Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Annotation 4 страница



Листы со скудной ориентировкой на Мунина, полученные от генерала, до поры легли в сторону. Как искать исчезнувшего историка, в целом понятно. А первым делом предстояло разобраться с рефератом, который Академия получила от розенкрейцеров, и составить представление об основном тексте. Не зря говорят мудрецы: в жизни стереть ничего нельзя, но дорисовать можно.

Поначалу Салтаханов отвлекался от чтения и лазал в интернет за справками, но скоро понял, что такими темпами далеко не уедешь. Придёт время и для деталей. А сейчас волку надо не кусок-другой урвать: его цель – овладеть добычей целиком. То есть попытаться нащупать тайну трёх государей, которая стоила жизни паре академиков. И Салтаханов принялся внимательно изучать страницу за страницей.

Конечно, Псурцев слукавил – исследование выходило далеко за рамки школьного курса истории. А сведения о жизни Ивана Четвёртого, Петра Первого и Павла, собранные Муниным, подтверждали: государи настолько же похожи друг на друга, насколько отличаются от остальных правителей.


 

Царь Иван Четвёртый Грозный (реконструкция по черепу).


 

Император Пётр Первый.


 

Информацию о выдающейся троице историк разложил по полочкам. Полочек оказалось двенадцать: рождение, образование, правление, законотворчество, отношения с духовенством, артиллерийская тема, война, рыцарство, лев с единорогом, строительство, семейная жизнь – и, наконец, итоги царствования.

Салтаханов пошёл от полочки к полочке вслед за Муниным, прихлёбывая чай и составляя конспект.

Иван Васильевич родился в 1530 году. С трёх лет он – великий князь московский, а мать – регентша при малом сыне. Однако на деле страной управляла семибоярщина. В шестнадцать лет Иван обрёл реальную власть, венчался на царство по строгому византийскому обряду и стал первым русским царём. Из великого княжества Московского создал новое государство – Россию, династическую наследницу Византии. Прожил пятьдесят три года. Умер скоропостижно от обострения хронической болезни.

Пётр Алексеевич родился в 1672 году. Венчан на царство десятилетним мальчиком, регентшей стала его старшая сестра. Сперва у власти сменялись временщики, а семнадцати лет Пётр начал править самостоятельно. Возвёл Россию в ранг империи и стал первым российским императором. Прожил пятьдесят три года. Умер скоропостижно от обострения хронической болезни.


 

Император Павел.


 

Павел Петрович родился в 1754 году. В возрасте восьми лет после убийства отца оказался единственным законным претендентом на престол. Мать сперва предполагала стать регентшей малолетнего сына, однако позже всё-таки воцарилась под именем Екатерины Второй. Вопреки ожиданиям она не передала власть по достижении Павлом совершеннолетия. Корона досталась ему только в сорок два, после смерти матери. Павел успел совместить титулы императора и главы Русской православной церкви. Четыре года спустя его убили заговорщики, однако, по официальной версии, смерть государя наступила от обострения хронической болезни.

В умелых руках Салтаханова реферат постепенно превращался в привычное досье, с которым удобно работать. Портреты подследственных необходимы – куда же без них?

Иван Четвёртый получил великолепное образование, знал иностранные языки, обладал феноменальной памятью и редкой эрудицией. Он был тонким стилистом, талантливым писателем и поэтом: в православном церковном каноне до сих пор сохранились его литургические тексты. Славился как блестящий оратор. Друзья и недруги сходились на том, что царь Иван – «муж чюдного разсуждения, в науке книжного поучения доволен и многоречив зело». О библиотеке Ивана Грозного по сию пору ходят легенды, а первые российские книги напечатаны на его собственные деньги.

Пётр Первый говорил на нескольких языках, прекрасно знал математику, военное и морское дело. Всю жизнь глубоко интересовался науками, был выдающимся инженером и фортификатором – его называли одним из самых образованных государей Европы. Ганноверская курфюрстина утверждала: «Если бы Пётр получил лучшее воспитание, то из него вышел бы человек совершенный, потому что у него много достоинств и необыкновенный ум».

