, потому что вошли они в грудь Рыцаря, которому придворная мода не позволяла носить доспехи. Королева, крича и плача, вбежала во дворец, а убийца скрылся в начавшейся суматохе. Только вот, когда слуги пришли в сад, чтобы забрать тело благородного Рыцаря, тела в саду уже не было. Видимо, кто-то забрал тело раньше - так решили все и даже сама Королева.
«Ты обещал, что будешь всегда охранять меня, - сказала она. – А сам обманул. Что ж, выходит, никому нельзя верить в этом мире! »
Узнав о неудавшемся покушении на свою жену, Король был в ярости. Однако долг и Божья воля вели его в Крестовый Поход, и он не мог вернуться назад, чтобы защитить свою супругу от мести проклятых сарацин.
А ночью Убийца опять стоял в королевском шатре.
«Смотри, - сказал ему Король, - Королева должна умереть. Если она умрет, ты получишь еще сто золотых монет, а если нет – умрешь ты».
И Убийца, поклонившись, вышел.
На следующую ночь, когда теплый летний ветер колыхал белые занавески в окне королевской спальни, где спала молодая Королева, по стене башни полз вооруженный до зубов сарацин. Но едва он достиг окна и собрался впрыгнуть внутрь, как с неба упала огромная зловещая тень: черный, как смоль, дракон, словно возникший из самой ночи, схватил незваного гостя своими стальными когтями, поднялся с ним высоко-высоко в небо и изо всех сил швырнул вниз.
Случилось так, как сказал Король: Королева осталась жива, а знаменитый Убийца умер.
С тех пор так и повелось: Король на своем пути в Святую Землю выискивал самых коварных убийц, но стоило им только приблизиться к Королеве, как, откуда ни возьмись, появлялся огромный черный дракон и спасал Госпоже жизнь.
И однажды они встретились на берегу моря: Королева и ее Дракон. Дракон сидел на скале, и у ног его лежал труп поверженного врага, а из груди дракона торчал острый-преострый кинжал, что предназначался Королеве.
«Давай я помогу тебе, - сказала Королева. – Ведь ты столько раз спасал мне жизнь».
И Дракон преклонил перед ней голову, и дал вынуть кинжал, и позволил приложить к ране тончайший шелковый шарф Королевы.
«Кто же ты? - спросила Королева. – Я читала, драконы не любят людей».
И тогда Дракон заговорил. Королева никогда не слышала о говорящих драконах, но голос показался ей знакомым.
«Я приехал с тобой из земли, что ты звала своим домом. Но мой дом всегда был там, где ты. И я поклялся защищать тебя от любых бед, но не могу защитить от того, кто тебе ближе, чем твои сны».
И Королева поняла, что перед ней Рыцарь. Но не поняла, от кого он не может ее защитить, и почему стал драконом.
«Твой муж – твой злейший враг, - ответил дракон. – Он женился на тебе, чтобы когда-нибудь стать королем и вашего королевства. А любит он совсем другую женщину. Уезжая, он решил избавиться от нелюбимой жены, ведь никто не заподозрил бы в убийстве отсутствующего Короля. И тогда высшие силы сжалились над тобой, но не было ни одного свободного ангела-хранителя, и они послали вместо ангела – дракона».
Это было величайшее чудо всех времен, но в груди молодой Королевы бушевали обида и боль.
И она сказала:
«Убей моего мужа, Дракон. А я стану любить тебя вечно».
Дракон не поверил ей, но ведь защитить любимую можно было только так. И он кивнул.
Дракон взлетел в небо и помчался, словно ветер, к Святой Земле, а в руке Королевы остался шарф, испачканный его кровью – самый надежный оберег от всяческих зол.
Молодой Король уничтожил немало сарацин, и многие мавританские города пали к ногам его непобедимой армии. Но однажды, когда он ехал на своем тонконогом жеребце по дороге между скалами, с неба черной тенью упал дракон и убил его. А вся непобедимая королевская армия, остолбенев от ужаса, смотрела на гибель своего государя.
Тело Короля в просмоленном гробу привезли домой и похоронили в главном Соборе рядом с гробницами его венценосных предков. А молодая Королева, выждав положенный трауром срок, вышла за его Первого Маршала и жила долго и счастливо.
А Дракон поселился в пещере высоко в горах. Но каждый раз, когда какая-нибудь опасность угрожала его Госпоже, между опасностью и Королевой вырастала крылатая тень.
Потому что нет на свете твари вернее дракона. И если уж он полюбит, то на всю жизнь.
И когда Королева умерла в глубокой старости, в тот же день и час в черной горной пещере умер дракон, потому что ему некого было больше хранить».
На движущихся картинках, украшавших сказку, склонялся перед Принцессой, защищал ее от убийц, уничтожал злого Короля огромный дракон. Если точнее, гебридский черный.
Повисла пауза, показавшаяся Гарри практически бесконечной. Пожалуй, впервые в жизни он не знал, что сказать.
«Вот мы и поняли, Поттер, - вздохнул Снейп, – что держит меня на этой земле, и почему я стал драконом… Где там ваша хваленая «цуйка»? »
***
«Помните, Поттер, анекдот? «Объявление в " Ежедневном Пророке":
Сегодня школа магии и чародейства Хогвартс понесла тяжелую утрату. Скончался профессор зельеварения Северус Снейп. По многочисленным просьбам учеников и преподавателей похороны состоятся в 10. 00, 12. 00, 15. 30 и 18. 00»»
Гарри, не удержавшись, хихикает.
Снейп (скромно):
«Я сам его сочинил».
Гарри ржет в голос.
«Это один из самых моих любимых, профессор! А еще вот этот: «Северус Снейп: " Как хорошо, когда в хранилище много ядов! Пока решал, каким травить проклятого Поттера - одумался" ».
Теперь ржет Снейп.
«Не, Поттер, это не я, это Альбус, скотина, развлекался на спор».
Хорошая вещь – «цуйка»!
Особенно, если пить ее из серебряной чащи с рунической вязью по ободу.
Дракон заявил, что не желает, как какой-нибудь аврор, хлебать благородный напиток из бутылки, и потребовал подать ему чашу. Поттер и подал – со всем возможным уважением. Сосуд, становившийся во время приготовления радужного зелья вместилищем самых драгоценных магических субстанций, в этот раз вместил в себя целых две бутылки благословенной «цуйки» и при желании мог бы вместить и третью, но Гарри испугался, что такими темпами ящик опустошится чересчур быстро. Сам он без всяких излишних понтов пил из своей любимой кофейной кружки и не испытывал по этому поводу какого-либо дискомфорта. Кружка, конечно, вмещала гораздо меньше, чем серебряная чаша, но ведь и Гарри было далеко до дракона.
«Ну, Поттер, - очень серьезно сказал дракон пред тем, как первый раз приложится к чаше. – За День метеорита. Хорошо, что его сосчитали! »
Гарри вылил кубок в зубастую пасть и пододвинул поближе тазик с жареной бараниной.
Баранина, как и «цуйка», пошла «на ура». К третьему кубку дракон уже вовсю травил анекдоты про профессора Снейпа и первым ржал, даже если анекдоты были не смешные.
У Гарри от смеха наворачивались на глаза слезы. Впрочем, может быть, и не от смеха.
У Поттера алкоголь всегда вызывал очень странную реакцию: ему хотелось правды. В то время, как его собутыльники после очередной рюмки погружались в пучину обманов и вымыслов, находя в этом немалое утешение, проклятый Поттер начинал занудно докапываться до истины. Порой его пытались за это бить, невзирая на геройское прошлое, но вскоре оценили ужасающую бесперспективность подобного занятия: командиром отряда бывшего Героя назначили не за красивые глаза и не за былую славу. Так что вытерпеть достаточно долго пьяного Гарри мог только Рон, которому нечего было скрывать. (Во всяком случае во времена их бурной молодости это было именно так). И, как выяснилось, профессор Снейп. Которому тоже после очередной порции «цуйки» захотелось правды.
«Профессор! Можно, личный вопрос? »
Дракон весело зыркнул глазом.
«Поттер! Какие могут быть церемонии между теми, кто уже столько времени спит на одной подушке? Будем, как настоящие мужики, обсуждать подробности личной жизни? »
«Вроде того… - Гарри замялся. Одно дело – жаждать правды, и совсем другое – задавать интимные вопросы своему бывшему учителю и своему бывшему врагу. Да еще, к тому же, Северусу Снейпу. – Сэр, вы любили мою маму? »
Какое-то время дракон молчит, потом просит:
«Налейте мне еще, Поттер».
Содержимое серебряной чаши (Гарри уже не помнит, которой по счету) отправляется в бездонную пасть. Дракон закусывает бараниной. Поттер тоже пьет и закусывает. Главное в этом деле – правильная закусь. Иначе быстро упадешь под стол. Стола в наличии не наблюдается, стало быть, падать некуда. Но Гарри не хочет экспериментов. Он пьет и закусывает в правильной последовательности.
Наконец, дракон, видимо, приходит к какому-то определенному выводу:
«Закройте глаза, Поттер».
«Что? »
«Закройте глаза. Я хочу, чтобы вы не смотрели на дракона. Я хочу, чтобы вы видели меня».
Гарри устраивается поудобнее в привычно свернутом драконьем хвосте и закрывает глаза. Снейп. Профессор Снейп. Северус Снейп.
«Помните Омут Памяти, Поттер, и тот неудавшийся урок легилименции? »
«Мягко сказано, сэр».
«Я не знаю, Поттер, любил ли я вашу маму… Лили… Помните того некрасивого, похожего на вороненка мальчика в дурацкой одежде, который держал за руку самую лучшую девочку в мире? Это не было любовью. Но это было счастьем. У меня не было никого ближе Лили Эванс. У меня не было никого, кроме Лили Эванс. До тех пор, пока она не встретила вашего отца.
Джеймс Поттер хогвартского розлива был хорош, можете мне поверить! Он был весел, легок, остроумен. Ну и что, что чувство юмора у него было специфическое! Ведь он был таким… ми-и-и-лым. А я никогда в жизни не был милым. Я не любил людей, Поттер. Я их и сейчас-то не слишком люблю, если честно. И у меня не было никого, кто научил бы меня одеваться стильно. И у меня были только одни дурацкие кальсоны, которые я стирал под краном своими собственными руками при помощи куска дешевого мыла. Разве я мог конкурировать с Джеймсом Поттером? Но мне казалось, что уж она-то… Что она… Что она не предаст. А потом… Вы видели. Под деревом. Это было заклятие «Левикорпус». А придумал его Принц-полукровка. И тут же похвастался своей любимой девушке. Нет, все-таки, наверно, я любил тогда Лили Эванс. И вот этим-то самым «Левикорпусом» меня и подвесили вверх ногами…»
Гарри больно. Физически больно, как будто с него медленно-медленно снимают кожу. Он предпочел бы этого не слышать.
«Не надо, сэр».
«Всем нам иногда нужна правда, Поттер».
Гарри хочет сказать, что никогда в жизни больше не захочет правды. Пусть она сдохнет, ядовитая сука! Но ничего не говорит, только изо всех сил сжимает правую руку в кулак и прикусывает костяшки пальцев.
«Грязные кальсоны, Поттер, это – страшная сила! Никогда в жизни я не имел такого оглушительного успеха! Весь Хогвартс был мой. А она… она смотрела. И только спустя какое-то время решила… вмешаться. Вот скажите мне, если бы это вы висели вниз головой, а внизу стояла… мисс Уизли. Что бы она, по-вашему, сделала в тот момент? »
Гарри представил. Во всех кровавых деталях. И даже усмехнулся.
«Она бы их сначала убила. А потом закопала. Под тем самым деревом. Очень глубоко».
«Даже если бы это были… близнецы Уизли? »
«Этих бы она закапывала… с особым чувством».
«А если бы под тем деревом стояла мисс Грейнджер? ».
«Ничего бы не изменилось, сэр. Только сначала она бы вспомнила «Фините Инкантатем». А потом – закопала бы… нахрен».
«Вам повезло… Поттер».
«Мне повезло, - понял Гарри. - У меня есть друзья. У меня была женщина, которая меня по-настоящему любила».
Дракон слегка изменил положение тела, поскреб передними лапами землю. Гарри это почувствовал, даже не открывая глаз.
«Ну… А я просто перестал верить в это глупое слово «любовь». Любовь придумали поэты, Поттер. Нет такого зверя в природе. Пустота. Вакуум. И одно желание: причинить ей боль. Такую же. И даже сильнее. И одно только слово, которое надо выплюнуть, иначе попросту задохнешься: «Грязнокровка! » Так все и закончилось. И мне даже было плевать, когда проклятые кальсоны все-таки упали в траву».
Пауза, во время которой Гарри учится дышать заново. Мир, привычный и знакомый, рассыпается вдребезги и не желает собираться вновь. И Гарри не уверен, что хочет жить в таком мире.
«Дышите, Поттер! Дышите! «И это пройдет» - сказал великий маг Соломон. И это прошло. Я нашел, чем заполнить пустоту. Темные искусства отлично подошли для этой цели. И очень кстати подвернулся харизматичный новый лидер Том Реддл, с его наукой ненависти. Но… Я не хотел смерти Лили Поттер. Верите? »
Гарри кивает. Он видел. Полезная штука – Омут Памяти. И воспоминания, отданные перед смертью… Кстати… Воспоминания.
«Но ведь Дамблдор был уверен, что вы всю жизнь любили мою… Лили».
Снейп смеется. Не весело, но вполне искренне.
«А я его обманул. Старик так верил в любовь… Поддельный Патронус, пара-тройка слезливых признаний – и вот вам история Великой Любви. Обросла душещипательными подробностями и готова к употреблению в любое время дня и ночи. Зрители рыдают».
«Так точно. Рыдают, - Гарри зябко передергивает плечами. – Мне двенадцать лет снились эти… подробности. В кошмарах».
«Простите, Поттер. Вы шли умирать. Я не мог взвалить на вас еще и эту правду».
«Правда… А в чем у нас нынче правда, профессор? Про Лили я понял. Но… Зачем-то вы ведь вернулись драконом? Ради кого? »
«Страшный вы человек, Поттер! Видели маггловский танк? Вот так же прет вперед, скотина, и остановить его может только прямое попадание чего-нибудь… очень серьезного».
«Мне говорили про танк, сэр», - Гарри невольно улыбается, вспоминая озабоченное выражение лица министра Кингсли, когда взбешенный Поттер в очередной раз пер напролом в поисках истины.
«Стало быть, вас не остановить… - вздыхает Снейп. – Налейте мне тогда еще, что ли… На трезвую голову - столько правды…»
Гарри готов поспорить про «трезвую голову» после практически целого ящика шестидесятиградусной «цуйки», но кто его знает, тонкости драконьего организма!
Гарри выливает в пасть дракона очередную серебряную чашу, дракон залихватски кхекает и закусывает порцией баранины. Гарри следует его примеру: выпивает, кхекает и закусывает. Хочется по аврорской привычке занюхать рукавом, но рукав дурацкой шелковой рубахи категорически не подходит для занюхивания: это тебе не старый добрый полевой камуфляж!
Гарри как будто стоит на краю обрыва. Хочется кричать:
«Не надо правды! Пусть все остается, как было! »
Но как было, уже ничего не будет. И Поттер делает шаг вперед, в пустоту под ногами.
«Простите, сэр… Но я иногда думал…»
«Думали, Поттер? Не замечал за вами. Это явный прогресс».
Снейп огрызается как-то вяло, без обычного вдохновенного «огонька». Ему тоже не очень хочется шагать в эту пропасть.
Гарри плотно зажмуривает глаза, стараясь выкинуть из своего сознания образ огромного черного дракона. Рядом с ним, небрежно подогнув под себя одну ногу и обхватив руками острое колено другой, сидит Северус Снейп.
«Я думал: должна же у вас быть хоть какая-то… личная жизнь. Потом. После… Лили».
Снейп невесело усмехается, опускает голову так, что черные пряди скрывают лицо. Бормочет оттуда:
«Вот почему я должен вас терпеть столько лет, Поттер? За какие такие грехи? »
Вопрос риторический – и Гарри молчит. Он и сам, честно говоря, не знает, что ему за дело до личной жизни Северуса Снейпа.
«Разумеется, у меня была… личная жизнь. И даже довольно насыщенная».
Сальноволосый декан Слизерина – дамский угодник? Северус Снейп – бабник? Это не укладывается в голове.
«Но… сэр… Никто никогда не видел рядом с вами ни одной девушки…»
«Поттер… Ну почему у вас такое убогое воображение? Почему именно девушки? Рядом со мной, помнится, никто никогда не видел ни одного юноши… Это же не значит, что их не было».
Гарри чувствует, как мир начинает стремительно кружиться, точно маггловская карусель. Видимо, с «цуйкой» все-таки вышел перебор. Юноши? Профессор Снейп только что самым небрежным тоном признался, что он – гей?
«Ау, Поттер! Вы все еще с нами? Вас так шокировало мое признание? »
«Нет, сэр, но… Вы же действительно любили… Лили. Я не понимаю…»
Снейп откидывает с лица волосы, пристально смотрит в глаза. Глаза у него почему-то антрацитово-черные с вертикальным желтым зрачком.
«Есть такая штука, как выбор. У большинства из нас он обусловлен необходимостью продолжения рода. Иначе бы мир давно вымер. Но у меня… У меня, Поттер, не было ни малейшего желания продолжать свой род. А телу почему-то было плевать, какого именно пола партнер. Слыхали про подростковые гормоны, Поттер?.. Мужчины, в большинстве своем, гораздо честнее во всем, что касается секса. Они не используют свое тело для того, чтобы чего-то достичь: замужество, материальные блага, эмоциональное манипулирование. Для них есть только здесь и сейчас. И простое, как биение пульса: «Хочу». В ставке Темного Лорда все было очень просто, Поттер. Никто не думал о завтрашнем дне».
Гарри хочется убежать на край света. Или заснуть и, проснувшись, понять, что этого разговора никогда не было. Просто дурацкий сон. Но правда настойчиво бьется где-то под сердцем, стучит в висках, желая быть услышанной. Желая быть.
«Но ведь это не любовь, сэр».
«Конечно, не любовь», - легко соглашается Снейп, припадая губами к горлышку неизвестно откуда взявшейся бутылки с «цуйкой» и лихо выхлебывает пойло, совершенно по-аврорски – в несколько глотков.
Гарри трясет головой.
«Но ведь вы… что-то же такое все-таки было, раз мы разговариваем с вами сегодня? »
«Что-то такое всегда есть, Поттер».
«Он… был Пожирателем? »
«Почему был, Поттер? Он и есть. Помните: «Дракон умер, потому что некого было больше хранить»? Не Пожиратель, нет. Просто… мальчик».
«Мальчик… - зачем-то повторяет Гарри. Зачем? И так уже все ясно. – Он учился в Хогвартсе? »
«Учился… - Снейп расслабленно прикрывает глаза, запрокидывает голову и, кажется, погружается в сон. Затем снова начинает говорить: - Годы после возрождения Темного Лорда… Вы помните, Поттер? Тогда нам было совсем не до… любви. Но когда эта сука спрашивала разрешения? Я поймал себя на том, что не могу отвести глаз: он пишет, а я, старый дурак, смотрю… На наклон шеи, на выступ плеча, на движение кисти. На тень от ресниц. На то, как меняется его лицо, когда он улыбается. Когда хмурится. Впервые хотелось не… трахаться, а любить. Вы знаете разницу, Поттер? »
Гарри молча кивает.
«Вот… и я теперь… знаю. Это, когда в голове одна только мысль: «Живи! Живи! » А ему было всего шестнадцать. И он считал себя бессмертным».
«Вы сказали ему… сэр? »
«С ума сошли, Поттер? Как будто мне было жизненно необходимо добавить к своей славе убийцы и предателя еще и мрачную славу педофила-извращенца. Да и не понял бы он ничего, если честно. Вон, женился, семью завел… Мальчик мой».
Последнее Снейп шепнул одними губами. Но Гарри услышал.
(«Малфой, сука! А кто же еще. Недаром, едва выбравшись с того света, кинулся разглядывать колдографии! »)
«Вы… Познакомились с ним в Хогвартсе? »
«Я знал его всю жизнь. И защищал – как мог».
(«Точно – Малфой. Вон, и Дамблдора убил, чтобы твой драгоценный мальчик, не дай Мерлин, не запачкал своих лилейных рук! ». – Гарри хотелось плакать. Ввиду переизбытка «цуйки», не иначе. Но это действительно было безнадежно – такая любовь).
«Идите спать, Поттер. На вас смотреть больно».
«А вы, профессор? »
«А я еще… повспоминаю. Как-то… Не усну. Идите, Поттер. Соорудите себе спальник за ширмой, ладно? »
Спальник за ширмой… Боитесь увидеть на физиономии Поттера гримасу отвращения? Мы, суровые мужики, не спим, знаете ли, со всякими извращенцами. Не так ли?
Нетвердой походкой Гарри заходит в пещеру. Аврорский спальник он, похоже, может трансфигурировать себе даже в вовсе невменяемом состоянии. А вот с ширмой – сложнее. Да и то – если поднапрячься… Гарри и самому не хочется нынче видеть дракона. Не потому, что. А потому, что теперь до невозможности трудно увидеть именно дракона, а не Северуса Снейпа. Как будто профессор Снейп явился на карнавал, надев странноватый маскарадный костюм. Но мы-то знаем…
Гарри привычно забирается в спальник. Долго умащивается на жестком полу. Укрывается с головой, чтобы стало еще темнее, и мир, наконец, перестал покачиваться, как пьяный корабль. Говорит тихо-тихо, почти надеясь, что его не услышат:
«Спокойной ночи, профессор».
И получает в ответ насмешливое:
«И вам спокойной ночи, Поттер».
***
Утром Гарри встал с первыми лучами солнца. Приходилось признать, что прошедшая ночь была… познавательной. Дракон спал на площадке возле пещеры, вытянувшись во весь свой драконий рост, и, кажется, самым вульгарным образом похрапывал. От трех ящиков «цуйки», запасенных накануне, остались только пустые бутылки. От мяса не осталось ничего, кроме грязного контейнера.
«Знатно посидели! » - восхитился Поттер, аккуратно ликвидируя бутылки и приводя площадку в более-менее приличное состояние. Вряд ли кто из ныне живущих мог похвастаться, что общался с пьяным в дым драконом. С другой стороны, вряд ли кто из ныне живущих мог похвастаться, что общался с пьяным в дым Северусом Снейпом. Сам Гарри, однако, вопреки ожиданиям, чувствовал себя достаточно бодрым. А вот в каком состоянии проснется дракон… То есть Снейп… Решив не испытывать судьбу, Гарри отправился вниз, в долину, чтобы по возможности пополнить свои, и без того обширные, запасы «Антипохмельного».
Дома постоял под ледяным душем. Переоделся. Выпил кофе. Вроде бы, все, как всегда. Только вот было совершенно очевидно, что «как всегда» уже не будет. Потому что прошедший вечер изменил что-то важное – и совершенно непонятно: как теперь жить.
Потому что Гарри Поттер, на свою беду, верил в любовь. Не в ту любовь, о которой так любил поговорить в свое время покойный профессор Дамблдор. От любви, в которую верил Гарри Поттер, никогда не пахло лимонными дольками. Не особо заморачиваясь проблемами смысла жизни, считая их чем-то надуманным и лишним, он, тем не менее, точно знал: если ты готов за что-то умереть, значит, оно есть. Потому что, по большому счету, значимы только две вещи на свете: жизнь и смерть. И смерть – единственная на свете неразменная валюта. Единственная на свете достойная цена. Гарри Поттеру не нужно было объяснять, что из себя представляет смерть. Их знакомство было долгим и тесным. Но среди его окружения больше не было людей, обладающих таким же опытом. И вот теперь – Снейп. Не просто «замри-умри-воскресни-убей проклятого Лорда-живи долго и счастливо». Гарри не знал: хотел бы он жить вот так, в чужом теле, не имея ни малейшей надежды на что-то другое. Хранитель. Дракон. Жить затем, чтобы просто принимать на себя чужую беду. Нет, не чужую беду. Беду и боль того, кого любишь. И, возможно, никогда в жизни больше его не увидеть. Потому что очень сомнительно, чтобы в наш прагматичный век на ухоженную лужайку Малфой-мэнора мог спокойно приземлиться огромный дракон. Оставалось надеяться, что проклятый Малфой в последнее старался не попадать ни в какие кровавые переделки, иначе дракону пришлось бы плохо. И, кстати, что там с Малфоем случилось год назад? Гарри тогда, по большей части, обретался в больнице и не очень внимательно следил за новостями светской тусовки. Тщательно скрываемое покушение на акулу магического бизнеса, о котором не знал даже Аврорат? Все может быть. Большой бизнес – опасное болото, лучше туда не соваться без острой необходимости. Но сунуться очень хотелось. И… Кажется, Гарри знал, что подарит себе на день рождения.
А еще… Пора было линять из пещеры. Никакой окклюменции не хватит, если прикрывать свое сознание еще и по ночам. Гарри вздрогнул, несмотря на подступающую к поселку жару. Очень не хотелось возвращаться обратно в свою одинокую берлогу. Очень не хотелось объяснять Снейпу, почему он решил сбежать. Не было никаких сомнений, что профессор расценит подобное дезертирство как брезгливую реакцию на свои ночные откровения. И Гарри попадет именно в ту дурацкую ситуацию, когда «леди слишком бурно протестует».
Он оказался прав.
Целый день дракон был занят только тем, что усиленно демонстрировал, насколько ему безразличен Поттер и его предсказуемые телодвижения. Стена между ними вновь была высотой с Астрономическую башню.
«Здравствуйте, Поттер».
«Благодарю вас, Поттер».
«Сегодня прекрасная погода, не так ли? »
Они общались друг с другом, как два иностранца, говорящие на совершенно разных языках, с трудом подбирая знакомые обоим нейтральные фразы.
Даже серебряная чаша «Антипохмельного», которую Поттер галантно преподнес страдающему после вчерашних бурных возлияний дракону вместо привычного завтрака, не растопила льда.
«Поттер, вы очень добры. Но, право же, не стоило так беспокоиться».
«Никакого беспокойства, профессор».
Вечер только ухудшил ситуацию.
«Ночуйте, где хотите, Поттер. Это совершенно не мое дело».
Гарри отлично понимал, что Снейпу больно. Больно. Больно. Больно. И ничего не мог поделать. Это было как раз из разряда тех самых печально знаменитых «благих намерений».
«Профессор, это вовсе не…»
«Поттер, избавьте меня от своего жалкого лепета. Не нужно ничего объяснять. Забудьте».
«Вот это вряд ли, профессор», - грустно подумал Гарри. Потому что… любовь.
Потому что, как это ни странно, именно вы доказали, что она – есть, профессор. Она есть. И, стало быть, жизнь не напрасна.
Любовь – самый главный магический эликсир. Если вдуматься, самый страшный магический эликсир.
***
Неделя пролетела, как в тумане
Снова дни, похожие один на другой. Снова молчаливое сосуществование в рамках приличий.
