Иоганн Штернхальс.

Война рыцарей.

Философский рассказ.

Составлен в форме судебного процесса, в котором два металла — Солнце и Марс — были выслушаны их природным богом и судьей Меркурием посредством жалоб, ответов и доказательств относительно природы и свойств каждого, и, в конце концов, согласно вынесенному, хорошо обоснованному решению были объединены узами вечной дружбы.

Сочинение почтенного Иоганна Штернгальса, священника Св. Римской Католической церкви из монастыря епископа в Бамберге, а также истинного химика и философа, основанное на древних истинах, открытых многими знаменитыми мужами от Аристотеля, Платона, Гиппократа и Плиния до наших дней.

Перевод с немецкого Виктора Александровича Белана.

Предисловие. Авантюра первая. Как Солнце жаловалось на Марс владыке Меркурию, требуя отвергнуть его.

Основой будет истина, что я сумел найти,

Тому, что тем поможет, идёт кто по пути,

Начертанному свыше, к адептам прежних дней.

О распре те узнают и мы от них, – о ней.

Взывало Солнце к чести его, кто был судьёй.

Меркурием он звался, прекрасен был собой,

В кафтан, подобный радуге, был яркий облачён

И занимал высокий, горе подобный трон.

А пред его престолом истица завела

Речь про проказы Марса, про все его дела,

Какие оскорбленьем почудились за то

Ей, что почтенье равно, или её в ничто

Поставил Марс надменный. Кто ж лучше? Пусть решит

Судья нелицемерный и вынесет вердикт.

Меркурий мудрый ртутный так деве говорил:

« Твою я с Марсом тяжбу охотно б рассудил.

Вполне ты благородно, известно, как собой

Великолепно; знаю, природной красотой

Наделено отменно, но я при всём при том

Знаком с Железом, с Марсом, и знаю то о нём,

Что качеств несомненен и у него набор,

За что он и в почёте имелся до сих пор.

И я твои реченья оставить бы не мог

Без длительной проверки, не так я к Марсу строг,

Как ты того желаешь, как не хвались сейчас,

Я должен прежде выслушать обоих всё же вас.

Ты, Золото, ведь знаешь, как я тебя люблю,

Согласие с тобою, конечно, я ценю,

Над рыцарями бедными твою я знаю власть,

Но предо мной над ними твоя бессильна страсть!

Ты говоришь о мудрости, о том, что знаю я,

Насколько благородно ты, но истину ценя,

А с ней и справедливость, скажу тебе в ответ,

Не зная стороны другой, вести суд смысла нет.

От Вечной мы премудрости с тобой произошли,

Ты в недрах было скрыто рождающей Земли,

Твой нрав даны и силы природою самой,

Но средь Земли увянешь: ход естества такой.

И низко просьбам рыцарей незнатных не внимать,

Когда ты можешь свойства их со мной переменять».

И Солнце согласилось, тогда судья берёт

Свой кадуцей державный и шлёт гонца в поход.

Посланник этот, вестник, был славный Трагакант,

Известно, друг Железа, но ловкий дипломант.

Явился перед Марсом он, посланье передал

О том, что сам Меркурий на суд его позвал.

А возмущенье Марса нам трудно передать,

Он сразу козни Солнца сумел в том распознать.

Но не считал опасной себе он клевету,

Решил на суд явиться, как нужно, поутру.

Тем более что глупо Меркурия приказ

Не принимать серьёзно. Меркурию отказ

Нелеп и безрассуден. Хоть и задета честь,

Но и у Марса всё же рассудок здравый есть.

Когда лучами Солнце вокруг прогнало мрак,

Оно к судье явилось, Меркурий подал знак,

И Марс участье в пренье там поспешил принять,

Что б Солнце не посмело верх в этом деле взять.

Авантюра вторая. О том, как Солнце и Марс покорно явились к судье Меркурию в назначенный день, и Солнце стало тяжко обвинять, оскорблять и умалять Марс.

( Продолжение тяжбы. Первая обвинительная речь Золота).

Ответчику с истицей от злобы мал чертог.

Как встретили друг друга, разыгран был пролог

Их противостояния во взорах и движеньях,

Но прекратил Меркурий их грозное сближенье.

Он кавалера с дамой рассерженных развёл,

Что б и в суде не стали творить вдруг произвол.

Тогда он обратился к ним с речью мудреца,

Что остудить способна гневливые сердца.

Сказал им: « Коль друг друга вам трудно уважать,

Тогда уж постарайтесь сужденью не мешать.

Судье воздаться должен какой-нибудь почёт,

Иначе наше дело на лад всё ж не пойдёт».

Заговорило Солнце надменно: « О судья,

В котором справедливость и благо вижу я,

Без предпочтенья зрящий и славу, и позор,

С преступниками твёрдый, который до сих пор

В любых вопросах, тяжбах всё непреклонен был,

Достойный твоей милости тебя ж благодарил.

Я прежде благородства искала у тебя,

И ныне с милосердием пусть будет честь твоя.

Просила я защиты и помощи твоей

От палача прислужника, какой от прежних дней

Всё носит имя Марса, что б ты сегодня дал

Решенье справедливое и Марса покарал.

И вот я ныне лично стою перед тобой,

А Марс теперь напротив, со стороны другой

И представляет сторону, противную моей,

И я избрать защитника желаю из друзей

Своих».

Тогда Меркурий ответил: « Хорошо!

Я это сам бы сделал, ведь я судья ещё.

В защиту изберите себе по одному,

Что б оказал он помощь единому уму.

Ведь там, где скажут двое, один не так и слаб,

Когда в беде баварец, то помогает шваб».

К орлу, владыке воздуха, взывать взялась тотчас

Девица Феба-Золото. Почуяв это, Марс

Сказал: « Коль брать защиту, то Трагакант мне друг,

Он оказал немало различных мне услуг».

Когда ж увидел Солнцем нанятого орла,

То сильно испугался, узрев источник зла

В нём, так как мог орёл тот бы хищно посягнуть

На печень будто Марса и клювом ущипнуть.

Он закричал: « Конечно, вот связи, вот друзья.

С такими-то друзьями и правды здесь нельзя

Найти, вот и приятели, вот вся его родня.

Судится с этим сонмом отказываюсь я».

А Солнце увидало, каков его дружок,

Немедля задрожало. Чуть не упал венок

С главы его лучистый, однако, собралось

И с чувствами, и с мыслями и возразить взялось

Меркурию: « Послушай, кого он в суд привёл,

Во-первых, Трагакант тот воняет, как козёл,

Затем, о беспристрастии как можно говорить,

Когда они привыкли всё поровну делить»?

Меркурий справедливый поверил Солнцу в том

И выгнал Трагаканта прочь с глаз своих с орлом.

" Пусть вам, – сказал, – помогут, которых назову,

Предстанут Антимоний по зову моему, –

Умён и изворотлив, по мыслям он глубок,

И Руффул – муж достойный и истинный знаток".

Явились и предстали. Но только начат суд,

Меж Марсом с Фебой встали, им спорить не дают.

Твердят о примиренье, об общности их свойств,

Спешат решить всё миром, что б избежать расстройств.