Павел славился не только блестящим образованием. Его заслуженно считали выдающимся интеллектуалом, отмечали весёлый нрав и остроумие: «Шутки Павла никогда не носят дурного характера». Иностранные современники восхищались его памятью и талантами ещё в молодые годы. «По остроте своего математического мышления Павел мог бы быть российским Паскалем», – писал один. «Французский язык и литературу знает в совершенстве, изящно понимая все тонкости, – отмечали другие. – Ничто полезное и поучительное не оставляется им без осмотра и подробного и тщательного изучения». Прусский великий герцог заявлял, что Павел Петрович, «кроме большого ума, дарований и рассудительности, обладает талантом верно постигать идеи и предметы». При французском дворе сокрушались: «Павел воспитан лучше, чем наши принцы»…

Чем дальше читал Салтаханов, тем больше удивлялся. Пётр – ещё куда ни шло, но Иван и Павел у Мунина выглядели совсем непривычно. Умные, образованные, талантливые – эти двое мало напоминали садиста и дегенерата из школьного учебника.

Семнадцатилетний Иван Васильевич превратил великое княжество Московское в царство Российское, а через два года радикально изменил систему управления. До него великие князья принимали все решения в узком кругу приближённых. Царь Иван созвал первый Земский собор – что-то вроде совета народных депутатов. Салтаханов не удержался от смешка, прочитав один из вопросов собора: «Как покончить с чиновничьим произволом и взятками? » Всё-таки почти пятьсот лет прошло, а толку-то… С тех пор Земские соборы участвовали в обсуждении самых острых государственных проблем. И ещё молодой царь ввёл в обиход «Судебник». Сотня статей нового уголовно-административного кодекса перевернули российскую жизнь – или, лучше сказать, привели её в порядок: в стране появился единый для всех Закон.

Из крутых реформ государя Петра Алексеевича в школе упирают на мелочь – европейскую одежду и стриженые бороды. А на самом деле Пётр создал Российскую империю, учредил Коллегии – первые министерства, и Сенат как высший законодательный орган власти. И уже с помощью сенатских законов, а не по произволу, через Коллегии-министерства принялся изменять страну.

Павел Петрович перещеголял обоих предшественников. Он каждый день издавал по нескольку новых законов. Многие касались государства в целом, однако в первую очередь Павел наводил порядок в столице – вплоть до указаний, какую носить одежду, когда звонить к обеду и когда гасить свет. Он обязал всех дворян служить, а заплывшей жиром гвардии напомнил о строгой дисциплине и крепко прижал хвост…

Конечно, реферат Мунина выглядел очень познавательным, но на расшифровку тайного знания не тянул.

Салтаханов посмотрел в настенный календарь и, вздохнув, передвинул указатель даты на пятнадцатое марта. Романтическую встречу, назначенную на минувший вечер, пришлось отменить ещё по дороге в офис. Здорово всё-таки поддел его генерал насчёт баб! Водился такой грешок за Салтахановым – был он любвеобилен и пользовался ответным женским вниманием. Но о том, что коллеги, их языком выражаясь, берут на карандаш подробности его личной жизни, Салтаханов до разговора с Псурцевым особо не задумывался. Зачем жить с оглядкой холостому-неженатому?

Ладно. Как в студенчестве говорили: любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Салтаханов здорово проголодался. Самое время навестить круглосуточный магазинчик неподалёку, купить чего-нибудь из еды, а заодно проветрить голову – и вгрызаться в дело дальше. К утру надо закончить разбор писанины Мунина, чтобы набросать план действий.

Салтаханов глянул в зябкую снежную темень за окном, надел пальто и зашагал к выходу по безлюдному ночному коридору петербургского бюро Интерпола.

6. Долгая ночь: Hierophantes
 

Иерофант.

Тот, кто разъясняет священные понятия. Учитель учителей. Толкователь тайн. Главный из посвящённых, чьё имя запрещено произносить вслух…

…и Псурцев называл своего ночного гостя – Иерофантом, хотя прекрасно знал, кто он.

Генерал не стал рассказывать Салтаханову, как в девяностые годы среди новых русских розенкрейцеров у него постепенно появились свои люди. Не стал рассказывать, как сделал ставку на самого толкового – с обоюдной выгодой: розенкрейцер получал беспрепятственный доступ к документам в секретных архивах, а генерал – информацию о работе влиятельной международной структуры.