Поттер старался сделать все, как надо, и не сорваться в крутой штопор. Потому что всего этого ему, откровенно говоря, с некоторых пор было безобразно мало. Хотелось бесконечных разговоров: о чем угодно – и ни о чем. Хотелось доверия. Хотелось язвительных комментариев на каждый чих. Хотелось благодарного выдоха в конце ежедневного массажа. Хотелось совместного ликования, когда крыло впервые полностью раскрылось, представ во всем своем драконьем великолепии. Хотелось совместных посиделок у костра за чашей «цуйки». (Понятное дело, без приснопамятных «излишеств», но все же). Хотелось лекций про звезды. - Всего этого Поттеру не хватало просто смертельно. И он очень сильно подозревал, что Снейпу тоже.
Только Снейп ни в коем случае не планировал делать первый шаг навстречу, а Гарри первого шага навстречу просто не мог себе позволить. В этих условиях «холодной войны» совместная варка зелья снова стала отбирать массу сил, а его прием – вызывать у дракона очередной жуткий приступ. Гарри уже достаточно разобрался во всех этих метафизических заморочках, чтобы понимать: их магии сопротивляются друг другу, вступают в противоборство. Удерживая тяжелую голову дракона во время очередных страшных конвульсий, Гарри снова готов был разревется, как сопливый младшекурсник. Утешало только то, что до дня рождения оставалось всего ничего: каких-то жалких три дня. А там… Либо Снейп простит его, либо они наконец расстанутся. «А обещал, что не бросишь… День рождения приличный обещал. В январе. Трепло ты, Поттер», - думал Гарри, уходя пораньше домой.
Дома ждали дела.
Следовало договориться с Чарли о праздновании поттеровского дня рождения у него дома. Там и дом был поприличнее, и двор выглядел уютно, со всякими скамеечками и цветочками, а не как заросший бурьяном пустырь. Там под кривыми яблонями стоял огромный деревянный стол и сложенный из огромных серых камней мангал для приготовления мяса.
Надо было обговорить доставку продуктов. Потчевать всю честную компанию только бараниной и «цуйкой» было бы самым настоящим варварством.
Стоило написать и разослать всем заинтересованным лицам персональные приглашения - и персональные портключи на вход и выход, зачарованные лично Чарли.
И главное – написать то единственное письмо, ради которого все и затевалось. Оно мало чем отличалось от остальных приглашений. Только в конце стояла одна лаконичная фраза: «Ты мне должен». Сова, которая унесла письмо в Малфой-мэнор вернулась под утро с короткой запиской: «Скотина ты, Поттер. Буду».
Внутри звенела туго натянутая струна. Хотелось сорваться, вбежать в пещеру дракона, попросить прощения… Попроситься снова на «общую подушку». И, если пустят, снова нырнуть в благословенную свободу «драконьих снов».
Только все это было абсолютно невозможно. Потому что, кроме просьбы о прощении, в драконью пещеру Поттер неизбежно принес бы и свои несчастливые сны. Сны, которые не давали ему покоя, начиная с воскресенья. Сны, на фоне которых его прежние кошмары с падением в бездонную пропасть казались чем-то наивным и несерьезным. И самое страшное заключалось в том, что Гарри совершенно не был уверен, хочется ли ему никогда больше не видеть этих снов.
Потому что вот уже которую ночь Гарри Поттеру снится любовь.
***
Руки, которые гладят нежно, едва касаясь, как будто боятся причинить боль. И, если перехватить запястья, можно почувствовать под пальцами трепет чужого пульса. И вдруг осознать, что он бьется в унисон с твоим собственным сердцем. И раствориться в нем, как в мерцающем свете звезд. Как в шепоте волн, несущих к берегу свою вечную тоску.
Губы, которые никогда не касаются губ, но оставляют цепочку прикосновений: по шее, по плечу, по руке – до самой кисти, выцеловывая каждый палец, каждую линию на ладони. Прокладывая на ней новые линии, рисуя совсем другую судьбу.
Дыхание, которое скользит по виску, по губам, по раковине уха. Оставляет свой невидимый след на груди, во впадине пупка, ниже, на внутренней стороне бедра, у излома колена, у изгиба стопы.
Шепот, который ни за что не вспомнить утром, но который здесь, в ночи, заставляет сердце рваться на волю, кровь приливать к щекам, слезы наворачиваться на глаза. Шепот, который превращает тело в золотой воск, плавящийся от прикосновения чужих рук. Заставляет умирать и воскресать здесь, в этом странно- знакомом мире.
Гарри Поттеру снится любовь.
***
К субботе настроение Гарри Поттера упало ниже пола. Ему не давали покоя мысли о любви. О чужой, что характерно, любви.
Ему очень нужно было понять: бывает ли неправильная любовь?
До недавнего времени Гарри считал себя абсолютно счастливым человеком. В его жизни после победы над Волдемортом было все, что необходимо для полного счастья. Любимая женщина (умница и красавица). Дети (в количестве трех штук): особенно отцовское сердце радовала младшая Лили, но и сыновья были просто замечательные. Друзья – до гроба, проверенные в испытаниях. Работа, достойная настоящего мужчины. И все это было правильно. Эта жизнь Гарри Поттера отлично вписывалась в глянцевый разворот какого-нибудь «Ведьмополитена». Гарри совершенно нечего было стыдиться: он жил так, как и положено Герою. Разве в конце каждой приличной сказки Герой не получает руку Прекрасной Принцессы и полкоролевства – в придачу? Разве не положено Героям после всех, совершенных ими, подвигов, жить «долго и счастливо»? Все было честно и вполне заслужено. Только вот, оказывается, что одним героям достается Принцесса и глянцевый разворот, а другим – драконьи крылья и кромешное одиночество. Значит ли это, что те, кому достается одиночество, - не настоящие герои? Или что любовь, ради которой они пожертвовали однажды жизнью, - неправильная любовь? Что, в таком, случае, является мерилом «правильности»: глянцевый разворот модного журнала и бурные аплодисменты Риты Скитер после очередного интервью? («Гарри – вы такая лапочка! Я вас просто обожаю! »)
От этих мыслей почему-то становилось муторно.
Еще существовала в природе официальная точка зрения, согласно которой основным признаком «нормальной» любви являлось наличие детей. Мужчина и женщина, влюбляясь друг в друга, дают начало новой жизни. И это правильно и хорошо. (И Гарри, в общем-то, не спорил). Следовательно, когда любовь никак не может привести к деторождению, как в случае с двумя мужчинами, это похоть, разврат и безобразие. Именно так, помнится, и сформулировал Рон, когда они с Гарри однажды стали свидетелями того, как два старика идут, взявшись за руки, по осенним аллеям Сент-Джеймс парка. Один поправил другому шарф, а потом они легко и нежно поцеловались на глазах у многочисленных прохожих. Рон сказал, что теперь ему срочно нужно развидеть этот «разврат и безобразие», а потом весь остаток дня бухтел про «проклятых педиков, которые развращают наших детей». А Гарри в душе немного позавидовал людям, которые ни от кого не собираются скрывать свои чувства. Ему иногда ужасно хотелось поцеловать Джинни где-нибудь в шумной толпе, но он всегда получал строгий выговор по поводу того, что «это неприлично». Неприлично…
А еще, если следовать критерию чадорождения, то неправильными автоматически становились все те отношения, которые так и не привели к продолжению рода. Супруги не могут иметь детей? Любовники не хотят иметь детей? Пожилые влюбленные? Он сильно старше ее? Она сильно старше его? – Все это будет считаться неправильной любовью? Кто в этом мире имеет право сказать: «Так не должно быть. Это не любовь»?
И почему мы прощаем одну неправильность и категорически восстаем против другой?
Гарри не знал ответа. Но ему очень нужно было понять. Если любовь действительно делится на правильную и неправильную, то черный дракон никогда не взлетит над вершинами Карпатских гор. Потому что только любовь дает крылья.
Гарри очень хотелось поговорить обо всем этом со Снейпом, но именно Снейп и оказался тем единственным человеком, с которым ни в коем случае нельзя было об этом говорить.
Что оставалось Гарри? – Неправильные сны.
***
«И это пройдет» - было написано на перстне великого царя и мага древности. Даже бесконечная неделя, про которую было ясно, что она не кончится никогда, все-таки подошла к концу тридцать первого июля.
Гарри не любил свой день рождения еще со времен недоброй памяти Волдеморта. Как-то так вышло, что Темный Лорд с завидным постоянством стремился изгадить Поттеру самый замечательный (по уверениям многих) день в году. (Видимо, в память о своем собственном, не слишком-то счастливом, детстве). С тех пор подсознание Гарри всегда искало какой-нибудь подвох в грядущем празднике.
А сегодня ничего искать и не требовалось: благо, новорожденный своими собственными руками обеспечил себе незабываемый праздник. И подарок, а как же! Совершенно роскошный подарок в лице бесподобного Драко Малфоя.
Драко Малфой, вполне заслуженно носивший в школе прозвище Хорек, с годами приобрел лоск и респектабельность, но не утратил хорчиного нутра.
Малфой шагнул из завихрения портключа, как и положено восходящей звезде магического бизнеса: в белых брюках, белой рубашке и кремовых туфлях от очередного крутого кутюрье («Хорошо будешь смотреться в драконьем дерьме! » - ехидно подумал Поттер) и с привычно-высокомерной ухмылкой на физиономии. Протянул для приветствия руку, как будто оказывал высочайшую королевскую милость. Обронил:
- Поттер, ты – сволочь. Поздравляю!
Гарри дружелюбно стиснул малфоевскую ладонь своим лучшим аврорским захватом и кивнул. Хорька слегка перекосило, но виду он не подал, что было вполне ожидаемо.
Гарри приглашающе махнул рукой в сторону поселка.
Малфой значился последним в списке гостей, которых новорожденный уже около часа встречал на границе аппарации: первыми появились Рон с Гермионой. Затем возникли Луна и Невилл. Не сильно угрызаясь, Гарри отправил всю честную компанию к Чарли помогать накрывать на стол. Рон и без сопровождающих прекрасно знал, как добраться до дома своего брата.
Малфой был последним в списке приглашенных. Чтобы не шокировать остальных гостей слишком сильно, Гарри попросил Чарли настроить его портключ на полчаса позже остальных. И заранее намекнул друзьям, что их ожидает не слишком-то приятный сюрприз, без которого совершенно невозможно обойтись.
Это вообще, казалось, был самый странный день рождения в жизни Гарри Поттера. Нет, внешне все выглядело вполне пристойно: застолье, гости, подарки. Особенно подарки. Чарли подарил многотомную энциклопедию «Все-все-все о драконах» и бутылку «цуйки» размером с половину Гарри. Рон и Гермиона - огромное пуховое одеяло с подогревом. («У тебя впереди суровая румынская зима»). Невилл и Луна – невероятных размеров набор лекарственных зелий – на все случаи в жизни. «Аптечки» такого масштаба Гарри не встречалось даже в Аврорате, а уж там-то знали толк в подборе медикаментов! На этом праздники гигантомании больше всего Гарри поразил подарок Малфоя. «Что? » - потрясенно подумал он, вытаращив глаза на странную плоскую книжицу в обложке из серебристой кожи вымершей перуанской ящерицы зу-зу.
Малфой снисходительно улыбнулся. Он вообще целый вечер вел себя снисходительно: отпускал великосветские комплименты Луне и Гермионе, от которых те забавно краснели. Не обращал внимания на ядовитые подколы Рона. Внимательно выслушивал рассуждения Невилла о магических свойствах корня манзиниллы. Не морщился, когда Чарли в очередной раз начинал травить байки из жизни драконологов. Ну, и подарок…
- Эта штука, Поттер, новейшая разработка моей фирмы. И называется она «Спикер Мэджик». Смотри: вот здесь – экран, по типу маггловских электронных устройств. Вот здесь – клавиатура. Удобная клавиатура, Поттер, а не какая-нибудь сенсорная дрянь! А дальше ты просто набираешь ту фразу, какую тебе нужно – и она появляется на экране.
- Гарри, это куда удобнее, чем твои дурацкие записки! - потрясенно выдохнул Рон.
- Ты даже не представляешь, насколько, Уизли! – ухмыльнулся Малфой. – Потому что! Вот здесь, в правом нижнем углу, есть кнопочка. Не пропусти, Поттер! На которую нужно нажать, если хочешь, чтобы тебя услышали.
Он быстро что-то настучал по клавиатуре прибора и ткнул в ту самую кнопку. Странный механический голос произнес:
«Привет! Меня зовут Гарри Поттер, и я – гриффиндорский болван! »
Гарри заглянул ему через плечо. На экране красовалась именно эта дурацкая фраза.
Гарри забрал из рук Малфоя свои подарок и отстукал на клавиатуре фразу:
«Аккумулятор скоро сдохнет. Где я буду его заряжать? Здесь даже нет электричества».
Показал Малфою. Странный голос пока что просто пугал, и Гарри решил без нужды не нажимать ту-самую-кнопку.
- А для этого имеется специальное заклинание, Поттер. Между прочим, невербальное. Цени! Вот сюда подносишь палочку, а дальше – мысленно, но очень внятно произносишь: «Facile dato! » И заряд восстановлен.
- Малфой! Ты – гений! – взвизгнула Гермиона и едва не задушила в объятиях бывшего заклятого врага.
Гарри срочно требовалось проснуться.
Общий сюр продолжился за столом, когда гости произносили тосты, а Поттер радостно отвечал своим новообретенным механическим голосом. Под «цуйку» и мясо Малфой неожиданно для всех стал милым, Гермиона – мрачной, Луна – обыкновенной, Невилл – болтливым, Рон – сонным. А Чарли принес гитару.
Что-то такое по поводу Чарли Гарри подозревал еще с того приснопамятного вечера английской поэзии, когда он впервые опробовал на себе чудесные свойства «цуйки». Правда, от человека, свихнутого на драконах, логично было бы услышать, скажем «Марш драконьей эскадрильи» или «Балладу драконов», а не вольную интерпретацию маггловской «The House Of the Rising Sun».
Ходит по свету легенда о том,
Что в краю седовласых высот
Стоит на вершине волшебный дом,
У которого солнце встает.
Стремительно, как всегда в горах, на долину опускается ночь. Огромные колючие звезды всплывают над черной линией горных вершин. Огонь костра ленивыми всполохами выхватывает из темноты руки Чарли, бережно обнимающие потертую черную гитару, внимательные глаза Гермионы, белые пряди волос Луны на широком плече Невилла. Сжатые в ниточку тонкие губы Малфоя.
И если б я в это поверить не смог,
Я б всю жизнь прожил без забот.
Но я пошел искать тот дом,
У которого солнце встает.
Гарри зябко ежится. По правде сказать, все было бы просто прекрасно, если бы там, в своей одинокой пещере, черный дракон не смотрел сейчас на костер, мерцающий у подножия горы. Если бы Гарри не знал, что нужно этому дракону, чтобы снова оторваться от земли. Это ведь как с вызовом Патронуса. Нужно всего лишь одно счастливое воспоминание. Одно – но самое счастливое. И Гарри собирался на свой день рождения подарить профессору Снейпу это счастливое воспоминание.
Шел я сквозь горы, покрытые льдом,
Шел неделю, месяц и год,
Но я не смог найти тот дом,
У которого солнце встает.
Только почему-то от этих мыслей сердце Поттера покрывается тонкой корочкой льда. Как будто, даря дракону возможность полета, он тем самым отнимает у себя что-то важное. Что-то такое, без чего не выжить ему самому. Он не знает, почему этот лед сжимает сердце, которое начинает бездумно пропускать удары. Но это не важно. Важно, чтобы дракон, наконец, взлетел.
Ходит по свету легенда о том,
Что в том доме счастье живет.
Иди, иди, ищи тот дом,
У которого солнце встает.
Последний аккорд затихает. Чарли смахивает с лица рыжую прядь, выбившуюся из лисьего «хвоста». Гермиона смахивает с ресниц слезы. Рон смахивает со стола бутылку. Гарри строго велит своему сердцу заткнуться. Отводит в сторонку задумчивого Малфоя и набирает на «спикере» простой вопрос: «Прогуляемся? » Вопрос не нуждается в громогласном озвучивании, потому что у Малфоя прекрасное зрение. Он уточняет:
- Без них?
Гарри кивает.
Все решено заранее. Они слышат, как Чарли приглашает всю честную компанию на экскурсию. Площадка драконьего молодняка – кто бы отказался от такого зрелища! Тем более, что с наступлением сумерек в жизни маленьких драконов, которые тяжело переносят летнюю жару, наступает период безудержной активности. Гарри и сам бы не отказался полюбоваться на резвящихся дракончиков, но у него нынче запланирована совсем другая экскурсия.
И, помахав остальным рукой, дескать: «Не теряйте, скоро присоединимся! » - он ведет Малфоя в пещеру, которую с недавних пор почему-то считает своеим домом. В пещеру, где не ждет гостей черный гебридский дракон.
***
«Добрый вечер, профессор! »
Было так привычно шагнуть в темноту пещеры, сначала поздороваться, потом засветить факелы невербальным «Инсендио». Спокойно отойти в сторону, приглашающе взмахнув рукой и дать войти Малфою.
Гарри казалось, что, когда до Мистера Совершенство дойдет, что они отправляются ночью в горы на свидание с чудовищем, он начнет привычно стонать и ныть в духе давней прогулки по Запретному Лесу. Но Малфой шел молча, подсвечивая себе «люмосом», и, даже споткнувшись, лишь сквозь зубы поминал Мерлина и его многочисленных родственников, но ни разу не попросил повернуть назад.
Гарри подумал, как мало, оказывается, знает людей, с которыми провел бок о бок свои школьные годы, и почему-то пожалел об этом.
Вот и профессор Снейп.
Поттер считал, что при появлении Малфоя дракон обрадуется. Ему казалось, что дракон встанет и подойдет к тому, ради кого вернулся из-за Грани, попытается коснуться кончиком крыла. (Гарри знал, каким нежным может быть это прикосновение! ) Сделает, в конце концов, хоть что-нибудь!
Дракон посмотрел на вошедших равнодушным взглядом, закрыл глаза и демонстративно отвернулся.
Зато у Малфоя глаза стали круглые, как галлеон.
- Поттер! – выдохнул он громким шепотом. – Это то, что я думаю?
Гарри пожал плечами. Почему-то чуда не произошло. Остальное все было совершенно не важно.
Набрал сообщение:
«Если ты думаешь, что это – черный гебридский дракон, то, да, ты – прав».
- Зачем ты меня сюда притащил, придурок? – в голосе Малфоя послышалась зарождающаяся истерика. Было очевидно, что он никак не может решить, чего ему хочется больше: просто, без всяких красивостей, стукнуть сумасшедшего Поттера по башке, сбежать без оглядки, куда глаза глядят, или подойти к дракону и завороженно провести ладонью по мерцающей гладкости его шкуры.
Все это Гарри прочитал в глубине серых глаз, как будто Малфой четко, ясно и по порядку озвучил свои заветные желания.
Поттер решил быть великодушным. (И, кстати, дать кое-кому еще один шанс одуматься).
«Профессор, можно Драко подойдет поближе? Он никогда не видел драконов».
«Делайте, что хотите, Поттер. Мне попрыгать на задних лапках или покрутить сальто? »
В голосе Снейпа яда было больше, чем у покойной Нагайны во всех ее змеиных зубах. Гарри давно перестал нервно реагировать на снейповский яд, поэтому просто ухватил Малфоя за руку и поволок его к дракону.
«Можете просто полежать спокойно и не пугать человека до полусмерти».
«Буду милым», - пообещал Снейп, как бы ненароком продемонстрировав в драконьей ухмылке всю свою клыкастую пасть.
Малфой шарахнулся в сторону. Гарри демонстративно поднес к носу дракона кулак. Затем, пристроив «спикер» на широкой драконьей спине, набрал сообщение:
«Не обращай внимания, он мирный».
- Этот монстр – мирный? – едва слышно выдохнул Драко, все-таки стараясь держаться подальше.
Гарри погладил драконье крыло и, когда Снейп никак не прореагировал на подобную вольность, притянул туда же руку Малфоя. Рука несмело скользнула по изгибу сложенного крыла, аккуратно прошлась по выступу лопатки, погладила шею. Дракон приоткрыл глаз и посмотрел. Но смотрел он не на замирающего от восторга Малфоя. Он смотрел на Гарри. Поттеру казалось, что даже по его собственному телу бегут мурашки от малфоевских прикосновений, но взгляд дракона был холоден и спокоен.
Потом послышались слова:
«Ну, теперь вы довольны, Поттер? »
«А вы, профессор? »
Дракон ничего не ответил. Аудиенция совершенно точно подошла к концу. Это понял даже Малфой, который с тихим вздохом убрал руки в карманы своих уже не таких белоснежных брюк.
Гарри очень хорошо понимал этот жест: это было какое-то совершенно непередаваемое ощущение – гладить дракона. Знать, что потрясающее существо царственно снисходит до общения с тобой, позволяя приблизиться к одной из самых непостижимых загадок Вселенной на расстояние вытянутой руки. Это было то же самое, что гладить ладонью бурю.
В молчании они вышли из пещеры. Правда, у самого выхода Малфой нашел в себе достаточно мужества, чтобы обернуться и отчетливо сказать: «Спасибо».
Дракон нашел в себе достаточно великодушия, чтобы кивнуть в ответ.
***
Гарри проводил гостей к зоне аппарации. (Рона пришлось тащить на себе, ибо «цуйка» оказалась не по силам его нежному организму). Вернувшись, помог Чарли прибраться. Самым аккуратным образом транспортировал подарки в свой коттедж. Подумал, не лечь ли спать. И понял, что ни за что не уснет.
Потому что Снейп тоже не спит. Уж настолько-то Гарри успел узнать своего бывшего профессора. И он пошел к пещере.
Казалось, на каждую ногу прицепили по здоровенной чугунной гире. Было совершенно очевидно: как бы ни прошел сейчас разговор, возврата к прежним отношениям уже не будет. Гарри ошибся: Снейпу не нужен Малфой. Или этому новому Снейпу не нужен этот новый Малфой.
Действительно, почему он решил, что человек, который однажды влюбился в тонкого, хрупкого, немного нескладного шестнадцатилетнего мальчика, будет испытывать те же чувства к взрослому заматеревшему мужику с ранними залысинами и сеточкой морщин возле глаз? В конце концов, тот мальчик и этот взрослый – совершенно разные люди, которые едва-едва знакомы друг с другом. Снейпа можно понять. А Поттер – как всегда! – импульсивный гриффиндорский придурок. И очередная круглая дата никак не влияет на этот факт.
Дракон не спал. Сидел на площадке у входа и ждал. Его черный силуэт, подсвеченный горящими в пещере факелами, был виден издалека.
«Зашли еще раз пожелать мне спокойной ночи, Поттер? »
Гарри думал, что научился отлично разбираться во всех оттенках снейповского голоса. Он ошибся. Такого он еще не слышал. Огненный лед. Обжигающий холодом огненный лед.
«Пришел извиниться, профессор. Кажется, наш визит был вам неприятен».
«Неприятен?! » – стремительный бросок – и голова дракона оказалась в нескольких сантиметрах от лица Гарри. Он изо всех сил сдержал желание отшатнуться. «Драконы в этом плане хуже львов, - вспомнились ему слова Чарли, - любую человеческую слабину за милю чуют. А как учуют – так и сожрут». А разъяренный Снейп, определенно, был не менее опасен, чем дракон. Сожрать не сожрет, (во всяком случае, не в буквально смысле), но... И Поттер не моргая выдержал тяжелый драконий взгляд.
«Игра в гляделки! – почему-то мелькнуло в голове. – Детский сад! »
Дракон отвернулся и со вздохом улегся на остывающий после жаркого дня камень.
«Вы использовали меня, Поттер, в качестве развлекательного аттракциона. Да, это было… неприятно».
«Просто Малфой никогда не видел драконов», - брякнул Гарри первое, что пришло в голову, и с ужасом понял, что ошибся.
«Поттер, я – не ваша собственность. И эта пещера – не ваша собственность. Это мой дом. Мой единственный дом, Поттер. Другого нет. И я категорически против того, чтобы по моему дому таскались все, кому не лень».
«Но, профессор… - еще раз попытался оправдаться Гарри. - Драко – не все. Насколько я знаю, он ваш крестник и мой бывший соученик».
«Я никак не думал, что вы будете настолько рады увидеть своего бывшего соученика, что притащите его сюда».
«Я – прошипел Гарри – думал, что ВЫ будете рады его видеть! »
«С чего бы? Конечно, мы с ним не совсем чужие люди, но, сдается мне, нам все-таки лучше продолжать любить друг друга на расстоянии. Я - воспоминания о нем, он – воспоминания обо мне».
Гарри вдруг понял, что смертельно устал за этот бесконечный день. «Будь прокляты все дни рождения на свете! – зло подумал он. – Никогда больше! Клянусь бородой Мерлина! »
«Как скажете, профессор».
Дракон, задрав голову к небу, долго всматривался в созвездие имени себя. У Гарри даже мелькнул безумная мысль, что, может быть, все обойдется, когда он услышал произнесенное самым обыденным тоном:
«Я думаю, вам не следует больше сюда приходить».
«Блядь! » Кулак Поттера как-то сам собой со всей силы врезался в привратный валун. Что характерно, боли Гарри даже не почувствовал. Только подозрительно покосился на разбитые в кровь костяшки пальцев.
«Следующий раз будет вам между глаз, профессор», - очень вежливо предупредил он дракона.
«Хотите выяснить, кому при этом будет больнее, Поттер? - хмыкнул дракон. – Я бы не стал, на вашем месте. И так все ясно».
«Мне ничего не ясно. Кроме того, что вы почему-то решили от меня избавиться – это-то как раз очевидно».
«Вас стало слишком много в моей жизни, Поттер. Я хочу обратно мою жизнь».
Разбитая рука начала саднить. Маленькие капельки крови черными бусинами медленно срывались с кончиков пальцев и падали на камень. Внутри звенела пустота. Гарри помолчал, покрутил в голове все аргументы «за» и «против» и не нашел, что возразить.
В конце концов, человек имеет право на свою собственную жизнь. И дракон имеет право на свою собственную жизнь.
И Гарри Поттер, что характерно, тоже имеет право на свою собственную жизнь. Даже вон, с разговорами теперь, благодаря чудесной малфоевской игрушке, никаких проблем. Следовало спокойно развернуться и уйти. Как полагается взрослому мужчине, который уже ничем не напоминает прежнего истеричного Поттера времен Гриффиндора.
Это было почему-то очень сложно.
«Но… Ваше крыло, профессор…»
«Вы же видели: крыло совершенно здорово. Что до полетов… Не уверен, что хочу летать. Впрочем, может быть, когда-нибудь… В любом случае, это больше не ваша забота. Благодарю за все, что вы для меня сделали».
«Я смогу… Можно мне… - («Мерлин! Я опять мямлю! ») – Можно, я как-нибудь навещу вас, профессор? »
«Не думаю, что это будет разумно. Я бы предпочел никогда больше не видеть вас, Поттер».
Вот как, интересно, люди уходят? - Разворачиваются, не оглядываясь назад? Делают шаг прочь? Потом еще один? Потом еще?
В спину летит:
«Прощайте, Поттер. И с днем рождения».
Гарри вздрагивает, как будто ему только что прилетела недоброй памяти «Сектумсемпра».