Но только раздраженье участникам от них,

Готовые к сраженью – рабы страстей своих.

Не видят и не слышат. Не могут уступить,

Меркурию же трудно обоих их судить.

Две стороны назначить защиту не дают.

Их примирить напрасен с Сурьмой Руффула труд.

И, наконец, решились отстаивать самим

То, что считали важным, достоинством своим.

Убрался Антимоний, Руффул вмиг скрылся вслед.

Ответа Марс желает за причинённый вред

Неправым обвинением, но даме – речь вперёд,

И Золото такую перед судьёй ведёт:

« О горе мне! Свидетелей откуда призову?

Болезнь и так сковала любимую сестру.

Не буду, хоть и девица, держать рот на замке,

На чистом, на немецком скажу я языке.

Что игры красноречия латинских всяких школ?

Скажу, таить мне нечего, мой час давно пришёл.

Давно ли врачевателем могло Железо быть?

Пусть все увидят: ржавчину ему вовек не смыть.

Без толку и без знания леченье он ведёт,

А после всё выходит совсем наоборот.

Марс не достоин имени металла, он не чист.

Зато он лицемерен, хитёр, лукав, речист…

Но все приёмы Марса меня ввести в обман

Бессильны, он наносит друзьям немало ран,

Обманывает нагло… Больной, сам исцелись!

Иначе за леченье ты вовсе не берись.

Луна, моя сестрица несчастная, в беде.

Доверилась железу! Мошенник он, злодей,

Бастард и беззаконник, и много разных слов

Ему бы я сказала, да только не готов

Судья наш этой правде неслыханной внимать,

Поэтому не буду его слух напрягать.

Хвастун, он неуменье наукою зовёт,

За веру он неверье в безумье выдаёт.

Сулит обогащенье, честь воздаёт уму,

А сам одновременно набить спешит суму.

Предателя в приятели принять я не хочу,

Позор, стыд, срам, гонение столь лживому врачу!

Недаром о тех плутнях и Беркли говорит

( Он истинный учёный, вполне достойный бритт):

« Есть те, кто обещает немало разных благ,

И бродят по дорогам, и ищут жертв. Тот враг,

Который льстиво просит усердье поддержать,

А только схватит деньги, – за посох, и – бежать.

Кто даром Божьим точно, надёжно наделён,

Тот кроток и не жаден, и бескорыстен он».

А Марс на самом деле, не знаю, точно ль Марс?

Иль он огнепоклонник, еврей, язычник, парс?

Его мне неизвестно происхожденье, род.

Зачем же он Железом зовётся, глуп и горд?

А мудрецы б сказали: « Где истинный магнит,

Там чистое железо, там только Марс сидит».

А я – другое дело, Меркурий, подтверди,

У матери-природы, прильнув к её груди,

Субстанцией питалась, прекрасной, как нектар,

И красота, и сила мои – природный дар.

Нет ничего дурного снаружи иль внутри.

Судья, ты это знаешь? Не веришь? Посмотри!

Огонь, вода и воздух меня ли повредят?

И под землёй блещу я. Всё ярок мой наряд.

Полно я благородства и Марсу не чета,

Ко мне не прикоснётся мирская суета.

Правдиво и достойно сверкаю я всем вам,

Плебеев очищаю и воинам воздам.

Понтифики, владыки земные воздают

Мне честь и почитанье, возводят в абсолют.

Венцы мои на главах, со мной имеют связь

Епископ, бургомистр – цепей носитель, князь.

И девы мной украсить спешат свои персты

И перси, я прекрасно служу для красоты.

Гранаты и рубины, топаз и изумруд,

И бирюзу с алмазом мне в дар за то дают.

И там, где я явилось, уходит нищета,

Бежит стремглав унынье и манит чистота.

А Марс лишь разрушенье с собой одно принёс,

Жён вдовами он сделал, алкал сиротских слёз.

Фальшиво меч блистает, но пусть признает он

Отныне превосходство моё и мой закон».

Авантюра третья, в которой Меркурий, дабы достичь мирового соглашения между Железом и Золотом, настаивает, что бы Железо не оставалось без ответа и то же было выслушано.

(Первое слово Железа в свою защиту. Вторая обвинительная речь Золота).

Смущён Меркурий, Марс же весь бледен и дрожит.

Слова пробили Фебы гордыни крепкий щит.

Ответственного слова он просит у судьи

И Солнцу возраженья умело шлёт свои.

Он не без украшенья кудель словес сплетал

В ткань оправданья права того, что он металл,

Что свойства он имеет и ими знаменит,

Какие Солнце, спесью ослеплено, не зрит.

« Ах, рано, Феба, рано ждать праздника побед.

Ты разве доказала мной причинённый вред?

Не стоит, право слово, победу предвкушать,

Плодом ещё кичиться, попробуй одержать

Сперва в единоборстве неоспоримый верх,

Не в прок тебе надежды на славу и успех.

Нет смыла в обещанье охотника добыть

Невиданного зверя, тонка таких клятв нить.

Каким бы громким ни был охотника предлог,

Он не всегда отыщет своей добычи лог.

Не раз дивились люди пустым его рукам,

А после его славу все обращали в срам.

Беда ещё, конечно, здесь кроется и в том.

Кто не заметит между оленем и ослом

Существеннейшей разницы, какую отрицать

Лишь может тот, в котором ума не отыскать.

Не знаю я про Золото, читало ли оно,

Что Альбертом Великим написано давно

О сущности природы, и не познать ему

Моих бесспорных качеств, оно само во тьму

Глядит, не познавая, своих правдивых свойств

Не знает, и, не зная, свою лишь множит злость,

Они же вовсе скрыты, их осознать нельзя

Ему, но мнит, что будто мудрее, чем судья.

Так кто здесь видеть хочет обман и ложь в другом?

Подумает пусть прежде об облике своём».

« Такие заявления проверить предстоит, –

Меркурий, Марса выслушав, обоим говорит, –

Но кто же здесь о свойствах дерзнул так показать,

Что будто все успел он и подлинно познать»?

« Я так не говорило, однако, честь твоя,

И до конца природы своей не знаю я.

Но разве не довольно того, что Марс развёл

Всем ясный, очевидный, открытый произвол?

Того, что я сказала, хватает ли тебе?

Покорны все светила и Воле, и судьбе,

Все вещества земные свой совершают путь,

Так разве может кто-то из них так обмануть

Другого, что б остался невиданным обман?

Для этого ведь явный закон нам Небом дан.

И что с сестрой случилось, что видела сама,

То, несомненно, правда, и чистая весьма.

Испорчен у бедняжки был цвет её лица,

По блеску стала равной издельям из свинца,

Затем и вовсе стала сестра моя темнеть,

А Марс свои наряды ей предложил надеть,

Целебные в них свойства расхваливал всё он,

Но был, как Деянире, ей Марсовый хитон,

Какой от героини в дар принял Геркулес,

И он пропитан кровью той был, что пролил Несс.

Одно лишь ухудшение Железа дал наряд,

Сестра в постель совсем слегла, а он тому и рад!

И хоть остановилась в развитии своём

Её болезнь, но всё же мне не забыть о том»!