И тем более не стал рассказывать Псурцев, как самый толковый за два десятка лет прошёл всю иерархию ордена снизу доверху – при постоянной поддержке генерала. Оба давно привыкли к агентурным псевдонимам, а теперь уже и статус требовал называть розенкрейцера Иерофантом.

Роль ордена Розы и Креста в истории человечества окутана многовековыми легендами. Розенкрейцеры – это армия из сотен тысяч Ревнителей, Учеников, Теоретиков, Практиков, Философов, Младших Адептов, Старших Адептов, Свободных Адептов, Магистров, Магов… На высшей ступени стоят Верховные Маги. Но целиком братство подвластно лишь двенадцати Иерофантам. Они царят над всеми – от Ревнителей до Верховных Магов – и незримо управляют орденом.

Один из Иерофантов сидел сейчас напротив Псурцева в мансарде потайного этажа Академии. На голову наброшен капюшон куртки, лицо закрыто медицинской маской, руки в перчатках, на глазах – тёмные очки, странно выглядящие ночью в полумраке кабинета.

– Вам же неудобно, – сказал Псурцев. – Снимайте весь этот маскарад и поговорим нормально. Я предпочитаю смотреть собеседнику в глаза.

– А я предпочитаю встречи в более укромных местах, – глухо откликнулся из-под маски Иерофант. – Пришлось бросить все дела по вине ваших людей, которые полезли туда, куда лезть было не надо. Не узнаю вас, генерал. Что произошло?

– Именно это меня сейчас больше всего интересует, – Псурцев буравил взглядом стёкла очков Иерофанта. – Погибли два моих сотрудника. Поэтому я жду объяснений: за что их убили?

Под маской булькнул смешок.

– Вы считаете, я должен это объяснять? Вместо того чтобы контролировать происходящее, ваши люди инсценировали уличное ограбление. Я мало знаком с этой областью деятельности, но даже по закону больших чисел грабителям не может везти постоянно.

– Мне не нравится ваша ирония.

– Это не ирония, – Иерофант закинул ногу на ногу. – Мы давным-давно договорились о порядке обмена информацией. Сегодня американка должна была получить материалы исследования, а я – передать их вам вместе с результатами анализа. Именно в такой последовательности. Но, оказывается, вы за моей спиной влезаете в цепочку первым. Причём, как я понимаю, это происходит систематически, просто система вдруг дала сбой.

– Иерофант! – прорычал Псурцев. – Давайте договоримся ещё раз. Во всём, что связано с национальной безопасностью, я буду поступать так, как считаю нужным, и не спрашивать у вас ни совета, ни тем более разрешения.

– С каких пор открытые данные о событиях двухсот-трёхсотлетней давности стали вопросом национальной безопасности?

– И это тоже позвольте мне решать самостоятельно. Сейчас речь о другом. Вы уверяете, что исследование Мунина не содержит никакой тайны и не представляет особого интереса. А по-моему, вы пытаетесь меня обмануть.

Удивление Иерофанта было неподдельным:

– С чего вы взяли?

– С того, что просто так из-за стопки бумаги с цитатами из школьного учебника людей не убивают. Я мог бы допустить, что Мунин расправился с уличными грабителями. Чёрт его знает – у народа сейчас по карманам чего только не напихано: электрошокеры всякие, травматика… Да хоть отвёртки заточенные. Но мои-то – не шпана какая-нибудь! – Псурцев грохнул кулаком по столу. – Это были офицеры, прошедшие спецподготовку и вооружённые! А их разделали, как свиней на бойне! Мунина прикрывала группа ещё более крутых парней, которые были не против того, чтобы материалы попали к вам, но не хотели, чтобы они достались кому-то ещё. И я спрашиваю снова: почему?


 

Свиток Торы.


 

Иерофант чуть сдвинул маску и помолчал, теребя кончик носа.

– Всё это для меня полная неожиданность, – наконец сказал он. – Темой, которую разрабатывал Мунин, до него занимались многие. Ничего такого, на что стоило бы обратить особое внимание, никто ни разу не обнаружил. Я просмотрел автореферат исследования – это разве что немного шире и немного глубже, чем у других, не более того. Но если дело обстоит так, как вы говорите, мне нужен весь комплект материалов. Всё исследование целиком. И желательно – вместе с автором.

– Мои люди уже работают над этим. А вас я бы попросил теперь уже внимательно изучить автореферат и выдать заключение о причинах такого пристального интереса третьей стороны.