(«Да что ж это такое, профессор! »)
«Спасибо на добром слове, сэр. Счастливо оставаться».
А вот теперь главное – не бежать. Не сорваться в безумный галоп на узкой горной тропе. Потому что, если психованный Поттер попытается сломать себе шею, то проклятый Снейп снова кинется его спасать, - это уж и к Трелони не ходи! Страшная штука – привычка.
Поэтому Поттер будет уходить спокойно и чинно, светя «люмосом» себе под ноги, чтобы – упаси Мерлин! – чего-нибудь не. Спокойно и чинно. Хотя бы до ближайшего поворота тропинки. Как будто просто возвращаешься домой после непростого дежурства. Все живы, ничего не случилось. Такие дела. И – да! – конечно же: мужчины не плачут.
Но требуется срочно что-то сделать, иначе долго сдерживаемый крик просто разорвет пополам, взорвет изнутри, раскидает остатки Поттера на мили вокруг. Гарри повелительно вытягивает руку:
«Акцио, метла! »
***
Гарри уже и забыл, какое это счастье: полет. Пусть не на собственных крыльях, как это было в «драконьих снах», но – полет. Старый добрый «Нимбус» почти вертикально взмыл к звездам, и мир внизу сделался маленьким-маленьким, словно бы игрушечным.
Гарри заложил крутой вираж, раскинул руки и закричал. Закричал абсолютно молча, (а как же еще? ). Просто, чтобы выпустить крик наружу. Это было совершенно бессмысленное, первобытное, дикое сотрясание астрала. Не для того, чтобы кто-нибудь услышал. Не для того, чтобы кто-нибудь пришел на помощь. И даже не для того, чтобы что-то сказать миру. Просто крик. То, что на земле звалось Гарри Поттером, здесь как будто потеряло не только имя, но и всю земную оболочку – и стало воздухом, полетом, криком. Крик рванул в небо, куда-то выше звезд, и растворился, сгинул в молчании ночи, как будто его и не было. (Хотя, если вдуматься, его, и вправду, не было). А Гарри почувствовал, что, кажется, сможет жить дальше.
Жить дальше: привычно и просто. Хватит с него драконов! Хватит с него Снейпа. Вернуться в Лондон. Найти себе нормальную работу. Нормальную девушку. Нормальную любовь.
При мысли о любви привычно сдавило сердце. Он опять ошибся, дурак! Нет никакой великой любви. Есть желание, привязанность. Может быть, мечты. А любви нет. Если сегодня Драко Малфой так спокойно вышел из пещеры, а Северус Снейп так спокойно его отпустил… Что ж! Видимо, в потусторонней канцелярии тоже случаются сбои. Дракон – есть. А любви – нет. Прощайте, профессор Снейп!
Гарри даже показалось, что в какой-то момент стало легче дышать, фантомная боль на месте чего-то жизненно-важного как будто утихла, отступила на задний план перед величием спящих уступов гор, сияющей россыпью звезд, мерцанием огоньков в долине. Мир был совершенно равнодушен к дурацким страданиям бывшего Героя. Миру было плевать. Ты помнишь, Поттер? – «И это пройдет». Сделай себе татуировку на твоем дурацком лбу. Будешь утешаться каждый раз, глядя в зеркало.
Гарри развернул метлу по направлению к поселку. Пора было возвращаться. Как будто последние силы он потратил на то, чтобы отпустить прошлое на свободу. Безумно хотелось наконец очутиться дома. Хорошо, не дома. Но хотя бы в той самой комнате, где под кроватью уютно умещался «Нимбус». Хотелось спать.
И в это самое время Гарри понял, что в небе он не один. Так бывает, когда кричишь. Тебе кажется, что тебя никто не слышит. Что мир безмолвствует в ответ. Но на самом деле тебя слышит Смерть.
Безмолвная Смерть ринулась с неба наперерез Поттеру. Разумеется, это был дракон. Дракон, похожий на огромную тучу, рядом с которым гебридский черный казался чем-то почти декоративным. У Гарри в голове мелькнуло воспоминание, как Чарли весь вечер взахлеб рассказывал о новом приобретении питомника: украинском железнобрюхом. А еще, что надо быть совсем дебилом, чтобы летать на метле в небе, где власть принадлежит драконам. А еще, что, кажется, все закончится быстрее, чем он думал.
Дракон вышел на охоту. Он знать не знал, что человек – неприкосновенен. С ним нельзя было договориться. И, разумеется, его не взяла бы та жалкая невербальная магия, какою владел Поттер. Впрочем, Гарри все же решил не сдаваться без боя: заклинание «Коньюктивитус» выдало лишь небольшую вспышку, слегка дезориентировавшую дракона, но не сбившую его со следа. «Ступефай», грамотно впечатавшийся в самую морду, заставил чуть-чуть притормозить – но и только. Гарри вертелся, как только мог: вспомнил все фигуры «высшего пилотажа», которые освоил за годы игры в квиддич и за время участия в специальных операциях. Ничего не помогало. Соваться ночью в незнакомые горные ущелья в тайной надежде, что где-нибудь на повороте дракон застрянет или расшибет свою тупую башку, было чистым самоубийством. Но не тащить же разъяренную тварь «на хвосте» в спящий поселок… И Гарри решился.
Горы были близко, совсем близко.
Оставалось молиться Мерлину и его присным, чтобы сработало невербальное заклинание ночного зрения. Иначе точно – килдык. Заклинание сработало: похоже, Мерлин нынче был в хорошем настроении. И Гарри нырнул ближайшее ущелье. Нет, ему, конечно, и раньше случалось летать в горах. Он, не особо напрягаясь, мог бы вспомнить пару-тройку аврорских операций по зачистке гор от скрывшихся банд Пожирателей. Эти операции принесли ему с десяток седых волос и несколько бесполезных медалек, которые с тех пор пылились где-то в недрах банка Гринготтс. Но все операции проводились днем. Летать же по совершенно незнакомым горам ночью – это… Правильно, самоубийство, как уже было сказано. Гарри максимально скинул скорость, чувствуя все ближе зловонное дыхание дракона. («Так и не почистил Снейпу зубы», - отчего-то мелькнула в голове странная мысль). Хорошо еще, что железнобрюх до сих пор не использовал свое главное преимущество – способность выдыхать огонь. Должно быть, заскучавший от мирной сельской жизни ящер решил слегка поразвлечься со своей потенциальной добычей, прежде, чем превратить ее в угольки. И Поттер был ему за это премного благодарен. Одно дело сгореть на работе или от страсти, но совсем другое – изжариться на потребу здоровенному тупоголовому монстру, который даже твоим жареным мясом после побрезгует.
Ущелье, в самом начале довольно широкое и прямое, как стрела, стало едва заметно сужаться и запетляло. Гарри едва успевал вписываться в повороты. Один раз метла противно проскребла по вынырнувшей из ниоткуда скале, едва не сбросив наездника, в другой раз тупо нырнула в воздушную яму. Дракону было хоть бы хны. Он развлекался. Скорость становилась все меньше, перспектива быть съеденным – все реальнее. Задачка: как скоро дракон, летящий со скоростью X, настигнет человека, летящего со скоростью Y - решалась, к сожалению, не в пользу человека. Всей своей аврорской интуицией Гарри ощущал, что его время на исходе. Проклятое ущелье оказалось ловушкой. Поттер изо всех сил рванул вверх, в небо, в надежде хоть немного увеличить расстояние между собой и драконом, который вполне предсказуемо ломанулся следом.
Огромные кожистые крылья несколько раз оглушительно хлопнули о стены ущелья, проскребли по камню массивные когти: дракон не собирался отпускать жертву. Вверх, вверх! Думай, Поттер, дубина шрамоголовая!
Метла летит вверх – почти вертикально. Тут главное – удержать равновесие и не перевернуться назад, но об этом он подумает как-нибудь потом, после, сидя у очага с рюмочкой бренди. Или – что б ее! – «цуйки». Только бы выжить.
За спиной чувствуется приближение чего-то огромного. Ветер, который поднимают драконьи крылья, мешает метле держаться ровно, и ее начинает весьма ощутимо водить по сторонам. Выше, выше!
Все. Больше не удержать. А теперь – вертикально вниз. Держись Поттер! Когда-то финт Вронского был твоей коронной фишкой! Хорошо, что этого не знает дракон. Земля стремительно приближается. Плохо то, что здесь практически нет ни единого большого плато – сплошные провалы и выступы: выход будет затруднительным. Но это – выход. А не тупик.
Гарри летит к земле. Дракон мчится за ним. И в последний момент – рывок вверх. Ну, родненькая, не подведи! Метла не подводит, красиво вынося ловца из пике, а вот дракон со всей дури впечатывается в горный склон и кувыркаясь несется куда-то вниз.
Гарри еще успевает облегченно выдохнуть, когда край огромного крыла случайным взмахом сбивает его с метлы, и он тоже летит: вниз. Последняя отчаянная мысль, почему-то бьющаяся в голове на самом краю бездны: «Северус! »
***
Гарри отлично помнил, как летел вниз: медленно-медленно, задевая обо все выступы и скалы, несколько раз приложившись головой обо что-то твердое, не зная, есть ли у этого ущелья дно. Кажется, в маггловском кино такой прием называют «замедленная съемка». А еще кто-то выключил звук, потому что было абсолютно тихо. Как во сне.
А потом чьи-то железные когти ухватили его поперек туловища и поволокли вверх. И Гарри понял, что это и есть смерть.
***
Смерть очень странно вела себя по отношению к Гарри Поттеру. Очевидно, она не являлась его фанаткой. То есть попросту его не хотела. Или наоборот, кто же их поймет этих баб?
Во всяком случае, он, кажется, в очередной раз не умер. Было ужасно больно. Даже не так: БОЛЬНО. Болело все, что только могло болеть: каждая косточка, каждая жилка, каждый клочок кожи. Болели при малейшем намеке на вдох легкие. И весь остальной ливер. Болели от яркого света глаза.
Стоп. Свет, кажется, вовсе и не был таким уж ярким. Он был… знакомым. Свет факелов в пещере. Гарри понял, что бредит. Пещера… Из этой пещеры его сегодня выгнали буквально пинками. И навсегда. Он не может видеть факелы. И он не может видеть дракона. Снейпа. Снейпа?!
«Поттер! Вы пришли в себя? »
Драконья морда была, несомненно, той самой мордой, которую он боялся уже больше никогда не увидеть. На дне антрацитовых глаз плескался самый настоящий ужас. Что, разумеется, тоже не могло быть правдой.
«Вы… успели», - счастливо улыбнулся Гарри, хотя попытка улыбнуться вызвала новый всплеск боли.
«Такая у меня судьба, Поттер».
«Гарри… Зовите меня Гарри…»
«Гарри…»
Гарри на мгновение прикрыл глаза. Или ему показалось, что на мгновение.
«Не смей умирать! – рявкнули у него над ухом. Или прямо в черепе? В последнее время нюансы стали катастрофически ускользать. – Я тебе не позволю, слышишь? »
«Извините, профессор… - он снова попытался улыбнуться, но почему-то из глаз потекли слезы. Что было глупо. Он же хотел… улыбнуться. – Извините, сэр… Но, кажется, я опять нарушаю ваш приказ… И свое обещание».
«Какое, мерлиновы яйца, обещание?! »
«Поздравить вас с днем рождения…»
Дракон развернулся и стремительно исчез из поля зрения. Очки разбились еще во время падения с метлы, так что видел Поттер и так неважно, а теперь и вовсе не видел ничего, кроме размытого света факелов. Затем послышался грохот, звон, дребезжание и страшные матюки Снейпа. Гарри понял, что у него начался бред: профессор никогда не матерился. Кажется, даже под «круциатусом» Темного Лорда.
А потом перед его носом появился фиал, который бережно держала огромная драконья лапа. Фиал переливался всеми цветами радуги.
«Гарри, ты должен мне помочь. Я не смогу вынуть пробку. Руки уже... не те».
«Я умру, профессор? »
Он не хотел задавать таких дурацких вопросов. Действительно, не хотел. Вопрос выскочил как-то сам собой. У Поттера подобное бывало.
«Зови меня Северус».
«Северус… Это значит «да»? »
«Это значит: ты болван, Поттер! »
«Гарри».
«Хорошо, Гарри. Пей. Долго я его не удержу. Давай. Ты сможешь».
И Гарри решил, что умереть он всегда успеет. А вот выяснить, как Снейп… Северус оказался в том проклятом ущелье… Любопытство, говорят, сгубило кошку. Но Поттера оно, кажется, спасло.
Гарри собрался с духом. Велел боли заткнуться. Перехватил фиал пальцами левой руки (правая слушаться категорически отказывалась). Вытянул зубами пробку. И выпил.
***
Если раньше он удивлялся собственной живучести, то теперь ответ, наконец, пришел сам собой. Просто какой-то сволочи наверху (или внизу? ) позарез было нужно, чтобы Гарри Поттер умирал медленно. Очень медленно. Медленно-медленно. Проживая каждую проклятую секунду, как час.
Кости отплясывали веселый маггловский танец рок-н-ролл, изо всех сил стараясь проткнуть, наконец, кожу и выбраться наружу. Кровь пузырилась и пенилась, точно сливочное пиво, а по жилам текла огненная лава. Тело стремилось скрутиться в спираль и при этом взлететь к потолку, чтобы потом рухнуть вниз. Только вот на груди лежала скала.
И все это длилось и длилось, растянутое в сумасшедшую бесконечность.
Гарри, по правде сказать, уже тысячи раз пожалел о своем решении. Попытаться выжить уже не казалось ему такой уж удачной идеей. И вполне возможно, что он бы давно сдался на милость победителя, если бы не голос. Голос был странно-знакомый, почти что родной. Только вот Гарри никак не удавалось припомнить, чей это голос. Голос держал на поверхности не хуже спасательного круга. Не хуже двух сильных рук, не давая захлебнуться болью и пойти ко дну. Просто держал.
«Не уходи, мой хороший! Не уходи! Послушай меня! »
И когда боль хоть чуточку отступала, Гарри слушал.
***
«Ты – мое солнце, ты – мое сердце…»
А он и не думал, что профессор Снейп знает такие слова.
Хотя… Какой он теперь, к Мерлину, профессор Снейп! Северус… Ведь правда?
Ночь миновала. За пределами пещеры первые лучи восходящего солнца тронули розовыми бликами белые вершины и серые уступы гор. Факелы давно погасли.
Гарри повертел головой. Было очень странно вынырнуть из забытья и понять, что ничего не болит. Ну… или почти ничего. Живот, между прочим, болел зверски: на нем лежала здоровенная драконья лапа. Сам дракон сопел рядом. Гарри бы с довольствием еще чуть-чуть понаблюдал за спящим Снейпом, но требовалось срочно прогуляться и насладиться общением с природой. Не под себя же, в конце концов… Он попытался аккуратно сдвинуть лапу.
Аккуратно не вышло. Дракон предсказуемо проснулся.
«Поттер! Чего вам не спится? »
«Срочно требуется выйти, сэр! » - рот Гарри растянулся до ушей. То, как быстро Снейп вернулся к привычному стилю общения, попросту умиляло.
«Ну, так идите, если можете».
«Я-то могу… - Гарри хмыкнул. – Только вот ваша, простите, лапа…»
Дракон посмотрел на свою конечность, возлежащую на животе у Поттера так, будто не мог сообразить, как она там оказалась. Потом тряхнул головой и убрал лапу.
Гарри в очередной раз пожалел, что драконы не умеют краснеть. Очень хотелось посмотреть на краснеющего Снейпа. Впрочем, отлить хотелось значительно больше. Цепляясь за дракона, как за последнюю надежду, Гарри поднялся на ноги и очень медленно поковылял к выходу. Он совершенно очевидно переоценил свои силы. Впрочем, если вспомнить, что было вчера…
А вот, кстати, что было вчера?
Он помнил свою игру в догонялки с украинским железнобрюхим, и свое падение с метлы (прощай, «Нимбус»! ), и то, как, очнувшись в пещере, пил радужное зелье, предназначенное для лечения драконов. А больше ничего. Ну… Или почти ничего. Еще он помнил голос. Но детали нуждались в уточнении.
И поэтому, едва вернувшись обратно в пещеру, он спросил:
«А что было вчера, сэр? »
Дракон сделал вид, что разглядывает собственный коготь.
«А-а… что было вчера? »
С трудом переставляя непослушные ноги, Гарри доплелся до дракона, чтобы со вздохом облегчения опуститься в торопливо подставленное кресло драконьего хвоста.
«Помните Амбридж, профессор? »
Дракон презрительно фыркнул.
«Она научила меня одной житейской мудрости… - Гарри полюбовался на шрам на своем запястье. – Я не должен врать. И вы не должны врать. Во всяком случае, мне».
«Кому же мне еще врать, Поттер? Кроме нас двоих здесь никого нет».
«Попробуйте самому себе. Вдруг получится? »
«Единственное, чего никогда в жизни не делал, так это не врал самому себе. Занятие для идиотов».
Гарри прижался щекой к драконьему боку. Позволил себе на мгновение замереть, вслушиваясь в мерное биение гигантского сердца.
«Значит, не стоит и начинать. Так что, с вашей точки зрения, интересного произошло вчера? »
Дракон посопел. (Гарри отметил про себя, что из драконьих ноздрей стали появляться тонкие струйки дыма. А это означало, что к зверю вместе со здоровьем возвращалась утраченная было способность дышать огнем).
«Вы вляпались в очередную неприятность, Поттер».
(«Значит, я - опять Поттер, - ехидно подумал Гарри. – Снова будем делать вид, что ничего такого и не было. Ну-ну! Где ваша хваленая храбрость, профессор? Или Поттер для вас страшнее Волдеморта? »)
Снейп предпочел проигнорировать ехидную реплику поттеровского внутреннего монолога. Или и вправду не услышал, занятый своими, явно невеселыми, мыслями.
«По-моему, все началось с того, что вы меня выпнули к мерлиновой бабушке из своей пещеры и из своей жизни».
Дракон отвернулся.
«Я… Мне просто… хотелось побыть одному…»
«Сильно хотелось? – Гарри, что называется, «несло». – Настолько, что кинулись меня спасать при первых же признаках опасности? »
«Не мог же я дать вам погибнуть, Поттер. Это было бы не гуманно».
«Великий гуманист – Северус Снейп», - шепнул Гарри.
Снейп ответил также тихо:
«Я едва не опоздал».
Гарри выбрался из уюта драконьего кресла и сделал то, что хотел сделать еще со вчерашнего вечера: повторить путь малфоевской ладони по телу дракона. Стереть этот след своими прикосновениями. К тому же Гарри позволил себе пустить в дело сразу две руки.
«Что вы делаете, Поттер? » - изумился дракон, когда руки Гарри заскользили по сложенному крылу. Затем, с чуть большим нажимом – по выступу лопатки, нежно-нежно – по изгибу шеи. Уже смелее – от первого зубца высокого гребня надо лбом - по голове, вниз, вдоль всей спины.
«Удовлетворяю свои порочные желания, профессор».
Дракон поперхнулся.
«Поттер, вы, конечно, вчера здорово приложились головой, но ведь не настолько…»
Руки Гарри, как бы сами собой, вернулись к драконьей морде. Пальцы ласково прошлись по надбровным дугам, по горбинке черного драконьего носа, обвели ноздри, из которых снова стали вырываться струйки дыма, наглядно демонстрируя общее состояние душевного смятения, совершенно не свойственное всегда такому сдержанному профессору.
«Не боитесь оказаться наедине с извращенцем-зоофилом? » - лучезарно улыбнулся Поттер.
«Бояться вас, Поттер? И не мечтайте! »
Гарри провел рукою от челюстного сустава к уху, и с удовольствием отметил, как по всему телу дракона прошлась легкая волна дрожи, не имеющая ничего общего с отвращением.
(«Кажется, я нашел одну из ваших эрогенных зон, профессор Снейп! »)
«Разве это не дрожь страха, сэр? »
«Поттер! » - это была почти мольба.
Гарри решил не перегибать палку. Еще раз скользнув обеими ладонями по всей длине драконьей шеи, он аккуратно опустился в свое любимое кресло. По правде сказать, ноги его не держали. Но при этом, разумеется, никто не мог ему помешать тихонечко поглаживать свернувшийся под ним драконий хвост.
«Я больше не буду спасать вас, Поттер, клянусь! Это было крайне опрометчиво с моей стороны. Всей здешней популяции драконов угрожает серьезная опасность в вашем лице».
Гарри ухмыльнулся.
«Придется жертвовать собой, профессор: принять удар на себя. Вырастили, понимаешь, маньяка, теперь расхлебывайте последствия».
«Знать бы, кого растишь…» - в голосе дракона послышалась ласковая улыбка. Вот интересно: а может ли улыбка – послышаться? Или это тоже – последствия удара по голове?
«Я тут подумал… - Гарри сделал паузу, чтобы Снейп мог вставить свою традиционную реплику про нетипичность данного процесса для поттеровских мозгов, но дракон промолчал. – Вчера вы могли успеть меня спасти только в одном случае…»
Молчание.
Гарри привстал и снова погладил краешек крыла.
«Если вам удалось взлететь».
«Мне удалось, Поттер».
Гарри блаженно закрыл глаза.
Чудо все-таки произошло.
И, если вдуматься, еще одна встреча со смертью за это чудо – никакая не цена.
***
День прошел лениво. Измученные страшной ночью Гарри и дракон, в основном, спали. Что характерно, без всяких снов. Просыпаясь, ели, что Мерлин послал. (Мерлин, добрая душа, послал дракону – законную порцию мяса, а Гарри – батончики «Сникерс» и чипсы). Иногда обменивались ничего не значащими репликами, принципиально избегая любого намека на выяснение отношений. Днем грелись на солнышке, закрыв глаза и периодически проваливаясь в странную полудрему.
Где-то в полдень нарисовался Чарли. Поглядел на помятого Поттера в лохмотьях и синяках, блаженно жмурящегося у драконьего бока, и не стал задавать никаких вопросов. Только ближе к вечеру приволок контейнер с горячей едой, термос с чаем и запасные очки. Дракон, разумеется, опять получил мясо. Гарри, кажется, даже нашел в себе силы сказать: «Спасибо». Дракон легкомысленно помахал правым крылом. Глаза Чарли при этом заметно округлились, но он героически сумел промолчать, только изгибом брови намекнув Поттеру, что объяснения происходящему с него все-таки потребуются. Гарри не возражал. Все будет. Когда-нибудь. Потом.
Мир был прекрасен. Жизнь была восхитительна.
После ужина все стало еще лучше. Все-таки ничто так не способствует улучшению самочувствия, как правильная еда. Гарри был достаточно взрослым, чтобы понимать: чипсы и «сникерсы» - это еда неправильная. Хотя и калорийная, как уверяют магглы-изготовители. Другое дело – жаркое по-румынски с овощами, свеженарезанный салат с козьим сыром, хлеб, только что выпеченный в местной хлебопекарне… (Гарри честно разделил хрусткую белую булку с драконом). Чай пах совершенно сумасшедшим образом: мятой и бергамотом – и содержал вполне достаточное количество сахара.
После ужина снова захотелось спать. Но Гарри презрел эту человеческую слабость. Тем более, что гораздо сильнее хотелось уже, наконец, смыть с себя засохшую кровь и грязь и переодеться в чистое. Ну… То есть помыться-то хотелось, но тащиться вниз, в поселок – нет, увольте! И Гарри решился:
«Можно я немного ополоснусь в озере? »
Озером, конечно, водоем в пещере именовался чисто условно, уж больно он был маленький… Но, определенно, побольше стандартной ванны.
Дракон лениво дернул хвостом: мол, делайте, Поттер, что хотите, - и продолжил любоваться зажигающимися звездами.
Лезть в ледяную воду не было никаких сил. Гарри кинул простенькое заклинание Подогрева, которое почему-то совершенно не желало работать в маггловском душе, зато в драконьей пещере довело воду в озере чуть ли не до состояния кипятка, и только потом понял, что сделал это без помощи волшебной палочки. Впервые за весь день он вспомнил о волшебной палочке и почувствовал легкий озноб. Палочка осталась там же, где и малфоевский «спикер», и останки «Нимбуса» - на самом дне проклятого ущелья. Только вот, вода все-таки согрелась…
Гарри произнес невербальное «Остынь» - и на поверхности озера стала образовываться тоненькая корочка льда.
«Это в вас бушует драконья магия, Поттер» - донеслось от входа в пещеру, и Гарри, обернувшись, встретился глазами с любопытным взглядом дракона.
«Интересно, откуда она во мне взялась? »
Гарри зябко поежился. Требовалось срочно повторить фокус с подогревом. Но, желательно, не до состояния кипятка.
«Вы, между прочим, вчера выпили целую драконью дозу радужного зелья, - если, разумеется, это вам о чем-нибудь говорит».
«По правде сказать, - пробормотал Гарри, вспоминая свои неслабые ощущения, - я думал, что умру».
«По правде сказать, Поттер, - тихо отозвался Снейп, - я тоже думал, что вы умрете. Вообще-то, драконья кровь смертельна для человека. Но выхода не было. Срочно требовалось чудо. Без чуда вы бы умерли гораздо быстрее. На вас живого места не было: ни одной целой кости, легкое проткнуто, серьезные травмы головы - и кое-что по мелочи. Ни один целитель в Святого Мунго вас бы не вытащил. Да и времени у нас не было».
«А почему, в таком случае, я еще жив? »
Дракон хмыкнул:
«Подозреваю, потому что в том зелье была и ваша кровь: магии успели смешаться, узнать друг друга, слиться в единое целое. Не было больше драконьей и человеческой магии. Было требуемое чудо».
«То есть, - осторожно спросил Гарри, пристально гладя в драконьи глаза, - вы в тот момент совершенно не были уверены, что зелье поможет? »
Дракон опустил веки.
«Я в тот момент был совершенно уверен, что даю вам яд, Поттер. Но другого выхода не было».
Гарри улыбнулся. Какое все-таки счастье, что в этот проклятый миг рядом с ним оказался именно Северус Снейп, с его холодным аналитическим рассудком и весьма своеобразными представлениями о добре и зле.
«Спасибо вам, сэр».
«За что, Поттер? Я же только что признался, что чуть было вас не убил? »
«Вы меня спасли. Дважды за одну ночь. Так что не надо впадать в самобичевание. Все хорошо, я жив-здоров. Только вот… Как бы мне добиться от этой проклятой воды нужной температуры? »
Льдинки в озере весело поблескивали в мерцающем свете факелов.
«Это очень просто, Поттер: представьте себе, какую именно температуру воды вы бы хотели получить в результате – и произносите заклинание. В конце концов, про магию важно знать одно: вы владеете ею, а не она - вами».
Гарри мысленно произнес Нагревающее, сосредоточившись на требуемой температуре воды, и с облегчением увидел, что лед тает, а признаков кипения, вроде, не наблюдается.
«И надолго у меня эта странная способность: колдовать без палочки? »
«А Мерлин ее знает, Поттер! – как-то легкомысленно ответил Снейп. – Вы же у нас со всех сторон уникальный».
«Пока что я чувствую себя со всех сторон грязным…» - буркнул Поттер, стаскивая через голову останки зеленой шелковой рубахи.
