|
|||
«Но вскоре она полностью исчезла».Огури и я были очень близки: мы соединили два наших мира, позволили друг другу войти в зону комфорта и остаться там. Для каждого из нас это был сложный шаг, ведь делить своё одиночество с кем-то невообразимо трудно. Мне не хотелось разрушать этот мир, который мы создали совместными усилиями, но я не мог скрывать от своего лучшего друга печальное известие, которое должно было заставить его отдалиться. Опухоль, поражающая мой желудок, стала неоперабельной, отчего пришлось смириться с мыслью о том, что отныне моя жизнь ограничена годом. Однако сказать Огури об этом оказалось сложнее: его характер так и не изменился, а каждый день мы оба безуспешно хватались друг за друга, не желая оставаться одни. Я не мог скрыть это от Муситаро, поэтому и постарался подражать ему: мне хотелось показать, что я справлюсь без него, но, на деле, всё было иначе: помню, как сказал о том, что я не терплю жалости к себе и доволен жизнью, но это было не так. В тот момент мне ужасно хотелось почувствовать ту самую дружескую поддержку, услышать хоть что-то, что может вновь вселить веру в себя. Но мне это было непозволительно. Я знал, что тогда лишь сильнее привяжу Огури к себе, а моя смерть принесёт ему в разы больше боли. В тот момент мне хотелось увидеть на лице друга злость, привычную надменность, услышать одну из множества его пафосных фраз или хотя бы каплю безразличия в голосе. Но ничего из этого я не смог разглядеть. Огури выглядел потерянным – мне показалось, что именно в тот момент он почувствовал настоящее одиночество, которое осталось с ним и по сей день. Тогда моё сердце поразила ужасная боль: видеть самого близкого тебе человека в минуту отчаяния невыносимо. В тот миг мне стало страшно: но не за себя, а за Огури. Парень со скверным характером – именно таким он и оставался по сей день. Тогда в его душе и зародился страх одиночества – я видел это собственными глазами. Но как бы не было сильно моё волнение за будущее Огури, я днями и ночами исправлял свои рукописи, стараясь довести детектив до идеала. Идеи отметались одна за другой, но, к моему удивлению, даже Муситаро пытался помочь мне. Я не мог оставить после себя пустоту – теперь я сам горел желанием перевернуть понимание детективов. И однажды я понял. Ответ крылся в преступнике, чью роль должен был сыграть Огури. Мне оставалось совсем недолго, работа была окончена, а детектив произвёл бы огромный фурор: люди по всему миру стали бы разгадывать тайну «недописанной книги», скрупулёзно раздумывая над окончанием моего произведения. Я думал, что такое решение гениально – никто в здравом уме не решится на столь отчаянный шаг, жертвуя собой ради общественного отклика. Я считал свою смерть ничтожной, ведь моя жизнь ничего не стоила.
|
|||
|