И в это же мгновение Марс деву перебил:

« Не в том упрёк мне, Золото, что я её лечил!

Не от моих стараний она в постель слегла,

Возведена тобою здесь клевета была.

Пусть я и ошибался, признаю промах свой,

Отнюдь я не причина, клянусь, болезни той.

А то, что стало меньше в девице белизны,

Во всём виновен Сульфур, и нет на мне вины.

Моё коль облачение Луне не помогло,

Иное здесь лечение попробовать должно.

Пускай побольше свёклы дадут моей больной,

Здоровье восстановит тогда и облик свой».

« Пускай ты оправдался перед мой сестрой,

За то, что приключилось с ей данной красотой.

Но всё ж меня негоже теперь перебивать,

О многом я могла бы ещё порассказать.

Пускай теперь узнает про то высокий суд,

Что я немало знаю, как Марс свиреп и лют.

Стирает, словно вихрь, строенья, города,

Базары, башни, сёла, палаты без следа.

Тот душегуб ужасный, прислужник палача,

Какой в любую драку вступает сгоряча,

Поля опустошает зелёные, траве

Препятствует расти он, без меры в естестве.

Как лжи изобретатель, как чующий кровь пёс,

Он радость получает от мглы кровавой грёз

Своих, не он когда бы, не ярость вся его,

Зла меньше б в мире было, и в случае чего

Не так бы бодро в свете везде шагала смерть,

Когда бы тот убийца не мог уже посметь

Себя назвать, явиться, открыто показать

Лицо, была тогда бы и в мире благодать.

А ныне пред тобою, судья, всё нипочём

Ему, он с ядовитым и хитрым схож червём,

Который проникает во всё и льёт свой яд,

Но пусть не ждёт он блага, вниманья и наград».

Меркурий, Солнце выслушав, обоим произнёс:

« Сказало много Золото, но разрешить вопрос

Не просто, чем сестре твоей помочь, решим потом.

Но Марс не зря явился, представ перед судом.

И если справедливое решенье принимать,

То Марса надо выслушать и дело разобрать.

Приму я во внимание любой его ответ,

Что бы подать обоим полезный им совет.

Нет, Солнца обвинениям вполне поверил я,

Но нелицеприятной должна быть власть моя.

В словах, произнесённых здесь ей, не вижу лжи,

Но оправданье если имеешь, Марс, скажи»!

Авантюра четвёртая, в которой Железо опровергает хвастовство и бахвальство золота, а так же выслушивает его ответ.

Своими Марс руками подпёр себе бока,

Сдержаться очень трудно, обида велика.

Но справившись с собою, воскликнул он: « Судья

Высокий, справедливый, ты слышал, как себя

Хвалило гордо Золото, произнесло слова

Какие, и сколь наглою была её хвала.

Как будто бы ценимо повсюду лишь оно,

Но слишком много лживого оно произнесло.

Быть может, это правда, но точно же не вся,

Солгало, много лишнего в сей час произнеся.

Учёные и мудрые искусные мужи

Туманно выражались, хотя без тени лжи,

И думаю, что дева та должна бы быть умней,

Не быть такой заносчивой от слепоты своей.

Не ожидал, что Золото посмеет так бранить

Меня и все достоинства мои так очернить,

Как будто бы средь прочих порочен я один,

Убийствам и волнению причина из причин.

Я пред судом на это всем и перед тобой,

Судья почтенный, буду ответ держать такой:

Оберегая честь и невинность защитив,

Скажу, что я, от Золота в отличье, не спесив.

Та дама пожалеть ведь, действительно, должна,

Что дерзостно посмела произнести она,

Ведь сказанные ею все бранные слова,

Какими поносила она меня, сперва

На счёт её бы надо скорее отнести,

Как не старалась облик невинности спасти.

Защитник мира лучший, чем Золото, я, так

Скажу по правде это, к тому бесспорный знак.

Я распри усмиряю, помощник я в делах,

Запутанных и сложных, однако в тех местах,

Где всё бы без особого произошло труда,

Торжествовало Золото надменное тогда.

Тогда и правосудие в его впадало плен,

И прочая законность встать не могла с колен.

Коль даже бы развратница, которой отдают

Всю душу люди гордые, богиней своей чтут,

Бездействовала только, нашлось бы, в чём винить,

Ведь цепи преступлений ужаснейших не скрыть,

И Богу, и законам какие вопреки

Всё время совершаются, спешат урвать куски,

Любя её лишь, многие и жизнь спешат свою

Отдать, как приношение, к её же алтарю.

Воруют, грабят люди, супругов рушат честь,

Живут в распутстве, пьянстве, господствует где месть,

Лесть, алчность и предательство отечества – всё то

По воле гнусной женщины, а я там, где в ничто

Обращена законность, совет стремился дать

И защитить правдивость, и злобных усмирять.

Но сам по воле девки, признаюсь я, грешу,

В тревоге, с осторожностью, борясь с собой, спешу

За ней я, что б исправить итоги дел дурных,

Зло возместить на благо, отмыться от своих

Пороков и коварства её. Но предпочёл

Не выходить из дома, коль силы бы нашёл

Преодолеть смазливость её и волшебство,

Во мне что беспокоит мужское естество.

Вот потому я более способен мир творить,

Как честное Железо, а Золото вредить

Способно только, каждому дано то распознать,

Смутьянкой и изменницей что б даму обозвать.

Как хвастается, подлинно б те письмена прочла

Тех, чьи здесь называла нередко имена,

То ей пришлось, наверно, свой откусить язык,

Чем клеветать, иль он бы от этого отвык.

Ведь многое, что было ей связано со мной,

К ней возвратилось ныне, действительно такой.

Подобна двум монахиням соперница как раз,

Когда так поступает, гласит о них рассказ.

Девицы, солидарные между собой во всём,

Вдруг разочаровались в духовнике своём.

Возможно ль покаяние мужчине принимать

У женщины, и может ль он тайны их познать?

Обычному священнику никак того нельзя.

Из тех монашки были, святыми что себя

Надменно почитают, раз церковь – мать для всех,

То лишь глава той Матери имеет право грех

Их ведать, как наместник царя времён Христа.

Посовещались, мысль была у них проста.

Отправились, тщеславием ослеплены своим

За милостью такою к престолу папы, в Рим.

Как папа Римский понял, в чём дело было тут,

Через три дня ответ дать велел, сказав: « Пусть ждут»!

При этом на хранение дал золотой ларец,

В котором птица спрятана. Премудрости венец,

Святыня драгоценная им названа была,

Условие поставил, что б вовсе не могла

Из этих девиц каждая в ларец тот заглянуть,

Оберегала тщательно, отправил в добрый путь.

Коль будет дар бесценный тот ими сохранён

И после, нераскрытый, обратно возращён,

Пообещал святейший, он удовлетворит

Все их желанья тайные и щедро наградит.

С поклажей возвратились монахини к себе

И принялись раздумывать, верны своей судьбе.

И вот другой сказала одна из них: « Сестра!

Я чувствую, не выдержать двоим нам до утра,

Не то, что трое суток, назначенный нам срок

Блюсти своё условие. Удел наш как жесток!