Дракон почему-то смутился. Впрочем, Гарри догадывался, почему, и ему было весело.
«Пойду, подышу свежим воздухом».
«Дышите на здоровье, профессор. А я…» - Гарри избавился от джинсов и сапог, которые тоже, к сожалению, не подлежали реанимации, и со стоном блаженства погрузился в воду, ровно той температуры, о которой он только что мечтал.
Лежать и думать о странных чудесах. Чувствовать, как в горячей воде расправляются стянутые в тугие узлы мышцы. Как тело становится чистым и невесомым. Погрузиться под воду, оставив на поверхности лишь нос, и раствориться в нигде. Перестать быть собой. Снова обрести себя. Вынырнуть на поверхность, отплевываясь, как кашалот. Намылиться с головы до пяток дурацким, пахнущим апельсинами, мылом, и порадоваться, что вода в озере – проточная, и скоро в ней не останется ни следа от поттеровских безобразий.
Сколько прошло времени, Гарри не знал. И ему было плевать. Хотелось смеяться – без всякого повода. Хотелось петь – при полном отсутствии слуха. Хотелось совершить какую-нибудь глупость. В конце концов, он снова разминулся со смертью – это ли не повод!
«Поттер, вы… замерзнете».
Дракон зачем-то заглянул в пещеру и замер на полуслове. Гарри отчетливо слышал, как сбился ритм могучих ударов колокола, что в последнее время почти не воспринимались его внутренним слухом. Как будто пьяный звонарь взобрался на колокольню собора и теперь не очень знает: отбивать ему веселый, праздничный или медленный, траурный ритм. Можно попробовать так – и так. Можно… А вот, скажем, если Поттер нагнется, чтобы вслепую пошарить вокруг в поисках полотенца? – Звонарь сошел с ума. «Сердце мое… Солнце мое…» Гарри помнил.
Медленно подхватил полотенце с пола пещеры. Все еще стоя спиной к дракону, начал неторопливо вытираться: сначала – волосы, потом – руки, плечи, грудь, спину. Это было похоже на тот сумасшедший стриптиз, который он однажды танцевал в этой самой пещере. Только, пожалуй, наоборот. Сегодня – никаких резких движений. Никаких нарочито-вызывающих поз. Очень просто. Очень естественно. Как в собственной ванне. Перед зеркалом, Поттер? – О да! Перед зачарованным зеркалом. Ориентируясь только на стук чужого сердца. Поставить правую ногу на камень. Тщательно вытереть: от бедра – к стопе. Затем – точно так же – левую ногу. Обернуть бедра полотенцем и обернуться.
«Вы что-то хотели, профессор? ».
Дракон опрометью покинул пещеру. На миг звезды заслонила крылатая тень, и Гарри остался один.
***
Дракон вернулся под утро. Гарри прекрасно слышал, как он вздыхает, устраиваясь на своем привычном лежбище, но продолжал изображать за ширмой крепкий и здоровый сон.
«Кончайте придуриваться, Поттер - пробурчал дракон. – Все равно ведь не спите».
«Не спится, сэр, - улыбнулся Гарри. – Бессонница».
«Бессонница… Идите сюда. Придумали тоже: сбежать за ширму».
Довольный Гарри переместился на свое законное место: под драконий бок. Но сна по-прежнему не было ни в одном глазу, и, видимо, у дракона тоже, потому что вопрос все-таки прозвучал:
«Что это было, Поттер? »
Гарри помолчал. Честно говоря, ему и самому себе было сложно объяснить: что это было? – Провокация? Попытка достучаться? Невербальная магия?
«Просто… чтобы… не замерзнуть».
Нежно… (Нежно?! ) Нежно:
«Не замерзли? »
«Нет. Только и вы, сэр… Не замерзайте, пожалуйста».
«С вами, Поттер? Весьма затруднительно».
«И ничего не бойтесь».
«Вы меня совершенно не знаете. Я не боюсь».
Гарри задумчиво потеребил нижнюю губу.
«Я вас знаю. Даже слишком хорошо. Хотите докажу? »
«Поттер, может быть, завтра? Все-таки ночь».
«Завтра вы опять спрячетесь в вашу глубокую нору и будете делать вид, что ничего не было. Нет уж! Если и бывает время для абсолютной откровенности, так это как раз оно».
«Угораздило же меня связаться с Героем…»
«Безнадежно… - согласился Гарри. – Итак. Вопрос первый: что произошло с вами, профессор, в День святого Валентина? »
«С чего вы взяли, Поттер, что со мною что-то произошло? »
Гарри представил, как Снейп высокомерно вскидывает бровь и скрещивает руки на груди. Что на языке жестов, как когда-то популярно объяснил Поттеру преподаватель в Школе авроров, обозначает попытку спрятаться от неблагоприятной ситуации. И так всю жизнь, профессор?
«С того, сэр, - как можно мягче говорит Гарри, («Опусти! Опусти руки, расслабься! Я не враг тебе, слышишь? »), – что спустя две недели в некоем драконьем заповеднике в Румынии появился гебридский черный дракон, в совершенно безобразном состоянии. А до этого, насколько я помню, вы весело жили-поживали в горах Шотландии и совершенно не собирались менять место жительства. Разве не так? Две недели – это как раз тот срок, чтобы добраться сюда из Шотландии, стараясь не попадаться на глаза магглам, «на чистом упрямстве», так вы, кажется, выразились однажды, сэр? Кстати, давно хотел спросить: а почему именно Румыния? »
«Не хотелось умирать в одиночестве. Вот и… вспомнил».
«Так что это было? »
«Это был самолет…»
«Что?.. »
«Такая железная летающая штука у магглов».
«Сэр! Я знаю, что такое самолет».
«Ну… Я в него врезался».
Гарри гнусно хихикнул:
«Самолета не заметили, сэр? »
«Задумался, Поттер. О смысле жизни».
«Хорошенькая история, сэр. Веселенькая. Если бы в тот же день и час, или даже в то же мгновение, в меня не прилетела «Авада», которая гарантированно должна была отправить меня в иной мир. Но не отправила. Не знаете, почему? »
«У магглов, как я слышал, есть такая порода: супергерои. Неубиваемые – во всех смыслах этого слова. Похоже, вы из таких».
«Хватит, - попросил Гарри. – Разделенная на двоих «Авада», профессор. Убежден, что если бы самолет действительно был, столкновение вышло бы лобовым».
Дракон вздохнул. (Он вообще часто вздыхал. Видимо, не так уж и много было у дракона способов продемонстрировать свои эмоции):
«Не было никакого самолета, Поттер. Вы правы. Разделенная на двоих «Авада». Но вы – живы».
«Благодаря вам, профессор. Все еще считаете, что я ничего о вас не знаю? »
Гарри засветил на ладони небольшой «Люмос». Встал. Подошел вплотную к дракону.
«Ваше правое крыло – пять лет назад. Неудачно закончившаяся операция, с последующим выцарапыванием аврора Поттера из-под рухнувших перекрытий. Вы видели мой шрам. Я видел ваш. Они идентичны».
«Хватит, Поттер».
«Нет уж, профессор. До конца. Вот здесь, возле колена левой ноги – еще один шрам».
Он провел рукой по левой задней лапе дракона. Шрам обнаружился именно там, где и предполагалось.
«Неудачно прыгнул с крыши во время погони. Это еще Школа авроров. Первая настоящая операция. Уклонился от чего-то очень темного. Должен был сломать шею – сломал ногу. Открытый перелом. Врачи говорили: заживает все, как на собаке. Как на драконе, - правда, сэр? »
«Гарри, не надо».
«Вот здесь, - рука Гарри скользнула к светлому подбрюшью, и дракон непроизвольно дернулся. – В нескольких сантиметрах от самого дорогого. Удар заклятым кинжалом: юная нимфетка на балу. Это уже совсем недавно. Мстила за возлюбленного, погубленного жестоким режимом. Чуть в сторону, и я вполне мог бы сегодня петь фальцетом. При моем-то отсутствии слуха! »
(«Или не петь никогда», - добавил он про себя).
«Это было бы ужасно, Поттер», - выдохнул дракон, и в голосе его впервые не чувствовалось скрытого напряжения.
«Согласен с вами, сэр. А еще… У вас имеется круговой шрам возле пальца на левой передней лапе. Безымянный палец мне тогда оторвало напрочь – пришлось приживлять обратно. Джинни потом смеялась, что все это было устроено, дабы избавиться от обручального кольца».
Дракон фыркнул:
«Избавились? ».
«Как видите, сэр. Не знаю, что у драконов с головой: ученые уверяют, что самые прочные защитные пластины находятся именно там. Но у меня, с некоторых пор, ужасно болит голова на смену погоды».
«И у меня, Поттер, и у меня. Но шрамов, вы правы, нет. В кои-то веки – повезло».
«Повезло, сэр, это еще слабо сказано! - улыбается Гарри, убирая волшебный огонек и снова забираясь в спальник. – Не могли найти кого-нибудь, кого не так любят неприятности? »
«Не поверите, Поттер, - улыбается Снейп. – Не мог».
И за эту снейповскую улыбку Гарри Поттер разом прощает проклятому миру все его грехи.
***
Всю ночь ему снились «драконьи сны».
А на следующее утро Снейп сказал:
«Я, кажется, ничего не подарил вам на день рождения, Поттер».
(«Себя, - подумал Гарри. – Ты подарил мне себя». Как-то так получилось, что теперь мысленно он легко и просто мог обратиться к профессору на «ты»).
«Ну да. Вы только в очередной раз спасли мне жизнь! А так – ничего оригинального, сэр».
«Это пустяки, Поттер. Можно сказать, рутинная работа в нашем с вами случае. А подарок должен быть…»
Гарри улыбнулся (ему почему-то теперь все время хотелось улыбаться! ):
«Волшебным? »
«Вот именно. Как вы насчет полета на драконе? »
«Северус! »
«Поттер, я предложил покататься у меня на спине, а не перейти на «ты»! »
Легко сказать: покататься на спине! Дракон – это вам не фестрал. И не гиппогриф. Гарри, который почувствовал себя значительно более счастливым, чем в тот день, когда за ним впервые приехал Хагрид, чтобы отвезти в Хогвартс, прекрасно понимал: требуется снаряжение. И никакие свежеобретенные сверхспособности, полученные при помощи драконьей магии, не отменяли того печального факта, что ни он, ни Снейп ничего не понимают в драконьей амуниции. Был, собственно, только один человек, который реально мог помочь с осуществлением этого авантюрного плана.
И Поттер отправился к Чарли.
В полдень под яблонями, на ветках которых зрели тяжелые плоды, источавшие совершенно сумасшедший аромат, в компании запотевшего бокала с мятным коблером, который, как выяснилось, просто потрясающе готовил Чарли, было почти прекрасно.
Если бы не сам Чарли.
Оказывается, много легче было сбить со следа украинского железнобрюхого, чем объяснить Чарли Уизли историю со Снейпом, не раскрывая инкогнито самого Снейпа. Гарри совершенно не хотел вмешивать во все это профессора. Одно дело – неожиданный ментальный контакт с умирающим драконом, со всеми вытекающими последствиями, (включая возможность полноценного общения), и совсем другое – профессор Снейп, воскресший в качестве персонального поттеровского ангела-хранителя. Поэтому история получилась слегка… подредактированной. Но, как ни странно, довольно логичной. Утирая пот со лба, Гарри с легким оттенком приятной ностальгии вспомнил знаменитые эссе профессора зельеварения на нескольких свитках. Теперь ему казалось, что зря они тогда возмущались: сегодняшний отчет выглядел значительно длиннее.
Когда Чарли ознакомился с живописным описанием погони по ночному ущелью с последующим сверзанием в бездну, то побледнел так, что веснушки стали казаться почти черными. И тут же пообещал убить «эту мерзкую железнобрюхую тварь» своими собственными руками. Гарри хмыкнул и, в лучших традициях Хагрида, нижайше просил «оставить в живых бедную невинную животинку, которая лишь следовала заложенным в ней инстинктам». Известие о том, что напавший на него дракон все-таки выжил, неожиданно показалось Поттеру весьма утешительным. Честно говоря, быть причиной чужой смерти никогда не казалось ему заманчивым.
Одно было хорошо с Чарли: после многосложных конструкций, составленных, в основном, из нецензурной лексики, он предельно спокойно перешел к обсуждению вопроса о сбруе.
- Замеришь здесь, здесь и здесь, - карандаш Чарли легко летал над схематическим изображением дракона. - Вот здесь нужна длина. А здесь – обхват груди. А морда обмеряется так…
Гарри представил выражение драконьей морды, когда он будет ползать вокруг, делая все эти замеры, и гнусно хихикнул. Ничего, зато Снейпу при этом перепадет некоторое количество нежных поглаживаний и интимных прикосновений, которые вполне можно скрыть за чисто научным интересом.
Гарри и сам не знал, когда игра «погладь дракона» успела приобрести такой откровенно-сексуальный оттенок. Не знал и не хотел знать. Но ведь «врать самому себе – занятие для идиотов? » Не так ли, Поттер? Так кому ты врешь теперь? Все ты прекрасно знаешь. Кого: дракона или Снейпа - касаются твои ладони? Чей рваный выдох ты слышишь каждым миллиметром своей шкуры, Поттер? Снейпа или дракона? Не ври себе, Поттер. Это бесполезно.
- Гарри, что с тобой?
Добрый, милый, простой Чарли. Самым нормальным образом любит своих драконов. Самым нормальным (хоть и безответным) образом любит свою Мию. Если бы он только знал, какие мысли сейчас бродят в голове его старого друга - наверное, убежал бы куда подальше сломя голову. Или сдал в Святого Мунго. На принудительное лечение.
Гарри улыбнулся, как можно более доброжелательно, и написал:
«Завтра принесу замеры. А мастер приличный имеется? »
- «Мастер»! Гарри! Это же не мастер, а настоящий художник! – дальше можно было спокойно расслабиться и наслаждаться жизнью, потягивая очередную порцию ледяного коблера: Чарли пел хвалу неведомому мастеру-шорнику из соседней деревни, который может сделать упряжь, достойную даже единорога. С точки зрения Поттера, единорог, по сути своей, был всего лишь несколько деформированной лошадью, и делать на него сбрую – задача не самой большой сложности. В отличие от дракона. Но Чарли он верил.
***
Сбруя была готова через три недели.
Август осыпал Драконью долину звездопадами. Каждый вечер дракон улетал на охоту, а Гарри ждал его, сидя рядом с небольшим костерком у входа в пещеру и глядя на звезды. Каждые десять-пятнадцать минут по небу чиркала очередная падающая звезда, и можно было загадывать желание. Желание у Поттера с недавних пор было всего одно, но он никогда не произносил его вслух. Всем известно: если загаданное желание озвучить вслух, оно не сбудется. А Гарри очень нужно было, чтобы сбылось.
Где-то часа в два ночи дракон возвращался, довольный и сытый, поднимал небольшую бурю, стараясь крыльями погасить энергию полета на «взлетно-посадочной полосе», расчищенной Поттером неподалеку от входа в пещеру. Затем неторопливо, с достоинством подходил к Гарри, клал свою огромную голову ему на плечо, мурлыкающим голосом интересовался:
«Все звезды собрали, Поттер? »
Гарри привычно отвечал:
«Нет, несколько штук оставил вам, профессор. Найдется у вас какое-нибудь завалящее желание? »
«Не сомневайтесь, Поттер, найдется».
Дракон устраивался рядом с Гарри поближе к костру, и они смотрели на звезды вместе. В этом молчании не было ни малейшего напряжения или неудобства. Иногда Гарри казалось, что вот так он бы мог молчать всю жизнь. Это была какая-то высшая, запредельная степень близости, какой у него до этих пор не было ни с одним живым существом. Даже молчание с Гермионой периодически хотелось прервать какой-нибудь дурацкой репликой. Только не здесь. Тишина. Звезды, скользящие по ночному небосклону. Одно молчание – на двоих.
Сбрую доставили рано утром. Вместе с утренней порцией мяса. Доставку осуществил лично господин Главный драконолог: небрежно отлевитировал всю кучу барахла ко входу в пещеру на небольшой передвижной платформе.
Гарри проснулся от бодрого: «Вставайте, граф, рассвет уже полощется, из-за озерной выглянув воды! », пропетого аккурат возле его левого уха, не прикрытого аврорским спальником. Накануне они со Снейпом почти до рассвета изучали созвездия и любовались звездопадом, так что поспать им удалось всего несколько часов. Зато Гарри смело зачислил себе в особые заслуги тот факт, что Снейп потихоньку учился чем-то любоваться. (Хотя были основания подозревать, что большую часть времени Северус таки любовался самим Поттером. Впрочем, проделывал это сдержанно и деликатно).
Чарли, поглядев несколько минут на осоловелого ото сна Героя под боком у дракона, одобрительно кивнул и вышел из пещеры, дав хозяевам возможность проснуться и хоть немного привести себя в порядок.
«Может, ты его съешь на завтрак? » - полюбопытствовал Гарри у дракона. Когда его не вовремя будили, тормоза летели к растакой-то матери просто неудержимо.
Снейп понимающе хмыкнул.
«Кто ходит в гости по утрам… Читали «Винни-Пуха», Поттер? »
«Какая-нибудь черномагическая гадость от индейцев майя? »
«Поттер, нельзя быть такой серостью. Милый маггловский медвежонок. Тоже считал, что утренний гость – самая большая радость жизни для хозяина».
«Не согласен я с идиотским медведем, профессор. И с Чарли, если он адепт этого вашего Винни-Пуха. Съели бы вы его все же…»
«Нельзя, Поттер, кушать на завтрак Главного драконолога. Отечество и клан Уизли нам не простят. Хотите встать на пути клана Уизли? »
«Упаси Мерлин! – Гарри исхитрился очень быстро умыться в ледяном озерце (на подогрев времени не было) и почувствовал себя немного лучше. – Тем более, что Чарли здесь не просто так. Полетаем сегодня, профессор? Кажется, пришло время вручить мне обещанный подарок».
«Поттер… - притворно вздохнул дракон. – Вот почему у вас никак не начинает развиваться старческий склероз, в вашем-то преклонном возрасте? »
«И не надейтесь! » - Гарри выскочил на улицу.
Август подходил к концу, и по утрам в горах было прохладно. Зубы непроизвольно клацнули.
- Скоро осень… - философски заметил Чарли, снимая с платформы тщательно упакованный груз и убирая уменьшенное транспортное средство в карман куртки.
«А потом – зима», - мысленно продолжил Гарри. В конце концов, философствовать так философствовать! А вообще-то, конечно, следовало подумать о том, как утеплить пещеру. Но не сегодня. Не сегодня. На сегодня были запланированы дела поинтереснее.
- Тебе помочь надеть на него сбрую? – было совершенно очевидно, что Чарли не терпится поучаствовать в подготовке к такому знаменательному событию, как полет на драконе. В самом деле: на всей земле на сегодняшний день можно было насчитать едва ли с десяток драконьих всадников. А уж в Румынии не было ни одного. Люди разучились разговаривать с драконами. Люди, честно говоря, и друг с другом разговаривать умели не очень. А ведь еще во время Второй Мировой на службе Магической Британии была целая драконья эскадрилья!
Гарри покачал головой. Видит Мерлин, он был очень высокого мнения о Чарли как о человеке и как о драконологе. Но при этом отлично понимал, что гордый Снейп не захочет, чтобы кто-то присутствовал при странном ритуале, превращающем его в ездовое животное. Одно дело – Гарри: какие только странности не случаются между близкими людьми… И совсем другое – посторонний свидетель.
- Ну, дело твое, - одной из черт, наиболее симпатичных Гарри в характере его начальника, было умение вовремя отступить из уважения к жизненным принципам другого человека. (Или дракона. Но сам Чарли вряд ли об этом догадывался).
И он ушел вниз по тропинке, насвистывая мотивчик песенки все про того же загадочного графа.
Весь день прошел в примерках и подгонке. Дракон угрюмо молчал. Наконец, Гарри не выдержал:
«Сэр! Если это так… болезненно, может, не надо? »
Голос Снейпа звучал устало:
«Делайте свое дело, Поттер. Что там у нас дальше, уздечка? »
Дракон покорно склонил голову.
У Гарри внезапно задрожали руки, и он принялся торопливо расстегивать ремни только что с таким трудом закрепленного седла. Седло было из золотисто-рыжей кожи, со всеми полагающимися прибамбасами: высокой лукой и сияющими стременами.
«Поттер, что вы делаете? »
«Я не полечу с вами. Сэр. Не такой ценой. Нет».
Избавленный от седла дракон вздохнул полной грудью, расправил крылья, издал торжествующий драконий рев, отозвавшийся долгим эхом в горах. Кажется, где-то там сошло две-три лавины. Гарри улыбнулся. Снейп редко позволял своей драконьей составляющей проявляться вот так, прилюдно, а значит сейчас он чувствовал себя абсолютно свободным и был, наконец, счастлив.
Неожиданно дракон очень аккуратно правым крылом пригреб Поттера к своему боку, прижал, удерживая так пару минут, потом отпустил. Опустился на землю, как будто его покинули последние силы.
«Спасибо».
Гарри привычно растянулся рядом, положив голову на переднюю драконью лапу и подставляя лицо нежаркому августовскому солнцу.
«Не за что. Сказали бы сразу. Разве я похож на садиста? »
Неожиданно что-то шершавое и влажное коснулось поттеровской щеки и уха. Гарри вскинул голову и успел увидеть, как раздвоенный драконий язык исчезает в недрах зубастой пасти. В следующее мгновение дракон уже усиленно делал вид, что изучает причудливое облако на горизонте. Гарри подумал: не есть ли это странное прикосновение аналог первого робкого поцелуя? В драконьем эквиваленте. Поцелуй дракона… Поцелуй Снейпа. Сердце сжалось от странной нежности.
«Какие у нас планы на вечер? Раз полеты отменяются. Будем читать вашего любимого Дюма? Я, помнится, прошлый раз привез кое-что из Лондона».
«Гарри… Я хочу объяснить».
Снейп крайне редко называл его «Гарри», как будто боялся обидеть или задеть.
«Не стоит… Северус. Если тебе неприятно… Мерлин с ним, с полетом. Не это главное».
«Все-то ты знаешь… Поттер. Я все-таки расскажу».
Гарри сел, прижавшись спиной к драконьему боку. Он понимал, что разговор будет из тех, которых лучше бы и не было вовсе. Разговор на грани исповеди. А исповеди нельзя выслушивать, развалясь на диване.
«Когда я впервые попал в свиту Темного Лорда…Все было значительно проще, чем после воскрешения Его Темнейшества. В том числе и наказания. Может быть, Том тогда еще помнил, что значит быть человеком. А, может, попросту еще не открыл для себя всей прелести «круциатусов»… Во всяком случае, в моде были простые и милые забавы: провинившихся прижигали каленым железом, держали по несколько часов в ледяной воде, связывали… Я никогда не был кротким и покорным, Поттер. Никогда. Даже после того, как трое суток провисел в подвале, стянутый магическими путами и с кляпом во рту. Именно об этом он меня спрашивал, наш милый Том: «Теперь ты будешь покорным, Северус? » Мне было достаточно просто кивнуть… Я продержался трое суток, а потом потерял сознание. С тех пор связывание – не моя игра».
Гарри представил испуганного гордого мальчика, каким, в сущности, и был тогда Северус Снейп, висящего трое суток, как баранья туша, на железном крюке, без возможности пошевелиться или крикнуть… Абсолютно беспомощного. И от всей души пожалел, что проклятого Темного Лорда нельзя убить еще раз. С максимальной жестокостью. Никогда еще Гарри Поттер не был так далек от милосердия.
«Не берите в голову, Поттер… - это Снейп увидел его побледневшее лицо или словил волну ничем не прикрытых эмоций. – Все прошло. Мы живы, а он – нет. И, знаете, что еще… Я думаю, мы все-таки полетаем».
Гарри поднял голову. Глаза человека и дракона встретились.
«Полетаем!!! »
Мало кто обращает внимание, что на спине черного гебридского дракона есть место, где выступы острого гребня практически сходят на нет, и происходит это именно там, где гибкая шея плавно перетекает в массив тела, аккурат перед мышцами, управляющими движением крыльев. И если быть совершенным психом (или абсолютно доверять своему дракону), то как раз там и может разместиться всадник, не использующий седло.
Именно таким психом и был Гарри Поттер.
***
«Не боитесь, Поттер? » - в голосе Снейпа тревоги значительно больше, чем издевки.
Гарри обхватывает руками драконью шею, прижимается к ней щекой, гладит чешуйчатые бока босыми пятками. В первый полет он не хочет надевать на себя ничего лишнего: только джинсы и футболка. Говорят, в древности драконьи всадники, отправляясь в полет, раскрашивали свои обнаженные тела в цвета своего клана. И каждый цвет на теле по-своему преломлял магию, гудящую между всадником и драконом. Это потом люди придумали доспехи, седла и удила. Поттер, конечно, не древний всадник, но тоже стремится свести препятствия между собой и драконом к минимуму. Магия между ними уже начала свой танец: легким покалыванием в кончиках пальцев рук, мурашками по позвоночнику, теплой волной по коленям, мириадами искорок в босых ступнях, упирающихся в основания мощных крыльев.
Какой смешной вопрос: «Не боитесь, Поттер? »!
«Ни капли».
«Тогда – вперед! »
Конечно, в экстренной ситуации драконы могут взлетать почти вертикально, на одних крыльях, но Снейп вовсе не собирается поражать чье-либо воображение при помощи силовых фокусов. Легкая пробежка вперед по «взлетной полосе», грациозный прыжок, взмах огромных крыльев – и вот уже они парят среди россыпи небесных светлячков, в самом сердце августовского звездопада. Дракон, словно юркий челнок, скользит между звенящими нитями мироздания, черными и золотыми, создавая новую реальность из пустоты и магии.
У Гарри на миг замирает сердце. Это совсем не похоже не полет на метле. Но и на «драконьи сны» это не похоже. Потому что там, среди переплетения теплых и холодных потоков воздуха, и происходит абсолютное слияние дракона и всадника, о котором менестрели во все века слагают баллады, а бескрылые завистники с пеной у рта твердят, что его придумали поэты.
Дракон взмахивает крыльями цвета ночи и поднимается все выше, туда, куда не занесет ни одна, самая быстрая метла, туда, где даже самолеты, согласно всем законом физики, должны обрастать слоем льда. Но Гарри Поттеру на это плевать! Потому что его окутывает плотный кокон сияющей первозданной магии, в этот миг он абсолютно слился с драконом и может лететь - хоть к чужим галактикам - и дышать - хоть в безвоздушном пространстве.