– Вы знаете, что Коран только на арабском языке считается в полном смысле священной книгой? – помолчав ещё немного, вдруг спросил Иерофант. – Как Тору переписывают, знаете?

– Понятия не имею, – признался озадаченный генерал.

– В переводе неминуемо уходят тончайшие нюансы, заложенные автором. Ускользает идеально выверенный смысл. Вдобавок при чтении вслух на другом языке звук имеет совсем другую мелодику. Изменяется механизм физического взаимодействия с пространством, смещается точка резонанса. Это что касается Корана. Что же касается Торы – есть типографские книжечки, с которыми всё понятно, а есть свитки, которые хранятся в синагогах. С ними проводят службы и совершают обряды, их выносят к людям на праздники… Так вот, это не книги, а именно многометровые свитки, которые по сей день пишут на тончайшей выделанной коже. Вернее, не пишут, а переписывают, или даже перерисовывают: сначала наносят тонкий контур буквы, а потом её закрашивают. Причём переписчиком не может стать простой прихожанин, даже очень старательный и грамотный. Это должен быть специалист, который прошёл многолетнее обучение. Скажем, в Торе есть нечитаемые знаки, вроде короны над буквами. Евреи спорят – то ли это украшения, то ли ещё что-то, но всё равно воспроизводят их в мельчайших деталях. Поэтому Тора в сегодняшней синагоге выглядит в точности как Тора, написанная тысячу лет назад или даже больше.

– Благодарю за лекцию, – с усмешкой кивнул Псурцев, – но вы обратились не по адресу. Тора, синагога… К чему весь этот Ветхий Завет?

– К тому, что порой исключительную важность имеет не только – чтó написано, но и – кá к написано. В таких случаях требуется не имитация, а оригинал или прецизионно точная копия. Возможно, работа Мунина представляет самостоятельную ценность – именно в том виде, в котором он её собрал. Получается, мы это проморгали, а кто-то…

Иерофант снял тёмные очки и взглянул из-под капюшона в глаза Псурцеву.

– Вы сказали о третьей стороне, которая проявила к исследованию повышенный интерес. Очевидно, вам не известно, кто это. Но хотя бы предположения есть?

– Я всё-таки жду от вас экспертного заключения о содержании автореферата, – сказал Псурцев, не отвечая и не отводя взгляда: его устраивало то, к чему пришёл разговор. – Как только появится какая-то информация по Мунину, тоже сообщу немедленно.

7. Долгая ночь: Как в старые добрые времена
 

– Ни хрена себе! Я и не знал, что у них по религиозной части так сурово было, – сказал Варакса.

Он сидел в кресле у журнального столика, обложенный бумагами из папки Мунина, и задумчиво перебирал чётки. Одинцов знал эту его привычку – постоянно вертеть что-нибудь в цепких сильных пальцах.

Не с пистолетом же играть Вараксе! Это удел безмозглых мальчиков с YouTube, рыночных охранников или ваххабитов из теленовостей. Бывалый воин принял из рук Одинцова захваченный ПСС, осмотрел, разобрал, собрал, перезарядил – и сунул сзади за пояс. А взамен появились чётки.

Странная это была вещь, сделанная по никому не ведомым канонам. На прочную толстую нить Варакса нанизал резные нефритовые камни из Китая, похожие на сморщенные сухие финики; колючие косточки индийской рудракши и серебряные кубики с буквами иврита на гранях; сгустки тёмного янтаря, напоминающие фундук, и египетских скарабеев из бирюзы… Вся эта всячина то замирала, то текла у Вараксы между пальцев.

– Я тоже думал, что цари всегда заодно с попами, – Одинцов отложил в сторону очередной прочитанный лист. – Религия – опиум для народа и всё такое, как на политзанятиях учили. А тут, оказывается, вон что…

Содержимое папки Urbi et Orbi уводило всё дальше от привычных представлений об истории. Первые несколько глав про Ивана Грозного, Петра Первого и Павла остались позади. Одинцов с Вараксой добрались до раздела, где Мунин описал своеобразную религиозную активность трёх монархов и пришёл к выводу о явном конфликте. Государи методично утверждали божественное происхождение своей власти, а церковь возвращали к исходной функции – обслуживать эту власть по идеологической и ритуальной части.