Хотелось на святыню одним глазком взглянуть,

Не даст нам любопытство спокойно и вздохнуть.

И хоть нам папа строгий и дал на то запрет,

Я более не в силах, перед собой секрет

Имея, здесь в неведенье об оном пребывать,

Поэтому желаю хоть мельком разузнать,

Что спрятано в вместилище изящном, там, внутри».

« О нет, сестрица, – молвила другая, – не смотри!

И Еву, и Пандору порок тот погубил,

А Лотову супругу и в пепел обратил.

Уж лучше имя честное и званье сохранить,

Чем любопытством праздным всему здесь навредить».

Два дня так проскочили, другой пришёл к концу,

А мысли у монахинь обращены к ларцу.

И вот одна сказала: « Придётся открывать,

Когда нам любопытства молитвой не унять.

Лишь взглянем на святыню и вновь ларец запрём.

Кто нам не даст вдруг ныне остаться при своём»?

Встревоженная птица и в щель смогла порхнуть,

Едва чуть приоткрылся ей на свободу путь.

И любопытных женщин охватывает дрожь,

Не знают, что им делать, заметят ли их ложь?

Предстали сёстры перед Святейшего лицом,

Взор долу обратили, стоят с пустым ларцом.

Его открыл сам папа, в нём птицы не найдя,

За то должны монашки пенять уж на себя.

А на вопрос, где птица, у них ответа нет,

Сказали, что не знают, какой там был секрет.

И рассердился папа, и молвил горячо:

« Не видели вы гнева понтифика ещё.

Вы думаете, мог я пустой вам дать ларец?

Испытывал я ваших тем чистоту сердец,

Я раскрывать сей ящик вам ясно запретил,

А вы туда залезли… Что б я вам отпустил

Грехи от Бога лично – большая наглость в том,

За это пожалеете вы ныне и потом.

И коль вам не по нраву священник приходской,

Тем более нельзя вам смущать тем мой покой!

Я вижу лишь гордыню и глупость в вас, и спесь,

Монахинями можете уж не считаться здесь,

Постигнет наказанье за дерзость этих жён,

Которыми ларец мой пустым был возвращён.

Вернитесь же в обитель, я милость проявлю,

Но братию с смиреньем любите вы свою.

Обычные вы женщины, так с прочими обряд

Вам исполнять бы надо, никто не виноват,

За исключеньем вас лишь. Где ваша чистота?

Обычный ум в вас женский и ложь, и суета.

Не только чести можно гордынею лишить

Себя, но и проклятье навеки заслужить».

Вот так же и истица ведёт теперь себя,

Бахвалится и льстится, запретное любя,

Хотя ей пустословья строжайше надлежит

Беречься и родителя на то запрет лежит.

А если так, то к тайнам пусть доступ не дадут

Ей, оказать доверие такой – напрасный труд.

Она же утверждала, сколь пользы всем несёт,

Как ценными камнями снабжают все её.

Имеет что носитель и славу, и почёт,

Когда её ценитель с ней дружбу заведёт.

А я одно бесчестье способен вызывать,

По мненью той, которая посмела оскорблять

Меня, отборной бранью облив теперь всего,

Убийцей и мятежником зовёт, умножив зло.

Уж коль та за зубами не держит языка,

С неслыханным презрением глядит всё свысока,

То и я сам не буду удерживать себя

И о себе поведаю, толковое любя.

О славе, от рождения приобретённой мной,

О пользе несомненной, не знает о какой

Бессмысленное Золото, всю грязь его открыв,

Которой поливало меня, тем уязвив,

Всех ослепить стараясь лишь блеском показным,

То я всё красноречием низвергну здесь одним.

К кому, заслуги видя, мы взоры обратим?

К тому, кто их причина, кто был Творцом одним,

Источником тех благ, что сподоблен я иметь

И в полученье коих смог прочих преуспеть.

Ведь в деле мне замены особо ныне нет,

Что людям если делают, в чеканке ли монет,

Ценою даже в квентин кто хочет смастерить

Любую вещь, тот должен меня употребить.

Ведь молот и резец я, чекан и штихель с ним,

Колосник золотарский, напильник и зажим.

Ведь без меня и девица себя не даст познать.

Я без неё ж спокойно могу сам пребывать.

Без моего участия нет пользы от неё,

Промолвлю без пристрастия, – содействие моё

Там требуется часто, и от моих услуг

Имела часто пользу, хотя я ей не друг.

Она же говорила, что всеми почтена,

Желанна и любима везде она одна.

Отчасти это правда. Но ищут его те,

Кто пребывает праздно в тревожной суете.

Обычно люди власти, солдаты, богачи,

Которые порою так в рвенье горячи,

Что, вечному проклятию причастны, в ад идут,

А кто его не знает, те души берегут.

Хоть жизнь их не богата, зато она проста,

И совесть их пред Господом достаточно чиста.

И этим я помощник, и благодарен так

Мне за в труде содействие накормленный бедняк.

И хвалится особа среди металлов та,

Что ей дана особая из них всех красота.

При этом благородство и постоянство есть,

В согласии всё связанно, её спасая честь,

Ряд сложных испытаний проходит без потерь

И все проверки выдержать способна, лишь поверь.

На это я отвечу, что коль и не лгала

Особа эта в чём-то, но лжи всё ж изрекла

Поболее, чем правды, особенно ввиду

Того, что извергала в мой адрес клевету,

Виня несправедливо. Мошенница она,

Скажу теперь уверено, молвой заражена,

У ней назваться Золотом прав твёрдых-то и нет,

Обманщица она лишь, причина многих бед.

Что б доказать всё это, прошу я обыскать

Её, судья почтенный, и истину признать.

Ведь лишь одни орудия обмана скрыты там,

Проверьте, коль не верите вы рыцаря словам».

Меркурий изумлён был, а Солнце – смущено.

Подобным предложением оно поражено.

Вся затряслась, багрова, открыло только рот,

Но слово после слова оттуда не идёт!

Кто предложить осмелился бедняжку обыскать!

И как проделать это, что бы не оскорблять?

Но отыскал Меркурий исход, он мудрый ведь,

Отвёл от прочих Золото и подослал к ней Медь.

И эта Медь прощупала бока у лгуньи, грудь

И под корсаж к той даме успела заглянуть.
А после даму эту в порядок привела

И пред судьёй открыла всё, что на ней нашла:

Свинцовые опилки и всякий прочий сор,

И в виде пыли олово, – всем ясен был позор.

Флаконы с гнусной жидкостью извлечены на свет…

По-прежнему у Золота слов не было и нет.

Такими ухищреньями дурачило весь мир,

Вот те приспособления, которыми и жир

Отсутствующий даден был порой худым стадам,

И шьётся гниль в подошвы к приличным сапогам.

Нахмурился Меркурий, он Солнцем оскорблён!

И молвил деве этой: « Теперь известно, что

Полна ты всякой гнили, заёмной мишуры,

Что ложь сплошь и ничтожество теперь твои дары.

Хвалилась зря пред всеми ты тем, чего и нет

В тебе, я не желаю тебе давать ответ.