Однажды, несколько лет назад, они с Джинни оказались на органном концерте в Вестминстерском аббатстве. Гарри, по правде говоря, всегда был глубоко равнодушен к классической музыке, да и к любой другой музыке тоже. Но в тот день играли Баха. Гарри запомнил имя: Иоганн Себастьян Бах - на всю оставшуюся жизнь. Потому что это было ни хорошо и ни плохо – абсолютно. Сквозь время и вечность – гудящими басами и перекличкой высоких регистров. Выше неба и больше счастья – потому что океанский рокот органа откликается океанским же рокотом сердца в груди, и тоска о невозможном становится чем-то родным и близким в тишине отступающей боли. Тогда Гарри не мог подобрать слов, не мог толком объяснить заскучавшей Джинни, почему к концу программы не очень хорошо получалось видеть сквозь слезы. Кто-то попытался объяснить ему: «Бах – это разговор Бога с бурей». Он ничего не понял про Бога. Это был не его язык. Но сегодня он мог бы сформулировать очень легко и просто: «Полет на драконе – это Бах». Гарри летит сквозь звезды, вскинув руки вверх, вытянувшись звенящей струной, удерживаясь на спине дракона лишь сжатием коленей и опорой стопы, и мир льется сквозь него баховской фугой, и плевать, что полное название фуги никак не желает вспоминаться в этот момент!
«Держись крепче! » - кричит дракон, и Гарри едва успевает вцепиться в высокий выступ гребня прежде, чем начать падать вместе с золотым звездопадом – вниз, к земле, превращаясь в падучую звезду, в метеор, в осколок чужого солнца. И страха - нет. Есть только восторг падения и понимание того, что все – не зря, что смерти не может быть вовсе, потому что каждый миг, прожитый так – это и есть бессмертие. Бедный глупый Том с его убогими крестражами! Гарри смеется во весь голос, и вместе с ним смеется дракон, так они и несутся к земле: хохочущий, абсолютно сумасшедший Поттер и ревущий от восторга дракон, тоже напрочь лишившийся своего драконьего и человеческого рассудка. Внизу, почти у самых скал, они ловят очередной восходящий поток и набирают высоту, поднимаясь все выше и выше, растворяясь во внезапном ослепительном прозрении токкаты ре-минор. И когда крылья дракона отталкиваются от воздуха, мир вздрагивает, словно клавиатура, когда ее касаются пальцы органиста.
Потом они парят где-то там, где нет никого, кроме них, Бога, (кто бы он ни был) и Баха, пока еще хватает сил у души и тела, пока небо на востоке не начинает светлеть, ничего не говоря, но все обещая: новое утро, новую жизнь.
А возвращение на землю становится закономерным итогом полета и его оправданием. И последнее, о чем успевает подумать Гарри, прежде чем провалиться в сон, это, что земля под ними чуть заметно дрожит, как трубы органа, когда их покидает музыка.
***
В сентябре, точно по календарю, в Долину драконов приходит осень. Ночи становятся ощутимо холоднее, и Гарри возносит молчаливую хвалу заботливой Гермионе за их с Роном своевременный подарок: одеяло с подогревом. Про то, что зимой в пещере будет совсем холодно, попросту не хочется думать. А между тем, с этим нужно что-то срочно решать: зима в горах дело не слишком благостное, особенно для того, кого судьба не обеспечила терморегулируемой бронированной шкурой с нескончаемым внутренним источником магического энергообеспечения. Короче, если ты – всего лишь жалкий человек, а не царь природы, то подключи свои мозги и попробуй решить проблему до того, как она цапнет тебя за… нос. А еще нужно разрулить проблему с волшебной палочкой. Мега крутая способность колдовать голыми руками постепенно начала сходить на нет. Что было вполне ожидаемо. Гарри даже не сильно расстраивается, когда простые действия с каждым днем даются все сложнее: концентрация магии в поттеровской крови, буквально зашкаливавшая после приснопамятного лечения радужным зельем, постепенно спадает. Требуется палочка. И почему-то не хватает малфоевского «спикера», хотя, казалось бы, у Гарри совершенно не было времени, чтобы успеть привязаться к этому чуду современных магических технологий.
И, если совсем честно, надо уже все же решать, что делать со своей жизнью. До зимы - совсем ничего. До очередного Рождества - тоже не слишком много. И до девятого января. Это только в детстве можно позволить себе тешиться иллюзиями, что жизнь – бесконечна, а завтра наступит когда-нибудь, не сейчас. Но с годами все острей приходит понимание конечности времени. Особенно, если стервозная тетка Смерть так любит приглашать тебя на свидания. (А кто-то другой – совсем наоборот).
Жизнь течет спокойно и размерено, и только совместные ночные полеты, от которых ни Гарри, ни Снейп так и не нашли в себе сил отказаться, бессовестно нарушают ставший таким привычным покой. Там, в небе, они – одно целое, а на земле зачем-то по-прежнему играют роли «учитель-ученик». Впрочем, полетов тоже становится все меньше. Ночами зачастили дожди. А летать в промозглой слякоти, когда звезд не видно, а волглые тучи противно щекочут нос и лезут в глаза, отказывается даже дракон.
Днем все чаще над долиной слышатся крики птиц, которые еще не спешат улетать на юг, но уже сбиваются в стаи, понимая, что время вот-вот придет.
А Гарри наконец собирается в Лондон. Палочка, Малфой и Гермиона – именно в этом порядке – требуют его немедленного присутствия. (Или этого требует его собственный внутренний голос, - кто бы разобрался! ) Письма отправлены с совами еще за неделю, ответы получены вполне благоприятные, портключи Чарли уже давно выдал многоразового использования, (чтобы не заморачиваться каждый раз с беспокойным Поттером). Дракон сдержанно-молчалив. Пойди угадай, что там творится на душе у профессора! Но отступать поздно.
Лондон оглушает отвыкшего за последнее время от шума и суеты Поттера своим крикливым многоголосьем. Как-то так вышло, что даже с детьми он в последнее время предпочитал встречаться либо дома, либо в каком-нибудь парке, и теперь чувствует себя типичным провинциалом, которого жизнь выкинула посреди традиционного вавилонского столпотворения столицы. Хмыкнув про себя, Поттер натягивает на глаза козырек маггловской бейсболки, с которой успел сродниться за время жизни в Румынии, и идет к Олливандеру. Тот еще жив и даже вполне энергично ползает по стеллажам, хотя за прошедшие годы все больше становится похож на высушенный гриб. Правда, по магазину ему теперь помогает правнук: Гаррик Олливандер-младший, голубоглазый мальчишка лет восемнадцати, только что закончивший Хогвартс и обладающий, по словам старика, несомненным талантом к изготовлению волшебных палочек. Гарри мысленно дает себе подзатыльник, обратив внимание, что только что, хоть и про себя, обозвал парня восемнадцати лет от роду, мальчишкой. «А сам-то ты во сколько Темного Лорда пошел убивать? – слышится ему ехидный голос Снейпа. – И, кажется, ребенком тебя никто не считал». «В том-то и беда, Северус. Нам слишком рано пришлось взрослеть».
Палочку для Гарри Олливандер выбирает долго и вдумчиво. Сразу становится понятно, что о традиционном везении в вопросах выбора здесь речь не идет. Или же три «Авады» накладывают заметный отпечаток на магическую ауру, или же магия дракона слишком очевидно поет в венах. Наконец, когда силы старого мастера уже практически на исходе, Гарри решается на эксперимент. Невербальное «Акцио, волшебная палочка! » приводит к нему в руку деревянный футляр, внутри которого лежит длинная изящная палочка без всяких излишеств и украшательств. Седые кустистые брови Олливандера неудержимо ползут вверх.
- Черное дерево. Сердечная жила дракона. Славно! Пробуйте, мистер Поттер.
Гарри осторожно взмахивает палочкой, и падающие звезды осыпают все вокруг золотым дождем. Гаррик-младший стоит, раскрыв рот, словно впервые видит такое откровенное проявление волшебства. Старик кашляет.
- Вполне очевидно, мистер Поттер, что палочка вам подходит. Странно… Очень странно…
Гарри вопросительно приподнимает бровь: «Почему странно? »
- Видите ли, мистер Поттер…
«Еще одного рассказа про палочки-близнецы я не переживу…» - едва успевает мрачно подумать Гарри, а Олливандер, между тем, продолжает:
- В свое время я сделал несколько совершенно одинаковых палочек для одного человека: двенадцать с половиной дюймов, черное дерево, сердечная жила дракона. Обстоятельства его жизни были таковы, что его собственная палочка несколько раз оказывалась сломана, и срочно требовалась замена. За свои последним заказом он не пришел.
От нехорошего предчувствия у Гарри сжимается что-то в районе солнечного сплетения.
- Его звали Северус Снейп. Вы, кажется, были знакомы во время войны…
Гарри пишет на первом подвернувшемся клочке:
«Да. Он был моим учителем».
Олливандер понимающе склоняет голову. Стараниями Гарри Поттера сегодня все знают, что именно сделал для победы Северус Снейп.
«Северус, ты веришь в судьбу? »
***
Визит к Малфою тоже нельзя назвать чем-то ординарным. Они встречаются в лондонском офисе, в роскошном кабинете, выполненном согласно самым последним тенденциям маггловского дизайна и архитектуры. Вообще, все здание малфоевской корпорации напоминает старинную замковую башню в современной обработке, возносящую в серое осеннее небо магического Лондона свой высокомерно-гордый шпиль. Кабинет босса располагается на самом последнем этаже белоснежного сияющего чуда: огромная круглая комната с абсолютно прозрачными стенами, где от иллюзии полнейшей незащищенности спасают только редкие переплеты стекол.
«Играешь в маггловского бога? » – пишет Гарри, подталкивая записку сидящему за огромным белым столом Малфою.
Драко дергает уголком рта.
- Я и есть бог, Поттер. Например, могу подарить тебе голос. Хочешь?
Небрежный взмах волшебной палочки, и в руках у Гарри оказывается очередной изящный «спикер», совершенно очевидно, более усовершенствованной модели.
Поттер привычно набирает на клавиатуре: «Спасибо» и нажимает клавишу озвучки. И вместо ожидаемого противного механического голоса слышит свой собственный, слегка искаженный:
- Спасибо!
Глядя на ставшие совершенно круглыми поттеровские глаза, Малфой улыбается, как кот, обожравшийся сливок.
- Я же сказал: я – бог. Ну… И некоторое количество связей со средствами массовой информации тоже никому еще не вредило.
- При чем здесь?
Малфой лучится самодовольством. (Гарри вынужден признать, что вполне заслуженным).
- А при том, что вот здесь есть аналоговый микрофон с записью. И что ты на него запишешь, то и будет звучать. В смысле тембра, разумеется. А где у нас можно найти запись голоса самого Гарри Поттера? На колдорадио, друг мой, если иметь соответствующие связи!
Гарри вдруг осеняет:
- А ты можешь сделать нечто похожее, но гораздо большего размера?
- Большего – на сколько? На Хагрида?
- Ну, приблизительно, на дракона.
Малфой хмурится.
- Дурацкая шутка, Поттер.
- Совсем не шутка.
Как, оказывается, прекрасно снова обрести свой собственный голос! Гарри знает еще одного человека, который, безусловно, тоже в этом нуждается.
Драко какое-то время молчит. Барабанит пальцами по столу. Теребит бриллиантовые запонки в белоснежных манжетах. Задумчиво кусает нижнюю губу.
- Это… Вполне возможно, Поттер. Озадачу своих гениев. Вопрос в магической составляющей… Если здесь…
Он достает какие-то бумажки, белоснежное перо и погружается в расчеты.
Какое-то время Гарри молча смотрит на него, ожидая продолжения разговора. Но потом становится ясно, что Малфой на неопределенное время выпал из реальности, и ожидание может затянуться.
- Я пойду? – спрашивает Гарри.
Драко просто машет рукой: «Иди уже, Поттер, не мешай! »
Гарри почти доходит до выхода, когда в его сознании мелькает мысль, от которой только-только начавший возникать на горизонте хрустальный замок лопается с оглушительным звоном.
- Отставить, Малфой. Не актуально!
- Поттер, с чего это вдруг?..
- Драконы не умеют читать. Не различают букв. Он просто не сможет набрать сообщения.
- Тю-ю-ю! Поттер, тебе напомнить, что мы с тобой – волшебники? Справимся!
Гарри очень хочется довериться малфоевскому оптимизму. Но он не может себе этого позволить. Как известно, оптимист – это плохо информированный пессимист.
- Нереально, слышишь? От слова «совсем».
- Воплощать нереальное – моя профессия, Поттер, - безапелляционно заявляет Малфой, погруженный в какие-то свои загадочные думы. – Вали уже. Мешаешь.
Попытка не пытка? В последний раз испытай судьбу, Поттер! Гарри снова идет к выходу. На пороге – спохватывается:
- Сколько я тебе?..
Выразительный жест пальцем у виска.
Гарри улыбается и молча покидает башню, где маг и чародей современных технологий Малфой остается размышлять над странной задачей: подарить дракону голос.
***
Гермиона приглашает его к себе домой. Гарри давно привык, что в доме у четы Уизли шумно: двое детей, добродушный золотистый ретривер по кличке Джек, Рон, Гермиона, пара-тройка родственников, друзей или сослуживцев. И внезапная тишина почему-то кажется ему недобрым предзнаменованием. Гермиона тоже совершенно не такая, как всегда: какая-то серая, под глазами - круги, которые появляются при хронической бессоннице, выглядит, как будто у нее в душе кто-то сказал: «Nox». Один Джек честно пытается создать радостный ажиотаж, путем облизывания с головы до пяток, и веер его рыжего хвоста вполне способен сбить с ног зазевавшегося гостя. Но даже чистейшей собачьей радости не хватает на то, чтобы развеять ощущение чего-то плохого, поселившееся в доме Уизли.
Гермиона, например, так и вовсе не пытается даже изображать радость. А, может, у нее на это просто нет сил. Она проводит Гарри на кухню (такая у них традиция: общаться на кухне), снимает с плиты чайник, разливает по кружкам чай.
- Может, хочешь чего-нибудь покрепче?
Гарри отрицательно мотает головой. Достает из внутреннего кармана ветровки малфоевский «спикер», который немедленно озвучивает его мысль:
- Я и так уже опьянен жизнью!
Услышав поттеровский голос, Гермиона едва заметно вздрагивает. Но затем в глазах у нее появляется давно забытый исследовательский интерес, как у той, прежней Гермионы, которая гордо носила титул Главной Заучки Гриффиндора. Гарри думает, что и за это ему следует благодарить Малфоя. Двумя словами разъясняет ситуацию, что не так уж сложно, потому что, по сути, приборчик подвергся лишь незначительной модификации.
- Гарри! Но это же чудесно! Ты можешь говорить!
- А еще я могу слушать. Давай, рассказывай.
Гермиона обхватывает ладонями дымящуюся кружку с чаем и рассказывает.
О том, как после рождения Хьюго ей вежливо намекнули, что мать двоих детей не особенно желанный сотрудник в Отделе магического правопорядка, будь она хоть сто раз героиней какой-то там войны. («Жить надо настоящим днем, миссис Уизли»). О том, как сначала она пыталась бороться и что-то доказывать, а потом сдалась: дети свалились с жуткой эпидемией драконьей оспы, а в Мунго открытым текстом объяснили, что больница переполнена и посоветовали лечить дома. Таскаться на работу не было ни сил, ни возможности. Начальник радостно придрался к несданным вовремя отчетам, и в следующем году с ней попросту не возобновили контракт.
О том, как Молли, больше всех ратовавшая когда-то за этот брак, все чаще стала озвучивать мысль, что хорошая жена не должна… (…ставить карьеру выше семьи, делать генеральную уборку только раз в месяц, закупать продукты в маггловском супермаркете, читать вечерами книжки вместо того, чтобы играть с детьми в развивающие игры, носить туфли на вызывающе высоких каблуках, стараясь привлечь внимание посторонних мужчин…)
- Я пыталась, Гарри! Я честно пыталась соответствовать высоким стандартам семьи Уизли! Я уволилась с работы, я мыла, скребла и чистила семь дней в неделю и каждый день собственноручно гладила шелковую накидку на диван, подаренную свекровью. Я ходила по лавкам Косой аллеи в поисках самых свежих продуктов. Я почти перестала читать книжки. И каблуки… Я убрала все туфли на высоких каблуках в коробки спрятала их на чердаке. «Скромно, просто и с достоинством! » А Рон…
Из чудных ореховых глаз Гермионы уже вовсю текут слезы, и Гарри стаскивает ее со стула, утягивает к себе на колени, укачивает, гладит по голове, словно маленькую девочку. Но слезы уже невозможно остановить, как и слова. И они бегут, обгоняя друг друга: слова и слезы. Потому что…
- Рон сначала ругался с мамой. Потом все чаще стал произносить фразу: «Не обращай внимания. Ей же надо кого-нибудь учить жизни. Все разлетелись». Потом просто стал по-тихому выходить из комнаты во время очередных разборок. Потом из дома. Под девизом: «Достали меня ваши бабьи ссоры! » Однажды не пришел ночевать. Правда, прислал сову: «Задержусь на работе». На работе!!! А потом мантия пахла чужими духами. Всякий раз – новыми. Потому что работа… Это такая штука, Гарри, такая сволочная штука! Каждые субботу-воскресенье. Иногда – посреди недели. Сначала он хотя бы прятал глаза, приходя под утро. Потом перестал. А в этих глазах …
«Ну, что ты… Что ты… Успокойся… Рон тебя любит», - хочет сказать Гарри и впервые радуется, что потерял голос. Потому что сказать такое, значит соврать самым подлым образом. И только не ей, не Гермионе. Не сейчас. Когда она и так до краев переполнена чужой ложью. Или правдой?
Правдой.
- А вчера он сказал: «Давай разведемся».
На этой фразе слезы прекращаются сами собой. Как будто их никогда и не было. Сильная штука – правда.
Гермиона поднимает на него красные зареванные глаза. Гарри отстраненно ищет в кармане джинсов носовой платок и даже находит. Гермиона сморкается, вытирает глаза, пытается из осколков собрать свою разлетевшуюся вдребезги гордость. (Последнее получается не очень. Но кто он такой, чтобы придираться? )
- Что мне делать, Гарри?
Решение приходит само собой:
- Перебирайся ко мне, в заповедник. Вечно Чарли жалуется на нехватку рабочих рук.
Гермиона сначала радостно вскидывает на него глаза, потом мрачнеет. Встает, идет к холодильнику, достает бутылку маггловского пива. (Гермиона – пиво?! Тебя не было слишком долго, Поттер! ) Вытягивает с полки очередные кружки, не тратя времени на поиски подходящей посуды. Наливает, не обращая внимания на стекающую на скатерть пену. Залпом выпивает свою порцию. (На гермиониной кружке нарисованы летающие среди облаков-сердечек розовые слоны. Когда-то Рон подарил на День Святого Валентина). Гарри молча выпивает свою. Ждет.
- Он сказал, что не отдаст мне детей. Все знают, что я – плохая мать.
Гарри давится пивом:
- Что за бред! Ты – замечательная мать!
- Замечательная мать, Гарри, по последним сведениям, это мисс Панси Паркинсон. Секретарша господина Малфоя. Она уже и ребеночка от него ждет. И наших будет… любить…
Гермиона сползает на пол по дверце высокого холодильника, сворачивается в позе эмбриона, поджав коленки к подбородку, поскуливает тихонечко, как побитый щенок. Озабоченный Джек крутится рядом, пытаясь поддеть ее мокрым носом, вылизать ухо, не понимая, что творится с хозяйкой и всячески желая помочь.
Гарри чувствует, как в нем поднимается слепящая волна ненависти. Хорошо, что Рона нет дома. Очень хорошо. А про мисс Паркинсон мы еще посмотрим…
Гарри ожесточенно отстукивает по «спикеру»:
- Собирайся. Уходим немедленно. Поживешь пока у меня. Все равно дом пустует. Дети у Молли?
Гермиона пытается подняться, но, кажется, силы у нее все-таки кончились. Гарри протягивает ей руку, ставит на ноги, ведет наверх, в хозяйскую спальню. Смотрит, как Гермиона остервенело кидает в старую потертую сумку все подряд: джинсы, белье, книги, шампунь, зубную щетку. В ту самую сумку, времен погони за крестражами…
- Напиши записку, чтобы не суетились. А я потом пришлю сову, - говорит Гарри, когда она, наконец, замирает посреди комнаты, потирая пальцами ноющие виски.
Гермиона послушно что-то аккуратно пишет своим аккуратным почерком на большом белом листке, аккуратно складывает пополам, надписывает сверху «Рону» и оставляет письмо на кровати, аккуратно уложив его на одну из подушек.
- А как же Джек?
- Заберем после.
Гарри протягивает ей портключ.
Вот, наконец, и все.
Теперь – домой.
***
Исполнив по отношению к Гермионе долг воспитанного хозяина, то есть ознакомив ее с содержимым холодильника и расписанием подачи горячей воды, а еще выдав комплект чистого постельного белья, Гарри начинает свой привычный путь наверх. Впервые за долгое время он чувствует себя приблизительно так же, как после тридцати шести часового дежурства. Сил, чтобы подниматься в гору, не осталось вовсе. И если бы не Снейп, который гарантированно изведет себя до утра, Гарри бы остался ночевать в домике: на диване, на коврике, в ванне. Но Снейп ждет. И Гарри взбирается наверх только с одной мыслью: только бы дойти. И он доходит. Кажется, путь к пещере, который обычно занимает у него не больше пятнадцати минут, на этот раз растягивается на целый час. Но он – доходит. А Снейп действительно сидит у входа и делает вид, что любуется звездами. Гарри мимоходом гладит его по крылу, и проходит в пещеру.
Дракон втекает за ним:
«Что случилось, Поттер? »
«СПАТЬ», - отчетливо думает Гарри. Все потом. Завтра. День был просто бесконечно длинный. Как хвост дракона, который он привычно сворачивает в уютное гнездо, почти подхватывая засыпающего на ходу Поттера.
«Я тебе завтра все расскажу, ладно? » - сквозь подступающий сон исхитряется сказать Гарри, и, кажется, слышит в ответ:
«Спи, мой хороший…»
Дракон заботливо накрывает его защитным куполом своего крыла.
Этой ночью Поттеру не снится ровно никаких снов: ни кошмаров, ни полетов. Только иногда ему мерещится странная колыбельная, которую смутно знакомый голос напевает всю ночь, охраняя его сон.
Спи, мой милый!
Пусть звезды забудут
Дорогу к рассвету,
Пусть замрут корабли,
Всем ветрам и теченьям
Назло.
Ты ведь знаешь,
Что б ни было днем,
Мы забудем об этом.
Нынче ночь
Распростерла над нами
Драконье крыло…
***
Утром Гарри рассказывает Северусу все. Про палочку Олливандера. («Не впадайте в ажиотаж, Поттер. Это всего лишь совпадение». Впрочем, Гарри с некоторых пор не очень верит в совпадения). Про новый «спикер» от сиятельного Малфоя. («Забавная игрушка. Поздравляю»). Про Гермиону. На этом месте рассказа его неожиданно начинает колотить крупная дрожь. Гарри плотно обхватывает себя за плечи обеими руками и какое-то время молчит. Ему кажется, что даже при мысленной речи будет отчетливо слышно, как зубы выбивают барабанную дробь. Дракон тоже молчит. Поттер сильно опасается ехидных снейповских комментариев, но даже когда дело доходит до подробностей стремительно спланированного и осуществленного побега, дракон молчит. А потом говорит неожиданно мягко:
«Мир опять оказался не таким, каким вы его представляли, Поттер? »
Гарри снова чувствует себя потерянным подростком, которому только что сообщили, что он должен умереть во имя всеобщего счастья. И возразить, по большому счету, нечего. И умирать страшно.
«Не таким, - соглашается он. – Я по-прежнему наивный дурак? »
«Вовсе нет. Просто вы все принимаете слишком близко к сердцу».
Гарри пожимает плечами. Где твоя бронированная шкура, Поттер? – Что называется, вопрос дня.
Некоторое время дракон задумчиво сопит, потом говорит:
«Есть выход. Мисс Грейнджер нужен адвокат».
Гарри грустно улыбается:
«Фокус в том, что ей нужен не просто адвокат, а очень хороший адвокат. Самый лучший. И где его найти? Не идти же в очередной раз к Малфою… В конце концов, Паркинсон ему не чужая. Не будет он копать против нее».
Северус отвечает просто, как о чем-то само собой разумеющемся;
«У меня есть адвокат. Лучший».
«Северус! Откуда у тебя адвокат, если ты…»
«Вот уже более двенадцати лет мертв? Это вы хотите сказать, Поттер? »
В прежние времена, услышав подобные вкрадчивые интонации, Гарри обязательно попытался бы спрятаться куда подальше от грозного декана Слизерина. Теперь же он просто спокойно ждет, когда Снейпу надоест изображать злобную тварь. Надоедает, кстати, быстро. Снейп только бурчит:
«Совсем страх потерял! »
«И совесть, - очень серьезно соглашается Гарри. – Так откуда у тебя адвокат? »
«Его зовут Гарольд Кромвель. Он самый лучший адвокат Магической Британии по бракоразводным процессам. Я как-то спас его сына во время нападения Пожирателей. Но это не значит, что он будет работать задаром. И будь уверен, гонорары у него - заоблачные».
Гарри не имеет ничего против заоблачных гонораров. Его собственное состояние, половину которого он совершенно добровольно передал при разводе Джинни (вместе с домом на площади Гриммо), все еще позволяет оплатить любые гонорары. Главное, чтобы мистер Кромвель (знакомая, кстати, фамилия) согласился.
«Согласится, куда он денется. Напомните ему про Долг Жизни. Об этом знали только он и я. Он поверит».
«Северус…»
«Довольно, Поттер! »
Дракон стремительно покидает пещеру и торопливо взмывает в небо, очень явственно давая понять, что разговор окончен. А Гарри почему-то еще долго видит угловатую фигуру в черном, исчезающую за поворотом хогвартского коридора. И привычная старая мантия за спиной – как крылья.
***
Если визит к господину Кромвелю дело ближайшего, но все-таки будущего, то визит к Чарли Уизли – самого что ни на есть настоящего. Гарри спешит в офис господина главного драконолога и надеется, что не совершает самую большую глупость своей жизни. В конце концов, Чарли – тоже Уизли. Очень ведь может статься, что вытащив Гермиону из одной ловушки, Поттер своими руками загнал ее в другую – и что тогда?
В офисе у Чарли в кои-то веки абсолютно пусто: тишина и покой. Весь народ «в поле». Кроме самого Чарли, который до самой макушки завален бумагами и пергаментами, требующими его немедленного вдумчивого внимания. (Подумать только! А ведь когда-то Гарри всерьез считал, что у Чарли ужасно романтичная работа! ) При виде Поттера на лице побежденного бюрократией директора заповедника отражается самая настоящая радость. Гарри даже становится жаль, что ненадолго.
Ненадолго.
Когда Чарли выслушивает сбивчивое повествование о происходящем в собственной семье, оформленное в несколько сумбурной стилистике «магического спикера», от его хорошего настроения не остается ничего. Гарри даже на мгновение становится страшно. Откровенно говоря, такого Чарли он не видел никогда, даже в день Последней битвы. Если бы ему в этот момент сказали, что Чарли Уизли на самом деле дракон-оборотень, то он бы поверил. Несмотря на то, что Чарли сидит очень тихо и, практически, совершенно неподвижно, с каждым произнесенным словом его глаза наливаются клубящейся тьмой, лицо выцветает, а пальцы изо всех сил стискивают край письменного стола. Гарри отчетливо слышит звук, с которым огромные алмазные когти вспарывают отполированную дубовую поверхность. Стихийный выброс магии разметывает кипы документов по всему кабинету, и, кажется, сейчас вспыхнет огонь – везде, и только дымящиеся угли останутся на месте административного здания поселка драконологов. Но Чарли сильнее собственной магии. Он останавливает выброс, загоняя стихию вовнутрь. Гарри ждет. Наконец, в тишину падает очень тихое:
- Сволочи! Ничего мне не говорили. Веришь?