Великий князь Иван Васильевич начал с того, что принял царский венец. По древнему обычаю его голову помазали священным миром – особой смесью благовоний. То есть первый русский царь обозначил себя помазанником Божьим и прямым наследником византийских владык. Византийцы, в свою очередь, наследовали ветхозаветному царю Давиду. А Давид получил власть напрямую от Всевышнего – он был не только правителем, но и священником.

Стало быть, царь Иван первым в российской истории нарушил границы многовекового церковного владычества. Посягнул на монополию.

Дальше он устроил совещание религиозных иерархов, которое назвали Стоглавым собором, потому что в принятом своде церковных законов оказалось ровным счётом сто глав.

На соборе Иван Васильевич обвинил служителей церкви в безнравственности. Запретил церковникам давать людям хлеб и деньги в долг под проценты. Запретил вмешиваться в государственные дела. Запретил скупать земли, а те наделы, которые бояре роздали монастырям за время его малолетства, забрал обратно…

– Короче говоря, врезал этим ребятам по карману со всей дури, – просто сформулировал Одинцов. – Могу себе представить, что там началось.

– При таком раскладе Ивана заживо сожрать должны были, – согласился Варакса. – Тем более пацан совсем, двадцать лет… Но ведь смотри-ка ты, не сожрали!

– Боец, – резюмировал Одинцов, и они стали читать дальше.

Пётр Алексеевич продолжил дело своего дальнего родственника Ивана Васильевича. Но не только тем, что сменил царский венец на императорский и встал вровень с влиятельнейшими монархами Европы.

По указу Петра Первого церковные земли передали в государственное управление. А потом и самой церковью вместо патриарха стал управлять Синод – всех сотрудников которого, вплоть до главы, назначал император. То есть руководящие церковники стали чиновниками, которые приносили присягу государю.

– Выходит, патриарха не в семнадцатом году отменили? – удивился Варакса, и чётки извивались в его пальцах. – Не при большевиках, а чёрт-те когда, при Петре?!

Павел Петрович, правнук Петра Первого, пошёл ещё дальше. Одежды, которые он заказал для коронации, походили на платье первосвященника. Павел изменил церемонию коронации и, как получивший власть от Всевышнего, сам возложил на себя императорскую тиару. Предыдущие российские государи носили титул покровителей церкви – император Павел объявил себя её главой.

И даже это не всё. Новоявленный глава православной церкви возглавил древний орден рыцарей-госпитальеров и стал участвовать в католических богослужениях. А ещё – уравнивал права сословий, общался с протестантами и мусульманами, выступил судьёй в историческом еврейском споре, запретил преследовать старообрядцев и вернул из ссылки масонов…

– Толерантный был товарищ, – заметил Одинцов. – И вашим, и нашим. Но Академии-то какое до всего этого дело?

Они с Вараксой выкарабкались из религиозных дебрей и подкрепили силы порцией кофе с бутербродами. Посыту дело пошло веселее – тем более следующие разделы касались царской артиллерии и военных кампаний.

– На хрена козе баян, – поддержал Варакса. – А ты обратил внимание, что твой приятель документы в архиве ГРАУ заказывал?

Действительно, на многих копиях стояли архивные штампы Главного ракетно-артиллерийского управления.

– Само собой, – пожал плечами Одинцов, – а чему тут удивляться?

– Недавно архив ГРАУ вдруг то ли закрыли, то ли уничтожили. Ты не знал?

– Нет, а почему я должен об этом знать?

– Ну мало ли, – уклончиво ответил Варакса и снова смерил Одинцова взглядом. – Может, академики через архив Мунина зацепили?.. Ох, как мне всё это не нравится! Ладно, что там насчёт артиллерии?

Молодой царь Иван штурмом взял Казань под громовые раскаты своих пушек – за это ему дали прозвище «Грозный». Он первым в мире создал полковую артиллерию и сделал её отдельным родом войск. Шпионы доносили властителю Священной Римской империи: «К бою у русских постоянно готовы не меньше двух тысяч орудий». О громадных московских гаубицах, стрелявших ядрами по двадцать пудов, в Европе рассказывали с ужасом. И особенно отмечали невероятную долговечность орудий, отлитых по приказу царя Ивана: они служили десятилетиями.