Какое оскорбление ты нанесла суду!

Сметь выдать за достоинство подделку, ерунду!

Понятна и известна цена твоих красот,

Ты женщина бесчестная, позор в тебе живёт»!

Затем и Марс промолвил: « Ты сам узрел, судья,

Какие здесь последствия имела речь моя.

Не зря я ведь настаивал: безумие её

Вдруг выскочит наружу и станет явным всё.

И где все драгоценности всех пышных её слов?

Вот, глупости неслыханной и приговор готов».

А Злато отвечало: « Пятнать что мою честь?

На всё то разрешение во мне от власти есть».

Железо возражало: « Высокий господин,

Ложь – это разрешение. Там случай был один…

И к делу не относится, нельзя ломать закон

И под себя подстраивать, что б был удобен он.

Есть выше разрешений вещь, указов всех властей, –

И это – только истина, не ложь же всех мастей?

Напротив, власть преследовать должна ложь и обман.

Оправдывалось Золото: приказ такой был дан!

Меня не удивляет, ведь тот, кто виноват,

Тот всячески желает других втянуть в разврат,

Всем приписать стремится свою вокруг вину,

Не хочет обратиться к себе лишь самому.

Коль дамой благородной она б и впрямь была,

Я б менее настойчиво хулил б её дела,

Когда б, Землёй рождённая, не знала бы Огня

Своим отцом, заставила бы замолчать меня.

Но наглое притворство меня премного злит,

И так же говорю я, она как говорит.

Ну, не давать ж в обиду плутовке честь свою?

Коль промолчу, то правды вовеки не узрю.

Меня коль в пустословии заметил кое-кто,

То попрошу прощения, но кое-что ещё

Добавлю в подтверждение всех истинных речей.

Всех раздражает Золото надменностью своей,

Об истинном согласии в природе говоря

И проча в образец его, конечно же, себя,

И что другой из наших не может повредить

Ему и тем обиду с ущербом причинить.

Да, это однородность, незнание Огня…

Но за кого мошенница здесь выдаёт себя?

Ещё она пыталась вдруг прямо вровень встать

Здесь с Философским Камнем и свойства приписать

Себе его. И красной девицею зовёт

Себя, Тинктурой то есть, к которой был почёт

С времён древнейших самых средь разных мастеров.

Не слыхивал я прежде таких безумных слов!

Три камня вообще-то на свете, как гласят

Мужей трактаты мудрых. Когда их различат,

Животный, минеральный там будет, травяной, –

Знакомые так пишут с наукой важной той.

Есть мнение другое… Однако не один

На свете всё же Камень, а некий Целестин

Сумел 12 вовсе камней тех насчитать.

А Золото посмело единственный назвать,

В свидетели взяв разных немногих мудрецов.

Пускай один тот камень, но свойств набор таков:

Он все в себе три свойства способен совместить,

Но как же может Золото в себе всё то носить?

Явили прародители вещь эту в мире сём

И будто бы в животном он прежде был, о чём

Ещё никто детально из смертных не писал,

Но микромиром каждый из мудрых бы назвал.

Ведь много он имеет свойств разных и чудес,

И ты, Меркурий, знаешь, каков моих слов вес.

Философы известные, какими славен мир,

Названье тому камню придали: « Эликсир».

Его производили из ртутных встарь камней,

И красное, и белое он совмещал в себе.

И это, видно, Золоту известно хорошо!

Его высокомерие уж далеко зашло,

Поэтому молчит пусть и не бранит других,

И больше, чем положено, не хвалит свойств своих.

Да, вспомним, как сказало здесь про каменьев дар,

Про то, что духовенство – его поклонник чар.

А я скажу: « Сомненье меня при том берёт,

И то высокомерье свободу мне даёт».

Да, признаю я, разных камней я не ношу,

Не дарят мне рубинов, алмазов, но скажу,

Что камень получаю один порой и я,

В союзе с этим камнем есть польза от меня.

И камень этот – жернов, он мукомолен честь,

Заслуг моих и прочих довольно сложно счесть.

Любой гранится камень при помощи моей,

Искусства и ремёсла с весьма древнейших дней

Меня высоко ценят, я колыбель творю,

Дарю плуг земледельцу и для вина бадью.

И в каждом производстве я ведь необходим,

В оружии и латах – и на войне носим.

Я в горести и счастье, повсюду я и здесь,

А потому отставьте тревожить мою честь!

Для скорняка, сапожника, а так же для швеи –

Игла я, между прочим, и в том дела мои,

Что б рыбаку крючок дать, а рыцарям – их меч,

Что б те могли раздоры и смуты все пресечь.

На поле ратном, в чаще, средь мирного труда

Я самый настоящий помощник, мил всегда.

Я возвожу строенья, чего никак нельзя

И попытаться Золоту, работа то моя.

И хоть с моим участием порой творится зло,

За что в запале Золото меня ругать взялось,

Но поневоле это свершается со мной,

Вина иль небольшая, иль вовсе никакой

Во всех тех беззакониях моей особо нет,

Является ведь Золото причиной этих бед,

Ведь род людской от похоти безумствует по ней,

По той девице сохнет, раб алчности своей.

Коль гнев и зависть меньше бы владели здесь людьми,

То дома б оставался я, не стал бы выходить

Туда, где много мерзкого и гнусного стряслось

Лишь для добычи Золота, страданий бы принос

И горя прекратился бы тот, что творился мной,

И я тогда обрёл бы желанный всем покой.

Доверие тогда бы от всех я б получил,

Не я же ведь убийца, а тот, кому служил.

Деревья избавляю я от сухих ветвей,

Червей всех истребляю, вредителей полей,

Во всех делах на свете используют меня,

В строительстве и пахоте, с достоинством ценя.

Даю кормиться каждому я, и не как она –

Я не отвергну жаждущих, гордыня мне чужда.

Лишь тот, кто презирает меня, тот мной презрен,

Для нищего я к лучшему начало перемен.

В беде я помогаю, раздоры прекращу,

Нечестных покараю, достойных защищу.

Храню я справедливость, поддерживаю мир,

А Золото не может, самой себя кумир!

Везде царило б право, и лучше всем жилось,

Когда б не умножало оно на свете ложь.

Я друг для всех: для бедного, а так же богача.

Так для чего бесчестить меня ей сгоряча?

Ведь я замок для Золота, запор его и ключ,

Защита ему верная и путеводный луч.

Да без меня самой ей не обойтись никак,

Явить её могу я, дать форму ей и знак.

Я голос дам для мессы и колокольный звон,

И в радости с печалью я с мудрым сопряжён.

Но сам ни огорченья не ведаю тогда,

Ни бурного веселья, а просто, как всегда,

Служу лишь справедливости и только ей одной,

Что б дать добру дорогу, зло истребив собой.

Я на переднем крае, в событий густоте

Без страха и сомнения всегда на высоте.

Достоинства, пожалуй, свои перечислять

Пора уж прекратить мне, нелепо восхвалять,

Однако, было Золоту здесь самое себя.

Добавлю, в завершение, о господин судья,

Фраз несколько об истинном здесь положенье дел,

Что б положить бахвальству истицы той предел.