Гарри кивает. Ему тоже ничего не говорили. Закономерно. Зачем будить спящий вулкан? Мало ли, что он может натворить, проснувшись.
- Мамуля при мне – просто чистейший ангел: «Ах, Гермиона – такая чудесная хозяйка! У нее в доме просто все блестит, не то, что у лентяйки Флер! А как она потрясающе готовит! А какая она умница! Рон – счастливчик! »
Гарри понимающе ухмыляется уголком рта. Не узнать кудахтанье Молли просто невозможно.
- И братик… Это каким же тупоголовым ослом надо быть, чтобы променять… ее - на всякую шваль! Паркинсон! Да она и смолоду была чуть краше среднестатистического мопса!
Гарри набирает:
- Возьмешь Гермиону на работу в заповедник?
Чарли стремительно вскакивает, летит к двери, прямо по устилающим пол бумагам.
- А то! Куда ты ее поселил?
Набирать текст на ходу (и даже на бегу) не очень удобно, но для настоящего Героя нет ничего невозможного, и Гарри отвечает:
- У себя.
И чуть не впечатывается с разбегу в спину резко затормозившего Чарли.
- Вот как… Для себя, выходит, стараешься, Поттер?
А теперь глаза у Чарли почти белые. Белые от ненависти. Чарли… Миа…
Как можно более легкомысленно Гарри крутит рукой у виска и тыкает указательным пальцем в сторону драконьей пещеры.
Чарли запускает руки в свои растрепавшиеся за последний час волосы и изо всей силы дергает, как будто хочет вырвать с корнем и их, и всякие мерзкие мысли.
- Прости.
Гарри машет рукой: «Проехали! » Что там делают взрослые мужчины, став свидетелем горькой, тщательно скрываемой тайны друга? Гарри не знает. Возможно, говорят что-нибудь бодрое, типа: «Не переживай, чувак! Ни одна телка того не стоит! ».
Только вот за этакую бодрую пошлость можно ведь и по роже схлопотать. И, что характерно, за дело. А просто похлопать по плечу…
«Мир опять оказался не таким, каким вы его представляли, Поттер? »
Совершенно не таким, Северус.
Оставшийся путь до коттеджа Гарри они проделывают молча, глядя себе под ноги.
Чарли долго мнется у двери, не решаясь постучать. Вопросительно смотрит на Гарри. Тот пожимает плечами, дескать: «Я – не я, и лошадь не моя». Наконец, сжалившись над душевными терзаниями друга, стучит.
Дверь открывает Гермиона: джинсы, кроссовки, простая белая футболка, непокорные волосы собраны в небрежный хвост. Бледная, некрасивая, родная. Спотыкается взглядом о Чарли. Смотрит на него исподлобья, тоже, видимо, решая: на чьей он стороне, можно ли ему доверять. Что-то такое, похоже, все-таки написано у Чарли на лице, чего стоящему сзади Поттеру ни за что не прочитать, потому что у Гермионы вдруг начинает совершенно по-детски дрожать нижняя губа. Гарри знает: его подруга никогда не станет плакать при тех, кому не доверяет…
Чарли делает шаг вперед, в дом, оттесняет плачущую Гермиону от порога, прижимает к себе. Дверь захлопывается.
Гарри улыбается, как последний сентиментальный дурак, глядя в прозрачное осеннее небо. Высоко-высоко, почти на грани видимости, в небе кружит черная точка. Гарри хочется верить, что это дракон.
***
Сентябрь сменился октябрем. Гарри крутился, как белка в колесе, но не всегда все успевал: развод Гермионы, подготовка пещеры к зиме, полеты на драконе, общение с детьми. И – совсем уж неожиданно – зельеварение. Какой бешеный пикси покусал Чарли, можно было только догадываться. Но однажды тот заявился в пещеру и самым небрежным тоном заявил:
- Поттер! Кончилась твоя счастливая жизнь. У меня уволился зельевар.
- Не могу постичь, какое отношение это имеет ко мне? – Гарри скопировал излюбленное выражение лица профессора Снейпа: заломленная бровь и изничтожающий взгляд. И руки – на груди. Дракон в углу неприлично хрюкнул.
Чарли подозрительно покосился на развеселившуюся зверюгу, но не отступил.
- Если ты смог сварить то, что вытащило этого красавца с того света, то уж обычное Перечное как-нибудь осилишь. Равно как и другие микстуры-мази. Да и шикарному оборудованию грех простаивать…
Гарри понятия не имел, как реагировать на подобные заявления: то ли смеяться, то ли плакать, то ли бить по наглой рыжей начальственной морде…
Неизвестно, какой бы вариант, в конечном итоге, он предпочел, но в это время в голове раздался задумчивый голос дракона:
«А ведь он прав, Поттер. Вместе мы с вами вполне справимся».
И Гарри понял, что пропал. За возможность снова заниматься зельями вместе со Снейпом он, как ни странно, вполне мог бы заложить свою, якобы бессмертную, душу любому желающему.
Так что, если в жизни Гарри Поттера и была какая-нибудь фраза, сопровождающая его на особо крутых поворотах судьбы, то как раз вот эта самая: «и понеслось». И понеслось…
Насчет Перечного зелья Чарли ни капли не слукавил: это был хит сезона. С наступлением холодов оно оказалось на пике популярности в местной колдомедицине. И, заодно, еще три-четыре десятка препаратов разной степени сложности. Снейп ликовал и потирал свои драконьи лапы каждый раз, когда волосы на голове несчастного Поттера вставали дыбом от очевидной сложности очередной поставленной перед ним задачи. Нечего было и надеяться, что Гарри будут водить за ручку и просто диктовать порядок необходимых действий. Можно было заставить Снейпа сменить человеческую шкуру на драконью, но заставить его сменить методы преподавания оказалось в разы труднее. Перед тем, как нырнуть с головой в рецепт какого-нибудь особо заковыристого зелья, Поттера порой посещало странное, на первый взгляд, желание, нацепить на себя камуфляж, зеленый берет и прочие регалии маггловской Королевской морской пехоты. Дескать, «боже, храни королеву», «идущие на смерть приветствуют тебя» - и все такое. Ему казалось, что только нечто совсем радикальное способно придать ему чуть больше уверенности в собственных силах. Пещера неумолимо обрастала книжными полками. К сожалению, роскошная библиотека по зельям профессора Снейпа канула в небытие уже довольно давно, поэтому начинать приходилось практически с нуля. Во «Флориш и Блоттс» его встречали, как родного. В лавках, торгующих ингредиентами для зелий, узнавали до того, как он открывал дверь. У Гарри голова шла кругом. Но когда зелье в одном из котлов уже можно было переливать в подходящую для хранения посуду, и оно выглядело, пахло и текло именно так, как предписывала рецептура, а в голове раздавалось сдержанное: «Молодец, Поттер…» - жизнь обретала смысл. А когда ему пришлось варить особо сложный состав, в который, в качестве одного из компонентов, опять требовалось добавлять кровь зельевара, и состав этот вышел что надо и даже спас жизнь глупому мальчику Марко, сунувшемся следом за отцом в вольер, где дракониха охраняла кладку… От мальчика, по правде сказать, тогда мало что осталось. Все думали, что не выживет. Даже были в этом уверены. Кроме Снейпа. Он презрительно фыркнул и сказал: «К столу, Поттер. Быстро. И мистера Уизли – ассистентом. В школе он был небезнадежен». Через три часа Чарли умчался в больницу, унося с собой заветный фиал, а Гарри рухнул в заботливо подставленное кольцо драконьего хвоста: ноги не держали.
«Мы справились, Северус? »
«Завтра будет видно, Поттер».
Они справились
Чарли потом говорил, что это было настоящее чудо. Гарри фыркал, не хуже дракона. Он не очень доверял чудесам. Но ощущение счастья, переполнявшее его в тот день, было куда сильнее, чем после победы над Волдемортом. И куда чище.
***
В конце октября прилетела сова от Малфоя: «Заказ готов. С тебя – внятное объяснение, зачем тебе это нужно». Гарри поежился. Кажется, наступал очередной момент истины. С возрастом Гарри стал ненавидеть эти самые «моменты истины». Это только в наивной юности кажется, что стремительный взлет на баррикады мгновенно решает все проблемы и дает ответы на все вопросы. А также моральное право смотреть свысока на тех трусливых, осторожных взрослых, что не спешат рубить с плеча.
Только «не рубить с плеча» - это ведь для него непозволительная роскошь, не так ли? Даже теперь.
«Что вам от меня надо, Поттер? Права на публикацию мемуаров «Моя жизнь с профессором Снейпом»? Благословение на эксклюзивное интервью в «Ежедневном пророке»: «Интимные тайны Северуса Снейпа»? Отпущение всех грехов – на сто лет вперед? »
Снейп находится на грани истерики. У него ощущение, что его собирается предать единственный близкий человек. Уже предал. В чем-то он даже прав, наверное.
Гарри вполне мог бы посочувствовать Северусу, если бы не был твердо уверен: Малфой должен знать правду.
И не из-за дурацкого «спикера». А потому что, если с Поттером что-либо случится, то на всем белом свете не останется никого, кто знал бы правду о черном драконе. И Северусу грозит абсолютное одиночество.
«Если с вами что-нибудь случится, Поттер, девяносто девять процентов из ста за то, что я сдохну первым. Даже в маггловском мире, как мне однажды объяснили, первым всегда перегорает предохранитель».
«Я могу просто и примитивно сломать ногу и не иметь возможности сообщить об этом. Впасть в кому. Меня могут похитить. Запереть в психушке. В Азкабане. Да мало ли что! »
«Поттер, остановитесь. Я… согласен. Если вам так будет спокойнее, Мерлин с ней, с конспирацией. В конце концов, кто же ему поверит, если что… Такой кромешный бред. Правда? »
Гарри почему-то показалось, что победа далась ему слишком легко. Не очень-то он и хотел – такой победы… Когда и кого заботили твои желания, Поттер?
Он подошел к дракону, прижался щекою к его щеке.
«Спасибо».
«Опять сантименты, Поттер! Идите уже. Драко заждался».
***
- Поттер, ты серьезно?!
Никогда еще Гарри не видел такого странного выражения на лице Малфоя: смесь ужаса, недоверия и восхищения.
- Дракон – это Снейп?
Гарри молча пожал плечами: не хочешь – не верь. Какие тут могут быть доказательства? Перед Малфоем лежала огромная – размером со среднюю столешницу, клавиатура для «спикера». (Или сам «спикер»? – Гарри еще не понял). И на каждой здоровенной клавише переливался потрясающей красоты драгоценный камень. А все вместе выглядело, как целая россыпь разноцветных драгоценных камней.
- Это что еще за роскошества «Тысячи и одной ночи»?
Малфой почесал подбородок. Покрутил в бледных пальцах пижонское перо.
- «Спикер», дорогуша. Для Снейпа, как я теперь знаю.
- А камни?
Малфой самодовольно вздернул нос.
- Драконы не различают букв, ты сам сказал, Поттер. Зато они отлично различают камни. С высоты несколько сотен метров любой дракон отличит бриллиант от рубина. Каждому камню – свой звук. Не заморачивайся, тебе и не надо понимать. Профессор… Он поймет.
Гарри почувствовал, как где-то глубоко внутри аккуратно распрямляется туго стянутая пружина.
Нынешняя встреча проходила все в том же белом кабинете Малфоя, и огромный черный прибор вносил в сияющий интерьер весьма ощутимый диссонанс. Гарри улыбнулся – впервые, с того момента, как начал свой невеселый рассказ. Драко вскочил, несколько раз нервно пробежался по кабинету, поводил палочкой возле странного сооружения, напоминающего куб-переросток, сунул свой острый нос в бар, открывшийся в недрах куба.
- Выпьешь?
Гарри покачал головой. Не дошел он еще до той стадии отчаяния или пофигизма, которая позволяла пить посреди белого дня. А Малфой, видимо, как раз дошел, потому что стакан виски был опустошен во мгновение ока без всяких аристократических церемоний - и снова наполнен. Подумав, Драко прихватил из бара всю бутылку сразу и с некоторым облегчением плюхнулся обратно в объятия своего белоснежного кожаного супер-мега-эргономичного кресла. Отхлебнул из стакана. Помолчал. Посмотрел сквозь виски на свет.
- Значит, теперь вы, наконец, вместе?
Пришел черед озадачится Поттеру:
- Что значит «наконец»?
Драко гадко хмыкнул, на секунду отчетливо напомнив Гарри старые добрые времена, когда дружба была вечной, а ненависть – чистой.
- А что значит «вместе», тебя уже не интересует, Поттер?
- Поверь, Хорек, что значит «вместе», я как раз догадываюсь. Расскажи про «наконец».
- Ну, так он же на тебя запал еще в Хогвартсе… А ты был такой слепой дурак…
- А ты, Малфой, стало быть, не был? – Гарри ощутил, что его накрывает волной какого-то нехорошего чувства, весьма напоминающего ревность. – Следил за каждым его шагом? Каждым движением? Каждым взглядом? Изводился, что смотрит не на тебя?
- Поттер, очнись! – рявкнул Малфой. – Я не гей!
- Представляешь, - Гарри очаровательно улыбнулся, - я тоже.
Малфой посмотрел на него с сомнением.
- А про «вместе» все-все знаешь… Очень странно для убежденного натурала. Опять ты, Поттер, скотина, разобьешь ему сердце… Хобби у тебя такое, что ли?
Малфой прикончил второй стакан и налил себе третий. Гарри поежился. Разговор выходил каким-то совсем странным.
- Почему ты думаешь, что разобью?
- Потому что ты, в очередной раз, занимаешься благотворительностью. Спасаешь сирых и убогих. Заботишься о драконе – и о своей больной совести. Отдаешь долги. А ему… Ему нужна эта проклятая штука – любовь.
- Что ты знаешь о любви, Малфой?
- Я, наверное, мудак, Поттер. И ничего не знаю об этой вашей любви. У меня нормальная жена. Нормальная жизнь. Я вообще не очень понимаю, как можно любить кого-то. А уж как можно любить мужика… бр-р-р… Но… Когда он там, в Хогвартсе, смотрел на тебя, Поттер, и думал, что этого никто не видит… Я однажды был в Азкабане. Когда отец уже умирал, нам разрешили одно посещение. Широкий жест Министерства. С-суки... Мама надела свое самое лучшее платье под уличную мантию. То, в котором она принимала гостей незадолго до войны. Она хотела, чтобы он запомнил ее вот такой… Самой красивой. И он, будь уверен, запомнил. Мой отец, наверное, не был хорошим человеком. Он, если честно, и отцом был не очень. Но мама для него всю жизнь была… Я не знаю слова. Придумай сам. Так вот, к чему я это все … Он стоял с другой стороны решетки и смотрел. Ему было трудно стоять. Он стоял, вцепившись в прутья, из последних сил. Но… Он смотрел на нее. Мне, своему сыну, он сказал: «Будь достойным наших предков, Драко». А ей… Он не сказал ничего. Только смотрел. Я потом долго вспоминал: где уже мог видеть этот взгляд. Так Снейп смотрел на тебя, Поттер, когда думал, что его никто не видит. А ты… - Драко опрокинул в себя третий стакан. Поморщился. Пожевал губами. – Ты – хренов гриффиндорец с дурацкими представлениями о чести.
- Я… - пальцы Гарри в нерешительности зависли над клавиатурой. – Чушь ты порешь, Малфой. При чем тут честь, долг, еще что-то… Мы с ним летаем. Вместе. По ночам. Ты летал с кем-нибудь вместе?
- Это похоже на секс?
Гарри улыбнулся.
-Это в разы круче любого секса, Малфой.
- Все равно, Поттер, - Драко решительно тряхнул челкой, - ты – человек, он – дракон. Даже если ты вдруг однажды решишь поменять ориентацию… (Что вряд ли…) Вам ничего не светит.
Он снова потянулся к бутылке, но Гарри успел первым: инстинкты квиддичного ловца продолжали работать как надо.
- Хватит. Потом будешь жалеть.
- Я уже жалею, Поттер, что связался с тобой… Отдай выпивку.
Гарри стало любопытно:
- А чего тогда связался?..
- Из-за него. Из-за Снейпа. Проклятого Слизеринского змея. Он не хотел, чтобы мы с тобой враждовали. Устроил мне тогда… после смерти Дамблдора… серьезное промывание мозгов на тему истинных и ложных ценностей. Ты у него, Поттер, оказывается, был среди истинных… До сих пор вон, помню.
Гарри погладил рукой огромную черную клавиатуру, сияющую, как звездное небо.
- Ничего. Зато теперь у дракона будет вполне себе человеческий голос. Хорошо бы еще, чтобы был похож на его собственный. По себе знаю: приятно.
- Вот где я тебе, интересно, нарою голос профессора Снейпа? Он при жизни интервью на колдорадио, в отличии от некоторых, не давал.
Гарри почесал кончик носа. Подумал.
- А ты поройся по маггловским киноархивам. Наверняка можно найти какого-нибудь актера с похожим тембром. Я даже, кажется, как-то слышал что-то такое в кино. Помнится, даже вздрогнул тогда: актер чем-то на Снейпа похож, и голос… Жаль, не помню фильм.
- Я найду, - отмахнулся Малфой. – Верни уже бутылку, Поттер.
Пожав плечами, Гарри возвернул заветную емкость на стол. Бутылка дорогого, явно коллекционного Balvenie, заслуживала большего, чем тупое выхлестывание впавшим в меланхолию Малфоем.
- Стакан, - решительно бросил он задумчивому хозяину. Все-таки, как ни крути, хорошо быть зельеваром. Не надо ни у кого клянчить дозу Антипохмельного: всегда есть запас…
- Дело, - согласился Малфой.
И понеслось.
***
Одна фраза из этого странного разговора с Малфоем еще много дней спустя не давала Поттеру покоя. Нет, не про любовь. Про любовь он к тому моменту и сам все отлично знал. Про то, что ничего хорошего не может выйти при всем желании, если один из любящих – человек, а другой – дракон. У него и раньше возникала крамольная мысль: попытаться вернуть Снейпу человеческий облик, а теперь… Теперь он просто-напросто не мог ни о чем другом думать. Не получалось.
«Раз – дракон, два – дракон…» - считал он по ночам, борясь с основательно подзабытой за последнее время бессонницей.
«Спите уже, Поттер! - раздраженно шипел дракон. – Завтра дел – по горло! Что за ерунда вас опять терзает? »
А вот этого Гарри как раз объяснить и не мог.
«Не обращай внимания, Северус…»
«Глупый мальчишка! »
Даже шатер драконьего крыла не мог прогнать проклятую бессонницу. Даже драконья колыбельная…
Спи, мой милый!
Слова утешенья
Пусты и неважны.
Если плачется – плачь,
Но – во сне,
Там никто не поймет.
Все пройдет,
Даже это.
И ты улыбнешься однажды
И сорвешься
В безумный – волшебный –
Драконий полет.
«Драконьи сны» перестали сниться. Под утро Поттер забывался в противном сером нигде, чтобы на следующее утро снова впрячься в знакомые до зубовного скрежета мысли.
Он честно перечитал все, что в местной, очень серьезной библиотеке могло иметь отношение к волновавшей его проблеме. Или там действительно ничего не было, или он плохо искал. И только один человек среди его многочисленных знакомых умел искать хорошо. Даже просто гениально. Гермиона. Гермиона, у которой, если честно, и без того забот был полон рот: развод, обустройство на новом месте, работа с драконьим молодняком. Чарли… Гарри понятия не имел, что там между ней и Чарли, оба хранили загадочное молчание, и внешне все выглядело вполне обыденно. Но ведь что-то там должно было происходить? Или нет? Короче говоря, с любой точки зрения Гермиону следовало оставить в покое. Если бы не Снейп. Если бы не… Северус. Заточенный в теле дракона. Навсегда. В бездонной темнице своего собственного тела. Своего собственного одиночества. Выхода не было.
И Гарри пошел к Гермионе.
- Гарри, ты не заболел?
«Да что они, сговорились что ли?! Им бы дуэтом выступать с Малфоем! Сейчас еще виски из кухонного шкафчика достанет».
- Нет. Просто смертельно серьезен.
Гермиона сидела за кухонным столом, как-то грустно подперев щеку кулачком, и в глазах ее плескалась воистину вселенская скорбь. Вообще-то, Гарри с удовольствием отметил, что за прошедшее время подруга сильно изменилась в лучшую сторону. Во всяком случае, она куда больше напоминала себя прежнюю, чем та бледная тень, что от переживаний чуть не сломала пополам свою собственную волшебную палочку во время их первого визита к мистеру Кромвелю. Гарри подумал, что все-таки был абсолютно прав, притащив ее в Румынию. Пусть это и стоило ему, в итоге, доброго расположения отдельных членов семейства Уизли.
- Гарри, ты хочешь сказать, что твой дракон – это профессор Снейп?
Даже способность Гермионы задавать бесконечные вопросы в поисках наиболее точной информации нынче почему-то практически не раздражала.
Гарри кивнул.
- И ты хочешь узнать, нельзя ли вернуть его обратно в человеческое тело? Извини, но, по-моему, это звучит, как кромешный бред. Ты уверен?
Нет, иногда все-таки раздражала.
- Да. Уверен. Ты поможешь?
- Помогу, разумеется. Гарри, ты, вообще, о чем?
Гермиона поставила на стол какие-то совершенно волшебные плюшки, вазочку с шоколадными конфетами, варенье (абрикосовое – ам-м-м! ), кружки с дымящимся чаем. Гарри за время своего проживания в пещере с драконом, который всем разносолам решительно предпочитал только что убитую дичь, совсем отвык от таких вот чисто домашних посиделок и теперь немного млел, несмотря на всю серьезность обсуждаемой проблемы.
- Я пересмотрю местную библиотеку, а ты поговори с Малфоем.
- С кем? – Гарри даже поперхнулся очередным куском булки. – Это еще зачем?
- Затем, что в Малфой-мэноре по-прежнему одна из лучших библиотек в Магической Британии. И кто-то у них там, в роду, насколько мне помнится, всерьез изучал драконов.
Малфой… Стоило начать общаться с ним без мордобития, и теперь он везде.
- Предлагаешь мне порыться в библиотеке Малфоев? Я и со здешней-то не сумел справиться…
Гермиона задумчиво накрутила на палец выбившуюся из небрежной прически своевольную прядь.
- Предлагаю договориться, чтобы он пустил в свою библиотеку меня.
«Все дороги ведут… к Малфою» - обреченно подумал Гарри. Такая штука – судьба.
***
Опять все тот же офис… В последнее посещение Поттером сей башни из слоновой кости они с Малфоем надрались до зеленых пикси и орали благим матом непристойные блатные песни. (Собственно, орал, конечно, Малфой, а Поттер от души аккомпанировал его пению мощными ударами кулака по хлипкой дизайнерской табуретке. В результате, табуретка приказала долго жить, и потомок славного рода Малфоев оплакал ее своими кристальными слезами). А еще они, кажется, всю ночь говорили о любви. А, может, это Поттеру только приснилось.
Во всяком случае, переступая в третий раз порог малфоевского кабинета, Гарри испытал странное головокружение и дал себе страшную клятву никогда не пить с бывшими врагами. Ибо при таких врагах, как выяснилось, и друзей никаких не надо.
- Поттер! – плотоядно ухмыльнулся сидящий за столом Малфой. – Какими судьбами?
- Зашел попросить что-нибудь для легкого чтения.
- Книжечку-другую, чтобы скоротать долгие осенние ночи? Разве твоя любовь тебя уже не греет?
- Греет, еще как греет. Всеми своими тремя с половиной тоннами.
Малфой радостно потянулся к бару:
- За любовь?
Гарри перехватил малфоевскую руку и весьма решительно потряс головой. Малфой руку отобрал, потеребил мочку уха, спросил голосом нежнейшей сирены:
- За очень большую любовь, Поттер? Три с половиной тонны! За это надо выпить.
- Не сегодня, - Гарри, честно говоря, сам восхитился своей несгибаемостью и силой духа. Но снова натыкаться на укоризненный и усталый от бессонной ночи взгляд Северуса, встретивший его после прошлого безобразного загула… Он небрежно махнул палочкой в сторону бара, и тот снова стал выглядеть как ничем не примечательный белый куб.
Малфой страдальчески закатил глаза.
- Какой ты все-таки зануда, Поттер… Так что за внезапная тяга к знаньям одолела тебя на трезвую голову?
-Мне нужны книги о драконах. Очень много книг о драконах. Такие книги, каких нет даже в самых лучших библиотеках.
- Поттер! – недоверчиво посмотрел на него Драко. – Скажи мне, Мерлина ради, почему ты столько лет притворялся абсолютным дебилом?
- С чего ты взял, что притворялся?
- С того, что мой двоюродный дед по линии Малфоев был одним из последних драконьих всадников Магической Британии. Погиб вместе со своим драконом в сорок первом, защищая Лондон во время очередного налета германской авиации.
- То есть в Мэноре есть книги о драконах?
- Поттер! В Мэноре одна из лучших в Европе библиотек, посвященных драконам. Только тебе-то она зачем?
И Гарри объяснил. Малфой слушал, как завороженный и, кажется, временами забывал дышать. Потом шумно выдохнул.
- Поттер, ты - абсолютный псих!
- Спасибо. Мне говорили.
- Северусу повезло.
- Не уверен… Так ты поможешь?
- Чтобы я – да остался в стороне при таком интересном раскладе?
Казалось, Малфой сейчас начнет подпрыгивать от нетерпения в своем роскошном кресле. На его вечно бледных щеках вспыхнули лихорадочные пятна румянца.
- Махнем в Мэнор прямо сейчас?
Гарри покачал головой.
- Без толку меня пускать в Мэнор. Все равно ничего не смыслю в работе с книгами: как был тупой солдафон – так и остался. Пусти туда Гермиону.
- Грейнджер? – Драко демонстративно наморщил нос. – Поттер, попроси чего-нибудь попроще! Грейнджер… она…
- Героиня войны, между прочим, - спокойно закончил Гарри. Давно прошло то время, когда он велся на такие дешевые провокации. – И просто – красивая и умная женщина. Или твоя жена – ревнует?
Малфой оскорбленно тряхнул челкой.
- Моя жена – сама воплощенная толерантность. А я – самый верный муж в мире.
- Рад за вас. Так что с Гермионой?
- Только во имя великой любви, Поттер. В воскресенье, в двенадцать. Открою камин. А теперь – выпьем?
- А теперь, Малфой, - Гарри кивком указал на гигантский «спикер», - ты мне похвастаешь своими успехами в деле озвучивания Северуса.
Малфой самодовольно усмехнулся. Когда-то именно эта манера самодовольно усмехаться доводила Гарри буквально до белого каления. Теперь же он просто стал допускать мысль, что у нынешнего Хорька имеются весомые доводы для подобного самодовольства. Серые, как будто пыльные в обычной жизни, глаза Малфоя сияли, словно у ребенка, которому подарили его первый «Нимбус».