Пётр Первый с младых ногтей числился гвардейцем-бомбардиром. В Европу ездил инкогнито именно как артиллерийский офицер, а когда шведы под Нарвой уничтожили русскую артиллерию – велел снять колокола с церквей и перелил их в новые орудия. С помощью ближайшего сподвижника, потомка шотландских королей Якова Брюса, он снова сделал своих пушкарей лучшими в мире.

Павел тоже увлёкся артиллерией с ранних лет, когда по примеру Петра держал потешные полки. Его первейшим приближённым стал артиллерист Аракчеев. Вместе с ним Павел Петрович третий раз в истории сделал русские пушки лучшими, причём настолько, что и после его смерти они ещё долго наводили страх на всю Европу.

– Интересное дело, – сказал Одинцов. – Помнишь анекдот про мужиков с лопатами?

– Нет.

– Идут они по газону один за другим, землю роют. Их старушка спрашивает: «Что вы делаете? Первый выкапывает ямку, второй закапывает… Зачем это? » А мужики отвечают: «Ты, бабка, ничего не понимаешь. Второй – на самом деле не второй, а третий. Второй должен был сажать деревья, только он не пришёл».

Варакса хохотнул так, что Мунин заворочался во сне.

– Хорошая байка, очень российская… Только к чему?

– К тому, что у царей то же самое получается, – пояснил Одинцов. – Иван Грозный сколько правил? Больше тридцати лет. И наворотил за это время – мама не горюй. То есть ямки он выкопал, но деревья так никто и не посадил. Следующие цари только закапывали ямку за ямкой. Считай, Петру заново пришлось многое делать. После него опять что-то профукали, а Павел восстанавливал… Может, Мунин прав, и у этих троих была какая-то инструкция?

Похожие странности в делах военных наводили на ту же мысль.

Когда Иван Грозный взял Казань – все понимали: главный враг ещё южнее, в Крыму, откуда волнами катятся набеги на Московию. Ждали, что Иван Васильевич соберётся с силами и после разгрома Казанской орды навсегда покончит с ордой Крымской.

Однако царь вдруг двинул войска в противоположную от Крыма сторону и затеял изнурительную Ливонскую войну на Балтике. Понадобились тамошние земли? Вроде так. В списке захваченных и построенных городов обнаружились названия, хорошо знакомые Одинцову с Вараксой: Выборг, Иван-город, Нарва, крепость Орешек – это же вокруг да около нынешнего Петербурга…

…но потом за мир с потревоженной Польшей царь неожиданно предложил отдать почти всё, что завоевал. Значит, интерес его был в другом. А в чём? Он ведь и престол готовился переносить из Москвы на север: отъехал со всем двором в Александровскую слободу, потом вдруг принялся строить новую столицу в далёкой Вологде – и столь же внезапно бросил.

Через полтора столетия Пётр Алексеевич весьма последовательно воплотил в жизнь планы Ивана Васильевича. Он тоже сперва двинулся на юг Азовскими походами. Однако основную войну до конца дней вёл всё на той же Балтике. Снова осаждал Выборг, снова бился под Нарвой и штурмовал крепость Орешек… Иван Грозный начинал строить флот в Вологде – и первые корабли Петра сделаны вологодскими мастерами.

Правда, не в северную Вологду переехала из Москвы столица, а в совсем уж неожиданное место, на северо-запад. Пётр отвоевал у шведов землю вдоль Невы, которая течёт из моря Ладожского в море Балтийское. В дельте могучей реки он спешно заложил город и заставил придворных обживать невские болота.

Зато когда дела по этой части были закончены, Пётр снова повернулся к югу. Отправил войско даже не к Чёрному морю, а дальше, в Азию. И если бы не смерть его внезапная – как знать, докуда дошли бы русские солдаты? Мунин приводил мнения учёных: мол, самая успешная европейская армия, вооружённая самой передовой артиллерией, могла шутя перекроить карту тогдашнего мира.

– Много эти гражданские понимают! – Варакса фыркнул. – Шутя перекроить…

– Кашу заварили бы – это точно, – сказал Одинцов. – Тем более с хорошими пушками. Но слишком далеко. И по дороге турки, персы, Ирак, Афган… А там за триста лет ничего не поменялось. Как не было порядка, так и нет.