Духовности и святости защитницу собой

Она представить тщилась, не будучи такой.

Наш Бог, начальник воинств, когда-то обещал

Адаму, что с женою во грех когда-то впал,

Спасти род человеческий от гибели и зла,

И воля Его высшая спасенье принесла.

Когда он воплотился и стал как человек,

Чрез женщину спустился, родившись, что вовек

Ни разу не случалось подобных раньше дел,

Он пожелал изведать страдания предел,

Что б этим мир весь зримый вокруг преобразить,

Чрез муку родовую ошибку искупить.

Ну, самому я Богу немало услужил

И плоть Его, возможность имея, пригвоздил.

И не служило Золото Железу-Марсу, мне.

Отметил я всех верящих, став чище и светлей.

И мы, металлы, стойки вдруг стали на пути

К сиянью Вечной Истины, что бы его пройти

От прежнего невежества, язычества и тьмы,

Так стали обращёнными, начав с меня, все мы.

Я дух Его священный от плоти отделил,

В Его вонзившись сердце, источник тем открыл

Неизречённой милости, который тек едва

Пять тысяч лет, примерно. Теперь забило два

Потока – белый с красным – оттуда, из Христа,

Один из них – Тинктура, другой же Простота,

Иначе – Верность, Стойкость. Кто выпьет же из них,

Тот больше не захочет ввек жидкостей иных

И станет совершенным и телом, и душой.

Обрадовал всех ангелов поступок смелый мой,

А бесов он премного при этом огорчил,

То, чему нет и равного по силе, я свершил.

Итак, судья, проверь же, подумай, разбери,

Кто из двоих нас более права обрёл свои.

Ты хорошо ведь знаешь природу всю мою

И, я уверен, дашь мне защиту ты свою,

Замолвив слово доброе, гордыню укротив

Несносной этой женщины, смиренье ей привив.

Прошу тебя я вынести последний приговор

И подвести итог словам, звучавшим до сих пор».

А Солнце отвечало, смутившись: « О судья,

Ты хорошо ведь знаешь, что представлю я,

Ты мудр необъятно, доверюсь я тебе

И, думаю, не будет здесь бед в моей судьбе.

При вынесенье верного решенья не возьмёшь

В расчёт слова Железа ты, коль истину блюдёшь,

И так, как на преступницу, на Злато не воззришь

И дело справедливости великой совершишь,

И пресечёшь Железа постыдные дела,

Чего, как я признаюсь, всё время я ждала.

Пускай познаю радость, молю, я всей душой.

Суду вверяюсь, Богу, тебе, Меркурий мой».

Авантюра пятая, в которой судья, Меркурий, совещается с присяжными и заседателями о том, можно ли найти терпимое и безобидное для обоих решение этого спора.

Прослушав заявленья, ответы всех сторон,

Меркурий удалился, что б соблюсти закон.

С помощниками вместе он начал обсуждать,

Как верное решенье найти, а после – дать.

Должно постановленье суда всех примирить,

Вопросы исчерпать все и справедливым быть.

Немало рассуждали, и время всё текло,

Но верное решенье на ум никак не шло.

Тогда они Натуру решили отыскать,

Она имела место тогда там пребывать,

Где ей дано почтенье с далёких тех времён,

Когда звалось то место лишь просто Альбион.

Та дева миловидна была, чиста, мудра,

Владычицей философов слыла, и все добра

Желали много умники от ней приобрести.

Гонцы ей рассказали всё, что перенести

Меркурию пришлось, как пытался разрешить

Спор между Марсом с Золотом, их удовлетворить.

Скромна и дружелюбна девица та была

И немцев предложение спокойно приняла.

Одобрила Меркурия она поступок тот,

Потом же призадумалась, помедлила. И вот

Ответ, вполне приемлемый вдруг для судьи нашла

И кратко, но по сути она произнесла:

« Судья бы остерёгся здесь приговор писать.

Ведь если в пользу чью-то процесс такой решать,

Обрадована будет одна лишь сторона,

И будет радость вовсе обоих не видна.

А ведь судья отменный так действует всегда,

Что проникает с лаской он часто и туда,

Где чьё-то отвращение гнездиться бы могло,

И так предупреждает он милосердьем зло.

Он к миру ведь обязан стремиться, не карать,

Что б можно было многим согласье сохранять.

Итак, ничью виновность здесь выставлять нельзя,

Найти лишь нужно средство такого бытия,

Которое могло бы мир здесь восстановить,

Что бы друг друга стороны остереглись хулить».

Судья, узнав, Натуры совет за мудрый счёл.

На верный путь он суд весь спасительно навёл.

И все с тем согласились, желая мир вернуть

Что бы ответчик с Золотом сумели присягнуть

И, связанные клятвой, уж поостереглись

Взаимными придирками друг другу портить жизнь.

Отнёсся благосклонно и к Золоту судья,

Сказал: « Внемли, ведь милость дана тебе моя.

Раз оба вы желаете ту тяжбу завершить,

То помогу я ваши раздоры прекратить.

В начале ваших прений твердила ты не раз,

Что знаю хорошо я, кто лучше всех из вас.

Да, мне твои достоинства известны хорошо,

Но Марс знаком не хуже мне, коль на то пошло.

И с полным правом к вам я обоим отнесусь,

Как к тем, кто любит хвастаться. Вы так болтливы – пусть!

Что вы с тем согласились, сейчас я покажу

Вас в свете правды, истину о каждом расскажу.

Тебе прекрасно ведомо, что если связь со мной

Твоя вдруг как-то прервана, то ты тогда другой

Становишься, и хуже, чем нравишься себе,

Металлам не помощница тогда ты в их судьбе.

Я знаю добродетели твои лишь потому,

Что корень их подвластен всех мне лишь самому.

И от меня должна ты источник получить,

Коль хочешь ты металлов целительницей быть.

А ты, Железо, знаешь, что все твои дела

И скрытая природа известна мне была,

А сам ты значишь меньше сам по себе её

И даже, как мужчина, не значишь ничего.

Мне, господа, Меркурию, вначале был гадлив

Вид Марса всего больше, хоть я и справедлив,

Но после отвращение к обоим испытал,

Когда здесь каждый грязью друг друга поливал.

Признаюсь я открыто, любовь к тебе питал

И даже вместе баню с тобою принимал.

Не запрещал тебе я богатствами владеть,

Луне мы б оказали неслыханную честь.

И многое другое могли б мы сотворить,

Когда бы призывало нас время то вершить.

Но ты без руководства, Железо, моего

Немного значишь, сам ты не можешь ничего.

И силы да и власти в тебе почти и нет,

Вы с Золотом лишь части того, что множит свет.

Ничем помочь не можете вы мне, а я могу,

Нужны вам указания, я в этом не солгу.

Всё, чем вы похвалялись, вам не принадлежит,

Приобрести не сможете вы без меня, вот стыд!

И только я избавить могу вас от стыда,

Об этом нужно помнить, не забывать всегда.

Ты говорило, Золото, что камнем можешь стать,

О коем любят мудрые глаголать и писать,

И даже Эликсиром раз назвала себя,

В чём ныне упрекаю тебя я, как судья.