Холеные пальцы энергично заколотили по клавишам «спикера», явно рассчитанным на нехилый удар драконьего когтя. Потом кулак Малфоя опустился на самую большую клавишу в правом нижнем углу и из прибора зазвучал волшебный бархатный голос Северуса. Даже Гарри бы поверил в его подлинность, если бы в последнее время не имел возможности изучить оригинал в мельчайших подробностях. Голос был хорош. Но вот слова… Гарри снова, как в старые добрые времена, захотелось превратить Малфоя в хорька.
- Гарричка! – проворковал голос Снейпа. – Иди сюда, мимимишечка моя сладкая!
Поттер вытянул из кармана палочку и небрежно повел ею в сторону малфоевского виска, представив, какое именно заклинание он использует (невербально) ровно через две секунды, если эта гадость не замолкнет. Малфой намек понял, и прибор замолчал.
Гарри сдержанно кивнул. Поморщившись, набрал на своем «спикере» сообщение:
- Голос хорош. А что это за дрянь такая: «мимимишечка»?
Малфой скромно потупился, как юная девица на смотринах.
- Не бери в голову, Поттер, просто подростковый сленг. В переводе означает «мегакрутой великий Герой, которого все поголовно хотят».
Гарри сделал польщенный вид.
- О! Надо будет так назвать Северуса!
В углах тонких малфоевских губ скользнула злоехидная улыбка:
- Обязательно! Всенепременно!
- А потом указать ему на автора этого прекрасного выражения… - как ни в чем ни бывало закончил Поттер. – Желательно, когда автор будет рядом с Северусом, а Северус - еще голодный…
- Ой! – сказал Малфой. – Недобрый ты, Поттер.
- Зато справедливый.
- Выпьем, Поттер, за справедливость!
Раньше Гарри никогда бы не подумал, что подобные дуракаваляния в компании Малфоя будут доставлять ему столько удовольствия. Но пить все равно отказался.
- Пора мне, пожалуй. Упакуешь эту фиговину?
- Фу, Поттер! – почти всерьез обиделся Драко. – Это тебе не фиговина! Это, между прочим «Мэджик Спикер - Ди». Ди – значит «дракон». Только вот… в массовое производство фиг запустишь.
Гарри согласился: в массовое точно – фиг. Совершенно уникальный дракон. Совершенно уникальный Северус.
- Ты передай ему, Поттер… Передай, короче, что это подарок. От меня.
Раньше Гарри никогда бы не подумал, что Малфой так легко краснеет. Пожалуй, еще совсем недавно вид лепечущего Малфоя доставил бы ему массу удовольствия… А теперь ему почему-то стало жаль Драко. Такого правильного Драко. С такой правильной толерантной женой. С таким правильным бизнесом. С такой правильной жизнью. У которого, похоже, из всех житейских радостей осталась только одна: просто и без затей надраться в компании своего неправильного школьного врага. И Гарри отстучал на своей клавиатуре:
- Конечно, передам. Спасибо.
Ему было ужасно интересно, как среагирует на малфоевский подарок дракон. Северус.
«Мой Северус» - отчетливо осознал Гарри возвращаясь домой, в пещеру.
Мой.
***
- Я свободна! Свободна! Свободна! – во весь голос поет Гермиона, танцуя по коридору и вдребезги разбивая священную тишину, сопровождающую заседания Визенгамота. Волосы ее распущены по плечам, глаза сияют, как два драгоценных камня. Ведьма! – И дети – мои! Мои! Мои!
Потом кидается на шею Гарри и от души обцеловывает его смущенную физиономию.
«Не дать ей добраться до Северуса, - делает себе мысленную пометку Поттер. – Он не переживет».
Сдержанно кивнув, мистер Кромвель отбывает на совершенно пустом лифте. Он – гений. Но почему-то в его присутствии у Гарри вполне отчетливо бегут мурашки по позвоночнику, как при встрече с василиском. Или это свойство всех адвокатов по бракоразводным делам?
Смущенный Рон с разгневанной Молли и надменной Паркинсон удалились сразу же после подписания последних бумаг, чему Гарри был искренне рад. Очень не хотелось нынче выяснять отношения на тему «мы же – друзья». За то время, что Гермиона жила у Гарри в Драконьей долине, Рон – хвала Мерлину и его присным! - не сделал ни одной попытки встретиться или обменяться письмами.
Своя порция объятий и поцелуев достается всем, кто попадается под руку счастливой Гермионе: смущенно улыбающейся Джинни, пришедшему полюбоваться, «как из братишки будут вытряхивать говно», Джорджу, сдержанному Чарли. И даже Малфою, неизвестно каким ветром занесенному сегодня в Министерство.
- Я свободна! Свободна! Свободна!
Джинни смеется. Она вдрызг разругалась с родителями и Роном, потому что сразу и бесповоротно встала на сторону Гермионы, цинично заметив, что родственников у нее – дофигища, а подруга – одна.
- Теперь – праздновать! – объявляет Гермиона. – Сначала – жрать мороженное к Фортескью, потом – в какой-нибудь пристойный кабак. Малфой, ты знаешь какой-нибудь пристойный кабак?
Малфой сдержанно кивает. Еще бы он не знал! Гарри уже не удивляется ничему, что касается этих двоих. За то время, что Гермиона провела в священных залежах библиотеки Малфой-мэнора, между ней и Драко установилось удивительно трогательное единодушие и понимание. Гарри кажется, что еще немного, и они начнут договаривать друг за друга фразы и смеяться непроизнесенным шуткам. Гермиона в присутствии Малфоя много смеется, а Чарли сильно мрачнеет. Вот и сегодня он стоит, подпирая широкими плечами серую коридорную стену, и, кажется, сливается с ней по цвету и настроению.
«Вот и дурак! - грустно думает Гарри. – Сколько можно играть в «мы просто друзья»? Мерлин! Взрослый мужик называется…»
А потом они всей толпой обжираются мороженым. «Хорошо быть зельеваром! » - в очередной раз радуется Гарри, вспоминая о запасах Бодроперцового, которым можно вылечить целый Хогвартс отмороженных обжор. За свободу Гермионы – не жалко!
Гермиона рассказывает о переделке, которой подвергся домик, некогда принадлежащий Поттеру. О качелях, сколоченных в саду Чарли. (Чарли наконец оттаивает и тоже начинает рассказывать что-то смешное). Теперь уже Малфой хмурится и кусает губу.
Потом всей компанией перемещаются в кабак. Кабак находится в маггловской части Лондона, но хозяин-сквиб держит специальный, экранированный от остальных помещений приват-зал для залетных магов, где можно развлекаться от души и никого не шокировать своими пьяными выходками. Похоже, Малфой здесь если не завсегдатай, то почетный гость, и персонал облизывает его и его гостей с должным усердием. Впрочем, после мороженого гостям уже море по колено. Они веселятся. Много выпивки: магической и маггловской. Много странных на вкус и названия коктейлей. Много симпатичных закусок и не менее симпатичных официанток (и официантов).
В самый разгар веселья Гермиона утаскивает Поттера в небольшой коридорчик, соединяющий маггловскую и магическую зоны, и сообщает очень серьезно:
- Гарри, нам надо поговорить.
Поттер ненавидит эту фразу, за которой, как правило, следует нечто до зубовного скрежета неприятное. Но отказать лучшей подруге в разговоре не в силах и потому просто кивает.
- Я завтра уезжаю к родителям за детьми. Там мне придется побыть неделю-две, может, больше, смотря по обстоятельствам.
Гарри снова кивает. Все это они уже подробно обсудили накануне, ничего нового.
- Но я закончила с библиотекой Малфоев.
А вот это - Мордред всех раздери! – новость. Гарри сжимает кулаки, стараясь делать это незаметно. И дышит: очень тихо и очень спокойно.
- Там действительно невероятно много книг о драконах.
Гарри кивает. Кажется, у него уже начинает болеть шея. Или скоро начнет.
- Гарри… Там нет ни слова о том, что дракона можно превратить в человека. Там даже нет этой дурацкой сказки про дракона-хранителя. Кажется, это…
Гарри стремительно зажимает ей рот ладонью. Пока слово «невозможно» не произнесено вслух, его просто не существует. Не существует. Слышишь, Гермиона!!!
Гермиона – умница. Она слышит. Даже то, что не произнесено вслух. Она успокаивающе кивает. Гарри убирает руку. Мысленно говорит: «Извини».
- Не за что, - шепчет Гермиона. – Дурак ты, Поттер.
Гарри и сам знает, что дурак. Только вот, что делать дальше, категорически не представляет. Библиотека Хогвартса? Библиотека магического Университета? Шангри-Ла? Даже дракон умрет от старости, пока удастся перерыть все эти завалы пыльных книг и свитков. И не факт, что там обнаружится искомое. Совсем не факт.
Больше всего хочется постучать головой о стену. От души. С размаху. Видимо, выпито уже много.
- Гарри! Ты с ума сошел! – его приводит в себя испуганный вскрик Гермионы. Резкая боль в области лба, намекает на состоявшееся столкновение с некой твердой поверхностью. Гарри смотрит на стену: вмятина. Не такой уж и твердой!
- Гарри! – Гермиона обнимает его трясущимися руками, дует на лоб, целует ушиб, как, наверное, целует своих детей, когда те умудряются впечататься во что-нибудь с разбега. – Какой же ты все-таки идиот! Я же не сказала, что совсем ничего нельзя сделать! В конце концов, если профессор Снейп не может стать человеком, то ты… можешь стать драконом.
Поттеру кажется, что он все-таки слишком сильно приложился головой. Потому что мир с хрустальным звоном только что перевернулся вверх ногами и замер в этом странном положении. В этом свихнувшемся мире пальцы с большим трудом попадают по необыкновенно удобной, если верить Малфою, клавиатуре «спикера».
- Я думал, что это тоже из области совершенно невозможного.
Гермиона прижимается горячими губами к его уху и шепчет почти не слышно:
- На кухонном столе. Книга по анимагии. Очень нестандартной анимагии, Гарри. Лучше никому не знать, понимаешь?
Гарри кивает.
«Я все равно приду к тебе, Северус».
***
Гермионина книга о нестандартной анимагии лежит на кухонном столе. Гермиона уже в Австралии вместе с Розой и Хьюго. В Австралии все наоборот. Там сейчас как раз весна. Гермиона приедет не скоро. Ей надо прийти в себя. Гарри понимает. Со вздохом проводит кончиками пальцев по обложке книги. Книги… Можно сказать и так. Перед ним - средневековая инкунабула в обложке из шкуры василиска, с золотыми накладками и инкрустацией драгоценными камнями. Внутри… латынь. (А что вы ожидали, Поттер? ) И не просто примитивная латынь, с которой Гарри научился более-менее бойко справляться к концу обучения в Школе авроров. А Та Самая Средневековая Латынь. Без абзацев и знаков препинания. Готическим шрифтом. (Будь он проклят! ). С магической защитой от применения всяческих заклинаний. (Включая Заклинание перевода). Блядь! Впрочем, название, размещенное, согласно традиции, на самом последнем листе, он с грехом пополам все-таки переводит: «О таинствах превращения в существ, магией порожденных». У Гарри трясутся руки. Он переворачивает страницы. Нет, этого нахрапом не взять! С гравюр на него смотрят всевозможные монстры. Некоторые, знакомые до боли: горгулья, василиск, трехглавый пес Цербер… Других он никогда в жизни не видел и от души надеется никогда не увидеть: минотавр, пифон, химера… Даже странно: неужели кто-то действительно может пожелать превратиться в ЭТО? Теперь понятно, почему Гермиона советовала никому не показывать книгу и вообще о ней не упоминать. Наверняка, заклинания, описанные в ней, не относятся к дозволенным законом. Раньше за что-то в этом роде аврор Поттер не моргнув глазом отправлял людей в Азкабан. Теперь – плевать! Потому что самым последним идет дракон. У Гарри перехватывает горло: на гравюре расправляет крылья золотое чудовище невероятной красоты. Золотой дракон.
Да! «Я переведу это, Северус». Время есть.
Гарри и сам не знает, когда именно пришел к ясному осознанию: он не хочет по-другому. Не может по-другому. Без Северуса. Это постоянно при нем, как терпкая горечь на языке. Как фантомная память о раскаленной игле под сердцем. Он больше не задается дурацким вопросом: правильная ли это любовь? Потому что – плевать! Потому что неправильной любви не бывает – или это не любовь. Он никак не может отделаться от вычитанной в какой-то маггловской книжке цитаты: «Любовь - это когда задыхаешься от страсти. - Нет. Любовь – это когда задыхаешься от нежности... » Разве можно испытывать нежность к огромному бронированному чудовищу? Разве можно испытывать нежность к Северусу Снейпу? А страсть? Разве можно одновременно задыхаться и от страсти, и от нежности? Гарри улыбается своим мыслям. Сколько ни спрашивай - ответ все равно один. Только он и соответствует условиям задачи. Ты прав, Северус: глупый, глупый Поттер! Так долго шел к самому себе.
Осталось, в сущности, сделать всего три шага. Магия чисел, куда же без нее! Перевести текст. Совершить превращение. Увидеть сон.
***
- За снами, Поттер, это – ясен пень! – к Умникам Уизли. То есть к Джорджу, - серьезно говорит Малфой, когда Гарри приходит к нему со своей очередной проблемой. – А ты разве не знал? – У него нынче новая линия: «Сны на любой вкус». Сны фантастические, готические, приключенческие, шизоидные, эротические. Ну, и сны под заказ. Хит сезона! Тебе какой сон нужен, Поттер? Эротический?
- Совместный.
Драко смотрит серьезно из-под челки, закусывает холеный ноготь, потом, одумавшись, убирает руку, переплетает пальцы в замок, укладывает их на сияющую белоснежную поверхность стола.
- Один на двоих? С драконом?
- С Северусом.
- Зачем тебе, Поттер? Что ты хочешь понять?
Гарри качает головой. Он не будет объяснять этого Малфою. Никому не будет объяснять, даже Северусу. Просто у него странные представления о подарках на Рождество. И он не может себе позволить бестолковую беготню по магазинам в последнюю предрождественскую неделю: обо всем надо позаботься заранее. Зануда-Поттер. Да.
- Гермиона что-нибудь пишет из своей Австралии?
Тоже неплохая тема…
- Пишет, что задержится еще на месяц и приедет как раз к Рождеству. Что-то у нее там с отцом: не смертельное, но серьезное.
Малфой снова пытается пожевать ноготь. Гарри с интересом отмечает, что раньше за ним этой гнусной привычки не водилось. Нервы? У Малфоя? С чего бы?
- Поттер, ты разобрался с переводом?
Опять смена темы. Почему бы и нет?
- Почти. Осталась пара-тройка непонятных оборотов. Но я, кажется, нашел специалиста.
Книгу Гарри вернул Малфою уже довольно давно, после того, как кропотливо перерисовал все латинские завитушки на обыкновенный пергамент: все-таки держать в маленьком домике на краю света этакий темномагический раритет было бы не самым разумным решением. А дальше начался Ад. Или Чистилище? Гарри был традиционно не слишком силен в богословии. Но склонялся все-таки к Аду. Пришлось обложится словарями и справочниками по средневековой латыни и несколько недель не разгибаясь пыхтеть над переводом. Иногда посещала крамольная мысль: привлечь к делу Северуса. Вот у него-то, скорее всего, никаких проблем с проклятой латынью никогда не было. Но… Поттер и сам пока не был до конца уверен, что у него что-то получится. А Северус, с его маниакальной заботой о целостности золотой поттеровской шкурки... Гарри предпочитал не приближать раньше времени час неизбежной битвы с разъяренным драконом. Не такой уж он был правильный рыцарь. Оставалось только полагаться на свою упертость и фирменное везение. («Нервы – как канаты и зад – как чугунная сковородка, Поттер! - ехидно прокомментировал Малфой, когда, возвращая книгу, Гарри пожаловался на трудности перевода. – Только так добудешь ты свое счастье! »)
И вот теперь осталось посетить Оксфорд (именно там обретался искомый специалист по средневековой латыни) – и перевод будет готов. Никаких неточностей. Никаких двусмысленностей. Никаких туманностей. – Гарри не желал рисковать результатом, если что-то вдруг пойдет наперекосяк.
В пещеру, тщательно подготовленную к зиме лучшими специалистами магического строительства, он теперь заглядывал редко, ссылаясь на дела с разделом имущества Рона и Гермионы. Снейп делал вид, что верит. Вопросов не задавал. Привычно прижимал к теплому боку ночью. Пел колыбельную. Шептал глупые девчачьи нежности, когда думал, что Гарри не слышит. Говорил гадости, когда Поттер бодрствовал. Язвил по поводу вечной занятости Героя, нажимая на клавиши «Спикера–Ди», который наполнял пещеру чужими интонациями знакомого бархатного голоса. (Дракон неожиданно легко освоил малфоевскую игрушку и развлекался от души, хотя и тщательно это скрывал. Для общения с Гарри «спикер» не требовался, зато позволял в случае крайнего цейтнота не остаться полностью безголосым). От зельеварения пришлось отказаться - вульгарно не хватало часов в сутках. Гарри пришлось попросить Чарли просто поверить ему на слово, и Чарли поверил. И нанял нового зельевара.
Так что нерешенной оставалась проблема сна. Нет, не бессонницы. Просто сна - на двоих.
***
В магазине «Волшебные Вредилки Умников Уизли» традиционно яблоку негде было упасть. Что-то все время шумело, гремело и взрывалось. Посетители толкались и вопили, восхищенно обсуждая достоинство очередного хита продаж, или просто завороженно слонялись между стеллажами. Джордж выглядел как всегда: спокойно, доброжелательно и профессионально. Первое время от вида спокойного Джорджа Уизли у Гарри по всему телу бежали мурашки и делалось как-то сильно не по себе. Но постепенно он привык. Все привыкли. Во всяком случае, это было совершенно однозначным прогрессом, по сравнению с той черной депрессией, в которой он пребывал первый год после смерти Фреда. Потом на бледном, осунувшемся и в раз постаревшем лице стала проступать улыбка. Спокойная и доброжелательная. Профессиональная. Молли рассчитывала, что Джордж заведет семью и прибавит свою порцию наследников к и без того не маленькому рыжеволосому клану Уизли. Ничего не вышло. Девушек в жизни Джорджа не было. (Либо о них никто не знал). Равно как и юношей. Джордж с головой ушел в работу. Магазин процветал.
- Пойдем в подсобку.
Несмотря на вполне приличный кабинет и роскошную лабораторию, оборудованные при магазине, для серьезных разговоров Джордж Уизли почему-то неизменно выбирал маленькую захламленную подсобку, заставленную странного вида коробками, банками и прочей ерундой. Среди завалов тут можно было встреть чудом не загнувшийся без света пыльный фикус, два пластиковых стула, как будто спертых из маггловского летнего кафе, швабру с неизменной грязной тряпкой и деревянную лошадку-качалку, полинявшую от времени. Из всего набора активно использовались лишь стулья (для приема посетителей) и фикус, в который традиционно выливались различные непригодные для приема вовнутрь жидкости, вроде вчерашнего чая или выдохшегося пива.
Гарри сел на стул, который показался ему наиболее устойчивым, предоставив хозяину разбираться со вторым, и достал из кармана «спикер».
- Мне нужен сон.
- Всем нужен сон, друг мой! На том стоим.
- Мне нужен особенный сон.
Джордж посмотрел с интересом.
- Особенные сны по индивидуальному заказу - дело небыстрое, Поттер.
(Если Джордж начинал обзываться «Поттером», значит, дело действительно серьезное).
- К Рождеству успеешь?
- Поттер, что за глупый вопрос! Конечно. Любой каприз – за ваши деньги. Что именно тебе нужно?
Гарри подробно объяснил про концепцию разделенного сна. И про сон на заказ, по своему выбору. Джордж стремительно записывал, держа обрывок пергамента на коленке, а в паузах что-то напевал, прикрыв глаза в блаженном предвкушении.
- Поттер! Ты – как всегда… Ты даже не представляешь, какую красотищу из этого можно сваять! Есть тут у меня в заначке пара разработок как раз в нужном русле… Тебе сколько порций требуется?
Это был самый сложный вопрос.
- Рассчитай на одного человека, а потом умножь на… - он прикинул в голове масштабы драконьего организма… - на двадцать. Должно хватить.
У Джорджа натурально отвисла челюсть.
- Поттер, ты в этом купаться что ли собрался? Знаешь, какие дефицитные ингредиенты туда идут? И сколько это будет стоить? Может, обойдешься меньшим объемом?
Гарри расстроенно развел руками:
- Никак. Увы! Подарок на Рождество. А деньги – не вопрос, ты же знаешь.
- Деньги, конечно, не вопрос, особенно, если учесть, что ты – совладелец фирмы. Но вот проклятые ингредиенты – как раз вопрос. Сомневаюсь, что можно будет добыть требуемое количество за такой короткий срок… Ладно, мысли вслух. Я постараюсь. Для тебя, Поттер.
Ниточки сплетались в узор. Узлы завязывались. Время становилось осязаемым. Гарри на секунду закрыл глаза. «Ты уверен, что действительно хочешь этого, Поттер? После ничего нельзя будет изменить. Ты уверен, что не ошибся? »
«Я уверен».
Огненное колесо понеслось в пропасть: вниз-вниз-вниз! Время сорвалось с цепи. Кто-то невидимый начал обратный отсчет.
***
Рождество надо встречать с теми, кого любишь.
Нынче в первый раз все соберутся у Гермионы. За большим овальным, уставленном всяческими вкусностями, столом. Сама Гермиона Грейнджер, после развода вернувшая себе девичью фамилию. Роза и Хьюго, в смешных красных колпаках похожие на рождественских эльфов. Малфой, отправивший свою толерантную супругу вместе с сыном и наследником в Швейцарию – кататься на горных лыжах. Чарли с целой охапкой воздушных шаров в виде драконов, которые, лопаясь, рассыпаются разноцветными искрами. Луна с распущенными лунными волосами и в длинном платье цвета лунного серебра. Невилл, улыбающийся смущенно и радостно. Дьявольские близнецы-Лонгботтомы, отличить которых друг от друга не могут даже их родители. Джордж со своей доброжелательной улыбкой и целой кучей Волшебных Вредилок разной степени вменяемости. Джинни в коротком блестящем платье и с неизвестным кавалером. Джеймс-Сириус и Альбус-Северус, преисполненные грандиозных замыслов по поводу рождественских развлечений. (Малышка Лили останется в Норе с бабушкой и дедушкой - широкий жест доброй воли со стороны Джинни: счастливого Рождества, мир во всем мире – и все в таком духе).
Впервые не будет Рона. Он встречает Рождество с молодой женой. Да и вряд ли кто-то здесь был бы рад его появлению. Всем известно: нет хуже приметы, чем пить из разбитой посуды.
Впервые Гарри уйдет задолго до того, как часы над очагом пробьют двенадцать. Обнимет всех, до кого сможет дотянуться. Расцелует всех присутствующих дам. Подкинет под потолок всех детей. (А Джеймса с Альбусом будет еще и долго-долго держать прижимая к груди, не в силах опустить). Пожмет максимальное количество рук суровым аврорским рукопожатием. Передаст Гермионе разноцветные коробки с подарками, чтобы она вручила их адресатам, когда придет время поздравлений. (Карточки с именами на каждой коробке Поттер надписал собственноручно, не доверяя магии). А потом накрутит на шею шарф, застегнет на все пуговицы теплую, подбитую овчиной, куртку и шагнет в метель. Метель на своих белых крыльях вознесет его по расчищенной при помощи волшебства горной тропе к пещере, где черный дракон поднимет ему навстречу голову и скажет с деланым равнодушием:
«Что-то забыли, Поттер? »
Гарри скинет куртку, размотает шарф. Подойдет к дракону почти вплотную. Ответит просто:
«Забыл».
Прижмется губами к драконьему носу, погладит сложенное крыло. Скажет:
«Выпьем за Рождество, Северус? »
И нальет из кожаной фляги в серебряную чашу с рунами по ободу вовсе не радужное зелье.
Дракон посмотрит подозрительно:
«Что это, Поттер? Яд? Умрем красиво, как Ромео и Джульетта? »
Гарри, к стыду своему, не помнит, кто такие эти Ромео и Джульетта, хотя за последнее время прочитал вместе с Северусом огромное количество маггловских книг. Поэтому даже не пытается вступать в дискуссии, а просто говорит:
«Это не яд, Северус. Это – мой тебе подарок на Рождество. Просто сон. Один сон – на двоих. Ты пойдешь со мной в сон? »
***
Гарри снимает длинный, подбитый мехом плащ, сбивает снег с невысоких, по типу кавалеристских, сапог. Почему на нем парадный, черный с золотом мундир силовых структур, он понятия не имеет. Не иначе, как ради вульгарного выпендрежа. Северус сидит на диване возле камина. Спокойный и собранный. Вот на нем, как всегда, обыкновенная черная мантия. «Ненадолго, - обещает себе Поттер. – Ненадолго».
- Поттер, - это не вопрос. Констатация факта.
- А кого ты ожидал здесь встретить? Волдеморта?
В углу загорается теплыми огнями небольшая елка. А как же! Все-таки Рождество. Говорят, что его надо встречать с теми, кого любишь.
Гарри тоже садится на диван. Отчего бы и нет? Диван не очень большой. Но на двоих его хватит. От случайного соприкосновения коленей пробивает дрожь. Северус смотрит внимательно, пристально, как будто не знает, чего от него ждать.
- Выпьем?
Гарри протягивает руку к небольшому журнальному столику, на котором выстроилась батарея разнообразных бутылок.
- Я не знал, что ты будешь, поэтому…
- Если можно, коньяк. Настоящий французский коньяк. У вас найдется?
- Считаешь меня совсем уж плебеем?
Гарри не глядя извлекает из бутылочных рядов мерцающий золотисто-красным «Remy Martin». Он даже знает, какие бокалы полагаются к коньяку. Один протягивает Снейпу, в другой наливает себе. Это все так странно… Почему-то казалось, что будет иначе.
Приподнимает бокал:
- С Рождеством!
- И вас, Поттер.
Гарри делает все по правилам: неспешно греет пузатый бокал в руке, легким круговым движением заставляет янтарный напиток растекаться по стеклу, нюхает, давая раскрыться всем трем ступеням запаха… Потом - небольшой глоток. Все, как обещают справочники: тонкие цветочные оттенки ириса и жасмина, приятный аромат сочных слив и инжира и легкое прикосновение корицы.
Снейп задумчиво смотрит на огонь камина сквозь коньячное золото, как будто не может вспомнить, зачем взял бокал в руки.
- Северус?