– И не будет, – мрачно подытожил Варакса, играя чётками. – Сам знаешь.

Одинцов знал.

– Ладно, – вздохнул он, – с Иваном и Петром понятно. А с Павлом как у нас?

Император Павел необычным образом взялся за город, который оставил ему Пётр. Он стал приводить столицу и столичную жизнь в порядок настолько идеальный, что взвыли все – от светской публики до лощёной гвардии.

В южных краях Павел тоже продолжил дело Петра. Созданный прадедом флот воцарился на Средиземном море. Русские моряки захватили остров Корфу и высадили морские десанты в Италии. Суворов со своими чудо-богатырями громил французов на швейцарской земле. И ещё Павел отправил экспедиционный корпус в Азию – точно так же, как Пётр. И точно так же поход в самом начале прервала внезапная смерть императора…

Варакса потёр кулаками глаза и отложил бумаги.

– Слушай, завтра денёк у нас – ого-го, – сказал он. – Давай так: сейчас отбой и сто двадцать минут крепкого здорового сна. Потом трясём твоего парнишку – и решаем, что дальше. Идёт?

Возражать Одинцов не стал.

– Идёт. Только дальше у нас по-любому встреча с прекрасным. Надо на рыцаршу заграничную посмотреть.

8. Долгая ночь: Рыцарские игры разума
 

То, что Ева не хотела спать, было и плохо, и хорошо.

Плохо потому, что она специально прилетела в Петербург за несколько дней до начала научного семинара, чтобы успеть адаптироваться к разнице во времени.

Хорошо потому, что в Нью-Йорке сейчас – разгар дня, и Ева была в хорошем тонусе. Ничто не мешало покопаться в записках русского историка.

Собственно, доклад по его работе она и собиралась готовить в ближайшие дни. Мунин прислал реферат и обещал передать папку со всеми материалами. Однако получилось по-дурацки. Он позвонил и сказал, что подходит к кафе, где Ева назначила встречу. Она скоро тоже была на месте, но историк будто сквозь землю провалился и ещё мобильный выключил.

До сих пор таких шуток с ней никто себе не позволял. Ева прождала впустую битый час, в мыслях несколько раз изощрённо уничтожила нахального лузера – и, отведя душу, выбросила его из головы. Мальчик, считай, поставил крест на карьере в ордене, зато у неё высвободился лишний день для знакомства с Петербургом, который русские называют своей культурной столицей.

Из кафе Ева вернулась в квартиру, снятую неподалёку. Раскрыла макбук, порыскала в интернете и составила себе шикарную экскурсионную программу. Она решила лечь спать пораньше, чтобы хорошенько выспаться, встать утром не по нью-йоркскому, а уже по здешнему времени – и начать увлекательное путешествие. Съездить в Гатчину или в Царское Село, потом обратно…

Насыщенный план стал рушиться с первым же телефонным звонком. Глава местной Духовной Школы розенкрейцеров спросил, как продвигается работа над докладом по исследованию Мунина, – и очень удивился, когда узнал, что автор исчез вместе с документами. Расспросил о деталях, принёс извинения за случившееся, назвал всё досадным недоразумением и обещал скоро перезвонить.

Ева успела сделать несколько расслабляющих упражнений тайчи, принять душ и наложить на лицо косметическую маску. Следующий звонок был из Амстердама. На этот раз Муниным интересовался уже глава Русской комиссии ордена, от которого Ева получила поручение встретиться с историком. Пришлось повторить рассказ про пустое ожидание в кафе.

– Будьте добры, пришлите мне реферат, по которому вы давали заключение, – попросил на прощание глава комиссии.

Ева снова раскрыла макбук и отправила в Амстердам файлы, полученные от Мунина. Она занималась математикой, а об истории – тем более истории России – имела разве что самое общее представление. Однако кто ясно мыслит, тот ясно излагает – это ещё Шопенгауэр заметил. Если бы соображения Мунина показались Еве путаными или надуманными, ни о каком докладе не было бы речи. Но логика её вполне устроила, и положительное заключение историк заслужил.

Интерес председателя Русской комиссии к творчеству Мунина выглядел необычно. Инициатива всегда исходит от соискателя, а не наоборот. Желает он подняться на следующую ступень? Орден предоставляет такую возможность. Мунин свой шанс не использовал, и это его проблемы.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.