Есть вещества на свете достойнее, чем ты,

Заключено искусство в них, а не сон, мечты,

Четыре все стихии явили миру их,

Животных и растений немало таковых.

Не знаешь ли, что плотью является для нас,

И из чего нас создал Творец в известный час?

Не зря ведь даже Раймунд когда-то говорил,

Что в области растений таится много сил,

Поэтому не стоит презренья к ним питать

И отрицать не стоит, и даже отвергать.

Хотя, не скрою, были и те, кто брал тебя

С твоей сестрою милой. Ты, почести любя,

Конечно, то отметишь. Но в качестве кого?

А правда – враг заклятый тщеславья твоего.

Лишь как вполне подсобный рабочий матерьял

Вас деятель подобный к себе на службу брал.

Как составные камня вы в деле не нужны

Особо. Почему же кичиться вы должны?

Есть люди и животные, и камень, и трава,

И Кто-то есть над ними, о Ком молчит молва.

Мы ж на восьмой ступени витаем бытия,

А люди на четвёртой находятся, скорбя.

Но посмотри ты, Солнце, чем лучше ты всего,

Что из тех элементов здесь произведено?

Ты лучше вспомни басню, что произнёс Эзоп,

Про Ель и про Терновник, понять всё это чтоб.

Считала Ель, терновнику нельзя сравнится с ней,

Он только на растопку годится, как пырей.

К тому же он шипами всех может уязвить

И всем подобным образом лишь может навредить.

А Ель стройна, прекрасна и вечно зелена,

И отовсюду, стоя на круче, всем видна.

Даёт янтарь и смолы, и дёготь, канифоль

И для судов полезна, не страшен ей буссоль.

Вот сколько разных качеств в себе она нашла!

На это ей терновник такие дал слова:

« Зачем же ты в гордыне бесчестишь так меня?

Где твоя мудрость ныне? Служу тебе ведь я.

На этой скудной круче один я и расту,

На солнце обгорела б, сгубила б красоту,

Коль я бы тень на хвою твою бы не бросал,

И от врагов тебя я нередко защищал.

Ведь я и принимаю весь на себя удар,

Так почему же ругань – единственный твой дар»?

Ты, пышная красавица, единственной не мни

Себя перед созданьями, жильцами всей земли.

Есть много благородных, кроме тебя одной,

В безумии гордыни себе ты ров не рой!

Так, призываю ныне я к миру вас двоих,

Скорее откажитесь от глупостей своих.

Таким пускай и будет последний приговор,

Какой не знали судьи и лучше до сих пор.

Ты, Золото, не вправе бесчестить больше Марс,

Иначе правосудье преобразится в фарс.

А лучше, как подарок, прими его цветы,

Какие цвета алого и редкой красоты,

Которые он вырастил теперь в своём саду,

Они тебя к величию и славе приведут.

Люби и будь подругой, напрасно не брани,

Тогда во благо будут советы всем мои.

А ты, Железо, должен старанья приложить,

Что во благо Золота подарки применить.

От них не отрекайся и их не отвергай,

А только добровольно с улыбкой принимай.

По доброй своей воле в союз вступите свой,

Что б приносить Вселенной благое лишь собой,

Растенья, минералы собою наполнять,

Пока весь мир сей бренный способен устоять.

Я с этим оставлю, друзья, обоих вас,

В которых вижу разума и чувств благих запас».

И как они услышали слова того судьи,

То Марс и дева-Золото ошибки все свои

Признали и раскаялись, благодаря судью

С почётом и вниманием, кляня вражду свою

Былую, после радость великая пришла,

И клятва соглашения принесена была.

И отдали Вселенной они свои дары,

А прочие металлы устроили пиры.

На тех пирах в палатах небесного дворца

Все вещества прославили великого Творца,

Кто сыновьям ученья порой благоволит,

Достигшим понимания, и в их умах царит

Блаженство вечной истины, с ним – честь и благодать,

Которые Всевышний им соизволит дать,

Что б чтили, прославляли, хвалили всего Его,

А так же передали другим прежде всего,

И помощь, и поддержку имеющим нужду

Они бы оказали, презрев любую мзду.

И с помощью тинктуры ( она же «Божья кровь»)

Дозволено им будет в ту область, где любовь

Пребудет неизменно, проникнуть, получив

Венцы величья, славы, от милости вкусив.

Да наградит Господь их, Кто милостив и благ,

Поистине всем этим! Аминь! Да будет так!

Загадки о Тинктуре.

Первый вопрос.

Всё на свете из троих,

Существо на четверых,

Всё заключено в одно,

Нет предметов без него.

Лёгкий будто бы туман,

Он самим нам Богом дан.

Бог нам указал тот путь.

Угадай, в чём дела суть?

Второй вопрос.

Меня четыре составляют,

Меня вражда их убивает.

Коль удалось бы их друг с другом примирить,

Меня б души тогда никто не смог лишить.

Траву зелёную всю губит их вражда,

Друг, угадай, кто я такой тогда?

Третий вопрос.

Было нас четыре – только три сейчас,

Было пять, – четыре лишь вольны из нас.

Мы б не исцелились, не будь одного.

Угадай-ка, милый, как зовут его?

Четвертый вопрос.

Что это?

Коль друзья в подмогу, – победим в войне!

Воевать не станешь, воинов коль нет,

Четверо в сражении этом мне нужны.

Угадать не можешь, где сейчас они?

Первый ответ.

Капля быстро в круг сей вступает,

Между них треугольник с квадратом пространство занимают.

Каплю выжмешь, то тогда,

Тебя покинут бедность, риск, нужда.

Второй ответ.

Коль хищников ты этих желаешь примирить,

Что б не смогло ничто их друг с другом разлучить,

В огне горя, троих ты соедини огнём,

И обретёшь сокровище, столь ценное потом,

Что даже не окупит его и Карл из Гента,

Хотя богат он знатно, как получатель ренты.

Третий ответ.

Один, к нему четыре – в итоге будет пять,

Но три и единица четвёрку могут дать,

Коль три создашь, то лучше, когда в одно соединишь,

А если этого не можешь, то ничего не совершишь.

Четвёртый ответ.

Великаны наши –

От зелёных пашен,

А из глуби горной

Выйдут наши гномы.

Южные вулканы

Породят люд странный,

И дадут нам воды

Духов, дев природы.

Наша влага рук не мочит.

Какова? Узнай, кто хочет!

Универсальный и окончательный ответ.

На Венериной горе, во зелёной роще,

Обретёшь ты свой ответ, если сильно хочешь.

Семь учеников по ней вверх и вниз снуют,

С удовольствием они свой напиток пьют

И всё тешатся они с девами прекрасными,

Коих поцелуями дарят нежно страстными.

Любовь их тело изнуряет,

Так женщину те обожают.

Твой вопрос любезно они разберут

И ответ немедленно на него дадут.

Перестань о прочем ныне вопрошать,

Мне тебе нет смысла дальше отвечать.

Высочайшее разъяснение о Солнце и Луне.