Снейп упорно молчит, привычно пряча лицо за занавесом черных волос. Гарри вздыхает. Кто-то из них двоих сегодня должен быть решительным и взрослым. Поэтому придвигается почти вплотную и берет сидящего рядом мужчину за руку. Ничего такого. Рука как рука. Узкая. Худая. Выпирающие костяшки пальцев. Коротко остриженные ногти. Голубые прожилки вен. Медленно водит подушечкой указательного пальца по этим прожилкам. Снейп едва заметно вздрагивает. Возможно, если бы Поттер не держал его за руку, то ничего бы и не заметил. Гарри переворачивает руку, вглядывается в ладонь: чему-то же он все-таки научился на Прорицаниях… Вот, например, линия жизни у Северуса странная, прерывистая. То появляется, то снова исчезает. Гарри ставит свой недопитый бокал на столик (мешает) и, закрыв глаза, решительно прижимается губами к этой прерывистой линии. Чужой пульс под его пальцами одним скачком выходит из берегов. Ладонь пахнет дымом и травами. Гарри улыбается.
Снейп решительно отбирает руку и долго внимательно изучает свою ладонь, как будто после поттеровского поцелуя там произошли некие радикальные перемены.
Гарри, откинувшись на спинку дивана, задумчиво потягивает коньяк. Ловит себя на мысли, что если поцеловать Снейпа прямо сейчас, то его губы, по всей видимости, тоже буду с привкусом коньяка… Неожиданно идея: поцеловать Снейпа – кажется ему невероятно удачной, и он снова сокращает разделяющее их расстояние.
- Что ты хочешь на Рождество, Северус?
На какое-то мгновение вопрос зависает в безвоздушном пространстве, которое, по всей видимости, не проводит звук. Потом доносится едва слышное:
- Тебя.
Снейп откидывает с лица волосы, как средневековый рыцарь поднимает забрало, чтобы противник мог увидеть его взгляд: прямой и решительный. Время на раздумья вышло.
- Меня? – Гарри не отводит глаз. Он так долго учился смотреть в глаза дракону. Теперь надо научится смотреть в глаза человеку. Только вот времени у них на сей раз не слишком много… Одна ночь. - Ты влюбился когда-то в нескладного тощего лохматого подростка. А сейчас… - Движение широких плеч под парадным аврорским мундиром. – Ты уверен, что хочешь этого, а не того Поттера?
- Мне все равно… - Северус почти шепчет. – Я хочу – тебя. Ты знаешь, что драконы видят мир по-другому, не так, как люди? Какое бы тело ты ни носил… Ты – это ты.
Гарри, не торопясь, снимает мундир и кидает его на спинку стула. Время сбрасывать кожу, время быть собой.
- А чего хочешь ты, Поттер?
- По-моему, это очевидно. Мы ведь в моем сне.
Гарри притягивает Северуса к себе за плечи и наконец-то находит губами его губы. Оба не закрывают глаз. Когда чужие глаза так близко, утонуть в них – пара пустяков. Особенно, если это черный омут глаз Северуса Снейпа. Гарри успевает подумать, что очень странно, оказывается, видеть так близко глаза человека, которого целуешь. И это последнее, что он успевает подумать. Потом веки опускаются - сами собой. А губы Снейпа действительно хранят вкус коньяка и почему-то – чуть-чуть – соли. И появляется вдруг, разливаясь сияющей волной по телу, щемящее ощущение завершенности: пасьянс, который сошелся, головоломка, которая разгадана, последний кусочек пазла, вставший на свое место. Сначала – легкое соприкосновение, скольжение, касание губ, чтобы потом прижаться изо всех сил, стукнуться зубами, проникать друг в друга все глубже и глубже, сливаясь все неразрывнее, спаиваясь в единое целое: ты, я – мы. Северус… Гарри и сам не замечает, как отчаянно выстанывает в поцелуй это имя, чтобы услышать, как будто с другого конца Вселенной, отрывистое, задыхающееся: «Гарри… Гарри…» Нет! Нет! Язык нужен совсем для другого: нужен, чтобы ласкать, гладить, жалить, уступать. Впервые слова – лишние, потому что по венам струится Вечность. Потому что разорвать поцелуй значительно труднее, чем перестать дышать. Потому что рукам уже недостаточно просто трогать, сжимать, зарываться в волосы: мучительно нужно прикоснуться к обнаженной коже, к живому телу, не спрятанному за грудой каких-то нелепых тряпок. (Проклятая мантия Снейпа! ) Гарри, кажется, рычит и, не прерывая поцелуя, радикально расправляется с многочисленными пуговицами какой-то невербальной беспалочковой хреновиной, каковую ни в жизнь не смог бы воспроизвести будучи в здравом уме и твердой памяти. Зато мантия отправляется к поттеровскому мундиру – на стул. А потом за ней следом летят рубашки – обе. (На стул или мимо – это уже никого не колышет). Оказывается, Снейп тоже неплохо владеет беспалочковой хреновиной.
К этому моменту опытным путем выясняется, что диван все-таки просто неприлично мал, и они скатываются на пол не размыкая объятий и не разрывая поцелуя. Хорошо, что Гарри придумал положить на пол что-то меховое и пушистое, его спина ему за это искренне благодарна. Хотя через несколько мгновений благодарна должна быть уже спина Снейпа. (Красивая, между прочим, спина, это Гарри понимает даже на ощупь: узкая, гладкая, с резкими выступами лопаток. Снейп весь такой на ощупь: худой, жилистый, сильный, как… дракон. Гарри улыбается в целующие его губы).
Почувствовав улыбку, Снейп резко отстраняется. Хотя очень трудно отстраняться, будучи придавленным к полу поднаторевшим в рукопашных схватках аврором Поттером. Гарри улыбается уже совершенно открыто.
- Что? – Снейп тоже улыбается влажными зацелованными губами. Улыбается так, как на памяти Гарри, не улыбался еще никогда. Улыбка делает его неожиданно молодым и очень… красивым? Гарри не знает, подходит ли это слово Северусу Снейпу. Человеку. Вот дракону Северусу Снейпу оно подходит просто идеально, как перчатка. Гарри вообще не очень разбирается в мужской красоте. Но лежащий под ним мужчина наводит на мысль о чем-то опасном и гибком, как хлыст. Гарри проводит рукой по контуру лица, по плечу, по груди с выпирающими ребрами, по впадине живота. И как в зеркально отражении, Снейп повторяет движение его руки. Когда длинные узкие пальцы ныряют под ремень поттеровских брюк, Гарри самым натуральным образом забывает дышать.
Воспользовавшись полной беспомощностью противника, коварный Снейп изворачивается и подминает Гарри под себя. Его пальцы ловко расправляются с пряжкой ремня, пока губы оставляют цепочку горячих хищных прикосновений: по шее, по плечу, по руке – до самой кисти, выцеловывая каждый палец, каждую линию на ладони. Прокладывая на ней новые линии, рисуя совсем другую судьбу.
Где-то посреди сияющего сумасшествия этих касаний и поцелуев Гарри исхитряется избавиться от сапог. (Еще не хватало, чтобы Снейп снимал с него сапоги! ) И сам не замечает, как оказывается распростертым уже совсем без ничего на полу перед камином. И дыхание Снейпа вслед за его поцелуями скользит по виску, по губам, по раковине уха. Оставляет свой невидимый след на груди, во впадине пупка, ниже, на внутренней стороне бедра, у излома колена, у изгиба стопы.
Самое возмутительное, что при этом сам Снейп все еще одет, (во всяком случае брюки совершенно точно на нем). И Гарри тянется, чтобы устранить эту безобразную несправедливость, но Северус перехватывает его запястья, прижимая к полу, шепчет в ухо, и этот шепот заставляет сердце рваться на волю, кровь приливать к щекам, слезы наворачиваться на глаза. Шепот, который превращает тело в золотой воск, плавящийся от прикосновения чужих рук. Заставляет умирать и воскресать здесь, в этом странно- знакомом мире.
- Я так долго тебя ждал…
Северус отпускает запястья на свободу, но кому теперь эта свобода нужна? Жадные руки ласкают, тискают, мнут, как глину, кажется, оставляют синяки по всему телу. Так же, как губы оставляют ожоги. Метки. Знаки судьбы.
- Солнце мое… Сердце мое…
Гарри может только стонать, почти скулить:
- Пожалуйста… Пожалуйста! Северус!
Это почти похоже на мольбу о помощи. Северус прижимается к нему всем телом, скользит сверху-вниз, холодная пряжка ремня слегка царапает кожу, вызывая дрожь предвкушения. Поцелуи тоже спускаются все ниже и ниже, и последнее, что успевает услышать и запомнить Гарри, перед тем, как окончательно сгореть в пепел, это отчаянный сбивчивый шепот:
- Все, что ты хочешь… Все, что ты хочешь.
Хорошо, что зимой ночи такие долгие.
***
Гарри просыпается там же, где и всегда: под боком у дракона, завернутый с головы до ног в свое любимое одеяло с подогревом. Перекатывается, чтобы на миг прижаться губами к чешуйчатой шкуре.
«Доброе утро, Северус! »
«Доброе, - откликается дракон. – Поттер, боюсь нам потребуется Очищающее заклинание».
Гарри откидывает одеяло и смотрит на себя. Затем – на дракона. М-да… Кто бы мог подумать, что последствия сна будут столь… материальны. Впрочем, очищающее – не проблема. Даже без палочки. Кажется, минувшая ночь принесла еще один сюрприз: его снова переполняет магия, как когда-то, после радужного зелья.
Гарри от души потягивается: собственное тело ощущается туго натянутой струной, а в каждой его клеточке сияет солнце. Умывается в ледяной воде, даже не пытаясь ее подогреть. Ему кажется, что тепла сегодняшнего ночи хватит даже на то, чтобы растопить лед вечной мерзлоты. Чистит зубы. Убирает утреннюю щетину небрежным Бреющим. Внимательно смотрит на дракона.
Дракон тоже внимательно смотрит на него из-под полуопущенных век, и, встретив взгляд Поттера, не отводит глаз. Прошедшая ночь не сделала их другими. Она просто изменила мир вокруг них.
Гарри подходит к дракону и холодными от воды губами целует его в нос. Дракон фыркает. Гарри отлично слышит непроизнесенное вслух: «Что за сантименты, Поттер! »
Гарри очень отчетливо представляет себе, чем бы он предпочел заняться сегодняшним утром, если бы они оба были людьми. Или хотя бы оба были драконами. А так… Он намерен быть настолько сентиментальным, насколько это возможно. По огромному драконьему телу прокатывается волна дрожи. Гарри думает громко. Очень громко. И красочно.
«Поттер, не могли бы вы…»
«Не смей называть меня Поттером! »
«Гарри! »
«Вот, уже лучше».
«Веди себя, пожалуйста, прилично. Как я понимаю, еще одна порция этого замечательного зелья нам в ближайшее время не светит…»
«Увы! Запасы «Умников Уизли» не были рассчитаны на… дракона. Но следующая партия уже в процессе».
«Что утешает, - философски замечает Снейп. – И все-таки, давай, ты не будешь думать так громко».
«Хорошо», - легко соглашается Гарри, понимая, что это будет непростой задачкой. Срочно надо отвлечься. Зубы ломит от желания продолжить поцелуи. Зубы…
«А не почистить ли вам зубы, господин дракон? По-моему, мы таки достигли необходимой для этого степени интимной близости».
Дракон при помощи «Фрх! » выражает несогласие так горячо, что из ноздрей летят искры.
«Северус! – стараясь сохранять спокойствие говорит Гарри. – После сегодняшней ночи я знаю твой рот лучше, чем свой собственный. У тебя, между прочим, небольшой скол на правом верхнем резце, о который я расцарапал себе язык».
«Ты – наглый мальчишка, Поттер! Всегда это знал».
Гарри не обижается на «Поттера», смеется, снова неудержимо прижимаясь губами к драконьему носу. (А куда еще прикажете целовать дракона? Впрочем, если представить, что это нос профессора Снейпа, все становится еще более интересным).
«Ты же любишь меня любым, не так ли? Так что имею полное моральное право быть каким угодно! »
«Я тебя люблю, - очень серьезно говорит Снейп. – Ты прав: каким угодно».
«И я тебя… - шепчет Гарри. – Каким угодно. Но зубы все-таки лучше привести в порядок».
«Шантажист! - смеется Снейп. – И садист. Ладно. Тащи свои пыточные инструменты».
Это такой праздник – Рождество, когда принято делать друг другу подарки. И подарки могут быть разными.
***
Есть ритуалы, требующие помпезности, толп народа, невероятной крутизны артефактов и человеческих жертв. Это не настоящие ритуалы. Ритуалы для магических калек. Настоящие ритуалы маг совершает в сердце своем и в жертву приносит только самого себя. Во всяком случае, так думает Гарри, стоя над бездной.
Все совпало: время, место, географическая точка, готовность души. Все долги – розданы. Все слова – сказаны.
Гермиона сказала: «Я объясню всем, кого это касается. И я буду искать способ вернуть вас обратно».
Чарли сказал: «Ты – молодец, Гарри. А я вот так и не решился. Загляну к вам как-нибудь. На огонек».
Малфой сказал: «Удачи, Поттер! Не просри свой шанс. Кстати, я встроил в «Ди» возможность использовать его в качестве телефона, на всякий».
Джинни не сказала ничего – просто заплакала.
Географическая точка была самая что ни на есть подходящая: Карпатские горы, рядом с Долиной драконов. Один из разбросанных по земле центров переплетения энергетических и магических жил.
Конкретное место идеально соответствовало цели ритуала. Это была та самая пропасть, из которой однажды Северус вытащил Гарри после схватки с украинским железнобрюхим.
Время… Время было правильное: девятое января.
Гарри стоит на самом краю обрыва в центре протопленного при помощи магии круга. Колдовать приходится голыми руками: взять с собой палочку Поттер не рискнул. Было бы крайне обидно, если бы черная палочка Северуса бесславно сгинула на дне пропасти так же, как и ее предшественница. Впрочем, ничего особенного сегодня и не требуется. Все вещи и бумаги остались в пещере. На Гарри надеты только старые драные джинсы и футболка, в которых он когда-то совершал свой первый полет на спине дракона. Конечно, до места он долетел на метле, а не плелся пешком по сугробам. И, разумеется, пришлось накинуть на себя плотную сеть согревающих чар, иначе бы чудо превращения Поттера в ледышку совершилось без всяких ритуалов.
Слова заклинания огненными буквами пылают в мозгу. Теперь латынь уже не кажется ему неподъемной и громоздкой. Она обрела плоть и кровь. Она стала ключом, готовым повернуться в замке. А он - замком, готовым принять ключ.
Ну что, Поттер? Ты действительно готов?
Гарри переступает босыми ногами. В тот момент, когда он начнет читать заклинание, все другие чары спадут. Будет холодно. Но это придется пережить. Магия земли. Магия воздуха. Магия огня. Небольшой костер горит на ветру и не гаснет. Но главное – дух. Всегда главное – дух.
Гарри закрывает глаза. Он очень надеется, что все получится. А если нет…
«Я все равно приду к тебе, Северус».
Губы начинают шевелиться, произнося слова заклинания. В переводе на современный язык оно звучит очень просто и почти обыденно, как какой-нибудь Шекспир. Но когда Гарри про себя произносит фразы на средневековой латыни, он чувствует, как с каждым словом изменяется вокруг ткань мироздания, создавая новую реальность.
«Все отпусти, что держит на земле:
Забудь обиды, суету, заботы».
Это как раз просто: прошлое отпущено на свободу. Давно пора начать новый круг.
«Доверься ветру…»
Гарри снимает с себя остатки одежды и сразу же покрывается гусиной кожей.
«Причастись золе…»
Могучий порыв ветра гасит костер, и Гарри ступает босыми ступнями на раскаленные угли. Боль от ожога прошивает его насквозь, едва не лишая сознания. Но это не важно. Совсем.
«И осознай предсказанность полета…»
Гарри раскидывает руки крестом, стараясь заставить сердце биться в одном ритме с дыханием окружающих гор, с движением ветра.
«Переступи свой самый черный страх…»
Гарри подходит к самому краю обрыва, который так часто видел за последние месяцы в безумье кошмаров.
«И точно знай: весь мир – в твоих руках», - с этими словами он делает последний шаг вперед – и вниз.
«Дурак ты, Поттер! » - глухим рокотом отвечает рвущаяся навстречу Бездна.
***
- С днем рождения, Северус! – говорит Гарри.
(И огромный золотой дракон подходит к пещере).
Сидящий у входа Северус Снейп смотрит на него, кажется, забыв дышать.
(Черный гебридский не может оторвать от пришельца взгляда своих антрацитовых глаз с желтым вертикальным зрачком).
- Поттер? – почему-то этот вопрос ужасно смешит Гарри.
(И золотой дракон улыбается самой лучшей из возможных драконьих улыбок).
- Конечно, Северус, кто же еще!
- Опять вы все сделали наоборот, Поттер! – ворчит Северус, подходя почти вплотную, и Гарри почти теряет сознание от восторга, ощущая его живое человеческое тепло.
(Черный дракон втягивает ноздрями дурманящий разум запах чудесного близкого золотого тела).
- Вы в курсе, что золотых драконов не бывает? Вы – миф, Поттер!
- Что поделать, Северус!
(Мифическое существо пытается привычно пожать плечами, но у него ничего не выходит. Драконы, даже чисто анатомически, не приспособлены для того, чтобы пожимать плечами. Зато они отлично приспособлены для того, чтобы переплетаться шеями).
Гарри изо всех сил прижимает к себе Северуса, Снейп изо всех сил стискивает Поттера. Такое совершенно невозможное, почти болезненное счастье! Не во сне. Наяву. Здесь и сейчас.
-Ты такой красивый! – шепчет Северус.
(И щека черного дракона прижимается к щеке золотого в самом нежном из драконьих касаний).
- Что ты учудил на сей раз, глупый мальчишка?
- Это всего лишь анимагия…
И наконец позволить себе прижаться губами к сухим прохладным губам, обвести их языком, скользнуть по кромке зубов, ворваться в жаркую глубину.
(Раздвоенные драконьи языки сплетаются и расплетаются в медленном чувственном танце. Говорят, у драконов нет такого обычая, как поцелуи. Но это ведь у нормальных драконов, не так ли? )
- Нельзя же быть таким неучем, - откровенно смеется Снейп. – Дракон не может являться анимагической формой!
- И когда это меня останавливало?.. Не знаешь случайно, кто из великих магов прошлого там, наверху, приглядывает за двоечниками? Видишь - опять получилось. Даже, если очень припрет, могу превратиться обратно. Один раз. Только… - Гарри берет руку Северуса в свою и их пальцы переплетаются. – Я больше тебя не оставлю. И не надейся.
(Кто бы мог подумать, что крыло – не менее чувствительно, чем рука? Крыло к крылу).
- Ты даже не представляешь, Поттер, что я хочу с тобой сделать! – шепчет Северус прямо во влажные от поцелуев губы.
- Так сделай! Кто тебе мешает?
Гарри проводит руками по его напряженной спине, ласкает пальцами шею, гладит затылок, небрежно лохматит длинные черные волосы.
Глаза Северуса сияют черным огнем.
- Ничего не боишься? Да?
(Черный и золотой стоят друг напротив друга, пристально глядя в глаза).
- А ты сначала меня догони! – хохочет Поттер и бежит прочь, к краю обрыва, чтобы там, оттолкнувшись босой ногой от камня и раскинув в стороны руки, взмыть над землей.
- Догоню! - тихо отвечает Северус. – Никуда ты теперь от меня не денешься, Поттер!
И взмывает следом.
Два дракона – черный и золотой – распарывают небо, опираясь крыльями на общие потоки воздуха, на переплетение солнечных лучей, на звенящие нити магии, чтобы затем - в самой высокой точке полета, когда уже не хватает воздуха, чтобы дышать - сорваться вниз, скользя легко и беспечно: тело к телу, крыло к крылу. Черный и золотой.
А вокруг органным многоголосьем переливается, звенит и поет мир – один на двоих. Иоганн Себастьян Бах, токката ре минор.
БАЛЛАДА ДРАКОНОВ
Застыл небосвод спаленный
Бездонной глухой ночью.
Горит созвездье Дракона
Над нашей судьбой общей.
Таинственный мой остров,
Рассветной звезды крестник!
Взлететь над землей – просто.
Давай полетим вместе!
Всего один раз сбиться
С прямого пути к раю.
Дракон на Синюю Птицу
Не слишком похож, знаю.
Но крылья – всегда крылья.
Взлететь над земным адом,
Над серой чужой былью –
Не вместе, так хоть – рядом.
Спешат по делам люди
И ждут, когда рак свистнет.
Но если дракон любит,
То лишь один раз в жизни.
Дракон – еще тот ангел!
Но небу – плевать. Слышишь?
Назло всей земной правде
Мы просто взлетим выше.
Там звездный поет ветер,
Там сказка сильней были,
Там мы навсегда в ответе
За тех, кого приручили.
Ты просто поверь в чудо:
Наивно, светло, мудро.
Я рядом с тобой буду…
Взлетаем? – Уже утро.
14. 04. 14
КОНЕЦ
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Тем, кто дочитал
Сюда я решила покидать все оставшиеся в авторских закромах плюшки, печеньки и прочие вкусности.
Дело в том, что автор не любит сноски. Но не заставлять же читателей мучиться неизвестностью? И слишком многое осталось «за кадром».
Итак…
1.
««Ну, держись, дракон! » – азартно думает Гарри, набрасывая на себя согревающие чары. В голове на полную мощность включается «Sexual Revolution» Army of Lovers. Поттер надеется, что Снейп это тоже слышит. Судя по тому, как дергается веко дракона, Снейп слышит. (И благослови Мерлин эту странную непонятную магию между ними! )»
Гарри танцует вот под эту песню (ежели вдруг кто подзабыл мотивчик): http: //www. youtube. com/watch? v=6Eo_2nVSO2Q
Free is love my contribution
Hail the sexual revolution
(Перевод):
Свободная любовь - вот мой вклад.
Грядёт сексуальная революция!
2.
«Что-то такое по поводу Чарли Гарри подозревал еще с того приснопамятного вечера английской поэзии, когда он впервые опробовал на себе чудесные свойства «цуйки». Правда, от человека, свихнутого на драконах, логично было бы услышать, скажем «Марш драконьей эскадрильи» или «Полет одинокого дракона», а не вольную интерпретацию маггловской баллады «The House Of the Rising Sun».
В оригинале чудесная баллада «The House Of the Rising Sun» («Дом восходящего солнца») THE ANIMALS звучит так: http: //www. youtube. com/watch? v=IAa-TMblyYk
Существует несколько вариантов переложения ее на русский язык, один из которых и исполняет Чарли. А вот чудесный клип: http: //www. youtube. com/watch? v=FvImQPvpnng
3.
«В полдень под яблонями, на ветках которых зрели тяжелые плоды, источавшие совершенно сумасшедший аромат, в компании запотевшего бокала с мятным коблером, который, как выяснилось, совершенно замечательно готовил Чарли, было почти прекрасно».
Вы тоже можете попробовать мятный коблер.
Один из рецептов: http: //www. youtube. com/watch? v=yIQXs_boCqA
4.
«Гарри проснулся от бодрого: «Вставайте, граф, рассвет уже полощется, из-за озерной выглянув воды! », пропетого аккурат возле его левого уха, не прикрытого аврорским спальником».
Чарли Уизли будит Поттера песней русского барда Юрия Визбора. Откуда он этого нахватался, автор без понятия.
Послушать в авторском исполнении:
http: //www. youtube. com/watch? v=BjEVnwsYvso
5.
«Кто ходит в гости по утрам… Читали «Винни-Пуха», Поттер? »
«Какая-нибудь черномагическая гадость от индейцев майя? »
Поттер – традиционно, двоечник. Он тупо перепутал книжку о милом медвежонке с самым знаменитым сборником мифов индейцев Центральной Америки, который называется «Пополь-Вух». Впрочем, звучит действительно похоже.
6.
«Гарри летит сквозь звезды, вскинув руки вверх, вытянувшись звенящей струной, удерживаясь на спине дракона лишь сжатием коленей и опорой стопы, и мир льется сквозь него баховской фугой, и плевать, что полное название фуги никак не желает вспоминаться в этот момент! »
Я думаю, что во время полета Гарри вспоминает токкату и фугу ре-минор И. С. Баха. Во всяком случае, я вдохновлялась именно этим.
http: //www. youtube. com/watch? v=qPNtI2wM9Yo
7.
«Этой ночью Поттеру не снится ровно никаких снов: ни кошмаров, ни полетов. Только иногда ему мерещится странная колыбельная, которую смутно знакомый голос напевает всю ночь, охраняя его сон».
Полностью «Драконья колыбельная» выглядит так (авторство мое):
ДРАКОНЬЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Спи, мой милый!
Пусть звезды забудут
Дорогу к рассвету,
Пусть замрут корабли,
Всем ветрам и теченьям
Назло.
Ты ведь знаешь,
Что б ни было днем,
Мы забудем об этом.
Нынче ночь
Распростерла над нами
Драконье крыло.
Спи, мой милый!
Слова утешенья
Пусты и неважны.
Если плачется – плачь,
Но – во сне,
Там никто не поймет.
Все пройдет,
Даже это.
И ты улыбнешься однажды
И сорвешься
В безумный – волшебный –
Драконий полет.
Спи, мой милый!
Где – сон, а где – явь,
Мы решать не умеем.
Сердце – тоже звезда,
Если проще
На это смотреть.
Пусть созвездье Дракона
Горит над душою
Твоею –
Днем и ночью.
Всегда.
Отгоняя проклятую Смерть.
Спи, мой милый!
Я слов не найду,
Когда утро настанет.
Все слова
Растворятся, сожгутся
Рассветным огнем.
Я оставлю тебе
Колыбельную эту –
На память.
И драконьи сны
О полете – сквозь Вечность –
Вдвоем.
8.
«Главное, чтобы мистер Кромвель (знакомая, кстати, фамилия) согласился».
Мы не будем требовать от Поттера досконального знания маггловской истории, но фамилия адвоката по бракоразводным делам, скорее всего, напоминает ему об Оливере Кромвеле http: //ru. wikipedia. org/wiki/Кромвель, _Оливер
9. И напоследок.
Еще одна песня, не спетая Чарли Уизли на дне рождения Гарри Поттера. Ею бы я и хотела закончить.
Спасибо, что заглянули!
МАРШ ДРАКОНЬЕЙ ЭСКАДРИЛЬИ
Рассвет распростер над землей свои алые крылья.
Еще тишину не рванула команда: «На взлет! ».
Забудьте о нас. Ведь пока не взлетит эскадрилья,
Война не пришла, и беда не стоит у ворот.
Но если сигнал вдруг наотмашь ударит по нервам,
Не стоит прощаться, не стоит просить ни о чем.
Врага нам встречать в нашем небе положено первым -
Стеною огня и размахом крыла за плечом.
Мы грудью встречаем проклятые грозы и войны,
От огненных ливней пытаясь укрыть города.
Не вспомнят о нас, если тихо вокруг и спокойно,
Но вспомнят, когда, словно баньши, завоет беда.
Дрожит горизонт, и взрываются черные тучи,
И падает вниз, опаленным крылом, небосклон.
Здесь выживших нет – и пощады никто не получит:
В последнюю битву последний уходит дракон.
Пусть стали от крови багровыми горные склоны,
Но все ж напоследок мы сможем увидеть с тобой:
Врываются в небо последнего боя драконы.
В последнее небо – над самой последней землей.
А вот это уже действительно КОНЕЦ.
|