О единство Трёх святое,

Что хвалы всегдашней стоит,

Прежде прочих бытия

В жидком пребывал лишь я!

Стойкий, твёрдый я состав,

Дух вошёл в меня, придав

Душам проклятым страданье,

Но невинных ждёт призванье.

Все дальнейшие слова

Не любая голова

Может вместе с тем усвоить,

Нечего на текстах строить,

Тайна здесь большая скрыта,

Так внемли, коль башковитый,

Может, с временем поймёшь.

С Божьей помощью возьмёшь

Часть одну от неживого

Тела Солнца золотого.

Всех оно планет венец,

Правит небом, и мудрец

Всякий это опознает,

Сколько бы не разделяет

Расстоянье от него.

Дай же дюжину глотков

Сделать ей и будь таков –

В воду кинь его, топи

После. Как окончишь, жди.

Блеск всё это утеряет,

Говорю, я то, что знаю.

Двадцать дней, ещё четыре

Замочи его в сортире,

И вода того окрасит

Мертвеца всё красным. Кстати,

Всё из-за раствора то

С путрефакцией, ничто

Лживого в том сказе нет,

Говорю я свой секрет.

Дням, как видно, к двадцати

Может то произойти,

Что то Солнце посереет

И, как ворон, почернеет

После. А душа, стихии,

То почуяв, вмиг нагие

В страхе скоро побегут

Из своих жилищ, от пут

На свободу вырываясь,

Прямо в небо устремляясь

Прочь от тела мертвеца.

От подобного конца

Горько, сирые, рыдают.

Вот что далее бывает:

Слёзы, бедненькие, льют,

Тело мёртвое берут

И кладут его в могилу,

Что б распад тот закрепила.

Прежде чем стать прахом, тленом,

От природы во Вселенной

Все здесь сущности возникли,

Так исследуйте, их лик ли

Изменился, или был

Тот же, как его творил

Создающий все творенья.

Где взялись, там – их успенье.

А стихиям всем дана

Их обитель – вышина.

Там же стать в свой час они

Чище и светлей должны,

Нужно сделать так семь раз ( семикратная ректификациия явно указывает на операцию по получению Философского Меркурия. Адепт Ириний Филалет, например, пишет. “Мудрецы говорят, что Орлы должны пожрать Льва, и чем больше их будет, тем бысгрее это произойдёт, число их разнится от 7 до 9» См.: Secrets reveal’d or, an open entrance to the shut palace of the king, London 1669-),

Водных погрузить тотчас

Всех во влажную могилу,

Что б она пыл остудила,

Чтоб очистить и омыть

Прах, что нужно сохранить.

Вестник Господа витает

В воздухе, там пребывает

Часть другая, о какой

Забывать нам – путь дурной.

Перья крыл его прекрасны,

Душу воротить он властен,

В то же тело возвращает,

Часть тем самым осветляет.

Это к радости для пав.

Мы рассмотрим птичий нрав,

Дивны и пестры павлины,

В оперении их ныне

Блещут краски всех цветов,

В помощь чтущим ремесло.

Есть одна, Луны прекрасней,

Побеждает кто все страсти,

В белом платьице, чиста,

В том, что всё белей холста.

Отдели же половину,

Сохранив первопричину.

После далее внимай,

Дней чрез 70 хватай

Ты готовую другую,

Времени она взыскует,

Ведь мужские семена

Вобрала в себя она,

А затем стяжает славу,

Как пройдёт тот срок, то здравой

Станет, взявши цвет лимона,

Годной, крепкой и законной,

Только надобно согреть,

Слушай, лучше день иметь

Иоаннов окончаньем.

Та же часть, что уж названьем

Почтена, внимай и помни,

Семя женское, наполни

Жёлто-красным ты мужским

Белизну её, таким

Брак меж мужем и женой,

Выждав нужный срок, устрой.

Вместе их запри в сосуде,

Путрефакцией то будет.

Замок крепкий должен быть,

Не могли что б дверь открыть,

Хоть от сурового заточения

Они и не испытывают огорчения.

Пусть природа здесь для нас

Поработает, запас

Исчерпав, и принесёт

Свой для мира сладкий плод.

Так начало всех начал

Совершается, немал

Вес его, оно зовётся

Первовеществом. Начнётся

Опущение стихий.

Часть одна из этих вниз

Двинется. Огонь принудит

Стать единым их в сосуде.

Кто узрит такое диво,

Будет радостен нелживо.

Этот случай даст один

Благородных час родин

И свой несказанный плод

После чудный принесёт,

Внешний вид его прекрасен,

Здрав, силён он, безопасен,

По своим природным свойствам

Он превыше беспокойства

Дел земных, богатств и славы.

Что бы обрести то право,

Он обязан протомиться

Дней сто тридцать. Всё свершится,

Как Господь нам обещал,

Пастырем Он добрым стал.

Духом Он животворит

Тело мёртвое, целит

И к престолу поднимает.

Лишь оно достигнет рая,

Духом став при том вполне,

То опустится к земле.

Дух обратно возвратится,

С телом вновь соединится,

К жизни вечной пробудив.

Прочен их союз, разрыв

Не причастен к ним вовеки,

Вот, зовётся что средь неких

Философским камнем. Цвет

Он даёт Луне в ответ.

Но коль хочешь получить

Зелье красное, достичь

Этого и почивать,

Сделав всё, чего желать

Было можно, то сильнее

Сделай жар огня, кто верит,

Половину прибавляет,

Красного так достигают,

Что тебе тогда даст средство,

Исцеляющее бедства

У людей и у металлов,

Время восхвалить настало

Мне его и Богу с ним.

Множество мы породим,

Раскалив и растворив,

И затем опять сгустив.

После, когда час придёт,

Повторим наоборот.

Следуй так за мною вслед

И не сетуй: путь побед

Долог, тяжек, многотруден.

То питанье водам будет,

Тысячу наполнит раз,

Силу даст последним, власть.

Всюду ей хвала звучит,

Ведь в себе она таит

Силу, мощь и совершенство.

Ты на воду ту подействуй:

Золото и серебро

Закрепи с ней заодно.

Плод она произведёт,

Чудо-чадо принесёт,

Равного какому нет

И не знает целый свет.

Здесь окончить надо речь,

Мудрым надо что беречь,

Что б Он пользу даровал

Знающим, кто всё послал

Им, свои сердца раскрывшим,

Всеми душами хвалившим.

Хоть убытки потерпели,

Со стези сошли, скорбели,

Обрели всё ж путь искомый

И близки теперь к благому.

А с алхимией правдивой

Лжи остерегайтесь льстивой,

Что б могли вы защититься,

Философских книг страницы

Перечтите, поиск вечный

Не бросайте тайн сердечных.

Мысли все тому отдайте –

В притчах древних примечайте

Истину, что скрыта там.

И природы по следам

Следуйте во всём бесстрашно.

Не узнаете бед важных.

Кому Богом даровалось,

То понять слова осталось

Эти. Всем они известны,

Мудрыми открыты честным.

Сим доволен будет каждый,

Утолить пошлёт Бог жажду

Нашу, даст нам ум, терпенье.

Мудрость – Божие спасенье!

1480 г.